Мы задержались у родственников Карху на долгие дни. Старик пропадал всё светлое время суток, и я часто слышал удары бубна в далеких домах и пастбищах. Спать он ложился рано, всегда уставший и измождённый. Карху говорила, что дедушка очень старый и всем нужен новый нойд, так как прежний может скоро уйти в камень. Её бессмысленные слова иногда меня волновали, но чаще никак не трогали, ввиду отсутствия в них логики. Куда уйти? В какой камень? Почему не в дерево? О чем она говорит? О загробной жизни? Так есть только рай и ад. Ну, и снег. Я начинал верить, что снег есть везде – и здесь, и там. Куда бы не попал.

Мы с волком бродили по местным угодьям, пугая детей и оленей. Веселились, как могли. Ловили рыбу, таская из проруби ее руками и лапами, подкидывая добычу ребятишкам и женщинам. Нам нравились чужие восторги. Нам нравилось при этом оставаться незамеченными.

Карху играла в расписные кости. Часто. И не только сама с собой, но и когда к нам приходили гости. Иногда женщины с детьми, реже мужчины. Для каждого у ведьмы находились слова, произнесённые шепотом, и пучок трав или пуха с веточками. Жизнерадостные саами радовались подаркам, как дети и прятали в укромные места. Уходили неохотно. Ведьму любили больше, чем старика.

Дикари. Дедуля хоть петь и играть умел.

Гости приходили всегда, даже когда старик и девушка спали. Они бродили вокруг вежи. Тихо стучались в шкуры, скреблись, стонали, плакали, молили впустить, не решаясь проникнуть во внутрь. Мы с волком имели чуткий сон. Всегда просыпались вовремя. Сторожа и предупреждая каждый шорох. И в эти моменты мне не раз хотелось разбудить Карху и сказать ей, что положить волка в постель, не такая уж плохая идея! Смотри женщина! Смотри! Сколько от нас пользы. Как сторожим-то, а?! На зависть всем! Но в последний момент мне становилось ее жалко. И я гладил и гладил по ее черным волосам, затыкая аккуратные ушки, когда крики незваных гостей становились громче и требовательнее. А утром, вместо слов благодарности, Карху бурчала на меня и с дикой злостью расчесывала костяным гребешком путаные длинные волосы.

Я сидел на кереже и грелся на солнце, подкармливая волка квадратиками оленины. Зверь ловко подбрасывал их с кончика носа и глотал, не разжевывая. Игра нас забавляла. Из вежи вышла Карху и, косясь на нас, ловко стала мыть в снегу деревянные миски. Теплую одежду не одела. Вырядилась. Под шеей ожерелье, сверкающая броней краска, состоящая из множества мелких серебряных и золотых кружочков с гроздями цепочек и брелоками в виде зверюшек и птиц.

– Блестит, – одобрил я. Ведьма подобрела. Ничего такого не сказала, а настроение у девушки изменилось: распрямилась, расправила плечи, покрутилась предо мной. Зарумянилась.

– Нравится?

– Наверное, – и поспешно добавил:

– Да! Конечно, нравится.

– Это ожерелье собирали моя бабушка, мать и я. Долгие годы мы меняли олово и железо на серебро и золото. Это очень ценная краска. Гордость моего рода.

– Понятно, – я покивал головой, и волк меня передразнил. – Куда собралась? В гости идем?

Одежду она также поменяла на цветную. Надо сказать, девушка выглядела очень хорошо: свежо, нарядно и даже умылась и, наконец-то, уложила волосы.

– В погост едут чужие. Дедушка открыл проход для глаз.

– Да? – я удивился. – Никого не слышу.

– Они будут в общине, когда солнце станет здесь, – девушка ткнула рукой в небо. – Мы еще успеем поесть.

– Откуда ты знаешь? У вас есть телеграф? Кто вас предупредил о чужих?

– Никто, – Карху замерла с миской в руках. – Дедушка видел их вчера. А сегодня их уже вижу и я. Я слабая, дедушка сильный. Понимаешь? Дедушка может далеко видеть. Пятьдесят верст, сто верст для него не проблема. Я не такая. Я слабая. Мне надо много пройти испытаний и встать наконец-то на путь, – Карху расстроилась и шмыгнула носом. – Дедушка и тебя видел, когда ты на озере играл с водой.

– На каком озере? – удивленно протянул я, но так как меня волновала больше другая мысль, поторопился спросить, – и среди этих чужих будет твой жених?

– Жених? Зачем мне жених? – она даже перестала плакать. – Зачем гейду жених? Гейду мать нойда или нойд. Гейду не выходят замуж. Ты не знаешь истины и как устроена природа?

– Думаешь, чтобы стать матерью, жених не нужен? – мысль меня очень волновала и тревожила. Я нетерпеливо застучал варежкой о деревянный борт саней.

Девушка странно посмотрела на меня.

– Нет.

Я облегченно выдохнул и рассмеялся. Словно гора с плеч свалилась. Какое облегчение! Полный восторга, спросил:

– Тогда не понимаю, зачем ты так принарядилась?!

– Чтобы понравиться и стать матерью. Купцы сильные. От них всегда хорошие дети. В роду кровь одна.

Я хлопнул ладошами. Скинул шапку, сильно ударяя ей о снег. Волк испуганно отскочил от меня на пару метров. Покосился разными глазами. Зевнул на всякий случай, показывая какие у него клыки.

– Понятно. Вот зачем дедуля открыл видимость. Стучал тут бубном, пел, наводил чары, а потом плюнул и решил внучке подарок сделать.

– Не внучке. Себе.

– Хочет внука? Понимаю.

– Нет.

– Нет?! Я даже боюсь предположить…

– Хочет душу купца.

– Душу? – я опешил. – Зачем?

– Дедушка слабеет. Он питается душами. Ты разве не знал? Дедушка – поедающий шаман. Это все знают. Понимаешь? Все! Ветер! Камни. Снег. Рыбы. Все люди. Мир знает. Почему ты никогда ничего не знаешь? Душа купца хороша! Очень черна! Бездна мрака! Вкусная! Такая ни с какой не сравнится! Чтобы жить дальше, ему нужна жизнь другого человека. И он ее возьмет. Скоро.

Я покивал головой, не веря ни одному слову ведьмы. А потом решил. Наверное, ей нужен хороший врач.

Из Кандалакши.

Слово само всплыло в мозгу и удобно завертелось на языке, но я его не выплюнул, проглотил, и грозно сказал:

– Возле меня будешь стоять, когда дедушка станет жрать купцов. И чтоб ни на шаг не отходила. Поняла?

Волк заскулил. Он-то сразу понял. Спрятал морду в лапы, признавая во мне альфа-самца.

Гейду примолкла. Поджала губы. Перспектива ей не нравилась. Она долго принимала решение. Менялась в лице. Злилась. Сопела. Звенела ожерельем. Перекатывалась с носка на пятку. Трясла мисками. Кусала губы. Решилась и выпалила:

– Ты поможешь стать мне нойдом? Ты будешь моим личным сайвугадче? Всегда? Я должна стать очень сильной. Сильнее, чем дедушка. И тогда он успокоится и уйдет в камень.

– Да, кем угодно! Хоть твоей халвой! – в эту минуту я не обманывал. Мне не очень нравилась мысль, что Карху хочет детей от пришлых купцов. Что это за навязчивые мысли – использовать пришлых? Что у девушки, что у старика? Ладно, дедуле простительно. Он – своих есть не может. Родственники. Но Карху? Вон парней сколько вокруг! Выбирай любого. Волка моего кормить будет. На рыбалку станем ходить вместе. Одна польза! Я немедленно должен остановить похоть. Это же противоестественно и не нормально. Девушка медленно подошла ко мне. Скромно. Похлопала длинными ресницами. И я сразу всё забыл! Поводила пальцем у самого носа, цокая языком. Погрозила. Преданно заглянула в глаза, улыбнулась и спросила:

– А что такое халва?

Краска звякнула серебром. Солнце заиграло на монетках.

Я задумался, не зная, как объяснить северной девушке на вкус лакомство. Мы, когда турок били, и ходили по местным базарам, халвы разной попробовали. Довелось. А тут как? С чем сравнить? С брусникой?!

– Пойдем, – вздохнула она, так и не дождавшись ответа, – поможешь снять ожерелье.