– Как же мне с вами тяжело, – устало пробормотал я. – Вот скажи мне! Откуда у тебя такая уверенность?
– Уверенность в чем?
– В том, что тебя невозможно убить.
– Но я же… – опешил всадник.
– Не перебивай! Я ведь не просто так спрашиваю.
– Хорошо. Слушаю тебя.
Я хотел одобрительно хлопнуть лошадь по крутому крупу, но передумал, вспомнив, что она мертвая. Однако, мне понравилось, что я привлек внимание собеседника и снисходительно добавил, смягчая как мог голос:
– Вы меня, господа-северяне, поражаете своей наивностью, словно в вас никогда и не стреляли. Голубчики мои, за нарушение дворянского кодекса надо отвечать. Или для вас закон не писан? Дуэлей никто не отменял. И на них умирают. Умирают, сударь! – подчеркнул я фразу глубокомысленным тоном учителя. Любим мы, столичные, поучить местных провинциалов.
Всадник проехал в полном молчании недолгое время, так, что мы слушали цокот копыт, потом полный задумчивости спросил, словно не веря самому себе:
– Ты только это и понял из всего сказанного? Видишь ли, я не совсем простой северянин. Я…
– Да хоть граф! Будешь мне ровня! – не удержался я, а потом пришло озарение и суть разговора потерялась.
– Вижу! Вижу! – закричал я, потому что мир вокруг стал наполняться светом, вырисовывая предметы вокруг. Появились формы. Очертания. Зрение стало возвращаться. Всадник замер. Покачал головой:
– Но и ты не простой сайвугадче, – тихо произнес он.
Я спрятал нож. Мы двигались по дороге среди камней. Кучами и поодиночке они громоздились на унылом фоне, поглощая мрак.
– Простой, непростой! Главное – у кого веблей! Опять же – истину говорю.
– Что такое веблей?
– Револьвер, служивый! Что у тебя с памятью?!
– У меня-то с памятью всё хорошо, сайвугадче. Спасибо за ответ.
– Хватит меня так называть! А то сразу старика вспоминаю. Он тоже твердил про сайвугадче. Прямо как заклятие. Голос такой противный, ты бы слышал. «Ты мой сайвугадче!» – я передразнил, добавляя как можно больше скрипа и протяжных заунывных нот. – А теперь сам подумай, как я могу быть чьим-то? – возмущение моё не знало границ. – Он, кстати, еще и поет.
– Что за старик? – оживился служивый. – Имя? Почетный старейшина? Какое племя?
Я улыбнулся, вспоминая поющего деда, явно не в себе. У такого вряд ли могло быть племя.
– Обычный дряхлый старик, что о нем говорить? А вот внучка у него хоть куда!
– Красивая?
– О, да!
– Живая?
– Конечно, живая. Что за странный вопрос!
– Может для тебя и странно прозвучал, а я давно не видел живых женщин.
– Не мудрено! Живешь среди камней с жуткими тварями, поехал бы в Гагры или на Воды. Может и познакомился бы с кем. Меняйте дислокацию, сударь!
– У меня еще волки есть, – подумав, сказал всадник. – Они у меня как собачки.
– У меня тоже был волк! – не удержавшись, вскричал я, искренне удивляясь. – Сколько у нас общего оказывается!
– Волчонок, – пробормотал мой спутник, добродушно посмеиваясь над чем-то. – Чудной. Где тебя только старик нашел? Ладно, сам спрошу у него. Недолго осталось ждать. Скоро увидим твоего хозяина.
Я задумался над его словами и замолчал. Что значит «меня нашли»? Что значит «моего хозяина»? Что значит «ни живой, ни мертвый»? Я с тоской посмотрел на надвигающиеся на нас камни. Узкое жерло ущелья. Отвесные стены скал. Лошадь проехала вперед, и я увидел, что всадник завернут в тёмно-синий балахон. Хламиды капюшона полностью скрывали лицо в тени. Задняя правая нога у лошади без кожи и мяса. Белые мослы оплетены сухожилиями. Я запнулся о камень, больно ударившись о него ногой. Не сплю! Ушибленные пальцы жутко ныли. Втянул в себя воздух. Пыльно. От камней веяло вековой прохладой, стоило к ним потянуться рукой.
Раздвинул рваную куртку на себе и посмотрел на рану. Страшная. Куска мяса нет. Вон и ребро торчит. А не кровоточит. Осторожно закрыл. Стягивая куртку. Не болит рана. Странно. Пальцы ног болят, а жуткая рана не болит. Я ведь от нее лежать должен, не вставая, а иду и не замечаю.
Значит ли это, что где-то боль настоящая, а где-то нет? Судя по наличию ран, можно с уверенностью сказать, что чем она страшнее, тем она маловероятная. Потому что боли от нее нет. А если, предположим, сейчас разбежаться и со всей силы стукнуться головой о скалу, то какой будет эффект? А может тогда изменится сам мир? Точно. Изменится картинка. Я ходячий калейдоскоп. Меня надо как следует встряхнуть.
Я забеспокоился.
И самое страшное.
Почему я в последнее время мир принимаю двойственно? Стоит чему-то непонятному встретиться на пути сознания, как мозг тут же с готовностью делит события на два варианта восприятия. И подталкивает вперед тот, что мне удобен. Мало заботясь о правде.
А в чем она, правда? Где истинна?
Я поднял руки к лицу, закрывая рот, растирая щеки, давя крик в себе. Сильно зажмурился, желая выпасть в реальность и увидеть любую правду, лишь бы настоящую.
Лошадь впереди меня обмахнулась хвостом. В другую сторону. Мир зазеленел. Наполнился красками. Птицы запели: соловей заливался, глуша остальных. Сквозь кроны деревьев пробивалось солнце. Запахи стали другими. Летними. Я мирно покачивался в седле в такт спокойной кобыле и смотрел на тонкую фигуру Ольги. Девушка прямо держала спину, и в каждом движении чувствовался уверенный наездник. В очередной раз меня удивила.
– Ваня, – Ольга резко обернулась, и в глазах ее заблестели смешинки, – хватит пялиться на меня сзади.
– Виноват! Я на вашу кобылу!
– О, – протянула княгиня. Ее озорной взгляд из-под шлема прожег меня насквозь. – Так кобыла вам интересней, чем я?
И она звонко расхохоталась, подстегивая свою лошадь и отправляя ее в легкий галоп. Оставляя меня в легком замешательстве. Как? Ну, как она догадалась, что я на нее смотрю? Вот ведь маменька познакомила с соседями по имению. Теперь ночи не сплю. В пору стихи у братца своего младшенького воровать и уроки брать ритмики. Нет мне покоя. Еще и Прохор куда-то запропастился. И маменька подозрительно молчит, когда о дядьке своём вспоминаю и спрашиваю. Бранится! Я пришпорил кобылу и быстро понесся вперед, въезжая в тень кроны деревьев.
– Оленька! – закричал я, – постойте! Мы можем проехать наше место для пикника!
– Так меня еще никто не называл, – сказал всадник, оборачиваясь, и голова его в синем капюшоне мелко затряслась. Я очнулся. Испуганно посмотрел на мертвую лошадь и перевел дыхание. Та реальность мне больше нравилась. Но почему-то я четко знал, что она уже была и никогда не повторится. И в ней я не знал, что Прохор мертв. Ждал и искал старика. Странно. Не знал очевидного. Я и сейчас чувствовал какое-то препятствие, когда вспоминал о нем. Словно сам себе когда-то поставил заслонку и запретил думать о смерти дядьки. А сейчас, с изменившимся миром, изменился и я, впуская в себя забытые воспоминания.
– Что такое пикник?
– Пикник?
– Да. Это особое место для Оленьки?
– Отдых на природе всего лишь, – буркнул я. – С видом. Оно для всех. Для отдыха.
– Изумительно!
Я пожал плечом, не воспринимая чужое восхищение. Никогда не задумывался о подобном.
– У озера есть хорошее место. Я там иногда отдыхаю. Вид просто замечательный. Ты должен непременно принять участие в моем пикнике. Я уже придумал нам чудесное развлечение.
– И какое?
– Захватывающее! Ты будешь искать. Долго и безнадежно. Надрываться от безвыходности и кричать в отчаянии. Я буду смотреть и наслаждаться. Это будет прекрасно! Мы будем ждать старика. И всё время до его появления я подарю тебе для поиска. Смотри, какой я добрый! Тебе нравится подарок?
– Нет.
– А идея для пикника?
– Тоже нет.
– Почему?! Знаешь, что? Ты такой не компанейский! Неблагодарный!
– Что я должен искать? И где? В озере? Я буду нырять?
– А ты будешь нырять?! – оживился всадник и заторопился вперед. Кобыла заковыляла быстрее. Я побежал, охваченный общим порывом.
Что теперь-то от меня хотят?
Мы быстро преодолели ущелье и стремительно выскочили на открытое пространство. Ровное каменное плато с грудой камней у самой воды. Удручающий вид сразу нагнал на меня тоску, и захотелось развернуться в обратную сторону. От нашего порыва бурые твари, которых мой спутник назвал нхо, забеспокоились и поспешили к огромному озеру, с шумом ныряя в мутную воду. Я остановился, насторожившись от громких всплесков тяжелых тел. Мне показалось, что на поверхность всплыли несколько существ похожих на людей. Пошел к берегу поближе рассмотреть. Наездник ловко соскочил с кобылы и поспешил к обломкам камней, стоящим на возвышении, чтобы занять удобное место для обзора. Горько вскрикнул. Я обернулся, услышав, и заодно сказал ему:
– Там люди!
– Нет. Это не люди. Это то, что от них осталось. Понимаешь? Они превращаются в нхо, если души не востребованы и их не находят. Время безжалостно. А кто станет искать души? Шаманов теперь нет. Раньше приходили ко мне вереницей. Надоедали. Искали вечно кого-то, а теперь нечастые гости, редкие. Что у вас там происходит? Где шаманы?
– О чем ты?
– Это озеро душ людей, которые умерли от болезней. Моё озеро. Печальное место даже для меня. Поторопись и начинай уже искать. Не забудь громко рыдать! Смотри! Приближается твой хозяин, а у него другая цель – не поиск, раз решил связаться со мной через сайвугадче, – злое и циничное существо махнуло рукой в противоположную сторону. Я увидел, как стая волков кого-то окружила и медленно ведет к нам.
– Ищи. У тебя мало времени! Меньше разговоров.
– Кого я должен найти? Прохора?! – спросил я, снова оборачиваясь. Человек сел на камни, они стали сползаться с разных сторон, парить в воздухе, ожидая своей очереди, собираясь в массивный трон. На окантовке монолитной спинки появились строгие рисунки и руны. Засветились белым огнем, постепенно набирая силу и становясь нестерпимо болезненными для глаз. Всадник развел руки в стороны.
– Прохора? Очень интересно! Кто это? Я не знаю никакого Прохора, но, если ты считаешь, что он важнее тебя, ищи – вдруг тебе повезет. Спаси душу!
– Важнее меня Ольга. Она… Разве здесь?
– Кто знает, волчонок! Кто знает! Времени у тебя остается совсем мало. Тик-так, сайвугадче. Тик-так!
И тут я замер пораженный.
– Важнее меня… Ты сказал «важнее меня»? Я должен найти себя? Это озеро душ людей, которые умерли от болезней?!
– Конечно, себя! Конечно, озеро душ! Наконец-то ты понял меня и сможешь достойно оценить мой божественный подарок! Разве ты не хочешь соединиться с основной душой и обрести покой? Но, может ты поищешь Прохора? Или Ольгу? Может ее понесла лошадь и… Она ведь тогда упала и сломала себе шею? Правда? Хрупкую, красивую шею! Или лошадь споткнулась, и Оленька вылетела из седла и полетела в огромный валун или столетнее дерево! Шлем не спас. Нет, голова, конечно, в нем осталась, но…
– Я не хочу этого слышать!
– В самом деле? А мне казалось, ты задавал себе вопрос: жива ли твоя Оленька на самом деле? Разве мертвые люди – это не твои постоянные спутники?
– Замолчи! – я тяжело дышал. – Нельзя такими словами раскидываться. Говорить их вслух. Мир слишком жестокий. Он услышит, и всё станет правдой.
– Так оставайся здесь. Со мной и со всеми. Не надо тебе жить в жестоком мире. Живи среди болезней и смерти. Здесь хорошо. Можешь спасать души.
– Остаться со всеми? – я улыбнулся, озаренный внезапной догадкой. – Но ведь болел только я один. В этом озере нет никого, кроме меня. Остальных я не знаю. Зачем ты так со мной?
– Правда? Ну, не знаю. История со сломанной хрупкой шеей мне очень понравилась. Уверен в своих рассуждениях?
– Теперь да. Прохор погиб в бою, как герой. Он в раю. Хотя не уверен, – поспешно добавил я. – Старик приходил за мной несколько раз и как-то совсем не походил на белого ангела. Скорее черного. Наверное, такова участь многих солдат – стать черными ангелами. Только я не могу понять, зачем я ему нужен. Куда он меня постоянно звал? К себе? Почему я не догадался спросить? Ольга никогда за мной не приходила – значит, ты врешь и она жива. В этом озере только одна душа. Моя. Шаманы ищут покалеченные души и помогают им воссоединиться… с такими, как я. Выходит, дед Карху хороший? Раз я тут? Помогал мне всё время? А я на него наговаривал? Значит, у него получился обряд? И я теперь должен воссоединиться? И стать или душой, или человеком?
– Ты действительно стал многое понимать, – человек на троне опечалился и загрустил. Ковырнул ногой мелкий камушек, сбрасывая его вниз. – Жаль, не успеешь найти себя сам, что в твоем случае было бы вернее и надежнее. Помни! Нельзя доверять живым! Не надейся, что тебе кто-то поможет! Шаман к нам идет, и какая у него настоящая цель – мы сейчас узнаем. И странно, что ты не обратил внимание на крик, который тебя зовет всё время. Но простительно. У тебя такой был глубокий анализ. Я радовался за тебя, когда слушал. И мне искренне жаль, что ты не успел.
– Как не успею себя найти? – опешил я. – Я же стою у кромки озера.
– Твоё время истекло. Договор! Разве ты забыл? У тебя было время только до появления шамана. Теперь я его отчетливо вижу. Значит, ты своё время потратил не на поиски, а на разговоры.
– Какие интересные правила. Жаль, что односторонние. Последний вопрос. Кто меня звал? – растерянно спросил я.
– А ты послушай и скажи мне.
– Ваня! – истошно кричал голос. – Ваня, я здесь.
Молодой голос мог принадлежать только одному человеку, и я начал холодеть от ужаса, заходясь от волнения.
* * *
На берегу зеленного пруда, в зарослях длинной осоки, скрывалась изумительная поляна. О ней знали все дачники с ближайших имений, и считалось большим успехом занять первыми столь значимое и престижное место для пикника. Дело в чистом мелком песке и в дивной коряге внушительных размеров, в отполированных пнях в виде тронов и не прижившейся пальме, уже почти сухой. Говорят, князь Разумовский создал искусственно место для потехи своих детишек, завезя морской песок с Азова и пальму с Египта. Создал – и срочно отбыл с семейством на Воды.
Место никогда не пустовало.
Поляну назвали княжьей. У дворовых в обиходе частенько проскальзывало: «Ночью-то покняжим? Варвара пойдешь с нами княжить?» Но дальше шуточек события не развивались, так как чистоту поляны охраняли и костры жечь не разрешали под видом розги и пугая каторгой. А какой праздник для дворовых без кострища и водки? Никакой. Невеселый.
В этот час на поляне расположились два старших гимназиста. Читали Гете на немецком и бурно спорили, поминутно обсуждая похождения Фауста. Тот, что сидел на пне, первым заметил странного господина в белом костюме. Мужчина быстро шагал по тропинке, прижимал левую руку к поясу, словно придерживал несуществующую саблю, привычка всех строевых офицеров, и оживленно болтал с воображаемым собеседником. Иногда отчаянно жестикулировал, умильно гримасничая, словно живо отвечал на чьи-то неслышимые вопросы. Необычность ситуации и привлекла внимание подростка.
– Смотри, какой смешной старик! – сказал по-французски гимназист, громко захлопывая томик стихов. Его товарищ, испугавшись звука страниц, поправил очки и приподнялся с песка. Отряхнул белую рубаху и приложил руку козырьком к глазам, чтобы лучше видеть. Яркое солнце слепило.
– Так это же господин Суздалев, отставной майор. Старший брат Георгия – нашего гардемарина.
– Жоркин брат?!
– Да. Чему ты изумляешься?
– Не думал, что у Жорки есть старший брат.
– Почему? Иногда старики долго живут.
– А с кем он там разговаривает?! Никого же нет! Чудит что ли?!
– Чудит? Скажешь тоже. Жора рассказывал, что у брата сильная контузия была. Лет десять тому назад. С Балкан. Периодически обострения происходят с видениями. Списали с армии подчистую. Зарезали на медкомиссии. Геройский господин, сейчас служит в министерстве. Жора очень братом гордится – не каждый офицер георгиевский кавалер, а этот, говорят, сильно на перевале Шипка отличился. Мне маменька читали как-то в детстве фельетон с военной газетки, так там был удалой поручик Суздалев. Очень я мальцом хотел походить на бравого артиллериста! Тебе не читали?
– Нет. Мне военных газет в детстве не читали. Все больше про Машеньку, да про трех медведей.
– Так вот тот поручик Суздалев, из прошлого, оказывается, старший брат нашего Жорки.
– В самом деле?! Чудеса. Так инвалиду помочь надо! Вдруг обострение от солнечного удара! Не до загара сейчас! Живее, мой верный оруженосец! Поспешим.
– Погоди. Знал бы ты, кто у него невеста. Не торопись.
– Кто?
– Не уверен, что надо говорить.
– Да, кто?!
– Ольга, бриллиант среди дачниц, звезда наша среди имений вокруг на сто верст.
– Как Ольга?! Да ты врешь, подлец! Ольга?.. Моя княжна Ольга? Я же ей «Оду Любви» написал. Два месяца лета потратил! Скажи, что ты врешь? Не молчи! Ты разбил мне сердце!
– Это не я. Это княжна Ольга.
– Господи, он же старый и контуженый! Инвалид! А мне через десять дней шестнадцать исполнится! Я же лето потратил на оду! Не уж-то зря? Как же мне теперь? Братец? Подскажи?
– Я тебе не советчик в делах сердечных, но слышал, девушкам нравятся зрелые мужчины. Жора говорил, что брату скоро тридцать. Представляешь? Тридцать! Как дожить-то до такого возраста и не развалиться? Конечно, по нему видно, что старик. Время никого не щадит. Но иногда хочется быть стариком. Таким, как этот. Чтобы влюблялись первые красавицы.
– Замолчи! Ты его хвалишь?! Соперника моего! Он жалкий, дряхлый старик… И он еще жив. Как такое возможно?
– И он герой Шипки. Мне маменька в детстве читала…
– Замолчи! Я сейчас вызову его на дуэль! Я убью его! Такие не должны жить!
– Постой! Слышишь? Постой!
Гимназисты вскочили и, путаясь в траве, побежали к тропинке, наперерез мужчине.
– Господин Суздалев! Господин Суздалев!
Мужчина резко повернулся. Стремительно, как пуля. Взглянул в сторону гимназистов хищным дьяволом, гвоздя на месте, и, видя чужой панический испуг и ужас, открыто улыбнулся, превращаясь в человека. Поправил слегка фетровую белую шляпу, то ли честь отдал, то ли стряхнул жучка зеленого. От такой быстрой перемены в лицах контуженного отставного офицера старшеклассники струхнули еще больше. Побелели лицами. Стушевались. Затоптались на месте. Один, посообразительней, с лицом утонченным и умненьким, нашелся и продолжил светскую беседу:
– Господин Суздалев, здравствуйте. Жаркий денек сегодня, не правда ли?
– Здравствуйте, мальчики. Жарко. Солнце в зените.
– Вы кого-то ищете, господин Суздалев?
– Да, брата своего, Георгия. Знакомы ли вы с ним?
– Конечно. Мы всех господ с имений знаем на много верст вокруг! А с братом вашим друзья первые.
– Все приходят к этому болоту. Одно у нас место знатное, – сказал гимназист в круглых очках. Господин Суздалев нахмурился от таких слов, не по нраву пришлись. Может тоже виды имел на местную достопримечательность.
– Так вы не видели его случайно?