Служители культов заточаются преимущественно на Соловки

Религия есть основа нравственности, основа прав семейственных и фундамент для общественных взаимоотношений.

Вот почему Московские диктаторы, отвергающие всякую мораль, презирающие благородные и возвышенные порывы, разрушающие семейные и общественные устои, ополчились против всех религий, как являющихся серьезным препятствием для их разрушительной работы. Но самое жестокое гонение и суровое преследование направлены против господствующей церкви, РОССИЙСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ.

Много православных архипастырей и пастырей пали славной смертью мучеников от рук палачей Органа Красного Террора ГПУ.

Многое множество православного духовенства, черного и белого, томятся беспрерывно или в заточении на Соловках, или в ссылке в отдаленнейших местах Сибири.

Большевики не оставляют в покое и служителей других культов, религий — магометанской и иудейской. Общепонятно, — ГПУ изъемлет из населения и лишает свободы тех представителей религиозных культов, которые проявляют мужественную стойкость и твердость, обнаруживают непреклонность воли, служат своей благочестивой жизнею жестоким укором нравственно разлагающимся советским гражданам, и которые, не прельщаясь на обманчивые обещания представителей ГПУ и не страшась их угроз, — строго блюдут каноны своего культа. Само собой, в настоящее кошмарное время в России, при всеобщей подавленности духа и угнетенном состоянии, непреклонная стойкость и открытое мужество, проявляемые духовными лицами, вызывают благоговейное преклонение пред ними и они пользуются заслуженной популярностью; и, понятно, с точки зрения ГПУ не терпимы на свободе!..

Лица из духовного мира, широко известные на местах и пользующиеся хорошей, порою красивой, популярностью среди народа, после изъятия их из общества должны быть дальше высланы и крепко изолированы, чтобы не предоставлялось возможности поддерживать с ними связь не столько со стороны их самих, сколько со стороны преданных им приверженцев.

По этой причине ГПУ отсылает в большинстве случаев служителей религиозных обществ в заточение на Соловки, как место самое надежное в смысле строгой изоляции от внешнего мира.

 

Поводы заточений на Соловки духовных лиц

Согласно статьи 19 конституции СССР всем советским гражданам предоставлена свобода совести, и никто не может быть подвергаем преследованию за религиозные убеждения.

Так предусмотрено пресловутой конституцией; кстати, ни одна статья конституции, имеющая практическое применение, в жизни точно не выполняется.

Фактически, в жизни в отношениях властей и религии происходит нечто невообразимое, неописуемое...

Времена страшных гонений на христиан, времена Деоклитиана и Нерона, меркнут перед тем, что сейчас творится в порабощенной России, каким жестоким гонениям и суровым преследованиям подвергаются все верующие в Единого Истинного Бога.

Московские диктаторы поставили целью искоренить религиозные чувства у всех советских граждан, и эту цель упорно и настойчиво проводят, не брезгуя никакими средствами.

Чтобы избежать упреков в нарушении конституции, особенно протестов из заграницы, большевики применяют самые наглейшие и подлейшие приемы лжи и коварства.

Они выдвинули на сцену для борьбы против религии общество «безбожников», которое, якобы, издает безбожную литературу.

На самом деле, общество «безбожников» есть фикция, а средства, притом колоссальные, на издание безбожной литературы отпускает Советское правительство.

* * *

Религиозные преследования в России есть вопрос сложный и многосторонний, мы не будем углубляться в дебри его.

Здесь я отмечу, как ГПУ подтасовывает поводы для лишения свободы духовных лиц.

В большинстве случаев, как известно, ГПУ инкриминирует духовным деяниям контр-революционного характера, как то: агитацию, пропаганду, незаконное собрание и прочее, и приписывает им контр-революционные статьи Уголовного Кодекса, за что и отправляет в ссылку.

Не буду детально разбирать эти инкриминируемые деяния, а предложу каждому самому сделать вывод, что же из деяний духовных лиц можно отнести к контр-революционным, исходя из следующего контр-сопоставления.

Коммунизм и Церковь — две силы, одна другую отрицающие и исключающие.

Коммунистическая партия, ныне правительственная в России, отвергает все религии, глумится над религиозными ритуалами, запрещает насаждение и распространение религий. Духовные лица, наоборот, стремятся насаждать и распространять веру в Единого Бога; удерживают у церкви малодушных и нестойких. Таким образом, при настоящей правительственной ситуации в России они совершают деяния противоправительственные или контр-революционные. Продолжая такое, чисто в духе ГПУ, логическое рассуждение дальше, можно подвести под контр-революционное деяние выполнение церковных обрядов, а некоторые церковные возгласы отнести к числу агитационных.

Какое широкое поприще для ГПУ примазать служителям культов контр-революционные деяния! Оно так и бывает в действительности.

Какое разнообразие и, притом, самых курьезных поводов для ареста духовных лиц и заточения их на Соловки!

Не буду утруждать перечислением их, лишь приведу один характерный случай.

Епископ П. был арестован и сослан на три года на Соловки за то, что, совершая Литургию, во время большого выхода со Святыми Дарами позволил себе произвести возглас: «Архиепископы, Епископы, братии священическаго и монашескаго чина в темницах сущих, да помянет Господь Бог во царствии своем всегда, ныне, присно и во веки веков». ГПУ придралось к этому, признав это как агитацию против Советской власти; арестовало Владыку и отправило на Соловки.

Это был лишь повод, за который ухватилось ГПУ, а причина ссылки другая. Причина — большая популярность Владыки в городе; — во время его служений церковь была всегда переполнена.

Особенно курьезны поводы лишения свободы простых священников. Многим могли бы показаться неправдоподобными. О них и не будем говорить.

* * *

Особенность ссылки служителей культов та, что все они ссылаются лишь на три года, так как фактически никто из них никакой активности в мнимой контр-революции не проявлял.

В первый год моего пребывания на Соловках 1925 г. духовенства всех религий было там в заточении около 200 человек. В числе их было несколько высших иepapxoв христианских церквей: православной — 4 архиепископа: Прокопий, Архиепископ Херсонский и Николаевский, Ювеналий, Архиепископ Курский и Тульский, Илларион, Архиепископ без кафедры (был ближайшим помощником Патриарха Тихона), Евгений, Архиепископ Амурский и Благовещенский; 14 епископов: Василий Рязанский, Мануил Гдовский, Глеб Воронежский, Нектарий, Матфей (живой церкви), Серафим, Платон и другие; 4 архимандрита; католической церкви был прислан в конце 1927 г. епископ, кажется, Минский; далее много православных протоиереев, иepeeв, несколько ксендзов и пасторов; были мусульманские муллы и еврейские раввины.

 

Душевный гнет и моральный кошмар в положении духовенства на Соловках

Раньше я обращал уже внимание на одну особенность коммунистического режима в тюрьмах, на этапах и тоже здесь, на Соловках, — что деления арестантов для размещения по камерам на уголовников и не уголовников у большевиков не практикуется. Все без разбора сгоняются в одну камеру, или в одно ротное помещение, как, например, на Соловках. Если порою происходит сортировка по административным соображениям, то не по признаку преступности, а по признаку «с вещами» или «без вещей» арестанты, чтобы отделить одних от других во избежание воровства.

Для духовенства нет исключения, и они помещаются вместе со всеми прочими; лишь позволяют им группироваться вместе на нарах.

В тех тюремных помещениях, где размещены уголовники, особенно молодое поколение их, так называемая «шпана», постоянно шум, гам, крики, ругань, часто драка, скабрезные рассказы, порнографические песенки и беспрестанно отборная площадная брань.

Если воспитанному интеллигенту такое сообщество приносит нестерпимые страдания, то какой должен быть душевный гнет у лиц духовных, когда они слышат безумолчно вблизи себя отборную коммунистическую брань с присоединением святых имен и названий.

Администрация не только не воспрещает непрерывные ругательства «шпаны», но даже поощряет глумления и издевательства, направленные по адресу духовных.

Чтобы умерить несколько резвость сквернословов из «шпаны», духовные применяют иногда способ приручения их, для чего начинают подкармливать «шпанят», чтобы они лишь не ругались. Этот прием приводил к печальному массовому вымогательству.

* * *

Духовенство отбывает принудительные работы на общих со всеми основаниях.

Здесь следует отметить одно знаменательное явление, весьма яркое на фоне Соловецкой жизни.

Во время разводов никто из духовных никогда не заявлял протеста против назначения на ту или иную работу; никогда не обращался с просьбой о назначении на легкую работу; никто никогда не жаловался на мнимую болезнь, а всегда все шли молча и христиански покорно туда, куда их назначали.

* * *

Если в последние годы моего пребывания на Соловках духовенство заняло, как бы, привилегированное положение по отбытию принудительных работ, то это не ради его самого, или их сана, а потому, что духовенство оказалось самым честным, аккуратным, добросовестным и исполнительным из всех других заключенных-словчан.

Как не тяжело было соловецкой администрации из чекистов признаться, что те, кого они презрительно называли «дармоедами», «обманщиками» и «эксплуататорами» народа и пр., оказались самыми безупречными людьми, но делать было нечего, сама жизнь принудила администрацию к этому.

Дело в том: на Соловках на каждой командировке есть должность каптера (каптенармус), на обязанности которого лежит прием, хранение и выдача пищевых продуктов. Работа по сравнению с другими весьма легкая; кроме того, каптер всегда будет сыт, а изыскание пропитания к скудной казенной пище составляет главную заботу всех соловчан. Вот почему в начале администрация назначала каптерами своих чекистов или бывших сексотов ГПУ. Но что же оказалось на практике? В большинстве случаев через три-четыре месяца у нового каптера обнаруживалась растрата.

Пробовали назначать других; результат получался тот же. Тогда решили применить для этой работы духовенство. И все пошло по-хорошему: никогда нет никаких недочетов; продукты отпускаются всегда аккуратно; нет обвешивания, обсчетов, замены и пр. Все заключенные оставались довольными работой каптеров из духовенства. После первых опытов всех каптеров назначили из духовенства, при том, из старших; так: Епископ Глеб был каптером на Перт-озере, Епископ Василий на лесозаготовках и т. д.

 

Гонение на соловчан-религиозников и запрещение посещений открытых молений

В общем обзоре Соловецкой каторги было уже указано, что при разгроме Соловецкой обители карательным конфискационно-ликвидаторским отрядом войск ГПУ часть престарелых монахов отказалась с мужественной стойкостью покинуть Св. Обитель, заявив опьяненным богатой добычей руководителям чекистам, что они, иноки, потрудились обители десятки лет, некоторые сверх полустолетия (Отец Григорий) и их последнее желание сложить свои бренные останки здесь же, на Соловках, и если их присутствие не желательно, то они умоляют расстрелять их на Кремлевском кладбище.

Из опасений огласки, а отсюда нежелательного шума, чекисты не проявили к ним насилия, а считая престарелых иноков безвредными, ГПУ разрешило им доживать свои последние дни там же, на Соловках, но с непременным условием, что они встанут на работу наравне с заключенными. Они радостно согласились.

* * *

Обращает на себя внимание крайне интересное явление, которое довольно симптоматично с точки зрения истинно верующих христиан в смысле Божественного предопределения.

Из многих тысяч, вернее десятков тысяч, заключенных, отбывающих принудительные работы, надлежит признать при беспристрастной оценке труда, что самыми точными, аккуратными и добросовестными проявляют себя престарелые иноки, которые выполняют всегда с аккуратностью все, что поручает каждому из них УСЛОН. В их работе явно отражается любовь и интерес к делу; как-будто, они выполняют каждую работу для себя лично. И на самом деле, они определяют свей труд по своему, по-монашески: иноки говорят, что они работают не на ГПУ, а по-прежнему состоят в «послушании» у Святой Обители. Они глубоко верят, что грядет время, когда Святая Обитель воскреснет и засияет ярким блеском лучезарной Христианской красоты.

* * *

Наиболее одухотворенный из них отец Григорий, престарелый монах, 81 года, проявляющий пророческое предвидение, пророчествуя в духовном экстазе, говорит: «Святая Обитель по предопределению Божественного Промысла послужила Голгофой страданий Русского народа. Земли Обители пропитаны слезами и орошены кровью невинных людей. На землях Обители погребено многое множество соловецких узников; многие из них прияли славную смерть мучеников за светлое имя Христа.

Наша глубокая вера в том, что Всемогущей Господь, допустивший, чтобы наша Обитель превратилась в арену духовной борьбы между последователями Божественного Христа и клевретами Антихристовой сатанинской власти, предопределил, что свет победит тьму... После низвержения в России слуг Вельзевула наша Святая Обитель послужит памятником духовной победы Христа над темными силами ада. Как ныне Соловецкий Маяк освещает путь мореплавателям, так в последующие века наша Святая Обитель, озаренная победным Божественным Светом Христа, будет путеводным маяком в истории Православной Христианской России...»

* * *

Оставленные на Соловках престарелые иноки обратились с просьбой к ГПУ оставить им для молений небольшую церковь на Кремлевском Кладбище.

ГПУ уважило их просьбу. Да не подумает кто-либо, что ГПУ, нуждаясь в зданиях, проявило такое великодушие. Абсолютно нет. Причина простая, — Кладбищенская церковь окружена со всех сторон лесом крестов и надгробных памятников, — почему утилизировать ее для какой-нибудь цели нельзя, вернее, все-таки, неудобно.

В этой церкви монахи отправляют церковные службы два раза в неделю: в субботу всенощную и в воскресенье обедню. В остальные дни недели престарелые монахи, при всем их желании, не могут собираться для молений так как заняты работой добровольно-принудительной.

* * *

Всем заключенным запрещается посещать церковь во время совершаемых там богослужений.

В этом случае, как всюду и везде, ГПУ проявило обычное свое коварство: формального запрещения посещать церковь нет, это было бы нарушением Советской конституции, но объявлено в приказе, что на право посещения церкви нужно испрашивать разрешения Адмчасти; нарушители этого порядка будут подвергаться содержанию в карцере от 14 дней (минимум) до одного месяца. Конечно, никому разрешения не давалось. Да и мало заключенных обращалось с такой наивной просьбой.

Во-первых, и прежде всего, такому смельчаку сделают отметку в аттестационном листе, что он «подвержен религиозному дурману», а это послужит препятствием к досрочному освобождению. Как это не наивно, но все заключенные мечтают получить досрочное освобождение и всемерно стараются заслужить его своей работой и поведением.

Во-вторых, если обратившийся с просьбой посещать церковь занимает должность, хотя бы незначительную, то его, как социально чуждый элемент существующему режиму, снимут с должности и поставят на тяжелые «общие работы».

* * *

Лишь только в августе месяце 1925 года было разрешено посещать церковь ссыльному духовенству и церковникам. В то время я помещался вместе с ними в 6-ой роте. С какой великой детской радостью и восторгом они встретили это разрешение.

Чтобы понять непреодолимое духовное влечение несчастных узников, их горячие порывы для обращения к небесному Высшему Существу, Всемогущему, Всеблагому, Всепрощающему, Всеукрепляющему, Всеободряющему, для этого нужно знать путем личного общения психологию заключенных, или, более реально, самому побывать в духовно-моральном подавленном состоянии.

Одни из узников устремляют свои молящие взоры ко Всемогущему, Всепрощающему Творцу о прощении им содеянных ими преступлений, если они отбывают кару за злые деяния против ближнего; другие взывают с мольбой к Всеукрепляющему Творцу о даровании им силы, бодрости, здоровья для перенесения всех страданий; третьи посылают горячие молитвы ко Всемогущему, Всесохраняющему Творцу о сохранении оставленных ими дорогих близких родных... и многие другие индивидуальные моления возносятся к Престолу Вседержителя Вселенной.

* * *

Сейчас, в данный момент, с содроганием в душе я переношусь в недавно пережитое и вспоминаю моменты высоких духовных ощущений, которые испытывали соловецкие узники во время богослужений в кладбищенской церкви на Соловках.

Лишь только там, в местах страданий и мучений, можно наблюдать и самому ощущать, с какой искренностью, от глубины души возносятся моления к Господу Богу, с каким уверенным порывом страждущие обращаются к Отцу Небесному, непоколебимо веря, что их голос будет услышан... Какие душу потрясающие сцены происходили во время торжественных церковных богослужений!

Многие молящиеся узники плачут; иногда слышатся рыдания, или раздаются истеричные выкрики...

* * *

Я был сам очевидцем, когда во время пения «Хвалите имя Господне» раздался громкий истеричный женский вскрик: «Боже! за что? за что?». Это выкрикнула заключенная Наживина, жительница гор. Царицына. Ее мужа расстреляли; саму ее сослали на 10 лет на Соловки. У ней остались дома пять человек несовершеннолетних детей, без всякого присмотра кого-либо близких. В довершение всего здесь, на Соловках, чекисты из комсостава вызывали ее в числе прочих «для мытья полов» и, как говорили, заразили ее злокачественной венерической болезнью.

Спрашивается, — изощрится ли человеческий разум, чтобы придумать для нее еще какое-нибудь страдание?..

* * *

После таких моментов глубоких душевных излияний, после духовного общения с Господом Творцом у несчастных узников наступают минуты душевного умиления, смиренной покорности и физического облегчения...

* * *

В России Императорского времени, а ныне в культурных христианских странах, обращено серьезное внимание на религиозно-духовное воздействие на арестантов, признавая, на основании опыта, что духовно-религиозный метод есть наиболее верный в деле исправления преступников.

Ничто так не смягчает сердца, даже закоренелых преступников, как духовное общение с Небесным Отцом Вседержителем.

Лишь нужно уметь воспламенить искру искреннего порыва к такому духовному общению.

В порядке вещей, если большевики не только отвергают метод духовного исправления, но даже препятствуют заключенным на Соловках посещать цервовные богослужения.

Как и все в их разнообразной практике фантастично, так и в деле исправления преступного элемента они применили громко именуемый ими «культурно-просветительный метод»; с этой целью они ввели в тюрьмах воспитателей. Результат их работы весьма плачевный. Советские тюрьмы не исправляют преступников, а лишь озлобляют их.

* * *

Некоторые тюрьмы, и в частности Соловки, представляют для преступного мирa школу по подготовке квалифицированных преступников. Там уголовники путем общения между собой проходят теоретически в совершенстве какое-либо преступное ремесло и с нетерпением ждут освобождения, чтобы применить свои познания на практике.

Общеизвестно, что преступность в Советском Союзе прогрессирует усиленным темпом, преступность не пойдет на убыль до той поры, пока не будет свергнута ненавистная всем Советская власть.

Пока Россией будут править международные уголовные преступники, преступность в стране все более и более будет усиливаться.

 

Ведь, это же аксиома, что преступники не могут исправить преступников

Случаев воспрепятствования посещать заключенными церковные службы и запрещения выполнять религиозные обряды для верующих всех культов было множество. Здесь ограничусь сообщением коротенького факта, бывшего со мной лично.

В августе 1926 года я служил в Соловецком лесничестве, почему имел постоянный пропуск. Этот пропуск давал право на хождение днем и ночью по всему острову. 14 августа по старому стилю, в канун праздника Успения Пресвятой Богородицы, я, закончив лесные работы и возвращаясь в Кремль, вошел в Церковь и отстоял, всенощную. Во время богослужения в притворе, за стеклянной дверью, всегда стоит присланный Адмчасти (Соловецкое ГПУ) чекист. Конечно, как и подобает ему, стоит в шапке (в шлеме), хотя перед ним за стеклянной дверью совершается богослужение. В тот же день поздно вечером пришел за мной в 10-ю роту, присланный из Адмчасти. Быстро спешу, догадываясь в чем дело. Меня ожидает секретарь Адмчасти. Между нами произошел следующий разговор: «Вы, товарищ Зайцев, были сегодня в церкви?» — «Был». — «А кто Вам разрешил?» — «Мне, говорю, разрешения не надо; я имею постоянный пропуск.» — «Это ничего не значит... — Нужно иметь разрешение на посещение церкви, о чем вам должно быть известно». — «Я понимал это иначе, что нужно разрешение на выход за Кремль для посещения церкви, а у меня постоянный пропуск». «Без разрешения в церковь ходить нельзя». — «Послушайте, говорю, товарищ, согласно статьи 19 Советской конституции, всем предоставлено право совести. Как же это так? А по-вашему нужно еще специальное разрешение молиться?». «Да... Вы не забывайте, что здесь лагерь Особого Назначения ГПУ... Имейте в виду, что за посещение церкви без разрешения налагается арест от двух недель и больше. Об вас будет доложено товарищу Васькову» (Это был Гроза на Соловках; заслуженный чекист в прошлом, еврей, на Соловках был начальником Адмчасти — Соловецкого ГПУ, или ГПУ в квадрате). — Возможно, что вас, товарищ Зайцев, посадят под арест». — «Пожалуйста»... говорю. Этим аудиенция и закончилась. В роте, когда мои сожители по камере узнали о причине вызова меня в Адмчасть, высказывали предположение, что Васьков непременно засадит меня в карцер. Многие выражали свое по этому поводу удовольствие, что было бы хорошо и желательно, если меня посадят в карцер за посещение церкви.

* * *

Дело в том, что на Соловках я был известен многим. Многих интересовала моя судьба, — как я превратился из Генерала «Белого» Генерального Штаба, в «краскома» (красного командира) «Красного» Генерального Штаба. Многие знали о моей истории добровольного возвращения в Советский Союз и о том, какую комедию разыграли со мной и Наркоминдел, и РККА, и, наконец, ГПУ, запрятавшее меня на Соловки. Многие считали меня добровольным страдальцем, приехавшим добровольно отбывать каторжные работы.

Конечно, арест меня за посещение церкви вызвал бы много разговоров, весьма неблагоприятных по адресу Соловецкой администрации.

* * *

На следующий день, в день Успения Пресвятой Богородицы, я поступил вызывающе демонстративно: обойдя участок лесных работ, отправился в церковь к обедне. И что же? Аресту меня не подвергли. Через два дня отобрали у меня постоянный пропуск под тем, якобы, предлогом, что нужно положить визу на новый сентябрь месяц; но пропуска так и не вернули мне. В последующие дни я получал отдельные «сведения» на право выхода из Кремля лишь только на время рабочих часов. Но этим дело не кончилось для меня. Через пять дней сам Начальник Управления Эйхманс, будучи зело пьяным, проезжая ночью по лесу, спровоцировал там пожар. Причину пожара, приписали моей небрежности при лесоочистительных работах. Начальник УСЛОНа издал пространный изобличающий меня приказ и наложил на меня наказание на три месяца в штраф-изолятор на горе Секирной.

Без преувеличения могу сказать, что все соловчане ахнули, когда услышали приказ о заточении меня на Секирную. Причины применения ко мне такой суровой репрессии были другие, а мое демонстративное посещение церкви лишь ускорило новые гонения на меня.

 

Цинично-кощунственные надругательства над святыми местами и священными изображениями

Уже раньше было сказано, что все многочисленные храмы, часовни, монашеские скиты, кельи отцов Соловецкой Святой Обители, — все это переоборудовано в тюремные помещения и битком набито многочисленными соловецкими каторжанами. Мой священный долг, как верующего христианина, омрачить сердца верных христиан, поведав им, что при распланировке прежних храмов под тюрьмы чекисты, руководители работ, применили намеренно, с целью глумления над чувством верующих, следующий цинично-кощунственный прием: на тех местах в прежних храмах, которые почитаются христианами особо священными, — алтарь, а в нем престол и жертвенник; они устроили наиболее нечистоплотные места при казарменном расположении, как то: отхожие места, мусорные ящики, помойные кадки и пр. Для убеждения в этом укажу на один факт из числа многих. В прежнем двухэтажном храме на горе Секирной помещается ныне штраф-изолятор, — это чудовищное страшилище для всех соловчан. Там в верхнем храме помещается верхний изолятор. И вот здесь на месте бывшего Св. Жертвенника помещается «параша» для большой нужды... Содрогайтесь верующие!.. Дальше, кажется, в цинично-кощунственном глумлении идти уже некуда.

* * *

Само собой, во всех тюремных помещениях, приспособленных из прежних храмов, ставятся, как это установлено тюремным режимом, параши для естественных надобностей арестантов. Все эти кощунственные глумления, неслыханные с точки зрения истинно верующих, усугубляются еще тем, что все эти священные места Святой Обители были особо почитаемы Русским Православным Народом в течение четырех с половиной веков.

* * *

В то время на Соловках оставались свободными, еще ничем не занятыми, маленькие часовни, воздвигнутые монахами на особо чтимых ими исторических святых местах. На большом острове ближайшие к Кремлю были: Св. Зосимы, Св. Германа, Св. Троицы, Филимановская, Печерская и другие.

В этих часовнях обращало на себя особенное внимание работой и размерами распятие Иисуса Христа, фигурное, скульптурно-резной работы, сделанное из дерева. Восточные стены часовен расписаны священными изображениями и ликами Святых, большинство в рост, размерами больше нормальных.

Чекисты из Соловецкой администрации и надзора, гуляя часто по Соловецким лесам, заходили в часовни и здесь упражнялись в стрельбе из наганов, стреляя в Распятого Иисуса Христа и в Св. Иконы.

Чекисты находили, что это самые удобные мишени для практической стрельбы. «Видишь», как они говорили, «в какую часть тела пуля попадает».

Фигура распятого Иисусa Христа покрыта пробоинами дробинок и пуль нагана, также испещрены пробоинами и Св. Иконы.

На некоторых иконах с женскими ликами нарисованы дополнения мерзко порнографического характера или сделаны такие же надписи...

Вообразите, читатель, моральный ужас истинно верующих христиан при виде всех этих мерзостей и их душевную тяжелую скорбь при сознании, что они бессильны остановить эту сатанинскую вакханалию. Все их заявления и протесты будут безрезультатны, лишь только этим они навлекут на себя новые гонения, глумления и еще худшие издевательства непосредственно в лицо.

Будут напрасные страдания без достижения каких-либо результатов...

Буквально стынет кровь при виде всех этих мерзко кощунственных издевательств и надругательств... не только ненаказуемых, но еще поощряемых со стороны власть придержащих.

* * *

Что такая сатанинская вакханалия поощрялась ярким убеждением в этом может служить тот факт, что в 1926 году при УСЛОН (главное управление лагерями) издавалась газета «Безбожник».

Так как УСЛОН есть главный филиал ГПУ, то, следовательно, газета издавалась на счет ГПУ или, подходя к источнику всех зол и бед в России, за счет Советского Правительства. Тут уж никак вывернуться нельзя, чтобы свалить вину на другого, как это имеет применение на материке, где издание богохульственных газет и журналов Московские диктаторы приписывают мнимому подставному обществу «Безбожник».

 

Сатанинские издевательства при вскрытии мощей Св. Зосима и других преподобных соловецких отцов

Во время первых налетов летучих отрядов Особого Назначения ОГПУ с целью конфискации монастырских ценностей и реквизиции богатого монастырского имущества и разных запасов были извлечены из мест упокоения, — склепов, надгробных сеней и рак, гробницы со Святыми Мощами.

Чекисты, руководившие ограблением искали, будто бы спрятанные драгоценности в многочисленных склепах, в стенах храмов и часовен.

Все могильные склепы были разломаны; раки с гробниц были сняты; гробницы с останками Святых Отцов были вырыты. Везде был произведен тщательный обыск; в поисках кладов были сделаны проломы в стенах часовен и храмов.

Само собой, чекисты обманулись в своих корыстных вожделениях открыть сказочные сокровища Соловецкой Обители; — ничего найдено не было. Лишь немногие чекисты сняли с останков погребенных иеромонахов наперстные кресты, положенные с ними во гробы.

* * *

Вся эта сатанинская вакханалия была учинена в присутствии монахов. Бедные иноки омертвели от ужаса; многие плакали, некоторые рыдали и возносили свои молитвы к Господу Богу Творцу, прося, чтобы Он при виде небывалых богохульственных беззаконий отвратил свой гнев от Обители и простил творящим эти злодеяния, ибо при наступившем на Руси сатанинском времени эти люди, потерявшие образ и подобие человеческое, превратились в одержимых бесами зверей.

* * *

Гробницы с мощами Св. Зосимы и некоторых других Преподобных Отцов были поставлены в Кремлевском Преображенском Coбopе, с тем, чтобы при благоприятной обстановке устроить публичное показательное вскрытие Святых Мощей, как это было проделано во многих местах России.

Соловецкая администрация понимала благоприятное время в том смысле, когда будет прислано в заточение возможно большее число Православного духовенства, чтобы в присутствии его инсценировать эту комедию глумлений и издевательств над чувством верующих.

Навигационный сезон 1925 года был особенно обилен, по присылке на Соловки в заточение Православного духовенства.

Как указано выше, — в то время было 18 архипастырей (архиепископов и епископов) и около 150 человек прочего разных наименований духовенства.

В августе месяце 1925 года, когда все духовенство было переотправлено на Соловки, приказом Начальника УСЛОН (управление лагерями), Ногтева, была образована комиссия о публичном вскрытии Святых Мощей. Само собой, в приказе была приведена, большевистская кощунственная мотивировка.

В состав комиссии были назначены: Ювеналий, Aрхиепископ Курский и Тульский, Михаил, Епископ Гдовский и еще един епископ, три члена из ссыльных чекистов. Председателем этой комиссии был назначен известный на Соловках и памятный, чекист Коган, прославившийся своими зверствами в Крыму после ухода Добровольческой армии бар. Врангеля.

Чтобы не оскорбить религиозных чувств читателей, я описывать не буду этот гнусно-омерзительный коммунистический фарс; тем паче приводить те глумления и издевательства, которые сыпались из уст чекистов во время этой процедуры.

Лишь прошу религиозных людей вообразить себе, какой моральный ужас и потрясающий душевный гнет испытывали архипастыри, члены комиссии, присутствовавшие при этой чекистской богохульственной оргии...

* * *

Ограничусь лишь приведением одного момента из этой омерзительной комедии. Когда вскрывали мощи Св. Зосимы, то отделили голову от туловища. Останки Св. Зосимы были сложены на полу около гробницы его. Будто бы, председатель, чекист Коган, обращаясь к архипастырям, спрашивает: «Это ваш главный святой?.. Вот ему...» Как мяч с силой ударяет носком череп, который отлетев до стены, ударился об стену.

Эта богохульственная вакханалия происходила в Кремлевском Преображенском Соборе.

Так вот, какие морально-духовные пытки переносят на Соловках заточенные там духовные лица; в особенности издевательская тактика направлена по адресу Православного духовенства.

 

Моральные пытки интеллигентных соловчанок при совместном размещении с проститутками

Как при размещении арестантов мужчин не бывает деления на политических и уголовных, или интеллигенцию и «шпану» (мелкие воришки, хулиганы, — словом, подонки больших городов), так и в размещении заключенных женщин не делают различия между скромными, нравственными интеллигентками и проститутками низшего разряда.

Весь контингент узниц-соловчанок разделяется на две большие группы: первая — каэрки, в большинстве своем принадлежащие к привилегированным классам (много родовитых аристократок, дворянок, жен офицеров, купеческого и духовного сословий) и вторая группа, — это женщины легкого поведения, начиная от Московских демимонденок и кончая проститутками низшего пошиба, или, как их называют уголовники из их же мира «подвагонные проститутки».

Дело в том, что, как сказано выше, ГПУ, помимо ударников Красного террора, на политически неблагонадежный элемент населения, устраивает такие же ударники против уличных проституток, на контрабандистов, спекулянтов, валютчиков, кулаков, церковников и др.

В больших городах, главным образом в Москве, ГПУ время от времени производит в «ударном порядке» облавы на женщин свободной профессии.

Всех их массами загоняют в места заключений, подведомственные ГПУ, затем без следствия и суда и без всякой задержки экспортируют их на Соловки, даже не назначая срока, и причислив их к категории «особого учета». Обычно на Соловках проститутки составляют около половины всех заключенных женщин. Есть среди соловчанок и уголовницы, но число их небольшое в сравнении с общей массой.

* * *

Среди размещенных в одной камере заключенных соловчанок часто бывает резкий контраст в их социальном положении, — так, например, можно встретить камеры, где помещены: и княгиня, и графиня, и игуменья, вообще, солидные интеллигентные дамы, и тут же вместе «подвагонные проститутки».

В мое время на Соловках было в ссылке несколько супружеских пар, большей частью офицеров Императорской Армии с их женами.

Часто приходилось видеть омраченные лица мужей после свидания с женами. Такие свидания ГПУ разрешало раз в месяц на один час при дежурной комнате. На расспросы мужей, что их так опечалило, они передавали, что их жены страшно удручены и сильно измучены тем, что живут в компании низкопробных проституток, которые не дают им покоя ни днем, ни ночью. В камере в свободное от работ время постоянный шум, крик, ругань, пение, пляска... При ругани применяется отборная площадная брань... Часто рассказывают мерзко-скабрезные истории из своих уличных похождений или распевают порнографические куплеты и т. д... На замечание вести себя потише и поскромнее, набрасываются с отборными ругательствами на недовольную сожительницу. Иногда несколько веселых и ярых девиц принимаются избивать протестующую ненавистную «аристократку», или «буржуйку», возмутившуюся их бесчинствами и безобразиями. Жалобы на такие насилия бесполезны, так как избивательницы есть пролетарки, краса и гордость пролетариата, воспетые в свое время босяцким литератором, Максимом Горьким. Несомненно, сердце его должно трепетать от радости, так как его типы размножаются сейчас быстро и обильно на всем пространстве Советского Союза.

Не подлежит сомнению, что все эти гулящие девицы заражены венерическими болезнями, часто злокачественного характера, весьма заразительными, и незалеченными.

Тем не менее, по необходимости несчастным интеллигентным арестанткам приходится есть вместе с ними из общей посуды, например, из общих бачков. Словом, всех невзгод, что претерпевают от совместного житья скромные узницы-каэрки не перечтешь.

* * *

Даже ночи не проходят без моральных неприятностей для скромных и нравственно чистых каэрок-соловчанок, но помещающихся в «женбараке» около Кремля.

Там уже после укладки спать выявляются сладострастные нимфоманки из среды веселых дам (а их в «женбараке» больше половины), которые попарно начинают выполнять приемы однополовой любовной связи.

Представляю воображению каждого, каково состояние духа у интеллигентных арестанток, особенно пожилых и солидных, когда они видят вблизи себя открытое выполнение приемов эротической нимфомании.

Что изложенное не есть вымысел, а факт, довольно часто повторяющийся, укажу на документальные данные. Часто во время вечерней поверки читали нам приказы по УСЛОН.

В числе прочих параграфов, почти исключительно карательных, бывали параграфы такого содержания: «Заключенные гражданки Таисия П. и Пелагея Т. арестуются на 14 суток каждая за однополовую любовную связь».

Это уже такие постоянные сладострастные нимфоманки, что своим поведением извели всю камеру, которая и довела до сведения администрации.

* * *

Помимо всего, иногда ночью происходили такие эксцессы. Одно время я служил вахтенным на Соловецком Маяке на горе Секирной. В административном делении лагеря это будет 4-ое отделение.

Начальником отделения был чекист Кучьма, который часто возвращался поздно ночью из Кремля зело пьяным; отправлялся в Савватьево, где живут женщины-арестантки; там будил лагерного старосту, Основу, брал дежурного по лагерю и отправлялся проверять «женбарак».

Конечно, эта компания, во главе с пьяным начальником, шла полюбоваться на спящих женщин, главным образом каэрок. Будили их, садились к ним на кровати и начинали вести беседу. Просыпались все девицы легкого поведения, собирались полуголые вокруг начальства и начинались мерзко-скабрезные разговоры...

* * *

Во всем и везде большевики стараются изо всех сил держать фасон культурных людей, применяют много усилий чтобы установить порядки и правила, применяемые в культурных странах. Но в практической жизни мало что выполняется по-культурному.

Их же товарищи, члены той же диктаторствующей партии, первые нарушают правопорядки, установленные их же партией.

Так и на Соловках, строго запрещено любовное общение между заключенными мужчинами и женщинами.

На практике же за это преследуют лишь простых рядовых арестантов, которые в громадном большинстве не имеют возможности иметь свидания, да, кроме того, все настроены абсолютно не любовно.

Тогда как ссыльные чекисты и сотрудники ГПУ, занимающие командные и начальнические должности, удовлетворяют свое сладострастие даже чересчур.

Все это делается открыто, всем известно, лишь одно начальство показывает вид, что не замечает этого, ибо само начальство больше всего преступно в этом. Сейчас и поговорю коротенько об этом.

 

Принуждение каэрок-соловчанок к половому общению разными начальствующими типами

В предыдущих главах была нарисована мрачная картина в положении во всех отношениях простых рядовых заключенных соловчан, не принадлежащих к привилегированной касте диктаторствующего ныне в России ГПУ.

Совсем в иных условиях отбывают наказание чекисты и агенты ГПУ.

Как уже сказано, — они в большинстве занимают начальнические должности; имеют отдельные комнаты; берут себе в услужение одного или двух заключенных, которые состоят при них в качестве денщиков. Для их развлечения имеются театры, кино; устраиваются концерты, спортивные состязания, каток и прочее; они имеют возможность покупать продукты, а средства добывают путем вымогательства у состоятельных заключенных; они, пользуясь своим начальническим положением, привлекают для своей телесной услады женщин-арестанток. Вот причина, ставящая в тяжелое положение, в смысле cохранения нравственной чистоты, всех молодых и особенно интересных каэрок-интеллигенток.

* * *

Если какой-нибудь начальствующий тип или сотрудник, ведающий нарядами женщин на работы (завотделом труда, — такой был бабник Редигер), или надзирающий за «женбараком» (начальник отделения или командировки, Лагерный Староста, сотрудник адмчасти и другие, — начальства на Соловках множество), облюбует какую-нибудь каэрку и поведет приступ с целью добиться любовного сближения, то несчастная нравственная каэрка попадает в весьма тяжелое положение.

Делается это упрощенным способом: тип-сладострастник приказывает нарядчице «женбарака» прислать к нему заключенную Н. для какой-нибудь домашней работы: для мытья полов, для починки, или в качестве поварихи. Здесь у себя на квартире тип требует от несчастной покорности своим желаниям; конечно, не обходится без насилий.

Если «поломойка» окажется строптивой, проявит непреклонность желаниям «чекиста-сладострастника», не прельстится на его обещания улучшить ее положение и, возможно, даст должный отпор при попытке его насильственно осуществить свои желания, такую нравственную и честную арестантку ожидают тяжелые невзгоды.

Прежде всего будут посылать ее на тяжелые работы: «на кирпичики» (ласкательное название соловчанок тяжелых работ на кирпичном заводе), на «торфики», на выноску дров из леса и прочие тяжелые и грязные работы.

Если «мытница полов» или «мнимая повариха» особа уступчивая, нравственно не крепкая беспрекословно встретит объятия начальника-чекиста, то жилищные условия ее, как арестантки, меняются в лучшую сторону: ее не будут посылать на общие работы. Если она удовлетворила вкусу чекиста, то зачисляют ее постоянной поварихой, и будет cебе гулять свободно, лишь являясь в назначенное время на место свиданий.

* * *

Приведенное домогательство женской ласки и отражение результатов его на жизнь заключенной каэрки относится к чекистам средней марки. Ну, к сотрудникам из отдела труда, адмчасти, старостата и пр.

Совсем особые последствия ожидают несчастных заключенных каэрок, если кто-нибудь из высокопоставленных особ Соловецкой администрации наметит какую-нибудь из них объектом сладострастия.

Такими соловецкими дон-жуанами в мое время были: сам начальник управления Эйхманс, начальники отделений и надзора, начальники ЭКЧ — Барков и Филимонов, и другие.

В случае, если удостоенная избрания каэрка отвергнет любовное предложение, то на нее посыпятся суровые репрессии. Помимо того, что снимут ее на общие работы, еще сошлют на тяжелые работы в дальние командировки: на лесозаготовки и на острова — Анзер и Кондостров. В мое время отбывала наказание на Соловках очень интересная и миловидная барышня Путилова, сосланная вместе с матерью. На нее было много претендентов.

Сколько ей несчастной пришлось перестрадать и перенести...

Однажды я видел ее работающей в поле. Ее заставили разгребать по разрыхленному полю вылитые из ассенизаторских бочек нечистоты из уборных. Хватит ли у нее мужества и кротости сохранить свою чистоту до конца. Если да, то это мужественная героиня! Все эти мировые рекордманки, имеющие все необходимое для осуществления своих затей, должны померкнуть перед такой женщиной, — с одной стороны, смиренной страдалицы, ангельской чистоты, а с другой, гордой, недоступной, мужественной героиней...

* * *

Если же избранная каэрка примет любовное предложение высокопоставленной Соловецкой особы, например, самого Эйхманса, то этим заслужит большие льготы для себя: кроме освобождения от тяжелых принудительных работ, она может рассчитывать на сокращение срока заключения. Сами свидания обычно устраивались в Кремлевской бане.

* * *

После отбытия мною жестокого наказания в штраф-изоляторе на горе Секирной я был оставлен там же в IV отделении вахтенным на Соловецком маяке.

Помещался я в одной камере с неким Олейниковым, Леонидом Александровичем, в прошлом уголовник, поездушник (воровство в поездах); на Соловках был всегда заведующим баней и состоял тайным посредником высокопоставленных соловецких особ по любовным их похождениям.

Так, Олейникову приходилось устраивать банные оргии для самого начальника управления Эйхманса.

Олейников рассказывал следующее: «Бывало Эйхманс присылает своего тайного курьера с приказанием приготовить к известному часу баню и одну или двух подходящих женщин».

«Я, как он говорил, бегу в «женбарак» посоветоваться со старостихой, кого бы избрать счастливицами».

К назначенному часу избранные отправлялись в Кремль с пропуском для мытья полов в бане. Здесь Олейников откровенно объяснял им задачу, выпадающую на них. Это открытие производило разное впечатление на разных избранниц.

Приходилось угрожать некоторым насилиями... Баня, конечно, крепко запиралась; снаружи ставилась надежная охрана. Дальше идут неинтересные подробности...

* * *

Тот же Олейников передавал (правда, этого под сомнением), что, будто, Эйхманс установил особую градацию сокращения срока за интимную связь с ним.

Так, будто, за однократное любовное общение — от трех до пяти месяцев. Олейников припоминал даже случаи год сокращения срока. Это уже марка довольно высокая! Это несравнимо выше курс, чем курс на любовных биржах буржуазных государств. Подумайте только, — сокращение года каторжных работ за однократное любовное общение!

* * *

Возможно, что сообщенное мной вызовет у некоторых недоверие. Для подтверждения передаваемого мною о сокращении срока на наказания приведу факты. Пусть само ГПУ опровергнет их.

Был на Соловках чекист Кучьма, служивший вначале в надзоре, а затем назначенный начальником 3 и 4 отделений. Кучьма, как влиятельный сотрудник надзора, сблизился упрощенным соловецким способом с одной заключенной, бывшей женой донского казачьего офицера. Эта арестантка была сослана на Соловки за контр-революцию, кажется, на 10 лет.

Видимо, сблизившиеся пришлись по вкусу один другому (это коммунистическая идеология любви), почему Кучьма зарегистрировал, согласно Советского кодекса о браках, понравившуюся арестантку, как свою жену. Начальство УСЛОНА возбудило ходатайство об освобождении заключенной, ставшей женой заслуженного чекиста.

ГПУ без замедления аннулировало наложенное наказание.

Таким образом, арестантка, осужденная на десять лет, путем простой регистрации, что она состоит женой чекиста, получает свободу.

Капитан парохода «Глеб Бокий» взял на пароход в качестве поварихи одну заключенную. Само собой, разумеется, с целью сожительства с ней. Не берусь утверждать, — зарегистрировал ли капитан взятую соловчанку, как жену. Лишь только знаю, что ГПУ дало ей полную свободу. Случаев получения соловчанками свободы таким путем, т. е. через любовную связь, было несколько.

Вот какие перспективы для заключенных соловчанок, особенно десятилетниц, получить свободу. Но для этого надо обладать известными качествами, чтобы обратить внимание на себя высокопоставленных особ Соловецкой администрации. Все остальные заурядные соловчанки не имеют шансов воспользоваться «амнистией любовной связи» и обречены отбывать полный срок каторжных работ, для многих пятилетний и десятилетний...

Амнистия через любовную связь — это пролетарское новшество, применяемое ГПУ.

Несомненно — это небывалые прецеденты в юриспруденции правовых государств всех стран, времен и народов, чтобы через половую связь с тюремной администрацией арестантки получали сокращение срока заключения и даже полную амнистию.

* * *

Эти показательные случаи из ряда, множества других свидетельствуют: во-первых, с какой легкостью, даже можно сказать с пренебрежением, ГПУ относится к юридическим нормам. Я трактую здесь о вопиющем абсолютном деспотизме ГПУ; что ГПУ все подвластно, оно же никому, что ему все дозволено и допустимо в его практике Красного террора.

Во-вторых, легкость с какой арестантки могут получать сокращения срока через половую связь с чекистами, или даже полную амнистию путем коммунистического брака с ними, наглядно иллюстрирует, что само ГПУ признает, что заточенные им на Соловки жертвы безвинны и абсолютно не являются «социально опасными», как оно пугает этим подвластное и обезличенное стадо советских баранов.

* * *

Как особенность условий быта солдат пролетарского государства, не мешает отметить то, что красноармейцы, составляющие гарнизон на Соловках, живут барами, — все казарменные работы выполняются или женщинами арестантками, или арестантами-мужчинами, как то: уборка казарм, стирка белья, починка обмундирования, варка пищи и прочее.

Командный состав красноармейцев пользуется личным трудом арестантов для своего обслуживания.

В качестве прислуги берут интеллигентных арестанток или аристократок. Семейные, имеющие детей, берут арестанток из числа высшей аристократии к себе в качестве бонн и гувернанток к своим детям.

Так, например, баронесса Фридерикс была гувернанткой, а также некоторые другие аристократки. Курьезно, что высшие аристократки должны воспитывать коммунят.

 

Массовый экспорт лесных материалов есть главный источник средств для содержания лагеря

Содержание Соловецкого лагеря основано на хозрасчете, то есть, на самообслуживании, самопропитании, — словом, на самоокупании по всем частям и во всех отношениях. В мое время Советская казна отпускала небольшие средства на содержание лагеря, — из расчета по 45 коп. в день на арестанта.

Мне известно, что Центральное ГПУ поставило задачу УСЛОН использовать самым интенсивным образом рабочую силу соловчан-каторжан, чтобы лагерь не только сошел с Государственного бюджета, но чтобы давал доход Советской казне. С этой целью УСЛОН начал расширять все прежние предприятия и открывать новые. Но все эти бутафорские предприятия абсолютно бездоходны.

* * *

Принудительный (каторжный) труд не применим на фабриках и заводах. Помимо злостного вредительства и умышленной порчи машин с целью создать себе отдых от работ, качество продукции будет всегда гораздо ниже, чем качество продукции, вырабатываемой на фабриках и заводах, где применяется свободный вольный труд.

Принудительный (каторжный) труд применим с пользой лишь при добыче естественных природных богатств, как, например, на рудниках, в шахтах, на каменоугольных и соляных копях и на рубке леса; — словом, там, где качество добываемой арестантами продукции создано самой природой.

Соловецкие острова наделены единственным природным богатством — это лесом. Большой Соловецкий остров представляет сплошную лесную площадь, испещренную множеством озер. Главные лесные породы: ель, сосна, береза и осина.

Лесной промысел составляет одну из главных основных статей доходного бюджета Соловецкого лагеря; — почему истребление леса происходит самым хищнически варварским образом, и недалеко то время, когда вся Соловецкая лесная дача будет уничтожена.

Бедные монахи, оставшиеся на Соловках, стонут, глядя на лесоистребительное варварство.

Как при расходовании народных и государственных средств, так и при истреблении природных богатств страны, большевики придерживаются известной поговорки: «а после нас хоть потоп»...

* * *

Экспорт заграницу лесных материалов производит не само ГПУ и не его филиал УСЛОН. Соловецкий лагерь является лишь заготовщиком и поставщиком лесных материалов для Государственных лесных трестов, непосредственно экспортирующих лес заграницу. Такими трестами на севере России являются: Северолес, Норвеголеес, Карелолес (Карельская республика) и Комилес (Зырянский край).

В бытность мою на Соловках я разузнавал, куда отправляется лес, заготовляемый соловчанами-каторжанами; тот лес, который полит слезами и покрыт иногда кровью от избиваемых лесорубов.

Оказывается, — все бревна и доски вывозились в ту пору исключительно заграницу и в следующие страны: Англию, Германию, Польшу, Францию, Данию и Голландию.

Я описывать не буду места производства лесозаготовительных работ, организацию их и порядок выполнения, это техническая сторона мало кого интересует, а опишу обстановку, в какой лесорубы живут и работают.

 

Жуткие условия жизни и работы лесорубов

Можно предположить, что жутко — грустный заголовок настоящей главы вызовет у некоторых предубеждение, что изложение будет утрировано, преследуя предвзятые цели. Могут сказать, что, ведь, лесные работы, не Бог весть какие тяжелые, что много людей выполняют эту работу без ущерба для своего здоровья; некоторые всю жизнь работают на рубке леса... Совершенно верно, — это неоспоримая истина. Действительно, рубка лесa уже не такая тяжелая работа, работа полезная для здоровья, физически укрепляющая. Но это тогда, когда она выполняется при нормальных условиях, в спокойной, мирной обстановке. Совсем не то творится на Соловецкой каторге.

В общем обзоре Соловецкого лагеря (Часть I) были приведены безотрадно тяжелые условия содержания соловецких узников. Условия эти: жилищные, питания, обмундирования и жестоко сурового отношения к заключенным лагерной администрации.

Условия содержания заключенных на лесозаготовках в качестве лесорубов при интенсивном тяжелом физическом труде нисколько не лучше, чем в других местах лагеря. Так например, жилищные условия хуже, чем в Кремле: бараки на лесозаготовительных командировках без печей, часто без окон. Это во время суровой приполярной зимы! Правда, питание лесорубов гораздо лучше, — они получают усиленный паек — 3 фунта черного хлеба и в увеличением размере приварочные продукты. Что касается отношения администрации к лесорубам, то оно гораздо суровее, жесточе, бесчеловечнее, беспощаднее, о чем поведаю ниже.

* * *

В мое время рубка леса производилась в пяти районах, так называемых командировках, большого Соловецкого Острова (Исаково, Красное, Сосновая, Щучье и Овсянка). На всех этих командировках было всюду и везде битком набито лесорубов, которые ютились в кошмарных антисанитарных и антигигиенических условиях.

Рубка леса производится главным образом в зимний период, в течение долгой приполярной зимы.

Летом происходит сплав лесных материалов сначала по канало-озерной системе к берегу моря, а там погрузка на пароходы для экспорта заграницу.

Лесорубные работы производятся по урочной системе. На каждую пару лесорубов выдают одну пилу и два топора, и пара получает суточный урок.

Вот в выполнении этого урока и кроется весь трагизм лесорубов.

* * *

Официально рабочий день на лесозаготовках считается в 10 часов.

Суточный урок той или другой работы (заготовка бревен, дров и хвороста) рассчитан при выполнении его в нормальных условиях работы, то есть: прежде всего работающие парой лесорубы здоровы, крепки и сильны; хорошо одеты, сытно накормлены, с хорошими с хорошей отточкой инструментами. Далее, если суточный урок установлен опытным путем, то обычно проба производится при благоприятной погоде на лучшей лесосеке, например, сплошной строевой лес; на лесосеке, не занесенной сугробами снега и прочее.

Размер урока, изменяется в зависимости от качества лесосеки, то есть, обилия на ней заготовляемого материала.

* * *

Все заключенные соловчане, прибывающие на лесозаготовки в качестве лесорубов, уже ранее истощены и ослаблены, или в течение продолжительного пребывания в тюрьмах на материке, или уже здесь, на Соловках.

Кроме того, как было выше сказано, что часто командируют на лесозаготовки арестантов, заведомо больных и слабых, иногда причисленных ко 2 категории. Это практикуется в отношении каэров, и делается в виде наказания; умышленно посылают людей на истязания. Как и был командирован я сам лично за нежелание написать мемуары для Соловецкого журнала.

Само собой, дико требовать от таких ослабленных людей выполнения урока, установленного для людей крепких и здоровых.

Состояние погоды имеет громадное влияние на выполнение урока. В течение долгой приполярной зимы часто бывают снежные метели, холодные ветры, трескучие морозы... В такую погоду одно стремление лесорубов, как-нибудь охранить себя от холода, чтобы не замерзнуть насмерть, так как их жалкая ветхая одежонка мало защищает от холода. И действительно, многие замерзают, многие отмораживает руки и ноги.

Теперь расскажу о жуткой действительности самого хода, работ.

 

Избиения, пытки и издевательства над обессиленными и измученными лесорубами

Действие происходит в Исаково на главной лесозаготовительной командировке, — это Штаб лесозаготовок.

Сюда я был сослан в наказание.

Зима. Февраль месяц. Мрачная приполярная ночь. С вечера началась снежная метель... Дул северо-восточный холодный, резкий пронизывающий ветер... После полуночи метель стала крепнуть и, разбушевавшись, перешла, в снежную бурю... По временам снежная буря проносилась по Соловецким лесам отдельными порывистыми снежными шквалами.

Несущийся шквал, пролетая с ревом по верхушкам деревьев, отражался в глубине леса многими разнообразными звуками и тонами... Очередной снежный шквал, пронесясь без задержки открытое пространство перед Исаковым, налетал с воем и свистом на Исаковский барак и уносился по верху лесного пространства. Здесь, в Исаковском бараке, спали глубоким сном лесорубы, истомленные тяжелыми работами предыдущего дня... Они спали в полном своем ветхом одеянии, тесно прижавшись друг к другу, так как барак неотапливаемый, и было холодно, несмотря на множество обитателей, согревающих его своей теплотой. Дневальный, убаюканный бурей, дремал у дверей... Буря свирепствовала... В эту суровую ночь очередная ночная смена была в лесу... В клокочущем, ревущем лесу... потрясаемом проносящимися снежными метелями. Что же они делали в лесу? Как себя чувствовали?

Не будем омрачать себя мнимыми предположениями о их состоянии в лесу, а обратимся лучше к тем лесорубам, которым предстоит скоро начать трудовой каторжный день, предстоит страдать и мучиться... Будем сопутствовать им...

* * *

Исаковская командировка крепко спит под шум и свист ночной бури...

В 4 часа утра раздаются свирепые крики команды дежурного и дневальных: «Вставай! Поднимайся, живо!». Лесорубы неохотно, кряхтя, приподнимаются на своих местах, отрываясь от согревающей группы.

Все они всклокочены, грязные... Многие не запомнят, когда умывались. Некоторые стонут при вставании, — это результат вчерашнего избиения на работах в лесу... Живые, подвижные из них быстро бегут на кухню, чтобы получить кипятку, так как котел небольшой и для всех кипятку недостаточно.

Все спешат подкрепиться пищей перед началом работ. А чем же? Просто едят черный хлеб, запивая кипятком, кто успел достать, а прозевавшие запивают обыкновенной холодной водой.

* * *

В 4 1/2 часа утра раздается новая команда: «Строиться на развод!».

Здесь нарядчики распределяют лесорубов на группы и передают их десятникам. В помощь десятникам назначаются обычно один или два чекиста из «надзора» для физического принуждения работающих.

В надзор на лесозаготовки избираются чекисты самые суровые и бесчеловечные. Для наблюдения за всеми конвоирами в других сменах и для руководства их работой назначается один руководитель, старший надзорный.

Это уже, в буквальном смысле слова, избирался из зверей. Такими, свирепствовавшими в мoe время и памятными для всех бывших соловчан, были особенно три ярых типа: Воронов, Смирнов и Воронин. Какие они применяли меры воздействия для принуждения к работам будет сказано дальше.

После распределения на группы инструментальщики выдают лесорубам пилы и топоры, как всегда плохо отточенные.

* * *

Развод кончился... Десятники ведут принятые партии на места работ. Партии, направляясь по разным дорожкам, входят в бушующий лес...

Снежная буря не утихает... Для согревания хлопают себя руками, делают бег на месте...

В лесу непроглядная тьма... Ветер бросает, как лопатой, снег в лицо, залепляя глаза...

Глубина леса представляет собой клокочущий котел... непрерывные — шум... гул... треск... свист... завывания.

По временам по верху леса, проносятся порывистые снежные шквалы, отмечаемые разными звукоподражаниями... То несущийся вихрь вцепляется в верхушки многовековых сосен и завоет, как дикий голодный зверь... то порыв ветра со стремительностью влетает под куполы громадных елей и зарыдает, как истеричная женщина... то шквал, несясь равномерно, напоминает полет тяжелого снаряда, быстро удаляющийся и, как бы для иллюзии разрыва, вдали раздается страшный треск; — это повалило старое многовековое дерево...

Партии лесорубов, медленно продвигаясь лесом, целиной по глубокому снегу, гуськом один за другим, осыпаемые беспрестанно снежной пургой, добрались до места работ...

Десятники задают уроки по 13 шт. «баланов» («баланы» — соловецкая терминология — это большие бревна) на каждого лесоруба и указывают каждой паре район, где они должны сваливать все заклейменные деревья. В лecy крутится снежная пурга... У стволов деревьев нанесены сугробы снега толщиной более сажени. Обычно перед тем, как подпиливать дерево, лесорубы отгребают снег от ствола. За неимением лопат это делается ногами. Работа нудная и много отнимает времени, чем значительно затрудняется выполнение урока.

Получив все распоряжения десятника, лесорубы столпливаются в кучки и начинают держать совет, что же делать в такую ужасную погоду...

Известно, — всякий совет ни к чему определенному и обязательному для всех не приводит... Время летит; нужно приступать к работе и выполнять свой урок и тем согреть себя.

Здоровые, сильные, а главным образом предусмотрительные и осторожные, принимаются за работу.

Другие медлители, чтобы занять время, для успокоения себя начинают обзор участка, откуда лучше начать работу. Третьи — слабовольные, не энергичные, уже угнетенные и подавленные соловецким режимом, решают выждать рассвета, тогда, и начать работу; они забираются парочкой под густые ветви развесистой ели, усаживаются, прислонившись плотно друг к другу...

Часто такие пары превращаются в мерзлые трупы, — замерзают, покинув Соловецкую землю и избавив себя от мучений и страданий...

Когда десятник приходит для поверки на участок какой-нибудь пары и, не найдя работающих лесорубов, как человек опытный, ищет под елями и находит трупы замерзших... Думаю, что бывали случаи умышленного замерзания. Но кто может знать?.. Тайну сию они унесли с собой... В некоторых случаях, судя по обстановке замерзание было умышленное с целью избавить себя от мучений и страданий...

* * *

Время от времени десятник с чекистом из «надзора» обходят лесорубные участки, чтобы проверить, как успешно идет работа.

Во время этих обходов, особенно же в суровую погоду, как описываемая ночь, происходят трагические сцены, потрясающие душу и пронизывающие даже сейчас тело нервной дрожью...

* * *

Время от начала работ прошло уже четыре часа... Десятник с чекистом приходят на один участок... Смотрят, — пара лесорубов бегает вокруг выпиленного «балана». Всего они обделали лишь шесть баланов.

Десятник набрасывается на них с площадной бранью, почему мало сделали... Те говорят, что во время пилки замерзают у них ноги; они боятся отморозить ноги; на ногах у них лапти с мешочными портянками. Почему они, побегавши немного и согрев ноги, снова приступают к подпиливанию деревьев. Десятник с чекистом не верят этим доводам, приказывают взять инструменты и работать скорее, чтобы не затягивать урок и этим не задерживать их вместе с собой.

Tе возражают, что они не отогрели еще ноги; начинают убеждать, что, если они отморозят ноги, то не будут в состоянии работать, а таким порядком, чередуясь с отогреванием ног, они все-таки кое-что сделают. Их рассуждения вызывают лишь площадную брань со стороны десятника. Нужно учитывать психологию этих людей: уже измученные, угнетенные и подавленные, почему почти всегда безмолвные, но сейчас, когда, к ним предъявляют дикие требования, — хоть умирай, да пили; будучи нервно-возбуждены, начинают резко возражать, ругаться с десятником и чекистом, называя их «палачами», «кровопийцами»...

Десятник и чекист набрасываются избивать несчастных продрогших лесорубов. Один бьет палкой, а другой прикладом. После нескольких сильных ударов замерзшие жалкие работники берут пилу, идут, садятся к дереву и начинают подпиливать, часто с плачем и с окровавленными от побоев лицами. Десятник с чекистом стоят некоторое время около них, наблюдая за их работой.

* * *

На одном участке десятник с чекистом находят полную остановку в работе. Пара лесорубов сделала лишь три «балана». Сами забрались под густую ель для защиты от бурана...

Из расспросов выяснилось, что один лесоруб болен инфлюенцией в сильной степени; сейчас у него параксизм. Он совершенно ослаб, не может и отказывается работать. По его лицу видно, что он тяжело болен и еле-еле стоит на ногах... Однако, начальство не верит его заявлениям, начинает ругать отборной площадной бранью, называя его симулянтом, лодырем, и заставляя работать. «Ну, а ты что не работаешь?» обращается десятник к здоровому. Один. «Возьми палку, бей его! гав, гав, гав», говорит десятник, подавая здоровому палку для избиения. «Не буду». «Бей! тебе говорят, гав-гав-гав». «Не буду». «А не будешь, гав-гав-гав», набрасывается чекист и ударяет здорового прикладом по спине. Тот берет палку, ударяет слегка своего товарища. «Бей сильней! гав-гав-гав», кричит чекист. Тот ударяет покрепче. «Шибче бей, гав-гав-гав», кричит чекист и ударяет здорового по голове.

Тогда этот с силой ударяет своего товарища. Бедный больной и так еле стоящий на ногах, дико зарыдав, бросается головой вниз в глубокий сугроб, как бы ища укрытия от побоев...

* * *

Подобные кошмарные сцены происходят и на других участках.

Страшно жуткие избиения и издевательства обычно случаются в скверную погоду, как в описываемом случае.

Причина одна и та же: изнуренные, истощенные, часто больные лесорубы, не в состоянии выполнить урок, а в холодную погоду, будучи одетыми в жалкие отрепья на ногах лапти и портянки из старых мешков, замерзают и должны думать о том, чтобы не замерзнуть совсем или же не отморозить себе руки или ноги. Случаев отмораживания бывает множество...

* * *

Прошел и короткий зимний соловецкий день... Наступила ночь... в 3 с половиной часа уже темно... Рабочий день кончается в 7 часов вечера. Следовательно, для вышедших лесорубов это вторая ночь в лесу. Снежная метель, ослабевшая было днем, к ночи опять разбушевалась...

Самые трагические сцены происходят в конце работы. Дело в том, что по установленному порядку, все, неокончившие свой урок до гудка, остаются в лесу. Бывает так, что слабосильные пары успевают сделать лишь половину урока и им предстоит работать столько же времени, или до следующего рабочего дня. Тогда получают новый урок, который выполняют опять до следующего дня.

Случалось, что пары лесорубов, медленно работающие, держали в лесу по трое суток. Представляю каждому судить, что с ними сталось...

Само собой, в течение трех суток была среди них естественная на Соловецких лесозаготовках убыль: замерзшими, отморозившими конечности и самоувечниками (это отрубающие сами себе или кисть руки, или ступню ноги), но и уцелевшие после трех дней непрерывной работы нуждаются в отдыхе и в усиленном питании. Но этого нет, и не будет до конца; а конец же этим слабосильникам один, — или смерть или превращение в калеку...

* * *

Наш рабочий день приблизился уж к концу...

Десятник и чекист отправились в последний обход, чтобы принять работу от тех, кто выполнил урок, а невыполнивших, сделав им строжайшую накалку с подобающими угрозами и даже применив побои, оставить для окончания урока.

В такую суровую погоду выполняют урок обычно немногие пары, состоящие из молодых, сильных и здоровых, а большинство же пар не успевают окончить урок... Некоторые пары сделали лишь половину работы. Перед ними стоит страшно жуткая перспектива, — провести еще ночь в такую суровую, бурную, холодную погоду, и быть в ожидании замерзнуть на смерть... Они нервничают, в сильно возбужденном состоянии... Приходят к ним десятник и чекист. Лесорубы начинают умолять их, заверяя, что они устали, измучились, продрогли и все равно не выполнят урок, а рискуют лишь замерзнуть или отморозить себе ноги, и слезно просят освободить их, клятвенно обещая, что они доделают урок в хорошую погоду. Конечно, никакие мольбы и слезные просьбы не трогают жестоких бесчеловечных чекистов. Один лесоруб, особенно сильно возбужденный, заявляет: «Я все равно работать не буду...» «Врешь, будешь... заставим... гав-гав-гав!» говорит чекист. «Посмотрим», говорит взбешенный лесоруб; отбегает от них к «балану»; моментально кладет левую руку на бревно и со словами: «Вот вам!» отрубает кисть руки. Таких случаев было множество. Для самоувечников было установлено наказание: после излечения год заточения в штраф-изоляторе на горе Секирной... Но... мало кто из них был подвергнут такому наказанию... большинство из них не выздоравливало...

* * *

Мне рассказывали такой случай, кажется, единственный в жизни соловецких лесорубов.

Дело было на заготовке дров.

Один лесоруб, молодой парень, сильно заболел и категорически отказался работать.

Надсмотрщики начали избивать его; не помогает... Парень твердит одно: «Не буду работать, хоть убейте». Да фактически он и не мог по состоянию здоровья.

Надзирающие чекисты пригрозили ему, что подвесят к дереву.

Делается это так: несчастного крепко-накрепко привязывают к громадному толстому дереву, прислонив его спиной к дереву, притягивают веревками в двух местах — за руки и за ноги. Несчастный находится в висячем положении, как бы распятый. Держат его до той поры, пока он не обещает работать.

Чекисты из «надзора» послали уже за веревками, чтобы привести свою угрозу в исполнение.

Тогда несчастный бешено вырывается от них, бежит к поленнице, хватает толстое двухаршинное полено-чурбан, сбрасывает шапку, мигом прислоняет голову к стволу дерева и с сильным размахом ударяет себя чурбаном по голове и убивает наповал. Рассказчики говорили, что из его головы получилась «смятка», — насколько был силен удар...

* * *

Случалось, когда работы производились вблизи озера, что некоторые лесорубы, доведенные до бешенного исступления, как в только что приведенном случае, тайно убегали на озеро, там прорубали топором прорубь и топились.

* * *

Самые зверски-утонченные издевательства и пытки происходят обычно тогда, когда невыполнившие урок, остаются после рабочих часов доделывать свой урок и когда кто-нибудь из них, совершенно обессиленный, наотрез отказывается работать.

В этих случаях чекисты из надзора изощряются в применении своих мер принуждения к работам. Меры, придумываемые ими многочисленны и разнообразны, всех их не перечтешь. Расскажу лишь о наиболее оригинальных. Может быть это покажется некоторым мало правдоподобным, но я без колебаний заверяю, что сообщаемые ниже случаи общеизвестны среди соловчан; лично я слышал неоднократно.

Выше было сказано, что из числа служивших в надзоре на лесозаготовках особенно выделились своими жестокостью, зверством и изуверством трое чекистов: Воронов, Смирнов и Воронин.

Об их пытках рассказывали следующее:

Воронов применял прием замораживания. Если после обычных мер воздействия: ругань, угрозы и избиение; отказывающийся лесоруб упорствовал в своем нежелании работать, то Воронов приводил его на озеро, приказывал снять с него верхнее одеяние, оставив его в одном белье, ставил на лед и приказывал обливать его из ведра холодной водой...

* * *

Другой легендарный на лесозаготовках палач-циник был чекист Воронин, присланный на лесозаготовки для выслуги на предмет досрочного освобождения его с Соловков.

Время его палаческих подвигов относится к периоду наиболее интенсивной рубки леса и экспорта лесных материалов с Соловков.

Это было зимой 1926 года, когда как сказано уже раньше, было установлено приказом по УСЛОН право надсмотрщиков за выполнением лесорубных работ расстреливать на месте тех лесорубов, которые отказываются от выполнения урока, симулируют болезнь, увечат себя, или сделают попытку бежать с лесозаготовок.

Согласно этого приказа, если лесоруб, действительно, тяжело заболел и не может даже стоять на ногах, что при кошмарных антисанитарных и антигигиенических условиях бывало часто, то чекист из «надзора», как профан в медицине, подозревая симуляцию, имел право расстрелять заболевшего; или если лесоруб, доведенный глумлениями и издевательствами до бешенного исступления, отрубал себе ступню ноги, то надсмотрщик чекист имел право тут же расстрелять его; или если лесоруб бежал с работ в Кремль, пойманный особым оцеплением, окружавшим лесозаготовки, мог быть расстрелян при задержании.

По каждому из приведенных случаев были факты применения расстрелов по единоличному решению чекистов из «надзора». И вот в ту пору для точного выполнения этого «жестокого» приказа был сделан особый набор чекистов в «надзор» на лесозаготовки; был выделен самый махровый букет из Соловецкой чекистской корпорации, другими словами, отъявленнейшие мерзавцы с сатанинской душой и звериным сердцем...

В числе их и попал Воронин, уже ранее отличавшийся своими зверскими художествами.

Для принуждения отказывающегося лесоруба продолжать работу Воронин применял, изобретенный им особый прием в виде мерзко-циничного издевательства.

* * *

Предварительно сделаю пояснение слову «отказывающийся от работ». Этот термин в обиходе на Соловках у надсмотрщиков за работами (десятников, «надзора» и др.). В действительности, это не означает отказ от работ, как бы в форме капризного нежелания работать, при данных возможности работать.

Совершенно нет. В большинстве случаев отказывающийся от работы физически не в состоянии работать, — или тяжело болен, или сильно устал, утомлен и изнурен, или, что бывало часто, поморозил (ознобил) себе руки или ноги, а его все-таки принуждают работать.

* * *

Так вот, если кто-либо из лесорубов в партии Воронина отказывался работать при физической невозможности к этому, то Воронин пробовал сначала легкие меры принуждения (ругань, легкие побои) и, если отказывающийся упорствовал, то Воронин приказывал другому лесорубу выпустить свою мочу в кружку для воды (это часто делалось принудительно после двух-трех ударов палкой). Когда тот выполнял приказ, то Воронин приказывал отказывающемуся выпить мочу. Осыпая все время несчастного, может быть уже полузамерзшего лесоруба, отборной трехэтажной площадной бранью, Воронин предлагал ему на выбор одно из трех: или начать работу, или выпить мочу, или же, если не выполнит ни того, ни другого, то он расстреляет его.

Обычно, как передавали очевидцы, отказывающийся обещал как-нибудь работать. Никогда не было, чтобы кто-нибудь согласился пить мочу, и было, как говорят, два случая, когда, лесоруб заявил, что он все равно работать не может и не будет, и с бранью отказался пить мочу. Воронин в обоих случаях пристрелил тут же на месте...

Курьезнее всего суждения самих лесорубов об этом циничном издевательстве Воронина. Когда отправляли меня с Соловков в ссылку, то вместе со мной ехало несколько лесорубов. Дорогой они вспоминали часто о лесозаготовках, в том числе и о приеме Воронина. Они, отбывшие уже наказание и получившие скоро, некоторую свободу, рассуждая сейчас, усматривали в приеме Воронина как проявление сострадания с его стороны. Они рассуждали так:

«Некоторые лесорубы трусят сами себя искалечить и ждут, когда кто-нибудь изувечит их, или придавит деревом, чтобы был предлог попасть в лазарет.

Воронин хорошо учитывал психологию таких лесорубов, — почему избегал сильно избивать, чтобы не искалечить человека, а заставлял, пить мочу, тоже зная, что, никто не согласится, а будет как-нибудь работать. Оно так и было. Лесоруб понатужится, что-нибудь поработает... А там, смотришь, товарищи помогут. И человек остается здоров и невредим, а то мог бы быть калекой. Лишь в двух случаях лесорубы наотрез отказались работать, а также, конечно, и пить мочу... Ну, Воронин расстрелял их тут же на месте».

* * *

В зимний период трупы расстреливаемых под шумок, самосудом, зарывают обычно в снег.

В конце весны, когда начинает таяние снегов в Соловецком лесу трупы эти оголяются в служат пищей для диких зверей.

Сказанные сейчас слова категорически подтверждаю, так как сам зарывал несколько раз трупы, открывшиеся после растаяния снега. Это происходило в такую пору. После освобождения меня из штраф-изолятора на горе Секирной я подлежал отправке в Кремль. Но у меня во время заточения на Секирной все вещи были разворованы. Я остался, буквально, в одном белье, в легком пальтишке, а на ногах летние сапожки. Предстояло идти пешком до Кремля 11 верст зимой, в декабре месяце, в сильный мороз. Администрация устыдилась, скорее убоялась, что мое появление в Кремле в таком виде вызовет разговоры среди заключенных. Вид у меня был ужасный; — как говорят, «краше в гроб кладут»... И как говорят, — «нет худа, без добра», — меня оставили на Секирной же вахтенным на Соловецком маяке. Служба самая «блатная» (легкая) на Соловках. И вот, будучи на Соловецком маяке, я мог свободно ходить в окрестностях в лесу.

Весною 1927 года я в компании с одним заключенным, анархистом Ломоносовым-Роланд, (видный активный анархист; был затем в ссылке и также, как я, бежал из Великого Устюга), обходили лес, разыскивали обтаявшие от снега человеческие трупы и зарывали их в землю. Конечно, зарывали неглубоко, лишь бы не могли разгрести дикие кошки.

Для подтверждения только что сказанного, могу указать вещественные доказательства (предлагаю самому ГПУ убедиться в этом). Доказательство вот какое. Если пойти по дороге, с Секирной в Кремль, (См. план Секирной горы) и пройдя 300 метров, свернуть по тропинке направо и в 200 метрах от поворота зарыты неглубоко под деревьями два трупа, в разных местах, недалеко один от другого.

Это закопали я и Ломоносов-Роланд. О других местах наших погребений невозможно точно ориентировать...

* * *

Все изложенное есть краткая иллюстрация той обстановки, при которой выполняются лесорубные работы на Соловках...

Если послушать бывших соловчан, то порасскажут и другие приемы глумлений и издевательств, и много разных подробностей.

Порою передают такие сатанински-утонченные издевательства, что даже видевшему виды покажутся сомнительными, почему я, не буду смущать читателей. Да, и в действительности, это фантастические исключения, как выходки озверевших садистов-чекистов...

* * *

Вот жуткая картина кошмарных условий работы лесорубов, заготовляющих лес для экспорта за границу с целью приобретения валюты для нужд Советского Правительства и на заграничные расходы Коминтерна, стремящегося насадить во всем мире коммунальный строй, или вернее, судя по примеру России, установить суровое рабство...

Может быть, примененное мною выражение «жуткая картина» будет истолковало некоторыми просвещенными иностранцами как утрировка с моей стороны. Если нам, бывшим соловчанам, видевшим многие виды и на самих себе испытавшим все, порою мерещатся жуткие сцены из прошлой соловецкой жизни, то, может быть, просвещенным иностранцам, которые впали в эгоистичный животный материализм, не покажется описываемое мною странным, жутким и бесчеловечным...

 

Понятие о соловецких ударниках

Люди, не испытавшие прелестей Соловецкой каторги, не могут иметь верного представления, что такое соловецкие ударники.

Само слово, «ударник», для них простое обозначение экстренности, срочности какой-нибудь работы.

Совсем иное впечатление это магическое слово произведет на соловчан, отбывающих в данный момент каторжные работы на островах Белого моря. Там известие, что ожидается «ударник», производит омерзительное впечатление на Соловецких узников, выводит их из душевного спокойствия, хотя бы мнимого при существующем каторжном режиме.

Помимо трудности некоторых ударных работ, все ударники особенно неприятны для соловецких узников главным образом потому, что в большинстве случаев ударники назначают в внерабочие часы, — или ночью или почти каждое воскресенье (или по-большевистски «день отдыха»), когда заключенным необходимо время для выполнения своих арестантских нужд: починка одежды, стирка белья, писание писем и прочее.

* * *

Казалось бы, по самому значению слова «ударник», — они должны применяться для выполнения экстренных, непредвиденных работ, — но на Соловках очень часто выполняются в ударном порядке плановые постоянного производства работы.

В мое время ударники был излюбленный прием ЭКЧ, как бы сверх сметная эксплуатация рабочей силы заключенных, или, определяя ближе к жизни, вытягивание последних соков из несчастных соловецких узников.

Порою настолько были тяжелы условия выполнения работ на некоторых ударниках, бывших в суровую непогоду, что даже сейчас воспоминание об них вызывает нервное содрагание...

 

«Ударники» для вытаски «баланов» из леса

В практике Соловецких принудительных работ особенно часто пользуются применением «ударников» для выполнения разного рода вспомогательных работ при заготовке лесных материалов, как то: вытаска бревен, выноска дров и пр. и, конечно, погрузка леса на пароходы.

Самой тяжелой, утомительной и изнурительной работой была вытаска бревен из леса на озера, к местам сплавов.

Вытаска бревен из леса производится зимой при глубоком снеге, когда грунт мерзлый и легче тащить бревна волоком.

Эта нудная работа состоит в следующем:

Когда партия арестантов, назначенных на вытаску «баланов», прибывает на место работ, то здесь руководитель работами распределяет арестантов на группы по 10–12 человек каждая, снабжает инструментами, выдает канаты для зацепа бревен и задает урок каждой группе. Урок — число бревен, которые каждая группа должна вытащить на озеро. Обычно число это колеблется в зависимости от расстояния разбросанных в лесу бревен до озер. Бывает, что приходится тянуть бревно волоком километр и больше. Бревна или, как их называют на Соловках, «баланы», размером 8-10 метров длины и до 65 сантиметров в отрубе.

Предварительно каждая группа производит разведку, откуда начать работу, чтобы по проторенной уже дорожке протаскивать другие бревна.

Прежде всего нужно каждое бревно откопать из нанесенного сугроба снега.

Затем бревно зацепляют канатом. Вся группа впрягается. Один — дирижер, выкрикивает заунывным голосом:

— «Раз, два, взяли!.. Раз, два, взяли!» По команде: «Взяли», вся группа, с напряжением всех усилий сдергивает бревно с места, проталкивает его шагов 10–15... Бревно застопоривает или задевает за пень, или натормозит кучу снега.

Надо отворотить ломом балан от пня или разгрести снег. Опять запевало заунывно тянет: «Раз, два, взяли!..» Снова проволокли бревно по глубокому снегу и неровному лесному грунту шагов 10–15. Опять остановка, очистка... и т.д.

По всему лесу слышны заунывные пения: «Раз, два, взяли!..»

Чтобы понять тяжесть и утомительность такой работы, надо, как и всегда, иметь в виду, что соловецкое узники уже раньше крайне истощены изнурены и обессилены, и, кроме того, все плохо одеты: на ногах какие-нибудь обертки, а на руках нет ничего... Люди мерзнут... отмораживают себе руки и ноги... Согреться негде... Отойти не позволяют... разводить костры нельзя.

Работа продолжаемся много дольше, чем намечено рабочих часов, впредь до выполнения урока.

Некоторым несчастным группам попадаются неблагоприятные участки для вытаски: кочковатый грунт, частые пни, валежник, большие сугробы снега... Так что они тратят на выполнение урока 10–12 часов.

В конце работы люди переутомлены... Все запевалы тянущей нервы команды — «Раз, два, взяли!..» охрипли...

* * *

Многие группы настолько утомлены и выбились из сил, что не могут дальше работать, почему и просят руководителя сбавить урок. Просьба их напрасна; — конечно, не удовлетворяется. Урок должен быть выполнен во что бы то не стало. Разрешается передохнуть. Но отдыхать нельзя, так как без движения плохо одетые могут замерзнуть, а движение их при работе мало производительны... При конце работы утомленная группа при полном напряжении последних сил не может уже сдвинуть с места бревно, не только что тащить его волоком на большое расстояние. Заявления, что партия обессилена, ни к чему не приводят...

Начинается ругань, угрозы со стороны десятников и надзирателей. В конце концов удары палкой по голове наиболее строптивых и крикливых арестантов...

Вот обычный финал ударников по вытаске «баланов» из леса.

Вытаска бревен к местам сплава производится исключительно только первобытным способом, — «на людях волоком». В мое время никакой другой энергии не применялось... Да, собственно говоря, что же может быть применено? Лошадей не было... Обещанной электрификации не видно пока и в центральных областях, не только что в глуши, на окраине, на Соловках...

 

Прошлые ударники, наиболее суровые и пагубные для здоровья соловчан

Из числа многих ударников, бывших в мое время чуть ли не каждый день, я укажу лишь на самые типичные, которые послужили причиной потери здоровья для многих соловчан и даже некоторым стоили жизни.

1) Осенью 1925 года УСЛОН и само Центральное ГПУ, вследствие общего эпидемического головотяпства в СССР, не смогли вовремя перебросить на Соловки продовольствия на зимний период, когда Соловки бывают отрезаны в течение шести месяцев от материка и связь с внешним миром прекращается.

Продовольствие начали подвозить на отправные пункты — Кемь и Архангельск, когда наступили уже зимние холода.

Скоро Белое море было сковано льдом, и навигация прекратилась.

Соловки очутились без продовольствия, а соловецким узникам угрожала голодная смерть в течение долгого зимнего периода.

Московское ГПУ всполошилось, зафрахтовало два ледокола: самый сильный на Севере «Малыгин» и другой немного слабее.

Пока ледоколы подходили, да грузились, — лед крепчал и крепчал. Сильный «Малыгин», а за ним другой, не могли пробиться к самой Соловецкой пристани, а остановились в море, в трех километрах.

Предстояла, спешная выгрузка, чтобы не засадить ледоколов во льду.

Кремль был поголовно мобилизован на ударники для выгрузки ледоколов.

Тут уже ни с какими категориями по состоянию здоровья не считались, гнали всех: слабосильных, больных, хромых, босых и полуголых...

Босым выдали на ноги лапти и портянки из старых мешков.

* * *

Стоял суровый декабрь месяц.

К великому несчастью Кремлевских арестантов поднялась суровая снежная метель.

Толпы арестантов, одетых в большинстве в ветхие отрепья, изнуренные, истощенные, трясущиеся от холода, медленно продвигались в открытое море к ледоколам...

На льду лежал уже полуаршинный снег.

В полкилометре от ледоколов под снегом оказалась вода, а снег представлял кашицу, пропитанную водой. Когда ледоколы пробили проход во льду, то во время прилива вода выступила на лед и пропитала снег.

Предстояло идти по воде, покрытой сверху снегом. Пока приближались к ледоколам, у всех даже хорошая обувь промокла, не говоря уже о лаптях с обмотками.

Ноги хлюпали в холодной воде внутри валенок или сапог. Выгруженные мешки и кули с продовольствием арестанты носили на себе на остров, шествуя все время по глубокому снегу, пропитанному водой.

Я работал в ночной группе, когда был сильный буран.

Большинство поморозили себе руки и ноги, а сплошь то и другое вместе.

Я был одет гораздо лучше многих других: имел меховую шубу, на голове теплую папаху, на руках варежки, а на ногах новые хорошей катки валенки. Однако, в ту ночь я поморозил себе пальцы на ногах и пальцы на правой руке.

Утром после ударника удрал в лесничество, в Варваринскую часовню. В то время я служил там, а жил в Кремле в 10-ой роте. Самовольно остался в лесничестве, чтобы не попасть опять на ударник.

Лесничий донес, что я сильно заболел и слег.

Тут симуляции не было: — фактически я поморозил себе руки и ноги, которые распухли и были воспалены. Но, оставаясь в Кремле, это не приняли бы во внимание и снова погнали бы на ударник.

* * *

Выгрузка ледоколов продолжалась непрерывно двое суток. Многие несчастные арестанты поморозились, и уж нечего говорить, что много простудилось и схватило воспаление легких.

Ночью в буран были и такие весьма жуткие картины.

«Шпана» была одета в лохмотья, на ногах имела выданные на эту работу лапти, а на руках ничего. Они отбегали в сторону, куда вода еще не дошла и на поверхности льда ее не было; разгребали снег и располагались группами на льду по 4–5 человек, и, плотно прижавшись друг к другу, сидели кучкой. Как долго они сидели, имея самочувствие и не теряя сознания — неизвестно. Тайну сию они унесли с собой в загробную жизнь...

Возвращаясь после относа груза на остров, наталкиваемся на такую группу притаившихся, скорчившихся и неподвижно лежащих людей, обращаемся к ним: «Товарищи, ведь, вы замерзните!..»...«Нет, ничего», едва слышно кто-нибудь отвечает.

Снежная метель хоронила их, покрывая их сугробами снега...

А летом с ледоходом море приняло их в свое объятие и послужило им вечной усыпальницей...

Кошмарные условия работы при выгрузке ледоколов надолго останутся в памяти у бывших соловчан, даже не утративших здоровья при этой работе...

2) Подобный предыдущему был другой случай работы во льдах в ту же зиму.

Транспортные головотяпы засадили и оставили во льдах баржу «Клара Цеткин».

«Клара Цеткин» была в одиночестве скована льдами в открытом море. Соловецкая администрация решила провести «Клару Цеткин» в сухой Соловецкий док для ремонта.

Работа арестантов состояла в том, что нужно было проделать канал во льду для прохода «Клары Цеткин».

* * *

Бедные арестанты работали на затопленной водой площади льда, и это при жалкой обуви (некоторые в казенных лаптях с мешочными портянками).

У каждого обувь была всегда пропитана холодной водой.

В добавление к этому была суровая холодная зима с частыми снежными метелями... Работа продолжалась более двух недель.

Опять-таки многие простудились и схватили воспаление легких.

Страдающие грудными болезнями приблизили намного конец земной жизни...

* * *

Здесь я привел для иллюстрации лишь яркие примеры выполнения некоторых ударных работ. Напоминаю, что эти работы сверх нормы повседневного принудительного труда.

На Соловках ударников множество.

Они применяются для выполнения самых разнообразных работ, — от рубки капусты для солки до спуска пароходов после ремонта на воду.

* * *

Часто бывает, что арестантов с одного ударника без передышки назначают на другой.

Со мной так было много раз.

Например, однажды (это было в воскресенье) был я на ударнике для выгрузки кулей с рожью и переноски их на мельницу.

По выполнении урока возвращаюсь в роту.

Оказывается, рота стоит в коридоре, построенная для набора людей на новый ударник.

Нарядчик, увидев меня идущим, приказывает становиться в группу, предназначенную на ударник.

— «Помилуйте!» взмолился я, «я только что возвращаюсь с ударника, — был на выгрузке кулей». «Ничего, товарищ, не умрете. Становитесь без разговоров». Пришлось идти на новый ударник — на расчистку места для катка.

Уже раньше было сказано, что непосредственное над заключенными начальство проявляет безнаказанно произвол, насилия, охотно принимает взятки, прибегает к вымогательству и прочее.

И это особенно выявляется при назначениях на ударники: одни никогда не ходят на ударники, тогда как другие с одного ударника посылаются на другой.

 

Что такое Секирка?

Свое повествование о Соловецкой каторге, мягко именуемой большевиками «лагерь принудительных работ Особого назначения ОГПУ», я закончу кратким описанием шедевра коммунистической карательной системы, — штраф-изолятора на гopе Секирной...

Тоже довольно приличное и мнимо-закономерное название...

В действительности это кошмарное место, в общей серии Соловецкого эксперимента, есть самое ужасное — это своего рода пекло коммунистического ада.

Это страшное место прозвано арестантами, да и в России оно слывет под тем же названием — «Секирка».

* * *

На Соловках для провинившихся арестантов установлены два вида ареста: кратковременный и продолжительный.

Для кратковременного ареста, до одного месяца, в каждом отделении лагеря и на каждой командировке имеются карцеры.

Я воздержусь описывать в подробностях эти катакомбы Соловецкой каторги, гораздо мрачнее и суровее, чем клетки для диких зверей...

Обычно арестантов, подвергнутых карцерному содержанию, или запирают в каком-либо мрачном подвале, или набивают ими какое-нибудь чердачное помещение.

Помещения, занятые под карцеры, не имеют нар, часто без света, холодные, сырые...

В своем месте было указано, что соловчане имеют над собой многочисленный начальствующей персонал (командный, административный и производственный).

Каждый начальствующий тип стремится с одной стороны показать свою энергию, свое рвение на службе перед старшими такими же типами, а с другой стороны, — желает проявить свою власть над забитыми уже узниками. Вот причина, почему всегда много соловчан подвергнуто карцерному содержанию.

И карцеры не только не пустуют, а сплошь и рядом переполнены до последней крайности, лишь можно с трудом сидеть на полу плотно один к другому. Из этого мрачного человеческого улья постоянно идет спертый зловонный воздух, напоминающий смрадный воздух свинного гайна (логовища) с примесью могильного запаха.

Само собой, во время карцерного содержания не может быть и речи о выполнении гигиенических потребностей. Бывает, что арестанты-карцерники не умываются в течение всего карцерного заключения (неделя, две недели, месяц), если не удастся спрыснуть лицо водой где-нибудь на работах вблизи воды.

* * *

Для продолжительного карцерного содержания ГПУ учредило на Соловках особый штраф-изолятор на горе Секирной.

Сюда посылают для заточения не только из отделений на островах, но и из отделений с материка и даже из Вишеры (Пермской губернии). Срок заключения в штраф-изоляторе установлен от одного месяца до одного года; обычно не менее трех месяцев.

* * *

Продолжительным опытом в культурных странах, как в тюрьмах, так и в армиях, определено, что человеческий организм может без ущерба для здоровья выдержать карцерное содержание только в течение не более месяца.

Такой срок, определенный медицинскими наблюдениями, для ГПУ неприемлем, как своего рода буржуазный предрассудок.

Оно установило свои сроки, сугубо пролетарские, до года включительно.

Да еще при каком режиме!.. Перед которым меркнут самые суровые условия карцерного содержания, какие только есть где-либо.

 

Самоличное отбывание наказания на Секирке

Чтобы не могло возникнуть сомнений, что описание Секирки, как основанное на рассказах, прошло путем передачи из уст в уста, через фокус увеличений и поэтому, возможно, преукрашено, — я расскажу лишь то, что я сам перестрадал, пережил и наблюдал, так как я сам лично был послан в заточение на Секирку на три месяца, притом, абсолютно без всякой вины с моей стороны.

Не имею оснований утверждать, что были какие-либо указания для спровоцирования преступного деяния для меня с целью увеличения срока заключения на Соловках, или хотя бы создать предлог, который послужил бы основанием не дать мне свободы после отбытия наказания на Соловках, впоследствии так оно и случилось.

* * *

Летом 1926 года, после репрессивного пребывания на лесозаготовках, я устроился снова на службу в лесничество. Опять оказался в роли лесокультурного надзирателя; и, как таковой, заведывал лесоочистительными работами.

* * *

1-го сентября Эйхманс, начальник УСЛОН, возвращался поздно ночью из Кремля в сильно пьяном виде (возможно, был на какой-либо оргии), заметил в лесу дымящийся костер, где мы раньше, шесть дней тому назад, сжигали сучья; поднял тревогу, для инсценировки вызвал из Кремля пожарную команду и т. д.

На следующий день был отдан огромный приказ по УСЛОН, в котором ночной инцидент раздули в лесной пожар; причину пожара приписали моей небрежности и было заложено на меня наказание — заключение в штраф-изоляторе на три месяца, т. е. на Секирку.

Без преувеличения могу сказать, что когда прочли приказ на поверке, то многие ахнули.

Уже не принимая во внимание моего прежнего социального положения, Генерала Российской армии, или моего состояния, правда, короткое время, по высшему командному составу Красной Армии, но просто по возрасту, никогда не было случая, чтобы такого солидного возраста заточали на Секирку.

Когда на следующий день после объявления приказа «политика» (левые эссэры, меньшевики и анархисты) пришла на работы, то анархист Быстров-Гаррах сделал мне от имени всей группы следующее заявление:

«Мы все знаем, что вы, а также и мы (их тоже арестовали на трое суток), совершенно невиновные в происшедшем, так как на том месте, где произошел мнимый пожар, мы работали шесть дней тому назад. Если костер начал тлеть, то вина в этом лесной стражи. Мы, да и все другие заключенные, убеждены, что эта гнусная провокация направленна против вас, а мы лишь за компанию. Мы предполагаем, что намерены как-нибудь уничтожить вас.

Сегодня на поверке мы, «политика», заявили ротному, что если дадут применение приказу, то мы объявим голодовку».

Я просил их успокоиться, никакой голодовки не объявлять, а сидеть спокойно и не рипаться «по-анархистски».

* * *

Однако, время после лесного инцидента шло. Приказ не применяли. Мы работали по прежнему в лесу. Лишь через полмесяца, когда немного все успокоилось, приходит конвоир за мной в лесничество, забирает меня и отводит в карцер 1-го отделения, чтобы оттуда отправить меня с первым этапом на Секирку.

Уже поздно вечером привели меня и втолкнули в карцер.

Карцер, большая комната в нижнем этаже под 15-той ротой был, буквально, битком набит народом.

Тут были в большинстве «шпанята», молодежь из уголовников, арестованные за кражу уже на Соловках, за побег с работ, за «бузатерство» и прочее.

На ночь расположились кое-как, сидя на полу, плотно один к другому. О сне не могло быть и речи.

Всю ночь стоял невыносимый галдеж... неумолкаемо произносилась перекрестная отборная ругань.

На следующий день выгнали нас, карцерных, на работы.

Обычно карцерных утилизируют для самых грязных работ.

Я попал в группу для разборки досчатого отхожего места.

Задание нам было такое: разъединить доски, разобрать их и перенести на задний двор Кремля.

Все доски были пропитаны и загрязнены отбросами человеческого организма...

Вскоре мои руки, пальто и сапоги были покрыты этой гадостью.

В 12 часов привели нас в карцер на мнимый обед.

Омыть руки от зловонной гадости было негде и нечем.

Мы были вынуждены принимать пищу зловонно пахнущими руками, лишь некоторые очистили руки щепками от приставшей массы отхожего места.

В карцере, помимо прочих ароматов, с нашим приходом прибавилась новая парфюмерия, химический продукт человеческого организма.

Вторую ночь удалось лишь подремать, сидя в углу. Да и это «блатное» место отвоевал с большим трудом.

На третий день в послеобеденные часы карцерный нарядчик, снисходя ко мне (видимо, вид мой тронул и его окаменелое сердце), назначил меня для носки дров в баню № 2, что за Кремлем.

Обслуживающий персонал этой бани были грузины. Когда сердобольные грузины увидали меня в таком виде и узнали, что я в карцере и готовлюсь отравиться на Секирку, то неподдельно искренно сожалели мне, а сам завбаней, пожилой грузин, даже прослезился.

Отпуская нас с работы, Завбаней обещал, что на завтра он попросит прислать меня и еще двух-трех других карцерных опять для носки дров в баню.

Действительно, завбаней явился на утренней развод в карцер.

Меня и двух других назначили на работы в баню и под поручительство завбаней без конвоиров.

Когда я пришел в баню, то был немало удивлен следующим сюрпризом, приготовленным для меня. В самой бане на широкой скамейке стоял кипящий самовар, на разостланной бумаге приготовлены: белый хлеб, колбаса, сливочное масло, копчушки и монпасье (сахару в то время не было).

Для пояснения лицам, не видавшим горя, скажу, что это небывалая роскошь в обиходе соловчан каторжан.

В моей жизни я немало участвовал на веселых, роскошных, обильных яствами пикниках, на торжественных обедах и ужинах, но все это ничто в сравнении с тем впечатлением, которое оставил в моей памяти импровизированный пикник в бане № 2.

Я был несказанно рад, увидя приготовленные простые яства. Рад просто по-детски, как радуются дети при виде рождественской елки.

* * *

На пятый день карцерного содержания был составлен этап для отправки штрафников на Секирку.

Всего нас отправили пятнадцать человек. До Секирной нужно идти пешком километров 11. Каждый из нас нес на себе все свои вещи и этим несколько утяжелялся переход. Сопровождавший нас конвой держал оружие наготове. Это, кажется, единственный случай на Соловках, когда конвой выполняет свои прямые функции, т. е. предупреждение побега. Побега, конечно, не на вольную волюшку.

С Соловков никуда не убежишь. А бывали случаи убега от партии, отправляемой на Секирку, в лес с целью самоубийства, — или повеситься на дереве, или утопиться в озере. На это решались те, кто был наказан на год на Секирку, ибо они сомневались, что могут уцелеть в живых за год прибывания на Секирке, — поэтому хотели избавиться раз навсегда от страшного продолжительного мучения...

К вечеру добрались до 4-го отделения, что на Сикирной. Встретивший нас лагерный староста повел нас на второй этаж большого каменного здания. Там построили нас в холодном коридоре, произвели тщательный обыск и подробный осмотр принесенных нами вещей...

Все наши вещи отобрали для хранения в цейхаузе. Затем приказали нам совершенно раздеться, оставив на себе лишь нижнюю рубашку и кальсоны.

Я попросил, — нельзя ли оставить носки на ногах, так как холодный цементный пол был как лед. На меня грубо крикнули: «Снимай! Не полагается!..»

Когда раздевание нас закончилось и все наши вещи отобрали, лагстароста постучал болтом входной двери. Внутри заскрипел железный засов и тяжелая громадная дверь медленно открылась. Нас втолкнули вовнутрь так называемого «верхнего штраф-изолятора».

Мы остановились в оцепенении у входа, изумленные представшим перед нами зрелищем...

* * *

Перед нашими глазами была такая картина... Вправо и влево вдоль стен громадного высокого здания, а также по середине, на голых деревянных нарах сидят в два ряда, плотно один к другому, узники штраф-изолятора; все они босые, почти полуголые, имеющие какие-то лохмотья на теле, бледные с испитыми лицами, некоторые из них как подобие скелетов; все грязные с всклокоченными волосами...

Сейчас они смотрят в нашу сторону мрачными, утомленными глазами, в которых отражается глубокая печаль и искренняя жалость к нам, новичкам, что нас ожидает тоже, что они выстрадали и переносят теперь.

Из дальнего левого угла, из отгороженной камеры, раздается пронзительный душу раздирающей вопль, пересыпаемый дикими криками по адресу Советской власти, палачей ГПУ и прочее.

Часто слышны звуки ударов по избиваемому человеческому телу, сопровождаемые отборными ругательствами других каких-то голосов.

Это (как мы узнали потом) «надзор» усмиряет заключенного Александрова, который от всего пережитого, от разных глумлений и издевательств пришел в ярость, в возбужденно-ненормальное состояние. И вот теперь пытаются одеть на него смирительную рубашку. Александров отбивается, рыдает, издает дикие нечеловеческие крики. Надзор сбивает его на пол. После сильного избиения Александров ослабевает. «Надзор» натягивает на него смирительную рубаху, скручивает ему руки и связывает ноги.

Александров, обвязанный кругом, бьет головой об пол.

* * *

Вправо на нарах другая сцена. Там лежат, распластавшись, два человеческих трупа. Лежащие — это эпилептики.

Рыдания, крики, шум, избиения отразились на них, — с ними произошел припадок.

Их ноги и руки с силой придавливают к нарам другие арестанты, не давая им конвульсивно биться.

При виде таких потрясающих сцен мы стояли в остолбенении.

Когда все немного успокоилось, староста изолятора распределил нас на места для сидения на нарах.

Меня поместили в дальний конец средних нap, как раз против и около карцеров, где, в левом, только что происходило усмирение и избиение бешено возбужденного заключенного.

* * *

Впечатление потрясающей обстановки, в которую я попал, близость рядом безумствующего карцерного, который издавал всю ночь дикие крики, бился головой об пол; изрыгал отборные ругательства по адресу всех и вся, — все это так подействовало на меня, что я провел всю первую ночь в каком-то нервно-лихорадочном состоянии. Сон абсолютно бежал от меня.

 

Кошмарные условия заточения штрафников на Секирке

Ознакомлю вкраце с сим чудовищным карательным местом, как коварным творчеством ГПУ.

* * *

Гора Секирная есть самая высокая на Большом Соловецком Острове. Да, собственно говоря, единственная, ибо все другие возвышения, следуя географическому определению, надо отнести к холмам, покрытом лесом.

* * *

В двухэтажном здании, занятом теперь под изолятор, прежде, в славное время процветания Соловецкой обители, вплоть до нашествия озверелых вандалов, банд ГПУ, были два глубокочтимых Православных монастырских храма, привлекавшие для молений тысячи богомольцев.

В каждом этаже был особый храм, трехпрестольный, главным алтарем и двумя приделами (боковые алтари).

Теперь же место это, прежде священное, переделано в самую суровую жестокую темницу, какую видел ли когда-либо мир, превращено в мрачную катакомбу для мучений и терзаний несчастных жертв всероссийского красного террора...

Все, что могло бы напоминать о прежних храмах, конечно, было выломано и убрано.

Прекрасная иконопись на стенах храмов была скверно и грубо заштукатурена.

Прежние боковые алтари переделаны в карцеры, где теперь происходят избиения строптивых и обезумевших от кошмарного режима штрафников и бесчеловечное насильственное одевание на них смирительных рубах. В верхнем этаже, где в храме был расположен Святой Жертвенник, теперь стоит огромная «параша» для большой нужды («параша» — большая кадка с положенной на ней доской для ног).

* * *

Применяясь к распланировке сего двухэтажного здания, ГПУ придумало придать штраф-изолятору двойственную организацию.

Для верного уяснения читателями определим значение «штраф-изолятора», как «тюрьма на каторге».

Двойственность организации изолятора выявляется в следующем: в верхнем этаже расположен «верхний штраф-изолятор», а в нижнем помещаются штрафники «нижнего изолятора».

Различие между ними в суровости режима. Заключенные в «нижнем изоляторе» имеют некоторые облегчения в сравнении со штрафниками «верхнего изолятора».

Сначала все прибывающие на Секирную новички заточаются в «верхний штраф-изолятор».

По прошествии более или менее продолжительного времени, когда администрация «изолятора» убедится, что заключенный «перевоспитан» — это по-«чекистски», а по-человечески — морально убит, то его снимают в нижний изолятор.

* * *

Штрафники верхнего изолятора содержатся в невыносимо кошмарной обстановке...

Варварские условия для заточенных в этом пекле коммунистического ада на Секирке изобретены, как бы преднамеренно, с целью убить в человеке морально-духовное существо, уподобив его тварям земным, искалечить его здоровье, чтобы он сошел скорее с земной сцены и тем избавил ГПУ от излишней обузы...

Но, откажемся от утверждения или отрицания этих предположений, ибо это завело бы в непроходимые дебри моральных рассуждений.

Ограничусь лишь характеристикой этого страшного узилища.

* * *

Главною сугубо-суровою особенностью содержания заточенных в верхнем изоляторе является та бесчеловечная пытка, что штрафники должны сидеть полуголыми. Каждый может иметь на себе лишь нижнюю рубашку и кальсоны.

Все сидят босые с непокрытой головой. Абсолютно все вещи отбираются у них на все время заточения.

У многих из уголовников вместо рубашек и кальсон висят одни лохмотья. У всех мнимое белье приняло от давности пепельно-землистый цвет.

Нужно лишь представить себе, что несчастные узники изолятора сидят в таком виде в холодном каменном, неотапливаемом здании, притом громадной высоты, которое они должны согревать своей теплотой...

И это в холодную приполярную зиму...

Я сидел в верхнем изоляторе с 20 сентября но 10 декабря. В это время на Соловках была, довольно суровая зима. Правда, в конце ноября вследствии массовых простудных заболеваний, и благодаря настойчивым ежедневным слезным мольбам, начальник IV отделения (это изолятор) Кучьма разрешил поставить железную печку (времянку), которую топили лишь на ночь с 20 до 24 часов.

Такое согревание громадного высокого здания одной железной печкой, не более не менее, как призрак.

Теплоту ощущали лишь близлежащие к печке арестанты.

Тот же Кучьма допустил и другое послабление: он разрешил выдавать штрафникам на ночь по одному предмету из верхнего одеяния, — или пальто, у кого есть, или пиджак. Большинство «шпаны» не имеет никакого верхнего одеяния, то они проводили все время в полуголом виде, и так пребывали несколько месяцев...

Раньше, во времена тиранства на Секирной начальника отделения Антипова, страшного зверя, кровожадного садиста, никаких послаблений не было; все сидели и днем, и ночью полуголые. Помещение никогда не отапливалось; за малейшее нарушение Антиповского режима штрафников подвергали избиениям, и прочие жестокости свирепствовали в то время.

* * *

Вот распорядок дня в верхнем штраф-изоляторе.

В 6 часов утра частые удары колокола, как пожарная тревога, раздаются в коридоре... Это сигнал «подъема».

Еще колокол не перестал гудеть, как внутренний часовой кричит: «Поднимайся, мигом! Сдавай барахло, живо!».

Все штрафники быстро соскакивают с нар, несут свои пожитки, выданные на ночь для мнимого согревания, бросают их в общую кучу для относа в цейхауз.

После команды «Поднимайся» медлить со вставанием опасно, так как уборщики обходят сейчас же нары и поднимают лежащих ударами палок.

Когда первый дневной акт кошмарного мытарства Соловецкого ада исполнен, тот же внутренний часовой командует: «Садись по местам! Прекрати разговоры! Ни слова больше!»... Все усаживаются в ряд на нары, спустив ноги. При многолюдстве в изоляторе сидят в два ряда; — второй ряд посередине нар, подогнув под себя ноги. В таком положении все сидят молча... Можно лишь шепотом, и то украдкой от часового, перебрасываться словами с ближайшими соседями.

Через несколько минут после подъема уборщики приносят деревянные вонючие ушаты с кипятком и несколько кружек. Обыкновенно одна кружка на троих. Утром, конечно, ни у кого не было ни крошки хлеба, желающих пить кипяток без хлеба бывает не так много.

* * *

В 7 часов снова тревожный колокол, — это сигнал на поверку. Штрафники мигом спрыгивают с нар и строятся в проходе в несколько шеренг, в зависимости от многолюдства узников.

Приходит дежурный по отделению и староста и выполняют обезьянью комедию поверки.

Казалось бы, бессмысленно делать поверку в таком непроникновенном каменном каземате. Как везде на Соловках за несогласованный ответ на приветствие начальства обычным собачьим лаем «Здра» или за вялый расчет по порядку наказывают всех выдержкой на стойке на полчаса или на час, в течение которых заставляют многократно выкрикивать: «Здра! Здра!»...

Здесь это наказание, помимо морального глумления, усугубляется физическим издевательством, так как заключенные узники стоят босые на холодном цементном полу, причем по полу гуляет все время холодный зимний сквозняк от щелей двери к разбитым окнам.

После поверки опять все сидят молча и ждут очередного акта повседневной комедии.

* * *

Следующий номер — это умывание.

Уборщики приносят ушат холодной воды и несколько грязных полотенец из числа отобранных у штрафников. Желающие подходят к ушату. Уборщик поливает ковшом воду на руки умывающихся. Холодная вода течет под ноги босых. Охотников мать свое лицо обычно мало, многие опасаются стоять босыми ногами в луже холодной воды.

Шпана, предпочитает умываться раз в две недели, — это в бане. Собственно говоря, в бане только и можно умыть лицо, а не больше. При посещении бани время для мытья дается 15–20 минут и одна небольшая шайка теплой воды. Все же водят в баню, чтобы показать, что и у нас, как у культурных людей.

* * *

В 12 часов бывает суточное принятие пищи. Это не есть обед.

В штраф-изоляторе нет никаких ни обедов, ни ужинов, ни завтраков... Пища, притом весьма скудная, принимается единожды в сутки, в полдень.

В 11 часов совершается, тщательное деление хлеба, на так называемые «пайки», по одному фунту черного хлеба в сутки на человека (Хлеб, конечно, выпечен из непросеянной муки, часто с примесью суррогатов).

* * *

Затем уборщики приносят ушаты горячей пищи; ее составляют: мутная жидкость, именуемая супом, такого же качества и тех же сортов, что и в Кремле, и три-четыре ложки каши, преимущественно пшенной. Вот и все суточное питание.

Фактически надо считать питательным продуктом лишь один фунт черного хлеба в сутки.

Не надо забывать, что такое питание продолжается не неделю, или две, а несколько месяцев, вплоть до года.

Вообразите себе, какой вид прижимают несчастные узники, просидевшие нисколько месяцев!..

Я описывать не буду этих мрачных теней, — в какую я сам лично превратился после двух месяцев пребывания в верхнем штраф-изоляторе...

Если в Кремле недостаточно питание, то там некоторые имеют возможность восполнить чем-нибудь. Здесь же абсолютно никому ничего нельзя.

Штрафники изолятора, как состоящие на карцерном положении, лишены всего: они не имеют права купить что-либо, хотя бы имели на хранении деньги; им не выдают посылок, прибывших из дому, им не передают писем, получаемых на их имя; сами они не имеют права писать кому-либо; им не разрешается читать что-либо, и прочее, и т. д...

Одним словом, это заживо погребенные в этом страшном узилище...

* * *

Само собой, при таких кошмарных условиях содержания, при таком жалком голодном питании, бывает много заболеваний.

Заболевших отправляли в лазарет, в Кремль, или в околодок, в Савватьево; но лишь тогда, когда они не могли уже двигаться...

Какая их судьба была в дальнейшем, — все покрыто мраком неизвестности.

Среди штрафников было много больных цингой.

Конечно, для показа и для бумажной санитарной отчетности им выдавали улучшенное питание... Как вы думаете, какое это было улучшение? Да выдавали добавочного по полфунту черного хлеба и на двоих одну воблу.

* * *

В конце ноября, это уже второй месяц моего пребывания в верхнем изоляторе, когда мы были крайне истощены, а наступили сильные холода, то для поддержки наших ослабевших организмов лекарь изолятора, Плотников, выпросил в Кремле присылки тюленьего жира. Этот жир применяется для смазки машин. Вещество весьма вонючее и противное на вкус. Перед принятием пищи выдавали нам по столовой ложке.

Как не противна эта жидкость, однако, все с радостью пили ее...

* * *

Самым мучительно тяжелым временем для узников изолятора это был вечер, когда все мрачные, подавленные, сидели молча на нарах в слабо освещенном каземате, придавляющем своей громадой. Многие тряслись от холода, постукивая зубами.

* * *

В сильные холода некоторые дежурные по отделению разрешали составлять группы для согревания.

Это делалось таким образом: четыре человека, сидя на нарах, прижимались спинами плотно один к другому, наружную часть тела согревали, хлопая ладонями, по плечам, бокам и ногам. У нас были даже выработаны приемы, как бы групповой гимнастики, — все делали по команде; приемы выполняли по счету. И выходило хорошо... Это гораздо удобнее, чем каждый отдельно будет хлопать себя и беспокоить других...

* * *

В 20 часов была вечерняя поверка.

Сейчас же уборщики приносили кучей разные пожитки, выдаваемые на ночь для мнимого укрытия от холода...

Мне выдавали мое осеннее пальто.

Нужна особая изобретательность, чтобы одну вещь использовать и как подстилку и — в то же время укрыть ей от холода все части тела.

Большинство «шпаны» не получало на ночь никаких пожитков, так как они и раньше были полуголые, то они составляли согревающие группы, то есть, образовывали кучу переплетшихся человеческих тел.

* * *

Редкая ночь проходила спокойно.

Часто карцерные нарушали ночной покой...

В карцер запирали в большинстве случаев штрафников строптивых, непокорных, или вернее говоря, пришедших в ненормальное состояние, обезумевших от переживаемого кошмара... Иногда ночью они поднимали крик, шум, стук, ругань...

По тревожному колоколу часовой вызывает «надзор»...

Те прибегают в карцер с наганами в руках, начинают успокаивать... и одевать смирительную рубаху...

* * *

Подавляющая сила кошмарной обстановки так пагубно отражается на заточенных узниках, что с течением времени некоторые теряют, в духовно-моральном значении, образ и подобие человеческое... уже они духовно подавлены и морально убиты...

У них открыто выявляются одни лишь животные инстинкты... Другие впадают в сильное возбуждение, что приводит к усмирению их в карцере... в так далее...

Какое богатство и разнообразие объектов для психологических наблюдений!..

* * *

Многие были бы готовы покончить расчеты с жизнью, если бы были к тому возможности.

Но администрация изолятора предупредительно принимает все меры, чтобы предотвратить случаи самоубийств...

Все же уголовники изощряются в изобретении способов как бы искалечить себя, чтобы был предлог для поступления в лазарет.

Для примера расскажу наиболее типичные случаи самоувечья.

1) Неподалеку от меня на нарах помещался уголовник Королев. Он выдавил незаметно оконное стекло, разбил стекло на мелкие кусочки кружкой для кипятку, затем закатывал куски стекла в мякиш хлеба и проглатывал... Всего, по его признанию, он проглотил более полукружки разбитого стекла. Само собой, вскоре открылись боли в желудке и в кишках, и открылось сильное кровотечение. Его отравили в лазарет. Позднее я узнал, — он умер в лазарете в страшных мучениях.

2) Для резки хлеба при делении его на «пайки» выдавали большой кухонный нож. Однажды резчик отвлекся и положил нож на стол. В миг подбежал «шпаненок», схватил нож и отрубил себе пальцы на левой руке, и этим достиг своей цели, — его отправили в лазарет...

3) Когда, после настойчивых слезных просьб была поставлена, железная печка для согревания, то в первое время были такие случаи. В начале топили печку сами штрафники. Когда вечером, во время топки, раскаляли печку до красна, то объявлялся кто-нибудь охотник, на самооувечье, который прикладывал свою мужскую отличительную принадлежность к раскаленной до-красна печке.

Конечно, происходил страшный ожог. Вскоре образовывался нарыв. Любитель-самоувечник записывался в околодок и здесь заявлял лекарю, что он болен венерической болезнью. Лекарь, не разобравши в чем дело, отправлял его в лазарет. Однако, вскоре сам лазарет открыл тайну. Видимо, кто-то из самоувечников сознался. Было сообщено в изолятор. Тогда было строжайше запрещено подходить кому-либо к печке, а топку печки возложили на уборщиков.

* * *

Соловецкий лагерь принудительных (каторжных) работ Особого назначения ОГПУ изобилует множествам кошмарных фактов и выпукло выдающихся по жестокости эпизодов, которые, вследствии своей оригинальности, напрашиваются быть оглашенными во всеобщее сведение на общественный суд культурных народов...

Но, во избежание многословия, мы не будем вспоминать эти факты и выделять их из общей многочисленной серии, а оставим разбор их специалистам исследователям недалекого будущего...

* * *

Полагаю, что мое простое, правдивое и беспристрастное описание в достаточной степени иллюстрирует картину коммунистической каторги на Соловках.

Поэтому нагромождение многих фактов не внесет чего-либо нового.

 

Исполнен долг, завещанный соловецкими страдальцами

Закончив мое мрачное повествование о режиме Соловецкого лагеря, я исполнил нравственный долг перед моими коллегами, Соловецкими узниками.

Многие из узников ОГПУ, не только на Соловках, но я в других местах заключений надеясь с детской наивностью на проявление сострадания и человеколюбия со стороны свободных цивилизованных народов, объясняют себе молчание культурных народов тем, что цивилизованный мир не осведомлен верно и правдиво об истинном невыносимо-тяжелом положении, в каком эти несчастные пребывают, и они духовно заклинают каждого счастливчика, выбравшегося из Советского рая и перенесшего лично все ужасы на Соловках, переживаемые ими теперь, рассказать обо всем словами очевидца...

* * *

В данный момент я глубоко счастлив и морально удовлетворен, что выполнил страстное желание многих соловчан поведать цивилизованному миру об их страданиях, мучениях, о претерпеваемых ими глумлениях и издевательствах...

* * *

Да пусть же всякий и каждый, не утративший еще духовной восприимчивости, в ком бьется еще отзывчивое сердце, прочтя мое мрачное описание, мысленно представит себе, что в подтверждение моих простых, правдивых сказаний раздаются оттуда, с далекого Севера, плач и стоны многих тысяч несчастных узников, заточенных в данное время на Соловках... им вторят, как эхо, вопль и стенания сотен тысяч других Россиян, томящихся в многочисленных и разнообразных тюрьмах Советского Союза, в концентрационных лагерях, на принудительных работах и в ссылках в отдаленнейших северных холодных областях Сибири...

 

Вопли и стоны страждущих россиян не тревожат сердца культурных народов

Но, к великому прискорбию, исступленные вопли измученных, угнетенных и терроризованных Россиян не тревожат сердца просвещенных свободных народов: — они с бездушным хладнокровием не замечают молящих взоров, устремленных к ним с просьбой об избавлении от небывалой еще кабалы...

* * *

Вот уже более тринадцати лет, как культурные народы всего мира безмолвно присутствуют при Великой Трагедии Русского Народа...

Как общеизвестно, — за это время не было ни одной какой-либо серьезной демонстрации, политической или моральной, по поводу злодеяний творимых большевиками в России.

Не было ни одного единодушного запроса ни в одном из парламентов всех стран.

Все иностранные политики и дипломаты пришли, как бы, к единодушному заключению, что творящиеся ужасы в России есть неотразимый ход истории. Если вы, дальновидные господа, непогрешимы в вашем мудром заключении, то, в силу исторической последовательности, остерегайтесь, как бы эта неотразимая историческая волна не захлестнула и вас...

* * *

Какие же причины тому, что цивилизованные народы нашего культурного XX-го века остаются до сих пор безмолвными зрителями сатанинской вакханалии красных палачей в России?

Причины мирового попустительства неслыханной тирании в России можно отнести к двум категориям, — к причинам политического характера и к причинам морального порядка.

Крупные политические причины нижеследующие:

Во-первых, Правительства некоторых иностранных государств абсолютно не заинтересованы в восстановлении и возрождении России; наоборот, их искреннее желание, возможно больше ослабить Россию, расчленить ее, и тем подготовить распадение для будущего.

Во-вторых, социалисты Западной Европы играют ныне большую роль в международных взаимоотношениях.

В некоторых странах, как, например, в Англии у власти сейчас представители II-го интернационала. В других социалисты входят частично в правительство, или оказывают давление на правительство.

Социалистам всех мастей и оттенков совершенно не улыбается трагический конец коммунистического эксперимента в России, ибо это подорвет в корне учение некоторых социалистических партий преследующих в своей конечной цели переход к коммунизму в чистом виде.

В-третьих, наконец, Правительства некоторых государств Европы и Азии, находясь в слепом экономическом соперничестве между собой, поддерживают дипломатические сношения с Советами, а иные даже заключают дружественные соглашения, не только экономические, но и военные. Таким образом, пребывая под гипнозом оптимизма, они не замечают, что этим самым они роют могилы своим народам.

Политическая слепота и преступное попустительство безнаказанно не пройдут...

Если порою, во время крупных политических демонстраций СССР, большевики глумятся и издеваются над чучелами некоторых государственных мужей, то, может быть, придет время, когда государственные деятели за свое небрежное прекраснодушие подвергнутся лично глумлениям и издевательствам, а их нынешние сподвижники будут переносить все то, что ныне претерпевают Россияне на Соловках.

 

Наше время — эпоха преобладания материи над духом, — отсюда ослабление веры и благочестия, упадок высокой морали

Но причиной всех причин безнаказанной тирании Русского Народа, открытых наглых посягательств на все святое, исторически веками созданное Русским Народом, — являются причины морального порядка.

Если мы проследим историю христианской эры, самой прекрасной в истории человечества, то мы, при тщательном анализе, не обнаружим ни одной эпохи в жизни народов Европы, чтобы абсолютно все народы оставались бесчувственными, безучастными зрителями исторического события, — когда, или какой-либо народ пребывал в политической зависимости и экономической кабале другого народа (Славяне на Балканах), или один класс общества эксплуатировал на положении даровой рабочей силы другой класс (крепостное право), или же одна группа людей владела, как животными, другими людьми (рабство).

История свидетельствует нам, что всегда на защиту или освобождение подневольных народов выступали другие народы, увлекаемые благородным порывом сострадания и человеколюбия, или же за освобождение угнетаемых классов ратовали просвещенные гуманисты.

* * *

В переживаемую нами жуткую эпоху все Россияне, населяющие громадные пространства Российского Государства, переживают великую жизненную трагедию, перенося суровые страдания и жестокие мучения, претерпевая утонченные глумления и издевательства...

Ныне там, в России, уничтожаются открыто и вызывающе нагло целые классы общества; там открыто преследуются все религии, совершаются безнаказанно цинично-кощунственные издевательства над чувствами верующих в Единого Истинного Бога.

Такая коварная сатанинская вакханалия продолжается уже четырнадцатый год...

И цивилизованный мир безмолвствует...

Какая тому причина? Кем и чем околдованы культурные народы?..

Причина тому одна, которая является главной из причин продолжительной трагедии Русского Народа, и, возможно грядущих бедствий во всем мире...

Причина эта — ДУХОВНОЕ ОБНИЩАНИЕ НАРОДОВ.

Люди углубляются все ниже и ниже в грубый материализм, отсюда громадное неравенство в материальном благосостоянии, что и является причиной классовой борьбы.

Мы переживаем время преобладания материи над духом... вследствие чего ныне наблюдается упадок веры и благочестия, утрата высокой морали...

Мы подошли вплотную к вопросу весьма сложному и животрепещущему, к вопросу первостепенной важности и исключительного интереса...

Но не будем вдаваться в дебри психо-философских рассуждений...

Для подтверждения допущенной характеристики переживаемого нами времени, — «духовное обнищание народов», мы обратимся к неоспоримому Свидетелю, к той же истории.

* * *

Для сопоставления возьмем эпоху наивысшего торжества духа над материей, эпоху расцвета искреннего (а не показного) христианства, эпоху господства высокой морали среди благородного рыцарства, — именно, эпоху Крестовых походов.

В те далекие времена Святые для христиан места в Палестине были завоеваны турками-османами.

Однако, турки-османы не преследовали христиан за их вероучение.

Тем не менее, в те времена, когда Вера была горяча и крепка у христиан, когда благочестие было жизненным правилом, претило христианским сердцам и оскорбляло их чувства, что Святые Места находятся под властью басурман.

В ту красивую пору был всеобщий религиозный подъем и стремление участвовать в Крестовых походах для освобождения Св. Гроба Господня.

Ныне все человечество является свидетелем, небывалых и неслыханных еще в истории всех стран, времен, и народов гонений и хулений веры в Единого Истинного Бога, что творят нагло и открыто коммунисты в порабощенной России.

Однако, верующие всех религиозных культов безмолвствуют.

 

Коммунизм — мировое зло и борьба с ним — мировая проблема

Уже давно всем известно, что коммунистическая тирания в России является филиалом мировой организации, именуемой Коминтерном, которая стремится к утверждению подобной же тирании во всем мире.

Эта преступная мировая организация, пребывающая в Москве, живет и действует на деньги, принадлежащие Русскому народу.

Эта мировая организация ведет разнообразные спешные работы по подготовке социальных революций во всех странах мира, с этой целью насаждает везде, поддерживает и укрепляет очаги своей заразы, в виде коммунистических партий.

В составе этой Мировой организации имеются уже подготовленные ячейки для формирования Политбюро в порабощенных коммунизмом странах, подобно тому, как Политбюро диктаторствует сейчас в России.

Во время Конгрессов Коминтерна участники открыто заявляют, что Россия для них обширный и богатый плацдарм для коммунистических диверсий в сторону других стран, а Красная армия есть авангард мировой революции.

Сами Московские диктаторы открыто заявляют, что их заветная мечта, — это зажечь пламя социальной революции во всем мире, к чему они ведут самую интенсивную подготовку в обширных размерах.

Советы готовят громадные полчища для нападения на соседние страны.

Фактически в настоящее время в России проведены до конца принципы по подготовке вооруженного народа.

Ныне там есть Советские управления, учреждения, учебные заведения, фабрики, заводы, колхозы... — словом все милитаризировано.

Грядет время, когда Европа познает все ужасы нашествия новых гуннов, превосходящих утонченностью злодеяний все то, что нам известно из времен Аттилы и Чингиз-Хана.

* * *

Если строго проанализировать все мероприятия Советского Правительства, как политические и социальные, так и экономические (индустриализация, пятилетка, колхозы), то можно убедиться, что все они имеют в основе своей целью, правда скрытой, подготовку к мировой социальной революции.

Многие факты последнего времени убеждают, что коммунизм в мировом масштабе стремится к разрушению современного хозяйственного (демпинг), и социального уклада.

Коммунизм ставит одной из главных своих целей разрушить духовный мир народов... Коммунизм злонамеренно посягает на все святое народов, исторически веками созданное их предками.

Мы живем в эпоху двух миров: мира культурного, просвещенного, или по иной терминологии, буржуазно-капиталистического и мира коммунистического.

Это два враждебных мира, один другого исключающие, как основу государственного образования.

По опыту России мы видим, что применение коммунизма в жизни есть неслыханное зло, а по коварным замыслам Коминтерна это есть Mиpoвoe зло, — следовательно, борьба с ним есть мировая проблема.

* * *

В последнее время Правительства государств всего мира поставили очередной международной проблемой вопрос о разоружении.

* * *

Вместо созыва бесплодных конференций о разоружении, следовало бы Правительствам культурных стран созвать конференцию о ликвидации коммунизма, как являющегося общей угрозой всем государствам, всему зданию современной цивилизации.

Но нелепо ожидать от какого-либо Правительства такого смелого, решительного шага, хотя бы во имя высокой идеи.

 

Мировая опасность вызывает на борьбу мировую организацию

Уже пора, казалось бы, всем государственным и политическим деятелям и всем просвещенным людям других стран отрешиться от ложного оптимизма на возможность появления коммунистической заразы в их странах и уяснить себе, что коммунизм есть мировая опасность, и что планомерная борьба с ним должна быть организована в мировом масштабе.

Кто же может быть инициаторами и организаторами в деле ведения борьбы против надвигающейся опасности разрушения современной цивилизации и культуры?

Ни одно Правительство современных государств, не отважится взять на себя инициативу в деле призыва на борьбу с коммунизмом, как мировой опасностью.

И это по следующим причинам:

Во-первых, Правительства многих стран скованы в своих действиях социалистами разных мастей и оттенков, которые препятствуют даже открыто выражать мысль о допустимости борьбы с Коммунизмом, так как коммунизм представляет собой предельное разветвление дуализма.

Во-вторых, многие правительства связаны в своей государственной работе заданиями своих избирателей, почему, в большинстве случаев, внимание и энергия правительств поглощены разными текущими государственными проблемами, не заглядывая далеко в будущее.

В-третьих, при парламентарном строе во многих странах правительства их недолговечны. Иногда при переходе власти от одной политической партии к другой наблюдаются резкие изменения в курсе политики (Пример тому — Англия).

* * *

Коммунизм, распространяемый и насаждаемый постоянной сильной и крепкой мировой организацией в лице Коминтерна, вызывает на борьбу с собой так же постоянную сильную мировую организацию.

 

Международная Анти-Коммунистическая Лига, — как мировая организация, должна быть доведена до крепкого и могущественного объединения

Мировая организация, образованная для борьбы с нависшей мировой опасностью, может планомерно и методически вести работу в мировом масштабе и достичь победы при условии независимости этой организации от государственной власти какой-либо страны, — почему пребывание руководящего органа ее наиболее целесообразно в нейтральной стране.

* * *

В настоящее время такой мировой организацией является Международная Анти-Коммунистическая Лига, образованная просвещенным идеалистом, доктором Обером. Бюро Лиги пребывает в Женеве.

* * *

Настоящее мое описание коммунистической каторги в России я и посвящаю этой высоко-идейной организации, надеясь, что вопль и стоны томящихся в заточении Россиян вызовут сочувствие и сострадание у членов сей мировой анти-коммунистической организации.

* * *

Все защитники культуры и цивилизации, поборники права, законности и порядка, особенно же все искренно верующие в Единого Истинного Бога, — все должны встрепенуться от спячки, объединиться и сплотиться вокруг мировой организации, Анти-Коммунистической Лиги, чтобы быть готовыми дать отпор, когда, наступит грозный момент решительной схватки между пролетариатом и буржуазией во всех странах, к чему, как теперь уже всем известно, Коминтерн ведет самую интенсивную подготовку.

На Mировую организацию, в данном случае Анти-Коммунистическую Лигу, как бы, Анти Коминтерн, ныне история возлагает крупную ответственную роль первостепенной важности для будущности всего человечества. Лиге предстоит выполнить многие весьма трудные, сложные и самые разнообразные задачи в деле борьбы с коммунизмом, как мировым злом.

Для предстоящей работы нужны большие кадры энергичных, самоотверженных и идейных работников; потребны колоссальные средства.

Если все просвещенные и одухотворенные люди всех стран проснуться от буржуазной спячки и, отряхнув ложный оптимизм, воспрянут духом перед грядущей опасностью, то работников для высоко-идейной борьбы будет достаточно и потребные средства обретутся.

* * *

Мы пребываем накануне решительных событий в истории человечества... накануне открытой сокрушительной борьбы двух мирoв... От исхода генерального сражения этой борьбы будет зависеть направление исторического русла всего человечества.

* * *

Человечество, развиваясь в строгой последовательности согласно исторических законов и прогрессируя все более и более во всех отраслях своей жизни, вступило ныне в эпоху раздвоения мировоззрений людей.

Мы переживаем время, когда люди устремляются по двум разным путям своего бытия, образуя два противоположных мира.

Первый путь, назовем его прекрасным, возвышенным, одухотворенным, ведет в мир духовно-морального преобладания, где господство духа над материей, где высокая мораль заглушает животные инстинкты, и второй путь, — путь мрачный, ведет в мир грубого материализма.

* * *

Коммунизм наших дней и представляет собой мрачный, суровый мир этого грубого материализма...

* * *

Не будем приводить подробные доказательства верности данного определения коммунизму, а укажем лишь на призывной клич, который применил родоначальник коммунизма, Ленин, увлекая за собой людей с животными страстями.

Этот воодушевляющий призыв: «Грабь награбленное».

В этих двух словах отражается главная сущность современного коммунизма, как проявление грубого животного материализма.

* * *

На борьбу с грядущим массовым проявлением грубого материализма, под флагом коммунизма, обязаны для блага всего человечества подняться и ополчиться представители всех стран и народов, всех классов общества и всех религиозных культов, — одним словом, все те, кто принадлежит к другому миру, противоположному миру грубого-материализма, и миру возвышенному, одухотворенному, которые ставят своей жизненной целью духовное совершенствование, которые стремятся достичь в своей жизни преобладания высокой морали над животными инстинктами, пробуждающимися в людях, и которые искренно исповедуют Веру в Единого Истинного Богa, без различия принадлежности к той или иной религии.

* * *

Сильное и могущественное международное объединение во имя идеи защиты цивилизации и культуры от грозящей мировой опасности должно быть построено на духовно-моральном фундаменте, опирающемся на три главных принципа: первый и основной — господство духа над материей; второй — победа высокой морали над животными инстинктами, и, третий — религия, как основа нравственности.

Все общества, партии, группы и отдельные лица, исповедующие эти три главных принципа, нравственно обязаны оказать помощь и содействие мировой Анти-Коммунистической организации.

Все идейное и одухотворенное среди народов должно объединиться и сплотиться вокруг нее, чтобы общими усилиями дать грозный отпор всякому проявлению грубого-материализма в какой бы то ни было стране.

Ведь нужно ждать, что в случае серьезного взрыва пролетарской революции где-нибудь на континенте Европы произойдет детонация в других странах; — вот почему надлежит без промедления заложить в каждой стране отражательные анти-коммунистические очаги.

Грозное время грядет и решительная схватка между двумя мирами, миром духовно-моральным и материалистическим, приближается, — почему промедление в объединении для решительного сражения будет рассматриваться историками, как преступление со стороны современников в отношении потомства, которое будет течь в своем бытье по тому историческому руслу, которое будет расчищено и оставлено ему...

 

Приближение все-европейской катастрофы

Обозревая международное положение наших дней, мы усматриваем хаотический беспорядок в делах Европы и Азии.

С одной стороны, нежизненный Версальский мирный договор, помимо его крупных политических и экономических недочетов, принес много исторических и географических противоречий в Европе и Азии, которые не могут быть урегулированы дипломатическим путем.

Все ухищрения дипломатов, все их утопические мирные проекты не спасут Европы от приближающейся катастрофы.

С другой стороны, перед культурными народами стоит грозное мировое зло в лице Коминтерна и его филиала, Советского Правительства в России.

Пока красный зверь, хищно готовящийся к уничтожению многовековой культуры и цивилизации, не будет обезврежен культурными нациями, до тех пор не может быть мира и спокойствия на земле.

* * *

Пролетарские диктаторы, учитывая настоящее международное положение в Европе и Азии и имея, в свою очередь, затаенное непоколебимое намерение разжечь пламя социальных революций в соседних странах посредством факелов, внесенных на штыках и пиках Красной Армии, ведут в течение уже нескольких лет самую интенсивную подготовку к грядущей военной катастрофе...

* * *

Предложение большевиков о немедленном, всеобщем, полном разоружении, сделанное ими в Женеве на подготовительной Комиссии к конференции о разоружении, есть, не более не менее, как провокация.

Из всех Правительств мира не может отважиться на полное разоружение лишь одно Советское.

* * *

Пролетарские диктаторы непоколебимо уверены в неминуемости войны.

Вожди Красной Армии ждут, что война вот-вот разразится.

Главари, Коминтерна ждут с напряженным нетерпением военной катастрофы в Европе, как долгожеланного момента для решительной схватки между пролетариатом и буржуазией.

Советское Правительство не отважится первым зажечь мировой пожар, чтобы не обнаружить перед иностранным пролетариатом и своими рабами свой наглый обман в постоянных уверениях в своем миролюбии: оно будет ждать вооруженного столкновения между другими и будет всячески содействовать этому.

Работа Красной дипломатии наглядно убеждает в этом.

* * *

Красный Генеральный Штаб глубоко уверен, что грядущий вооруженный конфликт будет лишь переходной стадией к социальному конфликту, — поэтому Красный Генеральный Штаб рассматривает будущее вооруженное столкновение, как сочетание империалистической войны с гражданской войной.

Красный Генеральный Штаб и ПУР (Политическое Управление Красной Армии) признают, что в будущей войне самыми сильными и могущественными средствами обессилить армию противника будут агитация и пропаганда, далее подготовка восстаний в тылу армий противника и организация забастовок.

* * *

Международной Анти-Коммунистической Лиге надлежит учесть новые коммунистические принципы ведения войны и со своей стороны заблаговременно принять и подготовить контр-меры общего идейного характера.

* * *

Коминтерн и ПУР придают громадное значение применению агитации и пропаганды в будущих войнах, чтобы вооруженный конфликт завершить социальной революцией. Оба эти органа ведут в этом направлении планомерную подготовку в колоссальных размерах.

Обширная подготовка Коминтерна для возбуждения народных масс ставит перед Анти-Коммунистической Лигой первую и главную задачу — быть заблаговременно готовой, чтобы во время решительной схватки обезвредить коммунистические лозунги.

* * *

Вся коммунистическая агитационная литература проникнута грубым материализмом и направлена, как разрушительное средство, против буржуазно-капиталистического строя.

В противовес лозунгам грубого материализма должна быть широко развита анти-коммунистическая агитация, имеющая основой своей превосходство духа над материей, проникнутая высокой моралью, пропитанная одухотворенным гуманизмом, закрепленная полной веротерпимостью и защитой верующих и преследующая своей главной целью также улучшение состояния нуждающихся классов справедливым закономерным путем.

Вот как представляется общее направление агитационного состязания между двумя мирами.

* * *

Грозное время борьбы не за горами... уже авангардные бои начинают загораться... и приближается час генерального сражения между мирoм возвышенно-одухотворенным и мирoм материалистическим...

* * *

Всякий и каждый, проникнутый духовно-моральными воззрениями своего бытия, обязан стать в ряды стражи для защиты современной цивилизации и культуры от сокрушительной опасности...

Все должны, по мере сил и уменья, принять участие в борьбе с нависшим мировым злом...

И с этим надлежит спешить, ибо «промедление смерти подобно»...

* * *

Опыты истории свидетельствуют, что «упущенный момент не вернется во век... и окажет решительное влияние на житие грядущего потомства...

КОНЕЦ