— Только тронь, оторву, — прошипел Лутарг, перехватив приблизившуюся к щеке руку.
Он все еще хрипло дышал, все еще перепрыгивал через валуны, преодолевая преграды, но мыслил четко, несмотря на бег.
— Ты кричал, — заскулил пойманный, крутя кистью в надежде ослабить захват.
— И? — шипение переросло в рык, прокатившийся по комнатушке звуковым торнадо.
— Я… я…
Тот, что рядом подвывал, но даже глаз не открыл. Незачем.
Тепло и страх, находящегося так близко — кричали, обострив чувствительность до предела.
— Он как лучше хотел, — раздался шамкающий голос со стороны.
Справа, два локтя по прямой и левее, определил он. Бутом — по голосу.
— И?
— Отпусти его, Лу. Он новенький.
— Пусть попросит, — усилив захват, выдавил он.
— Пжлст… — съедая гласные, заскрипел обладатель руки, извиваясь в болезненных конвульсиях.
— Лу…
— Отстань, старик. Слышал.
Лутарг выпустил пленника и положил руку на грудь, словно минуту назад она не была орудием пытки и благодаря ее воздействию не трещали кости.
— Спать хочу, — бесстрастно молвил он, даже не соизволив посмотреть на жертву.
— Да, Лу, — подтвердил все шепелявый.
— Не трогать.
— Нет, — тихим шелестом просквозило мимо.
Возня, родившаяся с началом разговора, затихла на последнем слове. Воцарилась абсолютная тишина, и даже дыхание замерших не нарушало ее. Только один решился — тот, кому можно.
— Спи, Волчонок.
Сделав глубокий вздох, Лутарг открыл глаза. Ничего не изменилось, вокруг уродливая темнота, привычная для всех, но не для него. Взгляд отследил ход знакомых выбоин на потолке, прогулялся по ним и завис, найдя средоточие первого удара — звезда.
Звезда — зрительно рыхлая, но твердая на ощупь, обманчиво манящая и предающая. Не то место, не слабое, не для копающего. Обманка для дураков.
Он скривился так, что свело зубы. Скривился от того, что знал нанесшего первый удар и выбрал потому, остался тут, чтобы помнить. Помнить себя.
"Не забыть", — вклинилось в мозг, осело смоляной жижей, не вытравишь, но он рад.
Это его сила, его совесть и боль. Это его жизнь.
— Лу… Тарген… Волчонок!
Он встрепенулся, подобрался, напрягая мышцы так, что сухожилия завыли от натяжения, готовые к броску. Сейчас!
— Тихо, Лутарг, тихо.
Знакомый шелест прорвался сквозь пелену, успокаивая.
— Это я. Всего лишь я — Сарин. Свой.
— Свой, — эхом проскрипел он, растирая глаза, чтобы вернуть зрение. — Свой.
— Да, идем Лу. Сейчас, — прошелестел старик, беззвучно поднимаясь с лежанки.
— Сарин?
— Вставай Тарген, сын Лурасы, твое время пришло.