Игнат посмотрел на себя в зеркало.

— Вам очень идет это пальто, молодой человек, — игриво улыбнулась молоденькая продавщица.

— Будьте любезны, мою старую куртку заверните во что-нибудь, я сейчас расплачусь и прямо так, в новом пальто и пойду, можно?

— Конечно, можно! Спасибо за покупку.

Обернутую в радужную бумагу, перехваченную бечевкой и втиснутую в целлофановый пакет куртку Игнат упаковал в спортивную сумку с нашлепкой «Найк» на боку. Объемистую сумку с лямкой через плечо Сергач приобрел в первую очередь. К тому моменту, когда сумка распухла, спрятав в своем нутре пакет с курткой, в ней уже лежала коробка из-под новой обуви со старыми промокшими ботинками и парой влажных носков. Смена носков доставила истинное удовольствие. Сухие ноги — высший кайф. Сей неоспоримый факт отмечал еще генералиссимус Суворов.

Свитер и джинсы Игнат менять не стал. Во-первых, денег осталось не так уж и много, во-вторых, джинсы — штаны стандартные, сойдут любые, а свитерок можно и кашне прикрыть, благо оно стоит недорого. Свалявшиеся от пота волосы спрятались под шляпой, следовательно, можно не тратиться на парикмахерскую. А вообще, вся эта свистопляска с переодеванием, с изменением внешности выглядит как-то глупо, как-то по-детски. И еще глупее выглядит Сергач в сером мешковатом пальто, в черной широкополой шляпе, с шарфиком на шее, со спортивной сумкой через плечо. Как полный лох, честное слово!

«Какого черта я второй день подряд СЛЕПО подчиняюсь более чем странным инструкциям господина Самохина?» — в который раз подумал Игнат, выходя из универмага на улицу.

Впервые мысль о слепом подчинении бывшему кагэбэшнику возникла у Сергача, когда он расплачивался с водителем, согласившимся подвезти взлохмаченного, потного Игната до Центрального московского универмага, сиречь до ЦУМа. А когда выпрыгивал из окна самохинского кабинета, когда мчался стремглав по незнакомым дворам, телом командовали лишь разбуженные Самохиным примитивные животные инстинкты.

Прежде чем переступить порог универмага, Игнат сделал то, что собирался и что нужно было сделать еще позавчера, — позвонил другу с телевидения. Дозвонился, хвала духам, сразу и без долгих вступлений, без шаблонных «давно не виделись», «давно не слышались» с ходу попросил у телевизионного редактора Витьки Фокина навести, сколь возможно быстрее, справки на предмет частной сыскной конторы «Самохин и брат». Витька просьбе Игната не особенно удивился, хохотнул и прикололся: «Опять влип в историю, Игнаша?» Услыхав в ответ скупое «да», Фокин напрягся и заговорил серьезно, пообещал сейчас же зайти к журналюгам, спецам по криминалу, заверил, что постарается «нарыть информацию» в течение получаса.

Ровно через сорок минут, чертыхаясь и озираясь, Игнат вышел из здания универмага. Таксофон, с которого звонил Фокину, занят. Ага — вон, чуть дальше, свободный телефон-автомат, быстрее к нему!

— Алло, Витя?

— Игнат? Я все узнал. Нашим журналистам-криминалистам знакома фирма Самохиных. Говорят — «чистая» фирма, Самохину, говорят, вполне можно довериться. Еще они сказали, что вчера погиб Самохин-младший. Алло, Игнат?

— Да, спасибо, Витя. Пока.

— Э, погоди! Объясняй давай, что стряслось! Ты ж знаешь, я могу...

— Уже! — перебил друга Сергач. — Ты уже мне помог. Сорок пять минут назад одна клиентка спросила у прорицателя Игната Кирилловича, стоит ли ей обращаться в фирму Самохиных. Хитрый прорицатель оставил клиентку на минуточку, выскочил на улицу и звякнул другу Вите с таксофона, переадресовал вопрос. Потом вернулся и полчаса с лишним морочил голову доверчивой дамочке. И вот опять выскочил, снял ценную информацию. Сейчас ворочусь в свой офис и с умным видом разрешу мадам довериться Самохину. Ферштейн?

— Гад ты! Прохиндей, мать твою! Знаешь, как меня напугал твой первый звонок?!

Витька бросил трубку.

«Не доверяй старым друзьям, бойся новых», — предупреждал Циркач. Но Витьку в образе врага вообразить невозможно.

«Всякие контакты с вами опасны для третьих лиц», — убеждал Самохин. Витьке пришлось соврать, чтоб свести к минимуму его участие в текущих событиях.

«Ну да ничего, с Витькой объяснюсь потом, — думал Игнат, широко шагая по направлению к станции метро „Кузнецкий Мост“. — Ничего страшного, Витя меня поймет и простит, с Фокиным помирюсь. А господину Самохину честно признаюсь: лимит моей покорности исчерпан, и приперся я к вам, уважаемый, в маскарадном костюме лоха на последнее свидание только потому, что получил независимое подтверждение вашей, Николай Васильич, безупречной репутации. А ежели господин Самохин не сможет внятно объяснить, кто и почему на меня охотится, резко посылаю его на хер и сразу же звоню Циркачу!»

Добраться от ЦУМа до Чистых Прудов, к коим тянется Большой Козловский переулок, — плюнуть раз. Десять минут ходьбы до Кузнецкого Моста и пять на метро. Окрестности Чистых Прудов — знакомая Игнату местность. Дом номер четыре по Большому Козловскому Сергач разыскал легко, но магазин под вывеской «Нирвана» обнаружил далеко не сразу. Магазинчик расположился во дворе, в полуподвале. К дверям со скромной табличкой «НИРВАНА. Оккультная литература, книги, брошюры, магические талисманы, консультация специалиста» вела крутая лесенка с ржавыми перилами. Оглянувшись по сторонам (во дворе ни души), посмотрев на часы (без трех минут полдень), Игнат спустился на восемь ступенек ниже уровня газона с пожухлой прошлогодней травой, толкнул дверь в «Нирвану» и вошел в крохотное помещение с полками-стеллажами вдоль стен, уставленными здешним специфическим товаром, с кассовым аппаратом на широкой доске прилавка и с одинокой продавщицей.

— Добрый день! — Старая мымра-продавщица улыбнулась Игнату ярко накрашенными губами, продемонстрировав неровные ряды золотых коронок. — Могу я вам чем-нибудь помочь, молодой человек?

— Нет, спасибо. — Игнат обшарил взглядом стеллажные полки. Собственно литературы на них оказалось не так и много, в основном на полках теснились всякие безделушки: искусственные деревца со стволами и ветками из витой медной проволоки и малахитовыми листиками, стеклянные и хрустальные шарики на подставках из латуни или из дешевого серебра, литые медные фигурки зверюшек и языческих божков, подсвечники, колоды карт Таро.

— Молодой человек, как продавец-консультант, настоятельно рекомендую воспользоваться моими советами при выборе покупки. — Золотозубая мымра взяла с ближней к ней полочки вазочку желтого металла, усеянную фальшивыми драгоценными камнями, и бережно поставила ее на прилавок. — Вот, к примеру, рекомендую: симпатичная вещь и при этом талисман, приносящий удачу в бизнесе. Всего двести двадцать долларов. Оплата в рублях. Берите, не пожалеете.

— Спасибо, я подумаю... — Напор истосковавшейся по покупателям продавщицы озадачил Игната. — Покажите, будьте добры, вон ту книжку с фотографией слона на обложке.

— Интересуетесь Индией?

— Да, немного.

— Тогда вы непременно должны купить эту книгу! — Книжка в суперобложке с фотопортретом слона перекочевала с торговой полки в руки Игната. — Редкое издание, остался единственный экземпляр. Все оккультные таинства Индостана под одной обложкой! Пятьдесят четыре рубля, сорок копеек. Выбивать?

Игнат надеялся — начнет листать книгу, дама и успокоится, замолчит. Фигушки! Едва Игнат заглянул под обложку, мадам начала возмущаться:

— Молодой человек! Здесь магазин, а не читальный зал. Я, квалифицированный консультант, объяснила вам, про что книжка, дала посмотреть, извольте либо расплатиться, либо вернуть экземпляр!

— Покупаю, — вздохнул Игнат, полез в карман за деньгами, недоумевая: «Как вообще, черт побери, эта долбаная „Нирвана“ не прогорает с такой консультантшей!»

Продавщица взяла у Игната деньги, отсчитала сдачу, пробила чек в кассе, надорвала, сунула бумажку чека меж книжных страниц и торжественно вручила ему «все оккультные тайны Индостана под одной обложкой», сопроводив передачу покупки в руки покупателя ехидно-слащавым вопросом:

— Что-нибудь еще желаете приобрести, молодой человек? Вчера поступили свежие благовония. Рекомендую, шесть рублей упаковка. Будете брать? Нет?

«Блин! — нахмурился Игнат. — Да она меня просто-напросто выпроваживает! Делает все, чтобы я свалил как можно скорее. Может, выйти и подождать Самохина у входа?..»

Зазвонил телефон. Телефонный аппарат прятался под прилавком. Золотозубая зыркнула подозрительно рыбьим глазом на Игната, с тревогой посмотрела через плечо Сергача на входную дверь, нагнулась и разогнулась уже с телефонной трубкой в морщинистых пальцах с накладными ногтями.

— Алло-у. Магазин «Нирвана», у аппарата старший продавец... Да, есть... Да, сейчас спрошу. — Продавщица прикрыла микрофон трубки ладонью, обратилась к Игнату: — Как вас зовут, молодой человек?

— Меня? Игнат.

— Игнат Кириллович Сергач?

— Да.

— Чего же вы, Игнат Кириллович, сразу не сказали, что вы к Рэму Соломоновичу? — укоризненно покачала головой продавщица, сняла ладошку с микрофона трубки и заговорила: — Рэм Соломонович, да, это он. Пять минут назад пришел, не представился, я подумала — случайный посетитель... Да!.. Да, сейчас дам ему трубочку...

Чтобы Игнат смог дотянуться до телефонной трубки, продавщице пришлось еще раз нагнуться, достать из-под прилавка телефонный аппарат марки «Русь» с окошечком определителя номера на передней панели и выставить его рядом с кассой.

Телефон был старым, собранным умельцами поди-ка еще в разгар перестройки. Новые модели, определив номер позвонившего абонента, начинают отсчитывать секунды разговора, старинная «Русь», единожды высветив номер, продолжает удерживать на продолговатом экранчике семь светящихся цифр.

Взявшись за пластмассу телефонной трубки, Игнат машинально взглянул на экранчик определителя. Первые цифры — 923. Когда-то давно Игнат встречался с девушкой, которая жила как раз в Большом Козловском, и ее телефонный номер начинался с 923.

«Блин! Опять начинаются шпионские игрища! Какой-то неизвестный мне Рэм Соломонович звонит из квартиры (или из учреждения), расположенной (расположенного) в трех шагах от магазина „Нирвана“...» — успел подумать Игнат, прежде чем произнес в трубку «алло».

— Алло, алло, Игнат, — отозвалась трубка голосом Николая Васильевича Самохина. — Не перебивайте, не переспрашивайте и ничему не удивляйтесь! Отвечайте коротко, да или нет. Вы купили новую одежду?

— Да.

— Переоделись?

— Да.

— В парикмахерскую сходили, изменили прическу?

— Нет.

— Это плохо! Зайдите в парикмахерскую и через... Погодите-ка, старую одежду вы выбросили, я надеюсь?

— Нет, я...

— Очень плохо! Полагаю, у вас в руках несколько свертков со старыми вещами. Вот как мы поступим! Поезжайте на Ярославский вокзал, сдайте старье в камеру хранения и там же, на вокзале, зайдите в парикмахерскую. Освободите руки, измените прическу и купите билет до платформы Маленковская. Сейчас двенадцать с минутами. Буду ждать вас на Маленковской с половины второго до двух. У вас очень мало времени, Игнат, очень! Поспешите, пожалуйста, от вашей пунктуальности слишком многое сейчас зависит. Вы слышите?

— Да, но...

— Никаких «но», Игнат! Обстоятельства меняются каждую секунду, боюсь вас обнадеживать, однако пока, вы слышите, ПОКА нам с вами везет. На Маленковке в тринадцать тридцать я буду обязательно, слышите? Надеюсь, к тому времени смогу вас чем-нибудь порадовать. Если мои надежды не оправдаются, а планы сорвутся — прямо с Маленковки вместе с вами поедем на поклон к Циркачу. Если же все получится, как я ожидаю, — отведу вас на квартиру, где вам придется отсиживаться еще сутки, максимум двое. Главное — чтобы вас никто не узнал, слышите? Позаботьтесь о собственной внешности тщательно и с фантазией, я бы рекомендовал вам вообще побрить голову налысо, слышите?

— Я не...

— Все, Игнат! Все! Мне нужно успеть сделать множество дел за ближайшие полтора часа и на встречу с вами не опоздать! Да и у вас полно хлопот. Не грустите, Игнат, все у нас с вами получится! Выше нос, и самое главное — исполните все в точности, как я вам сказал... Да, и еще одно — сейчас, после нашего разговора, баба, та, что передала вам телефонную трубку, начнет вешать лапшу на уши. Учтиво ее выслушайте, но в голову ничего не берите и в разговоры не вступайте. Покивайте молча и при первой возможности уходите, только постарайтесь так, чтобы ваш уход не выглядел демонстративным, ладно? Уйдете из «Нирваны» и бегом на вокзал. Встречаемся на Маленковской, не опаздывайте!

— Но я...

Короткие гудки в трубке.

«Черт побери, он снова не дал мне и слова вымолвить! Перезвоню сейчас же и пошлю его на фиг!» — психанул Сергач и уже после третьего прерывного гудка его палец потянулся к телефонному аппарату, нажал на рычаг в углублении для трубки, в ухе равномерно загудело, и палец начал давить на кнопки с цифрами 9,2,3...

— Куда вы звоните, молодой человек? — Смешно вытянув тощую шею, продавщица внимательно следила за указательным пальцем Игната, нажимавшим пронумерованные кнопки. — Вы набрали номер Рэма Соломоновича? Разве вас не предупредили, что Рэм Соломонович никогда не отвечает на звонки по этому номеру? Телефонный аппарат находится в кабинете у доктора, звонок отключен, чтобы во время приема, не дай бог, не создать дискомфорт больному. Связь из кабинета односторонняя. Пациент приходит сюда, в магазин, в заранее оговоренное время, дожидается звонка от Рэма Соломоновича и, если доктор освободился, поднимается к нему в кабинет. У нас отработанная, удобная система, исключающая случайную встречу пациентов доктора на лестничной площадке или на пороге квартиры. Рэм Соломонович гарантирует полную анонимность всем без исключения своим подопечным. Вы, наверное, первый раз пришли на прием, разволновались, позабыли объяснить мне, что вы к Рэму Соломоновичу, и я опрометчиво приняла вас за случайного посетителя. Вот, возьмите обратно свои пятьдесят рублей, а книжку оставьте себе, для конспирации. Выйдете из магазина с книгой в руке, это будет выглядеть естественно. Прошу прощения за мое поведение, но вы сами виноваты, согласитесь.

В одном ухе звучали длинные телефонные гудки, в другое вливалось словоизлияние продавщицы-консультанта. Старая стерва преобразилась, щебетала птичкой, заискивающе заглядывала в глаза, улыбалась Игнату ну прямо-таки с материнской теплотой.

— Возьмите ваши деньги, не стесняйтесь. Этот магазин содержит Рэм Соломонович, и, как вы догадываетесь, на прибыль от продаж он совершенно не рассчитывает. Что вам сказал доктор? Если велел подождать, то милости прошу — вот этот стеллаж за моей спиной на самом деле дверь в комнату отдыха. Там есть телевизор, холодильник с соками, удобное кресло и полочка с иллюстрированными каталогами разнообразных товаров по оккультно-магической тематике. Не беспокойтесь, если покинете комнату отдыха, а в магазине случайно окажутся посетители, мы с вами разыграем сцену, как будто вы уединялись, чтобы выбрать по каталогу нужную вещь. Рэм Соломонович продумал все детали, пациентам не о чем беспокоиться. Пройдете в комнату отдыха? Или Рэм Соломонович велел подняться в кабинет? Не смущайтесь, молодой человек, я некоторым образом медицинская сестра при докторе, меня не нужно стесняться.

— В комнату отдыха я не пойду, я...

— Вам велели подняться в кабинет? Да? В таком случае, как выйдете во двор, сразу налево, в первый подъезд. Парадное проходное, будете уходить от Рэма Соломоновича — выходите на Большой Козловский, не забудьте. Входят пациенты со двора, выходят в переулок. Полная анонимность, все продумано. В подъезде нет домофона, шифр кодового замка — один, три, пять. Очень просто запомнить. Рэм Соломонович, безусловно, все это вам объяснил, но вы волнуетесь, я же вижу, и путаетесь в его инструкциях, недаром же он так долго беседовал с вами по телефону. Не волнуйтесь, спокойно поднимайтесь на третий этаж, квартира десять, один звонок. Откроет ассистентка доктора, милейшая пожилая женщина, ее зовут Даша, запомнили?.. Рэм Соломонович — замечательный доктор, врач божьей милостью, он непременно вам поможет, молодой человек, я в этом уверена!

— Спасибо, я пойду... До свидания.

— Все запомнили? Первое парадное, код — сто тридцать пять, квартира десять.

— Спасибо, все помню. Прощайте...

— Книжку-то! Книжку не забудьте, молодой человек. До свидания, всего вам хорошего! Выздоравливайте.

— Постараюсь.

Держа в одной руке лямку спортивной сумки, сжимая в другой оккультную книжку, Игнат вышел из тесного помещения магазинчика. Поднялся вверх по ступенькам.

«Черт побери, ежели всерьез задуматься о том, что наболтала дама из „Нирваны“, то получается вообще какой-то бред! Абсурд получается! Получается, что природный русак Самохин известен мадам с золотыми зубами как Рэм Соломонович, врач, занимающийся частной практикой, владеющий магазином „Нирвана“ и регулярно... да, черт возьми, РЕГУЛЯРНО пользующий больных... Причем встречаются врач и пациент, как два нелегала, на явочной квартире в соседнем с „Нирваной“ парадном, на третьем этаже, в квартире десять, код парадного... код помню — один, три, пять». Сергач резко развернулся на каблуках, быстрым, решительным шагом направился к первому парадному, открыл обитую жестью дверь, вышел в подъездный тамбур, надавил на клавиши кодового замка, отворил вторую дверь, очутился у подножия широкой лестницы.

«Все, как говорила продавщица. Парадное проходное. Прямо напротив — выход на Большой Козловский. Почтовые ящики, лифт... лифт стоит на первом этаже... Нет! Лучше поднимусь пешком...»

В дверь звонить не пришлось. Обитая черным дерматином дверь с биркой-номером 10 была приоткрыта. Едва-едва, сразу и не заметишь, если специально не приглядываться, но приоткрыта. Сквозь узкую щель меж косяком и дверной панелью пробивался тонкий, как лезвие бритвы, лучик яркого электрического света.

Игнат остановился перед незапертой дверью. Тряхнул головой, глубоко вздохнул, резко выдохнул. Медленно протянул руку, осторожно ткнул кулаком упругую дерматиновую поверхность. С тонким, комариным скрипом дверь подалась, яркая щель расширилась, стали видны дорогие финские обои в прихожей, пластмассовый коврик на полу за порогом...

Шум наверху, на лестничной площадке выше этажом. Лязг замка, скрип, собачий лай, окрик «Сидеть!», топот ног, звон связки ключей. Сергач вздрогнул, бросил быстрый, испуганный взгляд на уходящие вверх лестничные ступени, замешкался на долю секунды и, решившись наконец, переступил через порог, шагнул на пластмассовый коврик, плечом закрыл за собою дверь, привалившись к ней спиной, и огляделся.

Труп женщины посередине просторной прихожей Игнат заметил не сразу. Вначале его ослепила сияющая хрусталем люстра. Игнат сморгнул, уставился на оленьи рога над шкафчиком-вешалкой и только потом увидел безжизненное тело. Маленькое, почти детское тельце опрятной, скромно одетой старушки. Бабушка лежала на спине, подогнув под себя ноги. Длинная шерстяная юбка задралась кверху, собралась складками у живота, обнажая дряблые, воскового цвета ляжки с синими прожилками вен и парафиновые икры с голубыми варикозными буграми. Тонкие старушечьи руки скрещены на груди, запястья согнуты, как куриные лапки, пальцы скрючены, словно коготки. Длинная тощая шея неестественно вывернута, голова упирается в пол пучком седых волос на макушке, острый подбородок задран кверху, рот широко открыт, влажно блестят искусственные пластмассовые зубы. Остекленевшие кукольные глаза смотрят на Игната. Из уголка мертвого глаза катится по щеке слезинка — старушка умерла совсем недавно. Пять-шесть минут назад. Возможно, в ту самую секунду, когда «медсестра» в магазине «Нирвана» назвала Игнату ее имя...

Сергач закусил губу. За спиной, за обитой черным дерматином дверью залаяла собака. Пес, судя по «голосу», здоровенный, облаивал дверь десятой квартиры.

— Фу, Шамиль! Гулять! Фу! Кому сказано, гулять?! — донесся до ушей приглушенный дерматиновой обивкой грозный голос собачьего хозяина. — А ну, пшел вон! Кому сказано? Фу!

Из глубины квартиры в прихожую вышла кошка. Серая с белыми подпалинами, молодая, гибкая кошка, потянулась, зевнула, вильнула хвостом и, громко мяукнув, посмотрела ореховыми глазами сначала на Игната, потом на труп на полу. Лай на лестничной площадке зазвучал громче, громче заорал на собаку хозяин, раздался звук смачного хлопка поводком по собачьей хребтине и сразу — скулящий плач обиженной псины. Но кошка и ухом не повела. Мягко ступая, она подошла к телу старушки, понюхала голую коленку, подняла морду и, снова взглянув на Игната, мяукнула, как бы спрашивая у незнакомого человека, что случилось с ее хозяйкой.

Собачий и человеческий голоса за дверью стихли. Пес Шамиль и его владелец спустились вниз по лестнице, глухо хлопнула дверь парадного. Собрав волю в кулак, Игнат подавил в себе страстное желание как можно скорее кинуться наутек, убежать подальше от теплого трупа старушки, скрыться от взгляда ореховых кошачьих глаз. Бегство его не спасет, а, наоборот, приблизит что-то ужасное, что-то гораздо более страшное, чем зрелище мертвой бабушки со свернутой шеей. НАДО пересилить себя, перешагнуть через детское тельце старушки и заглянуть в комнаты, найти кабинет Рэма Соломоновича.

«Если в кабинете остывает труп Самохина — звоню Циркачу прямо отсюда и умоляю о помощи, — подумал Игнат, делая серию глубоких вдохов и резких выдохов. — Если же в квартире больше нет мертвецов, кроме бабушки Даши, или... Впрочем, к чему гадать? Нужно идти и смотреть. Нужно! Обязательно нужно идти!.. Страшно? Да, страшно, но это сейчас совершенно неважно, черт побери!..»

Игнат присел на корточки, поставил на колючий коврик возле порога спортивную сумку, положил книжку со слоном на обложке, выпрямился, прислушался. В недрах квартиры все тихо, слух улавливает лишь обычные шумы большого жилого дома, привычные с детства всякому горожанину: гудит вода в трубах, бубнит телевизор у соседей... Шестое чувство подсказывало, что, кроме него, Игната Сергача, и серой с белыми подпалинами кошки, в квартире нет более никого и ничего живого, убийца ушел. За две, три, самое большее за пять минут до прихода Сергача.

«Черт побери! А ведь меня все равно ждет обвинение в убийстве, блин! Продавщица! Золотозубая стерва из магазина „Нирвана“ расскажет, как, поговорив с доктором Рэмом Соломоновичем, я пошел к нему в квартиру. Даже если бы я сюда не пришел, меня бы все равно обвинили! Черт возьми, я в глубокой жопе, мне крышка, блин!.. Максимум, на что я способен, — отсрочить собственный арест и... И узнать, будет ли Самохин ждать меня в полвторого на Маленковской или... Или его тело остывает сейчас в докторском кабинете...»

Терять нечего. Игнат повернулся к входной двери, закрыл засов. Вспомнил про отпечатки пальцев, начал было тереть засов рукавом пальто, но подумал немного, тряхнул головой, махнул рукой и, развернувшись к двери задом, быстрым, семенящим шагом пересек прихожую по периметру, обойдя покойницу. Из холла прихожей в глубь квартиры вел широченный коридор. В конце коридора поворот, там кухня, откуда пахнет свежемолотым кофе. Одна из трех, самая ближняя коридорная дверь открыта. Из комнаты с открытой дверью тянет запахом табачного дыма. Очень терпкий и густой запах. И даже мерещится, будто из открытой комнаты в коридор выплывает сизое дымное облачко.

Нет. Никотиновое облако Игнату не померещилось. Сделав два торопливых шага, пригнувшись, как будто на крышах соседних домов сидят снайперы и ловят в окуляры оптических прицелов постороннее движение в квартире номер десять, Сергач заглянул в распахнутую дверь.

Кабинет. По-другому эту комнату и правда не назовешь. Письменный, почти антикварный стол времен сталинских репрессий с зеленым сукном и лампой под зеленым абажуром, с чернильным письменным прибором и пепельницей-раковиной. В пепельнице тлеет толстая коричневая сигара. Истлела наполовину. От столбика серого пепла к потолку струится голубой ароматный дымок. На полдороге к лепнине потолка дымок подхватывает сквознячок из приоткрытой форточки и несет ароматное облачко над креслом, укрытым белым матерчатым чехлом, выдувает сигарный дым в коридор. В кабинете, помимо зачехленного кресла, есть еще и кушетка, тоже покрытая белым чехлом, и еще одно кресло с резными подлокотниками, на гнутых деревянных ножках, с матерчатой покатой спинкой. В этом кресле сидит пожилой, упитанный господин в белом врачебном халате. На коленях у господина эбонитовый телефонный аппарат в стиле ретро с вращающимся диском. Волосатая рука доктора лежит на рычаге вместо трубки. Телефонная трубка валяется возле ног, обутых в мягкие домашние тапочки без задников. Рядом с трубкой на паркетном полу валяется компьютерная дискета. Упитанный господин в кресле совершенно не похож на Николая Васильевича Самохина. И на мертвого он не похож, хотя грудь его не вздымается от дыхания, а глаза не моргают. Господин в докторском халате уронил голову на грудь, смешно выпятив нижнюю губу так, что она почти касается сливообразного кончика длиннющего горбатого носа. Господину с этаким носом и такой губой идеально подходит имя-отчество Рэм Соломонович.

Рассмотрев лицо мертвеца, Игнат обратил внимание на пеструю ленту, обмотавшую его шею. Приблизительно такого же цвета и фактуры платок демонстрировал Самохин сегодня утром. С той точки, откуда смотрел на покойника Игнат, желтую с красным рисунком-орнаментом ткань видно было плохо, она едва-едва угадывалась под низко опущенным подбородком. Игнат подошел ближе, обогнул кресло.

Румал дважды обмотал шею Рэма Соломоновича. Сзади на затылке тугой узел. Концы румала свисают со спинки кресла. На одном из концов узелок-утяжелитель.

Обойдя кресло, Игнат заметил на полу у окна портативный компьютер. Пластмассовый корпус ноутбука треснул по диагонали, несколько клавиш уродливо торчат над трещиной, жидкокристаллический экран разбит.

Игнат спрятал лицо в ладонях, взъерошил пальцами волосы, тряхнул головой, вздохнул-выдохнул. ВСЕ! Все, что надо было, он видел и все понял! Без мучительных размышлений, без долгих логических построений мозаика из фактов и фактиков незаметно для Игната, как бы сама собой сложилась в законченную, местами расплывчатую, местами туманную, но в общем и целом вполне понятную картинку. Черт его знает, зачем Самохин в буквальном смысле взломал компьютер доктора, неизвестно, в каком направлении медицины специализировался врач-частник, но зато совершенно ясно, как Николай Васильевич обвел вокруг пальца Игната Кирилловича Сергача, как грамотно подставил его под мокрую статью...

Твердым, уверенным шагом Игнат вышел из кабинета, где все еще дымилась сигарета мертвого доктора. В холле-прихожей перешагнул через труп старушки, нагнулся к спортивной сумке, расстегнул «молнию», засунул в сумку книжку про тайны индийского оккультизма, бжикнул «молнией», погладил подошедшую обнюхать его джинсы кошку. Забросив лямку спортивной сумки на плечо, Игнат выпрямился, открыл засов, вышел на лестничную клетку и захлопнул за собой дверь. Он не прислушивался к чужим шагам на лестнице. Ему было наплевать, увидят его случайные свидетели или он уйдет незамеченным. Это было уже совершенно неважно.

До первого этажа Сергач спустился в гордом одиночестве. Выходя на Большой Козловский, столкнулся в дверях с молодой мамой. Помог симпатичной молодой женщине вкатить с улицы коляску. Услышал от нее: «Спасибо», — ответил: «Пустяки». Вышел на свежий воздух и, широко шагая, направился в сторону метро.

Игнат шел и, как это ни странно, улыбался. Он улыбался той улыбкой, которую можно увидеть на лице проигравшего по полной дури гроссмейстера-шахматиста, отчасти удивленного собственной глупостью, отчасти восхищенного игрой соперника. Да, и еще раз — да! Игнат восхищался, не мог не восхищаться ИГРОЙ Николая Васильевича Самохина. И актерской, и стратегической игрой бывшего кагэбэшника. Помнится, Циркач говорил про Самохина: «Умеет, сука, понравиться и в душу влезть». Все так, все правда. Манипулировал Сергачом господин Самохин более чем профессионально. Забрался в душу и начал руководить ее порывами. Сегодня утром, к примеру, исключительно талантливо заразил Игната вирусом паники, заставил выпрыгнуть в разбитое окно. А что было потом? После прыжка Игната? Дверь самохинского кабинета взломали сыщики из его же фирмы. Николай Васильевич, безусловно, сообразил стукнуться лбом обо что-нибудь твердое и сообщил коллегам: так, мол, и так, Сергач долбанул меня по башке и вот, полюбуйтесь, вот этим вот индийским платком пытался задушить! Мне, коллеги, подфартило — узелок на конце платка во время броска румала развязался... Ой, а чой-то из узелка на пол рассыпалось, ась? Гляньте-ка, коллеги, монетки индийские! Ай-ай-ай, Сергач-то — шизик-маньяк! Это ж он, гад, братишку единосеменного, Виталика-кровиночку, удушил, изверг! А ну, расступись, коллеги! Всем ша! Рассчитаться с Сергачом — дело моей личной чести. Один его возьму!.. И коллеги-сыщики понятливо кивают головами. Особенно один коллега, который, сговорившись заранее с Самохиным, позвонил ему на сотовый в то время, как Игнат болван болваном рассматривал индийские монетки... Ну а разыграв спектакль в собственном кабинете, Николай Васильевич поспешил в кабинет к доктору Рэму Соломоновичу. Когда золотозубая стерва-продавщица взяла телефонную трубку — услышала знакомый голос доктора Рэма, а когда передала трубку Игнату, на другом конце провода был уже Николай Васильевич. Как Самохин заставил пожилого врача позвонить и позвать к телефону Игната Кирилловича, не суть важно. В данную конкретную минуту абсолютно неважно. Важно лишь то, что, сподвигнув Игната на побег из офиса частной детективной фирмы, ее владелец придумал для Сергача занятие на те часы, что были необходимы Для подготовки к следующему этапу игры. Смена одежды соответствовала сценарию господина Самохина, формировала нужный ему образ сумасшедшего душегуба и в то же время вынуждала Сергача жить в состоянии цейтнота, лишая жертву лишней возможности спокойно осознать, обдумать происходящее. Инструкции, полученные от Самохина по телефону в магазине «Нирвана», также создавали дефицит времени. Игнат прячет вещи в камере хранения вокзала, бреет налысо голову, боится опоздать, ну а Николай Васильевич готовится к... К чему он готовится? К очередному убийству! К физическому устранению Игната! Окончательно скомпрометированный Сергач должен исчезнуть, чтобы ни Циркач, ни кто-нибудь другой не услышал от него иную, чем выстраивал Самохин, версию серии убийств на религиозно-сумасшедшей почве!!!

«В моем распоряжении, — Игнат взглянул на часы, — девяносто минут. В течение девяноста ближайших минут Николай Васильевич будет пребывать в заблуждении, что все идет по его сценарию. Ровно в два, не найдя жертву на платформе Маленковская, Самохин начнет действовать по резервному плану, который у него, бесспорно, имеется и который я не в силах предугадать, ибо я дилетант, меня не учили планировать и осуществлять ликвидации!.. У меня есть полтора часа, чтобы придумать, как спастись... НЕТ! Чтобы придумать, как победить Самохина, черт побери! И самое разумное — прежде всего подстраховаться на тот случай, ежели победит он. Омрачить его победу маленькой — или большой? хорошо бы большой! — гадостью. В классических детективах жертва в предчувствии смерти пишет письмо, излагает на бумаге все свои обвинения и, прежде чем сцепиться один на один со злодеем, бросает конверт в почтовый ящик, адресовав его справедливому слуге закона. На крайняк можно черкнуть послание Циркачу, но есть вариант и получше, черт возьми! Есть!»

Игнат вышел на Чистопрудный бульвар, повернул к метро. Едва ли не бегом покрыл расстояние от водной глади городского прудика до памятника Грибоедову. Задержался немного, пересекая трамвайные рельсы. Взлетел по ступенькам к входу в павильон метрополитена, остановился возле стенда с газетами и журналами.

— У вас сегодняшние «Тайны» есть в продаже? — спросил Игнат у торговца периодикой.

— "МТ" — семь рублей. «МК» брать не будете?

— Нет, только «МТ».

— Есть свежий «СПИД-Инфо».

— Нет, спасибо, только «МТ».

Передовицу, посвященную убийству Овечкина, Игнат проштудировал ночью в электричке, сейчас он на нее даже не взглянул — и так помнил фамилию состряпавшей первую газетную полосу журналистки: Кривошеева. Запоминающаяся фамилия.

Статью про убийство магната Шумилова, каковую Сергач читал позавчера, будучи в гостях у Самохина-старшего, тоже написала Кривошеева. Вот и отлично!

Взяв в руки газету, Игнат сразу же заглянул на последнюю страницу, в самый низ, где мелким шрифтом набраны фамилия главного редактора, адрес для писем и телефоны отдела распространения. Других телефонов, к сожалению, газетные работники не сообщали. Ну да не беда!

Запомнив телефонный номер для оптовиков, Сергач обошел павильончик метро, нашел свободный таксофон, спрятался под его алюминиево-стеклянным козырьком. Произведя необходимые манипуляции с телефонной картой, Игнат отстучал номер с последней газетной полосы.

— Алло, отдел доставки, «Московские тайны», — ответил молодой мужской, скорее даже юношеский голос.

— Алло. С Петровки, тридцать восемь, беспокоят. Попов моя фамилия, Олег Ильич. Занимаюсь делом, про которое в вашей газете сегодня пропечатано. Слушайте, мне ваша журналистка Кривошеева свой телефончик давала, но я из города звоню, с автомата, при себе записной книжки нет, а для Кривошеевой есть информация про то, о чем она спрашивала. Ваш-то номер я из газеты узнал, а как с ней срочно связаться, не подскажете?

— Мы отдел распространения и доставки, мы...

— Эй, друг, а ну как я потом наябедничаю вашему самому главному, хотел, дескать, газете помочь с горячим материалом, и из-за тебя, милый, все сорвалось, а? Давай-ка свяжи меня, дружок, с кем-нибудь, кто телефончик Кривошеевой помнит, быстро!

— Погодите, я спрошу.

Через минуту моложавый голос продиктовал Игнату номер комнаты, «где сидят журналисты». Сергач дал отбой, перезвонил по новому номеру. Ответила женщина, которой Игнат впарил ту же лажу, что и юноше из отдела доставки.

— Все понятно, Олег Ильич. Инессы сейчас нет в редакции, запишите номер ее мобильника...

Инессе Кривошеевой удалось дозвониться лишь спустя десять минут. Поначалу у нее было все время занято. Игнату пришлось вытаскивать из прорези в таксофоне телефонную карточку, гулять, описывая круги вокруг павильона метро, и после каждого круга одну за одной совершать все новые и новые попытки связаться с журналисткой. Наконец Кривошеева ответила.

— Да, я слушаю.

— Здравствуйте. Я прочитал вашу сегодняшнюю статью про Овечкина. Я тот, кто последним видел Овечкина живым. Он был у меня в гостях, ушел, и его задушили, а я...

Гуляя кругами, Игнат заготовил целую маленькую речь специально для журналистки, но она его оборвала:

— Как вы узнали мой телефон?

— Слукавил. Позвонил по номеру, напечатанному в газете, представился Олегом Ильичом Поповым, вы должны его знать, он...

— Я-то его знаю, а откуда вам известен Попов?

— Он меня допрашивал. По делу об убийстве Овечкина и... короче, имел честь познакомиться.

— Рада за вас, но мне-то вы зачем звоните?

Честно признаться, Игнат ожидал, что репортерша Кривошеева, едва услышит о его, Сергача, причастности к таинственному убийству Овечкина, с ходу заорет: «Я должна с вами встретиться, немедленно!» Не тут-то было...

— Алло, где вы там, мужчина? Объясните, зачем вы мне звоните? Я слушаю.

Вздохнув, Игнат выложил припасенные козыри, думая о том, что, ежели Кривошеева опять отреагирует вяло, придется вешать трубку и идти на почту, сочинять письмо Циркачу. Одно хорошо — почта рядом, через дорогу.

— А вы знаете, что Овечкин занимался делом об убийстве Шумилова?

— Мне это известно, дальше что?

— Вам известна такая фирма — «Самохин и брат»?

— Послушайте, каждая минута мобильной связи стоит...

— Погодите! Вы знаете, что Самохина-младшего вчера убили?

— Как убили?

— Задушили.

— Но вы-то откуда...

— Долго объяснять, а каждая минута мобильной связи обходится вам слишком дорого. Давайте встретимся. Хотите, я приеду сейчас в редакцию «Московских тайн»?

— Нет, лучше не в редак...

— Простите, что перебиваю, но все же нам лучше встретиться именно в редакции. И еще у меня есть одно непременное условие, ежели вы не согласитесь его выполнить — встреча не состоится.

— Сколько?

— Чего «сколько»?

— Сколько вы надеетесь получить с «Московских тайн» за свой рассказ? — В ее голосе прозвучала насмешка.

— Нисколько, — ответил Игнат. — Проблема в том, что я главный подозреваемый в деле об убийстве Самохина-младшего. Меня подставили и... И продолжают подставлять. У меня куча друзей, есть среди них и люди, не чуждые журналистики, но я хотел бы поделиться эксклюзивной информацией с человеком, которого потом не обвинят в субъективном ко мне отношении, в излишней ко мне симпатии. Я хочу успеть рассказать свою версию произошедших событий — чтобы потом, когда... В смысле, если случится... Ну, в общем...

— Да, понятно. Так какие же ваши условия?

— Хотя бы до того, как мы с вами пообщаемся, не сообщайте, что я на вас вышел, ни на Петровку, ни в фирму Самохина.

— Понятно... Что ж, это я вам могу обещать. Вы, конечно, вправе не верить мне на слово, однако...

— Я вам верю! Теперь вы сами, надеюсь, понимаете, почему лучше встретиться в помещении редакции.

— Убейте, не понимаю.

— Гм... Убейте... Меня как раз подозревают, причем активно, в серии убийств, которых я не совершал. Я думал, вам будет более... более спокойно разговаривать с таким, как я, подозреваемым в заведомо безопасном месте.

— Ха-ха-ха... — Смех у нее был хороший, искренний, без намека на высокомерие или издевку. — Простите, но вы плохо себе представляете мою работу. В ноябре девяносто девятого я ездила в Чечню, в осажденный Грозный. Догадываюсь — моих репортажей с линии фронта вы не читали... За мою нервную систему не беспокойтесь, я хоть и женщина, но не боюсь мышей, темных переулков и подозреваемых в убийстве... Откуда вы звоните?

— Метро «Чистые Пруды».

— Жду вас у себя дома... ну, скажем, в два часа. В редакции шум, гам, там мы не сможем спокойно поговорить. Я живу в районе «Бауманской». Успеете добраться? Устроит?

— Я могу и раньше...

— Но я не могу. Раньше двух встретиться с вами у меня никак не получится.

— Хорошо, в два часа.

— Запоминайте адрес...

Игнат запомнил ее адрес и подумал злорадно: «Вот так, господин Самохин! В четырнадцать ноль-ноль вы, скрипя зубами, запустите в действие резервный план моего физического уничтожения, а я в то же самое время начну осуществлять свой, так сказать, встречный план... Каковой, впрочем, пока что состоит всего лишь из одного-единственного пункта, согласно которому состоится встреча с молоденькой, судя по голосу, и храброй, судя по ее словам, представительницей так называемой четвертой власти... Или „пятой“? Не суть! Главное, встреча состоится, черт побери! А потом... А что делать потом, уверяю вас, господин Самохин, — я придумаю! Обязательно придумаю!»