- Клянусь кривым рогом Аргерда, когда мы найдем их, каждого выпотрошу своими руками, как ягненка, - прорычал Урнаг, когда пятеро всадников покинули неизвестно какую по счету деревню.
Они, уже который день, повинуясь приказу вейнгара, одно за другим прочесывали приграничные поселения в поисках слепца и его сопровождающего, но пока безрезультатно.
Покинув Синастелу, те словно сквозь землю провалились, что выводило из себя Урнага и нервировало его спутников, так как господина подобные новости не обрадуют, а пребывающий в гневе вейнгар славился безжалостностью.
Мало кто из разочаровавших его сохранил голову на плечах.
- Куда теперь?
- Через лес, там еще одна деревня. Потом на Трисшунку, - рыкнул предводитель, придержав коня. - А ты, - мужчина ткнул пальцем в спросившего, - в Антэлу. Передашь вейнгару, что они, похоже, пошли к Арнаутскому перевалу. И молитесь, чтобы нам повезло, - под конец посоветовал он своим спутникам.
"Очень повезло, если жить хочется", - добавил Урнаг самому себе, мысленно взывая к Гардэрну и прося того ниспослать удачу в поисках.
Последние слова вейнгара, сказанные им при расставании, однозначно не предполагали провала. Он не простит неудачу, и для того, чтобы помнить об этом Урнагу не нужны были лишние напоминания. Он хорошо знал своего господина.
Когда через несколько часов уже четверо всадников въехало в крохотное поселение, расположившееся на отвоеванном у леса кучке земли, их встретила разбегающаяся по домам детвора и зоркий взгляд стоящей в калитки старушки.
- Здравствуй, старая, - обратился к женщине Урнаг.
- И тебе здорово, - отозвалась старуха, оглядывая неожиданного гостя.
От его былой злости не осталось и следа, на лице сияли добродушие и открытость. В своем добротном плаще, пусть запыленной, но качественной одежде, с перевязью на бедрах мужчина походил на благородного путника, путешествующего со свитой.
- Подскажи нам, если сможешь. Брата с названным отцом ищу. Мать послала, плоха совсем. Вот только не знаю, по какой дороге идут. Старик и слепый не проходили тут недавно?
- От чего же не подсобить, коли люди хорошие? - ответила женщина.
- Хорошие, старая, и не бедные.
Мужчина достал несколько монет и принялся поигрывать ими, одну за другой перекатывая между пальцами.
- Были такие у меня. Давно уже.
- А куда пошли, не скажешь?
- Скажу, что не сказать-то. В подолье на поклон идут. А мать что не сказала?
- Говорила, вот только может вернуться решили?
- Нет, плохо это, до места не дойти.
- Спасибо, старая. Здорова будь, - отблагодарил женщину мужчина и на радостях добавил еще один медяк.
Наконец-то они напали на след.
***
В комнате было темно и тихо, и только треск прогорающих поленьев изредка нарушал тишину. Подпитываемый очередной выгоревшей головешкой, огонь иногда заходился яркими всполохами и снопом оседающих на пол искр, словно напоминая о ведомой им борьбе с мраком. Но, несмотря на все его усилия, мерцающий свет от языков пламени, не справляясь с завладевшей помещением теменью, озарял лишь небольшой участок возле камина, играя на отполированных подлокотниках кресла и убеленных сединой волосах задремавшей в нем женщины.
Когда лежащий на кровати мужчина резко прогнулся и едва слышно застонал, прикорнувшая у камина женщина, несмотря на кажущуюся немощность, мгновенно поднялась с места и, бормоча себе под нос: "Сейчас, сейчас", - поспешила к нуждающемуся в помощи. Намочив лоскут белой ткани в стоящей у кровати чаше с настоем, она аккуратно обтерла лицо, шею, грудь и руки мужчины, дала ему напиться и, подумав: "Немного осталось", - вернулась на свое место у огня.
Немного - значило до утра, еще несколько часов. Каждый раз, проводя кого-либо по тропе Рианы, Антаргин оказывался выведен из строя на несколько часов, и сегодня,протянув сразу восьмерых человек, должен был чувствовать себя особенного плохо, по ее представлениям.
Ираинта давно привыкла к этому и с материнским усердием из раза в раз выхаживала своего названного сына - названного ею же самой.
Уже тридцать с лишним лет женщина провела в Саришэ, и волей неволей свыклась с тем, что это место стало ее вторым домом. Конечно, изначально она расстраивалась, боялась, плакала и проклинала своих мучителей (как искренне считала тогда), но затем поняла, что здесь, в большинстве своем, ей живется даже лучше, чем было бы в большом мире.
Ираинта родилась в бедной семье, была седьмым ребенком по счету и лишним ртом, который необходимо кормить. Если ее старшие браться с самых малых лет помогали отцу, то девочке, следуя неписанному закону рыболовов, на лодке нечего было делать. По старому обычаю не допускались женщины на рыбацкие лодки - улова не будет, вот и приходилось девочке вместе с матерью подрабатывать прачкой - и зимой, и летом, в любую погоду оттирая от пятен и грязи чужое белье.
Мать свалила лихорадка, когда Ираинте только исполнилось двенадцать. Отец запил с горя, а сыновья, старшему их которых было двадцать три года, а младшему - тринадцать, не смогли получить разрешение на промысел у городового. Так семья осталась без источника пропитания, и неизвестно, чем бы все закончилось для Ираинты, если бы в одну из ночей к ним в дом не заглянули шисгарские каратели.
- Ираи, - хриплый шепот Перворожденного оторвал женщину от воспоминаний, что с каждым прожитым годом возвращались к ней все чаще. "Видимо, и мне немного осталось", - подумала женщина, спеша на зов.
- Да, Антаргин, тут я.
Ираинта присела на стул возле кровати и вновь принялась обтирать мужчину. Он принимал ее заботу безропотно и с благодарностью, позволяя влажной тряпице гулять по его лицу и груди.
- Где он? - спросил мужчина, когда Ираи закончила с обмыванием.
- Не знаю, - отозвалась женщина. - Наверно в восточном крыле, как ты и велел.
- Проверь, там что-то не так, и Сальмира ко мне.
- Но…
- Ничего не случится, иди.
В его голосе проступили приказные нотки, и Ираинта, противясь, сначала насупилась, но затем, поднявшись со стула и что-то недовольно ворча себе под нос про непослушных мальчишек, пошла выполнять просьбу, чем вызвала у мужчины слабую улыбку.
Он и мальчишка! Забавное определение, учитывая, что по числу прожитых лет он годится ей не только в отцы или праотцы, но даже в основатели рода.
Когда женщина покинула комнату, его мысли вслед за ней отправились в восточное крыло замка. Он хотел увидеть его - сына. Увидеть каким Тарген стал, и похож ли на нее - свою мать, что предпочла не возвращаться к нему, и которую он ждал все эти годы.
Игнорируя темноту, взгляд мужчины устремился к алькову, где висело изображение той, что жила в его сердце. Много лет назад почувствовав, что связь между сыном и матерью нарушена, Антаргин отправил собирателей за Лурасой, намереваясь перевести ее в мир Саришэ, но она отказалась. Передала лишь, что без их мальчика ей здесь нечего делать, что она не собирается становиться тенью на его глазах, вовсе лишив тем самым мужчину возможности видеть себя рядом, пусть даже недолго.
Имей он желание, мог бы настоять или забрать ее, не спрашивая, но не стал. Не смог. Не захотел превратиться для нее в монстра, каковыми считались у ее народа такие, как он, хотя за прошедшее время не раз успел пожалеть об этом, но так и не сделал.
- Живы все, - отчиталась ему, вернувшаяся Ираинта, едва переступив порог.
Мужчина вновь улыбнулся. Эта женщина, как никто другой, умела вызывать у него смех. В большей степени тем, что искренне считала Антаргина своим, и ничто не могло доказать ей обратное.
Перворожденный даже не заметил, как и когда это началось, но Ираи все больше времени проводила возле него, все чаще оставалась на ночь, чтобы присматривать за мужчиной, постепенно превращаясь из приходящей прислуги в заботливую няньку. А потом как-то незаметно стало обыденным, что она сидит в кресле у камина и зачем-то штопает его рэнасу.
- Сальмир?
- Здесь, - услышал Антаргин знакомый голос.
- Оставь нас, Ираи.
- Ты еще слаб и… - запротестовала было женщина, но он прервал ее.
- Я сказал.
Антаргин знал, что Ираинта обидится, и потом долго еще будет ему высказывать за резкий тон и нежелание беречь себя, что также стало своеобразной традицией в их непростых и недолгих отношениях не-матери и не-сына.
- Помоги встать, - велел Перворожденный, когда за ротулой закрылась дверь.
- Уверен?
- Ты споришь со мной, Сальмир? - и пусть в голосе его присутствовала своеобразная теплота, этот вопрос не располагал к противоречиям.
- Нет, - тут же исправился мужчина и, подойдя к кровати, поддержал Антаргина, пока тот, пошатываясь от слабости, поднимался в постели.
Помогая Перворожденному облачиться в одежды, калерат собирателей не смог удержаться от вопроса, который уже несколько дней не давал ему покоя. Сальмир почувствовал это еще в Синастеле, впервые воочию увидев Таргена, и окончательно убедился в замке, когда заглянул в глаза молодого человека.
Тот являлся обладателем - рожденным с духом, вот только, как Антаргину удалось осуществить это, оставалось для мужчины загадкой, хотя и не совсем так. Одно предположение у Сальмира все же имелось.
- Как ты это сделал?
- Что сделал?
Перворожденный не прервался, продолжая стягивать рэнасу, которая с каждым его движением все крепче обхватывала торс, заключая тело в крепкие объятья ткани.
- Ты знаешь.
- Возможно, - отозвался Антаргин, понимая причины недоумения своего ближайшего друга и советника.
- Так как?
- Ты серьезно хочешь знать об этом, Сальмир?
- Думаю, да, так как вижу единственный вариант, и лучше бы он оказался неверным. Ты связал себя с ним?
- Разве знаешь другой способ?
- Ты ослабил себя. И теперь все узнают об этом.
В голосе друга Антаргин услышал осуждение, понимая, что Сальмир прав.
Когда настаивающие на частичном возвращении узнают об этом, а они обязательно узнают рано или поздно, то попытаются воспользоваться Таргеном, как методом давления на него самого, или и того хуже, как способом устранения. Ни то, ни другое допустить было нельзя.
- Все знают?
- Не думаю. Тримс и Ураинт возможно догадываются. Они видели призыв, но я не знаю, насколько глубоки их познания в этой области, ведь принято считать, что это невоплотимо. Деление в смысле. Лита - также, возможно, если была достаточно близко, чтобы почувствовать. Остальные в области догадок и предположений, скорее всего.
- Подай перевязь, - попросил Антаргин, раздосадовано покачав головой. - Литаурэль откуда?
- Сам ее знаешь, первым делам отправилась на проверку.
- Тоже мне, стражи, сестру удержать не можете, - высказал Сальмиру мужчина, поправляя ножны на боку, чтобы не мешали при ходьбе. - Пошли.
- Не слишком рано встал?
- Все проще, когда он рядом, - отозвался Антаргин, догадываясь, что подобное признание Сальмиру не понравиться.
Совсем не понравиться, и для этого даже нет необходимости наблюдать за его реакцией. Собиратели уже давно гадали, отчего Перворожденный в последнее время так долго оправляется после открытия тропы перехода, и теперь у одного из них есть ответ на этот вопрос.
Немного нетвердой походкой, проигнорировав хмурый взгляд собирателя тел, направленный на него, Антаргин пошел к двери, а встревоженный калерат двинулся следом, готовый в любой момент подхватить своего господина, хотя на самом деле, на правах друга, мечтал отчитать того за безрассудство.
Надо же было додуматься, связать себя со смертным, разделив силы духа. Если не станет одного из них, другой будет опустошен разъяренным рьястором, и Сальмир даже думать не хотел о том, что это будет означать для всех истинных тресаиров, не говоря уже о спящих духах.
***
Таирия присела на маленький стульчик рядом с тетушкой, кивнув няньке, что дождется ее возвращения.
Сегодня был один из тех редких дней, когда Гарье удалось вывести женщину на свежий воздух и усадить на скамейку в теплице. Пусть это не прибавило осмысленности в пустом взгляде Лурасы, но все же создавало хоть какое-то подобие жизни - иллюзию для других, например для Ири, которая пришла провести несколько коротких минут рядом с женщиной, заменившей ей мать.
Время уже приближалось к полудню, и солнечный диск расположился у самого края раздвижной крыши оранжереи, лаская своими живительными лучами зелень листвы и яркие головки распустившихся цветов. Их насыщенный аромат, смешавшись с солоноватым морским воздухом, будоражил кровь, рождая чувства восхищения и радости.
Наблюдая, как солнечные лучи играют на заплетенных в косу серебряных волосах тетушки, Таирия думала о том, что за все это время - добровольного отказа от всего - Лураса совсем не изменилась, только стала выглядеть еще более хрупкой, чем раньше.
В детстве Ири даже немного завидовала тонкой красоте тетушки. Мечтала о таких же светлых вьющихся волосах, а не темно-каштановом оттенке, доставшемся ей от отца. Хотела променять тягучую карамель своих глаз, на серо-зеленую, вечно грустную, глубину, свойственную глазам Лурасы, но то было в детстве. Сейчас Таирия была довольна своей внешностью. Она по праву считалась одной из самых красивых девушек во дворце, и даже не будь Ири дочерью вейнгара, это не изменило бы ее положения.
- Ты опять с ней? Сколько раз повторять? - резкое осуждение в голосе приближающегося по мощеной дорожке отца, заставило Таирию выпустить руку тетушки.
Подавив искру раздражения, девушка встала и заставила себя покорно склонить голову в приветствии.
- Отец, - ее голос был тише шепота, ибо Таирия готовилась выслушать недовольство вейнгара подобным поведением, что уже стало привычным для нее.
Всякий раз когда отец видел девушку рядом с Лурасой или в непосредственной близости от покоев тетушки, мужчина считал своим долгом напомнить дочери о повиновении, которое в данном случае заключалось только в одном - находиться как можно дальше от его сестры.
Но сегодня гневной отповеди почему-то не последовало, бросив короткое: "Следуй за мной", - правитель Тэлы просто прошел мимо.
- Но, как же Лураса одна останется? - не подумав, позволила себе возразить Таирия, о чем тут же пожалела.
Вейнгар замер, словно наткнулся на непреодолимую преграду, но к дочери не повернулся, и только голос его стал холоднее талой воды спускающейся с ледников.
- Немедленно за мной.
Понуро следуя за отцом по дворцовым коридорам, Таирия думала лишь об одном - чтобы серьезный разговор (а в том, что он будет серьезным, сомневаться не приходилось) закончился как можно скорее, и она смогла бы вернуться в теплицу или же вовсе, уговорив конюха, отправиться на верховую прогулку вдоль моря.
В последнее время девушку все чаще стали посещать бунтарские мысли, видимо, из-за разлада в отношениях с отцом. Таирии не хотелось находиться в том месте, где постепенно разбивались ее надежды и рушились выстроенные ею замки. Одно накладывалось на другое - взгляды, слова, слухи - и ее умиротворение оказалось поколеблено, а самое плохое заключалось в том, что Ири даже не догадывалась, как вернуть его.
Она больше никому не доверяла, кроме той, что отказывалась разговаривать и жить, и не представляла, с кем можно поделиться своими сомнениями и страхами. Потому как теперь всегда помнила, что у отца везде свои соглядатаи, и не успеешь промолвить слово, а вейнгар уже будет знать об этом.
Вот так, как сегодня. Таирия только-только успела присесть рядом с тетушкой, а он уже пришел, чтобы забрать ее.
***
- Почему ты молчал все это время? - позволил себе спросить Сальмир, когда замковые коридоры остались позади, и мужчины спускались по узкой винтовой лестнице в запретные подземелья, входить куда имели право лишь двое - Перворожденный и калерат.
Покой Рианы бдительно охранялся самой ее сутью, и никто не мог нарушить его без ее на то желания, а Нерожденная уже долгое время не впускала к себе никого, кроме них двоих.
- Зачем?
- Я бы помогал тебе.
- В чем помогал? Проводить вас по тропе? Ты этого не можешь. Никто не может кроме меня.
- А теперь еще и него, - рассерженно выдохнул мужчина, отказываясь понимать причину совершенного другом поступка.
- Нет, ты не прав. Тарген без меня не сумеет. В нем только часть одной из стихий, без участия остальных тропу не открыть.
- Он просил называть его Лутарг.
- Как? - Антаргин на мгновенье замер, словно наяву услышав когда-то произнесенные им слова.
…- Я хочу назвать нашего сына Антаргин, в честь тебя, - прошептала она, уткнувшись носом в его грудь.
- Хочешь, чтобы мальчик стал разрушителем? - посмеялся он, запустив руку в светлые волосы, рассыпавшиеся по хрупким плечам.
- Ты разрушитель? - девушка в изумлении вскинула голову, чтобы заглянуть в его глаза и увидеть там искорки веселья. - Смеешься надо мной, - укорила она, по-своему истолковав его игривое настроение.
- Нет. Антаргин - значит разрушитель. Разрушающий вихрь, если точно.
Она нахмурилась, размышляя над чем-то, а затем спросила.
- А Таргин?
- Усмиренная стихия, - он заговорщически подмигнул ей, щелкнув пальцем по сморщившемуся в недовольстве носику.
- Фу, плохое имя, - расстроено протянула девушка, и он расхохотался, не в силах сдержать себя.
Ему всегда с трудом удавалось следовать запутанным путем ее мыслей.
- Почему?
- Слишком спокойное, для такого силача, - она нежно погладила свой еще плоский живот, а ему показала язык, как проказливая силита.
- Тогда назови его Лутарг - сын Лурасы и Антаргина, - предложил он свой вариант.
- Ну… - девушка задумалась, накручивая локон на палец, а потом не согласилась: нет; это будет имя только для нас с тобой, а для всех остальных он станет Таргеном. - Она счастливо улыбнулась, довольная собой, и быстро добавила: только не говори мне, что это значит.
Он не сказал…
- Лутарг, - повторил Сальмир. - Он конечно и на Таргена отзывается, но…
- Это не важно, - остановил друга Антаргин, продолжив путь. - Совсем неважно, - одними губами беззвучно добавил мужчина.
- Что ты собираешься делать дальше? Ты же читал его там, вместе со мной. Он не знает - кто он, кто мы. Он ничего не знает, она не успела открыть ему.
- Да, читал, - согласился мужчина, - но сейчас есть я, чтобы открыть ему правду.
- Ты думаешь, он просто во все поверит? - с сомнением переспросил Сальмир.
- Мы должны будем убедить его, - отозвался Антаргин и, остановившись перед сплошной каменной преградой, к которой привела их лестница, добавил: - Сегодня я пойду один.
- Как пожелает Перворожденный.
***
Уснуть Лутаргу так и не удалось. Сперва он лежал на кровати, бесцельно глядя в потолок и задаваясь неразрешимыми для него пока вопросами, один из которых занимал молодого человека больше остальных - не угодил ли он в ловушку похуже, чем Эргастенские пещеры? Потом принялся изучать предоставленные ему покои.
Все в них казалось кричало о роскоши и благополучии, виденными молодым человеком лишь мельком и издалека. Тончайшее постельное белье с замысловатой вышивкой по краям, еще хранящее отпечаток его тела. Изящный столик с искривленными ножками, вокруг каждой из которых обвилась декоративная змея, удерживающая в открытой пасти прозрачную столешницу. Выполненные в таком же стиле пуфы с расшитыми змеями сиденьями. Даже поднос с едой, который принесла для него Литаурэль, выглядел, как произведение великого мастера - тонко раскатанный лист чего-то посеребренного с выбитым на нем изображением огромной клыкастой кошки.
Молодой человек слышал о такой от Рагарта, но вспомнить название у него не получилось. Странное оно какое-то было, непривычное для слуха. Только сказитель мог выговорить его без запинки, остальные, сколько не старались, все время путались, и Лутарг в том числе.
Когда темень на улице начала постепенно рассеиваться, интерес Лутарга переместился за пределы комнаты, и сосредоточился на проступающих понемногу за окнами очертаниях. Вскоре мужчина сделал ошеломившее его открытие - он находился в Трисшунских горах в цитадели шисгарцев, и перед его взором раскинулось ущелье, из которого вчера утром они с Сарином начали подъем к высеченной в скале крепости.
Нахмурившись, Лутарг шаг за шагом стал восстанавливать в уме их путь по цитадели, воссоздавая план крепости и воскрешая в памяти изъеденное временем убранство комнат. Для привыкшего передвигаться по хаотичному лабиринту пещер человека, это не составляло труда.
Лутарг довольно быстро определился с местом своего пребывания - восточная башня, только из нее мог открываться подобный вид на ущелье. С самой комнатой было сложнее. Насколько он помнил их там было три, и в какой именно он сейчас находится, Лутарг сказать не мог, если только не осмотреть, что за дверью.
Наплевав на свой непотребный вид - лишь короткие подштанники прикрывали его голое тело - Лутарг направился в двери, намереваясь выглянуть в коридор, когда в ту постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату заглянул уже знакомый молодому человеку Сальмир.
- Твоя одежда, должна подойти, - коротко бросил мужчина, положив стопку белья на край кровати. - Одевайся, Перворожденный ждет нас.
Молодой человек с сомнением оглядел аккуратно сложенные вещи. На его собственные они никак не походили - ни цветом, ни выделкой. Судя по всему, ему передали нечто похожее на то, что носили сами каратели.
- А мои где? - с сомнением беря верхний из стопки предмет одежды, спросил Лутарг.
- Здесь ты не можешь носить их, - ответил Сальмир.
- Почему?
- Ты должен выглядеть так, как подобает тресаиру.
- Тресаиру? - переспросил Лутарг.
Он уже второй раз слышал это название, но пока так и не знал, что оно означает.
- Скоро узнаешь, одевайся. Я подожду за дверью.
Сальмир вышел, а молодой человек еще довольно долго вертел в руках непонятную вещь, пытаясь разобраться, каким образом это следует надевать.
Когда Лутарг справился с непростой задачей по облачению в новые одежды, что, надо сказать, потребовало от него массу сообразительности, так как просить шисгарца о помощи он не хотел, настроение молодого человека испортилось окончательно.
До зуда в кулаках хотелось садануть по чему-нибудь, но он сдерживался, памятуя о своей вчерашней вспышке, ее необычных последствиях и страхе на лицах карателей. К тому же, как только мужчина чуть ослаблял сдерживаемое им раздражение, то ощущал прилив необычайной силы, которая, казалось, только и ждала момента, чтобы вырваться наружу, а что это принесет ему, Лутарг не имел понятия.
Сальмир ждал молодого человека, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Его все также одолевали невеселые мысли, касающиеся Антаргина и его безумства. Конечно, оспаривать решения Перворожденного в открытую не мог никто, но это не мешало мужчине, быть ими недовольным, тем более что принявший их, помимо всего прочего, являлся его другом с очень давних времен.
Также калерату не терпелось увидеть, как пройдет встреча отца и сына, учитывая, что сие будет не только воссоединение двух людей, но и пересечение четырех стихий рьястора, которые, насколько он мог судить, рвались обрести единство. Сальмир явно чувствовал силу, бьющую из Таргена, даже через стену, и мог с уверенностью сказать, что их долгожданному гостю и так называемому Освободителю, стоит больших трудов удерживать ее под контролем.
"Скоро что-то должно произойти", - сказал себе собиратель тел, едва взглянул в глаза, вышедшего в коридор молодого человека.
Голубые прожилки, отходящие от синей радужки, время от времени вспыхивали яркими искрами. Сальмир видел такое у Антаргина, когда тот останавливал рьястора у самой черты проявления. Хорошего это не сулило.