* * *
Осторожно, тише в спорах.
Память стала прихотлива.
Был горяч, горел, как порох —
Стал внимать неторопливо.
Потому что факты, лица,
Даты, прочие детали
Стали меркнуть и двоиться,
Неразборчивыми стали.
Помню многое не точно,
Жажда истин ослабела.
Многоточья, многоточья
После каждого пробела.
Книжку памяти листаю.
Пропуск. Чистая страница.
А потом глава пустая.
Тут пора остановиться.
* * *
Живём как будто в заповеднике
И ждём плодов народовластия,
Непротивленцы, проповедники
Во всём Всевышнего участия.
Он ставит выше справедливости
Благую ценность милосердия.
Кому понять не посчастливится,
На тех безмолвствует и сердится.
Одолевает расстояния,
В сердцах торит пути небесные
И, не дождавшись покаяния,
Прощает наши души грешные.
* * *
Время на редкость весёлое.
Молодость. Совесть чиста.
Город, обласканный сёлами.
Жизнь хороша и проста.
Буйно ветвятся растения,
Птицы в дали голубой,
Нету нигде запустения,
Каждый доволен собой.
И не страшит расстояние
До самой главной мечты.
Нету нужды в покаянии,
Помыслы наши чисты.
Это – моё поколение,
Молодость – тоже моя.
Есть не меняться стремление.
Только состарился я.
* * *
После страшных потрясений
Люди делаются тише
И достойнее живут.
Шанс используют последний —
Под небесной общей крышей
Удержаться на плаву.
* * *
Грош цена в базарный день —
Поделом ему.
Тень наводит на плетень
Ловко потому,
Что ни крохи, кроме лжи,
За душою нет.
Да и собственно души
Потерялся след.
* * *
Не на гулянку, не на выучку —
Прошу прийти ко мне на выручку,
Дела оставив, побросав
И позабыв рояль в кустах.
Я не зову на помощь попусту.
Я на краю бездонной пропасти.
Не тратя нервов и труда,
Шагнуть поможете туда.
* * *
Со слезами провожают.
Толк не в этом, плачь не плачь.
Неудачи умножают
Вероятности удач.
Но не каждому герою
На терпенье хватит сил.
Я и сам шалел порою,
Снисхождения просил.
То ли голос услыхали,
То ли очередь моя,
Но прошла пора лихая.
Своего дождался я.
* * *
Не дождаться нам поблажки
Ни сейчас и ни потом,
Хоть ты в фирменной фуражке,
Я в костюмчике простом.
Не зажжётся свет карьерный,
И литавры не забьют.
Ты задёрганный и нервный,
А повсюду водку пьют.
Потому и не пора ли
Вдруг подумать о душе?
Гнулись, ёрничали, врали
Мы достаточно уже.
* * *
Ночь. Шаги. Забытый дом.
За углом притихли тени.
Шорох мокнущих растений
Под невидимым дождём.
Он всё чаще льёт и льёт.
Дело к осени. К закату.
Крыши хмуры и покаты.
Скоро их покроет лёд.
Портрет
1
Осенив его тело летучим крестом,
Никому не сказала ни слова потом.
Он лежал, упокоенный. Липы цвели.
Разохотилось солнце. Кружили шмели.
2
Заботливой памятью приговорена,
Отпечаток портрета хранила она —
С золочёным пером в гениальной руке,
С дактилической рифмой в нечётной строке.
29.IV.91
Дождь весенний моросил.
Предпоследний день апреля.
Не сберёг, не воскресил…
В храме матушку отпели.
И не в том совсем дела,
Что виновен перед нею.
Жизнь свою мне отдала,
Чтобы стать ещё роднее.
* * *
Ума хватило бы и воли
Спокойно мир воспринимать.
Живём пока не для того ли,
Что будем позже понимать?
Борцы, прислужники, сидельцы —
Все в этом выборе вольны.
Блаженны знания владельцы.
Или трагически больны.
Настроение
Всё оказалось впустую, дружочек.
Смысл потерялся, исчез между строчек.
Наошибались и дров наломали.
Сами себя не всегда понимали.
Сил не осталось для новых свершений.
Мы равнодушны теперь совершенно.
Правда, спасаемся этим как будто
От безобразных, безрадостных будней.
* * *
С утра дожди. Земля сырая.
Причина веская вторая,
Чтобы опять остаться дома
За чтением любого тома.
А первая совсем не в этом.
Нам в доме, нежностью согретом,
Легко, спокойно, безмятежно.
И – всё вокруг не безнадежно.
Танцы
Ты ходил не девок тискать,
Не клубнику воровать.
Смерть ты видел близко-близко,
Научился воевать.
В два притопа, три прихлопа
В клубе делаешь шаги.
Стыдоба одна, стыдоба…
До коленки нет ноги.
В стороне стоит невеста,
Довоенная ещё.
Из своих она, из местных.
По щеке слеза течёт.
* * *
Наша правда другим не нужна.
Так скажите, какого рожна
Надрываем охрипшие глотки
И дуреем, дуреем от водки.
Не от горя бела голова.
Ведь была моя мама права,
Когда жить для сыночка хотела
И сама в небеса улетела.
* * *
Губим себя, неразумные, сами.
Горе и злобу сдираем пластами
Вместе с больной, незажившею кожей,
Не осенённые милостью Божьей.
Только другие её заслужили.
Те, что достойно и радостно жили.
Мы из другого, простейшего ряда.
Будем и этой возможности рады.
* * *
Получены награды,
Осталось мало жить.
Седым спешить не надо,
Им некуда спешить.
Но в шумной круговерти,
В толкучке городской
Спешат до самой смерти,
Забыв удел людской.
А он остался прежним.
И надо бы спешить
Быть ласковым и нежным,
А не людей смешить.
* * *
В струях чистая вода.
Хороши фонтаны мая.
Головы не поднимая,
Не увидишь никогда
Брызг раскинутую сеть
Над проснувшимися львами,
Блеск листвы над головами.
Это только в мае есть.
Он и властвует людьми,
Обновляет всё живое,
Дарит чувство корневое.
С благодарностью возьми.
* * *
Пусть отлежится, отмучится
Поздняя эта строка.
К сроку, глядишь, и получится
Весточка издалека.
Будешь читать-перечитывать,
Помнить любое добро,
Золото лет пересчитывать,
Предпочитать серебро.
Только оно и останется
В непревзойдённой цене.
Память как вечная странница.
И – календарь на стене.
* * *
Пока живём надёжно,
Не думаем о том,
Что поскользнуться можно
И не спастись потом.
Когда живётся плохо,
То всё наоборот.
Тогда и малой крохе
Порадуется рот.
Незримая граница.
Коварный, зыбкий лёд.
А нам остановиться
Привычка не даёт.
* * *
К новой поправке никак не приучимся
И от неловкости мечемся, мучимся.
Координаты сместив возрастные,
Предпочитаем пути скоростные.
Для посвящённых движение плавное,
Дом защищаемый, имя заглавное,
Тихий источник, где можно напиться
Животворящей хрустальной водицы.
Шелест берёзовый, запах смородины,
Непреходящие облики родины.
И ниоткуда щемящее чувство,
Что в неизвестное всё-таки мчусь я.
* * *
Да будет по глаголу Твоему.
Не искупивший, головы не поднимаю
И, может быть, уже не подниму.
Несправедливость тяжело воспринимаю.
Последний шанс использовать спешу.
Но милосердия не жду, не предрекаю.
Удачи незаслуженной прошу.
И в молчаливости Тебя не упрекаю.
* * *
Это я. Потому и не прав.
И повинна моя голова…
В осужденье слова подобрав,
Подберу и другие слова.
Их пока никому не скажу.
И себя не возьмусь убеждать.
А поскольку под Богом хожу,
Лучше будет ещё подождать.
* * *
Указатель, яркий свет. Вам направо – мне налево.
По какой такой причине обособленно хожу?
Протекает тихо жизнь, и растёт познанья древо.
Но на всё, что происходит, с удивлением гляжу.
Одинаков каждый день. Не меняется дорога.
И спасают обходные, безопасные пути.
Подходящий способ жить. Их и было-то немного.
А теперь ещё труднее стало новые найти.
* * *
…Вот и спасаемся тем, что имеем.
Быть экономными с детства умеем.
Нам и тогда приходилось несладко.
Кажется только, что прожили гладко.
Жизнь завершается поздним прозреньем.
Благодарением, болью, презреньем.
Ни от кого не зависящий выбор.
Жребий заслуженный каждому выпал.
* * *
Рояль стоял, покрытый пылью.
На нём мазурку не играли.
Когда-то это было былью.
А вот теперь её украли.
На праздник светлый песнопенье
Не разнесётся по округе.
Не соберутся в воскресенье
Под вечер мамины подруги.
Нас очень многого лишили
И ничего взамен не дали.
Мы слишком выморочно жили.
Мы с вами просто опоздали.
* * *
Не всё получилось… А как получалось!
Земля под ногами и небо качалось.
От бешеной радости, от восхищенья.
Теперь за неловкости просим прощенья.
Не в навыках дело. Причины другие.
Вы зла не держите, мои дорогие,
Что мало осталось того вдохновенья,
Взамен же – обыденность обыкновенья.
Поэтому что ж сокрушаться, сердиться,
И много ли смысла в чужое рядиться?
Оно уже было и отбыло нашим.
Давайте слова благодарные скажем.
* * *
Волчья хватка, лисий бег.
А по виду – человек.
Человечьему обличью
Всё одно кого скрывать.
Так живут в людском миру.
Всё, что добыто, – в нору…
И законов волчьей стаи
Никому не изменить.
* * *
Когда не мы, то, значит, кто же?
Те, кто умнее и моложе.
Конечно, им и карты в руки.
Нам – дети взрослые и внуки.
За них мы только и в ответе,
Пока живём на этом свете.
Да и на том, наверно, тоже.
И это правильно, похоже.
* * *
Нет, пойдём уже, мой милый,
Поздно делать реверанс.
Самолётик винтокрылый,
Унеси-ка в небо нас.
С высоты на мир взираем,
На земную благодать.
Что из памяти стираем,
Никому не угадать.
* * *
Чем больше всё меняется,
Тем больше всё по-прежнему.
Народ опохмеляется,
Живёт тоской по Брежневу.
По временам, которые
Так тешат самолюбие…
К ним холодна история.
Их память приголубила.
Остров
На остров далёкий уедешь, а нам
Оставишь, что нажил.
Дорога по серым, замшелым камням —
Прозрение наше.
Останется мало не нужного тут
Житейского хлама.
Под северным небом роскошно цветут
Сады Валаама.
* * *
Бывает страшно, если вдруг
Представишь, что их нету…
Не принимай пока испуг
За чистую монету.
Ещё есть время, силы есть
Любить, жалеть и холить,
Такую жизнь и предпочесть,
Их поберечь изволить.
Потаповский
Дом девять дробь одиннадцать,
Квартира восемнадцать.
Сегодня розу красную
Под окнами кладу.
Здесь жили эти женщины,
Две дальних голубицы.
Одна теперь во Франции,
Другая умерла.
Над переулком сумерки.
Осенняя прохлада.
И две судьбы пронзительных
У времени в плену.
Для Ольги – крест и звонница…
Далёкий путь – Ирине…
Живут два ясных имени
В просторах голубых.
Возраст
Мама устала к преклонным годам.
Только теперь пониманьем воздам,
Вплоть приближаясь к границе, к порогу,
Где переход на прямую дорогу.
Много узнаю на этом пути.
Но дорогое успело уйти
Слишком не понятым, не оценённым
Мною, коленонепреклонённым.
Картина
Сироты шли, потом болезные
Тянулись медленно по краю.
Я им советы бесполезные
Со всеми вместе подбираю.
Куда идти, куда сворачивать,
Кого из встречных сторониться…
Стоят вдали дома барачные,
За ними – серая больница.
Там лечат частыми уколами
Тех, кто уже терпеть не может.
Они лежат почти что голыми.
Им даже морфий не поможет.
Не знали этого бредущие.
Другой им виделась картина.
В ней было светлое грядущее
Через ворота карантина.
Услуга
Время сжимается – будет эрзац.
Самое важное запропастится.
Будешь не слышать и замерзать,
Не успевая простить и проститься.
Всё вымывает из памяти. Что ж,
Прошлое тоже своё отслужило.
Время его и пускает под нож,
Словно за нас потрудиться решило.
* * *
Это всё одна дорога,
Как бы ни был путь извилист
От родимого порога
До надежд на Божью милость.
Смысла нет винить кого-то
И себя корить под старость.
Вечер. Сделана работа.
И взамен пришла усталость.
* * *
Думай, думай, думай крепко,
Надвигай поглубже кепку
Прежде чем, а не потом —
Над поставленным крестом.
Не хватает дум и кепок.
Человек ретив и крепок
Задней датой и умом.
Так и жили, и живём.
* * *
Разгоним кровь и понемножку
Начнём картину представлять,
Кто без нужды подставил ножку,
А кто решил не подставлять.
Во время быстрого паденья
Взгляд не фиксирует потерь,
А будут ли приобретенья,
Нам всё равно уже теперь.
Того, что нажито, хватает,
И даже скарб ненужный есть.
Исправно дворник подметает.
Бывает, некогда присесть.
* * *
Собрались и под шумок
по рукам ударили.
Чем приличней человек,
тем от власти далее.
Ешьте чёрную икру,
запивайте водкою.
Прогремит не в первый раз
залп прямой наводкою.
Тешат лидеров дворцы
и почёт со славою.
Огляделись и пришли —
здравствуй, Златоглавая!
Имена наперечёт,
песня величальная.
Жизнь по-старому течёт,
грустная, печальная.
* * *
Нам хорошо ли, плохо ли,
Путь праведный ли, грешный,
Живём на оба профиля —
На внутренний и внешний.
Один – не совпадающий
С другим в любой детали:
Спокойный и рыдающий —
Две стороны медали.
Деревенские откровения
Стоит деревня Дураково,
Точней её не назовёшь.
Не потеряешь дорогого —
Намного дольше проживёшь.
К деревне той дорога лесом,
Зимой и вовсе нет пути.
Чем на рожон охотней лезем,
Тем проще истину найти.
Жилых домов в деревне два лишь.
Ушли за правдой мужики.
Чем откровенней глупость хвалишь,
Тем агрессивней дураки.
Деревня рано спать ложится.
Ей сон – награда за труды.
Чем легче праведник божится,
Тем вероятней ждать беды.
* * *
Остались наброски, подстрочники, текст,
Закладки, сюжет, фотографии тех,
Кто мил, не обласкан, почти что забыт,
О ком в день прощальный никто не скорбит.
Фрагменты, осколки, неприбранность, пыль.
Гипотезы, факты, фантазия, быль.
В хранилище памяти много всего.
Но разве возможно заполнить его?
* * *
Вглядимся друг в друга попристальней.
Кто знает, что станется с нами,
К какой неожиданной пристани
Прибьёмся, привыкнем, пристанем.
Запомним среду обитания,
Восторги, заминки, длинноты,
Хотя бы лица очертания
И голоса явные ноты.
Он быстро вдали обрывается.
Забывшийся облик не виден.
Во времени всё размывается.
И обморок встреч не обиден.
* * *
Не представляй меня таким,
Каким меня и нет —
Желанным, самым дорогим
В толкучке дней и лет.
Несутся быстрые года,
Мелькают наши дни.
А ты зовёшь меня куда?
Там сложности одни.
У нас у каждого свой дом
И угол в доме есть.
Друг другу даже и при том
Несложно надоесть.
Не представляй меня таким,
Каким недавно был.
Не то чтобы совсем другим,
А прежним, молодым.
* * *
Уже на следующей станции
Без сожаления сойду.
Кусок оставшейся дистанции
Закончу в будущем году.
А не закончу – что изменится?
Сошёл усталый пассажир…
Года пройдут, зерно измелется.
Никто не вспомнит, что он жил.
* * *
Не привыкать… И привыкаю.
Почти на гибель обрекаю,
Что будоражило и грело,
Непреходящий смысл имело.
А жить иначе слишком тяжко.
Они идут в одной упряжке,
Поочерёдно, мерно, цугом.
Любовь и горе. Друг за другом.
Привычка только и спасает…
На брови кепочка сползает,
И взгляд печальней, тяжелее.
Как будто сам себя жалею.
* * *
И мы уйдём. Другие будут.
Но смысла тоже не добудут.
Потопчут землю и уйдут.
И в ней пристанище найдут.
Там и останутся тесниться.
Немногих Божия десница
Под купол неба заберёт…
Не угадаешь наперёд.
* * *
«Вот и всё. Володя умер».
И никто не обезумел.
Жизнь текла, и солнце грело.
Свет не мерк. Свеча сгорела.
Беспрерывно. Сорок дней.
Чтоб душе его видней
В одиночестве леталось,
В небе долго не плуталось.
* * *
Широко глаза глядели,
Долго в горле ком катал.
Так и есть на самом деле,
Как не думал, не гадал.
Горячо целует дочка.
Нежит милая жена.
Годы встали в два рядочка.
Жизнь судьбой ограждена.
На своём тружусь наделе.
В самый раз хватает сил,
Чтобы всякий день недели
До небес превозносил.
Безусловен этот выбор.
Безусловна радость жить.
Раз счастливый жребий выпал,
Им и надо дорожить.
* * *
Крен в эту сторону. Надо бы в ту.
В прошлом хотелось, не в этом году.
Шум вместо праздников, не тишина.
Правда ненужная обнажена.
Тип равновесия. Только не тот.
Грустные новости. Поздний итог.
Много хотелось, да мало сбылось.
Жизнь продолжалась, да время рвалось.
Свобода
Поплачем потом, когда будем немолоды.
Ещё и зерно по амбарам не молото.
Не выросли дети. Не выстроен дом,
В котором и будешь свободен потом.
Тогда от неё никуда ты не денешься.
Неважно, что старость, и привкус безденежья,
И скорбные мысли, т. д. и т. п.
Её не захочешь. Ни мне, ни себе.
Ехал грека
Через реку ехал грек,
а навстречу ему рак.
Чем тупее человек,
тем увереннее он.
То ли лодка, то ли плот,
то ли гладкое бревно.
Можно по лбу, можно в лоб.
Отобьёшь кулак себе.
Переправа летом вброд,
а зимой спасает лёд.
Верит в лучшее народ
и жалеет дураков…
Едет грека по реке,
и свистит вдогонку рак.
Лучше, если вдалеке
от тебя живёт дурак.
* * *
Интуиция целого. А потом остальное.
Как удобное креслице. И притом приставное.
Все детали – безделица по сравнению с этим,
Потому что в безгрешные по инерции метим.
Остановка. И колокол в тишине привокзальной.
Незнакомая станция под Орлом, под Рязанью.
И ненужным покажется прыгать в темень вагона.
Оказалось, проехали час назад Бологое.
Здесь остаться захочется. Это выход, наверное?
Спит неслышно над Волгою вся Тверская губерния.
Проситель
Пережить бы и не бросить
на земле её одну,
Не пойти бы камнем только
раньше времени ко дну.
Пережить бы не намного,
суток на трое всего…
Вот об этом он и просит
много лет уже Его.
* * *
Всё нормально. Только время
перестало быть твоим.
Потому намного чаще
несуразности творим.
Заодно предпочитаем
на случайности пенять…
Но, увы, дано немногим
это вовремя понять.
* * *
Работник последнего, честного часа.
К нему небожители часто стучатся.
Вперед продвигают по трудной дороге.
И тень от звезды замерла на пороге.
Её переступит он, дом покидая.
Останется дома жена молодая.
Детей у них нет. Говорят, не успели.
И падают слёзы под стуки капели.
Задумчивый странник шаги ускоряет.
Себя за медлительность лишь укоряет.
Ведь время и место назначены свыше.
И он этот голос отчетливо слышит.
* * *
Конечно, выход есть.
А будет ли? Не знаю.
Побереги же честь
Хотя бы, мать честная!
Останешься ни с чем,
Живя подобно моту…
Хотя-то вообще
Бесчестье входит в моду.
* * *
Противоречий нет в природе,
Они лишь кажутся такими.
Бытует мнение в народе,
Что дуракам полегче жить.
Мир к равновесию стремится
Через любые перекосы,
Но никогда не осрамится,
Как бы ни властвовали мы.
Он резко в сторону качнётся
И плавно выправится ночью.
Отсчёт по-новому начнётся
Людских достоинств и грехов.
* * *
Эфемерность нужных слов.
Безуспешность правых дел.
Под влияньем сладких снов
Прозу жизни проглядел.
А навёрстываю так,
Что и страшно самому:
Будто знамя на Рейхстаг
Первым завтра подниму.
Старые истины
Жениться надо на сиротах,
Намыкавшихся, большеротых
От губ бессильного сжиманья,
А не на модных и жеманных.
Их взгляд для радости распахнут.
Для них цветы иначе пахнут.
Им-то и можно смело замуж.
И всё от нас зависит там уж…
Бесценны истины простые.
А губят хлопоты пустые,
Почти бесовские по сути.
От них немногие спасутся.
* * *
Мы не боимся умереть.
Нам очень страшно умирать.
Хотели медленно стареть.
Но нам не дали выбирать.
Альтернативы вроде нет.
Но есть возможность угадать,
В какой оставшийся момент
Наступит божья благодать.
Когда услышим шум травы
Над приземлённой головой.
Когда без нас поймёте вы,
Как сладок ветер полевой.
* * *
Я у мамы был один.
Огонёчек. Свет в окне.
Плачет, плачет обо мне
По зиме и по весне.
Летом легче. Дни длинней.
Плачу я теперь по ней.
И не выплакать до дна.
У меня она одна.
* * *
Распушитесь, листья дуба!
Крону сделайте пышней!
Бытиё сильней недуга
И отчаянья важней.
Не прервись, музыка жизни,
На тяжёлом рубеже!
При духовной дешевизне
Петь не хочется уже.
Продолжайся тихой нотой
На окраине, вдали.
И потом ещё длиннотой
Напоследок одари.
* * *
Вместо реальности выделку вымысла
В область сознания временем вынесло.
Стала реальность материей едкой.
Можно снабдить подобающей меткой.
Было б кому… Получается, некому.
Очи прикроем набухшими веками,
Да и сморгнём, что на них набежало,
Чтобы уже ничего не мешало.
* * *
Есть ещё время. А как же не быть?
Будет ещё и от страха знобить.
От недостатка и сил, и тепла.
От пониманья, что жизнь протекла.
Этот её промежуток иной
Каждый живёт со своею виной.
Будет ли меньшей в итоге она,
Определиться попытка дана.
* * *
Не дано для человека
На земле второго века.
Первый… Он во многом прожит.
Вариантов не предложат.
Так поищем же их сами.
Здесь у нас, под небесами.
И успеем, может статься,
В чьей-то памяти остаться.
* * *
Чужие и взгляды, и запахи.
И крик у заброшенной запони.
Кругом непонятные лица.
За близких пора помолиться.
Им тоже несладко приходится.
Глядишь, и чуть-чуть распогодится,
Появятся проблески света…
Дождаться бы только ответа.
* * *
Где же воздух, нам пригодный для дыханья?
Не слепит уже вольфрамовая нить…
Жизнь подвластна алгоритму затуханья.
Только надо бы ещё повременить!
И не то что насладиться не успели,
Её прелести узнать и оценить —
Вдруг от скорости такой оторопели,
Оттого, что ничего не изменить.
Сверх отпущенного вряд ли ей продлиться.
Что заслужено, то к сроку и сбылось.
За детей ещё осталось помолиться.
Чтобы им не хуже нашего жилось.
* * *
От аза да к ижице
Опыт грустный движется.
Прибавляет знания
Про добро и зло.
Алфавит кончается.
Маятник качается.
Отбивает времечко —
Плату за житьё.
На последней станции
Выпишут квитанции.
Это значит, стрелочник
Семафор закрыл.
Полустанки дальние.
Дни исповедальные…
Было б только выслушать
И простить кому.
* * *
Были жёны и подруги
И обиды на судьбу…
Маме я погладил руки
Только в прибранном гробу.
С цепкой памятью не слажу,
Возвращаюсь и бегу…
Руки маме глажу, глажу
И согреть их не могу.
* * *
К ним хочу. Туда, где вырос.
Поглядеть. В последний раз.
Там свобода. Вольный выпас.
Жизнь простая. Без прикрас.
А вернусь сюда, конечно,
Где шальная жизнь кружит,
Где теперь, уже навечно,
Тихо матушка лежит.
* * *
Оближем сухие солёные губы,
До хруста, до боли сожмём кулаки.
Стоят без хозяев замшелые срубы,
На ближнем болоте шумят кулики.
На поле трава человечьего роста,
Но тянет прохладой от быстрой реки.
В далекую сторону, в лоно погоста
Ушли из деревни моей старики.
На крайнем подворье взволнованный кочет
Никак не найдёт подходящий насест.
За речкой в бору кто-то глухо хохочет,
Там странные птицы для этого есть.
А к ночи затихнут последние звуки,
Вселенской покажется здесь тишина.
Смешно напрягать ослабевшие руки,
Разумного смысла тоска лишена.
* * *
Берега мои, берега,
Да теченье в них – никуда.
Дорога ты, жизнь, дорога,
А что прожил так – не беда.
Далеко смотрел, далеко,
Да увидеть мог не всегда.
Но влекло вперёд и влекло,
Выбирал пути без труда.
До всего дошёл, до всего
И себя довёл до ума.
От его причуд, от его
Побелевшая голова.
Берега мои, берега,
В них вся жизнь моя, не вода.
Но течёт она, как река
Через крупные невода.
* * *
Божий день, и ночь нежна .
Утро их венчало.
Мама, доченька, жена —
Три моих начала.
Жизнью кровь остужена
Так или иначе.
Мама, доченька, жена —
Три моих удачи.
Каждая навек дана,
Свыше награжденье.
Мама, доченька, жена —
Три моих рожденья.
Радость эта суждена.
Светел лес осенний.
Мама, доченька, жена —
Три моих спасенья.
Сердце с разумом в ладу,
И спокойны речи.
Троекратно крест кладу,
Ставлю, ставлю свечи.
* * *
Человек исчезающий. Как по-латыни?
Тяжело вспоминать времена золотые.
Не хватает для нужд, для ума лексикона,
Не понять новый смысл основного закона.
Человек заблудившийся. Выйти бы к свету.
Но никто и не ищет тропиночку эту.
Повернуть бы назад, да грехи не пускают,
А глаза ко всему, ко всему привыкают.
Человек потерявшийся. В стиле, размере.
Проживающий жизнь в непонятной манере.
Очертанья его для потомков размыты
И не кажутся больше родными. А мы-то?
Что нам делать и как на плаву удержаться,
Потому что пора и на что-то решаться.
Или этот сценарий уже не поправить
И заумного автора можно поздравить?
* * *
Сам с собою споришь, споришь,
Больше прежнего молчишь.
Вдоль дороги мелкий спорыш,
А в округе гладь да тишь.
Лишь качнёт неслышный ветер
Ветви вислые берёз…
Ищешь правду каждый вечер,
От отчаянья тверёз.
К ночи доза алкоголя
Увеличится вдвойне.
Такова солдату доля
На невидимой войне.
* * *
Если можно, то простите.
Дам и трёшницу на водку.
Смысла только не просите.
Ни подсказки, ни наводки.
Ткань любых других материй
Продаётся и кроится.
Вам бы свыкнуться с потерей,
Кто без смысла жить боится.
Его многие искали.
Он лежал вокруг и рядом.
Проглядели. Растаскали.
Бес командовал парадом.
Мне моя досталась доля,
Ею смог распорядиться.
Суть её как на ладони.
Вам она не пригодится.
* * *
Бил чечётку-дробочку.
Шёл по узкой тропочке
Прямо, не сворачивал.
Крыльями покачивал.
Переборы-клавиши,
Был звоночек давешний.
Накренился в сторону,
Поклонился ворону.
Тот круги накручивал,
Небо крылось тучами.
Голова бедовая,
К жизни не готовая!
Нет чечётки-дробочки,
Постесались скобочки.
И тропинка-тропочка
Поросла быльём.
* * *
Перед выходом из дома
Осеняют в два креста…
Человечьего гнездовья
Технология проста.
Береги родных и близких,
Как тебя же берегут.
Не стыдись поклонов низких,
Дни стремительно бегут.
Не успеешь оглянуться,
Будет некого жалеть.
Будешь гнуться, гнуться, гнуться,
В одиночестве шалеть.
Провожай, жена и дочка,
Чтобы вечером встречать.
Кто так радостно хохочет,
Неохота различать!
Приезжий
Ты опоздал, пассажир.
Видишь, кругом пепелище.
Прячут теперь мужики
ножики за голенище.
Надо же им выживать,
деточек на ноги ставить.
Многие живы пока.
С этим и можно поздравить.
Здесь не Мамай проходил.
Это свои постарались.
Страшно по-доброму жить.
Вот до чего доигрались.
Эх, повернуть бы назад,
перепахать, раззудеться…
Некому только уже.
И никуда же не деться.
* * *
Человеку неуместна роскошь быта и одежд.
Большинству подходит только извинительный падеж
За своё существованье, за возможность пить да есть…
Горше этого не скажешь, но и это тоже лесть.
Что ж, заманчивость рядиться неизбывна и чудна.
Занавеска, ширма, маска, азиатская чадра
Прикрывают суть нагую, от бесчестья берегут.
Жизнь обычна. Все довольны. Незаметно дни бегут.
* * *
Окна и двери везде запираем —
В профиль видны и анфас…
Уединение мы выбираем,
А одиночество – нас.
Он разрешает, Высокосмотрящий,
Быть от людей в стороне,
На языке всех времён говорящий
Даже в безбожной стране.
Тем и спасаемся и, как умеем,
Делаем благостный вид,
Что без нужды потихоньку умнеем.
Плакаться Он не велит.
* * *
Однозначны мрак и осыпь
Ускоряющихся лет.
Но пока – в начале осень,
А зимы – в помине нет.
Поздний август и сентябрь,
Половина октября.
В эти месяцы хотя бы
Не расстраиваться зря.
А когда начнётся слякоть,
Бесприютность и тоска,
Можно будет и поплакать…
Стужа зимняя близка.
* * *
Возраст больше не обиден,
А спокоен и обыден.
Привыкаешь ко всему.
Подчиняешься ему.
Хочешь ты или не хочешь,
Всё равно о том хлопочешь,
Что и телу, и душе
Своевременно уже.
Извинения
Телефоны, телефоны,
гулкой трелью не звоните.
Вас не слышно, потому что
чувства прежние остыли.
Я не буду возвращаться.
Извините. Извините.
Корабелу неуютно
в обесточенной пустыне.
Вы кого-нибудь другого
на поступки соблазните.
Ну а мы дорогой этой
не однажды проходили.
Повторяться нету смысла.
Извините. Извините.
Разве что, того не зная,
память вдруг разбередили.
* * *
Ах, душа моя больная!
Ей бы впору отдохнуть.
Так прижмёт тоска шальная,
Что ни охнуть, ни дохнуть.
А потом отпустит вроде
На неделю или две,
Чтобы заново, к погоде,
Разболеться голове.
Вот и движется по кругу.
И принять её изволь.
Безотчётную подругу.
Беззастенчивую боль.
* * *
Пассажиры, пассажиры,
дальнобойный переезд.
Кто кого в дороге долгой
переспит и переест?
Перегоны, перегоны
да на стыках стук колёс.
Даже в тамбуре под утро
воздух влажен и белёс.
Полустанки, полустанки,
пашни, росстани, леса.
Скрыла прошлое надёжно
дымовая полоса.
Это дым воспоминаний
вслед за поездом летит…
Проза жизни. И в финале —
неразборчивый петит.
Лошадки
Смотри, опять сгустились тучи
Над неповинной головой.
Но даже впадины и кручи
Преодолеет ездовой.
Ведь на лошадках разномастных,
Не зная брода и пути,
От вероятностей опасных
Есть шанс с достоинством уйти.
Они потом подлечат холки,
Пощиплют травку на лугу…
На крайний случай, да и только,
Я их теперь поберегу.
Зима
В доме мамином тепло.
Печка дышит ровным жаром.
Время медленно текло,
Доставалось счастье даром.
Кроме этого тепла,
Ничего не надо было.
Если бы она могла,
То ещё сильней любила.
Память детства! Ты одна
Вечна, пристальна, кристальна,
Щедро каждому дана
И всегда исповедальна.
И, конечно, я хотел
Сохранить в душе до гроба
Те морозы и метель,
Крутолобые сугробы…
* * *
Все грешат. Лишь избранные каются.
С кем-то по ночам перекликаются.
Плохо спят и мучаются всяко.
А потом и привыкают яко.
Все хотят. Но выживут немногие.
Отстают на круг коротконогие.
Тащимся и мы, пока есть силы,
Тропкой по обочине трясины.
* * *
Был ангел смысла выдержан и точен.
К нему благоволившие не очень
Пытались медленно да исподволь, с усмешкой
Перевернуть орла беспроигрышно решкой.
Казалось, что кому-то удаётся
И остальным надежда остаётся
На жизнь спокойную, без помыслов и взоров,
Без судей праведных и честных приговоров.
А мне из детства в памяти осталось,
Как из него обидно вырасталось.
Пальтишко мамино три раза перешито…
Так много прожито и мало пережито.
* * *
У будущего – странная походка,
Она погасит норов и порыв.
Не узнаю при встрече одногодка,
Почти со стариком заговорив.
На каждый миг – отпущенная вечность,
На долгий век – мгновение всего.
Есть в этом и порок, и безупречность,
И смысл существованья твоего.
* * *
Рифм глагольных отголосок
Слух уставший не смущает.
Череда цветных полосок
Жизнь вперёд перемещает.
Тех цветов чередованье —
Как в трубе калейдоскопа…
Радость, боль, негодованье —
Контур длинного раскопа.
Память (главный археолог)
Успокоиться не может.
День уже тяжёл и долог,
И никто ей не поможет.
* * *
Если делать понемногу,
можно много успевать.
Не надеясь на подмогу,
никому не подпевать.
Ладить доброе строенье
не спеша, венец к венцу.
Под судьбу. Под настроенье.
Даже с гордостью к концу.
* * *
Сложна, сложна картина мира.
В ней нет ни маленьких, ни грузных.
Жизнь одинаково прямила
Преуспевающих и грустных.
Со стороны другой, однако,
Они остались в этом мире
Застывшей клинописью знака,
Себя которым заклеймили.
А сумма общая значений
Непостоянна и незрима.
Ей нет ни в чём ограничений,
Но суть её неоспорима.
Монолог русской бабы
О чём таком ты говорил
В последнем кураже,
Когда отчаянно курил
Почти что в неглиже?
На что такое намекал,
Когда всех матом крыл?
Глухих как будто развлекал
Маханьем шумных крыл.
Хотя взлететь так и не смог,
Не то что полететь.
Потом запарился и взмок,
Неловко поглядеть.
К утру проспишься, дорогой,
Под курткой на полу —
И жизнь покажется другой,
И позовут к столу.
Опыт
Шальная грудь прострелена врагами
В круговращенье сшибок и атак.
По молодости были дураками
И жили, получается, не так.
У тех, что выбрались из пропасти, из ямы,
Безумный пыл заметно поугас.
Теперь спина прострелена. Друзьями.
Тот опыт их от этого не спас.
* * *
Что я могу один? Да ничего, по сути.
Стремительные дни бессмысленно несутся.
Что значу я один? Да ничего не значу.
Без близких и родных от безрассудства плачу.
Для них мы и живём. Без них плохая участь.
Бессмысленно стареть, от горьких мыслей мучась,
Что можно бы не так, не вскользь, не бесполезно,
Бездушно и грешно, ущербно и болезно.
* * *
Помнить-то помню, да вряд ли узнаю.
Эта мелодия не заказная.
Это, скорее, щемящий рефрен
Слабо заметных пока перемен.
Вдруг узнаваемы стали не явно,
А начинали легко и заздравно,
Те, кого знали везде и всегда,
Чья восходила к зениту звезда.
Их времена отошли, отпылали.
Кто-то, на заднем оставшийся плане,
Всё ещё виден, вдали мельтешит,
Делает вид, что куда-то спешит.
Не понимает: уже отспешили,
Приобрели, растеряли, лишили.
Надо теперь отдохнуть в стороне.
Силы-то где? Не вернутся оне.
Марина и Владимир (В Центре Мейерхольда)
Его люблю, пред нею преклоняюсь.
От времени опять обороняюсь,
Которому сдавался многократно,
Которое не повернуть обратно.
Но, кажется, она-то повернула
Под рокот несмолкаемого гула,
А в тишине внимательного зала
Слова недостающие сказала.
Он сверху ей внимал сквозь резь прищура
И слышал вознесённое: «Прощу я,
Как много раз, всегда тебя прощала.
И никогда любить не прекращала.
Что тридцать лет разлуки? Сон, не больше…
Во Францию дорога через Польшу…
И через жизнь, на скорости за двести…
Двенадцать лет и после вечность вместе…»
В его лице безмолвном – ни кровинки,
Он знает жизни обе половинки.
И ждёт её, от спешки отречённый.
Единственный. Любимый. Наречённый.
* * *
Плакал ребёнок в обманчивом сне.
К точке зенита луна восходила,
Чувство забытое предвосхитила —
Время уже повернуло к весне.
Залита светом земля до утра,
И не лежится, как надо, в постели.
Две-три-четыре коротких недели,
Там и задуют другие ветра.
Есть у природы спасительный дар.
Всё обновляет она ежегодно.
Щедрый подарок кладёт на алтарь
Искренне, праведно, богоугодно.
* * *
По летнему времени снова живу.
На угол ненужное, а во главу —
О главном заботу, о близком, родном.
Уверен теперь только в этом одном.
К знакомому берегу проще пристать,
Здесь даже волна всякой лодке под стать.
Подошвы ласкает прогретый песок,
Привычная боль отпускает висок.
* * *
Нет общества вокруг, а послужить хотелось,
Произнести молитвы не слов, а добрых дел.
Ночами в бытие далёкое летелось,
Оттуда безразлично встречающий глядел.
Его прохладный взор не предвещал приёма
И делал несерьёзным желаемый успех.
Густела темнота оконного проёма
И плавно, без усилий, уравнивала всех.
* * *
Товар неходовой. И потому лежалый.
Иного никогда здесь словно не бывало.
А продавец-то глуп, давно мышей не ловит.
Вся выручка дневная – алтын да медный грош.
Считаем барыши, а он не знает счёта.
Стараемся успеть, а он спокойно смотрит.
На стоимость добра свои имеет взгляды.
И жизнь ему такая вот именно нужна.
* * *
Тем, с кем делишь кров и пищу
До конца своих годов,
Благодарность снова ищешь
И на всё для них готов.
Потому как в эти годы
Понимаешь, что к чему,
И блюдёшь режим погоды,
Устоявшейся в дому.
А иначе удержаться
Невозможно на плаву —
Если не к кому прижаться,
Приклонить в тоске главу.
* * *
А чего нам бояться очевиднейшей правды?
Распоследний паскудник, он и то благородней,
Потому что не носит каждодневную маску,
Не стыдясь откровенно из толпы выделяться.
Обывателю страшно обиходить свободу.
Для него это бремя, бесполезное вовсе.
Проще жить как привыкли, никого не смущая,
А на случай укора приберечь оправданья.
* * *
К перемене убеждений путь ни короток, ни долог,
А такой, каким и должен быть у каждого из нас.
Жизни прожитой отрезок, вереницы книжных полок,
Днём безумные сомненья, ночью – споры на износ.
Очертания прозрений неожиданны и зыбки.
Да и сам же ты, наверно, к ним не очень-то готов.
Так ребёнок несмышлёный из качающейся зыбки
Видит слабенький рисунок своих будущих годов.
Удивительное время! Можно так и можно эдак!
Всё равно ещё не скоро подводить любой итог,
Заходить с волненьем чтобы по пунктиру мудрых меток
На последний, на бесспорный, на решающий виток.
* * *
Жест значительнее слова.
Иногда, не всякий раз.
Если жизнь совсем сурова,
Бес на выдумки горазд.
На себя махнёшь рукою
Первый раз, потом другой…
Плачут бабы за рекою,
Руки выгнувши дугой.
Там свои гуляют беды,
Не обходят стороной.
От обеда до обеда
Холод жуткий, нутряной.
Неуверенность, тревога
Безысходного пути.
Приходи скорей, подмога,
Не давай совсем уйти.
* * *
Это касается лично меня
И никого другого.
Быстро уходят, летят времена
Самого дорогого.
Скорость такая, что только потом
Голову поднимаешь
И над сосновым могильным крестом
Главное понимаешь.
* * *
От беды не отбожишься,
Далеко не разбежишься.
Шаг короткий, смех дурной,
Радость ходит стороной.
А без радости куда же?
Без неё не смеешь даже
Сам себя зауважать,
Деток милых нарожать.
Нервно движемся по кругу,
Притираемся друг к другу.
Больно, шумно, пыль кругом,
Лучше всё-таки бегом.
Отдохнём, даст Бог, попозже.
А пока что кнут да вожжи
Как орудия труда.
Там – спасенье. Нам – туда.
* * *
Бог меня берёг и тешил
Несбывавшейся надеждой.
Применял одни и те же
Он превратности судьбы.
Вёл извилистой дорогой
К удаляющейся цели.
И, как видите, не бросил.
Хватит выучки, решил.
Татхагатагарбха
[2]
Честь для меня – приходиться отцом,
Быть и слугой, и домашним творцом,
Пестовать нежный зародыш, пока
Тянется к свету дитяти рука.
Нет ему ближе ещё никого.
Пальчиком тычет в отца своего,
Ищет защиту и к матери льнёт,
Первые слёзы без повода льёт.
Впрочем, судить о причинах не нам.
Делим заботу о нём пополам.
Скоро услышится радостный смех,
Нет ему в доме серьёзных помех.
Каждой малютке уместна хвала.
Матушка кружево ласки плела.
Значит, окрепнет желанный росток.
Солнце его перешло на восток.
Дума́
Нету лёгкости в помине.
Окна всё-таки помыла
Да прибралась, как могла.
На кушетку прилегла.
Дом большой, а силы мало.
Не поела, поклевала
Только утром со стола.
В рот и крошечки смела.
День один из жизни долгой.
Речки Тихвина и Волга
Унесли её года,
Их текучая вода.
В них течение такое.
Нету матушке покоя.
Высоки в Москве дома,
О сыночке вся дума.
Море
Речка входит точно в русло
После шумного разлива,
На прибрежье смотрит грустно,
Вниз бежит неторопливо.
Там, внизу, достигнув устья,
Разливается безмерно
С отпечатком той же грусти,
Но в последний раз, наверно.
Пусть и речка жизни тоже
Завершается у моря,
Попадёт в морское ложе
И брега его омоет…
Варианты
Свежая водка, а к ней и закуска.
Пиво и вобла.
Сердце частило, от нервов нагрузка.
Чудище обло .
Каждому – жребий, а этому – мимо.
Раз и стократно.
Только бы гордость была не гонима.
В чрево обратно.
Водкой зальётся случайный прохожий.
Так ему проще.
День разыграется ясный, погожий.
Кладбище в роще.
Вот и подумаешь: может быть, выпить.
Или напиться.
Важно ведь главные козыри выбить.
И не разбиться.
Победа
Добром подпитывалось зло,
А иногда – питалось.
Крепчало, множилось, росло,
Начальствовать пыталось.
И дабы уж совсем не пасть,
Безвольно и устало,
Добро само залезло в пасть
И колом в горле встало.
* * *
И вновь истончаются истины
От длительной тряски и носки.
Устои людские расхристаны,
Суждения грубы и плоски.
Пора ожидать революцию.
Другое навряд ли случится.
Опять за оградой колючею
Придётся свободе учиться.
Истории гладь покорёжена,
Сюжеты сменяют друг друга.
И жизнь навсегда огорожена
Пределами этого круга.
Ушедшие
Ушла в абсолютное прошлое
Та часть окончательной жизни,
В которой простое и сложное
Делить невозможно и лишне.
Ушла она вместе с последними
Людьми, без которых печально.
Остался с правами наследными,
Не нужными мне изначально.
Ушедшая роскошь общения
От времени ярче намного.
Прошу у них снова прощения.
Глядят они как на немого.
Зависимость
Когда приходят холода,
А в стенах щели,
Дом не нагреешь никогда,
Как бы ни грели.
А если общая беда,
То и в отдельной
Избе не скрыться никуда
В тоске похмельной.
Конечно, надо бы не пить,
А делать дело.
Да где сговорчивость купить
Души и тела?
Их не заставишь, как ни тщись.
Силёнок мало.
Ломала праведная жизнь.
И доломала.
* * *
Всем потакаем – а как же иначе? —
И подтыкаем под бок одеяло
Немощным старцам и детям тем паче.
Благоприятствуем и оделяем.
В самом конце (как и в самом начале)
Каждый беспомощен (был или будет).
Маятник жизни вот так раскачали.
Редкий из нас его ход позабудет.
Обращение
Дай нам Бог с пути не сбиться,
По которому летим,
Не отчаяться, не спиться,
Обрести, чего хотим.
В этой жизни всё летуче,
Быстро, призрачно подчас,
Чтобы жить, других не муча,
Хоть чему-то научась.
Дай нам Бог Тебе молиться
Столько лет и столько зим,
Сколько время наше длится,
По которому сквозим,
Не задерживаясь тоже
Ни в начале, ни потом…
Подари возможность, Боже,
Хоть задуматься о том.
Ожидание
Настя, Настенька, душа,
Дивная девица,
Будем с мамой не спеша
На тебя дивиться.
Потому что твой приход
Неожидан, ярок —
Навсегда, на каждый год,
На всю жизнь подарок.
Ответ
Заплачу́, потом запла́чу —
Груз такой не по плечу.
«Надо было жить иначе!» —
С опозданием кричу.
«Как… иначе? – сверху слышу
Голос сбивчивый в ответ. —
Горше, выстраданней, лише?
Вариантов… больше… нет…»
* * *
Обрубая ветки-то,
дерево не вылечишь,
Корни заболевшие
надо бы лечить.
У дурных родителей
дитятко не вынянчишь,
Будет жизнь такую же
по свету влачить.
Переулки-улочки,
шумные скворешники!
Вот уже и молодость,
кажется, прошла.
Хоть давно и умники,
да большие грешники…
И судьба для каждого
вариант нашла.
* * *
Что малозначимо, то и свободно.
А остальное – не богоугодно.
Так и подумаешь, если внимаешь
Жизни своей и не всё понимаешь.
Сводишь концы рассуждений с концами
Поздних раздумий, ища с мудрецами
Успокоение в книжном общенье,
Сверхпонимание и всепрощенье.
* * *
Снова ощерился век-беспредел,
Больно кусает.
Только теория маленьких дел
Лечит, спасает.
У большинства не в почёте она.
Есть и моднее.
А для меня даже очень годна.
Выживешь с нею.
Выбор такой не случаен отнюдь.
Нету амбиций.
Лишь бы немного ещё отдохнуть.
Лишь бы отбиться.
* * *
Безродный поручик! На нём всё и держится славно.
Ему по привычке и брезговать, в общем-то, нечем.
Он всё, что поручат, всегда выполняет исправно.
А мы и себе с удовольствием противоречим.
На нём-то и держится этот извечный порядок,
Пусть многим не люб, а другим – абсолютно противен.
Но с ними и весь разговор удивительно краток,
Поскольку поручика ум всё равно примитивен.
Давайте поищем себе подобающий выход.
Его и до нас преумнейшие люди искали.
Забудем совсем преимущества суетных выгод,
А вспомним о близких, кого небеса приласкали.
Посмотрим на опыт печальный уже издалёка,
Спасти попытаемся зёрна от бешеных плевел…
Над грешной землёй воспарим во мгновение ока,
Вглядимся туда, где в полях зацветающий клевер.
* * *
Словно ничейное, прошлое брошено.
О милосердии молено, прошено.
Но недостаточно, холодно, мало.
Совесть уставшая долго дремала.
Срок подошёл. И она просыпается.
Время, как мелкий песок, осыпается.
И укрывает прошедшее плотно,
Неузнаваемо, бесповоротно.
Правило
Не ходи туда, откуда
Скоро будешь убегать.
Что имеешь, чти как чудо
И умей оберегать.
Пусть на это хватит мощи,
Драгоценностей в горсти.
Потерять намного проще,
Чем когда-нибудь найти.
Исключения из правил
Редки, да и не для нас.
Всё, что мог, в себе исправил,
Изменил в последний раз.
Спасибо
Пришла нежданная беда,
А виноваты вместе.
Любовь гнездится, как всегда,
В незащищённом месте.
Его и сделали таким
Покинутым мы сами.
Распалась связь между тугим
И слабым парусами.
И ничего уже теперь
Не выправишь по ходу.
Число ошибок и потерь
Испортило погоду.
Брать новый курс пришёл черёд,
Спасительно влюбиться,
Спокойно двигаться вперёд
И к берегу прибиться.
Спасибо, говорю, беда,
Не по пути нам вместе…
Любовь гнездится, как всегда,
В незащищённом месте.
* * *
Каждый сам себе поэт
До тех пор, пока он молод.
Песню звонкую поёт
К наковальне льнущий молот.
А когда мехам уже
Не раздуть огонь гудящий,
Воцаряется в душе
Звук унылый, уходящий.
* * *
Наклонности сердца и выкладки разума.
Грешим многократно, а молимся разово.
На судные дни
оправдания впрок припасаем.
Но этот вопрос
никого, кроме нас, не касаем.
Что будет потом, и задуматься боязно.
Мелькают перроны за окнами поезда.
Куда же он мчится,
и в крепкой ли сцепке вагоны?
В руках провожающих
свечки с огнём да иконы.
Всё ближе и ближе конечная станция.
Оркестров там нет с искромётными танцами.
Но все туда едут.
А многие просто несутся.
Надеются, видно,
что так от всего и спасутся.
* * *
А что имеет ценность
в конце пути земного?
Задуматься об этом
не стыдно и не ново.
Но ясного ответа
никто не получает.
А тот, кто знает это,
молчит, не поучает.
* * *
Прежние люди кончаются,
Новые ход набирают.
Те устают, истончаются,
Эти сильней напирают.
Смена идёт постоянная.
Скорости не убавляет.
Пристальная, окаянная.
Выбора не оставляет.
* * *
Окрестности жизни исхожены заново,
А к сердцевине-то не подступиться.
Вдали полыхает огромное зарево,
И надо бы всё же поторопиться.
Царица Небесная! Мы-то все олухи.
Ушедшее время так догорает.
Толкаются в спину багровые сполохи.
Пожарище быстро нас догоняет.
* * *
Никем же не мучимы, сами ся маем
И смысла мучения не понимаем.
Так страждущий хочет воды или хлеба
Как высших даров всемогущего неба.
А кто насылает мучительный голод,
Когда, измочаленный, рвёшься за город
И там не находишь ни капли покоя,
Мечтаешь давно и напрасно о коем?
Душевная тяжесть, сердечная смута.
О них с облегченьем не скажешь кому-то
В надежде на то, что поймут и обнимут.
Способностей этих чужие не имут.
К себе возвращаемся снова и снова.
Усердно цепляется слово за слово.
Как будто спасительной речи внимаем…
Никем же не мучимы. Сами ся маем.
* * *
Беспредельно – невозвратное былое,
И тоска – как под аванс грядущих бед.
Прячем маленький остаток под полою,
Он пока что обихожен и согрет.
Но всё легче драгоценнейшая ноша,
Тяжелее неширокие шаги…
Не надеяться, что кто-нибудь поможет,
Хоть бы в этом, Всемогущий, помоги.
Обращение к маме
На почву щедрую дождям
Не грех пролиться.
Ушедшим памятью воздам.
И жизнь продлится.
Густа забвения трава.
Спасают дети.
Пока я жив, и ты жива
На этом свете.
Быть может, и меня спасут.
Не позабудут.
Две дивных доченьки растут.
Надеждой будут.
А что потом произойдёт,
Никто не знает.
Трава забвения цветёт.
И отцветает.
* * *
Тем внутренним светом он только и выжил,
Как будто узоры незримые вышил.
Полотнище жизни стелилось за ним,
А он оставался и горд, и раним.
Поэтому вышел рисунок неровным.
Непросто живётся тельцам да и овнам.
Как, впрочем, и всем, кто не жил без стыда.
Такое и стоит большого труда.
Юность
В марте тало и пахуче.
И звезда с небес падуча.
И хрустяща наста наледь.
Можно скатерти крахмалить.
Впереди всё, а не в прошлом.
В цвете радужном, раёшном.
И ещё не скоро лето.
И совсем не важно это.
* * *
Сумерки, горе, радость и свет.
Чересполосица.
Музыка, немощь, может быть, нет.
Разноголосица.
Хочется влиться в единственный хор,
В единогласицу,
Где за грехи прежней жизни укор
Тихнет и гасится.
Пропуск туда, постоянный билет.
Душеслужение.
Вроде прощенья за давностью лет.
Времясложение.
* * *
Благодарю за то, что предпочёл и создал,
Не пренебрёг и мной, друзьями и родными.
Присматривал за всем молоденький апостол.
Хотя не представлял, на что в миру годны мы.
Благодарю за то, что выстроил цепочку,
Непрерванную связь – от Евы и Адама.
Позволил лицезреть божественную дочку
И к этой жизни вкус не потерять с годами.
За смысл благодарю, открывшийся не поздно,
Что долго не плутал болотами, лесами.
Что не придётся вдруг угадывать нервозно,
С чем можно без стыда предстать пред небесами.