Идея побега родилась через пару часов после второго рождения Спартака. Если конкретнее, то она родилась в тот момент, когда герой с грехом пополам вылез из реанимационного саркофага, и Александр Сергеевич, взирая с некоторой брезгливостью на обнаженного подопечного, слабого и беззащитного, как и все новорожденные, сказал с усмешкой:

— Пошли. Пора взад, на «Серую Базу», обживать пятизвездочные апартаменты.

Спартак шел по голубым коридорам и боролся с желанием организма опираться о стенку. Плелся кое-как за бодрячком Александром Сергеичем и думал о звездолетах-пузырях. Его оживший мозг вспоминал, с какой деловитой небрежностью Сергеич давал указание пузырю: «Курс — на Дворец Спорта». Что, если, оказавшись внутри радужной сферы, вырубить опекуна и произнести: «Курс — на Землю»? Сработает или фиг? Послушается пузырчатый звездолет команды, отданной голосом Спартака? Поймет, чего такое «Земля»? Что, если... Сами понимаете — этих «что, если» в голове появлялось сотни ежесекундно. А что толку? Что? Один хрен, силушек нету, чтобы качественно рубануть спорт-менеджера.

Новорожденный как-то доплелся до пузыря, ввалился вовнутрь и лег. Лежать было удобно — радужная оболочка приятно прогнулась, подстроилась под анатомию человека.

— Курс — на «Серую Базу», — повелел Александр Сергеевич, произнес ожидаемое Спартаком и укрепил его в желании рискнуть. Не сейчас, конечно. Потом. Смутная идея уже обретала конкретику будущего плана бегства.

На «Серой Базе» героя действительно ожидало заточение в отличнейших апартаментах, явно скопированных с номера люкс земного гранд-отеля. Все здесь было по-земному, привычное и по-царски роскошное — и трехспальная кровать с белоснежным бельем в спальне, и полированная мебель в гостиной, и фарфоро-серебряная сантехника в ванной, и шелковые гардины на окнах в столовой. Вот только за окнами — ничего, светящаяся пустота, вроде той, что встретила погибшего Спартака в конце тоннеля на «том свете», каковой почему-то принято именовать всуе «лучшим миром».

Зато в ванной нашлись электробритва, гели, шампуни, одеколон, зубные щетки, паста, машинка для стрижки волос и даже ниточка для чистки зубов.

Нашлась и дверь из апартаментов в очень и очень приличный спортзал со знакомыми герою снарядами — западного образца грушами и мешками, японскими макеварами, катайским «муфаджуонгом» — «деревянным человеком».

Еду Спартак заказывал по телефону — аппарат «Русь» с определителем номера стоял на тумбочке у изголовья кровати. Кнопки телефонного аппарата и окошко АОНа не работали, Спартак просто снимал трубку и сразу же слышал «Алло», произнесенное лишенным эмоций механическим голосом. Заказываешь покушать, сидя на постели, и можно идти в столовую, там уже все готово, все заказанное стоит на скатерти-самобранке. Подкрепился, вышел из столовой, секунду побыл вне ее, заглянул обратно — скатерть девственно чиста, грязная посуда исчезла. Волшебный сервис, ядрена вошь! И постельное белье, и полотенца в ванной, все меняется на чистое быстро и незаметно.

Единственное, что удручало, — отсутствие телевизора, радио, книг, хотя бы газет и журналов, пусть и с кроссвордами. Впрочем, оно и к лучшему — лишенный отвлекающих интеллект факторов, в свободное от сна, еды, тренировок и гигиенических процедур время Спартак размышлял о побеге.

Он прожил в апартаментах любимчика фэнов кровавого спорта недели две по субъективной оценке организма. Однажды, проснувшись, Спартак привычно натянул «боксерки» поверх плавок и стал свидетелем полтергейста, подобного тому, что описан в детской страшилке про Мойдодыра. Одеяло убежало, улетела простыня! Оно убежало с кровати, дав возможность ей улететь.

Спартак сразу же сообразил, чего от него надо летающей простыне и покорно дал ей возможность запеленать себя, точно в саван. Едва материя лишила героя всяких возможностей шевелиться, на пороге спальни возник Александр Сергеич. Традиционно предложил одуматься и мутировать. Услышал в ответ традиционное «Нет», пожал плечами и пошел прочь из спальни, а Спартак в саване полетел за ним, Сергеич вышел, а Спартак вылетел из образовавшейся в стене гостиной прорехи в серый коридор, и они двинулись к радужному пузырю.

— У меня просьба, — сказал Спартак, влетая в пузырь. — Разрешите мне сказать: «Курс — на Дворец Спорта».

— Дяденька, дайте порулить, — пробурчал Александр Сергеич сварливо. — Чем бы дитя ни тешилось... м-да... Валяйте, командуйте.

— Курс — на Дворец Спорта!

— Довольны? Летим во Дворец. Откровенно, знаете ли, вам признаюсь — мне вас будет не хватать, упрямца. Ведь не исключено, обратно я полечу один. Пристрастия болельщиков, они, знаете ли...

— Знаю. Идите в жопу.

— Фи! Опять вы хамите! Как вам не стыдно?..

Знакомый голубой коридор вывел к знакомой арене. Скосив глаза, Спартак одарил взглядом пару голубых униформистов. Как и в прошлый раз, один голубой стоит слева у выхода из коридора на арену, другой справа. С виду оба безоружны, а в натуре, черт их поймет. Облачные одеяния, не исключено, способны метать молнии точно в цель...

— Снова вы не туда смотрите, уважаемый безумец, — с пальцев Александра Сергеича слетело облачко-линза. — Полюбопытствуйте, на ристалище терпит бедствие ваш давешний интересный соперник.

Спартак полюбопытствовал. Вокруг памятной туши полукенгуру-полудинозавра выписывало кренделя мелкое существо с поразительной анатомией. Существо ростом с карлика имело до невероятности подвижные сочленения в локтевых, плечевых и коленных суставах, за счет чего при желании действовало руками-ногами на манер нунчак.

«Нунчака», правильнее — «нунчяку», в буквальном переводе означает «две палки». Древняя единоборческая мудрость гласит: «Легки нунчаки, да противостоять им нелегко». Существо размером с гнома являло собой живое подтверждение сего изречения Старых Мастеров.

Вот гномик вполне обычно, по-людски, мельтешит ножками на бегу, а вот он замер на одной ноге, дернул бедром, и нога на весу обрела дополнительные степени свободы в коленном суставе, и со свистом выписывает восьмерки.

А что он выделывает руками! Это ж уму непостижимо! Только что были руки, как руки, раз — и левая потеряла анатомические стеснения в локте, и предплечье левой закрутило пропеллером, два — и правая рука стала подвижнее, чем у сломанной марионетки, и вот уже обе руки рассекают воздух с жужжанием, да еще и нога жужжит восьмеркой! Ж-ж-жуть!

Спартак запоздало сообразил, что не только лучше видит сквозь линзу-облачко, а и слышит отчетливее, как жуж-ж-ж-жат нунчатоподобные руки и нога шустрого гномика. На секунду Спартак-ученый, недоумевая, отвлекся от поединка, однако интерес Терминатора таки пересилил пытливость Паганеля.

Гномик и в сравнении со Спартаком оставался гномиком, а уж рядом с тушей попрыгунчика так и вообще смотрелся блохой недоразвитой. Между тем, он удачно компенсировал разность в весовых категориях офигительной подвижностью. И не только в суставах. Он ловко уворачивался от когтей монстра, успевая попадать живыми нунчаками тяжеловесу по лапам. Он преспокойно сбегал от прыгающей туши, исчезал из поля зрения попрыгунчика и лупил его, лупил-лупил-лупил почем зря. Подвижный коротышка побеждал, наглядно иллюстрируя принцип «вода камень точит». Его раскрученные кулачки-молоточки долбили-долбили-долбили и долбили, без устали, без остановки. Им помогали крутящий момент молотка-пятки и носка-кирки. Иногда мелкий долбозвон на радость трибунам демонстрировал прямо-таки фантастическую акробатику. Иногда настырный гном крутился акробатическим колесом вокруг туши и бил-бил-бил то рукой-нунчакой, то нунчакообразной ногой, а то и двумя ногами и руками одновременно, застывая в стойке на опорной руке. Монстр только развернется к акробату-колотушке, а гномик уже откатывается с ноги на руку и наоборот, и по когтям жиртресту, по когтям на откате, и вот он уже снова в тылу туши и с усердием джазового барабанщика-виртуоза мелкой дробью по хребту, по хребту! И со звоном, между ножищ чудищу, через задницу да по стальной «раковине»!

Трибуны радостно аплодировали шустрому барабашке. Прыжки увесистой туши трибуны дружно освистывали. Столь дружно, что Спартак от души посочувствовал попрыгунчику. Униженный аутсайдер всегда вызывает сочувствие у истинного бойца. Недаром в хладнокровной среде самураев родилось когда-то правило: «Убивай, но не унижай».

После черт знает какого по счету дробного удара в спину литая хребтина монстра все ж-таки треснула. Трибуны откликнулись на треск мощного позвоночника резанувшей по ушам — и по душе Спартака — овацией. Спартак закрыл глаза.

— Александр Сергеич, уберите подзорное облачко. Пожалуйста.

— Боязно представлять себя на месте побежденного?

— Граждан на трибунах видно плохо, и все же отдельные фигуры сквозь вашу увеличительную дрянь различимы.

— Не понял?

— Противно видеть, как радуются эти ублюдки, наблюдая чужую смерть.

— Экий вы, знаете ли...

— Какой есть.

— Зачем же вы, такой чувствительный, многия лета совершенствовались в искусстве смертоубийства?

— Полжизни я придерживался основного принципа шаолиньских монахов: оскорбляют — молчи, плюнули в лицо — утрись, ударили — уходи, догоняют — убегай, догнали — убей.

— И как? Случалось, хе, убивать?

— Пока нет. Но утираться и убегать случалось.

— Скажите, а меня бы, если б возможность представилась, вы бы прикончили?

— У меня была возможность.

— На Земле в спортивном зале?.. Хе! Прямо здесь и прямо сейчас вы бы меня с удовольствием порешили, а? Признайтесь, с удовольствием?

Спартак промолчал. Мысленно отругал себя за то, что втянулся в диалог. Спартак молчал, а спорт-менеджер продолжил балабонить, настырно требуя ответов на скользкие вопросы. Спартаку надоело его щебетание, и герой заткнул Сергеича проверенным способом — вежливо послал его в жопу.

Спартак упорно держал глаза закрытыми до тех пор, пока саван из летаюшей простыни не изменил свое и его положение в пространстве. И все повторилось — и перелет к рингу, и громогласное объявление на чужом языке с вкраплением единственного знакомого слова «Спартак». Дежа вю, с той лишь разницей, что второе пришествие героя трибуны встретили шквалом аплодисментов.

Простыня катапультировала Спартака на помост, обнесенный канатами, и улетучилась. В этот раз готовый к катапультированию, Спартак упал четко на ноги, споро спружинил и сразу обрел контроль над телом без всяких шатаний. Но, как только Спартак увидел своего соперника... пардон — соперницу, а увидел он ее только после катапультирования, ибо летел к рингу мордой вверх, едва он ее увидел, ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы взять под узцы малость пошатнувшуюся от неожиданности психику. Спартак ожидал увидеть что-то страшненькое, какого-нибудь очередного урода, а возле канатов его дожидалась прекрасная незнакомка топлес.

Чресла восточной красавицы прикрывал шелк мини-трусиков стриптизерши. Ее девичья грудь — второй номер, оценил на глазок Спартак — имела эталонную — на вкус Спартака, — форму вообще и сосков в частности. Ее талия и бедра — шестьдесят и девяносто? Не-а, пожалуй, сорок и семьдесят — манили взгляд, черт побери! А рост у девушки где-то около ста семидесяти трех, минимум манекенщицы. Ей бы на подиум, а не на помост ринга! А кожа! Вай-вай-вай, какая у нее кожа! Персик! А личико! Сказка тысяча и одной ночи! Один взгляд в ее глаза серны равносилен кубку вина, выпитому залпом! А волосы! Воронье крыло, заплетенное в тугую косу, которая вьется вдоль длинной шеи, между холмов груди до овала пупка. Ах, какой у нее пупок! Ах! А руки... У-пс. А ручки-то не оттуда растут. Прям из шеи и растут ручки-то. Горизонтали ключиц ни хрена и нету. О, как...

Генетический тюнинг отлично маскировал мутационные переделки, но стоило Спартаку заприметить аномалию, как его разум мигом укротил похотливую свору половых инстинктов. Спартак, трезвея, засек остроту ее маникюра. Каждый очаровательный дамский пальчик венчает отменная пика. Та же петрушка и с педикюром — ноготки похожи на пики, заразы.

Трезвый взгляд Спартака пропутешествовал по стройным ногам, вернулся к рукам и не заметил слома локтей. Обе ее руки являли собой примерно то, что предлагал сотворить с его левой Александр Сергеич. Ее ультрагибкие руки реально превращены в двух змей. Отсутствие горизонтали ключиц дает возможность змееручке контролировать все триста шестьдесят градусов вокруг красивой головки. Женщина — есть женщина, и фиг ее заставишь носить «жабью голову».

Бесстрашный головной мозг героя оперативно обработал визуальную информацию и выдал вердикт — красотка подгоняла соблазнительные телеса под один из стилей школы «Шэ», сиречь — школы «Змеи».

Обострившаяся до невероятности интуиция воина подсказывала, что деваха владеет материнским стилем змеиной школы. Старинным, простым до примитива и дьявольски опасным в мастерском исполнении. Динамика протостиля сводится к элементарным установкам: «головы змей», то есть согнутые в запястьях кисти рук с вытянутыми, прижатыми друг к дружке пальцами, все время «смотрят» в глаза противнику и бьют, тыкают в глазные яблоки при всяком возможном случае, а носок разгруженной, «пустой ноги» лупит в пах, по «золотой цели», едва она оказывается в зоне досягаемости.

— Подруга, ты русский язык понимаешь? — спросил Спартак вычурно доброжелательным тоном на тот случай, если не понимает. Говорил вкрадчиво, громким шепотом, памятуя об акустических способностях линзы-облачка.

— Ай донт ноу, — ответила подруга, улыбнулась обворожительно, пообещала: — Ай килл ю.

— Спик инглиш? — огорчился Спартак. Инглишем он владел только со словарем.

— Ай донт ноу. Ай килл ю.

— Ясно. Ты и без словаря ноу спик. Как бы тебе объяснить, чего я задумал? Как бы тебе предложить вписаться в тему?.. Нах хаузе, цюрюк на Землю, бежим цузамен, о'кей? Их бин ноу хау, я знаю, как.

— Ай донт ноу. Ай килл ю.

— Размечталась...

— ДИН-НЬ! — Под куполом прозвучал печально знакомый сигнал о начале схватки.

Безусловно, красавица, хотя и с экзотической физиологией, она повела бедром так плавно, что позавидовала бы и профессионалка танцев живота, шагнула с такой грацией, что примам Большого и не снилось, встала в такую фотогеничную позу, что впору ваять девушку-змею в мраморе.

Как и предвидел Спартак, пальцы гладиаторши сомкнулись, а лишенные суставов запястья изогнулись, и две «головы змеи» приготовились жалить глазницы мужчины спецманикюром.

Как и следовало ожидать, левая нога принцессы школы «Шэ» выдвинулась вперед, готовая плющить «золотую цель».

И совершенно неожиданно для прозорливого героя зажила своей жизнью тугая коса девушки. Кончик косы самостоятельно шевельнулся, пополз вверх, извиваясь по животу, по выпуклости груди, вдоль шеи, за ухо, заполз на макушку, коса собралась в змеиные кольца прически, а шаловливый кончик скрутился локоном и приподнялся, имитируя мерное покачивание загипнотизированной факиром кобры.

Утонченный локон косы, точеные «головы змей», сексуальная «пустая нога» ждали нападения мужлана в широких трусах, да так и не дождались.

Спартак повернулся спиной к змеиной принцессе, коротко разбежался, перемахнул через канаты и, ускоряясь, побежал к коридору, где скучали Александр Сергеевич и парочка голубых. Только пыль столбом! Синтетическая пыль иноземного цирка. Свист воздуха и трибун в ушах и попутный ветер решимости плюс слепая вера в любовь госпожи Удачи.

Велика арена, а отступать некуда! Бледнолицый Александр Сергеич уже просек задумку храбреца и дурным голосом орет чего-то голубым. Вероятно чего-то вроде: «Он! Надеется! Прорваться! К пузырю! И улететь! На Землю!» Голубые, кажется, понимают Сергеича. Оба-два, синхронно, раскорячились в боевых стойках. Знать, нету ни фига в их заоблачных загашниках громов и молний! Ура!

Расправиться с безоружной голубой парочкой вполне по силам Спартаку! Менеджер не в счет. Сергеич растерян, его бледная рожа краснеет, хозяин шокирован выходкой подопечного раба. Да здравствует революция!

Опа! Кажись, и трибуны доперли, чему свидетелями они являются! Сытые патриции рады-радехоньки поглазеть на редкое зрелище отчаянного побега, они прекратили свистеть, они дружно выражают аплодисментами восторг нечаянным поворотом в привычной драматургии боев. У нас на Земле тоже хлопали Ельцину, когда он выступал на танке. А когда дирижировал оркестром, уже не хлопали.

Осталось пробежать каких-то сто метров. А там, у коридора к Свободе, в прыжке вырубить одного пидора и, приземляясь, другого... Нет! Приземление — приЗЕМЛЕНИЕ — будет после! Будет! На Землю! Прочь сомнения! Безумству храбрых слагает песню попутчик спринтера — веселый ветер!

Осталось тридцать жалких метров до стычки. Голубые со слаженностью чемпионок Мира по синхронному плаванию изобразили руками замысловатые пассы. Всего лишь пассы! На расстоянии! Между тем, от этих пассов у Спартака случился заворот кишок.

Боль в животе согнула Спартака пополам. Он споткнулся, свалился в пыль, схватился за живот, скрючился, стиснул зубы.

Вдруг, откуда ни возьмись, появилась простыня. Выгнулась в воздухе парусом, взмахнула углами, выполнила пируэт и накрыла страдальца.

Простыня подлезла под скрюченное тело героя, спеленала его, и боль сразу же отпустила завороченные кишки, а душу скрутила досада. С головой укутанный смирительной простыней, Спартак почувствовал себя куколкой, которой не суждено взмахнуть свободно крыльями бабочки. Еще он почувствовал, как кокон из простыни уносит его в очередную неизвестность.