Пригорокъ въ паркe, окруженный старымидубами. На скамьe, лицомъ къ зрителю, Ксенія и Наташа. За ними статуя, къ ней примыкаетъ въ глубинe сцены бесeдка. Направо внизу, сквозь деревья, виденъ прудъ. Теплая вечерняя заря.

Наташа. Скучно съ ними. Сидятъ, какъ сычи, ждутъ, пока клюнетъ. По моему, если ужъ ловить рыбу, такъ раздeться, неводъ взять… А такъ скучно. Ксенія, отчего это мнe все скучно?

Ксенія. Ты какая-то другая стала, Наташа, я замeчаю тоже.

Наташа. Все мнe не нравится, все плохо. Деревья-бъ эти срубила, прудъ спустила, разбила бы въ клочья эту каменную дуру. Скажи, пожалуйста: голенькая, и какъ будто улыбается.

Ксенія. Ну, Наташа, дай тебe волю, ты камня на камнe не оставишь.

Наташа. Я ужъ такая уродилась. Если мнe хорошо, весь свeтъ Божій зацeлую. Плохо – пропадай онъ пропадомъ.

Ксенія. Ахъ, Наташа, ты воинственная.

Наташа. Я воинственная, а ты невeста. Вы, невeсты всe такія тихони. (Обнимаетъ ее). Дорогая, не сердись, со мной что-то дeлается. Ты не тихоня, ты невeста. Тебe все хорошо.

Ксенія. Я другого характера, Наташа!

Наташа. Ты страшно тихая и серьезная. Я тебe завидую. Ты любишь своего Евгенія, онъ тебя любитъ… вы имeете такой видъ, какъ будто готовитесь, постомъ и молитвой… (смeется) къ чему-то такому очень важному…

Ксенія. Это, вeдь, такъ и будетъ. Мы соединяемъ наши жизни.

Наташа. Ну, я знаю, знаю. Ты, Ксеничка, всегда была такая… умная. Я тебя немножко даже боялась, Ты все Евангеліе читала, я помню. И разныя философіи.

Ксенія (улыбается). Какъ ты меня смeшно изображаешь…

Наташа. И Евгенія тоже ходитъ… глубокомысленный, точно рeшаетъ міровые вопросы. А я, если-бъ была невeстой, все бы цeловалась.

Ксенія. Ну, ужъ конечно. (Смeется, гладитъ ее по волосамъ). Евгеній про себя обдумываетъ что-то. Онъ, вeдь, замкнутый человeкъ, Наташа. Онъ можетъ ходить часами изъ угла въ уголъ и что-то мечтать.

Наташа. Евгеній страшно милъ, но я бы за него не пошла, извини меня, Ксеничка. Вотъ ужъ именно онъ очень основателенъ. Ксенія… а что, тебe Николай Николаевичъ нравится?

Ксенія. Мы, кажется, не сойдемся вкусами. Что жъ, онъ очень красивый инженеръ, но…

Наташа. А, нeтъ, ты его не знаешь, онъ только будто бы такой педантичный, а онъ ужасно славный, ужасно… (Съ раздраженіемъ). И вотъ они все тамъ рыбу ловятъ… Ловятъ, ловятъ цeлый день. Всю хотятъ выловить, что ли?

Ксенія. Пускай ловятъ. Тебe-то что?

Наташа. Нeтъ, противно. Потомъ затeваютъ пикникъ какой-то дурацкій.

Ксенія. Ты же все это любишь! Почему дурацкій?

Наташа. Любишь, любишь! Ты ничего не понимаешь, Ксенія.

Ксенія. А ты зря раздражаешься.

(Снизу, съ пруда, голосъ Фортунатова: «я поймалъ леща, Наталья Михайловна!»).

Наташа. Фортунатовъ! Вотъ ему и радость. (Кричитъ). На здоровье!

Ксенія. Въ немъ есть что-то дeтское, правда.

Наташа. Богъ съ нимъ. Онъ мнe безразличенъ. Скажи мнe… Ксенія, что, по твоему, Николаю очень нравится его жена? Ну, фортунатовская?

Ксенія. Не знаю, Наташа. Не замeчала. Что ты все про Николая да про Николая, какъ это ты…

Наташа. Цeлые  дни удятъ рыбу. И Коля съ ней постоянно. Вотъ ужъ право!

(Фортунатовъ вылeзаетъ изъ-подъ склона. Въ рукахъ у него ведро).

Фортунатовъ. Представьте, мнe удалось поймать леща, и какого огромнаго! Признаюсь, меня обрадовала эта побeда.

(Появляются Марья Алекс., Коля и Ник. Ник.).

Марья Ал. Ты поймалъ рыбу?

Фортунатовъ. (гордо). Да, вотъ, Машенька, лещъ.

Марья Ал. (смeясь). Вижу. И теперь ты полчаса будешь радоваться ему?

Фортунатовъ. Обыкновенно въ жизни – т. е., я хочу сказать не то, чтобы вообще (обращаясь къ Марьe Ал.), а въ мелочахъ ея мнe такъ мало везетъ, что, дeйствительно, и эта побeда доставляетъ мнe нeкоторую радость. (Показываетъ леща). Мирная рыба! Ты дремала въ глубинe пруда, кушала червяковъ, и вдругъ сталамоимъ трофеемъ.

Коля. Онъ могъ бы быть и моимъ.

Фортунатовъ. Разумeется. Но, однако, поймалъ его я.

Коля. Если бы мнe не мeшали, очень можетъ быть, что я поймалъ бы его.

Фортунатовъ. Да, вeдь, я… я развe вамъ мeшаю, Коля.

Коля. Не вы, а многоуважаемый Николай Николаевичъ. Онъ систематически мeшаетъ мнe ловить рыбу.

Ник. Ник. Господинъ гимназистъ, вы ошибаетесь. И вообще у васъ странный тонъ.

Наташа. Колька, ты чего ерепенишься?

Коля. Я не ерепенюсь, а вы около моихъ удочекъ систематически шумите и отгоняете рыбу и я противъ этоговсегда буду протестовать.

Марья Ал. Коленька, вы чего разволновались? Кто тамъ хочетъ отобрать вашу рыбу? Гдe этотъ злодeй, я растерзаю его на части!

Коля. Марья Александровна… хоть вы… не смeйтесь вы надо мной.

Марья Ал. Я не смeюсь. Я растерзаю обидчика, какъ дикая менада.

Коля (хватаетъ за голову). Ахъ, зачeмъ, зачeмъ?

Фортунатовъ. Позвольте, Коля, вeдь это одно недоразумeніе… Зачeмъ такъ остро все принимать, вы такъ нервны… (Хочетъ взять его за руку).

Коля. Пустите, ладно, я смeшонъ… не могу больше. (Убeгаетъ).

Ксенія (Марьe Алекс.). Къ чему было дразнить? Какъ, правда, вы не поймете…

Ник. Ник. Вчера чуть не затeялъ ссору на крокетe… будто бы я говорю ему подъ руку. Богъ знаетъ что!

Фортунатовъ. Быть можетъ, все это и такъ, но нельзя упускать изъ виду, что онъ наполовину подростокъ. Это такой нeжный возрастъ, когда возможно многое.

Марья Ал. Я, вeдь, все въ шутку. Я не думала, что онъ такъ приметъ. Конечно, надъ нимъ и нечего смeяться, онъ очень славный мальчикъ… И съ характеромъ, какъ видно.

Ник. Ник. Однако, если его взять на пикникъ, онъ подвыпьетъ и, навeрно, устроитъ какой нибудь скандалъ.

Ксенія. Почему непремeнно скандалъ? Какъ ты странно разсуждаешь!

Ник. Ник. Вотъ увидите.

Марья Ал. Это вы преувеличиваете. Нeтъ, пожалуйста, я хочу, чтобы былъ Коля. И такъ мы его обидeли, нeтъ, это ужъ не годится.

Наташа. Куда вы хотите eхать?

Марья Ал. Я сама хорошенько не знаю. Въ какой-то Дьяконовъ косикъ, такъ смeшно называется лeсъ. Тамъ будто бы есть рeка, мы будемъ ловить раковъ, варить ихъ тутъ же. Вотъ роскошь-то! Вечеръ будетъ чудесный, ночь теплая, сeно тамъ, навeрно. Есть. Я поймаю рака и заставлю его схватить клешней усъ Николая Николаевича.

Наташа. Николай, а меня вы возьмете?

Ник. Ник. Отчего же не взять.

Наташа (робко). Хорошо на пикникe!

Фортунатовъ. Если и тамъ такая же природа, какъ здeсь, лучшаго желать нельзя.

(Слышно, какъ вдали поютъ дeвушки, возвращаясь съ покоса).

Ксенія. О Дьяконовомъ косикe я знаю немного: тамъ рeка Болва, луга, кажется, хорошо. Лучше всего скажетъ вамъ объ этомъ папа. Вотъ онъ и идетъ, кстати.

Наташа (оборачивается). Дeдушка какъ-то медленно движется. Будто ему не по себe.

(Слeва по дорожкe выходитъ Ланинъ. Онъ въ соломенной шляпe, опирается на палку).

Фортунатовъ. Скажите, пожалуйста, Александръ Петровичъ, далеко ли отсюда мeсто, называемое Дьяконовъ косикъ?

Ланинъ. Дьяконовъ косикъ? Нeтъ, дорогой мой, недалеко. Мeсто хорошее. Раковъ ловить? Я слыхалъ, слыхалъ. Дeло (садится). Поeзжайте. Охъ, усталъ. Годы-то что значатъ: прошелся немного и ослабъ.

Фортунатовъ. Вы далеко были?

Ланинъ. Нeтъ, тутъ по близости. Такъ, вообще. Прошелся. Встрeтилъ сейчасъ Колю – онъ имeетъ какой-то странный видъ. Не то Чайльдъ-Гарольдъ, не то романтическій убійца.

Фортунатовъ. Тутъ, къ сожалeнію, сейчасъ вышла маленькая непріятность. Онъ вспылилъ, потомъ разгорячился самъ и убeжалъ.

Ланинъ. А-а, ну, такъ и быть должно. Такъ и быть должно. Тутъ всегда такъ. Влюбляются, ревнуютъ, бываютъ и слезы, и исторіи. Этотъ паркъ, знаете-ли, чего не видывалъ. Не даромъ здeсь такая поэтическая сeнь. (Оглядывается). И ссориться-то мeсто выбрали будто нарочно. Передъ лицомъ Венеры-съ, такъ сказать. Помните, я вамъ говорилъ.

Ник. Ник. Хламъ старый.

Ланинъ. Не совсeмъ вeрно, дорогой. Тутъ столько народу клятвы другъ другу давало. И до дуэлей, я вамъ скажу, доходило. Прежде жили много шире, ну-съ, молодежь пріeзжала стадами, и разные окрестные помeщики, военные. Соловьи, ночи лeтнія тогда такія-жъ были, какъ теперь, и вздыхали тогда по прекрасному полу не меньше. Покойная жена очень любила это мeсто. Она говорила, что здeсь хорошая заря, вотъ какъ сейчасъ, и хорошъ прудъ – замeчаете тамъ розовое отраженье? Ну, и на надписи взгляните.

Фортунатовъ. Сердце… Позвольте, – еще это интересно.

Марья Ал. Тутъ надпись: «J’étais né pour l’amour impossible».

Ланинъ. Видите, что угодно. «Былъ рожденъ для невозможной любви», а, конечно, не встрeтилъ взаимности какой-нибудь Полины или Eudoxie.

Марья Ал. J’étais né pour l’amour impossible.

Ланинъ. Да, а въ этомъ пруду, говорятъ… барышня одна утопилась.

Наташа. Дeдушка, правда?

Ланинъ. Такъ говорили. Какая-то Pélagie.

Наташа. Pélagie!

Ланинъ. Такъ, вeдь, это когда было! А можетъ, и вовсе не было.

Наташа. Не пойду теперь сюда вечеромъ… бр-р… Никогда. Вдругъ представится.

Ланинъ. Ну, что тамъ. Мертвые спятъ мирно. Спятъ мирно.

(Нeкоторое время всe молчатъ. Краснeетъ закатъ; далеко, на болотe, аукаетъ выпь).

Ланинъ. Вотъ, пришелъ старый, и нагналъ уныніе. (Въ ведерцe лещъ начинаетъ плескаться). Это что за звeрь?

Фортунатовъ. Мнe посчастливилось, Александръ Петровичъ, поймать этотъ экземпляръ на удочку. Позвольте преподнести его вамъ.

Ланинъ. Спасибо благодарю. Экого выудили!

Ник. Ник. У профессора клюетъ, не переставая. Онъ только не умeетъ подсeкать, у него часто соскакиваетъ.

Ланинъ. А-а, это не модель, это надо вамъ показать. Вы, конечно, этимъ не занимались, а тутъ надо сноровку.

Фортунатовъ. Я былъ бы крайне благодаренъ, если бы вы…

Ланинъ. Могу показать, могу.

Ник. Ник. Да мы, вeдь, и удочки тамъ оставили. На вашей, профессоръ, навeрно сидитъ какой-нибудь гигантъ.

Ксенія. Папа, только, вeдь, они скоро должны eхать. (Вынимаетъ часы). Восемь!

Ланинъ (спускаясь). Я покажу маленькій карамболь… Карамболь съ карасемъ.

Наташа. Дeдушка сталъ гораздо слабeе. Вотъ онъ и остритъ, а не тотъ, что былъ въ прошломъ году.

Марья Ал. Сколько лeтъ вашему дeдушкe, Наташа?

Наташа. Шестьдесятъ.

Ксенія. Онъ, навeрно, возвращался сейчасъ съ маминой могилы. Онъ часто туда ходитъ. И тогда у него бываетъ… такой особенный видъ.

Марья Ал. Онъ ея не забылъ.

Ксенія. Мама умерла лeтъ двeнадцать назадъ. Она похоронена около церкви на кладбищe. Онъ поставилъ на могилe бeлый памятникъ, изъ итальянскаго мрамора. Тамъ всегда цвeты. Когда солнце садится, тамъ прекрасно бываетъ.

Наташа. Когда бабушка умерла, онъ чуть съ собой не покончилъ. Почему онъ не умеръ? По моему, если любишь, надо умирать.

Ксенія. Почему же непремeнно умирать? Человeкъ не долженъ этого дeлать. Онъ долженъ вынести свое горе.

Наташа. Ну, я знаю, ты у насъ святая.

Марья Ал. Если онъ такъ страдалъ, значитъ нашелъ человeка, который былъ для него всeмъ.

Наташа. Будто это трудно! Полюбите – онъ и станетъ всeмъ. Правда, Ксенія?

Ксенія. Конечно.

Марья Ал. Милая Наташа, вы мнe очень нравитесь. Въ васъ есть такой хорошій огонь… да, вы все берете съ плеча, мнe это ужасно, ужасно нравится. Вы говорите – люблю – и все тутъ. Можно васъ обнять? Мнe хотeлось бы васъ поласкать.

Наташа. Что-жъ, ласкайте.

(Марья Ал. обнимаетъ ее и цeлуетъ).

Марья Ал. Мнe хотeлось бы, чтобы вы не были такъ холодны, чтобы и меня вы хоть крошечку полюбили.

Наташа (смeясь). Вамъ нравится, чтобы васъ любили. Вы всeхъ ласкаете.

Марья Ал. Ничего не ласкаю. Такъ… – я люблю похохотать, дурить, выкидывать разныя штуки. Да это пустое. А чего мнe хочется? Вотъ я живу съ Фортунатовымъ, онъ такой отличный человeкъ, нeжный, добрый. Только не герой онъ мой. Я не вижу героя, его нeтъ, нeтъ – куда это пропали герои? Вотъ стоитъ Венера, она знала это, развe ее спросить?

Наташа. Мы можемъ спрашивать Венеру. Всe мы, женщины бeдныя, вокругъ нея ходимъ. Я знаю гимнъ. Слушайте (обращается къ статуe):

«О, богиня, съ трона цвeтовъ внемли мнe,

Зевса дочь, рожденная пeной моря!

Ты не дай позорно погибнуть въ мукахъ Саффо несчастной».

Марья Ал. Умерли боги, умерли герои. Слушайте, какой сейчасъ волшебный вечеръ. Когда я къ вамъ сюда eхала, была такая же ночь: мнe казалось – хорошо бы бросить все это, стать дріадой, нимфой горъ, полей. Вамъ не кажется иногда? Знаете, услышать свирель, священную свирель Пана – и сбeжать. А?

Наташа. «Ты не дай позорно погибнуть въ мукахъ Саффо несчастной».

Марья Ал. Нeтъ, вы плачете, этого совсeмъ не нужно. Надо ей вотъ поклониться, ей, смотрите!

(Съ пруда слышенъ смeхъ и голоса. Фортунатовъ кричитъ весело… «Маруся, а-у-у!»).

Марья Ал. Если она не пошлетъ мнe любви настоящей, я сдeлаюсь блудницей.

(Со стороны пруда входятъ Елена, Фортунатовъ и Евгеній).

Елена. Оказывается, нынче пикникъ? Это отлично!

Ксенія. Да, это придумали какъ-то быстро. Я только сейчасъ узнала.

Елена. Діодоръ Алексeевичъ показывалъ намъ, какъ онъ будетъ ловить раковъ. Это умора!

Фортунатовъ. Маша сейчасъ опять посмeется надо мной. Ну, хорошо, я смeшу Елену Александровну, неудачно подсeкаю рыбу, но, вeдь, я живой человeкъ… Давно я не чувствовалъ такого легкаго и свeтлаго духа вокругъ. Повторяю: сердце мое здeсь расцвeтаетъ, Маша, ты меня понимаешь. Она, напримeръ, моя дорогая жена, кажется мнe теперь какой-то иной, фантастической… Смотрите, въ ней есть отблескъ необыкновеннаго. (Цeлуетъ ей руку). Нимфа Эгерія!

Марья Ал. А ты? (Смeясь). Ты кто?

Фортунатовъ. Ну, ужъ я…

Елена (сдержанно). Вы только сейчасъ замeтили, что у васъ прекрасная жена?

Фортунатовъ. Нeтъ, я всегда зналъ это. Но, вeдь, видите ли, я не молодъ. (Смeется). Вотъ мое отчаяніе. Знаете, съ суконнымъ рыломъ, какъ говорятъ русскіе, – въ калачный рядъ. Я рискую быть смeшнымъ, снова – но рeшительно мнe кажется, что здeсь, среди молодежи и весны, я помолодeлъ и самъ.

Марья Ал. Елена Александровна, вамъ можно довeрить мужа, когда мы отправимся? Вамъ это не будетъ непріятно? А я бы поeхала съ Николаемъ Николаевичемъ.

Фортунатовъ. Мнe кажется, если бы запречь въ линейку, какъ говорилъ Александръ Петровичъ, то не стоило бы раздeляться.

Марья Ал. (смотритъ на Фортунатова, въ полголоса). Нeтъ, она не пошлетъ мнe любви великой.

Наташа. Мама, я не поeду на этотъ пикникъ.

Елена. Почему, Наташа? (Подходитъ, обнимаетъ). Почему?

Марья Ал. Ну, иду. Надо узнать, когда это будетъ. Можетъ, еще верхомъ поeдемъ. А? Діодоръ Алексeевичъ?

Фортунатовъ. Что-жъ, узнаемъ, Машенька. (Тихо). Можетъ быть, и верхомъ.

(Уходятъ).

Елена (Наташe). Дeтка моя, что грустна? (Вздыхаетъ). Я тебя давно не ласкала, я плохая мать, плохая. Прости меня, мой золотой, мой Наташкинъ. (Цeлуетъ ее).

Наташа. Мама, я тебe много должна сказать… (прижимается къ ней). Отчего это мнe все страшно? Мама, правда въ этомъ пруду утопилась дeвушка?

Елена. Какая дeвушка? Кто тебe сказалъ?

Ксенія. Это дeдушка сейчасъ разсказывалъ. Какая-то барышня. Еще при крeпостномъ правe… Какъ, право это страшно все.

Наташа. Мама, не могу! (Хватается за сердце, кричитъ, убeгаетъ). Не могу!

Елена. Что такое?

Ксенія (встаетъ, безпокойно). Какъ она нервна! (Хочетъ идти за ней).

Елена. Погоди. Я сама… (Въ тоскe). Ахъ, ее надо услать отсюда, конечно. Правда, Ксенія?

Евгеній. Да, ушлите, Елена.

Ксенія. Почему ты такъ говоришь?

Евгеній. Я же чувствую.

Елена. Все запуталось! Я плохая мать, Ксенія, ты меня презираешь? (Ходитъ въ волненіи). Я сама не знаю, что это съ ними дeлается такое.

Ксенія. Не волнуйся, Елена, все уладится.

Елена. Не могу. Не могу не волноваться. Посмотри, что съ Натальей.

Ксенія. Я знаю.

Елена. Куда-жъ я ее отправлю? И Николай не уeдетъ… ему теперь здeсь какъ разъ интересно.

Евгеній. Вамъ, Елена, надо уeхать самой и увезти съ собой Наташу.

Елена. Мнe? самой? Какъ же я… (досадливо). А-а, это все пустое! (Рeшительно, переходя вдругъ въ спокойный тонъ). Ну, тамъ видно будетъ. Ничего я не знаю. Можетъ быть, уeду, можетъ быть, нeтъ, посмотримъ. (Озирается). Я легкомысленная женщина. Я полагаю, что надо eхать на пикникъ. Поцeлую Наташу и eду. Пора. Солнце сeло. Вы будете?

Евгеній. Я – нeтъ.

Ксенія. И я.

Елена. Ну, конечно. Иду. Закатъ-то, закатъ! (Уходитъ).

Евгенiй. Елена запуталась, дeйствительно. Не можетъ понять, мать ли она, влюблена ли.

Ксенiя. Можетъ быть. (Пауза). Ты ее осуждаешь?

Евгенiй. Нeтъ, по какому праву? Мнe ее жаль скорeе. Правда, она попала въ тяжелое положенiе.

Ксенiя. Какъ у насъ тутъ все смeшалось, въ самомъ дeлe!

Евгенiй (цeлуетъ ей руку). Не только у насъ, мой родной. Всюду. Это – жизнь. Мы всe – только маленькая ячейка ея, вотъ эта наша усадьба, наши чувства, радости, горести…

Ксенiя. Да, пожалуй.

Евгенiй. Всe мы – точки гигантской ткани. Кто-то ее прядетъ, а мы образуемъ узоры, складываемся такъ, вотъ этакъ, набeгаемъ другъ на друга, перекрещиваемся.

Ксенiя. Но хотимъ же мы все таки направлять свою жизнь?

Евгенiй. Ну, конечно. До извeстной степени. Но въ насъ сидитъ опять же эта жизнь, независящая отъ насъ стихiя, и въ одномъ она такая, – свeтлая, положимъ, какъ въ тебe, а въ другомъ иная.

Ксенiя. Мы должны ее побeдить.

Евгенiй. Это вeрно. Мы должны ее побeждать силой любви. Знаешь, Ксенiя, я вотъ теперь много думаю о нашихъ отношенiяхъ.

Ксенiя. И я.

Евгенiй. Я думаю такъ: «скоро вся она будетъ моею. Я – ея». Знаешь, у меня голова кружится отъ этого (пауза). Это такое счасте сверхчеловeческое…

(Ксенiя обнимаетъ его и прислоняется щекой къ плечу).

Евгенiй. Ну, вотъ. Дальше. Для меня придти къ тебe – это погрузиться въ тихiй, дивный свeтъ. Будто коснуться вeчной правды.

Ксенiя. Ты слишкомъ любишь. Оттого такъ говоришь.

Евгенiй. Нeтъ, это только правда. Но потомъ я разсуждаю: а имeю ли я право на все это? Я, маленькiй человeкъ, полный страстей, грeха?

Ксенiя. Что ты говоришь, Евгенiй?

Евгенiй. Ты, вeдь, многаго во мнe не знаешь. А во мнe есть страсти, есть мучительное, тяжкое, только глубоко запрятанное. Что несу тебe я?

Ксенiя. Любовь. Это главное. Ты, вeдь, самъ сказалъ, что ея силой побeждается все.

Евгенiй. Да, конечно. И любовь моя крeпка. Но… меня все же берутъ сомнeнiя… Нeтъ, не въ любви – въ этомъ я увeренъ. Но я недостаточно тебe нравлюсь, я-бъ хотeлъ быть во сто разъ лучше, чище, выше. Одна есть у меня надежда. Мнe кажется, что ты… такъ сильна, что если въ жизни я начну плутать, ты меня выведешь на ясный путь.

Ксенiя. Я простая дeвушка. Ничего такого замeчательнаго во мнe нeтъ, я могу сказать только одно – что тебe я отдаю и жизнь, и душу – все. Все бери, что мнe принадлежитъ.

Евгенiй. Я такъ и думалъ. Видишь, сейчасъ темнeетъ, паркъ становится смутнымъ… даже немного жуткимъ. Вслушайся, можетъ услышишь здeсь жизнь… эту старую жизнь, мятежную, темную… Тутъ всюду были страсти, можетъ быть убiйство, здeсь дeвушка тонула. Черезъ такую же жизнь и мы съ тобой пойдемъ. А вонъ – встаетъ звeзда – вечерняя любовная звeзда. Это – ты. Ты меня поведешь, твой свeтъ тихiй, ровный. И онъ очиститъ меня? Очиститъ?

Ксенiя. Я никому тебя не отдамъ, если бы на тебя и нападали. Евгенiй, я въ одно страшно вeрю: въ силу любви своей. Если на тебя посягнутъ злыя силы – я тебя прикрою… любовью.

(За сценой шумъ, вбeгаетъ Фортунатовъ).

Фортунатовъ. Гдe же Елена Александровна?

Евгенiй. Что съ вами?

Фортунатовъ. Тамъ Богъ знаетъ что происходитъ… Боже мой, какая непрiятность…

Ксенiя. Что такое, Дiодоръ Алексeичъ?

Фортунатовъ. Опять Коля… Онъ такой несдержанный. Вы знаете… онъ ударилъ Николая Николаича… и вызвалъ его на дуэль.

Ксенiя. За что же онъ его ударилъ?

Фортунатовъ. За то, за то… (молчитъ). Николай Николаичъ, конечно въ шутку, поцeловалъ мою жену. Ксенiя Александровна, разумeется, это было нехорошо, но, вeдь… это въ шутку. Не могъ же онъ сдeлать этого въ серьезъ.

(Появляются Коля, котораго держитъ подъ руку Тураевъ, Елена, Наташа).

Коля. Петръ Андреевичъ, я все равно убeгу… больше я не могу. Можетъ, это и подло, но я не могъ сдержаться.

Тураевъ. Не волнуйся. (Еленe). Во-первыхъ, надо скрыть отъ Александра Петровича. Онъ старикъ, и такъ ужъ довольно слабъ… Дуэли, конечно, никакой быть не можетъ.

Коля. Я ударилъ человeка… На зачeмъ онъ… топтать такъ грубо…

Фортунатовъ. Однако, Коля, это была шутка съ его стороны. Николай Николаевичъ знаетъ, что Мари моя жена.

Наташа (Фортунатову). Вы… вы… (Машетъ руками, отъ волненiя не можетъ ничего сказать).

(Входитъ Ник. Ник. Онъ очень взволнованъ, но владeетъ собой).

Ник. Ник. Я требую удовлетворенiя. Я не могу этого такъ оставить.

Коля. Какъ угодно, извиняться не буду.

Ник. Ник. (спокойно). Я сумeю этого добиться.

Тураевъ. Во всякомъ случаe, сейчасъ ничего нельзя сдeлать.

Ник. Ник. Почему?

Тураевъ. Надо подождать до завтра.

Ник. Ник. Нeтъ, не до завтра.

Ксенiя. (подходитъ къ Ник. Ник.). Конечно, не до завтра. Этого откладывать нельзя.

Ник. Ник. Разумeется.

Ксенiя. Ты долженъ извиниться, передъ Колей.

Ник. Ник. Я?

Ксенiя. Ты.

Ник. Ник. Да… ты помнишь, что говоришь?

Ксенiя. Вполнe. Ты долженъ извиниться, потому что ты больше виноватъ, чeмъ онъ.

Ник. Ник. Ну, прости, это глупо.

Тураевъ. Не такъ особенно… Во всякомъ случаe, своеобразно.

Ник. Ник. Что вы, сговорились, что ли?

Ксенiя (тихо). Когда ты подумаешь хорошенько, Николай, ты со мной согласишь. Ты видишь, тому… другому Николаю… очень больно… онъ ударилъ человeка… но его вина меньше, чeмъ твоя.

Ник. Ник. Это просто какое-то полоумiе.

Ксенiя. Нeтъ. Это… правда.

(Молчанiе).

Фортунатовъ. А если не шутка, то…