Рано утром на следующий день Аполлон уже шел по адресу, указанному на афише.

Знаменитая прорицательница и сомнамбула Филомена Станца снимала апартаменты на Васильевском острове — нельзя сказать, что в двух шагах от дома Милодоры, но, во всяком случае, экипаж брать не потребовалось.

День был ясный — не такая уж редкость для второй половины октября — и холодный. В прозрачном воздухе было видно далеко. Аполлон шел быстрым шагом и думал о том, что пик болезни его — нервного срыва,— должно быть, миновал. В теле еще чувствовалась, впрочем, некая слабость после лихорадки, слегка кружилась голова, но провалов в памяти больше не было. Это порадовало бы Аполлона, если б в последние дни его вообще могло радовать что-то...

... Дверь ему отворил старый представительного вида лакей и, не выслушав объяснений до конца, указал на широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Прорицательница и магистр обеих магий принимали посетителей там.

В апартаментах, задрапированных темно-синим бархатом и обставленных с показной роскошью (Аполлон даже заподозрил хозяев в отсутствии вкуса: слишком много тут было всего — подсвечников, масок, ритуальных статуэток, развешанных ладанок, каких-то портретов в резных рамках, старинных ветхих книг, раскрытых и не раскрытых, писаных на некоем тарабарском языке, ибо ни один из европейских языков Аполлон в них не узнал), его встретил молодой человек — блондин с яркими и выразительными карими глазами; довольно редкое сочетание очень светлых волос и темных глаз. Тем более удивительно это было, потому что вслед за молодым человеком в комнате появилась голубоглазая брюнетка — сочетание, быть может, еще более редкое; волосы — черные как вороново крыло, а глаза — как июльское небо в знойный полдень. Девушка была очень красива.

Хозяева апартаментов сразу после приветствий перешли к делу. Они сказали, что всякий, кто обращается к ним, уже является членом их клуба и должен сделать вступительный взнос; причем сумма в таких случаях не оговаривается, она зависит от того, насколько ценит человек членство в клубе.

Аполлон никогда не был скуп, и количество ассигнатов, которое он выложил на стол перед Артуро, даже вызвало у последнего некоторое удивление. Деньги, впрочем, быстро убрали со стола, дабы презренным видом своим они не нарушали гармонии этой большой комнаты — обстановки таинственности, некоей мистичности (темные драпировки, свечи... а в деньгах какое таинство!).

Артуро задернул шторы и зажег свечи...

Только сейчас Аполлон заметил четыре желтых человеческих черепа по углам. Все черепа были повернуты лицом к востоку. Стеклянные шарики, вложенные в глазницы черепов (Аполлон видел глазницы двух из них), отражали свет свечей. Была полная иллюзия того, что у черепов живые глаза, ибо отблески дрожали.

Голубоглазая брюнетка Филомена села за стол, покрытый бархатной скатертью, а Аполлону велели сесть напротив.

Аполлон порывался было начать говорить о сути дела, приведшего его в этот дом, но Филомена изящным повелительным жестом заставила его замолчать.

Она с минуту смотрела на него; Аполлон увидел, что глаза прорицательницы совсем светлые — с некоторой натяжкой их можно было бы даже назвать бесцветными; а может, они выглядели так в неверном свете свечей. Но удивительно было другое: Аполлон видел, как постепенно расширяются зрачки Филомены и как наконец зрачки становятся столь велики, что почти «съедают» радужку... В какой-то момент светлой радужки и не стало; были белки глаз и сразу — зрачки. Филомена как будто объяла Аполлона своими зрачками, как будто погрузила его в свой внутренний косм. Аполлон вдруг поймал себя на том, что, как бы притянутый этим взглядом, наклоняется вперед, — словно наклоняется над бездной...

Сделав усилие над собой, он опять выпрямился.

Филомена улыбнулась краешками губ и протянула Аполлону колоду карт, чтобы он сдвинул.

Аполлон подчинился. Прорицательница вытащила из колоды карту.

— Дама... Вас тревожит дама... Не мысли о ней, а именно сама дама, — Филомена говорила с легким итальянским акцентом. — Она приходит к вам...

Аполлон кивнул:

— Она умерла...

Глаза прорицательницы, а главное то, как точно она определила, с чем Аполлон пришел к ней, убедили его в том, что он имеет дело не с шарлатанами...

Артуро склонился к уху Аполлона и прошептал:

— Вы не должны говорить, сударь. Только если вас спросят. В противном случае вы можете навредить... и Филомене, и себе... вы можете спугнуть... речь ведь идет о вещах слишком тонких...

Филомена все еще смотрела на Аполлона, но уже не затягивала его взглядом, а сама как будто уходила в себя. Потом тихо заговорила:

— Она приходит к вам и молчит... А вам кажется, она хочет сказать... И вы желаете знать — что... Потом она зовет вас, и вы встаете, но не знаете, куда идти... Вы идете куда-то, но у вас сомнения. Это вас мучит... вы хотите знать... знать... вы хотите уверенности... Весь смысл жизни поставлен на кон... Нет, вы не игрок... Вы не видите впереди просвета... Вы забыли про надежду... Вы ничего не ждете... мрак и небытие подавляют вас и одновременно влекут... У вас был прямой путь, а теперь вы растеряли свои следы...

Аполлон был потрясен; особенно точной и емкой представлялась ему последняя фраза. Ему, сделавшему переводы многих стихов, фраза показалась даже поэтичной.

— Она умерла, — повторил Аполлон, забыв про замечание Артуро. — Мне хотелось бы знать, куда она зовет меня...

Филомена закрыла глаза; веки ее дрожали — это было похоже на то, что глазные яблоки под веками закатились вверх; судорожно дрожали и губы. Прорицательница не сдержала стон, карты полетели со стола и далеко рассыпались по паркету...

— Что? — встревожился Аполлон.

— Не волнуйтесь, — прошептал Артуро.

... Руки Филомены, как крылья птицы, поднялись над столом... Девушка, еще пять минут назад блиставшая красотой, сейчас выглядела отвратительной старухой. На впечатлительного Аполлона сия метаморфоза оказала глубокое действие.

— Что случилось? — Аполлон оглянулся.

— Успокойтесь... — Артуро положил ему руку на плечо. — Так случается всякий раз. Она ищет...

Под каждую руку Филомены Артуро поставил по черепу, сам стал у прорицательницы за спиной и, едва касаясь волос, как бы охватил ладонями ей голову. При этом тихонько нашептывал Филомене что-то то в левое, то в правое ухо. Дрожание век прекратилось, и Филомена вдруг, не открывая глаз, спросила ясным голосом:

— Вы уверены, что она умерла?

— Да... Я прощался с ней... Быть может, я и умирал с ней... Но смерть не была мне послушна...

Филомена долго молчала; руки ее покоились на черепах, а лицо... теперь это было не лицо Филомены, а как бы зеркало — одно за другим в этом зеркале отражались женские лица, старые и молодые, красивые и не очень. Аполлон, забыв обо всем на свете, всматривался в эти лица.

— Я ищу... — говорила Филомена. — А вот это не она?..

Аполлон увидел лицо красивой женщины с крупными чертами и большими выразительными губами, будто созданными для любви.

— Нет.

— А вот это?.. — на лице Филомены появилось одухотворенное выражение, складочка залегла меж бровей, отчетливее выделился подбородок.

— И это не она...

Филомена молчала еще минуту, потом брови ее сошлись на переносице:

— Мне, однако, странен ваш вопрос...

— Почему? — Аполлон ловил каждое ее слово.

— Этой женщины нет там, где я ее ищу... И не только я. Ее ищут и не находят... Разве не удивительно?..

— Где же она?.. — выдохнул Аполлон; в этом вопросе смешались изумление и надежда.

Ему хорошо стало видно, как под веками прорицательницы медленно вращались глазные яблоки, — будто Филомена внимательно обозревала огромный зал, стоя во входе в него; вот она как бы осмотрела своды, задержалась взглядом в углах, глянула под ноги; уголки ее рта недоуменно опустились.

Наконец Филомена сказала:

— Мы уйдем отсюда, слава Создателю!... Аполлону не нужно было объяснять — откуда.

Верно, прорицательница пребывала все это время во мрачных владениях Аида...

И вдруг лицо прорицательницы озарилось (Аполлон мог дать руку на отсечение, что лицо Филомены сейчас излучало свет).

— Я вижу эту чистую душу. Воистину, она стоит того, чтобы любить ее...

Аполлон так и замер при этих словах. Сомнамбула между тем продолжала:

— Но скорбеть по ней рано: душа эта даже не на пути в царство мертвых. Она... среди живых...

Аполлон только мог бы мечтать об этом, однако отказывался верить в это...

Глазные яблоки Филомены остановились под веками.

— Взгляните... Это она?

И в мгновение ока таинственная прорицательница и сомнамбула Филомена Станца стала очень похожа на Милодору Шмидт... Аполлон при этом превращении Филомены едва не вскрикнул — так он был потрясен. Аполлон не мог понять, откуда прорицательница вообще знала, кого искать в царстве мертвых и в царстве живых, — ведь он не называл ей имени Милодоры.

— Да. Это она, — ответил ошеломленный Аполлон. — Это она. Разве такое возможно!...

Не открывая глаз, Филомена Станца улыбнулась:

— Вас теперь мучит вопрос, откуда я ее знаю... Ведь вы не называли имени, не показывали портрета...

— Да, это так, — признался Аполлон.

— Все просто: я вижу ее сердцем. Я вижу ваше сердце, в коем запечатлен ее образ... Остальное просто.

— Мне все равно не понять...

— И не нужно... Я скажу то, что знать вам необходимо... Она жива. Она в каком-то большом городе. Быть может...

— В Петербурге?

— Не знаю. Очертания города размыты. Это город на реке. Но ведь почти каждый город стоит на какой-нибудь реке... Я вижу мачты судов и кнехты на причалах, я вижу дворцы. Может, и Петербург: не могу сказать точно, поскольку плохо знаю этот ваш город... Перевернуть страничку?..

— Какую страничку? — не понял Аполлон. Артуро, который уже отошел от Филомены, шепнул ему:

— В будущее заглянуть?

Аполлон кивнул.

Филомена и с закрытыми глазами увидела его согласие, ибо, как она говорила, смотрела ему в сердце.

Она сказала:

— Опять вижу большой город. Но этот город я знаю. Я долго жила в нем. Не спрашивайте — какой. Не скажу. Не следует смертному прежде времени знать то, что известно лишь Богу... Ни хорошего, ни дурного... Вы и та женщина рядом. Вам хорошо вместе. У вас спокойно на сердце, но грусть иногда посещает вас... Не тревожьтесь: это прекрасная грусть... Вы, наверное, пишете?..

— Пишу ли я? Пожалуй, уже не пишу. Я уже ни в чем не вижу смысла...

Филомена открыла глаза и улыбнулась Аполлону, как старому знакомому:

— С вами нелегко общаться. Вы — сильный человек. Как я ни старалась, не могла проникнуть к вам в разум. Слава Богу, мне достаточно сердца. Но в сердце не написано имя той дамы. Как ее зовут?

— Милодора. Милодора Шмидт. Прорицательница ободряюще улыбнулась:

— У вас нет повода отчаиваться. Вам надо набраться терпения и немного подождать. И вы воссоединитесь с Милодорой... с Милодорой Шмидт....... Аполлон спускался по лестнице в расстроенных чувствах. Он уже не верил ни единому слову знаменитой сомнамбулы. Когда он говорил с ней, он еще чуточку верил, а может, больше надеялся, что все так и есть и так и будет, как она говорит. Однако, едва за спиной его закрылась дверь, как вера в слова прорицательницы и надежда на чудесное возвращение Милодоры растаяли как дым. Аполлон понял, что сомнамбула просто отрабатывала деньги, которые от него получила, и говорила то, что он страстно желал услышать; она живописала розовыми красками по белоснежному полотну, тешила его призрачной надеждой... а едва он ступил за порог, бросилась пересчитывать ассигнаты. Магнетический сон сомнамбулы — не более чем искусное притворство; пророческие ее слова — не что иное, как шарлатанство. Все, что сказала Филомена Станца за немалые деньги, Аполлон мог услышать за полкопейки от цыганки возле гостиного двора... А лица? Они выглядели так убедительно... Лица, которые «ясновидящая» представляла, — не более чем обыкновенное лицедейство; в каждом провинциальном театрике представят такое за рюмку водки, а лик Милодоры... Филомена могла видеть их вместе и запомнить. У Милодоры ведь была яркая броская красота...

Была...

Выйдя на улицу, Аполлон смахнул слезу, скользнувшую из уголка глаза...