Холодно. Ветер лизнул лицо мокрым снегом, и я закрутил педали с особым рвением, желая спастись от назойливого спутника. Отстань от меня! Нашел жертву. Мучай другого.

Жарко. Я сбавил скорость. С головы за шиворот потекла струйка растаявшего снега. Не везёт.

Представляю, что скажет папа, когда узнает про меня, но как ему объяснишь мелочи, из которых складывается жизнь, представление о человеке и, в конце концов, твоё мышление? Сима. Какой он друг? Этот образ ассоциируется у меня с самим собой. Это я. Такая прочная связь.

Я крутил педали и думал.

Кто хотел научить меня плавать? Сима. Я пропускал занятия физкультуры, потому что они проходили в глубоководном бассейне. Физрук на меня обиделся, доложил директору школы, и меня решили исключить — прекрасный повод избавиться от дегенерата, который портит картину выпускного класса. Сима решил научить меня плавать. Я должен был сдать норматив! Теперь, после четырех провалов в пединститут, я смотрю в прошлое с легкой улыбкой. Тогда мы не учли один факт. Точнее два: моё упрямство и девушек в купальниках. Я решил учиться плавать без доски. Зачем? У меня сильная мускулатура плеч. Я же прогуливаю занятия и занимаюсь в спортзале. Тренированные мышцы меня спасут. Сима возражать не стал — знал — пустая трата времени. Посоветовал от чистого сердца: в случае усталости — подержись за буйки, они не тонут. Мы мирно плавали две минуты. Я профессионально держался на воде. Потом к Симе подплыли девушки, окружили полового гиганта стайкой и они стали весело общаться. Я терпеливо ждал некоторое время, но, вспомнив про предстоящий норматив, решил поплавать сам. У меня получилось их оплыть. Я обрадовался! Я научился плавать. До бортика далеко, а силы почему-то иссякли, доплыть до буйков соблазнительно близко. Рывок. Силы на исходе. Я протягиваю руку. Вторую. У меня крепкая хватка! Жаль, что буйки стали тонуть. Однако я не испугался. Я спокойно ушел под воду, хладнокровно разжал кулаки, выпуская канат с буйками, и стал падать в низ, то есть тонуть, как могло показаться со стороны. На самом деле, меня подвели книги. Я где-то читал: когда тонешь, надо успокоиться, достичь дна и сильно оттолкнуться ногами и ты снова на поверхности. Я не учел одно — восьмиметровую глубину. Стенка ползла перед глазами вверх, отмеряя метры синими цифрами, и я, вдруг, засомневался, а какой должен быть толчок, чтобы всплыть из-под такой толщи воды? Хватит ли у меня сил? Я посмотрел под ноги и увидел на дне большое количество пластиковых очков. Странно, что за ними никто не ныряет. Если бы я утопил очки, папа обязательно высказался, поэтому поводу. И вот только тогда, мне стало страшно. И меня спасли накаченные плечи. А может жажда к жизни. И, однозначно, Сима, который увидел извержение брызг в полутора метрах от себя. Потом мы сидели на бордюре. Я громко дышал. К нам подошли наш физрук и местный тренер.

— Вы больше в воду не спускайтесь, — сказал последний.

— Почему? — заупрямился я.

— Потому что норматив сдан, — сказал физрук, и я благополучно закончил школу.

Мой папа всегда говорил, что по Симе плачет тюрьма. Думаю, в ней оказался бы непременно я, не придерживай меня за руку папин «любимчик». Сима подсказал мне, что провокацию к драке, можно избежать, применяя зачатки дипломатии, то есть глупой болтовни. Иногда помогало, а если нет, то Сима всегда оставался до последнего, и даже уже когда лежал, всё равно пытался кого-то пнуть. Я такой же. Руслан — нет, зато умеет петь на гитаре, смотрит с прищуром, будто знает твою тайну, и девушки на него западают, желая трагической любви.

Кстати о девушках. Из торта у меня на день рождения никто не вылезал, а просто две русалки заплыли на скромную вечеринку, и, праздник удался, а Сима потом долго гасил улыбку в уголках рта, не признаваясь и отнекиваясь.

Вот и цель. Я остановил велосипед и, опуская ногу на землю, ударился пахом о раму. Задохнулся от боли, справился с оранжевыми кругами в глазах, и посмотрел вниз. Скала покато стелилась, образуя естественную ровную площадку, на которой умер инвалидом недостроенный завод. Балки растопыренными пальцами царапали свинцовое небо. Первая нервная дрожь. Сквозь темные проемы окон меня изучало неизвестное зло. Я снова самопроизвольно поежился. Кому могла понадобиться такая жуть?

Я изучал подступы. С центральной автомагистрали на завод сворачивало две дороги. Одна центральная судя по укатке грунта. Другая дорога боковая, почти невидимая и скрытая под мокрым снегом. Удобная позиция будет на территории, в одном из окон. Но тогда можно оказаться в центре событий, а я лишь собирался немного пострелять из-под тишка, и, сделав дело, уползти к велосипеду. Вот этот валун, в метрах тридцати, подойдет в самый раз: у него и воронка имеется и обзор не плохой — видно и завод, и две дороги, и основную магистраль. А вот велик, стоит подальше оттащить — красный, слишком приметный. Я быстро управился. Не получилось лишь красиво отодрать скотч, который держал пакет, краска на раме отошла, и на красном перламутре стали видны темные пятна. Санек мне такого не простит. Тевтон осторожно высунулся из пакета и огляделся. Я спрятал его глубже, приговаривая:

— Успеешь насмотреться.

— Сегодня я поговорю? — спросил Тевтон.

— Наговоришься, как никогда. Спи.

— Сплю.

— А я посторожу.

Я занял место под валуном. Сел. «Хорошее» место оказалось помойкой. Неглубокая воронка пестрела этикетками бутылок и банок. Через какое-то время я почувствовал запах.

Не везет.

Я поднял воротник кожаной куртки. Холодно. Проклятый ветер и снег — умру раньше времени. Почему я всегда хожу без шапки? Ведь и папа советовал обзавестись хотя бы «петушком». Заболею. Если выживу, то всегда в холод буду одевать шапку.

— Правда, Тевтон?

Автомат не ответил. Точно. Он ведь спал. Мне стало одиноко. От жалости к себе навернулись слезы на глазах. Ветер сразу напомнил о своем присутствии. Как истинный друг-злодей, выждал театральную секунду, интригуя меня неизвестностью, а потом резко обдал холодным порывом, прогоняя остатки тепла из потаенных щелей. Интересно, долго ждать? А ночь скоро закончится? Я подтянул согнутые ноги и уперся головой в колени. Никогда не любил ждать. Удивительное чувство, напоминает любовь. Так же замирает и бьётся сердце. Те же муки, боль и неожиданный результат — пространственное спокойствие. Я посмотрел на недостроенное здание и поспешил спрятать лицо, вернуться в исходное положение. Быстро доехал. Сам не ожидал. Наверное, после разговора с другом появились силы, а может, решил доказать себе, что умею ездить на велосипеде. В результате: лишние полночи в помойной яме.

— А что, Тевтон, не уехать ли мне домой? Попить травяного чайку, почитать Белинского. Как тебе такая мысль?

Тевтон промолчал. Я усмехнулся. Не хватало сойти с ума. Не вовремя. Слишком много планов на утро. Я посмотрел на небо. Луна тускло светила сквозь пелену снежных облаков, нагоняя страх. Затряслись колени. И первый раз в жизни застучали челюсти. Что со мной? Остаток ночи я боролся с собой, отгонял сон и пытался больше не разговаривать с автоматом. Последнее желание, получалось не всегда.

Очнулся я оттого, что ползаю. С удивлением посмотрел сквозь прицел на дорогу и окончательно пришел в себя. Интересно, сколько времени назад я стал искать новую позицию? И самое главное: меня никто не видел? Я поспешил спрятать автомат. Не нашел пакет, растягнул куртку, спрятал оружие на груди. А где велосипед? Мысль обожгла. Где велосипед?.. Ах, как некстати потерялся велосипед. Как расстроится Санек! И действительно; не успел я привстать на коленки и оглядеться, как первое, что бросилось в глаза — вереница джипов на дороге. Машины быстро приближались к заводу. Вот оно! Я упал и пополз. Остановился. С открытой площадки вернулся под валун. А где синяя «Нива»? Среди серебристых и черных иномарок нашего «вездехода» не было. Как же так? Я что-то опять напутал и сам себя наказал ночным дежурством? Мысль ошеломила. Потерял велосипед, напутал со «стрелкой», упустил «Ниву», не отомстил за Симу — такого провала у меня давно не случалось. Что я здесь делаю? Дыхание участилось. Изо рта повалил пар. Наклонил голову к земле, стараясь, срастись с поверхностью. Наблюдал. Людей из машин вышло много. Питерские бизнесмены жались друг к другу, изредка переговаривались и нервно смеялись. На вид дюжие парни. Одеты из одного магазина: в длинные кожаные плащи, черные брюки или джинсы, под такой же тон обувь. Наши парни смотрелись на их фоне деревенскими олухами, впрочем, что так и было, и вели себя наиграно величаво. Поразил меня выделяющийся из общей массы бандитов крепыш в голубой куртке и в кепке с ушами спаниеля. Странно не то, что фигура показалась мне знакомой, меня удивила длинная толстая палка, которую он с легкостью закинул на плечо. Что это такое? Зачем ему палка? Я так увлекся разглядыванием постороннего объекта, что пропустил начало. А может, его просто не было. Раздалась серия хлопков, и один питерцев вдруг остался лежать на земле, а оставшиеся «купцы» резво побежали к развалинам завода, отстреливаясь на ходу из коротких одинаковых автоматов. Что тут началось! Тишина лопнула, прорываясь шумом голосов и частыми выстрелами. Крепыш в голубой куртки проворно снял с плеча палку и открыл ураганный огонь, стреляя почему-то не в питерцев, а по окнам здания. Пули свистнули рядом, выбивая фонтанчики каменной крошки из валуна. У меня самопроизвольно расширились глаза и, в штанах неожиданно стало теплее, чем обычно, но не надолго. Когда я осмелился снова поднять голову и посмотреть на разборку, то увидел затяжную перестрелку. При чем «наши» парни, проворно ползали по земле, ища убежище. А многие черными кулями лежали неподвижно в лужах собственной крови.

«Меня ранили!» — пронеслась мысль, когда я вспомнил про странное тепло в паху. — «Ранили!»

Пулеметчик стрелял короткими очередями, найдя себе прикрытие среди бетонных колец канализационной трубы. Ему дружно вторили пистолетные выстрелы. Куда кто стрелял — не разобрать. Не видел я питерцев. Кто-то отчаянно матерился, пытаясь, навести порядок. Он так и кричал иногда:

— Порядок! Порядок! — перекрикивая звуки войны.

Ухнула граната. И пулемет замолчал.

— Штурм!

— Вперед!

— Ой, мама.

— Снайпер!!

Стрельба на миг затихла. Я высунулся и увидел, что кулей прибавилось, а по шоссе мчатся ещё машины. Среди них синяя «Нива». Она свернула на второстепенную дорогу и понеслась к заводу.

А вот и моя война.

Чудо, но я встал. Наверное, рана в пах пустяковая, раз я сумел бежать перебежками, сливаясь с землей. План возник сразу. Я остановился перед пригорком. Быстро растягнул куртку. Прислушался. Шум выстрелов медленно затихал. Сейчас для меня существовал только один звук — рев приближающейся машины. Пора! Я вбежал на пригорок и остановился. Тевтон в опущенной руке колебался мелкой дрожью, наливаясь тяжестью. Взвизгнули тормоза «Нивы» и я, прежде чем открыл огонь, увидел растерянное лицо водителя и испуганный наивный взгляд пассажира на переднем сиденье. После первых же выстрелов лобовое стекло разлетелось в дребезги. Машина странно вильнула и юзом пошла мимо меня, подставляя бок, а потом и зад. Я отрешенно дострелял первую обойму, с трудом справился с заменой второй, а проклятая «Нива» не хотела взрываться и продолжала дразниться неясными тенями, мечущимися в салоне. Я машинально упер автомат в бок и быстро дострелял вторую обойму, пока машина не зачадила, и тени в ней не успокоились. Безумство закончилось.

Звук медленно стал возвращаться, нарастая и рвя перепонки. Рядом дыхнуло огнем. Я огляделся. В меня стреляли, ко мне бежали и, одна из машин с подкреплением свернула в мою сторону. Удивительно. Такое в мои планы не входило. Я побежал. Ничего. Скоро на шум выстрелов приедет милиция. Они меня не тронут. Меня же нет в картотеке бандитов. Я сдам парням в касках и в масках автомат и честно расскажу правду о том, как погиб мой друг Сима. Может, стану национальным героем. Общественность возмутится и мне вместо пожизненного срока, дадут полгода условно.

Странно, но почему-то меня решили убить и даже те, кто просто услышал выстрелы и решил вовремя обернуться. Ну, и что же вам не понравилось в моей фигуре? Я всего лишь пострелял у вас в тылу. Подумаешь! И нечего сосредотачивать на мне огонь. Лучше занимайтесь, как и прежде снайпером.

Далеко уйти не удалось. Я упал и пополз к ближнему камню.

Как я хотел? Незаметно пострелять и быстро скрыться? Неудачник! Надо было предвидеть очевидное. Я внезапно осознал, что вою и неподвижно лежу, не в силах пошевелиться. Снег вокруг лица мгновенно таял, не в силах справиться с моим жаром. «Герой!» — подумал я о себе и заплакал от обиды. Руки одеревенели. Я кое-как вскинул над камнем автомат и быстро дострелял очередную обойму.

Чего я хотел? «Моя война!» Так мне и надо. Я перевернулся на спину, положил Тевтона рядом с телом и принялся ватными пальцами набивать обоймы. Парни, жаждущие моей крови, радостно закричали поблизости. Ненадолго. Они же не знали, что вместе с автоматом я купил полведра патронов. А когда узнали, то их возмущению не было предела. Секунд десять я чувствовал себя хозяином положения. Детская наивность придала мне сил, и я снова пополз. До следующего камня.

Звуки стрельбы колебались. Они то раздавались рядом, то откатывались в разные стороны, накрывая кого-то другого. В такие моменты я ликовал и старательно полз, мало заботясь о направлении. В какой-то миг Тевтон перестал быть другом и превратился в простую палку. Я отщелкивал обойму, с непониманием разглядывал патроны. Дергал затвор. Дышал на рукоятку. Молился на дуло. Тщетно. Тевтон ушел в себя, не желая разговаривать и петь мрачные немецкие песни. Всё — наш договор закончился.

— А как же наша дружба? — хотелось кричать мне, но получалось только одно, — сволочь. Сволочь! Сволочь!!

В меня долго никто не стрелял, и мне показалось, что я уполз. Я прислушался. Точно, нет той интенсивности боя, того накала, что присутствовал в первые минуты. Даже пулемет стрелял как-то вяло, постепенно пропадая и сходя на нет.

— Уползли, — сказал я Тевтону очевидную версию и приподнял голову, чтобы лучше осмотреться. Глаза сами собой расширились. Оказывается, я максимально близко подполз к развалинам комбината. Никогда не был следопытом, но всегда до этого полагался на «шишку-компас» в голове и точно выходил из леса на дорогу. Не в этот раз. Может леса не хватало, может меня, сбили камни или другие факторы — не успел разобраться, потому что в двух метрах от лежбища стоял лысый крепыш со злобным лицом и неестественно вывернутой рукой с пистолетом. Сквозь прицел он разглядывал меня. Я кивнул, как старому знакомому и попытался спрятаться обратно за камень. Может, обойдется? Парень отрицательно качнул головой и сделал вперед полшага.

— Не уползли, — сказал он и насупился, переваривая в пустой голове важную информацию. Рука с пистолетом дрогнула. — А где же второй? — Парень испугался. — Слышишь?! — Крикнул он, заглушая ветер, в сопки. — Я сейчас пристрелю твоего дружка! — закричал он, неизвестно к кому обращаясь. Я машинально посмотрел в сторону, потом в другую и резко обернулся, привлеченный тихим спокойным голосом:

— Не успеешь.

«Адидас» успел я прочитать на черной куртке лысого парня и посмотрел в чужое испуганное лицо. Оно оставалось таким секунду. Затем разорвалось мелкой кровяной кашей. Тело неизвестного бойца грузно упало. Я зажмурился, чувствуя, как горячее суфле чужих мозгов стекает по лицу.

— Не успел, — сказал спокойный мужской голос и снова прогремел выстрел. Я дернулся всем телом. Мочевой пузырь болезненно сжался. Так вот откуда «ранение»! Глаза машинально открылись и я сел на камень, пытаясь унять сильный озноб, бьющий тело. Значит я не рыцарь? И ничего во мне от сильной личности нет? А как же мечты? Я же верил…

Снайпер, а с этим сутулым мужчиной неопределенных лет, в смешной овчинной безрукавке и синей вязаной шапочке (наверное, подарок от бабушки) я иной образ увязать не мог, смотрел сквозь огромный прицел в противоположную сторону от меня.

— Уйдет. Точно уйдет. Не догонит. — Последние слова мужчина сказал, обращаясь ко мне, чуть повернув голову, и, кося глазом. — Ну, чего ты? Орбит будешь? — Пачка ловко кинута, но я никогда не умел ловко ловить. Я вообще не герой. Мужчина, которому было далеко за сорок лет, обиделся, видя валяющуюся в грязи голубую пачку жвачки.

— Это же «Орбит»! Настоящая мята. Пожуй. Станет легче. — И он опять склонился к снайперскому прицелу, теряя ко мне интерес. Я прислонил автомат к камню (кругом лежали одни трупы и, воевать можно было только с самим собой) и кое-как поднял злополучную пачку. Третья подушечка чудом не упала из ладони. Задержалась на краешке. Я попробовал поймать её губами и вздохнул, видя замедленное падение. Не мучаясь более, засунул пачку в рот и выдавил капсулы на сухой язык. Мята помогла.

— Всё. Ушел. — Старик опустил винтовку. Повернулся ко мне. Колючий взгляд не предвещал ничего хорошего. — Странная у тебя тактика, — сказал он. Я вскинул голову. Может, я удивился, по крайне мере так он истолковал мою мимику.

— Не скрою: твоё ползанье ночью меня забавило и не давало уснуть до самого утра.

— Так значит, там кто-то был, — хрипло сказал я. Снайпер не понял. Нахмурился.

— Где «там»?

— В развалинах. Я чувствовал.

Старик вспыхнул.

— Неправда. Ты не мог меня чувствовать. Я маскировался. Меня никто никогда не чувствует! Понял?!

— Понял.

— Я мог убить тебя в любую секунду. Тебе повезло, что «мобильник» здесь не ловит — слишком далеко от города. Я не знал кто ты! И не мог позвонить хозяину.

— Зачем?

— А вдруг тебя прислали в последнею очередь? Ты ведь на самом деле, потом пригодился. Никто не знал, что они притащат пулемет.

Увидев, спускающегося с пригорка, злобного парня с помповым ружьём на изготовку, мне сделалось страшно и захотелось уйти. Снайпер проследил мой взгляд. Резко обернулся и расслабился.

— Свои, — сказал он.

Для кого-то и «свои». Я усиленно заживал «Орбит». Черный плащ развивался при каждом быстром шаге. Боец стремительно надвигался, подобный вековому торнадо, знающему своё мертвое дело.

— Что за малец? Кого поймал? Давай, в расход его и идем к хозяину.

— Это он.

— Правда? — мужчина остановился и почесал помповиком голову. Смотрел он на меня с удивлением и, слов у него больше не находилось.

— Ладно. Кончай его. И пойдем к хозяину.

Снайпер не торопился. Спросил:

— Ты их поймал?

— Ушли. Пулеметчика не смог достать — прикрывался своим боссом, как щитом. Нечестно! Зато я достал «смотрящего»! И до погони тоже один раз попал.

— И я достал, — сказал снайпер. «Весельчак» пожал плечом, принимая очевидное:

— Дело сделано.

— Почти. — В голосе прозвучала сомнительная ирония. Я бы тоже взорвался эмоциями под таким скептическим взглядом.

— Я всегда заканчиваю то, что начинаю! Днем раньше, днем позже! Какая разница? Хочешь, я опущу мальца? — Затвор помпового дробовика лязгнул. — Хочешь?!

— Успеем. Идем к хозяину.

Я решил остаться. Нет ничего прекраснее отдыха. Какое чудесное сырое утро.

— Ты с нами, — сказал снайпер, а его друг, проявив сноровку, быстро подобрал Тевтона и, как бы невзначай, стукнул меня рукояткой по плечу. Стало обидно: немецкий друг снова подвел и предал, принимая чужую сторону. А как я его ласкал! Сколько с ним разговаривал!

— Классная пукалка! Стреляет?!

— Нет, — сказал я. Тевтон в чужих руках коротко пролаял, выпуская из себя пули в хмурое небо без облаков.

— Обманываешь, — укоризненно сказал боец. — Нехорошо. Мы же к тебе с открытой душой… — И снова удар автоматом. — Вставай.

Не в силах ничего сказать, я отрицательно закачал головой.

— Не хочешь? — удивился друг снайпера. — Так я заставлю!

— Не заставляй, — сказал старик и, предвидя возможный вопрос, добавил, — никуда он не денется.

Откуда он знал? Лично мне хотелось обратного от его вывода. Найти бы велосипед! «Кожаный плащ» растянул губы в волчьей улыбке и, сплюнув, зашагал к недостроенному заводу, не оборачиваясь

— Не беги, — сказал снайпер, проходя мимо меня.

Я заплакал. Проклятые слезы лились без остановки, и мне очень хотелось сейчас оказаться дома. Хорошо бы вернуть время назад: оказаться на заводе, просыпаться в половине пятого, считать дни до зарплаты. Если тогда было плохо, то сейчас что? Я даже не смог найти подходящего слова и просто продолжал растирать слезы по лицу до тех пор, пока не увидел в метре от себя пистолет, зажатый в руке трупа с неузнаваемым теперь лицом. Через секунду я уже искал место на себе, желая, чтобы оружие и легко вынималось и в то же время находилось под рукой. Я успокоился. А когда укромное место нашлось, перестал и плакать, чувствуя прилив сил — не автомат, но уж точно не предатель — звездочка на рукоятки, наш пистолетик, я такие в кино про войну видел.

Скрестил руки на груди. Улыбнулся. Посмотрел на небо, желая увидеть облака — тщетно. Перевел свой взгляд на завод и вовремя: снайпер вышел из темной дыры входа и коротко свистнул. «Не мне, конечно», — решил я, но на всякий случай пристально посмотрел на сутулую фигуру. Старик властно махнул рукой, приглашая.

И я пошел.

* * *

Фигура в черной одежде неумолимо надвигалась. Я чувствовал свою кончину. Смерть пахла дешевым банным мылом. Я уже отчетливо видел зловещую надпись «Адидас» на засаленном спортивном костюме и многообещающею улыбку. Прежде, чем лицо разлетелось миллионом осколков, рот исказился и требовательно, протяжно зазвонил.

Я проснулся. Покосил глазами, рассматривая потолок, скомканное полотенце на полу, аккуратно сложенные вещи на стуле и окончательно пришел в себя.

Звонить в дверь не переставали. Ясное дело — это была милиция. Я её ждал, но не так скоро. В книжках всегда пишут, что сложное дело раскрывается в течение трех дней. Я рассчитывал, что на меня выйдут через двое суток. Посмотрел на часы. Хмыкнул. Оказывается кому-то достаточно и шести часов. Что ж. Дело и в правду не сложное.

Я поднялся с кровати уже одетый и готовый.

Звонок разрывался противной трелью. Замер в прихожей, раздираемый вопросом: «Одеться или нет?» Решил, что не стоит. Открыл дверь… На пороге стоял Коростылев. Кажется, он уснул, привалившись к косяку, но это не мешало ему продолжать звонить. Я помог ему ввалиться в прихожую квартиры и кое-как дотащил до кухни. Бывший одноклассник сел на стул и посмотрел на меня мутным взглядом. Зрачок фокусировался. Шли долгие секунды, наконец, Сергей сказал:

— Мне некуда идти. Твоя хата непаленая. Здесь меня никто искать не станет.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — начал говорить я, но был перебит чужими, скорыми репликами. Я почти ничего не понимал. Какие-то обрывки скороговорок.

— Надо умыться… я его дотащил до больницы…патроны быстро закончились… мясорубка… нас просто истребили и всё. У тебя есть горячая вода?

— Есть.

— Я умоюсь. Представляешь, он умер у меня на руках. Я его притащил мертвым. Его не смогли откачать! Почему у нас такая плохая медицина?! Кто мне ответит?! Кто-то мне ответит!!

Я посмотрел на Коростылева, и страшная догадка парализовала мою речь. Несколько секунд глотал воздух и, наверное, выглядел очень глупо, потому что Сергей посмотрел на меня и сокрушенно замотал головой. Может, и выглядел я, как пойманная зверюшка в стоп-кадре, но в голове моей творился настоящий компьютерный хаос мыслей, которые отметались, скрещивались с какими-то образами и выходили в выводы. Голубая куртка. Знакомая фигура. Пулеметчик. Закончились патроны. Мясорубка. Адидас. Нет, не то — последнее из другого раздела. Сергей проследил мой взгляд и согласно кивнул, говоря:

— Ты прав. Надо сжечь куртку. На ней моей крови не много, не бойся. Давай разведем костер?

— В квартире?

— А что? Ванная комната как раз подойдет.

— Нет. Слишком опасно.

— Чего бояться?! Я знал к кому идти!! Ты всего лишь ларечник, таким и оставайся. Зачем ментам убивать курицу, которая несет золотые яйца? Тебя никогда не загребут. — Сергей говорил. Больше с самим собой. И раздевался. Голым прошел в ванную (я едва успел посторониться и дать проход). Вода зашумела. Сергей запел. Невнятное бормотанье вывело меня из оцепенения, и я принялся собирать разбросанную одежду. Засохшая от крови она напоминала половые тряпки.

Боже мой. А ведь мы стреляли друг в друга. Я так точно старался попасть в пулеметчика. Отчетливо вспоминаю такие навязчивые мысли.

Сгреб одежду в пакеты. Нашел в шкафах свою чистую одежду и присел на стул в ожидании. Когда я успел включить чайник? Когда?

Усиленно стал тереть виски. За этим занятием меня и застал Коростылев. Он вытирал голову грязным полотенцем и старался улыбаться. Получался недобрый оскал. Такие улыбки я за последнее время навидался до сыта.

— Одежда.

— Да? Спасибо. Будем жечь старую?

— Просто выкинем.

— Ладно. Поесть есть?

— Не знаю, — нерешительно ответил я. В старом холодильнике нашлась банка китайской тушенки. Никогда ничего вкуснее не ел. Коростылев кажется тоже. Хотя из мяса в тушенке было только желе.

— Рассказывай. — Я разливал травяной чай. Сергей замялся, отвел в сторону взгляд.

— А нечего, — сказал он.

— Весь в крови и нечего?

— Так. Ерунда. Попросили закурить.

— А при чем здесь «мясорубка» и «кончились патроны»?

— Слушай меня больше! У меня такая работа — ездить по ушам! Взболтнул лишнего.

— Ладно.

Коростылев обиделся. Явно не ожидал, что я так быстро сдамся.

— Как это «ладно»? Город остался без смотрящего, а тебе «ладно»?!

— Ты же сам ничего не хочешь рассказывать.

— А что рассказывать?! Была стрела. Питерцы нас заманили и всех перестреляли. Скоро услышишь! Думаю, даже по центральному вещанию что-нибудь скажут. Посмотришь.

— Вряд ли. Может только вскользь. Кого удивишь сейчас стрельбой? Время такое. Время разборок и ларьков.

— Хорошо сказал. В самую точку. — Сергей покрутил головой. Сделал перед носом пару взмахов. Успокоился. — Если бы не снайпер и не чертов автоматчик в тылу, то мы бы им показали! Коварно поступили. Видимо у них есть тактик. Или аналитик. Я всегда говорил, что должен быть штаб, где мыслят аналитики. Ради их работы никаких денег не жалко. А так махать автоматом любой дурак сможет.

— Что?

— Так. Мысли в слух. — Коростылев улыбнулся. — Тебя бы в такую жизнь. Знаешь сколько адреналина? Это не в ларьке торговать.

— Догадываюсь.

— Ещё раз предлагаю место аналитика.

Я промолчал. Сергей вздохнул. Сделал маленький глоток травяной настойки.

— Ты не представляешь, какие тебя ожидают перспективы.

— Я подумаю.

— Дай знать, когда примешь решение. Спасибо за одежду. И вообще… Я в тебе не ошибся. Классный ты парень, Вася. Проси чего хочешь. Хоть луну с неба. Всё достану.

— Зачем луну? Я же не девушка. Достань мне спортивный велосипед. К вечеру.

Коростылев подавился травяным чаем. Старательно вытер капли со стола ладошкой.

— Зачем тебе велосипед? Ты же ездить не умеешь. Хочешь машину?

— На ней я тоже ездить не умею.

— Ну и что. Будет стоять под окном. Это же, как дополнительный бонус в игре — прибавка статуса. А?

— Велосипед.

— Ладно. — Сергей потерял ко мне интерес. Он устал. Попробовал проделать замысловатые хуки правой — вышло, как в замедленной съёмке.

— Я посплю у тебя? Слишком много впечатлений за сутки.

— Ладно. Я уйду на работу. Если меня не дождешься, прикрой за собой дверь до щелчка замка. В прошлый раз у тебя ничего не получилось.

— А что у тебя воровать? Да и потом, пускай кто-нибудь попробует — это же новая тема для меня. Мне нравится идея!

— Мне — нет. Я заберу пакеты.

— А вот пакеты оставь. — Коростылев недобро улыбнулся. — Зачем тебе их забирать? И лучше бы тебе никуда не уходить: на улице холодно, дождь со снегом.

— Руслану не понравится моё отсутствие.

— Ничего. Сегодня справится и один.

— Хорошо, — сказал я. Коростылев удивился. — Я тоже устал и пойду спать.

Мы разбрелись по комнатам. Я заснул сразу же, стоило голове уткнуться в подушку. Проснулся от настойчивого звонка в дверь. Сел в кровати. Посмотрел на часы — ночь. Голова ужасно болела от пересыпанья. Так трезвонить в такое время суток могли только одни люди. Что ж. Задержались. Могли прийти и пораньше.

Проходя мимо спальни родителей, мельком успел заметить, что Коростылева и в помине нет: кровать аккуратно застелена, возле серванта поблескивает новый синий велосипед. Черт. Надо было сказать про цвет.

— Иду! — крикнул я в дверь и открыл замок. Звонок оборвался на полноте. На пороге стоял хмурый Саня.

— Где мой велик? — спросил он вместо приветствия.

— Там. — Я неопределенно махнул за плечо. Санек немного успокоился. И руки его перестали дрожать, когда он снимал ботинки.

— Будешь чай?

— Конечно, — обрадовано сказал студент.

— Из еды один сахар.

— Хорошая новость за весь день!

Я жестом пригласил пройти на кухню. Включил чайник, машинально трогая пластмассовый корпус — теплый. Кажется, от моего хмурого вида Санёк впал в оцепенение. Он долго шаркал ногами, прочищал горло, рассматривал интерьер кухни, прежде чем задал вопрос, который его беспокоил:

— Ничего не сломал?

— Нет.

— Это хорошо. — Санек расслабился. В травяной чай он положил семь ложек сахара. Я продолжал стоять возле плиты, напротив друга. Разговор не клеился.

— Отличный чай! Когда будешь заваривать новый?

— Самое время. — Я повернулся к полкам. Посмотрел на жестяные банки.

— Как бизнес?

— Что ему будет?

— Слышал по радио, что скоро в ларьках запретят спиртным торговать.

— Бред. — Такого я себе представить не мог — это же выручка упадет раз в двести. Обязательно кого-нибудь убьют, и глобальный проект не осуществиться.

— А ещё слышал, что когда-нибудь ларьки со всем уберут. Кругом будут одни магазины. Представляешь, выйдешь из дома, и не будешь знать куда идти, чтобы купить кефира или яблок.

— Или дешевой водки. Полный бред. Сам подумай.

— Вот-вот. Полностью разделяю твоё мнение. Возьмешь меня к себе ночником? Летом жениться буду. Надо денег подзаработать.

— На ком? На Анне что ли?

— Зачем на ней? Совсем не обязательно. У меня девушка есть. Правда она живет в другом городе и разделяет нас три тысячи километров, но мы регулярно созваниваемся и пишем друг другу письма. Всё решено.

— Не знал.

— Да я говорил тебе. Рассказывал про лето. Ни раз.

— Не помню.

— Ну, что? Возьмешь?

— Надо подумать.

— Думай скорее. У меня из-за тебя жизнь рушится. Как я стану жениться на студенческую стипендию?

— А родители?

— Они ничего не знают. Это будет сюрприз. Возьмешь?

— Мне нужно время.

— Чего тут думать! Я же не в партнеры прошусь. Ты не представляешь, как мне надоела нищета. Мне нужны деньги. Много денег!

— Всем нужны деньги. А много денег ты «ночником» не заработаешь.

— Так бы и сказал сразу, что нет вакансий, что тебе нужно кого-то увольнять.

— Оставим этот разговор на потом. Может в скором будущем у меня будет другой «бизнес».

Санек не расслышал моего сарказма и взволновано спросил:

— Какой?

— Обещаю: ты узнаешь первым.

— Здорово! Я заинтригован. Ладно. Я собственно за великом пришел. Знаешь, никак не мог уснуть — ворочался, ворочался. Думаю, ты всё равно не спишь, вот и зашел.

— Молодец.

Мне не хотелось идти к велосипеду, но желание выпроводить Санька до приезда опергруппы, настолько сильно меня переполняло, что я победил в себе страх и мы зашли в спальню родителей.

— Не понял! — закричал друг и забегал вокруг велосипеда, когда я включил свет. Я зажмурился, ожидая поток брани.

— Что это? — Санек таращил глаза и тыкал пальцем.

— Велосипед.

— Это не мой!

— Твой. Цвет не много изменился. — Я осекся. Конструкция велосипеда претерпела существенные изменения — это видел даже я. — Не нравится?

— «Не нравится?» Издеваешься? Это же горный велосипед! Новый. Стоит сумасшедшие деньги. Это мне подарок?

Я молча кивнул. Санек обнял меня и похлопал по спине.

— Никому не говори, что я это сделал, — сказал он, отстранившись, — порыв радости и никакой любви! — Санек поднял указательный палец. — Ты действительно разбогател. — Он потряс головой. — Не думал, что ты задумал провернуть операцию с велосипедами, чтобы меня разыграть. Порадовал. Не ожидал. Спасибо.

— Пожалуйста, — сказал я, когда закрывал за другом дверь. Интересно, у кого Коростылев украл велосипед?

Я заварил новую заварку и присел на стул, ожидая, когда вскипит вода. Старый чайник «Мулинекс» надрывно шумел, успешно справляясь со своими обязанностями. Вот вода закипела, заклокотала большими пузырьками, и я не смог сдержать улыбку радости, предвкушая прелести позднего чая. Со щелчком отключения кнопки снова раздался звонок в дверь. Я насупился и решил не открывать. Милиция, как всегда не вовремя — приходит, когда её не ждешь. В дверь позвонили настойчивее, затем застучали, излишне громко, применяя силу ног. Зря. Не хотелось бы портить мнение соседей. Оно ведь складывалось не один день, и даже визиты Симы не смогли сокрушить целомудренные устои людей по площадке.

Всё ли я приготовил? Главное не забыть взять туалетную бумагу, заварку и книжку внушительных размеров.

— Иду, иду я.

Щелкнул замок. Дверь открылась, и я увидел свирепое лицо Руслана. Как я мог забыть о нем?

— Молодец, что пришел.

— «Молодец»? — Кажется, парень рассвирепел, входя в прихожую и, сняв ботинки, направился сразу на кухню. Конечно, к чайнику. «Мулинекс» тревожно щелкнул, когда его включили повторно для кипячения. Такого обращения он не любил.

— Хочешь чаю?

— Представь себе — хочу. — На стол упал рулет в цветной упаковки. Чудеса продолжались: Руслан купил рулет — нонсенс, что-то из ряда вон выходящее. — Я весь день работал, не покладая рук. А где был ты?

— Спал.

— Весь день?!

— Да, — сказал я.

— Заболел?

— Нет. То есть да. Но мне уже лучше. Я пошел на поправку.

— Хорошо. — Руслан раскрыл рулет, накромсал полено толстыми ломтями. — Я решил увеличить нам зарплату.

— К чему?

— Снова всю прибыль в дело. Работаем на завтрашний день. Тебе не кажется, что мы потеряли темп? Вспомни, как мы начинали. Да, жаркие были деньки.

— И ночи. У тебя же родился сын — можно и сбавить темп.

— Да ты что?? Как можно!! Совершенно ни к чему. Думаешь, что-то изменилось? Нет. По-прежнему: главное деньги. Я через чур требователен к тебе?

— Нет.

— Тогда не пойму, почему ты не вышел на работу?!

— Всё изменилось.

— Что именно?!

— Всё. Скоро узнаешь. Не сегодня, так завтра.

— Брось свои философские рассуждения — они ни кому не нужны. Мне — подавно. Нам сейчас главное с волны везенья не сойти. Изменения будут потом.

— Хорошо бы.

— Увидишь! Ладно. Побегу домой. Завтра начнем с восьми. Выходи на дорогу, как раньше и жди меня, чтобы не случилось. Ну, сегодня я опоздал. Что с того? Ты мне отомстил — не вышел на работу вообще. С завтрашнего дня возвращаемся к старому циклу. Лады?

— Да.

— Давай, брат. Не скучай. Нас же теперь двое осталось. Пока. Завтра не опаздывай. — Руслан откинул от себя ломоть рулета и пошел к входной двери.

— Нас и раньше было двое.

— Не начинай! — Руслан поднял палец вверх, предостерегая меня от ошибки. — Молчи. До завтра. — И он, быстро обувшись, вышел.

— До завтра, — сказал я в закрытую дверь. В неё тут же позвонили. Я открыл замок. Руслан наклонился, упираясь в косяк, и с хитринкой спросил:

— Видел Санька. Он пробежал в метре от меня и не заметил, так любовался своим велосипедом. При чем улыбался как-то странно, загадочно, что ли. Ты не знаешь, откуда у него горный велосипед? Кучу денег стоит! А?

— Не знаю, — сказал я.