Пока ученые ломают голову над изобретением машины времени, люди успешно путешествуют из прошлого в будущее и назад. Перелёт из двадцать первого века в девятнадцатый стоил мне четыреста долларов и девять часов в позе эмбриона.

- В Москву летишь? — навис надо мной тучный мужчина лет пятидесяти в черном пуховике и ермолке, втиснувшийся на соседнее кресло в салоне авиалайнера.

Впечатлившись проницательностью попутчика, я лишь саркастически дернул бровями.

Габаритный сосед вошел в пространство между сиденьем и впереди стоящим креслом, как пробка в бутылку. Оказавшись в ловушке, заложник собственной тучности скосил на меня мутный глаз и набросился с непринужденной беседой.

- У тебя в Москве своя квартира?

- Нет.

- Родственники?

- Нет.

- Чо ж так хреново? Не накопил денег в Америке? А вот у меня шестикомнатная хата в Бостоне. Две. И загородный дом сын купил. Но в Москве я пятикомнатную не стал продавать. Лечу вот по бизнесу. У меня журнал — триста тысяч тираж. И транспортная компания. Сейчас покажу фото машины своей…

Таков сорт эмигранта, летающий на Родину колотить понты, чтобы избавиться от чувства ненужности и одиночества, преследующего его в чужой стране. Видимо, он так давно не был дома, что решил начать расслабляться прямо в самолете. Туша его потянулась было куда-то вниз под сиденье к пожамканому дерматиновому портфелю. Сварливо скрипнув, сконструированное гениальным Туполевым кресло пресекло попытку. Под моим красноречивым взглядом, успешный бизнесовладелец немного сник, пробормотал что-то неразборчивое про «две яхты и бассейн» и огорченно затих.

Общаться с кем-то сейчас не хотелось совсем. Я был слишком переполнен эмоциями и погрузился в личную бурю, бушующую внутри. Четыре года я не был на Родине!

За эти годы почти свыкся с мыслью, что пластмассовый американский рай стал моим новым домом. Ещё пару недель назад я не мог представить такого поворота событий, и вот — навсегда покидаю Америку. Хорошо, что я был там. Не посетив эту страну, я бы, наверно, прожил всю жизнь с мечтой о земле свободы и рок-н-ролла. Спасибо ей за все, и в том числе за это избавление от иллюзий.

Я возвращался к пропахшим вчерашними котлетами забегаловкам! И к исписанным стенам подъездов! Ктесным прокуренным кухонькам! Возвращался к хмурым ментам, наглым продавцам в магазинах, коррумпированным чиновникам и вечному шансону в маршрутках. Возвращался на Восток, дикий и свободный!

Я не ждал спокойной жизни, и, более того, сам стремился поскорей променять её на возможность быть с такими же, как я. Кто они — эти «такие, как я» — не смог бы описать, даже, если бы меня спросили, но точно знал, что на этой неприветливой шестой части туши Земли их концентрация всегда была выше, чем где-либо в мире. И значит, мое место было здесь!

- Молодой человек, а где у вас отметка о выезде из США? Я без этого паспорт не приму, — родная страна встретила меня в виде желчной пергидрольной тетки в форме.

- Не знаю, — развел руками я, расплывшись в улыбке. — Вот забыли поставить, наверное.

- Ничего не хочу слышать! — захлебнулась она от возмущения. — С таким паспортом не пущу.

- Назад в Америку отправите? — ещё шире улыбнулся я.

Беспомощно повертев головой в поисках начальника, который бы разъяснил этот трудный вопрос, тетка поджала губы и брезгливо бросила на стойку потертый загранпаспорт.

Рядом таможенники уже унизительно трясли забывшихся сограждан.

- Ну, эта… себе часы… жене часы…тете часы…родственникам ещё…

- Почему нельзя двадцать блоков сигарет? Я курю много!

- Девушка, здесь всего пять литров виски… да мы с друзьями за вечер больше выпиваем…

Краснея, пуча глаза и размахивая руками, многокурящие и пьющие любители точного времени бегали вокруг раскрытых чемоданов с роющимися в них таможенниками. Скептически окинув взглядом спортивную сумку, рюкзак и чехол с гитарой, таможенная машина выплюнула меня в зал Шереметьевского аэропорта. В оранжевой дубленке с мелированными по последней американской моде волосами и с глупой улыбкой на лице я пестрел инородным телом посреди угрюмой массы встречающих россиян.

Мой взгляд летел по монолиту серой толпы, как сорвавшийся со скалы альпинист, тщетно пытаясь ухватиться хоть за один выступ, срываясь и уносясь дальше.

Неожиданно мелькнула знакомая улыбка. Слегка осунувшийся и похудевший Толик в потрепанном черном бушлатике протискивался навстречу, сверкая всеми тридцатью двумя зубами.

- Пашка, как же я чертовски рад тебя видеть!

После крепких дружеских объятий Толик подхватил мою сумку и быстро двинулся к выходу, на ходу оглядываясь и не переставая говорить. Что-то изменилось в нем. В глаза сразу бросилась какая-то суетливость, пришибленность. Кривая извиняющаяся улыбка и глуповатый мелкий смех.

Эти четыре года пропустили Толика через мясорубку, сбив позолоту первого красавца на курсе. И всё-таки это был он — тот с кем я делился последней сигаретой, куском хлеба и всем, что болело и кипело в душе в студенческие годы. Мой лучший друг на все сто процентов! И я был рад, что он снова рядом…

Несёт мою сумку и какую-то чушь.

Толик.

Видимо, я и сам изменился, так как постоянно ловил его странные взгляды, как будто он силился найти в моем лице, знакомые черты. Иногда он их находил, и его лицо озаряла по-детски радостная улыбка.

* * *

- Все-таки, ты какой был, таким и остался, — вынес окончательный вердикт Толик, когда мы уже сидели за столом в квартире его московской подружки. Подарки были розданы, привезенная бутылка J&B раскупорена. Настало время длинных рассказов.

Последний раз мы виделись, когда они пьяные с Ваней запихнули меня в автобус Пятигорск — Москва. Нарядный Икарус повлек бесчувственное тело навстречу американским приключениям, а для Вани с Толиком жизнь продолжилась по-старому.

Год мои друзья провели в пьяном угаре студенческого общежития, охмуряя первокурсниц и не задумываясь о завтрашнем дне. К концу года у Толика случилась Настоящая Любовь.

Красавица — первокурсница по имени Вика.

Вика шла по жизни, привычно не обращая внимание на сонмы воздыхателей, но мужественный профиль и ураганный напор влюбленного Толика заставили её сделаться кроткой и домашней.

- Толик, ты — везучая скотина, если бы ты знал, как я тебе завидую! — горестно сетовал циничный Ваня, бросая плотоядные взгляды на смеющуюся девушку.

Свадьбу назначили на осень.

- Съездим в Штаты на лето, — решил Толик, — у меня там друг Пашка, поможет устроиться и подзаработать денег на свадьбу.

- Мне не нужна роскошная свадьба, милый, — ворковала Вика.

Это было не важно: любовь Толика… даже не так… ЛЮБОВЬ ТОЛИКА, конечно, заслуживала большего. Ему представлялось, как он становится на одно колено на балконе Эйфелевой башни и делает предложение Вике на фоне закатного Парижа.

Она получила визу первая и, слегка всплакнув на широкой груди любимого по поводу предстоящей разлуки, вспорхнула в утреннее небо в чреве Боинга.

Потянулись долгие дни ожидания. Ожидать визу Толик поехал в Москву или точнее в Подольск в пустующую квартиру Ваниных родственников, где уже проживал переживший в свою очередь свежую утрату Иван, и где Толик горестно пил и тратил последние деньги на телефонные переговоры. Через два месяца стало ясно, что визу не дадут.

- Я заработаю денег для свадьбы и сразу вернусь, — писала Вика.

Ещё через месяц Вика писала, что переехала жить к Хэнку, владельцу ресторана, где работает официанткой.

- Хэнк очень порядочный человек, а так же старый и некрасивый, — успокаивала Вика Толика.

- Видать не такой уж и старый, — многозначительно хихикнул Ваня. Цинизм его шуток поистине не знал границ. За это мы его очень не любили и любили тоже. Циничные шутки — это клёво. Не дают утонуть в самолюбовании или отчаянии.

Вика звонила каждую неделю и уверяла, что безумно любит и считает дни до окончания срока программы. Звонки случались все реже, а потом прекратились совсем. Вместо них пришел и-мэйл (который и сейчас, наверно, хранится где-то в недрах почтового ящика Толика).

Вика сообщала, что плачет от любви каждую ночь, а также, что фиктивно выходит за Хэнка замуж.

«Скажи честно, ты спишь с ним?» — написал Толик.

«Ты сам виноват! — не захотела отпираться, ставшая вдруг такой далекой Вика. — Зачем ты отпустил меня?!»

- Зачем я тебя отпустил?! Зачем я тебя отпустил, блять?!! — злобно заорал Толик в сторону далекого заокеанского края, прочитав письмо.

Любовь всей его жизни предпочла ему «старого пиндоса» Хэнка и не постеснялась объявить Толика виноватым. Естественно, он был крайне раздосадован. Понять было можно. Цинизм мы прощали только Ване. И то только потому, что Ваня сам был глубоко несчастен.

Толик хотел было сброситься с балкона, но вспомнил, что когда-то уже так делал, и вышло нехорошо. Задумчиво посмотрев на широкие зарубцевавшиеся шрамы на ладонях, он молча оделся и пошел в ларек за водкой.

- Все что ни делается, делается к лучшему, — утешал друга Ваня. Сам он в это ни на секуну не верил и был немного рад, что в его персональном клубе разбитых сердец станет немного людней.

Да. Ванина история была тоже по-своему трагична и поучительна.

Валерия боготворила Ивана со второго курса. Влюбилась без ума, лишь увидев его в белом костюме с микрофоном на сцене, красивого, как Нуно Беттенкурт и голосистого, как Элвис Пресли, и поставила перед собой цель — сделать своим парнем. Лера была красива и честолюбива. Она умела добиваться поставленных целей.

Предмет обожания, однако, вел себя не примерно. В пределах института он наслаждался большим интересом со стороны поклонниц его вокала, не забывая, впрочем, ревновать Леру к любому взгляду, брошенному в её сторону. Они ссорились, ругались, дрались и засыпали утомленные примерением и любовью.

Прекрасные студенческие годы закончились, а их отношения нет. Вместе они отправились в Москву, обосновавшись в пресловутой пустующей двушке Ваниных родственников.

Новая жизнь сгладила разногласия. Днем Лера бегала по собеседованиям в поисках работы, а вечером встречала ужином Ваню, «бомбившего» столицу на своей знаменитой в студенческие годы «семерке». Кому-то нужно было зарабатывать деньги на пропитание, и этим «кем-то» стал Ваня.

Исторически идеальная модель семьи с правильно распределенными ролями, где мужчина — добытчик, а женщина — хранительница очага, возродила подрастраченные в былых скандалах чувства. Ванину голову стали посещать мысли о том, чтобы навсегда привязать скакуна буйной молодости у прохладного ручья любви и лояльности.

Однако, как и в случае с Толиком, корабль личного счастья словил торпеду неожиданных обстоятельств и дал крен. Леру взяли на хорошую позицию в иностранное рекрутинговое агентство, и весь отлаженный быт пошел кувырком.

Больше никто не встречал Ваню разогретым жульеном по вечерам. Некому было с гордостью отдавать небольшую выручку «бомбилы». Лера слишком поздно возвращалась, чтобы готовить ужин, и слишком хорошо зарабатывала, чтоб нуждаться в Ваниных копейках.

Все чаще случались вечерние задержки на «попить кофе с коллегами» и «поработать над проектом».

Однажды она не пришла ночевать домой.

- Мы поехали за город всем коллективом, а потом уже поздно было возвращаться, а у меня телефон сел, — объяснения Леры не претендовали на убедительность.

Ваня хотел поверить, но был недоверчив. Впав в пессимизм, он произвел разрушение предметов мебели. Неверная любимая поняла, что пришла пора покинуть этот гостеприимный приют.

Пустоту в сердце Иван заполнил случайными связями с подвозимыми попутчицами, а пустоту в доме страдающим Толиком. Судьба была жестока к парням, они решили платить ей тем же.

Вместе они пили водку, сетовали на меркантильную женскую сущность и играли в Старкрафт. Эта легендарная стратегия в реальном времени сделала для излечения сердечных ран юношей от десяти до пятидесяти больше, чем все другие испытанные средства в мире. В чертоге на Мотористов 26 больше не слышались по вечерам печальные вздохи и пресные проклятья в адрес изменниц. Под бодрый звон стаканов над пролетарским Подольском неслись довольно странные речи иного склада:

- Ну, ты Толян — мегамонстр, я охренел, когда ты маринами ему на экспу дропнул и все саплаи вынес!

- Ага, а как ты кучей муталисков по тройке грейженных потом его бэтлкрузеры заплевал! Неееее… Зерги — это сила!

- А раш зилотами не сила? Как нож сквозь масло, сквозь фотонки пробежали, и рассижиные танки не спасли.

Днем и ночью мои друзья просиживали в компьютерных клубах, полностью отключившись от жестокой реальности, злобно свивающей свои склизкие щупальца вокруг этих храмов для неудачников всех возрастов и размеров.

Пока снаружи поджидала безработица, стресс, неверие в собственные силы, низкая самооценка и счета за телефон, здесь в прохладном полумраке лишь тихо мерцали ряды компьютерных экранов, а перед ними полувозлежали в креслах расслабленные тушки геймеров. Поскрипывание мышек, пшиканье открываемых банок с дешёвыми слабоалкогольными напитками и негромкое похрапывание админа. Израненные души тушек хотели покоя и получали его сполна.

Стоит признать, что даже накопив денег и отправившись на отдых в какие-нибудь экзотические страны, геймеры не получили бы такого полного отдохновения. Там на курортах преуспевшие в карьерном плане соотечественницы с хищными взглядами и ухоженными телами смущали своей недоступной близостью, напоминая некрутым геймерам об их месте в конкурентном социуме. В этих рассадниках неприкрытого потребительства лишь острее почувствовала бы тонкая душа неудачника свою неуместность и незначительность.

Другое дело компьютерный клуб!

За смешные для изредка работающего человека деньги можно сутками рубить монстров, спасать планету и вести в бой легионы ощетинившиеся разящей сталью. В этом мире с критиками и морализаторами разговор был короткий — дави на гашетку и не бойся, что кончатся патроны!

* * *

Анатолия и Ивана здесь знали. Почти каждый вечер они входили в клуб слегка подшофе, одеты в длинные чёрные шинели от лучших поставщиков с Черкизовского. Сосредоточенные и холодные они позволяли себе лишь легкую благосклонную улыбку при виде админа клуба Колюни, несущего уже из админской будки бутылку прехолодной водки и золотистые стеклянные кегли швепса-биттерлемона. Колюня кой-чего добился в жизни — выступал за сборную Москвы по Старкрафту. Человек уважаемый.

Плеснув в пластик ароматную Посольскую они не без интереса выслушивали последние светские сплетни про новую страту люркерами. Пару стопок пропускалось с Колюней для создания правильного настроя, но экшн мог начаться в любую секунду.

Вот они стоят, поцеживая водку со швепсом, сонным взглядом скользя по рядам будущих соперников — преимущественно школьников младших классов, и, вдруг… Чу! Все меняется! Всплеснув черными фалдами, словно огромные летучие мыши, падают на спинки стульев шинели. Серебристой змеёй ползут из кармана личные наушники Толика. Сверкнет серым боком Ванина знаменитая мышь Джиниус, положившая конец чаяниям не одного десятка нубов.

- Го соло зерг на зерг! — позеленев от собственной наглости, подбегает к Толику зарвавшийся нуб, ищущий славы победителя легенды. Возмущенный рокот прокатывается по клубу. Даже самый распоследний первоклашка знает, что Толик играет только за терранов! Не за протоссов! Не за зергов! За терранов!

- Я играю только за терранов, — холодно роняет маэстро и садится за компьютер, не обращая более внимания на осрамившегося дуэлянта. На миг застынут пальцы над клавиатурой, и битва начинается!

В компьютерном клубе не бывает окон. Время пролетало незаметно. И часто до утра возвышались два массивных силуэта с точеными профилями среди контрстрайкающей мелюзги.

* * *

После предательства Валерии и пары тройки неудачных собеседований Ваня опустил руки. С детства он привык к статусу вундеркинда и звезды, и к тому времени уже защитил кандидатскую по филологии. И вдруг такое пренебрежение, как со стороны девушки, так и со стороны работодателей. Привыкший получать только самое лучшее и сразу, Иван впал в мучительное самокопание и самоуничижение, и только безработный брошенный девушкой друг тешил его самолюбие.

Однако вскоре и этот целебный источник иссяк — успешный Толик устроился грузчиком-мерчандайзером по развозке мороженного. Двести пятьдесят долларов в месяц, как с куста. Это было предательством. Отношения накалились, и Толик съехал сначала в съемную комнату, а затем в квартиру к новой московской подружке. Дочь недавно почившего академика активно тусила в клубах, где и склеила по случайности забредшего туда Анатолия. Особой любви он не испытывал, но к тому времени жизнь научила его быть практичным.

- Можешь пожить пока у меня, — сообщила Роксана.

- Ты такая красивая сегодня! — согласился он.

Избавленный от необходимости зарабатывать на жильё Толик оставил перспективную карьеру грузчика-мерчандайзера и устроился менеджером по продаже услуг модельного агентства. Облачившись в костюм с отливом, он стал зачесывать волосы назад на гангстерский манер, разговаривать, не двигая губами и фальшиво улыбаться, обрабатывая очередную кандидатку на роль супермодели.

- Детка, мы работаем со звездами, сделать портфолио у нас стоит денег, — тянул он многозначительно. Платили в агентстве мало, но там были свои преимущества.

Роксана застала его в постели с «преимуществом», когда он в очередной раз взял работу на дом.

- Любимая, это ничего не значит, я обожаю только тебя, — заволновался Толик.

- Я знаю, — хладнокровно сообщила Роксана, — не вылезайте из кровати, я сейчас к вам присоединюсь.

Со временем на модельное агентство наехали конкуренты, и Толик остался без работы на содержании герлфренда. С Ваней они на этой почве помирились и теперь могли с новой силой отдаться старой страсти. Старкрафту.

- Вот как-то так и живем тут, — подытожил Толик, разливая янтарные остатки J&B по стаканам. — А как у вас со Светкой, совсем разошлись что ли?

- Да, нет. Приедет она, — я неопределенно мотнул головой, — вот только устроюсь тут.

- Не боишься, что не вернется? — осторожно поделился он своей выстраданной фобией. — Штаты все же…

- Нет, — ответил я, — не боюсь.

В разговорах и воспоминаниях ночь пролетела незаметно. За окнами забрезжил свет первого утра моей новой жизни. Толик прикурил сигарету, отодвинул занавеску и приоткрыл окно. Морозный воздух ворвался в затхлое тепло кухни.

- Ты это, Пашка… — он выдохнул из легких сизый клуб дыма и пощелкал пальцами в воздухе, как будто-то подыскивая нужные слова, — молодец, что приехал!