1

Дома взялись землю готовить, свояку Петру поручил всю технику, так как он с малых лет в Бразилии занимался посевами, и у них была техника, и отец был неплохой посевшик. А Андрияну сказал:

– А ты помогай сеять и готовься на ответственный пост, не обижайся, что поручил Петру: как ни говори, он тебя старше. Всем надо дать возможность. Но знай, Петро не пойдёт, я ето вижу наскрозь, но, чтобы не обижался, пускай похозяйничат, но знаю, что провалит. На Василия тоже нет надёжды, я чувствую, что он мухлюет, уже два раза захватил в дверях – подслушивает наш разговор. Так как нет секретов, пусть слушает. Но знай, что ето уже враг, добра не жди, от него можно ждать толькя подрыв, вот до чего доводит зависть. Учитесь, детки.

– Да, тятя, я тоже замечаю, оне с дядя Петром шишикаются. Но ты правильно поступил, и знаю, что ты нас берегёшь на ответственный пост, поетому я и не волнуюсь. Но зачем ты опять связался с нашими?

– Андриян, ради вас и внучат. Ты хорошо знашь наших, очень много порядошных старообрядсов есть, но у нас пока их нету. Сумем показать, что в Россию можно верить, – многи поедут, тогда есть кому будет поручить ответственность, а чичас надёжда толькя на нас.

– Тятя, я ето знаю, и знай, дядя Петро уезжает обратно в Канаду, он там работу не кончил, а приехал посмотреть, правды ли, нет проект разрабатывается. Но у них ишо проблема с тёткой Ганяй.

– А что им не хватает?

– Да ему, дураку, всё мало баб, вот вся и проблема.

– Ну вот, Андриян, на таких надёжды ноль.

– Тятя, ты замечаешь, он к тебе ластится и к Василию?

– Конечно, как проститутка. А почему я тебе сказал – нет надёжды? Вот, детки, учитесь, таким людям хоть золото толкай, всё провалют. Что я на сходке говорил и убеждал, хоть хто внимание взял?

– Думаю, деда взял.

– Нет, Андриян, ошибаешься, ето оппортунисты.

– Как знашь?

– Ого-го, Андриян, что, ишо меня не знаешь?

– Да знаю.

– Наверно, нет. Почему таки́ вопросы задаёшь? Слушай, мало пройдёт, все наши переселенсы нам изменют, все жадны на деньги, нихто не думает о благородным проекте, каждый думает о своей шкуре, как бы побольше ему досталось.

– Неужели не ценют такоя доверие?

– Да, милый мой, и спаси Христос, что понимаешь.

– Тятя, ето жутко.

– Да вскоре всё увидишь.

– А зачем продолжаешь?

– Оне всю свою жизнь в говне провалялись. Думаю, всё сделаю, чтобы жили как добрыя люди, толькя бы поценили, что им предлагают. Но вижу – без пользы.

– А что теперь делать?

– Слушай, ето секретно. Перва надёжда – ето на вас, втора – достать рабочу силу с Боливии или с Узбекистана, здешны русски не гожи, но будут попадаться хоро́ши – будем брать. Когда наши старообрядсы подъедут, вот тогда можно на чё-то надеяться, но чичас, Андриян, надо работать день и ночь, как работали на рыбалке.

– В етим мы тебя не подведём.

– Знаю, поетому и рассказываю. Ишо прошу, Андриян, следи за всеми.

– Да я уже слежу.

– Молодес.

За Танькяй стал бегать Санькя Царёв, она его не отвергала, но изучала. Ей в России русские не понравились, она говорит: «Здесь мужчины идивоты, женчинов ни за что не шшитают, толькя оне люди, а женчины мусор, а сами подумали бы, откуль оне. Я не за порядошного никогда не пойду». А мне сказала:

– Тятя, ты зачем всё рассказываешь про весь проект? Оне уже бесются от зависти, оне не ценют и не шитают, как ето чижало достаётся.

– Доча, я специально ето делаю. Оне мне столь насрали в Уругвае, я хочу им показать, на что я способен. Но оне всё провалют, и кому оне докажут – сами себе, а мы выйдем вперёд, ежлив чиновники не подговняют. Вижу негатив с обоих сторон.

– А зачем берёшься за дело?

– Ради вас, и я дал слово нашему губернатору, Лидии Ивановне, Лукину Владимиру Петровичу, Москвину Виктору Александровичу, и сам пресидент знат. Я действую честно, но что мне покажут, хочу видеть и в чё верить.

– Но тятя, люблю тебя за ето, – и заплакала.

Я тоже не вытерпел:

– Тань, я для тебя приготовил вышнея образования, но надо будет учиться день и ночь.

– Тятя, согласна, я хочу учиться.

– Якунины будут оплачивать, учиться будешь в Белгороде, в институте, Елена Талгатовна уже тебя устроила, но надо тебе будет ехать со мной в Аргентину и твои дипломы заверять в МИДе, в школе и у консула.

– Да, я согласна. Тятя, бойся Василия, вот на днях он залазил в кладовку через окошко и подслушивал.

– А, дак вот чей след! Ну вот, почему всегда вам наказываю: дома ничего секретного не говорить. Вот чичас говори сколь хошь, нихто не узнат и не услышит, а вся проблема – ето баба да Василий.

– Уже говорят: получил четыре милливона рублей, а где оне? Оне хочут, чтобы ты их разделил.

– О боже ты мой, оне что, сдурели? Оне ничто не думают, поэтому я тебе говорю: ничто им не рассказывай. Нет, Таня, ежлив нет доверия, нельзя работать. О боже ты мой, в стакане воды топются.

Я дождался воскресенье, отмолились, Алёша и Санькя тоже были, я всех остановил и задал вопрос следующай:

– Я завсяко-просто всё вам рассказываю, но вижу, вы недовольны. В чём я виноват, не знаю, ночами не сплю, всего добиваюсь. Для кого? Для вас. Слухи идут о деньгах. Один вопрос: хоть один из вас хоть одну копейкю вложил в наш проект? – Все молчат. – Но тогда какая речь может быть о деньгах? Я начал с ноля, и бегал занимал, и сумел вас всех достать, билеты оплатить, груз оплатить, всем взял морозилки, матрасьи, для консэрвов банки, продукт, всех оформил. Что ишо надо? Вон техника и земля, скоро будут дома, енергия, газ, дороги. Вон Василий привёз пятьдесят тысяч долларов и в банок положил, а пользуется на наши деньги.

– Но мы их берегём на чёрный день.

– Да, у вас чёрный день, а у нас его нету. Чем вы ишо недовольны? – Всем неудобно, но один по одному заоговаривались:

– Да всем довольны.

– Но я услышу ишо ропот, ничто больше рассказывать не буду. А деньги, что нам заняли, ето на проект, я не имею права их делить. И вот ребята, оне уже с нами, оне такие же християне, как и мы.

Алёша и Санькя стали проситься, тесть ответил:

– Ето до́бро.

– Но Василий заявил:

– Мы их не можем принять просто так, мы доложны обратиться в соборы, тогда будет результат, а пока пускай так приходют.

Думаю, ах ты идивот, палки в колёсьи ставишь! Да хто будет разбираться? Знаю, что нихто, тут решается само собой.

– Ну что, пишите в соборы.

– Да надо бы. – Ага, нихто не собирается писать.

– Но тятенькя, ето твоя обязанность.

– Да я неграмотный, пускай ребяты сами напишут. – Ну вот, обычное издевательство. – А ты хорошо пишешь, когда захошь. – Но я промолчал, думаю, решу сам.

Тут всё понятно: Алёша им мешается, всё оформлено на него, Василий – гражданин Российской Федерации, и почему бы не оформить всё на него? Но как на тебя надеяться, ты толькя думаешь о себе, и уже дал знак: вдруг что, всё бросит и уедет обратно. Да, Алёша молодой, неопытной, в АПК называют его разгильдяям. У него нет привычки мне информировать все дела, за ето я уже его гонял, но толку нету, но по крайней мере он честный, а покамесь лучше его у меня нету. Но Алёша удивился, как оне поступили, и сказал:

– Ежлив Данила вам неправильно ведёт, то не знаю, что ещё вы ищете. У него одне мысли – как лучше всё сделать.

Тёща заизвинялась:

– Да куда лучше Данила действует, ничего больше не надо. – Ах ты лицемерка, опять притворяешься!

– Тятенькя, как вам толькя Богу молиться, вам больше ничего не надо, а остальное оставьте в мои руки.

– Да я ничего и не ищу.

– Но предупреждаю: будет повторяться – я замолчу, и вы больше ничего не узнаете, что делается.

Землю приготовили, но работал большинство тестяв Алексей да Андриян, Петро всё отвиливал, и Василий также, всё у них дела. Софоний и Никит несовершеннолетни, в России дурацкие законы: несовершеннолетни не имеют права садиться за трактор, а у нас в Южной Америке – парнишко восьмилетний, не видать его за рулём, а уже вовсю работает. Топливо привезти тоже проблема: не имеешь права на тележке бочки возить с топливом. Но правды, дурацкия законы. На пашне работать – надо права езды на трактор, мы вообче етого не слыхали. Семенами нас выручили Аверины ребяты, оне поговорили со своёй хозяйкой, и она продала, уже протравлены всё, даже привезли к нам на пашню. Я Василия попросил как агронома отрегулировать сеялку и следить за посевом, он посулился, но даже не подошёл. Тут часто приезжал Рубаненко, он отрегулировал сеялку, и стали сеять. У меня работы с утра до ночи хоть разорвись.

Тут явилась Дудникова агроном, стала ругать наших ребят, что неправильно сеют, оне остановились, мне звонют, я всё бросил, прибежал, всё узнал. Ага, значит, подрыв. Звоню Севальневу Алексею Анатольевичу:

– Что такоя, зачем Дудников агроном мешается, мы к ним не лезем, и пускай к нам не лезут.

– Что случилось? – Я рассказал. – Хорошо, мы разберёмся.

Пришла суббота. Я уже знал, что Якунины согласились нанять Елену Талгатовну за семьдесят тысяч рублей, по-московскому ето дёшево, она берётся за всё административноя дело. Да, ето для меня большая выручкя. Я их взял на круглый стол и представил как свою администрацию. Все насторожились. Елена Талгатовна стала поступать по-грамотному и строго. Начало заседания, Родионов стал задавать вопросы – то не сделано, друго́ не сделано, Родионов поднялся на Селютина:

– Что медлите? – Тот завилял.

Родионов приказал:

– К следующай субботе отдай ответ. – Он промолчал. – Данила Терентьевич, как посев?

– Половина посеяна.

– А что так медлите? Время уже вышло.

– А мы рази виноваты? Тут таки́ законы.

– В чём дело?

– Топливо можно возить толькя в абилитированным грузовике.

– А что, вы не знали?

– Да тут всё непонятно.

– Срочно помогчи! Севальнев, твой ответ!

– Есть, принимается.

– Владимир Яковлевич, что же у вас здесь порядки в России? Десять агрономов, и все распоряжаются по-своему, да ишо и ругают.

– А что получилось?

– Ваш агроном одно говорит, Рубаненко своё говорит, прибежала Дудникова агрономка – своё кричит, наши агрономы нам своё советуют. У вас так: десять человек, и все советники, но на деле их нету. У нас не так: в чужоя дело никогда нихто не полезет, пока не попросишь, а попросишь – с удовольствием разъяснит. И зачем Дудников к нам лезет? Я не хочу, чтобы нам мешались посторонния.

– Севальнев, разберись.

– Есть.

– Остальноя ничего не исполняется.

Елена Талгатовна взяла блокнот и стала записывать все компромиссы и ставить числы, что когда обещаются сделать. Всем ето не понравилось, но она со всех взяла обещание.

 

2

Звонит Руслан:

– Данила, когда приедешь?

– Да, надо выезжать, но некогды.

– Данила, приезжай на следующай неделе, потому что через неделю я улетаю в Непал.

– Хорошо, постараюсь.

Я Елене Талгатовне наказал, чтобы действовала с оформлением, Алёше наказал, чтобы смотрел за порядком и, что надо, подвозил. Вижу, что Василий с Петром виляют, наказал Андрияну, чтобы он взялся за дело.

В субботу вечером приезжают ТВ «Белгородские вести», хочут интервью, я дал.

Звонит Яссенко Юрий Петрович:

– Данила Терентьевич, когда можешь зайти?

– Когда желаете, толькя в понедельник вечером я уезжаю в Москву.

– Хорошо, я перезвоню. – Через час звонит: – Данила Терентьевич, в понедельник в девять ноль-ноль.

– Хорошо, я буду.

С Москвы звонит Новосёлов Владимир.

– Ну, здорово, друже, что вам нужно?

– Да здесь один фонд военный, оне видят вас по ТВ и в газетах и предлагают земли́, где хошь выбирай.

– Но, Владимир, у нас компромисс.

– Да ничто не стоит послушать.

– Да, вы правы.

– Хорошо, во вторник созвонимся, я буду в Москве.

У Надьки строк действия паспорта заканчивается через месяц, нам сообчил УФМС: обязательно продлить, а то будет проблема. Я тестю сообчил, Надькя собралась со мной, но без ребёнка, и мы отправились вместе в Москву.

Во вторник утром в Москве у меня работы много, я повёл Надькю к уругвайскому консулу, поновил ей паспорт, привёл обратно на железнодорожный вокзал, купил билет в обратну путь и сказал:

– Надежда, прости, вот билет, вот деньги, я тебя оставляю, у меня работы много, и я боюсь, чтобы ты осталась со мной. Сама знашь, я молвы не хочу, вот на етим перроне возмёшь фирменный поезд, а чичас пошли к Руслану, а дальше время у меня не будет.

Мы пришли к Руслану, её оставил в приемной, а Руслан пригласил мня в кабинет. Руслан стал спрашивать, как у нас успехи, я рассказал, он подивился такому крутому повороту:

– Ну, Данила, молодец. А как чиновники? – Я тоже рассказал. – Да, ето сложно.

– Слушай, Руслан, вчера утром пришёл на круглый стол к Бузычкину, он обычно, как Горбачёв, много говорит, но толку мало.

Руслан хохочет и спрашивает:

– Почему, Данила?

– Да вот слушай. Я познакомился с моряком в Буенос-Айресе, парень грамотный, что я от него услыхал. Приходит к нему его отец и спрашивает: «Юра, ты понимаешь, что говорит Горбачёв? Он говорит много, но ничего не понятно. Ты грамотный и молодой, может, ты понимаешь?» – «Папа, я столь же понимаю, как и ты». Так и я Бузычкина.

Руслан хохочет:

– Да, Данила, ето непонятная птица.

– Слушай, вызвал меня и обижается, что мало к ним захожу, оне нервничают, что всё делаю через губернатора. Но сколь я к ним заходил, всё не тянут не везут. Я на етот раз не вытерпел и всё высказал начальнику сельхоза Селютину, говорю: «Здесь у меня ничего не получается, Виктор Фёдорович. Вы что, не хочете с нами работать? Сколь я к вам обращаюсь, у вас всё время нет или вас нету, в АПК тоже не исполняете ничего. Ежлив не хочете, скажите, и мы больше мешаться вам не будем». Он сменился с лица, Бузычкин за него застал: «Данила Терентьевич, всё исправится», опять снова да ладо́м: образования да прививки. Руслан, я не могу понять: станешь обчаться на вышним уровне, всё понятно, но вот ети чиновнички – таки́ закоснелы и бестолковы, как малыя дети, да ишо хуже. Мало́му скажи – он поймёт, а ети – чурки с глазами. А когда так будет Россия процветать? Никогда. Всем им надо дать лопатки в руки, пускай землю копают!

Руслан хохочет.

– Да, Данила, поетому Россия мёртва, но ты от губернатора не отступай, ето единственна твоя выручкя, и все чиновники его боятся.

– Руслан, у нас была Лидия Ивановна, – и я рассказал, что Родионов Лидии Ивановной рассказывал.

– Данила, ето важно, но будь осторожно, чиновники узнают, что Минрегион одобрил твой проект, захочут все попользоваться, оне вас не пожалеют, через переселенсов легко деньги отмыть, смотри строго за етим.

– Руслан, спасибо.

– Данила, ты все вопросы решил, что я просил?

– Да, вот оне.

– Татьяна, разберись. Данила, ежлив Коля с тобой поедет, ты не против?

– Наоборот, веселея будет.

– Ну хорошо, мы посмотрим насчёт визов и решим. Когда думаешь вылетать?

– Да надо со дня, но за ето взялись Якунины, оне финансируют.

– Когда узнашь, сообчишь?

– Да, конечно.

– Данила, квартира для тебя готова.

– О, Руслан, большоя тебе спасибо. Освободишься – приедешь?

– Хорошо.

Мы вышли, я познакомил Надькю с Русланом, оне пообчались, и я проводил её на вокзал, а сам к Якуниным.

Встреча обычна, родная, я всё доложил, и о Минрегионе.

– Да, вот ето новости! Но, Данила Терентьевич, вот чичас будет опасно, мы им чичас не нужны. Ежлив Минрегион выдаст деньги на етот проект, чиновникам мы мешаемся, оне будут всё тормозить.

– Да уже тормозят.

– Вот такая система у нас в России, но не забывай: самая главная карта – ето ты, Данила Терентьевич. Что решишь, то и будет. Данила Терентьевич, когда думаешь вылетать в Южну Америку?

– Да надо со дня, а то будет поздно.

– Так, будем заказывать билеты. За сколь время думаешь всё объехать?

– Две-три недели.

– Данила Терентьевич, мы хочем попросить: сможешь узнать насчёт коя-что для нас?

– А что нужно?

– Ну хотя бы кофе с Бразилии, вины аргентински, мясо, живых коров, догов аргентинских, дорадо с Уругваю.

– А ето очень просто.

– Ну вот, сумеешь найти, будем импортировать, и ты будешь в доле.

– Да, ето интересно. Мясо – ето Аргентина или Уругвай, вины – да, действительно Аргентина, дого аргентински – да, их там много, а вот кофе – ето Бразилия.

– Значит, ты ето знаешь?

– Ишо бы не знать.

– Ну вот и хорошо. Данила Терентьевич, звонил Родионов и предлагает строителей – строить вам деревню и комплексы.

– Ну и что, надо посмотреть, что предлагают.

– В субботу будем там, посмотрим.

– Отлично. Владимир Димитриевич, Бузычкин настаивает разные прививки всем нам, мы их боимся, у меня масса информации против етого, вы бы знали, како́ ето опасное дело.

– Да, мы знам, но ето можно проверить через наш лабораторио.

– Да, ето будет надёжно.

– Данила Терентьевич, а Елена Талгатовна нам понравилась.

– А я же вам говорил! Она очень опытна.

– Да, мы видим, и семьдесят тысяч рублей в месяц – ето нормально.

– Ну и хорошо, теперь она будет разбираться с чиновниками, она уже взялась за ето дело, и как отлично умеет поступать, уже заставила всех отдать ответ в субботу.

– Да, с ними толькя так надо поступать.

– А вот Бузычкин мня настораживает: ничто не хочет делать.

– Данила Терентьевич, ето мы мешаемся. Подожди, ишо предложут нас отстранить.

– Владимир Димитриевич, я хочу дочь Татьяну взять с собой, у ней надо дипломы оформить, чтобы её здесь приняли.

– А ты не сможешь ето сделать?

– Нет, у меня много работы, надо всех объехать да ишо ваш заказ исполнить, а ей ишо надо будет подписывать.

– Ну что, вези паспорт.

– Хорошо.

– Так, Данила Терентьевич, в первы числы октября хорошо будет?

– Да, но не позже.

– Отлично, мы всё сделаем. Ну, ждём вас в субботу.

– Хорошо, свидимся. – Мы распростились, я ушёл.

Звоню в МИД Поздоровкину Владимиру Георгиевичу, прошу аудиенсыи, он отвечает:

– Данила Терентьевич, завтра в семнадцать часов.

– Хорошо, да, отлично, Владимир Георгиевич.

– Ждём, Данила Терентьевич.

Звоню Новосёлову Владимиру:

– Я в Москве.

– Когда уезжаешь?

– Ежлив по-хорошему, завтра вечером.

– Так я организую встречу и перезвоню.

– Хорошо.

Звоню Москвину Виктору Александровичу:

– Когда можешь принять?

– Ты, Данила Терентьевич, в Москве?

– Да.

– В четырнадцать часов можешь прийти?

– Да, могу.

– Отлично, ждём.

Звоню Лидии Ивановне:

– Данила, ты в Москве?

– Да.

– Когда у тебя будет время ко мне прийти?

– После шестнадцати часов.

– Хорошо, жду, сынок.

– Спасибо.

Я иду к Москвину, он встречает по-дружески, заводит в свой кабинет.

– Ну как, Данила Терентьевич, успехи? – Я всё рассказал, он дивится: – Чу́дно, Данила Терентьевич, так быстро всё получилось, замечательно! Мы со своей стороны тоже участвовали, о вашим проекте говорили на заседаниях.

– Ну, спаси Господи, Виктор Александрович!

– Да не за что, трудитесь себе спокойно.

– Как не за что, Виктор Александрович? Без вас мы бы были всё ишо в Уругвае.

– Данила Терентьевич, благодари Бога.

– Ну, спаси Господи, Виктор Александрович. Я вам должен вернуть деньги.

Виктор Александрович:

– Данила Терентьевич, ето вам на храм пожертвованья.

– Ну, спаси Господи, будем за вас молиться.

– Вот ето добре.

– Виктор Александрович, я привёз писмо нашему пресиденту, вот прочитай. – Он прочитал. – Да, отлично, Данила Терентьевич, и ето хорошо, и Лидия Ивановна – ето са́мой правильной выбор, она с Лукиным Владимиром Петровичем хоро́ши приятели, она ему передаст, а он прямо в руки передаст пресиденту Медведеву Дмитрию Анатольевичу.

– Вот и прекрасно.

– Ну, Данила Терентьевич, благодарю за такой успех, я всегда в тебя верил.

– Ну, спаси Господи, Виктор Александрович.

– Данила Терентьевич, заходи всегда.

– Обязательно.

Я стал, мы крепко обнялись, и я пошёл. Думаю, как легко обчаться с такими лицами, и какой добрый и порядошный Виктор Александрович.

Еду к Лидии Ивановне, она меня стречает как родного, мы стали с ней беседовать, я передал ей писмо пресиденту, она прочитала.

– Да, замечательно, но хто ето готовил?

– Я дома написал, а Елена Талгатовна поправила.

– Да, очень хорошо. Знаешь что, я от себя тоже напишу и передам Лукину.

– Ну, спасибо, Лидия Ивановна.

– Ну, и как у тебя дела, Данила?

– Так всё хорошо идёт, уже досевам озимнюю пшеницу.

– Замечательно.

– А вот шебекинские чиновники палки в колёсьи толкают.

– Какой кошмар! Ну, Россия, Россия, до каких пор будешь страдать? – Я всё рассказал, что получается. – А почему губернатору не скажешь, Данила?

– Лидия Ивановна, за каждая мелочь нехорошо надоедать Евгению Степановичу, и у него без нас делов хватает.

– Да, ето правды.

– Лидия Ивановна, я в первых числах вылетаю в Южну Америку организавывать встречу старообрядсов с государством Российской Федерации, ето перва встреча офисияльно после Никона-патриарха, от 1654 года.

– Да, ето важно. И куда поедешь?

– В разные деревни.

– Да, замечательно. Ну что, поезжай. Но на встречу я желаю съездить.

– Обязательно, Лидия Ивановна. Ну, пока, Лидия Ивановна, я пошёл.

– Когда домой, Данила?

– Ежлив по-хорошему, завтра вечером.

– Передавай всем привет, все оне мне понравились.

– Хорошо, спасибо, ну пока.

– Данила, зайди, когда поедешь.

– Обязательно.

– Ну, прощай.

Звонит Новосёлов Владимир:

– Данила Терентьевич, завтра в десять часов приходи в храм, пойдём вместе в фонд сосияльной поддержки, запиши, вот телефон, и позвони, его звать Беляев Владислав Георгиевич.

– Хорошо, позвоню.

– Ну, завтра утром встретимся, пока.

Я звоню Беляеву, рассказываю, хто я, он проздравляет:

– Да, видим вас в газетах и в теле, охота познакомиться и предложить коя-что.

– Да, мы к вам решили зайти с Владимиром завтра в десять часов.

– Хорошо, ждём, Данила Терентьевич, мы вас познакомим с наставником-старовером.

– Да, интересно. Ну хорошо, завтра познакомимся.

– Отлично, ждём, Данила Терентьевич.

– Пока.

Утром захожу в храм к Новосёлову Владимиру, и вместе отправились туда. Приходим, звоним, нам открывают, заводют.

– Кого ищете?

– Беляева Владислава Григорьевича.

– Так точно.

Ого, советские военные ветераны! Нас провели в приёмную, выходит средняго роста мужчина, улыбается:

– Ну, добро пожаловать к нам, Данила Терентьевич, приветствуем. Не посуди, что так тесно.

– Да не заботьтесь, пожалуйста.

– Чем богаты, тем и рады.

– Да, Владислав Григорьевич, ето правильно.

– Что будете пить – чай, кофе?

– Нет, извините, мы с миром не кушаем, а кофе и чай вообче у нас запрещён.

– Вон как! А чем вас угостить?

– Да не беспокойтесь, ничего не надо.

Он знакомит нас со всеми ветеранами, тут подошёл пожилой мужчина пожилого возраста, с нём тоже познакомились, ето представитель с Красноярского края Бекетов Владимир Сергеевич. Ну, стали спрашивать, как устроились. «Да ничего», – я рассказал наши успехи в Белгороде, Бекетов стал жалеть, что как с нами поступили в Красноярским крае, и сказал:

– Таких надо вешать, ето паразиты, оне не думают об стране, всё зарастает, деревни вымирают, и ничто никому не нужно. Данила Терентьевич, мы вас видим в теле и читаем газеты. Значит, начинается переселение староверов? Ето здорово. Нам староверы знакомы, в Сибири их много, ето единственные трудяги, что выживают в тайгах. – Мня ето глубоко задело. – Оне молодсы, живут в таких суровых условиях, и живут прекрасно, всё у них есть, и не голодуют. Вот таких нам надо в Россию, толькя оне могут показать, как жить. Данила Терентьевич, мы вам предлагаем любоя место в России, мы все ветераны бывшего СССР, у нас хорошия контакты, и нам всё доступно – земли сколь хошь, технику любую, скот сколь хошь.

– Но, Владимир Сергеевич, у нас уже в Белгороде компромисс.

– А что вам дали?

– Пока в проекте пять тысяч гектар земли, техника, уже сеем пшеницу.

– И како́ условия?

– Землю на выкуп, а технику в кредит на пять лет.

– Но, Данила Терентьевич, ето несправедливо. Столь земли в России пустует, а вам надо выкупать. Да плюньте на всё, мы вам дадим хоть сто тысяч гектар земли бесплатно, и технику каку́ хочете, и скот – да всё, что желаете.

– Но, Владимир Сергеевич, у нас порядок такой: даром ничего не даётся, за всё надо ответ отдать. А како́ условия, как работать?

– Да совсем просто. Можете производить что хочете, а мы всё будем забирать у вас.

– Да, ето интересно, переселение будет большоя, и всем хватит.

– Подумайте хороше́нь, Данила Терентьевич, вот моя визитка, вдруг что – звони.

– Хорошо, Владимир Сергеевич, благодарю, спасибо вам за такой интерес о староверах.

– Данила Терентьевич, етот народ нужон России.

– Спасибо.

– Ну, пока, у меня работы много.

– Пока, Владимир Сергеевич.

Он ушёл, мы поджидаем наставника староверов. Беляев звонит: «Ты где, скоро? Чичас будет». Минут через двадцать приходит старик лет свыше семидесяти, но ишо крепкий.

– Ну, здравствуйте! – Ага, не старовер, значит, надо быть аккуратным. – Ну что, братья, сердце просится на родину?

– Да, давно была мечта, но не было возможности.

– Ето правды, но чичас свободно. Где устроились?

– В Белгороде.

– Да, там порядок, губернатор замечательный.

Ветераны стали спрашивать:

– А вы хто?

– Я врач и епископ.

Новосёлов Владимир вмешался в разговор:

– А после епископа у вас хто?

– Арфиепископ.

– А Алексей Второй хто вам?

– Да конечно патриярх.

Все ветераны оживились:

– Да, ето нам свой, он же военный. Да, конечно, мы с нём вместе служили.

Вижу, Новосёлов насторожился, а я, наоборот, удивляюсь, поддакиваю. Ветераны восхищаются:

– Вместе служили. Да, он генерал такого-то ранга, я такого-то. Э, товарищи, вы нам свои.

– А как вы хотели? Да что мы сидим здесь, пошли за стол! Я принёс угощение.

Ну, все пошли за стол, все рассялись, он принёс разную сдобни́ну, налию́т всем кофе, Новосёлов добавляет сахару в кофе. «Я, – говорю, – кофе не пью», Новосёлов раз – отстранил свою чашку кофе как ни в чем не бывало.

– Извините, сегодня среда, мы моло́сное не кушаем.

– Ну, смотри сам, вы голодные.

– Да нет, я хорошо позавтракал.

Врач стал наказывать:

– Чичас подходит новая ера, можете открывать любоя хозяйство в России, законы разрабатываются стро́ги и порядошны, а коммунизьмы не будет, забудьте про ето.

– А гонение на староверов?

– Гонение больше никогда не будет ни на кого.

– Кака́ гарантия?

– Очень просто. Мы все староверы, подходите в Синод, и всё, и нихто больше вас не заденет.

– Вон как. Вы говорите – врач, какая специальность?

– Я натуралист-травник и работаю в центре в еврейской клинике, у нас самыя главныя чиновники и богатыя люди пациенты, и нет болезняв, чтобы мы не излечивали.

– А как к вам попасть?

– Очень просто. Вот мой телефон, звони, мня звать Аликас Мик-Эркович. Что нужно – звони.

– Да, с вами дружба для нас очень ва́жна.

– Ну вот, Данила Терентьевич, у вас мой номер есть, мы к вашим услугам. Еслив надо земли, тоже можем помогчи.

– Ну хорошо, большоя спасибо, батюшка. Нам пора.

– Да мне тоже пора. Хорошо, будем на связи.

– Обязательно.

Мы вышли, всех поблагодарили. Новосёлов говорит: «Да ето болтун». Думаю: «Ты сам болтун, ты хорошая птица», но виду не показал. А речь пошла о земле, он просит, чтобы его тоже устроили. «Пе́рво надо добиться, тогда будет видать». Думаю, недаром тебя поморсы опасаются, опасная ты пташка. А ети ветераны у́мны: им надо рабов, а куда лучше староверов! Но староверы палки не жуют, вам показать, каки́ оне хоро́ши бизнесмены, а вы думаете, оне рабы и хто на вас будет ишачить – забудьте, не те времена. А вот врач – ето хорошая загадка. Какой может быть врач генерал и епископ? Да рази в духовным ето допустимо?

В семнадцать часов я пришёл в МИД, мня пропустили, сообчили Поздоровкину, он спустился, и мы отправились в его кабинет. Я доложил, что отправляюсь в Южну Америку, он одобрил, спрашивает:

– Как у вас дела в Белгороде? – Я всё рассказал. – Да, замечательно. Мы с МИДу тоже поддоржали ваш проект.

– За ето большоя спасибо, Владимир Георгиевич. Я написал пресиденту писмо и попросил гражданство Российской Федерации.

– Замечательно, Данила Терентьевич. Ну, желаем доброго успеха, удачи в поездке. Данила Терентьевич, пора вашим признать тебя как представителям, ты для них уже много сделал и ишо сделаешь.

– Ну, посмотрим, захочут ли оне. Ну, пока, Владимир Георгиевич, за всё большоя спасибо.

 

3

Вечером я выезжаю домой. Дома досеяли сто восемьдесят гектар, а теперь остальную землю готовют к весне, тысяча двадцать гектар. Но Петро и Василий так и не подошли к посеву. Петро проса́пался с женой и всё ходил покрикивал на посевшиков, а технику не берёг. Андриян видит, что ето не хозяин, а идивот, схватился с нём и поспорил, не дал больше, чтобы он подходил к машинерии.

– Правильно и сделал. А хто тогда всё досеял?

– Мы с дядяй Алексеям.

– А Василий что?

– Хто его знает, где он лазит.

– Ну вот, Андриян, теперь всё испытано. Берись сам за технику и будь хозяином.

– Да, я вижу, надо браться.

– А Алёшка как?

– Дядя Алёша любит машинерию.

– Ну и отлично.

Мы косили сено летом, у нас свыше ста рулонов сена на пашне. Андриян говорит:

– Его воруют.

– Значит, надо купить погрушшик.

– Нет, я сам его сделаю.

– А сумеешь?

– Да ето очень просто. Купи електросварку, железы електродов, и я сварю.

– Хорошо, завтра же поедешь с нами и выберешь, чё надо.

Звонит Картавенко Николай Васильевич:

– Данила Терентьевич, ты что настроил?

– А что?

– Ты какое дал интервью?

– Но в чём дело?

– Да зайди, пожалуйста.

Думаю, что такоя, что я сказал лишнего? Захожу к Картавенке:

– В чём дело?

– Ты что, собираешься превратить Кошлаково в Солженицыно?

– Да вы что, Николай Васильевич, откуда вы ето взяли?

– Да звонют губернатору и жалуются.

– Да ето что, сдурели? Такого ничего не было. Мы в Кошлаковом жить не собираемся, я назвал будущу свою деревню Солженицыном.

– Вон как, теперь понятно. Но будь осторожне, когда даёшь интервью.

– Да, вижу, Николай Васильевич, спасибо.

А тут без меня приезжала жёлтая газета, оне пообчались с Софониям и написали всяку чушь. Я узнал, прочитал и говорю Софоньке:

– Ты что настроил? Хто тебе разрешил дать интервью?

– Да я не давал, оне коя-что спросили и уехали.

– Но вот смотри: оне попросили у тебя пить, ты принёс, оне напились, и ты разбил стакан.

– Да етого не было, нихто пить не просил, и кака́ нужда разбивать стаканьи?

Но мне чу́дно: я уже давно слышу, что везде пишут, что староверы разбивают посуду, употреблённу иноверсами или безбожниками. Знаю, что много добавляют и врут. Как вон пропустили книги «В лесах и на горах», там всяка чушь, а народ верит, да ишо старается укорить, а сами правды не знают. Да, есть фанаты, но не надо всех бросать в пойло. У меня наоборот: для гостей наилучшая посуда, мы сами да хоть как проживём, а вот гостей надо ублаготворить, и, сколь я помню, нас и родители учили так поступать. Даже бывало так: гостям отдаёшь свою постель, а самим приходилось спать на полу. У нас гостеприимство в почёте. Конечно, ежлив ты приедешь, да нашнёшь вести себя непорядошным, наглым, да полезешь за нашай посудой, тут вправду любой поступит: разобьёт ету свою посуду, мало того – и выгонют такого гостя. А чистота – ето очень важноя дело. Толькя разобраться хороше́нь, на сегодняшний день сколь порнографии, в домах живут кошки, собаки, их обнимают, целуют. Но посмотрели бы всё ето в микроскоп, сколь разных микроорганизмов, и всё ето переходит на человека, етот человек обчается с другими людьми, и так всё распространяется – вот откуду берутся болезни, но народ на ето внимания не берёт, но живёт как скот. Также и разные прививки, человеком манипулируют с малых лет и делают его на сто процентов зависимым от лекарствах, ето полный бизнес и разврат. Я на своих детя́х испытал, без всяких прививок. Врачи удивляются: у детей такоя крепкоя здоровья! Ето значит правильноя питания, человек – ето земля, и питается землёй, но надо стараться питаться натуральным продуктом, вот и весь секрет: чистота, и питание, и правильный образ жизни – вот вам и здоровья. Ниже ишо опишем поподробне.

Ну, вот суббота, Якунин Владимир Димитриевич и Чиканов тут как тут, идём на круглый стол, Елена Талгатовна тоже с Мариной. Ну что, опять всё тянется с оформлением. Елена Талгатовна в спор: как так, ничто не шевелится! Чиновники стараются скрыть всё, что могут, но не на того нарвались, она чётко всё знает, как ето всё делается, и со всех сторон их прижимает. Мы видим, что оне все стали растериваться, но чу́дно: или таки́ тупы, или притворяются. Я вижу, что Елена Талгатовна им враг, и откуду она выдралась? Но ето моя администрация, и я стал боле требовательным, я хорошо знаю, что губернатор ничего не знает, приходится самим воевать с ними. Но Родионов ведёт себя очень осторожно, ето хитрый тип, он стал спрашивать:

– Участки под деревню разбили?

– Нет.

– Почему?

– Я пробыл в Москве, вот чичас будем разбивать.

– А почему не поручил?

– Нет, я сам должен присутствовать.

– Пшеницу посеяли?

– Да.

– Хорошо.

Селютин:

– Где план земли?

Рубаненко отвечает:

– Вот. – Стали смотреть.

– Ну что, Данила Терентьевич, устраивает?

– Нет.

– Почему?

– Потому что земли все в разбросе, а мы просим под один пласт.

Тут стали объяснять:

– Вот на карте разрисовано, зелёным светом – ето чичас вам отдаётся тысяча двести гектар, жёлтым светом – ето 2010 год, отдадим тысяча восемьсот гектар, и розовым светом – ето в 2012 году две тысячи гектар, всёй земли пять тысяч гектар.

– Ну что, пускай так. – Думаю, идивоты, надо разработать модель.

– Но как хошь, ето получается так. Вот приказ: засей десять тысяч гектар пшеницы.

– Но семян нету.

– Селютин, дойны́х коров нашли?

– Да, нашли.

– Где?

– За Волоконовкой.

– Когда покажете Даниле Терентьевичу?

– Когда захочет.

– Ну, Данила Терентьевич, решай.

– В понедельник утром.

– Селютин, организуй поездку.

– Хорошо.

Ну, енергия, газ, дороги, оформление на комплекс не готово, поетому Елена Талгатовна с ними поспорила. Ну, снова приказ: к следующай субботе.

– Ну, пока все вы свободны. Данила Терентьевич, Владимир Димитриевич, вы останьтесь. – Родионов говорит: – По рекомендации губернатора есть строители комплексов для дойно́го скота и дома под деревню, ето надёжна компания. Ежлив желаете посмотреть, оне могут свозить и показать, и вообче можете вести до́говор о строительстве. Я вам, Владимир Димитриевич, по телефону уже говорил.

– Да, Владимир Яковлевич, мы за етим и приехали.

Родионов стал звонить етой компании, я вижу, что у них всё уже договорёно.

Подошла машина, нас взяли и повезли в ету компанию. Там нас встретили любезно, провели в кабинет к самому хозяину. Дядькя, сразу видать, опытной, всё выспросил, что хочем строить, мы рассказали, он предложил посмотреть его строительство, разные комплексы, мы с удовольствием согласились. Хозяин скомандовал свозить и показать и в обратным пути заехать. Мы согласились, и поехали.

Заезжали в трёх местах. Да, ето шикарныя комплексы, по современной технологии, но мне одно не понравилось: корова всю жизнь закрыта, три года – и корова негожа, часто обезнаживает, живёт на лекарствах. Но како́ ето может быть молоко натурально? Я стал протестовать, но Василий Чиканов мне объяснил: чтобы было выгодно, толькя при таких условиях заработки выгодно. Думаю, значит, нихто не думает об бедной скотинке, лишь бы деньги шли в карман. Нет, я не сменяю систему Уругвая, там по крайней мере коровы на воле, и подбирают племенных, и оне дают по тридцать – сорок литров молока натурального.

Мы вернулись уже вечером в Белгород, заехали в компанию, хозяин ждал, мы рассказали, что:

– Ваша работа нам понравилась. Но сколь стоит ваша работа?

Нам подшитали под ключ:

– Под сорок тысяч рублей квадратный метр. А комплекс на сколь думаете строить?

Мы ответили:

– На шестьсот голов.

– А деревню сколь домов?

– Пока двадцать пять домов, но начнём с одного. – Хозяин сразу надулся, сразу стал плохо разговаривать, но и Владимир Димитриевич не сдал:

– Дайте проект домов и цены, а там рассудим.

Он хладно ответил:

– Ребяты, сделайте им проект домов. – И мы разъехались.

Проектисты попросили меня зайти к ним, о выборе модели домов.

– Хорошо, зайду во вторник утром, но в течение недели должен быть готов.

– Постараемся.

– Ну хорошо.

Владимир Димитриевич сообчил мне, что билет на вылет готов 8 октября, а обратно 28 октября.

– Как, Данила Терентьевич, хватит?

– Да, двадцать дней хватит. У меня Татьяна собралась тоже, – и я объяснил почему.

– Ну хорошо, и для неё возмём. Ну, Данила Терентьевич, смотри хороше́нь, что-то Родионов с етой компанияй планируют. Во-вторых, оне запрашивают слишком высо́ко, даже таких цен нет и в Москве.

– Ты заметил, как он спылил, когда я ему сказал: пока один дом?

– Ето не то слово! Он даже обозлился.

– Он рашшитывал: чичас вернутся, и будет до́говор на всё строительство.

– Правильно, Данила Терентьевич, и ты знаешь, сколь етим отмоют деняг?

– Нет, не знаю.

– А вот постарайся, получи етот проект на один дом, и мы тебе скажем, сколь ето вам всё обойдётся.

– Тут большую роль играет Родионов. Видишь, нам нет выбору: именно толькя ета компания, и рекомендовал губернатор.

– Да всё врут, етого от губернатора не может поступить.

– А вот Елена Талгатовна – ето молодес, она умеет грамотно поступать, и она не даст обмануть, вот ето прекрасно.

– Ну, Данила Терентьевич, ждём в Москве.

– Спаси Господи, доброй пути.

 

4

Петро уехал в Канаду, посулился привезти сыновей. Но мне звонит Тарасов Фёдор Васильевич и говорит:

– Данила Терентьевич, ты, пожалуйста, разберись. Хто-то из ваших ребят лез к местным девчонкам, и ето нехорошо, пойдёт молва, все скажут: вот какия староверы.

– Да, вы правы, Фёдор Васильевич, и спаси Господи, что позвонил, я разберусь.

– Ну пока, вдруг что – звони.

Думаю, ох вы подлецы, хто же ето? Софонькя – не может быть, его все в Кошлаковым любят, и к нему даже девчонки приходили, но он никого не подпускает, уж очень религиозной. Никитка ишо мало́й и стеснительный, Андриян в Никольским, и он вообче етим никогда не занимался, Неонилу очень любит. Алёшка – не думаю, он потёма. Но хто знат? Ето работа Василия или Петра, но боле сумлеваюсь на Петра, Василий хитрый, а вот Петро – етот может. Ну, узнам.

Приезжаю домой, новости: директо́ра школы мня вызывает. Ага, чичас узнаем. Прихожу в школу, сообчаю:

– Мня ждёт директо́ра.

Ей сообчили, она мня приняла и стала извиняться:

– Данила Терентьевич, обязаны вам сообчить. Тут ваш Петро, муж Агафьи, был у нас на дискотеке и лез к нашим девчонкам, и его чуть не избили наши парни, он приходил пьяный и требовал ишо водки, и ето нехорошо. Каки́ бы ни были наши девки, но оне не проститутки, ето порядошны девчонки, у которых есть родители, и ихно развлечение – ета дискотека.

– Галина Александровна, вам большая благодарность, спасибо, что известили мне, я в етим постараюсь разберусь.

– Данила Терентьевич, с вами хочет поговорить учительница ваших малых детей.

– Хорошо, а где можно с ней побеседовать?

– Да чичас позову.

Приходит учительница Надежда Михайловна.

– Данила Терентьевич, здравствуйте.

– Здравствуйте, Надежда Михайловна. Вы со мной хочете поговорить?

– Да, Данила Терентьевич, у меня проблема с вашим Ларивоном.

– А что?

– Не хочет учиться. Я уже всяко поступала, но он не хочет, он умный парнишко и добрый, но вот учиться не хочет, а так во всем угождает.

– Спасибо, что известила. Да, он у нас умный и ласковый, но давай с тобой договоримся. Вы ему говорите: ежлив он будет хорошо учиться, я заставлю отца, чтобы он тебе купил хороший со скоростями лицепет, а я дома буду говорить: ежлив перейдёшь класс, куплю лицепет. Уж очень любит лисэпед, так и трётся на Софонькиным лисепеде.

– Хорошо, договорились.

– А Иринка как?

– Иринка молодес, старается, но она несхватчива.

– Да, ето правда.

– А почему Василий не пускает своих детей в школу? Дети просются, но он не пускает.

– Узнаем, в чём дело. Ну хорошо, большоя спасибо за информацию, Надежда Михайловна.

– Вам спасибо, Данила Терентьевич, что пришли.

– На здоровья.

Прихожу домой:

– Ну, Ларивон, почему не учишься и лени́шься? – Он запожимал плечами. – Будешь хорошо учиться и перейдёшь класс, куплю тебе хороший лисепед. Ето же тебе всё пригодится: будешь учёным, можешь выбрать любую профессию.

– Тятя, а я хочу быть военным генералом.

– Ну вот, молодес, а для етого надо хорошо учиться. Ты помнишь, сколь я рассказывал про Суворова, и твои прадедушки были хорошими атаманами, казаками. – Ларионка улыбается и мечтает. – А неучёным кому ты нужо́н, лопатой говно убирать да солдатски котомки таскать? Думай хороше́нь, ведь ты у меня герой. Спомни, с шести лет уже был рыбаком и даже уже тонул. Ну вот учись, тогда будешь непобедимым.

Я сходил к Агафье, стал ей рассказывать про Петра, а она мне в ответ:

– А чё, первый раз, что ли? Уже всё надоело. Душить да таскаться – ето по него сходить. Как жить дальше, сама не знаю.

Думаю: бедняжка, ети истории давно слыхать, и всегда за него мать заступалась.

– Агафья, но, прости мне, таких не надо здесь, ето же позор всем нам.

– Да, я хорошо понимаю, и мне тоже ето не надо.

– Вот беда какая! Но ты же молодая. – Она заплакала. – Агафья, не плачь, в чем могу, в тем и буду вам помогать.

– Спаси Христос, Данила.

– На здоровья.

А я говорил губернатору: не запушшу ни одного непорядошного человека. Тестя пожалел, а за нём и вся ета дрянь. Да, сла́бо моё сердце.

В понедельник утром рано мы поехали смотреть коров дойны́х. Я взял с собои тёщу и Ольгу, нас повёз зоотехник Шебекина. Приехали на место, скот уже был собранной. Ето хозяйство проваливается, поетому всё распродавывают. Говорят: ето скот племенной. Да какой же ето племенной! Тут ишо не видели, что такоя племенной, ето обычные дойны́я простые коровы, но бережёны. Мы стали выбирать, выбрали четырнадцать коров молодых, у них история каждый коровы, и да по истории ето простые коровы, но ничего, для дома будут гожи. Мы выбрали, оне их записали. Ну хорошо, пускай АПК договариваются. Тёща с Ольгой довольны, выбрали по сердцу коров.

На другой день я приехал в Белгород выбрать проект дома, мня уже ждали и приготовили несколькя образсов. Я спрашиваю:

– Зачем такия палаты большие?

– Как зачем? Чтобы вам было роскошно.

– Нам етого не надо, можно поскромнея, пускай типа шале, но не такия хоромы.

– А какого размеру желаете?

– Но пускай будут по двести – триста квадратных метров.

– Но, Данила Терентьевич, нам приказ вам сделать особый дом.

– А чем я лучше других?

– Данила Терентьевич, вы не понимаете, вы здесь политической человек, к вам будут заезжать разные гости и политики, и даже может приехать пресидент Российской Федерации или премьер.

– Да, ето важно, но я не хочу отличаться от других, давайте боле попрошше. – Но оне и слушать не хочут, стоят на своём. Я махнул рукой:

– Делайте что хочете, я в пятницу зайду.

– Да, Данила Терентьевич, всё будет сделано. – Я ушёл. Нет, я етого не хочу, и ето не будет так.

Дома большой трактор работает день и ночь, вдвоём на смену Андриян и Алексей. Но молодсы! Андриян уже сварил погрушшик, в свободное время возит рулоны сена каждому домой.

Василий докладывает, что контейнеры пришли и надо ехать в Санкт-Петербург, на порт.

– Василий, мне некогды, поезжай сам, вот пятьдесят тысяч рублей, можешь отправляться, вдруг что – звони.

Он пообещался и уехал. Но прежде чем ему уехать, я их собрал и стал спрашивать:

– Как вы решаете насчёт наших ребят-поморсов?

Василий молчит, а тесть сказал:

– Пускай пишут писмо в разны соборы, а мы вышлем.

– Хорошо. Оне и не знают, как и писать, и что писать, и кому писать, поетому я написал, вот читайте. – Оне прочитали, запереглядывались. – Ну что?

– Да, писмо отлично.

– Ну, Алёша, читай.

Алёша тоже прочитал:

– Да, хорошо, я согласен. Данила, спаси Господи за заботу.

– Ну, тятенькя, нужна твоя роспись. – Он расписался, Алёша тоже расписался. Но я вижу ето, не понимаю, в чём дело. Узнаем.

Прихожу домой, звоню Андрияну: «Приезжай сегодня вечером». Он приехал на тракторе, я вызвал в комнату Марфу, Андрияна, Танькю и Софонькю, стал спрашивать:

– В чём дело? Я вижу, оне против Алёши.

– Да, оне против Алёши, – говорит Марфа.

– Почему?

– Потому что всё оформлено на него.

– А что оне хочут?

– Чтобы всё было на Василия.

– Вон как. А как вы думаете?

Все заговорили:

– Боже упаси, знам мы его ишо с Уругвая.

Танькя говорит:

– Баба уже судит: то́го уже не надо, другого не надо.

– А кого именно не надо?

– Да всех синьцзянсов не надо, твоёго брата дядя Стёпу и то не надо. – Я даже не могу её слушать, все ети кривосуды – надоели оне мне ишо с Уругвая. – И зачем ты, тятя, с ними связался?

– Да ради вас.

– Но помянешь моё слово, оне не дадут тебе спокойно работать, ето идивоты. Тятя, я хорошо знаю, с твоим сердцем и твоёй опытностью все бы жили куда лучше, но ихна проклятая зависть не даст. – Танькя заплакала.

– Ну, что, вы думаете, теперь делать?

– Добивайся, что-то надо решать.

– Марфа, что скажешь?

– Сам лучше нас знаешь, и действуй.

– Андриян, я надеюсь толькя на тебя.

– И мы тебя не бросим. Сам видишь, наша кучкя не ма́ла.

– И надеюсь, что она будет расти.

– Да, ты прав.

Софоний:

– Тятя, уже всё надоело, насмотрелись мы всё ишо в Уругвае, и первый виновный в етим деле – ето деда и баба, я на деду уже не могу смотреть.

– Софонькя, так нельзя, как ни говори, он твой дедушка.

– А пушай не лицемерничает. Сам улыбается, а у самого нож наготове.

– Ну хорошо, с сегодняшнего дня буду разрабатывать свою стратегию. В нашай деревне будет по-нашему, а им помогу создать свою деревню, пускай живут как хочут. Согласны?

– Конечно, согласны.

– Ну и всё.

 

5

На другой день утром звонит Юрий Петрович:

– Данила Терентьевич, вам надо явиться к нам в администрацию на минутку.

– Хорошо, Юрий Петрович, чичас будем у вас.

Мы с Алёшай приезжаем, Юрий Петрович ждёт.

– Данила Терентьевич, Александр Николаевич хочет с вами поговорить.

Пошли, нас принимает Бузычкин Александр Николаевич, обычно любезно:

– Данила Терентьевич, мы решили так. Как вы не хочете принимать прививки, их всех сорок восемь, но по крайной мере приняли бы хоть три, ето от туберкулёза, полиомиелита и от гриппа, нам ва́жны дети.

Думаю, вот идивоты, хоть что делай – оне своё. Я махнул рукой:

– Делайте.

Он улыбается:

– Как у вас дела, Данила Терентьевич?

– Да всё нормально.

– Вы, Данила Терентьевич, почаше заходите к нам.

– Александр Николаевич, будет нужда, обязательно зайдём. Александр Николаевич, у меня к вам важный вопрос.

– Слушаю.

– Я в понедельник выезжаю в Южну Америку, но хотел у вас спросить. Можем ли мы расшитывать на рабочу силу?

– Кого имеете в виду?

– Да боливьянсов.

– Нет, Данила Терентьевич.

– Дак ето же временно и по контракту.

– А что, вам русски не рабочи?

– Александр Николаевич, вы сами видите, что делается здесь в России. Мы порядошных рабочих будем брать, но ето продлится время. А узбеков?

– Нет, Данила Терентьевич, Россия – ето для русских, нам инострансов не надо, и поетому в России разрабатываются жёсткия законы: хто сумел получить статус, значит, ето порядошный человек.

– Ну хорошо, извините за вопросы.

– Да не за что, Данила Терентьевич. А когда думаете разбивать вашу деревню на участки?

– Чичас же.

– Хорошо, сообчи Селютину Виктору Фёдоровичу, Юрий Петрович.

– Хорошо, Александр Николаевич.

Нас уже ждали в сельхозе, и поехал размерять Рубаненко. План деревни уже был готов и подписан. Стали размерять. Рубаненко уже старик закоснелый и тупой, он своё – я своё, он вызвал Селютина, я разъяснил ему, он Рубаненку сказал:

– Делай, как тебе говорят.

– Но, Виктор Фёдорович, не выходит.

Я вмешался:

– Сколь выйдет, столь и будет, и в низми́не я не хочу, а вот на етой высотке.

– Дак тут посевная земля.

– Мне не нужно, а деревня будет именно здесь.

– Рубаненко, делай, как говорят.

– Да пушай, пушай, как желают.

Я тестя и Софонькю поставил помогать кольи ставить. Думаю, как здесь работать, все закоснелы, вся Москва забита кавказсами, а восток китайсами, а тут нельзя привезти даже временных рабочих. Ну, Бузычкин, как с тобой работать? Чувствую, не получится.

В пятницу утром мы с Алёшай поехали в Белгород, я зашёл к проектистам, у них проект был готов, мы его посмотрели. Ну что, ето боярския хоромы, и зачем оне ну́жны? Ето дом почти на восемьсот квадратных метров. Я ничто не стал говорить, поблагодарил и ушёл. Зашли к Елене Талгатовне, я ей показал, она ахнула:

– Ничего себе! Где ето было? Никаки переселенсы никогда не получали таки́ предлоги.

– На́ вот тебе, получай.

– А местноя население что скажет? Данила, ты подумай хороше́нь: земли, что вы работаете, – ето паи местного население, у них его за бесценок скупают и вам отдают, вон уже сколь хошь. Скупили по пятнадцать – двадцать тысяч рублей пай, а уже продают по четыре тысячи долларов гектар, а пай – ето от трёх до семи гектар, смотря где и какой был колхоз, а в Сибири есть паи и по двадцать гектар.

– Ну ладно, Елена Талгатовна, будем разбираться. Елена Талгатовна, вы мне составьте акт, МИД просит, чтобы переселенсы признали мня как представителям.

– Да, Данила, давно пора. Оне бы сами доложны позаботиться об етим деле, толькя подумали бы, сколь ты для них сделал.

– Ну, вы, пожалуйста, напечатайте.

– Да чичас же. – Через несколькя минут акт был готов.

– Ну, Елена Талгатовна, большоя спасибо.

– Данила, что, завтра на круглый стол?

– Елена Талгатовна, пожалуйста, поручаю вам, я не пойду, мне всё ето надоело, одно и по тому же, каки́-то все тупыя да закоснелы.

– А что я скажу им, что ты не пришёл?

– А что-нибудь придумаешь.

– Ну хорошо, Данила, доброго пути в Южну Америку.

– Большоя спасибо. Но ишо увидимся в понедельник.

– Ждём, Данила.

– Ну, пока.

В субботу я всех собрал, прочитал акт:

– Ну, смотрите сами.

Тесть долго пыхтел и сказал:

– А предательства не будет?

– А что, мне даром ето всё досталось? Иди, побегай ты – как оно, хорошо, нет? Ето для формальности, для государства, чтобы я был не самозванес, и хто мня на ето просил, не ты ли? – Ему стало неудобно, и он подписал, и тогда все остальныя подписали. – Как размер идёт на усадьбы?

– Да етот старик непонятный, стоит на своим и делает всё неправильно.

– Хорошо, я в понедельник разберусь.

В воскресенье отмолились, отдохнули, приходют тесть с тёщай, Агафья, Ольга, Андриян с Неонилой.

Тесть стал говорить:

– Поедешь, смотри хороше́нь, что будешь говорить.

– Да не переживай, я шибко там не буду с ними рассосуливать, в каждой стране по одной деревне хватит, знаю, что всё разнесут по всем деревням. А вот к Ивановским заеду, ето порядошны ребяты, и думаю, оне толькя могут принять государство.

– Но смотри, не сделай подрыву.

– Я сделать подрыв? Я на ето не способен, вы скоре́ мне его сделаете. – Тестю ето слово не понравилось, но он промолчал.

Тёща говорит:

– Нам Анатолий звонил и просит, чтобы ты заехал в деревню.

– А что я там, Колю не видал? Я приеду в Монтевидео, позвоню ему, и хто желает послушать, пускай приедут на указанноя место. Я не виноват, что мня гнали пятнадцать лет с деревнях, я всем прощаю и во всем помогу, но я буду недоступен етой группочке. И вы выбросьте из головы, что того не надо да другого не надо, в моёй деревне будут толькя те, которы вели себя спокойно, а тут слухи идут, что и Степана не надо. Я бы обои деревни уругвайски сменял на Степана.

Тёще неловко, но она продолжает:

– Чичас наш Тимофей там в Уругвае, ты с нём поговори.

– Да, с Тимофеям я постараюсь поговорю, и даже предложу любой проект. – Оне обои заулыбались и развязали свои узлы: с нём собираются с Аляске боле десятка молодых семей. – Вот и хорошо, у вас будет своя деревня, а Тимофей будет руководитель.

Тесть заликовал:

– Да, он у нас молодес. – Мы с Андрияном переглянулись и улыбнулись.

Тёща:

– С Боливии много собираются, особенно Мурачевы.

– Ну вот, у вас будет большая деревня, а у нас что – всего места для двадцати шести семей. Ну, нам етого хватит. – Оне все повеселели, запланировали, я тогда выташшил проект дома и показал: – Вот проект дома, что хочут нам строить.

Оне все посмотрели и ахнули:

– Вот ето да! Дом так дом!

– Слушайте, не радуйтесь, ето вам горя.

Все насторожились:

– Почему?

– А вы рази не видите, что местноя население завидует, да ишо как завидует? Оне увидели наши трактора, и все заговорили: «Приехали не приехали, а уже им выдали таку́ технику, а мы живём всю жизнь здесь, и нам ничего нету». Ну вот, теперь слушайте. Система России мне теперь стала мале́нькя понятна – нам не разрешат жить изолированным. Вот пример: вот деревня Кошлаково, а вот Никольско, а посередь поставь таки́ хоромы – как, по-вашему, ето будет выглядеть?

Все замолчали, тесть сказал:

– Да, некрасиво.

– Ну вот, смотрите сами, а мне такой дом не надо. Я вам советую нарисовать свой дом, каждый по своёму вкусу.

Тесть:

– Да, ты прав, ето боле подходит.

Алёшка и Надькя тоже захотели дом.

– Стоп-стоп, а где у вас семьи?

Тёща заступилась за Алёшку:

– Да его женить, да и всё.

– Дак так закон переступить – да и всё. Нас дак развести, а его женить? Нет, субчики, я чичас поеду, всё разузнаю, что у них получилось.

Тесть вмешался:

– Да, Данила, поговори с ней.

– Конечно, поговорю, и поубеждаю даже.

– Да, Данила, мы на тебя надеемся.

На днях звонила Елена с Боливии, просит помогчи переехать в Россию, я послал им тысяча долларов на оформление документов и сказал: «Я скоро к вам приеду и вас заберу, будьте готовы».

Сегодня она звонит:

– Тятя, всё готово, когда приедешь?

– Через десять дней ждите.

Тесть уже вечером разошлись, Андриян остался.

– Ну что, Андриян?

– Да оне ничто не думают.

– Да, ты прав.

– Их Тимофейкя всех женит.

– Да пушай женит, сами етого хотят. Видал, каки́ алчны на таки́ дома?

– Оне ничего не думают, ведь всё же ето долг, ты за них будешь расшитываться.

– Да пошли оне подальше.

– Так же и я. А каки́ оне остались довольны, что у них будет своя деревня!

– Да ето глупыши. Ну, слава Богу, хоть будем на спокое. А у нас уже есть двадцать семей. Конечно, ето будет не сразу.

Андриян:

– А где ты их взял?

– А вот шшитай. В нашай семье пять семей, у Степана пять семей, Царёвых пять семей, Алёша, Аверины три семьи, Перекрестовы две семьи, и ишо пять семей есть на примете, но пока промолчу, потом узнаете.

– Дак тятя, ето здешны?

– А как ты хотел? Губернатор просил подобрать порядошных здешных, ети семьи проверенны, и заслуженны, и грамотны.

– Ну, смотри сам, тебе виднея. – Мне чу́дно: после тюрмы Андриян стал совсем другой, можно стало с нём рассуждать. – А ты как, Марфа?

– А я думаю, как бы подальше от маме. Где она живёт, там покою не бывает.

– Всё-таки поняла?

– Давно поняла, да молчу.

– Ну, Андриян, остаёшься за хозяина, смотри хороше́нь за всем, и решайте всё с Алёшай. Землю приготовьте и рулоны сена свозите, всем поровну.

– Не заботься, тятя, можешь ехать спокойно. Но прости нас Христа ради и благослови.

– Бог простит, аминь, Бог благословит. И меня простите Христа ради и благословите.

– Бог простит и Бог благословит, счастливого пути.

– Вам оставаться с Богом.

На другой день Татьяна собралась со мной, мы заехали в Шебекино, я зашёл к Рубаненко, стал ему говорить:

– Неправильно мерите. – Он занервничал. – Стоп-стоп, не вам там жить.

– Но, Данила Терентьевич, закон не позволяет.

– Всё позволяет, можешь спросить у губернатора.

– О, нам ето недоступно.

– Но тогда подождите – когда вернусь, решим.

– Ето очень слишком долго, нам надо отдать отчёт.

– Но раз не соглашаетесь, не имеете права мерить без меня, а нет – снова будете мерить.

– Но ладно, Данила Терентьевич, как хошь.

Ишо новость, зоотехник сообчает: коров, что выбрали, за них залупили по семьдесят шесть рублей килограмм. Ох вы идивоты, толькя и стараются нажиться! Я звоню Севальневу Алексею Анатольевичу:

– Ето что, издевательство? Уже губернатора не слушают.

– В чём дело, Данила Терентьевич?

– Да коров, что выбрали, задрали по семьдесят шесть рублей килограмм.

– Данила Терентьевич, хто вам сообчил?

– Да зоотехник Шебекина.

– Хорошо, мы разберёмся, не переживай, Данила Терентьевич.

– Как не переживать, всё идёт не так, как надо.

– Да что вы!

– Как что вы, Алексей Анатольевич, ничего по-простому нету, хотят, чтобы модель разработать, а сами каждый по-своему планирует и лезет со своими планами. Алексей Анатольевич, я ишо не видал ни одной деревни порядошной нигде: сколь едешь по России, всё видать сталинские курятники. Неужели не могли придумать боле порядошны деревни? – Нет ответу.

– Когда выезжаешь, Данила Терентьевич?

– Сегодня, Алексей Анатольевич.

– Ну, счастливого пути.

– Спасибо.

Я позвонил Картавенке, рассказал, что вылетаю в Южну Америку, и попросил, что:

– Пришёл груз в Санкт-Петербург, вдруг что, пожалуйста, помогите.

– Да не заботься, Данила Терентьевич, всё будет исправлено. Счастливого пути, Данила Терентьевич.

– Большоя спасибо, Николай Васильевич.

Заходим к Елене Талгатовне.

– Ну как, был круглый стол?

– Ой, Данила, ето идивоты, оне ничего не хочут делать, я уже настояща с ними поспорила, и оне меня ненавидют.

– Елена Талгатовна, пожалуйста, потерпите, пускай мале́нькя скопются проблемы, тогда тряснём в Москве, у нас есть куда обратиться.

– Ну молодес, Данила, у тебя есть всегда выход.

– Не хвали, Елена Талгатовна, у меня тоже есть лимит.

– Данила, но я вижу твою работу и на каким уровне ты работаешь – и безграмотный, ето же поразительно. Вижу, как ты поступаешь, везде аккуратно, с таким старанием, об себе не думаешь, толькя о остальных.

– Но не все так понимают, Елена Талгатовна.

Она насторожилась:

– Что ты говоришь, Данила?

– Елена Талгатовна, на всё есть лимит, я же сказал. – Она меня не поняла, но толькя посмотрела прямо мне в глаза.

– Ну, Таня, мы тебя ждём, школа готова.

– Большоя вам спасибо, Елена Талгатовна, я всё оформлю и вернусь.

– Ну что, ждём, Таня. Данила, замечательна твоя семья.

– Спасибо, Елена Талгатовна. Ну, смотрите хороше́нь здесь за нашими чиновниками, и вообче поручаю вам – смотрите за всем.

– Да не беспокойся, Данила, всё будет хорошо, езжай себе спокойно.

– Ну, пока, оставайтесь с Богом.

– Вам тоже с Богом, Данила.

 

6

Приезжаем в Москву, заходим к Руслану:

– Ну что, Руслан, где Коля?

– Данила, у нас мале́нькя не получается.

– Почему?

– Да Коле визу не могли достать.

– Дак я же вам сообчал, Руслан. Ну что, пушай так.

– И у нас много работы.

– Как жалко, было бы веселея.

– Ну что, поезжай один.

– Руслан, Якунины оттягают фрукту садить, оне боле настаивают на посевы и скот, а губернатор посулил даже помогчи на фрукту. Слушай, тысяча гектар – ето очень важно.

– Да, Данила, но, когда вернёшься, об етим поговорим. Когда вылетаешь?

– Завтра в семнадцать часов.

– А обратно?

– Двадцать восьмого.

– Думаешь, успеешь?

– Да не знаю уж, заказу много.

– А что заказывают?

– Да Якунины заказывают экспортировать дорадо, мясо, фрукту, вины, собак дого, кофе с Бразилии.

– Здорово, Якунины, ну молодсы! Данила, желаю добрых успехов и счастливого пути.

– Ну, и вы оставайтесь с Богом.

Я позвонил Якунину Владимиру Димитриевичу, мы встретились.

– Ну, Данила Терентьевич, како́ настроения?

– Да са́мо наилучшая.

– Ну хорошо. Как у вас там в Белгороде?

– Посевы кончены, землю готовют к весне остальную, выбрали коров дойны́х, но цены задрали по семьдесят шесть рублей килограмм. Когда вернусь, разберусь.

– Да мы их вам возмём. Коровы-то хоть хоро́ши?

– Да ничего, хоть говорят племенныя, но ето не племенныя. Стали под деревню разбивать на участки, Рубаненко капрызничат, не хочет размерять.

– А что ему надо?

– Где я указывал места, он говорит: ета земля посевная.

– А он где настаивает?

– Да внизу, чисто по сталинскому моделю, а я не разрешаю, модель должен быть совремённый и европейского типа.

– Правильно, Данила Терентьевич.

– А всё остальноя всё по-прежняму тормозят, Елена Талгатовна с ними воюет.

– Да, она замечательна женчина. Ну, а проект дому?

– Вот он, но мне его не надо.

Я выташил, показал, Владимир Димитриевич посмотрел:

– Да ето обман.

– Теперь понятно, почему он надулся, когда я сказал: один дом.

– Вам деревню станет поставить минимум тридцать милливонов долларов одне дома. Ты толькя подумай, сколь оне денюшак отмоют. Ну, ты не беспокойся, мы уже узнавали здесь в Москве, и порядошны строители берут по тридцать тысяч рублей квадратный метр, но не сорок.

– Но, Владимир Димитриевич, такого размеру дома – ето нам позор, между сталинских курятников поставить таку́ деревню.

– Да, вы правы, Данила Терентьевич.

– Но и я не хочу быть отменный от других.

– Ето неправильно, все власти знают твой проект, и многи захочут лично познакомиться с тобой и будут приезжать в гости.

– Да пускай приезжают. А чем лучше всех? И чтобы была зависть? Нет, етого я не хочу.

– А вот Татьяне билеты не нашли, толькя на следующу неделю.

– Вот беда. Ну что, Тань?

– Ничто, поеду домой, а на другой неделе вернусь.

– Ну хорошо.

Владимир Димитриевич:

– Татьяна, а на чё вы желаете учиться?

– На економиста.

– А что, вас устраивают номера?

– Тятя просит, ему хто-то должен помогать.

– Да, он прав. Но вы, Татьяна, у́мны, я бы вам посоветовал выбрать боле подходящую профессию и быть хозяином, но не банковским рабочим. Ты хороше́нь подумай, потом решим.

– Да, я подумаю.

– Данила Терентьевич, мы смотрели машины и думаем всё-таки взять тебе пикап «Форд».

– Отлично.

– Вернёшься, машина будет готова.

– Хорошо, спаси вас Господи.

– Ну, Данила Терентьевич, удачи и доброго возврату.

– Ну и вы оставайтесь с Богом.

– Данила Терентьевич, про Белгород не заботьтесь, мы будем контролировать.

– Ну, спаси вас Господи, Владимир Димитриевич.

Мы попрощались и пошли к Лидии Ивановне.

Я позвонил в МИД Поздоровкину Владимиру Георгиевичу и сообчил, что вылетаю. Он пожелал доброго пути, «и что нужно, звони». Я поблагодарил.

Лидия Ивановна приняла нас, как всегда, ласково, всё выспросила про наши успехи, я подробно всё рассказал, она удивилась:

– Какой кошмар! Да, у нас чиновники так и поступают, пе́рво заманют, а потом за нос водют. А губернатор что, знает?

– Да нет.

– А почему?

– Лидия Ивановна, за каждоя дело надоедать нехорошо, у него и без нас делов хватает.

– Но он должен знать, что происходит.

– Ну, придёт время, узнает.

– Данила, на сколь вылетаешь?

– На двадцать дней.

– И что, успеешь?

– Буду стараться всё оббежать.

– Ну, герой! Данила, ты знаешь, что начался кризис в США, и ето задеёт весь мир, и нам достанется?

– Да, знаю. Дай бы Бог, чтобы не повредило переселению.

– Данила, тридцатого октября будет всемирная конференсыя в Москве всех соотечественников, проживающих за рубежом. Вам очень важно быть на етой конференсыи.

– Да, я успею.

– Ну, хорошо, я жду. Но не забывай.

– Да не заботься, Лидия Ивановна.

– А дочь что, приехала провожать?

– Да нет, она доложна поехать со мной, но не получается.

– А что? – Я всё рассказал. – Ну что, одна съездит. Ну, Данила, наилучших успехов и доброго пути.

– Лидия Ивановна, большоя спасибо и оставайся с Богом.

– Ну, пока, сынок. Таня, а ты останься, а завтра уедешь.

Она не знат, что делать, я говорю:

– Тань, оставайся, но встретимся в Аргентине, я буду там приблизительно от двадцать третьего до двадцать пятого октября.

– Ну хорошо, там встретимся.

Мы с ней перву ночь ночевали в квартире у Руслана, а чичас я еду на аеропорт Домодедово. На аеропорте всё прошло благополучно. Я прошёл в зало ожидания, звонит Василий с Санкт-Петербурга: груз не отдают. Я взял все данны и позвонил Картавенке Николаю Васильевичу и рассказал проблему, дал все координаты.

– Пожалуйста, помогите, я на аеропорте, через час вылетаю.

– Хорошо, Данила Терентьевич, не беспокойся, всё решим, лети себе спокойно, и желаю удачи.

– Большоя спасибо, Николай Васильевич.

 

7

Прилетаю в Монтевидео, чу́дно: все тёмненьки, но ласковы и вежливы, всё по-простому и всё доступно. Я вышел из аеропорта Карраско, взял автобус, доехал до автовокзала Трес-Крусес, взял билеты в Сальто, позвонил Анатолию:

– Хто желает послушать про наш проект, пускай приезжает в Сальто.

– А ты, Данила, приезжай в деревню.

– У меня нет время, я завтра в ночь выезжаю в Бразилию, а в обратным пути сразу на аеропорт. Но новости ва́жны, и ето для всех касается, не приедут – будут жалеть.

– Ну хорошо, я передам.

– В ночь выезжаю в Сальто, а чичас иду в посёльство.

Мы стретились с Беловым Димитрием Вадимовичем, я все свои успехи рассказал и зачем приехал, тоже.

– Ну, Данила Терентьевич, замечательно. Ну, что нужно, обращайтесь.

– Да, в обратным пути зайдём, я беру дочь с зятям с Боливии.

– Хорошо, заходите.

– Ну, благодарю, большоя спасибо.

Приезжаю в Сальто, арендую машину, и поехал я по разным теплицам заснимывать, как ро́стют овощи в Уругвае. Заехал в Вижя-Конститусьон, зашёл к знакомым, что доржут теплицы, поговорил с ними.

– Вы согласились бы поехать в Россию, заниматься теплицами?

– А каки́ условия?

– По контракту и с процента.

– Да с удовольствиям.

– Хорошо, ежлив у нас будет всё в порядке, мы вернёмся и сделаем до́говор.

– Хорошо, ждём.

Я звоню нашему скупателю рыбы:

– Ола, Сергио!

– Даниель, где ты?

– Я в Сальто.

– А что ты здесь делаешь? Ты же в Русье?

– Сергио, хоро́ша у тебя память, ты сразу узнал мой голос! – Он смеётся.

– Как у вас идёт в Русье?

– Хорошо, Сергио. Я тебе звоню насчёт дорадо. Ты согласен експортировать в Русью?

– А почему нет, пожалуйста!

– Хорошо, когда мы организуем всё, тогда приедем к тебе. Передавай привет жене и дочери.

– Хорошо, ты тоже передавай привет всёй твоей семье. А Андриян как?

– Он уже со мной.

– Бедный гури́, ни за что пострадал.

– Сергио, ето школа. Когда говорят, надо слушать.

– Да, ето так. Даниель, заезжай в гости!

– Сергио, спасибо, но у меня время нет, я сегодня выезжаю в Бразилию.

– А что так скоро?

– Много делов.

– Но счастливого пути!

– Мучас грасьяс, Сергио, аста ла проксима!

Звонит Анатолий:

– Данила, ты где?

– В Сальто.

– Мы едем на двух машинах, где встретимся?

– На автобусной стансыи. Через сколь будете?

– Через два часа.

– Хорошо, увидимся.

Я стал торопиться, забежал в Интерпол, дал свою визитку и попросил поговорить с директором, он меня принял. Я стал говорить об Андрияне, что:

– Неправильно вы его посадили, вся ваша таможня и полиция работает контрабандой, а вы для замазки глаз посадили его. Он парнишко невинный, и его сулились убить, ежлив кого выдаст. Лично ваши этим занимаются контрабандом, и всё хорошо, а невинны страдают.

– Но мы его поймали.

– Вы его не поймали, он сам к вам пришёл за машиной, но жалко, что без адвоката, а ето его ошибка. А где его машина?

– Вон она.

– А как можно её взять?

– Толькя через адвоката.

– Хорошо, извини, что вас побеспокоил.

– Да заходи когда хошь.

– Спасибо.

Да, даже не моргнул бровями, но покажи денюшку – сразу всё можно станет. Я сходил к адвокату, всё узнал.

– Да, он не пойманный, толькя было подозрение, а его посадили, но ничего не добились, и пришлось выпустить. Но он теперь может судить суд, ето пускай решает сам Андриян.

– Ну, спасибо тебе за информацию.

– Да не за что. Но скажи Андрияну, что у него хоро́ши свидетели, что он невинный.

– А как можно получить сертификат о несудимости?

– А ето я решу.

– Ну, пожалуйста, помоги, вот тебе пятьсот долларов, позаботься. Ну пока.

На автобусной станции мы встретились с Анатолием. Вижу, ишо подъехали наши, я Анатолию сказал: «Поехали на речкю», и все отправились на реку, выбрали удобно место, нача́л разговор. А ето приехал наставник Мартюшев Александр Борисович с Лизаветой и с сыном, Анатолий с Капитолиной с ними – с деревне Питанга, с другой деревне – Чупров Алексей Иванович с Главдеяй и сын, и с ними Берестов Василий Иванович. Ну слава Богу, не приехал с ними ни один скачок. Чупров Алексей спрашиват:

– А почему не приехал в деревню?

– А я там не нужо́н.

Оне стали спрашивать про Россию, я рассказал и добавил:

– Я приехал всем сообчить, что организавыватся встреча с нашими старообрядсами, первый раз в истории. Государство Российская Федерация взяло внимание на наших старообрядсов по истории и архивам, толькя на них надёжда возродить Россию. Оне чётко знают, хто разрабатывал Сибирь, в Китае хто был отличный охотник, в Южной Америке хто – в Бразилии, в Боливии – расчишшал леса под посевы, в США хто брал подряды большия, садил и пилил ёлки – всё наши старообрядсы. А культуру русску хто сохранил – ето мы за границай, в России етого уже нету. Да всё вам рассказывать – дня не хватит. Нам дали проект безлимитный на всё переселение, и ето говорится об тысячах милливонав долларов. У нас уже пять тысяч гектар земли, два «Джон Дира» новых, один девяносто лошадиных сил, а второй триста двадцать лошадиных сил, уже посеяли сто восемьдесят гектар озимняй пшеницы и приготавливам тысяча двадцать гектар к весне. Но у нас уже ребяты стали фокусы показывать: Петро уже к чужим бабам ходит, а Василий что-то начинат мухлевать. Поймите сами, ежлив мы не будем порядошными, всем нам будет позор.

– Да, ето правды, – сказал Мартюшев Александр Борисович. – Мои ребяты с Аляске тоже собрались. Ну что, продвигайте, и интересно бы послушать государство. А где, Данила, будет встреча?

– Я думаю, может, в Масапе или даже в Гояисе. Но я могу ето поручить толькя Ивановым, и оне захочут ето сделать у себя в Гояисе. Вас нихто не сговаривает переезжать в Россию, но съездить послушать – ето вам не помешает. Политика идёт в России, чтобы возродить Россию. Но как она провалена, и хто-то должен помогчи, и государство знат, что економической бюджет в России до коммуны шестьдесят процентов – ето было старообрядсов.

– Данила, а так не получится: заманют, а потом зажмут в железные когти?

– На ето я вам не могу ответить.

– Данила, спаси Христос, что сообчил.

– На здоровья. Ну, пора, мне уже надо на границу. Думайте хороше́нь и никого не сговаривайте, человек должен быть вольный. Ну, оставайтесь с Богом, простите Христа ради.

– Бог простит, нас прости Христа ради.

– Бог простит.

Почему я не поехал в деревню: чтобы не говорили, что приехал сговаривать, а тут сами приехали, и не на кого будет роптать, а оне всё разнесут, да ишо с добавом. Тёща там не спит, звонит и звонит, ето бесплатноя радио.

 

8

Отправился я в Бразилию, приехал в Парана, город Понта-Гросса, взял такси и поехал в деревню Санта-Крус. Заехал к наставнику Ануфриеву Ивану Артёмовичу, их дома не было, все в городе. Вышел молодой парень и рассказал: «Дома никого нету». Я рассказал о встрече, дал программу, указал числы и добавил: «Вам сообчат за время, но ты расскажи подробно Ивану Артёмовичу». Он пообещался. Я расспросил, где живёт Агрипена Сидоровна, жена Алёшкина, он разъяснил где – ето семь кило́метров от деревне. «Ты, пожалуйста, разъясни таксисту». Он так и сделал, таксист понял.

В етой деревне живёт Ксения, бывшая жена брата Григория, но она за бразильянином. Охота бы увидать племянника Калина, но не захотел молвы, а что был у Ивана Артёмовича, ето достаточно. Чем меньше будут меня видать, тем лучше будет еффект, всё разнесут, что есть и нету, – у меня в Белгороде радио хорошо работает.

Мы с таксистом разыскали Агрипену, она доила коров, увидала нас, остановилась, подошла, поздоровалась. Я стал рассказывать, что:

– Я прошенной мужем и свёкром поговорить с тобой. – Смотрю, мать идёт, поздоровалась, стала спрашивать, зачем заехал, я рассказал. – Я не приехал убеждать, а послушать, что у етой паре произошло и в чем могу помогчи.

Она пригласила зайти в дом, у них дом новый, красивый и чистый, сразу видать – ето порядошны люди.

– Ну что, Агрипена, Алексей заботится о тебе и хочет, чтобы ты к нему приехала.

– А что он сам не приехал?

– Да некогды раскатываться.

– Вот столь я ему и нужна. Дядя Данила, как с нём жить? У него нет плану жизни, он сам не захотел жить в Уругвае.

Мать вмешалась:

– Да, сват Данила, мы ради них купили больше коров, думали им помогчи, и мы его шшитали за хозяина. Он попе́рво старался, доили коров вместе с Агрипеной, но потом стал лениться, Агрипена успевала доила, делала сыр и возила в город сдавала, у них шло хорошо, оне купили хорошаю машину, вон она стоит. У него запоявлялись друзья, он стал пить и дома стал показывать свой характер. Мы всё ето терпели, но он разом всё бросил и не захотел работать, хотел её обмануть, продать своих коров и уехать, но ему не удалось. Мы замечали за нём что-то не то и следили, и он всё равно убежал. Через год приезжал, но уже не к жене, а к наставнику Санарову Антону. Что он там нажалобился, мы не знаем. И оне приезжали, у него ишо были пособники, он здесь кричал как мог. Наставник сперва был за него, но, когда разобрался, замолк и больше не приезжал. После етого были сват со сватьяй, и почему оне не заехали? Ведь ето же наши дети. Я за свою дочь не заступаю, ну и оне бы поступили так же. А теперь просют, чтобы она ехала за тридевять земель к нему. Сват Данила, подумай сам, ето не подходит. Как он поступил, пускай и позаботится всё наладить.

– Да, вы правы. Но, Агрипена, можно как-то ето наладить? – Смотрю, у ней губки задёргались и слёзы потекли.

– А как с нём жить? У него никакого плану нету для жизни, детей наживёт да бросит. И со мной он как жил? Издевался да душил, и сулился убить. Я ему не нужна.

– Да, теперь мне всё понятно. Ну, сватья и Агрипена, простите, что вас побеспокоил.

– Сват Данила, спаси Христос, что заехал и со вниманием послушал. Первый раз ето случается, а то всё приезжают да кричат.

– Сватья, я сам грешный, не могу судить, на ето есть Бог, он рассудит.

– Спаси Христос, сват, на добрым слове.

Смотрю, она тоже заплакала. Я попросил с ними засняться, оне согласились, мы заснялись, я за всё поблагодарил, сял в такси и уехал.

Мне их стало жалко. Ети обои женчины – ни взаму́жем ни вдовы́. Сидор бог знат где лазит, слухи идут, что он её бросил, Агрипене тоже не повезло. Да, ето работяги и чистотки, но характер у них ануфриевской, ето тоже надо понять. Но я виню полнико́м тестя с тёщай и самого Алёшку, он вообче ни рыба ни мясо, не все у него дома. Но тестю с тёщай нет никакого оправдания, оне его чётко знают, и зачем было женить на такой енергичной женчине, и теперь шшитают, что он прав, а она виновата и его надо женить. Да ето настояшия лицемеры, а ему дай побольше деняг да дай воли – ето будет первый развратник. Я не могу понять, что думает тесть, он всегда хочет быть чистенькяй и всегда прятатся за кого-то. Уж про тёщу говорить не буду, но боже ты мой, до чего доходит! Прикрываются рубашкой да бородой, нет простоты, любви и правды, а что ждать с потомства?

На такси приезжаем в Понта-Гросса, на терминал родовьяриа, я беру билет в Гояс, Рио-Верде. Путь далёко, тридцать два часа. Смотрю, подходит Зыков Иван Филатович, с нём Санаров парень.

– Данила, ты куда?

– В Гояс.

– Данила, ты мне можешь помогчи?

– А в чём?

– Да получить русской паспорт. О, ето дело сложно.

– А почему?

– У меня нет никаких документов, и жена опять бегает с полицияй, хочет посадить. Я чичас прятаюсь у Санаровых.

– Вот беда! А что, рази Филат вам не сделал русския паспорта в 1990-х годах, он же гражданин Российской Федерации? Иди к консулу узнавай, я ничего не могу сделать.

– А вы как там устроились?

– Пока ничего, но у нас перспектива большая. – Я рассказал, зачем приехал.

– Да, здорово.

– А что она у тебя так, Иван?

– Да опять бесится.

– Ну, простите, мне надо на автобус. Ну, оставайтесь с Богом. – И оне ушли, я отправился в Гояс.

Думаю, вот что дошло у тебя, парень, всего тридцать пять лет, а уже таки́ проблемы. Иван Филатович взял взамуж Фатинью у Константина Артёмовича Ануфриева, а по матери Басаргина. Оне любили друг друга, но разобрались: оне живут в ро́дстве. И Ивановой матери ета невестка не нравилась, она решила их развести. Все поддоржали, потому что в ро́дстве живут. Иван ни в коям случае не соглашался, и даже им, беднягам, пришлось покинуть родной уголок в Уругвае и уехать в Бразилию. Но в Бразилии бедным трудно. В Мараньоне выдавали землю для заселения, наших собралась кучкя, и уехали туда. Но без техники голыми руками что ты сделаешь, всё жунгля. Оне намучились, настрадались, всё бросили и разбежались, Иван вернулся в Уругвай, но мать жала их, и братьи также. В деревне нихто их не пожалел, особенно ей досталось, со всех сторон шпиговали, и ихных детей дискриминировали. Она, бедняжка, слёзы лила, но всё терпела.

Я Ивану помог в 1996 году получить лицензию на рыбалку, он толькя бы рыбачил да рыбачил бы, но, видать, работать не любит, всё бросил, занялся скотом – покупать, закармливать и продавать. Слухи прошли, что стал жульничать. И дошло до полиции, его хотели посадить, но он как-то смог оправдаться. У них уже было два сына и две дочери, но Иван стал слушать мать и деревню, стал издеваться над женой, стал бить и душить и гнать из дому. Ей всё ето надоело, и она ждала случая, как бы с нём разделаться. Он не мог иметь деньги на своё имя в банке, потому что в подозрении, поетому счёт был на жену. Раз он продал коров на семь тысяч долларов, положил в банк, но, когда хотел их взять, жена не отдаёт. Он стал её бить и душить, она вызвала полицию и выдала его. Его посадили на пять лет, он просидел год и сбежал, но уже без документов. Она уже жила в Бразилии, он к ней приехал, но её братьи вмешались в ето дело и не дали поводу Ивану, хотели сдать и здесь в полицию. Он увидел меня и хотел воспользоваться ситуацияй. Но во всём здесь виновата мать Иванова, был бы живой отец Филат, он бы не допустил до етого. Но и деревня – все святые, никто не подал руку. Как я уже говорил, будет яма – упади, нихто не подаст руку, а столкнут первы да надсмеятся.

 

9

Приезжаю в Итумбияра, штат Гояс, звоню Самойлу Сидоровичу Иванову:

– Я в Итумбияра, чичас выезжаю в Рио-Верде, пожалуйста, стретьте.

– Хорошо, встретим. Через сколь время?

– Через четыре часа.

– Не беспокойся, свидимся.

– Но спаси Христос.

Приезжаю в Рио-Верде, слажу с автобуса, смотрю, стоит Павел Сидорович:

– Ну что, свояк, с приездом!

– Спаси Христос.

Мы сяли в его машину, поехали к ним в офис, я рассказал, зачем приехал, Павел Сидорович мне ответил:

– Ты счастливой, что мы сегодня все в Рио-Верде, но через два часа Самойла улетает в Мато-Гроссо, у нас там посеянный рис, и он полетит досмотреть.

Павел Сидорович позвонил братьям, чтобы подъехали. Где у них стоит офис, тут ихнего полквартала – дом, бараки и офисы. Подошли Самойла Сидорович и Лизар Сидорович:

– Ну как, земляк, как Россия, как Белгород?

– Да всё благополучно. Землю получили, технику получили, уже сеем.

Я про весь проект им рассказал, и рассказал, как наши ведут себя. Оне мне ответили:

– А от харбинсов что ждать? Толькя одну гадость. Оне думают, толькя оне люди.

– Да, ето правды, ребяты. Я тоже нажился с ними до горьких соплей. – Я им рассказал о Руслане и Якуниных. – И мы организавывам встречу со старообрядсами, но где ето сделать, пока не знам. Харбинсам я не доверяю, я вспомнил о вас, вы порядошные господа, у вас отец Сидор Фёдорович всегда был порядошным, а деда Фёдор даже был губернатором в Китае. Знаю, что ваша зрение очень обширно, и для вас ето будет очень важно, после етой встрече вы будете главные представители, а я не хочу кашу варить с харбинсами, немало от них горя принял. Я своё доведу до конса, а там дальше надо будет ответных господов, но окро́ме вас пока не вижу никого.

– Данила Терентьевич, спаси Христос за доверие. Да, мы свои, и на однем судне плыли в 1961 году, и знам друг друга отлично, мои родители про вас рассказывали толькя хоро́ше. Данила Терентьевич, а хто собирается приехать?

– МИД, УФМС, некоторы губернаторы, может, какой-нибудь министр, Руслан, Якунины – ну, человек десять – пятнадцать.

– И что нужно от нас?

– Встретить, устроить, показать ваш быт жизни, приготовить зало для конференсыи, обзвонить всем своим, чтобы приехали на конференсыю.

– Данила Терентьевич, вы правильно поступили, для нас ето будет честь, у нас хоро́ше отношение с посёльством Российской Федерации здесь в Бразилии.

– Вот и прекрасно, оне вам помогут.

– Да, оне часто бывают у нас в гостях, мы можем их встретить, устроить в хорошай гостинице и обслужить как можем, и всё за наш счёт.

– Ну вот, ребята, я толькя на вас надеялся, знал, что не подведёте.

– Данила Терентьевич, ето очень важно, что Российская Федерация взяла внимания на старообрядсов, и мы доложны поддарживать ету идею. Мы не знам, что дальше будет, но надо открывать дорогу для нашего потомства. Мы не знаю, поедем, нет, нам и тут хорошо. Ежлив будут хорошия предлоги и че́стны, а почему бы не поехать? Но у нас есть дети и внучаты, поетому отношение с матушкой-родиной не надо терять. Но почему-то белгородской губернатор Савченко Евгений Степанович нам не ответил на наш запрос, а он обещался.

– Ребята, он вам не поверил, что вы столь сеете, подумайте: вы каждый из вас сеете по десять тысяч гектар зерна и запросили у него шестьдесят тысяч гектар на три семьи, поетому он вам не поверил. Но не беспокойтесь, он пошлёт доверенно лицо от себя, ето уже сказано.

– Данила Терентьевич, а не лучше бы ету встречу сделать в Масапе, там большая деревня, да и поедут ли оне суда? Как ни говори, мы синьцзянсы, и оне нас не любят.

– Ребята, вам виднея, но я бы желал у вас ето сделать. Путния люди приедут, а скачкёв нам и не надо.

– Да, правильно. Данила Терентьевич, мы тебя благодарим, что именно к нам обратился. И куда ты чичас?

– Я уже на родовьярию, поеду в Масапе.

– Ты сегодня выедешь и толькя завтра к вечеру попадёшь в деревню. Давай так сделаем. Завтра воскресенье, ты погости у нас, мы помолимся, позавтракаем и свозим тебя на самолёте в Масапе.

– Да, ето будет отлично.

– А на самолёте три часа, и там прямо у Софрона Килина.

– Да, прекрасно.

– Ну вот и хорошо.

Самойла Сидорович улетел в Мато-Гроссо, Лизар Сидорович – свои дела, Павел Сидорович проводил меня в свой дом, сказал: «Отдыхай, а вечером поедем в деревню». Я отдохнул, вечером приехали в деревню. Мне ето всё знакомо, когда-то работал у Сергея Сидоровича. Мы в бане напарились и пошли молиться. Я увидел Сидора Фёдоровича – о как он постарел! Я подошёл к нему, встретил и говорю:

– Как вы изменились!

– А хто вы?

– А что, не узнаёте? Я портрет отца.

Он долго смотрел.

– Да ето же вы, Данила Терентьевич! По твоему отцу узнал.

– А сколько же вам лет, дядя Сидор Фёдорович?

– Да уже восемьдесят шесть.

– Но у вас хоро́ша память.

– Да уже не то, стал всё забывать. Данила Терентьевич, я слыхал, что вы в России.

– Да, дядя Сидор Фёдорович.

– Ну и как вам, нравится там?

– Да слава Богу. Да кому не понравится матушка Россия?

– И надолго приехал?

– Завтра уже уезжаю.

– А что так, погостил бы.

– Некогды, я приехал по делам, ребяты расскажут.

– Ну хорошо, пошли молиться.

Да, у них интересно, вся молодёжь красиво поют, думаю: а хто же их научил? Вечером за столом спрашиваю Павла Сидоровича:

– А хто вас научил крюковому пению?

– Да с России приезжал профессо́р-поморец и всех научил.

– Да, молодсы. Ты посмотри, вся молодёжь красиво поёт.

– Да слава Богу.

Павлова жена Агафья Васильевна спрашивает:

– Как Марфа здоровьям?

– Да слава Богу, хорошо.

– Я пошлю ей посылочкю, повезёшь?

– Ну что, давай.

Утром отмолились. Чу́дно, Самойла Сидорович самый младший, и наставником. Но ему не боле тридцать пять лет – ну что, молодес! Жена у него однофамильса, Андрияна Тимофеевича Иванова, он её взял в США, ето двоюродна сестра Тимофею Сне́гиреву, что в Аргентине. Мы собрались в Масапе, Агафья передаёт большой поклон Марфе: как ни говори, двоюродны сёстры. Самолёт был уже заправленной, и мы втроём вылетели: Лизар Сидорович, Павел Сидорович и я.

Мы к обеду уже были в Масапе, нас встретил Килин Софроний Васильевич. Приехали домой, у них были гости: Бодунов Лука Созонович, сын Федот Васильевич, сам дядя Василий Савельевич Килин, тётка Февронья. Дядя Василий поглядыват на меня с недоверием, Февронья также. Павел Сидорович и Лизар Сидорович объяснили, что я приехал по важным деле, и рассказали. Тётка Февронья стала всяко-разно обличать Россию. Да, оне были в России два раза, в 1990-х годах, но ето жутко было слушать. Ета женчина капрызна, я могу её назвать царь-баба. Их посадить с тёщай на одне весы – не знаю, хто перетянет. Павел с Лизаром не стали слушать ети песни и собрались съездить к Ры́жковым, Софроний их повёз.

– Ну что, Данила Терентьевич, с нами?

– Да нет, наверно.

Хотя и неохота было оставаться, но у меня миссия – что поделаешь, приходится терпеть. Оне уехали, я остался. Народ стал подходить боле и боле, стали спрашивать, я стал рассказывать. Тётка Февронья не вытерпела и сказала мне:

– Знам мы вас, с какой вы целью ездите, июда и предатель.

Я промолчал, народ стал спрашивать дальше, я стал рассказывать, она что-то спросила, я ответил:

– Зачем спрашивать у июде? – Она не вытерпела, ушла в комнату, я говорю остальным: – Как ты можешь сказать таки́ слова, сама ничего не знаешь. Я не приехал никого агитировать, а просто рассказать, у каждого голова на месте, сам пускай думает. Лично я доволен на Россию, но не знаю, достойны ли мы, чтобы помогла нам Россия. Программа для старообрядсов хоро́ша, но я вижу, что мы лебедь, рак да щука, а воз всегда будет на месте. Я думаю, нам всем надо задуматься очень глубоко и подумать о нашим потомстве. Наши дети уже не хочут говорить по-русски, а что будет после двадцать – тридцать лет, хто-то об етим подумал? В России, чичас не знаю, но вдальнейше будет хорошо, вы сами ето знаете. Поетому зачем обличать Россию? Хто-то ка́знил старообрядсов, но не все же виноваты, ето было, но всё уже прошло, тех людей и в живых уже нету.

Килин Василий Савельевич стал и ушёл в комнату, через мале́нькя приходют с Февроньяй, но Февронья уже совсем другая, стала ласково обходиться и тоже стала спрашивать. Спросила:

– Ты, Данила, поди, голодной?

– Да нет, всё хорошо, мы хорошо покушали, прежде чем вылететь суда.

Но она не послушала, ушла в кухню, через час сам Василий Савельевич приглашает пообедать. Я не соглашался, говорил, что сытой, но оне обои настояли, чтобы пообедал. Я сял за стол, стал кушать, Василий предложил бражки, я сказал, что не пью.

– Когда собираешься уезжать?

– Жду вашего Софрона, и уже поеду в Боливию.

– Что ты, погости!

– Нет, некогды, много делов, а запасу время мало.

Я пообедал, поблагодарил и вышел. Народу всё боле и боле, даже Кузнецов Павел Гаврилович и то приехал. Ето великий иконописец, я не знаю, он отстанет, нет от Андрея Врублёва. У меня есть одна икона его искусства, думаю, спрошу, может, есть ишо какая-нибудь икона. У нас с нём всегда отношение было хорошее. Я спросил у него:

– Павел Гаврилович, поди, есть кака́-нибудь икона, написанна на продажу?

– Нет, Данила Терентьевич, нету.

Я знал, у него добиться икону – ето очень трудно, очень много у него заказу с разных стран, и плотют очень хорошо. Я ему говорю:

– Как жалко!

Он подумал и говорит:

– Когда уезжашь?

– Да чичас, жду Софрона.

– Слушай, мне тебя жалко. У меня есть написанна икона Богородицы Утоли Печаль, ето заказ, но у меня ишо время есть, я ишо успею написать. Хошь, продам?

– Сколь стоит?

– Семьсот долларов, но тебе я отдам за шестьсот, ето по-дружески.

– Ну, спаси Христос, что выручашь.

– Когда заберёшь?

– А вот Софрон подъедет, и сразу поеду к тебе.

– Ну хорошо.

Он тоже стал спрашивать про Россию, и уже столь насобиралось гостей, пришлось ишо раза́ два повторить о России и о нашим проекте. Я никого не сговаривал, но лишь пригласил на встречу в Гояис всех, хто желает послушать предлоги Российской Федерации, и пригласил приехать на наш проект посмотреть. Многи заинтересовались.

Но уже под вечер подъехали Софроний с гостями, я подошёл, Павлу Сидоровичу сказал:

– Свояк, Якунины заказывают кофе на инпорт с Бразилии.

Он мне ответил:

– Пускай приезжают, кофе сколь хошь есть. У нас друзья, которы имеют большие плантации, всё ето можно организовать.

– Ну, хорошо.

Мы распростились, оне в свой самолёт, а мы с Софронием в город в Примавера-до-Лесте, но пе́рво заехали к Павлу Гавриловичу. Я посмотрел на икону: да, очень чистоя искусство, я с радости купил её, и мы отправились в город.

 

10

На моё счастья, был автобус сразу до Рондонополиса. В 22:00 часов был уже в Рондонополисе, и через два часа отправился в Кампо-Гранде. На другой день утром я уже в Кампо-Гранде. Я пошшитал: до Санта-Круса-де-ла-Сьерра, Боливия, по-хорошему почти два дня, я не успею всё объехать, пришлось взять самолёт, но ето уже вечером в 20:00 часов, и через два часа мы уже в Санта-Крусе.

Мня тут ждал сват Елисей Мурачев и зять Георгий. Зятя первый раз вижу, он мня по нашему обычаю встретил, и мы поехали к ним в дом, оне живут в городе Санта-Крусе. Дочь Елена ждала, увидала, заплакала встретила, ей такая радость! Внучкя спала, сватья тоже спит, её толькя что привезли с поликлиники. Я стал спрашивать свата Елисея:

– Что с ней?

– Да ничего не знам, врачи ничего не признают, уже четыре года, а ей хуже и хуже, врачи говорят, что ето не простая болезнь, ето на неё напушшено и она долго не проживёт.

Ето будет дочь Ревтова Ефрема Поликарповича, а Васильева сестра. Я помню, она красавица. Мы ля́гли спать, я приглашения покушать не захотел. Утром свиделись со сватьяй, но как она изменилась! Вся схудала, стала кака́-то тёмна, да, жалко, бедняжка. Сразу видать, свату невесело, он её любил и любит нянчиться с ней. Каждый день у ней приступы ужасны, всё хорошо – разом упадёт без памяти, и снова везут в поликлинику. Врачи говорят, она долго не проживёт. Я почувствовал, что в последняй раз её вижу, хоть оне и собираются в Россию. Она со мной обошлась очень ласково, но к обеду ей стало худо, и сват её увёз снова в поликлинику, я больше её не видал. Думаю, встретимся в России. Встала внучкя Ирадия, я стал её ласкать, она сразу пошла ко мне на руки, ей уже годик, я хорошо с ней поиграл. Мы позавтракали, я свата попросил, чтобы мня повозил по городу:

– Мене́ надо разыскать Сантоса, бывшего субдиректора по нашим вышивкам. Так как поступить?

– Поехали в регистро сивиль.

Приезжаем в рехистро сивиль. Матушки, народу битком, что делать? Тут нам просто не добиться. Я смекнул, подхожу к часовому, спрашиваю:

– Хто главный?

– Вам зачем?

Я подаю визитку, говорю:

– Я с Русьи, мне срочно поговорить с главным, ето очень важно.

Он извинился и шмыг внутро, смотрю, подходит улыбается:

– Проходи.

Я прошёл, он проводил меня в кабинет полковника, тот в погонах. По моей визитке принял меня любезно, стал спрашивать, что нужно. Я ему стал объяснять:

– 2001–2002 год мы занимались в Ла-Пасе вышивками и научили бесплатно три тысячи человек к нашему искусству, и возможно, чичас можем предложить работу етим профессионалам. Мне нужно разыскать моего субдиректора, Сантос Чёке Рамирес, он бывшей умопар, и знаю, что он приехал жить в Санта-Крус. Я не знал, куда обратиться, но вспомнил про регистро сивиль, поетому обращаюсь к вашей чести, помогите мне его найти.

Он скомандовал:

– Проверьте в таких-то архивах, раз бывшей умопар, ето лёгко найти. Но сеньор Даниель, нам таки́ информации нельзя давать частным лицам, но из уважение к тебе мы сделаем услугу. Вот и ваш Сантос, он два месяца тому назадь обновил документ, вот его адрес.

– Сеньор полковник, с большим уважением к вам, мучас грасьяс.

Он ответил:

– Но ай порке, сеньор.

Я вышел, сват спрашиват:

– Ну как, сват, достал?

Я смеюсь:

– Да, достал.

Он удивляется:

– Как ты так сумел? Тут вообче бардак.

Я смеюсь:

– Сват, жизнь заставляет. Хошь быстро дело решить – бей в головку.

Он смеётся:

– Я толькя про ето слышал про тебя, а тут сам вижу. Как так? Из дому выехали, ты переживал, как добиться, напридумал регистро сивиль, и уже выходишь с гумашкой.

– Сват, очень просто. Все чиновники сидят в четырёх стенах годами, у них каждый день масса народу, и всё одно и то же. Покажи чего-нибудь ново, его сразу заинтересует, но са́мо главно – ето подход. Когда увидишь чиновника, по жестам определяй сразу характер и настроение, всегда будь вежливым, образованным, не ври, говори правду и убедительно проси, но не будь наглым, всему есть мера.

– Сват, как ты всё ето знашь?

– Сват, очень просто, ето психология человека. Как тебе охота, чтобы с тобой обошлись, так и ты старайся обойтись.

– Сват, я первый раз слышу таки́ слова.

– Сват Елисей, знашь, почему я тебе ето рассказал? Я тебя с малых лет любил, и помню, как тебе подставляли стульчик возле аналоя в моленне и как ты красиво читал и пел. Мне ето не забылось и до сих пор, и знаю, что твои братьи тебя дискриминировают ради зависти.

– Сват Данила, спаси Христос.

– На здоровья, сват.

Мы поехали искать адрес Сантоса. Нашли, позвонили, выходит боливьянес:

– Что нужно?

– Мы ищем Сантоса.

– Его нету.

– А где он?

– Он в Ла-Пасе.

– А адрес имеете?

– Подождите, я у брата спрошу.

– Брат здесь – пускай идёт, мы с нём знакомы.

Он подходит:

– Дон Даниель, вы откуда?

– Из Русьи. А где Сантос?

– Он в Ла-Пасе учится.

– А на что он учится?

– На адвоката.

– Ну, молодес. А у тебя есть номер его телефона?

– Да, есть. Стой, я ему позвоню. – Он позвонил, передал мне трубку.

– Сантос, как рад слышать твой голос!

– Дон Даниель, ты где потерялся?

– О, Сантос, ето длинная история. Я сегодня в ночь выезжаю в Ла-Пас, охота с тобой встретиться. Сантос, когда у тебя время будет для встречи?

– Я утром учусь до часу, а потом свободный.

– Дай адрес, где встретиться. – Он дал. – Сантос, обнимаю и пока. – Он доволен, что я в Боливии, и ждёт с радостью.

– Ну, сват, вези мня в отель, где съезжаются все наши старообрядсы.

– Хорошо, сват, поехали. Но зять Георгий предупредил, что Люба Лазовская хочет с тобой познакомиться, она сотрудничает с консульством по переселению.

– Да, надо познакомиться, поехали.

Мы к ней заехали, у ней магазин в центре, она про меня уже знала. Мы познакомились, стали друг другу рассказывать о переселении, я её понял, она старается, но с неё толку будет мало, нет доверия. Когда она выслушала о моим проекте и на каким уровне всё ето делается, она удивилась и говорит:

– Я на днях еду в Москву на всемирную конференсыю соотечественников, проживающих за рубежом.

– Ну, значит, встретимся там.

– И вы там будете?

– Да, я уже приглашён. – Она пообещалась со мной сотрудничать, но я ей наказал: – Никого не сговаривай. Когда у нас проект будет полным ходом работать и будет позитивный результат, тогда народ сам тронется, а нам толькя помогчи оформить всех и устроить.

– Да, правильно судишь, Данила.

– Люба, прошу, не навязывайся никому, наши никому не доверяют, потому что немало крови пролито, почти каждая семья имеет трагическую историю, от самого Никона-патриярха и до развалу СССР. Я свой, и то называют предателям, а я за них, придётся, и лягу в гроб, а ты чужая россиянка, так что будь аккуратне.

– Ну, Данила, спасибо, вижу, что с тобой будет легко работать.

– Хорошо, давай сотрудничать, но честно. – На етим и расстались.

Сват уехал к жене, а мы с Георгиям пошли до отеля «Сьете кальес», там все наши находются. Заходим: да, русских много. Я по деревням не собираюсь ехать, тут основноя все харбинсы, и скачкёв немало, поетому надо аккуратне. Я узнал, что Филипп Кирилович Ревтов, Марфин двоюродной брат, здесь, вызвал его. Он вышел, мы встретились как свои, и всегда были с нём друзья, сяли на диваньи в зале, и я стал рассказывать, зачем приехал. Постепенно народ стал прислушиваться и присаживаться, были разные вопросы и разные ответы, проходили нимо и фанаты, ето Колиного духа, и смотрели на меня как на врага. Я на ето не обращал внимания, но продолжал рассказывать. Тут подошёл старый друг Ревтов Георгий Исакович, и сразу:

– Зайкя, откуда ты выдрался? Говорят, ты в России. Что, тебя ишо не зака́знили коммунисты?

– Да нет, Шупи́н, покамесь косточки все сэлы. – Ему не понравилось, что я назвал его Шупином, но ето было его прозвища. Разговорились, дале-боле, я спрашиваю: – А где Степан Ануфриев? Столь лет не видались.

– Да он наверху.

– Где наверху?

– Да тут на третьим этажу.

– А ну, пошли к нему! – Приходим, постукались.

– Хто там?

Георгий крикнул:

– Открывай, сука! – Он открыл, увидел меня, долго смотрел.

– Что, не узнаёшь, Степан?

– Зайкя! Ты лысой и седой, старик стал!

– А ты, Стёпа, сэла бочкя. Наверно, уже не оставил пива в Санта-Крусе? – Он хохочет.

– Ну, Шупин, наливай, надо Зайкю угостить!

– Стоп-стоп, ребяты, я давно всё ето бросил.

– Да ладно, святыня, не куражься.

– Нет, сурьёзно, я не пью.

Сразу вся дружба пропала, стал разговор не клеи́тся, я вижу, что здесь нечего делать, но мня поразило: ето уже совсем безбожники, значит, вовремя от них уехал, чичас бы был бы такой же безбожник, как и оне. Я попрощался и ушёл, спустился, ишо побеседовал немного, и за мной заехал сват Елисей, мы уехали домой уже вечером. Поужнали, я свату наказал, чтобы продолжил мой визит и рассказал своему ро́дству. Сват пообещался.

Сватью привезли уже поздно, вид у ней был невесёлой и очень уставшай, мне её стало жалко, я почувствовал, что последней раз вижу сватью, такая молодая красавица отцветает. Кому же ето надо сделать такой вред, разрушить такую красиву семью? Заметно, все невесёлы, а сват сразу видать, что страдает. Я же видал, каки́ оне росли весёлы, а тут одна печаль. Я стал спрашивать у Елене:

– Что, всегда так?

Она мне ответила:

– Бывает ишо хуже. Тятенька ради неё залез в большие долга и всё пролечил, чичас живут очень скудно.

– Да, понятно, такую боль положить лю́бому человеку…

– Да, тятенька очень скромный и добрый, мы часто его видим, что он плачет. – И Елена заплакала, я тоже не вытерпел.

Внучкя Ираида ласкается ко мне, а мне ето радость. Я спросил у Георгия:

– Как с документами, в порядках?

– Да, всё готово.

– Ну, вот вам четыре тысячи долларов на билеты, можете ехать в Уругвай. – Указал число, когда я вылетаю, на каким самолёте и рейс. – Постарайтесь взять билеты на тот же самолёт.

Мы договорились в деталях, как и где встретиться 26 октября в Монтевидео. В двенадцать часов ночи оне меня отвезли на аеропорт, я свату дал сто долларов за его расходы, он принял с удовольствием. Как жалко, что чужи деньги. В два часа я вылетел в Ла-Пас.

Утром в Ла-Пасе мы созвонились с Сантосом, он будет свободным толькя в 13:00 часов. Ну что, пришлось подождать. Встреча произошла возле университета. Кака́ радость была! Сантос был такой же весёлый, он радостный, что встретил меня, не может наговориться.

– Ну что, Сантос, рассказывай, как успехи.

– Да вот учусь на адвоката.

– Да, Сантос, ето здорово, молодес. А сколь ишо учиться?

– Два года остаётся.

– Дак ты что, ты пошти сразу стал учиться, как мы с тобой расстались?

– Да, через год.

– А семья как?

– Мне очень трудно пришлось економически, и жена меня бросила.

– Сантос, прости, но она настоящая дура. С твоим характером, что не жить?

– У нас здесь в Боливии на ето не смотрют, а смотрют на економическое состояние.

– Вон как! И что, один живёшь?

– Да нет, у меня невеста молодая, поехали, я тебе её познакомлю.

– Ну поехали. Сантос, я приехал по поводу вышивок.

– Даниель, а что случилось, почему вы уехали? – Я ему всё рассказал, как поступила Вильма Кубас. – Дак я же тебя предупреждал, но вы меня не слушали. – Ошибаешься, Сантос, я слушал, но виду не показывал, и етим ты мене́ доказал, что ты честный господин.

– Спасибо, Даниель.

– Ну что, рассказывай, каки́ слухи про вышивки.

– Даниель, да никаких нету. Куда Вильма без патентов? Всё сразу заглохло.

– Вот ето хорошо. Сантос, слушай, мы чичас живём в Российской Федерации, и у нас чичас может быть возможность организовать выставку в Москве, у меня есть куда обратиться, и мы можем быть поставшиками и художниками.

– Дон Даниель, вот ето новости! Я с тобой всегда согласен работать.

– Сантос, спасибо, я чувствовал, что не подведёшь.

– Дон Даниель, ты всегда поступал честно со всеми, поетому можешь рашшитывать на меня.

– Спасибо, Сантос.

Мы подъехали на маршрутке к его невесте, но её не оказалось дома, он мня познакомил с будущай тёщай. Да, живут бедно́, но она обходится ласково с Сантосом. Мы от ней отправились в сэнтр города.

– Сантос, чем чичас занимаешься?

– Дон Даниель, я открыл маленькю компанию по дезинфексыи домов.

– Ну и как?

– Да ничего, хватает на проживания и учёбу.

– Ну, Сантос, молодес. Поди, жениться собираешься?

– Да сам не знаю, что и делать.

– А в чём дело?

– Да вот она ходит беременна и хочет аборт сделать, я против, и мать тоже против, я даже ей сказал: ежлив аборт сделаешь, не буду жениться.

– Сантос, тут советовать опасно, но на моим бы месте я бы не простил убийцу моего дитя.

– Дон Даниель, я так же понимаю, я уже ей сказал: аборт сделаешь, и меня потеряешь.

– Смотри сам, Сантос, ето твоя личная жизнь. Сантос, вернёмся к нашай теме. Ты можешь пообчаться с нашими художниками по вышивкам?

– Да, конечно могу, но у меня деняг нету.

– Об етим не беспокойся, я тебе оставлю, вот триста долларов на расходы, сообчи нашим школьникам, что может сбыться наша и ихная мечта украшать интерьеры богатых домов. Толькя одна проблема. Я вижу новости, начинается кризис, и ето может повлиять на нашу работу, но будем смотреть.

– Дон Даниель, что зависит от меня, я всё исполню.

– Ну вот и хорошо, будем на связи. Поехали на терминал автобусов.

– А что так торопишься, дон Даниель?

– Сантос, у меня время мало остаётся, ишо надо Аргентину объехать. На самолёте через Сантьяго в Буенос-Айрес запрашивают триста пятьдесят долларов, я не в состоянии таки́ деньги платить, а на автобусе семьдесят два часа, поетому тороплюсь.

Мы с нём заснялись как хорошие друзья, и я в 17:00 отправился на автобусе в Аргентину по боливийским горам.

 

11

Дороги плохие, до границы двадцать два часа, а ето всего семьсот кило́метров, на границе Вижясон. Перешёл границу в Ла-Кияка, взял автобус до Хухуй, двести двадцать кило́метров. Но в Хухуй мне повезло, отсуда езжай хоть на конес страны, автобусы комфортные, бери койкю и путешествуй как пан. Я взял билет до Неукена и боле двух суток пробыл в пути, но не устал: дороги хорошия, сервис замечательный.

В Неукене арендовал машину и поехал по фруктам, стал заснимывать всю технологию фрукты: кака́ посадка, поле́в, разнообразные системы, оборудование посадки фрукты и сорта, система защита от ветров. Заехал в ИНТА – Институто Насьонал де Текнологиа Агропекуария. На моё счастья, встретил инженера знакомого, он много лет работал в Чёеле-Чёель и нас хорошо всех знат. Я получил всю информацию, котора была мне нужна, и даже спросил:

– Ежлив понадобится хороший инженер, чтобы поехал бы к нам в Россию садить фрукту?

На ето он ответил:

– А почему бы нет? ИНТА ездит по всему миру.

– Но куда обращаться? – Он дал мне адрес в Буенос-Айресе, я спросил: – А где можно раздобыть всю информацию по фрукте? – Он дал адрес, ето тоже в Буенос-Айресе. Я его сердечно поблагодарил. Ето был ингеньеро Сегатори Алдо. Да, мне повезло: что было надо, я всё добился. Танюшка доложна быть где-то здесь, ну ладно, сама вернётся.

На другой день я поехал к маме, тут всего двести двадцать кило́метров. Приезжаю к маме, оне не ожидали. Мы пообчались четыре часа с мамой и с сестрой Евдокеяй, потом заехал к брату Степану, мы с нём провели до вечера, но я заметил: Александра Ивановна дуется. Я всё понял: я в каждой стране оставил по писму – запрос поморсов Алёши и Саньки, и Степану дал, чтобы передал наставнику Тимофею Ивановичу. Я вижу, что Степану уже попало за Россию от Чупровых, и меня проклинают. Я смеюсь:

– Ну что, не первый раз, опять масон и предатель. – Я Степана поблагодарил, собрался уезжать, он стал просить, чтобы ночевал у них. – Нет, братуха, мне ишо надо заехать к тётке Фетинье, а утром рано надо в Мендосу.

– А что ты там забыл?

– Сам знашь, там зона хороших виноградников и хороших вин, ето заказ, надо исполнить.

– А как проект, думашь, будет переселение?

– Братуха, проект очень хороший, но мало надёжды на чиновников и на харбинсов. Василий и тесть с тёщай уже стали фокусы показывать, а Петя даже по бабам чужим пошёл.

– Вот дураки. Да, Данила, у тебя группа ненадёжна. Твой тесть всю жизнь промухлевал, за чё-то его ненавидют в Уругвае.

– Степан, скажи, а кого в Уругвае навидят?

– Да, знаю, но Вася у тебя – ето тип дак тип.

– Да, ето правды. Степан, молва большая идёт, поетому организавываем встречу в Гоясе. А моя надежда – ето Москвин, Лидия Ивановна, Лукин Владимир Петрович, Руслан и Якунины, наш губернатор, Минрегион, сам пресидент и премьер Путин Владимир Владимирович. А старообрядсы, сам знашь: много порядошных, но пока у меня их нету. А ето всё зависит от проекту.

– Братуха, какой ты бесстрашный, мне ето даже в ум не помещается.

– Братуха, то, что настроено во всем мире, ето всё настроено таким же человеком, и пресиденты таки́ же люди, как и мы. Я бы сказал бы, тогда бы у́мны оне были, когда увидел бы, чтобы не было коррупсыи и бедноты во всем мире, а наша работа – ето пустяки, ето детская игра в куклы. Помнишь, когда были маленьки, все мы соревновались, хто красивше сделает клетки, строили здания, мостики, полянки, дорожки, разны парки. А ето кака́ разница? Толькя мня одно волнует – ето чиновники, все оне тупы и бестолковы. Была бы у меня своя земля и свои деньги, я бы показал, как надо строить деревни, а то понастроили пасеки да курятники по всёй России. Я точно чувствую, все страны смеются укладу русской жизни, а посмотришь на них в России: задрали норки ходют, чё же, таки́ интеллектуалы! Но подставь палочкю перед глазами, а дальше ничего не видют. Возми любого, брось в лес – помрёт с голоду, а выказыват, такой он грамотный!

Степан расхохотался:

– Ну, разошёлся ты, братуха!

– Дак ты сам довёл до етого. Что я бесстрашный, сам знашь. Две смерти не быть, а одной не миновать, но надо помереть достойным. Я не боюсь, потому что иду за правду, за пятнадцать лет в изгнании я научился понимать правду благодаря кучке идивотов, а для меня ето школа.

– Да, ты много перетерпел.

– Ну вот, а ты говоришь бесстрашный. Ты же сам знаешь, без Божьяй воле ни одна волосинка не выпадет и не прирастёт, а я ето испытал сотни раз. То, что со мной могут сделать, ето толькя убить, но душу не возмут, так что хто победил, ответу я не получил. Ну, братуха, прощай, пускай приезжают в Гояс на встречу.

– Хорошо, передам.

Я к тётке Фетинье не поехал, но поехал в Чёеле в отель, ночевал, утром рано выехал в Неукен. А где же у меня очки? Да я оставил их у Степана, тут всего семь кило́метров, дай заеду. Заехал.

– Ты что, не уехал? – спрашиват Степан.

– Очки оставил у вас.

– Да вон оне на шкапу. Ты что, выезжаешь?

– Да.

– Ты меня возмёшь с собой?

– Да пожалуйста, будет веселея. А зачем ты?

– Да запчасти к машине.

– А куда ты?

– Да в Року.

– Ну поехали.

– Давай позавтракаем.

– Будет поздно, братуха.

– Да ничего, не торопись. – Я на своим, он на своим настаивает, ну я согласился, мы позавтракали и отправились.

В пути я не вытерпел и сказал Степану:

– Братуха, ты прости, но я ночевал в отеле. – Вижу, что его ошарашил.

– А почему так сделал? Что, у нас места нет ночевать?

– Дело не в том. Что я, не вижу, что вы коситесь?

– Ты что, Данила!

– Братуха, ничто. Ты ведёшь себя как брат родной, но твоя Александра дуется, и вы думаете, кого-то обманете? Нет, вы сами себя обманете. Вы нас заставляете, чтобы к вам больше не заезжали. И как, по-твоему, ето хорошо? Придёт время – Данила проедет нимо и не заедет к вам, но вы узнаете от людей, и как будет, легко? Спомни, когда мы были маленьки, деда с бабой разошлись ради детей, и крёстной приезжал в Важе-Асуель, он к нам не заехал. Как было, легко?

– Да нет.

– Ну вот теперь подумай хороше́нь, что нам делить между собой? Мама и сестра тоже обошлись по-холодному. Вы не забудьте, я теперь не один, у меня куча детей и внучат, я никем не нуждаюсь, но не забывай: мы прямоя ро́дство, а свой поневоле друг. Вы всё ишо на меня негодуете, что с нами случилось в Боливии. Ты, Степан, чётко знаешь, что я невинный, но закрываешься: на кого-то надо сложить всю вину. Не я ли вас просил: давайте обратимся во все соборы, нет – вы обои улизнули с Илюшкой, но я своёго добился, я всё равно вывел на собор Илюшку и заставил рассказать правду, хоть он и хотел коя-что скрыть, но я не дал. Теперь у меня легко на сердце, а вы что хочете думайте. И ишо, братуха, у вас начинается закваска с Тимофеям, спомни, мои слова сбываются: ето возрождается шарыповской душок, он уже начинает дискриминировать беззащитных.

– Да, ето правды.

– Ну вот подожди, у него пять сынков уже женатых, долго время не пройдёт, оне возмужают, а други́ подрастут, вот тогда увидишь, как он повернёт.

– Да, он уже ето строит, ни с кем не советуется, всё на свой лад, загордел, сделался недоступным.

– Братуха, ето всё светочки, ягодки все впереди. И вы все останетесь без защиты. Ты спомни, когда я просился к нему в собор, он все силы ло́жил, чтобы меня не принять, ему лидеров не надо, он чётко знат, что меня он не переборет, и я ему мешаюсь, а ето полный самолюб. Ну вот давайте враждовать между собой, чтобы нас переломали всех по одному. Вот, братуха, надо задуматься: а не взять ли пример с добрых людей, хто дружно живёт, а нам добра не пережить.

– Да, Данила, ты прав. А ты знашь, что Илюшка сидит в тюрме?

– Да, всё знаю. Он даже деняг просил, чтобы я его выкупил из тюрмы, но он заработал, пускай получает и ума покопит. Я даже к нему не заехал. Конечно, больно, но он мне не сын, я его не отец. Когда ума накопит и увижу, что он живёт честно, толькя тогда могу простить ему. Говорят, что он кого-то убил, всяки-разны слухи, но мне не нужно. Заработал – получай.

– Данила, прости, жену разражают Чупряты.

– Ох, братуха, ты рази забыл, как оне с тобой поступали в ранешные времена? Оне всех критикуют, но ты их задень – тогда увидишь, что будет. Оне между собой дерутся и пьянствуют, и все злоебучия, но не подойди – все оши́харят. А мы что, Зайчаты? Все один по одному, выживай как хошь. Вот, братуха, сознаюсь тебе: я не в Зайцевых, не в Захарьевых, а в Шутовых. Я споминаю стариков, когда оне говорили тяте и маме: он у вас в Шутовых, а чичас понял, в чём дело, и радуюсь, что я в Шутовых. А ты спомни бабу Евдокею и деда Ефима и историю про прадеда Савелия, а прапрадед Иларивон – ето наша гордость. Так вот, братуха, стоит нам задуматься глубо́ко.

Мы доехали до Роки, я Степана оставил, а сам поехал дальше, машину сдал в Неукене, сам взял автобус и поехал в Мендосу. Танюшку не стал разыскивать, не ма́ленькя, сама приедет. В Мендосе пошёл в Коммерческую палату, подал визитку, мня сразу принял начальник. Речь зашла о виноградникав и о винах. Оказывается, Россия уже здесь покупает вино, но толькя разливноя, и выбор здесь очень большой, и цены разны. Начальник спрашивает:

– На сколь время думаете остаться в Мендосе?

– Толькя сегодня.

– Но тогда ничего не выйдет, чтобы разные бодеги показать. Сперва надо ето всё организовать, на ето понадобится три-четыре дня.

– Хорошо, ето наш первый визит, на следующай раз приедет комитива лично по бизнесу.

– Хорошо, мы вас ждём.

– Большая вам благодарность за потерянноя время со мной.

– Нет, ничего, заходите всегда.

– Большоя спасибо.

Я отправился в Буенос-Айрес, у меня хранились адреса ранешны – о племенных дойны́х коров же́рсей, я разыскал етот центр комплексов же́рсей. Да, коровы племенны есть, но не боле сотне можно купить, цены по полторы тысяч долларов за кажду, и то с разных хозяйствах. Пошёл в ИНТА, нашёл ихну библиотеку, взял всю информацию по вырашшиванию: фрукты, ягоды, овощи, разный поле́в – и всю передовую технологию. Разыскал и собак племенных – дого аргентинских, каки́ хошь.

Ну, время на исходе, остаётся два дня до вылету. Я отправился в Монтевидео, там мы встретились с зятям Георгиям с Еленой и с шурином Тимофеям. Он приехал не один, но со своим свояком, етого парня сразу видать, что наркоман. Тимофей обычно, как лиса, заластился, я ему про весь проект рассказал и предложил ему свою деревню организовать, а я во всём помогу. Он заликовал и стал рассказывать, что у него уже боле двадцати семей приготовлено поехать в Россию. «Ну вот, будешь хозяином», а на уме думаю: ну вот, тестюшко-батюшко, вы етого сами захотели, я вас жалею, посмотрю, как ваш сынок вас пожалеет.

– Ну, Тимофей, действуй.

– А что делать, подскажи.

– Не торопись, чичас разрабатыватся программа лично для старообрядсов. Когда ето выйдет, тогда можно будет ехать, а чичас подождите и готовьтесь.

– Хорошо, будем ждать результата. – На етим мы с нём расстались.

На другой день нам вылетать в семнадцать часов, билеты у всех на один рейс, но визы у зятя нету. На следующа утро приходим в консульство Российской Федерации ставить визы.

– Мы сегодня в семнадцать ноль-ноль вылетаем.

– Как так? А где у них приглашение?

– Како́ приглашение? Я представитель старообрядсов, и оне едут на наш проект.

– Подождите, пожалуйста.

Приходит сам консул, Козлов Андрей.

– В чём дело? – Я рассказал. – Но, Данила Терентьевич, во-первых, виза ставится в течение пяти дней, и как без приглашения, мы не можем дать визы.

– Пожалуйста, позовите Белова. – Он позвонил, приходит Белов Димитрий Вадимович.

– Данила Терентьевич, в чём дело? – Я рассказал. – Но, Данила Терентьевич, закон ето есть.

– Димитрий Вадимович, вы сами меня просили быть представителям, я за двадцать дней объехал четыре страны, нигде не отдохнул, и 30-го мне надо быть в Москве на конференсыи, вы ето знаете, наш проект вы тоже знаете. И я везу не кого чужого, а зятя и дочь родную, мне их до зарезу надо там.

– Данила Терентьевич, подожди, я позвоню в Москву.

– Хорошо, Димитрий Вадимович, подождём. – Минут через двадцать приходит:

– Ну, Данила Терентьевич, на етот раз решим, но знай, так не делается, вы за время доложны всё оформить.

Думаю, как так: там нас надо, но зачем всю ету волокиту, можно ето сделать всё по-простому.

– Димитрий Вадимович, большоя вам спасибо за ваше беспокойство.

– Да не за что, Данила Терентьевич.

С визами решили, и мы отправились на аеропорт. Я позвонил Якунину Владимиру Димитриевичу и сообчил про мои успехи.

– Да, Данила Терентьевич, замечательно, твои успехи огромны, но без тебя здесь не идёт.

– В чём дело?

– Василий здесь настроил делов.

– А что настроил?

– А вот приедешь – расскажем.

– Хорошо, 29-го буду в Москве.

– Приедешь, позвонишь.

– Хорошо, Владимир Димитриевич, пока. – Я трубку закрыл и говорю: – Василий идивот, опять что-то настроил.

Георгий говорит:

– Знам мы его хорошо, он спокойно не может жить.

Думаю, вот тебе на́: родной дядя по матери, а так говорит. А что же он может настроить? Но увидим.

 

12

Прилетаем в Москву, звоню Лидии Ивановне.

– Данила, ты где потерялся?

– Я толькя что с самолёта.

– А ты знаешь, что завтра конференсыя?

– Да поетому и звоню.

– Ну вот хорошо, жду завтра утром в восемь часов, и поедем вместе. Как твои успехи?

– Отлично, за двадцать дней объехал четыре страны, всем сообчил о встрече.

– Но, Данила, герой!

– Лидия Ивановна, как приходится, так и действуешь.

– Хорошо, сынок, жду, пока.

Мы приехали к Руслану, я всю поездку ему рассказал, он остался доволен.

– Ну, Данила, замечательно, молодес.

– Руслан, завтра я приглашённый на всемирную конференсыю соотечественников, проживающих за рубежом.

– Данила, ето важно для вас. Может, придётся выступать тебе, так знай: ето вам шанс для разработке программы для староверов.

– Да, Руслан, знаю. Ну как придётся, будем действовать. Руслан, по вышивкам – я снова могу заняться етим делом, я разыскал надёжного человека, и можем етим делом заняться.

– Данила, ваша работа замечательна, но чичас начался кризис и не пора начинать, давай подождём, что будет дальше.

– Хорошо, Руслан, тебе будет виднея.

– Данила, желаю успеха на коференсыи.

– Ну, Руслан, большоя спасибо, после конференсыи расскажу, каки́ новости.

– Жду, Данила.

– Ну, пока, Руслан. – Мы взяли ключи и отправились в квартиру.

Позвонил Якунину Владимиру Димитриевичу, что в Москве и завтра конференсыя.

– Данила Терентьевич, как освободишься, назначим встречу.

– Отлично, Владимир Димитриевич.

Мы ночевали, я утром отправился к Лидии Ивановне, и с ней отправились на конференсыю. Она стала спрашивать подробности о моей поездке, я всё рассказал.

– Да, Данила, ты у меня герой. За столь мало дней, а сколь успехов!

– Лидия Ивановна, не привыкать, люблю такия занятия, и, конечно, приходится стараться.

– Замечательно, сынок.

Приходим на всемирную конференсыю, тут пропуск толькя по приглашению. Лидия Ивановна объяснила, хто я, нас пропустили. Народ подходили всё боле и боле, мы встретились с Лукиным Владимиром Петровичем, Москвиным Виктором Александровичем, Поздоровкиным Владимиром Георгиевичем, с УФМС чиновниками, с Любой – а, всё-таки прибыла с Боливии. Все спрашивали про наши успехи и проздравляли, и многия подходили, спрашивали: что, мы и есть старообрядсы с Уругваю? Тоже проздравляли. Лидия Ивановна со всеми меня знакомила.

Зало всё забили, началось выступление начальников по чину. Речь шла о приветствии всех гостей и благодарение за присутствие, о русской культуре, о переселении, о образовании за границей, как и в чем могут улучшить, помочь, каки́ проблемы, как их решить. Стали объяснять о переселении и что происходит, и выяснилось, что с 2003 по 2008 год уже вырешено семнадцать миллиярдов рублей на проекты переселение, и до сего дня ни один проект не процвёл, а деньги разошлись без вести куда. Значит, через переселенсов отмывают государственные деньги. Ага, а ну, что дальше? В нонешным году поступило со всего мира три тысячи заявлениев, чтобы вернуться на родину, но ето очень мало для такой страны.

Потом стали выступать гости с разных стран, все со своими точкями зрениями, предлогами и проблемами. Да, дело сложно, я тут чётко понял, что Россия ишо не в состояниях принять переселенсов. Но зачем же ездют по разным страна́м и приглашают вернуться на родину? Ето же проблема для государства, также и переселенсам.

Подошёл обед, всем объясняют: после обеда пойдёт по сексыям, а чичас милости просим пообедать. Все пошли в други́ залы, Лидия Ивановна стала меня знакомить снова с разными друзьями и рассказывала о нас и о нашим проекте, все желали добрых успехов и проздравляли с переселением. «Данила, вон священник, пойдём, я хочу тебя познакомить с нём». Думаю, а зачем ето надо? Она подвела к етому священнику и хотела мня познакомить, но он развернулся и даже не стал разговаривать, ушёл. Лидии Ивановне стало неудобно. Да, оне нас считают врагами. Их было здесь несколькя штук, и все как на подбор: хоть сегодня коли на колбасу, уж очень испостились. Лидия Ивановна просила меня, чтобы я выступил со своим мнением, но я тормозил: дай послушаю, тогда и хорошо будет выступить.

Все ушли обедать, я остался в главным зале и стал беседовать с некоторыми лицами. После обеда нас стали приглашать по сексыям, я угодил по переселению, мы с Лидияй Ивановной и Люба. Тут были чиновники с МИДа, УФМС, с Минрегиона, ну и ишо некоторы структуры государственны, не помню, и мы, гости. Нача́ли вопросы: у кого каки́ проблемы и в чём помогчи. Да, проблемы у всех, каждый рассказывает о своей беде. Я понял, что везде обманы, и нихто их не решает, но все сулятся решить, а время идёт, а результату нету.

Я не вытерпел, сказал Лидии Ивановне: «Хочу выступить». Лидия Ивановна остановила и сказала:

– Вот у нас события очень важно. Который человек сам на себе проверил, послушайте, Данила вам расскажет, ето герой.

Все замолчали, у всех у нас по рупору.

– Данила Терентьевич, мы вас слушаем.

– Большоя вам спасибо за доверие, но я коя-что вам хочу сказать. Все ети программы разработаны неправильно, я не буду вам рассказывать, что со мной случилось здесь в России, но хто хочет узнать – я указал число, – возмите «Российскую газету» и прочитайте статью про нас. Ето позор России. С такой программой никогда не будет переселение в Россию. Каждый человек ищет порядошну жизнь и комфортну, но в России ето ишо не создадено. Что касается нас, старообрядсов, мы никогда не жили один по одному, но проживали компактным поселением и всегда избирали быть изолированными от население местного, и у нас не рабы, а хозяева, все бизнесмены, есть часть рабочих, но оне у своих же и работают. А ета программа разработана на вакантныя места и за мизерную плату. И теперь приглашают вернуться на родину, но столь бюрократии, и зачем всё ето, можно сделать всё ето попрошше, и предлоги доложны быть хозяевам, а не рабам, рабы сами себе найдут работу, а без гражданства, сами знаете, здесь ничего человек не может сделать. Вы меня извините, здесь нам много чего непонятно, и ето недопустимо, государство доложно обо всём етим позаботиться, а нет интересу – то зачем ездить по деревням и сомушша́ть. Извините, я кончил, и спасибо за внимания.

Всем ето понравилось, и благодарили за такоя прямоя выражение. Люба тоже выступила в защиту старообрядсов и давай их расхваливать. Мне ето не понравилось, ето нехорошо: на мой взгляд, пускай каждый сам покажет, что он стоит. Я заметил: что я говорил – всё ето писали, и стали решать. Да, для старообрядсов надо особую программу вырешить или разработать.

По старообрядческой истории, оне никогда не жили один по одному, а проживали компактным поселением. Данной категории обязательно проект нужо́н, лично для них. Лидия Ивановна поддоржала и сообчила, что она разговаривала с белгородским нашим губернатором, и он готов разработать проект для старообрядсов.

– Вот ето замечательно.

– Сообчите ему, чтобы не медлил и срочно разработал программу для старобрядсов, потому что чичас разрабатывается новый закон по переселению, и ето выйдет в июле – августе, поетому не надо медлить.

– Хорошо, я сообчу нашему губернатору.

Тут другия представители разных стран заговорили о компактным поселении своих переселенсов, но им не разрешили и сказали: «Каждоя переселение будет рассматриваться особо». Думаю, ничего себе, повезло же нам. Тут ишо выступали по разным вопросам.

Вдруг заходит политик Жирыновский. Лидия Ивановна сказала мене́:

– Данила, не слушай етого болтуна, ето жулик и вруша, чичас нашнёт сулить горы и всего обещать.

И на самом деле. За нём зашло несколькя аппаратов телевизионных, очутился он действительно вруша, давай вести пропаганду, как всё по маслу, всё хорошо и красиво, и во всем поможет. Думаю, иди в школу детей обманывай. Когда он вышел, у нас в зале заговорили:

– А как же так? За такими политиками вся телевизионная компания ходит, а почему её нету для конференсыи?

Да, тут надо задуматься, что-то тут не то, нихто не мог ответить на етот вопрос.

Пришло сообчение кончать заседания и всем явиться в центральный зал, мы все вышли. Лидия Ивановна похвалила моё выступление:

– Данила, я не ожидала от тебя такоя выражение, ну молодес!

Люба тоже:

– Данила Терентьевич, ты сыграл большую роль для всех старообрядсов, молодес, я тебе буду помогать во всем.

– Люба, большоя спасибо.

Но тут многи подходили, проздравляли и давали свои визитки.

Приходим в центральный зал, тут уже по́лно народу, стали объяснять, что конференсыя получилась удачна, будут разрабатываться проекты для улучшение проектов, по каждему вопросу, и приглашают всех нас на будущай год, на продолжение проекта, и показали фильм будущай России, разработано компьютером. Все заговорили: ето фантастика, но на самом деле надо задуматься, всё к етому идёт, проект называется «Поколение XXI век».

К консу конференсыи ко мне подходили несколькя фотографов и заснимали меня, зачем – не знаю. Я протестовал, но оне упрашивали. Кончилась конференсыя, мы с Любой договорились сотрудничать друг с другом и расстались, Лидия Ивановна тоже наказала, чтобы немедленно сообчил нашему губернатору разработать программу для старообрядсов.

– Да, Лидия Ивановна, не заботься, ето всё будет исполнено.

– Ну, сынок, успехов тебе, и доржи меня в курсе.

– Да Лидия Ивановна, не заботься, так и доложно быть.

Мы с ней расстались, я позвонил Якунину Владимиру Димитриевичу и сообчил обо всём, он одобрил и назначил встречу завтра утром в десять часов. Руслан тоже одобрил конференсыю и проект для старообрядсов.

– Но, Данила, повезло же тебе.

– Я радуюсь.

Он мне говорит:

– Данила, не торопись радоваться, пускай пе́рво чиновники исполнют всё.

– Да, Руслан, ты прав, чиновники – ето дело сложно, я много чего стал замечать негативного.

– Ну вот поживёшь – ишо увидишь, ишо захошь бежать с России, – сам смеётся.

– Что ты, Руслан, не ворожи.

На друго́ утро мы встретились с Владимиром Димитриевичем и Василием Александровичем, я всё подробно рассказал о своей поездке и исполнил весь ихный заказ.

– Данила Терентьевич, замечательно, ваша работа неоценима, но с импортом погодим, чичас начался кризис, и бог знат, чем ето кончится. – Я показал фотографии – фрукты аргентински. – Да, замечательно, но ета инвестиция оплачивается не скоро, пока будем браться за комплексы дойно́го скота и строить деревню. Данила Терентьевич, вот контрак, приедешь домой, рассмотришь. Ежлив вам подойдёт, будем договариваться и начнём работать. Елена Талгатовна угадала замечательна женчина, она очень опытна, а вот Алёша – нет на него надёжды.

– Да, вы правы, но у меня пока нету никого.

– Об етим вы не беспокойтесь, мы вам дадим надёжного человека.

– Вот ето будет хорошо.

– А вот Василий Ревтов – ето для тебя проблема.

– Ну, Владимир Димитриевич, рассказывай, что случилось.

– Он звонит нам с Петербурга и просит, чтобы помогли с транспортом – привезти груз. С него запросили сто восемьдесят тысяч рублей, мы обратились в разные транспортные компании, и все запрашивают не боле сто тысяч рублей, но он на своём настоял, а нас не слушал, и нам пришлось заплатить. Ты, Данила Терентьевич, там разберись, и вообче без тебя всё мёртво.

– Да знаю, мне семья уже сообчила.

– Мы там были, чиновники по-прежняму не тянут и не везут, у вас без тебя некому администрировать, и начинаются непорядки.

– Да, Владимир Димитриевич, мне обидно, тут не спишь, стараешься, чтобы всё было хорошо, а получаешь такия новости. Но я приеду, разберусь.

– Ну, что – звони, Данила Терентьевич.

Я пошёл расстроенный. Ну вот, пошло недоверие, да что ето такоя, неужели никому не нужно?

 

13

Приезжаем домой, стал спрашивать у Марфе:

– Что же у вас непорядки?

– Да Василий с мамой опять начали фокусы показывать.

– А что им не хватает?

– Да злятся, что всё оформлено на Алёшу.

– А что оне хочут?

– Чтобы было всё на Василия.

– Ох ты тип! Марфа, ты знашь, что он сказал Степану?

– Что?

– Получить деньги да бежать отсуда. Вот он и бьётся. Да будь ты проклятый, идивот!

– Он уже страшшает: ежлив на него не переведут, он уедет в Сибирь.

– Да пускай уматывают. А Алёша что?

– Да чё-то не показывается.

– А он знает ето?

– А как же, знает.

– Да, он правильно поступил. Так, я поеду к Андрияну.

Сял на трактор и в Никольско к Андрияну, зять Георгий со мной. Приезжаем к Андрияну, он радым-радёхоняк, что я приехал. Он для Георгия уже нашёл дом, со всеми суседьями у него хорошо, все друзья, наменял уже куриц, поросят, коз, уже свои собаки.

– Ну, Андриян, рассказывай, каки́ проблемы.

– Тятя, с нашего рая ничего не будет. Работам толькя мы: я, Софонькя, Никитка да дядя Алёша, Василий нигде не подошёл, и он ходит разражат деду с бабой.

– А оне что?

– Сам увидишь. Ето первы лицемеры.

– Ну вот, всё сбывается, что я вам говорил, поетому и надо разрабатывать свою стратегию, и большоя терпление.

– Тятя, а как у тебя? – Я ему всё рассказал. – Ну идивоты же, такоя счастья теряют!

– Да разобраться, оне етого недостойны. Андриян, а как всходы пшеницы?

– Пшеница очень хоро́ша, зашло очень хорошо.

– А земля?

– Вся уже приготовлена.

– А хто работал?

– Все мы четверо.

– Дак Софонькя с Никиткой несовершеннолетни!

– А ночами хто видит?

– Но молодсы, работать надо.

– Я на тракторе ночью затоптал пять чу́шак диких, чичас все с мясом.

– Молодес.

Георгию понравился дом, мы заказали всё, что необходимо для дому, Тарасову Фёдору Васильевичу, он ответил: «Завтра всё будет».

Приезжаем домой, у нас в гостях тесть с тёщай. Но как я знаю на память их, заметно, что виляют норкой. Я виду не показал и рассказал свою поездку, помянул толькя то, что их интересует:

– Виделся с вашим Тимофеям.

Тёща сразу оживилась:

– А что, он всё ишо в Уругвае?

– Да, у нас в Монтевидео произошёл до́говор о переселении, у него боле десятки семей с Аляске, и я ему поручаю деревню строить.

Мне чу́дно, как тесть заскулил:

– Да, у нас Тимофей пробо́йной, он всё добьётся. – Думаю: для своего кармана.

– Ну вот, у вас уже больше семей, чем у нас. – Тесть с тёщай улыбается. Думаю, ну слава Богу, живите себе спокойно, во всём помогу, и мы будем на спокое. – А насчёт вашего Алёшки: он сам виноват, его нихто не гнал, у него там жена, сын, дом, машина, скот, он сам не захотел работать и убежал. – Ети слова – тестю с тёщай стало не по норке, стали её осуждать. Я прервал: – Вы, родители, были в Бразилии, проехали нимо, заезжали в деревню, но к ним не заехали, ето ваша забота, но вы не позаботились, а теперь хочете его женить. А где закон?

Тестю стало неудобно, он завилял:

– Да я Алёшке говорил, но он не слушат. – Думаю, вот лицемер, всё у вас заодно.

– Что, получили груз?

Тёща:

– Да, получили, всё хорошо дошло.

– Ну и что вы, довольны?

– Как же, конечно.

– А вы знаете, что Василий натворил?

– Нет.

– Я ему дал пятьдесят тысяч рублей, он нанял непонятно какой транспорт за сто восемьдесят тысяч рублей, а Якунины нашли ему транспорт за сто тысяч рублей, но он их не послушал, но настоял на своим, и им пришлось заплатить за етот груз сто восемьдесят тысяч рублей. И как, по-вашему, он прав за ето?

– Конечно, нет.

– Во-вторых, на работе его нигде не видать.

– Но он же оформлял груз.

– Ето плёвоя дело. Я помощнику губернатора позвонил с аеропорта, и всё было решёно. А почему он ни раз не подошёл к посеву? А ему было наказано вести весь посев. Я вижу, он не хочет работать и что-то мухлюет. Слухи идут, что вы обижаетесь, что всё оформлено на Алёшу. Ето поручёно было губернатором, и, покамесь у нас гражданства не будет, мы не имеем права на себя офармливать.

– Но у Василия есть же гражданство.

– На Василия нет надёжды, он брату Степану сказал: получить деньги да бежать с России. Как, по-вашему, ето правильно?

– Да конечно нет.

– Ну вот, ждите Тимофея, я на него боле располагаю.

– А насчёт Надьки что?

– Ей надо учиться.

– Но она же мале́нькя училась.

– Тятенькя, я вас не понимаю. Ей чичас дай любой счёт, и она не сможет сошшитать, а у нас важныя дела. Пускай пе́рво учится, вон Танькя уже школу прошла, но я ей не дозволяю, пускай бухгалтерию пройдёт, тогда и можно надеяться.

– Но всё-таки Надькя может участвовать у Елене Талгатовне.

– А хто ей не даёт, пускай ездит да и контролирует.

Им стало неудобно. Дак вон в чём дело, теперь понятно. Значит, вы мне не доверяете, вы и сами себе не доверяете. Хто вор – думает, что все воры; хто ревнивый – думает, все ревнивы; хто завистливый – думает, все завидуют; хто пьяница – думает, все пьют; хто неверный – думает, все неверны; хто милостливый – думает, все милостливы. Вот в чём дело. Значит, у нас не пойдёт.

Я позвонил помощнику губернатора и доложил, что я приехал и важны дела есть к Евгению Степановичу.

– Хорошо, Данила Терентьевич, я вам сообчу, когда подойти.

Я известил в администрацию Шебекинского района Юрию Петровичу, что я вернулся, через мале́нькя он звонит:

– Данила Терентьевич, вы можете подъехать чичас в четырнадцать часов?

– Да, конечно.

Я звоню Алёше:

– Приезжай, надо в администрацию.

Он приезжает, рад, что я приехал. Мы поехали в Шебекино, Алёша стал спрашивать, как мои успехи, я рассказал.

– Данила, я не могу понять. Ты бьёшься, стараешься и думаешь обо всех, но не все так понимают. Я Василия до сих пор не могу понять, что он хочет.

– Алёша, ето вор.

– Но Данила, я им мешаю.

– Да, ты им мешаешь, но знай, оне нихто, и потерпи, всё будет хорошо, твоя защита – ето я. Нам срочно надо организовать порядошну группу, а там подъедут надёжны семьи.

– А что оне думают? Ты столь уже пробил, и впереди предстоит столь хлопот, и ето же для всех.

– Алёша, ничто оне не думают, проклятая зависть их мучит.

– Данила, а кого имеешь в виду пригласить в нашу группу?

– Авериных, Перекрестовых, Царёвых.

– Да, ето порядошны семьи.

– Ну вот, их десять семей, нас четыре, да одиннадцать семей подберём – вот и все двадцать пять семей. А оне пускай себе строют деревню. Вот когда я не буду доступен им, тогда оне будут ценить мою работу.

– Да, ето верно.

Приезжаем к Бузычкину Александру Николаевичу.

– Ну как, Данила Терентьевич, ваши успехи?

– Да всё нормально. – Я кратко ему объяснил.

– Данила Терентьевич, под деревню ишо не разбито на участки, а с АПК требуют.

– Александр Николаевич, я не разрешил, потому что мне в етой деревне жить, и я не хочу, чтобы было как попало, а чичас будем размерять.

– Хорошо, когда?

– Завтра же.

– Данила Терентьевич, у вас не все ходют в школу, почему?

– Не знаю, наши ходют.

– Пожалуйста, разберись, зайди к Шаповаловой Галине Александровне.

– Хорошо, зайду.

– А ишо есть переселенсы?

– Да, одна семья, ето зять.

– Хорошо, надо оформить.

Я вижу, Бузычкин проявляет особоя внимание к нам, думаю: что-то тут не то, но я поблагодарил и спустился к Шаповаловой. Она мне стала говорить:

– Данила Терентьевич, Татьяна уехала, с кем теперь иметь связь? У вас время нету.

– Галина Александровна, на ету должность поставим Агафью Фёдоровну, и можете работать спокойно. – Я дал ей Агафьин телефон. – Но дай мне пе́рво переговорить, и я вам перезвоню.

– Хорошо, Данила Терентьевич, жду вашего звонка.

Приезжаем в деревню, заехали к Агафье, я стал спрашивать:

– У вас девчонки ходют в школу?

– Да, ходют.

– А хто не пускает в школу?

– Да Василий.

– Опять Василий! А что ему не хватает?

– А хто его знает.

– Агафья, ты можешь взять на себя ответ по образованию?

– Могу, а что?

– Сама знаешь, мне некогды, Таньке нету, да она и не хочет, надёжда толькя на тебя.

– Ну что, нет проблемы.

– Ну спаси Христос, я тогда позвоню Шаповаловой, и она с тобой свяжется.

– Хорошо. – Ну слава Богу, одной проблемы меньше.

Вечером звонит Картавенко Николай Васильевич:

– Утром в девять часов явиться к губернатору.

– Хорошо, Николай Васильевич, спасибо.

Утром пришли к Картавенке Николаю Васильевичу, он мня провёл к Евгению Степановичу. Евгений Степанович принял обычно, как сына.

– Ну, как успехи, Данила Терентьевич, как съездили и что нового?

Я всё подробно рассказал, показал фотографии – аргентински фрукты и всю систему работы, рассказал о конференсыи в Москве и о разработке программы для старообрядсов.

– Нет проблемы, мы её разработаем. А что можете подсказать, Данила Терентьевич?

– Евгений Степанович, вам виднея, вы знаете, что можно, а что нельзя, и знаю, что вы не обидите, так что полагаемся на вас.

– Хорошо, Данила Терентьевич, а как у вас с посевом?

– Слава Богу, взошло хорошо, остальную землю всю приготовили.

– А коров вам дали?

– Пока нет.

– А под деревню размерили?

– Нет.

– А что так?

Мне стало неловко, и я с робостью сказал:

– Спросите у Родионова. – Евгений Степанович посмотрел прямо мне в глаза, я потупился.

– Данила Терентьевич, что-то не то?

Я чуть не заплакал, но вытерпел и ответил:

– Да всё нормально.

– Но вдруг что, заходи и сообчи.

– Спаси Господи, Евгений Степанович. – Я вышел расстроенный. Не люблю жалобиться, но что делать – чиновники не дают спокойно работать, предчувствуется что-то нехороше.

Приезжаю к Елене Талгатовне.

– Ну вот, наконес-то явился, Данила, мы уже заботились. Как твоя поездка?

– Слава Богу, отлично, – и я всё рассказал.

– И ты даже уже побывал у губернатора? Но, Данила, какой ты поразительный, как жалко, что нет у тебя надёжных людей. Алёша – ето разгильдяй, нет на него надёжды, он не умеет администрировать.

– Да, я знаю, он толькя честный, но больше ничего.

– А вот Василий – етот опасный для тебя. Ты посмотри, что он настроил без тебя.

– Да, Елена Талгатовна, всё знаю, – и я рассказал всё, что он строит у нас, и уже у нас две группы.

– Ох, боже ты мой, Данила, не дай бог чиновники узнают, ето будет вам подрыв.

– Да, знаю, Елена Талгатовна.

– Но, Данила, что оне думают? Всю роль играешь ты, и вся доверие тебе, без тебя оне нихто.

– Елена Талгатовна, я всё ето понимаю, но зависть выше них.

– А теперь что думаешь?

– Теперь будет две деревни.

– Но ето же нельзя, у вас народу не хватат.

– Да, пока не хватат, и буду тянуть. Но у нас без них с Авериными, Царёвыми и Перекрестовыми уже четырнадцать семей, и ишо не хватат одиннадцать семей, но ето не проблема. Я знаю, кого подобрать из переселенсов.

– А у них?

– У них хватит, их много.

– Но без тебя оне нихто.

– Но я буду помогать им во всем.

– Но Данила, кака́ твоя добрая душа!

– Елена Талгатовна, мне всех жалко, но обидно. Елена Талгатовна, а как чиновники?

– Данила, идивоты да и всё, не тянут и не везут. Без тебя приезжали Якунин Владимир Димитриевич и Чиканов.

– Ну и что?

– Да всё нормально, смотрели посевы, были на круглым столе, их заставляют строить деревню, даже торопют.

– И что Владимир Димитриевич?

– Он умно поступил, что без вас он ничто не может делать.

– Молодес!

– А ты знаешь, он оказался очень опытным и грамотным парням, и внимательным.

– Ну слава Богу, наконес-то у вас-то сошлось.

– Да, с нём можно работать.

– Вот ето для меня хоро́ша новость. Елена Талгатовна, а вот вы не знаете Вадима Сергеевича, ето вообче замечательный парень. Конечно, он и постарше, он Владимиру Димитриевичу дядя родной.

– Данила, я хочу тебе посоветовать. Я знаю одну строительную компанию, он строит школы, комплексы, дома, губернатор хорошо его знает, у него хорошее отношение с нём, и ето порядошная компания, он заслужил даже медали, он мне лично знаком, и я знаю его как честного человека.

– Хорошо, давай позвоним ему. – Она набрала номер, позвонила и объяснила ему всё подробно, передала мне трубку, мы познакомились, он пригласил к себе в офис, дал мне адрес, ето в Разумным, недалёко от старшего Тарасова. – Ну, Елена Талгатовна, спаси Господи за добрый совет, я поеду к нему.

– Да, Данила, поезжай. А в субботу как?

– Обычно, встретимся на круглым столе.

– Хорошо, Данила, так и быть.

– Ну пока.

Приезжаю в Разумное, захожу в здание етой строительной компании, мня уже ждут, проводют в офис к хозяину. Ето лицо лет пятьдесят, ласковый и вежливый, он представился: Вознюк Владимир Андреевич, я тоже представился.

– Речь идёт о строительстве деревни, но потом будут и комплексы.

– А каки́ именно дома нужны?

– Тип шале европейского фасону, пять моделей, чтобы были вперемежку, всех двадцать домов.

– Какой размер?

– От двести пятьдесят до триста пятьдесят квадратных метров с мансардными и погребами.

– Хорошо, мы подберём несколькя моделей. Когда можете подъехать?

– В субботу к обеду.

– Хорошо, ждём, Данила Терентьевич.

– Большоя спасибо, Владимир Андреевич.

Мне он понравился – простой мужик и ловкий. Он в субботу пообещался свозить по разным постройкям и показать, как он строит.

На друго́ утро стали размерять деревню. Но уж пришлось ишо поспорить с Рубаненко. Он добрый старик, но закоснелый, в консы консах победил его, дал ему понять, что не ему тут жить, что просим – то мерь. Он:

– То нельзя, друго́ нельзя.

– Пожалуйста, оставь, мы с губернатором разберёмся.

Он махнул рукой и стал мерить:

– Как прикажешь. – Размерили, кольи набили.

 

14

В субботу пришли на круглый стол – мы с Алёшай и Елена Талгатовна с Мариной. Меня проздравили с приездом. Началось заседания, Родионов:

– Данила Терентьевич, КФХ оформили?

– Да.

– Дом оформили для прописки всех переселенсов?

– Нет.

– Почему?

– Спрашивайте в Шебекине.

Селютин:

– Оформили електроенергию, газопровод, дорогу – по експертизе поведётся из Никольска, и деревня не может быть под разным названием, а толькя Никольско.

Я возразил:

– Почему? Мы уже наименовали Солженицыном.

– Но ето невозможно, уж очень сложно оформить и долго.

– Но кака́ же ето будет модель? Я не согласен, у нас всё будет разно, и оно никак не подходит быть Никольским.

– Но вы можете поставить улицу Солженицыном.

– Нет, не согласен.

– Придётся рассмотреть. Усадьбы разбили на участки?

– Да.

– Данила Терентьевич, а дома что?

– Дома будет строить Вознюк Владимир Андреевич.

– Как так? Я ничто не знаю, всё ето решёно без меня, и деньги не мои.

Родионов с лица сменился и сразу сделался злым.

– Землю оформили?

– Нет.

– Ферму оформили?

– Нет.

Елена Талгатовна вмешалась:

– Да что ето такоя, вы ето сколь будете тянуть? Коров уже три раза́ смотрют, и всё не сходится, всё каки́-то проблемы. Что, за каждо дело Даниле придётся ходить к губернатору? Ето же позор!

Родионов:

– Ну что, Селютин, молчишь?

– Да что, уже в разных местах побывали, и все запрашивают свои цены.

Вмешался Севальнев:

– Хорошо, я позаботюсь об етим.

Родионов:

– Но, Данила Терентьевич, вы поступили неправильно, у вас шёл до́говор по строительству с одной компанияй, а вы перешли к другому.

– Но, Владимир Яковлевич, вы сами рассудите. Оне запросили сорок тысяч рублей за квадратный метр, да ишо для испытки сказали: ему один дом. – Он распсиховался. – А моим партнёрам ето не понравилось, в Москве берут тридцать тысяч рублей за квадратный метр, а он хочет нажиться, вот поетому так и поступили.

– Но Вознюк – какой же ето строитель!

– Ну посмотрим, что он предложит.

Родионов сам не свой, но старался скрыть свою злобу:

– Заседания закрыто, в следующа суббота в десять часов всем быть здесь.

Мы все вышли, Елена Талгатовна говорит:

– Данила, ты заметил Родионова, как он изменился, когда услыхал, что будет строить Вознюк?

– Как же, конечно заметил, он сам не свой был.

– Вот чичас принеси к нему мешок деняг, и всё пойдёт как по маслу.

– Ты что, Елена Талгатовна, неужели ишо етим занимаются чиновники?

– Данила, сколь хошь!

– Но, Елена Талгатовна, у нас так не пойдёт.

Мы с Алёшай поехали к Вознюку, он приготовил несколькя фасонов домов, я стал просить, чтобы изменил несколькя вариянтов. Он мне ответил:

– Данила Терентьевич, мы вам приготовим один проект, а изменить можно, что вы желаете.

– Владимир Андреевич, а что вы берёте за метр квадратный?

– От двадцать девять тысяч рублей до тридцать тысяч рублей.

– А когда будет проект готов? А когда готов, я отправляюсь в Москву.

– Ну, значит, во вторник.

– Хорошо, во вторник вечером заеду.

Звоню Якунину Владимиру Димитриевичу и всё докладываю.

– Ну вот, Данила Терентьевич, ета цена подходящая.

– Мы чичас не можем приехать.

– Но как выйдет проект, приезжай.

– Ето будет во вторник.

– Ну ждём. – Мы поехали домой.

– Алёша, позвони Царёвым и Перекрестовым, пускай завтра к нам приедут. Он позвонил, оне посулились.

Вечером Марфа рассказыват: у нас была в гостях Ольга Ровнова. Она всё-таки приезжала, ну молодес, она чичас в Бразилии. Я ей дал адреса, к кому заехать, но, боюсь, расскажет, что я дал адреса, опять буду масоном. Знаю, синьцзянсы обойдутся нормально, но макаки – не знаю.

В воскресенье отмолились, я всех остановил и стал задавать вопросы Василию.

– Василий, почему ослушался Якуниных? Оне тебе транспорт нашли на восемьдесят тысяч рублей дешевле, а ты настоял на своим.

– У меня уже было договорено.

– Но на свои деньги ты можешь расшитывать, но на чужи – ето же позор. – Молчит. – Василий, я тебя просил как агронома следить за посевом, но ты даже не подошёл, а сам дал согласия.

– У меня свои были дела.

– А, вон как! Василий, а почему детей в школу не пускаешь?

– Я не хочу разврату.

– Но оне же учутся отдельно. – Молчит. – Василий, когда брали банки, овощи для консервы, ты своей жене сказал: «Давай поскорея возмём, а нам про них не нужно», и банок взял наполовину больше. – Молчит. – Василий, я же просил не думать о себе, а обо всех. – Молчит. – Василий, зачем ходишь подслушивашь?

– Я никого не подслушивал.

– Как нет? Тебя уже захватили два раз в дверях ночью. – Молчит. – Василий, я уже больше не могу терпеть, ежлив тебе не нравится, у тебя Российской Федерации гражданство есть, ты можешь начинать сам свой проект, но толькя не здесь, езжай в любую область и не мешай нам. Знай, что полезешь – всем всё закроешь. Уже слухи идут, что ты собрался в Хабаровск. – Молчит.

Алёша не вытерпел и стал говорить:

– Сколь для вас Данила сделал – никому ето не добиться, и сколь у него терпления! Сколь я вижу, он про себя не думает, а толькя всегда рассуждат про людей и заботится об вас.

Тестю стало неудобно:

– Да, Данила уже много сделал для нас, давайте дружнея будем, а то нехорошо. Власти узнают, нам будет позор. – Ну, думаю, слава Богу, хоть ты-то образумился. – Давайте простимся и будем работать, как начинали.

Проститься-то простились, но я понял: Василий – затаённый враг.

Я пришёл домой, Андриян, Георгий тоже зашли к нам, Андриян весёлой:

– Ну слава Богу, простились.

– Ох, Андриян, ошибаешься, я задел чирей, вот посмотришь, он чичас нашнёт гноиться.

– Неужели?

Георгий говорит:

– Да, тятенька прав. Ето Василий, его задели – всё, он так просто не оставит.

– Но как, по-вашему, молчать?

– Конечно, нет.

– Слушайте, позавтракаете, отдохнёте и приезжайте, сегодня приедут Царёвы и Перекрестовы.

– Хорошо, приедем.

После обеда все подъехали, гостей получилось полный дом, нача́лся разговор, я всем предложил ра́вно, пригласил их всех в деревню и с нами вместе работать. Володя Перекрестов стал спрашивать.

– Всё ра́вно: доходы и расходы. Вы не будете рабочи, но – партнёры, – и я рассказал весь проект.

– Да, интересно. А как насчёт воздоржности?

– Но ето простите. Как вступите в деревню, доложны всё соблюдать.

– Так же, как вы?

– Да.

– Но мы ишо не готовы.

– Ето очень просто. Как солдат пошёл на службу и, что требуют, всё исполняет, так и здесь.

Перекрестовы отказались, сказали: «Нам не в силу», Максим Царёв тоже отказался. Но молодсы, честно поступили. Когда все уехали, я своим сказал:

– Жалко. Честно поступили.

Агафья сказала:

– Я с Василиям не хочу селиться. – Здесь по крайной мере всё понятно. – Не дай бог мой Петя свяжется с Василиям – опять я буду худая.

– А что, уже бывало?

– Да ишо как. Бывало, свяжется с Василиям и сразу становится зверям.

– Вон как.

– Вот чичас побывал около вас, сразу стал ласковый.

Алёшка тестяв тоже сказал:

– Я с Василиям не хочу работать, я уже работал с ним в Уругвае и знаю хорошо его. – Думаю, надёжды мало на тебя, куда ветер подует, туда и ты.

В понедельник звонит Севальнев Алексей Анатольевич:

– Данила Терентьевич, можете ехать выбирать коров дойны́х.

– Когда, Алексей Анатольевич?

– Завтра утром.

– Хорошо, Алексей Анатольевич, я пошлю наших жён.

– А сам что?

– Я завтра отправляюсь в Москву.

– Ну, сам знаешь.

Я за ети два дня помог Георгию оформить документы. Вечером во вторник забежал к Вознюку, проект был готов. Дом на триста восемьдесят метров квадратных с мансардным, ничего, красивый, хоть и большеватый, но всё-таки порядошный дом. Я поблагодарил и отправился в Москву.

 

15

В Москве мы встретились у Вадима Сергеевича, я передал проект дому. Да, дом всем понравился, цены тоже порядошны. Владимир Димитриевич стал мне объяснять:

– Ну вот, Данила Терентьевич, у нас разница большая, за двадцать пять домов оне воруют три милливона долларов, и ето работа Родионова, вот почему он нервничат. А теперь посчитай: дома, летни кухни, бани, школа, бараки для техники да ишо комплексы – ето же масса деняг. Знай, Данила Терентьевич, Родионов – ето хичная птица.

– Да, теперь мне много чего стало понятно, и надёжда стала колебаться. Владимир Димитриевич, а вот Вознюк – ето порядошный человек?

– Но, Данила Терентьевич, вам надо построить дом, отменный от всех. Ты, Данила Терентьевич, пойми, вы связаны с политикой, к вам будут приезжать важны гости и обчаться с тобой.

– Но слушайте, я понимаю, но я не хочу отличаться от всех. Вы знаете: зависть ета портит всё, и зачем ето надо, я так же проживу, как и остальные.

Вадим Сергеевич сказал:

– Да, Данила Терентьевич правильно судит. Избегать конфликтов – ето поступок самый мудрый.

– Вот план деревни. Так, значит. Дорога публична проходит нимо деревне.

– Правильно.

– Да, я вижу, как летают по деревням пьяны водители. Да и зачем нам посторонних людей? Опять надо строить заборы. В деревню вход запрещён посторонним.

– Да, правильно, Данила Терентьевич.

Я ошибку сделал: контрак партнёрства оне мне дали в етот раз, но не тот раз, и сказали:

– Данила Терентьевич, рассмотри хороше́нь, вдруг что не устраивает – можно изменить.

– Хорошо, постараемся.

– Данила Терентьевич, как толькя подпишем контрак, сразу начинаем работать и пойдёт инвестиция.

– Прекрасно, Вадим Сергеевич.

Я распростился и в етот же день отправился домой. Конечно, зашёл к Москвину и Руслану. А Вадиму Сергеевичу предложил: «Уже пора познакомиться с Русланом», он пообещал, и Руслану тоже предложил ето же, он тоже пообещал познакомиться, и фрукта его заинтересовала. Москвин Виктор Александрович выслушал мой доклад, оценил: «Да, здорово, Данила Терентьевич. Ну что, желаем успехов». Я поблагодарил и отправился домой.

Заехал к Елене Талгатовне, попросил рассмотреть контрак. Она стала рассматривать, когда кончила, говорит:

– Данила, контрак хорошо сделан, но на ихну выгоду.

– Почему?

– Им пятьдесят один процент, а вам сорок девять процентов, ето же неправильно. По здешным законам вы не имеете голос, вы не хозяева, а рабы, и я уже разговаривала с Владимиром Димитриевичем, и он мне сказал чётко: у него с вами толькя бизнес. – Я задумался, стал угрюм. Она видит, что я изменился, стала уговаривать: – Данила, ето можно поправить, не переживай.

Я промолчал и поехал домой. Думаю: ето работа Владимира Димитриевича, недаром он спрашивал, когда приезжал, на каких основаниях мы думаем работать. Я ему ответил: толькя из половины, но рабочими нихто работать не будет, и он задумался. Значит, пошёл на хитрость. Я его понимаю, он молодой, ето его личный бизнес, Вадим Сергеевич так не поступит, у него по данным Форбеса семьсот милливонов долларов капиталу. Да, надо будет побеседовать с нём. Весь проект наш, долг тоже наш, и работа наша, вот почему и надо больше партнёров, хто будет честнея, с тем и работать. Я позвонил Владимиру Димитриевичу и спросил:

– Почему не пятьдесят на пятьдесят? Мы являемся рабами.

– Нет, Данила Терентьевич, вы не поняли.

– Но Елена Талгатовна уточняет, что так.

– Данила Терентьевич, всё можно изменить и договориться.

– Ну хорошо. Когда приеду в Москву, поговорим.

Звоню Руслану:

– Когда можешь приехать насчёт фрукты?

– Чичас я свободной, могу приехать.

– Ну, тогда приезжай.

У нас дома новости. Василий уже съездил в Москву, он хотел уехать в Австралию, но у него не получилось. Когда оне заезжали в Россию, у них забрали паспорта и выдали внутренныя, а без загрань паспортов он не может выехать. А своёй Ольге сказал: «Вам надо было Россию – вы в ней и живите». У него не получилось. Тогда он сговорил Алёшку тестява, и уехали в Приморский край, откуду выехали ихны предки. Думаю, вот дурак, не живётся тебе спокойно. Ну и лучше, хоть будем на спокое.

Марфа рассказыват: коров выбрали. Мы с Алёшай стали оформлять коров, и тут пришлось хорошо повоевать с чиновниками. «Да, да», а сами ничего не хотят делать. Я уже разнервничался и сказал Алексею Анатольевичу:

– Я иду к губернатору. До каких пор будут водить за нос?

Он попросил:

– Не ходи, Данила Терентьевич, а то нам всем попадёт, я всё решу.

– Ну, давно бы так. Что мы, дети, что ли?

Да, оне «решили»: привезли нам коров, но ети коровы оказались выбракованы, у всех вымя испорчена. Ето недогляд. Бедныя коровки! Ну идивоты же, как не жалко им животных! Что ето такоя, неужели вся така́ Россия?

Вызывает меня учительница. Ну, хоро́ши новости: Ларивон оказался отличником, стал стараться, слушаться, и у него стало получаться всё хорошо, и остальные дети тоже хорошо учутся. И мне что понравилось здесь в России: уровень образование здесь превосходный, вот ишо бы добавить божество да приват – тогда бы было отлично.

Вскоре подъехал Руслан, стали решать о фрукте с Родионовым, но вижу: Родионов стал какой-то непонятный, заметно, что мои партнёры ему мешаются. Когда мы вышли, я Руслану говорю:

– Руслан, замечаешь, что Родионов не в духах?

– Конечно, Данила. Да рази мы здесь нужны? Без нас будет легше отмыть денюжки.

– Да, вы правы.

Мы зашли к Елене Талгатовне, пообчались с ней и поехали в деревню. Я познакомил Руслана с нашими переселенсами, показал комплексы, посев, землю, технику. Руслану Андриян понравился:

– Да, он у тебя прямой парень. Данила, хоро́ша у тебя семья.

– Спаси Господи, Руслан.

С Русланом приезжала Таня, юрист, она работает с Русланом. Мне она нравится, хорошая девушка, брат Коля тоже хороший парень. Мы посадили гостей за стол, стали угощать. Звонок. Звонит Елена Талгатовна:

– Данила, когда Руслан освободится, привези его к нам, мы его проводим.

– Елена Талгатовна, ето мои гости, и нехорошо будет, ежлив я их брошу, я обязан их проводить.

– Ну хорошо, приезжайте вместе.

– Ладно, приедем.

Что-то я стал подозревать над Еленой Талгатовной. Перед Якуниными она уже разработала себе стратегию, и я чувствую, она не мене́ служит, а Якуниным и тут уже начинает что-то новоя. Мы вечером созвонились, где встретиться. Встретились, она пригласила в ресторан, с ней была Марина. В ресторане я кушать не захотел, Алёша стал кушать. Заметно было, что у Елене Талгатовне не клеи́лось и она нервничала, – значит, я мешаюсь. Она предложила Руслану, чтобы он помог ей открыть в Москве школу – преподавать курсы холденския компаньи. Да, она профессионал. Руслан дал Тане распорядок и адрес електронной, попросил сбросить предлог. Допоследу Елена Талгатовна вела себя странно, я такую Елену Талгатовну никогда не видал. Распростились все любезно, мы поехали на железнодорожной вокзал.

– Руслан, како́ твоё мнение о Елене Талгатовне?

– Данила, ето хишник.

– Руслан, большоя спасибо.

– Данила, запомни: нихто даром ничего делать не будет.

– Да, Руслан, ты прав. – Думаю, толькя я, дурак, так делаю, вечно мне всех жалко.

– Данила, я с Якуниными пообчался.

– Ну и как?

– Да нормально, всё хорошо.

Что-то Руслан таит. Знаю Якуниных и Руслана – ето соперники, Якунины бояре, а Руслан филосо́ф, и у них точки зрение на жизнь разны.

Руслана проводили, поехали домой. Утром спрашиваю Марфу:

– Что-то Таньки нету и нету, и не звонит?

Марфа ето же, уже стали переживать, стал звонить на разные телефоны, не могу дозвонить. Нашёл номер матери Танькиной подружке Паоле, позвонил, она взяла трубку, стал спрашивать про Танькю, она ответила:

– Да, она здесь, в Сиполети.

– Пожалуйста, передай Тане, пускай позвонит. – Я кладу трубку и говорю Марфе: – Всё, Танькя не приедет.

– Да, я предчувствовала. Она, когда собиралась, плакала. Я стала у ней спрашивать, она сказала: не может терпеть ету несправедливость. «И тятю оставют в дураках, а мне его жалко. Зачем он с ними связался, неужели он забыл, сколь уже ему настроили делов? А за Санькю, – сказала, – никогда не пойду, ето идивот. Да вообче русски все идивоты, тут женчины нихто».

Никитка ввязался в наш разговор:

– Да, Санькя идивот, у Таньке жених ласковый и добрый, я его видал в Буенос-Айресе.

Да пускай хоть кака́ нация, но са́мо главно – жили бы, а то сходются да разводются, а дети страдают, и родители также.

 

16

На днях Бузычкин вызывает. Приезжаю. Он принимает любезно и говорит:

– Данила Терентьевич, мы вас вызвали по поводу ваших партнёров.

– А в чём дело?

– Данила Терентьевич, выслушай. У вас в руках две карты. Одна – ето губернатор, а вторая – ето твои партнёры. Я вам советую выбрать первую карту и работать с государством. Данила Терентьевич, вам не надо никому отдавать никакия половины, мы ваших партнёров не впустим суды, и оне не нужны здесь. Какая оне гарантия для вас? Гарантия – ето мы, государство. Мы не хочем никаких процентов с вас, но лишь бы работали и показывали, как работать, местному населению. Ваш проект одобренный государством, и для вас всё будет, ето приказ свыше.

– Но, Александр Николаевич, вы не понимаете, как нужны здесь партнёры, я без них нихто. А сколь оне уже вложили деньгами и трудом! С ними проект будет разрабатываться быстро и переселение также, а без них очень медленно.

– Но, Данила Терентьевич, у вас выбору нету, избирай одно или друго́.

– Александр Николаевич, вы поймите, у нас расход был большой, и мы остались без деняг. Как будем выживать без жнитва? Партнёры ето знают и говорили мне не беспокоиться, оставить на ихноя попечение. А охрана – ето важноя дело, вы сами знаете, без охраны нельзя, у нас всё расташут, уже шифер ташшут, железу пилют, доски, брусьи воруют, сено ташшут.

– Данила Терентьевич, не беспокойся, весь порядок наведём. Дай список, что нужно, чтобы дожить до жнитва, а воровство мы прекратим.

– Александр Николаевич, дай подумать.

– Да, Данила Терентьевич, пожалуйста, подумай, вдруг что – звони. – И проводил меня любезно.

Думаю, вот змея, всё моё подозрение оправдалось. Действительно, ето хишники, наплевать им на родину, лишь бы деньги в карман. Теперь всё понятно, вот как деньги отмывают, делают переселенсов зависимы стопроцентно и тогда что хочут с ними делают, вот почему ни один проект ишо не процвёл, а миллиарды вложено в ето. Стыд и позор матушке России! Ежлив бы думали о процветании матушки-родины да, наоборот бы, шли навстречу партнёрам, чтобы быстрея всё процветало, но нет – проклятая ваша алчность не даёт вам правильно думать. Теперь понятно, почему государство готовит школьников-отличников для управление государством: чтобы заменить чиновников-коррупсиёнеров. Ето правильный шаг пресидента и премьера. Да, Россия ишо не в состоянии принять переселенсов, надо подождать новое поколение. И мой проект рухнулся.

Звоню Якуниным и рассказываю, что произошло. Оне мне ответили:

– Данила Терентьевич, ето доложно произойти раньше или позже.

– А что теперь делать? Я дал слово губернатору.

– Данила Терентьевич, должен продолжать работать с губернатором.

– Но у меня нет больше защиты.

– Но мы можем контролировать со стороны.

– Спаси Господи, что заботитесь.

– Когда приедешь в Москву, поговорим об етим.

Звоню Руслану, рассказываю, что случилось.

– Да, Данила, вот таки́ наши чиновники, от Бузычкина лучше не ожидай, он с первого шагу шёл против нас, мы ему мешаемся, ему надо воровать, а мы бы не дали. Ну, Данила, не переживай, что-нибудь придумаем. Вдруг что – звони.

Значит, надо продолжать. Да будь ты проклят, Бузычкин! Како́ тебе дело до наших партнёров, не твои проценты отдаём, легше проценты отдать да быть на спокое, нежели быть разоружённым. Но знаю, что всё потеряно. Ну, посмотрю, что будет дальше.

Приезжаю домой и всё рассказываю, что случилось. Вижу, что все заволновались. Думаю, хорошо, последнюю карту пушу в ход. Говорю всем:

– Будем продолжать работать, государство обещает во всем помогчи, наш проект одобрённой. Какого продукту не хватает – говорите.

Пошла молва: то надо, друго́ надо.

– Хорошо, я сделаю запрос.

– А деняг тоже надо.

– Хорошо, я выдам вам по десять тысяч рублей на семью в месяц на малыя расходы.

Дома наказал своёи семье:

– Чётко следите за всем, чичас всё переселение остановится.

– Как ты знашь?

– Чичас пойдут звонки по всем страна́м, что нас обманули.

Марфа говорит:

– Да мама чичас ето настроит!

– Да не толькя мама, такоя человечество. Андриян, контролируй за всём и за воровством, хто, как и где.

– Хорошо, тятя, всё будет исполнено.

На другой день я позвонил Юрию Петровичу и сказал, что согласен работать с государством. Попозже он звонит:

– Данила Терентьевич, завтра в девять часов утра прибудьте на круглый стол.

– Хорошо, Юрий Петрович, спасибо.

Я приготовил список, что нужно, и наутро приходим с Алёшай на круглый стол. Тут уже чиновники собрались, Бузычкин Александр Николаевич любезно улыбается. Думаю, а где же у тебя нож спрятанной? Он начинает разговор, и сразу понятно, что все в курсе, в чём дело. Он даёт команду всем чиновникам, кому чем заняться. Но мне чу́дно стало: Селютин стал такой друг, ласковый, без мыла лезет – вот оно как. Бузычкин дал понять, что немедленно надо разработать проект на четыре года.

– Данила Терентьевич, вам срочно надо получить гражданство, и всё ето оформить на вас, всё ето вам поручёно. Пожалуйста, дай список следующих переселенсов. Селютин Виктор Фёдорович, займитесь проектом с Данилой Терентьевичем, чем будут заниматься.

– Хорошо, Александр Николаевич, будет исполнено.

– Данила Терентьевич, вы приготовили список, что вам нужно?

– Да, вот, Александр Николаевич.

– Ну хорошо. Вопросы есть? Вопросов нету. До следующай встречи.

Селютин:

– Данила Терентьевич, зайди ко мне.

– Хорошо, Виктор Фёдорович.

Мы поехали в сельскоя хозяйство, Алёша ликует:

– Данила, что случилось? Селютин такой друг стал, а Бузычкин посмотри как повернул в нашу сторону!

– Алёша, оне меня заставили партнёрам отказать.

– Данила, да зачем оне нам? Вот посмотри, как оне стали заботиться об нас.

Думаю, ох ты милоё дитё, ничего ты не знашь!

– Алёша, мягко стелют, как бы не жёстко было спать.

Заходим в кабинет Селютина.

– Ну что, Данила Терентьевич, чем будем заниматься?

– Виктор Фёдорович, ничто не меняется, вам точно известно, с чего начали и куда бьём.

– Хорошо, Данила Терентьевич, значит, начинам разрабатывать проект на первы четыре года.

– Да, Виктор Фёдорович.

– А что ишо?

– Пока всё, Виктор Фёдорович.

– Данила Терентьевич, вдруг понадобится что, мы вам сообчим.

– Хорошо, Виктор Фёдорович. Пока.

Выходим, Алёша:

– Данила, здорово, оне всё сами хочут разработать!

– Алёша, оне знают, как ето делается, мы с тобой не сумеем так сделать.

Думаю, хорошо, посмотрю, что вы затеяли. Я съездил к Елене Талгатовне, рассказал, что произошло. Она ахнула:

– Вот почему оне и тормозили, теперь понятно. Но и что думаешь, Данила?

– Надо продолжать.

– Да, но как?

– Придётся положиться на губернатора.

– Но знай, Данила, не дай бог что-нибудь случись с губернатором, вас затопчут.

– Ну что поделаешь, Елена Талгатовна.

– Данила, а как мы теперь?

– Елена Талгатовна, всё прекращается. Вы меня простите, чичас деняг нету, но при первой возможности обратимся снова к вам.

– Данила, а как насчёт круглых столов?

– Оне теперь будут происходить реже и реже.

– Но мы можем за етим понаблюдать.

– Нет, Елена Талгатовна, оставьте чиновников на спокое.

Я вижу, что она меня не понимает и даже обиделась, но мене́ чичас нельзя поступить пои́наче. Её стало жалко, но мне надо утаить мой план. Я распростился и ушёл, оставил за собой обиду.

Господи, прости и образуми меня, Господи, помоги всё раскрыть и открой добрый путь, одна надежда – на тя, Господи. И ето действительно, сколь Господь меня выручал уже из беды, я хорошо знаю, он меня не оставит.

На круглых столах всё изменилось, всё пошло как по маслу, но Севальнев то ли прикидывается, то ли ничего не знает, всё каки́-то странные вопросы: «Данила Терентьевич, как будете строить дома и на чё?» Меня всё ето раздражало.

Приехали Василий с Алёшкой с Сибири – и молчок. Я уже успел выдать всем деньги под роспись, что тестю не понравилось. Я стал ему говорить:

– Я взял деньги под роспись, и ето мой долг. Вы ропчете, что я вас обманываю, дак вот получай деньги под роспись. – Он нехотя расписался, но задумался.

Стало заметно, что Василий от тестя не вылазит. Да, оне что-то разрабатывают. Однажды мы собрались, Андриян говорит:

– Тятя, жутко, что оне затеяли. Всё переписать на Василия и тебя исключить от всего. Жутко, что ропчут: что ты масон и предатель, всех обманываешь, деньги получил и покатываешься, даже за границу. Мы ето не можем терпеть.

– Детки, потерпите ишо мале́нькя, всё скоро раскроется, толькя ради Христа молитесь Богу.

В воскресенье я исключил Василия от своей группы. Алёша посмотрел на всё на ето и сказал:

– Я думал, в вашай обчине боле порядок, но вижу, такой же бардак, как и у нас. Дак зачем мы будем переходить к вам?

– Алёша, сам знаешь, везде правду не любят и безответных давят. Сам видишь, что мене́ приписывают. Ты полный свидетель.

– Да, Данила, ужас.

На другой день мы с Алёшай отправились в АПК к Севальневу, решали некоторы дела. Когда кончили, стали выходить, что я вижу: Василий сидит в приёмной. Меня всего обварило, но я не растерялся, развернулся и говорю Севальневу:

– Алексей Анатольевич, у нас ишо не всё решёно.

– Данила Терентьевич, в чём дело?

– Василий, заходи. – Ему неудобно, но он встал и зашёл. – Василий, ты зачем пришёл суда? – Молчит. – Что молчишь, говори.

– Я пришёл работу искать.

– Но зачем было всё ломать? Можешь начинать, но не в етой области.

Я при Севальневе всё ему высказал, он не возразил, Алёша тоже высказал. Севальнев должен бы сказать, что проект ето мой, но он начал вилять душой и давай предлагать ему разные бизнесы и дом строить в нашей деревне. Я со всёго етого понял, что Василий уже не первый раз здесь, – значит, чиновники играют в карты с нами. Я задумался, у меня руки опустились.

В обратным пути мы заехали к Селютину, у них проект был готов, оне дали мне копию. Я дома стал рассматривать, позвонил Якуниным, рассказал о проекте, оне мне ответили:

– Приезжай, надо всё ето выяснить и поговорить.

Я указал, в какой день приеду. Но мне стало хуже и хуже, Марфа решила везти меня в больницу, но я отказал и сказал:

– В здешных больницах толькя угробят, лучше помирать дома.

Я сляг в постель, Марфа домашними средствами как могла, так и лечила. У меня три приступа было, и я пролежал десять дней. Звонки телефона я не принимал, и семья не отвечала. Срок вышел, я в Москву не приехал, Якунины звонили, но ответу от меня не поступало. Когда мне стало лучше, семья собралась, у них было всё решёно, оне ничто мне не стали рассказывать, чтобы не волновался, но заявили:

– Зачем нам милливоны – чтобы ты в гроб ушёл? Нет, оздоравливай, и поедем отсуда – или обратно в Уругвай, или в тайгу.

– Да, вы правы. Пускай забирают проект Василий с тестям. Обратно в Уругвай я не согласен, а в тайгу – да, поеду. А Георгий как?

– Он давно собрался уезжать, не может терпеть ети несправедливости.

– Хорошо, мне надо рассеяться. Я поеду в Красноярск к директору заповедника, там уже был предлог.

 

17

Я позвонил Рассолову Александру Григорьевичу, директору Шушенского заповедника, спросил, помнит ли он меня. Он ответил:

– Да, конечно помню. Вы где потерялись?

– Да вот не можем разобраться с политикой. Мы собрались к вам съездить и посмотреть, где именно вы хочете нас устроить.

– Приезжай, мы как раз через неделю собираемся ехать в заповедник.

– Хорошо, я через неделю буду у вас.

Стал звонить Якуниным – нихто не отвечает, пробовал на все телефоны – нет, трубку нихто не подбирает. Да, я обидел их, и хто я перед ними – муха, да и всё. Оне такого уровня, а я нихто.

За ети пятнадцать – двадцать дней нам привезли зерна, муки. Но что же ето продукт? Сразу понятно, ето не с магазина, но с разных фирмах.

– Алёша, разберись, откуда етот продукт.

– Хорошо, Данила, я разберусь.

Я всё проверил, наказал Андрияну, и отправился в путь. Ишо пробовал звонил Якуниным, но трубку нихто не подбирал. Да, я обидел их крепко. В Москве взял билет в Абакан и позвонил Рассолову Александру Григорьевичу, дал координаты моего поезда и отправился в путь.

В пути стал размышлять о проекте. Да, полный обман, оне всё делали без моего разрешение и указывали, что нужно и что не нужно, и толькя на начин двенадцать милливонов долларов. Вот как отмывать деньги. И очень просто: нас заманют, повешают на нас долг и будут диктовать как хотят. Вот почему скорея надо получить мне гражданство, чтобы привязать навсегда. А Василий – ето запасной вариянт, у его гражданство Российской Федерации, поетому он нужон. Как умно всё продумано. А Василий лезет – ну лезь, я всё тебе отдам.

Через семьдесят пять часов прибываем в Абакан, мня стречает друг Рассолова, пожилой мужчина лет шестьдесят пять, ето Абрикосов Владимир Фёдорович. Он стретил как родного и повёз мня в Шушенское. Там уже поджидали. Рассолов Александр Григорьевич:

– Ну что, Данила, решил всё-таки приехать к нам?

– Да, Александр Григорьевич, надоело возиться с политикой. – И я кратко рассказал, что у нас получилось.

– Да, Данила, у нас в России у чиновников голова работает наоборот. Что бы дать возможность народу работать? Оне создают каки́-то непонятныя условия и давют страну, поетому надо подальше от них.

– Да, я согласен с вами, Александр Григорьевич.

– Данила, давай перейдём на ты, ето будет прошше.

– Ну что, давай.

И мы отправились в заповедник. Да, здесь холодно, в Белгороде снежок маленькяй и даже тает, ну, минус десять – пятнадцать, а здесь тридцать два минус. Мне дали теплую одёжу, «термико». До ГЭСа сто двадцать кило́метров, и там по Енисею двести двадцать кило́метров по льду на воздушной подушке, нет никакой сивилизации, всё горы, и река, и снег. Мы к вечеру попали на кордон, где у них дома. Тут снегу мало, но холодно. Дома у них тёплы и но́вы, толькя что построены. Утром стали, термометр показывает тридцать семь минус. Я вышел на улицу – за каки́-то минуты у меня борода застыла сосулькями. Да, вот она, родная Сибирь, когда-то проживали наши деды. Александр Григорьевич знал, что мы с миром не кушаем, предложил мне консервы и нетрогану посуду и похвалил:

– Молодсы, доржи́тесь, правильной ваш образ жизни.

Мы позавтракали, пошли на воздушну подушку, им надо объехать все кордоны, завезти продукту и проверить, всё ли в порядке. Александр Григорьевич говорит:

– Здесь у нас живёт семья староверов, пошли познакомлю.

Приходим, Александр Григорьевич знакомит. Ето семья Тютюковы, звать Коля, жена Лариса, сын Данилка. Ну вот, мой тёза. Но оказался он молчун, отвечает толькя на вопросы. Ну, мы отправились на воздушной подушке по кордонам. Вчера проехали первую заставу, называется Голая, вторая – Таловка, третья – Керема, где мы ночевали, ето в сторону от Енисея, по речке Ус, двадцать пять кило́метров, тут называется Ак-Хем. Мы выехали обратно на Енисей и поехали кверху, заехали на Кургол. Тут принимают туристов, две гостиницы, живут здесь Галя и Анатолий, Галя занимается туристами, у ней характер позволяет, и её все любят, и есть за чё любить. Потом отправились на Базагу, тут центр рабочих и егерей. Александр Григорьевич взял четверых с собой и отправился выше, двух оставили в однем месте, а вторых через сорок кило́метров. Спрашиваю:

– Зачем ето?

– Ето егеря, оне занимаются следить браконьеров.

– А что, есть браконьеры?

– Сколь хошь.

– А что оне делают?

– Да нелегально охотничают.

– А что охотничают?

– Соболя, норку, белку, а весной панты, кабаргу.

– А что, всё ето есть?

– Да, зверья здесь полно.

– А что именно?

– Маралы, олени, косули, кабан, кабарга, козерог, медведь, волк, белка, барс белый, соболь, норка, заяц.

– И можно охотничать?

– По лицензии почему нет, можно.

– А рыба есть?

– Сколь хошь.

– А кака́?

– Хариюс, сиг, линок, таймень, щука, сорога, окунь.

– А можно рыбачить?

– Для себя нет проблем.

Думаю, вот нам повезло, ето доброя развлечения.

– А когда ловите браконьеров, что с ними делаете?

– Штраф и тюрма. Но, с другой стороны, их жалко: работы нет, вот и ходют пакостют.

– Александр Григорьевич, я оставил у вас включённой телефон.

– Ну что, не потерятся.

– Да, всё снег, но сразу видать, что летом здесь красиво.

– Не то слово, Данила, летом отсуда не манит уезжать, красота!

– А что, вы туризмом занимаетесь?

– Да, Данила.

– А каки́ туристы?

– Да со всего мира, большинство с Европы. Нонче были свыше трёх тысяч.

– Ого, здорово!

– Наш заповедник объявлён в ЮНЕСКО, ето самый драгоценный заповедник страны.

– Да, чу́дно. А чем мы можем заняться здесь?

– Да чем хошь. Можешь вырашшивать хоть что для туристов, пасека хорошо ведётся здесь, скот тоже хорошо ведётся, ореху много, у нас строительство будет, ребяты могут работать, получите гражданство – могу ребят взять в егеря.

– Да, отлично, нас ето заинтересовало, толькя у меня здоровья сла́бо, с сердыцем маюсь.

– Данила, приедешь суда и забудешь про своё сердце. Вот поверь, такого климату нету в мире.

Думаю, неужели всё ето сказки? Смотрим, рога козерога лежат и кровь, остановились подобрали: волки задрали. Поехали дальше – опять скелет голый и рога.

К вечеру вернулись на Ак-Хем, Абрикосов натопил баню на сто пятьдесят градусов и пригласил нас. В первый жар пошёл я. Вот ето баня по-белому, чи́ста и уютна, я парился и три раза́ выбегал на снегу поваляться, как в сказке. Веник берёзовый, напарился, нагрелся, намылся и вышел. Абрикосов Владимир Фёдорович спрашивает:

– Ну что, Данила, напарился?

– Да, Владимир Фёдорович, досыта.

– Но что-то рано ты выбежал, у нас парются не так.

– А как?

– Заходют, погреются семь – десять минут, выйдут отдохнут, потом опять заходют, греются десять – пятнадцать минут и снова заходют, и так повторяется два часа. Ну, а можно в снегу поваляться или в воду холодну окунуться, и ето всё на здоровья.

– Да, ето понятно.

– Многи чаю и разны травы заваривают, хорошо тоже лить на каменку масла пихтова или воду, запаренну из трав.

Мы долго беседовали на разны темы. Рассолов Александр Григорьевич практичной, мало любит говорить, а Абрикосов любит поговорить, но обои грамотны, разговор с ними хороший, чистый и деловой. Мы ля́гли спать поздно, но я удивился, как после бане легко и жарко спать.

На другой день тоже нисколь не мёрз. Александр Григорьевич повёз меня на место, где хочет предложить для поселение, ето пять кило́метров от них. Мы приехали к етому логу и пошли с нём пешком. Да, красиво место, всё красивыя берёзы, лиственница, изредка ёлки, малинник, смородина, речкя под льдом шумит. Место шикарноя, мне очень понравилось. Ну что, придётся жить как робинзонами или фамилия Ингальс. Много сле́дьяв зайцав, во́лков и козуль. Мы прошли кило́метра три и вернулись. В обратным пути я выбрал место, где строить дом, и всё заснял.

– Данила, такого логу обширного едва ли найдёшь. Я об етим думал и поетому предложил тебе етот лог, и ето граница нашей земли, мне нужно кого-то здесь поселить, чтобы браконьеры здесь не проходили.

– Да, место хорошее.

– Ну, смотри. Нет – ишо могу показать.

– Ладно, пока хватит. Когда переедем, тогда видать будет.

Мы вернулись в етот день, дров позаготавливали. Я сбросил с себя тёплую одёжу и почувствовал: здесь легше климат, чем в Белгороде, тут климат сухой, а там сырой.

На другой день утром отправились в город Шушенское. За ето время мы нашли восемь козерогов съеденных и одну козулю.

– Дак что, здесь много волков, что ли?

– Нет, волков немного, но оне задирают слабых, слабый сразу бежит вниз, и его задирают на льду, а сильный бежит вверх, его не поймать. Вот такая природа.

– Да, интересно. А волк не кидается на человека?

– Нет, он человека хорошо знает и боится его, даже коров не будет трогать, знает, что будет проблема с человеком. Вот какой умный.

– Да ишо какой! А медведь?

– Так же.

– Вот ето новость, я етого не знал.

Мне одно не понравилось: все рабочи пьяницы и матершинники. Да, здесь в Сибири пьют дак пьют, не по-Ромкиному. Абрикосов Владимир Фёдорович спросил, чем я занимался и чем чичас занимаюсь, я рассказал, он ответил:

– Вы суда не приедете.

– Вы ошибаетесь, Владимир Фёдорович. Надоело уже всё, да и здоровья слабо.

– Ну, тогда ждём. А когда думаете приехать?

– А вот разберёмся с чиновниками и съездим в Бразилию, и ранняй весной будем здесь у вас.

– Ну хорошо, будем ждать.

Мы заехали в Шушенское в дом Александра Григорьевича, я переоделся и отправился с Абрикосовым в Абакан. У меня телефон разряженный. Приезжаем на железнодорожный вокзал, поезд московский отходит через час.

– Данила, поди, погостишь? – спросил Владимир Фёдорович.

– Нет, спасибо, поеду.

– Ну, смотри сам.

Я взял билеты и отправился в путь, попросил провожатых, чтобы зарядили мне телефон. Когда получил его, включил – матушки, одиннадцать звонков пропушшено! Из дому, от Бузычкина, от АПК. Звоню домой:

– Марфа, ты где?

– Еду домой.

– Что случилось?

– Нас отравили.

– Ты что, сдурела?

– Да все в постели, скоре́ приезжай.

– Но я буду толькя через пять дней. Ну что, рассказывай.

– Мука или масло отравлено.

Ну, ишо не лучше! Да, тут надо аккуратне. Мы знам, что советски немало отравили, хто вернулся обратно на родину, мой дед Мануйла вернулся и помер скоропостижно. Что ето такоя, неужели всё ишо занимаются етим? Нет, не может быть. Приедем, разберёмся.

Приехал в Москву, зашёл к Руслану и рассказал ему, что происходит дома. Он мне ответил:

– Нет, Данила, ето можно судить за ето, тут какая-то ошибка, езжай разберись и сообчи нам.

– Хорошо, Руслан. Ну, большоя спасибо.

Москвин так же ответил:

– Тут какоя-то недоразумение, и власти не могут так поступить.

Я успокоился и отправился домой.

 

18

Дома уже все на ногах, но коросты мо́кры по телу, губы сплыты, на голове пятна́ми вылезли волосы, особенно у детей.

– Ну, рассказывайте, что случилось.

– Ето мука или масло отравлено.

– Нет, етого не может быть. Я спрашивал у Руслана и Москвина, оне подтверждают, что ни в коем случае, етим заниматься государство не будет.

Андриян возразил:

– Тятя, я уже отравлялся и знаю ети синтомы, и именно отравились те, которы употребляли етот продукт.

– А хто не отравился?

– Все дедыны и Васильявы.

– А Алёша?

– Алёша жил в городе у тёщи, оне тоже не отравились.

– А тесть почему не отравились?

– Он увидал раскрытой продукт и приказал, чтобы не употребляли, он говорит: «В ранешныя времена уже так случалось», и старики решили такой продукт не употреблять.

Да, тогда что-то здесь есть. Я стал звонить Якуниным. Трубку взял Владимир Димитриевич, я рассказал, что случилось, он мне ответил:

– Привези етот продукт, и сделаем експертизу.

– Ну спаси Христос, я завтра же выезжаю к вам.

– Хорошо, позвонишь, Данила Терентьевич.

А тут звонит Юрий Петрович:

– Данила Терентьевич, вы дома?

– Да, дома.

– Можете прямо чичас приехать в администрацию?

– Я с удовольствием, но мне не на чем.

– Я за вами заеду.

– Ну хорошо, жду.

Минут через тридцать Юрий Петрович заехал за мной, мы поехали в Шебекино, он стал спрашивать, как дела, я на все вопросы отвечал скудно. Он спрашиват:

– Данила Терентьевич, что-то не то?

– Юрий Петрович, ето не то слово. Чичас приедем, разберёмся.

Заходим к Бузычкину, вижу, что он настороженный.

– Данила Терентьевич, вы где потерялись?

– Я ездил в Сибирь.

– Да, мы знам. Нам ответила женчина, что покидаете нас.

– Да, ситуация заставляет.

– А в чём дело?

– Вы меня разре́дили, отобрали у меня партнёров, кругом воруют, всё ташшут, наркоманы лазют по нашим огородам и придираются, зачем срубили мак.

– А хто вам не даёт заявлять?

– Да, лёгкоя слово. Сын сказал суседьям, что надо заявить, наркоманы предупредили: «Петушка не увидели, дак увидите». Вы дали нам продукт и отравили наши семьи. Ну и где ваша государственная гарантия?

– А что случилось? – Я рассказал. – Немедленно надо сделать експертизу.

– Да, делайте.

– И что, всё бросаешь?

– Да. Ежлив Василий возмёт проект, пускай берёт, но я отказываюсь от всего.

– Но а как техника, посев, и вы же деньги вложили?

– Мне ничего не надо.

– Но вы не можете так просто оставить, вы доложны обратиться к губернатору и причину указать.

– Да, ето обязательно мы постараемся. Да, он решит, куда технику и посев девать.

– Да, толькя Евгений Степанович может решить ето дело. Юрий Петрович, возми у них продукт и немедленно отправь на експертизу.

– Так точно, всё будет исполнено.

Мы вышли, приехали домой, я дал муки и масла Юрию Петровичу, он извинился и уехал. Дак вот, Бузычкин сам не свой был. Ну как же гарантия государственная? Нихто про переселенса и не думает, дак хоть вы загнитесь, а вот денюжки отмыть – на ето молодсы. Уж каки́ у нас в Южной Америке страны бе́дны, но так не поступят. Позор, позор, позор России! Уж как ведут здесь себя высо́ко и шшитаются всех умнея, но, разобраться хороше́нь, оне от заду первы.

Дома я сообчил, что я от проекту отказался.

– Ну а как Василий?

– У, оне ликуют взять етот проект.

– Как оне?

– Да деда первый начиншик, мы толькя молчим.

– Да вы что?

Марфа подсказала:

– Да, Данила, тятя с мамой первы строют ето, тебя отшта́пить, а самим взяться за переселение.

– Ну вот ето дураки, оне дураки, оне сдурели. А за что оне так ловются?

– Говорят, в банке у нас по́лно деняг, а я никому не дозволяю. Дак получается зависть.

– Но каки́ деньги? Вы же хорошо знаете, что никаких деняг нету.

– Да, мы знаем, но оне слушать не хочут. А все им новости приносит Василий.

– Да я с радости перепишу на Василия.

Да, вот ето здорово! Что наши староверы за границей, что и вся Россия – одна и та же песня.

– Ну, сообчите им, пускай приходют, и скажите, что переводим на них.

Оне с радости приходют. Я стал им говорить:

– Моё здоровья колеблется, я не в силах больше вести етот проект, вон у вас Василий, переводите всё на него.

Василий возразил:

– Свояк, а как я без тебя?

Думаю: ах ты змея!

– Василий, как нача́л, так и заканчивай. – Все напряглись. – Я добавил: – Я вам не угодил – начинайте сами.

Андриян возразил:

– Тятя, хватит. Ну что, тятя не может, давайте переведём на Василия и будем работать дружнея.

Смотрю, тесть заулыбался, тёща засияла:

– Ну, Василий, на самом деле берись за дела, сам видишь: Данила не может. – И Василий засиял.

– Ну и как ето начинать?

– Вот Алёша, всё сделано на него. Алёша, переведи всё на Василия.

– Да, Данила, мне теперь ничего не надо.

– А что, Алёша, не хошь работать?

– Нет, без Данилы нет.

– А ты что, Данила?

– А про нас вы забудьте, побеспокойтесь об себе. – Им стало неловко. – Алёша, завтра же начинай переводить всё на них. Ну всё, конченый разговор, надо спать.

Все разошлись, остался Андриян и Алёша.

– Ну, Андриян, молодес, действуйте допоследу, надо руки развязать. А я завтра еду в Москву к Якуниным, везу муку и масло на експертизу, и зайду к губернатору.

Утром поехал в Белгород, стал звонить к Картавенке и просить встречи с губернатором срочно. Одна надёжда ишо остаётся – Евгений Степанович, ежлив он поддоржит, всё ето можно повернуть на сто восемьдесят градусов, а нет – придётся отказаться от всего. Но Картавенко стал оттягать: зачем да почему, губернатору некогды.

– Но, Николай Васильевич, ето очень важно.

– А что нужно, Данила Терентьевич?

– Николай Васильевич, ето лично с ним.

– Ну хорошо, я позвоню тебе.

– Большоя спасибо, Николай Васильевич.

Ага, дорога закрыта. Иду к Родионову, стал просить встречи с губернатором.

– Данила Терентьевич, за кажду мелочь нехорошо ходить к губернатору.

– Но ето не мелочь, ето очень важно дело.

– Но в чём дело, рассказывай.

– У меня здоровья неважно, я пролежал десять дней.

– А что с тобой?

– Да сердце.

– И что ты хошь?

– Я снимаю с себя всю обязанность и ухожу в сторону, а всё отдаю Василию. Вы сами ето знаете, оне етого захотели, и пушшай берутся за дело.

– Данила Терентьевич, но так нельзя, вся страна знает толькя тебя, ты являешься политиком, духовным, стратегой, дипломатом, ты сумел поступить правильно, и государство поручило лично тебе, но не переселенсам, и Василий здесь нихто, губернатор дал всё тебе, больше никому.

– Но, Владимир Яковлевич, вы поймите, всю роль играет переселение, без них я нихто, а у тестя и Василия вся сила по переселению, поетому я отхожу в сторону.

– Ну, давай так. Ежлив Василий придёт как твой слуга, будем с нём решать дела, а ежлив придёт как его проект, я его выгоню.

– Ну, смотри сам, Владимир Яковлевич, но встреча с Евгением Степановичем мне нужна строчно, а нет – всё рухнется.

– Ну хорошо, Данила Терентьевич, мы постараемся.

Я ушёл, звоню Алёше:

– Алёша, немедленно приезжайте с Андрияном и с Георгиям на железнодорожный вокзал.

– Хорошо, выезжаем.

Да, Родионов боится моей встречи с губернатором, ему за всё попадёт, он чётко знает, что я брошу Шебекинской район – и всё у него из рук вылетит. Да, легше ему всё скрыть, но то не знает, что всё теряет.

Приезжают Алёша, Андриян, Георгий, я наказал, как поступить Василию, ежлив он хочет, чтобы на него всё перевели, и рассказал, что говорил Родионов, но до губернатора не допускают.

– И что ты, Данила, всё ишо бьёшься?

– Алёша, ежлив губернатор поможет всё изменить и поставит, как начиналось, но толькя в другим районе и без Родионова, тогда можно будет работать.

– Да, ты прав.

– Ну, Андриян, Георгий, хороше́нь контролируйте.

Приезжаю в Москву, звоню Владимиру Димитриевичу, он мне отвечает:

– Данила Терентьевич, вас ждёт дядя Вадим Сергеевич.

– Хорошо.

Я звоню Вадиму Сергеевичу.

– Да, Данила Терентьевич, привет, я вас жду в пять часов вечера.

– Спаси Господи, Вадим Сергеевич.

Я пошёл к Руслану и всё рассказал со слезами. Он выслушал:

– Данила, не волнуйся, ето всё к добру, ето хорошо, что получилось чичас, но не позже.

– Да, Руслан, я понимаю, но сколь трудов и забот, я ночами не спал, обо всех заботился, а вот чем плотют.

– Данила, зависть всегда была и будет, ничто не поделаешь. Ну и что ты чичас думаешь?

– Руслан, в тайгу.

Он хохочет.

– Данила, ты не вытерпишь, ты человек, который любит вечно что-то производить. Но, Данила, пойми, ты не вытерпишь.

– Руслан, всё надоело. – Руслан хохочет. – Но Василий, он хочет быть лидером. Руслан, ничего с него не будет, он думает толькя про себя. – Руслан хохочет.

– Данила, мы решили отправить тебя раньше в Бразилию, ты вылетишь 4-го февраля и всё подготовишь, а мы вылетаем 8-го, 10-го будет выступления, мы уже с Павлом Ивановым договорились.

– Вот ето хорошо. А хто едет, Руслан?

– Данила, все политики отказались, сам видишь – кризис. Я дал слово – я исполню. Зайди в МИД, и что скажет Поздоровкин Владимир Георгиевич.

– Хорошо.

Я звоню Поздоровкину, он назначил встречу в четырнадцать ноль-ноль в МИДе, мы встретились, я объяснил:

– Встреча состоится 10 февраля в Бразилии в Гоясе, город Рио-Верде.

– Но, Данила Терентьевич, так срочно?

– Но вам было уже предупреждёно.

– Ну, хорошо, посмотрим, хто с нами поедет. А как там расход в Бразилии?

– Об етим вы не беспокойтесь, всё будет оплочено. Вот адрес Иванова Павла, ето будущай представитель.

– А вы что, Данила Терентьевич?

– У меня сердце больноя.

– Вот кака́ беда! Но с вами хорошо работать, вы обо всём беспокоитесь.

– Большоя спасибо, Владимир Георгиевич.

– Ну хорошо, Данила Терентьевич, будем готовиться.

В пять часов прихожу к Якунину Вадиму Сергеевичу, он меня принял, но хладно, и стал вопросы задавать.

– Данила Терентьевич, почему не отвечал на телефон?

– Вадим Сергеевич, простите, и я был больной.

– Но ответил бы, что больной.

– Вадим Сергеевич, я не в состояние был ответить, и я никому не ответил, за ето простите. – И я со слезами всё рассказал, что у нас произошло.

Тогда он смягшился и стал разговаривать ласково, но мне обидно. Рассказал про отравление.

– Данила Терентьевич, ето кака́-то ошибка, вас отравлять нихто не будет, чичас за ето строго берутся.

– Но а тогда что?

– Мы сделаем експертизу и узнаем.

– Вадим Сергеевич, вдруг что – мы собрались в тайгу. Вы можете помогчи нам економически?

– Нет, Данила Терентьевич, чичас нет, а вдальнейше видать будет.

– Ну, простите, что надоедам, и спаси Христос за всю по́мочь, оказавшую нам. Вадим Сергеевич, а как с вами расшитаться?

– Да ничего не надо, Данила Терентьевич.

– Ну, ишо раз спаси Христос. А когда будет експертиза, Вадим Сергеевич?

– Данила Терентьевич, позвони через неделю.

– Вадим Сергеевич, а в Бразилию вы не собираетесь?

– Да наверно нет, некогды.

– Но вы же обещались.

– Ну, раз так произошло, значит, не получилось. Данила Терентьевич, а хто остаётся в Белгороде?

– Тесть с Василиям.

– Ну хорошо, позвони через неделю.

– Ну, Вадим Сергеевич, прости Христа ради, и спаси Христос за всё.

– Да не за что, Данила Терентьевич, пока.

Да, я здорово обидел Вадима Сергеевича. Но – пока я жив, был бы чичас мёртвым, нихто бы не обиделся, но толькя пожалели бы. Вот такая человеческая система.

Прихожу к Руслану вечером расстроенный.

– Данила, что с тобой?

– Да жить неохота, Руслан.

– Да брось ты, говори, что нужно.

– Я конкретно надумал уехать в тайгу, но не на чё.

– А чем ты хошь там заниматься?

– Пасекой, скотом, лечебны травы собирать.

– Да, занятие хороше, Данила, давай начинай. Сколь надо деняг?

– Надо посчитать.

– Ну хорошо, Данила, пошшитай. И когда поедешь в Бразилию, пускай Андриян с Софониям с тобой приедут, мы вместе посудим.

– Руслан, мне неудобно перед тобой.

– Да замолчи, Данила, мы же ведь друзья.

– Да, я понимаю, но всё равно неудобно.

– Да ладно, Данила. Но ты выбрал наилучший уголок в России, вот где пожить!

– А что, давай вместе что-нибудь построим. – Он смеётся.

– Данила, я не против, но видать будет. Данила, ты чичас куда?

– Домой, Руслан.

– Билеты мы уже тебе взяли, вылетаешь 4-го, а обратно 14-го.

– Хорошо, прекрасно, Руслан. Значит, на той неделе в пятницу.

– Да. А когда можешь приехать?

– Значит, мы доложны приехать в среду.

– Хорошо, я вас жду.

 

19

Я приезжаю домой, звоню Картавенке и снова прошу встречу с губернатором, он нехотя отвечает:

– Ну что, Данила Терентьевич, приезжай в понедельник утром.

Ну, слава Богу, что добился, но почему он так обошёлся недоброжелательно? Что-то тут не то. Дома спрашиваю:

– Ну, а как здесь у вас?

Марфа отвечает:

– Василий не соглашается.

– А почему?

– Не знаю, Андриян знает.

Я звоню Алёше:

– Алёша, давай съездим к Андрияну.

– Да. Ты дома? Чичас.

Приезжаем к Андрияну.

– Ну что, рассказывайте, что случилось, почему Василий не соглашается.

– Да он побегал-побегал, ничего у его не получается, да ишо узнал, что деняг в банке никаких нету, и он понял: без тебя он нихто. Деда уже одумались.

– Но уже поздно, надо было думать раньше. Оне бы так со мной не поступили, чичас было бы всё по-разному. У меня есть куда обратиться, чичас бы Бузычкин и Родионов по-разному запели бы, но уже поздно. Я предупреждал за долгоя время, но нихто не думал.

– Тятя, и правильно. Толькя спомнить, что оне делали с нами в Уругвае, ето толькя подумать! Пускай что хочут делают, но нам их не надо.

– А мене́ и вовсе уже хватит, я всё им простил, но оне снова яму копают. Я всегда думал, тесть невинный, а толькя подозревал.

– Тятя, деда самый и начиншик. Мы всё знаем, но молчим. Ты подумай, он ишо поминает, как ты его стыдил в 1981 году при соборе.

– Боже ты мой, дак прошшались – и всё ето забыто!

– Ты так думаешь, а вот он понимает по-разному.

– Стоп-стоп-стоп. Дак какой же он тогда наставник? Он же чётко знает: да не зайдёт солнце во гневе вашем. Но тогда простите, для меня ето больше не наставник, ето июда. Толькя подумать: двадцать девять лет зло хранить, и лично он был винный.

Алёша:

– А что мне делать, Данила?

– Алёша, очень просто. Иди прямо в АПК, после того как я уеду в Бразилию, и отказывайся от всего, но жди моего звонка. Как толькя не допустют до губернатора, я тебе позвоню, сразу же действую.

– А что, думаешь, не допустют?

– Да им невыгодно, у губернатора друга́ информация, он правду не знает.

– Как знаешь?

– Я уже три раза обращался, и всё тянут.

– Даже так?

– Да.

– Тятя, вот у меня сусед Геннадий, он капитан-моряк, он тридцать лет проплавал по всему миру, он нас дурачит, что мы приехали в Россию.

– Да, ребяты, мне чичас много чего понятно. Нам один выход: или тайга, или за границу. Андриян, во вторник собирайся, вместе поедешь в Москву.

Дома всё нормально, Марфа рассказывает:

– У нас здесь были гости, живут возле Волоконовки, деревня Голофеевка, твоё ро́дство по бабушкиной стороне.

– Хто оне?

– Твоя троюродная сестра.

– Вот тебе новость! А телефон оставили?

– Да, оставили. И ишо звонила с Калуге одна твоя двоюродная сестра, вот обоих телефон.

Я набрал номер в Голофеевку, звоню, берёт трубку женчина.

– Алло, звонит Зайцев Данила Терентьевич.

– О, брат!

– Рассказывай, како́ наша ро́дство и хто вы.

– Я правнучкя бабе Федоре Пантелеявой, мня звать Галя, мы у вас были, но тебя дома не было.

– Вот ето здорово! Живём близко и друг друга не знали! А как вы узнали, что мы здесь?

– Да видели вас в теле.

– Вон как! Ну, значит, надо встретиться. Спаси Христос, что нас разыскали.

– Ну, ждём, Данила Терентьевич, приезжайте.

– Обязательно приедем.

Да, ето моё ро́дство. Звоню в Калугу, берёт трубку женчина.

– Алё.

– Да.

– Здоро́во живёшь.

– Здоро́во. Ето хто?

– Вам звонит Зайцев Данила Терентьевич.

– Братка, наконес-то!

– Ну рассказывай, каки́ мы родственники.

– Мы Анфилофьевы, отец Полиект.

– Да, знаю.

– А мать Капитония.

– Да, хорошо знаю, она тятина сестра.

– Да, она дядя Терентьева сестра. Данила Терентьевич, вы можете к нам приехать?

– Да вот собираемся в Москву и к вам заедем.

– А когда?

– В среду.

– Ну, ждём тогда.

– Да, ждите.

Ну вот, наконес-то нашлось моё ро́дство и поблизости!

Ни в субботу, ни в воскресенье молиться не пошёл. Вообче обидно. Весь мой труд попрали и загнали меня в долг, не хочу больше стречаться ни с кем и нигде. Пришло время – спасай да спаси свою душу, всё лжа, нет правды на земле.

В понедельник приезжаю в Белгород утром, звоню Картавенке.

– Николай Васильевич, я здесь, в Белгороде.

– Но, Данила Терентьевич, губернатора нету.

– Но вы же сказали, чтобы приехать в понедельник.

– Ну что, губернатора нету.

– Николай Васильевич, встреча очень ва́жна, я в пятницу вылетаю в Бразилию.

– Хорошо, Данила Терентьевич, я тебе позвоню. – И трубку закрыл.

Ну, всё пропало, встречи никакой не будет. Я вернулся домой и рассказал: до губернатора не пускают. Попросил Андрияна с Георгиям и Марфу:

– Собирайтесь, всё складывайте.

Я позвонил Рассолову Александру Григорьевичу:

– Как лучше отправить груз?

Он посулил послать фуру:

– А к какому числу нужна фура?

– Шестнадцатого февраля, но не позже.

– А что так рано?

– Сам знаешь, весна подходит.

– Да, ето верно. Ну хорошо, найду – сообчу.

– Договорились, жду. Я четвёртого вылетаю в Бразилию, шестнадцатого буду в Москве, и сразу к вам.

– Договорились.

Ну вот, всё договорёно.

– Как загрузите груз, можете выезжать в Абакан, я вас там стретю. Вот вам последни двести пятьдесят тысяч рублей.

– А ты как?

– Я веду до́говор с Русланом, в тайге что-нибудь произведём вместе. Ну, Андриян, Софоний, собирайтесь, поехали к Руслану, он с вами хочет поговорить.

Я позвонил Якунину Вадиму Сергеевичу и спросил про експертизу. Вадим Сергеевич ответил:

– Да, Данила Терентьевич, новости есть, приезжай. Проблема в масле.

– Хорошо, Вадим Сергеевич, в четверик зайду.

На другой день звонит Рассолов Александр Григорьевич:

– Стоимость фуры до Шушенского сто шестьдесят тысяч рублей, и шестнадцатого февраля она будет у вас.

– Ну хорошо, Александр Григорьевич, большоя спасибо, ждём.

 

20

Мы выслали все координаты по факсу для контракту и вечером во вторник выехали в Москву. В среду утром зашли к Руслану. Руслан, как всегда, принял по-дружески.

– Ну, Данила, как, тайга всё ишо на уме?

– А вот спроси у ребят.

Руслан стал разговаривать с Андрияном.

– Что вы так круто повернули?

– Руслан, мы везде выживем, но ети несправедливости уже опротивели, и мы не хочем терять отца, он больной, из-за каких-то идивотов он может помереть, нам ето неинтересно, и именно мы его просим: или тайга, или Уругвай.

– Вон как. А ты, Софоний?

– Я в тайгу.

– А чем думаете заниматься?

– А чем придётся.

– Молодсы. Данила, сколь надо деняг, чтобы выжить?

– Руслан, мы шшитали: дома построить, завести пасеку, купить скота и необходимую технику – понадобится три милливона рублей.

– Как хошь получить: сразу всё или на расстрочкю?

– Руслан, на расстрочкю. Вернусь с Бразилии, понадобится милливон рублей, и потом в течение четырёх месяцев два милливона рублей.

– И на сколь время просишь?

– На четыре года.

– Вы мне можете там дом построить?

– О, ето была бы радость для нас!

– Ну вот, я деньги тебе займу до 2012 года, а вы мне построите дом.

– Отлично, Руслан.

– Данила, у меня в Алтае в тайге уже есть дом, но не мешало бы и там построить, ето место замечательно.

– Руслан, мы будем рады, что ты с нами. – Он смеётся.

– Вы чичас куда?

– Да в Калугу, у меня появились там родственники – двоюродныя братьи и сёстры.

– Да, интересно, съездите. Данила, завези к нам в деревню Етномир Андрияна с Софониям.

– Да, чу́дно бы показать ребятам Етномир.

– Я завтра буду там, а вас мой водитель отвезёт в Москву.

– Хорошо, Руслан.

– Когда будете ехать с Калуге, слезете на остановке «Балабаново» и позвоните, вас там стретют.

– Хорошо, договорились.

Я позвонил родственникам, сестра Света указала, на какой електричке выезжать к ним, и мы отправились с Киевского вокзала на експрессе. Через три часа нас встретили сестра и брат – Света и Вася. Мы ехали и боялись, не дай бог что-нибудь не так, но, когда встретились, меня всего прокололо: почувствовалось что-то такоя родноя. Я вспомнил моё детство и что-то такоя близкоя и родноя. Поехали к ним, оне живут десять километров от Калуге в деревне, деревню звать Красный Городок.

Приезжаем к ним, нас встречают Светин муж Анатолий, сын Юра, невестка Лена и два внука. Пошли вопросы, ответы. Вася оказался холостой, оне как шесть лет приехали с Киргизстана: тятя 1994-й год был у них в гостях, и оне очень довольны, что тятя нас увёз в те страны́, но им пришлось нелегко. Когда оне приехали из Китаю в Россию, их звали белыми бандитами и за религию преследовали, не дай бог у детей найдут крестик в школе – позор, и родителей выводили на суд и наказывали. В семидесятых годах, когда деда Мануйла приехал к семье, баба Федора была ишо живая, оне были очень рады, что встретились, но от властей не было покою, бабу Федору часто вызывали на допросы и всё допытывались, зачем приехал американес. Но он мало прожил и скоропостижно помер. Когда СССР развалился, в Киргизстане русских стали притеснять и издеваться, тогда русские потянулись в Россию хто куда, но и тут им несладко пришлось. Местноя население их приняли за чужих и называли их каргызами да чурками. Работают оне все в колхозе и возются со скотом, хто дояркой, хто кем. Но оне дру́жны и все вместе построили себе дом, очень экономны, копейкя по копейке – и кирпич, и так строили.

Тут стали подходить ишо сёстры: Маша, Светина сестра, с сыном Пашай, и Валя с зятям и дочерью, потом подошли Гордеевы Надя, Аня и Люба, все моего возрасту, хто младше – тоже родственники, но уже троюродныя. Надя занимаются цветами, ростют и возют на рынок, но милиция их гоняет, оне обижаются, кавказсы дают взятку милиции, их не трогают, но русских бабушек гоняют. Всё везде кругом несправедливость, и наше ро́дство нас дурачут, что мы приехали в Россию. Мы почти всю ночь провели в разговоре, пришлось и наплакаться. Как мы рады, что встретились! Да, ето родные и простые. Я тятю вспомнил, что он рассказывал. Оне были очень дру́жны, и теперь вижу: ето правда, у нас с ними сходство есть. Утром мы собрались уезжать, оне не отпускают, но я объяснил мой компромисс, и завтра вылетаю в Бразилию.

– Но не заботьтесь, теперь будем обчаться чаше. А скажите, как вы узнали, что мы в Белгороде?

Света говорит:

– В новостях на Первым канале, ето было на конференсыи, ты сказал: родился в Китае, вырос в Аргентине, женился в Уругвае, живёшь в Белгороде, звать Зайцев Данила. Ты похож на дядя Терентия, мы знали, что у дядя Терентия есть сын Данила, вот и мы решили, что ето ты.

– Но молодсы, что признали.

Мы от них уехали очень рады, Андриян и Софоний сказали:

– Каки́ оне милыя! Да, ето наша кровь, и чу́дно, какоя ощущение родноя, как будто всегда знались.

Я забыл: и старший брат Яша был тоже, он недавно с Киргизстана. Но почему оне не могут получить гражданство? Уже шесть лет бьются за ето. А каки́ звёзды-футболисты приезжают, им гражданство автоматом, и хто с деньгами, покупают гражданство, а переселенсам нету. Вот и разберись, кака́ справедливость. Мня удивило, как оне заботются, чтобы их научили молиться и всё соблюдать, все заповеди. Мы им посоветовали пойти к поморсам в Москву, но и показали, как молиться по псалмам.

Взяли електричкю, поехали до Балабанова, позвонили Руслану, нас встретили, и поехали в Етномир. Да, у Руслана с каждым днём строительство растёт, и движение туристов боле и боле. На днях было сто сорок послов с разных стран, и Руслан ведёт до́говор со всеми страна́ми. Да, проект великолепный, Андриян с Софониям тоже ахнули и похвалили Руслана. Да, ето деревня всемирной культуры и дружбы, мыслей и знакомства.

– Ну, Руслан, восхитительно, молодес!

Мы всё прошли, посмотрели, и нас водитель отвёз в Москву. С Русланом мы встретимся в Бразилии, билеты у меня на руках.

– Андриян, мы ошибку сделали. Мне-то вылетать, а вы бы погостили у родственников.

– А мы и не догадались.

– Но можете и вернуться.

– Но уже нет, – Андриян возразил, – надо готовиться в Сибирь.

– Ну, сам знаешь. Смотри хороше́нь за всем.

В Москве я их оставил в квартире, а сам позвонил Вадиму Сергеевичу Якунину, он ответил:

– Ждём, Данила Терентьевич.

Я сразу же отправился, прибываю, меня пропустили, ну вот встречаемся, Вадим Сергеевич заводит в кабинет и показывает експертизу и объясняет:

– Вам дали продукт старый, в муке нет проблемы, хоть и ста́ра, но повлиять не могло на организм, но вот масло – тут в шестьсот раз больше грибков, вот ето повлияло на организм.

Я Вадима Сергеевича поблагодарил, взял експертизу и пошёл. Вот тут я был не сам в себе. Значит, вот какая бывает государственная гарантия! Бузычкин, да будь ты проклят! И чем тебе мешают переселенсы? Так поступить! Мы едем не политикой заниматься на родину, а спокойно жить себе и работать. Ох оне идивоты! И бедный наш губернатор ничего не знает, так и не допустили до него.

Звоню Москвину.

– Виктор Александрович, вы на месте?

– Да, Данила Терентьевич. Вы в Москве?

– Да, завтра вылетаю в Бразилию. Виктор Александрович, у меня к вам просьба.

– Заходи, Данила Терентьевич.

– Чичас зайду.

Захожу к нему, показываю експертизу.

– Да, – Виктор Александрович пособолезновал и спросил: – А губернатор знает?

– К сожалению, нет.

– Да, надо обратиться к нему.

– Но не допускают.

– Данила Терентьевич, всё будет хорошо. Когда вернёшься, разберёмся.

Я рассказал и что настроил Василий.

– Да, ето сурьёзно, ето непорядошно – показывать себя такими. Ну ничего, всё проидёт.

Я ушёл расстроенный. Друг ты мой! Я тебе не сознался, что всё бросам. Знаю, что всё теряю, и Бузычкин тоже предупредил: «Ежлив всё бросишь, знай, что всё тебе закроется раз навсегда во всей России». Да, я ето понимаю и знаю, что теперь нам будет нелегко. Но и знаю, что сделаю своим старообрядсам добро, пе́рво будут проклинать, но, когда разгадают, будут благодарить, хоть и некоторы поедут, но сразу поймут: матушка-родина не в состоянии нас принять, а может быть, и не будет и никогда. Я психологию чётко знаю наших старообрядсов, поетому лучше выключиться, и всё переселение затихнет. Мне стало жалко всех друзьей: Москвина Виктора Александровича, Лидию Ивановну, Поздоровкина Владимира Георгиевича, Белова Димитрия Вадимовича, Лукина Владимира Петровича, губернатора Савченко Евгения Степановича, пресидента Медведева Димитрия Анатольевича, премьера Путина Владимира Владимировича. У них проект добрый, но с нём трудно, придётся бороться. Вот когда новоя поколение нарастёт, тогда что-то можно ожидать.

Звоню Поздоровкину Владимиру Георгиевичу:

– Ну что, каки́ новости?

– Да, Данила Терентьевич, мы организовали поездку. Вы когда вылетаете?

– Завтра в четырнадцать часов.

– А можете сегодня забежать?

– Да уже поздно, но я забегу прямо чичас.

– Хорошо, я пропуск приготовлю.

Я немедленно в МИД, мня уже ждали.

– Данила Терентьевич, тут одна новость. Одна организация, благотворительный фонд под названием «Екоград», оне вами заинтересовались, вот ихней телефон.

– А может, понадобится. – Я взял. – Ну и хто едет с вами, Владимир Георгиевич?

– Да мы едем, Роструд, по образованию – ну, словно, пять органов. Данила Терентьевич, а сколь будет старообрядсов?

– Думаю, свыше сто.

– Да, ето хорошо.

– Владимир Георгиевич, я отказываюсь от представительства.

– А почему, Данила Терентьевич?

– Сердце больноя.

– А теперь как?

– Я на конференсыи всё передам Павлу Иванову.

– Как жалко. Ты опытной, Данила Терентьевич.

– Ну, что поделаешь…

– А как у вас там в Белгороде?

– Да проблемы.

– А что?

– Да всё пройдёт.

– Ну что, стретимся в Бразилии?

– Да наверно так.

Я ушёл, думаю: ну вот, повезло, нихто не едет из вышних органов.

Еду в квартиру:

– Ну что, ребяты, вам пора на поезд.

Я звоню в благотворительный фонд и представляюсь, со мной обходятся очень по-грамотному и ласково, и назначили встречу на Курским вокзале через час. У ребят билеты были куплены.

Встречаемся. Человек лет шестьдесят, представляется: Караваев Николай Михайлович, пресидент «Екограда». Я тоже представился, пошёл разговор. Он предлагает земли, строительство, и все проекты огромныя на все вкусы, что все его знают и государство его поддарживает. Ето проект строительства нового поколение, городки от пять тысяч до пятнадцать тысяч население, вся инфракструктура, университеты, магазины, спортивныя развлечение, поликлиники – словно, что хошь, всё в етих городках будет, и всё связано с екологияй. Требуются производители чистого продукта, и на нас, старообрядсов, большая надёжда по истории.

– Хорошо, мы подумаем. Я завтра вылетаю в Бразилию на конференсыю и шестнадцатого буду в Москве, тогда снова стретимся и обсудим.

– Хорошо, договорились.

Я пошёл провожать ребят.

– Ну что, как вы поняли етого человека?

– Тятя, я ему не верю, ето обман.

– Да, вы правы, тут что-то не то, но я разберусь. Но, Андриян, езжайте домой, собирайтесь, и уже свидимся в Абакане двадцать первого числа. Всё поручаю на тебя. Ну, с Богом.

Мы крепко обнялись, поцеловались, и оне тронулись. Да, Андриян конкретный стал. Как ни говори, а возмужал, и тюрма его изменила в хорошу сторону, ну и слава Богу.

На друго́ утро звоню Ольге Геннадьевне Ровновой, мы с ней встретились на Киевским вокзале.

– Ну и как твоя поездка в Бразилию?

– Ой, Данила, замечательно, везде побывала, везде хорошо приняли, но синьцзянсы – ты прав, Данила, – оне боле прошше и ласковея. Но я съездила хорошо, замечательны Ивановски.

– Да, вы правы, Ольга. Ну вот, я сегодня вылетаю в Бразилию на конференсыю.

– Да, ето замечательно. Данила, я у вас была в гостях, когда ты уезжал в Южну Америку.

– Да, я знаю, молодес.

– Данила, твоя семья замечательна.

– Спасибо, Ольга.

– Ой, какой Ванюшка чу́дный! А Мастридия! Да все, но мне всех боле понравился Софоний.

– Да, понимаю, он у нас особый.

– Ну и как у вас дома?

– Ольга, лучше не поминай.

– А что случилось? – Я всё ей рассказал. – Боже ты мой, но и что ты теперь думаешь?

– Мы собрались уезжать в тайгу.

– Ух ты, ничего себе! Так круто?

– А больше у нас выходу нету.

– Данила, прошу тебя, пиши книгу.

– Ольга, не вы первы просите, чтобы написал, но, наверно, придётся, у меня жизнь вся в приключеньях.

– Давай пиши.

– Давай я подумаю. Ну, Ольга, прощай, я на аеропорт.

– Данила, вернёшься – звони.

– Ну, прощай.

– Счастливого пути.

Я Лидии Ивановне не стал звонить, знал, что она обижена осталась, но ето не моя вина, и как ей всё рассказать? Она подымет шум, а он не нужон, пускай лучше я буду виноват во всём.

На аеропорте я ишо раз позвонил Картавенке, он взял трубку, узнал мой голос и спросил:

– В чём дело, Данила Терентьевич?

– Я вас просил встречи с губернатором, но вы не допустили, а ето было очень важно. Теперь уже поздно. Нас отравили и все до́говоры перервали, но до губернатора не допустили. Мы всё бросам.

– Данила Терентьевич, вы что, всё срываете?

– Не мы срываем, а Бузычкин всё сорвал.

– А как посев, техника?

– Пускай Бузычкин теперь сам расправляется.

– Но вы же деньги вложили.

– Ничего нам не надо, всё ето передай Евгению Степановичу, и простите нас за всё, мы етого не желали родине.

– Да, Данила Терентьевич, ето странно.

– Для вас да, для нас – нет.

– Когда вы можете зайти?

– Уже поздно, я на аеропорте, вылетаю в Бразилию, а обратно прямо в тайгу в Сибирь.

– Ну что, сам знаешь.

По словам понятно, что Картавенко растерялся. Ну что, теперь будут сочинять историю против нас.

 

21

Прилетаю в Бразилию, захожу в контору к Павлу Сидоровичу.

– О, Данила, здорово живёшь!

– Здорово, свояк!

– Как прилетели?

– Да нормально.

– Ну и как у вас там в Белгороде?

Я ему кратко рассказал, а про Василия подробно рассказал, он мне ответил:

– Да, Данила, деда Фёдор говорил всегда: «Хто занимается со скотом – у того усы в масле, а хто занимается народом – у того лицо в крове́». Всем не угодишь, а харбинсы сам знаешь каки́.

– Да, свояк, ты прав. Но я от всего отказываюсь, и мы уезжаем в тайгу, а представителям прошу тебя.

– Данила, нам и здесь хорошо. Мы здесь привыкли, у нас здесь хоро́ша дружба с властями и с местным населением, а предлоги будут хоро́ши – посмотрим, нам пора подумать и про внучат. Но что-то мало надёжды на Россию. Им не нужно про своё население, а нас сманивают. Все страны как страны, а в России всё не так, там ничего не понятно.

– Да, Павел Сидорович, вы правы. Я никому бы не поверил, но сам на себе всё испытал, и не каюсь и дедов поминаю.

– Ну что, представительство я беру на себя, а переселение – пускай хто как хошь.

– Павел, правильно поступаешь. Но у вас как организация?

– У нас всё в порядке. Гостиница готова, зал конференсыи тоже. А сколь их будут?

– Человек десять, не боле, с Русланом, и с нём юрист.

– Ну, хорошо, отдыхай, вечером поедем в деревню.

– Павел, я тебе всё рассказал, но больше никому не буду рассказывать.

– И правильно, у каждего голова на плечах.

Вечером приезжам в деревню, сходили в баню и пошли молиться, уже молились. После службы вопросы:

– Как Россия?

– Хорошо.

В воскресенье стали подъезжать с разных деревень и с разных стран. В Масапе сегодня свадьба: Александр женит сына с Уругвая, значит, на конференсыю не попадёт. С Масапе приезжает Софрон Килин, с нём Василий Мартюшев с Боливии. Обои богаты, стали подсмеивать, я посуровел, оне поняли, сразу изменились и повели себя завсяко-просто. Я вообче стал обращаться с народом по-разному: с простыми по-простому, а с идивотами по-идивотски. Ивановски сегодня принимали гостей и угощали, жарили мясо, варили пельмени, всяки разныя шанюжки, и вино подавали.

В понедельник седьмого звонит Руслан с аеропорта, машина уже там, а из МИДа их забрало посольство, и везёт консул. В четырнадцать часов приехали Руслан с Таняй, я их со всеми познакомил, и тут следом подъехали с посольства две машины. Их всех посадили за стол, накормили, повезли показывать жнитво и посев, так как здесь два урожая в год. Жнут соявы бобы и сеют кукурузу, урожай нонче хороший. Некоторых гостей прокатили на самолёте, весь режим работы показали. Оне все уже уставши, их отвезли в город в гостиницу. Завтра в четырнадцать часов начин конференсыи. Поздоровкин спросил:

– Данила Терентьевич, как идёт организация?

– Отлично, Владимир Георгиевич, едут и едут с разных деревень и стран, и будет свыше сто человек.

– Отлично. Ну, завтра свидимся.

– Да, езжайте отдыхайте.

Но до меня донеслось, что тесть с тёщай уже разнесли, что я за всех деньги получил и их бросаю. Но тут и оказался Петро, Агафьин муж, он уже приехал из Канаде. Он подходит ко мне:

– Ну как, свояк, как у нас там?

– Я отказался от всего.

– Как так, почему?

– Ты сам видел, что строил Василий, и он пересилил. Тесть с тёщай с нём.

– Да будь он проклят! А как с нём работать?

– А вот как хочете.

– Свояк, с тобой можно работать, ты прямой и доступный.

– Петро, надо было думать раньше. Ты тоже не прав. Ты приехал, не приехал – и пошёл по девушкам. Тебе что, жены не хватат?

Он завилял, заотпирался, я не стал настаивать, дал ему копию проекта и сказал:

– Вот что теряете. А тут уже слухи идут, что я за всех деньги получил.

– Свояк, но ето же неправда.

– Да, ты хорошо знаешь, что неправда.

– Да, ето мамонькина работа.

– А вот как раз-то и ошибаешься, Петро, ето тестява работа.

– Не может быть!

– А вот хороше́нь разберись. Где, когда он был виноватым?

– Нет.

– Вот и именно. Он вечно прятался за чьи-то подолы́, но ето раскрыли внучаты. А Василий – ето шахмат.

– Свояк, а теперь как мы?

– Петро, ето не моя вина. До каких пор я буду страдать? Хватит.

– Свояк, ишо поговорим.

– Петро, не о чем говорить.

В понедельник вечером собралось у Ивановых множество народу, толковали обо всем. С Масапе со свадьбе многи приехали, и свояк Ульян Мурачев, Фадей Мурачев, Моисей Барсуков с Боливии приехали. Ульян стал спрашивать, что у нас случилось. Я ему ответил:

– А что рассказывать? Тестю боле веры, я предатель и масон. А ты к тестю поедешь – то будешь дурак.

Он мне ответил:

– Мы едем не к ним, а к своему ро́дству.

– Ну, сами знаете.

– А вы куда?

– Про нас никому не нужно, мы народом не нуждаемся.

Я за весь вечер старался умолчать. Вижу, что переселение прекращается. Было бы всё справедливо, да рази я дал бы такому поводу? Творись воля Божья.

Во вторник восьмого в четырнадцать часов зал забили конференсыи старообрядсами, но половина не приехали, но российсы ето не поняли, ну и хорошо. На заседание меня пригласили, я публично отказался и указал на Павла Сидоровича:

– Он берётся за представительство.

Его проздравили и посадили за столы, я сял с публикой, но в первым ряду. Конференсыя мне не понравилась, как-то не клеи́лось, и наши как бараны перебивали и задавали детския вопросы. Конференсыя к восемнадцати часам кончилась ни с чем, никакого результату. Да разве я до етого допустил бы, я знаю, что добился для старообрядсов. Но как Россия не готова принять старообрядсов, я промолчал. И Поздоровкин знал, что в Москве я добился, но он не понял, в чём дело. После конференсыи Поздоровкин обратился ко мне:

– Данила Терентьевич, где переселенсы?

Я указал на Мурачевых, оне стали обчаться, и все пошли из зала. Тут подходит Калугин Яков и приглашает в гости меня с Русланом, Руслан пообещался.

Нас Павлов сын повёз к Якову. Приезжаем туда. Боже ты мой, тут полная гулянка: шашлыки, пиво, вино, и вся молодёжь молодожёнов здесь. Мы с час посидели, собрались уехали. Павлов сын выбрал место на спокойным месте, мы сяли, спокойно пообчались.

– Ну что, Руслан, что ты понял?

Он хохочет:

– Данила, староверам весело!

– Да, ето так. Но что ты понял?

– Да им и здесь хорошо живётся.

– Да, ты прав. Ты помнишь, что я тебе говорил в Москве? Ради Родионова и Бузычкина я не хочу заниматься переселенсами, всё ето обман.

– Да зачем их трогать, оне и здесь хорошо живут.

– Нет, Руслан, вы не правы. Что ты чичас видал – ето са́мы развратные, тут не было ни одного воздоржного лица и не будет. Но знай, что переселение не будет.

– Данила, тебе виднея. И тут свобода, а у нас – сам узнал.

– Руслан, зачем ты всем визиток надавал?

– Пускай звонют.

– Будешь каяться.

– Данила, мы летим в Перу и в Еква́дор на неделькю.

– Хорошо, а я четырнадцатого вылетаю обратно. Руслан, а наш до́говор в силе?

– Да, Данила. Вернёшься в Москву, зайди к Владимиру, он выдаст тебе милливон рублей на начин, а когда надо будет – приедешь.

– Хорошо, Руслан, счастливо прокатиться по Южной Америке и доброго возврату.

– Данила, тебе доброго начину. – И мы с нём расстались.

Утром проводили всех, я дождался четырнадцатого числа и вылетел обратно.

 

22

В Москве я сообчил, что приехал. Дома всё в порядке, Алёша всё с себя снял и перевёл на АПК, наши все готовы, грузют фуру, меня послали вперёд, чтобы приготовил, где устроиться временно. Я взял билеты в Абакан, через два дня выезжаю.

Позвонил Ольге Геннадьевне, мы с ней встретились, я сообчил о переселении, что всё прекращается и через два дня отправляюсь в Абакан.

– Ну, Данила, замечательно. Данила, пиши книгу.

– Да, Ольгя Геннадьевна, думаю начинать.

– Ну вот молодес, я помогу тебе редактировать и перевести на английский и на испанский.

– Но тогда берусь писать. Конечно, ето скоро не будет, пе́рво надо построить дом, обустроиться, и тогда нашну.

– Пиши, Данила, пиши, я надеюсь, у тебя получится.

– Да я сам знаю, что получится, тут ничего не надо придумывать, а весь факт.

– Ну и вот тем боле. Ну, Данила, доржи меня в курсе.

– Да, Ольга Геннадьевна, не беспокойся.

Я зашёл к Руслану в офис, Владимир выдал мне милливон рублей, и я отправился в Калугу. Думаю, подожду до отъезду у Свете с Васяй. Приезжаю к ним, оне радым-радёхоньки. Как оне жалели, что Андриян с Софониям не остались погостить! Я-то улетел, но оне-то остались. Я тоже ето помянул, ну что поделаешь – ошиблись.

– Но как теперь так далёко уезжаете!

– Да вы что, при такой текнологии – и далеко? Ничего подобного, будем встречаться, приезжайте к нам в гости.

– Что ты, как, к вам так далеко!

– Да вы что, взял поезд – да и в Абакан, а там к нашему директору, а он вас отвезёт до нас.

– Да, а хто знает, а может, и придётся поехать.

– Ну вот и молодсы.

– Ну, тогда дай адрес.

– Очень просто. Берёте билет до Абакана, в Абакане идёте на автовокзал, едете в посёлок Шушенское, а там улица Заповедная, дом семь, спросите про Рассолова Александра Григорьевича, ето наш директор, он вас довезёт до нас.

– Ну, посмотрим.

– Да не робейте, будьте посмелея.

Тут пришли Надя, Аня, Люба, стали просить, чтобы научил, как молиться. Я стал учить, помолились, всё рассказал, научил, оне коя-что записали. Да, бедняжки, не знают, куда податься, душа просит духовности, но негде её взять. Оне ходили в разные храмы, но везде холо́дно. Даже в однем месте случилось так. Валя пошла каяться к священнику-никониянину, за двести рублей успела сказать пять грехов, и он ответил: «Всё прощаю». Значит, сколь рублей, столь и грехов, и хто ты такой – прощать грехи, прощает толькя Бог. У Любе Рома больной, сразу видать, что не жилес, у него туберкулёз запушшённой, долго не проживёт, всего сорок два года, двоя детей – сын и дочь. В России больницы не работают, а толькя на тот свет отправляют, деньги есть – будешь жить, деняг нет – помирай. У Вале тоже что-то с горлом: говорит еле слыхать, врачи ничего не признают или не хочут признавать. Света молодес, она всем руководит и весь порядок ведёт. Оне сами рассказывают:

– Бывает так: как загулям, она как крикнет, всех разгоня́т, и порядок.

Но оне все довольны. Маша тоже енергична, но у ней муж Володя запивается. А вот Вася – ето холостяга, ему сорок восемь лет. Он, когда был молодой, сходился с одной девушкой, но мать девушки не давала жизни, он раз её выгнал, и девушка ушла с матерью. Он её жалел и даже хотел убедить её, но, когда увидел её с другим, она ему опротивела, и он больше не женился и остался холостым навсегда. Многи его сватали, но он не решил, но зато водился с племянниками, и оне его любят. У нас с нём что-то есть такоя близкоя, и мы обои с нём козероги. Я чувствую, нас жизнь свяжет.

Я у них погостил и отправился в путь. Семья выехала за мной через сутки.

 

23

Я приехал в Шушенское, Рассолов Александр Григорьевич дал нам полгостиницы, и мы с ним договорились: как толькя ребяты подъедут, отправить их в заповедник достроить дом, матерьял весь готовый и фундамент тоже. Мы с нём поехали в Ермаковский район, чтобы прописаться. С нас данны взяли, и на другой день сказали Рассолову Александру Григорьевичу:

– Зачем тебе таких людей, оне бросили Белгород. – И не стали приписывать.

– Вот тебе и Бузычкин. Он сказал: «Всё вам отрежем».

Но Рассолов сказал:

– Не беспокойся, Данила, всё будет хорошо. Я пропишу вас в гостинице, а когда придут ваши бумаги, тогда оформим в заповедник.

Тут и наши семьи подъехали, ето уже двадцать первое февраля 2009 года, но наш груз ишо не пришёл, он должен быть уже здесь. Звоним, не можем дозвониться, звоним в компанию, оне взялись их разыскивать. На другой день сообчают: толькя через два дня будут, машина сломана. Ну, пришлось ждать. И мы готовились и брали, что нужно в тайгу. Взяли малый трактор пятнадцать лошадиных сил японской – огороды копать, лесопилку походную, топливо, тёплу одёжу для всех, инструменту, продукту. Тут пришёл груз, и тут стало понятно: наши водители прогуляли, морды заплыты. Мы разгрузили машину и стали грузить на Рассоловы машины и возить в Усинск, а там на вездеходе шестьдесят шесть кило́метров по речке Ус до Ак-Хема. Наше местожительство не в заповеднике, а в зоне охраны, и наш лог называется Ашпан. Вся ета зона когда-то была тувинска, и тувинсы негодуют на русских, и оне вои́сты. Ето мусульманы, у них всегда нож в ходу.

Пе́рво уехали ребяты, потом через две недели уехал я. Снег нача́л таять, я взял с собой генератор и палатку большую шесть на шесть, солдатску, Ларивонку взял с собой.

Приехали на место. Андриян, Георгий, Софоний, Никита и Коля Тютюков уже строили дом, я стал помогать. Когда докончили, мне Рассолов Александр Григорьевич предложил построить времянку возле них. Я не захотел, но решил поставить палатку в нашим логу. Натянули палатку, поставили каменку, стало тепло. Мы стали расчишать всю ограду и дрова готовить. Снег растаял, дни стали тёплы, но ночами холодно, приходилось ставать ночами и подбрасывать дров в камин. Тут и наши семьи подъехали на воздушной подушке.

Лёд на реке ишо стоял, но багульник уже зацвёл, и запоявлялись разныя цветочки. С каждым днём стало красивше и красивше, стала распускаться лиственница и берёза, речкя стала таять, и пришла Пасха. Была большая радость. Пасху молились у Андрияна. Георгий с Еленой жили возле Рассолова дому, домик был простой и тёплый, было весело и дружно. Рассолов Андрияну дал винтовку и строго наказал: «Когда мяса нету, можешь сходить на охоту, зверю много, но толькя по нужде», и чтобы нихто не знал, окро́ме его. Также и рыбу мне наказал: «Ловите толькя по нужде». Мы его за ето поблагодарили и всегда берегли ето слово. Андриян на Пасху убил козерога, нам мясо понравилось. Андриян, Георгий, Коля жили на Ак-Хеме, а мы пять кило́метров от них, но плавали на лодке.

После Пасхе стали чистить для огорода и пахать, садить, но нам несладко пришлось. Мы мёрзли: всё лес, солнышко не прогревает, ночами в палатке теплея, чем днём на улице. Мы поставили лесопилку и стали пилить доски и брусьи и строить летную кухню. Лес пилить нельзя, но нам повезло. Когда-то СССР пилили лес и оставили много брёвнов, вот мы и выбирали, который не гнилой, и етим строили. Мы живём на водохранилище, и за зиму сбывает до сорока метров воды. Наша речкя Ус весной обыкновенная речкя, но с первого мая начинает набирать воду, то тридцатого июня уже наша речкя уже водохранилище, а тридцатого сентября уже полный набор. Всё ето интересно, круглый год меняется всё.

Ну вот всё зацвело, распушистилось, красота, аромат, а воздух – ето рай. Возле нас речушка течёт метров семь – девять, в колено глубжины, ето и есть самый Ашпан. Когда-то возле Барилоче, в путь Больсон, я сидел на таким ключе и мечтал: вот на каким ключе бы пожить! Вот и мечта сбылась. А кислород – ето не то слово. Я с тридцати трёх лет потерял сон, а тут как убитый сплю. Марфа и то стала удивляться:

– Откуду у тебя взялся такой сон?

– Я и сам не могу понять, всегда спал толькя с лекарством, а тут на́ вот тебе – засыпаюсь.

Пришло время садить картошку, мы выбрали место, где не доходит вода водохранилища, и Абрикосов подсказал: «Нонче на одну метру будут набирать меньше воды». Но мы выбрали, где вообче не затопляло, и посадили одиннадцать мешков. Но и капусты, луку – да, обчим, всего. Для Руслана выбрали на очень красивым месте. Да, ето ему понравится, ето вообче редкость. Андриян тоже выбрал себе лог против нас, Георгию понравилось в нашим логу, но дале внутри кило́метра два. Да, очень красиво. У него мечта достать отца и братьяв. Ну что, помогу, парень добрый и воздоржный, я его сполюбил как родного сына и вижу, что Елена старается ему угодить во всем, за ето молодес, дай бы Бог, всегда так было бы.

Летнюю кухню уже достраивать стали, я собрался поехать подыскать пасеку, машину шестьдесят шестую вездеход, коров дойны́х, коня и трактор ДТ-75 на гусеницах – лес возить, а то маленькяй трактор не тянет, ну и с Русланом поговорить. Всё мы ето решали с Абрикосовым, Рассолову нет время, а с Абрикосовым Владимиром Фёдоровичем мы стали хоро́ши приятели и часто с нём совещались. Он нам всё подсказывал где, как, чё, что брать, что нет и где дешевле, а что у него брали в магазине, и он нам оставлял по стоимости по закупке. Я выехал в город с нём на лодке-быстроходке.

Звоню Руслану, рассказываю про новости – и для его дом, он отвечает:

– Данила, приезжай, тут поговорим.

– Руслан, не раньше двух недель.

– Ну, как сможешь, приедешь.

Рассолов Александр Григорьевич тоже посылает в Белгород выписаться и попросить УФМС, чтобы выслали все документы в Красноярск, «и толькя тогда могут оформить вас здесь». Ну что, хорошо, надо дома кое-что поправить и отправляться в Москву и в Белгород.

Абрикосов Владимир Фёдорович нашёл нам машину-вездеход за сто сорок пять тысяч рублей, ДТ-75 за сто двадцать тысяч рублей и пчёл, кажду семью с магазином по десять тысяч рублей, по нашим ценам ето очень дорого, да всё здесь дорожи́знь. Я домой вернулся, поправил, что не хватало, стал собираться в Москву.

Никита с Ларивоном часто ловют рыбу, ловится хариюс, линок, окунь, сорога, лещ, щука, вчера поймали одну щуку на 15,800 кг, ето здорово.

Я поехал в Москву.

 

24

Приезжаю в Москву, захожу к Руслану, всё ему докладываю с радостью. Он выслушал и говорит:

– Данила, я пообещал как другу тебе помогчи, но сам видишь – кризис. Народ сократил расходы в десять раз, увальнивают с работы, компании закрываются, но я слово сдоржу, могу ишо занять милливон рублей, но не боле.

– Руслан, а дом тебе?

– Данила, я отказываюсь от дома, у меня хватает расходов.

– А как до́говор, всё изменится?

– Я займу ишо милливон, и сделаем договор до 2012 года.

– Ну что, сам знаешь.

Он до́говор приказал сделать, и в до́говоре указал вернуть сорок одна тысяча евров 30 апреля 2012 года, а те три милливона, что подарил, оставит на мою совесть. А первый до́говор был на те три милливона построить ему дом. Да, жалко. Теперь у нас пять милливонов рублей и билеты, что он оплачивал, Якуниным два милливона рублей, губернатору милливон рублей, всех получается восемь милливонов сто тысяч рублей, да ишо брату Степану сто тысяч долларов, что Илюшка обманул. Да, как ето отдать? Ето всё стретит на тем свете. Посмотрим, чем можно заняться в Сибири, и расшитываться с долгами. Но Руслан обошёлся как-то странно, первый раз вижу его такого замкнутого. Я ушёл от него в заботе.

Позвонил в МИД Поздоровкину Владимиру Георгиевичу, он ответил:

– Данила Терентьевич, где вы потерялись? Вас вся страна ищет.

– Мы уехали в Сибирь.

– Ты можешь зайти?

– Да, конечно, чичас же.

Я пошёл в МИД, всё Поздоровкину Владимиру Георгиевичу рассказал, что у нас случилось и почему я странно вёл себя в Бразилии. Он всё ето записал, конечно пожалел, пожелал нам удачи, и я отправился в Белгород.

Утром в Белгороде пошёл в УФМС, но тут всё изменилось: переселенсов оформляют в другим месте. Я стал звонить моему контакту Беспаловой Елене Николаевной, может ли она меня принять, она ответила хладнокровно: ей некогды, она идёт на совещание. Думаю: ого, вот оно как делается. Но я прихожу на тот адрес, где оформляют переселенсов, и добился поговорить с чиновником, ето лицо незнакомо. Я рассказал, хто я и откуду, и нам нужно перевести наши документы в Красноярск.

– Пожалуйста, помогите.

– Так, значит, вы и есть Зайцев Данила Терентьевич?

– Да.

– Что с вами случилось?

Я ему кратко рассказал и почему уехали в тайгу. Он мне ответил:

– Подожди, я чичас решу всё.

Он ушёл, я задумался, что ето такоя. Минут через пятнадцать приходит, за нём Алла Димитриевна.

– Данила Терентьевич, как у вас дела?

– Да всё нормально.

– Покинули нас?

– Да, пришлось.

– Ну что, желаем вам успехов, Данила Терентьевич. Когда освободитесь, зайдите, вот контора напротив, вам всё оформют.

– Алла Димитриевна, большоя вам спасибо.

– Да не за что, Данила Терентьевич, – и вышла.

Чиновник закрыл за ней дверь, сял против меня и говорит:

– Данила Терентьевич, мы вас не можем понять. Зачем вы едете суда в Россию? У вас там спокойно живут, а тут вечно непонятно. Мы бы смогли – выехали из етой страны, чичас вышли новыя законы, ишо строже, мы сами не можем разобраться.

– Вот поетому мы и лезем в тайгу.

– Но, Данила Терентьевич, в тайге тоже надо выживать. Ну, желаем вам удачи.

– Я вас сердечно благодарю за откровенность, большоя спасибо.

– Ну что, доброй пути.

– Спасибо.

Я вышел, меня уже ожидали девушки, всё оформили и наказали:

– Етот запрос пойдёт в Красноярск, но там доложна вас оформить принимающа сторона, толькя тогда вам вышлют документы.

– Ну хорошо, большоя спасибо.

Беспалова Елена Николаевна прошла нимо, улыбнулась. Я вышел и задумался. Да, действительно, что-то здесь кроется, много стало понятно. Россия – ето всемирная резерва, она была выключена на сто лет всецело. Не имеешь права даже спилить ни одну лесинку без разрешение. Но об етим будет ниже.

Толькя сам о себе скажу. Нам надо быть крепше и твёрже и хранить своё потомство, чтобы сгодилось для будуща. Да, нелегко, везде дискриминация, смеются, что «бородачи» и «сектанты», но нихто не заглянет в историю, как раньше проживали, тысячелетьи. Но шибко у́мны стали. Я спомнил одного еврея в Аргентине. В 2003 году он мне сказал:

– Мало народ изменился. Сорок лет тому назадь народ ходил с подвязанным платочкям на шее и плётка в руках, чичас одели галстуки и мобильны в руках.

Да, ето факт. Разобраться, чу́дно: для народа борода – ето позор, а мажут харю, показывают задницу и ходют на бесо́вских копытчикав – ето не позор? Превратили человеческий образ в бесо́вский, да ишо конкуренсыя друг перед дружкой. Многи скажут: я с ума спятил, но надо хороше́нь подумать, хто спятил, а я горжусь своёй бородой – по крайней мере Божьяй образ.

Звоню Елене Талгатовне.

– О, Данила, ты где?

– Я в Белгороде. Вы у себя в офисе?

– Да, Данила.

– Можно к вам зайти?

– Да, конечно.

– Ну, я к вам.

– Ждём.

Через час захожу.

– Данила, вы где потерялись?

– Мы очень далеко, в тайге. – И я всё рассказал ей.

– Но почему ты молчал, Данила?

– А потому что не было пользы.

– А как переселение?

– Всё прекратилось.

– Но почему?

– Россия не готова нас принять.

– Ну, Данила, я поражаюсь. Так быстро всё понял.

– Да, пришлось постараться.

– Но а теперь как?

– А помните «Фамилия Ингальс»?

– Да, помню.

– Ну вот ето и у нас получилось.

– И вас ето устраивает?

– Да ишо как! Со зверям легче прожить, чем с человеком.

– Да, чу́дно, Данила. А с Лидияй Ивановной имеешь связь?

– Как уехали – нет, но чичас в Москве свяжусь.

– Она вас потеряла.

– Да, я знаю.

– А ваш тесть где?

– Ничего не знаяю. Ну, простите за всё, Елена Талгатовна, много вам досажали.

– Ничего, Данила, и спасибо, что зашёл.

– Я не мог ето не сделать.

– Вот и хорошо, будет хоро́ша поминка.

– Ну, всего вам хорошего.

– Доброй путь, Данила, и передавай семье привет.

– Обязательно. Пока.

Позвонил Алёше и сказал:

– Я в Белгороде.

– Как дела?

– Да всё хорошо.

– Твой тесть грузют вагон и тоже уезжают, в Приморье. Данила, ты заедешь?

– Нет, Алёша, прости.

– А что так?

– Сам знаешь, очень больно. Сколь я от них перетерпел! Лучше не стречаться, и сердце будет на спокое.

– Ну, и как у вас?

– Слава Богу, всё хорошо. А у тебя?

– Да ничего, мы остались в Кошлаковым, вас вспоминам и благодарим, что научили нас жить, бабушки все довольны, что стали молиться боле по правилу.

– Ну вот и слава Богу. Ну, Алёша, оставайтесь с Богом.

– Данила, вам жить с Богом.

 

25

Я отправился в Москву. Утром звоню Лидии Ивановне.

– Данила, ты где потерялся?

– Я чичас в Москве, еду с Белгороду.

– Ты можешь ко мне зайти?

– Да, поетому и звоню.

– Но жду.

– Да, я чичас.

Прихожу.

– Данила, что случилось, почему молчал, где вы?

– Матушка моя, всё расскажу. – И я всё рассказал.

– Боже ты мой, но почему ты молчал?

– Лидия Ивановна, ты пойми, здесь в России нет никакой гарантии для переселенсов.

– Но мы бы могли обратиться к Лукину или даже к пресиденту.

– Лидия Ивановна, когда структура гнилая, толку не будет, и зачем трогать вышния органы, один шум, а толку мало. Пе́рво надо насадить хоро́ши корни, и тогда ожидать хороший плод.

– Но Савченко же не виноват?

– Да, губернатор тут не виноват.

– Ну и зашёл бы.

– А сколь я раз обращался, но не допустили.

– Боже ты мой, даже так? Но всё-таки напиши ему писмо.

– Да, ето можно, но дойдёт ли до него?

– Но ты напиши.

– Да, я постараюсь.

– Москвин тоже обиделся, как ни говори, он всё ето затеял.

– Да, ето правда, мне его жалко.

– Но ты к нему зайди.

– Да, обязательно.

– Ну и где вы устроились?

– В Красноярске, в Шушенским биосферным заповеднике, в зоне охраны.

– И сколь от вас населённый пункт?

– Триста кило́метров.

– В тайге, там, где Агафья Лыкова?

– Да, приблизительно, но в другу́ сторону, мы от Тувы сто кило́метров.

– Боже ты мой, вы что, как робинзоны?

– Да, Лидия Ивановна.

– И чем думаете заниматься?

– Пасекой, орехи собирать, травы заготавливать.

– И вас ето устраивает?

– Да.

– Ну а власти будут притеснять?

– Вернёмся в Уругвай.

– Даже так?

– Да.

– А переселение?

– Никакого не будет. Лидия Ивановна, помнишь, я говорил: за старообрядсов лягу во гроб, вот поетому всё и парализовал. Ишо не пришло время для переселение, и Россия не в состояние нас принять.

– Ты думаешь? Отлично. Но, Данила, напиши губернатору писмо.

– Лидия Ивановна, я напишу, но получит ли он?

– А ты напиши, а я через Лукина передам.

– Вот ето подойдёт. Ну хорошо, я напишу. Лидия Ивановна, прости за всё, что так получилось.

– Ну что, Данила, что поделаешь.

– Спасибо тебе за всё, Лидия Ивановна.

– Да не за что.

Я вышел, у меня сердце сжалось. Бедная матушка, как она обижена! И на самом деле, она права: сколь она трудилась для нас, и всё впусту. Но лучше пускай так, нежели многи страдали.

Звоню Москвину, он на месте, ждёт меня. Прихожу – сразу видать, обиженный. Я в тот раз много чего от него утаил, потому что ето было не в пользу, а чичас можно всё рассказать, и я рассказал. Но он возразил:

– Данила, у тебя всё хорошо шло, и таки́ бы номера чиновникам не простили бы, ты бы к нам обратился бы. Толькя один бы звонок, и поставили бы контроль с Москвы, тогда бы чиновники исполняли бы наперебой. Но ты поторопился и всё закрыл, и теперь уже поздно.

– Виктор Александрович, я вас обидел, и вы меня не поймёте, за ето простите. Но у меня сердце больноя, и семья не захотела, чтобы я ету лямку тянул, а нет – оне бы повернули обратно в Уругвай.

– Да, Данила, ежлив здоровья сла́бо, ето дело другоя.

– Вот и именно почему я бросил.

– Ну и как вы устроились?

– Да ничего, хорошо. – Я всё рассказал, как и где. – Вот когда устроимся и дом построим, тогда пригло́сим в гости.

– Хорошо, приедем к вам в гости.

– Ну, за всё прости, и спаси Господи.

– Ну, удачи, Данила Терентьевич!

Ну, милый друже, думаю, всё равно ты узнаешь правду когда-нибудь, вижу, что обиженный остаёшься. Знаю, что ты обращался в вышние органы ради нас, и теперь получаешь позор. Прости, друже, прости. Как бы тебе показать на факте? Но я постараюсь ето исполнить. Как мне жалко Лукина Владимира Петровича, очень его сполюбил, а особенно губернатора Евгения Степановича, он мне поверил, и я ему поверил, и знаю, у него ни один проект не провалился, но толькя с нами. Но знали бы, что я невинный. Но, видать, так Богу надо, без Его воли ни одна волосинка не выпадет и не прирастёт. Но матушке России можно помогчи, но надо разобраться, в чём помогчи, толькя чтобы была польза. Ниже покажем, а пока промолчу.