Неизменный сражался с духами и, как в былые времена, безоговорочно побеждал. Что бы ни дала тресаирам его сестра, какой бы частью себя не поделилась, чему бы ни научила, противостоять равному их создательнице Истинные не умели. Лишь один из Рожденных с духом обладал подобной способностью, и то, благодаря причастности самого Риана. Остальные являлись лишь блеклым отражением Повелителя стихий. Эхом оглушительного крика затерявшегося среди скал.
Арэку и инари пали почти сразу. Громоздкий ящер и длинноклювый птах не смогли увернуться от прикосновения Нерожденного. Грэу продержался чуть дольше. Шестикрылый дракон благоразумно парил над шиалу, и у Риана не получалось схватить его.
Но в итоге и он ощутил на себе подчиняющую руку Неизменного. Сдался почти мгновенно, сереющей пылью просочившись меж пальцев, побежал искать прибежище в теле хозяина.
Самым вертким и осторожным оказался огнедышащий змий Окаэнтара. Риан узнал его. Вспомнил, стоящим рядом с рьястором и аторекту. Знание - рождающее смех.
Это была впечатляющая троица. Долгое время Риан искал, как сладить с ними. Собственно, так и не сумел. Не хватило сил, навыков или желания. Неважно! Сейчас уже неважно!
Именно их стараниями он упустил сестру, укрывшуюся в Саришэ. Благодаря их прикрытию Нерожденная спасла собственное отступление.
Думала ли Риана, что один из сильнейших и прославленных ее детей окажется в кабале у ненавистного брата? Представляла ли его в неразрывных оковах? С абсолютной уверенностью Нерожденный мог сказать - никогда, и осознание этого грело. Риан гордился собой.
Танцуя вокруг извивающегося духа, Неизменный выискивал слабые места шиалу. Змий плевался огнем, движением крыльев нагонял ветер, чешуйчатым телом поднимал земную пыль. Длинный шипоподобный хвост норовил сбить с ног. Когтистые лапы силились вырвать кусок плоти.
Противостояние возбуждало и пьянило. В любое другое время Риан был бы рад ему, но не сейчас, когда сокрушающей бурей вилась в алтарном кольце долгожданная сила.
Идя на зов беглой тресаирки, Нерожденный не знал, к чему он приведет его. Не ведал, что поджидает его в конце пути. Не мог предположить, что кто-то откроет врата без его участия. Сейчас же, получив ответ, мужчина был готов перегрызть горло кому угодно, чтобы попасть в круг силы.
Он создан для меня, - ревела его кровь, требуя подчинения от взбунтовавшегося духа Окаэнтара.
Неизменный почти дотянулся до раздвоенного когтя, венчающего крыло огнедышащего змия, когда призрачное тело сестры опустилось на землю в полушаге от него. Близнец даже не увидел ее, почувствовал. Чем-то острым кольнуло грудь. Очень острым! Смертельным!
Внутренности разорвало стоном - неслышимым и оглушающим. Рука Нерожденного дрогнула, так и не коснувшись перепончатого крыла. На несколько мгновений мужчина забыл о духе, о вихре, о вратах, обратив взгляд на почти невидимые искры, оставшиеся от сущности его сестры. Их сияние едва доставало, чтобы очертить смутный образ женского тела средь высокой травы. Практически незнакомый, неразличимый силуэт предстал его взору. Почти не она, если бы ни боль в сердце.
Никогда, ни разу в жизни он не видел ее такой. Все их игры, все пробы себя и странных, непонятных сил не доводили до подобного истощения. Еще не зная, кто они, откуда, не зная своих пределов, брат с сестрой не позволяли себе подступить к крайней черте возможностей. И даже считали, что ее нет - этой черты, ибо никогда не сталкивались с тем, что не умели. Они думали, что они выше любых ограничений.
- Ри… я…
Ее голос - надтреснутый, зыбкий - сломал в нем что-то. Риан потянулся рукой к щеке. Хотелось коснуться, ощутить ее тепло, но пальцы прошли сквозь…
- Риа, я…
Прости? Люблю? Слова застыли на губах. Не получалось вымолвить их. Слишком привык ругать и ненавидеть. Чересчур долго считал ее своим главным врагом.
- Прости, - застонала она в его душе, болью клубясь возле сердца. - Я предала…
Былая злость накрыла с головой. Душа выпустила когти. Наказать, запульсировало в крови. Изувечить, подавить - требовательно наседал разум.
Но пальцы с нежностью продолжали искать тепло. Ладонь желала пробежаться по любимым чертам. Его Риа… Искрящаяся дева… Его сестра…
- Ради тебя… - влагой дохнула она, и капельки осели на тыльную сторону ладони.
- Ради нас… - гулким эхом отозвалось в нем ее дыхание, холодомвпитываясь в кожу руки.
И Риан закричал. Впервые в жизни закричал так…
Собственной душой закричал. Сердцем! Он не может ее потерять! Вот так… Не может! Сам убьет! Раздавит! Но не так…
***
Это было больно - прощать себя. Настолько больно, что Лутарг почти задыхался. Он слышал рев рьястора и ревел сам, но даже общими усилиями изгнать соблазн не получалось. Голоса стихий пели в крови, наполняли грудь, бились с сердцем. Они были везде в нем. Они стали им, жаждущим получить все то, что предлагалось.
Слушая их, мужчина понимал, что искус, проникший в него, направлен на разрушение. Что, поддавшись ему, он не обретет, а потеряет. Эргастения научила Лутарга различать обман, насколько бы красивым он не казался. Сейчас его заманивали в лживые кружевные сети, выглядящие настолько привлекательно, что желание поверить становилось почти нестерпимым, а воля к отказу, таяла на глазах. Но, даже понимая все это, молодой человек постепенно сдавался напору стихий. Постепенно уступал собственным желаниям. И так, вплоть до того момента, пока оглушительная боль, пришедшая извне, не вернула ему способность мыслить.
Видение счастливого детства и долгой безоблачной жизни с родителями исчезли. Остались лишь, пережитые боль и страх. Ненависть к себе и всему миру. То, что мужчина не хотел помнить и принимать. Что отказывался считать частью прожитого им.
Перед молодым человеком призрачной фигурой светился дух. Статным юношей он предстал пред сыном Перворожденного. На умиротворенном лице, как две капли воды похожем на лик Риана, сияла радостная улыбка. Повелитель стихий смог одолеть соблазн и теперь ожидал того же от Лутарга.
Смирившись, мужчина кивнул. Сожалея о том мальчике, которым был, смежил веки. По щеке, сверкнув прозрачной чистотой, покатилась скупая слеза. Он не умел плакать. Разучился, под свист плети и восторженный рев надсмотрщика, приветствующего вид свежей крови. Не помнил, каково это ощущать резь в глазах и першение в горле. Обо всем этом проще оказалось забыть, нежели заново воскрешать воспоминания.
Шаг за шагом Лутарг вновь проходил по тому пути, что преодолел когда-то. Отпускал горечь обиды, прощал полученные удары, освобождал таящуюся боль. Он извинял мальчишку, не имеющего сил ответить на удар. Оправдывал его молчание и покорность судьбе. Разрешал ему быть слабым.
С каждым принятым решением, с каждым освобожденным воспоминанием все тише звучали искушающие голоса стихий, и мутнели картинки былого, показываемые ими. Парнишка, что долгие годы не смел поднять голову за его спиной, расправил плечи. На чумазом лице появилось несмелая улыбка. Он разрешил себе гордиться тем, что выдержал. Тем, что не сломался, а смог идти дальше, оставив позади темную каморку с вонючей лежанкой. Что, стряхнув с плеч груз страха, сумел проявить себя. Что не превратился в озлобленную тварь, мстящую всем и каждому за то, что когда-то сотворили с ним.
Под смех рьястора и радостный вопль паренька Лутарг шагнул к Рожденной с духом. Огненный вихрь, держащий Истинную в своих объятьях, опал, позволив молодому человеку приблизиться. В ее глазах все еще вспыхивало и гасло пламя, губы все также кривил осознанный вызов, но она перестала казаться чужой, недосягаемой. За обликом стихий мужчина смог разглядеть прежнюю Литаурэль, с надеждой взирающую на него и ждущую ответа на вопрос "А какое оно, море?".
Еще не зная, что будет делать, Лутарг коснулся девичьих пальцев. Они пылали. Он словно окунулся в котел с кипящей водой. От обжигающей боли перехватило дыхание. Нестерпимое желание отдернуть руку взорвалось внутри него, но мужчина устоял. Скрипя зубами, он притянул Литаурэль к себе. Она не сопротивлялась, но и не помогала. Лишь только смотрела, смеясь огненными всполохами в глубине глаз.
- Моя! - вновь затрещал огонь, пугая жаром неистовствующего пламени.
- Моя! - вновь засвистел ветер, норовя вырвать хрупкое тело из его рук.
- Наша! - вновь зарокотала земля, суля мучительную кончину под толщейводы и тверди.
- Не отдам, - ответил стихиям Лутарг и впился в приоткрытые губы девушки требовательным поцелуем.
***
Хитару бил озноб. Ее собственный или передающийся по цепи из сплетенных рук, она не знала. Каждая жила в ее теле дрожала от напряжения, глаза разъедал соленый пот, горло пересохло и саднило.
Никто не предупреждал их, что это будет так сложно! Никто не говорил, что поддерживать воплотившиеся стихии будет настолько тяжело!
Сквозь туман усталости, застилающий взгляд, лекарка смотрела на мужчину, вошедшего в круг. Она почти не видела его лица, не могла различить черт, не представляла кто он, но просила поторопиться. Чего бы Великие матери ни хотели от него, позволив приблизиться к себе, он должен это сделать как можно скорее, ибо она сама и остальные служительницы напрочь выбились из сил. Стоит им разомкнуть руки, и Алэамы заберут с собой все то, что находится в пределах стихийного кольца.
Они очень ждали этого момента. Неоднократно молили первоосновы явить себя Удалившимся. Сила, напитавшая долину в прошлое воплощение, давно иссякла. Урожаи стали падать, живность обходить стороной людные места. Без вмешательства стихий их благодатный дом грозил превратиться в непригодный для жизни.
Хитара не знала, каким он был предшествующий раз. Нигде не говорилось, что пришлось вынести служительницам, когда последняя из предназначенных в сосуды взошла на алтарь. Женщина знала лишь, что Кимала благополучно вышла из круга и вынесла с собой дары Великих матерей, которыми те облагодетельствовали народ. Сколько по времени длился обряд, знахарка тоже не ведала, но почему-то казалось, что он был значительно короче настоящего. Да и мешающих его проведению вроде бы в прошлый раз не наблюдалось. Во всяком случае, Хитара не слышала о подобном.
Послав еще один мысленный призыв поторопиться застывшему мужчине, лекарка смешила веки. В груди горело, словно после быстрого бега. Голова все больше кружилась от нехватки воздуха. Жадные, неглубокие глотки, которыми она пыталась поддержать тело, не помогали. Взмокшие пальцы соскальзывали с пальцев соседних женщин. Они держали круг на последнем издыхании. Еще мгновенье и кто-нибудь не выдержит. Возможно, она сама.
Когда Хитара нашла в себе силы разлепить веки, чтобы еще раз взглянуть на мужчину, он наконец-то шевельнулся. Женщина думала, что пришлый покинет стихийное кольцо, но он, наоборот, сделал шаг к алтарю. Знахарка хотела закричать, предупредить, что нельзя этого. Что добра не будет, но не успела. Искры, обвивающие девушку, разлетелись в стороны и, размножившись на глазах, свились в сверкающий кокон, поглотивший обе фигуры.
Это было последнее, что видела Хитара. В этот момент истощенная женщина лишилась сознания. Круг распался.
***
От нежных, податливых девичьих губ Лутарга вынудила оторваться воцарившаяся тишина. Еще мгновенье назад молодого человека в неистовстве кусал ветер, царапая лицо ледяными звездами. Одежды на нем поедало жадное лиловое пламя. Земля под ногами дрожала, превращаясь в зыбкую топь.
И вдруг ничего. Только бешеный стук двух сердец и тепло ласковых рук, зарывшихся в волосы на затылке.
Отстранившись от Литаурэль, мужчина обвел взглядом преобразившуюся поляну. От погасших костров к небесам устремлялся белесый дым. Вокруг алтаря на зеленеющем покрывале из трав разноцветными пятнами лежали женщины. Одни не подавали признаков жизни. Другие надрывно дышали. Третьи хватались за грудь, словно пытались поймать выпрыгивающее сердце. Чуть поодаль, за развалившимся кольцом белели одежды Нерожденного. Мужчина склонялся над чем-то, но Лутарг не мог разглядеть над чем именно. Вокруг него, извиваясь всем телом, кружил желтый змий. У самой кромки деревьев застыла четверка тресаиров. Молодой человек решил, что они так и не сдвинулись с места. Стояли там же, где они видел их до входа в круг.
Лутарга страшно поразил тот факт, что ни от кого из увиденных не исходило угрозы. Женщины были попусту лишены каких-либо желаний, кроме как отдохнуть и набраться сил. Тресаиры источали некое подобие радости, что молодой человек объяснить не смог. Риан же тонул в омуте страха и боли, причем насколько сильных, что мужчине они казались непереносимыми.
Убедившись в том, что нет необходимости защищаться от чего-либо, Лутарг вернулся к странно притихшей Литаурэль, что прижималась к его груди.
- Как ты? - прошептал он в девичью макушку.
- Хорошо, - просопела она в мужской торс, не найдя в себе сил оторваться от него.
- Давай спустимся отсюда? - предложил молодой человек, погладив темные локоны, струящиеся по женской спине.
- Если хочешь…
Он хотел. Проклятый алтарь жег ноги.
Подхватив Истинную, Лутарг спрыгнул с черного камня. Она так и не разняла рук, когда он поставил ее на ноги. Продолжала обнимать и прятать лицо, словно боялась встретить его взгляд.
- Лита. Посмотри на меня, - попросил мужчина, желая увидеть изумрудную зелень ее глаз.
Так хотелось окунуться в тепло ее взгляда. Поверить, что она прежняя - его Литаурэль.
Девушка послушалась и несмело подняла голову, а в Лутарге заклокотал радостный смех. Открытая, чистая, такая, какую встретил. Та, которую не собирался отпускать.
- Что? - недоумение сквозило в ее взоре.
- Потом, - прошептал он, легонько чмокнув в лоб. - Все потом.
Она кивнула и, опустив руки, ухватилась за его ладонь. Вместе они подошли к горюющему Риану. Вместе склонились над призрачным телом Нерожденной. С безграничной печалью из мужчины вырвался рьястор. Лутарг ощущал его боль, как свою собственную. К нему вернулось видение стихий - мать, рыдающая над телом отца.
- Ее можно спасти, - услышал молодой человек тихий шепот Литаурэль. Две головы взметнулись - одна чернявая, другая светящаяся голубизной.
- Как? - Лутарг озвучил немой вопрос, стоящий в синих глазах Нерожденного.
- Ты должен поделиться, - ответила Риану тресаирка. - Имеющегося у тебя, достаточно для двоих. Отказавшись от собственных сил, спасешь ее. Иначе никак.
Риан провел рукой над почти невидимым лицом сестры прежде, чем спросил:
- Что мне делать?
Литаурэль опустилась на колени рядом с той, что дала жизнь ее народу. Тонкие пальчики легли на мужскую руку, направляя ее.
- Пусть твое сердце скажет, что для него важнее всего, - дыханием ветра сорвалось с девичьих уст, а в глазах Рожденной с духом заалело пламя.
Лутарг рванулся к Литаурэль, но был остановлен Повелителем стихий. Дух, требовательным желанием, врезался в него, проникая под кожу и останавливая. "Не смей мешать", - взвилось внутри молодого человека. Не препятствуй попытке помочь!
Риан тем временем положил руку на грудь Нерожденной. Бесплотный дух вновь обретал очертания.
***
Со слезами на глазах Сальмир смотрел, как женщина убивается над телом возлюбленного.
Кто сказал, что мужчины черствы? Что они не способны плакать? Что над ними не властно горе?
Калерат ощущал влагу, застилающую взор. Рожденный с духом скорбел так же сильно, как убитая несчастьем женщина, потерявшая самого дорогого для нее мужчину. Собиратель тел сокрушался о лучшем друге, столь многому научившем его. Он оплакивал великого предводителя, которым Антаргин являлся для всех тресаиров.
К Лурасе Истинный не приближался. Не мог! И виной тому был страх. Сальмир боялся, что сделает только хуже. Боялся попытаться оторвать ее от неподвижного Перворожденного. Казалось, тем самым он лишит жизни и ее.
Робко заглянувшему в дверь Тримсу, калерат ответил твердым: "Не входи". Предупреждение читалось во взгляде. Мужчина не хотел разговаривать с братом при дочери вейнгара. Вполне вероятно, что сказанное Рожденным с духом расстроит ее еще больше.
Осторожно ступая, Сальмир стал пятиться к выходу. Тело Антаргина не давало ему покоя. Ведь его не должно быть здесь, но оно есть, а значит и тела остальных тресаиров могут оказаться переброшены из Саришэ в большой мир. Тримс подтвердил догадку. Исчезли только ротулы, все Истинные находились в замке. Сокращение застало их в собственных постелях.
В миг, когда Сальмир решил отправить брата в подземелье Рианы, из комнаты раздался взволнованный крик.
- Дышит! Он дышит!