1
Монотонный перестук колес убаюкивал, но Виктору не спалось. Он лежал с открытыми глазами на верхней полке и в который раз представлял свой скорый приезд в Питер.
Сашка, конечно же, приедет на вокзал, встречать. Какой, интересно, он теперь, Сашка. Они не виделись уже почти год. Сразу после дембеля вместе зарулили в Москву, попили водочки вдоволь и разъехались. Сашка поехал в Питер поступать в Институт физкультуры. Он говорил, что в городе на Неве конкурс в этот институт куда меньше, чем в такой же московский. Еще Сашка говорил, что в Москве нужен блат, а в Питере можно и так проскочить. Виктор был уверен, что Сашка поступит. Чемпион части по боксу — это вам не хухры-мухры! К тому же Сашка был еще и кандидатом в мастера. Так что есть шансы. Раньше его, как детдомовца, взяли бы вообще без всяких экзаменов. Сейчас по-другому.
Интересно, поступил он все-таки или нет? Виктор, простившись с армейским дружком, прямиком из столицы рванул к себе на родину, в скромный поселок городского типа Березовый, затерявшийся в необихоженных российских просторах среди тысяч других, ему подобных.
Поначалу он тоже хотел куда-нибудь поступать, все равно куда, лишь бы жить в Большом Городе, но Сашка отговорил. Сказал, если бы у него, у Сашки, были живы родители, то он непременно съездил бы повидать стариков, а уж потом бы думал, как быть дальше.
Сашка считал, что нет большего счастья в жизни, чем иметь вот такой, как у Виктора, Родной Дом, и забывать о нем — самая большая подлость, которую только возможно себе представить. Сашка был романтик, неисправимый и закоренелый. И как только он мог таким вырасти в жестокой детдомовской среде? Наверно, спорт помог. О своем тренере, погибшем в глупейшей автомобильной катастрофе, Сашка всегда говорил как об отце.
Старичок, бывший боксер, преподавал в детдоме на общественных началах. Судя по Сашкиным рассказам, он относился к редкой породе подвижников. Угадав талант в щуплом сироте, тренер мало того, что обучил его всем премудростям искусства кулачного боя, но еще и устроил в сборную города-лилипута, того самого городка, где Сашка рос в детском доме.
И еще тренер добился для парня аттестации на звание кандидата в мастера. И еще подкармливал. И еще любил. Может, даже больше, чем своих собственных детей.
Сашка тоже его любил и после его нелепой гибели не переставал любить. Общение со старичком-боксером приучило детдомовского парнишку с нежностью относиться буквально ко всем пожилым людям. Виктор помнил, как однажды они сорвались с другом в самоход. Весь взвод собирал деньги на бутылку коньяку — подарок старшине ко дню рождения. Так вот, Сашка отдал все собранное первому встречному пожилому бомжу. Жалко стало.
Что было потом, лучше забыть. Как их били сержанты! Виктор тоже считал Сашку не правым, но дрался с ним плечом к плечу, пытаясь Сашке хоть в чем-то помочь. После этого памятного побоища Сашка начал учить Виктора боксу. И еще кое-чему. Детдомовский сирота прекрасно владел так называемой техникой уличной драки. Умело пользовался ногами, локтями, головой...
Странно, но, помимо навыков мордобоя, Виктор как-то незаметно для себя перенял у Сашки жизненные установки, в том числе и его несовременную манеру бережно-уважительно обращаться со стариками. Правильно люди говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Когда вернулся домой, мать просто плакала от умиления, глядя, как ее сорванец ухаживает за больным дедом и ветхой бабкой...
Виктор невольно улыбнулся. Вспоминая Сашку, он всегда улыбался. Но тут же улыбка исчезла. Растаяла в суровых складках уже далеко не юношеских морщин.
Дело в том, что при расставании Виктор дал Сашке свой адрес, но так за целый год и не получил от дружка ни одной весточки. И вот вдруг неделю назад телеграмма:
«ПРИЕЗЖАЙ СРОЧНО БЕДА ТЕЛЕГРАФИРУЙ НОМЕР ПОЕЗДА ВАГОН ГЛАВПОЧТАМТ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ МОЕ ИМЯ САША».
Мать ни за что не хотела его отпускать. И отец не хотел, но Виктор все равно сделал по-своему, поехал. Первый раз за этот год он пошел наперекор родительской воле. Поддержал его один только дед, мало того, еще и деньгами на билет помог, выскреб свои скромные, но вполне достаточные для поездки сбережения. Дед сказал, что ближе фронтовых дружков нет и не будет.
Прав дед. Хоть их, Сашкина и Викторова, часть и не участвовала ни в каких боевых действиях, но взглянуть смерти в лицо случай все-таки представился. И Сашка спас его тогда, так как же можно не поехать, если у друга несчастье?
* * *
...Трепетное отношение Виктора к другу Сашке и его, Виктора, благоприобретенное уважительное отношение к старикам и многое-многое другое в натуре бывших сослуживцев, безусловно, вызовет надменно-кривую улыбку у жителей обеих столиц, подобную той ухмылке, которая возникает у москвича или петербуржца на выставке деревенского художника-примитивиста. Но, господа хорошие, да будет вам известно, Россия не кончается за Садовым кольцом и простирается гораздо далее невских берегов. Можете смеяться в голос, но Виктор, например, очень любил смотреть мексиканские телесериалы, а Сашка искренне считал лучшим писателем в мире фантаста Беляева. И при этом они были классными ребятами, возможно, последними представителями вымирающего вида рубахи-парня из глубинки, того самого смекалистого и надежного парня, с которым можно смело пойти в разведку.
За окном промчались огни неведомого железнодорожного разъезда. Толстая строгая тетка на нижней полке захрапела пуще прежнего, и Виктор понял, что уже не заснет.
В потемках Виктор нашарил пачку сигарет, зажигалку и, стараясь шуметь поменьше, аккуратненько слез со своей верхней полки.
Жалко, не было билетов в плацкарт. В купейном Виктор чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что за раздвижными дверьми спят очень важные люди, члены правительства, депутаты Госдумы, артисты. В тамбур Виктор пробирался на цыпочках. Больше всего почему-то он боялся разбудить проводника в форменном железнодорожном костюме.
В углу полутемного тамбура одиноко курил сгорбленный лысый старичок. «Ветеран», — понял Виктор, взглянув украдкой на орденские планки, украшающие скромный, потертый пиджачок старика.
Примостившись в другом углу тамбура, Виктор достал помятую «Стюардессу», чиркнул разовой зажигалкой и с удовольствием затянулся. Здесь, в тамбуре, было хорошо, привычно, как в родной курилке при гараже, где Виктор работал механиком, а старичок очень походил на слесаря Ерохина, общего тамошнего любимца, выпивоху и балагура.
Где-то совсем рядом зашумели, захлопали дверьми. Из соседнего вагона в тамбур ввалилась изрядно поддавшая компания. Четверо пацанов, чуть помоложе Виктора. По отдельным репликам выходило, что ребята путешествуют вдоль поезда в поисках некоего Кузьмы, у которого «еще есть».
Вереница расхлябанных тел деловито прошла через тамбур, и только замыкающий, прыщавый пацан, откликавшийся на кличку Клерасил, чуть замешкался.
— Дедусь, дай закурить! — Клерасил, держась за стеночку, подошел к старичку-ветерану.
— Держи, внучок. — Ветеран миролюбиво протянул парнишке початую пачку «Примы».
Клерасил схватил пачку и, гнусно хихикая, засунул ее, всю целиком, в задний карман своих потертых джинсов.
— Спасибо, дедусь, оревуар!
— Эй, малый, сигарки-то верни, — засуетился дед.
— Сигарки я реквизирую, старый, — хихикнул пьяный Клерасил, поспешно покидая тамбур.
И тут Виктор не выдержал, схватил Клерасила за плечо:
— А ну, стой! Отдай сигареты деду, сволочь!
В том, что он справится с подвыпившим хулиганом, Виктор не сомневался. Будет знать, подонок, как обижать немощных стариков! Клерасил, не оборачиваясь, резко шагнул назад и что есть силы ударил Виктора локтем под ребра.
Дыхание перехватило, но Виктор не растерялся. Одной рукой он вцепился обидчику в волосы, другой врезал ему в ухо. Клерасил заорал. Его дружки, один за другим, ринулись обратно в тамбур. Виктор дернул Клерасила за волосы, повалил на пол.
Перед ним тут же возник здоровый краснолицый рыжеволосый парень с занесенной для удара рукой. Виктор встретил его прямым с правой. Здоровяк, подталкиваемый сзади приятелями, упал прямо на Виктора. Черт побери, как неудачно! Виктор потерял равновесие и, падая, увидел возле своего лица грязную подошву кроссовки китайского производства. В глазах потемнело. Перфорированный каблук попал точно в нос. Следующий удар кроссовкой в направлении виска Виктор кое-как отбил, а следующий за ним тычок носком кроссовки в зубы опять пропустил. Свалившегося на пол Виктора били ногами умело и жестоко, а рыжий, что навалился сверху, мешал толково защищаться от двух пар ног, молотящих по телу.
— Ах вы, волки позорные! — услышал Виктор хриплый голос старичка — и сразу все кончилось.
Виктора перестали бить. Лежа, с полу, он видел, как неожиданно ловко престарелый ветеран выкрутил руку поднявшемуся было на ноги Клерасилу и прикрылся им, как щитом, от мощного пинка обутой в китайский ширпотреб ноги. Дальнейшее происходило в считанные секунды. Вот только что все стояли на ногах, за исключением Виктора и навалившегося на него нокаутированного здоровяка, и буквально через две секунды на полу валялись уже все, кроме старичка-ветерана. Как дедку удалось сокрушить трех агрессивных молодых парней, Виктор не понял. Крутанулся ветеран влево, вертанулся вправо — и все, готово. Как в кино, честное слово!
— Ах ты, старая вешалка! — заорал рыжеволосый парень, проворно вскакивая. Алкоголь толкал его на подвиги. В руке у рыжего блеснула сталь. Нож, падла, из кармана достал, понял Виктор.
Вооруженная рука метнулась вперед. Целил рыжий ветерану в грудь. Стремительный выпад, крайне опасный, почти стопроцентная смерть.
Виктор не поверил своим глазам. Вот это да! Старикан схватил нож за лезвие, да так, что не порезался! Точно не порезался! Ни капли крови! Поворот сухой, морщинистой кисти — и рыжий обезоружен. Удар другой рукой, ладонью в нос, снизу вверх — рыжий падает.
— Ну-ка, хлопчик, пошли отсюда! — Старичок, ловко переступая меж обездвиженных тел, подошел к Виктору, протянул руку. — Давай лапу и ходу.
Виктор схватился за протянутую руку, встал с помощью деда и, увлекаемый им, быстро засеменил прочь из тамбура.
К счастью, вагонный коридорчик был пуст. Пассажиры, убаюканные монотонным перестуком колес, по-прежнему блаженно спали на своих пронумерованных полках.
— Вот сюда заходи, в мое купе, — старичок потянул Виктора за рукав фланелевой ковбойки. — Я один до Питера еду, остальные сошли уже, а по причине позднего времени «зайцев» проводник сажать поленился. Проходи, хлопчик, не тушуйся...
Дверь купе закрылась, Виктор уселся на полку рядом со свернутым матрасом, старик устроился напротив.
— Давай знакомиться, парень. Меня Виктором Петровичем зовут...
— И я тоже Виктор!
— Во как! Значит, тезки. Спасибо тебе, сынок, что за старика заступился. Сейчас всем на все наплевать. Жизнь пошла, не приведи господи... Я-то за себя постоять еще могу, а будь на моем месте другой... И-и-эх, паря, давай-ка мы с тобой выпьем за знакомство. Есть у меня в запасе бутылочка беленькой.
Оба Виктора проговорили друг с другом всю ночь. Младший с горящими праведным гневом хмельными глазами обличал современную молодежь и старательно от нее отмежевывался. Старший поддакивал и вздыхал про себя: «Хороший парнишка, но лох полный! К тому же геронтофил. Ох и тяжко ему придется, при нынешней-то жизни. Жалко парня, хороший парень!»
В Питер поезд прибывал под утро. Заспанные, зевающие пассажиры понуро толпились в тамбуре. Здесь же теснились Виктор и Петрович.
— Ты адрес мой хорошо запомнил? — спросил Петрович.
Виктор послушно повторил адрес.
— Ну так вечером я тебя жду вместе с другом. Договорились?
— Обязательно, Виктор Петрович! Сейчас доедем, и я вас с ним познакомлю, Сашка меня будет встречать...
Состав, натужно крякнув, затормозил. Пассажиры засуетились, а как только проводница распахнула вагонные двери, все дружно повалили на платформу.
Сашки на перроне не было. Вместо него к Виктору уверенно подошла шикарного вида молодая девушка, подманила его пальчиком поближе к себе и прошептала в самое ухо, почти касаясь влажными губами мочки:
— Вы Виктор? К Саше приехали?
— Ага, — ответил Виктор тоже почему-то шепотом. — А где он?
— Пойдемте со мной.
Девушка властно подхватила Виктора под руку и повела к зданию вокзала, как водят на цепочке покорного, дрессированного кобеля. Виктор даже забыл о Петровиче. И о Сашке забыл. Такую девушку рядом с собой он видел впервые. Раньше похожих красавиц лишь по каналу НТВ, в программе «Эротические шоу мира», наблюдал.
На привокзальной площади девушку поджидал автомобиль. Иномарка, длинная, блестящая. Незнакомка села за руль, Виктор, стесняясь, устроился рядом.
— А где Саша? — наконец спросил Виктор.
— А Саша умер, — невозмутимо ответила девушка, уверенно выводя заморского стального коня на оживленную трассу.
2
Марина проснулась первой. Ее мягкие губы властно коснулись плеча Виктора, пробежались по шее, и влажный язычок пощекотал уголок рта. Виктор перевернулся на спину, положил руку поверх упругой девичьей груди. Марина изогнулась кошкой и сладостно застонала.
Как она не похожа на парикмахершу Клаву, его невесту. Клава в постели лежит почти неподвижно, лишь милостиво позволяя себя трогать. Виктор вплоть до этой ночи считал, что это нормально, Марина перевернула все его представления о постельной жизни. Оказывается, порнофильмы не врут. ТАКОЕ действительно случается с людьми.
Так искренне казалось Виктору. Он уже почти обожествлял свою новую знакомую Марину. И о том, что девушка — профи по прозвищу Пылесос, наивный провинциал, естественно, не догадывался. Для него она была бывшей невестой погибшего друга Сашки. С первого взгляда влюбившейся в него, Виктора. Умом он понимал, что сам себя обманывает, но еще один, не менее важный, чем мозг, орган диктовал иную философию. Упомянутый орган неустанно голосовал за любовь с первого взгляда, любовь с капельками соленого пота на верхней губе и с янтарными кляксами на шелковых простынях. «Любовь — не вздохи на скамейке» — сегодня ночью Виктор окончательно в этом убедился. Раньше он считал иначе...
Неожиданно зазвонил телефон. Марина нехотя оторвалась от Виктора. Нагая прошла через комнату, элегантно взяла в руку и поднесла ко рту телефонную трубку... Минуту назад тем же жестом она...
— Алло, я слушаю. Да, это Марина... Что?! Я еду! Да, немедленно!
Девушка бросила трубку на рычаг и принялась лихорадочно одеваться.
— Что случилось? — встрепенулся на подушках Виктор. — Куда ты?
— Мой... У меня брат заболел, — запинаясь, ответила Марина, накидывая на хрупкие плечи элегантное полупальто. — Еду в больницу.
— Я с тобой!
— Нет. Жди меня здесь. Еда в холодильнике. Захочешь выйти — ключи на полочке в коридоре.
* * *
Марина упорхнула из комнаты столь стремительно, что Виктор не успел даже спросить, когда ее ждать обратно. Входная дверь гулко хлопнула. Он остался один.
Внезапный уход девушки подействовал на Виктора как холодный, отрезвляющий душ. Плоть несколько успокоилась. Виктор вспомнил прерывистые, короткие разговоры в промежутках между практическими занятиями по Камасутре. Собственно, это были не разговоры, а монологи. Виктор молча внимал Марининым речам, заранее на все согласный, а она «давала установки». Этакий Кашпировский в юбке. Точнее, без юбки.
Со слов Марины выходило, что Сашку зарезали на каких-то непонятных Виктору спортивных соревнованиях. Оказывается, в институт Сашка не поступил. Мыкался на разовых работах. Потом встретил Марину и решил на ней жениться. Надо было как-то обеспечивать будущую семью. Марина сказала, что работает переводчицей-экскурсоводом. Водит по Питеру иностранцев, показывает город, рассказывает. Работа интересная, а платят копейки. К тому же Сашка мечтал о детях.
Возможность заработать БОЛЬШИЕ деньги подвернулась случайно. Где-то Сашка услышал о подпольных боях на ножах. Двое смельчаков, вооруженных финками, дрались до тех пор, пока один из них не потеряет сознание. Победивший получал 500 долларов. Специально для Виктора Марина пересчитала доллары в рубли, и получившаяся сумма ошарашила приезжего паренька настолько, что он даже забыл на миг о податливом теле любимой. Деньжищи действительно были большие, почти годовая Витькина зарплата.
По словам Марины, Сашка трижды дрался и дважды победил. В последний раз его подло обманули, подпоили накануне неизвестной гадостью, похожей по действию на снотворное, и, одурманенного, сильно порезали.
Марина знала (откуда — Виктору и в голову не пришло спросить), что подпоил Сашку, а потом зарезал один и тот же тип со странным именем Варфоломей. Девушка, всхлипывая, умоляла Виктора отомстить Варфоломею. Пойти на соревнования и порезать эту сволочь. Марина уверяла, что Сашка, когда давал из больницы телеграмму, мечтал дожить до приезда Виктора и попросить его о том же.
До объяснений о происхождении квартиры и шикарной машины-иномарки, коими владела несчастная малообеспеченная девушка, Марина не снизошла.
Концы с концами в повествовании Марины по прозвищу Пылесос сходились плохо, но Виктор ей верил. Безоговорочно и полностью, как ребенок в Деда Мороза. Да, он отомстит за друга, а потом женится на Марине, увезет к себе домой, и они долго-долго будут жить счастливо и беззаботно, на радость родителям, словно в мексиканском телесериале.
Если бы Виктору рассказали правду о том, что Марина Пылесос и в глаза Сашку не видела, а всю историю о любви сочинила на ходу, Виктор ни за что бы не поверил. Правда же заключалась в том, что его, Виктора, адрес мелкий бандит по кличке Арчи нашел на конверте не отправленного Сашкой письма. Сам Сашка к тому времени был уже мертв. Арчи забил до смерти опустившегося, полупьяного, тощего бомжа Сашу Гниду почти походя, между прочим, за опоздание из винной лавки, куда бывший кандидат в мастера по боксу бегал в надежде на «копытный» стакан. Арчи крайне удивился, прочитав Сашкины каракули. Выходило, что в далеком поселке есть у бомжары армейский дружок-лопушок, которого грех не кинуть. Еще из письма следовало, что Сашку не взяли в институт из-за полученного во время армейской службы ранения в руку. И еще отыскалась в вонючих лохмотьях бомжа тщательно припрятанная Витькина фотография. Уши оттопыренные, что баклажаны, глазенки глупенькие, а вот плечики ничего, аки у качка.
Как раз об эту пору дружбан Арчи, отзывающийся на погоняло Гиббон, посвятил сутенера «в тему с перьями». Интересная тема. Банковал авторитет Яшка, дело ему помог организовать неведомый Арчи бугор из Москвы. Кажется, Гиббон называл москвича Акулой или другой какой рыбьей кликухой, Арчи не запомнил. Суть дела заключалась в том, что Яшка баловал жадных до экзотики иностранных туристов невиданным зрелищем — дракой добровольцев на ножах до смерти. Любители пощекотать нервишки приезжали в Питер специально поглазеть на сумасшедших русских. За границей у Яшки работали надежные кадры. Под видом невинных индивидуальных туров верные люди сопровождали в Питер плотоядных фиников, то есть финских туристов. Или лиц иной национальности и подданства, околачивающихся в Хельсинки и пожелавших на пару дней смотаться в немытую Россию, насладиться подпольным кровавым зрелищем.
Помимо доходов от шок-тура, Яшка имел приличный навар с тотализатора. Ставки на «играх в перышки» были нешуточные. Специальная бригада занималась поиском надежных помещений для боев. Гости и участники об очередном адресе узнавали за несколько часов до начала. Само собой, и зрителей, и участников по возможности проверяли. А то как бы подсадная утка не проскочила в теплый Яшкин загончик. Мнительный Яшка страховался и перестраховывался, как мог. И в первую очередь это касалось бойцов. За каждого добровольца Яшка платил вербовщику пять косых в «зелени», и при этом, «если что», гарантировал поставщику тел страшную, долгую, мучительную смерть.
Заманчиво влегкую срубить пятерик, но стремно. К тому же Яшку интересовали именно добровольцы. Не доходяги-бомжи, не психи-наркоманы, а здоровые трезвые парни, сознательно идущие на нож. Где таких взять? Примерно так думал Арчи, пока не увидел фотографию лопоухого Вити. Стоит рискнуть, решил Арчи. Посоветоваться с Маришкой и рискнуть. Верная подруга Маринка Пылесос не подкачает. Проституция для нее так, хобби. Способ перебиться с хлеба на квас, пока не подвернется по-настоящему стоящее дельце. Ведь недаром в ментовской картотеке Маринка значится на букву А — аферистка...
Зазвонил телефон. Виктор машинально вскочил с кровати, подбежал к аппарату, но вовремя опомнился, трубку не взял. Звонить могли только Марине, он здесь чужой. Это не его дом. Это квартира, которую снимает любимая и несчастная женщина.
Возле телефонного аппарата на стенке висело большое мутное зеркало. Виктор скептически взглянул на свое взлохмаченное отражение. Сегодня ночью Марина спросила у него: «Что с лицом?» (На вокзале Маринка Пылесос с большим трудом узнала клиента, разукрашенного фиолетовым макияжем синяков и ссадин.) Виктор соврал, мол, упал, когда поезд дернулся. Неудобно было рассказывать девушке про драку. Еще сочтет его за хулигана.
Синяки после побоища в тамбуре чуть поблекли, но на переносице еще остался довольно внушительный кровоподтек, и щека поцарапана, и губа жуть как распухла, и здоровенная шишка на лбу. Ну и рожа! Виктор потер ладонью щетину на щеке. Надо хотя бы побриться.
Его чемодан валялся в углу. Вчера чемодан так и не открыли, не до того было. Виктор щелкнул замками, приподнял чемоданную крышку и обомлел. Это же не его электробритва!
Вот блин. Парнишка наморщил лоб. Точно! Он вспомнил: в купе у Петровича под утро они, пьяненькие, приводили себя «в божеский вид». Причесывались, отряхивались, брились. И вот незадача, перепутали электробритвы. Теперь обязательно придется ехать к старику. Его-то, Виктора, бреющий агрегат был нашенский, еще советский, а тут — «Филипс», поди ж ты, дорогая машинка.
Виктор быстро собрался, оделся, сунул в карман куртки чужую электробритву, нашел на полочке в прихожей ключи и покинул гостеприимную квартиру, постеснявшись даже пустого чайку попить на дорожку...
Пока Виктор петлял по незнакомому городу, девушка Марина успела добраться до заштатной, захолустной больнички, приютившей пострадавшего накануне Арчи. Внезапный утренний звонок Арчи из приемного отделения пригородного лечебного учреждения заставил Марину забыть обо всем на свете и мчаться к нему очертя голову.
— Хороший мой! — Маринка, наплевав на еще шестерых обитателей палаты, с ревом кинулась на грудь Арчи. — Ластонька моя, светик любимый, кто же тебя так разукрасил?! Суки гнусные! Клянусь, найду козлов, никаких бабок не пожалею!
Между прочим, «разукрашен» Арчи был не в пример скромнее, чем Виктор. Всего-то и делов — фингал на скуле да пуговка носа стала цвета спелой маслины.
— Хорэ надрываться! — Ленивым жестом повелителя Арчи отстранил от себя девицу и заставил ее усесться на стул в изголовье кровати. — Скобари, что фотку мне попортили и крыло попортили, ответят по понятиям. Гиббон уже разбирается. Хорэ реветь, я сказал!
Справедливости ради следует отметить, что никто Арчи «фотку» не портил и «крыло» не ломал. Просто-напросто накануне Александр Арнольдович Стрелков по кличке Арчи нажрался водяры сверх всякой меры и, выходя из кабака, долбанулся мордой об асфальт, плечом о ступеньки.
Краем оплывшего глаза Арчи не без гордости окинул невольных зрителей душещипательной сцены — и остался доволен. Суровые перебинтованные соседи, кто мог, с удивлением пооткрывали рты. Еще бы! К поступившему поутру нагловатому сморчку явилась ТАКАЯ деваха! Несоответствие пары поражало. Почти лысый к своим тридцати Арчи, с расквашенным носом-пуговкой и гипсом на тщедушном плечике, а рядом стройная длинноногая блондинка, чем-то неуловимо похожая на секс-грезу всех времен и народов, легендарную Мэрилин Монро.
Загадка истории, парадокс человеческой природы, однако факт — во все времена самые циничные и прожженные шлюхи обожали своих сутенеров до самозабвения, до потери рассудка, до истерики...
— Арчи, милый, тебе больно? — продолжала ныть девушка.
— Заткнись, соска! — строго рявкнул Арчи. — Базарь по делу! Ну? Встретила клиента? Как он? Готов?
— Готов.
— О'кей. Звони срочно Гиббону, передай, чтобы башли считал. Я Гиббона втемную напряг, подписался, что все будет путем. Нехай Гиббон с Яшкой состыкуется и прочирикает насчет нашего лопушка.
Эту тираду, задействовав диалект мелких гопников города Павловска, Арчи исполнил опять же исключительно на публику. Пусть знают, козлы, кто лежит рядом с ними на скромной железной кровати возле окна! А то заладили: курить в палате нельзя, на пол плеваться нельзя... Тьфу! Быдло недобитое! Одно слово — больные...
Между тем Виктор, изрядно поплутав по улицам и проспектам незнакомого города и замучив всех встречных-поперечных расспросами, с грехом пополам добрался-таки до жилища ветерана Виктора Петровича. Вернул чужую электробритву, забрал свою, попил на кухне-малютке чайку с малиной, да и выложил симпатичному старичку все свои горести, печали и надежды. Сам не заметил, как разоткровенничался, обо всем рассказал. И про Сашку, и про Маринку, и про злодея Варфоломея.
— Значится, будешь на ножиках драться? — хитро прищурился Петрович.
— Буду! — ответил Виктор, гордо расправив плечи.
— А умеешь? — улыбнулся Петрович.
— Чего тут уметь-то? — искренне удивился Виктор. — Да и Сашка меня кое-каким приемчикам обучал, а уж с ножом-то...
— Ну-ка, встань, соколик, — ласково перебил Петрович.
Виктор послушно поднялся. Петрович пошарил взглядом по столу, не спеша взял в руку чайную ложечку, сжал ее в кулаке.
— Предположим, у меня в руке ножик, — сказал Петрович. — Покажи, как будешь защищаться.
Петрович сделал угрожающий жест, и Виктор послушно попытался перехватить «вооруженный» кулак. Но не тут-то было! Рука с чайной ложечкой легко обошла хватающие воздух ладони юноши, описала сложную траекторию и замерла возле Викторова горла.
— Но я ведь тоже буду с ножом! — смутился своей неудачи Виктор.
— Тогда ты тоже возьми со стола ложку и давай показывай, как будешь нападать.
Виктор взял ложку, размахнулся и ударил сверху вниз, метя в плечо Петровичу. Ветеран изящно развернулся на косках, ложечка прошла мимо него и звонко стукнулась о столешницу.
— Покуда ты так вот руками машешь, хлопчик, тебя зарезать — раз плюнуть. Ну-ка давай пойдем в комнату...
Виктор совсем не удивился тому, что Петрович умеет обращаться с холодным оружием. Позапрошлой ночью старик рассказал молодому человеку, как в легендарном сорок первом, задолго до достижения призывного возраста, пошел служить в армию, как прошел подготовку в спецшколе ГРУ и шлялся по немецким тылам под видом сироты-беспризорника, собирал информацию. Во время войны Великой Отечественной (не в пример нынешним войнам) у мальчишки-разведчика проявились разнообразные таланты. Какие конкретно, Петрович Виктору не рассказал. Так и сказал: «разнообразные таланты», не уточняя. Еще сказал, что благодаря своим талантам был послан после Победы на стажировку в дружественный тогда Китай. В чем заключалась «стажировка», Петрович не уточнил, однако оговорился, дескать, по окончании стажировки «много работал за рубежом», а потом «вел в родной спецшколе в Кунцеве ускоренный курс». Преподавал вплоть до 91-го года. Сейчас на пенсии. Тысяча триста рублей ноль-ноль копеек. Не богато, но жить можно. Много ли нужно одинокому старику?
— Бывают такие случаи, Витя, когда обычному человеку срочно необходимо привить некоторые специфические навыки. Я знаю методики, с помощью которых почти из любого человека можно сделать отличного бойца за малый отрезок времени. Могу и тебя быстро научить пользоваться холодным оружием. Хочешь?
— Конечно, хочу, Виктор Петрович!
— Но только учти, сынок, — о том, что я тебя учу, никому ни слова! Даже твоей разлюбезной Марине! Я подписку давал, понимаешь?
— Понимаю! Конечно, понимаю! Спасибо вам, Виктор Петрович!
— Рано благодаришь, Витя, спешишь... Возьми-ка, дружок, в правую руку вон ту линейку, вон ту, что на письменном столе лежит. Будем считать, будто бы это и не линейка вовсе, а ножик. Хорошо? Нет, не так возьми. Нож следует держать в кулаке лезвием вниз. Вот теперь правильно. Поехали дальше. Ножик у тебя в правой руке, и вес тела ты полностью переносишь на правую ногу. Вот так, молодец. Левую ногу выдвинь вперед, носком чуть касаешься пола, отлично! Теперь руки. Вооруженная рука возле груди, свободная выставлена вперед. Еще, еще! Не бойся, вытяни ее. Левая рука — блокирующая. Существуют три типа блоков: блок-сбив, блок-подставка и блок-удар. Поскольку твой противник тоже будет вооружен, используй только блок-сбив. Понял?
— Кажется, понял. Можно попробовать?
— Сейчас попробуешь. А ну-ка, Витя, посмотри мне в глаза. В глаза! Прямо на меня смотри!!! Зрачки в зрачки!!! Вот так, хорошо...
Под пристальным взглядом старика глаза у Виктора остекленели. Он застыл в боевой стойке, словно был высечен из камня. Полная, абсолютная неподвижность.
Петрович несколько раз провел рукой у самого лица молодого человека. Никакой реакции. Пожилой наставник и сам несколько изменился. Черты лица стали более суровыми, голос грубым, движения скупыми и совершенными.
— Работаем, Витя. Слушай мои команды и повторяй мои движения. Начали!
Петрович отдавал короткие, четко сформулированные приказы, Виктор беспрекословно подчинялся. Через полчаса занятий парнишка научился мгновенно перемещаться короткими, мелкими шажками. Еще через час вооруженная деревянной линейкой рука мгновенно атаковала мелькающую перед юношей ладонь наставника. А еще через два часа Петрович, вооружившись двумя настоящими ножами, пытался попасть остро заточенными кончиками лезвий в грудь Виктору, а тот спокойно защищался от смертоносной стали расслабленной ладонью свободной руки, будто отмахивался от надоедливых комаров.
3
Арчи выписывался из больницы за день до заветной субботы, когда должны были состояться пресловутые «игры в перышки».
Рады были все. Приехавшие за Арчи Гиббон и Марина, несчастные больные, которым «посчастливилось» лежать с Арчи в одной палате целую неделю, светились счастьем нянечки и санитарки, замаявшиеся выносить каждое утро очередную опустошенную Арчи бутылку коньяку и подтирать блевотину возле его кровати. И, конечно же, радовались врачи, затерроризированные «крутым» больным — так, промежду прочим, из принципа, «чтобы службу знали».
Никогда в жизни, нигде в этом суматошном мире Арчи не было так хорошо, как в больнице. Впервые он сумел по-настоящему «закачать мазу», и, само собой разумеется, в этом эпохально-радостном для Арчи начинании огромную, можно даже сказать «судьбоносную», роль сыграл визит в скромное областное лечебное заведение САМОГО Яшки.
Авторитет прибыл в пригородную больничку, сопровождаемый доброй дюжиной дородных телохранителей. Яшка пожелал лично обговорить с Арчи участие Виктора в боях.
После того как были решены финансовые проблемы и обе стороны сошлись на нехитрой формуле, безапелляционно предложенной Яшкой, дескать, «если все хоккей — получишь башли, подставишь — башку оторву», авторитет изъявил желание лицезреть будущего гладиатора.
— Покедова, больные! — хихикнул Арчи, выходя из палаты.
Ответа не последовало.
Живописная троица — волосатый, перекачанный дебил Гиббон, голливудская красавица Маринка и плюгавенький мужичонка Арчи — гордо вышла на больничное крылечко и направилась к поджидавшей их потрепанной Гиббоновой «бээмвэхе».
— Гиббон, рули ко мне на хату! Я по Марише соскучился, аж в яйцах свербит, — распорядился Арчи, усаживаясь на заднее сиденье рядышком с Мариной и по-хозяйски запуская руку ей под юбку.
— Арчи, давай завтра, — попросила Марина, уронив голову на плечо любимого и раздвигая ноги. — Мне еще сегодня Витю всю ночь ублажать перед завтрашними играми. Его зарежут, и тогда мы с тобой...
— Нет! До завтрева не дотерплю. Или ты хочешь, чтоб я к Нинке на Лиговку закатился, а?
— Ну уж хрен! Ненавижу эту Нинку-прошмандовку! И чего ты в ней нашел?
— Хе! Ревнуешь, лярва! Значит, любишь. Гиббон, рули ко мне на хату!..
...Домой Марина вернулась позже обычного. Виктора еще не было. Наверное, пропадает у неведомого Петровича. Что-то он болтал про нечаянно обнаруженного в Питере старичка-землячка. Врал, сразу поняла Маринка, но в голову не брала.
В конце концов, главное — чтобы завтра Витюша вышел на ринг и продержался против Чингисхана хотя бы минуты две. А где он, Витя, сейчас — у Петровича или у Петровны, — ее, Марину, не колышет. И то, что зарежет Витьку не Варфоломей, отмороженный друг Гиббона, бывший десантник, а неведомый Чингисхан, Маринке тоже до лампочки. Помнится, тогда, в машине, когда ехали на «смотрины» Витьки, Яшка говорил, что Чингисхан принимает участие в боях крайне редко, но, когда дерется, устоять против него невозможно. Чингисхан то ли кореец, то ли татарин, то ли киргиз, черт их разберет, ножом владеет так же, как Маринка языком, — эту шутку Яшки девушка запомнила и оценила. А вообще-то ей плевать на тонкости интриги. Деньги бы получить — вот основная задача.
Размышляя на тему зеленых бумажек с портретами президентов, Марина разделась и отправилась в душ. Посмотрела мимоходом на свое обнаженное отражение в зеркале.
Фигово. Все тело, все пикантные места и местечки в кровоподтеках. Арчи перестарался, дурачок. И что самое фиговое, сегодня ночью опять работать, Витюшу перед смертью надо бы ублажить от души, вселить в него тягу к победе. Вдруг продержится не две, а все пять минут, Яшка тоже еще премиальных подкинет.
Теплые струи хлестали девушку по идеальной формы плечам, когда тихонько отворилась дверь в ванную комнату. Виктор! Она не слышала, когда он вернулся. Вот незадача, не успела влезть в пижаму, прикрыть тело, истерзанное необузданными ласками Арчи.
— Что это у тебя? — Виктор разглядывал голую Марину с ужасом и удивлением ребенка, впервые увидевшего покойника. — Тебя били?
— Ах, Витя, родной! — Марина разрыдалась, благо под душем изобразить слезы ей ничего не стоило. — Меня избило это чудовище Чингисхан!
— Кто?!
— Чингисхан, такая странная кличка у Варфоломея Аликбекова! У того Аликбекова, который Сашку зарезал. Разве я тебе раньше не говорила, какая у него кличка? Нет?
— Нет...
— Он узнал о тебе, о том, что ты будешь мстить ему за Сашку, и избил меня. Витенька, родной, умоляю — убей его!
Позабыв про душ, Марина пантерой бросилась в объятия молодого человека.
Потом была бурная ночь любви и страсти, слез и признаний, проклятий и клятв. Марина привычно, на автопилоте, выполняла заученные телодвижения и при этом мысленно строила далеко, идущие планы.
"Арчи, дурашка, жалко его, — думала Марина. — Конечно, я его люблю, подлеца, сама не понимаю, за что и почему. Но неужели он действительно думает, что ради жалких пяти штук я трахалась с малышом Виктором? Да в «Прибалтийской» за пару ночей можно срубить раза в два больше, если повезет встретить финика-мазохиста! Глупенький, миленький Арчи, как же ты не понимаешь, что твоя Марина сделала стойку на имя Яшка? Она, твоя Марина, мечтает о Яшке уже три года и все никак не может к нему подобраться. Все шлюхи Питера мечтают о Яшке, и все знают: неделя в постели с Яшкой — и будет все, ВСЕ! Квартира-люкс, машина-супер, куча бабок... Ходят слухи, что Яшку опустили на зоне, и он, беспредельщик, порешил за это дело аж пятерых воров в законе. А чтобы оправдаться перед самим собой и всем миром, теперь содержит кучу любовниц. И как содержит!.. Какие смешные существа эти мужчины.
...Верь, тебя, любимый мой Арчи, я не забуду под бочком у Яшки. Войдешь, милый, в авторитет, а там видно будет. Мне бы только заарканить Яшку ненадежнее, и станет он в моих умелых лапках, как воск, плавиться. Что на ушко ночью нашепчу, то и сделает... Говорят, у него еще проблемы с потенцией, поэтому больше месяца с одной бабой не спит. Только на новенькую у него эрекция... Бывает, видала таких... Но только вот с такой телкой, как я, бедолага Яшка еще не пробовал, шашни в «Мерседесе» не считаются, хотя ему понравилось, нутром чую...
...И-эх, затащить бы Яшку в постельку! Уж я-то сумею удержать его огрызок в позиции по стойке «смирно» годика два, как солдатика на срочной службе. От меня не дезертируешь! Вон как лапочка Витенька старается. Шестая палочка за ночь пошла. А захочу — еще шесть кинет. Я девочка умелая..."
К Петровичу Виктор приехал в четыре часа дня, на два часа позже оговоренного срока.
— Ты чего это, дружочек, опаздываешь? — пожурил его Петрович. — Скоро драка, а он является словно всю ночь дрова пилил.
Виктор виновато опустил голову.
— Ладно, парень, не тушуйся. Давай, бери ножик и последний разик повторим пройденное. Нет! Сегодня никаких линеек и прочих школьных принадлежностей. На-ка вот, настоящий боевой нож, с ним и пойдешь сражаться.
Виктор взял в руки скромных размеров нож с односторонней заточкой.
— Клинок можно было бы подобрать и подлиннее, — объяснил Петрович. — Но я не хочу рисковать. Вдруг там у них приняты неизвестные нам с тобой стандарты. Лучше сражаться менее эффективным оружием, но привычным. К тому же есть еще психологический фактор. Твой соперник может немало удивиться, увидев такой маловнушительный ножичек, и насторожиться от непонятности, опасаться тебя начнет. Смекаешь?
— Смекаю, — ответил Виктор, примеривая нож к руке.
Удобно. Рукоятка несколько тяжеловата, а так ничего. При хвате лезвием вниз — это когда мизинец касается условной гарды — тонкой стальной полоски поперек клинка у основания рукоятки, — над большим пальцем торчит круглая пумпочка. Интересно, зачем?
— Вижу, Витя, заинтересовал тебя «палец пьяного Чу».
— Чего-чего? — не понял Виктор.
— Так в одной южно-китайской провинции называют шарик на конце рукояти. Есть такая китайская сказка, в которой повествуется о некоем пьянице и дебошире по имени Чу. Однажды вечно нетрезвый Чу оскорбил мастера кунгфу по прозвищу Летающий Нож. Обиженный мастер предложил Чу дуэль на вот таких же, как у тебя в руках, ножиках. Во время поединка Чу неожиданно ткнул своего противника не лезвием, а рукояткой. Понимаешь, можно вонзить острозаточенное лезвие, а вместо этого следует удар тупым концом, которого совсем не ждешь.
— Ну и что?
— А то, Витенька, что бесшабашный разгильдяй Чу, согласно сказке, угодил великому мастеру прямо в висок и отправил к праотцам. Смекнул?
— Смекнул... — Молодой человек задумчиво крутанул нож в руках — и тут, совершенно неожиданно, его старший товарищ сделал резкий, стремительный выпад.
Рука Петровича с непонятно откуда оказавшимся в кулаке огромным тесаком с быстротой молнии метнулась к горлу Виктора. Парнишка инстинктивно присел, поднырнул под атакующую смертоносную руку — и ударил Петровича «пальцем пьяного Чу» в челюсть.
Сработал вколоченный в подсознание рефлекс. Если бы Петрович не сам его старательно вколачивал, лежать бы ему сейчас посреди собственной квартиры на кучке выбитых зубов. Однако и так Петровичу досталось не слабо. Круглая пумпочка впечаталась в вовремя подставленную ладонь с немалой силой, и пожилого наставника отбросило в сторону на добрую пару метров.
— Ой! Виктор Петрович... Извините...
— Все нормалек, тезка! Чего я хотел, то и получил. Твое тело умеет многое, пока мозги спят. Если бы я предупредил тебя о нападении, ты начал бы думать, размышлять, прикидывать и... как бы выразиться поточнее... и взял бы взлелеянного мною зверя, что сидит глубоко в тебе, на короткий поводок. Существует, Витя, такой научный термин — «вербальное мышление». Мы, люди, в отличие от животных, думаем словами, то есть, мы сначала проговариваем про себя то, что хотим сделать, а потом уже делаем. В обычной жизни это нормально, в бою — смерть. Все мастера, всех видов борьбы, осознанно или стихийно учатся переводить свой чересчур разговорчивый мозг в режим мгновенного реагирования на действия противника без каких бы то ни было внутренних монологов и диалогов. Уловил суть моих путаных старческих мыслей?
— Кажется, да.
— Я рад. Пойдем дальше... О том, что есть такая штуковина «самогипноз», слышал когда-нибудь?
— У нас в армии был один умник, учил расслабляться после марш-бросков. Он это называл автотренером.
— Не автотренером, а аутотренингом. Но не суть важно. Есть такая поговорка: «хоть горшком назови, только в печку не ставь». В аутотренинге существует психологический прием, именуемый «ключ». Вводя себя в состояние самогипноза, человек произносит какое-нибудь короткое слово, абсолютно любое, какое ему больше нравится, и со временем устанавливается так называемая «обратная связь». Стоит человеку произнести заветное, ключевое слово — и он уже в состоянии самогипноза. Понятно?
Виктор кивнул.
— Ну так вот, сынок, когда я тебя учил и когда у тебя хорошо получалось то или иное движение, я бубнил тебе в ухо слово «гад»...
Виктора передернуло. Глаза затуманились. Тело мгновенно пришло в то неповторимое раскованное состояние, которое в кунгфу называют «расслабленное, но не вялое». Нож поразительно гармонично лег в кулаке, будто был продолжением руки.
Петрович выполнил руками несколько пассов. Узкие пальцы мелькнули в воздухе, и Виктор снова пришел в себя, словно очнулся после глубокого сна.
— Зверь, дремлющий в тебе, Витя, когда ты бодрствуешь, и бодрствующий, когда твое сознание дремлет, вызывается одним коротким словом. Этот зверь в совершенстве владеет и «пальцем пьяного Чу», и многими другими приемами. Я хочу, чтобы ты научился самостоятельно будить своего умелого и опасного зверя. Произнеси мысленно нужное слово и войди без моей помощи в нужное состояние... Ну же, парень, давай, не робей!
— ГАД! — прошептал Виктор и уверенно занял оборонительную позицию с длинным названием «серая крыса, защищающая потомство».
Впрочем, название замысловатой стойки и название следующего за ней перемещения «серая крыса бежит в свою нору», равно как и название завершающего комбинацию удара клинком «серая крыса вспарывает зубами брюхо дракону», Виктор не знал, да и не узнает никогда. Правильно в народе говорят: «хоть горшком назови, только в печку не ставь»...
4
— Ты с ума сошел?! — Маринка была вне себя. — Восемь вечера, а он шляется неизвестно где! С минуты на минуту за нами должны приехать.
Виктор смущенно топтался в прихожей. Как себя вести с разъяренной любимой женщиной, он не знал. Положение спас маленький тощенький мужичонка, вынырнувший в прихожую из благоухающей свежемолотым кофе кухни.
— Не дави на пацана, старуха! — улыбнулся мужичонка. — Давай знакомиться, Витя. Меня зовут Арчи.
Хилые пальчики Арчи жалобно хрустнули при рукопожатии.
— Ого, да ты, Витя, здоровый пацан, чуть руку не сломал. Это клево. Сеструха Марина говорила, скоро мы породнимся, будет тогда кому заступиться за бедного Арчи. Небось физиономию мою уже срисовать успел, видишь, синяки какие. Обижают меня, слабого, нехорошие люди...
Короткий звонок в дверь прервал разглагольствования Арчи. Входную дверь Марина открыла практически мгновенно. Столь завидная оперативность ничуть не смутила хмурого бритоголового детину на лестничной площадке.
— Пора ехать, — невозмутимо пробурчал детина. Повернулся спиной и потопал вниз по лестнице.
Маринка схватила с вешалки шубу. Арчи засуетился, натягивая модную кожаную куртку на острые инфантильные плечики, и трое «родственников» поспешили вслед за хмурым детиной.
На улице их ожидала ничем не примечательная «девятка» с детиной за рулем и нетерпеливо рокочущим мотором.
Арчи по-хозяйски плюхнулся на сиденье рядом с шофером, Маринка и Виктор устроились сзади, автомобиль рванул с места.
«Девятка» больше часа крутилась по улицам вечернего города. Человек Яшки, как оказалось, отменный водитель, проверял наличие «хвоста». Никчемное занятие, но приказ Яшки — закон.
В начале десятого автомобиль выехал на улицу Салтыкова-Щедрина со стороны метро «Чернышевская». Чуть не доехав до Литейного, машина свернула в арку дома номер четыре. В глухом дворике-колодце пассажиры спешно пересели в темно-вишневую «Ниву», и джип а-ля рус помчал их прочь из хмурого дворика, снова на улицу имени автора «города Глупова», бывшую Кирочную.
Мимо Дома офицеров, мимо Большого Дома, к Финляндскому вокзалу и дальше, по направлению к железнодорожной станции Ланская...
Примерно минут через сорок «Нива» уже перемалывала рифлеными колесами пригородную грязь где-то в районе Лисьего Носа. Еще минут через двадцать отечественный вездеход плавно въехал в гостеприимно распахнутые ворота безымянной дачки о двух этажах, за высоким забором из красного кирпича.
Во дворе уже имелись колбаса «Икарус» и урод «Запорожец». «Нива» плавно затормозила. Из темноты выплыли неясные фигуры, открыли дверцы и вежливо предложили выйти уставшим пассажирам.
Тридцать метров через двор, пять ступенек вверх, скрип дубовой двери, снова вверх, два пролета по изящной винтовой лестнице. Арчи с Мариной направо, Виктор — налево, в «гримерную».
Гримерная. Просторная комната. Кровать, тумбочка, стол с зеркалом. На кровати разложена шелковая красная рубаха с вышитыми на ней желтыми петухами. Рядом ватные штаны, на полу кирзовые сапоги и портянки. А недалече, облокотившись на подоконник, стоит седовласый мужчина в заношенных тренировочных штанах, грязной тельняшке и сандалиях на босу ногу.
— Наряжайся, парень, — бесстрастно промолвил седой. — Бери с кровати карнавальный костюм и напяливай в темпе.
Виктор послушно облачился в русскую национальную одежду, как ее представляют себе кинорежиссеры-инородцы.
— Все впору? — с заботой в голосе спросил седой.
Виктор кивнул.
— Ну, тогда выбирай ножик.
Седой извлек из-за спины три тесака внушительных размеров.
— Спасибо, у меня свой.
Виктор достал из вороха своей одежды, сваленной в кучу на кровати, подаренный Петровичем нож.
— А ну, покажь перышко.
Седой взял нож из рук Виктора, покрутил его в пальцах и скривился презрительно:
— С таким режиком ты — трупешник, парень! Ручка длиннее лезвия, к тому же тяжела, зараза. Заточка с одной стороны — тоже хило. Шарик какой-то дурной на конце рукоятки торчит... Может, передумаешь, выберешь перышко посерьезнее, смотри, какие красавцы — с любым на медведя можно идти!
— Нет, пойду со своим.
Виктор забрал у седого подарок Петровича.
— Твое дело, — пожал плечами седой. — Аида за мной.
Седой вразвалочку двинулся к выходу из комнаты для переодевания. Виктор пошел следом.
Поплутав самую малость по внушительному дачному коттеджу, Виктор, сопровождаемый седовласым поводырем, оказался в просторной комнате. Никакого «ринга» в комнате не было, но Виктор сразу же понял, что именно здесь ему придется сражаться за свою жизнь и за свое будущее. Именно здесь, в этой залитой электрическим светом комнате.
Хотя нет, пожалуй, комнатой это помещение назвать нельзя. Скорее уж зал. Огромный квадрат пола покрыт наборным блестящим паркетом. Потолочные балки отделяет от паркетных квадратиков не менее пяти-шести метров. По периметру зала — возвышение-ступенька, шириной метра три, на нем стоят в ряд кожаные строгие кресла. В креслах — холеные фрачные господа, у господских ног — полуобнаженные девицы на четвереньках. Спины девиц густо уставлены тарелками со снедью. Рядом на полу стоят бутылки, фужеры и прочие атрибуты сладкой жизни.
Девушки, живые столики, так поразили Виктора, что он не сразу заметил своего соперника — черноволосого узкоглазого мужчину в киргизском халате и тюбетейке.
— Ну давай, пацан, топай в центр, публика ждет. — Седой подтолкнул Виктора в спину.
Как только ученик Петровича ступил на чудесный паркет, Чингисхан, передернув плечами, сбросил полосатый длинный халат к своим стройным ногам, и публика взорвалась аплодисментами.
Чингисхан легко мог выступать перед студентами-медиками на занятиях по анатомии в качестве образца гармонично развитого мужского тела. Рельефная мускулатура, мышечный корсет, упругие мячики-бедра — все при нем. Атлет был почти обнажен. Лишь темные плавки на чреслах и коричневая тюбетейка на голове. А в руке нож. Изогнутый дугой ятаган.
Когда-то турецким воинам запретили шататься по Стамбулу с мечами на поясах. Разрешили носить с собой исключительно ножи. Послушные турки проявили завидную сообразительность, и разрешенные к ношению ножики стремительно эволюционировали до размеров короткого меча, именуемого ятаганом.
— Рубаху сними, — прошептал в ухо Виктору седой, оказавшийся рядом.
Виктор стянул рубаху через голову. Он тоже был прилично накачан, но до Чингисхана явно не дотягивал. В зале кто-то свистнул, кто-то засмеялся, кто-то затопал ногами.
Виктор поискал глазами среди зрителей Арчи и Марину — и не увидел их. Он не мог знать, что его попутчики вместе с Яшкой и еще десятком прихлебателей питерского авторитета-беспредельщика сидят сейчас в соседней, не менее просторной комнате и наблюдают происходящее в зале на экране гигантского телевизора. Также Виктор не мог знать о том, что гостеприимная дача предоставлена Яшке всего на одну ночь известным деятелем питерской мэрии в обмен на «списание долгов». Зато Виктор увидел в углу зала гроб с открытой крышкой и, каким бы наивным парнем он ни был, сразу догадался — похоронная принадлежность поджидает одного из бойцов. Либо его, Виктора, либо Чингисхана.
Меж тем по залу сновали вышколенные служки. Принимали у иностранных господ ставки. Вежливо, на безупречном английском отвечали на вопросы относительно личностей гладиаторов и не забывали подобострастно улыбаться.
Наконец в центр импровизированной арены вышел седой и, прося тишины, поднял руку. Седой что-то быстро произнес по-английски, Виктор не понял, но очень удивился. Затем человек в тельняшке (рашн экзотик!) заговорил по-русски, обращаясь к Виктору и Чингисхану:
— Я хлопну в ладоши, и вы начинаете, ясно?
Оба бойца молчаливо согласились.
— Биться от души и до смерти, поняли?
Опять согласное обоюдное молчание. Седой отошел в дальний угол зала, картинно развел руки и на мгновение замер. В зале воцарилась абсолютная, мертвая тишина. Именно так, по мнению адептов дзэн-буддизма, звучит хлопок одной ладони.
Ни Виктор, ни Чингисхан не шелохнулись. Стояли друг против друга, будто все творящееся вокруг их совершенно не касается.
Чингисхан своею полной неподвижностью демонстрировал презрение к противнику, а Виктор просто-напросто был настолько подавлен, что забыл обо всем. И обо всех. О Сашке, о Марине, о Петровиче, о себе. «Зачем я здесь с ножом в руке? Кто эти люди вокруг? Мама, мне страшно! Мамочка!»
Ладошки хлопнули.
Чингисхан с завидной быстротой прыгнул вперед и полоснул ятаганом по обнаженной груди застывшего в ступоре Виктора.
Красная кровавая полоска на бледной коже. Дружный вздох зала, и ятаган снова свистит в воздухе. Виктор еле-еле успел отшатнуться. Лезвие сверкнуло в миллиметре от глаз — и сразу же острая боль в паху: Чингисхан лягнул его ногой в промежность. Виктор согнулся, острозаточенная сталь неласково погладила его широкую спину, оставив на память багряно-красную полоску. Сильный удар по затылку — Виктор упал на пол. Короткий нож с тяжелой рукояткой выпал из ослабевших пальцев Виктора и отлетел далеко в сторону.
Недовольные зрители зашумели, скривился Яшка в соседней комнате. Сейчас Чингисхан заколет парня, как свинью, — и все, представление окончено.
— Поиграй с ним подольше! — властно выкрикнул команду седой из угла зала.
Чингисхан понимающе подмигнул седовласому. Не спеша ногой перевернул окропленное кровью тело Виктора на спину, поставил свою босую стопу на горло поверженного противника. Ятаган ожил в умелых руках, закружился в воздухе и, внезапно опустившись вниз, начертил на животе Виктора две ровные неглубокие борозды.
Новая волна боли, как ни странно, вернула Виктора из мира отчаяния в реальность. Он с дикой, звериной ненавистью взглянул снизу вверх на своего мучителя, убийцу друга Сашки, и прошептал посиневшими губами:
— ГАД!
Ятаган серебристой размазанной тенью мелькал над головой уверенного в своей победе Чингисхана, когда ставшие на зависть цепкими и сильными пальцы Виктора вцепились в пережимающую горло стопу. Правая рука поймала щиколотку врага в капкан, а левая захватила в щепоть маленький уродливый мизинец и резко крутанула его. Хрустнули хрящики.
Чингисхан, только что надменный и гордый, взвыл от боли, инстинктивно отдергивая покалеченную стопу. Виктор чуть придержал захваченную ногу, потом с силой оттолкнул ее от себя, искусно попадая в резонанс с движением непроизвольно отшатнувшегося Чингисхана. Тот, потеряв равновесие, свалился на пол, а Виктор был уже на ногах. Два быстрых прыжка — и он рядом с потерянным ножом. Знакомая рукоятка, стоило ее коснуться, послушно вросла в руку, став ее продолжением, неотъемлемой частью.
Виктор обернулся лицом к ненавистному противнику, застыл, широко расставив согнутые в коленях ноги. Левая рука с раскрытой ладонью выставлена далеко вперед, правая, с ножом в кулаке, — возле груди. Стойка «озлобленная крыса», названия которой он не знал.
Чингисхан мотнул черноволосой головой, стиснул зубы и, пошатываясь, встал на ноги. Где же его противник, жалкий и перепуганный, с ожиданием неминуемой смерти в глазах? И кто этот окровавленный демон с пустыми глазницами, блистающими угольками зрачков-колючек?
Чингисхан снова мотнул головой. Боль и отчаяние постепенно отступали. Он снова превращался в безжалостного убийцу-садиста, некогда грозу казанских подворотен, а ныне — правоверного воина, согласного резать только белые тела приверженцев распятого на кресте.
Чингисхан опять стал самим собой. И увидел, что перед ним мерзкий молоденький русачок! Нет никакого демона, почудилось. Ишь как стоит, сын шакала. Не иначе учился этому глупому модному карате и теперь корчит из себя мастера. Презренный, не знает, что он. Чингисхан, пять лет жил в Пакистане и обучался искусству владения ятаганом у дервиша Али-крутящегося...
Виктор бесстрастно наблюдал, как прихрамывающий Чингисхан шел ему навстречу. Враг держал ятаган обеими руками и с безумной, фантастической скоростью вращал его перед собой.
Зрители трепетали. Многие посещали бои не первый раз и снова убеждались, что зрелище стоит потраченных денег. Где еще можно увидеть настоящие гладиаторские бои? Ибо слово «меч» по-латыни звучит «гладиус», отсюда и термин «гладиатор» — «сражающийся на мечах», а значит, истинно гладиаторские бои лишь те, в которых убивают друг дружку посредством стали.
Ятаган рассек воздух в опасной, критической близости от вытянутой вперед, свободной руки Виктора. И тут ученик Петровича совершенно неожиданно для Чингисхана бросился навстречу холодному, несущему вечное забвение металлу. Левая ладонь шлепнула по широкому клинку, ятаган послушно ушел в сторону. Лезвие ножа коротким жалом впилось в предплечье Чингисхана, вынырнуло из глубокого колодца ранки, и шарик на конце рукоятки глухо стукнулся о переносицу азиата, а пятка Виктора, руководствуясь жестокой необходимостью, обрушилась на искалеченный мизинец воина ислама.
Чингисхан рухнул подрубленным деревом. Расслабленное тело, безвольно раскинутые руки, белки глазных яблок под полузакрытыми веками. Потерявший хозяина ятаган безобидной железякой откатился к ногам Виктора.
«Все! — подумал Виктор, вновь обретая способность мыслить словами. — Я победил...»
Виктор забыл главное наставление своего учителя: врага всегда надо добивать!
Мощный толчок пяткой в живот швырнул опьяненного победой Виктора вверх. Ноги потеряли опору. Нелепо развернувшись в воздухе, самонадеянный победитель упал в объятия ожившего притворщика Чингисхана. Тесным клубком соперники покатились по полу. Смоченные потом и кровью руки переплелись бледно-розовыми змеями. Чингисхан, напрягая последние силы, вырвал из кулака Виктора нож, ухватившись прямо за лезвие, не обращая внимания на боль в перерезанных сухожилиях. Коленом отбросив от себя соперника, Чингисхан перевернулся через голову — кувырок назад — и вскочил на ноги. Нож лег рукояткой в окровавленную ладонь, и воскресший воин замер, переводя дыхание. Силы его были на исходе. В глазах двоилось. Сердце выстукивало ритм сумасшедшего танца, угрожая вырваться из грудной клетки на свободу.
Виктор, отплевываясь кровавыми сгустками, тяжело поднялся на непослушные, дрожащие ноги. Пошатываясь, как ковыль на ветру, он попытался выпрямить спину. Получилось с третьей попытки.
Двое истекающих кровью людей стояли... нет, слово «стояли» не соответствует действительности. Двое истекающих кровью людей пытались удержаться на ногах в полутора шагах — враг от врага.
Чингисхан, подволакивая изуродованную стопу, шагнул навстречу Виктору. Чуть не упал, но сумел-таки сохранить равновесие. Глубоко вдохнул полной грудью, медленно занес нож для последнего, решающего удара.
Виктор исподлобья, бесстрастно наблюдал, как подарок Петровича, нож с тяжелым шариком на конце рукоятки, взмывает над его головой, роняя с острого кончика теплые красные капли на полированный наборный паркет.
У Чингисхана потемнело в глазах. Он гулко, с шипением выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы, как учил дервиш Али. Разбуженные «дыханием полумесяца» потаенные резервные силы организма отерли запотевшее зеркало сознания, мышцы завибрировали энергией.
— Молись своему нищему богу, шакалий сын! — расхохотался Чингисхан.
Он был снова бодр и уверен в себе. Его, еще минуту назад полуживого, уже не устраивало простое, незамысловатое убийство. Он жаждал насладиться мучениями беспомощной жертвы.
Велико таинство древнего учения святых дервишей, способных часами вращаться на одном месте, чтобы в конце концов упасть обессиленным в пыль и соединиться с Единственным Истинным, а потом встать, попирая грязными стопами Землю Живых, гордо поднять лохматую голову с нечесаной бородой и рассмеяться от сознания хлынувшей в жилы мощи. Будь благословен Али-крутящийся, поделившийся своей наукой с недостойным учеником, прозванным иноверцами Чингисханом — за неуемную жестокость! Спасибо тебе, дервиш Али, за науку возвращать душу вспять с моста в мир мертвых и воскрешать в утомленном теле стремление к великим победам во славу Аллаха.
— Молись, каратист! — продолжая улыбаться, воскликнул Чингисхан. — Кому будешь молиться? Исе? Будде?
— Гад ты, — тихо и вкрадчиво произнес Виктор, облизнул языком разбитые губы и смачно плюнул в скуластое лицо Чингисхана.
Чингисхан брезгливо сморщился, и рука его двинулась к щеке, чтобы стереть мерзкую слюну, перемешанную с кровью.
«От ножа защищаться очень сложно, — объяснял Виктору Петрович несколько часов назад. — Если ты безоружен, попробуй плюнуть противнику в рожу. Любой человек сразу подчинится инстинкту брезгливости и автоматически поспешит вытереть лицо. Правша будет размазывать слюни правой рукой. Левша — левой. Правша держит нож в правой руке, левша — в левой. Смекаешь?»
Виктор ударил противника в тот момент, когда правая рука Чингисхана с зажатым в кулаке коротким ножом коснулась белесо-рыжего влажного пятна на смуглой коже, под раскосыми глазами.
Виктор бил раскрытой левой ладонью с чуть согнутыми, плотно сжатыми пальцами, наносил удар под названием «крыса разрывает лапкой рыбацкие сети». Ладонь опустилась сверху вниз на шарик — «палец пьяного Чу». Лезвие ножа скользнуло по лицу Чингисхана — и по самую рукоятку вошло в ямку над левой ключицей.
Виктор отдернул руку, ловко упал на одно колено и нанес удар кулаком снизу вверх, в пах. «Болотная крыса лакомится нерожденным утенком».
Виктор, изогнувшись дугой, так, что лопатки коснулись пола, распрямил согнутую в колене ногу. «Крыса греет живот на солнце». Пятка сломала Чингисхану ребра и раздробила печень.
Волна от бедер к плечам побежала по телу Виктора, он выпрямился, шагнул — и острый локоть человека-крысы встретился с виском уже мертвого Чингисхана. «Взбешенная крыса ломает орех» — врага надо добивать наверняка!
Ладонью по голове, кулаком в промежность, пяткой по печени, локтем в висок — единственная комбинация из стиля Крысы без использования оружия, которую предусмотрительный Петрович прочно загнал в подкорку ученика. Четыре движения, выполненных Виктором за неполные три секунды, отняли последние крохи сил, и он свалился на пол в беспамятстве через три четверти секунды после того, как на тот же залитый кровью, блестящий пол упало то, что раньше звалось Чингисханом.
5
На другой день после победы над Чингисханом побледневший, перебинтованный Виктор сидел в отдельном кабинете шикарного центрового питерского кабака. Компания подобралась солидная. Во главе стола довольный новичком-гладиатором Яшка. Рядом с ним соблазнительная Марина в чумовом платье от Версаче. Следом за Мариной развалился в ресторанном полукресле ее «братик» Арчи, счастливый от того, что его «сестричка» зарядила лопушка Витюню за пятьсот баксов. Яшка передал Арчи, помимо гонорара за вербовку, и премиальные за качество бойца еще и конвертик непосредственно для Вити — пять тонн «зелени». Полтонны ушло Витьку, остальные осели в бездонном кармане Арчи.
— Я предлагаю выпить за нашего героя! — Яшка поднял рюмку кристально чистой водки. — Надеюсь, в следующий раз он выступит не менее красиво!
— И за нашу любовь до гроба! — подхватила Маринка, изящно чокаясь с Виктором бокалом шампанского.
Арчи заржал, опрокидывая в пасть 250 миллилитров прозрачной сорокаградусной жидкости.
Виктор, бледно улыбаясь, поднес к распухшим губам хрустальную рюмочку. Раны у него на теле оказались не столь опасными, как показалось в первый момент придворному Яшкиному лекарю. Несколько швов, пол-литра йода да тугие бинты — этого оказалось, по мнению врача, достаточно.
Выпили. Разлили по второй. Арчи начал было говорить длинный замысловатый тост, изобилующий словосочетаниями «по типу того» и прочим новоязом, как вдруг тихим шепотом прошуршала портьера, отгородившая уютный кабинет от общего ресторанного зала, и к богато обставленному столу шагнул невысокий лысый человек преклонных лет. Виктор не сразу, но узнал в визитере Петровича.
— Ты кто? — удивленно вылупился на пришельца Яшка. Шестнадцать телохранителей, лакающих пепси на подступах к оккупированному авторитетом ресторанному кабинету, не могли допустить в гости к Яшке абы кого. Им вообще было строго-настрого приказано никого не пускать.
Петрович пристально взглянул в злые, прищуренные Яшкины глазки и произнес вкрадчиво:
— Что же ты здесь сидишь? У тебя же понос! Сейчас в штаны наложишь. А ну, беги в сортир!
Яшка как ошпаренный вскочил с места и на кабаньих ножках кренделем выбежал из ресторанного кабинета. Только бархатные портьеры напутственно колыхнулись — в добрый путь! Удачи!
— А вы сидите, друзья! — Петрович жестом заставил Маринку и Арчи оставаться на местах. — Вы сидите, вы даже не в силах пальцем пошевелить! Вы окаменели и онемели! Вы — две гипсовые статуи!
Маринка и Арчи застыли в нелепых позах.
Надо сказать, что Виктор особенно не удивился приходу наставника. После вчерашнего поединка он еще не успел окончательно прийти в себя. Нечеловеческое напряжение, физическое и моральное, давало о себе знать. В ресторан Виктора привели послушной заторможенной куклой. На полученные от Арчи доллары он вообще никак не отреагировал, и даже Маринка воспринималась сегодня Виктором чуть по-иному. Он вдруг заметил неприятную бородавку у нее на шее — малюсенькую, аккуратно припудренную, но где же раньше были его глаза? И почему он никогда не обращал внимания на косой шрам, пересекающий Маринкино запястье? Отчего его так привлекал до сегодняшнего дня лошадиный запах пота у нее из-под мышек?
— Посиди и ты, сынок, и послушай, что тебе расскажут твоя разлюбезная Марина и ее сутенер Арчи, — мягким голосом произнес Петрович, кладя на плечо Виктору изъеденную морщинами, но еще сильную, совсем не старческую руку.
Голос Петровича изменился.
— Ты, Арчи, сейчас расскажешь парню всю правду! Как только начнешь врать, станешь задыхаться, понял? Отомри!
Арчи смог наконец изменить неудобную позу, в которой его застал предыдущий приказ Петровича.
— Витя, он все врет, я не сутенер, я бр-р-р... — начал Арчи, но тут же схватился за горло, закашлялся и выдавил из себя хрипящим шепотом: — Не-е-ет, не-е вре-е-ет... Все правда, Витя! Эта сучка — моя ручная шлюшка... Дружка твоего Сашку я замочил, нашел твой адрес и...
Арчи говорил минут десять. Виктор молча слушал. Услужливая психика заставила Витю воспринимать рассказ Арчи отстраненно. Будто в услышанной истории фигурировали абсолютно незнакомые люди.
Когда Арчи закончил и Петрович снова приказал ему замереть, Виктор долго молчал, а потом произнес тихо:
— Когда мы служили в армии, однажды ночью нас подняли по тревоге. Из соседней части дезертировали пятеро первогодков. У них были автоматы, гранаты... Мы прочесывали лес, и я первым увидел свет костра. Никому не сказал, попер на свет, как дурак... У костра сидели все пятеро обкурившихся анашой дезертиров... Я от неожиданности и автомат-то с плеча снять забыл... А они стали стрелять. Они стреляют в меня, а я стою, как дурак... Потом из кустов выпрыгнул Сашка, наскочил на меня, повалил, прикрыл своим телом... Пулю поймал в плечо...
Виктор замолчал, поник, уставившись ничего не видящими глазами в тарелку салата «Столичный».
— Хочешь, чтобы Марина подтвердила рассказ Арчи? — ласково спросил Петрович, наклонясь к самому уху Виктора.
Виктор отрицательно мотнул головой.
— Тогда пойдем, сынок, вставай!
Голос Петровича вновь стал гласом повелителя, отказать которому невозможно.
— Слушай внимательно, Марина! Как только мы уйдем, ты возьмешь со стола вилку, вставишь ее в правый глаз Арчи и трижды повернешь! Потом пойдешь в комнату администратора, попросишь позвонить по телефону, наберешь номер 02 и честно сознаешься в убийстве сутенера!
Петрович, поддерживая Виктора за локоть, вывел его из занавешенного бархатом кабинета в ресторанный зал.
Телохранители Яшки не обратили на новоявленную пару никакого внимания. Дюжие, коротко стриженные парни сидели неподвижно, словно восковые куклы, вроде как спали с открытыми глазами.
Уже у самого выхода, в трех шагах от ливрейного швейцара, оба Виктора столкнулись с бледным, вспотевшим Яшкой. Яшка открыл было рот, но Петрович властно распорядился:
— Молчать! Ты опять хочешь в сортир. Ты теперь постоянно будешь хотеть в сортир и до конца жизни будешь носить памперсы. У тебя недержание. Ты не умеешь сдерживать свои естественные отправления!
На глазах у изумленного швейцара высокий гость, особо важная персона, вселяющая священный ужас в добрую половину жителей города, сделал под себя лужу и, смешно перебирая ногами, побежал в сторону туалета, который он покинул не далее как минуту назад.
Некогда человек по фамилии Мессинг на спор беспрепятственно гулял по коридорам Лубянки. Беспрепятственно входил внутрь и выходил из строго охраняемого здания. Мессинг не был офицером КГБ, он был гипнотизером-самородком. Петрович тоже был самородком, но, в отличие от эстрадника Мессинга, он многие годы шлифовал свой природный талант по древнейшим методикам, доступным лишь узкому кругу особо посвященных.
В конце сороковых девяностолетний буддийский монах, патриарх стиля Крысы, учил «Искусству Руки, Взгляда и Голоса» четырех юношей китайцев и молоденького советского лейтенанта с едва пробивающимся пушком пшеничных усов над верхней губой. Минули годы, и те четверо китайцев стали личными телохранителями товарища Мао, а лейтенант из Советского Союза стал майором, инструктором спецшколы ГРУ. Но прежде чем стать инструктором, Петрович успел примерить и фрак английского лорда, и форму американского полицейского, и лохмотья парижского клошара...
Около здания ресторана к Петровичу подошел молодцеватый гражданин в штатском, из-за отворота серого пальто показал краснокожую книжицу и распорядился:
— Без шума идете за мной.
— У тебя великолепный оперный голос, — вкрадчиво произнес Петрович. — Пой и забудь обо всем, кроме того, что ты должен очень хорошо спеть! Сегодня Восьмое марта, праздник, оглянись вокруг!
Гражданин с удостоверением осторожно огляделся.
— Видишь, сколько народу пришло тебя послушать! Театр полон. В зале ажиотаж, ты один на сцене, ты — заслуженный артист. Пой!
К сожалению, гражданин при исполнении не знал ни одной оперной арии. Поэтому он заорал во всю глотку, отчаянно фальшивя:
— "На речке, на речке, на том бережочке мыла Марусенька белые но-оги..."
Через полчаса Петрович с Виктором под ручку благополучно добрались до вокзала. Несколько пассов руками возле лица молодого человека — и его глаза вновь обрели осмысленное выражение.
— Будем прощаться, хлопчик, — грустно улыбнулся Петрович. — Твой поезд отходит через полчаса. На, держи билет...
— Откуда вы узнали про Марину и Арчи? — перебил Виктор — И про то, что мы пойдем в ресторан и...
— На поезд опоздаешь! — перебил в свою очередь тезку Петрович. — Столько вопросов, я не успею ответить.
— Но, Виктор Петрович, я...
— Ладно, слушай. Марина сама мне все рассказала, все планы во всех подробностях. Ты не помнишь, не можешь помнить, но как-то раз после того, как ты побывал у меня в гостях, я вместе с тобой отправился домой к Марине и заставил ее говорить, а потом забыть, что я приходил. Это было не сложно. Я еще в поезде, когда мы с тобой впервые встретились, начал подозревать, что дело не чисто, выслушав твой рассказ о дружке Саше и неожиданной телеграмме. Подменил электробритвы, дабы ты обязательно вспомнил и нашел меня, когда тебя возьмут в оборот. Понравился ты мне, парень. Решил и тебе помочь, и негодяев наказать. Старею, становлюсь сентиментальным... Ну да ладно... давай прощаться. Пора. Езжай домой, Витя. И забудь обо всем. Ты приехал в Питер, встретился с другом Сашей, неделю вы кутили, вчера подрались с хулиганами в ресторане. Случилась поножовщина, но все кончилось хорошо. Правда, тебе перепало малость, порезали тебя хулиганы, зато Сашку ты спас... Понял? Ну давай, беги. Поезд через две минуты отходит.
— Хорошо, я побежал. Прощай, Сашка! Летом, на студенческих каникулах, приедешь в гости?
— Обязательно приеду, дружище. Пока!