Антон Александрович Шопов любил поспать по утрам и мог себе это позволить. Хоть он и отвечал формально за все, что касается безопасности фирмы господина Евграфова, реально весь груз ответственности нес на себе его подчиненный (опять же подчиненный лишь формально), бывший полковник МВД, высочайшего класса профи и большой умница – как и вся его команда отставных работников внутренних органов. Лично Шопову подчинялись только три группы по три человека да еще денщик по кличке Слон.

По долгу службы Слону приходилось частенько ночевать у своего начальника, дабы отвечать на утренние телефонные звонки. Поскольку Слону было разрешено будить хозяина только в крайнем случае, Шопов приучил себя не обижаться на грубое обращение денщика со своим расслабленным спящим телом. Вот и сегодня, в пятницу тринадцатого числа, когда Слон рывком перевернул его на живот, Шопов лишь выругался беззлобно, принимая из рук денщика телефонную трубку.

– Але, Шопов слушает.

Сперва трубка кричала голосом Евграфова. Шопов мало чего понял, но проснулся окончательно. Потом трубка заговорила мерзким голоском этой гадины, секретаря Вовы. Презренный секретаришка разъяснил ситуацию, из которой следовало, что Костя умыкнул три миллиона в баксах, подставив его, Антошу Шопова, с прицепом в виде дружка-соратника Тимы Паукова. (Причем Паукова, совершенно очевидно, пристегнул на ходу не кто иной, как сам Вова, что было совсем несложно – Шопова и Паукова хозяин давно уже не разделял, относился к ним, как к сиамским близнецам, что вполне соответствовало действительности. Эти двое за годы совместной работы притерлись друг к другу более тесно, чем иные супруги на пороге золотой свадьбы.)

Секунд тридцать после Вовиного сообщения Шопов обдумывал ситуацию, затем набрал домашний номер Тимофея.

– Але, Паук? Давно встал?.. Угу, теперь сядь, чтобы не упасть, и слушай. Как мы с тобой и ожидали, ублюдок выкинул фортель, но какой! Высший пилотаж, бля, «петля Нестерова», мать его так… Слушай внимательно… – Шопов подробно описал произошедшее. – Как тебе блеф про бандита… как его… ага, вспомнил, бандита Липу? Этот сучонок меня предупреждал о наездах на него Липы!.. Что говоришь?.. С ума сошел? Нет, Паук, никакого Липы не существует в природе! Блеф, подстава!.. О чем ты?.. Нет, не думаю. Сучонок снял бабки, как только представился случай. И поэтому импровизировал. Прямо сейчас он из Москвы не побежит. У него, безусловно, есть план, как и куда слинять, но дня два Костик в городе еще пробудет, носом чую… Чего? Громче говори! Ах, ты об этом… Нет, официально господина бывшего милицейского полковника и его армию бывших ментов я впрячь в дело не могу, потому как Граф не снял запрета на информацию по лаборатории. Работать придется своими силами! Ты, я, Слон и трижды три – девять ручных орлов, все! Друзей на стороне тоже нельзя напрягать, все втихаря… Что? Не слышу! Почему?.. А как, интересно, я введу людей в курс дела, не раскрыв лабораторию?.. Думаешь, можно просто напрячь народ на поиск Костика? Ошибаешься! Без необходимой толчковой информации искать его – безнадега полная, это раз. При его поисках велика вероятность, что все связанное с клонированием всплывет наружу. Станет «достоянием общественности», и тогда уж, будь уверен, Граф нам с тобой бошки поотрывает, мало не покажется, это два… Ладно! Не боись, справимся! Вспомни, какие дела мы с тобой вдвоем без всякой помощи при Горбачеве крутили! Да ведь мы и сейчас не сидели, готовились к чему-то подобному. У меня и адреса всех этих биологов-химиков имеются, и, если помнишь, дубликаты ключей от их домашних квартир я распорядился устроить, а уж ключик от лаборатории первым делом сдублировал. Мои орлы не хуже милицейских работают – даром что с петушиными перьями… Но, Тима, я все же хочу, чтобы и мы с тобой побегали малость, растрясли жиры. Хлопотно, зато будет потом что шефу сказать, согласен?.. Что?.. Громче! Готов?! Ну, молоток! Значится, так, как говаривал Глеб Жеглов, поезжай сейчас первым делом домой к Косте и вывези оттуда старушку-маму. Брать на дурика заложницу – дельце деликатное, но ты справишься. Сориентируйся там по ходу, не мне тебя учить. Я бы попросту всадил бабке кулаком в седое темя, но ты смотри сам. Главное – быстро доставь ее ко мне домой живой, остальное – детали. К себе на квартиру Костик точно не сунется, но мамку, я наводил справки, он любит. Пусть бабулька посидит у меня под замком, может, используем ее живцом на крючке, кто знает. Сейчас нужно сразу во всех направлениях двигаться… Что говоришь? Нет, никакого несуществующего Липу я искать не буду… Юморист наш сучонок, фуфло, липу обозвал Липой… Поеду-ка я прямо сейчас к этому Мышкину домой. Костя его сам притащил, пугану ученого, качну информацию. Слона тоже прямо сейчас направлю в лабораторию, пусть по горячим следам тряханет шибко ученых умников, народец они слабонервный, авось чего и знают. Еще одну группу сразу посылаю к мадам в больницу в качестве допохраны – Вадику это понравится. Остальных шестерых вызываю опять же к себе домой, будем считать – у меня тут штаб-квартира. Дам им команду «в ружье», пусть сидят в резерве, на стреме…

Во время этого разговора, обстоятельного и конструктивного, Шопов успел вылезти из постели (благо телефон был мобильный), пустить воду в ванну (он не признавал душа), приказать знаком Слону сварить кофе, порыться в гардеробе, подбирая одежду, отыскать вещи и вещички, которые могут понадобиться, в том числе и дубликаты ключей, о которых он напомнил Паукову.

На его широком плече в такт с тяжелыми шагами поигрывали завидно развитые мускулы, заставляя смещаться кожу, и казалось, что вытатуированная на бицепсе голова волка подмигивает. Татуировка была давнишняя, блеклая и неказистая, но Шопов не спешил от нее избавиться, оставил на память о бурной юности, когда он носил другую фамилию, отличающуюся от нынешней всего лишь одной-единственной первоначальной буквой, однако этот условный знак, изображающий соответствующий звук, и сделал его тем по-настоящему крутым господином, каковым он являлся на сегодняшний день.

О, скольким мальчишкам, начиная с детского сада и вплоть до старших классов, он разбил носы за вполне естественные насмешки над своей позорной фамилией! А сколько синяков заработал сам, бросаясь на старших пацанов-обидчиков, безжалостных и жестоких, как и все дети улицы! Зато Антоша Жопов с детства закалил свою психику и раньше сверстников осознал пользу от занятий физкультурой. Только когда в шестом классе его поставили на учет в детской комнате милиции, до Антона дошло, что путь террора – тупиковый путь, все равно всех, кто услышал твою фамилию, не перебьешь. И тогда он придумал себе кличку, которой представлялся, знакомясь с новыми ребятами, и которую охотно приняли старые друзья. Он назвался Акелой, мудрым волком из книжки Киплинга, вожаком стаи. Тогда-то на его плече и появилась татуировка. Отождествляя себя с образом старого волка, Антоша, как ему казалось, становился солиднее, Акела на плече придавал ему вес в обществе пацанов-одногодков. К тому же кличка представлялась Антону созвучной с его именем, по крайней мере первые буквы совпадали.

Через несколько лет, в канун получения паспорта, Антону подсказали «дать на лапу» в паспортном столе и изменить фамилию. Подсказавший, хитрый мальчик, отличник и сосед по парте, брался все уладить сам, от Акелы требовалось только сто рублей.

Что такое сто рублей для советского мальчишки-безотцовщины, у которого мама по фамилии Жопова всю жизнь проработала библиотекарем в заводской библиотеке? Много это или мало? Это – капитал! Состояние! Сокровище! Где их взять? Редкий прохожий носит в кошельке больше пятерки, а у большинства и дома сотни днем с огнем не отыщешь. Криминальные планы а-ля Родион Раскольников Акела, подумав, решил отбросить, подумал еще и решил деньги заработать. Как? Очень просто. Четыре часа отстоял в длиннющей очереди и на все свои сбережения, аж за сорок два рубля, купил простенькие польские женские сапожки. (Легенда для всех и во всем подозревающих мильтонов, контролирующих очередь, – подарок маме ко дню рождения.) Купленные сапоги «ушли» за пятьдесят рублей. Стоило прийти с ними под мышкой в подсобку ближайшего гастронома, и толстые продавщицы чуть не подрались из-за остродефицитного товара. Навар Акелы составил восемь рублей, но лиха беда начало. Через неделю он сделал нужную ему сотню, осталась даже трешка сдачи.

Став Шоповым, экс-Жопов сильно призадумался о дальнейшей своей судьбе. Что деньги могут все, он понял грубо и наглядно, увидев заветную букву «ш» в начале своей фамилии, чуть правее фотографии три на четыре. Ни о каких романтических профессиях, о которых мечталось раньше, не могло быть и речи. Уж лучше крутиться с сапогами, джинсами, магнитофонными записями, жвачкой… А что романтика? Романтику купим!

Надо ли удивляться тому, что ветеран подпольного бизнеса стал пионером перестроечного экономического беспредела? Все нормально, закономерно. Нашел партнеров, признал лидерство более опытного и умелого, ушел на вторые роли. Все логично, все «по уму»…

– Слон, пока я в ванной, позвони орлам. Группу Коршуна – в больницу к Евграфовой, перезвони тамошней охране, скажи, я послал для подкрепления, почему – не объясняй, надо, и все… Это раз… Группы Сокола и Беркута вызывай сюда, пусть сидят и ждут приказов, я или сам подъеду, или позвоню… Это два… Сейчас же одевайся, иди к машине и жди, спущусь к тебе через десять минут. Это три.

– Понял, Акела. Кофе в ванную принести?

– Сам разберусь, исполняй!

Лично Шопову (и больше никому) подчиненные люди обращались к шефу, называя его не иначе как Акела. То была его маленькая прихоть, детская кличка до сих пор ему нравилась: приятно было оставаться тезкой опасного клыкастого героя фантазии родоначальника английской разведки сэра Киплинга. Все десять душой и телом преданных Акеле головорезов имели разные, но в одном схожие судьбы. Все они были отверженные, неприкасаемые в той среде, к которой раньше, до службы под Акелой, принадлежали. Первым появился Слон. Уголовник, матерый вор-рецидивист, он по нелепой случайности залетел в камеру к отморозкам– беспредельщикам. Там его опетушили. Избили до потери сознания и опустили всей камерой. После «синяки» рассчитались с обидчиками собрата, но клеймо «пидора» жгло Слону сердце, и он сам ушел из «общества», ушел в никуда. Его историю случайно услышал Акела, напрягся, разыскал Слона и предложил работу. Слон устроил к Акеле еще девятерых петухов. Он исподволь присматривал нужного человека, чтоб здоровый был, сильный и тертый, и благодаря связям Акелы кандидат в пидоры залетал в ментуру. «Случайно» несчастный попадал в камеру к беспредельщикам и вскоре выходил на свободу злым, но опущенным. Тут его и «находил» Слон, проводил воспитательную беседу на тему «позор не смыть все равно, по себе знаю» и предлагал работу у Акелы, а в качестве аванса выводил бойцового петуха на обидчиков, помогал «рвать пасти» и «выдергивать ноги».

Команда Акелы, в принципе, могла предать хозяина за большие деньги, но только в принципе и только за очень большие. Работали отверженные жестко и готовы были беспрекословно исполнить любой приказ…

Акела вышел из подъезда, похожего на декорацию к фантастическому телесериалу «Вавилон-5», небрежно бросил консьержу, чтоб пропустил в его апартаменты «ребят», и забрался в свой «шестисотый».

– Куда? – спросил Слон.

– К лаборатории. Дорогу помнишь?

– Ха! Неделю там нюхал, два раза внутри ночью шмонал, помню.

– Дам тебе ключ, будешь ждать, когда ученые придут. Разговор мой по телефону с Пауком слыхал?

– Уши не затыкал.

– Все слышал?

– Все.

– Врубился?

– Печень шалит, а башка пока варит. Ключики вот тут уже, в кармане.

– Вот и отлично. Потрясешь ученых фраеров, и сидите там, позвоню.

– Заметано, Акела…

Высадив Слона возле лаборатории, Акела пересел за руль и на малой скорости повел машину к дому Мышонка.

Сам с собой Акела был откровенен – Костика ему не найти, что бы он ни делал. Его задача – прогнуться перед Графом, выказать личное геройство, проявить себя как друга, готового землю рыть ради старого товарища.

Шикарный автомобиль остался дожидаться хозяина в соседнем дворе. Акела пешочком прогулялся до подъезда дома, где проживал кандидат наук Кирилл Мышкин, поднялся на лифте на верхний этаж и остановился подле двери, большой, железной и массивной. В руках он держал ключи, но замки могли быть заблокированы с противоположной стороны, могла помешать цепочка, засов…

«Попытка не пытка», – решил Акела. Два ключа идеально подошли к замкам, дверь распахнулась.

Мышонок стоял на пороге комнаты, граничащей с прихожей. Он был бледен и безумным взглядом смотрел на открывающуюся дверь. Руки его тряслись, колени подгибались. Он уже почти собрался на работу, остались мелочи, из которых самая большая – натянуть на распухшие ноги подагрика ботинки. Сегодня с утра, невзирая на боль в ногах и похмелье, настроение у него было приподнятое, вплоть до того самого момента, как он услышал скрежет в замках входной двери. Первой мыслью было броситься к телефону и набрать 02, но тут он вспомнил о своей причастности к разработкам замаскированного под пятновыводитель наркотика и до смерти испугался. И почему-то сразу представил себе переполненную камеру с уголовниками. Еще он привычно испугался бандитов, испугался Кости. А также общественного мнения, возможной близкой расплаты за аферу с клонированием и тысячи других страшных вещей, которые он может увидеть, когда дверь распахнется. Но больше всего его напугало то, что дверь не ломают, не взрывают, не вышибают плечом, а спокойненько и буднично открывают ключами.

Акела, войдя, недооценил уровня страха гражданина Мышкина. Напротив, рослый, сильный и респектабельный Антон Александрович Шопов решил, что бледность Мышонка играет ему на руку: еще чуть-чуть надавить, и хиляк дозреет до любых откровенных разговоров.

– Боишься? – трагическим басом вопросил Шопов с порога. – Правильно боишься, вошь! Выхода отсюда у тебя два: либо на кладбище, либо в реанимацию. Сейчас я буду с тобой ой как серьезно разговаривать о друге твоем Косте, и о тебе, и о…

Закончить фразу он не успел. Мышонок присел, развернулся к вошедшему спиной и из положения низкого старта рванул в комнату. Грозный волк ожидал, что этот химик рухнет перед ним на колени, будет умолять не трогать его, орать, как в кино: «Я все скажу…» Будет плакать, обмочит брюки… Но что он сиганет в окно, Акела и предположить не мог. Антон Александрович отменно разбирался в психологии людей, населяющих его среду обитания; психика обывателя, опущенного в период дикого капитализма, оставалась для Шопова тайной за семью печатями, о чем сам он даже и не подозревал, искренне веруя в свою исключительную и всеобъемлющую психологическую прозорливость…

Шопов не растерялся. Быстро и уверенно протер носовым платком дверную ручку, вышел, удерживая ключ платком. Щелкнул замок. Закрывать дверь на второй замок он не стал. Сбежал по ступенькам на этаж ниже и спокойно вызвал лифт.

Из подъезда он вышел вместе с бабушкой – божьим одуванчиком. С ней одновременно и охнул, увидев труп на асфальте. Охая, взглянул на часы и громко закричал, что нужно вызвать милицию. Он ушел, когда уже собралась небольшая толпа зевак. Ушел, причитая, что опаздывает, и поглядывая на свой «Ролекс». Его уход не вызвал подозрений, не привлек внимания.

За рулем «Мерседеса» Акела попытался обдумать произошедшее. Мыслей было много, а вот путной – ни одной. Однако появилось предчувствие, что прыжок Мышонка будет не единственной сегодняшней загадкой.

Если бы Виктор Скворцов вышел из лаборатории, где обнаружил три искалеченных трупа, в более вменяемом состоянии, он, безусловно, обратил бы внимание на шикарный «Мерседес» Акелы. Они разминулись на углу. Виктор свернул с улицы, где находилась лаборатория, а Акела как раз повернул туда.

Если бы Виктор, не дойдя до дома Мышонка, вернулся в лабораторию, он бы застал там Акелу, отдающего по мобильному телефону распоряжение Соколу и его группе срочно «убраться в лаборатории». Ребята Сокола хорошо понимали, что в данном случае означает это невинное слово «убраться».

Помещение числилось за фирмой Евграфова, и следовало озаботиться «лицом» фирмы. Беркуту Шопов дал приказ быстро и тихо послать двух человек навестить квартиры убитых ученых и на всякий случай сообщил, что сам он отправляется в гости к единственному «из ученых», кого он сегодня еще не видел мертвым, – к Виктору Скворцову.

Собственно, он и живым Скворцова не видел ни разу, но хорошо запомнил фотографию этого черноволосого симпатичного парня. Вдруг он еще дома? Живой? Мертвый?

Зачем, с какой целью Акела посылал своих людей проверить квартиры убитых ученых? Да не было никакой конкретной цели. Просто придется отчитываться о проделанной работе перед Евграфовым, вот он и суетился, скорее имитируя бурную деятельность, чем надеясь на какой-либо результат.

На перекрестке в двух кварталах от скворцовского дома, ожидая зеленого сигнала светофора, он набрал номер мобильного телефона Тимы Паукова. Паук не отвечал.

Светофор мигнул зеленым огоньком как раз в тот момент, когда Акелу обеспокоили эти длинные гудки. Но все-таки он решил заскочить для очистки совести к Скворцову, раз уж почти приехал, и сразу же – домой к Косте. Молчание Паука настораживало и пугало.

Как и чуть раньше, направляясь к Мышонку, Акела предусмотрительно припарковался на некотором расстоянии от скворцовского дома. Отыскав в кармане связку ключей с биркой «Скворцов», он вспомнил, что квартиру компьютерщик сдает на охрану, о чем его орлы сделали соответствующую пометку, а также там на бирке записали номер телефона дежурного на пульте и те слова, которые тот обычно слышал от Скворцова. Да, орлы потрудились на славу, честно отработали свои по-царски щедрые зарплаты.

В квартиру Скворцова Акела проник без проблем. Ему повезло – ни на подходе к дому, ни в подъезде, ни на лестничной площадке не встретилось ни души, будто вымерли все. Войдя в квартиру и выяснив, что она пуста, он первым делом позвонил на пульт охраны. На этом его везение закончилось.

– Снимаю квартиру с охраны… – начал он, прикрыв телефонную мембрану носовым платком и комкая его в руке. Но его перебили.

– Не поняла! – Женский голос был резок и взвинчен. – Как это снять? Вы же сегодня не встали на охрану! С кем я говорю?!

Акела был крут не только мускулатурой. Он ответил без заминок и промедления:

– Со Скворцовым. Я выпил, простите. У меня сегодня друзья погибли. Разбились на машине. Школьный друг, его жена и ребенок двух лет. У меня горе…

– Ой, кошмар какой! Но вы успокойтесь… – Женский голос на другом конце провода смягчился. – Всякое бывает. Зря вы пьете, только хуже себе делаете…

– Простите, я все перепутал, я ведь действительно звоню не снять квартиру с охраны, а, наоборот, сдать, я оговорился…

– И куда вы сейчас пойдете? За водкой? – В голосе женщины послышалась нотка участия. – Одумайтесь, молодой человек.

– Поеду на работу, попробую отвлечься… Простите еще раз, Бога ради, я выхожу буквально через минуту, я уже одет…

– Будьте внимательны, сами под машину не угодите!.. А на охрану я вас поставлю, успокойтесь… И, главное, не пейте больше…

Беседуя с бдительным сотрудником милиции, Акела с интересом разглядывал скворцовскую коллекцию, все эти теснящиеся на стене мечи, кинжалы, топоры и еще какие-то уж и вовсе диковинные древние орудия убийства. Как и всякий настоящий мужчина, он испытывал невольный восторг, неподдельный интерес и легкий приступ зависти к обладателю такого богатства. Он даже забыл на минуту все сегодняшние неприятности, залюбовался. Стараясь получше рассмотреть старинные клинки, Акела до отказа натянул витой провод между трубкой и допотопным аппаратом. Он машинально смахнул платком пыль с ближайшего к нему кинжала. Лезвие оказалось совсем старым, сплошь в мелких выбоинках и царапинках. Неожиданно он вспомнил, что секретарь Вова, этот лизоблюд и интриган, совсем недавно трепал языком, что собирается вот-вот прикупить солидную коллекцию средневекового оружия: мол, хорошее помещение капитала…

– Скворцов, алло! Вы на проводе, слушаете меня?

– Да, слушаю, спасибо вам за сострадание… Так я пойду?

– Пожалуйста! – Голос женщины снова стал деловито-безразличным. – Идите запирайте дверь, ставлю вас под охрану через две минуты!

Фортуна снова одарила его вялой полуулыбкой – покидая квартиру Скворцова, его подъезд и двор, он опять никого не встретил на своем пути.

Нырнув в родимый «Мерседес», перво-наперво он достал мобильник и еще раз позвонил Паукову. Опять эти длинные гудки… А ведь Паук не расстается с мобильником даже в сортире. Придется ехать в гости к мадам Поваровой, искать пропавшего друга…

…Мертвого Тимофея Ивановича Паукова Акела увидел ровно в одиннадцать тридцать две. Время он запомнил точно, мимолетный взгляд на циферблат «Ролекса» шрамом впечатался в память.

Вид друга, лежащего в ванне с перерезанным горлом, вызвал у Антона Александровича нешуточный шок. До сих пор он относился ко всем сегодняшним событиям как к ходам в шахматной партии, неизбежность которой давно уже предвидел. Право первого хода изначально было за Костей, и ход сучонок сделал гроссмейстерский, рассчитал все. Акеле только и оставалось строить посильную защиту и терять фигуры. Впрочем, и цель у Акелы вплоть до 11.32 пополудни была скромная – свести партию к ничьей. Он более заботился о том, чтобы произвести впечатление на единственного судью матча, Евграфова Вадима Борисовича, чем о том, чтобы одержать победу. К тому же, если уж проводить аналогию с шахматами, игра шла не в современном варианте, это скорее были те шахматы, в которые играли средневековые мастера. В эпоху мрачного средневековья фигур на доске было вдвое больше. Четыре короля, четыре ферзя, куча пешек выстраивались по периметру доски квадратом. Партия продолжалась много дней, выиграть, если противник не сделает глупости, было практически невозможно, зато можно было играть вчетвером. Вот и сегодня за доской было четверо. Белыми играли Костя и Вова-секретарь. Эта гнида естественным образом включилась в игру против них с Пауком, свалит их – останется один при Евграфове, выгода очевидна! И вот одного черного короля, Паука, уже свалили. Но это, конечно же, сделал не Вова. Вовик пока что только готовит свою проходную пешку, только метит в ферзи – от чего не легче… Итак, теперь против осиротевшего Акелы играют двое. Ничья почти исключается: либо он проиграет по очкам, лишится места у трона, должности, общественного положения, денег, либо его просто физически уничтожат. Перспективы, прямо скажем, хуже не бывает. Вспомнилось, как всего лишь несколько часов назад он нахваливал Паукову своих могучих орлов и говорил, что им самим тоже не помешает выказать рвение, «порастрясти жиры». Порастрясли…

Практически бегом он покинул квартиру Поваровых. На этот раз «Мерседес» стоял у подъезда. Он спешил, нервничал и припарковался у пауковского «Шевроле», простодушно оставленного его другом прямо под окнами трехкомнатной квартиры Константина Николаевича и его мамы.

Трубка мобильного телефона мелко подрагивала в его сильной руке, но голос звучал спокойно.

– Але, Беркут?

– Акела?

– Да, я. Твои ребята провентилировали квартиры ученых из лаборатории?

– Кречет отзвонился с хаты бабы – пусто. Ничего интересного для нас. Обычное жилье одинокой бабенки – так Кречет сказал. А Ястреб сказал, что дома у Твердислова голый Вася.

– Срочно приезжай на квартиру к Косте, Кречета и Ястреба вызывай туда же. В ванной увидишь мертвого Паука, пока не трогай…

– Мертвого?

– Да, представь себе! Вывод – будь постоянно на стреме.

– Что мне делать конкретно?

– Ждать! Сначала Кречета с Ястребом, потом моего звонка. Все, отбой.

Стиснув зубы, Акела повернул ключ в замке зажигания. Хочешь не хочешь, пора на фирму, к Графу на ковер. И быстро, пока он сам не позвонил. Давно пора брать инициативу в свои руки…

Ехать до центрального офиса было удобно и близко, но лимит удач на сегодня, похоже, был исчерпан до дна. Коварная Фортуна так повернулась к Шопову, что ему пришлось-таки вспомнить свою настоящую фамилию.

Сначала «Мерседес» попал в пробку, на радость «подорожникам» – нищим-попрошайкам с московских автомагистралей, продавцам газет и мальчишкам – мойщикам стекол.

Потом он свернул в знакомый переулок, еще вчера доступный автотранспорту, а сегодня, в пятницу, тринадцатого, перегороженный экскаватором. Пришлось ехать в объезд со скоростью двадцать кэмэ. Объездной путь кишел транспортом, словно река во время нереста.

Маленькая стрелка «Ролекса» достигла середины между единицей и двойкой, когда ожила трубка мобильника.

«Не успел», – горько усмехнулся Шопов. Если шеф, придется не докладывать, а объясняться, да еще по телефону. Паршиво!

– Але. Шопов слушает.

– Акела? Кречет говорит. Беркута убили.

– Что?!!

– Он мне позвонил, приказал приехать на хату к Косте. Приезжаю, Беркут в прихожей, в горле дырка. Он еще дышал, я спросил: «Кто тебя так», он прошептал: «Скворцов» и помер. А в ванне Паук лежит, тоже с продырявленным горлом. И еще – только что Ястреб звонил, его, как и меня, Беркут вызвал, Ястреб вот-вот подъедет…

– Ждите меня, еду к вам.

Нарушая все писаные и неписаные правила дорожного движения, Акела развернулся, стукнулся блестящим боком обо что-то или об кого-то, даже не пытаясь понять, что это было, тормознул рядом с мигом возникшим из ниоткуда гаишником, сунул ему не глядя стопку мятых баксов и газанул под «кирпич», прочь из автомобильной реки в относительно свободную протоку.

Он ничуть не удивился тому факту, что Беркут опознал Скворцова. Беркут до работы у Акелы считался лучшим щипачом города Ростова, карманником высшего класса. Он-то и делал оттиски с ключей господ ученых, в том числе и с ключей Скворцова. Пару недель пришлось плохо выбритому и скромно одетому Беркуту пасти сотрудников лаборатории в общественном транспорте, магазинах и просто на улице, прежде чем он сделал оттиски со всех ключей всех фигурантов. Работал Беркут ювелирно – извлекал из кармана жертвы ключики, снимал отпечаток и незаметно отправлял ключи обратно в карман владельца. При этом можно было гарантировать, что самого Беркута никто из ученой братии не заметил и не запомнил.

Фортуна, как и всякая женщина, снисходительна ко временно обезумевшим джентльменам. От понедельника до субботы – четыре дня. От субботы до понедельника – один. Тот же нелогизм получился и у Акелы. Почти час он ехал от дома Кости Поварова до офиса и вот, не доехав буквально километр, вернулся в исходную точку за неполных двадцать минут.

Справа от «Шевроле» Паукова теперь стояли еще три машины. Все три новеньких «БМВ» – соответственно Беркута, Кречета и Ястреба. Вокруг ряда иномарок крутилась кучка мальчишек, а когда к ним пристроился еще и «шестисотый» «Мерс», юных любителей заграничных авто стало как минимум вдвое больше.

«Свидетелей больше, чем на стадионе», – подумал Акела, вбегая в подъезд и пружинисто устремляясь вверх по лестнице.

– Сокол звонил, – сообщил Кречет, открывая дверь. – Доложился, что уборку закончил.

Акела вошел, присел на корточки подле трупа Беркута.

– Отзвони Соколу, Кречет, распорядись, чтобы и здесь убрались, – распорядился Акела. – Отзвонись, и сразу уходим. Хочу еще раз посетить гнездо Скворцова и обстоятельно все там обнюхать. Эй, Ястреб! Ты здесь или где?

– Я здесь, в комнатах осматриваюсь…

– Ты, как спец по электричеству, сможешь ломануть квартиру под охраной?

– Нет проблем. Только, если речь идет о квартире Скворцова, можно ведь просто позвонить на пульт, мы ведь знаем…

– Советы будешь бабам давать, как раком вставать! А меня будешь слушать и делать, что скажу!

– Нет проблем, Акела. Сделаю, как скажешь.

– То-то! Сейчас Кречет прозвонится Соколу, и мотаем отсюда.

– Акела, можно я одну вещь скажу по делу?

– Можно. Слушаю, если по делу.

– Я так понял, ты хотел пробить адреса всех лабораторных крыс?

– Ну?

– Ты забыл, что у Кости и у профессора есть дачи. Я ж сам их работал, лично справки наводил, вот и вспомнил.

– Спасибо, Ястреб, дельные советы я уважаю. Учту.

– У Твердислова дача далеко, под Тверью, а у Кости – сотня километров от Кольцевой. Как раз мне Беркут и перепоручил дачами заниматься, могу съездить, если надо.

– Ты там уже бывал?

– Бывал, фотографировал дачки. У тебя в папке, где все по лаборатории и ученым собрано, должны быть фото, я негативы Беркуту отдавал… Кстати, еще одно – пока Кречет Соколу звонит, пошли в соседнюю комнату, послушаешь, что у Кости на автоответчике записано.

– А что там?

– Сообщение от Скворцова…

…Дорога от дома Кости до дома Скворцова была знакома. Акела управлял машиной на автопилоте, задействовав все благоприобретенные навыки и реакции опытного водителя и, насколько возможно, освободив мозг для размышлений сейчас более актуальных, чем анализ постоянно меняющейся дорожной ситуации.

Пора, давно пора уже прикинуть рабочую версию сегодняшних событий – хотя бы для того, чтобы самому не очутиться через пару часов на столе патологоанатома хладным трупом с перерезанным горлом.

Версию он прикидывал наспех и начерно, но все равно она вышла стройной, как Людмила Гурченко. Теперь Акела был убежден, что Скворцов и Поваров действуют заодно. Это их общую задумку Костя начал спонтанно реализовывать, как только позволили обстоятельства. Скворцов был готов подключиться в любой момент, что он и сделал, получив от Кости сигнал. Он пришел на работу раньше обычного, сумел перехитрить Слона, посланного в лабораторию с командой «ждать», плеснул ему кислотой в рожу, после чего прикончил подоспевших на службу коллег, причем из оружия Слона. Костя или Скворец позвонили Мышонку, напугали до смерти. А может, и Мышонок был в доле, да нервы не выдержали? Вполне возможно, но это сейчас неважно. Главное, он был напуган и дал слабину – прыгнул в окно. Потом Скворцов явился на квартиру подельника, чтобы забрать его и вывезти его мамашу. Здесь-то он и встретился с Пауком. (Акела похвалил себя за прозорливость – правильно хотел взять старушку в заложницы, верно думал, а значит, и сейчас вряд ли ошибается в своих умозаключениях.) Паука подложил Скворцов, не Костя. Тот же почерк, что и в случае с Беркутом, – удар острым предметом в горло. Скворцов увез старушку, наговорил на автоответчик ерунды для собственной отмазки, вернулся и напоролся на Беркута. Только вот почему, убив Паукова и покидая место преступления, Скворцов не запер дверь? Забыл? И зачем он вернулся? Нужно позвонить Соколу, попросить перед «уборкой» прошмонать квартиру…

Акела прервал свои аналитические размышления, сделал звонок Соколу – дал команду провести тщательный обыск места гибели Тимофея Ивановича и Беркута.

Если повезет, уже через час-два он узнает цель повторного визита Скворцова. Кречет прибыл на место преступления, судя по всему, «след в след» со Скворцовым и мог просто спугнуть убийцу. А может, Скворцов успел сделать то, зачем приходил, и соколята ни фига не найдут? Также возможно, что он возвращался не взять что-либо, а, наоборот, подложить какой-нибудь компромат опять же на Акелу…

Мелодичной трелью дал о себе знать телефон, заставляя отвлечься от размышлений.

– Але, Акела слушает.

– Кто?

Антон Александрович узнал голос секретаря Вовы, скривился, будто глотнул горького лекарства.

– Шопов слушает.

– Антон Саныч, беспокоит Владимир Владимирович, по просьбе господина Евграфова. Вадим Борисович интересовался, почему вы манкировали явку на работу после столь тревожного утреннего звонка к вам? Тимофея Ивановича также нету в офисе…

– Соедини меня с Вадиком!

Надежда поговорить с шефом «вживую» умерла. Он не любил общаться с Евграфовым по телефону – лица не видно, глаз. Голос шефа всегда обманывал телефонных собеседников. Шопов заметил эту характерную особенность патрона еще в первые годы совместной работы.

– С кем вас соединить, Антон Александрович?

– С Вадиком!

– Простите, не могу понять, кто вам нужен. Какой Вадик? Менеджер по рекламе Вадик Меджебовский?

Вовик откровенно издевался, и Акела не сдержался, заорал в трубку:

– Слушай меня, мандавошка вонючая, кончай придуриваться! Соединяй меня с Вадимом Борисовичем, быстро!

– Это невозможно. Вадиму Борисовичу стало плохо, врачи потребовали отключить все его телефоны и…

– Хорошее время ты, сволота, подготовил, чтобы мне позвонить! Молоток, бля, фишку рубишь! Наверное, гнусь, еще и пишешь сейчас наш разговорчик на пленку? Да?!

– Антон Александрович, меня удивляет ваш тон и манера выражаться. Я ничего не искал и не подгадывал, Вадим Борисович велел, и я…

– Заткнись! Поздравляю, ты отыграл ладью, заставил меня сорваться, подставил еще разок перед Евграфовым! Но только запомни, Вова, еще не вечер! Ой, не вечер, Вова!

– О чем вы? Я вас совсем не понимаю…

– Понимаешь ты все, вошь поганая! И сейчас кайф ловишь, слушая мой ор, но спешишь радоваться, Вовик, мать твою, спешишь!

– Я не…

– Заткнись, я сказал! Передай Евграфову: через посредников я с ним говорить отказываюсь! Все!

Акела отшвырнул трубку на соседнее сиденье и грубо, витиевато выматерился. Теперь с шефом нужно общаться только живьем и только с глазу на глаз, причем непременно явиться к нему не с пустыми руками. Вовик и Скворцов сыграли поразительно слаженно, устроили ему шах с угрозой мата, загнали в угол. Или это он сам себя загнал в угол? Уже неважно! В разыгрываемой партии нельзя вернуться на ход назад, а каждый следующий ход легко может стать последним…

Между тем кавалькада автомобилей – «Мерседес» и два «БМВ» следом – подъехала к дому Скворцова.

Машины рассредоточились, припарковались на свободном пространстве возле соседних домов. Исключение составил «БМВ» Ястреба. Специалист по разного рода охранным системам, Ястреб оставил автомобиль метрах в двадцати от подъезда Скворцова.

Высокий, широкоплечий, как и все люди Акелы, Ястреб невозмутимо прошествовал мимо старушек на скамейке, мимо радующихся первому весеннему солнцу детишек, и Антон Александрович потерял его из виду.

Вдобавок ко всем неприятностям Шопова раздражали еще и яркие солнечные лучи. С погодой тоже не повезло. Уж лучше бы шел снег или дождь. Искрящийся в лужах солнечный эпиграф лета магнитом выманил к полудню на улицу и старых, и малых. Еще час назад эта публика предпочитала надежную теплоту домашнего уюта, с опаской выглядывала из окон, ожидая неприятного сюрприза от авансирующей летнюю благодать погоды, и вот на тебе – высыпали на улицу, щурятся на солнце, довольные и счастливые, улыбаются авитаминозными бледными губами, смеются…

Первым автомобиль посланцев Гули заметил Кречет. Акела был слишком погружен в свои мрачные мысли и проморгал появление во дворе подозрительной машины. К тому же он вполне мог сейчас позволить себе ослабить бдительность и целиком положиться на своих орлов, благо те были рядом, а значит, текущая оперативная обстановка под надежным контролем.

Кречет проводил взглядом одного из бандитов (это был Ухо), вбежавшего в тот же подъезд, в котором пять минут назад исчез Ястреб, откинул полу длинного пальто, снял с предохранителя прилаженный к поясу, снабженный глушителем пистолет-пулемет «клин» и вышел из машины.

Он шел, глядя под ноги, небрежно теребя пальцами расстегнутые пуговицы на дорогом модном пальто. До бандитской лайбы с работающим мотором и лысым водителем за баранкой, которого так и звали – Лысый, оставалось еще метров десять-пятнадцать, когда первый бандит выбежал на улицу.

Ухо бежал, спотыкаясь и раскачиваясь из стороны в сторону. Так бегают либо смертельно пьяные, либо серьезно раненные люди. Двери парадного Ухо, с грохотом и дребезжанием стекол, распахнул ударом плеча, и теперь все, кто грелся на солнышке – и бабушки, и детки, – во все глаза пялились на буяна. Старшие с осуждением, младшие с любопытством.

Упал Ухо в шаге от взревевшей мотором машины Лысого. Свалился на спину прямо в лужу, подняв тучу брызг. Кровь из трех маленьких неприметных дырочек на груди потекла на встречу с талой веселой водой.

И моментально вслед за брызгами, взметнувшимися в результате падения смертельно раненного тела, брызнула вода из-под колес машины Лысого.

Кречету пришлось отскочить в сторону, на тротуар. Замешкайся он лишнюю секунду, Лысый задел бы его бампером. Наметанный глаз Лысого успел заметить оружие, вынырнувшее из-под длиннополого пальто, и теперь он крутанул руль осмысленно, намереваясь сбить вооруженного, явно не случайно вставшего у него на пути жлоба.

Кречет с колена пустил ему вдогонку две короткие очереди. Пули чиркнули по крылу, высекая искры, не причинив машине серьезных повреждений. Сзади истошно завизжали старушенции. Не оглядываясь, Кречет рванул к своему «БМВ» и второй раз чудом избежал незавидной участи жертвы автомобильного беспредела. На этот раз в миллиметре от его ноги скрипнула шина промчавшегося мимо «Мерседеса».

Акела повернул ключ в замке зажигания синхронно с падением Уха. Он не мог, подобно Лысому, с ходу вдавить педаль газа в пол: перед капотом «Мерседеса» копошились в грязи два трехлетних несмышленыша с лопатками и ведерками. Объезжая детей, Акела потерял с десяток драгоценных секунд. Еще пяток мгновений, о которых Иосиф Кобзон в свое время призывал «не думать свысока», Акела потратил, силясь не раздавить Кречета. Растраченные впустую секунды он с лихвой наверстал, выезжая со двора, и тут же ткнулся носом «Мерседеса» в зад автомобиля-беглеца.

Лысого тряхануло, бросило грудью на руль, баранка крутанулась влево, и это случайное кручение спасло бандита. Шофер встречного грузовика слишком поздно заметил вылетающую из-за угла легковушку, вдарил по тормозам, вцепился в оплетку руля, но, не вильни машина перед курносым рылом труженика автотрасс, автомобильный гегемон неминуемо разбил бы ее в лепешку.

«Зато этот гад за рулем точно жив и здоров. Толку от него, мертвого или раненого!» – успокоил себя Акела, объезжая глыбой застывший поперек дороги грузовик.

Беглец тем не менее здорово оторвался от погони. Похоже, предстоит долгая муторная езда по московским улицам, игры в прятки с дорожной милицией, турнир нервов под пристальными взглядами красных глаз светофоров и слалом между ненавистными чайниками. Гонки по правилам, точнее – догонялки, с одним обязательным условием – сделать все, чтобы в игру не вступила милиция, ибо никому из участников погони это сейчас не с руки. Более того, Акелу с Лысым сейчас парадоксальнейшим образом роднил один и тот же мучительный вопрос: что успели запомнить бабушки и детки на старте их автомобильного марафона? Номера машин? Марки? Лица участников?..

Кречет и Ястреб, переговариваясь с Акелой и друг с другом по мобильнику, приблизительно представляли маршрут движения головных машин гонки. Эти двое присоединились к марафону со значительным опозданием, особенно Ястреб, но современное развитие телефонного дела в России позволило и им поучаствовать в автотравле Лысого.

Первым с Акелой связался Кречет. Телефон звонил долго, прежде чем водитель «Мерседеса» смог наконец ответить. Кречет доложил, что Ястреб жив, здоров и едет где-то следом. Позже позвонил и Ястреб. Акела в этот момент как раз стоял, ожидая зеленого сигнала светофора, и, не мигая, гипнотизировал затылок Лысого, чья машина замерла в соседнем ряду, на три корпуса оторвавшись от его «мерса». Ястреб кратко изложил историю убийства бандита по кличке Ухо. Естественно, он не знал, что стрелял в человека с такой прозаической кличкой.

– Я ломаю сигнализацию, чую, лифт гудит, – торопился рассказать возбужденный Ястреб. – Я на лестницу и бегом вверх. Притаился, слышу, ключ в замке поворачивается, спускаюсь на цыпочках – типичный бандит открывает скворцовскую дверцу, ключом открывает. Я ему тихо так: «Стоять, стреляю!» Он развернулся и пальнул в меня. Я ответил, четыре раза стрельнул. Он промазал, я попал, и я…

– Понятно, Ястреб. У меня тут желтый мигает, я на подъезде к Беговой, запоминай номер машины, которую мы ловим…

На всем протяжении гонки Акела мучился желанием позвонить бывшему милицейскому полковнику, который формально все еще находился у него в подчинении. Этот бывший полковник мог бы с легкостью необыкновенной – бывали уже прецеденты – напрячь гаишников, и те из бдительных судей тайного преследования мигом превратились бы в явных соратников, помощников и верных слуг. И тогда бы Лысый, последняя зацепка в деле о трех миллионах, наверняка попался бы в лапы пострадавшей стороне, а так того и гляди поддаст газу и уйдет от погони.

Уверенность, что звонить экс-полковнику все же придется (а значит, придется расколоться на предмет целей и причин погони), возникла после того, как бандитская тачка резко оторвалась на перекрестке от железного коня Шопова. Бандит проскочил на красный, рискнул и выиграл – скрылся за углом и впервые за все время преследования пропал из виду.

Палец Акелы уже нажимал цифры памятного номера, когда светофор мигнул желтым, и сзади нетерпеливо дал гудок особо нервный чайник, а впереди тронулась с места «Волга» цвета «мокрый асфальт». Акела отложил телефон, тронул машину с места, завернул за угол…

Автомобиль Лысого (точнее, то, что от него осталось) находился (или правильнее – находилось) метрах в ста пятидесяти от перекрестка. Судьба сыграла с Лысым последнюю в его жизни злую шутку, сдублировав ситуацию начала гонки – встречу на высоких скоростях легковушки и грузовика. Только на сей раз из дворика выезжал грузовик, а навстречу ему по магистрали неслась легковушка. Как и в первом случае, они пытались разминуться, но, видать, не судьба (или опять же правильнее сказать: «но такова, видать, была их судьба»). Разминуться не получилось, врезались «нос в нос». Шофер грузовика, в отличие от самого грузовика, не пострадал, а вот Лысому рулевое колесо переломало ребра, вдобавок его машину швырнуло на встречную полосу, ударило о бок красавицы «Вольво», протащило еще метров двадцать на боку по асфальту и кинуло на фонарный столб. Узнать про искореженный фонарь Лысому было не суждено. Он умер сразу после первого удара о груженный битым кирпичом грузовик.

Как тут еще раз не помянуть стерву Фортуну! И минуты не прошло с момента, когда сигнал чайника заставил Акелу прекратить набор семи заветных цифр номера господина отставного полковника! Акела фактически смирился уже с почти проигрышем, почти «всухую». Но именно «почти»! Да, он, Антон Александрович Шопов, всего минуту назад готов был признать, что своими силами не справился с возникшей проблемой и готов был доказать Евграфову задним числом целесообразность включения в узкий кружок посвященных (посвященных в безумную идею Хозяина клонировать полуживую супругу) опытного, проверенного и надежного господина полковника. Причем включение это минуту назад было на редкость своевременно. Вышло бы так, что Шопов не сдает дела более опытному сотруднику, а подключает его к работе в соответствии с ленинской формулировкой «вчера было рано, завтра будет поздно». Под «сухим проигрышем» Антон Александрович разумел отсутствие в его самостоятельной поисково-розыскной работе конкретных результатов в виде пропавших денег или исчезнувшего Кости. Под «почти проигрышем» он подразумевал все же оставшуюся за ним пусть зыбкую, но реальную возможность отыграться. Ведь настоящий, прожженный игрок покидает казино отнюдь не в тот момент, когда проигрался в пух, спустил все до последнего цента. Настоящий игрок уходит после того, как крупье перестает верить в его липовые долговые расписки.

Смерть Лысого перечеркнула все планы, обесценила хитроумные расчеты, убила последние надежды. Словечко «почти» сразу стало неактуально. Шопов проиграл. Окончательно и бесповоротно.

А ведь грамотная была мысль – хорошенько разворошить, обшмонать гнездышко Скворцова. Ведь что на сегодняшний день он знает о Скворцове? Так, ерунду. Анкетные данные, адрес, внешний вид, и все! Хороший обыск мог бы дать результат в виде дополнительной информации: одна-единственная записная книжка с телефонами друзей и знакомых – уже много. Хотя кто его знает, вдруг он озаботился и уничтожил все, что может способствовать хорошей ищейке взять след? Так это или не так, гадать сейчас бессмысленно. В ближайшие сутки в квартиру к Скворцову не сунешься. Рядом с его домом произошло убийство на глазах у множества свидетелей, и в эти минуты в парадном Виктора суетится целая толпа ментов да еще, наверное, и журналюги набежали, телевидение, всякое там «Времечко», «Сегоднячко», «Хроничка убийствушек», «Криминальчик», «Беспредельчик»… Полный абзац! Облом! Сидишь в центре города в «Мерседесе» и ломаешь голову на тему, как «пойти туда, не знаю, куда, и добыть три украденных «лимона» вкупе с вором и его приспешником-убийцей».

Так или примерно так рассуждал Акела, слушая телефонную трель изящного переговорного устройства в своей неожиданно ослабевшей руке и боясь ответить на звонок. Если это Евграфов, что он скажет? И все же он решился ответить. Погибать, так лучше сразу.

– Але, Шопов слушает.

– Акела, это Ястреб говорит.

– Ну?

– Я тут рядом, вижу и твой «мерс» на обочине, и раздолбанную лайбу нашего друга.

– И что с того?

– Акела, я все секу, во все врубаюсь. Если тебе, хозяин, крышка, то и мне рикошетом звездец.

– Спасибо, утешил.

– Я вот чего думаю… А не съездить ли нам на дачу к Костику?

– Ты дурак, да? Тут такие крутые дела творятся, а он, по-твоему, на дачке сидит и нас дожидается? Если бы еще утром… А сейчас смысла не вижу.

– Есть смысл, Акела! Визит на дачу вполне логичен. Согласен, хрен мы там чего отыщем, но зато выиграем время, а вдруг чего придумаешь толковое, пока кататься будем – все лучше, чем так стоять, загорать.

«А ведь он дело говорит! – Акела воспрянул духом. – Мне сейчас все едино: или с повинной на ковер к Евграфову, или найти повод для отсрочки неизбежного покаяния. Третьего не дано. И чем черт не шутит, вдруг, пока я отлучусь в Подмосковье, здесь еще чего произойдет непредвиденное… Потом можно будет и соврать, что этот, который сейчас разбился, прежде чем пуститься в бега, прежде чем устраивать авторалли, успел обронить тому же Ястребу словечко про дачу. Придумаем басню, отрепетируем и многократно повторим – будет время. Да и мобильник за сто километров от столицы вполне может не отвечать на московские звонки… Молоток, Ястреб, соображает, а я его недооценивал. Учту».

– Але, Ястреб?

– Слушаю.

– С меня магарыч! Звони Кречету, объявляйся на горизонте и езжай первым, мы за тобой. Командуй, Сусанин!..

– Я думаю, не помешает еще по дороге машины сменить и Соколу прозвониться.

– Молоток, Ястреб, соображаешь! Так и поступим. Себя с этого часа можешь считать заступившим на должность Слона. С соответствующим повышением оклада.

– Спасибо, Акела.

– Не за что, заслужил!

…Массивный матово-серый джип, вызывающий прямые ассоциации с военной техникой несокрушимой и легендарной звезднополосатознаменной американской армии, въехал на территорию садово-огороднического товарищества «Черные грязи» за полчаса до прибытия скромных «Жигулей» Раисы Сергеевны. Джипом управлял Ястреб. Кречет с Акелой устроились сзади. Оба всю дорогу дремали, хлебнув перед выездом по сто пятьдесят грамм французского коньячка за упокой души погибших товарищей. Хороший коньячок в умеренных дозах Акела уважал. Янтарный напиток неизменно оказывал на него положительное действие – успокаивал или бодрил в зависимости от обстоятельств. А сегодня «сто грамм для храбрости» были ему просто необходимы. Выпить в критической ситуации не грех, лишь бы единица измерения выпитого не видоизменилась из граммов в литры.

– Дача Кости вон за тем углом, – подал реплику Ястреб. – Видите голубой забор? Здесь надо свернуть налево, я запомнил.

– Вижу забор. – Кречет вытянул шею, протер глаза. – Солидный заборчик. И дачки тут ничего, вполне на уровне.

– Сворачивать не нужно, – дал ценное указание Акела, широко зевнув. – Езжай до следующего поворота, там сворачивай и тормози.

Дорогой он успокоился. Он умел принимать факты такими, какие они есть. Главное – было ясно, что делать дальше, как вести себя с Графом и какой стороной представить Вадиму Борисовичу эти самые факты. Сейчас они остановятся, осмотрятся и не спеша, обстоятельно, прикинут все втроем, каким образом половчее переписать сегодняшнюю историю с максимальной для себя выгодой.

– Ястреб, сбегай огородами к даче Кости, – распорядился Акела, когда машина остановилась. – Только так, чтоб у порога на снегу не наследить. Чем чертушка не шутит, а вдруг?..

– Угу, я понял. Ждите, я мигом обернусь.

– Кречет, дай сигаретку, покурим, пока он бегает.

– Ты ж не курящий, Акела.

– Пять лет как бросил, да вот потянуло.

– У меня только «Прима», извини.

– Что поделаешь, давай «Приму»… Ты, кстати, знаешь, как раньше курили сигареты без фильтра?

– Как?

– Со спичкой.

– Впервые слышу.

– Ну так я тебе расскажу, слушай…

Акела был сейчас необычайно ласков и доброжелателен со своими людьми, которых обычно «держал в кулаке». Слишком многое сейчас зависело от этих двоих, Кречета и Ястреба. В принципе, недоносок Вова может попытаться их перекупить или спровоцировать на какое-нибудь глупейшее действие. Такой или подобный ход Акеле приходилось учитывать и спешно наводить с подчиненными мосты добрых человеческих отношений.

Акела еще не закончил рассказа про спички и дешевые сигареты, когда вернулся Ястреб. Разумеется, дача оказалась пустой и, более того, не «расконсервированной» после одинокой зимовки. Байка про ухищрения курильщиков прежних времен так и осталась незавершенной. Разговор сам собой перешел на темы более актуальные. Акела поведал детали мелкие и основополагающие, доселе Кречету и Ястребу неизвестные. Он исподволь превращал исполнителей своей воли в соратников и друзей по несчастью. Вскоре эти двое с птичьими кличками поняли, что теперь их запросто могут убить недруги хозяина, объяснив высшую меру простенькой формулировочкой «они слишком много знали». Осознать свою полную обреченность двое подручных Акелы не успели – помешал шум мотора, отвлек от упаднических размышлений, заставил действовать.

– Акела, слышишь?! – воскликнул Кречет, прервав философствования хозяина. – Слышишь? Кто-то едет. Я сбегаю до угла, взгляну?

– Давай! – Акела сразу же перешел на шепот.

– Бля, Акела, а вдруг повезло, а? – с надеждой прошептал Ястреб, уставившись в спину убегающего Кречета.

– Ага, Костя приехал оттянуться на уик-энд.

– Ну!

– Брось, Ястреб, чудес не бывает.

Кречет добежал до угла, встал на четвереньки и осторожно выглянул из-за покрытого талым снегом забора. Если его и заметят люди в приближающейся машине, то легкомысленно решат, что это мелькнула голова осматривающейся собаки или что за ними подсматривает мальчишка, дачный воришка.

Обратно Кречет бежал много быстрее. Лицо его отражало целую бурю эмоций: радость, удивление, настороженность…

– «Жигуль»! – воскликнул Кречет, останавливаясь и тяжело дыша. – Свернул на соседнюю улочку, туда, где котовская дача!

– Пошли! – Акела заледенел лицом, нахмурился, весь подобрался, словно тигр перед прыжком. – Я иду первым, вы оба сзади… Кречет! Ты куда?!

– «Клин» оставил в джипе, пойду возьму.

– Хер с ним, с «клином»! У тебя пистолет с собой, и ладно. Пошли быстро, блицкриг лучше, чем еще одна погоня. Да и скорее всего это совпадение. Не мог Костя сюда сейчас приехать, слишком бы это было здорово. Приперлись какие-нибудь случайные дачники, а мы напрягаемся!.. Пошли быстро! За мной…

Скворцова Акела узнал сразу, как только увидел. Узнал он и Раису Сергеевну, хотя на фотографиях Костина мамаша выглядела гораздо старше. Акела лишь скользнул взглядом по ладной женской фигуре и снова сосредоточил визуальный контроль на Скворцове. Вся одежда Виктора была перепачкана, доминировали засохшие бурые пятна. Акела хорошо знал, что это не следы пролитого вина. Любые эмоции, мешающие сосредоточиться на текущем моменте, многочисленные вопросы, будоражащие мозг, он могучим волевым усилием отогнал прочь и стал спокоен, как канатоходец без страховки над пропастью. Редко кому неоднократно уже помянутая бранным словом Фортуна позволяет себя оттрахать. А вот Акела удостоился великой чести – богиня сама раздвинула ноги, нельзя обманывать ее ожидания!

– Эй, соседи! – Его голос не дрогнул.

Виктор и женщина обернулись. Опытный глаз Акелы сразу отметил, что Скворцова сегодня много раз били по лицу, и били сильно.

– Соседи, дачу не продаете? – Он выкрикнул первое, что пришло в голову. Всегда лучше сопровождать жест словом, авось и не заметят, как рука погружается в карман, как копошатся в нем пальцы, нащупывая рукоятку пистолета.

– Дача не продается, – ответила бесцветным голосом женщина.

Акела был уже рядом, в шаге от Скворцова. За его спиной хрустел снег под ногами Кречета и Ястреба. Ломать далее комедию было бессмысленно.

Акела выхватил пистолет, навел его на Виктора. У Скворцова забегали глаза, дрогнула челюсть. Подоспели Кречет и Ястреб, тоже с пистолетами наизготове. Акела почувствовал себя увереннее: что греха таить, подсознательно он если и не побаивался Скворцова, то опасался его не на шутку.

– Обыщите! – рявкнул он.

Кречет послушно спрятал оружие в карман, умело пробежался ладонями по ногам, рукам и туловищу Виктора.

Скворцов, помогая Кречету проводить обыск, застыл в позе «руки вверх». Казалось, он хотел было что-то сказать, но в последний момент передумал. Выглядел парень как полный лох, случайный посетитель зоопарка, ненароком угодивший в клетку с тиграми и теперь покорно ожидающий, когда его съедят живьем.

– Сделано, Акела. Он пустой. – Кречет снова вынул из кармана пистолет и вопросительно взглянул на Акелу.

– А меня вы тоже будете обыскивать? – еле слышно спросила бледная испуганная женщина, про которую все забыли.

Акела задумчиво взглянул в ее сторону.

– Вы мать Кости Поварова?

– Да, я его мама.

– Раиса… – Акела запнулся.

– Сергеевна. Раиса Сергеевна, – подсказала она.

– Может быть, вы мне скажете, где сейчас ваш сын? – Уже задавая вопрос, Акела понял, что допустил непростительную глупость. Ястреб за его спиной не сдержался и многозначительно хмыкнул. Кречет тоже невольно улыбнулся: мол, допрашивая подозреваемых в соучастии, сразу все карты не раскрывают. Допрос – это уже не шахматная партия, допрос больше похож на покер с крупными ставками. К чему мамашке знать раньше времени, что Костя еще не найден?

– Мой сын? – Губы Раисы Сергеевны мелко задрожали, из глаз покатились слезы. – Мой сын ушел сегодня рано утром. Мы поссорились. Я прилегла вздремнуть, и меня разбудили странные телефонные звонки. Звонили какие-то незнакомые люди, все спрашивали Костю. Я записала на автоответчик сообщение, что его нет дома, но он обещал быть к обеду, и перестала подходить к телефону… Он действительно обещал, уходя. Обещал, несмотря на нашу ссору, вернуться к обеду… – Она вытерла слезы рукой. – …Позвонили в дверь, сказали – телеграмма, я, дура, открыла, меня ударили по голове! Вот… – Она левой рукой смахнула волосы со лба, правая осталась в кармане. – Видите? Очнулась в машине, на глазах повязка. Но я догадалась, что меня увозят в моих же «Жигулях»… Сама не знаю, как догадалась… Этих… моих похитителей, судя по голосам, было трое. Они говорили, что нужно заехать в магазин и купить инструменты… Я тогда еще подумала: зачем?.. Потом мы приехали… Не спрашивайте меня, куда, я все равно не знаю… Там были пытки! Я сидела в другой комнате с завязанными глазами, но слышала – за стеной пытают человека. Он кричал, что все расскажет, только не надо ломать ему пальцы плоскогубцами… Это был какой-то кошмар…

Она опустила голову.

– А потом? – тихо спросил Ястреб.

– Что потом?.. – Женщина встрепенулась. – …Потом меня снова повезли куда-то на машине, выволокли и потащили по лестнице… Сначала держали меня на лестнице, потом ввели в квартиру… Повязку не сняли… Потом я услышала какой-то шум, и тот, который меня держал, изо всех сил толкнул. Я упала. Но руки-то были теперь свободны, и я сорвала повязку. На полу лежал человек, весь в крови… Еще раньше, в машине, я поняла из их разговоров, что мы едем искать Костю. Тот, что сидел за рулем, так и сказал: «Пассатижи помогли адрес Кости вытянуть!» Я увидела кровь, убитого и пистолет на полу рядом с собой и еще двух дерущихся мужиков… Не знаю… Не знаю, как я смогла это сделать… Я схватила пистолет, выстрелила…

Раиса Сергеевна разрыдалась шумно, по-бабьи, с короткими подвываниями и причитаниями.

– Успокойтесь, Бога ради, Раиса Сергеевна. Мы – друзья, мы поможем. – Акеле действительно стало жаль ее. Всю жизнь он стыдился своей матери, такой обезличенной и непритязательной, словно она была не живым человеком, а жалкой тенью человека. Эта, напротив, была удивительно живой, яркой и чувственной. И тут повезло этому прохиндею Косте! Ему бы, Антоше Шопову, такую маму!

– Вот, возьмите! – Раиса Сергеевна вынула из кармана плаща правую руку. Пистолет она держала неумело, обхватив всеми пятью пальцами ствол. – Возьмите! Я стреляла из этого… Я и в вас чуть не выстрелила, я вас так сразу испугалась…

– Раиса Сергеевна, – Акела осторожно принял из ее рук оружие, – у вас есть ключи от дачи?

– Ключи под крыльцом, с правой стороны, в щелочке… – Она все еще плакала, но уже менее азартно.

– Кречет, отопри дверь, пройдем в дом. А ты, Ястреб, займись Скворцовым.

– Понял. – Ястреб неуловимо быстро, без замаха ударил Виктора кулаком в живот.

– Ой! Что вы делаете?! – всплеснула руками Раиса Сергеевна. – Оставьте его в покое, он ни в чем не виноват! Он такая же жертва, как и я! Он лежал в той квартире связанный, избитый…

– В какой еще квартире? – не понял Акела.

– Ну я же вам рассказывала! В той, второй квартире, куда меня привезли и где я… где я выстрелила… Я стреляла два раза, я была сначала как во сне, потом… потом… знаете, как бывает, когда выпьешь снотворное и проснешься ночью… Голова будто в скафандре… Я убила тех двоих… Остальные поубивали друг друга сами… Еще жил только один, всего лишь один, но… но он был сильно ранен. Я кинулась к нему, закричала: «Где мой сын?!.» А он пошел в комнату… Идет, шатается, кровь из раны капает… Ужас! Просто ужас!.. «Вот, – сказал, – вот лежит Костя…» А это был Витя! Витя, мальчик, которого вы сейчас ударили, лежал там связанный, избитый на полу, и эти… эти изверги были уверены, что он мой сын, мой Костя!..

– Как такое могло случиться? – нахмурился Акела. Он ей поверил. Врать изощренно может жена, обманывать, «водить вокруг пальца» – любовница, но мать, по глубокому убеждению Акелы, не может быть неискренней, когда дело касается ее сына! Если сын виновен, она кинется в ноги, будет умолять простить ребенка (даже если у этого ребенка уже седая борода и лысина во всю макушку), она не станет лукавить, разыгрывать заранее спланированную роль, лицедействовать…

Иные уроды считают себя неотразимыми красавцами, другие простаки убеждены в собственной изощренной хитрости… Антон Александрович Шопов продолжал простодушно верить в собственную психологическую прозорливость. Эта его неистребимая вера стоила уже жизни Мышонку, она же позволила Рыси надежно замаскировать от нежеланных взглядов острые, смертельно опасные коготки.

– Раиса Сергеевна, успокойтесь, объясните…

– Витя сам вам все расскажет и все объяснит. Я не в силах больше говорить, я больной человек, у меня болит сердце, я выплакаться должна… Будьте любезны, дайте мне мою сумочку из машины, в ней валидол…

– Ястреб, посмотри в машине!

– Сейчас. – Ястреб открыл дверцу «Жигулей». – Акела, здесь на заднем сиденье пакет целлофановый… с инструментами, про которые она рассказывала… Ага… вот и сумка…

– Акела! – крикнул Кречет с крыльца. – Ключ нашел, двери открыл! Идите сюда, в дом!

До дачного крыльца Скворцова пришлось нести. Ударив его, Ястреб задел ушибленный утром бок, и теперь Виктору было никак не разогнуться, любое движение отдавалось острой болью в ребрах. В доме, в промерзшем за зиму холодном скрипучем кресле ему чуть полегчало. Кречет сбегал к джипу, принес плоскую стеклянную фляжку «Мартеля». Виктор сделал глоток благородного напитка, прокашлялся и смог наконец говорить.

Он слово в слово повторил ту же самую историю, которую по дороге рассказывал Раисе Сергеевне, всю, с самого начала, с момента первой встречи с Мышонком. Акела мрачнел, слушая однозначно правдивый рассказ. Такое не сочинишь, похожие коллизии, основанные на случайных совпадениях и мелочных несоответствиях, мог складно придумывать лишь англичанин по фамилии Шекспир (и то сейчас многие ученые сомневаются в существовании великого драматурга как отдельно взятой конкретной личности, подозревают, что его так называемые комедии и трагедии ошибок есть плод коллективного творчества группы авторов, объединенных единым псевдонимом). Концы с концами в рассказе Виктора сходились издевательски идеально. Все, что знал Акела, получало подтверждение, все, в чем заблуждался, опровергалось бесстрастными фактами. Выходило, что Скворцов – жертва, невинно пострадавший человек, чудом избежавший смерти, а негодяй Костя сделал свое черное дело и неким загадочным образом сразу же вышел из круга, из того пресловутого замкнутого круга, внутри которого гонялись друг за другом множество людей, уверенных, что бегут по следам Кости и вот-вот поймают его ускользающий хвост, уже мелькнувший призраком за ближайшим поворотом.

– М-да… – Акела почесал затылок. – Интересная история… Кречет, дай-ка еще сигареточку… Раиса Сергеевна, у меня к вам вопрос по существу дела.

– Спрашивайте. – Женщина сидела, откинувшись на спинку старого диванчика. Пока Виктор рассказывал, она высосала три таблетки валидола и сейчас положила под язык четвертую.

– Раиса Сергеевна, почему вы повезли Скворцова на дачу?

– Когда они везли меня в машине, с повязкой, я услышала такую реплику… Вообще-то они говорили на странном диалекте, и я мало что поняла, но отчетливо расслышала слово «дача», и… я надеялась… сама не знаю, на что надеялась, наверное, на чудо… Простите, Витя, я меньше всего в тот момент думала о вас, я сама только-только обрела свободу, помните, в каком я была состоянии? Не женщина, а гренадер в юбке… Сейчас вот сломалась…

– Скворцов, ты говорил, что вчера видел Костю с красивой бабой, так, да? – спросил Ястреб, многозначительно взглянув в глаза Акеле.

Акела поймал его взгляд, секунду они смотрели в глаза друг другу, а потом разом вскочили с мест, быстрее, чем Виктор успел ответить.

– Дурак! – Акела треснул себя кулаком по лбу. – Какой же я дурак! Болван! Кретин!.. Раиса Сергеевна, вы знаете, где живет любовница вашего сына?

– Знаю, а что? – Раиса Сергеевна пожала плечами.

– А то, что мы срочно едем в Москву! Кречет! Поведешь «Жигули», а остальные в джип, бегом!

Уже в джипе, отдышавшись от суеты, связанной со спешным отъездом, Акела попросил Раису Сергеевну рассказать все, буквально все, вплоть до мельчайших деталей, что ей известно о подруге сына. И она рассказала все, что знала, а знала она ничтожно мало – место жительства девушки и место работы (все это Акела мог узнать и без нее).

– Витя, ты что-то базарил про дурной пьяный разговор в ресторане, да? – спросил Акела.

– Да, – кивнул Виктор. – Екатерина трепалась про девицу Кости и каким-то образом связывала ее со всякой чертовщиной.

– Напрягись, Витя, вспомни, что конкретно говорила… ээээ… Екатерина?

– Уже пробовал, напрягался, даже почти что вспомнил. Но… я могу, конечно, еще раз попытаться, но, сами понимаете, никаких гарантий…

– Акела! – Ястреб окликнул хозяина с водительского кресла. – Там, в бардачке, справа, помнишь? Целая упаковка.

– Думаешь, колеса помогут вспомнить?

– Смотря какие. Эти, может, и помогут.

– Ладно, рискнем. – Акела порылся в бардачке, повернулся к Виктору (Скворцов с Раисой Сергеевной сидели сзади) и протянул ему малюсенькую желтую таблетку. – Витя, возьми вот колесико, засунь под язык, расслабься и вспоминай вчерашний вечер в ресторане. Не старайся сразу же вспомнить слова Екатерины. Вспомни сначала обстановку, музыку, освещение. Перенесись мысленно во вчерашний день и послушай снова, что будет говорить Катя. Только на этот раз внимательно… Ты наркотиками случайно не балуешься?

– Нет. А что? Эта таблетка – наркотик?

– Не боись. Эти таблетки разрабатывали военные еще в начале шестидесятых, ими до сих пор пользуются, и пока что никто от этого не умер. Одна такая таблеточка, между прочим, на черном рынке стоит три штуки баксов.

– Ладно, я попробую… Отказаться-то вы все равно не позволите.

– Молоток, Витя, правильно соображаешь. Учти – поможешь нам, и мы тебе поможем, а будешь брыкаться… не взыщи, обидим. Я, кстати, кажется, до сих пор не представился?

– Нет.

– Я и мои орлы представляем ту самую фирму, в которой работал… работает Костя. Нам ты, Витя, и вы, Раиса Сергеевна, можете верить… Бери таблетку, Витя, не бойся.

Виктор осторожно, двумя пальцами взял таблетку с ладони Акелы, сунул ее в рот и закрыл глаза. Ему могли и соврать, таблетка вполне могла оказаться ядовитой. Он ожидал, что вот сейчас все и закончится, вот сейчас он наконец умрет… Но он не умер.

Прежде всего прошла боль. Тело стало легким и невесомым. Было чудесно – забыть о ноющих ребрах, о тяжести в затылке, о задубевшей коже лица. Голова стала ясной, чистой и светлой. Мысли выстроились стройным рядом, никакой путаницы, никаких метаний духа. А еще через минуту он уже «увидел» вчерашний ресторанный зал. Шум, гремящая музыка влились в уши, как будто звучали прямо сейчас, где-то рядом. Он явственно увидел возбужденное, раскрасневшееся лицо Екатерины, услышал голос Мышонка: «…Я эту деваху впервые вижу, господа, хотя захаживал к Костику в гости, и не раз!» Екатерина поддела вилкой кусок осетрины, не донесла до рта, рассмеялась: «Ох-хо-хо, князь Мышкин, вам такую деваху, сознайтесь, хочется? Не сознаетесь, ну и черт с вами! Вам повезло, глупый, а Костик вляпался. Я эту прошмандовку, представьте, уже встречала! Ни за что не догадаетесь, где! В салоне магических услуг! Я там, представьте, подрабатывала, консультировала недоучек по вопросам фитотерапии – лечения травами… Представляете, они лечат, а в салоне ни одного сотрудника с дипломом врача! Но они там, честно-то говоря, лечили мало, больше дурили – гадание, колдовской приворот, снятие венца безбрачия… А одна потомственная ведьмачка придумала приворот… сейчас вспомню, сейчас… Вспомнила! Приворот по системе китайских даосов, магов, значит, китайских! И, представьте, пользовалась сногсшибательным успехом… Так вот к этой китайской ведьмачке Костина прошмандовка и ходила, как на работу, раза два в неделю, регулярно. Девки в салоне шептались, что она верила колдунье, платила щедро и цепляла солидных мужиков направо и налево… Вы же понимаете, господа ученые, психотерапия. Ведьма ей скажет: «Мужик приворожен», – и наша шмара верит и ведет себя с привороженным, будто бы он действительно приворожен, уверена в себе, наглеет на мужике, накакав на все бабские комплексы»… Екатерина сняла зубами кусок рыбы с вилки и принялась его старательно пережевывать. «И да воздастся каждому по вере его! – воскликнул Твердислов. – Я верю, что истина в вине и в водке. Давайте выпьем!» Виктор взял со стола рюмку: «А я не понял, при чем тут ведьмы с наворотами?»

– Все, Витя, расслабься, можешь поспать, чего надо, мы уже слышали.

Голос Акелы хлыстом вышиб Виктора из вчерашнего вечера в сегодня.

– Я что, разговаривал во сне? – спросил он, сощурив глаза. Поднять веки он не смог, глаза слипались сами собой, совсем как тогда, после выстрела Гули.

– Ты не спал, Витя, ты вспоминал вслух, бредил на грани сна и бодрствования и очень талантливо разыграл перед нами радиоспектакль на четыре голоса. К сожалению, не очень для нас интересный…

– Ой, посмотрите! – забеспокоилась Раиса Сергеевна. – Мальчик уснул! Ой, он голову на грудь уронил, слюна изо рта течет!

– Ерунда, – успокоил Ястреб. – Часок покемарит и проснется огурчиком!

«Идиот! – подумала Рысь. – К-64 валит человека в сон на двенадцать часов как минимум. Слава Богу, что у вас не К-112. Тогда бы Скворцов поносил воспоминаниями часа четыре подряд и заткнуть его было бы невозможно!.. Куда катится эта страна? Разве в мое время можно было добыть за деньги препараты класса «К»! Американцы, прежде чем выкрали нашего химика, шесть групп потеряли – так им хотелось выяснить механизм действия К-таблеток. А тут пожалуйста, три тысячи баксов – и вот тебе таблеточка… Кошмар!»

– Ой… ой, какой кошмар! – Раиса Сергеевна схватилась за сердце.

– Что такое? – Акела повернулся к Раисе Сергеевне.

– Сердце! Не могу терпеть, ножом режет…

– Ястреб, до Москвы еще далеко?

– Не-а.

– Езжай тогда сразу в больницу.

– В которую?

– В ту, где Евграфова отдыхает… Успокойтесь, Раиса Сергеевна, потерпите, скоро мы вам поможем.

– Спасибо… – тихо-тихо прошептала Рысь.

Акела гордился собой. Он не только проявил завидное благородство, но еще и заставил послужить общему делу свои естественные рыцарские устремления. Фактически ему удалось сделать то, что он сегодня утром в первую очередь поручил Паукову. Да так ловко! Так умело! Он, великий психолог, сумел, изловчился обойти в общении с женщиной скользкий вопрос «почему»? Почему он со своими орлами ищет Костю? Основополагающий вопрос, мотивация его поведения и интересов изящно потонули «Титаником» в хитросплетении душещипательных бесед. Мать рассказала все, что знала. Наемный работник поделился своими злоключениями. А он, Акела, только слушал и ничего не объяснял. Более того, он сумел создать у этих двоих на заднем сиденье джипа ложное ощущение союзничества! Знал бы он, что просьба рассказать все о подружке Костика для Раисы Сергеевны означала неизбежность скорых и решительных действий. Называя адрес «этой стервочки Илоны», Рысь уже прикинула, как будет убивать Антона Александровича Шопова, как расправится с Ястребом и Кречетом. Плевать ей, кто эти люди! Достаточно было понимания, что они – враги Кости и они взяли его след. Но как же это она сама забыла про сучку Илону?! Впрочем, что удивляться – водоворот событий увлек ее сегодня, не оставляя времени на размышления. Спасибо этому Акеле, он, сам того не ведая, помог ей отрешиться от вереницы сегодняшних происшествий и взглянуть на все со стороны. Эта гадина Илона заставила Костика впервые в жизни обмануть мать! Заставила позвонить и сказать про бандитов, дабы пустить милицию по ложному следу. На что же такое ужасное эта сука драная спровоцировала Костика, если он согласился солгать родной матери? Что он натворил под влиянием грязной девки, за что его столь ретиво разыскивают все эти гангстеры? Ничего, придет время, и она все узнает! Костя сам обо всем ей расскажет.

Боевая машина с маркировкой «Рысь» бесстрастно просчитала еще одну версию: никто не заставлял Костю врать, вранье – его личная инициатива. Но Раиса Сергеевна, несчастная мать, слепо обожающая своего единственного ребенка, отказывалась в это верить, отказывалась даже допускать подобную крамолу. И чувства победили логику, Рысь запретила себе думать о прямом предательстве сына. Однако окончательно обмануть себя, прогнать тень подозрения ей не удалось, и от этого нестерпимо болела душа. Она знала одно лекарство, которое облегчило бы ее страдания. Чудодейственное лекарство под названием правда. Ей придется добиться правды от сына любыми средствами, как бы при этом ни было больно ни ей, ни ему. Чтобы спасти мальчика, она обязана узнать пусть горькую, пусть убийственную для себя, но правду!..

Пока Виктор бредил наяву, Рысь трезво прокачала ситуацию. Если Костя и Илона сейчас вместе, если они прячутся, то скорее всего в той квартире, которую снимает «эта стервочка». В последнее время, терзаемая ревностью и переживаниями, Раиса Сергеевна не раз ловила себя на том, что украдкой следит за сыном. Адрес «секретной квартиры» она узнала совершенно случайно. Подслушала с параллельного телефона разговор Илоны с сыном, о чем Костя, разумеется, не догадывался, и сейчас Рысь корила себя: нет бы раньше ей превратиться в дикую кошку и попросту уничтожить эту Илону вместо того, чтобы всхлипывать по-бабьи и делиться своими душевными переживаниями и горестями с клушами-подружками, бывшими сослуживицами. Хватит, однако, самобичеваний. Нужно еще и еще раз трезво все осмыслить. Илона хитра, следует это учитывать, мало вероятно, что она оставила в квартире, где прописана, или на работе хоть малейший намек о своем нынешнем местонахождении. Уж если чего эта девица и оставила, так это капканы для чересчур любопытных ищеек.

Отлично! Никого не нужно убивать, первый порыв был ошибкой. Пусть ищут девушку Илону по названным адресам, пусть попусту тратят драгоценное время! Все равно первой к цели придет Рысь! А если все, в том числе и она, ошибаются, соединяя в этом деле Костю и его подружку, то Раиса Сергеевна будет только рада встрече Акелы с девушкой. То-то она попляшет, стервочка, задаст ей Акела перца! К тому же Акелу и его стаю нельзя устранять и еще по одной, куда более важной причине. Кто знает, какую реакцию вызовет его нейтрализация в стане врага? И вообще, еще не ясно до конца, что за враг противоборствует Рыси. Крайне мало информации, чтобы строить какие-либо версии. Нельзя убивать Акелу! Иметь сотню сильных, но известных врагов лучше, чем одного слабого, но неизвестного противника. Так учил Рыжий.

… – Акела, в больницу с какого хода заезжать? Со служебного?

– С парадного.

– Уже приехали?

– Приехали, Раиса Сергеевна.

– Знаете, мне так больно, что я, кажется, ненадолго потеряла сознание, дороги совсем не помню… А где мои «Жигули»?

– Не волнуйтесь, «Жигули» мы оставим в больничном дворе… Ястреб, тормозни у ворот, я выйду, договорюсь…

Более всего элитарное лечебное учреждение напоминало одно из многочисленных посольств средних размеров государства и так же, как и большинство подобных посольств, располагалось в относительном удалении от шумного городского центра. Изящное ограждение, сработанное умельцами-кузнецами под знаменитую ограду Летнего сада. Ухоженная территория с трехэтажным, современной архитектуры зданием посередине. Вокруг лечебного корпуса в живописном беспорядке натыканы фонарные столбы – двоюродные братья арбатских. Вечнозеленые и вечно напоминающие про Деда Мороза пушистые елки подступили вплотную к красного кирпича стенам, укрывая от любопытных взоров окна первого этажа. Ультрасовременная машина «Cкорой помощи» ждала своего часа во дворе, прямо напротив узорчатых парадных ворот. Шофер «Скорой помощи» мирно курил в компании двух дюжих камуфлированных охранников. Еще двое охранников прогуливались у ворот. Здесь же, у ворот, скучал высокий, прилично одетый «штатский». Акела выскочил из джипа, остановившегося в трех шагах от парадных ворот, оглянулся, отыскал глазами «Жигули» с Кречетом за рулем. «Жигули» поотстали, что вполне естественно – куда им угнаться за джипом-вездеходом.

– Коршун! – окликнул Акела скучающего по ту сторону чугунной ограды мужчину в штатском.

– Акела?

– Да, я.

– Извини, темно уже, не признал тебя сразу.

– Все в порядке?

– Все. Как Слон с утра позвонил, так и приехали. Вот и кукую здесь, на воротах. Никаких инцидентов и прецедентов, тишина.

– А где ребята?

– Филин и Аист усилили охрану палаты. Вместе с ними там теперь шестеро, муха не пролетит.

– Добро. Слушай-ка, уладь в темпе формальности, мне проехать нужно. И врачей напряги – со мной двое немощных.

– Ага, пять минут!

Коршун трусцой припустил к больничному зданию.

Короткий звуковой сигнал заставил Акелу обернуться. Сигналил Кречет. «Жигули» затормозили рядом с джипом, и Кречет давал понять, что ждет дальнейших распоряжений.

Акела подошел к «жигуленку», наклонился к приоткрывшейся дверце.

– Значится, так, Кречет, вызванивай срочно группу Сокола, вызывай ребят сюда, срочно. Машину оставишь в больничном дворе, перейдем в джип, и ждите с Ястребом моего возвращения. Я быстро. Минуту с медициной поговорю и вернусь.

– Я не понял, машину так просто во дворе бросить?

– Отыщи Коршуна, он все устроит.

– А чего его искать-то? Вон он, к воротам бежит.

– Открывай ворота! – крикнул на бегу Коршун. – Охрана! Не спать! Шевелитесь, живо, люди ждут!..

…Ястреб и Кречет успели покурить с Коршуном, потрепаться на общие темы (не касаясь событий текущего дня) и уже собрались обсудить актуальный вопрос «где б пожрать по-быстрому», как вернулся Шопов.

Настроение у Антона Александровича было приподнятое. Оно вообще стало улучшаться по пути из Подмосковья в Москву. Впервые за сегодняшний день он почуял запах победы. И победы не в подковерных игрищах, не в шахматной партии интриганов, а реальной, конкретной победы! Победы, о которой он и не мечтал. Он отыщет любовницу Кости, выволочет из-под одеяла смазливого кидалу, достанет из-под кровати чемодан с деньгами! Так будет! Он в этом уверен! Подобное предвкушение успеха Акела испытывал всего лишь два раза в жизни. В ранней юности, когда уверовал, что действительно очень скоро случится невероятное и он избавится наконец от позорной фамилии. И второй раз, когда, руководствуясь лишь гласом подсознания, в девяносто первом году уговорил Евграфова остаться в стране и открыто, одним из первых, выступить против путчистов.

– В машину, орлы, поехали! Пока, Коршун, сохраняй бдительность! Кречет, ты Соколу дозвонился?

– Да, Акела, Сокол и его люди вот-вот должны подъехать.

– Ждать не будем, нагонят в пути. Заводи мотор, Ястреб!

– Куда поедем?

– В гости к девице Илоне, Ястреб.

– А как Витя, как тетя Рая?

– Врачи сказали, Витя продрыхнет до утра, а у Раисы Сергеевны сердечный приступ. Я просил поместить ее в палату рядом с Евграфовой, чтоб охрана на всякий случай была рядом, мало ли что…

– Пожрать бы чего, Акела, а? Смотри, темень какая на улице, а мы с утра не жрамши.

– Не жрамши, зато живы, Кречет!.. Ладно, Ястреб, езжай через Третьяковку, там окошко в «Макдоналдсе» круглосуточно работает, возьмем по гамбургеру…

– Акела!

– Ну что еще?

– Ты чего, Акела? Не слышишь, что ли? У тебя в кармане трубка звонит.

– О е..! – Акела достал из кармана пальто трубку. – Але, Шопов слушает.

– Антон, это я, Евграфов.

Граф говорил слабым, еле слышным голосом смертельно уставшего человека.

– Слушаю вас, Вадим Борисыч.

– Ошибаешься, Антон, это я тебя слушаю.

– Не хотелось бы по телефону…

– Мало ли кому чего не хочется.

Акела тяжело вздохнул. Ястреб и Кречет притихли – передалось волнение хозяина. Ястреб сбавил скорость, Кречет достал пачку «Примы», жестом предложил Акеле сигарету, но тот только отмахнулся.

– Вадик, я напал на след Кости, уже совсем скоро он и деньги будут у тебя и…

– Антон! – перебил Евграфов. – Ты чего-то не понимаешь в этой жизни, честное слово. Я звоню тебе сегодня утром, сообщаю, что Костя обвинил тебя, тебя, Антон, в слежке за ним. Костя исчезает, вместе с ним исчезают деньги. Ты не появляешься, Тимофей как сквозь землю провалился. Вова находит тебя по телефону, ты ему хамишь. Что происходит?

– Я искал Костю…

– А я просил тебя его искать?

– Нет, но…

– Никаких «но»! Я тебя уволю, Жопов, я тебе больше не верю, Жопа, я тебя…

Он еще что-то говорил, но Акела убрал трубку от уха. Взглянул на своих молчаливо ожидающих соратников-подручных. Бывают в жизни моменты, когда внезапно, вдруг, нестерпимо захочется кинуться под танк с гранатой, когда не слабо броситься грудью на амбразуру. Лежит человек мордой в грязи, терпит, мучается, просчитывает траекторию свистящих над головой пуль, а потом вдруг так ему обидно станет, так погано, что вскакивает он на ноги и… Ура! В атаку!..

Никому и никогда, ни разу в жизни Акела не спускал шутки или даже случайные оговорки, связанные со своей настоящей фамилией. Никому и никогда! Ни разу в жизни!

– Ребята, у меня появилась гениальная идея. Как полагаете, есть смысл послать на хер Евграфова, ежели мы поимеем отступного три миллиона в баксах, а?

– А ты уверен, что Костя сейчас у девки и все так просто? – осторожно ответил вопросом на вопрос Ястреб.

– Уверен. Нутром чую, след воняет баксами. Отвечаю.

– Тогда давай, делай как знаешь, – кивнул Кречет.

Акела поднес трубку к уху.

– Але, Вадик, ты еще здесь? Слушай, осточертело мне под твою дудку, шизофреник долбаный, плясать. Понял?! И по этому поводу есть у меня до тебя одно заманчивое предложение: а не пойти ли тебе, друг мой милый, на хер строевым шагом, а?