Нажав отбой, Виктор со смесью боли и вины во взгляде уставился на экран мобильного. Электронные часы как обычно отсчитывали секунды, равнодушные ко всему, что происходит вокруг. Иконки "функций" и "контактов" подмигивали своей ежедневной неизбежностью, безмолвно обвиняя во лжи. Все как всегда, и в то же время не совсем так. Мужчина чувствовал себя предателем.

Корягин тяжело вздохнул. Ласковый голосок Зои — любимой жены — все еще стоял в ушах. Ее вопросы давили на нервную систему, напоминая, что мужчина ни на один из них не ответил правдиво. Обманывать безоговорочно доверяющую ему женщину было больно. Но необходимо. Понимая это, Семеныч все же не мог простить самого себя. Светлая, чистая душою Зоя, которую он боготворил, не заслуживала вранья, пусть и во благо.

— Что, хреново?

Голос соседа по палате заставил Корягина вздрогнуть. Виктор нервно передернул плечами, гоня от себя прочь грустные мысли. Гоня безуспешно.

— Местами, — отозвался он, кинув быстрый взгляд на вытянувшегося на постели пациента клиники. Убеленные сединой виски и помятое после сна лицо — обычное зрелище для этого места.

— Ясно, — прокашлял тот в ответ, будто на самом деле понимал его состояние.

— Да?

— Естественно, я сам до последнего не говорил, — поделился сосед, устремив взгляд в потолок. — Она у меня очень чувствительная, сама могла загреметь в больницу из-за переживаний, — поделился он кусочком своей жизни. — Нежная очень. Ранимая.

— Моя тоже, — откровением на откровение ответил Корягин. — Изведется вся.

— Вот-вот. И Ира такая же. Потому и молчал, пока на операцию не пришла пора.

— А-а-а, — Виктор не знал, что тут можно добавить.

— Правильно ты все. Вон до тебя, Ванька пять дней отлежал и домой, таблетки попивать. Так что, не стоит заранее…

— Не стоит, — поддакнул Виктор на автомате, мысли его уже были далеко от этого разговора.

Будучи человеком своеобразного склада, Семеныч всегда доверял собственной развитой интуиции. Пусть большинство считало, что прислушиваться к внутреннему голосу — прерогатива женского пола, он придерживался иного мнения. Да и как иначе, если этот самый голос никогда мужчину не подводил. По большому счету именно благодаря ему Корягин многого добился в своей жизни — из уличного художника вырос в уважаемого всеми владельца реставрационной фирмы. И даже сейчас, будучи занят совсем иными делами, Корягин не мог игнорировать тревожные посылы, что рождались интуицией и заставляли мужчину нервничать непонятно почему.

Его сосед по комнате все также продолжал развивать мыль о необходимости ставить близких в известность о пребывании в клинике или отсутствии таковой. Семеныч краем уха слушал его, умудрялся вовремя кивать, ибо большего этот монолог от него не требовал, а сам раздумывал совсем о другом. Различные мысли друг за другом проносились в сознании руководителя "Пандеума", оформляясь, но пока не находя связи между собой. Введенский, Макаренко, икона, Мара — почему-то ему казалось, что за всем этим он что-то упускает. Что-то важное!

Заново прокручивая в памяти события последних недель, Корягин сосредоточился на том, чтобы выискать среди них единственно важное. Способное соединить остальные в стройную логическую цепь.

Он ощущал себя студентом, который, до боли сжав в сведенных судорогой пальцах кусочек мела, переминается с ноги на ногу у доски, пытаясь вспомнить недостающий фрагмент формулы, в то время как профессор уже начал нетерпеливо постукивать ручкой по развороту зачетной книжки, напоминая о печальном исходе проваленного экзамена. От этого звука сердце в груди замирало, а мозг лихорадочно перебирал все возможные варианты, уже не опираясь на размышления, а действуя методом "тыка" — попадешь, не попадешь.

Когда Корягин примерял очередное недостающее число, сосед по комнате прекратил свои словоизлияния и прибавил громкость телевизора. Транслировались новости, и Виктор непроизвольно заострил на них внимание. Восторженный голос диктора вещал с голубого экрана о прославленном меценате, который передал музею изобразительных искусств несколько бесценных по своему значению в мире изящного картин.

От услышанного в голове Семеныча что-то щелкнуло, и цепочка с громким лязгом сомкнулась. Березин стал недостающим звеном.

И от возникшего предположения мужчине стало не по себе. Корягин вновь схватился за телефон. Говорить при соседе желания не наблюдалось, а потому Виктор поднялся в постели и вышел в коридор. То, что он собирался обсудить, для чужих ушей не предназначалось.

* * *

В попытке избавиться от бушующей внутри злости, Игорь несколько раз с силой ударил ногой по спустившему колесу.

Это не день, а кладезь неприятных сюрпризов. Мало ему было того, что уже произошло, так еще и на саморез нарвался! Каких-то несколько километров не хватило, чтобы они сумели добраться до места назначения.

Металлическая шапочка издевательски подмигивала ему, немного возвышаясь над рисунком протектора. Сволочь!

"Хорошо хоть дождь закончился", — подумал Березин, направляясь к багажнику автомобиля. Другого выбора, кроме как самому менять колесо, у него не было.

Достав запаску, мужчина подкатил ее к капоту и бросил на мокрый асфальт. Предстояло вымазаться "дай Боже", а руководитель "Трейд-лимитед" этого ой как не любил.

— Выходи, время размяться, — со скрытым сарказмом посоветовал он своей попутчице, которая красила губы, опустив солнцезащитный козырек и открыв вмонтированное в него зеркальце. "Как будто специально для бабы сделали", — мелькнула злая мысль.

— Вот еще, там противно, — отозвалась девушка, картинно надув эти самые заново подведенные губки.

— Живо, а то помогать заставлю, — рыкнул в ответ Березин, помахав в воздухе домкратом.

Со столь весомым аргументом Наталья спорить не стала и покинула сухой и уютный салон, чтобы зябко поежиться от промозглой сырости, оставшейся после дождя. Но дверью все-таки хлопнула — маленькая демонстрация недовольства. Березин ее проигнорировал. Присев перед машиной на корточки, он пристраивал инструмент для поднятия кузова на место.

— Дьявол! — ругнулся мужчина, когда с первой попытки не получилось. Слишком давно он не занимался подобным спортом самостоятельно.

* * *

— Ну, и? Какими судьбами вас занесло в Воробьевку? — поинтересовалась Тамара у Руслана прежде, чем с видимым удовольствием отправить в рот очередной кусочек сочного красного томата.

Надаров также демонстративно прихлебнул пиво из кружки, собираясь с мыслями для ответа.

— Неужели вновь работа? — поддела она его, прожевав.

— На этот раз нет, — ответил Руслан, кинув приглашающий к беседе взгляд на Вадому. Но девушка его проигнорировала и уткнулась в содержимое своего бокала.

— Что же тогда? Достопримечательности? — выдвинула следующую версию Мара, на этот раз "заев" ее ломтиком золотистого картофеля.

— Опять мимо, — Надаров включился в навязываемую ему игру недомолвок.

— Хм… Даже не знаю тогда, — протянула Мара, в глазах которой светились смешливые искорки. — Или преследуешь?

— Все может быть, — обрадовал ее Руслан с кривой улыбкой на губах.

"Не далека от истины", — подумал оперативник, у которого все еще в голове не укладывалось, что "проклятая" Вадомы и интересующая его девушка — одно и то же лицо. Почему-то хотелось, чтобы это обстоятельство оказалось ложным. Как бы Надаров не относился в роду деятельности названной сестры — со скепсисом или без такового — впутывать в это дело Тамару ему не хотелось.

— Ваше лицо мне кажется смутно знакомым. Мы раньше не встречались? — оставив на время Руслана, Мара обратилась к сидящей напротив девушке. — Вадома — такое необычное имя, — добавила она вслух, словно это должно было освежить ее память.

Юная цыганка вздрогнула, услышав обращение в свой адрес. В свете изменившихся обстоятельств — знакомства Руслана с ее добровольно выбранной подопечной — девушка совсем растерялась и теперь вовсе не представляла, как быть. Разговор и раньше обещал стать не очень приятным, а сейчас и подавно затесался в ряды невыполнимых.

Посмотрев в глаза Тамаре, Вадома неопределенно качнула головой. Этот жест можно было трактовать по-разному, как отрицательный, так и положительный.

— М-м-м… — реакция Мары была столь же неоднозначна. Невнятное мычание, прямо-таки заявляло — понимай, как знаешь. — Значит, говоришь сестра. Родная?

Девушка вернулась к Руслану, пытаясь отыскать сходство между этими двумя. Впрочем, безуспешно. Север и юг — с арктическим холодом глаз одного, и знойными тропиками во взоре другой.

— Вы совсем не похожи, — был ее вердикт.

— Практически, мы не родственники, — отозвался Надаров, для которого этот вопрос стал своеобразным бальзамом. Особенно тон коим он был задан.

— Да? А как же тогда?

— В силу некоторых причин считаем себя таковыми, — объяснил мужчина, раздумывая над тем, послышались ему собственнические нотки в ее голосе или нет.

— Он спас мне жизнь, — едва слышно вставила Вадома прежде, чем Тамара смогла уточнить, что это значит.

— Ясно, — сказала Мара для того, чтобы заполнить паузу. На деле же она пребывала в недоумении.

— Разве? — не удержавшись, поддел девушку Надаров.

— Гм…

— Я был ее донором крови когда-то, — добавил он, получив в ответ недоверчивый взгляд. "Все же не показалось", — с удовлетворением решил для себя мужчина. — Вадома — чистокровная цыганка в отличие от меня.

— Кто?

Возглас Тамары Руслану не понравился, так же как и испуг на лице названной сестры.

— Цыганка?! Настоящая цыганка?

Мара со стуком опустила фужер на стол. Несколько капель вина, выплеснувшись через край, растеклись по скатерти, украсив белый фон кровавыми пятнами.

— То есть она… — девушка задохнулась, будто от нехватки кислорода, а затем выпалила. — Так вот откуда я тебя знаю!

Уважительное обращение на "вы" было отброшено тут же, как только Тамара сообразила кто перед ней. В памяти моментально всплыли подробности последнего путешествия в гадальный салон с Илларией. "Проклята. Уходи. Вон" — каркающий голос старухи эхом отозвался в груди, и возмущенная девушка вскочила на ноги, чуть не опрокинув стул, на котором сидела. Волны давешней злости захлестнули ее с головой, и Мара со всей язвительностью, на которую только была способна, выдавила сквозь комок в горле:

— И что это мы сегодня без подобающего прикида? Или ты взяла выходной, и "лохи" могут спать спокойно, не опасаясь за содержимое своих карманов?