Вчера 31-летний мужчина застрелил 4 человек.

Зайдя в подъезд он подошёл к одной из квартир и позвонил в дверь.

Ему открыла хозяйка — 49-летняя менщина.

Одновременно с этим мужчина достал самодельный пистолет,

к которому был прилажен импровизированный глушитель.

Увидев оружие, женщина попробовала убежать,

но убийца выстрелил ей в голову и убил на месте.

После этого начал спускаться по лестнице, но столкнулся с женщиной 30 лет.

Преступник также убил её одним выстрелом и бросился вниз.

Однако этажами ниже, на свою беду, на лестницу вышел 43-летний мужчина.

Убийца выстрелил ему в голову и побежал дальше.

Возле самого выхода он наткнулся на 70-летнюю пенсионерку и застрелил её.

После этого стрелок скрылся с места преступления.

Раздавшиеся в темноте голоса заставили меня проснуться. Глухой звериный рык рвался из горла, и мне стоило всех сил не вскочить и не порвать тварей собственными руками.

Тринадцать одетых в черные хламиды людей с дешевыми масками на лицах заходили в зал один за другим. Хор выводил один и тот же мотив:

Двенадцать из них держали перед собой зажженные черные свечи. Тринадцатый и последний нес на руках спящего ребенка. Девочка лет шести доверчиво прижалась к незнакомцу во сне и мирно сопела.

Тринадцать фигур, не прекращая пения, обошли звезду по кругу. Семеро встали по углам. Сегодня эта компания решила дополнить свой рисунок. Глава сектантов нежно поправил сбившиеся детские волосы, поцеловал в лоб и положил ребенка в конец луча.

Ублюдки. Ваши жизни уже закончены, вы просто об этом еще не знали. Барон, не подведи, я в тебя очень верю, но если ты обманешь, нам дальше нам не по пути. Я уже не тот мальчишка, с которым ты разговаривал четыре месяца назад на деревенском кладбище. И не поверю в историю, что тебе нужны рассказы и поэтому ты так любишь детей. Скорее, в то, что тебе не нужны слабые оболочки, еще не успевшие получить сильное ментальное тело. А еще поверю, что, помогая детям, ты покупал веру их родителей.

Сектант жестом заставил всех замолчать.

— Сегодня мы приносим новую жертву нашему Господину и Владыке Сатане. Его приход возвещает новую эру человечества! Стоя у подножия трона его, из костей врагов его! Мы верные слуги будем править! — выкрикнув эту речь, сектант достал из-под хламиды волнистый ритуальный нож.

— Во славу Сатане! — выкрикнул он.

— Во славу Сатане! — подержал его хор голосов.

— Барон, я жду тебя! — поддержал я общество.

Зажигалка упала рядом с гептаграммой, и пламя побежало по дорожкам из бензина и крови. Сектанты замерли, удивленно выпучив глаза. Взгляд метался от моей фигуры к стремительно разрастающемуся рисунку veve. Главный из них хотел было что-то предпринять, но поздно: печать Барона Саместьера полностью поглотила звезду сектантов и налилась силой. Время остановилось.

Тягучие секунды ничего не происходило, а потом сфера сменила цвет на черный и поменяла форму. Арка портала, заполненная тьмой, открылась в нашем мире.

Нога в черном ботинке ступила на влажную землю, оставляя на ней четкий след.

— Ola, крестник, — раздалось дружелюбный голос Барона, и из портала вышел первый пришелец за долгие сотни лет. — Удивил. Пожалуй, я не зря потратил на тебя силы и время.

— Это мой дар тебе.

Табачный дым заклубился в подвальном помещении, белозубая улыбка появилась на лице Владыке лоа Геде. Нарисованный краской череп хищно оскалился.

— Смотрю, ты не в лучшей форме. Но уж извини, тратить на тебя силы сейчас не буду, сам поправишься.

— Так жалко?

— Ну, можно сказать и так. Призвать меня в материальный мир еще не значит проложить постоянный путь. Это всего лишь один из якорей, который позволит мне время от времени приходить сюда, так что сохрани это место. Можешь больше не ходить на то кладбище, я приду сюда, когда ты позовешь.

— Ну уж, извините, Ваше Баронство.

— Тебя извиняю, — владыка духов Смерти затянулся сигарой. — Но только сегодня, крестник. Только сегодня. Рассказывай, чем я могу помочь тебе. Нет, этого можешь не просить, это я сделаю сам. Достойное посмертие я им обеспечу без всяких просьб. Проси чего-нибудь лично для себя.

— Прямо всего-всего?

— Ola, не жадничай, крестник. Жадничать плохо и вредно для здоровья, — рассмеялся Барон Суббота. — Не проси силы, ее я просто так не дам. Да и не нужна она тебе, ты еще слишком слаб, чтобы такое принять.

— Тогда помоги этому городу выстоять, запрети мертвым восставать из могил.

— Все-таки догадался.

— Ты про старые обряды?

— Да про них, вы забыли, как правильно хоронить мертвых, поэтому они будут возвращаться. Вспоминайте, я не хочу и не могу делать всю работу за вас. И не проси помочь всему городу, это не твоих и не в моих силах. Чтобы защитить его весь, мне потребуются гекатомбы жертв. Двадцать, может, тридцать тысяч, хотя в твоем неумелом исполнении, наверное, еще больше, сорока пяти тысяч душ должно хватить. Готов?

— Э-э-э. Почему так много? — только и смог спросить я.

— Простой закон. Беря на себя работу, мы ставим максимальную цену. Представь, что ты попросил остановить наводнение. Я могу остановить его своей силой, но это дорого, а могу пустить реку по новому руслу, увести ее под землю. Много, очень много вариантов, и каждый имеет свою цену и последствия. Тебя же не устроит, если после наводнения наступит засуха? По глазам вижу, что нет. Сотрудничество должно быть взаимовыгодным, только тогда ты обратишься ко мне вновь. А еще учти, что я должен что-то оставить себе. Логично?

— В целом, да.

— Вот так и получается, что цена будет рассчитана за самый дорогой вариант, но ведь и он может не сработать, если, к примеру, кто-то будет мне противодействовать. Вот тебе и ответ. Я должен исполнить договор, но и получить прибыль. Вы, люди, хотите всего сразу и бесплатно, но так не бывает.

— Хорошо, я понял.

— Я в тебе не сомневался, — хотя белозубый оскал черепа на черном лице говорил как раз об обратном.

В голове вертелись разные мысли. Чего бы такого пожелать, если формулировка «мир во всем мире» не работает даже для отдельно взятого города. Чего я могу попросить, не переступая грани? Суперсилы мне не дадут, но и прогадать не хочется.

— А что бы ты сам мне дал?

— Не уверен, что ты этого захочешь, крестник. Поверь на слово, я наигрался в эти игры, и мне не нужны рабы. Скажем так, за последние тысячелетия я несколько пересмотрел свои взгляды на жизнь. Меня не интересует мировое господство. Любая империя рушится рано или поздно. Бери, что нужно именно тебе, и обращайся ко мне вновь.

Снова тупик, а идея была хороша. Барон явно мудрее меня и мог бы предложить ценный талант. Ладно, последнее время меня раздражает одна вещь. Надоело бегать в потемках.

— Я хочу видеть во тьме.

Губы Владыке сферы Ле Гуин тронула улыбка, а нарисованный череп оскалился.

— Тогда узри боль.

Резь в глазах заставила взвыть. Она вгрызлась в голову, словно голодная крыса, проедая себе дорогу к свободе. Я упал на колени и вцепился руками в лицо, почувствовав лишь кровь, текущую из глазниц. Темнота милосердно поглотила сознание.

Где-то в городе

Свечи на алтаре давали достаточно света для завершения обряда, повелевать духами я не могу, но Папа Легба открыл путь моему тотему, и теперь мы едины. Легкими движениями мазь наносится на тело, можно и без нее, но мой источник слишком слаб, вот и приходилось пользоваться костылями. Костная мука, кладбищенская пыль, змеиная кожа, немного красного вина, моя кровь для привязки, немного масла пачули и свиного жира, и остался последний ингредиент — «слеза дракона». В Сибири с этой смолой есть серьезные проблемы, но когда у тебя имеются деньги, все вопросы решаются через интернет-магазин.

Раз за разом монотонно звучал древний наговор, а странная мазь впитывалась в тело. Темнота вокруг поблекла: глаза начали перестройку. Настоящие воины Ифа могли превращаться мгновенно, а мне вот приходилось извращаться. Нет, я не ликантроп и уж тем более не мерзкий Luap Garu, я мужвахо — воин Ифа, один из тех, кто стоит на страже этого мира.

За счет ритуала я призвал свой тотем, получив в обмен на боль трансформации кошачье зрение, увеличившуюся силу, регенерацию. Правда, внешность мажорного красавчика немного пострадала. Зубы превратились в набор клыков, а на кончиках пальцев появились солидные когти.

* * *

— Мое почтение, преподобный, — трехдневная небритость, усталые глаза и помятая одежда выдавали в говорящем человека, который в дороге уже давно. А легкий запах перегара и сигарет говорил, что ничто человеческое ему не чуждо.

— Брат Иезекииль?

— А что, не похож? Или вы, падре, ждали мальчика-семинариста? — губы путника растянулись в ядовитой усмешке.

— Я ждал кого-то, более соответствующего заповедям.

— А где там сказано, что верующий не может отдохнуть от трудов праведных?

— Разве алкоголь и сигареты это отдых?

— Для кого как, падре.

— Не буду спорить, не буду спорить. Вы, наверное, устали с дороги, — священник явно пребывал в растерянности от такого гостя.

— Падре, мне нужна комната, душ, пара бутылок хорошего вина и чтобы кто-то встретил мой багаж. Часов через пять я буду готов к разговору.

* * *

На легкий стук никто не отреагировал, и священник решил проверить, как там гость. Первым делом взгляд зацепился за небрежно брошенные бутылки из-под вина. А в следующий момент глазам падре открылась картина, поразившая старого священника, в свою бытность служившего военным врачом. Вся спина стоящего на коленях и молящегося человека была испещрена шрамами. Крупные валики рубцов от бичевания, раны от порезов, заросшие пулевые отверстия — все это было густо покрыто татуировками с отрывками из священных текстов и изображениями святых символов. Кого же прислали братья по его запросу? Неужели они поверили и это кто-то из настоящих учеников монсеньора?

А тем временем его гость негромким голосом выводил далеко не самую известную молитву:

— А, падре, вы уже здесь. Я как раз закончил.

— Не хотел мешать, а все эти отметки…? — на этих слова путник прошелся пальцами по надписям на своей груди. — Laudare, Benedicere, Praedicare.

— Не все бесы легко изгоняются. Думаю, вы уже поняли, что я из Псов Господних, — пальцы вновь начали бег по груди и остановились напротив сердца, где был изображен оскаленный ротвейлер с горящим факелом в пасти.

— Это сложно не заметить.

— Рассказывайте, падре, зачем вам потребовался не просто экзорцист, а кто-то из личных учеников монсеньора де Лас Касаса.