Я шёл по краю, по обрыву В том приснопамятном году. И было до́ смерти тоскливо — Казалось, точно не дойду. Но всё же вывела кривая. Кричит соловушка в лесу. Иду, завистникам кивая, И крест свой бережно несу.

Музыка осени разве печальна, Если сентябрь воцарился в природе И подарил вдруг душевную ясность После мучительной долгой тревоги? Музыка осени, дай надышаться Аурой неподражаемых звуков И продолжайся, и продолжайся Так же легко, изумительно, чудно.

Первый снег пока не нужен. В октябре хотелось солнца, Лёгкой праздничной погоды, А не слякоти и снега. У тебя промокли ноги? Грустно, холодно и сыро? Вот придём домой, и будет Там спокойно и тепло.

Кресло-качалка и маленький стол. Солнце в зените почти. Томик рассказов в обложке простой — Самый любимый прочти. Праздные дни начались, Боже мой! Кру́гом идёт голова. Снова на месяц приехал домой. Лето. И мама жива.

Мама, скоро я приеду, Посажу тебе цветы. Не в четверг, так, значит, в среду Поджидай сыночка ты. Скоро я приеду, мама. В день рожденья. В самый раз. Я не поздно. Значит – рано. Будет весело у нас. Я к тебе приеду скоро. Тают зимние снега. Ты теперь мне с каждым годом Ещё больше дорога.

Ясен высокого неба овал. Лист закружился, о воздух звеня. С кладбища еду. Могилу убрал. Мама спокойна теперь за меня.

Глупый – счастлив, глуп – счастливый. Выбор очень невелик. Умный – беден, нем – крикливый. Чуден мир и многолик. Презабавная картина. Роли странные у всех. Коммунальная квартира. Помесь горя и потех.

На Бунинской аллее — Здесь лес недалеко, И снег лежит белее, И дышится легко. Здесь неба купол выше, Прозрачнее вода. Здесь кот живёт на крыше В квартале у пруда. Здесь солнце ярче светит… И что ещё потом? Любимая ответит: «Здесь наш счастливый дом».

Велосипедные прогулки,           как оказалось, не резон… Теперь везде – авто и гонки,           побольше шика и рессор. На двухколёсном драндулете           уедешь разве далеко? Мне и не надо. Солнце, лето,           восторг, парное молоко. И через поле, через поле           по разнотравью, через лес Кручу педали и внимаю           такому чуду из чудес.

Разве это для нас горе? Мы же вместе. Ты и я. Всё, что строится, построим На обломках бытия. Уберём ненужный мусор, Создадим себе уют. И тогда любые музы В нашем доме запоют.

Моя бабушка осталась На погосте за рекой. Наше детство, её старость — Как всё это далеко… Я давно живу в столице, Москвичом, наверно, стал. И пора остановиться, И не то чтобы устал. Разобраться в жизни надо, Чтоб совсем не поседеть, Над могилкой без ограды Тихо-тихо посидеть.

Не зависеть бы от них. От тупых, не в меру наглых. Обходить легко одних, А других не видеть надо. Только это нелегко. Посылают далеко. Гадят. Свары затевают. За живое задевают.

Забочусь о душе – она спасает слабых. О будущем, наверно, с пристрастием пекусь. Быть правильной всегда она сама смогла бы. Но я ей помогаю. На всякий случай пусть. Загадывать судьбу – рискованное дело. За это поплатилось немало смельчаков. Не складывалась жизнь, потом сдавало тело. Но всё это казалось уделом простаков. Кому она нужна, подобная награда? В природе воцаряется сентябрьская грусть. Забочусь о душе. О ней подумать надо. На всякий случай тоже побережётся пусть.

Возраста достиг, когда Можно быть самим собою. Залежалая руда Ищет выход из забоя. Ей в мартеновскую печь Хочется на переплавку. Незачем себя беречь, На кону большая ставка.

Не в тюрьме и не в больнице, Не у бездны на краю, Не у смерти на границе Перепуганный стою. Жив, здоров. Ау, любезный! Тропочку тебе торю. Про тюрьму, больницу, бездну Не я первый говорю [1] . Жизни радоваться надо Без богатства и наград. Жизнь – от Господа награда, Всех ценнее во сто крат.

Точка, точка, запятая. В редких случаях – тире. Снег хрустящий под пятами, Мушка мёрзнет в янтаре. Незатейливый набросок, Жизни тоненькая нить. Точка, точка и вопросик: «Можно ль что-то изменить?»

– Ветер холодный, а к вечеру снег… – Время осенней погоды… – Радости, правда, от этого нет… – Годы, мой миленький, годы…

Поправочки, поправочки На опыт, на года. Девчоночкой на лавочке Не будешь никогда. А будешь щи домашние С приправами варить И про дела тогдашние С улыбкой говорить. …………………………….. Галстук, светлые ботинки, Ультрамодное пальто, Длинноногие блондинки… Оказалось – всё не то. Нынче кепочка простая И свободный свитерок. Дети дружно подрастают, Две дочурки и сынок.

Здравствуй, мама, я приехал. Хорошо ли тебе здесь? «Хорошо», – ответит эхо, Подтвердит осенний лес. Он опять роняет листья На могилы, на кусты. Здесь, конечно, нету лишних, И окрестности пусты. Вновь расширится кладбище, Ведь хоронят здесь давно. Утешенья ищем, ищем, Здесь находим всё равно.

Память бережно хранит Даже мелкие детали. Сердце тоже не гранит, Мы чувствительными стали. Удивляемся порой, А теперь ещё и чаще, Что, описанный пером, Мир совсем не настоящий. Лучше дайте крупный план. Полутон, намёк, догадка… Как душа твоя светла, Как мучительно и сладко!

За сердечность почитаю Кроме прочего всего — За три раза прочитаю Повесть новую его. Он нескоро пишет книжки И никак не виноват, Что язык его не слишком, Не совсем витиеват. Его главные сюжеты, В основном, как мир стары, В них герои только эти, Никого со стороны. Там и любят, и страдают, Честь свою не продают, Седину приобретают, Но друзей не предают. За ночь книжку прочитаю. Не беда, что не посплю. Помечтать предпочитаю И героев тех люблю.

Такая грустная пора… Не до обид и столкновений. Лишь россыпь слов из-под пера, Попытка поздних откровений. Весь месяц хочется прожить Без суеты, без потрясений И прошлое не ворошить Под шум дождя, под ветр осенний.

Тлело тщедушное тело, Грусть расстилалась в глазах. Счастья от жизни хотела, Ласки в мужских голосах. В бунинских тёмных аллеях Лучшие годы прошли. Алые губки горели, Жизнь молодую прожгли. Вдаль безучастной походкой Долго сквозь город бредёшь. Грустная очень погодка: Холодно, ветрено, дождь.

С Ленинградского вокзала В Селижарово уеду. Это ближе Березая — Там же родина моя! И пешком до Березуга Вёрст пятнадцать не спеша… Завелась опять подруга, Заворочалась душа.

Деревенский мамин дом, Серая постройка. Но под снегом и дождём Столько лет постой-ка! В нём нетопленая печь И пустые окна, Крыша скоро будет течь. Знаешь, как намокла? Очень трудно одному В непогодь держаться, Одинокому ему С временем сражаться. Пусть подольше простоит… Что же так грустится? Может быть, и предстоит Свидеться-проситься.

Не стесняюсь теперь мамы. Нет её уже на свете. Она так и не узнала Про неловкость за неё. Просто знала, что сыночек Ей надежда и опора. И жалела меня очень. Даже больше. Как могла. Подрастают свои детки. Жизнь вполне закономерна. Сам себе поставил метку. Время целится в неё.

Под роскошные одежды Прячем меркнущее тело. Подающими надежды Были в молодости мы. От надежд осталось тело, А от тела – стыдоба. Так уж, видно, захотела, Разохотилась судьба.

Ах, молодость, молодость, молодость, Родная моя сторона, Прошла на окраине города И там же осталась она. Казалось, великая разница — Что было тогда и теперь. Ах, молодость! Просто проказница, Неслышно закрывшая дверь! Не все идеалы развеяны, И, сколько себя ни брани, Живём хорошо и размеренно. На нас не в обиде они. А ты, как весенняя молния, Всегда откровеньем была. Ах, молодость, молодость, молодость, Куда ты меня привела?..

Человек звучит, как скрипка, Ноту выбравши свою. В детстве слабенько и зыбко, Встав у жизни на краю. А потом завертит юность — Вся сплошной водоворот. В нём, бог даст, окрепнут струны. (Или же наоборот?) Ну а зрелость – продолженье Ноты, выбранной тогда, Жизни плавное движенье, Но неведомо куда. Старость только подытожит Ноту сыгранную ту, Заодно проверит тоже Такт её и чистоту. Если сыграно фальшиво, Хоть и многих ублажал, Значит, прожил жизнь паршиво, Кто бы как ни возражал.

Слишком дальняя дорога, Слишком проводы грустны, Слишком долго у порога Мы стоим, отстранены Друг от друга и от ближних, Слишком тягостных забот. Слишком много будет лишних Воскресений и суббот.

Пора собрать остатки Прошедшей жизни той, Её долги, задатки И прочий скарб простой. Нехитрые пожитки, Что удалось нажить, Прозренья и ошибки В один мешок сложить. Разъять тугие узы И раны зализать, Надёжный крепкий узел Спокойно завязать.

До свиданья. Здрасте – здрасте. Всё сумело надоесть. Роковые стихли страсти. Вкусно хочется поесть. Здрасте – здрасте. До свиданья. Скоро ходят поезда. Настроенье чемоданье. Только ехать никуда Не пришлось дорогой гладкой. Всё успелось и смоглось. Всё, что было не в порядке, По порядку улеглось.

Много есть плачущих, но не о том. Много смеющихся, но не над тем. Кто указующим водит перстом И в заблуждение вводит зачем?

Заботливая память готова услужить, С такой всегда удобно и безопасно жить. Задумаешься только, она всегда права, И не болит нисколько о прошлом голова. Она соломку стелет, подушечку кладёт, Ревизию проводит не реже раза в год. Потом цепочкой стройной выстраивает ряд, В нём нет уже событий, которым ты не рад. А если просочится случайное одно, Опять же роль страдальца получишь всё равно. У нас такая память. Ей всё разрешено. Цветное, игровое, добротное кино.

Забудем всё. Я Вас не знаю. Мой дом – окраина села. У Вас – калиточка резная, Моя – открытою была. Позакрывали окна-двери, Хотели жить и не тужить. Я Вам совсем уже не верю, Нам лучше семьями дружить.

И забываю тебя – честную, А слишком лживую – запомню. Твои признанья – долго чествую, Молчанье – выдумкой заполню. Такая, кажется, нелепица, Для всех сплошное изумленье: Зачем по движущейся лестнице Бежать в обратном направленье?

Я – другой, и ты – другая, Всё, что было, суета. Ни за что себя ругаем: Я – не тот, и ты – не та. Даже мелкий бугорочек Нам теперь не обойти, Слишком много заморочек На извилистом пути. Так давай себя не мучить, Это ведь такой наив… Грозовые ходят тучи, Горизонты заслонив.

Всё равно уеду. На Север, на юга ли. Встряска лёгкая нужна, Чтобы поругали. Лучше всё-таки на юг, Там тепло, не вьюжно. Там живёт старинный друг, Повидаться нужно. Обо всём поговорить, Обсудить и взвесить, Отдохнуть, наюморить Снова лет на десять.

Оставляю ближний берег, Твои очи и уста, Соберу немного денег, С чистого начну листа. Без ошибок, без помарок, Жизнь весёлую начну, Прихвачу с собой фонарик, Лодку быструю качну. Может быть, успею это Расстоянье одолеть, Догоню весну и лето, А не снег и гололедь. Выправляю белый парус, Лажу лёгкое весло. Я вовсю теперь стараюсь. Лишь бы только повезло.

Так уж печалиться надо ли, надо ли? Так и накличешь беду! Гулкие яблоки падали, падали В необозримом саду. Это, мой друг, настроенье осеннее Душу уже бередит. Очень хотелось бы знать, тем не менее, Что там ещё впереди. В сквере цветущем, на улице, в парке ли Птичий звенит разнобой. Может быть, те, что давно уже каркали, Нас напугали с тобой? Может быть, это у них репетиция Странной какой-то игры… Сделайте что-нибудь с этими птицами, Ты хоть их всех разгони!

Читаю Левитанского, Юрия Давыдовича. Мужика спартанского, Которому не завидовали. Изредка, по настроению, Книжки его перечитываю, Давние дни, военные, Чувства ненарочитые. А потом гражданские, Тоже биографические, То ли опять спартанские, То ли катастрофические. За кадром дела домашние, Грустные несостыкованности, Завтрашние и вчерашние, Вплоть до сердечной скованности. А в стихах – радость предновогодняя, Роскошь нарядов ситцевая, Для жизни всей нашей годная… Это и перечитываю.

Понимаю, разумею, Глажу острые углы. Я терпеть уже умею, Как немногие могли. И по рангу, и по чину Этот навык мне уже. Опыт – стойкости причина На последнем рубеже. Там сверну, тут мост налажу, Даже гору обойду, Сам с собой пока что лажу, Долгих споров не веду. Защищаюсь как умею. И терплю, терплю, терплю, Потому что разумею, Потому что жизнь люблю.

Не успеешь выйти – лезущие в двери, Не успеешь ложку донести до рта… Не прошу участья, никому не верю, Не боюсь – тут прочерк, жирная черта.

Неистребимо дьявольское семя, Его поля надолго взрыхлены. А наши, позаброшенные всеми, Житейским мусором давно захламлены. Когда проснётся сеятель Всевышний, Уже созреет буйный урожай… Клочок земли – твой огород давнишний. Рыхли его. Рыхли и орошай.

Он может всё. Однако же не хочет. А мы хотим. Возможности не те. Он наверху сверкает и грохочет. А мы молчим. Внизу и в темноте.

Лает мелкая собачка, Притаившись за столбом. Магазин и водокачка. Одинокий мамин дом. Здравствуй, милая деревня! Здравствуй, родина моя! Как же выросли деревья! Вы хоть помните меня? Здравствуй, речка! Здравствуй, поле И грибной когда-то лес! Вы меня забыли, что ли? Проявите интерес! Хоть для формы, хоть для виду, На копейку по рублю, Хоть притворство, хоть обиду… С детства я вас всех люблю!

Кризис близится природный. Да не местный – мировой! Нужен форум всенародный, Надо думать головой. На измученной планете Под названием Земля Всё трудней родятся дети, Даже около Кремля. Всё страшней болезни, хвори, Скот уходит из хлева, Кто-то ночью на заборе Пишет мерзкие слова. Соберёмся хоть на сутки, Озаботимся всерьёз, Не сигары – самокрутки Пусть достанут нас до слёз. Будем до ночи трудиться, Будем думать головой, Как же можно обходиться Без водицы ключевой.

От порога до порога, От случайности к судьбе По нехоженой дороге, По нетоптаной тропе. От сомненья до поступка, От вершины до глубин Мирозданье хрупко-хрупко, Мир раздроблен и един.

Ищу не новое, а вечное, На яркий пламень не лечу. Сияет ночью небо млечное, Им неуверенность лечу. Когда же солнце поднимается, Зарёю красится восток, Намного проще понимается, Как чуток каждый лепесток.

Всё, что делал и хотел, И всегда старался, Бегал, вкалывал, потел, Просто упирался — Потому что потому, Потому что надо, Чтобы в собственном дому Были тебе рады.

Тошнит всё чаще от людей Толкающих, орущих, Живущих просто, без затей, Хватающих и рвущих. Заполонивших всё и вся, Смердящих и ползущих… Я знаю, так про них нельзя, Но как, не знаю, лучше.

Любил подлизывать, подлизывать, А где удобнее – лизать, Чины и звания нанизывать, И вылезать, и вылезать. Всё, что доступно было, вылизал, Всё, что возможно, получил. Туда таких немало вылезло. Без всяких видимых причин.

Нет былого куража, Радости – тем боле. Жизнь проходит не спеша, Есть покой и воля. Только жить да поживать, В зеркало глядеться И ложиться почивать Дотемна, как дети.

Восторженное солнце За рощею вставало, С утра через оконце Сигналы подавало. Раскосыми лучами Играло и резвилось, Сверкало над плечами, Куда-то торопилось. А я не просыпался, Как лучики хотели. Я в плен ко сну попался И нежился в постели.

Вытесняют, вытесняют, Не хватает места всем. Ничего не объясняют, Как забытый Наркомзем. Нам же надобно держаться И за свой клочок земли Снова биться и сражаться, Не прося, чтоб помогли. Если думать, что помогут, Можно заживо пропасть. Ничего они не могут — В рот не надо палец класть.

Помнят мышцы риск и резкость, Финиш, белую черту. Помню даже эту местность, Флягу полную ко рту. Рев восторженной торсиды Перед финишным рывком… Помню всё, с дочуркой сидя Под трибунным козырьком. Вновь соперники коварны! Вновь болельщики ревут! Но теперь другие парни Ленту финишную рвут.

Ему была открыта дверь, А он не захотел. Москва, Ростов, Калуга, Тверь — Где дом его теперь? Каким он молится богам, Чей хлеб, похлебку ест, Кто с ним в дороге по бокам И просто рядом есть? Гремит раскатом дальний гром Под высверком косым. Стоит неслышно под окном И не заходит сын.

Ничего не успеваю. Чаще наспех, на бегу. Чаще просто уповаю И себя не берегу. Чаще бегаю по кругу, Чем желаю и хочу. Не признаюсь даже другу, За что совестью плачу. Руки жму и обнимаю, Езжу с дамами в авто. Все как будто понимаю, Только делаю не то.

Я друга хоронил. Он сам покончил счёты. Он часто говорил: «Печалишься чего ты?!» Без выкрутасов жил. Отчётливо и прямо. Подумал и решил. Надёжно и упрямо.

Всегда возможность есть Хотя бы попытаться В угодники не лезть И вовремя питаться. Немножко поберечь Себя и самых близких, Почаще слушать речь Элементарных истин.

Дремлет утром сад заброшенный. Холодно ему и влажно. Серой пылью запорошенный… Впрочем, это не так важно. Важно только настроение. Без него и сад, как зяблик. Осень. Грустные строения. Стуки падающих яблок.

Всё, что просто, это после. Надо долгий путь пройти, Не стоять, как серый ослик, Не начав ещё пути. Будут раны, и упадки, И отчаянье, и страх, Будет мерзостно и гадко И почти что полный крах. А когда за дальней рощей Вдруг услышишь соловья, Вот тогда и будет проще. На себе проверил я.

Между ангелом и бесом, Добродетелью и злом, Под тугим противовесом, На изгиб и на излом Проверяет ловкий малый Всех настойчиво и зло. Это многих обломало. Уцелевшим – повезло.

Озаботясь нясностью мира И пустотами в душах людей, Позабудешь любого кумира И возвышенность всяких идей. Приоткроется вскоре картина — Не дай Бог никому увидать. Лучше б жизнь, как и прежде, катила, Только что теперь толку гадать.

Из глубин всплывает детство. Не так часто. Иногда. Можно даже поглядеться, Словно в зеркало, туда. В речку Лету окунуться, Унестись её водой. Зимним вечером уткнуться В тёплый бабушкин подол. Приголубит, приласкает Она внука своего. Она добрая такая, Что не страшно ничего.

Счастья тонкий ободочек, Слишком хрупкая стена, Уязвима с разных точек, Беззащитная сама. Лишь условная граница От несчастья, от беды. Счастье хрупко, счастье длится От звезды и до звезды.

А я люблю тебя, люблю Бесстыдно и отважно. Как дровосек, рублю, рублю, Спине тепло и влажно. Обильным потом обольюсь, Про отдых позабуду. Ещё сильней потом влюблюсь, Ещё сильнее буду.

Скоро выведет кривая На опушку, на большак. Ах ты, доля горевая, С плеч опущенный пиджак! Так держи повыше плечи, Шаг опять не короти, Если надо, то и плетью Помогай себе в пути. А дойдёшь – спасибо скажешь, Что себя не пожалел, Когда зги не видел даже, От усталости шалел.

– Почему без дамы вы, сыновья Адамовы? – Дама дома варит щи, — говорят товарищи.

«К старости я сызнова живу» — Так говорят, когда любовь и дети Ценней всего на целом белом свете. Других богатств пока не назову. Я тоже как бы заново живу. (Хотя куда ты прожитое денешь?) Хватает чувств, здоровья, даже денег, Хватает сил держаться на плаву. «Пошли, Господь, ещё чуть-чуть удачи!» Мечтаю только, даже не прошу. Живу теперь совсем уже иначе, Его расположеньем дорожу.

Падают снаряды, Но не очень близко. Нет убитых рядом, Значит, нет и риска. Только гул свистящий. Озорной немного. Самый настоящий. Выстрела шального.

Не надо плакать обо мне. Стихи читайте, песни пойте, На иронической волне Вы поминать меня извольте! А все серьёзные дела Оставьте всё-таки за кадром. Уж очень быстрой жизнь была, Почти что номером эстрадным. В нём постановщик-режиссёр Придумывал такие сцены, Что я и сам-то до сих пор Готов платить любые цены, Чтоб доиграть в них до конца, До самой мелкой доработки. Ещё налейте-ка винца, А лучше – если крепкой водки. Расслабьтесь, милые друзья, Не сильно, но повеселитесь! И за весёлого меня На всякий случай помолитесь.

Нельзя стоять под дулом Любых воспоминаний. Так холодом подуло, Так неуютно стало, Безденежно и знобко, Печально, одиноко, Что сам попросишь робко Не повторять урока.

То, что в молодости было Целью жизни нам, Время вовсе не убило С горем пополам. Оно, как зверёк замерший, Спряталось в душе. Оно стало просто меньше, Маленьким уже. Поутихло. Истончало. Правда, иной раз, Как тогда, в самом начале, Возвышает нас.

Нарушайте ход времён, Только осторожно. Память, множество имен, Звон пустопорожний. Выбирайте нужный ход, Имена и нравы. Был счастливым этот год — Значит, вы и правы. А на долгие года, На многие лета Не бывает никогда Верного совета.

Платят дорого за счастье, С горем горьким наравне. Приходилось слишком часто С этим сталкиваться мне. Кто-то раньше, кто-то позже, Кто-то даже и вдвойне, Кто-то гибнет – спаси, Боже! — Как солдаты на войне.

Она мне подарила Совсем другую жизнь. Хотя и говорили: «Подумай… Откажись». А что там думать было, Раздумывать чего, Когда она любила И любит одного.

Поднимите бодрость духа. Это сделать бы пора, Потому что нет ни пуха, Ни воздушного пера. А когда-то пух и перья Разлетались вокруг нас Далеко уже не в первый, А потом – в последний раз.

Братья, сёстры и друзья, Остальные близкие — Строго их судить нельзя За поступки низкие. Мы же целое одно, Как считалось ранее. Даже тот, кто пал на дно, Сломленный, израненный. Может быть, он за меня Отработку делает — Как защитная броня, Пусть и обалделая. Каждый день и каждый час Там идёт сражение — Жизнь кого-нибудь из нас Бьёт на поражение.

Дети вырастут, спасут, Что погибнуть не успело. Их родители несут К очистительной купели. И с надеждою в глазах, В издавна заблудших душах Видят тайну в образах, От которой слёзы душат.

Диск полночного светила До утра стоял в зените. Беспокойство охватило? Не спалось, вы говорите? А кому сегодня спится? Посмотрите, жизнь какая — Как заточенная спица, Насквозь сердце протыкает!

Успеть совсем не страшно, Да вовремя к тому же, Туда, где сыто, бражно, Где не бывает хуже, Чем сам предполагаешь, Рассчитываешь втайне… Как на бегах играешь, Но осторожно крайне.

Отцы уходят… К матери прижаты Притихшие, растерянные дети. Любимицы, любимцы, кукушата. По-разному воспитаны, одеты. Они ещё совсем не понимают, Что и зачем сейчас происходило, Но глаз испуганных не поднимают, Как будто едок дым паникадила.

Время память вымывает — Даты, факты, имена. Время просто выбывает Из бюджета у меня. Я его крою, латаю, Сэкономить где, гляжу, Не хожу теперь – летаю, Стрелки вспять перевожу. Успеваю только-только, Думать некогда уже… Лихачей разбилось столько На последнем рубеже!

Из полости ствола стартующая пуля. Обидно, если насмерть. Печально, если влёт. Прицельно траекторию до сердца повернули, И тёплые хрусталики вдруг превратились в лёд.

Не надо убиваться, Что прожил как попало, И горем упиваться, Что молодость пропала. Ничто не исчезает, Тем более бесследно, А только ускользает, Найдя приют последний. И там невидно длится, В богатых снах витая, Вся жизнь: событья, лица И юность золотая.

Постоянно споришь, споришь, А устанешь – замолчишь. Понимаешь только то лишь, Что по смыслу различишь. Но давно уж смысла мало В говореньях и речах. …Только мама понимала, Что ни скажешь вгорячах.

Человеку одиноко На огромнейшей земле. Одиноко раньше срока. Он как муха на стекле. Всё прозрачно, всё свободно. Можно взять и полететь. Можно делать что угодно. А точнее – захотеть.

Стройка дома, очага На изломе срока Под процент ростовщика, Шёпоты пророка. Первый камень положи И фундамент выстрой. Поработай от души. Не спеша, но быстро. Собери добротный сруб, Ставь крутую крышу. Не жалей последний рупь, Он не будет лишним. Ну а с тем ростовщиком, Добрым кредитором Поселяйся в этот дом, Будет всё в котором.

Тяжкий взмах усталых крыльев, Да к тому же вразнобой — Пропитавшаяся пылью, С перебитою ногой Перепуганная птица, Ещё, в сущности, птенец. Ей бы к маме возвратиться На другой земли конец.

Резкий выдох, вдох просроченный, Напряженье на пределе. Финиш словно укороченный — Судьи, что ли, проглядели? На полшага, на полкорпуса, На одно всего мгновенье… Дорогой кусочек гордости, По судьбе поминовенье.

Понимаешь только с возрастом. И жалеешь, и прощаешь. Ошалевший от нервозности, Там, где можно, упрощаешь. Но оставшиеся сложности Всё никак не убывают. И молчишь из осторожности, И по-всякому бывает.

Она достойна этого Хорошего всего, Теплом семьи согретого Житейства своего. Пусть говорят: везение, Пусть думают: расчёт, За честь без опасения Вся жизнь её течёт. Как дальше она сложится — Отдельный разговор. Пусть ей попасть поможется К Всевышнему в фавор.

Наступает время «Ч», Проясняет, раны лечит. Раньше о таком враче Не могло идти и речи! Просто возраст подошёл. Без подсказок стало ясно, Что и крест не так тяжёл, И себя корил напрасно. Расставляет по местам Время мастерски фигуры: Пешки тут, а кони там, Короли, ферзи и туры. Это мудрая игра — Шахи, эндшпили, гамбиты… Кроме чести и добра, Остальные карты биты.

Клевера́ зацвели на бескрайних лугах, Колокольчики рядом, ромашки. Ты в сандалиях лёгких на быстрых ногах И в распахнутой летней рубашке. Впереди ещё целый, неначатый день, Радость встречи с друзьями, купанье. Привязался зачем-то назойливый шмель, Его громкое глупо жужжанье. Что-то мама вдогонку с крылечка кричит, Беспокоится, видимо, снова. А навстречу свобода, свобода летит, И не слышно, конечно, ни слова!

На что упадёт расточительный взгляд, Мгновенье удержит какое? Глаза как от яркого света болят, Хотя закрываешь рукою. И даже неловкие носишь очки, Точней – затемнённые стёкла. Как будто подолгу сужаешь зрачки, И многое выглядит блёкло. Не так откровенно, до боли в глазах, Не так обнажённо и резко. Как нота печали в чужих голосах. Почти без фальшивого блеска.

Наш дом готовится принять Смешного человечка. Он будет плакать, всё ронять И танцевать от печки. Он будет жить да поживать, Считать свои годочки… Как будем сына называть Или, вернее, дочку?

Храни, Господь, родные души, От злых людей оберегай. Как в сильный дождь кусочек суши, За беззащитность не ругай. Они научены другому, Другая роль досталась им — Беречь тепло родного дома, Как по привычке говорим.

Давай оставим ночь безумную Отдельной, красною строкой, Сентябрь шальной, дорожку лунную Над морем, озером, рекой. И вообще, какая разница, Где это было и когда. Судьба – злодейка и проказница — Нас не вернёт уже туда. И только память всё старается, Зачем-то душу бередит, Как будто тайно побирается, С надеждой в прошлое глядит.

Что-то смущает. А что – не пойму. Люди приличные в этом дому. Днём развлекаются, вечером спят. Кошечку держат. Хотя без котят. С ними большая собака живёт. А у хозяина впалый живот, Рядом его молодая жена, Дочка вниманием окружена. Есть и достаток, и сверх того есть. Любят красиво и вкусно поесть. Редко бываю я в этом дому. А почему, до сих пор не пойму.

Когда придёт дурная весть, Оглушит, огорошит, Всегда какой-то выход есть, Плохой или хороший. Не надо только сразу, вдруг Донельзя убиваться. И разомкнётся тяжкий круг. Куда ему деваться.

Что ни делал, всё талантливо, Все намеренья – всерьёз. Ожерелье бриллиантовое Между делом преподнёс. И ещё дарил подарочки И о жизни говорил. Без ошибок и помарочек К сердцу тропочку торил.

Зацветают все герани, Все оконные цветы. Даже хвойные на грани Разноцветной красоты. Так домашняя природа Отмечает ход весны. Для уставшего народа Очень праздники нужны.

Здравствуйте, девочки, Доброе утро. День начинается, В город пора. Там воскресение, Звон колокольный, Пасха Господняя, Солнце, весна. Платья нарядные, Туфельки, банты. Праздник запомнится Вам навсегда.

А и не было когда Думать о себе-то — Всё ещё не те года, Песня не допета! А когда пришёл момент, Подоспели сроки, Оказалось, что и нет Уже в этом прока.

Потяготы, позевоты, Нутрено, закожно, Ломать шапку перед кем, Сбрасывать со счётов. Закусить бы удила, Без году неделя, Ни к селу, ни к городу, Притча во языцех. Тютелька и утелька, Корточки, карачки, От аза до ижицы, Вдосталь, восвояси. Под чужим ли колпаком, Не в своей тарелке, И не богу свечка, Чёрту кочерга. Коромысла – вёдра, Скрипка – балалайка, С первого абцуга, Мозги набекрень. Быстро и так далее. Ордена – медали. Прибаутки – образы. И конца им нет.

Лучше законами времени Личный устраивать быт И терпеливыми к бремени Приобретённому быть. Ведь в беззаботность не сунетесь, Шанс для того окажись — Это всё видимость, суетность, Плюсквамперфектная жизнь.

Не сложилось, не совпало, Что должно было совпасть. Только нервы потрепали, Потеряли жизни часть. Эти странные удары, Непонятные тычки — Сколько их мы повидали, Наши ясные зрачки. Взором радужным глядели На бескрайний мир они. И казалось, только дело Служит степенью вины. Но той степени на дело Было просто наплевать. Жизнь в свою дуду дудела. Оставалось подпевать.

Не для вас пишу – для себя. Доказать хочу, что не слаб, Не бездарнее тех ребят, Что поэзия вознесла. Не на самый верх, на Олимп — Только в тесном своём кругу. Если это они смогли, Значит, это и я могу.

Гармония – простейший ключ К любым свершениям. Но знать бы, Как пробуждает солнца луч Архитектонику усадьбы. Её деревья и траву, Густые запахи и звуки… Стараюсь, думаю, живу, Не опускаю то есть руки.

Под кровлею родной,                     под шумом листопада Грустить, мой друг, смешно.                     Или точней – не надо. Ну разве что о том,                     что поздно понял это. Ну разве что потом,                     когда проводим лето.

Всё было так давно, Что сам себе казался Необъективным, но Осадочек остался. Старался не вникать И сути не касался, Хотя наверняка Осадочек остался. Не то чтобы грубил — Обидеть опасался, Тактичным крайне был. Осадочек остался. Смеялся, пил вино, В порыве обнимался, Но только всё равно Осадочек остался. Его не растворишь Во времени, в пространстве… Так ведай, что творишь — Вершишь и говоришь.

Были смерти и рожденья, Радость встреч и боль позора… Было жизни прохожденье Незамеченно и скоро.

Не хочу спешить. И точка. Жизнь не надо торопить. Календарные листочки Лучше скрепочкой скрепить. Позабыть дела, заботы, Перейти на тихий ход. Ну хотя бы до субботы, На неделю, месяц, год. И услышится мгновенье. Запах клейкого листка. Прелесть. Трепет. Дуновенье. Жизни. Чувства. Ветерка.

Никто не должен крохи, толики Нам соучастия, добра. Не заблуждаться, братцы-кролики, На этот счёт давно пора. Друзья мои, другие близкие И даже дальняя родня, Кладу я вам поклоны низкие За то, что верили в меня. Вам и самим немало выпало, Пусть и не более других. Но ведь уже из жизни выбило, Быть может, самых дорогих. Какие могут быть претензии, Когда и сам такой же я… Цвети, цвети, цветок гортензия, Вторая молодость моя.

Баба Клава, баба Клава Обезножена была. Баба Клава, баба Клава Троих братьев подняла. Отказали её ноги От таких благих трудов. Ей самой-то лет немного, Пятьдесят всего годов. Захожу к ней на могилу, Правда, помню-то всего, Как меня встречает или Нянчит сына моего. Коммунальная квартира, Примитивный очень быт… Бабу Клаву, бабу Клаву Никогда мне не забыть.

Памятью платишь И трудно живёшь. Всех не оплачешь. И кем прослывёшь? Славы не надо. Ни этой, ни той. Хочется лада И жизни простой. Переиначу. Перекрою. Больше не плачу. Стою на краю.

Носите подольше такие глаза. С такими становятся под образа К заутрене утром, к вечерне потом На праздник прощения в храме святом. С них тоже смывается яркая синь, Но вы их носите, пока хватит сил. Нам так будет проще – ему или мне — Достойно держаться и жить на земле.

Время бежит, как церковная мышь В поисках выпавшей крохи. С ним соревнуешься, резво бежишь Мимо застывшей эпохи. Ей – разбираться в хозяйстве своём. Нам – не попасть под обломки. Тихо псалмы во спасенье поём И возмущаемся громко.

Она уже вымерла, прежняя честь. Пора новизну воспринять и учесть. Бессмысленно, друг мой, искать наугад Затопленный в море последний фрегат. Давно ли тугие его паруса Совсем не смущала штормов полоса, Волненье природы, издержки небес? Куда он надолго из виду исчез? Покоится мирно на илистом дне В своей, а быть может, чужой стороне. Чего же тогда представляется нам, Как снова летит он по быстрым волнам?

Зачем редеют, пропадают Покровы тайн и заблуждений — Как миражи в пустыне, тают, Не сделав нам предупреждений. К ним прямо с детства привыкали — Когда задумываться было! Жизнь разгонялась, увлекала, А мы её всегда любили. Теперь умней как будто стали. Трудней ввязаться и увлечься. Из тех одежд повырастали, В которых совестно беречься. Осталось к этому привыкнуть. Быть не такими научиться. К другим источникам приникнуть. От молодости излечиться.

Со многими расстались, С другими расстаёмся. Немного жить осталось, С собою остаёмся. Взошло рассудка семя. Точнее, начинает. Общение со всеми Досаду причиняет. За редким исключеньем: Один, два, три, четыре… С завидным увлеченьем Сверчок поёт в квартире. А он откуда взялся В таком простом жилище? Здесь звук его казался Пронзительней и чище. Зато другие звуки Глушились, затихали. А ведь какие страсти Недавно полыхали! Совсем-совсем недавно — Вчера, позавчера ли? — Тут судьбы разбивались, От счастья умирали.

Главное – сделать, оценят – потом. А не оценят – беда не велика. Самое сложное – в самом простом, В том – что лицо отличает от лика.

И мы уходим следом, Почти не отставая. Но лучше, если летом, Когда трава живая. Тогда не так прохладно И не настолько сложно… Успеем? Вот и ладно. Теперь проститься можно.

В смиренье – признак силы, Достоинство ума. Кого не научили, Научит жизнь сама. А если не научит — Бездарных и глухих, — Они своё получат. Жалеть не надо их.

Чуть не в окошко лезли И двери открывали. Задумываться если — От жизни отрывали. Общения хотели, Болтали без умолку, Без устали вертели Ручную кофемолку. И с радостью, и с горем — Без разницы – к нему же, О расставанье скором С женой и даже мужем… Он так и жил, не зная, Зачем ему вся эта Шумиха поездная От лета и до лета, Приходы и уходы, Людей чередованье, Зачем мелькали годы, Рожденья, отпеванья. Он сам ещё и не жил. Хотел, намеревался. Как клоун, на манеже Весь вечер оставался.

Один-единственный читатель Моих стихов в простой тетрадке. Там я – трудяга и мечтатель. И в полном, кажется, порядке. Он про меня почти всё знает, Как исповедник самый ближний. Там тема вечная, сквозная. О жизни, как всегда, о жизни.

Падай низко, но не слишком, Без причины не шакаль. Пораскинь вперёд умишком И в болото не шагай. Оно топкое до жути, В нём погрязнешь с головой. Ведь ни капельки не шутит Оно с жертвой дармовой.

Он и был всегда – одинокий волк. Ни в чью стаю сам не хотел идти. Видел в жизни свой и бесспорный толк, Словно карты легли на скатерти. Рисковал всегда. Знал плохие дни. Ну а линию свою – гнул. Никогда его не поймут одни, А к другим он сам не примкнул.

…Выпал из времени. Вдруг истончился. Думал исправиться. Долго лечился. Тщетно угадывал времени ход, Степень вины, перепады погод… Был гражданином, певцом и поэтом. Помнил всегда и с надеждой об этом. Вышел на песни отпущенный срок. Больше не будет спасительных строк.

По планам сердца и души Стараюсь, строю. Катаю брёвна-кругляши, Фундамент рою. Их верноподданный и раб, Строитель вечный. Сам – и подсобник, и прораб. И план свой, встречный.

Люблю теперь то, что нельзя потерять. Наивно за это винить, укорять. В заветное прошлое смело бегу. Лелею его, от беды берегу. Оно отвечает взаимностью мне. Союз наш признанья достоин вполне. Спасаем друг друга. Мы вместе опять. Нам есть чем гордиться и что вспоминать.

Отсчёт пошёл. Земная жизнь И для тебя теперь настала. Недвижным свёрточком лежишь. Поела только что. Устала. Мы все земное бытиё С трудов таких же начинали. Потом лишь «каждому своё» Творцы судеб насочиняли. Пусть благосклонными они К тебе окажутся в итоге. Храни, Господь, тебя, храни. А мы помолимся о Боге.

Участьем слабого согрей. Что опасаться! Хотелось тоньше и мудрей Быть, не казаться. И с этой тонкостью, умом Живём недужно, Пока однажды не поймём: Быть проще нужно. Придёт и лёгкость, и успех С людьми в общенье. Получим, видимо, у всех Тогда прощенье. Не самый явный парадокс — А так, цветочки… Пока совсем не подросли Сыны и дочки.