«Не, ну, в целом-то, всё неплохо!»

Приблизительно так думал я, сидя на залитой тропическим солнцем веранде нашей съёмной лачуги. Меня окутывал дым любимых сигарет афро-американских негров — «Ньюпорт», изредка я прикладывался к банке дешёвого пива Бад лайт — выбору «белого мусора» Америки. На вкус и то и другое — полный отстой. Однако лёгкие высасывали из горьковатого дыма необходимую им дозу никотина, а слизистая желудка, активно выцеживала из безвкусной газированной жидкости старый добрый алкоголь. Для того чтобы прийти в хорошее расположение духа, этого мне хватало, а денег на что-нибудь поприличней не хватало.

Уже пятый день подряд я начинал с того, что вытаскивал кресло на веранду и медленно напивался, обозревая улицу. Однообразный вид на ряд небольших бунгало рыжего или бежевого цвета изредка оживлялся пугливой пробежкой броненосца, прыжками наглых енотов или беззвучными потасовками таджиков и осетин в манговых зарослях возле соседнего домика.

Еноты и броненосцы жили в кустах, а таджики и осетины гнездились двумя диаспорами в съемном домике. В кусты джигиты ходили только по необходимости. Им было необходимо хотя бы раз в пару дней потешить национальный менталитет, склонный к пьяным разборкам. Дрались молча, «чтоб не приехал полИс-молИс», после чего мирились и возвращались к своим любимым нардам.

Вокруг текла неспешная жизнь во всём её, так сказать, многообразии. Так могло бы продолжаться вечно, если бы не кончились деньги. Как раз в этот момент я получил звонок из пиццерии «Папа Джонс». Им не хватало драйверов-развозчиков, поэтому они решили закрыть глаза на сомнительный вид моего ободранного «Тауруса». Пришел его черёд превратиться из роскоши в средство передвижения, и более того в орудие труда.

Платили за работу пиццамэна не особо много, но, во-первых, гибкий график позволял устроиться на вторую работу (я тут же подрядился развозить по утрам газеты на многострадальном форде), а во-вторых, в «Папа Джонс» можно было здорово экономить на еде. Драйверам в любой момент разрешалось соорудить себе пиццу с любой начинкой и употребить в пищу. Ещё можно было брать одну пиццу домой.

График на двух работах получился удобный, но только не осталось времени для сна. Получать газеты для развозки я должен был в три утра, чтобы развезти партию «Сент-Петерсбург Таймс» до шести утра, а рабочая смена в пиццерии начиналась в 11:00 утра и заканчивалась в 20:00.

«Ничего», — подумал я. — «Четырёх — пяти часов сна в сутки хватит».

В этих словах была доля правды. В своё время в общаге я умудрялся ходить три раза в неделю на бокс, два раза на качалку, один раз на футбол и ещё почти каждый день бухал с Вовчиком и Ромой. Весил я в ту пору 69 килограммов при росте метр восемьдесят пять. То есть был, как экибана из самшитового дерева: худ, угловат и железен. При этом чувствовал себя отлично.

От такого безумного образа жизни страдали только занятия в институте и мои болезни. Гастриты и холециститы, мучавшие меня в школе, сгинули вымытые из желудка проточным ручьём водки. Головные боли из меня вышибли на тренировках мозоленосые спарринг-партнеры, а теперь под жарким тропическим солнцем я ещё избавился от назойливых рецидивов бронхита.

Короче говоря, я работал, как вол. Как нетипично суетливый вол, который всегда куда-то несется, выпучив глаза, а в руке его дымящаяся пицца или пачка газет.

Не обращать внимания на нервный характер моей работы, усталость и хронический недосып помогала эйфория от того, что я, наконец, перестал сидеть на шее жены и приносил в семью своего маленького мамонта по имени Пэйчек (Paycheck — зарплатный чек), каждые две недели.

Для мужчины это важно. Помнится, подняв стакан «нальчикской незамутнённой» в нашем легендарном сарае, Юрчик поведал мне и брату сказ о Пакете.

- Мужик должен приходить домой и ставить на стол Пакет, — наш вэдэвэшный друг развел руки в стороны, показывая, что Пакет при этом должен быть пузатым и увесистым. — Хотите хлеб? Вот вам хлеб. Хотите колбасу? Вот вам колбаса! Хотите фрукты, йогурты, чупа-чупсы? Вот они — ешьте!

Бухаешь ли ты там или изменяешь — это твоё дело. Но жена и дети должны знать, что Пакет всегда будет на столе. Пока есть Пакет, ты — Мужик, и можешь всем сказать: «Отвалите!»

На самом деле я уже не помню дословно, что Юрчик тогда говорил, но важную роль метафизического Пакета в жизни мужчины я уяснил.

И вот теперь, когда Пакет был «на столе», я вновь ощутил себя счастливым человеком.

Прошло какое-то время, пока я научился сноровисто ориентироваться на местности и искать адреса многочисленных Верхних и Нижних Корал стрит, Южных и Северных Пеликан авеню и Старых и Новых Дельфин лейн, но со временем я освоился.

Ночью я просыпался по будильнику и катил по пустынному Сент-Питу к редакции Сент-Питерсбург Таймз, где забирал порцию газет, упакованных в целлофановые пакеты и вёз свежайшие новости дряхлым флоридским миллионерам.

Они уже торчали из-за живых изгородей, сжимая в бледных, покрытых старческими бляшками лапках кружки с дымящимся кофе, напряженно всматриваясь подслеповатыми глазками в сумрак. Завидев покашливающий Таурус, радостно махали бейсболками и ковыляли ко мне. Иногда я останавливался, чтобы перекинуться с ними парой словечек, иногда просто шутливо козырял, вопя «Гуд Морнинг!» и бросая им на «драйвуэй» тяжёлый блестящий свиток, плотно нашпигованный всевозможными купонами на скидки и рекламными брошюрками типа «Обвал цен на зимние шорты экстра-кингсайз в магазинах Уолмарт! Купите три пары за 99 центов и получите ловушку для опоссумов бесплатно!».

То и дело зажиточные пенсионеры норовили одарить меня плодами своих роскошных садов. Понятное дело, возить фрукты на рынок на пятисотом мерседесе было как-то не с руки, но рачительные душонки бывших глав корпораций не могли позволить добру пропасть. Кропотливо собранные манго, апельсины и другие тропические фрукты вёдрами и тачками перекочевывали в бездонный багажник моего рыдвана, дополняя вместе с халявной пиццой из Папы Джонса мой ежедневный метафизический Пакет. В свою очередь пожилые американцы прокачивали Благотворительность и Другие Богоугодные Дела в преддверии суда божьего, да и просто лишний раз чувствовали себя хоть кому-нибудь нужными в этой жизни.

Но не всё было гладко в датском, то есть флоридском, королевстве. Во-первых, меня беспокоили аллигаторы. Вы знаете про аллигаторов?

Огромные неподвижные хладнокровные убийцы. Гигантские омерзительные рептилии. Их зубы не позволяют кусать и пережевывать, поэтому они сшибают жертву ударом могучего хвоста, захлопывают на её боку мощные челюсти, глубоко втыкая крючковатые зубы, и стремительно волокут оглушенную и дезориентированную еду в воду, заплывая в глубокую яму под какими-нибудь корягами. После этого им остаётся только удерживать жертву под водой и ждать, пока она не примет мучительную смерть от ужаса и удушья.

Когда труп достаточно разложится и размякнет, аллигатор лакомится, отщипывая мягкие кусочки неуклюжими зубами-крючками, щурит глазки и сучит короткими лапками от удовольствия. Вот такая, вот, он — сволочь.

Я, конечно, всё понимал. Единственная альтернатива такой жестокости для аллигатора — голодная смерть. Убей или умри и всё такое. Но, тем не менее, избавиться от первобытного страха и глубокого омерзения при виде этих древнейших хищников я не мог.

Однако это были мои проблемы, а не аллигаторов. Ибо, как оказалось, во Флориде они были повсюду и имя им — Легион!

- Случаи нападения аллигаторов на людей в черте города крайне редки! — снисходительно объяснил мне чернокожий полисмен в ответ на мою отчаянную жестикуляцию при виде лежащего посреди Галфпорт-Стрит четырёхметрового экземпляра с открытой пастью, — за ними следят, и их всегда кормят. А сытый аллигатор никогда не нападёт, потому что его ломает.

Когда я привёз две экстра-лардж пепперони на Норт Корал Бич 24, они ждали меня. Две четырёхметровых туши, которые вполне можно издали принять за старые уродливые бревна. На вид брёвна выглядели сыто, но кто мог сказать наверняка!

Непонятно, что делали здесь эти несколько сот килограмм холодного хрящеватого безумия. Озеро поблескивало метрах в семидесяти, а собак во дворе я не видел (говорят, что они так любят собак, что могут пройти несколько миль на собачий лай, чтобы подзакусить собачатинкой). Хотя, возможно, они уже съели собаку и хозяев и потому были такие на вид сытые и неподвижные.

С другой стороны они могли лежать так в ожидании жирненького пиццамэна, который попрется доставлять заказ прямо у них под носом. Я припарковал Форд вплотную к зубастым мордам земноводных и посигналил. Никакого результата. Надо было выйти из машины и позвонить в звонок особняка в испанском стиле, хозяин которого, заказал себе горячей пиццы на тонком тесте, но разумная осторожность всегда была одной из моих отличительных черт.

Можно было переехать этих зубастых лягушек-людоедов моим верным фордом, но штраф за убийство аллигатора, который является символом штата Флорида, составлял тридцать тысяч долларов.

Времени на раздумья у меня было немного, так как любое промедление могло драматически сказаться на размере Пакета, который я бы принёс в тот вечер в кармане в виде чаевых.

Кстати меня часто потом спрашивали, а какая разница между чаевыми в России и в Штатах. Отвечаю: в Штатах чаевые дают. Эти чаевые составляют основной заработок пиццамэнов, поэтому если кому-то могло прийти в голову стать между пиццамэном и его чаевыми, то он об этом сильно жалел… если успевал.

В общем, через мгновение кассета фирмы TDK с двумя самыми хитовыми альбомами группы Кино, пущенная сильной рукой, мелькнула в воздухе и попала точно ближайшему аллигатору в серо-зелёно-жёлтый глаз. Расчет был простой: обезумевшие от гнева и бессильной ярости рептилии, метко разимые в беззащитную роговицу сборниками русского рока и магнитоальбомами ВИА Сектор Газа, должны были кинуться в атаку на Форд и, обломав свои жалкие крючки о шедевр капиталистического машиностроения, с позором отступить в озеро. После этого я вручал бы счастливому хозяину его пиццу и, собрав кассеты, возвращался на базу, став богаче на пару долларов. Однако реальность внесла поправки в мой план.

За долю секунды до того, как безжалостный пластик воткнулся в нежное глазное яблоко, аллигатор меланхолично прикрыл глаз тяжёлым кожистым веком. Кассета беспомощно отскочила от бугристой шкуры неподвижного ящера и упала к его коротким лапкам, а жёлтый глаз ехидно уставился на меня, как бы спрашивая: «Ну что? Съел?»

Ненависть ударила из меня, как нефть из свежей скважины: со скоростью пулемёта я метал рок, метал джаз и метал металл. Аллигаторы не двинулись с места, каждый раз нахально прикрывая уязвимое место бронированным веком за долю секунды до удара.

Через пять минут вокруг аллигаторов лежала вся моя коллекция кассет, проделавшая долгий путь из Пятигорска до Флориды. Внезапно я осознал: для того, чтобы собрать кассеты, мне придётся выйти из машины и подойти к хищникам вплотную.

Взвывая от отчаяния и ненависти, я ударил ногой по педали газа и умчался в ночь окутанный клубами дыма, изрыгая матерные проклятья. Мне показалось, что в глазах ящеров мелькнуло разочарование и неутолённый голод. Так из-за аллигаторов в одночасье я не только не получил чаевых, но и лишился всей моей аудиотеки.

Говорят, что если долго всматриваться в бездну, то однажды бездна может всмотреться в тебя. Не знаю, что значит эта поговорка, но скрытых опасностей была полна и моя другая работа.

Уже на второй день доставки газет я заглянул в лицо бездне через кофейную кружку. Дело в том, что партия газет, которую я должен был еженощно доставлять подписчикам, занимала не только весь фордовый багажник, но и его побитый тропической молью, салон. Массивные газетные штабеля покачивались и грозили обрушиться на меня при каждом резком торможении. Однако обычно ехал я аккуратно и медленно, и после первых трёх улиц газет в салоне становилось поменьше, и можно было не опасаться их обвала.

В то прекрасное зимнее утро погода выдалась особенно чудесной, прохлада приятно ласкала кожу, тропические птицы распевали свои красивые печальные песни, а южный бриз щекотал ноздри солёным запахом океана. Лёгкую нотку домашнего уюта вносил аромат кофе из большого бумажного стаканчика. Я бережно установил стаканчик в чашко-держатель, и безмятежно отхлёбывал из него после каждой остановки.

Пьяный мотоциклист взялся из ниоткуда. Возможно, это был сам дьявол на чёрном спортивном байке. Взревев мотором, он вынырнул сзади и, выписав кривого вензеля, шмякнулся в паре десятков метров передо мной. От неожиданности я резко дал по тормозам, и стена газет, легко шелестя пластиковыми упаковками, накрыла меня с головой. Часть увесистых гладких твердых цилиндров соскользнула вниз к педалям и заклинила их. Я резко поставил скорость на нейтралку, но совсем затормозить я не мог. Двухтонный Форд Таурус медленно, но неотвратимо надвигался на развалившегося на дорожном покрытии байкера.

Я давил на педаль тормоза, но эффекта не было — газеты заблокировали её. В ужасе я выгнулся дугой и изо-всех сил утопил тормоз в пол, сминая газеты. Форд резко остановился, и новая порция газет из задней части салона присыпала меня по шею.

Я вздохнул с облегчением, и вдруг взгляд мой узрел то, отчего адреналин вновь ринулся в кровь, расталкивая локтями медлительные эритроциты. Тяжёлый поток газетных брикетов не просто замуровал меня, но по пути выбил из держателя для чашек полный стакан обжигающего напитка, который не замедлил заструиться по целофанновым бокам. Земное притяжение не оставило напитку другого выбора кроме, как ударить жизнерадостным потоком мне на живот и далее по списку. Я осознал неотвратимость ожога третьей степени, задергался и заизвивался, как пресловутый уж на сковородке.

В этот момент злосчастный байкер пришёл в себя, принял сидячее положение и уставился на меня круглыми глазами, полными суеверного ужаса. В десяти метрах от него стоял ультрамариновый Таурус 86-го года выпуска, по салону которого, распихивая ворох газет, метался обезумевший от горя и боли молодой человек, раскрывший рот в беззвучном крике.

А это как раз ручеёк отличного бразильского кофе достиг моего тела и наполнил жизнь страданием. Не в силах выносить пытки, я рванулся, как лось из болота, и, открыв дверь, вместе с потоком газет высыпался на неприветливый асфальт шоссе, расцветив тишину морозного утра истошным русским матом.

Оставшись без управления, Таурус секунду помедлил, как бы не веря своему счастью, и тронулся вниз под горку, продолжив свой путь по направлению к байкеру и его металлическому другу.

Некоторое время, редкие прохожие наблюдали, как под горку бежит процессия из байкера, с мотоциклом, Тауруса с открытой дверью, из которой сыпется Сент-Петерсбург Таймс, и подпрыгивающего меня с большим пятном на штанах.

Отчаянным рывком я догнал свой форд, и остановил его, ударив по тормозам. Жизни были спасены, но больше кофе я в машине не пил.