Пилот первого класса коммерческой авиации Иван Пивоваров проснулся за час до звонка будильника от треска автоматных очередей и воплей раненных — после Афгана прошло много лет, а такие сны продолжали сниться регулярно, по меньшей мере, раз в месяц.
После того, как он открыл глаза, вопли раненных стихли, но громкие щелчки, напоминающие выстрелы, остались. Резко сев на постели, он дернул выключатель светильника и в недоумении уставился на пол. По красному ковру люкса полуторазвездочной гостиницы несколько мышей кружком носились вокруг скомканной газетной страницы, с громким стуком задевая её серыми боками. Их действия походили на какой-то осмысленный ритуал.
- Дьявола вы тут, что ли, своего мышиного вызываете? — хриплый голос пилота прозвучал громко в тишине слабо меблированного номера, и грызуны порскнули под кровать, оставив камланье до лучших времен.
Морозная темень за окном не стала светлее, но рабочие часы уже близились: откинувшись на подушки, Иван ещё пять минут нежился в кровати, но потом резко встал и пружинистой походкой направился в ванную.
* * *
Постукивая наспех собранными чемоданами по обитым красным ковром ступенькам, я спустился к стойке администратора гостиницы и хмуро поздоровался с заспанным Крисом. Он уже успел расплатиться за нас обоих корпоративной картой и осоловело пялился водянистыми от принятого накануне глазами в телевизор, на экране которого призывно изгибалась очередная «поп» — певица. Звук был выключен.
- Обожаю смотреть русскую музыку, — хмыкнул он, перехватив мой взгляд. — Девушки просто класс! Главное, чтобы звук не включать, а то сразу блевануть хочется.
- Чего-чего? — переспросила дородная тётка — «ресепшионист».
- Говорит, что гостиница у вас классная, — перевел я, морщась от похмельных головных болей.
- Ой, ну спасибо, — заулыбалась тётка в сторону удивленного экспата. — Машинка, кстати, ваша подъехала.
- Пол, а это будет совсем некрасиво, если мы выпьем по пиву в баре аэропорта перед самолётом? — спросил меня он, когда мы удобно устроились на заднем сиденье прокуренной Элантры. Крис ненавидел самолёты и перед каждым полетом норовил надраться до бессознательного состояния.
- Крис, это — Россия! — хмыкнул я. — Будет некрасиво, если мы НЕ выпьем пива утром!
* * *
- Доброе утро, командир! — озорно подмигнула Ивану рыженькая Лида. Хорошенькая стюардесса сама напросилась на рейс и прямо-таки лучилась оптимизмом.
Сдержанный кивок и улыбка — это то, что Иван был должен ей. Это у себя в номере можно морально разлагаться, мизантропстовать и проклинать всё и вся, обложившись халявными мини-бутылками спиртного, а здесь в кабине ты тот самый Ангел, которому люди вверяют свою жизнь. Жизнь у них одна, так что вверяют с неохотой. Подозрительно всматриваются в каждую складку на твоем лице. И потому, плохое у тебя настроение или нет, а изволь выглядеть уверенным и позитивным. Хотя что-что, а уверенности бывшему старшему лейтенанту Пивоварову не занимать — не раз легендарный комэска Щеглов хвалил Ивана за стальные нервы: «Когда Пивоваров за штурвалом, ему хоть паяльник в задницу вставь — не дрогнет!»
Паяльник… Шутки-шутками, а все-таки вставила жизнь паяльник этот, да так, что вздрагивай-не вздрагивай, а деться некуда. Ранение. Дембель. Пьянство. Уход жены с детьми. Нервы. Ссоры с начальством.
Так и окончились международные рейсы. Гоняет теперь кавалер ордена Мужества пилот первого класса Иван Пивоваров ржавые ТУ-шки в Сибирь и обратно. Да что уж теперь. Работа есть работа.
- Метеослужба передаёт высокую вероятность метели в Москве, — прозвучал голос диспетчера в наушниках.
* * *
Крис был неплохой парень, но каждый раз при взлете самолета я начинал его ненавидеть. Он вел себя, как истеричная баба. Постанывал, потел, вцеплялся в ручки кресла и шумно и испуганно сопел.
- Чувак, девяносто процентов аварий происходят при приземлении, а не при взлёте, — тщетно пытался я поучать его в преддверии посадки в авиалайнер.
- Конечно, — вежливо соглашался Крис, но в самолете история каждый раз повторялась. Это был иррациональный страх.
Я и сам побаивался летать. Любой громкий возглас, подозрительный скрип или резкое движение самолета тут же вгоняли меня в нервное состояние.
Вот и теперь я, стиснув скулы, влип в окно, чтобы не слышать морального разложения британского коллеги на соседнем кресле. Самолет резво набрал скорость, перешел на особенное надсадное гудение, которое раздается перед тем, как шасси оторвутся от земли, и… продолжил нестись по взлетке. Моторы гудели все надсадней. Крис сопел все трагичней, когда самолёт вдруг резко дернулся, затормозил и стал сбавлять скорость. Скрипя и вибрируя всем корпусом, славное достижение советского авиапрома подкатилось вплотную к забору, ограждающему аэропорт и понуро заглохло, укоризненно вытянувшись тупым носом в сторону заснеженной тундры.
-???! — открыл глаза, удивленный Крис. По рядам пассажиров пронесся гулкий ропот.
- Пожалуйста, соблюдайте спокойствие, — пролаял металлический голос главной стюардессы в бортовой матюгальник. — В виду незначительной технической неисправности, мы вынуждены задержать взлёт на пятнадцать минут.
Через час томительного ожидания, наш самолёт отбуксировали на исходную позицию. И вблизи крыла под моим окном замаячили лихие парни в полушубках, подкатившие на какой-то самоходной дрезине. После недолгого визуального анализа один из силуэтов извлёк из недр сервисной колымаги внушительную кувалду и принялся «устранять незначительную техническую неисправность», с оттяжкой бухая орудием в беззащитное крыло, отчего по рядам пассажиров прокатился возмущенный гул, а Крис начал дрожать левым веком.
- Это выглядит серьезно, Пол, — обратился он ко мне. — Наверно, что-то серьезное? Что это, Пол? Это выглядит очень серьезно!
- Все нормально, — проскрежетал я по-английски сквозь зубы и в полголоса довернул к этой фразе забористое ругательство. Мне начинало все не нравиться.
Однако кувалдоносцы довольно быстро свернулись, стюардессы, как ни в чем не бывало, заулыбались, и самолет вновь, дрогнув моторами побежал вперед, расталкивая морозный воздух.
* * *
Сообщения о плохой погоде в Домодедово все также продолжали приходить от московских диспетчеров. До столицы оставалось всего ничего, а над аэропортом скопилась уже целая очередь бортов. Командно-диспетчерский пункт не давал разрешения на посадку из-за пурги и сильного бокового ветра. В ожидании улучшения условий авиалайнеры кружили в воздухе, разведенные диспетчерами по высоте. Пивоварову ничего не оставалось делать, как присоединится.
- Придется полетать, — задумчиво сказал он, бросив беглый взгляд на помрачневшее лицо второго пилота Сергея. Оба подумали об одном и том же. Керосин. Хватит ли?
По инструкции, конечно, при заправке самолета всегда закладывается аэронавигационный запас, позволяющий летать самолету еще несколько часов, но наземные службы тоже хотят есть, поэтому запас этот заливался в полном объеме лишь по бумагам. На пару лишних часов полёта керосина, конечно, хватит. А вот дальше… Иван досадливо мотнул головой, отгоняя мрачные мысли.
- Лид, объяви пассажирам о том, что посадку откладывают по погодным условиям, придется покружить минут двадцать.
* * *
- Уважаемые пассажиры, капитан корабля только что сообщил, что аэропорт Домодедово пока не может принять нас по погодным условиям, поэтому нам придется некоторое время оставаться в воздухе, пока они не улучшатся. По предварительным прогнозам это может занять около двадцати минут, — после этих слов я слегка напрягся, но решил, что, конечно, лучше подождать, но потом безопасно сесть. Безопасная посадка, я вам скажу, в самолетах — самое главное.
Однако двадцать минут прошли, а самолет все не приступал к снижению.
- Уважаемые пассажиры, — раздался в микрофоне голос пилота, и мне показалось, что он прозвучал не на шутку обеспокоенно, — запаса топлива у нас осталось лишь на полчаса. Мы не можем больше ждать, поэтому я принял решение лететь на резервный аэродром в город Нижний Новгород. Пурга туда пока не добралась, они готовы нас принять.
- Пол, почему мы не садимся? — проснулся Крис, — у нас какие-то проблемы?
- Все нормально, — успокоил его я. — Погода плохая, так что на запасном аэродроме будем садиться.
(Ничего нормального, блин, нет в этом, Крис. Мы летим, хрен знает, куда на остатках горючего, и мне чертовски все это не нравится).
Я повернулся и посмотрел назад — судя по всему, большинство пассажиров разделяло мое настроение — в салоне стояла непривычная тишина. Лица людей были хмуры и напряжены.
Крис успокоился и вернулся ко сну, откинувшись на кресле, а я нервно уставился на часы. Я не засекал, во сколько мы вылетели из Москвы, но было такое чувство, что летим уже не меньше часа.
- Извините, — остановил я проходящую мимо стюардессу громким шепотом. — А сколько до Нижнего Новгорода лететь?
- Минут двадцать, — вымученная улыбка на ее лице не прибавила спокойствия, — …тридцать.
Ещё через несколько минут вдруг все стюардессы скрылись за занавесками своего отсека.
Через некоторое время они появились оттуда, и стало страшно. Лица их были белыми. В дрожащих руках они несли подносы, на которых стояли стаканы с водой. Старшая стюардесса зачем-то принялась раздавать пассажирам листочки и карандаши.
- Напишите свои имена и номер места, — сбивчиво закудахтала она. — Возможно, в Нижнем Новгороде нас ждет пересадка, чтобы вернуться в Москву.
«Что за бред! — подумал я. — Так-так… Так-так!»
Пальцы нервно забарабанили по коленям, а в животе стал сворачиваться холодный и неприятный клубок тревоги.
Плохи дела. Плохи дела.
Пло-о-о…
* * *
-…хи дела, — выматерился второй пилот, яростно защелкав тумблером. — Обороты двигателей падают!
Иван бросил быстрый взгляд на приборы, и сразу вслед за этим раздался резкий неприятный звук сигнализации аварийного остатка топлива.
- Капитан, у нас все в порядке? — в кабину заглянула старшая стюардесса. — Люди волнуютс…
Мигом оценив ситуацию, она осеклась на полуслове.
- Нормально, — рявкнул Иван, не отрываясь от приборов. — Не стойте здесь! Ваше место сейчас в салоне! Идите! Успокойте людей!
* * *
Итак. Нас семьдесят два. Мы все разные. Разный возраст, профессии, привычки и характеры. Объединяет одно — все трупы. Нет-нет, никакой мистики. Пока мы ещё живы, но уже знаем, что это ненадолго.
Всего несколько часов назад каждый выглядел по своему — кто-то пил и смеялся, кто-то читал газету, кто-то спал. Сейчас в салоне пассажирского лайнера, совершающего перелёт Нижневартовск-Москва, сидят семьдесят два похожих друг на друга манекена. Осторожно поворачиваюсь и смотрю на сидящих сзади. Одна и та же картина — бледные лица и плотно сжатые губы. Кто-то закрыл глаза, кто-то уставился себе под ноги или тупо в спинку кресла соседа.
Я думаю о том, как это будет. Из прочитанного об авиакатастрофах я знаю, что при ударе о землю все кости в теле от давления моментально крошатся в порошок. Запомнился комментарий спасателя о том, что тела, найденные на месте крушения, очень сложно переносить. Как бурдюк с водой без ручек.
Услужливое воображение тут же рисует картину — два МЧС-ника рывками пытаются забросить мой бесформенный обгоревший труп в грузовик, и меня охватывает паника. Дикий животный ужас. Если не взять себя в руки, то я закричу. Этого нельзя допустить. Видимо, это понимает каждый, поэтому тишина в салоне гробовая. Это только в голливудских фильмах в падающем самолёте все кричат и носятся по салону. В реальности, как оказалось, всё происходит совсем не так.
Мне тоже надо отвлечься. «Это будет не больно. Я ничего не почувствую. Секунда — и всё будет кончено». После этой мысли я успокаиваюсь. Становится не страшно. Только пальцы выбивают нервную дробь, и в голове стучат какие-то африканские ритмы. Я сижу на месте номер тринадцать. Забавно. Вот и не верь после этого в магию чисел. Хотя в этом самолёте сейчас все номера несчастливые.
В голову приходит мысль написать прощальную смс-ку родным и близким. Сейчас как-то отчетливо понимаю, что кроме родителей и брата моя смерть ни для кого не станет трагедией. Что же написать? «Прощайте, мама, папа и Дима! Через несколько минут меня размажет по земле. Я вас любил»? Как-то глупо и пошло. И страшно.
Нет. Ничего писать не хочется. Теперь ясен смысл фразы «люди живут вместе, а умирают по одному». Завтра все мои друзья и близкие проснутся и вновь увидят рассвет. А я нет. И это обстоятельство уже разделило нас невидимой стеной.
В тридцать лет все-таки умирать не так обидно, как в восемнадцать. Все в жизни уже испытано. Я любил, мечтал. Успел разочароваться и в том, и в другом. Видел свет. Был женат, но не нажил ни семьи, ни детей.
Я — бесполезный путешественник во времени и пространстве, и в каком-то смысле такой конец логичен.
Последнее время часто повторял, что ничего не жду уже от будущего. Говорят, что мысли и слова способны материализоваться. Что ж, судя по тому, что сейчас со мной происходит, так оно и есть.
Почему же всё так сложилось? Где я свернул не туда?
Я откидываюсь на спинку кресла, и сцены из моей жизни мелькают перед глазами, как кадры цветного кино. Детский сад, школа, университет, переезд в Америку…
* * *
- У нас кончилось топливо! Отказали все двигатели! — задыхаясь от напряжения, орал в шлёмофон Пивоваров. — Готовьте полосу, мы будем планировать!
Неуправляемая машина осталась «на руках». Все стрелки упали вниз до нуля. Самолёт начало дергать из стороны в сторону.
- Я могу чем-то помочь, — в кабине опять показалась голова старшей стюардессы с подносом, на котором одиноко дребезжал полупустой стакан воды.
- Можешь! — вдруг радостно выкрикнул Иван. — Давай сюда воду свою!
Собравшийся было обматерить ополоумевшую от страха стюардессу Сергей, с ужасом выпучил глаза в сторону Ивана. Было ясно — капитан сошел с ума!
- На приборную доску ставь, — захохотал Иван, увидев перекосившееся лицо второго пилота. — Будем по нему определять с каким углом идем, какой тангаж!
* * *
- Господи! — чей-то сдавленный всхлип прозвучал во внезапно наступившей тишине, как выстрел, вырвав меня из череды воспоминаний. Остановился наш второй двигатель. За бортом был слышен лишь тоненький свист ветра, рассекаемого огромным куском мертвого металла.
Прилипнув к иллюминатору, я всмотрелся в темноту и, волосы на моей голове зашевелились от ужаса. Елки! Метров в трехста под нами плотным массивом вставал лес.
Это смерть!
Сжавшись в комок, я всем телом почувствовал приближение чудовищного удара, как вдруг, черная полоса резко сменилась пустым пространством, мелькнула сетка аэродрома и по земле побежали стремительно сужающимся кольцом огни. Пожарные и скорые машины, видимо, собранные со всего аэродрома неслись к нашей полосе, мелькая маячками.
Дрожа и дергаясь всем телом, наш самолет резко приближался к взлетке.
Удар!
Сжавшиеся молчаливыми тушками в своих креслах пассажиры подлетели, натянув пристяжные ремни. Салон наполнился оглушительным визгом женщин, криком детей и матами мужчин! От удара машина подпрыгнула в воздух и снова жестко опустилась на взлетку, самолет кренился то влево, то вправо, но мы уже катились по взлетной полосе!
Шасси выдержало! Опять жесткий рывок, это пилоты задействовали аварийную тормозную систему! Натужно заскрипев «ТУшка» пробежала еще несколько метров, резко снижая скорость, и остановилась!
На несколько секунд я заиндевел в кресле, не в силах поверить, что мы живы.
На многих рейсах, которыми я летал раньше, пассажиры хлопали после посадки, раздражая меня этим несказанно. Сейчас, когда аплодисменты прозвучали бы уместней всего, никто даже и не думал хлопать. Кто-то рыдал, кто-то звал доктора, кто-то лихорадочно дергал лямку ручной клади из багажного отсека, стремясь скорее покинуть салон, в одночасье чуть не ставший братской могилой.
- Мы прилетели? — сонными глазами совы на меня посмотрел проснувшийся Крис.
Уставившись на него безумным взглядом, я захохотал. Я трясся, захлебывался истерическим смехом и не мог остановиться.
- Да, Крис, — утирая слезы, выдавил из себя я. — Мы прилетели. И, знаешь, ты был совершенно прав: бояться надо взлета, а не посадки!
* * *
Во время ожидания в зале получения багажа я с жаром живописал проспавшему все на свете коллеге ужасы, творившиеся во время полета. Осознав, что находился на волоске от смерти, Крис долго и отчаянно матерился, всхлипывал, бледнел и закатывал глаза, а по прибытии в буфет моментально купил втридорога бутылку Ред Лейбла, которую мы и приговорили, отметив новый День Рождения. Ощущение, что я только что стал свидетелем чуда, не покидало меня.
- Знаешь, Крис, мне кажется, все это произошло с нами не просто так. Бог спас наши жизни для чего-то. Мне кажется — это знак! Это шанс изменить нашу жизнь к чему-то хорошему и правильному. Надо только понять как! Понять, что делать!
- Что делать? — переспросил всё ещё слегка оглушенный событиями Крис. — Возвращаться в Москву! Но теперь ТОЛЬКО поездом!
март 2010 — январь 2013