Яркий солнечный луч медленно и неотвратимо приближался к кровати, пересек подушку и упал на лицо темноволосого молодого человека с внушительным носом и трёхдневной щетиной на лице. Несколько секунд ничего не происходило, грудь спящего мерно поднималась и опускалась. Наконец, размеренный ритм дыхания нарушился. Веки затрепетали, глаза приоткрылись и немедленно зажмурились.

- Хмм… — сказал Паша (а кого ещё вы ожидали встретить на страницах этого романа?), потянулся и зевнул.

Глянув на часы, добытые неправедным трудом в далеком флоридском супермаркете Маршалл, я узрел, что сутки уже вовсю размотали свою двадцатичетырёхчасовую пружину и подбирались к полдню.

Перевернувшись на живот, вытащил из-под кровати ноутбук, открыл крышку и ткнул мышкой иконку «Интернет соединение». Модем тут же отозвался дружелюбным чириканьем.

Весь вчерашний вечер я посвятил традиционному обряду рассылки резюме, откликаясь на любые мало-мальски пригодные вакансии, и теперь с чувством легкого азарта и любопытства, словно рыбак, проверяющий сети, открыл электронный почтовый ящик.

Предвкушение тут же сменилось разочарованием — в сети гугл-мэйла было пусто: лишь мелкими пескариками бились пара спам-объявлений и черной жабой таращилось письмо от компании Росмоспромхоз, сообщающее, что его руководство «не готово сделать мне предложение о приеме на работу».

Дерьмово. На долбаный Росмоспромхоз возлагались большие надежды. После удачного, как мне казалось, собеседования я настолько убедил себя в том, что получу работу уже до конца недели, что даже занял денег под будущую зарплату.

Третий месяц безработицы! Пожалуй, рекорд у меня. Каждый вечер я закидывал сети в интернет, и каждое утро вытаскивал только всякий мусор.

Подоткнув под спину подушку, я облокотился о стену, достал из-за кровати гитару и начал гонять мрачный напряженный риф.

- Я забрасываю сети каждый день, а вытаскиваю только всякий мусор…на-на-на…йе-йе… хмм… — начало мне понравилось, я ощутил прилив вдохновения.

«Этот мусор проверяет мои документы, ускоряя мой неровный ритм пульса», — удачно вышло ввернуть про свой московский гастарбайтерский статус.

Я пропел получившийся куплет несколько раз, пока горло не пересохло окончательно. Отложив гитару, прошлепал босиком до холодильника. После секундного колебания отринул молоко, кефир и рассол, но не отринул томатный сок.

Томатный сок — залог настоящего творческого настроя, который абсолютно необходим для создания любого мало-мальского хита. Но это, конечно, только при наличии кусочка лимона, нескольких капель Табаско и пинты охлажденной водки.

Всё это у меня было.

В общем, как пишется порой в пиратских романах, «он потянулся за кефиром и нечаянно смешал себе Блади Мэри». Да! Пить по утрам — прерогатива безработного!

Глоток жгуче-бодрящей смеси, и поэтический Пегас рванул галопом.

«Каждый день я просыпаюсь больной от того, что утро — это, как расплата… э-э-э… за весёлый дивный вечер, что казалось, будет вечным, а, оказалось — расслабляться рановато», — ваял я.

Агрессивный куплет был закончен после второго коктейля. Алкоголь основательно впитался в мои жабры, и наступило блаженное ощущение. Стало казаться, что всё будет непременно хорошо, что я талантлив и удачлив, а текущие проблемы — лишь досадные нюансы, добавленные в мою жизнь для остроты, как щепотка перца в томатный коктейль с водкой.

«Но когда-нибудь закончится игра, придет последний час, мы проиграем в споре», — прибавил я романтической грустинки и ностальгии по неизведанному. И, вспомнив любимый фильм всех романтиков и неудачников «Достучаться до небес», продолжил, — «и, как в кино, тебе захочется тогда купить текилы и увидеть море».

Карандаш летал по блокнотному листку, один за другим я брал аккорды, чтобы найти то самое звучание, которое дребезжало в голове. Через полчаса песня была готова. Выдержав пятиминутную паузу, я взял гитару и пропел её от начала до конца, наслаждаясь отличной акустикой сталинской кухни. Получалось совсем неплохо. Мне срочно понадобилось показать хит кому-нибудь ещё.

- Алло, Миша? — своему также временно безработному коллеге по року я позвонил первому. Мой друг последнее время не оставлял попыток устроиться дизайнером компьютерной графики, но ему ощутимо мешало полное отсутствие опыта работы и практических навыков в этой области.

- Паша, ну что же ты будишь меня в такую рань, — пробурчал мастер бас-гитары обиженным голосом в трубку.

- Какая рань, Миша! Уже час дня! Да и, вообще, ты собирался приехать порепетировать, — парировал я. — Приезжай новый хит для нашей группы слушать!

Напевая свежесочиненный мотив, я встал над унитазом, расстегивая ширинку, но от этого низменного занятия меня оторвал звонок телефона.

В трубке послышался голос Толика: «Пашка, не разбудил? Мы тут с Ваней рядом проезжаем, решили к тебе заглянуть, ты как?»

- Конечно, приезжайте! Жду! — повеселел я.

На ловца и зверь бежал. Точнее звери. Целая стая.

В шесть часов вечера заседание худсовета всё ещё продолжалось. Песня была одобрена многократно, удосужившись эпитетов «лучшая песня группы Понедельник» и «мощный и глубокомысленный хит». В самом разгаре веселья с работы пришла Светка. День у неё выдался тяжёлый и радости она не разделила.

- Это у вас по поводу одной песни такой праздник? — саркастически подняла жена брови домиком. — Я уж думала, ты работу нашёл.

Я открыл рот, чтобы выразить возмущение против того, чтобы мерять безменом тонкие движения души, но меня отвлек телефонный звонок.

- Павел Сергеевич? — голос в трубке был сух и строг. — Мы с вами встречались пару недель назад по поводу вакансии переводчика в компанию «Майнинг Минус». Вы ещё заинтересованы?

Заинтересован ли был я? Заинтересован-ли-БЫЛ-Я?! ЗАИНТЕРЕ…

- Да, — сдержанно ответил я голосу, — заинтересован.

- Отлично, тогда в понедельник ждём вас в офисе для оформления необходимых бумаг.

- Спасибо, — я положил трубку и взглянул на жену с холодным достоинством.

- Это, конечно, мелочи, по сравнению с песней, — произнёс я не без пафоса, — но, кстати, да — работу я тоже нашёл.

* * *

- Синс ю бин гон, бейби, ю вбин он май майнд, синс ю бин гон, хау кэн ай гоу он, синс ю бин а-а-аут оф май ла-а-айф! — голосил я на всю комнату, прыгая по квартире в одних трусах и подпевая Томасу Невергрину, гламурно вихляющемуся на фоне урбанистических пейзажей на канале Муз-ТВ.

Чемодан был уже почти собран, и Светка, пригорюнившись, сидела рядом. Несомненно, озвученная мною зарплата вносила манящие перспективы в наш доселе скромный семейный досуг, но работа подразумевала, как минимум, трёхмесячную разлуку.

Светку это пугало, меня радовало.

Я любил командировки. С одной стороны я мог побыть в них немного самим собой — пьяным, ищущим приключений экстремалом, который спит три часа в сутки и каждый день заводит десятки новых друзей и столько же врагов. Шагнуть, так сказать, на тёмную сторону.

С другой стороны, ты твердо знаешь, что на определенном этапе, устав от жизни на грани, ты вернёшься в уютное семейное гнездо, потешив глубинных демонов, но не испортив в конец отношений с родными и близкими.

Я знаю много чуваков, которые в командировках срываются с катушек в плане секса. Еще в аэропорте они начинают подначивать друг друга скабрезными шуточками и приставать к официанткам. Мне понятен их мотив. Двадцать четыре часа в сутки они играют роль примерного семьянина, подавив природные мужские инстинкты. Мысленно превозносят свою благодетельность и уверены, что если бы не их женатый статус, они тут же завертели бы головокружительный роман с горячей девчонкой на десять лет моложе.

«В чём секрет вашего супружеского счастья?» — спросил репортёр главу столетней супружеской пары.

«Как можно чаще говорить «Да, дорогая»», — последовал ответ.

Так вот, этих лоснящихся от домашней заботы и харчей кабанчиков выносит комадировочной волной в тихую провинциальную заводь, и они летят, тряся щёчками, в полной уверенности, что каждая встречная женщина должна дать им и, возможно, извращенно, тут же, не сходя с места, просто потому, что в двадцать лет они жали от груди сто десять килограмм, а сейчас зарабатывают, как половина местного колхоза вместе взятая.

Амбиции эти со всхлипами и хлюпаньем разлетаются об утёсы женского равнодушия, ибо феминам кристально ясно, что активы такого командировочного жиголо надежно контролируются г-жой Женой, а на роль горячего любовника гораздо лучше подходит местный тракторист с литыми плечами и симпатичными ямочками на щеках.

От горя, разочарования и «патамушта командировка» спиртное льётся рекой, желания, наконец-то, начинают выстраиваться вровень с возможностями. Наступает время проституток.

Эти санитары леса подчистую опустошают карманы и излечивают души заблудших агнцов. Просадив чудовищную, даже по мерам столичной зарплаты, сумму, и уныло покорячившись в номере над центнером хладнокровной крестьянской мудрости, просветленный пациент, преисполненный отвращения к самому себе, летит домой к стройной насоляреной супруге, и затихает у неё на плече после двух тарелок голубцов и уютного секса с мысленной клятвой никогда больше не изменять.

Очень не хочется делать вид, что я как-то лучше и выше этих простых московских офисных парней, но ваш в меру покорный слуга всегда был равнодушен к любви за деньги.

Самым привлекательным аспектом в этой извечной пляске либидо для меня является процесс соблазнения. Погоня, борьба и победа. Когда твоими усилиями сломлен лёд в глазах незнакомки, и вот она уже сама зовёт и манит, и сулит усладу в альковах тёмных… но всё что потом, уже не так интересно…

Скорее всего, это просто патологический нарциссизм и желание всем нравиться, присущее Львам.

- Ты хоть звонить будешь, — плаксиво спрашивала жена.

- Ну, конечно, Светик, — утешающее приобнял я её, чмокая в висок. Новые обстоятельства растопили образовавшиеся было между нами ледники, и мы вновь холили и лелеяли друг друга, как в старые добрые времена. — Это же Норильск, в конце концов, а не пустыня Сахара. Большой благоустроенный индустриальный город.

Норильская действительность, однако, оказалась несколько суровее, чем я предполагал.

- Уот зе фак? — спустившись по трапу самолёта, сказал бразилец из нашей проектной группы.

- Фак! — сказал южноафриканец из нашей проектной группы.

- Мазафака! — сказал австралиец из…ну вы поняли.

Ткнувшись недорогими китайскими ботинками в вечную мерзлоту взлетного поля, я сразу понял причину печали зарубежных коллег. Мартовский ветер вонзился в меня миллионом ледяных игл. Такое впечатление, что в лицо плеснули кипятком, а тело окунули в прорубь. Чудовищный холод для изнеженных пальмовыми краями иноземцев.

- Факин щит! — сказал я, вливаясь в общий нестройный хор проектантов.

Кутаясь в демисезонные курточки, иностранцы споро посеменили к зданию аэропорта, и я тоже был таков.

У гостиницы нас встретил менеджер проекта Федор. Фёдор был очкаст, рыжебород и мудак. Последнее стало ясно сразу, как только он открыл рот.

- Хахаха! В польтишках приехали, идиоты! — сказал он вместо приветствия.

У меня всегда было определенное отношение к брани и оскорблениям. Считаю, что, ругань, вылитая на человека, никак не характеризует его, но зато очень четко характеризует ругающего.

- Вам тоже добрый день, — хмуро приветствовал я будущего босса, небеспочвенно заподозрив, что отношения с ним сложатся натянутые.

- В общем, сегодня вы ночуете в гостинице, а завтра после работы распределим вас по квартирам, — информировал Фёдор и убыл в неизвестном направлении.

Утомительный перелёт и разница во времени сделали свое дело — я рухнул на кровать и отключился. В полночь меня разбудил звонок телефона в номере.

- Не желает ли молодой человек отдохнуть, — проворковал женский голос в трубке.

- Очень желает, — хмуро ответил я, — а вы ему не даёте.

Жрица любви на другом конце провода замешкалась, и я положил трубку.

* * *

Утром по дороге в офис рыжебородый мудальеро, пересыпая повествование непечатной лексикой, рассказал мне краткую предысторию проекта.

Проникнувшись идеей внедрения новых технологий, руководство Норильской Меди пригласило команду экспертов МайнингМинус пожить на земле Забайкалья от полугода до года, чтобы внедрить средства автоматизации производства и обучить им местный инженерно-технический персонал.

Персонал по-английски не сёк и нуждался в переводчиках. Русская консалтинговая сторона обязалась сформировать крепкую переводческую группу с постоянным нахождением в Норильске.

Собрать команду экспертов, жаждущих морозить свои высоквалифицированные задницы за полярным кругом, как вскоре выяснили руководители Майнинг Минус, было нетривиальной задачей.

Маня кнутом и пощёлкивая пряником, персональщики зарубежной компании согнали в кучу всех пенсионеров, кто умел читать и писать, и отправили отряд интуристов — смертников с громким названием «группа консультантов» в снежную сказку Забайкалья, где четырнадцать процентов детей рождаются с тяжёлыми врожденными заболеваниями, а старики не доживают и до шестидесяти.

С другой стороны российские консультанты столкнулись с нехваткой квалифицированных переводчиков. Оказалось, что в самом Норильске переводчиков не готовят («борщ готовят, а переводчиков нет, ахаха», — плоско острил Федя), а московские зубры интерпретации не горели желанием отправляться в северную глушь даже за длинным рублем.

Однако нет худа без добра и Магомет пророк его: переводческий спецназ был так или иначе набран.

Непосредственная работа началась, и в её ходе стало ясно, что спецназ набран скорее «иначе», чем «так».

Старейшина переводческой гильдии Викентий Османович Чупахин, человек исключительной дотошности и любви к профессии, несмотря на высшее физкультурное образование, не смог взять планку устного перевода многочасовых семинаров. Туповатые иностранцы не понимали его чеканную речь, и не хотели членораздельно сообщать свои мысли Чупахинским ушам.

- Я пил сакэ с мастерами додзё в Киото, — восклицал Викентий Османович.

Но процессу коммуникации было на данную информацию плевать. Он не шёл.

Следующим в команде проклюнулся норильский мальчик-эльф Лёва со свежевыпущенными из Нижегородского иняза мозгами.

Его произношение было отличное. От произношения Чупахина. Проклятый воз устного перевода, тем не менее, оставался «и ныне там».

В итоге весь проект, по словам Феди-менеджера, держался на выпускнике моего родного университета по имени Женя Черешнев. Этому я обрадовался, но коллегу, впрочем, или не знал или не помнил. Однако и мой славный альмаматерец был, скорее, склонен к переводу письменному и полностью требованиям норильского менеджмента не удовлетворял.

- Федя, я тебя на лоскуты раздеру, — выступила Арина Декабристовна Гирляндина, менеджер проекта со стороны Норильской Меди, со сдержанной критикой в адрес Теодора, как его окрестили иностранцы. — Или ты найдешь нормального переводчика, или я найду нормального менеджера на твоё место.

Так на проекте появился я.

Арина Декабристовна Гирляндина была женщиной небанальной красоты. На определенном отрезке её жизненного пути это стало ей, очевидно, после чего её характер стального красноармейского штыка окончательно сложился.

Она рвала шпалы голыми руками и ела руду на завтрак. Фигурально выражаясь, конечно. Когда возникла нужда заговорить на английском языке, она собрала волю в кулак… и заговорила! Теперь бич её справедливой, но суровой критики хлестал, так сказать, двуязычно.

Переводчики ей не нравились.

Строго говоря, у неё были претензии и к произношению некоторых зарубежных коллег, но она не считала уместным в данном случае давать волю своему перфекционизму.

- Вот! Наш новый переводчик! — униженно коленопреклонил перед Гирляндиной лысую, как колено, голову Теодор. — Это лучшее, что мы смогли найти!

- Говорите по-английски? — довольно холодно спросила меня принимающая сторона.

- Только за деньги, — вырвалось из глубины моей измученной недосыпом души.

- Посмотрим, — поставила точку в беседе Арина Декабристовна.

Это был вызов.

Скорпион — самый сильный знак гороскопа. Он настолько сильный, что обычно побеждает самого себя, не успев добраться до остальных. Телец — второй по кармическим бицепсам. В ярости он способен уничтожить всё окружающее, кроме предметов интерьера, на которые была потрачена вся его зарплата.

Лев формально считается третьим могущественным знаком в этой системе, но только потому, что ни самоедящий Скорпион, ни медленный Телец не бросают ему вызова. Возможно, подспудно они понимают, что если Льву бросить вызов, то система гороскопа может основательно перекроиться.

«Я тебе покажу «посмотрим»», — брякнулась об пол суровых застенков моей души мятежная мысль. С самомнением Гирляндиной уже было покончено, но только она об этом ещё не знала.

Да, я не буду врать. Назвавшись профессионалом перевода, я бы покривил против действительности. В моём понимании профессионал это тот, кто любит свою профессию и получает от работы по специальности удовольствие и наслаждение.

Давайте сразу расставим все точки над «ы»!

Я получаю удовольствие от трёх вещей в этой жизни:

1. Творчество

2. Выпивка

3. Общение с умными людьми (с выпивкой)

4. Секс с умными людьми после общения с ними (с выпивкой)!

Четвертое можно вычеркнуть, у меня просто капслок заел.

В общем, переводом я занялся только потому, что для этого мне не нужно было напрягаться. Иностранные языки мне давались без напряга. Если бы я работал над собой, возможно, уже переводил бы саммиты первых лиц государств, корчась от омерзения.

Но я не такой. Я люблю бухать, трахаться и драться. С умными людьми, естественно.

Короче говоря, час «П» пришел, и на этом часе я блистал, сшибая звезды с провинциального небосклона.

Услышав чистейшее флоридское произношение, Гирляндина умерила остракизм. Вторым ударом по её менеджериальной точке «Джи» было моё умение контролировать аудиторию.

Извините, но дав с десяток концертов на сцене, выступив на паре-тройке многолюдных соревнований и, наконец (самое страшное!), проведя несколько уроков в пятигорской школе, какой-то жалкий устный перевод инженерных семинаров можно осуществлять, даже не вспотев.

Я мигом установил железную дисциплину и рабочий настрой с обеих сторон, наладив образовательный процесс.

- Извините, Павел, но вы слово «погрузчик» неправильно переводите, — отсветил местный повелитель англо-русского технического словаря.

- Как вас зовут? Константин? — слегка поморщившись, поинтересовался я. — Так вот, Константин, может вы хотите выйти сюда и продолжить вместо меня? Я так и думал.

Контрольная учебная сессия прошла успешно, и это стоило отметить.

По-крайней мере, так считал семерижды пропотевший Федя, видевший во мне избавителя.

- Спас ты меня! — растрогался несуразный босс, обхватив мои спортивные плечи жирными веснушчатыми руками.

- Мудак, — пробормотал я.

- Эээ, чего? — охолонул Теодор.

- Я говорю: мудак бы я был, если бы не помог начальству! — напряжение последних дней требовало выхода.

* * *

Стереотип об алкоголизме русских людей легко развеивается после близкого общения с людьми западными и, в частности, австралийскими. Пожирание холодного пива эти потомки британских каторжников возвели в ранг настоящей религии.

Однако враньем было бы сказать, что антиподы гнушаются другими спиртными напитками.

- Павел, у нас тут австралийцев пригласили судить местный конкурс красоты, — проплыл мимо меня зрачками Федя-Тедди, выдавая пристрастие к сельскохозяйственной культуре ямайских негров. — Так вот ты иди с ними. Как самый языкастый, что ли…

Стереотип о замкнутости и заносчивости западных людей легко развеивается после общения с австралийцами. Успев перезнакомиться с половиной проекта, я был рад. Это были умные и простые люди с широким кругозором, живым умом и пытливой душой, а то что бухали они, как нанятые, только ещё больше сблизило нас.

- У нас тут, в основном, администрация города, но вы присаживайтесь! Если надо, мы ещё стульев принесём, — суетился распорядитель.

Все расселись, и после короткой приветственной речи показались конкурсантки в бикини. Девушки были хороши, но уж больно юны, на мой взгляд.

- Больно юны, на мой взгляд, — поделился я с австралийцами. Они придерживались того же мнения.

- Лучшие ученицы, — прокомментировал краснолицый господин, представившийся директором гимназии, на базе которой и проводился данный конкурс красоты.

Девушки старались изо всех сил, с грацией юных жеребят принимая соблазнительные позы. Всё это стало напоминать мне выставку породистых собак. В смятении я ждал, когда «почтенному жюри» предложат оценить прикус и шерстистость конкурсанток, но до этого не дошло: настала пора выставлять оценки. Смущаясь от неожиданно выпавшей важной роли, я отмахнул высокими баллами за пару особо отпетых школьниц и принялся переводить витьеватые речи австралийцев.

Немного сконфуженные от повышенного внимания к их скромным персонам, инженеры из австралийской глубинки рассыпались в комплиментах и благодарностях. Почтенный бомонд терпеливо кивал головами, но было видно, что всем не терпится перейти к главному этапу мероприятия — бессмысленной и беспощадной пьянке.

По роду профессии я перевидал много официальных возлияний, но ни одно из них не могло похвастаться такой обстоятельностью. После того, как рядовая массовка была выпровожена в сад, нашу делегацию попросили пройти в банкетный зал для элитных гостей.

От обилия закусок рябило в глазах. Особенным разнообразием поражало рыбное меню: муксун и нельма, сиг и чир, омуль и ряпушка холодного и горячего копчения и соления…может мочения ещё, а также такие аутентичные местные блюда, как строганина, сугудай, пироги с вязигой, всё это манило и вызывало аппетит.

Естественно, плотной стеклянной дружиной сплотились ряды бутылок с водкой и коньяком. Шкуры и головы убитых животных, развешанные по стенам, а также исключительно мужской состав застолья делал мероприятие похожим на пирушку в рыцарском замке. Сходства добавляли участницы конкурса красоты, которые переквалифицировались в официанток, не поменяв в прочем своих сценических нарядов, что придавало атмосфере некоторую пикантность.

«Однако менестрелям на этом пиру, очевидно, тоже найдется место», — с удовольствием заключил я, углядев в одном из углов залы пару акустических гитар, аккордеон и даже видавший виды «сексофон».

После первых приветственных тостов стадо ясно, что скучной вечеринка точно не будет. Норильские бонзы сыпали шутками и анекдотами, да и вообще, все как один оказались записными тамадами.

Первым душа развернулась у директора по маркетингу из местного представительства одного из сотовых операторов. Он был молод, горяч и, как выяснилось, обладал красивым басовитым голосом, который не замедлил продемонстрировать.

Пел он проникновенно и самозабвенно, откидывая голову и закрывая глаза. Песню я никогда раньше не слышал, но она мне понравилась. В ней говорилось о том, как легко уходят молодые годы без настоящей любви, настоящих друзей и настоящей жизни.

Аплодировали Кириллу, так его звали, все. Но, возможно, некоторые были просто рады переходу к музыкальному представлению, в котором каждый мог блеснуть талантом.

Директор школы открыл отделение, довольно виртуозно сбацав инструменталку на русские народные темы; пара лысеющих замов с хорошо отрепетированной душевностью исполнили песни обычного для такого антуража Митяева — этого каноничного малежика таежных костров. Наконец хозяевам захотелось экзотики.

- А пусть нам австралийцы попляшут-попоют, — гитара прошла по рукам и ткнулась хищным грифом в дряблое плечо маленького айтишника Стива.

- Ноу, ноу, — замахал он руками.

- Мы спели бы, но никто из нас не умеет играть на гитаре, — с сожалением пояснил мне Крис.

- Ноу проблем, — сказал я. — Что петь будем, славяне?

Обрадовавшись возможности не ударить в грязь лицом перед талантливыми русскими, иностранные коллеги закидали меня заказами на хиты из своей далекой молодости. Из названных групп я что-то отдаленное слышал о группе INXS, но ни одной их песни не знал.

- Давайте что-нибудь, что все знают, — предложил я, — как насчет «отеля Калифорния»?

Австралопитеки радостно закивали и я заджибилил вступление.

- Он зе дарк дезерт хайуэй, — несколько уныло затянул Крис.

- Кул уинд ин май хэйр, — пободрее вступил Стив.

Принимающая сторона была в восторге, и припев мы уже пели все вместе. Девочки в бикини принялись слегка пританцовывать с подносами в руках, а изрядно подвыпивший местный депутат схватил саксофон и выдул озорное джазовое соло.

Все были счастливы.

Наступил тот кульминационный момент, когда гости уже начинают вести себя с очаровательной развязностью и непосредственностью, но ещё не бьют посуду и не блюют в герань.

- Я хочу прочитать стихи для наших уважаемых австралийских гостей, — пошатываясь, встал убеленный сединами и, судя по осанке, титулованный старец. — Пожалуйста, переведите им общую суть.

- Не проблема, — выразил я готовность поддержать друида.

- Моё сердце не здесь, моё сердце в горах, — монотонно забубнил вялодекламатор.

- Май хартс ин зе хайлэндз, май харт из нот хиа, — легко погнал я подстрочник, дожевав малосольный огурец, — май харт ин зе хайлэндс итс чейсин зе диар.

Чем дальше читал старик, тем сильнее округлялись глаза у присутствующих — я переводил в стихах!

- Ты смотри, что творит! — раздался восхищенный шепот.

Осознав сей факт, я и сам слегка опешил, но на автомате довел начатое до конца. Комната взорвалась аплодисментами и криками восхищения.

- Ай да переводчик!

- На ходу стихами!

- Молодец, вот это молодец!

Объяснить такой неожиданный дар я не мог даже самому себе, поэтому лишь растерянно улыбался и чокался с поклонниками.

- Я — Кирилл, — подсел ко мне поющий директор по маркетингу, — Классно поёшь!

- Паша, — пожал я протянутую руку. — Да ты лучше, по любому. Кстати, а что за песня? Никогда её не слышал.

- Спасибо, — заулыбался Кирилл, — это я сам сочинил.

- Супер! А ещё есть что-то? — поинтересовался я.

- Если интересно, спою, — обрадовался Кирилл, — только лучше тогда в другую комнату перейдем.

Вечеринка уже вступала в фазу, когда все говорят одновременно, но никто никого не слушает, так что на наш маневр не обратили внимания.

Взяв со стола бутылку с коньяком и пакет с соком, мы уединились в уютной соседней зале. Выпив за знакомство, Кирилл принялся петь остальные свои песни. Вещи были неплохие — мрачные, про смерть, любовь и одиночество. Пел он тоже отлично — эмоционально и драйвово, чувствовалось, что поёт о пережитом, и каждый раз проживает всё заново.

Я пил и искренне наслаждался прослушанным, не скупясь на похвалу.

- А ты сам ничего не пишешь? — с надеждой спросил Кирилл. Очевидно, он был бы более счастлив, если бы оказалось, что комплименты его таланту шли не от простого слушателя, а от искушенного музыканта.

- Вообще-то сочиняю, — признался я. Взяв гитару, я спел ему «Изгоняющего дьявола», решив, что после красивых, но достаточно простых песен Кирилла хорошо прозвучит что-то музыкально более изощренное. Так и случилось. Олег был в восторге.

- Всё! Едем! — решительно поднялся он, — я должен познакомить тебя с нашей музыкальной тусовкой.

- Отличная идея, — тут же согласился я. Новые знакомства — это я любил.

Заплатив фиксированную таксу в сорок рублей за такси — город был настолько мал, что проезд куда угодно в его пределах стоил сорок рублей — мы прибыли к одной из страшных обшарпанных норильских многоэтажек без фундамента.

- Это у нас везде так — штукатурка от мороза отваливается, — ответил на мой вопрос Кирилл, а фундамент здесь не выроешь, потому что вечная мерзлота. Все дома на сваях стоят.

Вид у города в виду таких климатических условий был конкретно устрашающий.

По дороге я предложил забрать с собой Черешнева, который хоть и не играл ни на чем, но был благодарным слушателем и продвинутым ценителем, а такие люди на вес золота в любой музыкальной компании.

Поднявшись на третий этаж, Кирилл позвонил в видавшую лучшие дни дверь, за которой уже слышался звон гитар.

- Привет, Макс, — несколько развязно крикнул Кирилл хозяину квартиры, показавшемуся на пороге. — Я тебе гостей привел, австралийцев.

Хозяин был растрепан, взъерошен и небрит. Лицо его украшали фигурные бакенбарды, а одет он был в помятую шелковую рубашку с чёрными драконами на оранжевом поле. Судя по его виду, он не только не брился, но и не трезвел уже несколько дней.

- Ну, здорово, Кирюша… раз пришёл, — посмотрев на нашего проводника с явным неудовольствием, он мотнул головой в нашу сторону. — Что? Действительно австралийцы?

- Да нет, мы из Москвы, — смутился трезвый Черешнев.

- Мы сами музыканты, — сообщил я, помахав бутылками с коньяком, — вот хотели познакомиться.

При виде коньяка взгляд хозяина потеплел.

- Что ж вы заморозились? Проходите, конечно! — последовало приглашение.

Интерьер квартиры был примечателен: все стены обвешаны музыкальными инструментами, а в углу устроена настоящая домашняя записывающая студия с микрофонами, мониторами и рэковыми процессорами.

Около окна в комнате размещался широкий стол. Народу собралось столько, что небольшая сковородка с жареной картошкой смотрелась на нём совсем одиноко. В основном компания собралась мужская, но присутствовало и несколько девушек. Самым ярким пятном в этой компании был мускулистый русый парень с голым татуированным торсом и гитарой наперевес. Видно было, что основной заводила здесь он.

- Новые гости пришли, коньячка принесли! — нахально крикнул он, увидев нас. — И Кирюша с вами. Ну, что Кирюш, бузить не будешь, сегодня?

- Да, что вы на меня наезжаете? — оскорблено взвился Кирилл. — Я вам гостей привёл. Между прочим вот Паша классные песни пишет, а вы докапываетесь…

Он выглядел реально обиженным.

- Песни мы и сами неплохие пишем, — подмигнул остальным татуированный парень. — Садитесь, парни! Меня Миша зовут, я и вот эти парни — группа Мачете, — показал он рукой в сторону остальных. — Вот обмываем как раз запись первого альбома.

- Респект! — оживился я, — а можно послушать? Мне очень интересно!

Внимание приятно даже скотине, а творческому человеку приятно внимание к его творчеству. Миша, которого остальные почему-то называли по фамилии — Шорохов, с готовностью метнулся к компьютеру Макса, чтобы поставить музыку.

- Да вы запарили уже своим альбомом, — проворчал Макс, садясь к столу и распечатывая коньяк. — Сто раз уже слушали сегодня. Дайте людям выпить лучше.

- Макс, ну мы знаем, что ты не хочешь слушать, потому что гитары криво сыграл, — подмигнул остальным Шорохов.

- Да нет, не хочу слушать, как ты мимо нот поёшь, — хмыкнул хозяин квартиры.

- Макс — лучший гитарист в Норильске, — доверительно сообщил мне молодой человек в мексиканской шляпе, ранее представившийся «басистом Вовой».

Из динамика раздались тяжелые гитарные рифы, поддержанные мощной ритм-секцией. Партия бас-гитары была сыграна немного неуверенно, но барабаны и гитары, что называется, «высекали». По вступительному соло сразу стало ясно, что играет «профи», я уважительно взглянул на взъерошенного Макса.

«Живу, как не надо жить, как будто последний день…» — запел сильный хрипловатый голос, чем-то напоминающий тембр Кузьмина.

«Я понял теперь, что не надо-о-о… сопротивляться судьбе! В груди моей бьются два сердца рядом — я оба дарю тебе!» — музыка сильно напоминала группу Rage Against The Machines, если бы те взяли Владимира Кузьмина фронтменом. Это сильно отличалось от мягкого акустического хиппи-рока Понедельника с нашими лирическими баритонами, но мне понравилось.

- По-моему ваще круто, — высказал я авторитетную точку зрения.

- Ага, очень профессионально, — поддержал Черешнев.

- Давай следующую, — попросил я Шорохова. — Ну и за ваш талант, чуваки!

После вступительной зубодробительной композиции пошли вещи помягче и полиричней, в них стал заметен поп-талант сонграйтера Шорохова — песни были мелодичны и душещипательны.

- Наверно, девушкам очень нравится? — подмигнул я собравшимся феминам. Они стеснительно осклабились, давая понять, что ещё как нравится.

Хвалить талантливую музыку всегда легко и приятно, что мы с Черешневым и сделали. Отведав нашего коньяка, и подобрев от комплиментов, парни приняли нас, как родных.

- И вот Кирилл у вас ещё суперски поёт, — сообщил я, благодарный нашему проводнику за такое душевное знакомство.

- Поёт-то он здорово… — без энтузиазма согласились собравшиеся.

- Да вы Пашку послушайте! — подхватил Кирилл, чтобы отвести негативное внимание от себя. — Вот у кого песни — кайф! Спой им эту, про дьявола!

- Ага, давай, — поддержали остальные. — Вмочи московского рока!

Мне захотелось спеть что-нибудь энергичное.

- Я лучше новую…написал вот недавно, — сообщил я, ухватывая свою вечную невесту за деревянную шею.

- Я забрасываю сети каждый день, — начал я, наяривая, беспокойный риф.

Люди слушали с интересом. Лица стали серьезными.

-…мы всё успели, и осталось лишь одно: увидеть море, увидеть море…увидеть море-е-е-е…. - я протянул последнюю ноту и энергично несколько раз ударил по струнам, зажав фа-диез минор.

Кода.

В комнате на секунду воцарилось молчание.

- Ну, вот как-то так, — смущенно протянул я.

- Вообще круто, Пашка! Я тебя люблю! — воскликнул порядком датый Кирилл, фамильярно ухватив меня за шею.

- Действительно, высшая вещь! — изумленно сообщил Шорохов. — Не ожидал.

- Класс! — поддержал Макс, — учитесь, как песни писать надо, олухи!

- Да это не он написал, — воскликнул один из местных, смахивающий на спивающегося барда.

- Эээ… как-это? — оторопело улыбнулся я, — а кто тогда?

- Тогда у тебя ещё должны быть такие песни, — упрямо сказал антибард. — Пусть другие свои песни споёт, я сразу скажу, сам или не сам тогда, — обратился он к остальным.

Собравшиеся зашумели, но никто не был против послушать ещё. Я спел Дьявола, Расстояния и студенческий хит Кофе с коньяком. Народ фанател, и пуще всех тряс бородой скептический бард.

- Вот теперь верю, теперь верю! — вопил он, размахивая кружкой с пивом.

- И все-таки, Увидеть море — самая крутая у тебя вещь, — сообщил Макс, чокаясь со мной граненным стаканом.

- Да я согласен, — благодарно кивал я, — это ж моя последняя вещь, несколько дней назад написал.

- А давай ещё раз Увидеть море, — вклинился Шорохов, дыша перегаром.

- Подождите, — воскликнул вдруг Макс. — Я хочу это записать! Садись сюда! Надевай наушники. Тихо все!

Передо мной вырос микрофон с черной сеточкой, предотвращающей аспирацию. С двух дублей песня была записана. Я стал кумиром вечера и исполнял свой народный хит раз пятнадцать.

Где-то в полночь Шорохову позвонили. Поговорив, он нервно возбудился и замахал руками.

- Так, все слушаем сюда, счас едем на «Надежду» лабать с моей бригадой, — прокричал он так, что вены на его мощной шее вздулись, а глаза выпучились.

- Гитару брать? — озабоченно спросил я, понимая, что «увидеть море» нам придется сегодня ещё не раз.

- Не надо, — усмехнулся Шорохов. — Там всё есть.

Девушки, а с ними и большая часть парней отсеялись. Кто-то уже был слишком пьян, чтобы куда-то ехать, а кому-то было завтра с утра на работу.

- Нам можно, — успокоил меня Черешнев. — Мы в командировке. Да к тому же когда ещё ты попадёшь на медеплавильный завод.

Если бы изнеженных голливудских актёров можно было заманить в этот антигуманный край, то снимать «Властелина колец» Джексону нужно было бы здесь. На «Надежде».

Подъехав на территорию на двух такси, мы надели каски и дыхательные маски, выданные Шороховым, и вступили на эту поистине впечатляющую территорию Мордора. По огромному высотой с многоэтажный дом тёмному цеху носились исполинские ковши с расплавленным металлом, объятые снопами искр. Грохот давил на перепонки, жар плескал в лицо горячими волнами. Масштабы происходящего придавили нас к земле, заставив почувствовать свою ничтожность и мизерность.

Никакие тангарские гномы не построили бы того, что строили советские люди!

- Что? Впечатляет? — улыбнулся Миша, наслаждаясь произведенным эффектом. — Вот тут я работаю!

- Пойдем в каптерку. Сегодня у моего товарища день рожденья, — махнул нам рукой Шорохов, — только под ноги смотрите и голову берегите.

Мне было неловко, что мы пришли на день рожденья без подарков, без бутылки и без гитары. Но как только мы вошли в «каптёрку», я понял, что опасения мои были напрасны. Мало того, что в этом весьма цивильном помещении все было в порядке с едой и выпивкой — это была настоящая реп база с барабанами, усилителями и комбиками.

- Мы здесь репали с моей первой группой, — пояснил Миша.

- А вы тут в Норильске умеете жить, — радостно засмеялся я.

- А ты как думал? — подмигнул Шорохов.

Домой мы возвращались на такси под утро, измотанные, но довольные.

- Ну, как тебе было «джемить» под потолком работающего медеплавильного цеха? — хмыкнул Черешнев.

- Да уж, — согласился я. — Похоже, не зря приехали все-таки.

- Кстати, — довольно хохотнул вдруг мой коллега. — Я понял, откуда у тебя такой переводческо-поэтический дар образовался.

- Ну-ка, — заинтерсовался я.

- Ты фонетику на третьем курсе сдавал?

- Ну, канеш.

- Так там это стихотворение мы все к зачету готовили. На интонирование. Роберт Бёрнс «Май харт». Вот оно и въелось у тебя в подсознание, так что ты его в оригинале автоматом и выдал.

- Аааа! — я хлопнул себя по колену и захохотал, — Семён Семёныч!