Последние аккорды лета. Ещё иногда грело солнце, но дыхание осени уже начало отражаться на природе — среди пыльной зелени неожиданно попадалась чисто желтая гроздь листвы. Небо всё чаще темнело, заволакивалось сплошными синими тучами и, тогда на город отвесно падал холодный дождь, застигая людей в неожиданных местах и совершенно неподготовленных.
Впрочем, двое всегда были наготове: один заботливо чистил резиновые сапоги, усмехаясь в пушок небритых усов; другой мрачно кутался в черную кожу куртки.
Дни быстро угасали, незаметно сменяя друг друга. Приехал из отпуска Сима. Загорелый и отдохнувший, он рвался в бой, прыгал наскоками на Руслана, искал встречи и, удивляясь, отступал ни с чем. Постепенно его заполняла агрессивная злоба и Руслан, вдруг, превратился в просто Еврея, не иначе. Лично я не понимал, почему его нельзя взять в бригаду третьим. Работы хватало. Что касается денег, то когда в стране был «черный вторник», мы умудрились купить по самому высокому курсу доллары, (Руслан побоялся оставить наличку на руках, а я поддался импульсу больше из солидарности), потерять колоссальную сумму в рублях, и, посмеявшись над миром, в котором мы живем, пойти в ресторан и обмыть первую «мертвую» заначку. Теперь, когда папа приедет из затянувшегося отпуска, я мог с гордостью показать ему тонкую пачку новеньких зелененьких долларов. Сомневаюсь, что он видел раньше так много. Может купить квартиру? Я не мог осознать действительность, поверить в реальность. Для меня кучка бумажек по-прежнему не имела цены. Возможно, Оля сумела бы разъяснить мне многое, но её рядом не было. И быть не могло. А я не представлял себе дальнейшую жизнь без неё, всегда связывая будущее наших судеб вместе. Рана заживала медленно, оставляя страшный рубец. Больнее всего то, что прошлое не забывалось, не гасли и не блекли воспоминания. Хотя все вокруг только и твердили о времени, которое лечит последствия любви.
Мы удачно перекупили три тонны лимонада по смешной цене. Загрузили упаковки в гараж так, что двери не могли закрыть и, нам приходилось гадать — вывезут товар ночью или нет. И по тихонько раскидывали его по ларькам — знакомым точкам. Деньги зарабатывались почти мгновенно. Сейчас мы загрузили в «восьмерку» тридцать упаковок и, наконец-то, за первые три дня сумели свести перекошенные ворота.
Когда замок защелкнулся на скобах и, Руся придирчиво осмотрел просевшую машину, мне в голову пришла гениальная мысль:
— Нам нужен склад.
Друг хмуро посмотрел на меня. Ему было жалко перекошенный гараж, почти мертвую «лоховку», но сильнее всего, ему было жаль расставаться с деньгами, чтобы снять склад или купить грузовик.
— Где ж его взять?
Я не знал.
Руслан тоже пожал плечом, передразнивая меня. Он, конечно, знал, где. Ага. Куда приятнее осознавать, что кто-то зависит от твоих решений и знаний. Только в этом он серьёзно ошибался. Я начинал уставать от бизнеса: от работы без выходных, а главное: меня покинуло желание стремиться к чему-либо.
— Этот скинем. — Руслан махнул в сторону лимонада в салоне. — Остальной товар реализуем через оптовый магазин.
— Много потеряем?
— Садись. — Руслан от меня отмахнулся. Действительно, откуда я мог считать. Я ведь не учился в школе. И не сидел с ним за одной партой в восьмом классе. — Поедим к Гарику. Давно обещал тебя с ним свести. Крупный оптовик. Удивительный человек. Не суди по его внешности, у него много возможностей: оптовой магазин, ларьки по городу.
Я давно перестал удивляться деньгам. Мы заработали за час развоза лимонада по чужим ларькам больше, чем давал завод в месяц с квартальной премией.
Гарик напоминал меня в тридцать лет — толстый, маленький. Я с ужасом смотрел на него и видя себя и не видя. Рыхлому телу пригодились бы занятия со штангой, а длинным волосам — машинка для стрижки с насадкой под три миллиметра. Смогу ли я сохранить такие привычки хотя бы до тридцати лет? Гарик точно не смог. Он вышел из ларька, как только мы подкатили. Улыбающийся, довольный, сытый. Я тоже был одет в спортивные штаны и короткую кожаную куртку, но качество моей одежды сразу бросалось в глаза, а Гарика — нет. Он вообще был весь какой-то неприметный, серый и больше напоминал тень еврея, чем подпольного миллионера.
Руслан расцвел в приветливой улыбке. Минуту назад я не замечал подъёма в его настроение. Они обнялись, как старые и верные друзья. Похлопали друг друга по спинам. Я мялся возле машины. Обо мне вспомнили минут через десять. Руслан представил меня коротко и ясно. Гарик пожал мягко руку, не переставая улыбаться, сухо отрекомендовался:
— Игорь. — Затем интерес ко мне пропал. Он обратился снова к Руслану. — Это и есть твой мальчик? А кто сейчас вам водку возит? Прапор? Да? А я давно с ним дел не имею. Сведу вас с Романом. Товар много лучше.
Я мялся рядом, переступая с ноги на ногу, кивая иногда в такт, проявляя повышенную заинтересованность. Сложно сказать: понравился мне Гарик или нет. Я не доверял людям, которые часто и мило улыбаются. За такой гримасой всегда равнодушие и обман — возьми любого американца. Впрочем, Руслан не осторожничал, а играл роль общительного, легкого парня. Из ларька вылетел разодетый пьяный парень, ровесник Гарика. В глаза бросился белый пиджак с золочеными пуговицами и, зажатая в руке, бутылка дыневой водки. Что? Босс или «мальчик» Гарика?
— Дятел! Ты куда? — Гарик улыбался. Нарядный парень приостановился. Смерил нас пьяным, мутным взглядом. Икнул. Сплюнул нам под ноги.
— Да ладно тебе, Гарик. Что ты наезжаешь?!
— Я не «наезжаю». Я спрашиваю: кто будет снимать кассу?
— Таня снимет!
— Таня не снимет. — Гарик покачал головой. — Она тупая.
— За то какая красивая фигура!! Я её три раза учил! Сам запутался. Ладно. Не ворчи. Не ворчи — я сказал! Прейду, посчитаю кассу. Ты меня знаешь! У меня всё по высшему разряду!
— Знаю.
— Привет, Дятел, — приветливо сказал Руслан, улыбаясь. Я понял, что «дятел» — это не обидное слово. Парень хмуро посмотрел на моего товарища и сплюнул ему на зеленый резиновый сапог. Руслан стерпел, продолжая глупо улыбаться. Я потупил глаза, глуша в себе порыв ненависти и злобы. Порой обязанность быть дисциплинированным меня очень тяготила. Сейчас я, например, не понимал, почему не снять с пьяного паренька белый пиджачок с золотыми пугавицами и не вытереть им обувку.
— Ладно. Веселитесь. Я тоже пойду веселиться. Вон моя девчушка идет.
Я украдкой посмотрел на «дятла», собираясь ударить его коротко, справа, а в это время Гарик и Руслан оценивали девушку. По их вздохам и шепоту я понял, что пропускаю что-то важное. Посмотрел. Через дорогу под зеленый свет светофора и алчные взгляды мужчин к нам направлялась… Аня. Я кашлянул и отошел к машине, заинтересовавшись боковым зеркалом. Вытер с него пыль. Проверил заднее колесо. Выхлопную трубу. Убрал камешек из-под лысой резины. Дятел со своей девушкой задержались у ларька минуты на три. Я за это время успел взмокнуть несколько раз. Гарик тепло попрощался с Русланом и даже махнул мне рукой на прощанье. Мы сели в машину. Руслан всё ещё продолжал глупо улыбаться.
— А «дятел» — это из сленга? — нарочно спросил я.
— Чего? — Руслан перестал улыбаться и нахмурился, заводя машину. Мотор чихнул. Друг насторожился. Но не сегодня. Обошлось.
— Ну, деревянный, тупой, медлительный.
— Ты хоть при нем не говори! Это у него фамилия такая.
— Соответствующая фамилия. Бинго. Редко видел, что бы человек так оправдывал свою фамилию. Интересно…
— Ой. Не парься. Выкинь из головы. Нормальный парень. У него ещё брат есть.
— Такой же «дятел»? — Машина тронулась с места. По каким критериям Руслан судит о людях? Может, ненормальный являюсь, как раз я.
— Абсолютно не похож. Полная противоположность. Первый помощник у Гарика. Или один из первых…
— Не понимаю. Зачем же он держит возле себя птицеподобных?
— Хорошие работники. Ты же рядом со мной. А?
— Сравнил.
— Да я пошутил. Ладно. Сегодня хорошо поработали. Встретимся вечером. Отвезти домой? Или поедим ко мне? Поиграем в «денди»?
— Поехали к Симе.
— А что у него делать? Нет. Я не поеду.
— Ну, тогда закинь меня.
Они жили почти в одном дворе. Пока я не переехал, мой подъезд был соседним от короля всех вечеринок или шута всех праздников?
Сима встретил меня в трусах с помятым видом. Один глаз его не открывался, искаженный страшный прищуром. Две секунды он играл роль гостеприимного хозяина, потом ушел в комнату, сопровождая каждый шаг громким звуком: шлеп-шлеп. Шнурок, как обычно завязался в узел. Процедура снимания ботинок заняла через чур, долгое время. Я побродил по квартире. Оценил батарею бутылок на кухне. Принюхался к запаху праздника: перегара, сигаретного дыма и немытых тел. Пошарился в гостиной. Постучал по закрытой крышке пианино, воображая из себя Баха. Пописал пальцем на пыли вдоль длинных стеллажей книг — наследстве родителей Симы, выходцев из советской интеллигенции. Почитал газетку, сидя за журнальным столиком и попытался отгадывать разгаданный кроссворд. Устал. Зашел в спальню. Присел на кровать и посмотрел на скрюченную фигуру Симы. Друг храпел. Безмятежно и по-солдатски. Прошло какое-то время, и он открыл глаза.
— О! — удивился король. — Привет. А ты… Тоже был с нами?
Я загадочно закачал головой.
— Слава Богу — не белая горячка. Подожди. А почему мы в одной кровати? И я такой голый… Лежу на кровати. Ты сидишь. Что ты со мной сделал?..
— Что? Болит? — участливо спросил я, хлопая его по волосатому бедру, и, кивая на круглый зад.
— Пошел отсюда! Извращенец! Быстро ставь чайник! Меня спасет горячий кофе!
Пока он пил кофе и громко матерился, стараясь проснуться, я попытался позвонить по телефону. Нелегкая задача! Всегда испытывал стресс. А как билось сердце, когда я поднимал трубку! Палец костенел и не хотел подчиняться — набирать номер. С голосом творилось что-то непонятное, он дрожал, блеял и хрипел. Нет. Ходить в магазины и делать покупки намного проще. Хотя все умные книжки описывают, что покупатель испытывает потрясающий стресс от одного желания поговорить с продавцом о каком-нибудь чайнике. Что я хотел? Ах, да. Позвонить.
Кое-как набрал номер справочной и с третей попытки узнал телефон судоремонтного завода. После бесконечных гудков смог записаться на прием по личным вопросам к самому директору: в пятнадцать, завтра.
— Ты чего такой мокрый? — удивился Сима, глядя, как я сажусь на стул напротив. — Хлебни-ка. — Он протянул мне кружку с крепким кофе. Я сделал несколько глотков и посмотрел на пальцы. Они танцевали и жили вполне самостоятельной жизнью. — Совсем плох. Еврей довел? Куда звонил?
— Так. Ничего значительного. С кем пил?
— Ты не знаешь. — Сима отмахнулся. — Хорошие ребята. Молодые бандюги.
— Опять сброд?
— Но-но. Это мои друзья!
— Я твой друг. Руслан твой друг. Остальные собутыльники. Часто случайные.
— Еврей мне не друг!
— Ошибаешься.
Сима ухмыльнулся. За презрительной бравадой скрывалась боль. Он почесал пятку и сказал:
— Ганс завтра приезжает.
— Кто?! — удивился я.
— Папа. — Превратности судьбы: кто-то сравнивает папу со святым коммунистом, кто-то со свирепым фашистом.
Из ванной комнаты раздался дикий крик. Сима упал со стула. Я резко вскочил и напрягся, готовый неизвестно к чему. А может, просто испугался? Сима матерился. Крик из ванной повторился. Мы осторожно прошли в коридор и включили свет. Я не заметил, как в руке оказался нож и теперь разглядывал застывшее масло на лезвие. Сима открыл дверь. В ванной лежал голый Брагин. Кажется, он умирал или наоборот приходил в себя. Мы перевели дыхание и вздохнули с облегчением, поспешив на помощь: я выдернул пробку из ледяной воды, открывая слив; Сима достал с вешалки большое розовое полотенце и помог Брагину вылезти из ванны.
— Я думал ты ушел.
— Я тоже так думал, — простучал зубами известный меценат всех праздников. — Звери.
— Кто?
— Твои новые друзья. Я же мог утонуть.
Он прошел в кухню и приложился к бокалу с теплым кофе. Выпил до дна. Пробормотал:
— Ещё, — и стал плотно кутаться в полотенце.
Я наступил в холодную лужу оставленную Брагиным, и вмиг кожа стала «гусиной». Он посмотрел на меня.
— А ты когда пришел? Не помню тебя ночью. Пора завязываться с выпивкой. Я потихоньку синею.
— Это от холода, — предложил Сима, усаживаясь напротив.
— От водки!
Мне места не хватило, и я принес из гостиной стул. Чайник засвистел, быстро вскипая на газу.
— Надо ещё прибраться, — устало сообщил Брагин и пояснил мне. — Завтра, к парню, приезжает Ганс.
— Вытереть пыль, проветрить комнаты, выкинуть бутылки. А так — у вас чисто. — Я знал, что говорю. Сказывался богатый опыт.
— Твои, бандюги, прибрались?..
— А то! Классные парни.
— Удивительно. — Брагин покачал головой. — А кровь и порванный лифчик? — с ужасом спросил он, вспоминая эпизоды из ночи.
— Я ничего не заметил, — признался я.
Сима напыжился, довольный новыми друзьями. Хотел закурить, но передумал. Разогнал дым от спички руками — надо проветривать. Да, да. Надо проветривать. Надо не забыть, а то достанется от Ганса по самые гланды.
— Слышал? — Брагин обратился ко мне. — Сима стал хомячками торговать. Хрю, хрю. — Парень покачнулся и зашелся в смехе. Сима нахмурился и закурил.
— Какими хомячками? — осторожно спросил я.
— Самыми настоящими. Хрю, хрю. — Брагина распирало. — Стоит на рынке и торгует хомячками. Длинношерстные. Рыженькие, беленькие. Тебе не надо парочку?
— Что за бред? — спросил я у Симы.
— Вот именно «бред». Какие «хомячки»? Иди, оденься! Да мы тебе жизнь спасли! Ещё бы немного и замерз насмерть! «Хомячки»!
— И где ты их держишь?
Брагин согнулся пополам в новом приступе смеха. Сима спихнул его со стула и пинками отправил в комнату, на поиски одежды.
— Слушай больше. Нет никаких хомячков. Нет. Понял? Я с парнем познакомился. Ему восемнадцать лет и у него своя фирма по продаже аудиокассет. Теперь я у него правая рука. Я не торгую хомячками! Не торгую! Кассеты продают продавцы. Их много. У нас точек в половине города. Я вам покажу, на что способен! Вы ещё пожалеете. Посмотришь.
Я налил себе кофе и продолжал молча слушать друга. Ничего не менялось в его жизни. Люди — да. Они приходили и уходили, оставляя какой-нибудь след. События — нет. В другой раз я бы нахмурился или попытался провести нравоучительную беседу, и был ласково и не принужденно послан куда-либо. Но сейчас, я наслаждался моментом. Мне хотелось, что бы ворчания друга продолжались и тогда бы время моего одиночества, голой тоски и глупого зарабатывания денег задержалось, заблудилось и не дошло до меня, потерявшись в трудной дороге.
Увы. Злая действительность пришла вместе с окриком:
— Хватит мешать! Решил в стакане дыру сделать?!
Ложка громко звякнула, выпадая из руки на стол. Я посмотрел на Симу и наши глаза встретились. Демон в его зрачках какое-то время жил, метая молнии, но вскоре пропал совсем. Обычным голосом, Сима спросил у меня:
— Почему ты никогда не кричишь? Это так здорово.
В соседней комнате запел Брагин. Выходило очень плохо. Так тошно, что Сима снова взорвался в истерическом припадке.
Странные часы провел я в этом доме. Так долго Семена я видел в последний раз.
А вечером ко мне пришел Коростылев с другом, который постоянно боксировал с тенью и с самим собой. Сергей тоже от него не отставал, и проводил невидимому противнику быстрые хуки левой, не забывая прихлебывать из чашки травяного настоя.
— Если на тебя кто-нибудь наедет из бандитов — говори мне. Я забиваю «стрелу» и любую сумму кошу наполовину. — Хук левой рукой. — А, если бандиты думают, что они бандиты, но ты в этом не уверен и у тебя есть хоть долька сомнения, то тогда ты обязательно должен меня поставить в известность. И знаешь почему? За правильную информацию ты можешь получить сто долларов. — Хук правой рукой. — В этой жизни все должны играть свою роль, иначе можно нарушить чьи-то правила. Понял?
— Нет.
— А у тебя есть во дворе бесхозные машины? — спрашивал его друг, улыбаясь щелью сквозь узкие губы.
— В смысле?
— Не лезь! — Коростылев хмуро посмотрел на товарища. — Нас интересуют грузовики в первую очередь. В любом состоянии. Я видел грузовик у тебя возле дома. Знаешь, чей он?
Я замялся. Конечно, знал — соседа с третьего этажа — достался ему по низкой цене, когда распродавали имущество очередного государственного предприятия искусственно сделанного банкротом.
— Нет. Не знаю. Грузовик стоит с другой стороны дома. Наверное, хозяин не с нашего подъезда.
— Точно? — Коростылев по-волчьи ухмыльнулся. Месяц и с ним произошли разительные перемены. Не в лучшую сторону. Я стукнул его по плечу. Улыбнулся.
— Точно.
Сергей дернулся. Нахмурился.
— Не надо меня трогать. У меня удар встречный может пойти автоматически. И тогда произойдет беда.
— У него может, — хохотнул дружок.
— Вот так! — Сергей показал на друге и тот, ударившись головой о стену, сполз со стула и затих.
— Ты же его в нокаут послал. Сотрясение мозга обеспечено!
— Думаешь, у него есть мозги? — тихо спросил Коростылев, пригнув шею. — Мозги у меня. Язык у меня. В моей бригаде мои законы.
— Я не в твоей бригаде!
— А хочешь?
— Нет.
— Зря. У меня все бойцы ездят. Я каждого обеспечил транспортом.
— Где ты взял столько машин?
— У моряков. Они рады избавиться от металлолома, который привезли со свалок. Хочешь, открою тебе цепочку? Дело верняк.
— Не надо…
— Надо. — Коростылев набычился. — Мои друзья не должны ходить пешком. Так вот. Находишь лоха. Убалтываешь его на сделку. Даешь сто долларов аванса, выписываешь расписку на остальную сумму и всё. Садишься за руль и катаешься.
— А отдавать?
— Зачем?
— У них же расписка.
— И что?
Я примолк. Чувствовал я себя и так неуютно. Спорить не хотелось.
— Знаешь, что они могут сделать с этой распиской? Вот, вот.
Я подумал и сказал:
— Странно, что находятся люди, которые идут на такое.
— Моряки — это такой тип людей, которые живут в своём мире и по своим законам. Шизофреники, вот кто они по научному писанию. Я забираю у них рухлядь, а потом из утиля одной марки, собираю машину. Лишнее продаем. Хочешь заняться автозапчастями?
— Нет. Не хочу.
— Зря. Я бы тебя ими завалил.
Друг заохал. Сергей помог ему подняться. Свел в ванную умыться. Через некоторое время они вернулись за стол и Коростылев, мило улыбаясь, спросил:
— А ты не знаешь, чей грузовик стоит у дома?
На следующий день я сходил на завод. Огромное серое здание поражало своей унылостью. Шум, работающей техники, оглушал. Я чувствовал себя косолапым мишкой, заалевшего в муравейник. Естественно меня никто не ждал, и все по-своему пытались отделаться от назойливого гостя — работники-муравьи спешили прочь, пытаясь избежать прямых вопросов; вахта и охрана раз пятьдесят проверила у меня паспорт, куда-то звонила, с чем-то сверялась. Каждый этаж давался мне с боем, и я не предвидел, что моё перемещение может отнять столько душевных и моральных сил. В приёмной четыре секретарши хмуро следили за моими движениями, пока я жался на скамейке и ждал позволения войти. Никто не верил, что меня вызовут. Я тоже. Однако директор завода вышел в приемную, и готов было уже покинуть помещения, как ему о моём присутствии напомнила самая передовая секретарша, явно не боявшаяся гнева и последствий:
— Саныч, к вам мальчик.
Директор рассеяно посмотрел сквозь меня и коротко сказал:
— Идем. Проводишь меня до машины. Хочу сразу сказать — денег нет, и материальной помощи можешь не просить.
Мы спешили. Прыгали через ступеньки. Кивали рабочим. Кто-то даже пожал мне руку. «Саныч» долго не мог понять, что я от него хочу. Потом долго тряс мне руку — секунды две, наверное, и посоветовал мне, обратится в профком.
— Скажешь Сергеевичу, что я велел посодействовать. Подожди. — Мы пробегали мимо очередной вахты. «Саныч» сделал контрольный звонок, коротко пролаяв в телефон. — С моей стороны — почетная грамота и хрустальная ваза. Бывший комсомолец?
— Нет. Не приняли.
— Жаль. Приятно, что в наше трудное время не все ещё «ларечники» и кто-то думает о стариках. Я всегда говорил, что тимуровское движение будет живо. Таких парней, как ты, не купишь за доллары. Я то знаю. Прощай, парень. Ты растрогал меня до слез. Опаздываю на обед, — многозначительно добавил он и постучал пальцем по часам, смотря всё также сквозь меня.
Председатель профкома встретил меня у кабинета с еврейской улыбкой на лице. Думаю, если бы не распоряжение директора, то наигранная заинтересованность сменилась непрошибаемой упрямостью. Человечек, с лакейскими замашками, внимательно меня выслушал, подробно записав нужную для него информацию. На прощанье он тепло со мной простился, обдав холодом внимательных глаз, и проводил меня до дверей проходной. Я не удержался и оглянулся — так и есть, что-то шепчет охранникам. Захотелось крикнуть: «Да не прейду я больше! Не прейду!» Давно не испытывал такого приступа стыда.
Сходил на завод и забыл. Другие заботы наполнили жизнь. И чтобы решить их требовалось время, которого не хватало. Дни предательски утекали. Гарик действительно свел нас с Романом. Его «паленка» поражала: бутылки, как на подбор, к пробкам не придерешься, к «змею» тоже. Рома, как и «прапор» решил не затягивать знакомство, сразу перешел на близкое ты. И время от время своевольничал: привозил свой товар в наши ларьки, когда нас не было, разгружался под изумленные взгляды продавцов, бубнил что-то типа: «Боссы в курсе» и уезжал. Мы первое время сильно обижались, а потом стали посмеиваться над своеобразным поставщиком, быстро просчитав выгоду. Рома тоже посмеивался в усы и не собирался нас терять, грубо отшивая конкурентов. Что ж: обе стороны видели взаимную выгоду и только успевали пересчитывать купюры в толстых пачках. Рома охотно принимал «мелочевку», ссылаясь на личные связи в банках. Тем самым авторитет его стал непоколебим и мы как-то незаметно отказались от другой «паленки», привязавшись к одному поставщику. Рома появлялся всегда под вечер, угадывая до секунды, когда мы приезжаем и снимаем деньги с какого-нибудь ларька. Место не имело значение.
Рассчитываясь в очередной раз, за товар, отданный на реализацию вчера, мы обменивались шутками под звуки мелодий хрипевшего радио. Радиостанции росли, как грибы, но почему-то музыка на всех каналах была одинаковой.
— Попса, — сказал Рома, взвешивая пачку в руке. — То ли дело в дни нашей молодости. А ребята? Помните, как это у Def Lepparda…
Мы переглянулись. Руслан подавил смешок. Роман насторожился.
— И что смешного я сказал?!
— Загнул… — протянул я.
— Точно, — поддакнул Руслан.
— Не понял. Так вы, что молодые? Сколько же вам лет, парни?
Мы сказали. Роман растерянно потряс головой. Почесал висок. Долгие секунды приходил в себя, потом выдохнул:
— Да. Сильно. Ну, и молодежь пошла. А вы знаете, что один ваш ларек потребляет больше моей водки, чем у Гарика пять?
— Догадываюсь, — ответил Руслан.
— Удачное место, — вставился я. — Строгий контроль над продавцами.
— Смотрите, парни. Выскочек не любят. Мне то, что? Мне хорошо. Наша дружба приносит заветные плоды. — Водочник потряс пачкой денег. — А вот другим может стать завидно.
Тогда я не придал значения этим словам. Я вообще мало задумывался над всякими нежелательными грустными предсказаниями. К чему? Мы же не «крутые». Мы просто деловые парни. Так всегда Руслан говорил. Парни при деле. При работе. При такой работе, в которой нет выходных. При черной работе, но, правда, денежной.
Зря не задумывался. Зря.
Пришел «ночник». Он улыбался, не зная как себя вести. Я его понимал, но ничего поделать не мог. Сид, а это был именно он, ожил с первым вечерним покупателем. Начиналось его время. Время премий и работы на себя. Бывший одноклассник сильно нервничал первые смены, но потом втянулся, привыкая спать днем на занятиях в институте. Парень надел на себя синий милицейский бушлат и раздувал ноздри при общении с клиентами, в общем, входил в роль. По вечерам в ларьках становилось прохладнее. Даже пыль замерзала на горлышках бутылок. Осень приближалась не заметно, но верно. И ночь стала первой её жертвой. И не последней.
Руслан высадил меня на дороге, упорно не желая довозить меня до подъезда. Дошел быстро. На крыльце под адским козырьком стояла зловещая тень. Меня сразу охватил ужас. Тень дернулась и оказалась Ленькой с первого этажа. Сейчас он находился в глубокой прострации, но меня сразу узнал. Мы иногда здоровались. Я порылся в кармане, зная, что за этим появлением произойдет.
— Не надо. — Ленька фыркнул. Мужичок сильно шатался. Дышал змеем, но мог говорить. Хоть и не разборчиво. — Ты должен знать… Петро про тебя всегда хорошо отзывался. Нет больше моего дружка. Нет. Пойдем, к Марьи поднимемся. Она нальет.
— Что?..
— А ты как думаешь?! Не плачь, сынок. Не горюй. Петро слез не любил! Он бы этого не одобрил. Уважаемый человек был! Герой труда! На таких людях заводы держатся и всё производство, вся промышленность великой нашей могучей страны держаться будет. Знаешь, как его хоронили? С завода приехали двадцать стахановцев. Все в красных лентах через плечо, а двое при орденах. Шли за гробом и поминали хорошими словами. От администрации вазу подарили! Так то. А тебе кто, что подарит? Не боись. Я тебя не ударю. Тебя жизнь ударит. Попомни моё слово. Я с Петром до последней минуты рядом сидел. Видел его вот так, как тебя! Шептал он всё про северное сияние. Коктейль такой, знаешь? Откуда тебе знать! Это когда спирт с шампанским мешают. Эх! — Леня горестно рубанул рукой воздух у самого моего носа. — Где бы я ему взял шампанского?