– Отец. Как ты можешь так говорить? – Баронет Маррис, был всего на два года старше своего герцога. Сейчас он склонился над постелью своего родителя.

– Сын, это не шутка. Не смей я тебе говорю! – Голос, прикованного к лежаку, владетеля еще сохранил отголоски былой силы.

– Отец, я справлюсь! – Баронет нежно поправил спавшее с плеч отца покрывало. В комнате не были закрыты ставни, старый барон не любил застоявшегося воздуха, но вечерний ветер был излишне холоден.

– И думать не смей. Есть кому и без тебя заняться этой бедой. – Еще не старый, но уже умудренный жизнью мужчина в расцвете лет, мысленно улыбнулся. Ему нравилась эта горячность в сыне, эта жажда действия, эта беззаветная храбрость и решительность. Но он боялся, за своего единственного наследника.

– А не ты ли меня учил, что рисковать своими людьми попусту не следует.

– Учил, но это не значит, что ты должен рисковать собой. – Ох, как он похож, на него самого в юности!

– Должен отец, должен! Твои наставления, вспомни их! Мне по плечу самому справится.

– Нет сын.

– Меня учили! Во всем герцогстве нет воина и охотника лучшего чем я! Ты знаешь об этом!

– Да. – Сын был прав.

Барон очень постарался и кроме личного наставничества, его сына тренировали лучшие из лучших. Мечом его учил владеть сам Голгарс, и пусть этот мастер разменял уже пятый десяток, но умение и слава пятилетнего победителя Великих Игр*, такое никакие годы не способны отнять. И когда барону хватало сил выглянуть в замковый двор, он наблюдал как его сын берет две схватки их пяти, в поединках с величайшим мечником, что знала земля Аркаха. А ведь Маррису всего шестнадцать! С луком его учил Барис, за голову которого все соседи барона готовы были отдать приличное количество серебра. Так он их всех замучил своим браконьерством, но лучник, лучник он был от бога. Да трус каких поискать, боится своей же тени. Но как стреляет!! А главное, за что барон прощал этому браконьеру все его прегрешения, этот лучник умел учить. С копьем баронета тренировал Кизим, личный оруженосец барона, что прошел бок о бок с владетелем ни одно сражение. И так больно будет потерять сына, по такой глупости. Ну, что он вбил себе в голову, что должен лично и один всех спасти? И кого всех то, обычных крестьян в самой отдаленной от замка деревушке!

– Отец, мне уже шестнадцать. Мне нужно заработать уважение и почет. Ни как сыну твоему, а лично показать, что я чего-то стою!

– Ох. – А ведь он сам виноват во всем этом. Он сам хотел видеть сына именно таким. Пей до дна теперь калека, всю чашу исполненных желаний.

– Что ты беспокоишься? Как ты говорил, самый страшный зверь это…

– Человек сынок, человек, все верно. – Барон понял, что проиграл этот спор. Слишком хорошо он воспитывал сына. Отказ невозможен или этот юноша даже без благословения отца сделает все сам. А это урон отцовскому авторитету. Как не было больно бывалому воину, а теперь покалеченному ветерану, но он сказал. – Ступай сынок. Только вернись живым.

– Ты слишком много вложил в меня отец. Что бы я, как твой любящий сын мог позволить, пустить все потраченные тобой усилия понапрасну. – Барон только закрыл глаза в знак согласия.

– Благословляю.

– Спасибо. – И в порыве чувств Маррис прильнул губами к дрожащей руке отца.

Барон устало вздохнул. Ему было нестерпимо больно. Болела душа. Он клял себя за свою болезнь, что не позволяла твердо стоять на ногах. Клял, что так воспитал сына. Ругал себя, что не смог найти слов, что бы отговорить своего отпрыска от этого поступка.

Солнце клонилось к закату и Шарок, владетельный барон Горс, лучший полководец Бельграна, сосланный за излишнюю жестокость к врагам и непотребную непочтительность к церкви в это захолустье… Этот некогда великий человек беспомощно плакал. Он уже ничем не мог помочь своему сыну, что удалялся в ночь. Сыну который шел в одиночку, скакал, что бы найти и убить страшнейшего хищника Аркаха, что задрал нескольких крестьян в их владениях. Да поможет ему Единый. Беззвучно катились слезы, а губы шептали молитвы. Только на его мольбы ответила иная сила…