Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

© Виктор Зайцев, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

 

От автора

Более десяти лет увлекаюсь альтернативной фантастикой, поражаясь несостыковке хитросплетений сюжетов и примитивности технических новинок от ГГ. Возможно, авторы делают это намеренно, возможно, по другим причинам. Но меня всегда удивляло, что верхом изобретательства в средневековье считается арбалет или дымный порох. Видимо, все авторы классические гуманитарии, если всерьёз считают, что изготовить крутой арбалет легче простенького револьвера. Многие полагают, что дымный порох изготавливался простым смешиванием трёх составляющих. Увы, технология его производства достаточно сложна, на этом фоне получение некачественного бездымного пороха выглядит на практике гораздо проще. Многие инструменты и орудия девятнадцатого и двадцатого века вполне могли быть изготовлены на тысячу лет раньше. Как изменилась бы история европейской цивилизации, когда на пути степных кочевников-завоевателей оказались бы государства с пушками и пулемётами? Да ещё в те времена, когда население Европы не превышало пары миллионов человек? Так ли обязателен в истории человечества период средневековья как таковой, с чумными эпидемиями, междоусобицей и религиозными войнами?

 

Пролог

Белов понимал, что кольцо врагов сжимается, скоро его обнаружат, надо убираться. Денег и документов не было, поздняя, осенняя слякоть и холод не давали возможности уйти в лес. Надо искать новый ночлег, решил он, натягивая так и не просохшие за ночь сапоги, лучше насморк, чем тюрьма. Да и в тюрьме долго не протяну, забьют или зарежут, спокойно подумал беглец, выглядывая вдоль улицы из ворот. В вечернем сумраке улица была пуста, лениво брехали соседские собаки, можно уходить. Он осторожно пробрался вдоль забора в огород, через него в соседний, откуда легко перемахнул через хилый заборчик в безлюдный переулок. Прислушался, затем спокойно пошлёпал по расплывшейся глине к окраине города, сгорбившись под осенним моросящим дождём, стараясь сохранить остатки тепла под курткой.

Белов грязными глинистыми переулками выбрался из города и брёл через перелески глухими тропинками к ближайшему садовому массиву, вспоминая расположение домов полузабытых приятелей, где можно отлежаться пару дней и наверняка найти съестное. Высушить одежду, обувь, собрать еды на дорогу и перебираться в соседнюю область, там его никто искать не будет. В глухой деревне его возьмут на работу без всяких документов, в русской глубинке лет двадцать нормальных мужиков не хватает, работящих и непьющих практически не осталось. Если и есть такие, то с изъяном – сектанты или в розыске. Только бы добраться до деревни, в ближайшие селения нельзя, придётся идти дня два.

Он перебрался через изгородь садового массива, ругаясь, что зацепился за кусок колючей проволоки и порвал рукав куртки, но, кажется, никто не заметил, быстрее в дом. Где-то здесь пятый, кажется, дом от крайней улицы. Да, так и есть, старенький, когда-то крашенный в зелёный цвет, одноэтажный домик на одно окошко, дверь незаперта, чтобы случайные воришки не поломали запоры. В этом доме Белов бывал ещё в студенческие годы, никто не должен его здесь ждать. Беглец нашёл банку рыбных консервов в шкафчике и быстро проглотил содержимое, закусывая одиноким сухарём, найденным в буфете. Сытости никакой, но силы хватит продержаться ещё некоторое время. Когда он ставил банку на стол, резкое чувство опасности заставило обернуться. В дверь заходили двое с автоматами наготове.

«Не успею», – мелькнуло в голове, он схватил стул и кинул в автоматчиков, выпрыгивая в окно, прямо в густые заросли малины. Осколки оконных стёкол резанули по выставленным вперёд кулакам. Рама маленького окна повисла на шее, расцарапав загривок. Однако лицо осталось целым, а обломки деревянной рамы слетели в кувырке сквозь колючие кусты малины. В доме глухо стучали выстрелы, а беглец продирался сквозь заросли, уходя через соседние участки к реке, туда на машине не проехать, а пешком не догонят, кишка тонка. Белов твёрдо знал, что не дастся живым.

С трудом, отдышавшись у реки, он обернулся перед прыжком в воду. Трое с оружием подходили со спины, улыбаясь загнанному в угол мужчине.

«Всё, приехали», – мелькнула последняя мысль, он бросился на преследователей, твёрдо намереваясь дорого продать свою жизнь, и… проснулся.

Сердце стучало, как метроном на шесть восьмых, белый потолок в сумраке успокаивал. Белов несколько раз глубоко вздохнул, такие сны последние полгода стали привычными, пару раз в неделю он от кого-нибудь убегал, с переменным успехом. Сегодня его очередной раз постигла неудача. Впрочем, бывший оперуполномоченный уголовного розыска, три месяца назад ставший пенсионером в свои тридцать восемь лет, не придавал никакого значения приметам и проклятиям. За годы общения с преступниками кто только не проклинал его, а любые приметы сыскарь всегда считал хорошими именно для себя. Жизнь убедила его, что неудачи происходят исключительно по вине самого человека, никого, кроме себя, в них винить не надо.

Юный пенсионер потянулся в постели, снова оглядел комнату, за окнами заметно рассвело. У себя дома он ещё подремал бы, но, в гостях, даже у старого друга, он всегда вставал рано. Да и предрассветный полумрак за окном скоро закончится, хорошо, что никуда не нужно спешить.

– Вот оно, счастье, – пробормотал негромко, ещё раз потянулся, сбрасывая остатки сна и сел в постели, осматриваясь. На соседнем диване сиротливо белела подушка, остатки вчерашнего пиршества на столе были прибраны.

– Значит, Лёшка уже проснулся, придётся вставать, – Белов поднялся с постели и подошёл к окну, выходящему во двор.

 

Глава первая, сомнительная

Тупо глядя на лес за окном, Белов машинально пытался рассмотреть там своего друга, пока не сообразил, что зрелище из окна не соответствует действительности. Какой, к чёрту, лес, когда дом стоит почти в центре города. Он потрогал оконное стекло, надеясь нащупать наклеенную на стекло картину, чем иначе объяснить странный вид из окна. Нет, стекло было гладким и прохладным, да и сосны за окном покачивались и шевелили ветками, опровергая любую мысль о картинке. Рефлекторно опытный сыщик шагнул к окнам, выходящим на другую сторону, увы, огромные сосны с той стороны дома почти упирались ветками в оконные стёкла, удалось расслышать негромкий скрежет сосновых иголок по наружному стеклопакету.

«Видимо, белая горячка началась», – подумал Белов, обнаружив на месте соседского забора сосновый лес в два обхвата. Зная по опыту (не по своему, а из наблюдений, увы, за нередкими заболевшими «белочкой»), что пушистый зверёк настигает выпивоху обычно на третий день после прекращения запоя, он посчитал дни с последней выпивки, – странно, спиртного он не пробовал больше недели. Однако деревянный двухэтажный дом на четыре окна был окружён реликтовым сосновым бором, от этого никуда не деться. Причём пара сосен стояла впритык к бревенчатым стенам. Осторожно пригнувшись, он прошёл на кухню – там всё было на месте, включая огромные сосны за окном. Бездумно открыл холодильник – свет не горел, но продукты и спиртное были на месте. Машинально проверил выключатель на стене – так и есть, электричество пропало. На глаза попался фонарик – он работал. Отражение в зеркале на дверце платяного шкафа было. Но из всех окон по-прежнему открывался только один вид – сосны, без каких-либо признаков жилья. Сотовый телефон был вне зоны доступа. Проводного телефона в этом доме отродясь не было.

«Правильно, откуда у Лёшки телефон. Кстати, где этот разгильдяй? – появилась первая разумная мысль, – я же у Алексея проснулся, значит, он в доме должен быть. Помнится, спать укладывались одновременно, только хозяин в своей комнате. Пойду, проверю».

Белов прошёл в глубь дома, открыл двери в спальню хозяина. Незаправленная постель подтверждала его воспоминания. Судя по отсутствию одежды, Лёшка совсем недавно куда-то вышел. Что такого срочного случилось, что друг его не разбудил, Белов не мог предположить. Выпивки и продуктов достаточно, скорее всего, хозяин вышел на двор, предположил он.

– Лёха! – наконец сообразил крикнуть он, не обнаружив с крылечка никакого подобия двора. Рядом с последней ступенькой бодро зеленела молодая весенняя травка, без каких-либо следов тропинки, не говоря уже о бетонной дорожке, по которой ещё вчера он заходил к другу в дом. Не говоря, поскольку никаких признаков дорожки не было. Не только бетонной, вообще не было следов человека, даже трава не примята. И ничего поблизости, напоминающего человека, тоже не было. Дом тупо стоял посреди леса, как в плохой сказке.

– Лёха, где ты?! Чёрт тебя побери, вернись домой!!! – Минут пять он орал изо всех сил с крыльца – и Лёху, и Серёгу, и кого-нибудь, даже докторов начал звать, правда, убедившись, что никто не слышит (на всякий случай). Попадёшь в психушку быстро, а выйти будет трудновато. Спуститься с крыльца на нежную траву почему-то было страшно, а иначе обойти дом невозможно. Мужчина инстинктивно боялся отпустить дверную ручку, держа двери сеней открытыми. Когда голос осип, сообразил, что можно залезть на крышу. С крыши ничего принципиально нового не было видно, всё тот же сосновый бор, просматривавшийся метров на сто во все стороны.

Однако со стороны пруда (где он, этот пруд) сквозь лес проглядывалось светлое пятно. Моментально скатившись с крыши, Белов накинул курточку, поменял кроссовки на резиновые сапоги и, аккуратно осматривая округу, направился в ту сторону, где в глубине соснового бора желтела опушка или поляна. До открытого места было недалеко, около ста пятидесяти метров. Он спешил пройти их, не обращая внимания на отсутствие тропинок, пару раз запнулся за торчащие из земли корневища, едва не упал на хвойную подстилку. Вот, наконец, деревья расступились, выпуская человека на открытое место. Он резко остановился, едва не повернув назад от удивления. Вдоль опушки текла маленькая речка, за ней небольшой косогор, где на площади в два футбольных поля росли малина и шиповник. За колючими зарослями угадывался обрыв, скорее всего речной берег. Постояв на месте, мужчина пробрался между деревьями и колючими зарослями к обрыву – так и есть – река текла высоко, половодье залило весь противоположный берег на сотню метров шириной, подступив на этом берегу вплотную к срезу крутого склона. На другой стороне реки был заливной луг, покрытый водным зеркалом, сквозь который выглядывали редкие кусты ивняка, далеко за ним, в добром километре, начинался всё тот же сосновый бор.

Белов сел у обрыва, уставившись в грязные бурые воды, вяло несущие ветки, старые листья, хлопья пены и прочие следы половодья. Никаких следов человеческого присутствия не было видно, даже плывущий по реке мусор не содержал никаких пластиковых и бумажных отбросов.

От реки потянуло утренней прохладой, солнце только показалось из-за холмов, поросших смешанным лесом. По воде разнеслись шлепки рыбьих хвостов. Как в детстве, подумал он. Наплевать, сегодня всё равно суббота. Отдохну, покурю. А там видно будет. Сидеть на сухой траве было ощутимо холодно. Ещё бы, в нашей зоне рискованного земледелия только наступил май месяц и в логах лежали остатки снега. Белов встал, отряхивая джинсы, и взглянул вниз по реке. Что-то смутно знакомое напоминали очертания холмов над рекой. Запрудить бы – прикинул он машинально, представляя, как вода заполняет небольшую котловину, и его бросило в холод. Он мысленно заменил заросшую пойму реки водной гладью пруда, а на возвышающихся берегах поставил дома – вылитый город Бражинск, где до сегодняшнего утра жил и трудился всю сознательную жизнь Белов. Правильно – вон там должны быть заводские трубы, левее набережная с памятником Ленину, ещё левее Дворец культуры.

– Куда же меня закинуло? А вдруг дом перенесётся обратно, а я здесь останусь, дурак дураком? – Новоявленный робинзон вспотел от такой мысли и бегом кинулся назад. Забежав домой, запер все запоры, машинально скинул сапоги в сенях и поднялся на второй этаж дома. Прошёл ещё раз по всем комнатам, вернулся в залу, где сел на кровать, на ту самую, на которой проснулся утром. Сомнений в реальности окружающего уже не осталось. За окном поднималось вполне яркое солнце, лучи которого ощутимо грели кожу. Непривычно громко орали птицы в окружающем лесу, даже белки цокали и прыгали по бревенчатым стенам дома, отчего казалось, что кто-то пытается пробраться внутрь. Белов, как всегда с ним было в критических ситуациях, думал быстро, чётко, рассматривая все варианты действий.

– Первое, самое вероятное и, что греха таить, ожидаемое и удобное, это галлюцинация. Что делать? Сидеть в доме, никуда не уходить, а то попадешь под невидимую подвинувшимся мозгом машину или в невидимую яму свалишься. Желательно больше пить жидкости, чтобы вывести возможные токсины из организма. – Это хорошо, это можно, он сразу подошёл к столу, наливая полный стакан минералки, не допитой вчера.

– Второе, – со стаканом в руке он подошёл к окну, разглядывая сквозь стекло разноцветную сойку, едва не влетевшую сквозь стекло в комнату, – дом волшебным образом перенёсся непонятно куда. Возможно, скоро вернётся обратно. Опять же, лучше всего сидеть в доме. Лишь бы эльфы с гоблинами не пришли, – хмыкнул он про себя, вспоминая недавно прочитанную книжку фэнтези. Судя по деревьям и птицам снаружи, ничем не отличавшимся от средней полосы России, такая вероятность была крайне мала.

– Третье. – Он машинально заправил постель и лёг сверху на покрывало, подкладывая подушку под голову. Любимая поза для размышлений. – Итак, дом никуда не вернётся, а реально перенёсся. Тут снова три варианта, даже четыре. Первый, – размышлял вслух Белов, рассматривая оклеенный старыми географическими картами потолок. Естественно, изображения материков клеились внутрь, отчего поверхность потолка когда-то была изумительно белой. Кто не помнит, ещё лет двадцать назад так делали ремонт потолков по всей России, потолочные обои, если кто из нас и видел, то в Москвах и прочих столицах, но не в провинции. – Итак, основная версия, перенос чисто транспортный, и дом сейчас в моём времени, но в другом месте – на Урале, в Сибири, в Канаде. Южное полушарие, судя по растительности, исключается. Мои действия – обжиться и не спеша исследовать территорию. Уходить в тайгу без припасов, оружия и конкретного направления – явное самоубийство. В случае переноса на другую планету или в прошлое, а может, страшно далёкое будущее, тем более надо обжиться и осмотреться.

Итого получается два варианта действий: сидеть в доме или обживаться и осматривать окрестности. Хотя можно их и совместить.

Белов попытался восстановить вчерашний день, когда он пришёл в гости к своему давнишнему приятелю Алексею. Кажется, во дворе стояло непонятное сооружение из металла, похожее на трансформатор. Алексей ещё весь вечер пытался рассказать, что увлёкся какими-то исследованиями времени-пространства. Вот и доисследовался, паршивец. Скорее всего, его эксперимент и забросил дом вместе с гостем в тайгу. Значит, Лёха явно заметил пропажу дома и своего приятеля. Возможно, ищет способ возврата. На всякий случай пару дней надо посидеть в доме. А пока посмотреть, что ему бог послал.

Холодильник, лишённый питания, уже начал оттаивать, поэтому Белов взялся за него, откладывая в сторону консервы и выставляя на кухонный стол всё, что нужно съесть сразу. Баночка непонятного варенья, кусок сала, немного фарша и пакет майонеза. Вот и весь скромный набор холостяка. На холодильнике в полиэтиленовом пакете лежал каравай чёрного хлеба, достаточно мягкий. Пошарив в кухонных шкафчиках, он обнаружил несколько банок с разными крупами, половину бутылки подсолнечного масла, три пачки соли и десяток яиц в упаковке. Пока рылся, разгорелся аппетит. Прикинув, что фарш надо съесть первым, Белов неторопливо стал делать котлеты, благо муки нашлось почти ведро.

Газовая плита, слава богу, работала от привозного, в больших баллонах, газа. Газификация до Лёшкиного района города не добралась. Где у друга кухонная утварь, Белов знал со студенческой поры, когда неделями гостевал здесь. Старая сковорода быстро нагрелась, зашипел последний кусок маргарина.

Он за полчаса нажарил из фарша почти полсотни котлет, да ещё остатки бросил кошке и котёнку, выползшим на запах мяса.

«Кошки – это хорошо, – подумал бывший опер, – а то мыши из леса замучают. Кстати о мышах. Надо закрыть двери на запоры, так и медведь может на запах зайти».

Самозваный хозяин быстро выключил газ и выскочил во двор и обошёл дом. Оказывается, кроме дома, сохранился (или перебросился) ещё хозяйственный сарайчик, где стоял старый Иж-Ю-3 с коляской, здесь же лежали мотоблок и бензопила. В двух канистрах булькал бензин. Обходя дом, Белов прикинул, что переброс произошёл по широкому конусу, в который попал не только дом, но и часть земли возле дома и, видимо, фундамент дома, хотелось бы думать, что на приличную глубину. Чувство тревоги вдруг схватило за сердце, и он забежал в сени, закрыл засов на дверях, накинул дополнительно крючок и заперся на втором этаже дома. Из окон, выходящих на три стороны, никого живого не было видно. Но Белов привык доверять внутреннему чутью, кричавшему, что снаружи дома опасность. Подождал около получаса, переходя от окна к окну. Ничего не изменилось, ощущение слежки не пропало. Стараясь не шуметь, Белов начал взламывать замок на ящике с оружием.

– Это хорошо, что Лёха охотник. Жалко, что не коммандос и в ящике явно нет пулемёта.

Небольшой навесной замочек легко поддался титановой (а чего вы ожидали, в конце восьмидесятых не только лопаты титановые делали наши умельцы на военных заводах) монтажке, распахнув дверцы железного шкафа с оружием, прикрученного к стене спальни.

Каково же было приятное удивление, когда в ящике кроме двух ружей и патронташа оказался карабин «Сайга» с оптическим прицелом.

– Видимо, опять с начальником уголовного розыска гуляли, только начальство может оставлять оружие в чужом доме. – Удовлетворённо вздохнул взломщик, не ожидавший такого сюрприза. – Патроны должны быть в другом месте, но где?

Белов не спеша начал классический обыск в доме по схеме слева-направо в каждой комнате. Масса удивительных вещей и предметов хранилась в доме Алексея. В платяном шкафу, кроме мужской одежды – хорошо, что мы с Лёхой одной комплекции, – подумал он, прикидывая добротные джинсы по своей фигуре, – почему-то было несколько платьев и юбок с блузками, а также колготки и женское бельё. Похоже, у Алексея завелась постоянная подружка.

За трёхстворчатым платяным шкафом стояли два новых мотоциклетных аккумулятора и один автомобильный, десятка два алюминиевых трубок различного диаметра и высотой до двух метров, стопка зеркал и стёкол от разобранной мебельной стенки. На шкафу лежали четыре бухты различных проводов, упаковка от бытовой техники и разное электрическое барахло. В кухне под столом нашлись и патроны – целый цинк с патронами для карабина и большой посылочный ящик с ружейными патронами, в основном с картечью и пулями. Лёха не любитель пернатой дичи, охотился обычно на кабана и лося. Первый этаж дома был приспособлен под мастерскую, где Алексей вечно что-то пилил, паял, сваривал и красил. Заваленный железяками верстак и полки с банками, полными гаек, винтов и прочей мелочи, коробками и инструментом, Белов даже не стал осматривать, благо патроны уже нашлись. Зато на печке обнаружилась целая пачка титановых пластин из бронежилета. Этот броник Алексей лет пять назад приспособил под обычную жилетку, больно ему понравилось обилие карманов и материал бронежилета. Сам броник висел внизу у второго выхода из дома, среди разнообразной охотничьей одежды.

Снимая жилет и надевая на себя, Белов заметил лежащий тут же в углу самодельный общевойсковой защитный комплект. От настоящего он отличался только материалом, поскольку был изготовлен местными умельцами из так называемой «ткани 500». Эта ткань в советские времена применялась на местном машзаводе для покрытия военной техники. Якобы изделия, оклеенные этой тканью, не засекались вражескими локаторами. Так это или нет, трудно сказать, но в огне ткань не горела и воду не пропускала. Поэтому ещё в семидесятые годы из этой ткани, «вынесенной» с завода, а проще говоря, украденной, местные умельцы пошили (вернее, поклеили) массу различной одежды для охотников и рыбаков. Начиная от высоких сапог – бахил, пошитых прямо на валенки, и заканчивая цельноклееными комбинезонами. У Алексея был самый стандартный набор: сапоги-брюки поверх валенок и куртка с капюшоном. Всем был хорош костюм, но после пары-тройки часов, проведённых в нём, люди промокали сильнее, чем под дождём. Воздух одёжка не пропускала, поэтому пот в таком «скафандре» шёл градом, даже в холодную погоду. От того такие костюмы надевали только осенью-зимой поверх многочисленных рубах и штанов.

В зале ничего интересного не оказалось, стандартная стенка с зеркалами, на полках стояла фарфоровая и хрустальная посуда, многочисленные столовые, чайные и кофейные сервизы, собранные покойной бабкой Алексея и подаренные родными и близкими. Вряд ли такая посуда пригодится в лесу одинокому мужику, хотя красивую посуду Белов любил, такое вот, не совсем мужское отношение к посуде. В нижних ящиках и на антресолях стенки снова одежда, но ещё больше постельного белья и просто отрезов ткани, ещё с семидесятых годов прошлого века. Судя по запасам прагматичной, а как без этого в советское время, да в провинции, бабушки, белья хватит на добрый взвод. Под шестью коврами, покрывавшими стены спальни и залы, никаких тайников, понятное дело, Белов не нашёл. Как, впрочем, в остальных комнатах. Разве что, в спальне покойной бабки оказались два сундука и комод. Но они были забиты всё теми же запасами тканей, тремя коробками хозяйственного мыла и большим фанерным ящиком со спичками. Это последствия спичечно-мыльного дефицита, обрушившегося на русскую провинцию в начале восьмидесятых годов. Находка навеяла Белову воспоминания о талонах на мыло и стиральный порошок, на которые мужики легко выменивали талоны на водку у озабоченных хозяек. Да, скорее всего, именно тогда бабка Алексея и собрала запасы дефицита.

Закончил поверхностную рекогносцировку Белов в туалете. О, это был не просто туалет. Эта была гордость Алексея, мечта! Песня! Санузел Лёшка делал сам почти всю прошлую зиму. Получилось уютное тёплое помещение с рукомойником и унитазом. Пол, стены и потолок покрыты голубой глазурованной плиткой. На многочисленных полках вдоль стен, кроме предметов туалета и бытовой химии, разместилась неплохая библиотека, доставшаяся Алексею в наследство от бабки. Вернее, по-настоящему ценные книги стояли в книжном шкафу на втором этаже, а в туалет Алексей стащил всю справочную устаревшую литературу и беллетристику. Слив был в местную канализацию в огороде. Туалет порадовал Белова дополнительными запасами мыла и стирального порошка. Правда, там было темно, хоть глаз выколи. Но гость-хозяин заранее прихватил висевший у двери фонарик, работавший от маленькой динамо-машины. Он сам подарил его Лёхе на прошлый день рождения.

К этому времени в животе заметно урчало, Белов заставил себя забыть про голод и вышел из дома, прихватив молоток и гвозди. Досками, найденными в сарае, он накрепко забил окна первого этажа снаружи. Только потом поднялся на второй этаж, затопил камин и сел ужинать. Увы, даже наевшись до отвала, новоявленный хозяин продолжал нервничать, ощущая чужой взгляд. Пока догорел камин, уже стемнело. На часах было девять вечера. Ну да, в мае так и темнеет. Из окон, выходящих на три стороны, кроме звёздного неба, ничего не было видно, ни единого огонька на земле. Он долго лежал на кровати, не в силах уснуть. В голову лезли всякие глупые мысли:

«Другие на твоём месте были бы счастливы исследовать новый мир. Ты же с детства представлял себя Робинзоном. Сколько раз перечитывал Дефо, а затем другие робинзонады. Даже любимые компьютерные игры были только стратегии. А тут испугался».

– Нет, – отвечал себе Белов, – я испугался не этого. Я испугался, что поиграю в Робинзона и проснусь в психушке.

Долго заниматься самоанализом он не стал. Утро вечера мудренее. Нащупав в холодильнике бутылку водки, сделал большой глоток и через полчаса уже спал.

Выспался хорошо и проснулся утром в прекрасном настроении. Всё, что было накануне, смазалось в памяти. Зайдя в туалет, попытался умыться и почистить зубы. Вода из крана не потекла. Машинально двигая ручку крана туда-сюда, он только тогда вспомнил всё происшедшее вчера. Предчувствуя неприятность, Белов вышел в сени и отпер наружную дверь во двор. Вот тут наступил шок, и всё хорошее настроение улетучилось в доли секунды. Возле двери, буквально в трёх метрах, сидел медведь и рвал какую-то тряпку. На звук открываемой двери зверь обернулся и бросился к человеку. Тот еле успел захлопнуть дверь перед носом медведя и накинуть запор. Доски двери выдержали удар лапами, но мужчина уже запрыгнул в дом, заперся и быстро одевшись, схватил карабин.

Проверив наличие патронов, Белов вышел в сени и прикинул – как стрелять? Сразу через дверь было спокойнее, жаль стало доски двери, всё-таки пятидесятка. Открывать дверь одной рукой и стрелять другой было неудобно и как-то боязно. Ждать, пока медведь сломает дверь, не хотелось. После недолгих колебаний он полез на чердак. Там, через щель под самой стрехой, разглядел медведя, ломавшего дверь в сени. Стрелять было невозможно, и он кинул в зверя несколько обломков кирпича, в изобилии валявшихся возле печной трубы на чердаке. Медведь отвлёкся от двери, обнюхивая обломки кирпича, отошёл от дома и стал великолепной мишенью. Белов аккуратно прицелился в голову, свистнул, а когда зверь поглядел в его сторону, потянул спусковой крючок, метясь в район глазницы. Выстрел прозвучал необычно глухо, не как в тире или на стрельбище. Медведя отбросило от дома, и в предсмертной судороге заскребли его лапы. Стрелок подождал, добивать было не надо.

Не торопясь, Белов через слуховое окно (почему, кстати, слуховое?) вылез на крышу, недавно перекрытую профильным железом, и огляделся. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, но после стрельбы настроение значительно улучшилось, появился оптимизм и понимание того, что попал сюда он надолго и всерьёз, а версия о сумасшествии проваливается, и то, плюс. Вокруг дома на все четыре стороны зеленела тайга, частью смешанная, в основном хвойная. Вдали виднелись поросшие лесом холмы. Прикинув направление, Белов определил: вот это Липовая гора, там Пашкино поле, а на этой горе стояла телевышка. В том направлении должна быть Кама, до неё не более двадцати километров по прямой. Да, это раньше можно было по шоссе доехать до Камы за двадцать минут на такси, а сейчас да по тайге, это минимум день пути. Если Кама там вообще есть и это не другая реальность.

Такие размышления пробудили жажду деятельности. Он спустился в дом, переоделся в самую грязную и старую одежду, наточил оселком пару ножей и вышел во двор. Карабин, естественно, был с собой. Большим специалистом по снятию шкур Белов не был, но свежевать забитого кабанчика или подстреленного зайца приходилось. Не особо жалея шкуру, мужчина освежевал медведя, это оказался не медведь, а росомаха. Что обнаружилось только при виде хвоста убитого зверя. Видимо, у страха глаза велики, и росомаха со вздыбленной шерстью показалась медведем. Впрочем, росомаху тоже едят, это не лисица. Срезав около тридцати килограммов вырезки, Белов разрубил её на крупные куски и поставил на плиту в четырёх кастрюлях вариться, на всех четырёх конфорках. Благо газа было достаточно, и два запасных больших баллона стояли в сенях. На будущее надо пользоваться камином или печкой, прикинул удачливый охотник.

Оставшееся мясо он решил закоптить и порубил на небольшие куски, входящие в коптильню, которая всегда была в чулане, сколько он бывал у Лёшки. Со шкурой возиться было некогда, да Белов и не умел выделывать шкуры, поэтому закопал ее недалеко от дома. После этого, найдя в доме пару алюминиевых фляг с водой, умылся, переоделся в чистое и сел доедать вчерашние котлеты. День-два можно побездельничать, потом придётся всерьёз вживаться в роль Робинзона. А эти пару дней не надо далеко отходить от дома, чем чёрт не шутит, вдруг? После завтрака установил коптильню и начал коптить росомашье мясо. Не жалея наколотых дров, он сжигал их в коптильне, но с десяток охапок занёс прямо в дом, на всякий случай. Также в сени и в дом Белов перенёс всё, что нашёл возле дома полезного: бензопилу, плотницкий инструмент, даже перекатил самодельную наковальню, устроенную на еловой колоде. Неудобно было только с мотоциклом, но его и мотоблок он закатил под крыльцо и забил двери туда гвоздями. Одновременно собрал все железяки, обрывки провода и другую мелочь, в изобилии валявшуюся у дома. Попутно проверил слив из туалета и кухни, который сохранился вместе со вкопанным баком из алюминия и был вполне работоспособен. Однако смывать в этот слив было нечем – водопровод, естественно, отсутствовал. Надо делать водопровод, искать воду поблизости. В том, что вода будет обязательно, Белов не сомневался, если это Прикамье, то родники должны быть через каждые двести метров.

Вспомнив вчерашний поход к реке и втекавший в неё ручей, он рискнул прогуляться вверх по склону, немного сдвигаясь в сторону ручья. С собой прихватил кроме карабина штыковую лопату. Действительно, примерно в сорока-пятидесяти метрах вверх по склону он наткнулся на весело журчащий прозрачный ручей. Сделать отвод к дому показалось проблематично, так как берега ручья были до полуметра высотой. Зато сам ручей был похож на хорошую европейскую речку – по пояс глубиной и шириной до трёх метров. Пройдя немного вверх по течению, ничего интересного Белов не обнаружил. Пришлось вернуться обратно, несолоно хлебавши. Кстати о соли, подумал попаданец. Сколько её у меня? Ещё раз перевернув все запасы, он приуныл. Соли оказалось всего три килограммовые пачки и немного в солонке. Ледника нет, соли нет. Как делать запасы пищи, непонятно. К вопросу о леднике, если сейчас начало лета, то в глубоких оврагах может лежать снег. В детстве Белов находил снег в лесу даже в начале июня. Ледник лучше делать с входом из овощной ямы. Он вспомнил, что не смотрел овощную яму. Вход в неё был из дома, прямо в углу первого этажа. Затащив всё закопченное мясо в дом и плотно закрыв двери, новоявленный хозяин с «вечным» фонариком залез в овощную яму.

Яма у Алексея была размером с однокомнатную квартиру. Глубиной более трёх метров, размерами пять на шесть метров, забетонированные стены, пол из обломков кирпича. Белов с гордостью вспомнил, как они с Алексеем и Сергеем втроём копали эту яму в голодные девяностые годы. Как перекрывали сверху и бетонировали перекрытия армированным железобетоном. Как ругали Лёху за жадность в размерах ямы, как ворчали, размешивая раствор для бетонирования стен. «Да, тогда мы были молодые, и здоровья было немеряно», подумал он. Зато сейчас яма получилась мечтой куркуля. В отделении для картошки оставалось вёдер двадцать, если не больше жёлтой «голландки» и красной «американки». С удовольствием прошёл вдоль стен ямы – репа, редька, свёкла, топинамбур, георгины, капустные кочаны, корни хрена, зимние сорта яблок. На полках литровые и трёхлитровые банки с соленьями и консервами – грибы солёные, помидоры, огурцы, варенье (в основном малиновое), икра кабачковая, салаты, хреново-помидорная приправа и многое другое.

Освободив один угол, Белов прикинул, что здесь можно выкопать небольшую яму с перспективой оборудования маленького ледничка-снежничка до зимы. Не откладывая дела в долгий ящик, он разобрал кирпичную кладку на полу и выкопал окопчик по грудь глубиной. Причём было заметно, где глинистая земля, захваченная с «родины», заканчивается и начинается песчаная. Странно, подумал он, если координаты дома совпадают, то грунт должен быть везде одинаковый. Видимо, есть погрешность в координатах переброса или характеристиках здешнего мира. Землю Белов накидал на потолочные перекрытия ямы, благо между ними и полом было около метра пустого пространства. Выкопанную яму он сразу облицевал осколками кирпича, а крышку сверху обшил толстым слоем пенопласта для теплозащиты. Ну вот, всё готово для приёма снега. Пока копал яму, Белов несколько раз менял мясо в коптильне, и к вечеру всё было закончено. Мясо прокоптилось полностью, а ледничок был готов. Копчёности запасливый хозяин пока развесил в сенях, поужинал и лёг спать. Несмотря на нервотрёпку этого дня, уснул он моментально.

Третье утро началось уже почти привычно. С одной разницей – в это утро Белов начал оберегаться. Первым делом проверил все запоры, взял карабин и осторожно огляделся из окон. Затем, также не спеша и тихо с чердака оглядел всё вокруг дома. Чьих-либо следов заметно не было. Коптильня была на месте, не опрокинута и не сдвинута. Что-что, а расположение предметов он с детства запоминал очень хорошо, не хуже Штирлица. И мог по истечении нескольких дней подробно описать расположение мебели и вещей в гостях или количество и марки автомобилей возле дома, даже мелкие предметы на столе Белов запоминал с точностью расположения до сантиметра. Доведённая до автоматизма привычка позволяла бывшему оперу моментально замечать передвинутые или исчезнувшие предметы. Поэтому после осмотра он твёрдо был уверен, что всё вокруг дома не тронуто.

После завтрака, где Белов, не спеша, уничтожил остатки котлет и последнюю горбушку хлеба, пришлось заняться делами в пределах дома и «двора». Наш герой не упускал возможности возврата домой. Но твёрдо решил, что сегодня будет последний день ожидания. Самым важным делом в доме и возле него было обеспечить безопасность. Хотя бы от хищников. Обороняться от людей ему подспудно не хотелось, тем более, что условия обороны от сколь-нибудь многочисленного и вооружённого противника были почти безнадёжные. Сосны стояли рядом с домом, видимости никакой, в дом можно забраться через любое из окон. Весь день хозяин занимался укреплением своего жилища. Для начала были усилены ставни на окнах первого этажа и продублированы железными трубами изнутри дома. Потом он добавил на все двери дополнительные запоры, а основное время ушло на ставни второго этажа. Их сделал распахивающимися с запорами изнутри. Благо окна открывались вовнутрь, а в чулане нашлось достаточное количество старых, ещё кованых петель. Среди полезных находок в тот день Белова обрадовал чугунный утюг с чердака и практически новенький самогонный аппарат, спрятанный там ещё во времена Горбачёва. Ставни вышли достаточно крепкими, хотя и неказистыми, часть досок были не струганы, зато толщиной не менее сорока миллиметров. Да ещё установил их так, что между ставнями и стёклами окон было более тридцати сантиметров пространства, пригодного для дополнительной защиты. Последние петли он навешивал уже в сумерках, поэтому ужинал в темноте. Для подсветки пришлось покрутить ручку фонаря-генератора.

В этот вечер Белов долго размышлял и планировал свои дальнейшие действия. Чувствуя себя Робинзоном, он решил заняться в первую очередь расчисткой огорода и высадкой овощей, пока есть время. Местом огорода пришлось определить небольшую пустошь возле речки, поросшую кустарником. Там хоть корчевать деревья не надо, да и вода близко. Для Алексея, если тот найдёт возможность вернуть дом, решил оставить записку. После огородных работ, на которые привычный к такой деятельности провинциал прикинул около двух недель, основной задачей будет расчистка двора и организация какого-нибудь укрепления, вернее не какого-нибудь, поправил себя Белов, а очень хорошего, надёжного и желательно, скрытного. Все работы по благоустройству жилища и запасам на зиму отложил на осень и зиму. Тем более что солить запасы было нечем, дай бог, соли хватит просто на еду. Надо срочно искать снег или лёд, без этого добрых запасов не сделать. Поставив эти первоочередные задачи перед собой, он долго ворочался, пытаясь уснуть.

 

Глава вторая. Пора работать

Поутру, после проверки безопасности и завтрака, окончательно уверившись в долгосрочном «переезде», Белов написал подробную записку Алексею и прикрепил её на зеркало. Затем, взяв лопату, топор и неразлучный карабин, пошел на берег реки, разрабатывать пустошь. Промучившись с зарослями полдня, он возненавидел эти кустарники и решил сжечь прямо на корню. Правда, объём работы от этого мало уменьшился. Во избежание лесного пожара пришлось всё равно до вечера заниматься корчеванием кустарников по периметру пустоши. В тот день, уставший, как собака, фермер поневоле вернулся в дом засветло и во время ужина услышал писк разряжавшегося сотового телефона. Вопрос – заряжать или нет? Можно бы плюнуть на сотовый, но функция фотоаппарата и звукозаписи может пригодиться. Зарядить-то можно, но надо больше часа крутить ручку фонаря-генератора. Никак не определившись, Белов решил изредка заряжать по минимуму. Заодно пришло время сделать отметки на календаре, пока не потерял счёт дням. По подсчёту вышло 12 мая неизвестно какого года, бог даст, хоть XX–XXI век, хотя, может, лучше XIX. А ещё лучше наше время и канадские леса. Когда стемнело, он решил вновь посмотреть с крыши – не светится ли где огонёк. Никаких следов человеческой деятельности не было видно. Зато на небе вызвездило. Наш герой как городской житель уже давно не замечал звёзд. Но этим вечером звёзд высыпала прорва. Худо-бедно зная звёздное небо, Белов сразу нашёл обе Медведицы, Лебедя, потом ещё несколько созвездий, названия которых постоянно путал. На его непросвещенный взгляд, небо ничем не отличалось от обычного. Пролежав на крыше почти час, он не заметил ни одного самолёта или спутника. Уж над Канадой спутники явно летают. Если созвездия практически не изменились, значит…

Значит, есть большая вероятность встретить человека, и, скорее всего, вооружённого копьём и луком со стрелами. Отсюда задача – заканчивать с посадками быстрее и крепить оборону. Как и любой горожанин, самым опасным зверем в лесу Белов считал человека. От таких выводов не очень спалось, и до глубокой ночи он при свете «вечного» фонарика перебирал своё оружие. Кроме карабина, решил постоянно носить хотя бы два ножа – один на поясе открыто и один скрытно. Пробуя ножи и примеряя одежду, он нашёл неплохую комплектацию в виде стандартного охотничьего ножа в чехле на поясе и небольшого самодельного ножа во внутреннем кармане жилета. Постепенно возбуждение спало и удалось уснуть.

Следующие четыре дня Белов работал как проклятый, пользуясь отсутствием дождей, от рассвета до заката. Даже обедал и завтракал в поле. За это время удалось аккуратно сжечь почти весь кустарник и мотоплугом вспахать практически всю пустошь. Вышло примерно два гектара, а может и больше, потому что устал он, как папа Карло, и много раз проклял всё, что мог. Начиная от Лёхи с его экспериментами и заканчивая мотоплугом, лесом и самим собой, таким страшно везучим. Видимо, из-за шума мотоплуга ни один зверёк на виду не появлялся. А куски варёной росомахи уже изрядно надоели. К счастью, у Алексея в хозяйстве, как и у всякого прибрежного жителя, сиречь браконьера, были две самодельные сети и бредень, не считая, естественно, большого выбора лески, блёсен, крючков и двух спиннингов (один из них дарил Белов). Вот эти две сети, даже скорее сетки, поскольку длиной они были не больше двадцати метров, наш герой и поставил на пробу. Одну сетку в ручей, возле впадения его в реку. Другую сетку, с ячеёй крупнее, установил в реке, наискосок к берегу, зайдя по пояс в самодельном защитном костюме. Костюм испытание выдержал. Вода в реке была ещё мутная, но заметно опавшая после паводка. Да, судя по следам наносов, паводок в этом мире был небольшой.

Ожидание результатов улова изрядно скрасило и облегчило работы по вспашке. Может, это послужило увеличению производительности, но все работы Белов закончил засветло, даже примерно до шести вечера. По времени он точно не определился, на глаз, его наручные часы показывали примерно соответствующее время. Да и зачем здесь точное время – координаты, что ли, определять? Так и подробной карты нет, и как это сделать, не знал. Поэтому он продолжал по утрам заводить свои именные дарёные часы, и пока они его устраивали. Так вот, сверившись с часами, Белов унёс свой сельхозинвентарь в дом и вернулся с ведром за рыбой.

Рыба, как ни странно, была. В большую сетку попали всего три рыбины, но весом до килограмма. Две похожи на стерлядок и один судачок. По судаку вопросов не было, эта одна из его любимых пресноводных пород, любимых, понятно, на вкус. А в маленькой сетке улов был больше, но заинтриговал рыболова. В сетке обнаружились с десяток крупных пескарей, которых он с детства не видел. Вернее, со времён недоброй памяти интенсификации сельского хозяйства, когда на окрестных полях появились горы удобрений, а в речках исчезла последняя рыба. Пескари были просто гигантские, возникла мысль – не мутанты ли? Но с экологией в этих краях было, похоже, очень хорошо, потому что кроме пескарей в ячее запуталось полдюжины хариусов до полукилограмма весом. А может, и не хариусов, а какой-нито форели, какая разница?

Насвистывая мелодии Дунаевского, Белов весело пошёл домой с неплохой добычей, оставив сетки на прежних местах (вот ведь, уже «домой»). Почти у берега сзади раздался всплеск воды, как от прыжка в воду. Машинально он обернулся и скользящим шагом сдвинулся в сторону, уходя от прицеливания. Обойдя обрыв, увидел круги и пузыри на воде, по обрыву скатывались глыбы подмытой почвы. Никаких следов чьего-либо присутствия не видно. Скорее всего, обрушился обрыв, подумал наш герой и на всякий случай прошёл вдоль берега вверх по течению реки. Хвойный лес не подходил к берегу вплотную, и вскоре Белов заметил впереди пёстрые берёзовые стволы уже с яркой зеленью распустившихся листочков. Надо бы бересты нарезать, а то растапливать печку нечем, мелькнула проходная мысль, и он направился к березняку. Подойдя ближе, увидел, что берёзы растут в глубоком и узком логу, на дне которого, о радость, лежал снег. Домой почти бежал. А там взял тачку и часа за два навозил полный ледник снега. Хорошего, практически состоящего из ледяных гранул, весеннего снега. Надо полагать, такой снег будет отличной заменой леднику до осени, теперь можно не переживать за сохранность мясных и рыбных запасов.

Бросив на снег потрошёных пескарей и судачка, хариусов удачливый рыболов пожарил. А стерлядки положил коптиться. Весь вечер Белов разбирал посадочный материал. Земля уже прогрелась, поэтому всю картошку решил посадить первой. Он оставил себе на еду полмешка, а остальные три с лишним мешка разрезал на две-три части по глазкам. Получилось больше 15 вёдер посадочного материала. Ту же процедуру повторил с топинамбуром, замочил семена свёклы, подсолнуха. Найденную пару мешков удобрений собрался поберечь, а рассаду помидоров, уже цветущую в ящиках на подоконнике, решил высаживать частями, на случай заморозков. Для цветов надо распахать землю возле дома. Не откладывая в долгий ящик, выбрал подходящее место у дома между вековыми соснами, благо они стояли просторно. И тут, совершенно случайно, Белов заметил, что часть деревьев не сосны, а огромные лиственницы в два, а то и три обхвата. Такие роскошные экземпляры не попадались ему на глаза ни разу. Мысли о рубке этих реликтов даже не возникало, придётся их сохранить. Надо на лето сделать ледник прямо в логу, там копать меньше, и перекрытия сделать из лиственницы. Займусь этим после посадочных работ, решил он. Наевшись на ночь до отвала жареных хариусов, впервые уснул с улыбкой.

За два следующих дня огородник успел посадить всё, что можно, и вовремя. Ночью пошёл дождь, первый дождь за всё время здесь. Дождь шёл весь следующий день, и только к вечеру появились просветы в облаках. Успевший наловить и закоптить больше десятка крупных стерлядок, судаков и даже пару крупных подустов, Белов ухитрился на пробу засолить немного найденной в рыбе икры, давненько не ел чёрной икры. Хотя по жизни ему больше нравилась красная икра. Считая копчёности своим стратегическим запасом на зиму, став внезапно запасливым хозяином, решил летом питаться только свежими продуктами. Однако подпортило настроение отсутствие какого-либо пищевого масла. Ни растительного, ни коровьего масла у Алексея в доме не осталось. Ну ладно, осенью из тех же кабанов можно натопить жира и сала, но где их взять сейчас? На память пришли куски жареного сома, настолько жирные, что Белов их не любил готовить, хотя в гостях ел с удовольствием. Кстати, говорят, что сомы хорошо клюют в дождь.

Всё равно скучаю, решил он ранним утром, при виде мелко моросящего весеннего дождика, и быстро из мотка миллиметровой лески, пары поводков и гигантских тройников соорудил две донки. Накинул ставший рабочим костюмом ОЗК, повесил на плечо карабин и отправился к реке, к ближайшему омутку. По дороге поймал трех лягушек, которые просто бросались под ноги. Донки он закинул ниже слияния реки, как он её про себя давно называл, Бражки и ручья Ложкомойки. Именно так в родном городе звались река, давшая начало пруду и название городу, и протекавший через город ручей. Правда, протекал он в другом районе, да какая теперь разница. Насадив лягушек, Белов закинул донки и вернулся в дом. Там затопил печь – второй раз за прошедшие дни, вытащил последние считанные сигареты, сел у окна и закурил, размышляя о будущих проблемах. Как приятно сидеть возле горячей печи и смотреть из окна на дождь в лесу.

Белов любовался нетронутым цивилизацией пейзажем и строил планы путешествий по окрестностям. Надеясь, что кроме совпадения рельефа, совпадает количество ручьёв и рек, он мысленно строил маршрут движения к Каме по кратчайшему пути. Эти размышления длились недолго, дождь, того и гляди, закончится. Организм привык к постоянной нагрузке, и руки сами взяли бензопилу – надо готовиться к работе лесоруба, пока не взошли посадки. Опыта валки деревьев у него практически не было. Почистив и изучив пилу, он отложил её в сторону и спустился в слесарку на первый этаж. Давно возникала мысль сделать глушитель на карабин. Выстрел по лесу разносится далеко, а потеря мощности при глушителе не так важна, как скрытность. Порывшись в припасах Алексея, нашёл несколько подходящих по размеру трубок, резиновые кольца были уже приготовлены. Основная проблема возникла с креплением глушителя на ствол, сохранив при этом мушку. Короче, в первый день толком ничего не вышло, кроме собственно глушителя. Хорошо, дождь затянул на весь день, и не было обидно за пропущенное от сельхозработ время. А отдых после ужина прошёл почти традиционно в зарядке сотового телефона, когда Белов час крутил ручку зарядного генератора.

Утро после дождя было просто сказочное. На ветках висели хрустальные капли воды, от нежной ярко-зелёной травки поднимался пар. Солнце было скрыто густым туманом, день обещал быть жарким. Валить лес было явно рано, учитывая, что за неделю Белов привык вставать с петухами, поскольку засыпал с курами, листва деревьев и трава не просохли. Пока можно было проверить и сетки на реке и донки. В сетках рыбы было меньше обычного, но зато впервые попался десяток окуней, граммов по четыреста-пятьсот. А на обеих донках оказались просто монстры, сгоряча счастливый рыбак даже порезал леской ладонь, пока вытаскивал улов. Сначала вес каждого сома был оценен в десять-двенадцать килограммов. Но пока он нёс их домой, вес вырос как минимум до пуда.

Белов затопил печь и трясущимися от восторга руками разделал обе рыбины. Головы сомов и мелкую рыбу бросил на ледник, а нарезанные куски без кожи обжаривал на двух больших сковородах до обеда. Полученный жир находчивый хозяин сливал в алюминиевую кастрюлю, получилось почти три литра. Жир, конечно, имел сильный рыбный запах, но брошенные в кастрюлю лавровый лист и пара душистых горошин перца давали надежду немного отбить рыбный привкус. Ну вот, будет, на чём пожарить картошки. Жареный сом был спрятан в печь, жир вынесен на террасу остывать. Сам мужчина подкрепился и с мотком верёвок, бензопилой и двумя топорами пошёл валить лес. Учитывая карабин за плечом, зрелище было уморительное, не хватало только зонта, как у Робинзона Крузо. К счастью, кроме птиц, никто Белова не видел. А сойки стрекотали так же привычно, как в любой другой день. Пернатые быстро поняли, что человек здесь живёт постоянно, а не охотится на них.

Валить деревья он решил возле своего огорода. Распаханная и засаженная площадка была зажата между рекой Бражкой и впадавшим в неё ручьём Ложкомойкой. Ручей тёк почти параллельно реке, поэтому очищенный и распаханный под огород участок, примыкавший к лесу, получился достаточно узким, не более пятидесяти-семидесяти метров. Белов сразу понял, что огораживать надо только в этом месте, вряд ли кабаны полезут через ручей, где один берег достаточно обрывистый, почти по грудь, а другой низкий болотистый. Будучи опытным грибником, он знал, что самой непроходимой преградой бывает не забор или изгородь, а густой бурелом. Тем более строить одному надёжную изгородь глупая мысль. Наиболее реальной целью был искусственный бурелом или, по литературному выражению, засека. Через грамотную засеку даже танки не проходили. А танки здесь маловероятны. Потренировавшись на небольших сосенках и елях, научившись только после десятого дерева уверенно направлять падение спиленного ствола, Белов приступил к созданию засеки. За остаток дня удалось сложить только первую линию деревьев.

Её проходимость он проверял утром следующего дня. Уронив на засеку ещё пару деревьев потяжелее, работой и надёжностью примитивной ограды остался доволен. Из оставшихся небольших стволиков «пробных» сосенок получился неплохой мостик через ручей. А к вечеру, использовав всего пару старых уключин от лодки, Белов сделал журавль, чтобы черпать воду из ручья для огорода, не подходя к топкому берегу. Объём сделанной работы поражал даже самого, не зря говорят – глаза боятся, а руки делают.

Следующий день выдался пасмурный, с моросящим дождиком. Это была любимая погода Белова. Обычно в такую погоду его обуревала жажда деятельности. Вот и сейчас, за день он распилил и перетаскал в дровяник все остатки от засеки в огороде. Часть тюлечек расколол и сложил в сенях и на первом этаже дома. Поэтому вечером в комнатах стоял терпкий сосновый дух. Работа вроде нехитрая, но заняла практически весь световой день. Да и умаялся работник изрядно, хотя тюлечки возил на тачке через новый мостик. Запас дров получился больше пяти кубометров, и до холодов должно было хватить, поскольку на готовку пищи хозяин наловчился тратить буквально пару поленьев, а в коптильне использовал в основном сучки да шишки. От использования газа он отказался неделю назад, оставив початый баллон и два запасных, как говорится, на чёрный день. Провинциальная привычка, что поделать. Весь вечер до потёмок он обходил сосново-лиственничный бор вокруг дома, прикидывая устройство другой засеки, которая будет прикрывать уже дом, и не от кабанов, а от возможного нападения людей.

От мысли делать из дома крепость Белов, как мы знаем, отказался. В одиночку он не отобьется от мало-мальски большого числа врагов, в крайнем случае, подожгут дом. Задача засеки была создать бурелом, очень похожий на естественный, чтобы у нормального человека не возникало желание лезть в завал. Деревья надо положить верхушками наружу, замаскировав пеньки, чтобы создать впечатление поваленного ураганом леса. Белов сам неоднократно встречал такие завалы в лесу и отлично знал, что опытные охотники к ним даже не подходят. Лес возле дома он решил оставить, а чтобы стёкла окон не сверкали сквозь зелень, приспособить тот же тюль. Только повесить его снаружи окон и закрасить в маскировочный цвет. Да навес от дождя сделать, а то сгниёт быстро, хоть и синтетика. Крыша была крыта тёмно-зелёным металлическим профилем и сливалась с окружающими деревьями уже через двести метров. Да и внутри засеки следовало оставить несколько деревьев для имитации урагана, предварительно обломив им верхушки и срезав часть веток. Так что работа предстояла высокохудожественная и неспешная. Одновременно надо продумать и создать незаметные лазейки со всех сторон, чтобы тропинки к ним не были заметны. Небольшой плюс был в близости реки, прикрывавшей хозяйство с севера.

Засеку нужно делать только с трёх сторон. Зато по протяжённости она должна была составить свыше километра. Почти великая китайская стена, нет, не китайская, а беловская. Думай – не думай, а начинать надо. Как говорится – большая работа требует большого перекура. Поэтому на один день Белов устроил себе небольшой отдых. В этот день он сделал навесы над окнами и закрыл их тюлем, выкрашенным зелёнкой и йодом. Всё остальное время посвятил стряпне – выпотрошил наловленную за последнее время рыбу. Самую крупную прокоптил, а мелочь повесил вялиться на солнышке, впрочем, не только мелочь, но и всю костистую рыбу типа леща, окуня и чехони. В соляном растворе рыба вылёживалась самую малость, чтоб хоть пахла солью. Белов считал отсутствие соли одной из важнейших проблем, которую придётся решать если не летом, то осенью обязательно.

Ближайшее по памяти место, где можно взять соль – это Соликамск, вернее тот район, если это Земля. До тех мест было почти триста километров. По нынешнему положению почти месяц пути туда-обратно. Да ещё соль найти и добыть. Да привезти обратно не менее двухсот-трехсот килограммов. О волках и медведях можно не думать, но люди там должны быть обязательно. Возле соли всегда люди селятся, да не всегда мирные. Могут быть и разбойники. Русские пришли на соликамские земли ещё в XIV, если не в XIII веке. Но до них уже были заброшенные шахты. Легендарная белая чудь. А кто жил там до них, уже и не спросишь, вся чудь якобы ушла под землю, хотя, скорее всего, была ассимилирована русскими.

Если русских ещё нет, то места здесь финно-угорские, помнится, в советские времена всегда подчёркивали на истории, что у здешних племён не было вождей. Хорошо ли это? Может даже хуже, как у чеченцев – каждый чужак по определению враг или жертва и должен быть убит для сохранения обычаев. С другой стороны, новгородцы проникли на здешние земли якобы бескровно, через торговлю. Хотя какая правда может быть через тысячу лет, да ещё от победителей. Как говорится, историю всегда пишут победители, поэтому они хорошие, а проигравшие плохие. Примерно, как инки и ацтеки у испанцев, папуасы у англичан, дикие западные славяне у немцев. Конечно, проигравших нет, они не могут ответить, на них можно вешать всех собак. Если не дикари, так людоеды, если не людоеды, то приносят кровавые жертвы. Примерно так.

 

Глава третья. Жизнь налаживается, женитьба

Шёл июнь, второй месяц робинзонады. Установилось классическое континентальное лето. Погода стояла тёплая, не меньше двадцати пяти градусов, как показывал градусник на окне второго этажа. Ночью измучила духота, которая донимала тем сильнее, чем больше было комаров. За первую неделю месяца Белов высадил в землю всё, что было можно, построил парник и теплицу из старых оконных рам, на случай резких холодов. Успел прополоть и окучить картошку по первому разу. Всё росло, как в тропиках, не по дням, а по часам. Только он успевал закончить прополку последних грядок, как через пару дней приходилось начинать всё заново. Да ещё полное отсутствие дождей привело к ежевечерней необходимости полива. Если поливать большой огород на берегу было достаточно удобно, то носить воду в парник и теплицу, а также для цветов, растущих у дома, Белову страшно не понравилось. Уже на второй день засухи он пришёл к выводу, что выкопать за неделю канал от ручья к дому выйдет гораздо дешевле, чем два месяца таскать воду за двести метров.

Дело оказалось легче, чем он предполагал, лесная земля копалась легко, и главной трудностью оказалась запруда ручья. Зато к 22 июня в пяти метрах от дома протекал весело журчащий ручей. День летнего солнцестояния Белов решил отметить сладкой негой возле ручья в окружении цветущих посадок. Тогда же он испробовал первые огурцы и помидоры. Даже без масла и хлеба это был райский обед для него, почти месяц сидевшего на остатках картошки, разбавляемых рыбой.

«Жизнь налаживается, – думал он, допивая последний чай у открытого окна второго этажа. – Что ещё надо для человека, чтобы встретить старость?»

– А надо ещё жену и павлинов, хотя без павлинов можно вполне обойтись. Без жены или любовницы будет сложно, особенно долгими зимними вечерами, – ответил сам себе Белов и покрылся холодным потом, представив, что людей здесь нет. Эта проблема сразу показалась сложнее, чем отсутствие соли и масла. «Надо искать людей, чёрт с этими посадками», решил он. Весь последующий день был посвящён размышлениям о способах женитьбы или приобретения женщины. Конечно, где-то в восьмидесятых годах двадцатого века начинающий опер женился, как любой нормальный мужчина, и двое его детей уже учились в институте. Но к сорока годам, видимо, под влиянием работы в уголовном розыске, где каждый второй был разведён, к внебрачным связям мужчина стал относиться значительно спокойнее. Да и практически все его гражданские ровесники были разведёны и женаты по второму и третьему разу.

Учитывая достаточно малую вероятность возвращения домой, он решился поискать женщину для совместного проживания, чтобы не стать сексуально озабоченным от воздержания маньяком. Привыкший к постоянному риску, бывший оперативник устал от скучной хозяйственной работы последних недель, в душе возникло привычное чувство опасности, непредвиденных ситуаций, теперь он не думал о возможном риске. Решение отплыть в неизвестность придало уверенности и, как ни странно, обрадовало отставного подполковника. Теперь все его мысли были направлены на предстоящую разведку, как минимум, и женитьбу, как максимум. От этого, казалось, даже прибавилось сил, а в голове начали прокручиваться вероятные сценарии действий.

Вспоминая рассказы Джека Лондона и романы Николая Задорнова, Белов подумал о приобретении женщины у местных племён. Отдавать карабин и два одеяла жутко не хотелось, и он очередной раз осмотрел дом в поисках платы за женщину. Выбрал из двадцати охотничьих ножей пару с самыми отделанными рукоятками и ножнами, старый армейский китель с блестящими пуговицами, маленькое зеркало из пяти найденных да хрустальный кубок из десятка стоявших в серванте. Решив остальной калым выбрать при отъезде, потенциальный жених взялся за изготовление лодки. Мысль плыть на двухместной резинке он отбросил сразу, сватовство могло перейти в грабёж со смертельным исходом.

При осмотре оставшихся в сарайке досок он загрустил и принялся за разборку всех ставней первого этажа, где второпях использовал первые попавшиеся доски, как правило, самые добрые. Аккуратно снял все прибитые доски с окон первого этажа и заменил их струганными жердями, посаженными на деревянные шпунты. Из самых подходящих досок и обрезков фанеры после недели работы, перемежаемой быстрой прополкой, получилась чудовищно некрасивая, но надёжная плоскодонка длиной до шести метров с бортами внахлёст, вместо пакли утыканная мхом, за которым Белов плавал на резиновой лодке на другой берег Бражки. Проверив лодку на плаву, он решил, что свататься на ней неудобно, надо придать товарный вид. Ещё два дня ушли на обстругивание лодки топором и рубанком и покраску её в зелёный цвет, именно такая краска нашлась в чулане.

Первого июля Белов решился отплыть на поиски женщины, про себя он не называл её женой, мечтая прожить с ней зиму, а там видно будет. Одевшись по-дорожному, жених загрузился выбранным калымом, куда добавил горсть мелочи для монистов (они наверняка будут востребованы), пару юбок из блестящей ткани. Почему-то в мыслях укрепилась уверенность, что кругом живут люди, причём именно первобытнообщинным строем. Вот появилась такая уверенность, и всё тут. Для себя он взял ещё два ножа, топорик и карабин со стёсанным прикладом. На карабин приспособил крашенный в коричневый цвет чехол из пенопласта, который придавал оружию мирный вид толстого посоха. Самым приятным сюрпризом в такой маскировке была возможность стрельбы с глушителем без снятия чехла. Жаль, пришлось, в целях маскировки, испортить приклад карабина, стесав его до толщины рукоятки. Попрощавшись с домом, запер двери, проверил прочность ставней и отправился за женой.

По течению речки Бражки, теоретически должной впадать в другую реку – Сиву, и далее в Каму, лодка шла тяжело, но достаточно споро. Бортовые вёсла Белов решил не трогать, уселся на корме и управлял рулевым веслом. Впервые он отплыл от дома дальше, чем на пятьсот метров, и побаивался, что лодка, получившаяся с большой осадкой, почти тридцать сантиметров без нагрузки, но обещавшая стать достаточно грузоподъемной, застрянет где-нибудь на перекате.

Раннее июльское утро обещало жаркий сухой день, и от реки поднимался густой пар, который создавал наглядную иллюстрацию круговорота воды в природе. Белов с детства всегда удивлялся, что нашим предкам приходили в голову дебильные теории о дожде, который изливает бог из лейки, и тому подобные идеи. Явно эти мысли могли прийти только городскому или монастырскому затворнику, который не видел или забыл утро на реке. Лёгкие облачка тумана прямо на глазах поднимались вверх небольшими струйками, словно стекая к небу. И тут же, на высоте пары сотен метров из улетевшего вверх тумана, буквально за секунды, собирались облачка, отплывая в сторону, по ветру. Никаких учителей природоведения не надо. Вот он, круговорот воды в природе, нагляднейший пример.

Вопреки опасениям, после слияния с небольшой речушкой Тарпаном Бражка стала гораздо больше, чем во времена беловского детства, и потекла быстрее. Заторов из упавших деревьев на реке не было, видимо, половодье снесло весь мусор. Плавание постепенно превратилось в путешествие по заповеднику, так много оказалось животных в паре километров от жилища человека. Слегка подрабатывая рулевым веслом, путешественник практически оставался неподвижным, не пугая многочисленных копытных, пасущихся по берегам реки. Кого только не увидел он в тот день, саванны Африки отдыхают! Стайки кабанов были самыми невозмутимыми, не обращали на лодку с человеком никакого внимания. Благородные олени и лоси останавливались, рассматривая его крупными чёрными глазами, но не убегали, провожая лодку взглядами. Небольшие олени, похожие на кабаргу, козлы с рогами, явно горные, какие-то косули, дикие лошади, даже зубры. И всё это многообразие на протяжении двадцати-тридцати километров вдоль реки.

Причем это лишь копытные животные, не считая вездесущих выдр, бобров, многочисленных водоплавающих птиц, цапель, коршунов, кружащих над головой. Рыба, казалось, сама запрыгивает в лодку, так откровенно выскакивали из воды здоровенные голавли. К обеду Белов доплыл до слияния Бражки с Сивой. За это время он успел наглядеться на такое, что чувствовал себя новым Ливингстоном, и не удивился бы при появлении бегемота или крокодила. А после слияния с Сивой река достигла ширины почти полусотни метров, и хвойные леса по берегам исчезли, плавно перейдя в дубовые рощи и липово-осиновые сколки. Плавание проходило достаточно спокойно, не считая всё новых и новых птиц и зверей, внезапно появлявшихся на глаза. Один раз в камышах, которыми поросла старица, ему удалось разглядеть мелькнувшую полосатую шкуру, наверняка тигра, быстрое течение не дало подробнее разглядеть. Собственно, и желания особого не возникло.

На обед Белов остановился недалеко от впадения Сивы в реку Каму, по крайней мере пока всё походило на прежние места Бражинска и Бражинского района. За свою прежнюю милицейскую жизнь он успел отлично изучить окрестности родного города, было с чем сравнивать. Поднявшись на косогор, поросший поспевающей земляникой, он попытался что-нибудь увидеть вдали, но со всех сторон был окружён лесами, и никаких полей или лугов не проглядывалось. Надеясь на то, что рано или поздно встретит селение, скорее всего у слияния рек, Белов после небольшого перекуса продолжил свой поход. К шести часам вечера лодка подплыла к устью Сивы. На крутом берегу наш жених наконец заметил селение из десятка строений. Полагая, что хотя бы половина из них заселена людьми, он обрадовался и подплыл к мосткам, у которых качалась лодка-долблёнка.

Приковав свою лодку на цепь замком к бревну, путешественник прихватил немудрёное имущество в виде вещмешка и посоха-самострела, после чего стал подниматься вверх по склону. Его уже заметили, и гурьба детей бегала у домов, выкрикивая что-то не по-русски. Собрав всё своё мужество, призвав на помощь удачу, он мысленно перекрестился, не стал расстраиваться раньше времени и, не спеша, подошёл к домам. К этому времени навстречу уже вышли около десяти женщин разного возраста, трое-четверо мужчин и два старика с седыми бородами. Один седобородый вышел навстречу Белову и спросил что-то не по-русски.

– Добрый день, здравствуйте, мир вам, – громко ответил Белов.

– Здрав будь, – после некоторого сомнения ответил дедуля.

– Я ваш сосед, живу здесь неподалеку, выше по течению, приплыл познакомиться, – помогая себе мимикой и жестами, начал объясняться Белов. Дедуля явно понимал только половину сказанного, но разговор постепенно занялся. Взрослые отогнали сначала детишек, потом проводили гостя поближе к домам и сели на большое бревно.

Сели только мужчины, а женщины ушли сами, но недалеко, и стояли, тихо переговариваясь. Пытаясь объяснить цель своего приезда, Белов рассмотрел жителей подробнее. Все они были босые, одеты как индейцы, больше в замшу, чем в ткань. Судя по внешнему виду и проскальзывавшим знакомым словам, это были угры. У большинства стариков и старух на веках краснели трахомные язвы, глаза слезились. Вдруг вспомнилось, что трахому в угорских селениях победили лишь в конце шестидесятых годов двадцатого века. Радовало, что аборигены явно вышли из каменного века, даже появилась надежда оказаться в цивилизованных временах, хотя бы в средневековой Руси. На шее у некоторых женщин висели медные и серебряные монисты, жених похвалил себя за горсть прихваченной мелочи. Одежда аборигенов почти исключительно была из выделанной кожи, лишь женские платки были из ткани. Этакие индейцы, кстати, с подобным орнаментом и бахромой на рубахах и юбках. Вокруг женщин кружилась стайка собак, похожих на лаек. Опасавшийся агрессивности туземцев, Белов скоро убедился в своём явном превосходстве, вследствие чего, вероятно, хозяева и стали такими добрыми. Он, при своём росте сто восемьдесят два сантиметра, был на голову выше самых высоких мужчин селения. А старики и женщины строго дотягивали до его предплечья. Своей спокойной уверенностью гость, видимо, впечатлил хозяев, тем более, что молодёжь не спускала глаз с охотничьего ножа на поясе мужчины.

После первичного знакомства, в ходе которого Белов стал более-менее сносно понимать старика, наш путешественник решил намекнуть на ужин и возможный ночлег и достал из сумки почти все свои припасы – огурцы, помидоры, варёную свежую картошку, сушёную и копчёную рыбу, бутылку водки и десяток одноразовых стаканов. При виде этого мужчины быстро повели гостя к столам из струганных жердей, стоящим возле домов, крикнув женщинам подавать на стол. «Мужики везде одинаковы», улыбнулся про себя жених, который в предстоящем деле главный успех возлагал на последнее спиртное – две бутылки водки и три полуторалитровые бутылки пива, лучшее средство для общения с туземцами во все времена.

Мужчин за столом оказалось только семеро, ещё трое отроков лет пятнадцати стояли поодаль, но к столу не были допущены. Это обрадовало Белова, который после первых тридцати граммов водки, шокировавших аборигенов крепостью, полуторкой пива разбавил оставшуюся водку. После принятия ещё тридцати граммов крепкого «ерша» на брата он завёл разговор издалека, звучавший примерно так:

– Все вы люди хорошие, знаете, что должен делать настоящий мужчина. А настоящий мужчина должен построить хороший дом, привести в дом хорошую женщину и вырастить с ней много хороших детей. Вы согласны со мной?

– Мы, ну, да, – промычали молодые, а старые мудро помолчали, догадываясь, куда клонит чужак.

– Вот вы все уважаемые люди, у вас есть жены, – посмотрел на молодых угров Белов, будучи уверен, что главы семей обязательно женаты. И он не ошибся. Все угры подтвердили наличие жены, а один даже похвастал, что у него их две.

– Я уже не молодой, в бороде моей седые волосы, только сейчас я построил хороший дом недалеко отсюда. У меня большое хозяйство, и я могу взять жену своего племени. Но я уважаю всех вас и хочу взять женщину вашего племени, породниться с соседями. Что может лучше подружить соседей, чем женитьба?

Общее недоуменное молчание было ему ответом. А он перелил остатки «ерша» в полуторку и снова разлил, немного увеличив дозу. После того как мужчины выпили и некоторых с непривычки заметно повело, жених продолжил:

– Я понимаю ваше опасение, кто я, хороший ли сосед, смогу ли я достойно содержать жену?

Все дружно закивали головами. А Белов достал свой охотничий нож и пустил его по кругу посмотреть, потом то же самое сделал с топором. Когда всё вернулось к нему, он спросил, не сомневаясь в ответе:

– У кого из вас есть такое оружие? У меня оно есть и будет у отца моей жены.

После этого жених налил ещё, и дальше торг продолжался до полного усвоения напитка. Трудно сказать, или спиртное так повлияло, или профессиональные умения опытного сыщика расположить к себе людей. Но не прошло и пары часов, как его собутыльники были готовы отдать даже своих жён за право породниться с хорошим человеком. Но тот, сохранив самую ясную голову, показав на сумерки, окружившие селение, сказал, что жену будет выбирать завтра утром, и все стали расходиться. Двое мужчин пригласили гостя к себе в дом, он отказался, опасаясь классического разбоя, спать пошёл в лодку, которую благоразумно перегнал на другой берег речки Сивы. А для страховки поставил над лодкой палатку, вернее тент от неё, который хорошо скрывал спящего человека и давал ему пару секунд при возможном нападении.

Спал Белов вполглаза, к счастью, соседи оказались мирными, и проснулся он утром с головой на плечах и даже в своей лодке. После утреннего туалета жених снова переплыл к селению и поднялся к домам. Там уже вовсю горели очаги и готовилась пища, стол был накрыт, а жители празднично одеты. При появлении гостя женщины запели весёлую угорскую песню, в которой тот понял несколько слов, порадовавших его, а именно «мой», «любовь», «дом». Потом, пританцовывая, четыре женщины взяли жениха под руки и подвели к столу, вкопанному посреди селения, посадили на лавку.

Рядом сели два старика и стали объяснять процедуру сватовства. Белову предлагалось пройти по всем домам и посмотреть на всех девушек на выданье, после чего вернуться к столу и продолжить разговор с главами семей. Не оставляя своего мешка, жених с посохом-самострелом в сопровождении жителей направился по селению. В селении оказалось семь жилых домов, как он и предполагал, дома были небольшие, без фундамента, больше похожие на погреба или полуземлянки, на одно окно с очагом в ближнем от входа углу. Топились дома по-чёрному, рядом с очагом была мурейка, а вдоль стен стояли полати, почти во всех домах в два этажа. Эти жилища напомнили отставному милиционеру бандитские схроны, только без железной печки-буржуйки. Даже запашок в землянках стоял такой же тяжёлый. Становилось понятно, почему все жители сидели на улице и там же готовили пищу.

После выхода из дома возле него становились девицы на выданье из этого дома, где две, где три. На вид все девицы были явно моложе восемнадцати лет, да что там восемнадцати, некоторым и четырнадцати лет не дашь. Белов заметил, что жители селения не выше ста шестидесяти сантиметров и женщины, даже с тремя детьми и более, выглядели очень молодо, а может, рожали здесь с тринадцати лет, кто его знает.

Все невесты были кровь с молоком, с ярко выраженной грудью, широкими бёдрами, что вкупе с маленьким ростом смотрелось как в кривом зеркале. Радовало отсутствие трахомы у молодёжи, хотя вылечить это заболевание с набором антибиотиков было нетрудно, но всё же хотелось получить здоровую жену. Основной задачей было подобрать невесту без ревнивого кавалера. Поэтому жених при выборе невесты больше смотрел на реакцию парней, сопровождавших процессию. К сожалению, после четырёх домов было очевидно, что эти невесты уже заняты. Ссориться с парнями из ближайшего селения жутко не хотелось, жених решил быть внимательнее. Не хватало ещё из-за страшненьких аборигенок получить трагедию в духе Шекспира, с ревностью и убийствами. Мысленно Белов уже смирился выбрать любую, хоть самую страшную, лишь бы без кавалера.

В пятом доме он заметил достаточно взрослую девицу, которая не вышла на «построение», и поинтересовался, кто такая. Оказалась младшей женой хозяина. Зато в следующем доме он чуть не упал, когда увидел невесту. Девица оказалась на вид старше всех, двадцати лет, да ещё самой высокой, почти до плеча жениху, но самое главное – она была точной копией девушки, за которой когда-то ухаживал Белов и чуть не женился. Более того, девица явно заметила его взгляд и сама ответила таким же. Сомнений не было, девушка одинока и не возражает против такого мужа. Формально он ещё посетил последний дом и вернулся к столу.

У стола старики хотели продолжить фольклорное действо, но время поджимало, жених взял процесс в свои руки. Отослав всех мужчин в сторону, он пригласил к столу старших жён. Отводя каждую из них на пару шагов, он уточнял, какие парни ухаживают за их дочерьми, а если пробовали врать, сам показывал этих парней. Старого опера, привыкшего за восемнадцать лет работы в уголовном розыске к попыткам обмана, трудно было ввести в заблуждение. К его облегчению, у девицы из шестого дома кавалеров не оказалось. На прямые вопросы – почему – ответы были достаточно уклончивые. Он спустя четверть часа активных расспросов понял, что кавалеров нет из-за гордости и бедности.

Жених вернулся к недоумевающим мужчинам, которые начинали терять терпение, и сказал, что выбор сделан. Все вновь уселись за стол, за которым на этот раз сидели и старшие жёны. Белов объявил свой выбор и попросил позвать невесту. Та подошла достаточно робко и, когда он спросил её, по-русски и по-угорски, будет ли она его женой, невеста робко ответила согласием. При этом на её лице была написана неподдельная радость, перемежаемая некоторой боязнью.

Жених обратился к отцу невесты за разрешением на женитьбу, тот ответил вопросом о калыме. Белов начал выгружать подарки, сие действо превратилось в некое подобие праздничного представления фокусника. Так, по крайней мере читалось на лицах женщин и мужчин, не говоря о восторженных криках и визгах детей и подростков. После ножа и хрустального кубка папаша ещё пытался что-то пыхтеть, тогда жених достал зеркальце, обе юбки и, показав их всем, передал это своей будущей тёще, которая была гораздо моложе зятя. Впрочем, и тесть вряд ли был даже ровесником Белова. После зеркальца судьба невесты была практически решена, жених пригласил к столу всех детей тестя, их оказалось четверо – сын и три дочери. Тестю Белов вручил китель и сразу надел его, сыну отдал второй кинжал, а девчонок одарил горстью монеток. Заметив на лицах соседей если не зависть, то явную грусть, новоявленный родственник достал две оставшиеся полуторки пива, куда с утра забодяжил последнюю бутылку водки для получения «ерша». Выставив это на стол, он на правах уже мужа отправил невесту собирать вещи, а всем объявил, что благодарен за приём и жену и просит разделить с ним радость.

Наступила самая приятная часть праздника, мужчины после второго тоста заметно повеселели, а женщины заулыбались после прозрачных намёков Белова, что он, возможно, не последний раз женится, и приглашения всех к нему домой, но только зимой, летом много дел. Пользуясь расслабленным состоянием собеседников, он худо-бедно расспросил о ближайших соседях. И остался доволен тем, что его владения оказались в ничейной земле, на границе двух угорских родов. Посему можно было не опасаясь развивать пахотные земли и охотиться в радиусе, как минимум, десяти километров.

Невеста собралась в течение получаса, Белов взял её за руку и громко объявил, что свою жену по своему обычаю после замужества называет Ларисой. Пошутив, что ему не терпится разделить постель с молодой женой, муж повёл Ларису с собой в лодку. Перед этим оба поклонились всем селянам и попрощались с родителями. Имущество молодой жены поместилось в небольшую котомку и, судя по весу, содержало пару обуви и сменную одежду, слишком легким был мешок. Оставив родичам обе полуторки забодяженного водкой пива, молодожёны отправились к причалу, грузиться в лодку.

Пока Белов укладывал вещи и усаживал Ларису, на берегу веселье шло уже полным ходом, аборигены, судя по всему, забыли о молодожёнах, запели песни и понемногу пританцовывали, неподдельно радуясь неожиданному празднику. В лодке он сразу сел на вёсла и грёб без остановки, но засветло удалось доплыть только до устья реки Бражки. Белов развёл костёр, чертыхаясь, что всё угощение оставил в Тывае, как, оказалось, называется угорское селение. Лариса русского языка толком не знала, но, когда он с помощью немногих известных ему угорских слов объяснил, что еды нет, сразу достала узелок с припасами, состоявшими из нескольких сушёных рыб и четырех лепёшек. Греясь у костра, молодожён вспомнил, что в сумке у него полбутылки небодяжного пива, экономить которое нет смысла – выдохнется. С удовольствием молодые выпили это пиво с сушёной рыбой и стали ложиться спать. Спать Белов решил во избежание случайностей в лодке, под навесом, а со стороны берега разложил нодью, чтобы горела всю ночь.

Спали в обнимку, не раздевались. Новоявленный муж решил не пугать девушку – в лодке, ночью, да практически с незнакомым мужчиной. Впрочем, были сомнения и санитарно-гигиенического характера. Хотя от девушки ничем неприятным не пахло, Белов решил сначала её вымыть и осмотреть на случай заболеваний, благо антибиотиков в доме хватало, чтобы вылечить практически любое заболевание. Эти хорошие намерения чуть не лопнули, месяцы воздержания едва не сделали своё, и Белов, уже засыпая, заметил, что машинально раздевает Ларису, а она – его. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановиться, а тут и усталость взяла своё, оба уснули.

Утром мужской организм проснулся с рассветом, и снова шаловливые ручки пытались заняться приятным делом, молодожён усилием воли проснулся окончательно и стал собираться в дорогу. Завтракать не стали, грести пришлось почти весь день, только к четырём часам лодка подошла к причалу. Не теряя времени, Белов учил свою жену русскому языку, вместе повторяя основные глаголы и собственные имена. Девушка на лету схватывала пояснения мужа, с явным удовольствием произносила своё новое имя, имя мужа, практически без акцента. Несмотря на тяжёлую дорогу и отсутствие обеда, Белов с удивлением отметил, что не устал. Тяжёлый ежедневный физический труд в течение полутора месяцев хорошо сказался на его организме. К дому он шёл лёгкой походкой, закинув оба вещмешка за плечи, а в руках держал карабин-посох. Лариса шла рядом, вернее чуть позади. Взглянув на двор вокруг дома, он сразу почувствовал опасность и остановился, придержав и жену.

Внутренний голос кричал об опасности, взгляд машинально выискивал следы чужого присутствия. Ещё не понимая, в чём дело, он осмотрел двор и заметил, что коптильня опрокинута, тюлька для колки дров сдвинута в сторону, на утоптанной земле появились две неглубокие ямки. Решил обойти вокруг дома. Жестом показал Ларисе, чтобы та оставалась на месте, и пошёл вокруг дома. Карабин с патроном в стволе уже был в руках, со снятым предохранителем. Двигался Белов максимально осторожно, было время привыкнуть, да и прежняя жизнь приучила к опасности. За домом, в том месте, где два месяца назад была закопана шкура росомахи, копошилась ещё одна росомаха. До неё было около пятнадцати метров, когда росомаха заметила человека и встала на дыбы.

«Эта ещё больше», подумал он. Аккуратно прицелился и выстрелил в голову, хищница не упала, а страшно заревела и пошла на него. Скинув чехол c ружья, Белов судорожно начал стрелять зверю в голову, медленно отступая. Лохматое чудовище подходило всё ближе, лишь дергаясь от попадавших пуль. С каждой секундой зверь становился всё выше, подчёркивая поговорку, что у страха глаза велики. Когда до росомахи осталось метров пять, у стрелка мелькнула трусливая мыслишка отбежать в сторону, но стоявшая сзади девушка своим присутствием лишала всякого права на побег, оставалось стрелять в зверя, пока затвор карабина не показал опустевший магазин, только тогда росомаха упала. Он остался на месте, судорожно заменяя магазин на полный, сзади к нему подбежала Лариса и обняла, заплакала, уткнувшись лицом в плечо. Молодожён быстро взял скинутые мешки, подхватил жену за руку и забежал в дом. Убедившись, что всё в порядке, положил вещи и провёл жену внутрь дома.

Там девушка продолжала плакать, но, когда Белов завёл её на второй этаж и отдёрнул занавески с окон, она оцепенела, рассматривая убранство комнат. Быстро переодевшись в грязную одежду, он жестом велел Ларисе сидеть в доме и вышел снимать шкуру с росомахи. Это оказалась не росомаха, а медведь. Не гризли, конечно, но больше двух метров ростом. Провозился с ним больше часа, пока затащил шкуру и мясо в сени. Мясо он сразу спустил в ледник, который почти пустовал, а шкуру оставил в чулане. Благодаря кошке и котёнку, уже подросшему, мыши в доме так и не появились.

По-быстрому хозяин затопил камин и поставил греться воду, слегка сполоснув руки, всё равно мыться надо. Пока грелась вода, он пожарил картошки, согрел чай, вернее заварил в кипятке зверобой с липовым цветом, собственно чай давно закончился. Выложил картошку с остатками консервов на тарелки и усадил Ларису за стол. Сам ел вилкой, а жене положил нож, ложку и вилку. Та выбрала вилку и добросовестно училась ею пользоваться, глядя на мужа. Пока ели немудрёный ужин и пили чай, согрелась вода, которую Белов залил в бак, приспособленный под душ ещё в первый месяц вместо водопровода.

Потом полчаса крутил ручку фонарика-генератора, рассматривая, как Лариса разглядывает мебель и посуду в комнате, и разговаривал с ней по-русски. На плите согрелись ещё три ведра воды, можно приступать к водным процедурам. Белов отнёс воду в санузел, включил там фонарик вместо осветителя и привёл за руку жену. Словами и жестами объяснил, что будет мыться, и стал раздеваться, Лариса быстро поняла и разделась. Он, кстати, вспомнил, что в бане было принято мыться всем вместе. Включив душ на тёплую воду, молодожён завёл туда девушку и стал мыть мылом, потом шампунем. Волосы у девушки оказались светло-русые, почти до пояса, промылись очень быстро и хорошо, видимо, Лариса их мыла часто. Телосложение девушки тоже радовало, худощавая, со стройными ногами и красивой грудью. К счастью, никаких язвочек и покраснений на теле жены не было.

Впрочем, Белов так возбудился в процессе мытья, что еле дождался, пока завёрнутая в махровое полотенце Лариса дойдёт до кровати. Сорвав покрывало, он положил девушку на постель и развернул полотенце. После этого время потеряло свой ход, хотя молодожен честно пытался быть мягким и нежным. Девицей Лариса не была, да он на это не рассчитывал, наоборот, только обрадовался и повторил вскоре сеанс любви более медленно и вдумчиво. То ли сказалось длительное воздержание, то ли ещё что, но молодой муж возбуждался каждый раз, когда трогал девушку в интимном месте, где у неё практически не было волос. Поэтому любовью они занимались до темноты, пока «недремлющий брегет» не позвал в туалет.

Белов воспользовался этим, чтобы показать Ларисе, как пользоваться унитазом, потом показал последний рулон туалетной бумаги и оставил её в туалете. Пока девушка изучала санузел, он зажёг свечи в комнате и начал рыться в женском белье, о котором не подумал ранее. Там мужчина подобрал несколько трусиков, юбочек и топиков и решил, что на лето хватит. В это время вернулась Лариса, и ночь любви продолжилась.

Утром он проснулся раньше жены и разбудил её самым приятным способом, после чего оба подремали ещё четверть часа. Дальше начался рабочий день, в ходе которого продолжилось обучение Ларисы русскому языку. За день Белов показал своё хозяйство, огород и цветник, объяснил, как полоть и что можно есть. Накопали вместе морковки, поздней редиски, свёклы, молодой картошки, топинамбура, нарвали бобов, гороха, базилика, салатов, набрали помидоров, огурцов, срезали цветную капусту, маленький кочан белокочанной капусты, достали из сетей почти уснувшую рыбу. Белов принялся показывать, как надо варить борщ, суп, делать пюре. Это заняло весь день, зато ужинали при свечах (последних, кстати). А потом опять душ и продолжение брачной ночи. Девушка, не тронутая христианскими запретами, оказалась абсолютно раскованной в любовных играх. Все желания мужа и его выдумки Лариса исполняла не только свободно, но с явным удовольствием и выдумкой. Просьбы мужа ходить дома в тёплую погоду обнажённой не удивляли молодую жену, фантазии с эротическими одеяниями возбуждали девушку не меньше мужчины. Соскучившийся по женской ласке, Белов выдумывал всё новые и новые утехи, новые игры, с удовольствием подхваченные женщиной, никогда не отказывавшей мужу в близости. Нескольких дней хватило ему, чтобы полюбить девушку всей душой, окончательно приняв её в своё сердце. И опытный сыщик видел, что его чувства взаимны, любое прикосновение мужа доставляло неподдельное удовольствие Ларисе.

Утром счастливое пробуждение, лёгкий завтрак во всех смыслах, поедание вчерашнего борща и работа в огороде, затем копчение медвежатины и вечерний салат. И так далее. На третий день Лариса предложила обработать медвежью шкуру и скребла её два дня, после чего растянула на колышках. Такие каникулы Бонифация продолжались почти весь июль, чему Белов был рад без всякой задней мысли. Все мысли о будущем отошли на задний план. Довольно быстро он понял, как ему повезло с женой. Лариса оказалась спокойной, мягкой, работящей и весьма толковой женщиной. Слова запоминала с первого раза, довольно быстро поняла разницу между мужским и женским родом в языке. В угорском языке разделения на мужской, женский и, тем более, средний роды не было. Кроме лингвистических подвигов, Лариса мгновенно разобралась в обилии огородных растений, научилась пользоваться печью и многочисленной посудой. С удовольствием чистила всю посуду и стирала одежду и бельё, восхищаясь стиральным порошком, через день мыла полы в доме. Сидеть без дела она просто не умела и успокаивалась только в объятиях мужа. Из них она никогда не спешила освободиться и, не меньше Белова, наслаждалась близостью с ним. Одним словом, умная, любящая, работящая и чистоплотная, да ещё весьма симпатичная. В любые времена любой мужчина был бы счастлив получить такую жену. Надо ли говорить, как себя чувствовал бывший опер, навидавшийся разводов и семейных скандалов в ходе прошлой жизни?!

…Сухая Ветка повесила надраенную до блеска сковороду на стену в кухне и подошла к окну. Со второго этажа далеко просматривались владения её мужа, коловшего дрова во дворе. Молодая женщина с обожанием любовалась легкими уверенными движениями могущественного колдуна и охотника, взявшего её в жёны. Всю молодость, едва девушка перегнала в росте всех мужчин в Тывае, её только ленивый не попрекал худобой и высоким ростом. Так и назвали, Сухой Веткой, как никому не нужную. Последние три года она боялась, что родичи продадут её в голодное время как самую ненужную роду. О мыслях выйти замуж девушка забыла ещё в пятнадцать лет, в этом её убедили все, даже собственная мать. Никто не возьмёт такую дурнушку даже второй женой. Одна дорога была – в рабство, слишком мало приданое, чтобы попасть в жёны кому-либо из соседних родов.

Неожиданный муж поразил её не только богатством, силой и ростом. Девушка безошибочно угадала в его глазах любовь и нежность. За прошедшие месяцы муж ни разу не ударил её, не оскорбил, не накричал. О таком отношении к женщинам она слышала только в легендах, рассказанных в детстве, и давно не мечтала о подобном. Первые дни, напуганная могуществом мужа, Сухая Ветка со страхом ожидала его гнева, боялась даже представить, как накажет её колдун. Теперь, убедившись в добром характере Белова, она всё чаще называла себя Ларисой, женой богатого и сильного охотника, старалась угодить ему во всём. Несколько раз перемыла всю посуду, через день мыла полы в доме, с каждым часом всё больше привыкая к волшебному жилищу, которое назвала бы дворцом, если бы знала это слово.

Лариса ещё раз взглянула на солнце, приблизившееся к зениту, и повернулась к плите, на которой варился суп для любимого.

 

Глава четвёртая. Пора на разведку

Близился август, и Белов вновь вспомнил о необходимости добычи соли. Со слов Ларисы, которая довольно сносно начала говорить по-русски, он знал, что соль привозят купцы с верховьев Камы. Но приезжают они нерегулярно и в Тывае задерживаются на полдня, быстро меняют соль на шкуры и уплывают. Необходимость в поездке за солью назревала. Как Белов ни опасался оставлять молодую жену одну, но деваться было некуда, плыть с ней было ещё опаснее. За неполный месяц Лариса освоилась в хозяйстве достаточно хорошо, научилась готовить, а главное, топить печь и камин. Ещё раз проконопатив лодку, Белов решил отправиться с началом августа. Наточив для жены топор и вилы, которые поставил в сенях, и велел без них никуда не выходить, он научил женщину пользоваться ключом от входной двери и лично повесил ключ ей на шею, колотых дров была полная терраса, воды запасено на месяц во всех ёмкостях.

Для торговли и обмена на соль он прихватил испытанное зеркальце, пару использованных батареек, детскую пластмассовую лодочку красного цвета, пластиковую бутылку, носовой платок, горсть старого бисера и плохонький ножик. Дополнительно к походному набору Белов взял немного таблеток – аспирин, анальгин, ампициллин да десяток пустых мешков для соли и кур, которых давно хотел приобрести, так как сильно скучал по яичнице. Лариса приготовила гостинцы для родни и соседей – огурцы, помидоры, топинамбур, бобы, горох, копчёную медвежатину. Лодочный мотор давно был переставлен на большую самодельную лодку и прикрыт сверху сколоченным ящиком, сама возможность быстрого возвращения домой придавала путешественнику уверенности. Хотя без крайней необходимости переводить драгоценный бензин он не собирался.

Собравшись по-походному, Белов отплыл вниз по реке Бражке ранним утром пятого августа неизвестно какого года. В этот раз он плыл уверенно и добрался до устья Сивы сразу после полудня. Без особого удивления наблюдал за кабанами и другими копытными, точно убедился, что видел в прошлый раз зубров, а в камышах вновь заметил полосатого зверя, похожего на тигра. По пути зарисовывал все извилины реки, составляя карандашом на листке бумаги примитивную карту окрестностей, с указанием примерных расстояний. В месте впадения Сивы в Каму остановился, поднялся по косогору в Тывай, где нашёл домик тестя и тёщи, передал приветы и поклоны, гостинцы и был таков. Ночевать ушёл в лодку, перегнал её на другой берег. Бережёного бог бережёт, с молодых лет любил эту пословицу опер, может, поэтому проработал в уголовном розыске почти двадцать лет без единого ранения и перелома.

Утром, ещё затемно, он вышел на своей лодке в Каму и поплыл на вёслах против течения, придерживаясь ближнего, правого берега. Река была значительно полноводней, чем в будущем, едва ли не вдвое. Видимо, здорово нефтяники высасывают воду из рек в двадцать первом веке. Вновь поразился обилию животных на берегах реки; кабаны и олени практически не исчезали из вида, выдры прямо на глазах сражались с огромными рыбинами. Сами рыбы так били хвостами по воде, что невольно вспоминались киты и крокодилы. Но самым большим удивлением стали берега великой реки, сплошь поросшие огромными вековыми дубами в пять-шесть обхватов. Порой за ними виднелись ещё более величественные лиственницы, напомнившие секвойи Северной Америки, такими огромными были стволы реликтовых деревьев. По прикидкам путешественника, редкая лиственница была меньше девятиэтажного дома высотой, два-три метра в диаметре. На фоне лиственниц и дубов даже мачтовые сосны, гигантские липы казались подлеском, хотя и были невиданных размеров.

Белов плыл вверх по течению без остановки на обед, пытаясь узнать знакомые реки, впадавшие в Каму много веков спустя. За день так и не встретил ни одного селения, как и ни единого человека не удалось увидеть. Путешественник не сомневался, что люди в прибрежных лесах есть, но, судя по осторожности, места эти довольно опасные, раз никто не рискует строиться на берегу. Несмотря на тихую погоду, проплыл до вечера немного, не больше тридцати километров, ночевать решил на правом, крутом берегу, приковал лодку к вывороченному пню и поднялся на обрыв высотой двадцать метров над Камой, где и развёл костёр в дубовой роще. Сидя спиной к костру, он наслаждался горячим отваром блошники (душицы) со зверобоем, которые в изобилии росли по берегам великой реки. Ни единого огонька не светилось на противоположном берегу, а Белову вспомнился отдых на берегу Камы в 2006 году, когда на том берегу светились огни нескольких деревень, не считая города Чайковского и проплывавших каждый час кораблей и барж. Он задумался, был ли тогда счастливее, чем сейчас?

– С одной стороны, достижения цивилизации – книги, телевидение, Интернет, магазины, сотовая связь. С другой – необходимость идти на работу в любую погоду, на телевидении и в Интернете всё старьё или пошлость, книги такой стоимости, что пропадает желание читать, связь, по которой ни с кем не хочется говорить. Возможность путешествовать – чистая формальность при отсутствии денег, да и желания куда-либо ехать абсолютно не было. По всему миру одни и те же китайские сувениры и ненавязчивый стандартный сервис либо отсутствие того и другого.

А здесь – да, нет туалетной бумаги и телевизора, новых книг уже не увижу, старых друзей тоже не увижу, собственно, мы и так встречались раз в год и реже, это в одном городе. Да, нет подружек, с которыми так приятно было пропивать зарплату. Но нет и квартплаты, растущей каждый год, нет соседей, пакостящих в подъезде, нет пьяниц и хулиганов на улицах и в автобусах, нет милиционеров, которых все обходят стороной на улицах, но которые так отлично заменяют любую мафию при разгроме бизнеса, что их ненавидят больше бандитов. Нет нагло ворующих чиновников, которых годами вся Россия пытается не замечать. Нет ощущения, что родная страна катится в пропасть.

Зато здесь мне не надо ходить на работу ежедневно, не надо общаться с неприятными мне людьми. Здесь я твёрдо знаю, что в ближайшую тысячу лет не будет конца света. Я могу на удар ответить ударом, а в ответ на покушение – просто убить злодея, и никакая подкупленная прокуратура или суд не будут пить из меня кровь. Здесь я могу ежедневно есть мясо и чёрную икру, огурцы и помидоры, не подсчитывая остатки денег в кармане. Здесь есть любимая женщина, которая при разводе явно не отберёт детей и квартиру.

Так, где же мне, именно мне, лучше? – Белов потянулся, собираясь укладываться спать, но вздрогнул от шороха и стона за кустами. Взяв карабин на изготовку, он осторожно подошёл к кустам со стороны. За кустами лежал человек лицом вниз. По виду раненый. Поблизости никого не было, на вопросы человек не откликался. Белов взял человека за руки и волоком дотащил до костра, где перевернул на спину и осмотрел. Судя по безбородому лицу, парню было не больше восемнадцати-двадцати лет. Одет он был в замшевую куртку и штаны из темной ткани, порванные на ногах, из порывов сочилась кровь.

Белов, не церемонясь, разрезал штанины и осмотрел ноги раненого. Левая нога, видно было по обширному синяку и нелепо развёрнутой ступне, явно была сломана. На передней части бедра вдоль всей правой ноги шла рваная рана до двадцати сантиметров длиной. Кровь сочилась из раны медленно, судя по всему, артерия не повреждена, иначе парень давно был бы мёртв.

Он достал носовой платок и смочил его из фляжки остатками водки. Этим платком прочистил рану, парень был настолько плох, что даже не стонал. Рана оказалась не глубокой, до сантиметра, но зашивать надо было прямо сейчас, завтра будет поздно. Иголка с собой была, но нитки только обычные, а надо кетгут или синтетику, чтобы не гнили в ране. Синтетика оказалась в шнуре из вещмешка. Белов разрезал шнур и вытащил несколько ниток до тридцати сантиметров длиной. Проспиртовал иголку и нитки, протёр руки, почти начал шить. Тут он вспомнил об ампициллине в аптечке, растолок одну таблетку и развёл в горячем отваре. Получившейся жидкостью промыл рану и начал зашивать. Зашивал рану опер второй раз в жизни, первый раз в молодости он зашивал себе небольшую ранку на руке, чисто из пижонства, желания проверить себя.

Стежки получились, может, и некрасивые, но своё дело сделали, края раны крепко были схвачены. Для второй ноги Белов срезал на ближайшей липе пару лубков из коры. С переломами он разбираться не любил, но, пользуясь полным беспамятством раненого, просто повернул ногу, как должно и обвязал наложенные лубки покрепче. Затем подумал и развёл ещё таблетку ампициллина, выпоил лекарственный раствор парню и сел дремать у костра. Раненого он накрыл тентом от палатки, возле костра было не холодно, несмотря на заметную прохладу от реки. Неподалёку, в стороне, откуда приполз раненый, завыли волки, затем вой прекратился, перейдя в грызню, ясно слышимую схватку и рычание. Вскоре, однако, всё затихло, но опять тишину распорол дикий крик, не слышанный до этого ни разу. Больше похожий на крик обезьян в джунглях. Что за зверь это был, у Белова даже не было предположений. Последним раздался рёв, похожий на тигриный рык, после чего всё стихло. Однако с полчаса он не мог уснуть, гадая об авторах этих звуков. Так, временами засыпая на полчаса-час, подбрасывая в костёр сушняк, дотянул до рассвета. С первыми лучами солнца, борясь с пробиравшим до костей густым туманом, он подкинул веток в костёр и поставил ещё воды кипятиться.

– Ты кто? – хрипло прошептал парень, когда очнулся.

– Мимо плыву, вверх по Каме, – ответил Белов, разглядывая лицо раненого. Он с удовольствием убедился в ровном розовом цвете лица, без излишней бледности и следов лихорадки.

– Довези меня домой, я живу на берегу, полдня пути, – довольно уверенно сказал парень, – только прошу, очень прошу, принеси мою рогатину с берега.

– Тогда потерпи немного, сейчас схожу, – удивился путешественник и осторожно направился по следу раненого, с карабином-посохом наперевес.

След был виден даже для такого неопытного следопыта, как он. Раненый, видимо, только полз, идти не мог. Но прополз он удивительно много, больше километра. Там, на полянке, Белов увидел истоптанную и залитую кровью траву, убитого кабана, в боку которого торчал обломок железного наконечника копья или рогатины, как сказал парень. Вернее сказать, среди обглоданных останков кабана в позвонке торчал обломок железного наконечника. От кабана за ночь остались только части хребта и крупные кости. Всё остальное было едва не вылизано ночными хищниками и падальщиками. Только сейчас следопыт испугался, представив свою судьбу, явись он сюда ночью, никакие карабины не спасли бы. Древко рогатины он не нашёл, возможно, оно скатилось с обрыва. Нести весь хребет кабана с собой Белов не собирался: хряк был здоровый, остатки позвоночника весили килограммов двадцать, не меньше. Обломок копья он решил не выдёргивать, а вырубить вместе с позвонками. Завернув это хозяйство в листья мать-и-мачехи, положил в мешок и быстрым шагом вернулся к костру.

Парень спокойно лежал и сразу спросил:

– Нашёл?

– Нашёл и положил в мешок. Да, ты скажи, как тебя зовут.

– Зовут меня Слад, я сын старосты наших Выселков, – обрадовался парень.

Белов достал свои припасы, перекусил. К его удивлению, Слад тоже с удовольствием слопал кусок копчёного мяса, это явно свидетельствовало о его стабильном состоянии. Уточнив, выдержит ли раненый перетаскивание к лодке, Белов аккуратно стащил парня к реке, перевалил за борт лодки, уложил на охапку сорванной травы на корме и через пару минут уже грёб вверх по Каме.

Слад заметно прибодрился и рассказывал своему спасителю, как хотел взять поросёнка, да не увернулся от секача, ладно хоть жив остался. Слова были славянские, но немного отличались от русского языка, хотя большая часть текста была вполне понятна. Белова это не сильно удивляло, он застал ещё семидесятые годы прошлого века, когда до рассвета эры телевидения почти в каждом не только районе, даже сельсовете, был свой диалект. Например, он сам бывал в деревнях, где буква «ц» заменялась в разговоре на «ч», и наоборот, непонятно по какой причине. Слова курица, чугунок, звучали как курича, цугунок. И это без учёта местных уральских диалектизмов, которыми в восьмидесятые и девяностые годы восхищались приезжие лингвисты и филологи: баско, кутешонок, смекать и так далее.

Белов с удовольствием разговаривал со Сладом, привыкая к новым оборотам речи и запоминая слова. Парень рассказал, что в Выселках, где он живёт, больше сорока дворов, на днях должны приехать купцы, сам он собирается осенью жениться, и отец обещал построить ему отдельный дом. Что у него две младшие сестры, а старшие уже замужем, сам Слад – единственный сын у старосты, поэтому любимый. И всякую такую милую чушь, которую привычная память бывшего сыщика легко укладывала во внутреннем справочнике. Иногда Слад начинал дремать, сказывалась сильная кровопотеря.

Так, за разговорами, и добрались до Выселков, открыто стоявших на крутом берегу Камы, заметных издалека, возле впадения небольшой реки. Белов сразу направил лодку к небольшому причалу, выступавшему вдоль крутого берега, а ребятишкам, которые прибежали, указал на дремавшего Слада, который от крика пацанов проснулся.

– Бегом, зовите моих, я тут ногу поранил, надо домой донести, – крикнул ребятам раненый.

Буквально через минуту к причалу, по выложенным тёсаными жердями лесенкам, с обрыва спустился нарядно, даже богато, одетый крепкий мужчина лет сорока, который достаточно хмуро оглядел Слада и Белова. Но после слов сына, что тот поранил на охоте ногу, а проезжий перевязал его и довёз домой, староста отошёл лицом.

– Кто такой, как зовут, куда плывёшь? – глянул он на незваного гостя, не оставляя подозрений к чужаку, настолько явственно читалось на его лице желание, как минимум, выгнать путешественника подальше.

– Зовут меня Белов, роду я русского, пришёл издалека и поселился ниже по Каме. А плыл я за солью, соль у меня кончается, – подробно рассказал спаситель сына, сделав лицо как можно простодушнее. После многолетней работы опером любой станет неплохим артистом. Почти двадцать лет назад старший оперуполномоченный учил молодого лейтенанта Белова, что стрельба и драки, погоня по крыше – это брак в работе сыщика. Настоящий сыщик должен любого бандита взять без шума и драки, да желательно и без насилия. Для этого надо убедить человека. Вот этот дар убеждения и вырабатывался у хороших оперов к концу службы. Чтобы получить информацию, надо уметь вызвать доверие у любого человека – молодого и старого, бомжа и бизнесмена, учёного и крестьянина, мужчины и женщины. Независимо от времени, обстоятельств и желания. Порой так хотелось плюнуть, пнуть какую-нибудь сволочь, но Белов научился перешагивать через свои чувства для дела, не показывая истинных чувств. Поэтому его всегда шокировали сериалы про ментов, где опер грубый, хамоватый или страшно умный. Кто же такому выдаст информацию?

Но это лирические отступления, а пока он сделал всё, чтобы не вызвать у старосты неприязни или подозрения. Уж очень опасным показался староста, а такие люди опытному сыщику просто бросались в глаза. Разговаривая с отцом Слада, сыщик краснел, запинался, долго думал, прежде чем ответить. Одним словом, играл роль недалёкого и простодушного бродяги, этакого неудачника, искателя приключений. Видимо, староста поверил ему и сыну, потому что сразу распорядился отнести Слада в дом, а гостя попросил пойти с ним и рассказать всё подробно.

Белов приковал лодку цепью и замком к пристани, взял своё имущество и пошёл за старостой, разглядывая Выселок. Выселок оказался огорожен частоколом из четырех-пятиметровых тёсаных стволов деревьев. Возле открытых ворот сидел мужичок с рогатиной и топором за поясом. На идущих в селение мужчин он посмотрел с интересом, но ничего не сказал.

Дома внутри ограды стояли достаточно плотно, без огородов, в две перпендикулярные улицы. К домам примыкали пристройки для скотины и небольшие сарайчики, скорее всего, с запасами сена, зерна и прочего. Почти в центре Выселков староста показал на дом без пристроек, стоявший наособицу, и добавил:

– Это гостевой дом, можешь оставить там свои вещи, сейчас там никого нет.

Белов не стал спорить, зашёл внутрь и бросил вещмешок у двери. Дом был стандартный, с очагом, без окон, полатями вдоль стен. Он сразу вышел и отправился за старостой, который заходил в большой дом, стоящий на площади неподалёку. Возле дома толпилось несколько женщин и детей, но гостю ничего не сказали, пропустили в дом молча. Дом был типовой, только окна большие, до метра высотой, остеклённые прозрачным материалом, похожим на слюду. Пол земляной, у дальней стены положили на полати Слада. Белов подошёл поближе к раненому, подробно рассказал и показал, какие ранения, объяснил, что надо через несколько дней выдернуть нитку, а то она загниёт.

– Про нитки я знаю, через два дня сюда привезут лекаря, он разберётся, – достаточно спокойно ответил Скор, как назвался староста. После рассказа про обнаружение обломка рогатины Белов отдал старосте упакованный обломок с частью кабаньего позвоночника. Послушав всё до конца, Скор поблагодарил гостя, что вышло достаточно спокойно, даже формально, как тому показалось. Затем староста пригласил отобедать с ним. Стол накрыли прямо в доме, между двумя окнами. На завалинку к столу перенесли Слада, а Скор и гость сели на табуретки с двух сторон. Столешница представляла собой гладко выструганные, без единого зазора, плотно сбитые доски, скатерти не полагалось. Хозяйка привычно выставила большую керамическую чашу с супом, рассчитанную на всех. За ней последовало деревянное блюдо с отваренным мясом. Прямо на стол аккуратно лёг каравай хлеба, непроизвольно вызвавший у Белова прямо животное истечение слюны. Хозяин, заметив глотательное движение гостя при виде хлеба, понимающе ухмыльнулся, быстрыми движениями своего ножа разрезал каравай и положил перед ним первый кусок.

На первое подали жидкое блюдо, щи с мясом. Белов похвалил себя за взятую ложку, которую достал из голенища кирзового сапога. Ложка была стандартная, из нержавейки, но резко отличалась блеском от тусклых деревянных ложек хозяев. Ещё гостя обрадовали хлеб и квас, который даже разлили по отдельным берестяным ковшам. Подождав, пока хозяин первым зачерпнёт своей ложкой щи, гость поспешил за ним, подставляя хлебный ломоть под ложку, чтобы не капнуть на чисто выскобленную столешницу. Первые минуты шла процедура насыщения, больше напоминавшая своей неторопливостью и торжественностью приём у английской королевы, так опасался Белов допустить какой-либо промах. Но, когда показалось дно посудины и пустую чашку хозяйка заменила блюдом с отварным мясом, напряжение за столом снизилось, началась неторопливая беседа. Разговор за столом шёл опасный для Белова, тому пришлось приложить все усилия, чтобы не выдать себя незнанием общеизвестных понятий. Староста больше спрашивал, а гость кратко отвечал, не сильно отклоняясь от истины, но и не болтая лишнего. О себе он рассказал, что приехал сюда из далёкой страны, один, и поселился в доме в двух днях пути по течению Камы. Имущества с собой взял немного, вот соль и кончилась.

– Завтра здесь будет торг, возьмёшь себе соли, – успокоил его Скор.

– А хорош ли лекарь и почему он будет через два дня, – поинтересовался в свою очередь Белов.

– Лекарь живёт не здесь, а один в лесу, за ним уже пошли. Лучше этого лекаря нигде нет, даже в Соли-Камской. Они сами к нему обращаются, – с гордостью ответил староста, мол, знай наши возможности.

– Не опасно ли одному в лесу жить? – удивился гость.

– Этот лекарь сам кого хочешь напугает, – ухмыльнулся Скор, но уточнять не стал.

Тут обед подошёл к концу, и гость попросил разрешения походить по Выселкам, дать ему сопровождающего для объяснения, мол, в его краях города иначе строят. Староста облегчённо вздохнул, необходимость развлекать подозрительного мужика, как спасителя сына, его явно удручала, сразу распорядился и вывел гостя на крыльцо. По его знаку к гостю подбежал мальчонка лет восьми, и он откланялся.

Время шло к вечеру, Белов сразу попросил показать кузнеца, кузня которого стояла за частоколом, пришлось обходить через ворота. В кузнице работал неразговорчивый кузнец лет сорока да подмастерье лет семнадцати-восемнадцати, худощавый, но жилистый парень. Белов завёл разговор о приобретении железных прутков до двадцати штук. Кузнец ответил, что сделает не раньше чем через неделю, и попросил задаток, одну гривну. Гривны у покупателя явно не было, и кузнец просто отвернулся, продолжая работу.

Затем мальчишка, по просьбе Белова, отвёл того туда, где можно купить куриц. Курами распоряжалась женщина, которую и звали соответственно – Куриха. С ней покупатель договорился о приобретении завтра пяти куриц с петухом и зерна для них. Гость ещё побродил по Выселкам, попробовал сторговать щенка, но цена была, как за лошадь, а лошадей в Выселках было всего три. Коров и коз совсем не было. Кошек Белов тоже не заметил, а на вопрос мальчишке, кто ловит мышей, тот засмеялся:

– Ёжики да хорьки, конечно.

Пока проходили мимо огородов, раскинувшихся за частоколом, Белов увидел только засеянные рожью, ячменём и овсом участки с вкраплениями капусты, да грядки репы или редьки, а может, того и другого. Ничего похожего на бобы, морковь и редиску не оказалось. Возможно, просто случайность, но дающая возможность для торговли не только помидорами и картошкой, сделал он себе зарубку в памяти.

Время шло к вечеру, и в животе урчало, он вернулся в гостевой дом, где распрощался со своим проводником. Вещи были на месте, Белов и не сомневался в этом, вспоминая, что ещё в начале восьмидесятых годов прошлого века в этих краях даже лодки с мотором оставляли в деревнях на ночь безо всякой опаски. А двери домов и в городах запирать стали только в девяностые годы. Навязываться старосте не хотелось, опытный сыщик интуитивно чувствовал, что не всё хорошо с этим старостой, как бы не пропасть тут самому без вести. Коли подобные вещи случались в цивилизованное время, теперь, когда он сам признался в отсутствии родных, путешественник чувствовал себя беззащитным.

Он не забыл историю государства и права, что изучал в университете на юрфаке, хотя и заочно. Вплоть до петровских времён на Руси, как, впрочем, и в других странах, человек без родственников рисковал быть убитым любым желающим. Причём без всякой, как правило, ответственности. Для того чтобы общество наказало убийцу, нужен был потерпевший, то бишь близкий родственник. Жена в число таких потерпевших не входила. А если нет потерпевшего, нет и преступления, убийцу никто искать не станет. Такие вот вспомнились Белову законы, не особо вдохновлявшие на общение с аборигенами, облечёнными властью. Более того, появилось огромное желание убраться подобру-поздорову домой, сдержать которое удалось лишь насущной потребностью в соли.

Перекусив своими припасами, Белов вышел и сел на крыльцо. На соседнем крыльце, якобы совершенно случайно, тоже сидел мужичок и любовался сумерками. Только путешественник начал подбираться к нему, чтобы поговорить, как от пристани послышался шум. Он с удовольствием прогулялся на берег, оказалось, что с верховьев Камы прибыл купец на большой лодке, даже с парусом. Трое его подручных вытаскивали на берег товары в мешках, в основном соль, как понял Белов. А купец прогуливался и наблюдал за выгрузкой, разговаривая со старостой. Затем все выгруженные товары перенесли в гостевой дом, возле которого подручные развели костёр и стали ужинать.

Белов подсел к ним и познакомился с купцом. Того звали Окунь, он гордо подтвердил, что живёт в Соли-Камской, а раньше жил в Ладоге. Путешественник рассказал ему, что приехал с юга издалека, и заинтересовал кое-каким товаром, которого здесь явно никто не видел. Сославшись на темноту, смотреть товар купец отказался, и после небольшого разговора все улеглись спать. Двое подручных купца ушли спать на лодку, а Окунь с помощником и Белов быстро уснули в гостевом доме.

…Староста Скор долго ворочался на своих полатях, пытаясь заснуть. Всё не шёл из головы заезжий охотник, спасший сына. Скор давно не испытывал любви ни к кому, а чувство признательности было ему с детства неведомо. Казалось, простодушный чужак, поселившийся неподалёку, легко станет одним из прислужников Скора, его соглядатаем, если не данником, принося свою долю пушнины. Однако сердце подсказывало старосте, что очень непрост этот гость, движется не как охотник, скорее, как воин. Держится легко, смело, хотя и пытается показаться тихим, однако прямой спокойный взгляд чужака выдаёт.

– Ничего, зимой пощиплем этого гуся, там видно будет, – прошептал Скор, засыпая, успокоенный принятым решением. – Хорошо, что чужак помог с помощником кузнеца разобраться, сам того не ведая. Уже за это спасибо.

 

Глава пятая. Удачный торг

С первыми лучами солнца подручные торговца Окуня вытащили и установили возле гостевого дома огромные коромысло-весы и разложили рядом набор гирь. Туда к весам подтащили десяток мешков с солью. Отдельно на крыльце гостевого дома выложили металлические товары – ножи с ручками и без, топоры без топорищ, наконечники для рогатин, крюки и другой скобяной товар. Железными оказались только ножи, все остальные товары были, к удивлению, медными и бронзовыми, даже топоры. Да, прикинул Белов, торговля здесь, как при социализме, понятно, почему никто не боится грабителей. А вот и первые покупатели – подходили мужички, иногда с жёнами и дочерьми, сразу к Окуню, который после короткого разговора выносил из гостевого дома товар и менял его на меховые шкурки. Торга, как такового, не было, видимо, товар был заранее заказан и цена обговорена. Только иногда купец не брал предложенные шкурки, что, впрочем, не смущало покупателей, которые тут же доставали из мешка другую шкурку. Обычная деревенская торговля, как и через тысячи лет. Белов не спешил принять участие в торге, устроился неподалёку на пеньке и наблюдал.

Ближе к восьми часам утра, когда солнце поднялось достаточно высоко и тени на торговой площади уже не было, высохла вся роса, стали подходить нарядно одетые семьи. Наступил апогей торговли, самая интересная её часть. Глава семьи с женой и детьми подходил к товарам, выложенным на крыльце, и степенно прохаживался вдоль, изредка рассматривая товары, прикидывая их по размеру и обсуждая достоинство товаров с домочадцами. Окунь не вмешивался в это, у него образовалась очередь к весам, где бойко развешивалась соль. Цена соли была фиксирована, и разногласий между покупателями и торговцем не возникало. Но вот выселковские семейства достаточно выгулялись, показали себя и свою нарядную одежду, часть из которой наверняка была сшита для этого торга, соседям, и наступило время настоящей торговли. Тут уже участвовали все подручные Окуня, даже часть караульных поднялись из лодок и приняли участие в красочном представлении. Происходил классический торг – обе стороны расхваливали свой товар и принижали достоинства товара оппонента. Подходили по три-четыре раза. Выселковские угрожали дождаться других торговцев, окуневские намекали, что другие могут и не приехать, а если приедут – не привезут такого товара.

Белов просто наслаждался этим представлением, схватывая на лету новые обороты речи и сравнения. Пока ни одной монеты в руках торгующихся он не заметил. Единственным средством оплаты товаров была пушнина. От огромных медвежьих шкур до маленьких беличьих, собольих и горностаевых. Зато среди скобяного товара, привезённого Окунем, Белов разглядел большие пластины прозрачного материала, подошёл поближе и удостоверился – слюда. Размеры слюдяных пластин были достаточно большими – до семидесяти-восьмидесяти сантиметров в диаметре. Почти все они были круглыми или овальными. Ещё Окунь вынес и разложил на куске тёмной ткани серебряные украшения. Украшения были сработаны достаточно профессионально, хорошо отполированы. Среди них Белов заметил три маленьких медных зеркальца. Местные девицы, видимо, хорошо знали цену этим зеркальцам и даже не пытались прицениться. Сколько он не ждал, цену никто не спросил. Пришлось поинтересоваться самому. Окунь только улыбнулся и предложил показать свой товар, мол, сторгуемся.

Постепенно торг начал затихать, и Белов озаботился своими покупками. Отозвав купца в сторону, он выложил перед ним почти весь свой товар – бисер, ножик, пластмассовую лодочку, пару носовых платков, батарейки. Окунь сразу отодвинул ножик в сторону, у самого таких много, равнодушно потрогал бисер, но заинтересовался лодочкой и батарейками. Предложил – полпуда соли за всё. Белов быстро ответил: восемь пудов без ножа и платков. И начался торг. Торговались оба вполголоса, спокойно, но вдумчиво и аккуратно перечисляя недостатки и достоинства товаров, не опускаясь до взаимных оскорблений. Спокойный изначально Окунь, послушав доводы и предложения оппонента, заметно изменил своё отношение к нему на более уважительное и занялся торгом пристальней. В результате Белов после пятнадцатиминутных переговоров согласился на два с половиной пуда соли, всё равно надо будет почаще приезжать в Выселки, да и выше по течению придётся добраться, а купленной соли вполне хватало на год, если не больше.

Ударив по рукам, Белов пошёл отвешивать соль и перетаскивать сразу в лодку. Окунь тоже дал команду собираться и следил за погрузкой остатков товара и приобретённых шкурок в свои посудины, так называемые расшивы. Наблюдая за поведением купца, Белов убедился, что торговец не жулик и в его поведении нет патологической жадности. Опыт общения с преступниками у бывшего оперуполномоченного уголовного розыска был более чем достаточный, и он выработал интуитивную оценку людей в смысле их надёжности и порядочности. Решив довериться Окуню, Белов отозвал его в сторону и показал маленькое зеркальце. Увидев на лице опытного торговца удивление, которое как ни пытался, тот не смог скрыть, он тихо попросил за товар четыре гривны, добавив, что сможет достать ещё такие. Мастер, который их делал, погиб, но небольшой запас остался. Больше никто такие зеркала делать не умеет.

К чести купца, опомнился он быстро и сразу стал торговаться. Вот в этой торговле Белов практически не шёл на уступки. А в конце, когда заинтересованный купец почти взмолился, со словами: «Да у меня нет такой суммы на руках!», путешественник отыграл назад, предложив:

– Я согласен на одну гривну, но после продажи отдашь половину прибыли.

– А коли обману? – прищурился Окунь.

– Буду торговать с другими купцами, а тебя ославлю, – не моргнув глазом, ответил владелец зеркальца.

– А как узнаешь правду?

– Узнаю, может, не сразу, но узнаю, – уверенно пообещал Белов, добавив: – Найди богатых покупателей и разбогатеешь за два сезона так, что соль отдашь своим детям для учёбы.

Договорившись встретиться в Выселках через два месяца, перед ледоставом, Белов осмотрел полученную гривну, которая оказалась бруском серебра около двухсот граммов, и направился в сторону тётки Курихи. Вдруг раздались резкие звуки ударов железа о железо. Наш герой, а за ним Окунь с подручными, быстрым шагом пошли в центр Выселков. Там уже собрались жители селения. К удивлению Белова, народу собралось достаточно много – одних мужчин среднего возраста было больше сотни. Ребятня, которую выгнали из центра площадки, залезала на крыши домов и с интересом смотрела оттуда. На крыльце своего дома стоял Скор. Он поднял руку, и разговоры в толпе затихли.

– Добрые люди. Все знают, мой сын Слад вернулся с охоты подраненный. Но не все знают, что кабан поранил Слада из-за сломанной рогатины. Да, рогатины ломаются, но ломается древко и никогда не ломается лезвие. Вот это лезвие, смотрите! – Скор вынул сломанное лезвие и передал его стоявшим возле него мужчинам. Те заинтересованно стали рассматривать обломок. А Скор продолжал: – Помните, этой зимой медведь покалечил Хомяка и его брата Втора? В тот раз погнулось лезвие рогатины. Часто ли такое бывает? Все это помнят?

Молчание было ответом.

– А прошлым летом раскололся топор у Калины? Разогнулись два крюка, и упала крыша у Лосихи? Ладно, никто не пострадал. Кто ковал эти железки? Подмастерье кузнеца Третьяк. Что хочешь сказать, Третьяк? Третий год ты в учениках у кузнеца, почему не выучился?

На помост вытолкнули того самого помощника кузнеца, худощавого парнишку лет семнадцати. Он был переодет в чистую одежду и явно напуган.

– Ну, я хотел, я думал, ну, не получилось. – Объяснение было понятным и достаточно предсказуемым.

– Все знают, что положено по Правде за ранения по причине негодного товара? Такое же увечье или вира. Калечить парня я не хочу, а виры он не заплатит и не отработает. Что будем делать? – задал риторический вопрос Скор. Ответом ему было мрачное молчание.

– Родичей у него на Выселках нет. Кто заплатит за Третьяка виру обществу?

Белов поинтересовался у стоявшего рядом Окуня:

– А велика вира?

– За увечье пять гривен, за три увечья три по пять гривен. Это без ремонта дома.

А Скор продолжал:

– Я предлагаю отлучить Третьяка от Выселков. Пусть уходит сегодня же куда хочет. Зла на него не держу, преследовать не буду. Но на Выселки пути ему не будет. Все согласны со мной?

– Хватит с него, а кто подмастерьем у кузнеца будет? Работы много, один не справится, – раздались голоса.

– А с подмастерьем я предлагаю вот что: пусть от каждого рода выберут по одному отроку и приведут кузнецу на испытание. А через неделю кузнец оставит из них двоих или троих, кто толковей.

– Верно говоришь, старейшина, так и сделаем, – крикнули с разных сторон.

– Благодарю общество, я всё сказал, – поклонился Скор.

Народ стал расходиться, а Белов заметил тётку Куриху и поспешил к ней. Тётка тоже узнала его, и они пошли за курицами, по дороге завели разговор о корме для куриц. Куриха охотно согласилась и предложила продать два пуда зерна вместе с полудюжиной куриц. Торговаться по пути он не стал, торг продолжили во дворе Курихи. Да и торга практически не получилось. Стоило ему предложить так и не проданный Окуню ножик взамен кур, как Куриха стала отлавливать своих куриц и складывать в мешок, опасаясь, что гость передумает. Вскоре, закинув на плечи два мешка, Белов сердечно попрощался с Курихой и скорым шагом пошёл на берег. Возле дома Скора он остановился, постучал в дверь и зашёл в дом.

Скор сидел на полатях возле Слада, и они тихо беседовали. Белов поклонился, подошёл, проверил температуру у Слада. Лоб был нормальный. Староста спокойно дал осмотреть ноги сына, опухоль на сломанной ноге спала полностью, синяк тоже исчезал. Зашитая рана приобрела нормальный цвет, краснота сошла. Гость облегчённо вздохнул, угроза воспаления минула. Он попрощался с отцом и сыном, объяснив, что надо возвращаться к своему хозяйству. Улыбнулся Сладу, напомнил об обязательном удалении нитки. Спросил у Скора разрешения приехать осенью, на что тот ответил согласием. Ещё раз попрощавшись, Белов поклонился и ушёл.

Несмотря на то, что уже вечерело, он решил уплыть сразу, не дожидаясь Окуня, который оставался на ночлег. Бережёного бог бережёт, решил он, не рискуя здоровьем куриц и опасаясь дождя при наличии большого количества соли.

Уложив имущество, Белов помахал рукой подручным Окуня и выгреб на стремнину Камы, после чего пересел на корму и стал подруливать кормовым веслом, плывя по течению. Река здесь текла спокойно, чуть быстрее пешехода. До заката он рассчитывал отмахать больше двадцати километров.

Теперь Белов получил возможность спокойно осмотреть берега и сориентироваться. По его прикидкам, Выселки стояли недалеко от несуществующего здесь села Дедка. Берега Камы не переставали восхищать его реликтовыми дубовыми рощами с вкраплениями липы и немного берёзы. Тут путешественник вспомнил, что съестного у него не осталось, и подрулил к правому, высокому берегу, чтобы накопать червей или поймать лягушку для насадки. Закрепив лодку, он принялся шарить в траве вдоль берега, вылавливая кузнечиков и разыскивая лягушек. Попался почти сразу пяток лягушек, которых он спрятал в мешок и пошёл обратно к лодке. Сверху, со склона, раздались крики, потом шум, в котором привычное ухо сыщика безошибочно расслышало драку. Ему стало интересно, кто дерётся в этом бесконфликтном мире? Прихватив посох-карабин, поднялся по склону на шум.

Трое крепких парней, ещё безбородых, не спеша и явно глумясь, били худого парнишку, в котором Белов признал Третьяка, незадачливого помощника кузнеца. Тот, явно уступая в силе, не падал, а пытался защититься и упорно стоял на ногах. При появлении чужака избиение прекратилось, но не надолго.

– Иди отсюда, – сказал парень постарше, когда убедился, что Белов один.

– Почто бьёте Третьяка, староста велел его не трогать, – подошёл тот, чувствуя, что уговоры не пройдут, но попробовать надо.

– Да он сам… – ляпнул второй парень.

– Молчи, Окорок, – прервал его главарь и повторил: – Вали отсюда, бродяга.

– Только вместе с Третьяком, – Белов за руку отвёл Третьяка себе за спину.

– Тогда получи… – ударил чужака главарь.

Парни, конечно, были крепкие, но драться они не умели. Бывший сыщик скоро уложил их на землю, калечить не стал, понимая, что били они Третьяка, скорее всего, по заданию Скора. Носы и зубы у лоботрясов остались целые. Даже синяков на лицах не появилось. Недавние воспоминания о Русской Правде повлияли на действия опера. Он вспомнил, что пролитая в драке кровь или увечье облагаются серьёзными штрафами. Поэтому работал против подростков болевыми контролями и блоками. Пары вывернутых рук и прихваченной на болевой приём кисти хватило для вразумления драчунов. Чтобы не допустить жалобы от хулиганов на расправу над невинными подростками, он поставил парней на ноги и спросил имена, они оказались очень характерными – Будила, Окорок и Елага. После этого заставил всех троих поклясться перед богами, что их никто не бил и не калечил. Парни уныло пробурчали клятву Роду и Макоши. Затем Белов их отпустил, напомнив, что ещё будет в Выселках и узнает о соблюдении клятвы.

Глядя вслед плетущимся домой обидчикам, Третьяк спросил:

– А со мной что будет?

– А ты поплывёшь ко мне, – решил его спаситель, – тебе же некуда идти?

– Да, некуда.

– Вот и ладно, бери свой мешок.

Усадив Третьяка в лодку, Белов взялся за вёсла. Клятва клятвой, но отплыть подальше не помешает. Грёб, довольный сделкой с Окунем, он почти до заката, за это время проплыли место предыдущей ночёвки, где встретился Слад. Кама здесь была не очень извилистая, по прикидкам Белова, они отплыли от Выселков километров на двадцать или больше. Ночевать на берегу ему не хотелось, к счастью, попался небольшой островок, поросший ивняком. К нему и пристали путники. Отправив Третьяка разводить костёр, сам закинул донку с насадкой-лягушкой, приковал лодку к дереву и понёс вещи на берег. Паренёк уже наломал сушняка и бил огнивом по кремню, раздувая тлеющие искорки.

– Вот что я забыл, – чертыхнулся про себя Белов. – Зажигалки и спички скоро кончатся, и что будет? Надо думать о способах добывания огня.

«Или о заправке зажигалок», – подсказал ехидный внутренний голос.

Оставив Третьяка у костра, он вернулся за берестой в лодку, березовую кору путник использовал в качестве подстилки, как хороший теплоизолятор, на островке была довольно сырая почва, придётся стелить берёсту. Он принёс две охапки берёсты к костру, объяснив Третьяку, чтобы их не сжёг, потом решил проверить донку. Оказалось, там вполне приличный налим, которого хватит на ужин обоим. Лягушки ещё оставались, поэтому Белов забросил донку снова, выпотрошил и отнёс налима к костру. Костёр уже разгорелся, а Третьяк достал свои нехитрые припасы. Кузнец оказался нормальным человеком и дал изгнаннику на дорогу пяток сушёных лещей и три большие лепёшки. Их и предложил парень своему спасителю.

За ужином он рассказал свою немудрёную биографию. Как было понятно, третий сын в крестьянской семье, только два старших брата были старше почти на двадцать лет. Отделились они давно и, когда умерли родители Третьяка, братья уже обросли семьями, в которых ему не нашлось места. Нет, братья его не выгоняли, живи в семье. Но племянники и племянницы, частью старше Третьяка, с удовольствием подшучивали над ним, а невестки возмущались дармоедом. Возможно, сказался и возраст, тогда Третьяку было всего тринадцать лет, время сомнений и исканий. Плюнул он на всё и подался в соледобытчики, благо жил недалеко от Соли-Камской. Там его хватило ненадолго, замучили соляные язвы на нежной юношеской коже. Напросился в подмастерья к кузнецу, у него понравилось. Вместе с кузнецом и поехал в Выселки из Соли-Камской, куда их позвал Скор.

– А отчего тебя так Скор невзлюбил?

– Так из-за Владки всё. Её Слад обхаживал, а она ко мне повернулась. Вот Слад и завидует. Били они меня, да потом Владка узнала и запретила меня трогать.

– И её послушали?

– Попробуй её не послушай, она сродственница купца Окуня.

– А чего так с железом получилось?

– Тут вот какая моя задумка – хочу я такое железо сковать, чтобы гнулось и не ломалось. Слышал я, будто в дальних краях куют такие клинки, которыми опоясаться можно, а потом они распрямляются, как не бывало. Я уже два года состав подбираю, да не выходит никак. То гнутся, то ломаются.

Долго ещё рассказывал Третьяк о своих опытах, слушал его Белов и прикидывал, что делать с этим умельцем. Повезло найти молодого парня, практически без родичей, да ещё стремящегося к обработке железа. Вот, сама судьба подсказывает будущий путь попаданца. Можно заняться изготовлением и выделкой железа и стали. Подмастерье как нельзя лучше подходит для первых опытов, поскольку саму выплавку железа Белов знал лишь по учебникам, а тут появился практик. С таким помощником есть шансы получить результат достаточно быстро. Повезло ему с Третьяком, грех жаловаться, надо держаться за паренька и вырастить доброго помощника.

Когда костёр прогорел, обмазали налима глиной и закопали в кострище. После чего легли спать. Мужчина укрылся одеялом, а парнишка берёстой.

Дождя ночью не было, но проснулся Белов не столько от холода, сколько от сырости. Рядом ворочался Третьяк, стуча зубами. Одеяло вымокло от росы, как будто из воды достали.

Уже светало, похоже, не уснуть. Достал запеченного налима из кострища. Подбросил берёсты, сушняка и раздул из углей небольшой костерок, чтобы только отогреться. Пока всё разгоралось, сходил на берег, умылся и вытащил донку, она была пустая. Вернулся к костру, Третьяк уже сидел у костра и согревался. Оба позавтракали печёным налимом и, затушив костёр, сели в лодку.

Белов снова сел за вёсла, быстро согрелся и, глядя на стучавшего зубами Третьяка, поменялся с ним местами. Скоро парнишка согрелся. Так они и менялись местами, пока не взошло солнце и стало припекать. С этого времени грёб только взрослый, спешивший вернуться домой. По течению, да на вёслах, до устья реки Сивы доплыли ещё до полудня. Приковав лодку к знакомому причалу угорской деревеньки, Белов насыпал в небольшой мешок пару килограммов соли и поднялся к селению. Мужчин в домах не было, все отправились проверять морды и силки, вышли их жёны, а ребятишки позвали старика, говорившего ранее с новоявленным родственником.

Он поздоровался, поинтересовался, всё ли в порядке, где мужчины. Старик, которого Белов понимал сейчас значительно лучше, ответил, что всё в порядке, мужчины на охоте. Долго разговаривать путник не стал, отдал мешочек с солью, по-соседски, мол, да ушёл. После женитьбы не только Лариса изучала русский язык, но и Белов, с помощью жены, постигал разговорный угорский язык, не сомневаясь в необходимости этого. Как-никак, девяносто процентов окружающих племён составляли угры, число славян в Закамье было исключительно мало. Так, что общение с тывайцами шло частично по-угорски.

Вверх по Сиве, против течения, плыть стало труднее, до устья Бражки Белову пришлось грести самому. Потом, на узкой Бражке, за вёсла сел Третьяк, а его спаситель рулил, держась глубоких мест. Он спешил обязательно добраться домой засветло. Ночевать на берегу очень не хотелось, вспомнилось здешнее изобилие зверей, проказница память, как всегда не к месту, подсунула воспоминание о мелькнувшем в камышах тигре. Поэтому плыли без обеда. Когда Третьяк вымотался вконец, он сменил его за вёслами. И к тому моменту, когда солнце зацепилось краем за Липовую гору, лодка причалила к родному (уже родному!) берегу.

Приковав лодку, оба путника с мешками пошли к дому. Никаких следов вокруг дома Белов не заметил. К его удовольствию, дом был закрыт изнутри, а на стук вышла Лариса, причём не просто вышла, а сначала посмотрела с чердака. Её осторожное поведение очень порадовало мужа. Все сходили за остальной солью, сели ужинать вместе. В дом Третьяка хозяин решил пока не пускать, постелил ему на террасе, а кур выпустил в чулан, насыпав им корма и поставив плошку с водой. Чтобы не пугать парня, фонарь Белов не включал, поужинали на террасе в сгущавшихся сумерках. Измотанный парнишка уснул сразу. Соскучившийся молодожён заперся в доме и долго не засыпал, наслаждаясь женой, как и она мужем. В такие минуты он не хотел иной судьбы, отлично понимая, как ему повезло с Ларисой. За прошедшее лето на свежем воздухе, натуральной пище и при постоянном физическом труде тридцативосьмилетний мужчина окреп и сексуально, не чувствуя себя стариком. Молодую жену, не привыкшую к половой жизни, он доводил до неистовства, самодовольно радуясь своим возросшим силам, не дававшим повода для сомнений в способности удовлетворить супругу. Комплексов на почве разницы лет у него не было, собственно, до этого времени Белов и не комплексовал ни по какому поводу.

… – Чуял, что непрост этот чужак, но чтобы в первый же день так нагадил! Будь он проклят, будь проклят тот день, когда Белов к нам приехал! – не удержался от проклятий Скор, узнав от вернувшихся ни с чем парней результаты драки с Третьяком. Не для того он изгонял подмастерье из Выселков, чтобы потерять виру, не настолько он простодушен. После расправы над изгнанником старейшина Выселков собирался схватить избитого подростка и продать проплывавшим купцам. За обученного подмастерья кузнеца торговцы с южного Итиля дали бы вдвое больше той виры. И всего-то, надобно было избить изгнанника да привязать к дереву, а к ночи сам Скор спрятал бы Третьяка на пару дней в схрон, пока торговцы не поплывут на юг.

– Ничего, икнётся чужаку его дерзость. А вы, брысь отсюда! – замахнулся рукой староста на парней, поспешивших убраться с глаз долой. И уже после их ухода он добавил: – Устрою тебе, чужак, веселье. Попомнишь свою глупость.

 

Глава шестая. Нашему полку прибыло

Утром всё обошлось как нельзя спокойней. После завтрака Белов рассказал Третьяку свою, ставшую привычной, версию о том, что раньше жил в другом краю, где умеют много чего делать. Но друзья его пропали, а сам он остался один в этом доме. Знания есть разные, особенно по работе с железом, но одному трудно эти знания использовать. К тому же сам хозяин не кузнец и с железом работает плохо. Поэтому предложил Третьяку жить с ним на правах младшего родича.

Парень даже не ожидал такого счастья, он просто захлебнулся в благодарности. А Белов не стал её ждать и перевёл всё в практическое русло. Они обошли посадки, которые Лариса содержала в порядке. Хозяин показал Третьяку, как ставит сети, а затем все вместе занялись прополкой. Новоявленный родич оказался смышлёным, впрочем, странно крестьянскому сыну не уметь полоть. Работали они на прополке и окучивании до вечера, Белов постоянно разговаривал с Третьяком, специально вставляя в разговор больше русских слов, решив для себя окончательно говорить только по-русски, не усваивать местные диалекты.

Приведя в порядок посадки, в которых подросток узнал только капусту и репу с редькой, да горох с огурцами, новоявленный глава рода решил заняться строительством. Благо таскать вдвоём брёвнышки не в пример удобнее. Необходимость в курятнике не просто назрела, она напахла, заполнив сени густым запахом куриного помёта. За первый же день куры основательно загадили чулан, к тому же Белов опасался за их здоровье.

Курятник он решил делать большой, как сарай, из нормальных брёвен. С расчётом ещё на какую живность и в опасении, что за курами полезет крупный зверь. Благо леса кругом хватало. Валили деревья мужчины на противоположном берегу реки Бражки, где рос соснячок подходящего возраста. Обработанные брёвна связывали в плоты, которые перетягивали через реку, запаса синтетических шнуров в доме хватало. Для быстроты, осень поджимала, пришлось достать бензопилу, которая своей работой вызвала у Третьяка просто божественный восторг. За три дня вдвоём напилили шести– и восьмиметровых брёвен больше сотни. Причём Третьяк настолько быстро и ловко обрубал сучья, что Белов едва успевал валить деревья и распиливать брёвна в размер. После многократного инструктажа и рассказов о случайном отпиливании голов и рук неудачниками он разрешил «младшему родичу» распилить пару брёвен. Счастью парня не было предела. Работали с рассвета до заката, благо Лариса взяла на себя все хлопоты по хозяйству и прополке.

Часть деревьев пилили на своём берегу, вверх по течению Бражки, поэтому выше дома образовалась достаточно большая поляна, на которой и решено было делать хозяйственные постройки. Да, первой хозяйственной постройкой был классический нужник из небольших жердей. В дом Третьяка Белов пока не пускал, решив присмотреться к парню получше и опасаясь культурного шока и появления веры в волшебство. Вряд ли парень станет трудиться в поте лица, увидев массу «волшебных» вещей. Ночевал Третьяк на террасе, ночи были тёплые. Рыба и мясо на столе были чисто формально, подошла зелень. Огурцы уже созревали вовсю, валом шли помидоры в теплице и в открытом грунте. Поэтому семья практически перешла на вегетарианскую пищу – салаты. Да ещё на кухне глава семьи разыскал пачку хлебного кваса и сделал квас. С квасом получилось очень хорошо. Оказывается, Третьяк, в отличие от Ларисы, знал, как его готовить. Решено было осенью купить зерна и сделать солод или сразу купить его. Салаты Третьяк и Лариса пробовали, но ели неохотно. Да и сам Белов понимал, что салаты без масла или сметаны никуда не годятся. Всё равно, пища стала разнообразней, и он повеселел: «Налаживается жизнь понемногу».

Курятник сложили невысокий, но большой – шесть на восемь метров. Нижние брёвна положили без фундамента, а чтобы не гнили, первый венец был из лиственницы, остальные сосновые. Ошкуривать брёвна Белов не стал – не так заметны издали, да и быстрее. Когда делали крышу, Третьяк ещё раз приятно удивил старшего родича, предложив покрыть ее корой. Он сам ободрал луб с нескольких лип и почти неделю аккуратно выкладывал крышу обработанными кусками коры. Дубить их, конечно, не стали, но вымочили и отбили. Пока Третьяк работал на крыше, Белов жердями огородил часть сарая для курятника и, наконец, вздохнул полной грудью в прямом смысле этого слова. Чулан освободился, и в сенях воздух стал чистым. А при уборке загаженного курами чулана обнаружили десятилитровую алюминиевую флягу, наполовину заполненную зерном, судя по всему, отборной пшеницей. Белов решил, что зерно Алексей собирался использовать на самогон, да забыл. После некоторых раздумий, сравнив это зерно по величине с купленным у Курихи, глава рода рискнул посеять найденные семена в качестве озимых. Пришлось почитать немного справочники, уточняя время посева, благо осень была на носу, а найденные запасы из двадцать первого века были раза в три крупнее местных злаков.

Что примечательно, на всём строительстве глава семейства ухитрился использовать всего восемь железных крюков. Оба мужчины сразу решили экономить железо. Строительство заняло почти три недели. За это время прошли всего три грозы, а дождей не было. Но не успел Третьяк положить последний кусок коры на крышу, как зарядили долгие нудные дожди. Они держались ещё две недели. Эта была любимая погода Белова. Ещё раньше, «там», он в дождливые дни чувствовал прилив сил и огромную работоспособность, чем удивлял всех своих знакомых. Вот и сейчас, наслаждался дождями и крутился как белка в колесе, делая мелкие, но очень важные дела.

Пришла пора делать запасы на зиму, приближалось время уборки урожая. Белов с Ларисой засолили почти весь урожай огурцов, вышло больше тридцати трёхлитровых банок. Мясо уже давно кончилось, поэтому хозяин решился на охоту. Не связываясь с кабанами, решил взять пару лосих и мясо закоптить. Такого запаса на троих человек хватило бы до Нового года с избытком. Да и карабин с глушителем надо испытать. Лосей он видел несколько раз в паре километров выше по течению Бражки, там, где осинник смыкался с молодым ельником.

В одно хмурое утро, под моросящим дождиком, двое мужчин в плащ-палатках вышли на берег. Вверх по Бражке Белов ещё не плавал, но в «той» жизни бывал часто. Течение было спокойное, поэтому до ельника доплыли за час. Третьяк был вооружён огромным охотничьим ножом, который он накануне точил весь вечер, да самодельной рогатиной. Свою одежду паренёк давно сменил на старые, ещё юношеские вещи Алексея, найденные в сундуке, на террасе. Там же нашли резиновые сапоги размеров от тридцатого до сорок второго. Судя по всему, заботливая бабушка складывала вещи внука, из которых тот вырастал, в сундук, не выбрасывать же почти неношеную, по советским меркам, одежду и обувь. Так, что Лариса и Третьяк были обеспечены обувью и добротной советской одеждой на любое время года, вплоть до стареньких пальто и кроликовых шапок. Семейству Белова было в чём встретить осень и зиму.

В руках старшего родича был карабин с глушителем. Трёх лосей на опушке они увидели почти сразу. Две безрогие самки и телёнок. Близко подходить Белов не стал, остановились в двухстах метрах. Можно было подойти и ближе, лоси не пугались человека. Но для мужчины основным было испытание глушителя. Аккуратно выбрав цель, он решил бить в голову. Выстрел прозвучал неожиданно тихо, самка упала, даже не вздрогнув. Телёнок отпрыгнул, а вторая самка подняла голову и стала тревожно оглядываться. Белов аккуратно выбрал свободный ход спускового крючка и выстрелил ей в сердце. Пуля ушла чуть ниже, и лосиха успела сделать два огромных прыжка в сторону ельника, после чего завалилась на бок. Лосёнка охотник пожалел, хотя, по здравом размышлении, съедят его волки или рысь.

Оставив Третьяка разделывать туши, Белов сходил за тачкой, предусмотрительно привезённой на лодке. Мяса получилось много, поэтому, после быстрой разделки обеих туш, он отправил родича отвезти на лодке большую часть мяса сразу во двор, а сам остался. Вспомнил, что не подобрал стреляные гильзы, и пошёл их искать. Гильзы он решил собирать давно, вдруг получится сделать капсюли. Шарясь в траве, Белов нашёл огромный белый гриб, потом ещё один, потом ещё и ещё. Расстелив плащ-палатку, он забыл про моросящий дождик и до приезда Третьяка собрал ведра четыре белых грибов и пару вёдер рыжиков. Маслята и сыроежки он сразу не брал. Заметил на лице родича удивление и поинтересовался, в чём дело. Парень ответил, что грибы едят только вогулы и чудь, а в Соли-Камской и на Выселках грибы не едят.

– Ничего, парень, – улыбнулся счастливый грибник, – я тебя такими грибами угощу, пальчики оближешь. Никакое мясо не сравнится! Давай, присоединяйся ко мне. Грибы, слава богу, не червивые, можно все подряд резать.

Набрали охотники грибов не меньше десяти вёдер в тот день, попутно присмотрели на следующий день пару грибных мест. Белов собирал грибы с детства, знал массу способов их приготовления, от обычной сушки до маринада и соления, варения, жаренья и тушения. А по видам знал все грибы, растущие в районе Бражинска, в двадцатом веке, конечно, не только указанные в справочниках, но и эндемичные виды, не описанные ни одним учёным. В голодные девяностые годы, во многом благодаря грибам, семья Беловых выжила, не оголодали. Так что, по части грибов попаданец мог заткнуть за пояс любого аборигена, как опытнейший практик.

Грибам Белов обрадовался больше, чем мясу. Сразу по приезде домой, он поручил Третьяку разделывать и коптить мясо, с коптильней тот уже был знаком. А сам разложил в сенях грибы, затопил впервые за неделю в доме печь, а не камин, и сел с женой чистить грибы, одновременно рассказывая Ларисе о грибах и способах их обработки. Остаток дня на это и ушёл. Поужинали они свежими бифштексами с жареными белыми грибами. Ларисе и Третьяку грибы очень понравились, но Белов много грибов сразу им не разрешил, опасаясь индивидуальной непереносимости. Зато сам наелся так, что еле встал из-за стола. Ужинали они впервые в доме, на первом этаже, в закутке у печи. Мастерскую хозяин специально не осветил, и Третьяк ничего не заметил.

Лосиные шкуры Белов хотел выбросить, но Третьяк попросил разрешения их обработать, два дня скоблил и посыпал золой, затем растянул на колышках. Хозяин с женой в это время ещё дважды плавал за грибами и засолил пятидесятилитровый бочонок рыжиков, да сушёных белых получилось четыре коробки. Все трое дважды пропалывали и окучивали огород. В последний раз Белов решил проверить и выкопал куст картошки, получилось целое ведро с куста. На радостях, он сварил борщ с молодой свёколкой и нажарил грибов с картошкой. Вот было пиршество желудка. Устыдившись своего поведения, за последнюю неделю дождей он наверстал дни отдыха. Буквально за день они ошкурили шестиметровые брёвна и за два дня поставили баньку. Заморачиваться печкой Белов не стал, оставил это на осень, навозили с берега большой гальки и выложили очаг, бак для горячей воды в хозяйстве нашёлся. Получилась банька по-чёрному. Крышу на баньке он делал сам, из луба, ну, почти сам. Третьяк только подсказывал, как удобнее, да подавал готовый материал. Банька получилась совсем без железных крепежей, только ушли две петли на двери.

Петли, кстати, заканчивались, остались среди старых запасов две пары старых петель, а магазин далеко. Не просто далеко, а безнадёжно далеко.

Мох для баньки брали с болота возле речки Берёзовки, Белов там ещё в детстве бегал. Почти ничего не изменилось, разве вместо молодых сосенок стояли вековые лиственницы. Попаданца не покидало ощущение, что вот-вот за поворотом появится дорога, а на ней следы автомобиля. Душа запросила праздника. Поэтому на следующий день после постройки бани он решил её истопить. Пока Третьяк растапливал очаг, Белов успел вставить стекло в банное оконце. Оконце получилось достаточно большое – пятьдесят на тридцать сантиметров. Меньшего куска стекла не нашлось, а резать стекло хозяин, всё больше становившийся жутко экономным, не стал. Здесь стекло явно ценится по размеру. Топили баню полдня, Белов даже испугался, что стекло в оконце лопнет от жара. Пока баня отстаивалась, сплавали к речке Берёзовке, наломали веников.

Баня стала праздником для всех. Пусть жар уходил в многочисленные щели, пусть пол и полок были не дощатые, а из струганных жердей, пусть при вздавании от гальки шёл ядрёный рыбный запах, но банный жар ни с чем не сравнить. Парились долго, причём Третьяк оказался заядлым парильщиком, и Белов дожидался его в предбаннике, попивая последний квас. После ухода Третьяка Белов попарил Ларису, которую не пустил мыться при парне, вопреки здешним традициям. Семья семьёй, а выступать в роли Отелло ему не хотелось.

Оттаяв в бане, Третьяк не выдержал и спросил у Белова:

– А когда мы поедем в Выселки?

– Тебе туда нельзя, староста не пустит, – ответил глава семьи, думая про себя: «Ну ребёнок, ещё совсем ребёнок». А вслух спросил: – О Владе думаешь?

– Да, шибко она мне нравится. Забыть не могу.

– Так ведь не пустят её за тебя. Достатка у тебя нет, из Выселков прогнали, дома тоже нет, богатой родни – и подавно.

– А ты? А твоё хозяйство? – с надеждой поглядел Третьяк.

– Я один, родичей нет, детей нет, если умру, отберут всё это у тебя, так? Да ещё должен виру останешься, а то и убьют, чтобы не болтал лишнего. Так? – Он посмотрел Третьяку в глаза.

– Правда твоя, – понурился парень.

– Не грусти, давай спать пойдём, а завтра будем думать. Утро вечера мудренее.

Белов долго не спал, прикидывая, что делать с новоявленным Ромео. Сама мысль женитьбы Третьяка с Владой ему очень не нравилась. Мало того, что испортятся отношения с ближайшим населённым пунктом, где есть кузнец и можно найти знахаря, так ещё неизвестно, чью сторону примет Окунь. Хотя тут, наоборот, понятно, купец будет на стороне Скора. И далеко не факт, что Влада любит Третьяка, скорее всего, просто юношеские ухаживания. Но парня надо чем-то отвлечь от мыслей о девушке, тем более у него перед носом молодая Лариса, не довести бы до греха, а дальше будет видно. Белов придумал несколько вариантов для Третьяка и заснул со спокойной совестью в обнимку с молодой женой.

Наутро, после проверки огорода, все трое завтракали. День предстоял жаркий, Белов решил обойтись огурцами с помидорами и зеленью. Вместо хлеба он уже давно использовал куски вяленой рыбы. Рыбы они навялили столько, сколько бывший сыщик не видел за всю свою жизнь. Как раз, развешивая вяленую рыбу на чердаке, он и обратил внимание на старые учебники, ещё семидесятых годов двадцатого века. Оказался почти полный комплект учебников с пятого по восьмой класс, лежит среди старого барахла на чердаке дома. Отобрав математику, химию и физику, он отнёс всё в дом да и оставил до лучших времён. Вот эти лучшие времена и наступили, решил про себя осенью Белов.

– Скажи, из-за чего у тебя ломалось и гнулось железо? – начал он издалека разговор с Третьяком.

– Хотел сковать так, чтобы гнулось и не ломалось. Никак не выходит.

– А ты знаешь, как надо ковать?

– Доподлинно не знаю, но хотел попробовать по-разному, может и получится, – уныло мотнул головой подросток.

– Есть у меня старые книги, в которых написано, как такое железо делать, да читать ты не умеешь. Что будем делать?

– Научи меня, Белов, я страсть как хочу научиться читать, – вскочил с табуретки парнишка.

До сих пор наш герой никому не называл своего имени, а представлялся всегда по фамилии, поэтому даже Лариса и Третьяк называли его Беловым, наивно полагая, что это имя. А может, и не наивно, и не полагали. Ещё Бажов писал, вплоть до двадцатого века у жителей Урала было по два или три имени – крестильное, родительское и уличное. Многие соседи узнавали настоящие имена своих знакомых и родственников только на похоронах. Скорее всего, так же было и здесь. Сам попаданец настолько привык, что его даже друзья зовут по фамилии, о своём имени и не вспоминал, представляясь ещё в двадцать первом веке только по фамилии.

Да, учить родича чтению надо, и чем быстрее, тем лучше, и Ларисе это не помешало бы, разговаривала по-русски она уже достаточно бойко. До осенней поездки в Выселки они должны читать бегло и понимать прочитанное, их придётся оставить вдвоём. Пусть читают, чтобы не скучали. Белов уже понял, что с Третьяком ему повезло, парень оказался честным и открытым душой, без подлости. Оставить его с Ларисой в доме было не боязно, и за хозяйством приглядит, и не набезобразничает.

Кстати об осенней поездке, до неё оставалось меньше месяца. А готовиться к ней уже пора. Первым делом определиться с покупками, а чтобы что-то купить, как говорил классик, надо что-то продать, или наоборот. И курей кормить практически нечем, значит, надо везти только зерна мешков десять про запас, не считая соли и других товаров. Ещё бы прикупить овец или коз. У Белова возникла мысль о валенках и валяной обуви, когда он показал Третьяку валенки, а тот уверил его, что такого никогда не видел. Валенки Белов, конечно, катать не умел, но принцип валяния представлял. Опять же, для скотины надо косить сено, он нашёл среди железок косу, почистил полотно, по памяти сделал литовку, даже пытался ею косить. Но полян и лугов поблизости не было, а возить сено с заливных лугов – это надо большую широкую лодку.

Доски, как на грех, полностью кончились. А без лодки не обойтись.

Значит, подготовку к торгу надо начинать с лодки, а именно, с досок. Использовать для продольного распила брёвен бензопилу Белов не решился. У Алексея в доме оказались целых две двуручных пилы. Их он и приспособил для пилорамы-2. Вы спросите, почему «два», а потому что пилили вдвоём, как рабы на галерах. Выходили по три шестиметровые доски за день. Мало, но широкие. Пилили до середины сентября.

За это время Третьяк уверенно освоил алфавит и начал читать, пока по складам. У Ларисы получалось хуже, хотя буквы она запомнила все. Белов при распиловке брёвен времени не терял и вёл разговоры на различные темы. От устройства механической пилорамы до законов физики и механики. Третьяк тоже разговорился и сообщил, что совсем недалеко, по местным меркам, знает выходы каменного угля, якобы они ничейные, люди приходят и берут сколько надо. Где берут железную руду, Третьяк не знал. Зато хорошо знал процесс выплавления железа из руды. Он был примитивен донельзя – руду пережигали вперемежку с древесным углём, а потом многократно перековывали и калили. Калили и перековывали. Поэтому насчёт железа Белов решил пока не спешить. Даже для домашней домны по китайскому образцу надо было иметь массу кирпича, а сейчас не до этого. Сентябрь выдался сухой и жаркий, доски просохли быстро. Вдвоём лодка получилась гораздо быстрее, зато на неё ушёл почти килограмм гвоздей и остаток мха. Уключин уже не было, пришлось делать самодельные из металлических стержней. Получились только несъёмные.

Белов пошутил, что, мол, зато вёсла не украдут. Третьяк очень удивился, кто может украсть? Оказывается, за всю свою короткую жизнь парень ни разу не встречался с кражами и не понимал, как можно взять чужое. Старший родич только улыбался, вспоминая себя молодого, когда тоже искренне удивлялся, как можно ударить женщину или избить ребёнка. Работа в уголовном розыске быстро сняла с него розовые очки. Уже давно он взял для себя шуточное правило – доверять всем, не верить никому. Нет, параноиком он не был. Наоборот, даже к последнему бомжу бывший сыщик относился ровно, дружелюбно, поговаривая – от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но он постоянно помнил, что обмануть может почти любой, причём даже из лучших побуждений, не понимая своего обмана и искренне полагая, что говорит правду и делает правильные вещи. Среди сыщиков есть поговорка – лжёт, как очевидец. В этом есть доля правды. Человек видит одно, но воспринимает это по-разному.

По жизни Белов не был рисковым человеком, поэтому, предполагая возможность обмана или ошибки, никогда не «складывал яйца в одну корзину». Кстати о яйцах. В конце августа куры наконец-то стали нестись. Белов настолько соскучился по яичнице, что жарил себе яйца каждый день. Теперь и речи не было о том, чтобы не купить зерна для кур. На новую лодку он решил установить мачту, сделать киль и стационарный руль. На парус извели большую четырёхместную палатку, старую, брезентовую. Парус вышел тяжёлый, надёжный. Киль сделали небольшим, не глубже метра. Однако для поездки нужен был напарник, а Третьяка или Ларису брать в Выселки было нельзя.

Белов решил навестить соседей в Тывае и уговорить одного из угров на путешествие к Выселкам. Для подарков родне выбрали десяток яиц, огурцы, помидоры, морковь, немного копчёной лосятины. Большую лодку они с Третьяком по каткам скатили к Бражке и спустили на воду, намокать. А на следующий день хозяин с женой с раннего утра отплыли вниз по реке. В этот раз дорога показалась значительно короче, в камышах Белов никого не заметил, хотя и высматривал тигра, возможно, ему показалось в прошлый раз, подумал он. Хотя, говорят, что волки не живут там, где есть тигры, а волков в округе точно не было. Остальные встреченные звери глядели на лодку спокойно, как на безвредную посудину. Даже благородные олени не пытались убежать, равнодушно рассматривая плывущих в лодке людей. Привычно прицепив лодку к мосткам у тывайского берега, супруги поднялись к домишкам угров.

На этот раз к ним вышли все мужчины, усадили гостя на бревно возле дома и сами сели рядом. Лариса сразу ушла в дом родителей с гостинцами. Мужчины говорили не спеша, выспрашивали о новом родиче всё понемногу. Белов, между прочим, упомянул про убитого медведя, те отреагировали спокойно, мол, не такие байки слыхали. Мужчины с интересом попробовали часть гостинцев от родственника. Тот прихвастнул, что это всё он выращивает, и за помощь в поездке может дать овощей ещё и помочь весной при посадке. Однако охотники и рыбаки, естественно, отнеслись к этому равнодушно. Попытка заманить кого-либо из них в качестве напарника в путешествие за солью также не удалась. Оказывается, Окунь проезжал здесь и обменял на соль все шкурки, добытые охотниками.

Белов задумался, отдавать что-то ценное из вещей не хотелось. Тогда он пошёл другим путём. Не спеша, повторяя по нескольку раз, он выспросил, по какой цене обменяли шкурки на соль. Как он и предполагал, обмен отличался почти в два раза от обмена в Выселках. В пользу Окуня, естественно. Говорить об этом напрямую не стал, зато намекнул, что товара в Выселках больше и он там дешевле, может быть, а может и не быть. Но чтобы узнать это, надо туда съездить. Говорил долго, убеждая своих собеседников не в том, что они ему помогут, а в том, что он поможет им. Короче говоря, применил классический метод «покраски забора имени Тома Сойера».

Двухчасовая беседа мужчин прервалась на обед. Трапеза была неприхотлива – отваренное мясо и сушёная рыба. Ели там же на берегу, благо ветерок сдувал всех паутов и мошек. К обеду женщины принесли бадейку с деревянным ковшом. Мужчины зачерпывали по очереди и пили мутный напиток с лёгким алкогольным привкусом. В ходе разговора Белов впервые поинтересовался, откуда и почему пришли сюда хозяева. Один из угров махнул вниз по Каме и объяснил, что раньше жили там, далеко жили, три дня пути. Потом стало плохо и ушли сюда. Белов попытался уточнить, остался ли кто там, ответ был такой же маловразумительный, мол, остались люди. Тяжело в деревне без нагана, подумал бывший сыщик, а на Каме – без полноценного знания угорского языка.

После обеда уже стемнело, родичи устроили молодожёнов на ночлег, на полатях, где раньше спала Лариса. Белову в полуземлянке не понравилось. С вечера было душно, под утро похолодало, в землянке был спёртый воздух от дыхания восьми человек, всё это не дало выспаться ему как следует. Утром угры продолжали сидеть молча, иногда перекидываясь короткими репликами. Белов понял, что решения по напарнику сегодня не будет, и стал собираться обратно. Чисто формально пригласил родственников зимой в гости и отплыл вверх по течению, благо Лариса уже наговорилась. Обратно пришлось попотеть, но за последние три месяца Белов физически не просто окреп, а заматерел. Ладони стали твёрдыми, даже не нужны рукавицы, а тело подсохло, избавилось от лишнего жирка и проступило сухожилиями. Глаза привыкли смотреть вдаль, в пестроту леса, и совсем привычно выхватывали движущихся зверей из окружения деревьев.

Он с удовольствием рассматривал стайку благородных оленей, возможно, тех самых, что видел в прошлый раз. Недалеко от болота его здорово испугал огромный кабан. На водопой подошло стадо диких свиней, когда лодка проплывала мимо, так вожак стада бросился прямо на лодку, и только глубина русла не дала ему опрокинуть плоскодонку. Стоя в воде по самый пятачок, вожак грозно фыркал и провожал плоскодонку взглядом.

– Вот застрелю дурака, будешь знать, – погрозил ему Белов, когда отплыли подальше.

Больше ничего интересного не встретилось, только пара лосей и какие-то громадины вдалеке. Разглядеть их толком не смог, на лосей было мало похоже. Лариса тоже не видела таких зверей, но заверила, что это не лоси. Видимо, всё-таки зубры, решил Белов. И в голову пришла шальная идея: а зубры лохматые, стрельнуть парочку, и шерсти будет как со стада овец. Вот тебе и валенки. Только, как стричь их ножницами, без машинки да ещё на морозе? А перетаскивать мясо? На фоне зубров лосики покажутся малышами. Хотя индейцы на бизонах просто существовали, делали из них практически всё, от одежды и вигвамов до орудий охоты и питания. Ну, это надо решать зимой. Кстати о зиме, проскочила хозяйственная мысль, надо строить ещё большой сарай и копать в нём яму для ледника.

Белов не оставлял тайной идеи о большом «кулацком» хозяйстве со множеством работников, где вполне реально было бы изготовление досок, кирпича, а в перспективе и строительство домны. Железо, железо и ещё раз железо, перефразировал классика Белов. Он чувствовал себя до обидного бессильным. Вроде и знания какие-никакие есть, а возможностей кот наплакал. Даже обычный сарай построить одному – это целый ворох ненужных проблем. Жениться ещё пару раз, ухмыльнулся он, наплодить работников естественным путём. Тем более что здесь, видимо, многожёнство ещё процветает. Да больно это всё долго и хлопотно, как говаривал старый приятель, шевелиться надо.

И деньги для всего этого нужны немалые, распродавать предметы из будущего не выход. Может золото, серебро, самоцветы? Урал рядом, россыпи должны быть не выработаны. Только искать их долго, всё лето уйдёт, на кого хозяйство бросить? Если разграбят дом, никакие россыпи не выручат. Хотя идея с гранильной мастерской неплохая. Практически до XVII века драгоценные камни не гранили, а шлифовали, поэтому гранёные камни здесь будут неплохо востребованы. А шлифовальных кругов и абразивных колец, причём даже с алмазным напылением, Белов нашел несколько пачек. Зачем они нужны были Алексею, непонятно. Скорее всего, случайно стащил с завода в лихие девяностые. Но тогда нужно строить движитель для наждака, электричества нет. Да и для токарных работ нужен движитель. Бог даст, и муку надо будет из зерна молоть. Придётся осенью строить мельницу, скорее всего водяную.

– Ну вот, опять планов громадье, – усмехнулся Белов своим замыслам.

Солнце ещё не задело макушки деревьев, а плоскодонка уже подплывала к мосткам возле дома. Опыт гребца возрастал, скоро за день два раза обернусь туда-обратно, решил Белов. Привязав лодку, они с Ларисой, не спеша, двинулись в сторону дома, обсуждая завтрашний день. Чем ближе они подходили к дому, тем тревожнее было на душе. Он замолчал, вынул карабин из чехла и снял с предохранителя, затем велел жене остаться, а сам сошёл с тропинки и пошёл через рощу, вглядываясь в вечерний лес. Вот показалась крыша дома, вот виден вход в сени. Двери закрыты, возле дома никого нет. Белов встал за лиственницу и начал медленно осматривать хозяйство.

Так, на парнике порвана плёнка, значит, чувства не обманули его, что-то случилось. Старый сыщик замер, стараясь даже не вращать головой. Он сравнивал предметы возле дома, что сдвинуто и куда. Всё было на месте, только у стены дома появился тёмный мешок. Да это не мешок, Белов чуть не присвистнул. Возле стены лежал тигр, настоящий тигр, который здесь водиться не должен. Вот и кончик хвоста чуть подрагивает.

Медленно-медленно Белов поднял карабин и прицелился в голову. Негромкий щелчок выстрела. Тигр взвился в воздух и упал. Удачливый охотник остался стоять на месте, чуть наклонив карабин и аккуратно оглядывая всё вокруг. Первым делом стрелок посмотрел, что творится у него за спиной. Теоретически тигры охотятся в одиночку, но и на старуху бывает проруха. Однако с одного выстрела! Белов испытал к себе удивительное чувство – он перестал быть горожанином, жаль, некому похвастать.

Подождав немного, он стал с опаской подходить к дому, держа карабин наготове. Но вблизи было хорошо заметно, что пуля попала в глаз и на его месте образовалась рана, заполненная густеющей кровью. Обойдя тигра, стрелок попытался открыть дверь в сени. Конечно, она была заперта. На двери виднелись свежие царапины от когтей тигра. Белов несколько раз окликнул Третьяка, чтобы он выходил, тигр убит. Спустя какое-то время послышались шаги, и дверь приоткрылась.

– Да открывай, всё в порядке, я убил зверя, – ободряюще сказал глава семьи, – он тебя не ранил?

– Еле-еле успел запрыгнуть за дверь, – ответил парень, всё ещё бледный от пережитого.

За ужином родич рассказал, что тигр появился уже на закате, перед самым приходом Белова. Третьяк поливал огурцы в парнике и собрал немного на ужин, как почувствовал опасность и упал на землю. Только это его и спасло, тигр промахнулся в прыжке и попал на парник, где порвал плёнку, и какие-то доли секунды выбирался из неё. За это время парень успел запрыгнуть в сени и закрыть двери, а потом сидел и ждал прихода старшего родича, моля всех богов, чтобы тот остался жив.

Белов задумался, действительно, надо придумать знак на случай опасности, который можно быстро выставить, и не только из дома, но и снаружи. Вдруг придётся убегать. Удобнее всего поднимать флаг или другой знак на шесте. Отложив это на утро, все трое пошли снимать шкуру с тигра. Работать пришлось в темноте, при свете факелов. Хозяин усадьбы по-прежнему опасался показывать Третьяку фонарь-генератор и другие «артефакты». Вспомнив любовь китайцев к тигриным усам и другим частям тела, старый сыщик не поленился кроме шкуры извлечь печень, желчный пузырь, сердце тигра и другие части тела. Шкуру Лариса обещала хорошо выделать, а внутренности хозяин завернул в берёсту и листья мать-и-мачехи и положил в ледник, в котором практически не осталось места от упакованной в полиэтиленовые пакеты мороженой рыбы.

Разделанную тушу закидали ветками до утра. Возбуждённый парнишка всё не мог уснуть, пересказывая свою историю и ощущения, а Белов подумал: почему Третьяк, так же как и он, почувствовал опасность? Может, это нормальная функция человеческого организма, а горожане просто больные люди, часть умений у которых отмерла? Если это так, то какие ещё сюрпризы выкинет человеческая природа? Хорошо, если приятные, а если нет?

Проснулись все поздно, за окном моросил дождь. Третьяк ушёл в сарай, где доделывал вторую стайку, Лариса стала скребком чистить тигриную шкуру, а Белов заклеил порванную плёнку парника. Потом он вспомнил, что на птицефабриках добавляли в куриный корм мясо, и срезал большую часть мяса с тигриной туши и немного подсолил его, надеясь позже завялить. А кости с остатками мяса и потрохами надо увозить. Экая незадача. Бывший горожанин только нынче летом понял, почему возле каждой деревни обязательно есть скотомогильник. Да, это не город, в мусорный бак не выкинешь. Он взял лопату и пошёл выбирать место для могильника подальше от реки.

Неплохая ложбина нашлась примерно в полукилометре от дома. Немного раскопав глинистую почву, Белов за три ходки отвёз на тачке костяк неудачливого тигра, судя по клыкам, которые стрелок оставил себе, молодого и глупого. Закидал кости глиной и завалил хвоёй. На обратном пути совсем недалеко от дома присмотрел ещё одну ложбину, гораздо глубже, из которой получился бы неплохой прудик, да и мельницу можно поставить.

Дома подсушил вымокшую одежду и, когда дождь перестал, вышел копать яму под ледник. Яму Белов решил сделать большую, с запасом, возле дома. Он решил обустраивать место возле дома и соединять все хозяйственные постройки крытыми переходами. Только мысль о пожаре тревожила, пара огнетушителей, хранившихся в доме, явно не спасут. Может, обложить дом глиной снаружи, пока кирпича не наделали? Он сделал зарубку в памяти и продолжил рыть яму. За день он её не закончил, доделывали на следующий день вместе с Третьяком. Лариса выскоблила шкуру и растянула её на колышках. Две шкуры лосей уже лежали свёрнутыми в сенях.

Потом два дня пилили стволы лиственниц для обшивки ледника изнутри. И неделю ставили сарай над ледником. Подошла осень. Хозяйственные хлопоты захватили Белова. Словно хомяк в норку, он выкапывал и стаскивал урожай, который был до неприличия большим, просто огромным.

Картошки собрали практически по ведру с лунки, в тридцать раз больше, чем было посажено. Ещё бы, подумал Белов, здесь ни колорадского жука, ни проволочника, да земля нетронутая. Столь же сказочным вышел урожай всех остальных культур – от чеснока и лука до подсолнечника и кабачков с тыквами. К изумлению Белова, среди обычной свёклы одна выросла сахарная, её он оставил на семена. Ещё не докопав картошку, отправил Третьяка копать вторую овощную яму в курятнике. Стены и потолок в яме обшили тонкой лиственницей, но, опасаясь хомяков, Белов решил эту яму освобождать первой. Сверху яму закидали сеном, которое удалось накосить-таки за месяц.

Когда урожай был высушен, отсортирован и засыпан, Белов просто ходил и смотрел, говорить он ничего не мог. На случай приобретения коз или овец отгородили в курятнике угол, натаскали и развесили сотни две веников для бани – берёзовых, дубовых, можжевеловых, пихтовых. Содрали почти весь мох с ближнего болота и привезли его в пустой сарай. Сделали массу мелких, но необходимых приготовлений к зиме, часть из которых подсказали Третьяк с Ларисой. Последним важным приготовлением стал посев найденного пшеничного зерна в качестве озимых, его хватило ненамного, соток на пять-шесть. Особых надежд на этот пробный посев Белов не возлагал, но скармливать крупное зерно курам было просто обидно.

Близился конец сентября, надо было ехать на торг. Встал вопрос о товарах на продажу. Белов показал Третьяку часть отобранных безделушек – китайские сувениры, отслужившие батарейки и прочую негодную мелочь. Глаза у парня загорелись, но понятно, что это глаза подростка, за спиной у которого нет семьи. А будут ли брать эту мелочь платёжеспособные люди, это большой вопрос. Перебирая дешёвые «драгоценности», то бишь бижутерию, которую в прошлый раз не рискнул показать Окуню, Белов решил взять на пробу парочку колец и серёжек с камушками для демонстрации возможной огранки камней. Наверняка у Окуня есть возможность приобретения недорого драгоценных и полудрагоценных камней. А у Белова есть небольшой опыт огранки. Ещё во время учёбы в институте в Свердловске три месяца ему случилось поработать в гранильной мастерской, конечно, не мастером по огранке, но принцип работы студент немного усвоил. Да и по первому своему образованию он был инженером металлообработки, поэтому работать руками научился на многочисленных практиках – слесарных, токарных и прочих.

Для таких работ нужно организовать равномерную работу шлифовального круга. Опять всё упирается в движитель. Он уже несколько раз обращался с размышлениями о движителе к Третьяку. Нарисовал несколько схем привода от водяного колеса, и сейчас, перед отъездом, решил оставить парню домашнее задание. Во-первых, отвлечёт от мыслей о девушке. Во-вторых, Третьяк получит возможность проявить себя в самостоятельной работе. Рано или поздно к этому всё придёт.

Белов чётко и подробно объяснил Третьяку, что за время его поездки, которая могла затянуться на неделю, тот должен смастерить из дерева действующую модель водяного колеса с передачей на шлифовальный круг. Чтобы при устройстве этой связки в натуральную величину было нагляднее и проще, вырезать детали. Со своей стороны, глава семьи обещал парню при возможности поговорить с Владой и посмотреть, помнит ли она вообще о Третьяке, а там будет видно.

Основной своей задачей Белов предполагал изготовление у кузнеца четырёх-пяти одинаковых пил для пилорамы. Строительство пилорамы за зиму Белов считал делом вполне возможным и решённым. Кроме этого, надо было закупить несколько мешков всех зерновых, которых в хозяйстве не было, и озаботиться кормом для кур. Всё остальное решать по возможности.

С учётом большого груза плыть надо было на большой лодке. Старый сыщик переставил на неё лодочный мотор, так ни разу не испробованный за лето. Спрятал его в ящике на корме. Бензина осталось совсем немного. Запасливый хозяин решил последнюю канистру оставить на посевную для мотоблока. Деревья можно и руками пилить. Но запасная канистра для лодочного мотора была полной, мало ли что случится в пути. Парус на лодке Белов уже несколько раз поднимал и даже ходил под ним. В отличие от прямого паруса на расшиве Окуня, на своей лодке он поставил косой парус, дававший возможность ходить наискосок к ветру, галсами. Лодка довольно шустро шла против течения Бражки, хотя разворачиваться приходилось на вёслах, под парусом ещё не получалось. Один раз, поднявшись по реке далеко от дома, он испробовал мотор. Тот завёлся с одного рывка и довольно ровно повел лодку против течения. Раза в два быстрее, чем под парусом.

Наступало время отплытия. Белов последний раз обошёл хозяйство. Урожай собран, грядки перекопаны. Возле самого дома огорожены ростки выросших из семечек сортовых яблонь да случайно обнаруженная сортовая малина. Остались неубранными только георгины, но они ещё цвели. Да зимняя капуста стояла на корню, хотя половина её была на всякий случай уже в яме. Для засолки катастрофически не хватало ёмкостей. Поэтому Белов решил по возможности купить или заказать кадушек и бочек под соленья, хозяйство растёт, едоки прибывают.

Обойдя хозяйство, он зашёл в дом и принялся осматривать все комнаты, выбирая ненужные в хозяйстве вещи, которые можно предложить на продажу. Но любая мелочь – лазерный диск, моток провода, старый выключатель – казались жутко необходимыми, да и объяснить их назначение аборигенам было невозможно, поэтому продать маловероятно. Зайдя на террасу, где до сих пор ночевал Третьяк и где Белов бывал по семь раз на дню, он вдруг задержал взгляд на мелких стеклянных баночках из-под растворимого кофе и паштетов. Этих банок Алексей накопил больше сотни. Просто кидал использованные банки в коробку из-под холодильника, а потом и под железную кровать. Кидал, похоже, несколько лет.

Белов машинально взял в руки баночку, сам он эти банки, в своё время, выносил из квартиры вместе с мусором, но жил он в квартире (когда-то), а Лёха – в частном секторе, где мусорной машиной и не пахло. Поэтому всё, что могло гореть, сжигалось, а негорючий мусор копился до вывоза на свалку или в мусорный бак в другом районе города. Вот так и накопились баночки. Среди них были жестянки из-под пива. Их и решил продать Белов. Он загрузил в мешок пять пивных банок, несколько стеклянных из-под паштета с крышками и одну, побольше, из-под кофе. Этикетки решил не смывать, сойдут за заговорённые, дороже будут.

Отдельно взял подарки Скору, Сладу и кузнецу. Когда уже отплывал, Третьяк передал свой подарок для Влады. Это был сплетённый из разноцветных проводков человечек. Белов недавно показал парню, как сплетаются эти проводки, сам много наделал безделушек в детстве. Прощание с Ларисой было достаточно трогательным, буквально накануне она призналась мужу о беременности, не догадываясь, что это для него уже месяц как не новость. Несмотря на ежедневный физический труд, мужчина не пропускал ни единого дня без секса с женой, даже сейчас, прощаясь на несколько дней, он едва удержался от желания вернуться на четверть часа в дом, так привлекала его молодая женщина.

Итак, ранним утром глава семейства отплыл на своём кораблике, ещё раз предупредив Третьяка с Ларисой об осторожности. Пожара он не опасался, огонь разводили только в очаге далеко от дома. А погода стояла тёплая, настоящее бабье лето. На этот раз Белов экипировался серьёзнее, под фуфайкой надел бронежилет с титановыми пластинами, на корме лежал самодельный спасательный пояс из пенопласта, обшитого тканью. В остальном всё было привычно – одеяло, мешки, набор таблеток и фляжка с остатками водки да ещё одно зеркальце. Их осталось на продажу только два, остальные Белов решил не трогать. Но это был единственный товар, который твёрдо имел спрос и высокую цену.

Сплавляясь вниз по Бражке, потом по Сиве, парус он не ставил. Неспешно катился вместе с течением, с удовольствием разглядывая берега. Вокруг стояла классическая левитановская золотая осень. Да чего удивляться, именно в этих краях Левитан и создавал свои шедевры. Воздух был настолько прозрачным, что Белов пожалел о забытом бинокле, казалось, можно разглядеть каждую веточку на деревьях далеко у горизонта. А запах! Воздух казался настолько вкусным, хоть из кружки пей или во флягу наливай. Эта чистота просто кружила голову. Хотелось петь или читать стихи. Так замечтался, что не заметил здоровенного медведя на берегу. Медведь больше походил на гризли, виданных по телевизору, чем на нашего бурого. Белов аккуратно проплыл мимо него, прижимаясь к противоположному берегу. Но как смотрел медведь, что-то мистическое было в его взгляде, просто физически ощущалось, как медведь думает, глядя на лодку.

– Думает. Про меня думает. Всякую гадость думает, – процитировал анекдот бывший сыщик, потеряв медведя из виду. Становится понятно, почему наши предки считали медведей разумными. В оптический прицел такого взгляда не увидишь.

К устью Сивы лодка подошла почти под вечер. Белов решил не заходить в Тывай, а плыть сразу вверх по Каме. И проскочил поворот без остановки. На камском просторе он за считанные минуты поставил парус и сразу поймал попутный ветер. Ветер был стабильный, юго-западный. После некоторого опасения выходить на середину реки, решился рискнуть. И не прогадал. Ветер был здесь достаточно ровный, но сильный. Лодка неслась, словно яхта. Бокового крена почти не было, здорово помогал киль. Увлечённо следя за парусом, Белов чуть не проморгал наступление темноты. Только когда лес на берегах стал сливаться в темную полосу, он судорожно повернул к берегу.

Ночевал путешественник на этот раз в лодке, как обычно, на берёсте, которая оказалась отличным изолятором от сырости и холода. На ночь укрылся помимо одеяла ещё парусом, свёрнутым в два слоя. Лежать под ним было тяжело, но тепло. Костёр решил не разжигать, дождя не было, ночь прошла спокойно. Если так можно выразиться, поскольку просыпался путешественник трижды, вслушиваясь во всплески каких-то огромных рыбин или чудовищ. Они так били хвостами по воде, так фыркали, что первый раз сыщик предположил взрыв динамитной шашки, отчего и проснулся. Потому и пришлось спать вполглаза, держа заряженный карабин на коленях. Однако под утро удалось задремать, и выспаться.

… – Химические элементы состоят из молекул, молекулы из атомов, – вытер выступивший от напряжения пот на лбу Третьяк, рассматривая картинку в учебнике и представляя себе маленькие шарики, из которых состоит железо, например. Всё это плохо укладывалось в голове, но парень следовал совету нового родича – запоминать, а понимание придёт позднее. Едва закончив дела по хозяйству, он ежедневно садился за учебники, старательно выполняя указания Белова. Последние недели своей жизни, после знакомства со своим спасителем, парнишка не мог остановиться, поглощая знания и чудеса, окружавшие его. В отличие от Ларисы, он не восхищался Беловым, в своей юношеской неблагодарности. Он спешил учиться, учиться и учиться, почти по заветам великого Ильича.

Конечно, он без колебаний отдал бы жизнь за своего новоявленного родственника, даже за его жену. Но знания манили его так, что парень всю окружающую действительность пропускал мимо себя, работая на полном автомате. Хозяйственные хлопоты были привычными для рук, участия головы в них не требовалось. Круглые сутки Третьяк обдумывал прочитанное и услышанное от Белова, даже во сне рисовал эскизы водяного колеса и планировал передаточный шкив. Кроме того, новые знания приближали его к детской мечте – выковать меч, гибкий и прочный одновременно. Если раньше это была лишь мечта, больше рассчитанная на удачу, то после того, как Третьяк поселился в доме Белова, он не сомневался в исполнимости детского желания. А сроки его исполнения зависели лишь от работоспособности самого парня.

 

Глава седьмая. Новые знакомства

Утром весь парус оказался покрыт ледком. Начинались первые утренники. От Камы поднимались клубы испарений, вода отдавала своё тепло в холодный утренний воздух. Зрелище было великолепное: тихая свинцовая вода словно кипит, от всей поверхности реки поднимаются целые облака, как пар от сковородки. Белов любил такую погоду, но плыть в безветренную пору не хотелось. Он вылез на берег и прямо у воды развёл костерок. На этот раз взял котелок и заварил в нём душицу со зверобоем, которые цвели на берегу, несмотря на осень. Пока варево остужалось, путник собрал целый мешок этих трав, должно хватить на всю зиму. Когда он с удовольствием пил полученный настой, над лесом поднялось солнце, и подул ветер, опять юго-западный.

Новоиспеченный «яхтсмен» с удовольствием снова правил лодкой под парусом. Ветер дул ровно, стабильно, через полчаса пути под парусом пришло понимание нужных поворотов, плавание превратилось в приятное и захватывающее действо. К Выселкам он подошёл ещё в полдень, у причала издалека были заметны несколько больших лодок. Все с мачтами, видимо, приехали купцы. Белову так не хотелось бросать пойманный ветер и идти к берегу, что возникла шальная мысль плыть до Соли-Камской. Но уговор дороже денег, он повернул к берегу, места на причале уже не было, и привязал лодку немного выше по течению к стволу ивы, почти упавшей в реку.

Пока он выгружался, к лодке безбоязненно подбежали дети, узнав в нём знакомого, и стали рассказывать, что Слад уже ходит и ждёт Белова, что Окунь приехал и тоже спрашивал о нём, что торговцы прибыли только сегодня днём и завтра будет торг. Тут же с детской непосредственностью спрашивали:

– А ты что привёз? А чем будешь торговать, а что покупать будешь?

Белов улыбался и отшучивался, приятное чувство встречи с хорошими знакомыми охватило душу. Поднявшись на берег, он спокойно прошёл в ограду, поздоровался с охранником. Охранник ответил ему, не вставая с лавки у ворот. Белов сразу решил зайти к Скору и Сладу. Но гостевой дом был по пути, а возле дома стоял Окунь с другими купцами, как было понятно по их внешнему виду и поведению. Путник подошёл и поприветствовал всех, Окунь сразу отвёл его в сторону и вполголоса попросил о зеркалах никому не говорить. Было видно, что зеркало он продал очень выгодно и заботится, чтобы выгодного клиента не перехватили конкуренты.

Чтобы ещё немного воздействовать на купца и показать свою компетентность в торговых отношениях, Белов сразу спросил:

– Сколько зеркал ты обещал привезти и кому?

– В Булгарах есть город Билькер, а у тамошнего правителя три жены и все любимые. Что хочешь, делай, а ещё два таких же зеркала надо. Если до ледостава успеем, две цены обещал. А цена-то, цена! Шесть гривен дал, значит, за два других двадцать четыре гривны будет. Да вся моя торговля солью столько не даст за год, сколько твои зеркала всего за две недели. Только не говори никому, богами прошу, не говори.

– Вот что, друг. Подробно поговорим сегодня вечером, я приду к гостевому дому. А сейчас мне надо к Скору зайти и Слада проведать, извини. Да и купцы косо на нас глядят.

– И то дело говоришь, буду ждать. – Окунь отошёл, даже по спине было видно, какое облегчение принесла ему встреча с Беловым.

Тот улыбнулся, вот и богатые люди среди покупателей появились. Будет рынок сбыта для досок и самоцветов, да ещё что придумаем. Надо хорошо привязать Окуня к большим доходам, чтобы он сам приезжал к Белову с товарами и деньгами и держался за него, как за кормильца. Там, где город, там и бедняки, которых можно к себе позвать, а это рабочие руки. Дополнительные руки ох как нужны. Один он ничего толком не сделает, и распродажа артефактов не спасёт.

Увлечённый такими мыслями, путник остановился у дома Скора и постучал по стойке крыльца ладошкой. На стук выглянула женщина.

– Добрый день, хозяйка, Скор дома?

– Нет его, ушёл.

– А Слад где?

– Вместе с ним.

– Передайте им, что Белов приходил повидаться. Я буду в лодке ночевать, гостей больно много. – Он повернулся и пошёл быстрым шагом к кузнецу.

Кузнец был угрюм, как обычно, на приветствие хмуро буркнул непонятное. Белов приложил все свои навыки, чтобы разговорить кузнеца и понравиться ему. Постепенно это удалось, и гость перешёл к делу. Он подробно рассказал, какие пилы ему надо. Уточнил, что желательно сделать их до ледостава. Расплатиться предложил на выбор – чем кузнец запросит: или монетами, или товаром, который Белов обещал купить завтра на торгу. Ещё добавил, если работа его устроит, заказы будут часто, успевай только молотом махать.

Кузнец долго пыхтел, движение мыслей в его голове наблюдалось прямо визуально. Потом запросил за все пять пил целую гривну серебром. Было видно, что цена сильно завышена, но кузнец божился, что изготовит пилы за две недели. Белов не стал спорить по цене, только добавил отверстия к полотнам и два железных крепления. Кузнец сначала пыхтел, на что заказчик спокойно указал, работы там немного, зато гривну даст заранее, чуть не проговорился «авансом». Ещё полчаса ушло на подробное обсуждение размеров зубьев, разводку, заточку и прочие мелочи. После такого грамотного обсуждения кузнец стал смотреть на клиента совсем другим взглядом, даже тон речи поменялся на уважительный, он признал в заказчике понимающего человека.

От кузнеца Белов зашёл к Курихе, завёл разговор о курах, поблагодарил за хороших птиц, спросил, когда весной садить их на яйца, и задал ряд других вопросов по уходу. Куриха была настоящим фанатом домашней птицы, начала рассказывать всё подробно, со всеми мелочами. Он не нарадовался, запоминая сроки и уточняя рацион. Тут задержался надолго, больше часа слушая инструктаж, договорился о покупке уже шести мешков корма, который Куриха молола сама, добавляя травы и коренья. Белов завёл разговор о разведении гусей, но женщина удивилась – чего их разводить, они весной и осенью летают стаями, успевай бей. Потом путник вернулся к Скору.

Староста уже был дома, вышел к гостю на улицу. Тот поинтересовался здоровьем Слада. Скор, с удовольствием ответил, что перелом и рана зажили хорошо, знахарь отзывался о действиях Белова похвально и приглашал к себе в гости. Бывший сыщик заинтересовался, насколько реально добраться до знахаря летом и зимой. Скор подробно рассказал, как добраться по рекам и добавил, что разницы нет, зимой или летом, всё движение в этих краях круглый год по рекам, на лодках или по льду.

Оба присели на лавку возле дома, и путник попросил подробнее рассказать дорогу в Соль-Камскую. Скор, видимо, никуда не спешил, поэтому обстоятельно рассказывал про дорогу, про сам городок, назвал пару имён, к кому обратиться на постой, гостевого дома там не было. Добираться туда по реке выходило не три, а пять дней и больше, зато обратно можно было спуститься за три дня. Белов поинтересовался стоимостью лошади и упряжи для вспашки. Лошади здесь были редкостью, поэтому дорогими; за простую тягловую лошадку просили пять гривен, да сбруя с упряжью на гривну тянула. В Выселках были всего три лошади да два жеребёнка. Земли распахивали немного, управлялись.

В конце разговора Белов подарил выселковскому старейшине пластиковую полуторалитровую бутылку, показав, как закручивать пробку. Воспользовавшись растерянностью старейшины, он между делом уточнил, есть ли у Слада подружка и кто, симпатичная ли девушка, зажиточная ли семья, давно ли дружат, будет ли Скор сговариваться на женитьбу. Староста Выселков, закручивая и выкручивая пробку дарёной бутылки, подробно рассказал: девка хорошая, зовут Малина, Слад в ней души не чает, и после торга оженят молодых, дом у него просторный, места всем хватит на первое время, а там отделит сына. Семья у Малины большая, работящая, родня будет добрая. Новости порадовали путника, значит, проблем с Владой быть не должно. Попрощавшись со старостой, он пошёл искать дом Влады. В целом, нейтральное и внешне доброжелательное общение со старейшиной показало опытному сыщику, что Скор затаил на него обиду, скорее всего, из-за Третьяка. А люди подобного склада, как старейшина Выселков, своим обидчикам ничего не спускают, нужно быть настороже. Собственно, у старого сыскаря вся взрослая жизнь прошла так, за исключением редких дней семейного отдыха.

Описание Третьяка оказалось достаточно надёжным, Белов быстро нашёл дом Влады. Присел возле дома на скамейку и подождал. Почти сразу из дома вышла девушка лет пятнадцати, одетая небогато, но чисто. Мужчина, даже не сомневаясь, сразу сказал:

– Добрый вечер, Влада.

– Откуда вы меня знаете, дяденька?

– Да есть у нас с тобой один знакомый, который по тебе скучает. Передал через меня поклон тебе да спрашивает, не забыла ли, не вышла ли замуж?

Влада вспыхнула лицом и подошла к нему поближе. Белов, готовый к долгому разговору, подвинулся на лавке. Девушка села и стала рассказывать. После изгнания с Выселков Третьяка от неё отвернулась большая часть подружек, которые дружили с ней, как поняла сама Влада, как с будущей женой кузнеца, в хозяйстве пригодится. Слад, добившийся своего, отомстив Третьяку, после выздоровления даже не здоровается с ней, и все знают, что скоро он женится на Малине. Да и не мил ей Слад, любит она Третьяка, тоскует по нему. С каждой фразой девушка всё сильнее наливалась обидой, вот-вот заплачет.

Белов переждал эту вспышку, успокоил девушку, готовую разрыдаться, и поинтересовался, как отнесётся семья к браку с Третьяком. Жених небогатый, приехать не сможет, ей придётся самой уехать к нему. Девушка, конечно, стала говорить, что убежит в одном платье, ей ничьего разрешения не нужно. Слушая её, Белов понимал, что вопрос о женитьбе надо решать осторожно, не поссориться с родителями и не оскорбить старейшину Выселков.

Поэтому он отдал Владе подарок её дружка и наказал поговорить с родителями, рассказал, что Третьяк живёт у него в доме, дом тёплый, большой. Живут в достатке, но работы много. Если она выйдет за Третьяка, работать придётся круглый день. Влада сразу стала рассказывать, что работать она умеет, ткать умеет, пряжу прядёт, вязать умеет, готовит хорошо, готова с милым жить где угодно. Мужчина выслушал её и ещё раз наказал уговорить родителей, а сам обещал приехать через две недели и познакомиться с родителями, если они согласятся отдать Владу замуж за Третьяка.

Оставив девушку в совершенном головокружении, Белов, довольный удачными обстоятельствами, пошёл к реке. Судя по всему, гостевой дом полон и ночевать придётся в лодке. Уже темнело, на берегу подручные купцов готовили на двух кострах варево и устраивались на ночлег. Кто в лодках, кто возле костров. Тут же сидели любопытные выселковские парни. Белов подошёл к одному костру и подсел. Разговоры шли точно такие же, как и спустя тысячу с лишним лет.

Вспоминали страшные и опасные случаи из жизни, рассказывали про утопленников, леших, домовых. Завели разговор о Халеге. Этот богатырь вышел из здешних краёв и дошёл вслед за солнцем до края земли, совершив по пути много подвигов. И погиб, укушенный змеёй.

«Как вещий Олег, – подумал Белов. – Видно, расхожая легенда о герое, погибшем от укуса змеи, притом, что на территории России нет смертельно ядовитых змей и не было в древности».

Кто-то завёл разговор о белой чуди. Интересно, что до двадцатого века дошли только легенды о чуди, но никто её не видел. А рассказчик уверенно вёл речь о белой чуди, как о соседнем племени, живущем не так далеко.

– Язык у них похож на славянский, видом они все беловолосые с голубыми глазами. Живут на Урале уже давно, богатства не ищут, знают все рудные места и умеют выплавлять железо и серебро с медью. Они иногда приходят в Соль-Камскую, приносят серебро и медь на обмен. Охотники чудины плохие и хлеб не сеют, на одежду и еду меняют свои металлы. А больше всего странно то, что никогда ни с кем не дерутся и не спорят. Вера у них такая, что запрещает вред людям причинять. Через эту веру они и ушли в горы, когда здесь начали люди селиться.

– А они не люди, что ли? – удивился какой-то подросток.

– Люди, да не совсем, от обычных людей, как мы, у них детей не бывает. А самих осталось мало, вот они и вырождаются. Все, небось, знают, почему на близких родственницах нельзя жениться?

– Что там не знать, знаем, не маленькие, – раздалось вполголоса со всех сторон.

– Раньше, далеко к югу от этих мест, жила одна только чудь белая, были у них большие города, в городах этих разные вещи были, инструменты волшебные. Говорят, даже летать они умели. Разгневали они своих богов, случилось землетрясение, и ушёл главный город под землю, а остальные города разрушились. Сами чудины стали умирать от проклятья богов. Убежали они из городов, города сожгли, и много лет ходило по земле племя белой чуди и становилось их всё меньше и меньше. Искали они места, где боги перестанут их преследовать, где снимут они проклятье и станут жить, как все люди. Вот и нашли. До них на Урале людей совсем не было. Это они показали славянам и уграм, как руду медную искать, как из неё медь делать. Но все места не открыли, для себя самые тайные и богатые оставили. Так и живут здесь чудины много лет, славяне и угры их не обижают, как за старую родню считают. Только жениться на них не женятся, детей не будет. А так люди мирные, добрые.

– А вещи у них волшебные остались? – с детским любопытством спрашивали подростки.

– Нет у них никакого волшебства, говорю же, даже охотиться не любят. Всю еду у нас меняют на металлы. Никаких тайн у них не осталось, только разве горы они знают, как ты свой дом. Говорят, подземных ходов они нарыли по всем горам и тайные пещеры знают. Поэтому, когда Халег хотел выпытать у них тайные ходы под землёй, спрятались они сами под землю. Долго искал их Халег, да так и не открылись они ему.

– А зачем Халегу эти пещеры? Какой в них интерес, сукна и еды там нет, разных украшений тоже нет, какой прок от подземелий? – удивились слушатели.

– А подземелья у них не простые, через всю землю тянутся. По этим подземельям можно до самого края земли дойти в любую сторону. И никто тебе не помешает, только зачем по ним ходить? Это купцы по земле плавают, товары меняют. А нас земля-матушка всем, что нужно, обеспечивает. Только не ленись да работай исправно, земля всегда на заботу ответит добром.

Время подходило к полуночи, Белов отправился спать в свою лодку. Укладываясь под свёрнутый парус, он с удивлением подумал, насколько стойки бесхитростные легенды простых людей, через сотни лет будут говорить о чуди белоглазой почти то же самое. Подземные тоннели через всю землю и подобные сказки переживут века и тысячелетия.

Утро началось торговым шумом. Умывшись, путешественник поднялся в Выселки, там вовсю раскладывали свои товары купцы с подручными. Это неспешное отработанное действо напомнило Белову раннее детство, когда он с бабушкой приходил на колхозный рынок или базар, как тогда называли, приходил рано утром, в сентябре это были ещё сумерки. И в этих сумерках торговки также раскладывали свои товары и также занимали свои привычные места, выверенные до сантиметра.

Так же раскладывали свои товары и торговцы в Выселках. Выверяли расстояние между своими и чужими товарами чуть ли не пальцами. Так же купцы отходили в сторону, а потом проходили по рядам своих конкурентов. Так же лучшие товары выкладывали со стороны покупателей. Да по большому счёту выбор товаров не очень отличался от старых колхозных базаров.

Тут лежали отрезы материи, и был небольшой выбор обуви, хотя валенок Белов нигде не заметил. Материя была однотонная и ярких цветов – синего, зелёного, алого. Белов, как всякий мужчина, не сильно разбирался в названиях и видах тканей. Но был удивлён некоторыми отрезами, где материал ну очень сильно походил на шёлк, бархат, хлопок. Хотя льняных тканей было больше всего, и они были самые дешёвые. Впрочем, слово «дешёвые» мало подходило для цены ткани. Ткани стоили, пожалуй, дороже всех остальных товаров.

Среди остальных были как раз «колхозные» товары – мёд, плетённые из берёсты короба и бочонки с крышками, домотканая белая материя, вырезанные из дерева домашние инструменты – от топорища и ложки до прялки и веретён, деревянные же фигурки-сувениры, как обозвал амулеты Белов. Был целый ряд с шерстью, которую привёз купец явно восточного облика. Он же торговал глиняной посудой. Завершали этакую выставку-продажу железные изделия – дверные петли, топоры, вилы, скобы и прочее.

Гость с удовольствием несколько раз прошёл вдоль рядов, приглядываясь к покупателям и продавцам. Он давно не бывал в столь людном месте и получал удовольствие от гудящей толпы. Даже не зная практически никого из жителей Выселков, старому сыщику не составляло труда разобраться в поведении местных жителей да и представить их примерную биографию. Отойдя от торговых рядов, он присел на лавку невдалеке и стал рассматривать толпу.

Вот идёт классическая патриархальная семья – муж с женой и трое старших детей, мальчик и две девочки. Явно идут без всякой цели, себя показать и на торговцев посмотреть. Видно, что надели самую дорогую одежду. Мимо них чуть не бегом спешит сухощавый мужичок к медным рядам, выбирает дверные петли. Очень привычная фигура в провинции даже в двадцать первом веке, видно, что строится мужичок и спешит купить минимальное количество необходимого, да обратно на стройку, пока зима не пришла. У суконных рядов супружеская пара с девицей выбирают материю. Ну, тут понятно, к свадьбе готовятся. Даже имя девицы можно не спрашивать, наверняка Малина, видно, что родители зажиточные, а вся многочисленная родня стоит недалеко и не подходит. Знать, глава семьи запретил советами мешать выбору любимой дочери. Это тоже всё понятно.

А вот две женщины лет тридцати, стоят почти рядом и выбирают шерсть на пряжу. И одеты почти одинаково, и стоят спиной к Белову, но сразу видно, что одна из женщин замужняя, семейная, а другая – одинокая, живёт без мужчины. Разная походка, разное поведение, разная судьба.

К торгу подошли Скор со Сладом. Почти сразу отец с сыном направились к суконному ряду, к родителям с девицей. Белов не удивился, что Слад и эта девица, теперь уже точно видно, Малина, отошли в сторону и разговаривали, глядя друг на друга. А мужчины степенно беседовали, поглядывая на соседей и торговцев. Сыщик ещё понаблюдал за торговлей и заметил, что народ начинает потихоньку расходиться. Настал и его черёд. Он подошёл к Окуню, который уже стоял возле своего товара один, без покупателей, и выложил перед ним свои безделушки. Купец почти не удивился, начал внимательно разглядывать баночки. Видно было, что он уже прикидывает, возьмут ли их в Булгарии и по какой цене. Белов оставил его с игрушками, а сам пошёл по рядам, где уже начинали потихоньку сворачивать торговлю.

Он быстро купил три больших берестяных бочонка на пробу для квашения капусты, они были достаточно дёшевы. Поторговался за шерсть с булгарином, купил шерсти, как раз полных три бочонка. Затем купил пять мешков ржи, муку здесь почему-то не продавали, а по хлебу Белов страшно соскучился. На пробу взял по мешку овса, ячменя, гречки. Хорошо, что мешки были большие, как в советские времена. Не жаль расплачиваться. Расплатился путник гривнами, вырученными за первое зеркальце, ушла почти половина, гривны пришлось разрубить на части. Пока он пересыпал зерно в свои мешки и перетаскивал их в одно место с бочонками, Окунь сделал выбор и махнул рукой Белову.

Он брал три стеклянные баночки и три пивные банки, за них предлагал мизерную цену. Владелец товара, не желая долго торговаться, ответил сразу:

– Хорошо, остальной товар я предлагаю другим купцам, деньги мне нужны сейчас.

– Да они ничего не возьмут, кому нужно это барахло? – попытался возмутиться Окунь.

– Даже булгарину не нужно? – ухмыльнулся Белов.

Купец побагровел:

– Сколько просишь?

– Берёшь всё по цене в пять раз выше, – ответил бывший сыщик, с удовольствием наблюдая реакцию Окуня. Тот задумался надолго, интересно было наблюдать за быстродействием его мозга, где явно наблюдались попытки подсчёта возможных убытков и прибыли. Белов с удовольствием поторговался с Окунем, наблюдая за его реакцией, потом согласился на две цены сейчас и половину прибыли после продажи всей мелочи. Он пока не собирался лишать Окуня монополии на артефакты, опасно обозначать своё жильё нескольким купцам, поскольку отлично помнил цитату из классика: нет такого преступления, на которое не пойдёт капиталист при трёхстах процентах прибыли. Да и предыдущая работа в милиции только подтверждала, что убить могут за гораздо меньшую сумму. Но купец этого не знал и торговался от всей души.

Решив вопрос о мелочи, Белов достал зеркальце и отдал купцу.

– Извини, второе зеркало с собой не взял. Но не переживай, ты сейчас вверх по Каме плывёшь?

– Да.

– Через две недели я приеду сюда, привезу второе зеркало. А пока мне нужно три гривны – часть за это зеркало. И пригляди, будь добр, за моим хозяйством.

Окунь расплатился, а Белов поспешил к Курихе – перетаскивать шесть мешков куриного корма на берег. Эти мешки, к счастью, были значительно легче мешков с зерном, иначе путник промучился бы до ночи. Но, подтаскивая последний мешок к обрыву берега, он дал себе зарок, в следующий раз нанимать грузчиков или брать с собой тачку. Немного отдохнул на берегу, потом уже спокойно спустил все покупки в лодку. И только там вспомнил, что забыл купить масла, а масло видел у булгарина.

Взяв две тёмные пластиковые бутылки-полуторки, Белов пошёл к булгарину. Тот довольно бойко говорил по-славянски, представился Алимом, родом из Биляра. Пока ему наливали льняного масла, путник попытался разговорить булгарина. Да и Алиму хотелось поговорить, поэтому разговор затянулся почти на час. Биляр купец расхваливал почти полчаса, в многословии собеседника бывший сыщик узнал практически всё, что его интересовало, в том числе дорогу и расстояние до Биляра, расценки на доски, возможные места ночлега в городе и многие полезные мелочи. Но на берегу купцы уже вовсю собирались отплывать, и Белов поспешил к Окуню.

Отойдя с купцом в сторону, он показал тому колечко и серёжки из числа дешёвых «драгоценностей» и рассказал, что это вещи не золотые и камни не драгоценные, сверкают так из-за огранки. Нигде так гранить не умеют, но Белов сможет огранить камни, если Окунь привезёт на пробу десяток камней. А надо ли гранить, торговец пусть убедится в Соли-Камской или в Булгарии. Надо было видеть в этот момент купца, у него просто затряслись руки. За одни сутки Белов сделал ему столько выгоднейших предложений, сколько тот не мог себе представить за всю предыдущую жизнь. Ещё раз договорившись встретиться здесь через две недели, партнёры расстались.

До темноты путешественник успел разложить костёр, не спеша перекусил и прилёг в ожидании, пока заварится душица со зверобоем в котелке. Уже смеркалось, купцы все разъехались, только одинокий путешественник оставался на берегу. Он был мало знаком выселковским жителям, и к его костру никто не подходил. Поэтому Белов был удивлён девице, которая прямо из выселковских ворот пошла к его костру. Оказалось, это Влада, с заплаканными глазами и узелком в руках, пришла бежать из дому к любимому. Белов ужаснулся простоте местных жителей, вот так с незнакомым мужчиной, неведомо куда, поверив словам, без вещей. Да, практически все встреченные аборигены, как он стал называть жителей этого времени, были настолько сердечны и просты в своих отношениях и делах, что обманывать их было просто стыдно. Может, поэтому в древности и удавались невероятные завоевания целых стран сотней-другой воинов под руководством энергичных и беспринципных полководцев.

Белов усадил девушку возле костра, сунул в руку кружку с отваром и сел рядом. Он не спешил с утешениями, зная по опыту, что Владе нужно выговориться. Выговаривалась и плакала девушка долго. Только через час он начал спокойно разговаривать с девушкой, а ещё через час она начала его слушать. К полуночи он окончательно её убедил в необходимости подождать чуть-чуть, твёрдо обещая приехать ровно через две недели с подарками и честь по чести посватать Владу при всём народе, чтобы не позорить родителей побегом дочери, хоть и не единственной, но старшей.

Ещё полчаса ушло на обсуждение обряда сватовства и подарков для родных. Белов измерил размер ноги Влады, запомнил имена её родителей и младших сестёр. Братьев не было, поэтому и семья считалась небогатой. К этому времени слёзы Влады высохли, и настроение, как у всякой девушки перед свадьбой, стало практично-боевое. Допив второй котелок отвара, девушка целеустремлённой походкой пошла домой.

Утро началось моросящим дождём, путник развёл костёр и заварил ещё зверобоя с душицей. Пока он грелся у костра и пил отвар, прибежала Влада. Выглядела она гораздо веселее вчерашнего и принесла Белову три лепёшки на дорогу. Лепёшкам он очень обрадовался и размяк душой. Тут ему пришла мысль спросить у девушки, как они делают муку. Подтвердились подозрения о ручных мельницах, которые надо крутить по часу и больше перед каждым обедом. Зато Влада рассказала, где берут хороший камень для жерновов. Оказалось, совсем рядом, даже по пути, в устье одной из речушек, впадавших в Каму. Опасаясь появления юго-западного ветра, он поспешил расстаться с девушкой и отчалил.

Пользуясь безветрием, Белов спешил вниз по течению, помогая веслами. Возле второй речушки слева сделал короткую остановку, чтобы закатить в лодку два самых больших наждачных камня, какие смог найти под берегом. Он закатил бы ещё, да больно опасно просела лодка. Дальше путник плыл без остановки, активно греясь греблей, даже для обеда не стал останавливаться. День так и остался пасмурным и безветренным, морось постепенно прошла, но облака не разошлись. Усилия Белова пошли впрок, и в сумерках он доплыл до устья реки Сивы. Заплыв по инерции в устье, усталый путник уже привычно пришвартовался к мосткам. Насухо перекусив, решил не подниматься к Тываю и, вымотавшись за день, уснул моментально.

Разбудили его детские крики, ребятишки уже стояли на мостках возле лодки и звали родителей. Белов сносно понимал основные речевые связки угорского языка и определил, что дети зовут старших. Вскоре спустился седобородый старик, путник поприветствовал его и вышел из лодки. Началось пространное приветствие с обменом обязательными вопросами и пожеланиями здоровья. Путешественник, честно говоря, продрог, как собака, стоя на причале, однако стойко выдержал основные требования аборигенского этикета. Затягивать разговор не стал и, сославшись, что спешит домой, быстро попрощался и поплыл вверх по течению.

Грести на большой, да ещё гружёной лодке было тяжело. Даже не столько тяжело физически, сколько обидно от медленного движения лодки против течения. От селения угров Белов отплывал почти полчаса, только, когда оно скрылось из вида, за излучиной Сивы, он решил отдохнуть и пристал к берегу. Такими темпами последний участок пути он преодолеет только за три дня. К счастью, пока отдыхал, поднялся ветер, и можно было попытаться идти под парусом, что Белов и поспешил сделать.

– Нет, будь я проклят, если не выстрою, как минимум, паровой двигатель, – ругался он, уворачиваясь от брызг, в попытках поймать попутный ветер.

Увы, попытки развить хоть сколь-нибудь приличную скорость под парусом на узкой, постоянно меняющей направление русла реке Сиве не увенчались в тот день успехом. За полдня, проведённых в лодке, Белов промок до нитки, продвинувшись не больше чем на пять километров. Сколько проклятий выслушали многочисленные копытные свидетели его мучений, никто не сосчитает, да и сами дикие животные наблюдали за мучениями яхтсмена довольно равнодушно. Не только без сочувствия, но и без испуга, что больше всего расстроило путника, когда он решился пристать к берегу на ночлег. Единственным результатом его мучений стала твёрдая клятва, прозвучавшая не меньше сотни раз, – положить жизнь на алтарь научно-технического прогресса.

– Эй вы, дикие звери и не менее дикие аборигены. Клянусь, что ещё при моей жизни по рекам поплывут пароходы, а по дорогам поедут поезда!! – Под такой вопль измученной души и дрожь промокшего тела Белов выпрыгнул на берег, вытаскивая нос лодки на сушу и приматывая его верёвкой к ближайшему дереву.

Попутный ветер довёл путешественника только до устья Бражки. Когда он причалил к берегу, уже смеркалось, едва успел развести костёр и устроиться на ночлег. Собирая сухие ветки в осеннем сумраке, Белов отошёл в сторону болота и присел от неожиданности. Прямо в двадцати шагах стояла лосиха с лосёнком и смотрела на него. Мужчина гаркнул, замахал руками и закричал. Лосиха неспешно и грациозно побежала прямо по болоту, а лосёнок рванул за ней, но вдруг споткнулся и упал в болото прямо мордой вниз. Может, поэтому лосиха и не заметила, что потеряла лосёнка, пока не пересекла болото, что упавший лосёнок молчал, не в силах подать голос.

Белов смотрел на лосёнка, захлёбывающегося в болоте, и жалел несмышлёныша. Вот лосёнок вытянул голову из воды и жадно стал дышать. Путник подошёл к нему на пять шагов, вытащить его было можно, но зачем? Вспомнился детский фильм про лосёнка Аяврика, где главные герои ездили верхом на лосях. Белов быстро сходил за мотком верёвок в лодку и всего за час вытащил лосёнка из трясины и перетащил в лодку. Ноги, конечно, при этом плотно связал. Костёр он разводил уже в абсолютной темноте. Сделал нодью и всю ночь просыпался и подкидывал сучья, чтобы пламя было достаточно ярким. Белов помнил, что видел тигра недалеко отсюда, и надеялся, что тигры ещё остались, он не хотел их убивать. Нет, не потому, что в лодке не хватит места, а потому, что там, где живут тигры, нет волков. А волки для домашнего хозяйства представлялись опасней тигров. Вот такой практичный он был. Зато непрактично он ночевал, не выспался и устал, как собака.

На следующий день ветер поднялся ещё затемно, поэтому путешественник только попил травяного отвара и сразу отчалил. В утренних сумерках он плыл не спеша, порой притормаживая кормовым веслом. Но, как только рассвело, начал гнать вовсю. Да и течение реки немного ослабло. Только поэтому причалил к родному уже причалу ещё засветло, потеряв целый день на преодоление каких-то двадцати неполных километров по извилистой речке. Нужно ли говорить, что своё обещание ускорить технических прогресс Белов повторил не одну сотню раз. Более того, он мысленно уже спланировал первоочередные меры по строительству движителя или по использованию уже имеющегося лодочного мотора, прикидывая, чем заменить заканчивающийся бензин. Привязав накрепко лодку с грузом к причалу на речке Бражке, как раз там, где в будущем выстроят большую гостиницу, путник налегке прибежал к дому. Там было всё в порядке, Третьяк во дворе тесал топором деревяшку. При появлении главы семьи он обрадованно вскочил:

– Здравствуй, Белов. Ну, как?

– Привет, малыш. Всё в порядке, расскажу потом, а сейчас бери тачку. – Белов выложил мешок в сени и пошёл на берег. Работы предстояло много: один выгружал мешки на берег, а другой возил их на тачке в сени дома. Последним повезли лосёнка. Для него местом проживания определили загородку, но не с курами, а во втором сарае, туда и затащили телёнка, освободили от верёвок. В угол загородки Белов поставил корытце с водой и бросил две охапки сена. Сверху на них бросили несколько веников из берёзовых и осиновых веток, нарезанных Ларисой. Освобождённый от пут лосёнок лежал без движения, да хозяин и не стал ждать, пока он оклемается, повёл любопытного Третьяка в дом.

Только тогда, затопив в доме камин, поставив на него чайник, Белов подробно рассказал о своём разговоре с Владой, о перспективах женитьбы младшего родственника. Третьяк был неимоверно счастлив, не знал, что сказать, как благодарить приёмного родича. Тот просто качал головой, вспоминая нежелание жениться современных ему мужчин. «Как низко пало нынешнее дворянство», вспомнил Белов о своих современниках. Третьяк просил ещё и ещё рассказать о Владе, а сват повторял уже в третий раз. Но желания жить с молодыми в одном доме у Белова не было. Он прямо сказал Третьяку, что поедет сватать Владу только тогда, когда для молодых будет построен отдельный дом, хотя бы без печи. Впрочем, печи здесь пока ещё не делали, были очаги, как камины в Европе. Эти устройства здорово чадили и жрали огромное количество дров, при этом абсолютно не держали тепла.

Третьяк был, естественно, согласен на всё. Этим Белов и воспользовался, отправив его спать на террасу, а сам, как усталый путешественник, насладился с Ларисой теплой кроватью в теплой комнате. О, эти сладкие минуты в постели с любимой женщиной, когда забываешь обо всём, кроме любимого человека, кроме счастья прикосновений и объятий. Когда не нужны слова, достаточно взглядов и жестов, чтобы понимать друг друга, чтобы доставлять удовольствие себе и любимой. Как хочется, чтобы такие минуты длились вечность, независимо, что за стенами дома, средневековье или двадцать первый век. Для двоих во все времена остальной мир не существует в такие мгновения.

Проспал он долго и проснулся от солнечных лучей, бьющих в глаза. Белов посмотрел на часы, которые не снимал эти полгода, только заматывал тряпкой, когда ездил в Выселки. На часах уже десять, Лариса шуршала у плиты. В доме было тепло, а всё тело ныло, как после тяжёлой работы. Впрочем, последняя ночь была полна огромного напряжения всего тела и души, о чём он с удовольствием вспомнил. Потянувшись, выглянул в окно. Третьяк во дворе бойко шкурил брёвна, оставшиеся от постройки второго сарая. Белов улыбнулся, вот и мой старший сын, которого не надо заставлять работать. Умывшись и жуя смолу лиственницы, которую местные жители использовали вместо зубной пасты, Белов обнял Ларису и сел завтракать, после чего вышел во двор. К нему сразу подбежал Третьяк, жалуясь, что брёвен мало и надо ещё валить деревья. Они обошли место вокруг дома и обсудили, где удобнее ставить второй дом, который Третьяк затеял двухэтажным. Белов согласился, добавив при этом об отсутствии фундамента, вместо которого придётся уложить три или четыре венца лиственницы.

Весь день прошёл в лесопильных работах, Третьяк обрубал сучья как волшебный топор в мультфильме, быстро и качественно, Белов едва успевал выбрать и спилить следующее дерево. Практически неделю они работали от рассвета до заката. Третьяк похудел так, что старший родич шутил, мол, его в мужья не возьмут из-за недокормленности. Дом пришлось поставить без фундамента, поэтому четыре нижних венца были из лиственницы, нижние брёвна заглубили в землю, а настил первого этажа начинался с третьего венца. Четыре окна на втором этаже пришлось застеклить старыми рамами, снятыми с теплицы, а два световых окошечка первого этажа затянули полиэтиленом в два слоя. Опыт утепления мхом уже имелся – баня и два сарая, поэтому дом теоретически обещал быть очень тёплым.

Только-только закончив самые тяжёлые работы, Белов стал готовиться к сватовству. Перерыв всё хозяйство, он обнаружил сундук с отрезами материи, видимо, оставшийся ещё после бабушки Алексея. Там практически один к одному лежало три набора приданого, о котором говорила Влада. Отобрав несколько отрезов материи, мужчина умудрился отыскать детские сапожки, видимо, оставшиеся от маленького Лёши, но вполне товарного вида. А среди женской одежды он выбрал три платья, более-менее подходящие по размеру, да пару юбок ярких цветов. Пропарив сапожки над чайником, Белов начистил их сапожным кремом, заодно надраив до блеска и хромовые офицерские сапоги, которые сам когда-то подарил Алексею ходить на охоту, благо у них был одинаковый размер обуви.

Себе он вычистил милицейский китель, оставленный кем-то из высоких гостей, с полковничьими погонами. Отполировал все блестящие предметы, выбрал фуражку покрасивее. Этих фуражек всех родов войск и расцветок оказалось аж восемь штук. Хорошо гуляли у Алексея офицеры, ничего не скажешь. До срока оставалось всего два дня, поэтому Белов сложил в мешки гостинцы и свою парадную форму, взял уже привычный вещмешок, попрощался с Ларисой и Третьяком и ранним утром отплыл в своей первой, маленькой лодке.

… – Род-батюшка и Макошь-матушка, помогите мне выйти замуж за Третьяка. Люб он мне больше жизни, пропаду без него, – прижалась губами Влада к двум грубо вырезанным из дерева истуканам, стоявшим в углу избы. Тут же она, опасливо посматривая на дверь, помазала губы обеих фигурок кусочком сала, прихваченным из последних запасов втайне от матери. – Помогите нам, боги родные, век буду благодарна и детям своим завещаю любовь к вам. Каждую неделю жертвы буду в вашу честь приносить, хоть простую лепёшку, но не забуду до конца жизни.

Девушка ещё раз прижалась губами к деревянным болванам и поставила их на место, услышав в сенях шаги матери. Вторую неделю каждый день она вырывала мгновенья для молитвы богам, когда в избе никого не было. И воспоминания о чужаке, передавшем весть от любимого, его спокойствие и уверенность придавали силы Владе, добавляли ей уверенности в том, что она будет счастлива с любимым Третьяком.

 

Глава восьмая. Свадьба

На малой лодке до Тывая Белов просто долетел, было достаточно холодно. Октябрь высасывал из остывающей воды и земли последние крупицы тепла, пришлось частенько грести вёслами для согрева. Пришвартовавшись к мосткам возле Тывая, он поднялся в селение, уже привычно передал гостинцы – полведра красных помидоров – и похвастал, что поехал сватать невесту для своего названого сына. К его удивлению, один из молодых охотников сразу вызвался помочь соседу в таком деле. Пока Белов разговаривал с седобородым угром, Ойдо, как звали охотника, уже собрался и вышел в красивой меховой одежде с бубном, с котомкой за плечами.

До вечера гребли вверх по Каме по очереди, разговаривали, Белов пытался говорить только по-угорски, получалось плохо, но к общему пониманию пришли. Ночевали у костра, настроение было приподнятое не только у него, но и у Ойдо. Он напевал песни у костра, постукивал бубном, спрашивал, красивая ли невеста. Белов отшучивался, в свою очередь спрашивал, какая у Ойдо жена, ревнивая или нет. Не будет ли она его бить после сватовства. Ойдо понимал шутки и сам добродушно улыбался Белову, рассказывая о жене и трёх детях. На этот раз ночлег не принёс никаких сюрпризов, природа готовилась к зиме, никому не было дела до двух вооружённых путников. Медведи готовились к спячке, лоси гоняли друг друга, устраивали поединки в поисках самки для спаривания. Гуси, утки, журавли и прочие перелётные птицы понемногу тянулись на юг, наполняя воздух грустными криками прощания с родиной. Что делали тигры, Белов не знал, но ни они, ни другие хищники не беспокоили сватов этой ночью.

До Выселков дошли к двум часам пополудни второго дня. Лодка Окуня уже стояла у причала, там же виднелась лодка булгарского купца Алима. Белов сразу пошёл их искать, оставив Ойдо в лодке. Он уже как старый знакомый поговорил со стражем на воротах, узнал единственную новость, – это был сегодняшний приезд купцов, который удивил жителей Выселков. Ни разу так поздно купцы не приезжали, до ледостава оставалась неделя, от силы две. По пути к гостевому дому сват с удовольствием приветствовал почти всех встречных, как и они его, впрочем. Народ в этих краях был наблюдательный и коммуникабельный, третье появление за лето незнакомого славянина делало его практически сородичем, тем более, все знали, что он спас Слада от гибели. Многие жители Выселков даже называли гостя по имени, Беловым, естественно.

Оба купца сидели у костра за углом гостевого дома, наблюдали, как закипает котелок с душистым варевом. Белов сразу всех поприветствовал и пошутил, что пришёл прямо к обеду. Глядя на его приподнятое настроение, развеселились и торговцы. Настроение Окуня стало ещё лучше, когда наш герой шепнул ему про зеркало. Варево уже поспело, и его разлили в три чашки. Белов вытащил три пластиковых стакана, разлил в них остатки водки и предложил выпить веселящего напитка за предстоящую свадьбу, на которую пригласил своими дружками обоих купцов. Он показал пример, а за ним, недоумевая, выпили купцы, у которых сразу перехватило горло с непривычки от крепкого напитка. Будущий сват достал из-за голенища сапога свою блестящую ложку из нержавейки и стал хлебать варево, бывшее до неприличия вкусным.

Когда размякшие купцы похлебали горячего, Белов ошарашил Окуня, подробно рассказав про предстоящее сватовство к его родственнице. Купец, к счастью, отнёсся к затее положительно и предложил ещё выпить жгучего напитка. Алим тоже согласился быть сватом, а Белов попросил их подождать и сходил на берег за Ойдо. Собравшись вчетвером, мужчины допили остатки жидкости из фляжки и взялись обсуждать предстоящее действо. Опытные торговцы сразу взялись за дело профессионально, с большим пониманием происходящего, нежели прибывший сват и невеста, шестнадцатилетняя девица.

Свата заставили надеть парадную одежду и предъявить подарки для родственников невесты. Для этого зашли в гостевой дом, где было достаточно светло, чтобы блестели все пуговицы и прибамбасы на кителе и фуражке. Костюм и подарки удовлетворили купцов, а Ойдо после показа просто замолчал, видно, поражённый богатством соседа. Окунь, как самый старший и опытный, да ещё родственник невесты, сразу взял руководство сватовством в свои руки, против чего никто не возражал. Он несколько раз подробно рассказал, кому и что нужно делать, немного изменив сценарий, предложенный Владой. По его указанию один из подручных сбегал к родителям Влады и передал им сообщение о предстоящем сватовстве. Ошеломлённые родители Влады не смогли ответить отказом сразу, а потом подручный ушёл и было уже поздно. Затем Окунь послал второго подручного к Скору, сообщил ему о намерениях свататься и о том, что торга завтра не будет. После чего, спохватившись об угощении для жителей Выселков, Окунь вместе с Беловым отправились в домик, стоявший за пределами ограды, позвав с собой двух подручных.

В логу, в сотне метров от частокола, светилось окошко небольшого домика, куда добрались уже затемно. В единственной комнате сидел толстый лохматый мужик, а в доме густо пахло брагой. Несмотря на специфический запах, мужик оказался трезвым. Окунь сторговал у него два бочонка браги, расплатился за неё Белов, который тут же потребовал проверить качество напитка.

После ковша, выпитого всеми четырьмя покупателями, вопросов по качеству напитка не возникло, однако донесли два бочонка до гостевого дома с трудом. Напиток благоразумно поставили в угол, а сами будущие сваты улеглись вокруг бочонков со словами – утро вечера мудренее.

С утра пораньше, пока все готовились к предстоящему празднику, Белов сходил к кузнецу, получил свой заказ и расплатился. Он успел расспросить кузнеца, делают ли здесь арбалеты из железных полос с железными же болтами. Кузнец удивлённо ответил, что все самострелы делают из дерева, на зверя и так хватает. Затягивать разговор путник не стал, сразу вернулся в гостевой дом, возле которого уже собрались любопытные подростки. Взрослым тоже было интересно, поскольку известие о предстоящем сватовстве разнеслось по всем Выселкам, но они к дому не подходили, а собирались компаниями по дороге к дому Влады.

Купцы оделись красочно, как на картинах Рябушинского, красные кафтаны, золотистые кушаки, новые сапоги и шапки, синие шаровары. Белов тоже переоделся в парадную форму и вышел. Сказать, что его появление всех поразило, значит, ничего не сказать. Не только подростки и взрослые были просто шокированы, как позднее проговорился Алим, видывали они одежды и более нарядные, но никто не ожидал встретить такие богатые и оригинальные одежды в этом захолустье. Многие догадывались, что блестящие жёлтые пуговицы на кителе и кокарда не из золота, однако это не снижало воздействия на провинциальных жителей невиданной в этих краях богатой отделки на костюме. Что уж говорить о простодушных детях и женщинах, воспринявших все блестящие элементы формы исключительно золотыми. Уже на половине пути до сватов стали доноситься разговоры выселковцев, что Белов, не меньше как князь или хан какой. Золота у него, мол, полные сундуки, Влада будет в его княжестве как сыр в масле кататься, не иначе.

По договорённости основную роль в сватовстве взял на себя Окунь, как родственник невесты и знакомый со здешними обычаями. Он шёл посреди улицы, по бокам от него встали Белов с Алимом, а сзади скромно пристроился Ойдо и помощники купцов с подарками и двумя бочонками браги. Такое шествие взбудоражило весь Выселок. Не успевшие подойти жители бежали со всех сторон, норовили несколько раз пройти мимо и разглядеть сватов подробнее. Улыбающийся от такого внимания Окунь чувствовал себя в своей тарелке, раскланивался со встречными, сыпал присказками, разминался, одним словом. Белов обратил внимание, что почти половина поговорок и прибауток ему знакома, если не дословно, то в общих чертах. Консервативно народное творчество, сохранившее свои напевы и поговорки многие столетия, вплоть до двадцатого века.

Возле дома Влады улица уже была запружена любопытными, а у дверей стояли мужчина с женщиной, лет тридцати пяти, не старше, очевидно, родители Влады. Они тоже были в праздничных нарядах и заметно нервничали. При виде шествия сватов женщина закричала младшей дочери, дескать, неси быстрее, неси. Девочка споро вынесла каравай на вышитом рушнике.

Началось само сватовство. Разговорная разминка была, с одной стороны, преувеличенно вежливая, как будто встретились абсолютно незнакомые люди, с другой – некоторые шутки своей простотой, откровенностью и прямотой заставили старого сыщика даже покачать головой. После десятиминутного обмена прибаутками гостям вручили каравай и пригласили в дом.

Все четверо сватов зашли в маленькую избушку, где был накрыт стол и горели для света лучины. Бдительный Окунь бочонки с брагой на улице не оставил, велел занести в дом. В доме все мужчины сели за стол и на полати вдоль одной стены, а невеста подавала различные кушанья, приготовленные её руками. Гости с явным удовольствием пробовали поданные блюда и просили добавки. Хозяйка с детьми рассматривала подарки и примеряла их, особенно платья для невесты, которые примеряли обе её сестры. Несмотря на оригинальность дарёных платьев, невесте было сказано идти со сватами в своём домашнем платье, чтобы соседи видели, что и невеста не лыком шита, есть у неё достойное приданое.

Как договорился Белов, сватовство шло в сокращенном варианте, иначе это веселье могло затянуться дня на три-четыре. Поэтому в доме прибаутки скоро закончились и начался спокойный степенный разговор по хозяйству молодых. Подаренные платья и отрезы материи сыграли свою роль в определении статуса жениха, поэтому высокий уровень благосостояния подразумевался, безусловно. Белов дополнительно рассказал о построенном доме для молодых, о запасах на зиму. Планы жениха о будущем не обсуждались, но родители были приглашены приехать в гости после половодья и проверить усилия молодых по ведению хозяйства. Для подначки сватов он добавил, что жених имеет все необходимые в хозяйстве инструменты – от топора с пилой до гвоздей и свёрл, а для примера показал сверло по дереву диаметром пять миллиметров, которое взял для разговора с кузнецом. Это сверло чистотой обработки так поразило сватов, что отец невесты, находясь в шоке, заметно увеличил приданое. Кроме стандартного набора из прялки, веретён и лукошка со спицами и иглами, Дюба, так звали отца Влады, отдал новый ткацкий стан. Станком назвать его было ещё сложно, но челнок имелся, и ряды нитей чётко разделялись.

Такая щедрость умилила даже практичного Окуня. К этому времени все переговоры были закончены, решено было свадьбу сыграть здесь, а утром пораньше отплыть, благо погода явно намекала не задерживаться. На улице вымораживало всё сильнее и сильнее, установилась ясная тихая погода, все понимали, что со дня на день резко похолодает.

Гости и хозяева вышли на улицу, где уже были накрыты столы и лавки. За них ещё никто не садился, все чего-то ждали. Окунь пояснил Белову, что по совести надо жениху с невестой пойти на выселковское капище попросить разрешения у предков и богов. Но волхвом Выселки ещё не обзавелись, да и жениха нет в наличии. Поэтому благословлять свадьбу будет старейшина селения, который сейчас подойдёт. Действительно, Скор со своей женой уже подходили. Они держали в руках небольшие деревянные изображения человеческих фигур. Как пояснил тот же Окунь, до появления волхва капище делать не стали, а небольшие изображения богов хранятся в доме Скора.

Скор, раскрасневшийся от приятной миссии, громким голосом задал классические вопросы о любви и верности жениха к невесте, на которые за жениха отвечал Белов, как старший родич. На такие же вопросы ответила и сама невеста. После чего Скор принял клятву Белова в соблюдении женихом родительских поконов, и прибывший за невестой сват приложился к изображениям Рода и Макоши. Так же поступила и невеста. Небольшой благословляющей речью Скора официальная часть была закончена. Изрядно подмёрзшие жители Выселков моментально заполнили лавки за столами, и начались гуляния.

Вот здесь старому сыщику чуть не наступил конец. Как позже он вспоминал, если бы не ежедневный физический труд в течение всего лета, вернулся бы домой инвалидом. Буквально после первого тоста начались испытания жениха и его родни. А, учитывая, что Белов был в двух лицах, пришлось ему тяжко. Ладно ещё, что часть ответов на смекалку и знание обычаев подсказал Окунь. Дальше было хуже, разгорячённые бражкой парни вытащили сучковатую колоду с заданием расколоть, а подсунули не колун, а старенький, да ещё каменный, топор. Белов догадывался о таком задании и взял у Ойдо приготовленный железный колун, который успел освоить в совершенстве за последний прохладный месяц. Колоду он расколол всего за пять ударов, явно не рекорд, но и не стыдно.

Так же получилось с заданием на забивание гвоздей, сватам подсунули деревянные клинья и каменный молоток. Улыбаясь, родич жениха сразу заменил их на подготовленный заранее свой молоток и железные гвозди-двухсотки. Эти гвозди своим одинаковым видом просто протрезвили зрителей, и забивал их Белов при полном молчании. От стрельбы из лука он отказался сразу, да тут его выручил Ойдо, который отстрелялся, судя по грустному виду выселковских парней, достаточно хорошо. Подзадоренные девицами, парни вытолкнули в круг медведя, которого надо было заломать. Конечно, это был человек в медвежьей шкуре, и, судя по его габаритам и пластике движений, в проигрыше Белова никто не сомневался. Тот даже хотел сразу поддаться, но ему не понравились напряженные трезвые взгляды Скора и Окуня. Несчастный случай на свадьбе их здорово мог обогатить. И независимо от возможных последствий, старый сыщик рисковать побоялся. Опасаясь провокаций, за столом он не выпил ни капли не только спиртного, но и просто напитков. Белов демонстративно снял пояс с ножнами, посох-карабин давно стоял у всех на виду, как обычный талисман, на него никто не обращал внимания после заявления гостя, что это знак старшинства в его роду.

Противник в медвежьей шкуре встал на задние лапы и пошёл навстречу. Когти на лапах не просто были не срезаны, они ещё двигались, управляемые пальцами. Длина когтей была сантиметров двадцать, и Белов пожалел, что отказался от кинжала. Судя по напряженному молчанию всех, даже подвыпивших гостей, предположения Белова о возможной «несчастном случае» были не совсем беспочвенны. Да ещё ростом «медведь» оказался выше своего противника, с его-то 180 сантиметрами, почти на голову. Раньше таких высоких мужчин в Выселках путешественник не видел точно. Пользуясь преимуществом в длине рук, да ещё с когтями, «медведь» прыгнул на Белова, одновременно резко взмахнув «лапами». Предполагавший подобное, опытный опер скользнул ему за спину и толкнул с подножкой вперёд. «Медведь» упал, в кувырке развернулся и снова пошёл на противника. Теперь уже маленькими шагами подходил поближе, чтобы зацепить наверняка.

Белов понимал, что бить руками или ногами бесполезно, через такую толстую шкуру редкий удар достигнет цели, а рисковать нельзя. Оставалась только бросковая техника, которую он не очень любил. Чуть дёрнувшись назад, вызвал противника на рывок и резко шагнул вперёд. Проскользнув под поднятой правой «лапой» медведя, Белов кулаком правой руки ударил противника в горло, толкая его назад. Одновременно левой ладонью толкнул «медведя» в поясницу вперёд по его движению, а правой ногой сделал подсечку. На тренировках этот приём был достаточно эффективным, хотя и опасным. При падении всегда надо было поддерживать партнёра. Здесь Белов рисковать собой не стал и жалеть такого «партнёра» – тоже. Как только «медведь» начал заваливаться назад, размахивая «лапами», чтобы удержать равновесие, его противник отскочил поодаль. Но не успел, и один коготь порвал ему штанину и оцарапал ногу, правда, неглубоко. Грохнувшийся о землю на спину плашмя с высоты немалого роста «медведь» лежал, не двигаясь. Спустя пару минут стало ясно, что сват победил. Белов стоял напряжённо, не отводя взгляда от противника и боковым зрением контролируя поведение выселковских, особенно Скора.

Староста Выселков был заметно поражён результатом поединка, но быстро взял себя в руки и объявил Белова победителем. Одновременно он велел перевязать царапину, а сам перешёл к испытаниям невесты. Старый сыщик понял, что таким переходом Скор берёт время для обдумывания своих действий. Опасаясь заражения, Белов сам промыл царапину, посыпал её заранее приготовленным порошком из старых таблеток стрептомицина, срок годности которых вышел ещё в советское время, и сам перевязал отрезком рваной простыни, который приготовил заранее. Нет, он не знал, что его ранят, но после встречи с раненым Сладом без перевязочного и обеззараживающего материала он из дома не выходил. Тем временем, испытания невесты уже заканчивались и начались обычные гуляния с выпивкой и танцами. Танцы были под дудки и балалайки, может, не совсем балалайки, но очень на них похожие инструменты.

Скор куда-то ушёл, «медведя» тоже подняли и увели.

Белов с облегчением отметил, что его противник жив и относительно здоров. При всех возможных неприятностях начинать контакты с местными жителями с тяжёлой травмы не хотелось. Бывший опер решил заняться сбором информации. Ещё в прошлые свои приезды он заметил, что охранник у ворот не горит любовью к Скору, хотя внешне этого не показывает никоим образом. Такое поведение выдавало в нём достаточно толкового человека. Подходить к нему с вопросами сразу было бесполезно. Поэтому сначала Белов поговорил с Курихой, у неё в ходе беседы о курах навёл справки о стражнике, да так, что та и не поняла, что говорила о чём-то кроме кур. Тут же сыщик подошёл к своим старым знакомым – парням, от которых он отбил Третьяка, уважительно поприветствовал, поулыбался, показав, что относится к ним как к новой родне. Наговорил им кучу приятностей, а затем выяснил у них практически всё, что хотел. Да ещё сделал зарубки на будущее в отношении двоих из них.

Парни даже не считали необходимым скрывать личность «медведя». Наоборот, своей победой над ним Белов реабилитировал ребят в их собственных глазах. Мол, даже приезжий Дрын, которого Скор всегда вызывал из Соли-Камской, когда надо было кого-нибудь проучить или даже убить, не смог справиться с Беловым, куда уж было им устоять против чужака. Разговорившись, парни сообщили, что именно Дрын в драке убил прежнего кузнеца три года назад, но «это сам кузнец полез в драку». Именно Дрын сильно побил братьев Лопат, после чего один брат до сих пор лежит, а второй не может быстро ходить. Белов сразу уточнил: это который Втор Лопата, на воротах стоит?

– Да, он это, а дом у них сразу первый от ворот, там старший Лопата и лежит.

Белов ещё уточнил, где живут сами парни, какие у них семьи, и пошёл налаживать контакт со Втором. К этому времени уже давно стемнело, поэтому Белов посидел за столом и, сказав Окуню, что прогуляется до лодки, пошёл к воротам. Пояс с ножнами и посох-карабин он взял с собой, естественно. Время подходило к полуночи, никто по дороге к воротам не встретился. Белов добросовестно сходил до лодки, а на обратном пути присел на лавку возле Втора, лицом к Выселкам, чтобы заметить любого, кто подойдёт. Луна светила неплохо, и незаметно подойти к воротам было невозможно с любой стороны.

Втор молчал, что обнадёжило опытного сыщика. Он мысленно вздохнул, сожалея, что ещё не курят. Сигареты пригодились бы для затравки беседы. Впрочем, для Белова подобные детские находки были не нужны. Практически сразу он решил взять Втора, как говорится, за рога.

– Как думаешь, после сегодняшнего Скор не сорвёт злость на тебе?

– А при чём тут я? – пытался уйти от разговора Втор.

– А при чём вы с братом были полгода назад, расскажи, я тебе и объясню.

– Какое тебе дело, ты чужак, приехал и уехал, а нам здесь жить, – ещё пытался сопротивляться Втор.

– Ну, я здесь уже не чужак, но ты верно сказал, я-то уеду, а на тебе Скор отыграется. И ещё вопрос, переживёте ли вы оба зиму. Так или нет? – продолжал давить Белов, повернувшись лицом ко Втору и глядя ему в глаза. – Так из-за чего он на вас натравил Дрына?

– А чего ты меня спрашиваешь, спроси у своего родственника – Окуня. Он тебе сразу всё расскажет. У вас с ним свои делишки, чего ты от нас хочешь?

– Ну, Окунь родня не мне, а невесте. А спрашиваю я тебя из-за того, что жить хочу дальше спокойно, не ожидая стрелы в спину. Понял меня или нет? Или это тебя хотел Дрын сегодня убить? Сколько ещё подручных у Скора? Где по дороге они меня поджидать будут, ты мне скажешь или я сейчас тебя начну убивать, а? – Белов, возбужденный дракой, просто физически давил своими эмоциями на Втора и знал об этом. Он уже почувствовал, что Втор всё расскажет, и пытался не сильно перегнуть палку, чтобы тот с испуга не наврал чего.

Дальше пошло уже спокойнее, и Втор, направляемый вопросами, рассказал Белову примерно ожидаемые вещи. Нынче весной возле островов перевернулась целая лодья купеческая, купцы все потонули. А товары себе привёз Скор вместе с Дрыном. За остальными товарами они два раза брали с собой братьев Лопат. Почему их – потому что оба не женатые, живут вместе в избушке и родни на Выселках не имеют, приехали сюда год назад и в долг взяли инструмент у Скора, срубили избу. Долг отдать не смогли, на охоте добыли немного пушнины, да хватило только на четверть долга. А за год долг растёт на пятую часть, одному Втору теперь вовек не расплатиться, будет прислуживать Скору, пока не умрёт или не уедет отсюда далеко. А куда уедешь с больным братом? Впрочем, весной брат был вполне здоров, и оба Лопаты потребовали у Скора свою долю добыч, да сдуру пообещали всем рассказать, ведь испокон веков найденное в реке было общим. Скор обещал расплатиться и списать половину долга. Братья и успокоились. А через пару дней Дрын исподтишка завёл братьев, и так получилось, что они начали с Дрыном драку первые. Тот бы их обоих убил, да Скор его остановил. На следующий день пришёл Скор к избитым братьям в избу и сказал, что их долю пришлось отдать Дрыну за обиду. А если братья заикнутся об имуществе купца, то Скор на них ещё виру наложит за нападение на приезжего человека без причины и ославит перед всеми купцами. Те сами братьев зарежут где-нибудь за Выселками.

Поэтому всё лето Втор ходит тише воды, ниже травы. А брат уже поправляется, встаёт по нужде.

Белов прикинул, что лодья купцов наверняка не случайно опрокинулась, раз о ней первыми узнали Дрын и Скор. Но Втору свои мысли не сообщил. Зато он услышал от Втора, что Дрын приезжает почти каждый месяц, живёт пару дней у Скора да иногда с ним уезжает куда-то на два-три дня. Братьев Лопат они больше с собой не берут.

Отличный информатор этот Втор, решил бывший сыщик. После чего проинструктировал по наблюдению за Скором и особенно Дрыном, показал несколько кун и пообещал помочь расплатиться с долгом, если Втор поможет ему. Опасаясь задерживаться со Втором, Белов пошёл по направлению к гулянке, которая, судя по звукам песен, переходила в лирическую часть и шла к завершению. Пока он подходил, навстречу стали попадаться расходившиеся гости. А возле дома его уже ждали трое захмелевших сватов. Все попрощались с новой роднёй и пошли ночевать в гостевой дом. Там подручные Окуня уже протопили очаг и выгнали дым. Почти сразу все уснули. Ночью Белов несколько раз просыпался, пока не закрыл входную дверь изнутри на всякий случай. Только тогда ему удалось уснуть.

Утро выдалось необычно холодное, выпал снег, и вдоль берега образовалась ледяная каша. Оба купца проснулись первые и разбудили всех, заставляя грузиться чуть ли не бегом. Белов с подручными Окуня быстрым шагом дошел к дому невесты, где все уже сидели на узлах. Совместно с родителями Влады приданое в темпе было погружено на его лодку, туда же сели Белов с Ойдо и Влада с большой корзиной пирогов. Оба купца уже вышли на стремнину, когда путники отчалили. Влада всё-таки не удержалась от слёз. Погода стала портиться, подул ветер, к счастью северный, поэтому Белов правил рулём спокойно и смог заняться пирогами. Готовила Влада действительно хорошо, пироги с зайчатиной и капустой были сочными и мягкими, словно у бабушки из печки. Ойдо пироги тоже понравились. Настроение после свадебной церемонии у всех путешественников было приподнятое, поэтому на обед решили не останавливаться, перекусили прямо в лодках и к вечеру проплыли большую часть пути по Каме.

Ночевать предусмотрительный опер предложил на островке, где уже бывал. Опытные путешественники быстро разбили ночлег, после ужина долго сидели у костра, вспоминая свадьбу и случаи из жизни. Постепенно у огня остались только купцы с Беловым. Он, пользуясь возросшим к нему доверием купцов, расспрашивал о политическом устройстве Поволжья. Со слов купцов выходило, что более-менее государство было оформлено только у волжских булгар. Там во всех городах был свой правитель, выборные старшины и старейшины. Формально у всей Булгарии был единый старейшина, но небольшие городки не всегда подчинялись ему. Ни о каких военных конфликтах купцы не слышали. Нет, конечно, в других местах на юге и на западе бывают войны. Но за те пятнадцать – двадцать лет, что они плавают с товарами по Каме и Волге, ни о каких вражеских набегах не слышали. Хотя Окунь знал от купцов с Ладоги, что бывает и разбойничают, так это без крови, редко кого ранят. Города славянские и угорские, дальше на запад, управляются старейшинами, которые между собой ладят. Свободных земель много, не нравятся соседи, уходи дальше. Вот, нападения на купцов бывают, но, опять же, не в этих краях, ближе к югу.

О холопах оба купца среди славянского и угорского народа не слышали. В булгарских городах бывают невольники, но тех привозят купцы с юга. Это обычно девушки или ремесленники, которых нет в здешних краях. А кто будет брать в невольники угра или славянина, да и булгарина тоже, они же убегут сразу, потому что знают, как прожить, а леса везде бескрайние, никто не найдёт.

О набегах степняков купцы ничего не сказали. Летом через леса на лошадях не пройти, а зимой даже по льду без запасов корма далеко не уйдешь. Да и что грабить в здешних краях – соль, что ли? На юге своей соли хватает. Пушного зверя в степи не меньше, разве соболя нет, так его купцы вывозят на продажу.

С их слов жизнь получалась на удивление мирной, по крайней мере за последние двадцать лет. А как же летописи, из которых явствовало, что каждые два года были набеги степняков или другая напасть. С другой стороны, подумал Белов, первые известные летописи появятся лет через пятьсот, да и то их подлинность под большим сомнением. А может, это и вовсе параллельный мир.

Попаданец долго думал о своих планах на будущее. Одному здесь достаточно сложно прожить спокойно, даже один разбойник опасен, не говоря уже о жадных купцах, которые рано или поздно решат вместо покупки взять всё сразу и даром.

Устав от разговоров, Алим ушёл спать, Окунь наконец остался с Беловым наедине. Убедившись в том, что их никто не слышит, купец рассказал напарнику, что продал дешёвые «драгоценности» по пять кун каждую, несмотря на честное предупреждение, что камни не драгоценные, а металл не золото. Тут же Окунь продал ему на гривну мешочек с тремя десятками необработанных изумрудов и другими самоцветами. Платить купец обещал поначалу по четыре куны за обработанный камень, а там будет видно. Ещё раз уточнили расценки маленьких зеркал. Белов несколько раз акцентировал, что больше таких зеркал у него нет. Обговорили продажу пустых баночек, место встречи на обратном пути и время встречи.

Решившись, Белов попросил купить ему одного или двух невольников, умеющих работать с железом, или медников. Он сам ещё не предполагал, что хочет им поручить, но количество работников надо увеличивать. Держать их до старости он, конечно, не хотел. Надеялся заинтересовать свободой через пару лет работы. После расчёта с Окунем у него на руках осталось четыре гривны, это без учёта будущей продажи зеркал. Перед расчётом Белов «случайно проговорился», что на будущее лето собирается проехать по Булгарии. Возможно, это послужило к выплате Окунем такой большой суммы, старому сыщику было очевидно, что тот собирался заплатить гораздо меньше.

«Сколько бы ты заплатил, если бы узнал, что я собираюсь зимой в Соль-Камскую?» – подумал Белов. Раскрывать свои планы он пока не хотел, слишком мало информации и надёжных людей совсем нет. Придётся работать с теми, кто есть. Он и о поездке в Булгарию сообщил только потому, что не хотел терять контакта с купцом. Если Окунь продаст вещи Белова гораздо дороже, а тот узнает, купец может из-за обычного человеческого стыда и боязни, а то и жадности, просто убить обманутого напарника, перед этим, естественно ограбив. В этом мире Белов беззащитнее всех, он безродный, ни один род или племя за него не заступится, не потребует отмщения или наказания убийц. Поэтому любой может безбоязненно убить и ограбить чужака. Зная это, он придерживался старого правила – худой мир лучше доброй ссоры.

Утро было совсем зимнее, ветер изменился, с юга густо мело сырым снегом. Костёр развели ещё затемно, попили заваренной травы, закусили остатками пирогов и в предрассветных сумерках отчалили. Ойдо глядел на знакомые места и напевал песни, он же предупредил, ещё в темноте, о приближении устья Сивы. Здесь купцы быстро распрощались, а лодка Белова причалила к мосткам у посёлка Тывая. Распрощавшись с Ойдо, сыщик подарил ему на память очередную пластиковую бутылочку, подумав, что это уже дурная традиция, дарить надо местные товары. Но добрые отношения с соседями были дороже всякой прибыли, поэтому он дал Ойдо ещё несколько пяти– и десятикопеечных монет на монисто для жены.

… – Я убью его! На кол посажу, руки отрублю, глаза выжгу! – Всё сильнее наливался брагой Дрын, укрывшийся в охотничьей заимке Скора. Хозяин подливал гостю-подельнику, не рискуя напиваться самому, обойдётся дороже. В их разбойничьей паре изначально Дрын играл вторые роли убийцы-исполнителя, но за последний год стал позволять себе слишком много, пользуясь своей безнаказанностью. В глубине души старейшина Выселков даже порадовался поражению Дрына на свадьбе, хоть кто-то поставил этого дурня на место.

Однако, по здравому размышлению, слишком шустрый чужак становился всё опасней, особенно с такими умениями драться. Поэтому после пары ковшей браги Скор принялся искренне сочувствовать своему подельнику и полностью поддержал его в стремлении как можно быстрее расквитаться с обидчиком. Сейчас оба заливали горе нежданного поражения и планировали жестокую месть чужаку, а уж исполнить её за ними не заржавеет.

 

Глава девятая. Дела житейские

Видаться со всеми родичами в Тывае Белов не стал, сразу отчалил. Шли быстро, благо ветер был практически попутный, да и небольшая лодка шла довольно быстро на вёслах. Заметив, что Влада начала дрожать, предложил ей попробовать грести. Она не отказалась, после чего лодка шла вверх против течения почти как моторка, гребцы менялись каждые полчаса. Несмотря на усталость, Белов спешил доплыть домой за один день. Жутко не хотелось ночевать в трёх шагах от дома. Поэтому плыли до темноты и к причалу подошли уже при свете луны. Выносить приданое не стали, только приковали лодку на замок и прихватили наиболее лёгкие вещи. Дорога к дому через рощу исполинских лиственниц при свете луны показалась совсем незнакомой, однако к дому вышли быстро. Окна первого этажа светились, Белов сначала осмотрелся, после чего постучал в окно и крикнул:

– Это мы, встречайте!

Третьяк выскочил через секунду, словно был в сенях. Обниматься молодым Белов на улице не дал, затолкнул их в дом. Там он разделся и отправил Третьяка за приданым. Тот бросился в одних штанах, да родич заставил его собраться. За то время, пока счастливый муж носил приданое, Влада прошла на первый этаж дома, успела раздеться, а хозяин показал ей кухню на первом этаже дома и односпальную кровать на ней, где молодожёнам предстояло спать, пока не будет готова печь в новом доме.

Потом сели ужинать и пить травяной отвар. Третьяк радостно рассказывал всё: что лосёнок жив и здоров, дом для Влады уже подведён под крышу, но печи там нет и жить холодно, хотя он может перебраться туда хоть сегодня. Что он собрал действующую модель водяного колеса, что недавно в сеть попался огромный угорь, которого Третьяк только сегодня закоптил, и массу других новостей. Белов постепенно осоловел от тепла и домашнего уюта и поднялся с Ларисой к себе на второй этаж, оставив молодожёнов одних. Чем они занимались ночью, предположить было нетрудно, но наш герой ничего не услышал, спал он этой ночью крепко, как никогда за последние месяцы.

Разбудил его шум, от которого Белов успел отвыкнуть. Сперва он насторожился и даже потянулся к оружию, но быстро понял, что это всего лишь звуки посуды, стук ножа, кастрюль и сковороды. Молодая жена, не иначе, понял он, поскольку Лариса лежала рядом. В последний месяц её мучил токсикоз и постоянная сонливость. Он полежал немного, пытаясь заснуть, но уже рассвело и сон не шёл. Хозяин оделся, прошёлся по комнатам, прикидывая имущество, которое без риска порчи надо закопать в ближайшее время в лесу. Об этом он решил ещё после драки с «медведем». Вдруг Скору придёт в голову пожечь Белова? Или самому Дрыну? Отобрав первоочередные, самые дорогие в здешнем мире вещи, по крайней мере – для Белова, он собрал несколько сумок и пластиковый чемодан. Ларису предупредил об этом, а молодым решил не рассказывать.

Завтракали все в приподнятом настроении, Третьяк снова пытался хвастать о своих успехах, но глава семейства сразу остановил поток красноречия.

– Сегодня отдыхайте, показывай молодой жене хозяйство, а все дела завтра.

– Да я, да я… – задохнулся Третьяк.

– Отлично готовит твоя молодая жена, – похвалил Белов завтрак и пошёл прятать ценности.

Два места под закладки у него уже были присмотрены на всякий случай. Часть справочников, которые могли пригодиться в будущем, но не в ближайшие год-два, Белов запаял в полиэтиленовую плёнку и спрятал в дупле большой липы на другом берегу Бражки. Большие зеркала и толстые стёкла от серванта были закопаны в ста метрах от дома. Большую часть стеклянной посуды и статуэток заныкал в двух других тайниках, немного подальше. Пришлось спрятать все провода, радиодетали и аккумуляторы, предварительно позаботившись об их сохранности. На устройство тайников ушёл почти весь световой день, а вечером он решил прихвастнуть немного перед молодой невесткой, и ужинали они не при свете затопленной русской печи, как обычно с Третьяком, а при свете фонаря-генератора, который Белов не поленился полчаса покрутить.

В этот вечер глава семейства решил сделать подарок молодожёнам, вернее Владе. При свете фонаря он привёл обоих в туалет и показал работу унитаза и душа. Тут же на улице показал, куда всё стекает. Поначалу выселковским жителям была непонятна цель создания такого сложного агрегата для таких простых телодвижений. Но после общения с Ларисой Влада оценила все преимущества сантехники, и с этого дня в туалете всегда стояли два ведра с водой, а унитаз просто блестел.

Ещё больший восторг у девушки вызвали кошки и котята, появившиеся месяц назад. Не прошло и недели, как Влада стала для мурок лучшим другом, баловала вкусненьким и наглаживала им шёрстку большую часть свободного времени, которого, правда, было мало, очень активно девушка занималась хозяйством, как и обещала. Повезло Белову с невесткой, девушка оказалась работящая и спокойная.

Наутро сильно потеплело, и выпавший снег растаял. Белов воспользовался последней оттепелью для заготовки кирпича. Выше по течению Бражки прямо по обрыву шли выходы глины, красной и белой. Кирпич решили лепить и обжигать на берегу, не отвлекаясь на перевозки. Оставив Владу с Ларисой на хозяйстве, оба мужчины с бачком из оцинкованного железа и лопатами отплыли на заготовку кирпича. Пока нагревалась вода на костре, накопали больше трёх кубов глины, а затем сделали шесть замесов с разным содержанием глины и песка. Сначала мешали в тазу, затем для полупромышленного производства Белов выкопал прямо в глине яму, где развёл костёр. Размешанный раствор формовали деревянными формами, которые он сколотил ещё накануне вечером. Уже в темноте вокруг выложенных стенок из кирпича развели костёр, уложив туда по три ствола сосны. Поджечь лес Белов не боялся, после вырубки сосенок получилась довольно приличная полянка, ветра весь день не было, да и земля кругом была сырая. Поэтому ждать результатов обжига не стали, уплыли домой, где две хозяйки приготовили общими усилиями роскошный ужин – уха из белорыбицы, копчёный угорь, последние красные помидоры, каравай свежего хлеба.

Чтобы не отвлекаться на дальнейшие кулинарные разъяснения, Белов разыскал небольшую кулинарную книжку с цветными иллюстрациями и отдал молодожёнам. Третьяк уже довольно уверенно читал, и глава рода надеялся, что Влада быстро научится чтению под руководством мужа. Благо девушка оказалась смышлёной и работящей.

Она же напомнила мужчинам, что необходима мельница для изготовления муки, девушка имела в виду ручную мельницу, но это был хороший повод испытать способности Третьяка. Его модель водяного колеса оказалась достаточно практичной и крутилась уже два дня в соседнем ручейке. Следовало поспешить с мукой, пока закваска, которую взяла с собой Влада, не испортилась. На всякий случай Белов смолол немного ржаных зёрен на ручной кофемолке, чтобы освежить закваску, и показал это Владе. С этого времени она молола зёрна каждые два дня и ставила стакан теста, ожидая появления большой мельницы.

А мужчины продолжали в спешном порядке обжигать кирпичи. После первого обжига не рассыпались два образца кирпичей с содержанием песка около сорока процентов. Поэтому весь день лепили только такие, получились почти две сотни кирпичей размером пять на десять и на двадцать сантиметров. А к вечеру уже привычно развели костёр вокруг получившегося штабеля и в глиняной яме, где замазали получившиеся трещины. Работа по заготовке кирпича пошла лучше после того, как через три дня яма стала более-менее герметичной. Замесы пошли большими партиями, и за день выходило почти триста кирпичей. Пользуясь плюсовой температурой, Белов привёз на лодке почти тонну глины и песка к дому, а потом удалось привезти полтысячи штук кирпича, после чего резко похолодало, и Бражка встала. Это случилось не вовремя. Они рассчитывали ещё на неделю чистой воды.

До встречи с Окунем на берегу Камы оставалось три дня, а идти туда пешком минимум два дня. Но деваться было некуда, пришлось Белову доставать охотничьи лыжи и радоваться выпавшему снегу. Идти он решил по реке, у самого берега, надеясь на крепость льда. К стандартному набору путник добавил лыжную мазь и одноместную палатку. Утром, дав последние наставления Третьяку по хозяйству, глава семейства оделся теплее и встал на лыжи. Неразлучный карабин висел за плечами.

Сначала дорога баловала ровным снегом, и Белов стал жалеть об отсутствии лыжных палок, которых не взял из-за возможной необходимости быстро стрелять в напавшего хищника. Места были хорошо знакомы, он уже начал прикидывать, что может успеть добраться до Камы завтра к обеду. Но в слиянии Бражки с Сивой его ждал неприятный сюрприз, Сива не замёрзла. Двигаться можно было по левому, пологому берегу, но посёлок Тывай стоял на крутом, правом берегу Сивы, там же должен ждать Окунь. По правому, крутому берегу идти было невозможно, на дорогу ушла бы неделя. Причём на пологий левый берег надо было ещё перебраться. Два часа ушло у Белова, чтобы выбрать и срубить стоявшее в удобном месте дерево, но оно всё равно не дотянуло до левого берега. Пришлось вырубать ещё десяток жердей и набрасывать на лежавшие в воде ветки, удлиняя получившийся мост. Всё равно при переправе путник промочил валенки и штаны почти до пояса. Плюнув на всё, он развёл костёр и устроил ночлег. Опасаясь сжечь валенки и штаны, Белов полночи не спал, проверяя просушку одежды. А утро его вознаградило добавочным слоем почти двухметрового льда, намёрзшего вдоль пологого берега.

До Камы он дошёл без происшествий, но только в сумерках. К счастью, лодку Окуня ещё можно было увидеть, и путник сразу развёл костёр и стал выкрикивать купца. Тот его ждал, и сразу лодка переплыла на левый берег Сивы. О делах партнёры переговорили на левом берегу, Окунь передал Белову одиннадцать гривен и сообщил, что ремесленник-невольник стоит более двадцати гривен, поэтому никого не привёз, к тому же кузнецов и медников никто не продавал. Ночевать перебрались на правый крутой берег, где Белова уже ждали все жители, а Ойдо даже полез обниматься. Он повёл его ужинать и ночевать себе в дом, звал и Окуня, тот твёрдо отказался, сославшись на своих подручных.

Белов с интересом оглядывал вросший в землю домик Ойдо, который практически не отличался от домов в Выселках. Те же полати, очаг из крупной гальки, оконце со слюдой и столик у окна. Освещалось помещение светильником из жира, судя по запаху – рыбьего. На полатях сидели четверо ребятишек и во все глаза смотрели на гостя. У стола хлопотала жена Ойдо. Сидеть пришлось не на табуретках, как в Выселках, а на чурбачках. Первым делом гость выложил на стол солёные огурцы, взятые для гостинцев, тут же откусил сам, подавая пример. Ойдо начал суетиться, угощая гостя своими блюдами. Тот, не спеша, ел, выспрашивая, что из чего сделано и как называется. Завязался долгий разговор о погоде, об охоте и рыбалке.

Только сейчас Белову удалось получить наглядную картину жизни своих соседей. Жили они общиной, в первобытном коммунизме, кормились практически одной рыбалкой. Причём рыбачили в основном мордами, сплетенными из ивовых прутьев. Зимой ставили ловушки на соболя, зайца. Лося и кабана добывали редко, как понял гость, из-за слабых луков или отсутствия охотничьих наконечников на стрелах. Железные наконечники были достаточно дороги, и Ойдо редко рисковал потерей стрелы. Он показал Белову свои стрелы, все наконечники были выточены из кости. Иногда Ойдо или другим охотникам удавалось подстрелить лосёнка или поросёнка, тогда всё селение объедалось. Но, учитывая количество едоков, лосёнка уграм хватало дня на три, не больше. Огородничества они не знали, зато грибы сушили всё лето. Вот эти сушёные грибы и сушёная рыба и спасали от голода зимой маленький посёлок. Сетей у Ойдо не было, правда, Белов не понял, почему. Зимой ловили на зимнюю удочку, да на самоловы с костяными крючками.

К концу ужина путник подумал, что недооценил обеспеченность угров. На стол были выставлены лесные орехи, солёная икра, мороженая рябина и калина. Голод соседям явно не грозил, поскольку орешника вдоль Камы росло достаточно. Ойдо, со своей стороны, подробно выспросил, как добраться до жилища друга, как сам Белов добирался сейчас. На всякий случай гость рассказал ему о тигре, после чего Ойдо чуть не онемел. Он долго уточнял, как выглядит зверь, пока Белов не пригласил его к себе, обещая показать шкуру. Ближе к вечеру Ойдо поинтересовался у гостя, шкура какого зверя пошла на его сапоги, и показал на валенки. Белов, улыбнувшись, объяснил, что сделал это сам. Хоть и обманул, конечно, но не совсем, валенки люди делают вручную, это главное.

Спать гостя уложили на полати, где под утро он основательно замёрз, и пришлось встать и надеть куртку. Поднялся он ещё затемно, разбудил Ойдо и всё семейство, объяснив, что ему далеко идти и надо пораньше выходить. Окунь уже был готов и сразу перевёз Белова на пологий берег Сивы, после чего партнёры распрощались до весны. Вверх по течению лыжи катились не так споро, но за ночь лёд окреп, а снегопада не было. По своей лыжне движение пошло быстрее, и к самодельному мостику Белов подошёл засветло. За сутки лёд прочно сковал брошенные в воду ветки и жерди, поэтому переправа вышла достаточно лёгкой. Всё же добраться домой за световой день так и не получилось. Сумерки накрыли реку и лес, когда оставалось пройти буквально десять-пятнадцать километров.

Пришлось вставать на ночлег, греть воду и заваривать в ней травяной сбор. Пока Белов устанавливал палатку, вспомнилось весеннее посещение росомахи. На всякий случай перед ночлегом положил в костёр пару толстеньких стволиков пихты, которые срубил рядом. Под утро он проснулся от чьих-то осторожных шагов. Его пробил холодный пот, не дай бог, медведь-шатун. Кто-то бродил вокруг палатки, было ясно слышно чужое дыхание. Судя по полной темноте, костёр уже прогорел. Белов взял в руки карабин, который перед ночлегом освободил от кожуха, и медленно сел посреди палатки. Шаги сразу прекратились, но напряжение только нарастало. Вдруг чьё-то тело продавило палатку у входа, и послышался треск разрываемой ткани. Белов выстрелил сразу от пояса, промахнуться было невозможно. Раздался рёв, больше похожий на мяуканье.

– Неужели второй тигр, – прошептал он, но стрелять второй раз не стал. В этом мире надо экономить патроны. Ближайшую тысячу лет их не достанешь. Разъярённое мяуканье перешло в жалостный вой и стало удаляться. После небольшого ожидания Белов выбрался и развёл костёр, подбросив ещё с вечера приготовленные ветки. На часах было шесть часов. Значит, через час рассветёт, а пока он решил собрать вещи. При свете костра удалось разглядеть, что передняя стенка палатки прорезана несколькими когтями и превратилась в занавеску из нескольких полосок ткани. Но нитки с иголкой дома имелись, свою задачу палатка выполнила, спасла хозяина. Почти сразу от палатки пятна крови вели в лес, судя по объёму разлитой по снегу крови, далеко зверь не уйдёт. Заинтригованный путник решил после рассвета выяснить, что это за зверь, хотя больше склонялся, что это рысь.

Ожидая рассвета, он успел позавтракать, напиться травяного отвара и собрать все вещи. При дневном свете следы ночного гостя были не просто хорошо видны, это были даже не следы, а кровавая дорожка. Белов осторожно пошел по следам хищника. Зная коварную привычку кошачьих делать петли и нападать на охотника, он двигался очень медленно. Хорошо, что идти пришлось недалеко, метров через пятьдесят под большим дубом на спине лежал мертвый, начинающий коченеть, зверь. Выстрел пришёлся в грудную клетку, видимо разорвал лёгкое, поэтому было столько крови. Тащить достаточно большую рысь на себе путник не хотел, пришлось снимать шкуру. Несмотря на полученный за лето опыт, дело шло достаточно медленно и заняло больше часа. Уже очищая кровь со шкуры снегом, Белов заметил, что хвост у этой рыси больше метра длиной. Значит, это леопард или барс, даже снежный барс, шкура была белого цвета.

Задерживаться возле следов крови и освежёванного трупа он не стал и быстрым шагом двинулся к дому. По дороге очередной раз стал размышлять, параллельный это мир или свой. Судя по тигру, барсу, зубрам и благородным оленям, это другой мир. Но река Кама, язык, явно славянский, названия городов? Слишком мало информации для правильного вывода, да и летописные источники могли приврать, а тигры и барсы были просто истреблены, не говоря об оленях и зубрах. Как бы на шерстистого носорога не натолкнуться или на пещерного медведя, поёжился Белов. Прикидывая, как точнее определиться с местонахождением во времени, он подошёл к дому.

Глядя в окно на метель, заметающую лес уже третий день, Белов стал сомневаться в возможности зимнего похода в Соль-Камскую. Добираться туда надо больше недели, а предложить пока нечего. Заканчивался ноябрь. Сделали за последний месяц много, но своего продукта на продажу ещё не было и будет ли до весны, непонятно. Да и, честно говоря, купленной у Окуня соли вполне хватало, чтобы дотянуть до весны, а с открытием навигации соль тот же Окунь привезёт в Тывай, если нужно будет. Поэтому поход в Соль-Камскую потерял смысл, превратившись просто в возможный, а не жизненно важный.

К возвращению Белова от угров Третьяк успел пересчитать и уложить весь кирпич, его вышло почти три тысячи штук. Отыскав в книжке «Советы садовода» пару образцов кирпичных печей-голландок, попытались сложить самую простую в доме для Третьяка. Но даже самая простая печь получилась только с третьего раза. Вторая печь в довольно большом доме молодожёнов оказалась необходимой, так как одной печью, даже если топить круглые сутки, дом не протапливался. Окна, крытые полиэтиленом, не держали тепло. Половину окон пришлось заложить брёвнами, а вторую печь решили ставить не на втором этаже, а тоже на первом, но в другой части дома. Вот уж вторая печь вышла сразу и гораздо симпатичнее первой. Металлические дверцы, вьюшки и прочие несгораемые детали для печей пришлось сделать из обрезков железных и стальных пластин, найденных в богатом хозяйстве Алексея. А вместо петель приспособить стальную проволоку. Вышло неказисто, зато надёжно, пожаров можно не бояться. Остатки кирпича ушли на новую коптильню, почти промышленных размеров. Её мужчины выстроили во дворе, под специально сделанным навесом, чтобы можно было коптить в любую погоду.

Пока печники экспериментировали, Влада полностью освоилась с хозяйством. А у Ларисы стал проходить токсикоз. Лосёнка пока из курятника не выпускали, зато после утепления в курятнике вода ночью не замерзала. Белов очень боялся за кур и хотел их даже перенести в дом, в чулан, опасаясь мелких хищников. Хотя до сих пор никаких следов хоря или ласки не замечали. Кошки неплохо разогнали всех мышей и хомяков поблизости человеческого жилья. Глава семейства назвал лосёнка Фомкой за его фырканье, с которым тот брал морковку из рук. Лосёнок хорошо подъедал очистки с кухни, Влада уже прикармливала его вениками из осины и ивы, добавляя хвойные породы. Сено давали редко, Белов где-то слышал, что лошадей одним сеном кормить нельзя и опасался за лосёнка. Фомка приручился быстро и легко откликался на свою кличку поворотом головы и фырканьем. Пытаясь сделать из Фомки, если не ездового, так хоть вьючного лося, его приучали сначала к ошейнику с колокольчиком, потом стали надевать на морду телёнка самодельную уздечку. Пока всё шло более или менее гладко.

Поэтому, рассматривая ноябрьским утром из своей комнаты на втором этаже через двойной стеклопакет огромные снежинки, сотнями налетающие на стекло, Белов решил заняться чётким планированием самых необходимых действий. В старой тетради – студенческом конспекте по теплотехнике, где оставались незаполненными больше половины из 96 листов, – он обозначил первоочередные задачи на предстоящую зиму и на лето.

1. Собрать водяное колесо промышленных размеров.

2. Сделать привод от колеса под использование жерновов, токарного станка, шлифовального, гончарного и других устройств.

3. Огранить вручную десяток различных самоцветов до весны.

4. Свалять валенки из всей купленной шерсти, сколько выйдет.

5. Собрать из двух старых электромоторов хоть один генератор.

6. Обучить Третьяка началам химии и металлургии.

7. Изготовить мощный арбалет, даже два.

8. Начать тренировки с холодным оружием.

9. Напилить купленными пилами на пробу десятка три досок разной толщины.

На лето:

1. Запрудить ручей и установить водяное колесо.

2. Устроить пилораму независимо от продажи досок.

3. Купить овец или коз для шерсти.

4. Огородить вольеры для возможной скотины.

5. Купить собаку, лучше пару.

6. Расширить посадки картофеля и посеять ячмень и овёс.

7. Съездить в Булгарию.

8. Там видно будет.

Написав программу, решил начать с самого простого. На дворе лежат с лета глыбы наждачного камня. Белов выбрал самый плоский камень почти дисковой формы. Обколол края и закатил в дом на первый этаж.

Молодожёны, естественно, обнимались. «Пора их выселять в новый дом», – подумал глава семьи.

Третьяк сразу спросил:

– Что будем делать?

«Отличный парень, не лентяй», – как всегда порадовался Белов и сказал:

– На дворе осколки этого камня, надо вытесать круг сантиметров двадцать в диаметре и деревянную ось диаметром до десяти сантиметров и длиной сто двадцать сантиметров.

Третьяк кивнул и пошёл во двор. Размеры в метрах и сантиметрах он усвоил довольно крепко, а слова диаметр, периметр, круг и другие геометрические термины ещё путал немного.

Глава семьи и его помощник работали до темноты, которая из-за снегопада наступила раньше. Им удалось вытесать два разновеликих кольца и насадить их на ось. Большой нижний камень Белов укрепил на оси старого запасного колеса от мотоцикла, но даже хорошо центрованный верхний камень при малейшей нагрузке начинал бить. Через день после нескольких неудачных попыток центровки Белов закрепил ось под верхним камнем в вырезанное в доске круглое отверстие. Получился примитивный гончарно-точильный круг. При сильной раскрутке инерционного большого камня к точильному верхнему кругу можно было прикладывать достаточно большую нагрузку.

Весь третий день затачивали на верхнем круге все режущие предметы, начиная с колуна и заканчивая саблей и самурайским мечом. Основной задачей была не заточка, а выравнивание камня с устранением биения. Более-менее это удалось, биение осталось, но было меньше миллиметра.

На следующее утро Белов закрепил на верхнем камне обычный мелкий наждачный круг и приступил к шлифованию самоцветов. За неделю работы удалось отшлифовать только два камня, по мнению неспециалиста, аметист и рубин. Он сделал для них обычную восьмигранную призму, почти день ушёл на тонкую шлифовку. Зато на солнце камни сверкали лучше бриллиантов и изумрудов. Вот с изумрудами вышел конфуз. Белов потратил полдня на их обработку, пока не вспомнил, что они по твёрдости сравнимы с алмазами и шлифуются только алмазными кругами. Тратить алмазные круги не хотелось, решил набить сначала руку на простых самоцветах. После того, как он показал Владе обработанные камни, та всё свободное время стала проводить рядом со шлифовальным кругом. Белов с удовольствием объяснял ей свои действия, воспринимая её, как свою дочь, оставшуюся «там», в своём мире. Лариса тоже пыталась посмотреть, но Белов запретил ей даже появляться на первом этаже, опасаясь за будущего ребёнка, шлифовальные производства во все времена были вредными.

Когда Влада попросила научить крутить инерционное колесо, глава семейства впервые обратил внимание, что её самодельные кожаные сапожки практически изношены и вот-вот появятся дырки. Пришлось вспомнить о намерениях сделать валенки. Валянием он никогда не занимался, но теорию примерно знал. Особенно почему-то запомнилось из рассказов знающих людей, что запах будет сильный и неприятный. Поставив Третьяку задачу по изготовлению колодки в размер ноги любимой жены, Белов перебрался в пустой дом, где установил стол, вырезал скалку и согрел воду. Затем началось собственно валяние. Замоченная в горячей воде шерсть так быстро скатывалась, что возникли опасения о нехватке запасов даже на одну пару валенок. Он вовремя вспомнил, что катанки тоньше формовок, и уже поздно вечером оставил сохнуть свой первый валенок. За ночь он так и не высох, Белов не стал рисковать и снимать влажный валенок с формы. Зато второй валенок вышел гораздо быстрее, ещё засветло. Запасов шерсти хватало ещё на две пары. Чтобы быстрее разделаться с этим вонючим делом, Третьяк сделал ещё одну колодку и две пары катали в четыре руки, по два валенка за день. Валенки получились достаточно добротные, только не однотонные. Видимо, шерсть надо было сначала выкрасить, но краситель нужен природный, чтобы не линял.

Занимаясь валенками неделю, он не ожидал, что Влада, предоставленная сама себе, отшлифует кристалл горного хрусталя в такую же восьмигранную призму, какую ей показал Белов. Кристалл получился довольно правильным, но, самое главное, Влада почувствовала вкус к этой работе и просто умоляла главу семейства разрешить ей дальнейшую обработку камней. Тот с лёгким сердцем дал разрешение, необработанных камней оставалось больше пятнадцати штук, не считая тридцати изумрудов. С изумрудами Белов решил пока не спешить, создать большой запас обработанных камней и попытаться продать их уже в оправе.

На радостях, он решил переселить молодожёнов в отдельный дом, который уже был достаточно утеплён, а все щели в печках заделаны. Туда на первый этаж перенесли гранильный аппарат, а на второй, жилой этаж Белов пожертвовал кровать, пару стульев и тумбочку. Но больше всего радовалась Влада большому настенному зеркалу. Ни она, ни Третьяк даже не подозревали, что их приёмный отец закопал шесть штук ещё бо́льших зеркал. Получив пару комплектов постельного белья и шерстяное одеяло, молодожёны были просто счастливы. Пользуясь этим, Белов договорился с ребятами, что все гости будут ночевать у них в доме, независимо от того, к кому пришли. Ошалевшие молодые, конечно, согласились.

Наступил декабрь, снег лёг плотно и красиво, а ветра, дувшие весь ноябрь, наконец закончились. Белов уже четыре дня делал пробежки на лыжах, прокладывая лыжню всё дальше вниз по Бражке, потом по Сиве в сторону Тывая. Каждый день он удлинял лыжню на десяток километров. Вот и сегодня, пройдя за три часа более двадцати километров, он безмятежно прокладывал лыжню вниз по Сиве. Шёл с палками, но с неразлучным карабином за спиной. Увидев впереди четырёх лыжников, идущих навстречу, обрадовался, значит, до Тывая недалеко. Подойдя ближе, Белов уже так не думал. Навстречу шли незнакомые мужчины, пластика движений самого высокого вызвала неприятные ассоциации. Подойдя поближе, он вспомнил, это Дрын. Значит, с ним его подельники. Нетрудно было догадаться, к кому они идут и с какой целью.

Первым желанием было развернуться и бежать. Отойти подальше и перестрелять этих бандитов. Но, посмотрев одежду четырёх бойцов – унты, тёплые штаны и меховые куртки, решил, что надо поговорить, в крайнем случае, справится, убежать всегда сможет. А стрелять никогда не поздно. Выбрал берег покруче и прижался к нему. Остановился, снял лыжи, палки и взял карабин в руки, в чехле оружие имело скромный вид дубинки-посоха.

Лыжники ускорили шаг, полагая, что чужак убегает, но увидели его действия и расслабились. Они подходили к нему цепью, обкладывая возможный путь отступления. Никто из них не снял лыжи, и только Дрын достал топор, настолько они были уверены в своих силах. Белов улыбался, подмечая эти ошибки.

– Стойте, – крикнул он, когда до него оставалось чуть больше десяти метров, – надо поговорить.

– Да о чём с тобой говорить, разве что узнать, где гривны прячешь, так ты сам расскажешь, когда обе руки отрежем, – ухмыльнулся Дрын, останавливаясь. Глядя на него, замедлили ход и остальные.

– Мужики, вы тоже все убийцы, или только Дрын со Скором убивали весной купцов, а? – негромко, но внятно спросил Белов, с удовольствием наблюдая, как его слова доходят до мозга троих злодеев.

– Дрын, это правда? – ошарашенно посмотрел на Дрына один из мужиков. – Там же был мой племянник!

– Дрын, крыса, укрыл от нас такой кусок, – закричали два других.

– А-а-а! – это Дрын, не найдя аргументов, бросился на Белова, замахиваясь топором.

Но разбойник, торопясь заставить чужака замолчать, забыл про свои лыжи, поэтому двигался по прямой, а его противник был в валенках и легко скользнул навстречу и чуть левее. Разбойник со всего размаха ударил огромным топором сверху вниз, не сомневаясь в успехе. Но он имел дело не с простоватым охотником, а с опытным рукопашником, занимавшимся рукопашным боем последние двенадцать лет, большую часть этого времени сыщик отрабатывал навыки схватки с вооружённым противником. Поэтому легко предвидел наиболее ожидаемый удар топором сверху, уклонился от него, сопровождая орудие врага движением своего посоха и чуть подталкивая лезвие оружия вперёд и вправо от себя. А обе ноги Белова плотно прижали правую лыжу врага к снегу, в результате чего Дрын потерял равновесие и завалился вперёд. Топор, завершивший полукруг, чуть не вылетел вперёд, но посох ещё немного изменил его траекторию. Окончанием всех этих почти незаметных чужому взгляду движений стал летальный исход грешного Дрына в результате прорубленной промежности собственным топором. Что характерно, Белов решил выпендриться и в момент падения Дрына на снег снова стоял на старом месте, как ни в чём не бывало.

Результат превзошёл все ожидания. Не успел Дрын захлебнуться в последнем крике, его подельники перевели взгляд на Белова. Тот решил ковать железо, пока горячо:

– И с этим змеем вы хотели убить меня? За что? Не слышу ответа? – Он даже обозначил движение, навстречу троим. Те машинально отступили назад.

«Ну, всё, пошла работа», – подумал бывший сыщик и перешёл на более мягкий тон.

– Пойдёмте, ребята, сядем рядком и поговорим ладком, вон на ту лесину, – он показал на две большие ветви шагах в десяти, в стороне от трупа. Подавая пример, пошёл туда первым, расчищая снег и не оборачиваясь назад, показывая, что не боится троих человек за спиной. Никто из этих троих даже не подумал, что любое движение выдал бы скрип снега, их поразила такая самоуверенность Белова, на что тот и рассчитывал.

Глядя, как рассаживаются мужики, опытный сыщик мысленно оценивал их бойцовые качества, психологическую стойкость. Дядю убитого на лодье племянника Белов уже считал своим союзником, даже если тот бы напал на него. Дальше разговор постепенно перешёл в ненавязчивый допрос, в ходе которого злодеи рассказали, что Дрын подговорил их ещё в Соли-Камской пощупать жирного гуся. Дрын обещал им столько имущества, сколько те смогут унести за собой на санях. А когда те удивились, зачем такому силачу, как Дрын, их помощь, получили ответ, что гусь живёт не один и помощники нужны, чтобы хозяйство не сожгли при нападении, лишив добычи.

Продолжая разговор, Белов ненавязчиво уточнил биографии злодеев, как ни странно, серьёзных преступлений за ними не было. Все отрицали убийства за собой, даже в пьяной драке. Бывший опер сначала сомневался, но, вспомнив поступки Дрына, понял, что тот решил использовать троицу вместо лошадок, а ближе к Соли-Камской избавиться от свидетелей. Уточнение семейного положения троицы подтвердило его мысли. Тогда Белов высказал им свои предположения. Те сначала отрицали такую возможность, но под наводящими вопросами и уточнениями опытного сыскаря уверились в его правоте.

Ребром встал извечный русский вопрос, что делать?

Сначала Белов хотел использовать их в работе со Скором, но убедился в бесполезности. Эти умельцы в первый же день напьются и разболтают всё и даже больше. Поэтому даже разговора о Скоре он с ними не заводил, хотя участие старейшины Выселков в готовящемся нападении было несомненным. Трёх бойцов Белов выспросил, как они прошли Тывай, те дружно ответили, что заходить туда запретил Дрын, вот на обратном пути обещал пустить повеселиться. До Тывая оказалось всего полдня пути. Вот и хорошо, значит, надо продержать бойцов здесь до вечера, а завтра с утра вернуться и проводить за посёлок. Запомнив, что бойцов зовут Малик, Тетеря и Хлоп, он несколько раз проинструктировал их, что делать и что говорить в Соли-Камской. Затем они вернулись к трупу Дрына и раздели его. Топор покойного и кошель с десятью гривнами, как полагается, достался Белову, против чего никто не стал спорить. А всю одежду со шлемом и бронёй он отдал трём бойцам, вызвав у них просто всплеск благодарности. Белов понимал, что броня Дрына стоит больше полусотни гривен, но её отсутствие работало против его идеи.

Идея Белова была такова, четыре бойца шли себе, шли, пока Дрын не провалился в промоину. Достали его только через полчаса и без топора, как добрые друзья покойного поделили его имущество и вернулись пропивать в Соль-Камскую. А куда и зачем вёл их Дрын, он им не говорил. Повторив эту версию, заставил выучить и запомнить место гибели Дрына, указав на окружающий лес. Заметив, что начало смеркаться, Белов велел собрать хворост и нарубить веток, положил на эту кучу раздетого Дрына и поджёг. А троим обормотам объяснил, что это надо для них, чтобы никто не проверил, имеется ли у Дрына рана, иначе убийство ляжет на них. Напоследок, напомнив, что вернётся сюда завтра и проводит троицу до Камы, а летом обязательно приплывёт в Соль-Камскую, он быстро ушёл домой по протоптанной лыжне.

Сумерки ложились всё плотнее и плотнее, поэтому весь обратный путь ему пришлось пройти бегом. В норматив перворазрядника он, конечно, не уложился, но за два с половиной часа тридцать километров прошёл.

Лариса уже волновалась, хотя и не показала виду, с детства была приучена, как дочь охотника, к неожиданностям. Белов собрал свою семейку и рассказал почти обо всём, только гибель Дрына представил провалом в полынью, а задержку объяснил тем, что долго вытаскивали. Но основную цель злодеев обозначил вполне чётко – грабёж и насилие с последующим убийством. Поэтому выдал всем по охотничьему ножу в ножнах и велел носить на поясе даже при выходе в курятник. Третьяка с Владой обязал закрываться на ночь, на стук не открывать, рогатину с топором держать под рукой, в случае опасности кричать громче. Для пущего эффекта продемонстрировал топор Дрына, уже отмытый от крови.

Политико-воспитательная речь произвела неизгладимое воздействие. Лариса долго не могла уснуть, пока Белов не приголубил её как можно нежнее, не забывая о беременности.

Наутро, ещё в сумерках, он убежал вниз по реке. Троица была на месте, затем все четверо исправно проследовали до Камы, где Белов их отпустил. По пути заглянул в Тывай, где убедился в правдивости слов разбойников. Обратно он вернулся засветло, с поклонами Ларисе от родни.

Строго-настрого запретив жене рассказывать кому-либо об этих злодеях, наутро, радуясь тихой погоде, которая обещала стоять ещё дня три, Белов вместе с супругой вышли по утоптанной лыжне и до сумерек добрались в Тывай. Глава семейства вспотел, несмотря на спокойный ход, настолько много тащил гостинцев для родни и знакомых.

В гостинцы Белов разрешил включить только продукты, объяснив Ларисе, что вещи будут дарить лишь сделанные или купленные ими самими, а не наследственные, которые покойные родители дозволили ему тратить только на женщин. А Белов, как любящий сын, не может обмануть родителей. Но если Лариса хочет, он может подарить много вещей в обмен ещё на одну жену. Та, конечно, отказалась наотрез и с тех пор очень ревниво смотрела на подарки.

После небольшого фуршета при лучинах и бражке, во время которого в дом под разными предлогами набились почти все молодые девушки угорского селения, так ненавязчиво предлагавшие Белову если не руку, то другое место точно, по требованию разгневанной Ларисы все легли спать. Увидев, что жена легла на полати снаружи, тесно прижав Белова к стене, тот мысленно усмехнулся и подумал, что следующий визит в Тывай Лариса устроит ох как не скоро. Слишком бросалось в глаза поведение угорских женщин, настойчиво желающих стать вторыми и третьими жёнами богатого соседа. Чувствовалось, что рассказы Ойдо о сватовстве в Выселках девушки-угорки поняли, как руководство к действию. Можно было не сомневаться, что Белов всегда будет желанным женихом и гостем в Тывае. Более того, сам мужчина начал опасаться, что самые активные девицы могут приехать к нему домой, напросившись в жёны. Одно предположение о таком варианте события отбило всяческий сон, лишь лёгкое опьянение и усталость постепенно сделали своё дело, супруги уснули. Спалось в жилище родителей жены не очень, даже Лариса, привыкшая к мягкому матрасу и чистому белью, беспокойно ворочалась на полатях, едва прикрытых старыми шкурами, наполненными земляными блохами, кроме того, как обычно, с вечера в полуземлянке было душно, к утру стало холодно. Утром Лариса подняла всех с самого рассвета, еле дождалась быстрого прощания, и супруги отправились домой, с этого дня жена называла своим домом исключительно жильё у реки Бражки.

Обратная дорога прошла без приключений. Жалея беременную жену, Белов шёл не спеша, по старой лыжне идти было удобно. Погода стояла тихая, безветренная, стёжки многочисленных следов на снегу развлекали супругов. Он пытался узнать, какой зверь оставил следы, а Лариса, довольная тем, что знает больше мужа, подтверждала или опровергала его догадки. Не дорога, а лыжная прогулка супругов по пригородному лесу, словно в далёком будущем, подумал он, сняв лыжи в сенях. Так бы всегда, мелькнула предательская мысль, жить тихо, спокойно, размеренно. На наш век хватит артефактов, а там, сама история управится.

– Нет, – рявкнул сам на себя Белов, пнув в сердцах дверь в сени, – жизнь положу, но организую вокруг себя анклав технического прогресса. Будут при моей жизни ходить пароходы по Каме, будут!

– Ты звал меня, муж мой? – выглянула из дома в сени на шум голоса Лариса. Она успела снять полушубок, оставшись в тёплом свитере и спортивных брюках. Розовая, с полным животиком, такая милая и домашняя.

– Да, дорогая, поставь чайник на плиту, хочу горячего попить. – Мужчина отряхнул от снега валенки и вошёл в дом, тут же забыв минутную слабость, своё желание плыть по течению, жить в удовольствии и неге.

А на следующий день ударили сильные морозы, и предполагаемое посещение Соли-Камской пришлось окончательно забыть, как и любые дальние походы.

Приближался день зимнего солнцестояния, стояли морозы за сорок градусов. На двор выходили только кормить кур и Фомку, да за дровами. Глава рода усиленно взялся за образование Третьяка и Влады. Чтобы читать по вечерам допоздна, Третьяк целыми днями накручивал ручку фонаря-генератора. Белов с удовольствием вспоминал физику и химию, решал задачи и разъяснял их ученикам. Сам он дополнительно читал справочники по электротехнике и разбирал старый электромотор, пытаясь переделать его в генератор. Пока мужчины занимались интеллектуальным развитием, Влада ежедневно по нескольку часов просиживала за точильным камнем и без особого напряжения гранила по два камня в неделю. Опасаясь за её лёгкие, Белов строго следил за рабочим днем – не более 4 часов – и ежедневной влажной уборкой. К счастью, девушка оказалась очень чистоплотной и уборку делала с удовольствием. Лариса от всех занятий была освобождена, компенсировала это изучением кулинарных рецептов и применением их на практике. Особенно её порадовала мясорубка, которую она обнаружила при изготовлении пельменей. Позже от неё муж узнал, что жевание мяса всей деревней из знаменитого анекдота про чукчей – чистая правда. Только мясо жуют не деревней, а семьёй.

Несмотря на свой энтузиазм, Третьяк не смог заниматься чтением и учёбой целый день, буквально после четырёх часов занятий информация до него не доходила. Чтобы занять его физической работой в доме, Белов поручил ему изготовление водяного колеса в натуральную величину. Весь декабрь Третьяк ежевечерне выгребал из своего дома по нескольку охапок стружки и опилок.

Быстрой и надёжной переделки электромотора в генератор не получилось, огорчённый Белов занялся изготовлением арбалета. Деревянный экземпляр получился довольно быстро, но пробивная способность у него была отвратительная, да и прицельная дальность не превышала десяти метров. Тут наступил январь, и холода закончились, установилась мягкая безветренная погода с температурой около минус десяти градусов.

Третьяк с Владой просто вырвались на улицу, да и Белов ответственно выводил Ларису на улицу два раза в день. Хотя какая там улица, даже двор до сих пор не был огорожен. Все вчетвером пошли гулять по лесу. Мужчины на охотничьих лыжах, а Влада с Ларисой на старых детских лыжиках под валенки. Третьяк вооружился арбалетом, Белов взял карабин без чехла. Судя по следам на снегу, жизнь в лесу просто кипела. За двухчасовую прогулку встретились не только следы зайца, лисы и белок, но и лося, благородных оленей и кабаньего стада. Мяса в доме было вполне достаточно, поэтому охотиться глава семейства не стал, а Третьяк вдоволь пострелял деревянными болтами по рябчикам и белкам и даже одного рябчика подбил.

На обратном пути нарезали ивовых прутьев для плетения. Оказалось, что молодожёны довольно сносно плетут. За неделю они сплели полдесятка морд для ловли рыбы, три большие корзины для хозяйства и пару небольших двухведёрных корзин под грибы.

Заметив, что Третьяк изнывает от физической недогрузки, Белов занялся пилением досок. До конца января мужчины вдвоём напилили полсотни шестиметровых досок разной толщины, обсудив подробно устройство будущей пилорамы. Доски сложили для просушки возле нового дома, на первом этаже которого шлифовальный круг практически не занимал места, а обе печи регулярно протапливались. Третьяк по собственному почину начал делать действующую модель пилорамы, а Белов решил разнообразить меню и подстрелил двух кабанчиков. За прошедшее время он вынужденно стал великолепным стрелком из карабина, пытаясь экономить патроны как только можно. Вот и сейчас, подстрелив тремя выстрелами двух лесных свиней, общим весом не меньше трёхсот килограммов, он испытывал не гордость от добычи, как всего год назад, на охоте в Бражинском районе. Нет, при нынешнем обилии дичи, он ругал себя за неудачный выстрел, потребовавший правки, из-за чего пришлось потратить три патрона вместо двух. Охоту в новом мире Белов до сих пор воспринимал, как стрельбу в заповеднике или зоопарке, так обильна и не пугана была дичь вокруг дома.

Почти сразу вернулись морозы и держались до марта. За время вынужденного затворничества Третьяк наконец осилил неорганическую химию за пятый и шестой классы, основы металлургии и перешёл к химическим опытам. На эти опыты ушла значительная часть уксуса, соли, соды и других хозяйственных препаратов. Третьяк обжёг левую руку серной кислотой, взорвал три стеклянных банки, но был счастлив безмерно. После удачного опыта по получению мыла порывался заняться его массовым изготовлением, Белов отговорил его только недостатком серной кислоты. Сам глава семьи выбрал в справочниках и энциклопедии места с описанием внешнего вида и расположения на Урале железных, медных и серебряных руд, нарисовал карту ближайшего Урала в пределах Соли-Камской, и решил попробовать Третьяка в качестве аналитика. Сможет ли практичный деревенский парень просчитать ближайшие месторождения и наиболее удобный к ним путь, напомнив, что из железных и медных руд получается замечательная серная кислота.

Белов уже давно выбрал по карте наиболее реальные места добычи серы, натриевых и калийных солей. Тем более что до ближайших было меньше ста километров пути по нескольким рекам. В ходе химического образования Третьяка он ещё раз вспомнил и отработал наиболее удобную технологию получения чёрного пороха. Заниматься динамитом или пироксилином без большого количества серной кислоты он не решился. «Лучшее – враг хорошего» – эта поговорка была одной из самых любимых у Белов. Или как говорил вождь мирового пролетариата, «лучше меньше, да лучше».

Для себя попаданец отметил, что основным направлением выживания надо считать не только создание эффективного огнестрельного оружия, но и постройку легко воспроизводимого движителя. ДВС или дизеля, реальнее всего, парового двигателя с непременной установкой на пароход, а позднее паровоз. На эти разработки Белов давал себе не более трёх лет. За эти три года надо не только создать производственную базу, но и начать выпуск первых образцов. Как это сделать без специалистов, он не знал. Вернее знал, что специалистов надо учить и нанимать, для чего и зарабатывал деньги торговлей с Окунем. Но практически полное отсутствие даже необученных людей заставило Белова по-другому взглянуть на историю России и Урала.

«Если здесь, в Прикамье, такая маленькая плотность населения, то на Урале людей практически нет. Значит, есть вероятность найти все богатейшие месторождения прошлого нетронутыми», – рассуждал он. Для этого надо только наиболее точно очертить предполагаемое место, в пределах пары километров, да иметь навыки отыскания и распознавания необходимых руд. Поэтому, используя время вынужденного безделья, Белов нарисовал несколько карт, даже схем, где основными ориентирами обозначил реки и горы, с названиями и расстояниями во избежание путаницы.

Таким образом, весь февраль прошёл в размышлениях и мечтаниях над картами, справочниками и энциклопедией. Хотя нет, совместными с Третьяком усилиями постепенно получилось водяное колесо в полную величину, высотой более двух метров, и модель пилорамы. Взбодрённый достигнутыми успехами, Белов вернулся к заброшенной идее создания генератора из двух электродвигателей и довёл-таки работу до результата. Генератор получился нестабилизированный, но дающий электричество при прокручивании вала. Из деталей, найденных в запасниках Алексея, удалось собрать небольшую коробку передач для генератора, затем приспособить её к водяному колесу. Оставалось дождаться весны и поставить устройство в работу, затем отрегулировать скорость вращения для стабилизации напряжения, возможно, собрать стабилизатор.

Фомка заметно подрос и окреп, Белов приучил его ходить под самодельным вьючным седлом без седока. Об удилах он думал, но не решался их применить, боялся испугать лося. Большей частью Фомка носил навьюченные мешки, пока не более сотни килограммов. К лету Белов намеревался брать Фомку с собой в походы вьючным животным. Зимой с лосёнком он устраивал небольшие прогулки до трёх-пяти километров, без привязи, благо глубокий снег не давал возможности животному далеко убежать.

Влада наконец извела все необработанные самоцветы и упрашивала Белова разрешить обработку изумрудов. Для изумрудов мужчина выбрал более сложную форму огранки, с большим количеством граней. Не усложняя объяснение рисунками, Белов при девушке на алмазном круге огранил два изумруда в качестве образцов и, с лёгким сердцем, оставил ей все необработанные изумруды для огранки. Обработанных драгоценных и полудрагоценных камней получилось двадцать восемь штук. Даже сомнения возникли, найдёт ли Окунь рынок сбыта для такого количества.

Время шло к весне, семейство поселенцев заставило все подоконники ящиками с помидорной рассадой, решив распахать и засадить огород на берегу полностью, насколько хватит посадочного материала. Растительное масло давно кончилось, поэтому глава семьи развивал наполеоновские планы о высадке целого поля подсолнухов и о подсолнечном масле осенью. В предвкушении огромных запасов масла Белов подумывал прекратить продажу бутылок и баночек. В марте мужчины нарубили в реке льда и оборудовали второй ледник под курятником, который получился достаточно большим для хранения хоть ста тонн мяса и рыбы. Маленький ледник в овощной яме тоже обновили и немного увеличили. Сейчас туда можно было поместить пару лосей.

Воодушевлённый такими возможностями, Белов решил запастись мясом, но ему стало жалко патронов. Третьяк предложил устроить ловушку из самострелов на лосей, целое стадо которых безмятежно ежедневно приходило кормиться в лесок на другой стороне Бражки. Хотя Третьяк уверял, что подобные самострелы хорошо срабатывают, но из трёх самострелов, насторожённых Третьяком, только один сработал и серьёзно ранил лосиху спустя неделю. По мартовскому насту лосиха далеко не ушла, привезти тушу домой удалось засветло. Негусто, но вполне достаточно, чтобы не волноваться о пропитании, а главное, не затрачены боеприпасы.

Воспользовавшись солнечной мартовской погодой, Белов с Третьяком напилили двуручной пилой и стащили к дому ещё штабель шестиметровых брёвен, которых хватит на два дома, одновременно запаслись дровами на полгода вперёд. На этот раз пилили не ближе к дому, а в маленьком логу, который присмотрели для организации пруда. Работа была нужная, но неинтересная и тяжёлая. Белов, спиливая двуручной пилой деревья у самой земли, превозмогая боль в спине, дал себе клятву за лето построить нефтеперегонный аппарат и выгнать хотя бы сотню литров бензина для бензопилы и других движков. Сразу после этих работ он восстановил самогонный аппарат и поставил брагу на излишках свёклы, решив сначала попробовать развести оставшийся бензин самогоном покрепче. Пока брага подходила, начал проектировать упрощенную установку для получения бензина, пришлось снять все стальные трубки, использованные ещё в мае вместо решёток для окон, по расчётам, должно было хватить. Учитывая, что и бензопила, и почти все другие движки были отечественные, самодельного бензина на базе самогона с октановым числом 50–60 могло хватить для нефорсированной работы техники на несколько лет.

За всеми хозяйственными делами чуть не проворонили начало распутицы. Снег начал таять мгновенно, за неделю на месте метровых сугробов появились прогалины, а по льду рек и ручьёв потекла вода. Белову пришлось срочно вставать на лыжи и бежать за повитухой в Тывай. Туда он добежал по привычке за день, а обратно, да со старухой, пришлось идти два дня, еле успели по крепкому льду. Теперь вторую неделю повитуха жила в доме Третьяка, по уговору, ожидая родов Ларисы. Половодье началось рано, 19–20 апреля, но уровень Бражки поднялся невысоко, метра на два. Не успела река очиститься ото льда, как родила Лариса. Родила быстро, легко, мальчика. Сразу после родов счастливый папаша на лодке с Третьяком отправил повитуху домой. Он по-прежнему опасался показывать посторонним комнаты второго этажа. Сына назвал Максом.

Уже через пять дней после рождения сына Белов шокировал жену, приготовив вечернюю ванну для купания ребёнка. Надо было видеть лицо матери, когда отец купал сына впервые. Белов едва сдерживал смех, дав волю эмоциям после того, как насухо вытер чистого мальчика. Так дальше и пошло, в своём мире папаша не отлынивал от воспитания детей и знал всё, что положено родителям, – от поддержания чистоты и лечения отваром семян укропа вздутия животика, до профилактики простуды и детского массажа. Более того, к требованиям соблюдения гигиены он приучал не только жену, но и Третьяка с Владой, на примере показывая молодожёнам, как нужно ухаживать за новорожденным. Лариса легко восприняла указания мужа, усердно их выполняла, все дни проводила с сыном, для гулянья на улице Белов подновил старую детскую колясочку, давно заброшенную в чулане. Из старых свитеров Лариса вязала мальчику носочки и тёплую одежду, бельё и пелёнки она уже научилась делать из старых простыней на швейной машинке.

Соскучившийся по огородным работам хозяин целыми днями возился с теплицей и парником, удобряя их лосиным и куриным помётом, объясняя удивлённым Владе, Ларисе и Третьяку, зачем это надо. Как обычно, весной бывший горожанин мог работать на огороде круглосуточно, с наслаждением вскапывая грядки и высаживая рассаду в парник и теплицу. Теплицу нынче пришлось покрывать остатками полиэтиленовой плёнки, которой могло хватить года на три, не больше, поскольку все оконные рамы использовали для нового дома. Белов слышал о слюде, которую вставляли вместо стёкол, видел её у Окуня, но не спросил о цене, а Третьяк и Влада ничего внятного рассказать не смогли об этом. На своей карте он сразу пометил ближайшие места, где должна быть слюда.

Половодье спало, и в ожидании тепла мужчины занялись ловлей рыбы, застрявшей в небольших ямах и ериках. За неделю удалось накоптить рыбы тонны две, да засолить килограммов двести икры, в основном чёрной. «Да, в первобытной жизни есть свои плюсы», – думал Белов, потроша очередную стерлядь, никакого рыбнадзора, никаких химкомбинатов и гидроэлектростанций. Обилие рыбы, не просто рыбы, а большой рыбы, по-прежнему, удивляло его. Неудивительно, думал он, вылавливая очередную белорыбицу длиной полтора метра, что целые селения угров живут одной рыбалкой. Хотя самому ему мясо и рыба уже изрядно надоели, он не мог дождаться перехода на овощи и первого урожая зерновых; высаженные осенью семена пшеницы дружно взошли, злак оказался озимым.

Земля прогрелась рано, после первого мая, который Белов отметил дегустацией двойного перегона, настоянного на берёзовых почках, – получилось неплохо, больше семидесяти градусов, судя по вкусу. Из получившихся десяти литров восемь он оставил для посевной, а два разлил для настоек. Но праздновать сверх одного дня не получилось, земля парила так сильно, что уже второго мая Белов взялся за мотоплуг. Озадачив Третьяка лопатой и грядками, сам бодро пошёл за мотоплугом. Двигатель на самогоновой смеси работал терпимо. Не форсируя нагрузку, он закончил вспашку за три дня, припахав к расчищенному участку ещё столько же земли и расчистив все удобные земли вдоль речки Бражки. По-хозяйски прикинул, что за лето придётся выкорчевать десятка два деревьев, чтобы через год ещё увеличить посевы и посадки.

Посадочные работы втроём прошли гораздо веселее, всё высадили быстро, за два дня, несмотря на удвоение посевных площадей. Оставшиеся после высадки рассады в теплицу помидоры Белов пока оставил в доме, на случай холодов, рассчитывая высадить основное количество в открытый грунт в июне. Практически все семена подсолнечника он решил высадить рассадой, которая уже прорастала в ящиках. Работа предстояла огромная, семян вышло больше тысячи, но Белов страшно соскучился по растительному маслу. Будучи перестраховщиком, он оставил немного семян про запас, на случай непогоды. Для подсолнухов семейство распахало освободившуюся пустошь недалеко от дома, между пеньками, решив пока не тратить силы и время на корчевание.

Своей очереди на пересадку поджидали полсотни ростков, появившихся за прошлое лето из яблочных семечек двух сортов яблок, зимнего и осеннего. Скорее всего, у этих сортов были свои нормальные названия, но бывший горожанин их не знал. Две горсти яблочных семян были отложены для посадки этим летом. Для яблоневых ростков, для малиновой веточки и обнаруженного осенью ростка смородины, пока непонятно, какой, глава семейства приготовил и удобрил отдельный участок. Ещё нынче он намеревался высадить вишню, несколько засохших веточек которой нашёл в сенях зимой. Половина этих веток отмокала в воде, другие веточки наш доморощенный садовод собирался прикопать сухими. Хоть одна из них да прорастёт, не сомневался мичуринец.

Ожидая роста подсолнуховой рассады, Белов вспомнил про мельничное колесо. В ложке, подготовленном под прудик, уже скопилась вода от остатков снега. Оставалось поднять плотину на пару метров, установить там колесо и пустить в яму русло ручья для заполнения. На все эти работы даже вдвоём ушли десять дней. Почти неделю ждали заполнения прудика ручьём. Хотя ждали, не то слово. Успели спокойно высадить рассаду подсолнечника и прополоть первые всходы на огороде. Начали из заготовленных брёвен строить вокруг мельничного колеса ещё один сарай-мельницу. Подняли на десять венцов, когда прудик наполнился, и можно было открыть заслонку рабочего стока.

Колесо бодро закрутилось, передача работала хорошо, включалась и отключалась ровно. Но не было второго жёрнова для устройства водяной мельницы, а разбирать с таким трудом созданный точильный станок Белов не хотел. Зато генератор работал стабильно, давал напряжение около ста вольт, пришлось срочно собрать небольшой повышающий трансформатор, после чего не только загорелись лампочки в доме. В жизнь попаданца вернулась частица цивилизации, принесшая чувство уверенности в своих стремлениях прогрессорства. Попытки запустить компьютер оказались напрасными, материнская плата вышла из строя. Музыкальный центр работал, но эфир оказался абсолютно пустым, как и ожидалось. Все лазерные диски тоже потеряли информацию, работали только магнитофонные кассеты. Их и стал гонять по вечерам Белов, выбирая бардовские песни и просто музыку, которая очень понравилась женщинам.

Надо ли говорить, как поднялся авторитет мужчин после появления электричества. Да, да, именно обоих мужчин, потому что сам Третьяк был внутренне готов к подобному после зимнего ликбеза по химии и физике. Зато обе женщины испытали огромное удивление, перешедшее в обожествление своих мужей, если не сказать больше. Нет, Влада понимала, что главный бог в доме Белов, но участие своего мужа в волшебном процессе творения электричества, света и музыки из ящика тоже видела. При таком раскладе любовь и доверие женщин к мужьям, и без того высокие, поднялись до заоблачных высот. А Третьяк почувствовал себя волшебником, способным свернуть горы. Теперь он не сомневался, что под руководством родича создаст любой клинок, любой инструмент из стали и железа.

Больше всего лавров снискал Белов, хотя его авторитет был достаточно велик и раньше. Теперь, после того, как удалось запустить музыкальный центр, зажечь электролампочки, после увиденной реакции своей новой семьи, он окончательно убедился, что в его силах создать технологический рывок в небольшом селении. Так сказать, построить остров капитализма в открытом море первобытнообщинного строя, хоть и в одном, отдельно взятом, селении. У него самого кружилась голова от полученных первых результатов, но «головокружение от успехов» не случилось. Он понимал, что технический прогресс не сводится к примитивному использованию артефактов, попавших в этот мир, что работать придётся долго и упорно. Посему основными задачами считал безопасность маленького мирка на берегу речки Бражки, куда входила не только оборона от врагов, но и продовольственное обеспечение. Особенно не давало покоя навязчивое желание отведать хлеба, привык русский человек к хлебу, привык!

Поэтому к осени, к сбору урожая зерна, необходимо было подготовить нормальную мельницу, жернова для которой извели на наждачный круг. Деваться некуда, надо плыть за точильными камнями, а заодно и Выселки навестить. Хоть и не хотелось Белову плыть одному, да женщин без мужской поддержки оставлять ещё страшнее, тем более что Влада стала заметно поправляться, хоть и не признаётся в беременности.

… – Допрыгался, значит, – констатировал Окунь, хмуро выслушав известия о гибели Дрына. В то, что Дрын случайно упал в реку и утонул, прожжённый торговец не поверил. Из всего этого ясно виднелись следы чужака. В своё время Окунь отказался помочь Скору в нападении на чужака, хотя и тому ничего не сказал. Оставил всё на усмотрение богов, и, как оказалось, был прав. Что ж, придётся помочь Белову, искупить своё молчание, свой грех. Знать, силён чужак, не только дорогие вещицы имеет, но и за себя постоять может. Да и боги ему явно благоволят.

«Вовремя я одумался его обманывать, ой, вовремя. Спаси, Сварог и Велес», – помыслил купец, встал и отправился к домашнему пантеону любимых богов. Выбрал там самых нужных – Велеса (бога торговли) и Сварога (покровителя мастеров), принёс их на обеденный стол, где ужинал, поставил деревянных истуканов на гладко выструганные доски. Ещё раз попросил благословения у богов и налил в деревянные чаши на руках статуэток немного ромейского дорогого вина. Остатки выпил сам из братины, со словами:

– Благословите, боги, на добрую торговлю. Особенно с чужаком Беловым. Дайте мне силы и удачу, я в долгу не останусь. Буду торговать с Беловым по совести, зла против него не творить.

 

Глава десятая. Людоловы

Намереваясь обернуться за жерновами в два-три дня, чтобы успеть до посадки подсолнухов и сеяния ярового клина из купленного у аборигенов зерна, Белов рано утром отплыл вниз по Бражке, на корме лодки стоял лодочный мотор, в запасе была канистра на десять литров. Прошлогодние мучения при подъёме по реке Сиве против течения он повторять не собирался, тем более что не окончившееся половодье обещало превратить подъём против течения в тяжёлый труд. Потому рискнул использовать остатки бензина, нежели мучить себя несколько дней, благо весенние полевые работы были успешно проведены. В половодье река текла быстро, уже к обеду он добрался до Сивы, надеясь заночевать в Тывае у родни. На излучине реки подплыл к зарослям ивы, откуда послышался негромкий окрик.

– Дядя Белов, дядя Белов, – из-за кустов показался мальчишка из Тывая, – не плыви туда, на нас людоловы напали.

Он причалил к берегу, где уже собрались семеро ребятишек и три девушки из Тывая. Путая славянские и угорские слова, они рассказали, что вчера вечером на Тывай напали вооружённые люди, которые всех стали убивать и связывать, взрослые выгнали детей на улицу и велели им бежать к Белову, сами в это время пытались задержать нападавших. Что происходило дальше в Тывае, ребята не видели, ночь и всё утро они шли вдоль реки. Со слов ребят, нападавших было два десятка, но бывший опер знал, как преувеличивают число преступников потерпевшие, поэтому взял наиболее вероятную численность разбойников не более десяти человек. Он выспросил ребят – оказалось, луков и самострелов у нападавших никто не видел, была возможность справиться с ними с помощью карабина. Белов оставил ребятам все запасы еды и тёплой одежды, велел идти вдоль реки вверх, добираться до его дома, а сам быстрым темпом стал спускаться вниз по течению, внимательно оглядывая правый берег.

В полукилометре от Тывая он привязал лодку в густом ивняке и, с карабином в руках, осторожно подобрался к селению, прячась в кустах. В селении было непривычно тихо, не лаяли собаки, не кричали ребятишки. Почти все двери в домах и сараях были сорваны, с уличных очагов исчезли два больших медных котла. После получаса наблюдения Белов пришёл к выводу, что в Тывае никого нет. Он быстро оглядел берег Камы, ни одной лодки не было, ни чужой, ни тывайской. Уже более уверенно он начал обходить жилища, в которых действительно никого не оказалось. Живых. Восемь мёртвых стариков и старух лежали в своих домах. Всё ценное из селения исчезло, только просыпанные сушёные грибы говорили о том, что люди здесь жили совсем недавно. Белов начал обходить по спирали поляну вокруг селения, осматривая следы в поисках вещей или трупов, нашёл два трупика собак и протоптанную тропинку к берегу, где пленных вели к лодкам. Не найдя никого, он стал громко кричать, называя имена жителей Тывая, надеясь, что ещё кто-нибудь убежал и прячется неподалёку.

Догадка оказалась верной, вскоре к нему подошёл мальчишка лет четырнадцати, которому Белов рассказал, что встретил по дороге ребят с девушками. Узнав мужа своей односельчанки, подросток свистнул, обернувшись к лесу, крикнул что-то по-угорски. На его вызов из леса прибежали ещё двое мальчишек помладше. Пока они добирались до селения, Силя, как звали подростка, рассказал, что нападавшие отплыли накануне вечером вниз по Каме, на трёх больших лодках, всех пленных тывайцев и награбленное имущество увезли с собой. Самое неожиданное, что в лесу мальчишки прятали раненого Ойдо, который пытался драться с нападавшими, получил несколько ранений и смог убежать в лес. Белов немедленно побежал к лесу, где лежал раненый.

Ойдо лежал возле самой опушки, под липой. Белов быстро вынес его на свет и осмотрел раны. У охотника была ссадина на голове, судя по мутному взгляду, сотрясение мозга, перелом правой руки, остальные ушибы и синяки опасности не представляли. Ойдо узнал Белова, пытался что-то рассказать, но говорил бессвязно и непонятно. Ребята помогли уложить сломанную руку угра в лубки, перевязать открытые рану на голове, затем перенёсли Ойдо в дом. Уже смеркалось, ночевать придётся в селении, ночи по-весеннему холодные. Ребята натаскали дров, и уже в сумерках все собрались в жилище Ойдо, сели возле разожженного очага. Силя, дополняемый всеми подростками, рассказал, как происходило нападение. Нападавших было действительно всего двенадцать человек, все в бронях и шлемах, с дубинками. Они напали на селение с двух сторон, по двое врывались в дома и вязали взрослых и старших детей, малышей просто запирали в жилище. Все мужчины пытались сопротивляться, их быстро оглушили и связали, только Ойдо удалось вырваться и убежать. Бежать пытались многие, но всех женщин догнали, только мальчишкам удалось скрыться. Потом нападавшие связали за ноги по два человека и заставили их носить вещи на берег, где грузили в три большие лодки. Погрузили практически всё имущество небольшой общины, от сушёной рыбы и пойманных собак до шкурок, приготовленных на продажу, и одежды. На каком языке говорили нападавшие, детишки не поняли, возможно, по-славянски, хотя некоторые слова были совсем непонятными. Лодки уплыли по течению Камы задолго до темноты.

Белов сидел и слушал рассказы ребят, прикидывая, что можно сделать. Гнаться с утра за разбойниками, с отставанием в двое суток, бесполезно. Не зная никого в лицо, мальчишки в этом не помощники, они видели всё издалека, никого из нападавших не узнают. Одна надежда на Ойдо, но он в плохом состоянии, нуждается в лечении, это около двух недель, не меньше десяти дней. Да, шансов догнать пленённых тывайцев будет меньше, зато появятся реальные приметы нападающих, по ним можно попытаться отыскать разбойников, а там и пленных. Надо полагать, что людоловы не из Москвы приплыли, и не из Астрахани, а гораздо ближе. Впрочем, какая Москва и Астрахань, сейчас таких городов ещё и нет. Белов решил утром отправляться домой, с этими мыслями и задремал на полатях.

Утром пришлось задержаться для устройства похорон убитых стариков, которых хоронили по-славянски, на костре. Для костра раскатали один сарайчик, на брёвна сложили все тела и подожгли. Мальчишки крепились, удерживаясь от слёз, да и Белову тяжело хоронить убитых, глядя на разгорающийся погребальный костёр, он мысленно поклялся приложить все силы для поимки негодяев и освобождения тывайцев. Мальчишки притащили из леса спрятанную лодку, поэтому все поместились и быстро поплыли вверх по течению. Однако на вёслах шли медленно, было видно, что до вечера не успеть добраться домой. Белов опасался ночевать с раненым Ойдо в лесу, тот всё не приходил в сознание, поэтому привязал вторую лодку верёвкой и завёл мотор. Движение заметно ускорилось, удалось добраться домой буквально за четыре часа.

Ойдо очнулся утром второго дня, к счастью, практически здоровым, сотрясение мозга быстро проходило, осталось вылечить сломанную руку. Он порывался бежать за похитителями, но очень ослабел и не мог даже встать самостоятельно. Два дня его откармливали бульонами, затем уже рыбой и мясом. Пока раненый выздоравливал, Белов загрузил всех тывайцев, которых оказалось двенадцать мальчишек и пять девушек, работой по хозяйству. На самогонной смеси он вспахал ещё полгектара земли, надо подумать о новых едоках. Участок засеял остатками овса, ячменя и ржи. Ребят занял прополкой овощей и рыбной ловлей. Тех четверых, что постарше, под руководством Третьяка отправил пилить лес для постройки новых домов. Даже если удастся вернуть пленённых тывайцев, жить придётся здесь, подальше от Камы.

– Белов, дай мне лодку и нож, я поеду выручать жену, – шептал ещё слабый от потери крови Ойдо.

– Оба поедем, поправляйся быстрее, – успокаивал его Белов. Он действительно собирался после выздоровления угра плыть вниз по Каме. Пока же начал уточнять приметы нападавших.

– Главного у них я запомнил очень хорошо, он коренастый, рыжий, нос картошкой. На моих глазах он убил старуху-соседку. Ещё двоих смогу узнать, высокого, со шрамом на носу, и молодого, с длинными ресницами, – вспоминал подробности Ойдо, – оба напали на меня, я их разглядел очень хорошо.

– Даю тебе ещё три дня на окончательное выздоровление, а пока побываю в Выселках, – решил Белов.

До Выселков он добирался два дня, по пути внимательно осмотрел опустевший Тывай, берег Камы. Судя по следам, после похорон в селении никто не побывал. В Выселках путник поговорил со Втором Лопатой, который подробно рассказал, кто бывал зимой, куда и когда выезжал Скор. По описаниям никого из трёх разбойников, которых видел Ойдо, Втор не узнал. Белов дал ему несколько кун и велел высматривать всех, кто похож по описанию, при их появлении запомнить имена и тех, к кому приезжали. Брат Втора уже начал ходить, бывший сыщик повстречался с ним. Тарас оказался непохожим на брата-тугодума, он сразу заинтересовался возможностью перебраться к Белову.

– Нам с братом здесь жизни не будет. Рано или поздно Скор нас изведёт, – убеждённо говорил он.

– Хорошо, – отвечал Белов, – как только ты уйдёшь с долгом от Скора, он потребует тебя выдать на расправу и будет прав. И я с ним спорить не буду. Но если мы вернём захваченных тывайцев, вы с братом вполне можете жениться на любой угорке и уйти, а долг выплатить из приданого. Тогда ни у кого подозрений не будет, Скор к вам интерес потеряет. Кстати, что он говорил о Дрыне?

– Скор очень злой был, когда узнал о гибели Дрына, всё ругал Тетерю, который прохлопал ушами. Нам рассказал, что Дрын утонул. Мы этого Тетерю с двумя другими видели, зимой приходили к Скору, быстро ушли.

– Значит так, – подвёл итоги Белов, – теперь ваша с братом судьба зависит от розыска тывайцев. Найдём их, да ещё при вашей помощи, будет вам и выкуп за долг и жена каждому. Не найдём, вы уйти не сможете, вечно будете на Скора работать. Да не вздумайте Скору сказать о приметах разбойников. Всех проезжающих расспрашивайте незаметно, не знают ли, где такие живут, мол, это ваши должники или друзья.

После разговора с братьями, которого никто из выселковских, слава богу, не заметил, Белов пошёл официально доложиться Скору. Старейшина оказался дома, выслушал грустный рассказ гостя, который не упомянул о выжившем Ойдо и приметах разбойников. Скор долго выспрашивал, не видел ли кто из подростков нападавших в лицо. После отрицательного ответа старейшина Выселков облегчённо вздохнул, посетовав на сложности поиска разбойников. Он пространно рассказал гостю, что подобных случаев на его памяти не было, никогда людей на Урале не похищали, хотя на южной Волге, по слухам, такое часто случается. Поблагодарив Скора, Белов ещё зашёл к кузнецу, купил у него кувалду, заглянул к Курихе, поблагодарил, рассказал о своих курах, просто поболтал. Невзначай упомянул, что не видел ни одного рыжего человека в Выселках. Куриха всплеснула руками:

– Сроду не бывало у нас рыжих. В Выселках, почитай, всего из двух родов люди собрались. Из рода бобров, предок наш Бобёр пришёл на Каму три поколения назад. Да из рода гоголей, их сразу три семьи приехали, они недавно живут, лет двадцать всего. Все наши чернобровые, рыжими никогда не были. Гоголевы русые, но рыжих тоже не видели. Да я рыжих видела всего три раза в жизни, с торговцами сюда приезжали. Нет, вру, – задумалась Куриха, – давеча выходил один рыжий от Скора, но это давненько было, недели две назад. Больно уважительно с ним старшина разговаривал, важный, видать, купчина, нос толстый, морда здоровая, а глаз недобрый. Утром дело было, все ещё спали, а я как раз мимо шла Скорового зимовья, в лес спозаранку за старыми листьями для подстилки.

– Не о рыжих разговор, ты мне вот что расскажи, – перевёл разговор Белов и продолжил выспрашивать подробности разведения цыплят, пытаясь стереть из памяти Курихи разговор о рыжих. Потом купил у словоохотливой бабы два мешка куриного корма и ушёл.

От Курихи он зашёл к родителям Влады, передал поклоны дочери и зятя и незаметно выспросил всё, что они знали о проезжающих по Каме людях. Нашёл троих парней, которые летом по поручению Скора били Третьяка. Со всеми тремя бывший сыщик поговорил по отдельности, Елага проговорился, что видел два раза рыжего мужика со Скором. Когда Белов вернулся на берег, там выгружались лодки Окуня. Поделился с ним своим горем, торговец пообещал узнать о тывайцах в булгарских городах, куда собирался спуститься после торговли в Выселке. Одновременно Белов договорился с Окунем о встрече через три дня в устье Сивы, у пустого селения. Там путник собирался передать купцу обработанные самоцветы для продажи, Окунь, в свою очередь, прямо на берегу продал напарнику ещё два десятка самоцветов по две куны за штуку.

Добравшись домой, Белов застал Ойдо практически здоровым. Только повязка на руке напоминала о полученном неделю назад переломе. Плыть в булгарские города решили сразу после встречи с Окунем, намереваясь обогнать его лодки. Вещи все уже были собраны, после плотного обеда мужчины отплыли, взяв с собой все запасы обработанных самоцветов, трофейный топор Дрына, настенное круглое зеркало, бережно завёрнутое в три слоя ткани и заложенное между досками. Бывалый сыщик не собирался устраивать нападение в духе боевиков, он намеревался выкупить пленников, для чего и взял самые ценные вещи из дома. Нет, если выкупить не удастся, придётся драться, однако миром решить вопрос всё-таки лучше. Ойдо вооружился обыкновенным топориком и охотничьим ножом из запасов Алексея.

Отплыли оба на малой лодке, куда переставили лодочный мотор, с неплохим запасом бензина. Возле разгромленного селения обоих уже ждала расшива Окуня. Никаких новых сведений купец, к сожалению, не принёс. После продажи ему половины обработанных самоцветов в руках у Белова оказалась неплохая сумма в шесть гривен. Он подробно выспросил у купца обо всех известных селениях ниже по течению, после чего поспешил отплыть, не дожидаясь расшивы партнёра. Шли вниз по Каме на вёслах, Ойдо внимательно рассматривал берега, в надежде увидеть лодки людоловов или какие следы похитителей.

До первого селения добрались уже в сумерках, дома стояли не на самом берегу Камы, а укрывались в заливе при впадении небольшой реки. Белов и Ойдо не скрывали цели своего путешествия.

– Помогите, люди добрые, – кланялись оба при входе в селение, – угнали наших родичей незнамо кто. Плыли они примерно десять дней назад на трёх лодках, с женщинами и детьми, может, кто видел?

Такая тактика расспросов дала свой результат в третьем селении, куда сыщики добрались в полдень следующего дня. Двое мальчишек видели три лодки с женщинами и детьми, проплывавшие вниз по Каме. Дальше плыть уже было спокойнее. Вопросы возникали только в устье реки Белой, потом Вятки. Но, чем дальше, тем больше свидетелей находил бывший сыщик, сказывался многолетний опыт розыскника. Белову здорово повезло, что он был с Ойдо, потому, что многие встреченные селения были угорскими, там жители охотнее говорили с соплеменником. За три дня они не видели ни одного селения непосредственно на берегах Камы, зато в устьях небольших речек посетили девять угорских поселений. Продвижение из-за остановок было медленное, всё это расстояние можно было проплыть вдвое быстрее, но результат стоил того. Ещё в двух селениях нашлись свидетели, заметившие на Каме три лодки, скорее всего, с пленными тывайцами. Утром четвёртого дня плавания показался первый город, явно булгарский. Он как раз стоял на камском берегу. Городом назвать обнесённую частоколом деревеньку, немногим больше Выселков, было сложно, но после угорских селений из десятка полуземлянок, почти сотня домов смотрелась очень внушительно.

Белов оставил Ойдо расспрашивать мальчишек и рыбаков на пристани, а сам прогулялся по городку, носившему название Россох, видимо, по причине постройки на месте впадения в Каму аж трёх речек. Город оказался почти близнецом Выселков: также сидел у ворот мужичок, также главная улица привела Белова к дому городского старейшины. Старейшина оказался действительно старым, поэтому гостю пришлось кричать ему на ухо. Булгары отлично понимали славянский язык, разницы в произношении фактически не было. Позднее Белов сообразил, что формально булгары тоже славяне, якобы даже соплеменники дунайских болгар. Старик довольно равнодушно отнёсся к сообщению о нападении на селение угров, обронил:

– Пусть идут под нашу руку, мы защитим от любых разбойников.

Также равнодушно старик выслушал приметы главаря напавших, после чего ушёл в свой дом. Белов ещё заглянул к кузнецу, тот был совсем молчун, только указал направление к дому чеканщика. Чеканщик оказался разговорчивым молодым парнем по имени Грач. Он выбивал узоры на большом медном блюде, на показанный Беловым гранёный самоцвет взглянул равнодушно.

– Люди в городе небогатые, тебе надо в Булгар добираться, – пожав плечами, сделал вывод Грач. О трёх лодках он тоже ничего не сказал. Зато на банку из-под пива посмотрел заинтересованно. Покрутив её в руках, попросил продать за две куны. Белов поторговался и продал банку за пять кун, после чего вернулся на пристань. Ойдо уже приплясывал от нетерпения, он разговорился с мальчишками и рыбаками, которые видели разыскиваемые лодки восемь дней назад. Похитители проплыли мимо пристани, не останавливаясь. Белов с Ойдо продолжили преследование. Плыть пришлось ещё три дня, на этот раз свидетелей искали прямо на пристани, иногда подплывали к лодкам рыбаков. По дороге попались ещё четыре города, в каждом находились свидетели, видевшие похитителей, как вдруг в пятом городке все рыбаки дружно замотали головами.

– Не было таких лодок, никто не проплывал.

Заметив, как Ойдо изменился в лице, Белов похлопал его по плечу:

– Не переживай, это даже хорошо, мы их почти догнали. Ты оставайся, поговори с рыбаками, какие большие лодьи приплыли и откуда за последнюю неделю были купцы, а я погуляю.

Опытный сыщик прошёл вдоль стоявших у пристани лодей и расшив, ни в одной из них тывайцев не было, либо они не могли там поместиться. В городе он сразу стал искать питейные заведения. Преступники, как правило, люди недалёкие, если не сказать прямо, глупые. Свои «заработки» тратят на одежду, выпивку и автомобили. Последнее отпадало за неимением автопромышленности. Одежду за неделю форы злодеи, если хотели, уже купили, оставшийся «заработок» разбойники наверняка будут пропивать. Ездить на Канары в этом мире ещё не принято, копить на свадьбу или помощь больным родителям ни один из известных Белову преступников никогда не копил. В этом мире преступники не должны отличаться от русских, только в слезливых сериалах преступниками становятся от большой любви. Обычно преступают закон дебилы и лодыри, не способные заработать честным трудом. Бывший розыскник был просто уверен, что из трёх известных ему по описанию злодеев хоть один пьянствует. Остаётся только найти это место.

Он зашёл в единственную в городке корчму, взял кружку кваса и подсел к двум мужичкам, явно с большого похмелья. Они обсуждали свадьбу у какого-то Гули, где пировали два дня, обдумывали, куда пойти сейчас. Выпить им хотелось очень сильно, но пропивать вещи было жалко, а кун на выпивку не было. Белов легко вошёл в их разговор и стал интересоваться, где можно весело провести время, чтобы не было посторонних, и обязательно были женщины. Мужички воспрянули духом и заявили, что знают такое место. На осторожный вопрос приезжего гостя, мол, там занято, совсем весёлые мужички заверили, что места там много и занято не бывает. Рассудив, что в таком городишке не должно быть много злачных мест, Белов решил навестить предложенное мужичками место. Шансы получить топором по голове были достаточно высоки, но рисковать приходилось осознанно, иначе розыск разбойников, да на чужой территории, мог не просто затянуться, но и окончиться ничем. Это в лучшем случае, а в худшем Белов и Ойдо сами могли пропасть без вести, их обоих точно никто искать не будет.

Он купил у корчмаря полуведёрный туесок браги, пошёл с мужичками, которые вывели его за тын и повели подальше от городской стены. Идти пришлось недолго, полчаса, сначала по лугу, затем через лес. Вышли на поляну, где стояли три избушки с двумя сараями, обнесённые тыном. Сразу залаяли собаки, замычали коровы. Не такие уж и пропойцы здесь живут, подумал Белов, люди хозяйственные, не сносить мне головы в случае чего. Хуже нет, когда преступниками верховодит практичный хозяйчик.

Не подавая вида, он спокойно дождался, пока ворота отворит замотанная в платок женщина неопределённого возраста. Мужички пошептались с ней и дёрнули Белова за рукав, проходи, мол. Гость, с максимальной осторожностью, пошёл по крытому двору, обходя рвущихся с цепи собак. Его завели в избушку поменьше, где за столом в единственной комнате сидели две нарумяненные девицы весьма потрёпанного вида. При виде их возникла мысль о кожно-венерическом диспансере и лечении всевозможных заболеваний. От чесотки до триппера и сифилиса, хотя и говорят, что сифилис подарили индейцы Америки, проверять это бывший сыщик не собирался. На полатях вдоль стен лежало какое-то тряпьё, да ещё один человек спал. Белову было не видно, мужчина или женщина.

– Вот и мы пришли, молочка от дикой коровки принесли, – весело закричал спутник Белова, назвавшийся Маригой. Девицы посмотрели на него мутными глазами и уткнулись в стол. Не смутившись, Марига начал разливать брагу по берестяным кружкам.

Все выпили, девицы тоже сделали по глотку, продолжая сидеть неподвижно, тупо рассматривая посетителей. Марига завёл разговор ни о чём, неестественно улыбаясь и подхохатывая после каждой фразы. Выпили ещё по одной кружке, Белов старался не допивать, опьянение в этом месте грозило преждевременной смертью. Девицы не выходили из ступора, воспользовавшись этим, он спросил Маригу:

– А где веселье, с этими девками каши не сваришь.

– Ничего, – успокоил тот, – скоро оклемаются. Так они девки весёлые и затейливые, не пожалеешь.

– Может, в другой дом сходить, там, поди, другие есть, – продолжил сыщик, которого очень интересовали посетители второго жилища.

– Есть, да не про нашу честь, – огрызнулся Марига, явно недовольный этим вопросом.

– Что так, – Белов сыграл обиду богатейчика, – мы не лыком шиты, коли девки стоящие, я куны не жалею. Не с этими слизнями сидеть, зря сюда пришли. Допиваем, я ухожу.

– Погоди, погоди, – засуетился Марига, не желавший упускать щедрого собутыльника, но явно опасающийся посетителей второго дома. Белов немного помог ему:

– А что, если люди там добрые, у меня для всех на угощенье хватит, – и вытащил горсть кун, – сбегать только за брагой надо, сам не пойду.

Марига быстро сунул куны второму мужичку и выпроводил его во двор. Собаки, что характерно, не залаяли. Сам Марига, велев Белову оставаться на месте, вышел во двор, во второй дом. Сыщик через некоторое время, с туесом браги, пошёл за ним, надо было спешить с установлением людоловов, обидно будет ввязаться в драку с посторонними жуликами. Заниматься ловлей всех подряд преступников не входило в его планы, слава богу, давно вышел на пенсию из милиции. У него была одна задача – освободить пленных тывайцев. Собаки тоже не залаяли, когда он прошёл к большому дому, видимо, были приучены на посетителей не лаять. Белов осторожно поднялся в сенях к двери в дом и прислушался. Марига громко уговаривал кого-то посидеть вместе, мол, мужик богатый и один, напоим да посмотрим, что с ним делать. Белов осторожно вернулся ко входу в сени и стал греметь дверью, сильно топать, поднимаясь в дом. Марига сразу открыл дверь, спрашивая, зачем пришёл. Тот, изображая сильно подвыпившего, перед этим он выплеснул часть браги из туеса на пол, закричал:

– Я жду, жду, пью, пью, скучно мне. Где девки, где веселье? Наливай, веселись, – протянул остатки браги Мариге. Затем «пьяно» навалился на него, заталкивая в избу и почти падая туда сам, благо, он оставался крупнее всех аборигенов и выше почти на голову. С разгона прошёл в дальний, тёмный угол, откуда незаметно оглядел присутствующих. Кроме Мариги в доме сидели трое мужчин и три женщины. «Опа», обрадовался Белов, один точно наш человек. У окна сидел черноволосый парень со шрамом на носу. «Теперь ты никуда не уйдёшь», адреналин охотника при виде дичи выбил из опытного сыщика всякий хмель.

– Вы меня простите, люди добрые, отвык я от хорошей компании, год в лесу жил безвылазно, выпейте со мной. Я уже и человека в кабак послал за бражкой, – незваный гость подошёл к столу и начал разливать остатки браги по кружкам.

К его удивлению, никто из присутствующих не забеспокоился, все стали спокойно распивать дальше, продолжая разговор между собой. Их поведение было нехарактерным для преступников. Они были уверены в своей безнаказанности, значит, в городе их прикрывают и в обиду не дадут, тем более, незнакомым приезжим. Белов присел на лавку и продолжал пьяно бормотать, попивая бражку. Машинально контролируя поведение преступников, особенно шрамоносого, он обдумывал, как вытащить его отсюда незаметно для других. Это надо было делать как можно быстрее, каждый час пребывания мог оказаться последним.

В это время вернулся мужичок из кабака с тремя туесами браги. Он быстро разлил брагу по кружкам, причём Белову налил из отдельного туеса. Опытный розыскник ожидал этого и «ошибся» кружкой. Как и предвидел, из его кружки никто пить не стал, значит, там отрава. После осушения кружек ему сразу сунули в руки кружку с налитой отравой, пришлось встать с брагой в руках, прикидывая, как же её вылить незаметно для собутыльников. С кружкой в руках мужчина стал ходить по избе, подходя к каждому собутыльнику, неся всякую чушь, одновременно высматривая, куда вылить отравленное пойло. Наконец, получилось незаметно вылить свою дозу на завалинку, после чего сыщик облегчённо повернулся к столу и махом опрокинул кружку себе в рот, делая несколько глотательных движений. Капли, попавшие из пустой кружки в горло, оказались настолько жгучими, что Белов, не прикидываясь, закашлялся и выбежал на двор, сплёвывая едкий вкус. За ним никто не последовал, очевидно, такая реакция и ожидалась. Скорее всего, он должен был упасть в течение нескольких секунд. Поняв это, он осторожно зашёл в сени и выбрал стоявшие там грабли, намереваясь заблокировать выход, если выйдет шрамоносый. Прислушавшись к разговору, он понял, что идёт Марига, и вышел во двор, встав за дверью.

Марига вышел спокойно, сделал пару шагов и остановился, осматриваясь во дворе. Белов не дал ему осмотреться, ударив черенком по затылку. Упавшего Маригу Белов оттащил за дверь, быстро связал руки его же поясом за спиной, в рот воткнул шапку. Кстати о шапках, в этом мире шапки в домах снимали в знак уважения к хозяевам, а пьянствовала вся компания исключительно в шапках и обуви. Нож, висевший на поясе Мариги, Белов тоже взял себе. Сейчас многое решал случай, где ему оставалось надеяться на свою счастливую звезду. Он вернулся в сени и ждал у двери. Через пару минут вышел шрамоносый, Белов так обрадовался, что чуть не кинулся обнимать его. Но передумал и просто ударил коленом в пах, не очень сильно, для перехватывания дыхания на несколько мгновений. Сам, в эту пару секунд, заблокировал дверь из дома несколькими жердями, затем навалил на них стоявший в сенях короб, потом обрушил всё висевшее на стене барахло. Деревянные санки, коромысла, кадушки, плетёнка лаптей, ещё что-то.

Затем быстро взял очухивающегося шрамоносого на болевой приём, поднял его на цыпочки и вывел во двор. Впервые многократно применявший ранее этот болевой контроль Белов не боялся сломать захваченную кисть руки, поэтому работал в полную силу. Соответственно у шрамоносого глаза вылезли на лоб в буквальном смысле слова.

– Крикнешь, сломаю руку, потом вторую, понял? – спокойно спросил Белов.

– А-а-а, – кивнул головой ошалевший злодей.

Белов забаррикадировал двери сеней и повёл захваченного бандита со двора в лес. Сначала шли по тропинке в сторону берега, потом бандит немного опомнился и начал волочить ноги, всячески затормаживая шаги. Пришлось потерять драгоценные секунды на связывание рук злодея за спиной, после чего воткнуть ему ещё и кляп из его же шапки. Скорость движения не выросла, зато бывший сыщик очень аккуратно сошёл с тропы и двинулся прогалинами к реке. Когда ситуация дошла до злодея, он совсем перестал двигаться и лёг на землю. Тащить его на себе Белову не хотелось, поэтому пришлось не только пнуть захваченного людолова в живот, но и воткнуть ему ниже спины трофейный нож, неглубоко, на пару сантиметров. А потом ещё три-четыре раза повторить.

– Если не побежишь быстрее меня, отрежу уши, потом уд. Я тебя женить не собираюсь, красота твоя мне без разницы, понял, – спокойно сказал Белов захваченному на ухо.

Парень не поверил, но отхваченная ножом мочка уха добавила словам Белова убедительности. До реки добежали быстро, хотя идти в город к пристани было опасно, оставлять бандита одного ещё опаснее. Пришлось рискнуть, надеясь, что пьяные бандиты не успеют сообразить, где искать пропавшего гостя. Он надел на пленного свою шапку так, что закрыл ему всё лицо, поменял его кафтан на свою фуфайку. Сам надел вывернутый наизнанку кафтан пленного, затем схватил его под руку на болевой контроль и, изображая пьяных, потащил к пристани. В лодку они спрыгнули в тот момент, когда Марига выбежал на берег. Ойдо успел отплыть на десяток метров, пока Марига с товарищами отталкивали соседнюю лодку и подхватывали вёсла, намереваясь догонять беглецов. Белов велел Ойдо грести вниз по течению, там поворот реки был ближе всего, за ним река из города уже не просматривалась.

Отыгранные при посадке метры преследователи быстро навёрстывали, гребли они вчетвером, заметно нагоняя Ойдо, к паре вёсел достаточно непривычного. Белов сел на его место, ему удалось продержаться до поворота, уйдя в который, он передал вёсла Ойдо. Преследователи были уже в десяти метрах и подплывали всё ближе. Пришлось расчехлить карабин и пятью выстрелами разбить в щепки все три весла на лодке разбойников. Их это не напугало, вероятно, решили, что вёсла разбиты арбалетом, однако грести преследователям стало нечем, и Белов, снова сев на вёсла, легко ушёл вниз по течению. Плыли до темноты, затем устроились на ночлег на левом берегу Камы, забравшись подальше от берега по руслу небольшой речки. Пока Ойдо разводил костёр, бывший опер подготовился к допросу пленного.

– Как зовут тебя, болезный, – был первый вопрос Белова.

– Вялым кличут, – осторожно ответил шрамоносый, глядя на Ойдо, которого явно узнал.

– Рассказывай нам, Вялый, как дошёл до жизни такой. Всё рассказывай, где родился, с кем живёшь, что делаешь, – стандартно начал разговор Белов. Дальше допрос перешёл в привычное русло, где ему оставалось только уточнять интересующие мелочи. Однако всё заняло больше двух часов. За это время Ойдо успел заварить чай, все трое перекусили копчёным мясом. Картина вырисовывалась не очень удачная. Захваченных тывайцев уже успели продать купцам с юга. Причём мужчин продали одному купцу, дней пять назад, который сразу уплыл вниз по Каме. Женщин и детей продали только вчера, купец должен был отплыть сегодня утром тоже вниз по Каме. Этого купца у Белова были шансы догнать и попытаться освободить женщин с детьми.

Что касается банды, напавшей на Тывай, то её как таковой не было. Рыжий главарь оказался известным городским купцом по имени Рудый, который организовал нападение по заказу приезжего торговца. Торговец часто приплывает в городок Сулар с нижней Волги, Рудый по его заказам ловит невольников. Весь город об этом знает, а многие участвуют, не считая пленение чужого человека каким-то преступлением. Невольников стараются набирать за пределами булгарской территории. Как там, в христианских заповедях, оставленных дикими евреями? Не убей ближнего своего? Так для булгар живущие за два дня пути угры определённо не были ближними, всё по христианским традициям.

«Возможно, поэтому граница вокруг Булгарии практически не заселена на два дня пути», сообразил Белов. В этот набег, кроме помощников Рудого, ходили Вялый, Марига, и ещё трое жителей Сулара, которых Вялый описал Белову. Ещё Вялый очень подробно описал Белову Рудого, его помощников, место жительства, количество лодок и складов, где находятся. С его слов бывший сыщик даже составил схему опорных точек купца. Тот, по словам Вялого, славился своей беспринципностью, не столько торговал, сколько брал то, что мог ухватить. Грабил слабого, обманывал честного, подмял под себя несколько дальних селений, которые обложил данью, правда, небольшой. Городского старейшину Рудый ни во что не ставил, в городе он ничего не нарушал, формально к нему нельзя было придраться. Постоянных помощников у него было человек шесть, хотя, при необходимости, Рудый мог организовать до двадцати человек, готовых на всё.

Спать этой ночью пришлось по очереди, осторожность была необходима. Утром, после быстрого завтрака, пустились вдогонку за купцом, купившим женщин. Вялый, быстро освоившийся со своим положением пленника, даже грёб по очереди вёслами, едва ли не сильнее Ойдо. Благо, что руки в лодке ему развязали, связав лишь ноги и прикрепив верёвку в лодке, даже если выпрыгнет в воду, далеко не уплывёт. Перед полуднем проплыли мимо ещё одного города, со слов Вялого, лодок купца Сагита, того самого, купившего женщин, на пристани не было. Однако Белов остановился у пристани, быстро пробежал мимо стоявших у причала лодей, проверил. Тывайцев действительно нигде не было, купец Сагит стоял здесь ночью, отплыл рано утром. Белов потратил ещё почти час, чтобы сторговать и купить большую лодку, на которую пришлось потратить полторы гривны. Было понятно, что он сильно переплатил, но время поджимало, поэтому старый сыщик, почуявший азарт близкой победы, торговался недолго. После этой остановки погоня продолжилась до самого вечера, но купца не догнали, несмотря на то, что плыли до полной темноты. Спали опять вполглаза, поднялись затемно, отплыли в предрассветных сумерках, слегка перекусив всухомятку.

Догнали две купеческие лодьи утром, когда уже рассвело, Вялый сразу их узнал и сообщил Белову. Пока лодка с прицепом приблизилась к лодье, на них уже обратили внимание, поэтому опытный сыщик издалека закричал:

– Сагит, разговор есть, выгодное дело. Дозволь поговорить. – Он по-прежнему пытался решить дело миром, предполагая, что купец предпочтёт получить прибыль здесь и сразу, чем ждать несколько недель.

– О чём с тобой разговаривать? – Сагит, плывший на втором судне, высунулся из-за борта, разглядывая Белова.

– Невольников хочу купить, всех сразу. Они мне очень понравились. Надеюсь, ты их никому не продал? – лодка Белова остановилась у борта лодьи.

– Поднимайся, поговорим, – Сагит кивнул своим помощникам, сбросившим лестничную верёвку. Белов быстро забрался в лодью, где увидел сидящих женщин и детей из Тывая. Пока всё шло нормально, осталось договориться о цене. Он намеревался выкупить всех невольников за настенное зеркало. В памяти отложилось, что цена на зеркала в средневековье была невероятно высокой, якобы венецианские зеркала выкладывали золотыми монетами, чтобы определить стоимость. Да и опыт с продажей маленьких зеркал был неплохой. Смущало, что Белов не знал стоимости невольников на юге, где Сагит собирался их продать. Тут приходилось блефовать.

– Меня зовут Белов, в этих краях я недавно, раньше жил далеко на юге. Тебе продали родичей моего друга, я хочу их выкупить.

– Чем ты собрался платить, – ухмыльнулся Сагит, демонстративно разглядывая одежду Белова, не отличавшуюся разноцветными красками, служившими ярким признаком богатства.

– Зеркало. Большое зеркало, которое я могу отдать тебе за всех невольников. Но его при мне нет, боюсь утопить, давай пристанем к берегу, я его покажу.

На берегу Сагит и Белов поднялись на склон, по дороге Белов прихватил из лодки мешок с зеркалом. Торговец пытался сохранить невозмутимость при виде зеркала, но опытный взгляд старого сыщика заметил его сильное удивление. Зеркало было на пластике, лёгкое, достаточно прочное, поэтому мужчина без опаски передал его купцу, который ещё больше поразился малому весу. Осмотрев зеркало со всех сторон, Сагит вернул его Белову и небрежно сказал:

– За такое зеркало я могу тебе отдать одного невольника, выбирай.

Белов решил ускорить торг и также небрежно продолжил, подражая стилю Сагита:

– Если бы невольники были золотые, я так и поступил. На моей родине цену этого зеркала узнавали, выкладывая золотыми монетами поверхность. Но если ты так высоко ценишь невольников, я поступлю иначе. Вслед за твоей лодьей мы доплывём на юг, где я сумею найти достойного покупателя на зеркало, а другие купцы выкупят по моей просьбе твоих невольников, которых продадут с небольшой наценкой мне. Думаю, на оставшуюся от продажи зеркала сумму я смогу купить ещё мужей для этих невольниц и лодки на обратную дорогу. Не забывай, Сагит, это родичи моего друга, а не мои. Я могу отказаться от сделки, а другу мы купим десять молодых жён и три лодьи за это зеркало. Думаю, он быстро утешится. Но зеркало будет не твоим, – он заметил недовольные движения бровей купца и продолжил: – Не жадничай, Сагит, это зеркало я отдаю тебе за горстку грязных дикарей, радуйся, что встретил меня, а не диких родственников с копьями. Может, ты и отбился бы, но какой ценой? Ты думаешь, эти родственники не плывут за нами?

Не обращая внимания на Сагита, он стал заворачивать зеркало и положил его обратно в мешок.

– Стой, – не выдержал Сагит, – я согласен.

– Ты отдаёшь всех невольников за одно зеркало, прямо сейчас, – уточнил Белов.

– Всех, прямо сейчас, давай зеркало, – протянул руки Сагит.

– Командуй помощникам.

Сагит крикнул несколько фраз по-тюркски, затем, для клиента, повторил по-славянски. – Выгружайте всех невольников, мы их продаём.

Белов передал зеркало и пошёл вместе с Сагитом, составлять купчую на невольников. Купчая была не обязательна, вряд ли тывайцы захотят убежать, но Белов желал иметь её на будущее, чтобы проще работать с тывайцами. К тому же в купчей была указана цена, за которую были куплены двадцать три женщины и пятнадцать детей, триста пятьдесят гривен, это семьдесят килограммов серебра. После передачи купчей он предложил Сагиту:

– Хочешь ещё подобный товар?

– Конечно, – улыбнулся толстяк, поглаживая зеркало кончиками пальцев.

– Верни этим женщинам мужей, привези ко мне, сторгуемся. Если в добавление привезёшь пару кузнецов и чеканщиков да пять пудов меди, получишь подобное зеркало. Но там я буду торговаться, – улыбнулся Белов, – зеркало может и не дождаться тебя, покупателей много.

– Я знаю, кто купил мужчин, через месяц или больше привезу, показывай место, – задумался Сагит.

Белов нарисовал на куске берёсты устье Сивы, объяснил, как добраться, и обговорил примерные сроки встречи.

– Не продавай зеркало никому до осени, я обязательно приеду, – попрощался купец.

Возвращение домой далось тяжелее, чем само спасение женщин и детей. Сразу после отплытия купца поляна на берегу превратилась в подобие цыганского табора. Каждая женщина считала своим долгом обнять Ойдо и поплакать у него на плече, рассказать о своём горе. Затем пришлось спасать Вялого, которого намеревались побить сначала дети, затем женщины, когда разглядели, что тот связан. После обеда, на котором были уничтожены все съестные припасы Белова, женщины вознамерились спасать своих мужей и начали требовать от Ойдо преследования первого купца, купившего их мужей и сыновей. Белов переговорил с Ойдо, после чего заявил женщинам:

– Я вас всех купил, теперь вы и ваши дети принадлежите мне. Сейчас мы быстро поплывём домой, те из вас, кто не будет исполнять мои указания или приказы Ойдо быстро, будут наказаны. Тех, кто будет спорить со мной, я продам в соседнем городе. Тех, кто убежит или попытается убежать, я свяжу и развяжу только дома. Всё понятно? – Он обвёл взглядом лица женщин, до которых смысл его речи доходил по сантиметру в минуту. Подождав пару минут, скомандовал посадку в лодки. Десять человек сели в лодку к хозяину, остальные разместились в большой лодке с Ойдо. При этом три девушки остались на берегу.

– А вы чего ждёте? – удивился Белов.

– Они не наши, не тывайские, – закричали дети, – их в другой деревне украли.

Пришлось владельцу рабынь выбираться на берег, где выяснилось, что девушки из славянского рода сойки, которых с берега реки Вятки похитили на обратном пути разбойники. Звали девушек, вернее девочек, им было меньше пятнадцати лет, Ива, Ракита и Липа. Белов велел садиться им в свою лодку, после чего наконец отчалили. Вверх по течению плыли тяжело и сложно. Путь, пройденный по течению за два часа, удалось преодолеть за восемь часов непрерывной гребли вёслами, хорошо, успели засветло.

Оставив всех на левом берегу Камы устраивать ночлег, Белов сплавал на правый берег, в ближайший город. Там удалось быстро недорого продать топор Дрына, на вырученные гривны и куны закупить еды и тёплой одежды. Да ещё в кармане осталась пара гривен с десятком кун и белок на всякий случай. Возвращался в лодку он уже в сумерках, когда заметил на городской пристани факел возле одной из лодок, сильно чадивший. Путник не поленился подойти и сразу почувствовал знакомый нефтяной запах. Оказалось, купец с южного Поволжья давно использует нефть в качестве светильного масла. Белов сторговал у него небольшой бочонок, литров на пятьдесят, всего за десять кун. В ходе торговли он узнал, что купец собирается плыть до Соли-Камской и знаком с Окунем. Откатив купленный бочонок в лодку, Белов перебрался к своим.

Раздав освобождённым пленникам тёплую одежду, он пристроился у костра с Ойдо и Вялым, попивая горячий чай и закусывая копчёным мясом. Тут же с ними столовались три девушки из рода соек, угорки их просто не подпускали к теплу. Девушки пришли в себя после нескольких дней плена и насилия, теперь боялись отходить от своих спасителей, не понимая, что формально лишь поменяли хозяина. Однако Белов изначально собирался вернуть пленниц в родные края, бог даст, удастся установить дружеские отношения с их родными, лишние союзники на Каме всегда пригодятся. Однако при таких скоростях движения дорога домой растянется на месяц, еды и гривен не хватит. Ещё вопрос, куда девать Вялого. Отпускать его было опасно, нападение Рудого на дом у речки Бражки становилось тогда неминуемым, слишком много знал Вялый, он видел зеркало и слышал обещание продать такое же. Одного этого хватит, чтобы половина городка Сулара отправилась искать богатую добычу, а где искать, догадаться нетрудно. Убивать Белов никого не хотел, независимо от действий самого Вялого, который, по словам мальчишек, убил одну старуху в Тывае. Одно дело, считал он, убить Дрына при самообороне, другое дело, убить безоружного связанного человека, пусть и преступника. Брать с собой в дом у речки Бражки Вялого тоже не хотелось, хватит хлопот с женщинами и детьми, зачем ещё кормить дармоеда.

Утром продолжили движение уже более организованно, гребли весь день усердно, без остановки на обед. Удалось к темноте почти добраться до Сулара, ночевать возле города новоиспеченный рабовладелец не решился, устроились километрах в двух ниже по течению. Вялого, как обычно, на всякий случай, привязали к дереву, а ночью устроили дежурство, которое Белов проверял каждый час, обошлось спокойно. Далее движение продолжили после того, как он прикрепил вторую лодку к корме своей капроновым шнуром, длиной десять метров, который взял ещё в доме. На вёсла своей лодки он посадил самую сильную женщину, сам переоделся и лёг на корме, прячась от наблюдателей на берегу. Придерживаясь левого, дальнего от города, берега, обе лодки ранним утром проплыли мимо Сулара. Когда поднялись выше города за первую излучину, Белов решил, что прошли незаметно. К сожалению, фокус не удался, через полчаса показалась лодка, на которой пятеро мужиков догоняли тывайцев. Сначала он хотел включить мотор и уйти от них, но разглядел, что луков и арбалетов у преследователей нет, после чего решил захватить разбойников в плен, даже ценой простреленных конечностей.

Догоняли тывайцев разбойники из Сулара почти час, за это время лодки отошли от города километра на два, если не больше, скрывшись за парой мысов. Когда до преследователей оставалось не более полусотни метров, Белов дал команду причалить к плоскому левому берегу Камы. Там он высадил всех своих пассажиров, отвязал вторую лодку и развернулся на своём судне, с замаскированным мотором, навстречу людоловам, в их лодке уже разглядел старого знакомого Маригу, троих собутыльников по Сулару и одного незнакомого парня. Когда до встречи лодок оставались немногие метры, Белов выстрелил самому здоровому парню в ногу, другому, с дубинкой в руке, в руку. Первый подскочил от боли и упал в воду, второй выронил дубинку и стал не опасен. Оставались трое, у двоих были в руках дубинки, а Марига вытащил нож, своими размерами похожий на римский короткий меч. Белов перехватил карабин, как боевой шест, и ждал столкновения лодок, медленно идущих навстречу друг другу.

За считанные секунды до столкновения бортами он прыгнул ногами вперёд, сталкивая ближайшего бандита в воду. Упал, правда, Белов неудачно, противника столкнул, но сам сильно приложился рёбрами о борт, однако успел торцом приклада карабина ударить второго парня с дубиной в солнечное сплетение. Тот согнулся, опустив дубинку, а Марига бросился на лежащего на дне лодки чужака. Тот ухитрился встретить его ударом ступни в пах. Падая за борт, Марига успел дотянуться ножом до голени противника. Не чувствуя боли, Белов поднялся и закрепил успех несколькими ударами карабина по головам врагов. Затем принялся связывать двоих парней в лодке и на вёслах поплыл подбирать сброшенных за борт. Раненный в ногу еле заполз в лодку, его сыщик даже не стал связывать, парень с трудом сам себя перевязал. Зато другой пытался из воды напасть на Белого, удалось успокоить его веслом по голове, в лодку, правда, пришлось затаскивать самому. Мариги в воде не оказалось, тывайцы тоже проворонили его исчезновение. Вернулись на берег, где Белов обнаружил рану на ноге.

После перевязки распределились по трём лодкам и поплыли дальше, изо всех сил налегая на вёсла. Облегченные лодки шли заметно быстрее, была надежда добраться до следующего города засветло, хотя бывший сыщик предвидел некоторые проблемы с захваченными злодеями. Устраивать им суд было, по меньшей мере, наивно. Хорошо бы продать всех пленных, но в Булгарии продавать булгар нельзя, это он успел выяснить. Оставалось тащить с собой пленных до границы, через четыре города. Так и вышло, к четвёртому городу, Россоху, подплыли вечером на пятый день. Высадив всех на стоянку за реку, Белов переправился через Каму и прошёлся по пристани. Один купец собирался идти вверх по Каме, другой – вниз, на Волгу. Белов поговорил с купцом, плывущим вниз, предложил недорого купить пятерых невольников. Когда купец согласился, Белов объяснил, что покупать придётся выше по течению, где заканчивается Булгария, поскольку невольники булгары. Видя колебание купца, он скинул цену до трёх гривен за каждого, поскольку теперь знал цены на невольников, и легко уговорил торговца. Договорившись провернуть сделку ранним утром, путешественник зашёл к знакомому – Грачу.

Чеканщику он много рассказывать не стал, коротко сообщил, что захваченных в плен тывайцев мужчин не нашли, и оба возвращаются домой. Фактически ни слова лжи в этом не было. На оставшуюся гривну Белов купил слиток меди весом почти двадцать килограммов, выспросил о больших торгах, которые случались по определённым дням дважды в месяц. Разузнал от словоохотливого Грача местные новости, самой интересной оказалась сватовство дочери местного старейшины, которую тот выдавал замуж за сына самого богатого торговца в Россохе. Из новостей более мелких, но значительно полезнее, было то, что нефть привозят для продажи в Россох, где довольно дёшево продают для освещения. Распрощавшись с Грачом, Белов с трудом дотащил слиток меди к лодке, рана на ноге давала о себе знать.

Утром он собрал своих подшефных и свистом дал знак купцу, как условились, направившись вверх по Каме. Через час лодья купца догнала караван из трёх лодок, примерно до полудня двигались рядом, на обед остановились на одной поляне. Хорошо знающий границы Булгарии, купец решил, что это место не нарушит «честности сделки». Белов вывел свой «товар», подручные купца их формально осмотрели, хотя за такую цену можно было брать любых, даже хромых и больных. Продажа на юге только одного из пятерых невольников полностью окупала покупку всех остальных. Тут же быстро составили купчую, Белов поинтересовался, где купец будет торговать.

– На берегу Каспийского моря, в Усть-Итиле. Там самый лучший рынок рабов, самые высокие цены на Волге. Выше только в Византии, но добираться туда с Волги неудобно. Зовут меня Хамит, каждый год я поднимаюсь по Волге и Каме, если будет ещё товар, предупреди на пристани в Россохе, возьму, – довольно улыбался выгодной сделке южанин, – я запомню тебя, Белов.

– Я тоже запомню тебя, Хамит, – попрощался Белов.

Оставшиеся дни пути до Тывая прошли в нарастающем напряжении, женщины и дети чувствовали, что возвращаются в родные края, где ничего и никого не осталось. Когда лодки причалили к берегу в устье Сивы, все вышли на старый причал и долго бродили вокруг брошенных домов, на заросшей высокой травой поляне. Женщины плакали по убитым родным, маленькие дети плакали, глядя на матерей. Глядя на них, Белов перестал наконец жалеть проданных Хамиту разбойников, угрызения совести о сделке мучили его два дня. Оставаться в разрушенном селении не захотел никто, особенно, когда хозяин объяснил, что разбойники, похитившие их, живы и могут вернуться. Второй раз догонять торговцев Белов не собирался, рассказав женщинам, что в следующий раз он не сможет их выкупить, не на что. Когда все осознали необходимость переселения подальше от Камы, он ещё раз напомнил, что в доме на берегу реки Бражки он старший и его указания должны выполняться без каких-либо сомнений и споров. Возражать никто не стал, до возвращения мужчин Белов был уверен в исполнительности переселенцев.

… – Где нам его искать? – мрачно зыркнул глазами Рудый на подрагивавшего во влажной одежде Маригу. Тот прибежал сразу, едва сумел выбраться из Камы.

– Думаю, недалеко от угорского селения, что мы разорили, – трясущейся рукой разбойник поднёс к губам ковш браги, жадно глотая согревающую жидкость. – Уверен, это тот самый изгой, о котором нам Скор поведал. Говор у чужака особый, не угорский и не славянский. Значит, воев у него нет, коли в погоню один отправился. Думаю, собрать наших парней, поговорить со Скором, вернём всё своё и за обиду отомстим.

– Не нравится мне его самострел, быстро заряжает, незаметно бьёт, как бы нам не подставиться? – Рыжий купец-разбойник отхлебнул из своего кубка, наполненного ромейским вином. – Надо этого чужака живым прихватить да попытать хорошенько. Представь, коли мы себе такие самострелы спроворим?

– Да, – ощерился в улыбке Марига, захмелевший от обилия браги, – горло резать этому гаду мы не сразу станем, поспрошаем хорошенько. Он нам не только самострелы, всю свою жизнь и всех предков по три раза сам выложит. Лично буду жилы тянуть, ни волоска просто так с него не упадёт, все тайны выведаю, ничего не упущу.

 

Глава одиннадцатая. Ожидание

В Бражинске, как стали называть растущее селение на берегу реки Бражки, за эти неполные три недели Третьяк с ребятами построили два дома, в обоих уже заканчивали устанавливать печи. После размещения женщин и детей по домам Белов занялся хозяйственной деятельностью. Заботу о посадках и курах взяли на себя Лариса с Владой, которым в помощники мужчина отрядил всех детей младше десяти лет. Трое мальчишек от десяти до двенадцати лет, умеющих плавать, занялись рыбной ловлей и ежедневно приносили до трёх вёдер рыбы к столу. Половину женщин и девушек он направил на заготовку глины и обжиг кирпича, кроме того, за два дня на гончарном круге девушки научились довольно сносно изготавливать глиняную посуду. Те женщины, что покрепче, вместе со старшими ребятами занялись заготовкой брёвен под строительство. Три женщины с маленькими детьми стали кухарками. После небольших конфликтов, связанных с непониманием приказов, в маленьком гарнизоне установилась почти армейская дисциплина. По крайней мере, с Беловым и Владой никто даже не пытался спорить, а Лариса была слишком занята ребёнком. Через неделю глава семейства составил примерный список товаров первой необходимости, за которыми придётся плыть в Россох.

Необходимо было абсолютно всё: обычная ткань, тёплая одежда, тёплая обувь, несколько больших котлов и сковородок, слюда для окон, металлические дверцы и решётки для печек. Конечно, при необходимости, всё это можно было взять в богатых запасах сундуков и шкафов покойной бабушки Алексея. Но разбазаривать таким образом артефакты Белов не собирался. Кроме того, он понимал, что вся одежда и посуда станут собственностью угров, отобрать или потребовать оплаты он не сможет. Так пусть пользуются местными изделиями, вполне логично размышлял старший родич, а изделия из будущего лучше оставить своим детям и внукам.

Белов успел заметить, что в этом мире стоимость железных изделий была выше медных и бронзовых, вероятно, поэтому из железа делали в основном оружие и ножи, да и сами железные изделия встречались реже медных или бронзовых. Это без учёта мелочей, которые в этом мире умели делать из подручных материалов – дерева, камня, кости. Ещё приходилось помнить, что осенью могут вернуться мужчины, явно без тёплой одежды и обуви. Надо ехать в Россох, закупать товар – отправлять туда Третьяка или Ойдо слишком накладно. Либо купят втридорога, либо оба совсем пропадут. Оставлять людей без защиты Белова опасно. Рудый с Маригой вполне способны найти Бражинск и напасть на жителей, повод для этого у них имеется. Наверняка они попытаются это сделать, только когда?

Пришлось Белову провести курс молодого бойца для троих – Ларисы, Третьяка и Ойдо. Благо, три ружья всего и было. Труднее всего дались занятия по заряжанию, зато глазомер и выдержка у всех троих оказались великолепными. Буквально с третьего выстрела за точность попадания можно было не беспокоиться. Убедившись, что в случае нападения любой из троих сможет обеспечить достойную защиту, глава небольшого селения провёл несколько тренировок по отражению возможного нападения. Причём участвовали абсолютно все, даже маленькие дети. К этим тренировкам угры отнеслись с пониманием, скорости исполнения приказов мог позавидовать любой военный. Глядя, с какой быстротой дети и женщины запираются в домах, как улепётывают под защиту бревенчатых стен недавние пленницы, оставалось лишь радоваться их пониманию и энтузиазму, так бы в двадцать первом веке было, никакие террористы бы не страшны.

После этого Белов отправлялся в Россох со спокойной душой. Остававшиеся в Бражинске работали на совесть, подгонять никого не надо было. Все понимали, что от работы зависит их выживание зимой. Перед отъездом Белов договорился с Ойдо, чтобы тот взял на себя охрану Бражинска на дальних подступах. Ойдо на своём небольшом челноке ежедневно спускался по Бражке до Сивы, а иногда до Камы, высматривая появление чужаков. Ему же Белов велел договориться с Окунем о встрече, если увидит того. Необходимо было реализовывать гранёные самоцветы, нужны средства для закупки припасов на зиму. Третьяка Белов освободил от любых работ, главной задачей парня была отладка пилорамы. Глава семейства дал ему в помощники самых смышлёных отроков и надеялся, что до первого снега пилорама начнёт работать. Он сам осмотрел водяное колесо и не сомневался, что работа вполне выполнима, мощности водяного напора вполне хватит для распиловки брёвен на доски. Отплывал в Россох Белов с Силей, тем самым черноволосым худеньким подростком, на двух лодках. С собой везли трёх девочек из рода сойки.

Оказалось, что селение этого рода не так далеко от устья Сивы. За день пути вниз по Каме удалось не только добраться до места пленения девочек, но и подняться по речке до самого селения. Селение очень походило на Выселки, тоже обнесено тыном, с пристанью на берегу. Белов вместе с девочками поднялся в селение, под радостные крики подростков и плачь женщин, дождавшихся своих дочерей, добрался до старейшины. Старейшина селения уже ждал гостей на площадке у дома. Это был крепкий старик, с жёстким лицом. После обоюдных приветствий Белов рассказал коротко о похищении тывайцев, своей погоне, выкупе. Показал купчую, которую глава селения спокойно прочитал сам.

– Мы благодарны тебе за спасение наших девушек, – неторопливо сказал старейшина, выслушав Белова, – но у нас нет гривен, чтобы отплатить тебе за их выкуп. У нас нет такого количества дорогих мехов.

– Я не прошу от вас ничего, мы соседи и должны помогать друг другу. Буду рад, если род сойки подружится с нашим селением. Приглашаю к нам в гости на праздник урожая осенью. Ваши девочки дорогу укажут. Но, – Белов вздохнул, – наши женщины и дети раздеты. Если род сойки сможет помочь нам тёплой одеждой, чтобы пережить зиму, вы спасёте от смерти таких же девочек из нашего селения. Мы сейчас отплываем вниз по Каме в Россох, чтобы купить одежды, сколько сможем, через четыре дня будем проплывать мимо вашей реки. Будем рады, если нас встретят там ваши люди. Ещё, – добавил, вставая с лавки, Белов, – разбойники увели всех наших собак.

Он быстро распрощался, сославшись на срочные дела, отказался от праздничного ужина. Через полчаса обе лодки уже выплывали на камские просторы. Дальше приходилось плыть осторожно, придерживаясь левого берега Камы. Белов не исключал, что повстречает лодки Рудого. Всё обошлось, и в Россох прибыли благополучно. На стоянке у пристани Белов увидел знакомые лица, это Окунь возвращался с товарами из Булгара. Радостная встреча оказалась кстати. Купец сразу затащил Белова к себе на лодью, накормил плотным обедом, выспросил все новости. Пришлось рассказать о зеркале, отданном за тывайцев, и втором зеркале, обещанном за мужчин Сагиту. Заметив злость и обиду на лице партнёра, Белов пообещал продать ему другое большое зеркало. Благо этих зеркал в доме осталось шесть штук, не считая установленных в стенке и закопанных в тайнике. К концу рассказа Окунь уже нормально реагировал на происходящее, даже пообещал помочь с закупкой одежды и ткани. Когда же Белов достал ограненные самоцветы, настроение торговца перешло в праздничное, от обиды за отданные зеркала не осталось и следа.

Оба пошли в город, где Окунь помог накупить ткани, полушубков, сапог. Оказывается, даже такие простые покупки составляли проблему. Никто не шил одежду и обувь на продажу, не пришло ещё время массового фабричного пошива. Вся одежда, тем более обувь, изготовлялась на конкретного покупателя. Поэтому приходилось буквально выпрашивать у торговцев одежду и обувь. Несколько раз просто заходили в дома, покупали одежду и обувь, оставшиеся от умерших родственников, просто старые, ношеные вещи у зажиточных горожан. Так что, простая на первый взгляд покупка трёх десятков комплектов обуви и одежды затянулась на весь день, и, если бы не помощь Окуня, вполне возможно, Белов промучился бы в городе всю неделю.

Гривны Белова закончились ещё на полушубках, но Окунь выдал часть платы за самоцветы, которой хватило на всё остальное. Получилось ещё купить пять больших котлов и сковородок, больше посуды в городе не оказалось, нужны были ещё три, по числу семей в Бражине. Больше всего глава семейства обрадовался купленной паре овец, хотел ещё взять бычка с тёлочкой, но они уже не поместились бы в лодках. Окунь пообещал привезти недостающую посуду и корову с бычком прямо в Бражинск. Шерсти в городе на продажу не нашлось, поэтому Белов заказал её Окуню. Купец собирался развернуться обратно в Булгар, так ему не терпелось продать гранёные самоцветы и договориться о цене на большое зеркало, размеры которого бывший сыщик примерно показал. Ночевали на пристани, компаньоны говорили долго, обсуждая торговые дела. Белов убедил купца не заходить на обратном пути в Бражинск, а возвращаться сразу в Соль-Камскую. А вот оттуда обязательно зайти в Бражинск, привезти слюды для окон, соли, килограммов двести железных слитков, обязательно руды медной, хоть три тонны. Сыщик уже знал, что в Соли-Камской выплавляли только медь, железо по всему Прикамью выплавляли из болотной руды, которую добывали сами кузнецы. Цены на весь товар оба оговорили заранее, как и примерное время встречи.

Утром, довольные друг другом, партнеры разъехались в разные стороны. Плавание против течения шло тяжело, обе лодки были загружены товаром доверху, сверху всё укрыли лапником от дождя и посторонних глаз. Силя грёб, выбиваясь из сил, но молчал, чем понравился Белову. К месту встречи у селения соек успели только к вечеру, там с удовольствием заметили людей, стоявших на берегу. Родичи спасённых девочек не пожалели вещей, нагрузили одеждой целую лодку, мудро отправив на ней гребцов с указанием доставить в Бражинск. Среди вещей поскуливали два щенка, которым Белов обрадовался больше, чем одежде. После ночлега, уже три лодки отправились вверх по Каме. Добирались до Бражинска три дня, за которые успели сдружиться с Дергачом и Тюней, как звали парней-гребцов. Они рассказали Белову, что род соек достаточно большой, живёт в трёх селениях по реке и может выставить почти сотню воинов, вместе с молодыми парнями. До похищения девушек никто не осмеливался нападать на людей из их рода. Правда, исчезали иногда люди, по одному, думали на диких зверей или несчастные случаи. Сейчас появились мысли, что их тоже похищали. Поэтому молодые парни полны решимости помочь Белову против похитителей, но не знают, что делать.

Белов задумался, если Сагит не привезёт мужчин, зимой придётся туго, несколько крепких парней здорово облегчили бы жизнь Бражинска. Помощникам он пока ответил, чтобы приезжали осенью на праздник, там и решим всё. Праздник получился и в этот раз, после приезда в поселок. Женщины были изумлены обилием привезённой одежды и ткани. Всех четверых не знали чем угостить, пиршество продолжалось полдня. Дергача и Тюню удивили свежими помидорами, огурцами из теплицы, девушки вокруг них так и увивались. Белов сильно сомневался, что ночевали парни одни. Когда их провожали обратно, сыщик был уверен в том, что осенью оба приедут. За привезённую одежду он отдарился несколькими стеклянными баночками, а Дергачу и Тюне выдал по пластиковой бутылке.

После распределения одежды и обуви между женщинами и детьми, чем пришлось заниматься самому, чтобы избежать скандалов, переходящих в драки, Белов занялся устройством относительно нормальной кузницы. Он отправил Третьяка с тремя парнями на двух лодках заготавливать каменный уголь, о небольших запасах которого недалеко от Выселков, рассказал Третьяк ещё зимой. Женщины по его указаниям сшили из лосиных шкур меха, молот Белов уже купил, щипцы и другие инструменты нашлись у Алексея в запасах. Выложить печь по чертежам не представляло труда. Пока глава рода этим занимался, ребята успели сплавать за углём трижды, привезли почти десять тонн. Вернув Третьяка к пилораме, Белов за неделю смастерил примитивный нефтеперегонный аппарат. Благо, трубок различных размеров было достаточно, а паять он ещё не разучился. Ещё неделя ушла на отладку и перегонку нефти, после чего получилось из купленного бочонка сырого продукта два ведра бензина, вернее, «жидкости, похожей на бензин». Белов испытал этот суррогат на мотоблоке, который великолепно воспринял продукт, хотя с небольшой потерей мощности.

К началу июля жизнь стала налаживаться. Ойдо, обходя дозором границы, частенько приносил добытую дичь, регулярно угощал семью Беловых. Мальчишки обеспечивали рыбой всех так хорошо, что излишки сушили и коптили, благо соли было достаточно даже для полусотни жителей. Угры постепенно привыкли работать в огороде, массово пошли огурцы и другая зелень, которую с удовольствием ели не только дети. За месяц напилили и привезли в посёлок достаточно брёвен для постройки десятка домов. Но Белов не спешил отпускать лесорубов, чтобы не скучали, он частично перемешал бригады с гончарами и «кирпичниками». Гончарам, накрутившим на круге достаточное количество посуды, он дал новое задание по изготовлению черепицы, сам же и вырезал необходимые формы. Постоянно общаясь с женщинами и подростками, Белов не переставал разъяснять, как много надо успеть до начала зимы. Поэтому жалоб и отлынивания от работы практически не было. К счастью, угры и раньше не были избалованы обильным питанием и бездельем, поэтому недостаток мяса воспринимали спокойно.

В самый жаркий месяц Третьяку удалось наладить постоянную работу пилорамы. С этого времени за право работать на пилораме подростки едва ли не дрались. Да и взрослые женщины часто подходили посмотреть, как пилы «сами» расщепляют бревно на доски, выбрасывая ароматные опилки. После того, как в трёх новых домах застелили полы свежими досками, в эти дома ходили, как на экскурсию. Лесорубы, посмотрев на такую красоту, почти удвоили количество напиленных брёвен. Женщины спешили к возвращению мужей построить красивые новые дома, после работы шили из закупленной ткани рубахи и порты. Белов вместе с Третьяком из привезённого слитка меди начал изготавливать модель парового двигателя. Он так намучился этим летом, передвигаясь по рекам со скоростью плывущего навоза, когда надо было спешить, что первой необходимостью посчитал срочное создание быстроходного судна. Конечно, не катер на воздушной подушке, но пароход вполне можно освоить, желательно с винтовым двигателем, а не водяными колёсами. В здешних условиях даже скорость десять километров в час была действительно скоростью. В справочниках и учебниках Белов нашёл несколько вариантов паровых двигателей, осталось только научиться их делать.

Работать с металлом Третьяку заметно нравилось, он каждый вечер за ужином улыбался, несмотря на усталость. Белов сразу предупредил парня, чтобы не акцентировал внимание на подшипниках. Среди запасов Алексея нашлось два десятка неплохих подшипников, годных для использования. Как минимум на две паровые машины их должно хватить. Убедившись, что Третьяк справится с изготовлением модели сам с двумя подручными пареньками, Белов занялся добычей мяса.

Ойдо уже давно выследил два стада лосей, постоянно пасущихся недалеко от посёлка. Белов вполне мог перестрелять их из карабина, но в свете последних событий тратить патроны не спешил. Он решил попробовать охоту загоном, для чего целую неделю устраивал ловушку из жердей. Потом ещё три дня пришлось ждать возвращения напуганных лосей на старое место. В один прекрасный день Белов объявил для всех выходной и рассказал каждому, что надо делать. Загонщики под руководством Ойдо и Белова охватили две группы лосей, потом по сигналу начали шуметь. Мужчины в это время спешили к загону, где дежурили женщины посмелее, с топорами. Когда полукольцо загонщиков начало сдвигаться к изгороди, лоси нехотя подались вперёд, подальше от шума. Потом ещё вперёд, ещё и ещё. Загонщики закричали и застучали в кастрюли совсем громко, основательно пугая лосей, которые перешли на медленный бег. Как только группа лосей втянулась в улитку загона, мальчишки, дежурившие у загородки, стали блокировать жердями выход, усилив крики и шум. Так, постепенно отсекая лосей друг от друга, заблокировали группу в двенадцать животных, среди них три лосёнка.

Невозмутимые Ойдо и женщины топорами умертвили зажатых жердями взрослых лосей, а лосят связали, намереваясь перетащить в Бражинск к Фомке. Разделка и перевозка мяса заняла весь оставшийся день. Вечером устроили пир горой, с удовольствием уминая жареную печень и сердце, все соскучились по мясу, да и лето было тяжёлое, то стрессы от нападения и плена, то непривычная работа. Всё мясо сложили в ледники, только вырезки получилось почти пять тонн, на зиму хватит. Ещё шкуры, которые Белов намеревался использовать на обувь и кузнечные меха, кости, вполне годные для холодца и бульонов. Голодная смерть никому не грозила этой зимой. Оставалось дождаться обещанной шерсти, связать всем шапки и свалять на всех валенки, тогда комплект одежды будет закончен, зимой никто не замёрзнет.

Утром Белов с удивлением заметил, что никто на работу не вышел, за исключением Третьяка, с рассвета стучавшего молотком в кузнице, и Ойдо, уплывшего на патрулирование. Все угры с утра принялись готовить мясо, явно намереваясь продолжить праздник желудка.

– Что, сегодня тоже будем мясо весь день кушать? – поинтересовался Белов у Сили, сидевшего у костра.

– Сегодня, завтра и послезавтра, пока всё мясо не съедим, – гордо ответил парень.

– Да, ребята, теперь понятно, как индейцы умудрялись вымирать от голода, – пробормотал Белов и занялся делом. Он подождал, пока все позавтракали и стали расползаться поспать в тенёк.

– Подъём, всем выходить на работу, – Белов пошёл по посёлку, буквально за шиворот вытаскивая людей к своему дому. За полчаса удалось всех собрать, после чего он полчаса читал мораль, пока не убедился, что его слова дошли не только до детей, но и взрослых. В полдень все приступили к обычной работе, но Белов ещё два часа проверял, не спит ли кто под кустом. Вечером за ужином пришлось ещё раз напомнить, что утром все должны работать, а не есть мясо до одури. Глава поселения оказался достаточно убедительным, чтобы наутро никто не задержался у костров.

Вечером вернулся Ойдо, рассказал, что в устье Сивы стоит лодка Сагита. Белов обрадовался и стал готовиться к выкупу мужчин, выбрал очередное зеркало, прихватил четыре стопки дешёвого тонкого стекла, с резным узором, на всякий случай. С собой на переговоры взял Ойдо, а Силя со второй лодкой спрятался в кустах. Отправились в три часа ночи, благо короткая июльская ночь позволяла плыть задолго до рассвета. За прошедший год Белов так привык передвигаться по Бражке и Сиве, что плыл по ним не хуже гонщика в Формуле-1, заранее срезая повороты и огибая неудобные места. Да и опыт вождения лодок заметно вырос, так, что путь, ещё год назад занявший весь день, удалось преодолеть за неполные восемь часов. Оставив своих попутчиков присматривать за окрестностями, чтобы предупредить в случае нападения, он вышел к берегу Камы. Там, уткнувшись носом в прибрежные кусты, уже дремала лодья торговца.

Белов приблизился к лодке купца и крикнул:

– Выходи, Сагит, я уже здесь, жду с нетерпением.

Из лодьи высунулась голова охранника, затем показался улыбающийся Сагит. Переговоры вели на берегу, прогуливаясь на пригорке. Постоянно улыбаясь, Сагит рассказал Белову, что привёз для него двух опытных кузнецов, двух непревзойдённых чеканщиков да ещё всех живых пленников. Сыщика насторожила формулировка «живых».

– Сколько пленников ты привёз, мы договаривались обо всех, а не обо всех живых.

В таких случаях Белов предпочитал три раза уточнить, чем быть обманутым.

– Я честно выкупил всех твоих сородичей, которых привезли живыми в Усть-Итиль, но один из них умер ещё раньше, по дороге на юг. Его я не привёз, – грустно опустил глаза Сагит, явно боясь разрыва договорённости.

– Выпусти двоих пленников, пусть поговорят с моим другом, – Белов показал на Ойдо.

Двое пленников подтвердили, что один из тывайцев ещё по дороге на юг умер от сильного удара по голове, которым его оглушили в Тывае. Остальные пленники были на месте. Ойдо уточнил, все ли остальные живы и целы. К счастью, никто не был покалечен, хотя исхудали все ужасно. Казалось, и так невзрачным уграм худеть дальше некуда, ан нет, вышло, есть куда. Белов, в глубине души сомневавшийся в такой удаче, постарался не показать этого. Он успокоил купца, что договорённость остаётся в силе, и передал ему зеркало.

– Однако одного человека не хватает, но не буду же я отрезать кусок от зеркала, так? – улыбнулся Белов, глядя на вспотевшего от испуга купца. – Цену недостающего человека надо возместить другим товаром. Какой товар у тебя есть, Сагит?

Довольный купец велел вывести всех пленников и четверых мастеров-невольников, с которыми Белов тут же начал разговаривать, опасаясь обмана. Все четверо сносно говорили по-славянски и довольно уверенно отвечали на вопросы. Осмотрев их инструмент, Белов убедился в честности купца. Мастера пояснили, что в рабство попали при набеге соседнего племени, ещё пять лет назад. Все эти годы работали в Усть-Итиле у богатого купца, которому Сагит продал зеркало, а в придачу к золоту взял их, мастеров. Пока они разговаривали, подручные купца вынесли на берег образцы товаров, порадовавшие Белова. Самым интересным товаром для Белова оказалась бочка с нефтью, но там ещё были отрезы шёлка, сухофрукты, свежие персики, слиток меди, корзина с хлопком. Робинзон начал торговаться и выторговал все пять бочонков нефти, которые были у Сагита, весь хлопок в десяти корзинах, который он вёз неведомо зачем, видимо, купил случайно по дешёвке. Ещё взял три слитка меди, отрез шёлка и корзину персиков на остаток. Сагиту было очень трудно торговаться, он не раз пожалел, что сам указал в первой купчей истинную цену невольников, проданных Белову. Как он жалел об этом, было написано на его лице.

После оформления купчей Белов показал Сагиту одну стеклянную стопочку, затем вторую, третью, четвёртую. Реакция купца была вполне ожидаемой, посуда его очень заинтересовала. Белову нужны были поставки нефти и хлопка, да и шёлк не помешал бы. Сагит задумался, пообещал успеть обернуться этим летом, договорились встретиться здесь же и обговорили объёмы и цену поставок, к концу сентября Сагит успевал обернуться. После отплытия купца глава бражинского семейства не дал бывшим невольникам рассиживаться на родном берегу, все быстро поплыли вверх по Сиве. В Бражинске он отпустил выкупленных из рабства мужчин к родным, сам занялся устройством на жительство южан-мастеров. Временно устроил их в пустующий сарай, но постройку домов собирался организовать в ближайшие дни.

Огромное удовольствие, даже наслаждение, доставил ему разбор покупок. Только та нефть, которая была уже закуплена, давала возможность выработать более ста литров бензина, этого хватало не только на всю весеннюю посевную, но и на экстренные поездки на моторной лодке. Сейчас можно было не экономить бензин, вернуться к использованию бензопилы, а в перспективе прокатиться на мотоцикле. Жаль, дорог от Бражинска никуда не было, но где-то дороги должны быть, оптимистично подумал Белов, представив, что катит по просёлочной дороге со скоростью шестьдесят километров в час, пугая аборигенов до смерти. Не меньше нефти обрадовала его покупка хлопка, это практически чистая целлюлоза. От неё оставалось два шага до получения бездымного пороха.

Ещё зимой он думал о бездымном порохе, но останавливала необходимость получения целлюлозы из подручного материала – камыша, веток и тому подобного. Качество такой целлюлозы было бы отвратительным, соответственно и порох никудышным. Зато сейчас, до получения пороха оставалось немного – только добыть достаточно чистую концентрированную серную и азотную кислоту. За зиму Белов надеялся выработать достаточно пороха для снаряжения использованных патронов. Перспектива остаться безоружным через пару лет уже не маячила перед ним. Шёлк он отдал Ларисе, часть куска – Владе, должны близкие родственники выделяться своим достатком. Тем более что он предвидел сложные разговоры с освобождёнными мужчинами, которым очень не понравится власть чужака над своими семьями, установленная за их отсутствие.

… – Спасибо Инмару, удалось нам из плена освободиться, – громко чавкая жареным мясом, радовался отец Сили, оглядывая непривычно большую комнату в новом доме, где поселилась его семья. – Ничего, сейчас всё будет хорошо, успеем до зимы землянки вырыть, рыбы наловить, переживём зиму. Не обижал вас чужак?

– Нет, отец, Белов добрый человек. Если бы не он… – подросток прикусил язык, увидев злые лица родителей. Он только собирался рассказать, как хозяин и Ойдо спасали женщин, как все вместе строили большие красивые дома, как Белов привёз новую одежду и посуду, а тут? Неужели взрослым не нравятся эти дома, тёплая дорогая одежда, обувь, новая вкусная еда?

– Мал ты ещё рассуждать, – рыкнул отец, ухватывая новый кусок жареной печени лося. – Был бы твой Белов расторопней, да не такой жадный, никто нас и не захватил бы. Дед твой и бабка живы остались бы. Коли он с нами в прошлом году породнился, почему на свои богатства крепость нам не выстроил? Почто не нанял нам воев эту крепость сторожить? С его богатствами нас никто бы пальцем не тронул!

– Как так? – прошептал, отвернувшись, Силя. – Выходит, это Белов виноват, что людоловы на нас напали?

 

Глава двенадцатая, несчастливая

Через два дня безделья и праздничных встреч, когда все разделённые на время родные обменивались воспоминаниями и расспрашивали друг друга, Белов объявил общее собрание для всех, старше двенадцати лет. Он надеялся на поддержку молодёжи, которой очень понравилась более разнообразная и интересная жизнь в Бражинске, многие подростки почувствовали себя взрослыми, кормильцами семьи. Получать оплеухи от отца и старших братьев теперь им будет обидно. Он надеялся официально закрепить своё лидерство и добиться безусловного подчинения всех мужчин, как получилось с женщинами. В то же время надо было избежать открытого конфликта, даже путём потери части жителей. Белов оценил сделанное уграми в Бражинске за полтора месяца, объёмы выполненных работ поражали. Для более-менее нормального технического развития и получения прибыли необходимо было оставить в Бражинске не менее десяти работников, хоть одних подростков, с ними проще будет. Причём хозяин поселка не был уверен даже в том, поддержит ли его Ойдо, в котором могли взыграть родовые привычки. Приходилось принимать решения по ходу разговора.

– Родичи, мы породнились с вами год назад, когда вы мне дали жену. Этот год я старался вести себя достойно, никогда не приезжал к вам без подарков, жену не обижал. В жилах моего сына течёт доля крови вашего рода. Я никогда не указывал вам, что нужно делать и как жить, вы жили по своим устоям. Когда с вами случилась беда, я не пожалел своих святынь, доставшихся мне от предков. Все свои ценности я отдал, чтобы вернуть вас домой. Именно домой, а не ко мне в гости, – Белов передохнул, глядя на недоумённые лица угров, не понимавших, куда он клонит.

– Сейчас я прошу вас решить, где ваш дом. Те из вас, кто решит остаться в посёлке, будет работать по моему указанию и делать то, что я скажу. Думаю, никто не станет с этим спорить, в своём доме, в своём селении, должен быть один хозяин. Здесь хозяин я, и все, кто здесь будет жить, будут выполнять мои приказы. Этих людей, своих родичей, я буду защищать и содержать в достатке, не хуже моей жены и семьи моего родича, – Белов показал на Ларису, Третьяка и Владу. Специально к этому собранию они были одеты не просто богато, а вызывающе богато, женщины в платках и юбках из нового шёлка, Третьяк в хромовых сапогах и форме лётчика с синей фуражкой, невесть как оказавшейся в запасах Алексея. Белов выдержал паузу и продолжил: – Чтобы так жить, придётся работать, много работать, вы уже знаете, как мы любим работать. Но и результат вы видите, не забывайте, что мы с вами обеспечены мясом и одеждой на всю зиму, всем вам понравились наши огурцы и помидоры, наши дома с печками. Без такой тяжёлой работы ничего этого не было бы.

Тем из вас, кто не желает мне подчиняться и будет жить по своим обычаям, я предлагаю переселиться в другое место, выше или ниже по течению, может, ещё куда. Вся одежда и посуда останется у вас, топоры на время дадим, чтобы отстроились. Обиды на тех, кто уйдёт, я держать не буду, мы всё равно остаёмся родичами. Я с удовольствием всегда приму их в гости и приду на помощь в трудное время. Как эти люди смогут вернуть мне долг за выкуп, мы обговорим потом, я с возвратом не тороплю и снимать три шкуры не буду. Повторяю, при любом вашем решении, я останусь вашим родичем и никакой обиды на вас у меня нет. Прошу вас принять решение сегодня, и завтра мы поможем переселиться тем, кто пожелает уехать. – Белов развернулся и пошёл в огород, собрать овощи на завтрак. «Обидно будет, если уедут все, – думал он, выискивая на грядке огурцы, – хотя четверо мастеров у меня уже есть и контакт с купцами налажен, привезут ещё, за два оставшихся зеркала можно почти сотню работников купить. Правда, за ними следить надо в оба глаза, лучше нанимать свободных мастеров в городах, того же Грача, к примеру». Такими размышлениями он успокаивал сам себя, надеясь, что в поселке останутся человек двадцать. В этих думах Белов провёл весь день, прикидывая самые плохие варианты, изыскивая выгодные решения для себя.

Южные мастера обустраивали себе рабочие места, размечали контуры будущих мастерских и кузниц. К счастью, брёвна уже лежали на вырубке вокруг разросшегося посёлка. Оставалось их ошкурить и выстроить три рабочих помещения и два дома. Бурное строительство этого лета привело к тому, что вся сосновая роща внутри засеки, созданной Беловым год назад, была вырублена. Лишь его двухэтажный дом по-прежнему стоял в окружении двух десятков реликтовых лиственниц, казавшихся часовыми, охраняющими маленького братца. Сыщик с удовольствием вспомнил, как вовремя запретил рубить эти реликты, полюбовался на небольшую рощу. Однако в результате вырубки посёлок оказался на виду со стороны Камы и верховьев Бражки, с холмов, обступавших засеку с той стороны.

– Да, – свежим взглядом осмотрелся Белов по стройплощадке, – зимой придётся разбирать засеку. Лишимся защиты, зато сможем распахать земли вокруг посёлка и засеять зерновыми и подсолнухом. Жаль, станем беззащитными от нападения, надо придумать другой вариант. Хоть крепостную стену строй, чёрт побери! Решишь одну проблему, сразу две другие вылезают!

Селить мастеров Белов решил по двое, так быстрее обзаведутся семьями. До наступления зимы надо было в любом случае выстроить максимум домов, выложить там печи и вставить окна. Нетрудно было догадаться, что этой зимой угры точно будут бедствовать, вероятность прихода в Бражинск голодных семей достаточно велика. Ещё он надеялся на осенний праздник, когда приедут гости из рода соек, может, удастся заманить на временное жительство молодых парней, всё равно зимой здешний народ бездельничает, а так и жильё будет, и работа кузнеца многих привлекает.

Много перебрал вариантов Белов, но не ожидал такого решения угров. Они все решили уходить, даже Ойдо. Ни один из подростков не решился ослушаться отца, уходили все. Когда старший из угров, Коняй, объявил Белову о таком решении, тот на несколько секунд оглох и не слышал остальных слов Коняя, только звон в ушах. «Неблагодарные сволочи, к цивилизации вас плетьми надо гнать, а не уговорами», – в сердцах подумал спаситель угров. Но быстро нашёл выход, как закрепить себе помощников и учеников, не мытьём, так катаньем. Несколько секунд он обдумывал, затем продолжил разговор:

– Хорошо, завтра с утра вы уходите, куда?

– Выше по Тарпану, там, в десяти верстах отсюда есть удобное место, лес там хороший, быстро отстроимся. Дашь инструмент, или как? – осторожно уточнил Коняй.

– Всё дам, лодки, инструмент, как обещал, – уже спокойно рассуждал Белов, – только сразу обговорим, как долги возвращать будете. Ты успел заметить, работы у меня много, а работников мало. Поэтому мне удобно засчитывать погашение долга работой, пусть каждый день ко мне приходят на работу десять парней и десять девушек или живут у меня. Кормить я их буду досыта, а одежду справите вы, той, которую берёте, хватит на пару лет, а потом и решать будем.

Принципиально Коняй согласился, дальше уже начался торг, где каждый выговаривал себе лучшие условия, благо в своих требованиях Белов замахнулся с запасом. В результате каждый посчитал, что договор сложился в его пользу. По договору, объявленному Коняем вслух уграм, от всех отделившихся угров ежедневно в Бражинск на работу будут направляться пять парней старше двенадцати лет, пять девушек или незамужних женщин и пять детей любого пола старше восьми лет. По желанию они могут жить в Бражинске по шесть дней подряд, потом на один день должны обязательно возвращаться. Работу все должны исполнять любую, как определит глава Бражинска, кормит всех он же, одеждой обеспечивают угры. Такие работы будут продолжаться восемь лет, после чего долг угров перед хозяином считается погашенным. Белов специально «сдал позиции» и включил в договор детей, которых намеревался учить чтению и счёту, физике и механике. Угры радовались, что отделались никому не нужными голодной зимой детьми и девушками, а восемь лет для этих детей природы были абсолютно непонятной категорией. Одним словом, спать Белов отправился в довольном расположении духа, рабочая сила есть, ученики и помощники будут, появилась определённость в будущем развитии посёлка.

Утром началось переселение угров вверх по реке Тарпан, на трёх лодках, семьями. Женщины с мужьями и вещами на лодках, все подростки пешком, благо недалеко, три часа пути по берегу реки. К вечеру сделали три ходки на лодках и вернулись за последней семьёй, вдовой погибшего по пути на юг тывайца, с тремя детьми. Белов в это время осматривал опустевшие дома, собирал забытые мелочи, чтобы отправить последними лодками. Шум со стороны пристани привлёк его внимание. Оказалось, вдова передумала уезжать на новое место, а парни, уставшие грести вёслами, ругаются с ней. Белов позвал Ларису, которая с Максом на руках, пошла к пристани. Понаблюдав за разгорающимся скандалом, он обратился к вдове:

– Почему ты не выполняешь решение вашего старейшины?

– Я уже не подчиняюсь ему, муж умер, теперь я вольна вернуться в свой прежний род или остаться здесь, – заискивающе улыбнулась ему женщина, – если ты примешь меня в свой род. Мне у тебя нравится, я сильная и хорошо работаю. Прими меня в свой род, Белов.

– Она правду говорит? – удивился Белов, глядя на угров. – Она действительно уже не из вашего рода?

– Да, – нехотя ответили парни, – может проваливать, никому она не нужна, кроме нас. А зимой сдохнет от голода сама и её сосунки.

Женщина была очень молода, судя по тому, что старшему сыну было лет восемь, первые роды бывают здесь примерно в пятнадцать-шестнадцать лет. Значит, вдове было не больше двадцати пяти лет. Белов задумался над словами парней, одна, в чужом роду, без мужчины, без жилья и припасов, вдова имела очень плохие шансы на выживание. Ему стало жаль отправлять на полуголодное существование молодую женщину, да ещё с тремя детьми. Он спросил у Ларисы, можно ли принять её с детьми в свой род и как это сделать.

– Очень просто, – улыбнулась жена, – женись на ней прямо сейчас, и она с детьми будет твоей роднёй по Правде.

– А ты разрешаешь? – Белов решил идти напролом, спасая детей и женщину.

– Ты хозяин, я не могу с тобой спорить, решай сам, – Лариса потупила взгляд.

– Я решил. Что нужно для этого сделать? – Белов определился, фиктивный брак для спасения жизни детей его не пугал, алименты здесь не взыскивают.

– Возьми её за руку и громко скажи три раза, что берёшь её в жёны, – тихо сказала Лариса.

– А ты от меня не уйдёшь, – испугался Белов, – не уходи от меня. Разреши спасти эту женщину и её детей от голодной смерти. Ты ведь знаешь, что её ожидает.

Белов подошёл к Ларисе и посмотрел ей в глаза, взяв за руки, – я люблю тебя и буду жить с тобой, давай спасём их от смерти.

Дождавшись молчаливого кивка Ларисы, он взял вдову за руку.

– Как зовут тебя, смелая женщина?

– Алина, – покраснела вдова, слышавшая разговор Белова с женой.

– Я беру Алину в жёны, я беру Алину в жёны, я беру Алину в жёны. Слышали, – обратился молодожён к парням, сидевшим с открытыми ртами, – забирайте остатки вещей и плывите. Алина с детьми в моём роду и остаётся здесь жить.

Парни забрали вещи и уехали, Белов устроил Алину с детьми в свободном доме и вернулся к себе в дом, ужинать. Настроение Ларисы было ожидаемое, но постепенно удалось её разговорить, благо бывший сыщик имел достаточно большой опыт общения с людьми в стрессовых ситуациях. К тому же Лариса была женщиной своего времени, когда несколько жён у мужчины были скорее правилом, чем исключением. Об этом она сама и заявила мужу, когда успокоилась.

– Я сразу поняла, что ты богатый и сильный человек, у тебя будет много жён, Белов. Ты очень хороший человек, не бьёшь меня и других женщин, любишь детей, даже чужих. Ты не жадный и добрый, – Лариса встала на колени перед Беловым, – не выгоняй меня, пожалуйста, даже если я буду старая и некрасивая. Я люблю тебя, муж мой.

Тот ожидал скандала, криков, слёз, только не такого поведения. Он обнял Ларису и замер, сжав её в объятиях.

– Не бойся, я тебя никогда не брошу, если ты сама не захочешь уйти, – улыбнулся он. Постояв с женой немного, увлёк её на постель, где утешил самым приятным для женщины и самым понятным ей способом. Уткнувшись мужу в плечо, Лариса тихо плакала, не отвечая на его вопросы. Белов прильнул к ней и гладил её молодое, упругое тело, ласкал руками и губами, пока не захотел её вновь. Женщина уже перестала плакать, раскраснелась, обняв Белова ногами и руками, потом отдалась его настойчивым движениям, полузакрыв глаза. Стоны женщины перешли во вздохи, затем вскрикивания, наконец, раздались несколько протяжных громких криков, и Белов позволил себе расслабиться и отдохнуть, зарывшись лицом в волосы жены.

За ужином, на котором Лариса порадовала молодой картошкой, уже успевшей остыть, глава Бражинска ещё раз уточнил, не будет ли Коняй считать поведение Белова враждебным. Жена успокоила его, что Коняй и сам рад отделаться от обузы. Сейчас ему важнее семьи с мужчинами, которые могут сами себя прокормить зимой и другим помочь, где детей много.

После отъезда угров посёлок выглядел сиротливо, зато всех оставшихся жильцов удалось разместить в отдельных домах. Не отвлекая Третьяка от работы над паровой машиной, Белов с четырьмя южанами занялся ошкуриванием брёвен и строительством второй бани, для работников. По уговору с Коняем, помощники от угров начнут приходить после того, как те отстроятся на новом месте. Белов полагал, что это будет не раньше сентября. До приезда Окуня с запасом руды и слитками железа он спешил максимально использовать южан на подсобных работах. Вторую баню построили быстро, за пять дней, сказался полученный опыт. Сразу баню обновили, устроив общую помывку. Первыми пошли париться в новую баню Белов с Ларисой, после нескольких минут к ним вошла уже раздевшаяся в предбаннике Алина. Белов ожидал отрицательной реакции Ларисы, та вела себя ровно, вроде так и положено. Ах, да, он всё забывал, что в этом времени нормальные люди парятся целыми семьями, вместе с соседями и друзьями одновременно.

Пришлось ему парить обеих жён, зато и его парили в четыре руки, а мыли в двух местах одновременно, поочерёдно. Белов еле выдержал такое испытание, отметив, что сложение Алины очень даже ничего. В отличие от соплеменников Ларисы, в большинстве своём коренастых и светловолосых, Алина была черноволосой, стройной женщиной, с гибкой, девичьей талией и крупной грудью. Даже не верилось, глядя на её изящные пропорции, что она родила троих детей, возможно, ей нет и двадцати трех лет. После бани мужчина ушёл домой, а жёны остались мыть детей. Затем помылись Третьяк с Владой и сыном, последними были южане. После этого официального открытия новой бани Белов и Третьяк, как и прежде, продолжали мыться только в своей первой бане, оставив новую для работников.

Вскоре приплыл Окунь с долгожданными запасами руды и слитками железа. Руды купец привёз много: больше тонны медной руды и почти сто килограммов различных образцов, в которых Белов собирался отыскать железную руду, которую ни славяне, ни угры не умели перерабатывать в железо, пользуясь исключительно рудой, добытой из болот. Окунь удачно продал все гранёные самоцветы, доля Белова составила чуть больше десяти гривен, половину из которых купец отдал товарами, остальное серебром. В первую половину, кроме железа и руды, вошли десять больших тюков шерсти, заказанные тёлочка и бычок, десять мешков ржи, столько же ячменя и овса. Восемь кусков льняной ткани и два куска шерстяной, две большие тыквенные фляжки растительного масла. Ещё Окунь привёз около полусотни самоцветов для огранки зимой и примерно пять килограммов свинца. После всех взаимных расчётов на руках у Белова остались две гривны, шесть кун и три белки.

Выполняя обещание, он пригласил партнёра себе в дом, где шокировал купца скромным бытом советского интеллигента, особенно зеркальным сервантом с несколькими наборами дешёвых стеклянных рюмок и хрустальных фужеров. За ужином, где Белов, кроме традиционного мяса и рыбы, угостил торговца всеми плодами своего огорода, а затем и самодельной настоечкой, Окунь растрогался и признался хозяину в крепкой и вечной дружбе. Он только сейчас осознал всю грандиозность богатства, таившегося в доме компаньона. О его социальном положении на родине купец даже боялся предположить, не хватало фантазии. В дальнейшем разговоре об условиях продажи зеркала, между тем, Окунь не проявил ни капли сентиментальности, торговался исключительно азартно.

Результатом переговоров явилась сделка, по которой торговец весной привозит сразу три корабля, гружённых рудой, не меньше десяти тонн общим весом, три десятка мешков с рожью, овсом и ячменём, не менее полусотни негранёных самоцветов. Белов отдаёт за это зеркало на реализацию, половину стоимости которого Окунь возвращает лошадьми, шерстью и тканью в течение всего будущего лета. Если получится, вербует в Булгарии и Соли-Камской кузнецов и просто рабочих на работу в Бражинске сроком на два-три года, с оплатой чуть более высокой, чем в других городах. Хозяин поселка не сомневался, что сможет к весне изготовить товары на продажу, не только зеркала будут приносить доход. Кроме того, ещё этим летом Окунь обязался привезти до пяти тонн руды, если получится за два рейса.

Южане сразу принялись за настоящую работу, выплавляя из руды медь и обрабатывая кричное железо. Белов, после отъезда Окуня, тоже занялся давней задумкой – получением из руды серной кислоты. Несмотря на то, что последний раз подобные реакции он проводил почти двадцать лет назад, руки сами вспомнили всё необходимое. Да и учебники химии оказались весьма кстати. За неделю Белову удалось получить сначала серную, потом азотную кислоту, довести её до необходимой концентрации. После этого пришёл черёд изучения привезённых образцов, с целью поиска богатых железных руд. В половине образцов оказалось железо, самым трудным был выбор наиболее богатых руд. К удивлению Белова, в самых удачных образцах содержание железа составило около тридцати процентов, что классическая минералогия считала сверхбогатыми рудами. Очевидно, тут сказалось преимущество первопроходца, никто железо на Урале прежде не добывал, только медь и свинец.

Если получится выплавка железа из богатых руд, себестоимость его будет в разы меньше, чем у кузнецов в булгарских селениях. Такие перспективы делали получение пороха вполне своевременным и необходимым. Назначив для себя получение первой партии пироксилина на завтра, он усталой походкой счастливого человека уже под вечер шёл домой, как вдруг почувствовал посторонний взгляд. Это чувство постороннего наблюдения было давно известно Белову, он всегда доверял своему предчувствию, была возможность убедиться несколько раз на практике. Моментально в голове всплыла мысль, что никто уже две недели не караулил подступы к посёлку, а Рудый и Марига очень нехорошие, злопамятные люди.

… – Всё равно он будет моим, – усмехнулась Алина, возвращаясь из бани, где впервые мылась со своим новым мужем. Она не хотела смириться с формальным замужеством, хотела стать настоящей любимой женой такого сильного и мудрого воина. В отличие от остальных угров, Алина видела настоящих воинов в своём прежнем роду и сразу поняла, что Белов не просто удачливый и богатый чужак. Она с интересом наблюдала за его схваткой с разбойниками на Каме, когда он первый напал сразу на пятерых вооружённых человек и победил. А как он умеет торговать? Ни один из здешних угров не посмел бы указывать заезжему купцу, что и как продавать, и так умело торговаться. Это сильный, смелый и мудрый человек, который станет великим вождём. И будет у него много жён, глупышка Лариса этого пока не поняла. Как была Сухой Веткой, так и осталась.

– Нет, никуда ты, Белов, от меня не денешься, – улыбалась, засыпая в своём новом большом доме, Алина. – Тебе нужна настоящая сильная женщина, способная стать помощником в любом деле, даже в бою. Никого лучше меня, к счастью, поблизости нет. Эти дуры-тывайки скоро поймут, чего лишились, послушав мужей и отцов. А Белов скоро будет вождём и даже не посмотрит на простых женщин. А я стану его старшей и любимой женой, обязательно стану. Тогда тывайки вспомнят, как меня унижали за спиной мужа, да будет поздно.

 

Глава тринадцатая. Нападение

Не подавая вида, что почувствовал опасность, Белов, зашёл домой и закрылся на засов, кинувшись наверх в комнату. Лариса с ребёнком была на месте, готовила ужин. Он взял карабин, который дома перестал носить постоянно, велел закрыться и вооружиться, а сам с ружьём для Третьяка бегом прибежал к нему в дом, закрылся и объяснил причину тревоги. Вооружив Третьяка, побежал к Алине, затем отвёл её с детьми к себе в дом. По дороге велел южанам прекратить работу и собраться вместе в одном доме. По словам южан, один из них, Нурами, ещё днём пошёл домой, сказал, что надо взять инструменты, но с тех пор не вернулся. Это сложилось в окончательную картину событий: по домыслам Белова, Нурами либо пал жертвой нападавших, либо был ими заслан заранее. Остальные южане подтвердили скорее второе предположение, вспомнив, что во время плавания сюда Нурами несколько раз вызывал купец, а в одном из булгарских городов Нурами не было на судне два дня.

Поразмыслив, Белов посчитал наиболее вероятным нападение со стороны Рудого и Мариги. Они продавали тывайцев Сагиту, следовательно, были с ним знакомы. Сагит на обратном пути рассказал им об огромном выкупе, они решили проследить место, где живёт такой богач, заодно узнать, сколько у него воинов. Если Нурами бежал, значит, Рудый со своими людьми уже рядом, это их взгляд почувствовал на себе Белов. Надо было срочно решать, как поступать, уже темнело, а ночь, как известно, лучшее время для нападения лихих людей. Опытный опер решил собрать всех в одном месте, в своём доме, где будет легче обороняться. К тому же именно его дом не будут поджигать, ведь Нурами знал, что там находятся все богатства Белова. Пока все собирались в доме, хозяин лихорадочно думал, что делать. Если бы у него был хотя бы один нормальный напарник, он бы отправился на вылазку, но что можно сделать в таком положении одному, он не мог сообразить. Окна в доме закрыли на ставни, Третьяк и Лариса с ружьями сидели в комнатах наготове, южан, на случай предательства, Белов закрыл в чулане. Детей уложили спать, сыщик полагал, что нападать будут под утро, когда немного рассветёт. Сам он забрался на чердак, из-под крыши был великолепный обзор на все стороны. Августовские ночи тёмные, но эта была лунная, да ещё со звездопадом. Поэтому мужчина неплохо разглядел вскоре темные фигуры, постепенно подбиравшиеся к дому. Со всех сторон он насчитал таких двенадцать, запоминая их расположение. Когда движение прекратилось, а Белов устал лежать в напряжении, он решил поиздеваться над бандитами, заодно и точно установить их намерения. Вдруг они просто в гости пришли, чай попить.

Белов спустился в дом, взял фонарь-генератор и покрутил его ручку несколько минут для зарядки. Потом попросил Алину помочь ему. Он показал, как включается фонарь и как направлять свет, оба поднялись на чердак. Белов выбрал группу неизвестных, среди которых явно был командир, к этой группе изредка подходили другие и о чём-то шептались. По его команде Алина направила фонарь на эту группу и включила свет. Яркий луч подействовал на неизвестных, как свет фары на зайца, бегущего по дороге. Все остолбенели, глядя в слепящий фонарь, а глава семейства громко крикнул, разглядывая среди освещённых лучом света Рудого и Маригу:

– Кто такие, зачем пришли?

Пятеро мужиков заслонили лица руками, подняв головы в сторону голоса. Белов разглядел среди них Маригу, остальные были незнакомыми.

– Выходи, Белов, мы тебе подарим быструю смерть, – голос Мариги звучал очень громко в ночной тишине, – а твоих баб возьмём себе вместе со всем скарбом.

Резко щёлкнула стрела по крыше возле фонаря, Белов успел разглядеть движение слева, возле кузницы, и быстро выстрелил в ту сторону три раза, стараясь брать веером возле земли. Марига, продолжавший выкрикивать оскорбления, не расслышал трёх щелчков, Белов сразу перенёс огонь на эту группу, стреляя по ногам. Четверо упали, когда пятый сообразил спрятаться за угол соседнего дома. Белов перезарядил магазин и занялся набивкой опустевшего, разглядывая расползавшиеся по улице фигуры. Затем он попросил Алину переводить по его указаниям луч фонаря вокруг дома, сопровождая его движением ствола карабина. Подручные Рудого явно не отличались умом и сообразительностью, удалось осветить и ранить ещё троих. Больше никого обнаружить не удалось, новых выстрелов из лука не было, что больше всего обрадовало Белова.

Заметив, в какую сторону отползают раненые, надо сказать, молча и без стонов, Белов с Алиной спустились в комнаты. Сейчас бывший мент собирался немного отдохнуть и дождаться рассвета, после чего продолжить преследование. Однако ему неожиданно пришло в голову, что раненые бандиты могут уплыть на его моторной лодке, а перед этим поджечь посёлок. Он нисколько не сомневался в этом, зная подлый и мелочный характер большинства преступников по опыту. Это в кино преступники щедрые и великодушные, в жизни же Белов сотни раз сталкивался с бессмысленным разрушением уголовниками чужого имущества, просто так, из вредности и подлости. Опасаясь, что разбойники уже садятся в его лодку и поджигают постройки, Белов забыл об опасности. Взглянув на Алину, спокойно сидящую на стуле, решил, что лучшего напарника не найдёт, пусть женщина отработает свою свободу, да и на крыше она держалась спокойно и уверенно. Он велел Алине взять моток верёвок, сам взял большой кинжал, потом надел на «младшую жену» бронежилет, куда ещё раньше вставил пластины титана, вооружил охотничьим ножом, жалея, что не обучил Алину стрельбе из ружья. Проинструктировал Ларису и Третьяка не выходить ни в коем случае до рассвета или его возвращения. После этого вместе с Алиной выскользнул за двери. Темнота летней ночи слегка освещалась мелькающей в разрывах облаков растущей луной, худо-бедно удавалось различать силуэты домов и сараев.

Осторожно переходя от строения к строению, они пробрались к дальним домам отстроенного посёлка, которые после ухода угров пустовали. Так и есть! Предположения Белова оказались недалеки от истины, двое мужчин уже поджигали крайний от реки дом, выбивая искры на пучок мха и соломы. Хозяин владений подобрался к ним сзади и двумя ударами приклада по затылку уложил обоих, сам остался стоять рядом, пока Алина связывала разбойников и вставляла кляпы. Проверив путы, Белов затащил обоих связанных бандитов под крышу и забросал сеном. После этого вдвоём обошли немногие строения посёлка, практически во всех были выбиты двери, когда всё успели? Немного размыслив, быстро, но осторожно проверили пристань, обе лодки были на месте, мотор нетронут. Значит, до пристани разбойники не добрались, повезло. Всё, можно расслабиться и дождаться рассвета. Уже спокойно, без нервотрёпки, Белов с Алиной вернулись к связанным разбойникам и сели под крышу навеса на сено. Он регулярно выглядывал по обе стороны дома, Алина накручивала ручку генератора, заряжая фонарик. Вскоре пришли в себя оглушённые пленники и зашевелились, пытаясь развязаться. Белов к этому времени окончательно убедился в отсутствии разбойников в посёлке, до рассвета оставалось ещё больше часа, возможность допроса бандитов имелась.

Белов оттащил одного из разбойников в сторону, где их никто не слышал, и вытащил у него кляп.

– Как тебя зовут, – шепнул на ухо разбойнику.

– Томил, – шёпотом ответил связанный.

– Сколько вас приплыло сюда, – ласково продолжил Белов.

– Двенадцать, – так же тихо ответил бандит, – дяденька, не убивайте меня, я первый раз с Рудым пошёл. Я никого не трогал, не убивайте.

– Отвечай всю правду, будешь живой, клянусь всеми богами, – убедительно шептал Белов, – сколько у вас лодок и где вы их оставили. Говори спокойно и понятно, не торопись.

– Мы на двух лодках пришли, Лекса их сторожить остался, ниже по течению у большого вяза на излучине.

– На каком берегу, под вязом или через реку, где обрыв? – уточнил Белов.

– Там, где вяз, ниже в камышах, дяденька, отслужу, не трогайте меня, я у мамки один кормилец, – ныл связанный Томил.

– Сейчас проверим, если обманул, кастрирую, – Белов подождал реакции, Томил молчал. Заткнув ему кляп обратно, сыщик забросал связанных пленников сеном.

До рассвета оставалось около часа. Мысли о проведении дальнейшей разведки исчезли вместе с налетевшими облаками, закрывшими небо так плотно, что в темноте исчезли даже силуэты соседних домов. Оставалась одна надежда – ждать рассвета и прислушиваться к действиям врага. Алина, слышавшая краем уха допрос, прилегла рядом, прижавшись к Белову. Чувствуя, как дрожит женщина, он машинально прижал рукой её к себе, пытаясь согреть, задумался о грамотном преследовании разбойников. Размышляя, кого взять с собой, он внимательно проглядывал небольшую улицу посёлка, ожидая рассвета. Скоро почувствовал, как маленькие прохладные пальчики забираются к нему под свитер, потом в штаны. Алина, прижавшись к Белову, начала покусывать его правое ухо, а её проворные руки продолжили блуждать по его телу, доставляя приятное раздражение. Он протянул левую руку и запустил её в вырез на груди Алины. От прикосновения его руки женщина вздрогнула и выгнулась всем телом, навстречу движения мужа, подставляя под его ладонь не только грудь, но и всё, что ниже. Ладонь привычно скользнула глубже в вырез, по плоскому животу ещё ниже и ниже. Алина, поднимаясь телом навстречу руке, привстала на ногах и обвила мужчину ногами, благо просторная юбка не мешала движениям. Белов губами нашёл тонкую шею и вдохнул самый приятный в мире запах молодой здоровой женщины, который не сравнится ни с какими духами. Его язык скользнул по шее к подбородку Алины, дальше к её уху…

Внезапное чувство опасности заставило Белова отбросить в сторону почти раздетую жену и вскочить на ноги. К дому кто-то подбирался. Прижав Алину правой рукой к земле, он осторожно выглянул за угол. Так и есть, сквозь предрассветный сумрак проступили три силуэта, уверенно направлявшиеся к дому, с явным намерением разобраться, что случилось и почему не удался поджог. «Со всеми не справлюсь», – определил Белов по походке мужчин. Все моложе и крепче его физически, надо двоим прострелить ноги, а третьего можно взять невредимым. Белов лёг на землю и двумя выстрелами прострелил ноги у идущих сзади, щелчки прозвучали громом в предутренней тишине. Один из раненых не смог сдержать стон при падении, поэтому идущий впереди мужчина присел и обернулся назад.

Белов вскочил и бросился вперёд, но не успел добежать. Неизвестный среагировал довольно быстро и уклонился от удара прикладом, выхватив кинжал. Развернувшись, сыщик вытянул карабин вперёд, как шест, не давая приблизиться на расстояние удара. В темноте даже силуэт противника он видел очень плохо, опасаясь пропустить ножевой удар, напал сам. Обозначив удар стволом в голову, словно пикой, Белов ушёл налево, с ударом коленом правой ноги в живот, но противник увернулся и от него. Бывший опер начал работать любимую рукопашную связку, из серии длинных ударов обеими ногами. При этом с каждым движением он догонял отступавшего противника, добавляя к ударам ногами махи и удары карабином. Закончив отработанную связку из четырёх ударов ногами, Белов оказался буквально вплотную к бандиту, всё внимание которого было направлено на ноги. Тут же, без остановки движения, он сильнейшим ударом локтем в челюсть вывел противника из равновесия, затем работал уже по стандартной схеме. Подбив ноги, добивание в солнечное сплетение, переворот на живот и связывание. Для связывания он негромко позвал Алину с её запасом верёвок. Пока она фиксировала одного, Белов проверил двоих раненых, затем помог их связать.

За время, когда связывали и перетаскивали всех в одно место, совсем рассвело. Белов вернулся в дом, где организовал южан на перетаскивание пленных в пустой сарай, а Третьяка – на проверку взломанных домов и поиск затаившихся раненых бандитов. Ларисе он велел оставаться с ружьём в доме, охранять детей и беременную Владу, которой оружие не доверяли. На скорую руку все перекусили, а глава семейства начал собираться в преследование, которое могло продлиться два-три дня. С собой он решил взять Алину, чьё быстрое и толковое исполнение указаний понравилось. Они быстро собрались в дорогу, взяв не только оружие, одежду и продукты, но и полторы гривны, на всякий случай. В лодку Белов брал ещё две канистры по десять литров бензина, хоть и самодельный, на двести километров хватит. Перед отплытием проверил раненых, кровотечение уже прекратилось, но ампициллина на обе раны он не пожалел, велев закрыть всех в пустом доме и не развязывать до его возвращения, только регулярно поить водой. Вернулся Третьяк и доложил, что украли и сломали не так и много, самым дорогим оказалось пропавшее настенное зеркало, подаренное Беловым Третьяку на женитьбу. Таким трофеем Рудый оправдывал все ранения и потери, понятным стало его поспешное отступление.

Успокоив Третьяка насчёт зеркала, Белов велел стеречь пленных и ходить только по двое, вдруг кто-либо остался в окрестностях. Лодочный мотор он запустил сразу, отчего Алина чуть не выпрыгнула за борт. Рассчитывая, как наверстать отставание, решил, что пройдёт на моторе до устья Бражки, дальше двигаться придётся тихо, только на вёслах, а на Каме будет видно. Несмотря на быстрое движение, оба внимательно осматривали берега реки, благо места были знакомыми. До Сивы добрались буквально за час, там мотор пришлось заглушить и перейти на вёсла. Белов обговорил с Алиной необходимые жесты и знаки, чтобы полностью исключить разговор. Грёб он сам быстро, но тихо, Алина глядела вперёд, сидя на корме. Ещё через час движения Белов заметил, что жена изменилась в лице и открыла рот, который он быстро закрыл ладонью и обернулся вперёд. Метрах в ста ниже по течению он заметил лодку, свернувшую за излучину. Приткнув свою плоскодонку к берегу, Белов прикинул, как петляет река в этом месте. Догонять злодеев на лодке он не хотел, боялся, что убегут на берег, где найти их было безнадёжно. Ниже по течению был перекат, не более метра глубиной. Там и задумал взять бандитов. Он проинструктировал Алину, взял у неё часть верёвок и велел ей осторожно плыть вниз по течению. Сам выбрался на любимый правый берег и побежал вдоль реки, иногда срезая изгибы.

Уже через полчаса опер догнал плывущих разбойников и смог сосчитать их. В обеих лодках плыли всего шестеро. «Где же двенадцатый», – испугался Белов. Решив, что двенадцатый сопровождает лодки по берегу, он стал двигаться осторожнее, но вскоре добрался до нужного переката и притаился на берегу. Когда лодки показались из-за излучины реки, он в два прыжка оказался на середине Сивы.

– Быстро приставайте к этому берегу, – показал рукой, – иначе живыми не уйдёте.

На лодках сначала испугались, но быстро заметили, что чужак один.

– Ты ещё жив, паскуда, сейчас мы тебя отправим на корм рыбам, – крикнул кто-то.

Лодки стали обходить Белова с разных сторон, чего он не ожидал. Когда лодки поравнялись с ним, из обеих выпрыгнуло по разбойнику с топорами в руках, а сидевшие в лодках метнули ножи и топоры. Опытный опер уклонился и упал на спину, погрузившись с головой в воду. Двое разбойников слаженно прыгнули на него, пытаясь утопить. Белову пришлось выпустить из рук карабин и схватиться в воде сразу с двумя противниками. Спасло его то, что оба мешали друг другу, пытаясь утопить врага и зарубить одновременно. Сыщик, к счастью, оказался выше и тяжелее своих противников, что сразу использовал, нырнув вниз по течению, как можно глубже. Там, под водой, он ударил одного из врагов в горло, тот сразу начал всплывать, а другого, который душил со спины, никак не мог захватить руками. Злодей оказался опытным, а руки у него очень сильными. Белов начал терять сознание, когда левой рукой случайно махнул вниз и задел ногу бандита. Уже теряя сознание, рукой он нащупал пах душителя и сильно сжал его гениталии, делая выворачивающее движение рукой. Даже под водой был слышен дикий крик, когда вражина отпустил шею сыщика и начал всплывать.

Белова же, всплывшего у самого берега, захватила мысль о потере карабина. Забыв про бандитов, он поплыл за поплавком чехла из пенопласта, качавшимся в двадцати метрах ниже по течению. Только бы догнать карабин, только бы не потерять его, других мыслей у него не оставалось. Ещё пять метров, ещё два метра, вот карабин в руках. Сразу проверить, всё в порядке, можно оглядеться. Две лодки с четырьмя бандитами плыли ниже по реке. Из двоих нападавших один лежал лицом на берегу, подтянув ноги к себе под живот, понятно почему. «Неплохо получилось пощупать его за мягкое место», – ухмыльнулся Белов, потом осторожно подошёл к лежавшему бандиту, перевернул его на спину – тот бездумно смотрел глазами в небо, но пульс был, видимо, болевой шок. Бывший сыщик связал ему руки и вытащил на берег повыше, привязал к стволу старой ивы. К этому времени на перекат вышла лодка с Алиной. Белов не стал брать с собой пленного, вдруг в самый ненужный момент тот начнёт трепыхаться, ещё лодку перевернёт. Пусть лежит, заберём на обратном пути.

Сейчас Белов уже был спокоен, разбойникам некуда деться. Он сел на вёсла и усиленно грёб примерно полчаса, пока Алина снова не заметила лодки. В лодках плыли пять человек, отставшего они подобрали. «Отлично, – убедился сыщик, – не придётся вылавливать его по лесам». Сам он пристроился в полусотне метров сзади и бросил вёсла, рассматривая уплывавших бандитов внимательно. Те, заметив преследователя, сначала пытались увеличить скорость лодок, усиленно помогая вёслами, но получилось плохо, да через час гребцы основательно выдохлись. Белов к этому времени успел рассмотреть, что шестой разбойник лежит в одной из лодок без признаков жизни, тяжело ранен или убит. К полудню надоели эти догонялки, и он решил ещё раз уговорить разбойников на мирный исход.

– Марига, обещаю вас не убивать и не мучить, сдавайтесь. Мне надоели эти догонялки. Если не остановитесь, прострелю ваши дурные головы, как вёсла.

Поведение бандитов показывало на разногласия, они стали переговариваться и явно спорить между собой.

Белов выстрелил три раза, расщепив по одному веслу в каждой лодке. На ближайшей лодке весло от неожиданности даже вырвало из рук гребца. Алина, по указанию мужа, сделала несколько энергичных гребков к закружившимся лодкам. А он, глядя на растерянные лица разбойников, высматривал среди них Рудого, полагая, что тот на первой лодке. Так и оказалось, на первой лодке сидел рыжий плечистый мужчина. Белов закинул верёвочную петлю на нос первой лодки и велел Алине грести к берегу. Рудый и Марига, раненные в ноги, даже не тронулись с места, обречённо глядя на Белова дикими глазами. Спрыгнув на берег, сыщик вытащил нос захваченной лодки повыше на песок. Затем подождал вторую лодку, где гребцы сами направились к берегу, вытащил их лодку повыше, велев не выходить, сидеть и не двигаться.

После этого Белов связал единственного не раненого бандита, усадил его на песке. Лежавший в лодке оказался убитым лучником. Остальным было приказано выйти на берег. Все ранения оказались сквозными, только у Рудого была повреждена кость. Белов аккуратно промыл раны самогоном из фляжки, присыпал толчёным стрептоцидом и перевязал. Все раненые беспрекословно выпили по таблетке ампициллина. Затем Белов с Алиной перекусили. Связали все лодки паровозиком и усадили пленных по лодкам, которые Белов уже обыскал, перетащив трофеи в свою лодку. Настенное зеркало Третьяка нашлось в лодке, как ещё ворох украденной одежды и кусок ткани. Пленных усадили обратно в лодки, привязав их, чтобы не прыгнули за борт, вывели всю связку лодок на глубину, наблюдая злорадство в глазах бандитов. Они явно думали, что Белов с Алиной будут грести против течения и на возвращение в посёлок уйдёт несколько дней, а за это время может многое произойти.

Чужак здорово их удивил, когда завёл мотор и связка лодок довольно быстро потянулась вверх по Сиве. Не то слово удивил, ввёл в ступор, трое из бандитов даже пытались выброситься из лодки в воду, да привязаны были надёжно. Через полчаса пришлось сделать остановку для погрузки ещё одного бандита, пришедшего в себя и скулившего от боли в паху. А к вечеру вся колонна благополучно прибыла в Бражинск. Там было всё уже прибрано, пятеро пленных сидели взаперти, а пропавший южанин сам вернулся и был закрыт в чулан, дожидаться решения хозяина. После ужина и размещения пленных Белов велел несколько дней ночевать в одном доме, с выставлением охраны на ночь. Распределив ночные дежурства, все, кроме хозяина, дежурившего первым, улеглись спать. Ночь прошла спокойно, сыщик ещё трижды просыпался, проверяя сторожей.

Утром, после осмотра раненых, он занялся подробным допросом Мариги, Рудого и остальных пленников. Те, в меру своих сил, пытались молчать, но Белов не зря был профессионалом. Без какого-либо насилия он умел разговорить любого, даже если собеседник будет говорить одну ложь, – правильно поставленные вопросы дадут свои результаты. С выводами он не спешил, намереваясь более подробно поработать с пленниками ещё несколько дней. Самое основное удалось установить сразу: других разбойников вокруг посёлка нет, никто за Рудым не приплывёт, можно работать и жить спокойно. Вечером этого же дня труп убитого лучника сожгли на костре по славянскому обычаю. Тогда же Белов пересчитал свои трофеи. Практически всё похищенное удалось вернуть в посёлок, у пленных отобрали восемь дубин, пять кожаных доспехов и три доспеха с нашитыми бронзовыми бляхами, десять кожаных шлемов и один бронзовый. От покойного лучника остался лук с колчаном стрел, ещё у пленников отобрали четырнадцать ножей, больше похожих на короткие мечи. У всех было по одному кинжалу, у Рудого и Мариги по два. Шесть свинцовых кистеней, два из них на медных цепочках, две лодки, наконец, вместимостью до десяти человек каждая. Трофеи оказались неплохими. Кузнецы весь день ковали наручники и кандалы для пленных, за три-четыре дня должны были успеть.

Судьбу пленников Белов решил сразу – продать всех Сагиту или Хамиту, с Рудым можно было поиграть. Со слов других разбойников, родителей у Рудого не было, два брата и сестра жили своими хозяйствами. Богатство самого Рудого было огромным, по меркам этого времени. Большой двор в Суларе, там же торговая лавка и две большие лодьи, ещё большой двор недалеко от Сулара, где Рудый держал пленников и два десятка лошадей. Правда, там оставались пятеро охранников, но подробности Белов намеревался узнать в ближайшие дни. Нужен был совет Окуня, знавшего здешние обычаи, и помощь одного-двух крепких мужчин. Мысль получить небольшой табунок лошадей очень занимала главу растущего семейства. Пока он решил съездить в селение угров, позвать на помощь Ойдо, да и рабочие руки нужны были в любом случае. Если пообещать уграм часть добычи, они наверняка дадут парней для перевозки её в Бражинск. Размышляя над этими планами, Белов не забыл проверить, как идёт работа чеканщика, начавшего выплавку меди. Кузнецы за день изготовили уже три пары наручников, в которые Белов тут же заковал Рудого, Маригу и засланного чеканщика.

Вечером хозяин объявил, что все могут переселяться по домам. Третьяк с Владой и южане быстро ушли, только Алина с детьми осталась, как ни в чём не бывало.

– Идём, Алина, – Белов решил, что она ждёт помощи, – я помогу перенести одежду и вещи.

– Я твоя жена и буду жить в этом доме, – Алина твёрдо глядела мужчине в глаза. Тот невольно оглянулся на Ларису, которая ответила мрачным взглядом. Сам виноват, пронеслось в голове у Белова, но воспоминание о нежных пальчиках Алины не давало покоя.

– Хорошо, раз ты моя жена, будешь жить в этом доме, на первом этаже. Но запомните обе, – он посмотрел по очереди на обеих женщин, – Лариса старшая, никаких ссор и скандалов я не потерплю. Всё понятно?

Так Белов стал не только формальным, но и фактическим многожёнцем. Закрепляя свою победу, этим вечером Алина опять пошла в баню вместе с мужем и Ларисой. Спать легла, правда, на первом этаже, с детьми. Но все понимали, что это недолго продлится.

Утром, после осмотра раненых, которые довольно быстро поправлялись, – даже у Рудого уже спала температура, а воспаление становилось всё меньше, – глава рода отправился на лодке к уграм, в новое селение. С собой он вёз два топора, которые успели выковать кузнецы, все трофейные дубины и один комплект кожаных доспехов. Ну, понятно, немного гостинцев в виде овощей. Течение Тарпана в этом месте было почти незаметным, Белов весь путь прошёл на вёслах, с удовольствием разминая мышцы греблей.

За неполные две недели угры неплохо успели отстроиться, они срубили уже четыре жилые избы-полуземлянки, с традиционным очагом и полатями вдоль стен. В разной степени готовности были ещё четыре избушки, работа кипела. Однако при виде родича все с удовольствием использовали его появление для перерыва. Белов раздал подарки и попросил Коняя и Ойдо поговорить отдельно. Коротко пересказав им происшедшее, он подарил Коняю кожаные доспехи, подмигнув Ойдо, мол, тебе тоже причитается. Ещё выложил в качестве подарка дубины и топоры. Коняй начал подозрительно глядеть на него, догадываясь, что эта щедрость неспроста. Бывший сыщик не стал раскрывать свои планы уграм, не без оснований полагая, что эти дети природы не смогут сохранить ни одну тайну. Просьбу помочь гребцами Белов облёк в желание съездить за покупками, а участие каждого мужчины предложил оплатить товаром или серебром, из расчёта одна куна за человека в неделю. После этого начался обычный торг, где обговорили подробно и скрупулёзно все мелочи. Глава беспокойного семейства сразу предложил Ойдо отправиться в Бражинск, откуда тот должен был перегнать трофейную лодку в Пашур, как назвали бывшие тывайцы своё новое селение. На этой лодке через неделю двенадцать здоровых парней и мужчин приплывут к Белову, чтобы уйти в поход на пару недель. Ударив по рукам, трое мужчин пообедали и распрощались, довольные друг другом.

На обратном пути в Бражинск Белов рассказывал Ойдо подробности нападения, а тот делился трудностями устройства на новом месте. Бывший сыщик, между прочим, спросил, кто сейчас хозяин брошенного Тывая. Ойдо спокойно ответил, что угры там жить никогда не будут, боги отвернулись от этого места. Другие люди могут там селиться, место, хоть и нехорошее, но свободное. Белов поинтересовался, как староста угров отнёсся к отступничеству Алины. Ойдо даже рассмеялся, когда рассказывал об этом, оказывается, все угорские женщины очень обрадовались, что Алина ушла из селения. Они полагали, что её возьмёт в жёны кто-то из угров, и заранее ревновали.

– Если серьёзно, – сказал Ойдо, вытирая пот со лба, – ты правильно поступил, Белов, что взял в жёны Алину. Без мужа в нашем селении ей было бы очень трудно. Её и детей все обижали бы по любому поводу и без повода. Кровной родни у неё в селении нет, она из другого рода, поэтому жизнь вдовы превратилась бы в сплошное горе. Женщины её били бы за красоту и молодость, а мужчины и парни при любом случае задирали бы юбку. Коняй за неё особо заступаться не стал бы, жена у него страшно ревнивая. Так что, ты, почитай, спас Алину и её детей, – закончил свои размышления Ойдо, – твоя семья зажиточная, новая жена и её дети голодать не будут. За это Алина будет тебя всегда любить и уважать.

Отправив Ойдо с лодкой в Пашур, отставной сыщик продолжил допросы пленных, уточняя необходимые подробности, зарисовывая на старых тетрадях расположение хозяйства Рудого и его лодок на пристани. Заметив, что Рудый уже начал терять сознание от сильных болей в раненой ноге, – у него единственного оказалась повреждённой кость, – Белов перерыл весь дом в поисках обезболивающего. В тумбочке покойной бабки Алексея нашлись два стеклянных шприца в металлических коробочках для кипячения, три набора иголок и пять упаковок различных ампул. Знакомые названия оказались только на двух коробках – «морфий». Белов припомнил, что бабка Алексея умерла от рака, ещё в начале восьмидесятых, когда за возвратом наркотиков от умерших больных никто не следил. Прокипятив шприц, он поставил раненому полкубика морфия, что моментально сняло его боли. Под действием обезболивающего Рудый поменялся в характере, стал относиться к Белову как лучшему другу и с удовольствием открыл все свои тайны. Тот едва успевал записывать, раньше ему не приходилось допрашивать наркоманов под кайфом. С учётом новых показаний Рудого задумка складывалась все ярче и подробнее, вероятность успеха приближалась к ста процентам.

По мере изготовления наручников и кандалов все пленные стали пользоваться относительной свободой, теперь они свободно передвигались по своим сараям, а Белову пришлось озаботиться охраной. На ночь приходилось прицеплять пленников на связку, хотя о побеге, похоже, никто не думал, кроме Мариги. Бывший опер без допросов понимал все его мысли, тот оказался классическим уголовником, без единой черты интеллекта, одна злоба и тупость. Из него вышел бы настоящий Шариков, желание отнять и поделить между своими, конечно, не сходило с его рожи. В отношении этого «социально близкого» никакой жалости у Белова не было, он продал бы его не только на юг, а желательно – на север, куда-нибудь в Воркуту, на шахты. Жаль, что их ещё нет. Среди остальных пленных невинных жертв тоже не было, все были личными «дружинниками» Рудого.

Продолжая допросы всю неделю, Белов убедился, что Рудый, как и остальные раненые, довольно быстро идёт на поправку. Ещё пара недель, и все пленники будут абсолютно здоровы, к этому времени обещал вернуться Окунь, в совете которого глава Бражинска очень нуждался. За неделю он опытным путём установил, что Рудый становится «лучшим другом» на два часа после укола морфия. После этого радостное возбуждение спадает, и пленник начинает засыпать. С учётом такой реакции Белов планировал свои действия. Жизнь в посёлке за неделю окончательно стабилизировалась, кузнецы и чеканщики работали всё светлое время, не соблюдая восьмичасового рабочего дня. Он загрузил кузнецов изготовлением предметов первой необходимости для строительства домов, инструмента для работы и на продажу. Чеканщика-засланца он вернул на рабочее место, но кандалы на ногах оставил, разъяснив тому, что снимет их только через полгода при хорошем поведении. Нурами, ожидавший худшего, был счастлив остаться живым и невредимым, поэтому всячески показывал свою полезность и преданность хозяину. Чеканщикам Белов поставил задачу изготовления медного листа большой площади, толщиной около полумиллиметра. Задумку о производстве нового товара, который наверняка будет пользоваться спросом, он не оставил.

Семейная жизнь многожёнца складывалась спокойно, через день Беловы втроём ходили в баню, но спал он только с Ларисой, Алина пока терпела. Бывший сыщик, впрочем, решил взять её с собой в Сулар, не столько из-за полезности, сколько из опасения оставлять её с Ларисой наедине. Женщины уже освоились в совместном ведении хозяйства, по очереди смотрели за детьми и работали на кухне. Лариса была безоговорочно признана старшей женой, она и смотрела за хозяйством, при необходимости указывая Алине, что нужно делать. Бывшая вдова вела себя тихо, скромно, выполняла всю необходимую работу, понимая, что ещё недавно находилась на пороге голодной смерти. Тут Белову с Алиной повезло, она оказалась умной женщиной, да ещё симпатичной в придачу. Пока обе жены взяли на довольствие всех пленных и купленных мастеров, но в ближайшее время глава семьи надеялся от пленников избавиться, а южанам подобрать женщин. Однако до этого было далеко, и забот Алине хватало, практически круглые сутки она крутилась у плиты. Немного, конечно, помогала и Влада, но в её положении особого облегчения Алине не было. Порой Белов практично думал, глядя, как крутится его младшая черноволосая жена, что, не будь её, пришлось бы кухарку нанимать.

Возможно, потому и брал с собой Белов младшую жену, чтобы дать ей возможность немного передохнуть от ежедневных кухонных забот. Чтобы Влада и Лариса не упирались, он выделил на время поездки мастерам-южанам продукты, предлагая готовить самим, либо употреблять в виде сухого пайка. Так будет спокойнее, у рабов исчезнут вопросы к качеству и количеству пищи, меньше поводов для конфликта. Держать рабов вблизи он не хотел, поскольку не верил в сказки о любви раба к своему хозяину и всегда ждал от невольников подвоха или прямого нападения. Перед отъездом в Булгарию хозяин, опасаясь за Ларису и детей, пообещал всем четверым южанам вольную после трёх лет работы. В этом он поклялся перед ними всеми богами, в присутствии Третьяка.

А питание захваченных в плен бандитов, честно говоря, не особо беспокоило, всё равно их придётся продавать, пусть новые хозяева откармливают.

…Скор стоял на высоком берегу Камы, любуясь красивым закатом. От Рудого и Мариги до сих пор не было никаких новостей. Неужели они оплошали и не смогли захватить этого чужака? Нет, дюжина суларских бойцов давно не новички, такие и Выселки разгромят, если потребуется. Старейшина задумался, прикидывая причину отсутствия вестей от приятелей по разбойному делу.

– Точно, богатая добыча им попалась! Делиться не хотят, мерзавцы! – хлопнул ладонью по ноге Скор, догадавшийся о подлинной причине отсутствия подельников. – Ничего, я своё возьму, когда в конце лета соберу засеянные поля этого изгоя. Говорят, он отсеялся больше иного города, да огороды разбил с заморскими плодами. Мне и того хватит, через месяц отправлюсь туда и определюсь на месте. А Рудый попомнит свою жадность, поквитаюсь.

 

Глава четырнадцатая. Неадекватный ответ

Перед самой отправкой в Сулар, когда Белов уже собирал припасы для путешествия, в Бражинск прибыл Окунь с запасом руды и товаров. Узнав новости, купец изрядно удивился, не только дал толковые советы, но и сам решил поучаствовать в захвате имущества Рудого. Пока пленники под присмотром помощников купца занимались разгрузкой товара, компаньоны обсудили свои планы. Во-первых, Окунь отчитался в своих сделках и выдал Белову его долю, которая без учёта привезённого и будущего товара, только в серебре, составила двадцать восемь гривен. Кроме трёх тонн медной руды, двухсот килограммов кричного железа, пленники должны были выгрузить тридцать тюков с шерстью, десяток овец, шесть кусков ткани. Лошадей Окунь не привёз, да и к лучшему, если всё получится, у Белова будет свой табун из двух десятков коней.

Во-вторых, компаньоны ещё раз обсудили планы захвата имущества Рудого, согласовали свои действия и сразу обговорили долю каждого, в чём она будет выражаться. Всю недвижимость Белов отдавал Окуню, справедливо полагая, что не сможет за ней присматривать, сразу обговорил своё право ночлега и проживания в любое время года на любой срок. Лошадей, все ткани, инструменты и ценности, а также весь запас зерна он брал себе, Окунь обязался помочь при доставке. Если всё не поместится в лодки, сохранить до следующего плавания. С уграми глава Бражинска расплатится сам. В-третьих, Окунь, собиравшийся зимовать в Суларе, в доме Рудого, обещал за зиму найти и уговорить несколько мастеров на переселение в поселок, хоть на три года. Цену найма компаньоны тоже обговорили. В-четвёртых, Окунь пообещал найти покупателя на пленных ещё до ледостава, за небольшой процент, естественно.

Утром приплыли угры, горящие желанием добраться до трофеев и разбогатеть. Белов с удивлением заметил, что никакой ненависти к своими бывшим поработителями угры не проявили. Последний раз проинструктировав Ларису и Третьяка, он возглавил караван из четырёх судов, двигавшийся вниз по реке. Порядок движения был такой: впереди шёл Белов с Рудым и Алиной, за ним – угры и два судна Окуня. Двигались быстро, без остановок на обед или заходы в города, вставали только на ночлег, вдали от жилья. Гребцов на судах было достаточно, поэтому к Сулару добрались за четыре дня. Мандраж перед задуманной операцией напомнил Белову давно забытые, казалось, годы работы в уголовном розыске. Так же предчувствие опасности и азарт щекотали нервную систему, приводя весь организм в боевую готовность. Именно из-за этого чувства риска, которое не передать никакими описаниями, любили опера свою работу, и Белов не был исключением.

Утром он сделал укол морфия Рудому, после чего все четыре судна высадились на пристани Сулара. Сыщик, поддерживая Рудого, вместе с Окунем и тремя его подручными высадился на берег. По договорённости, четверо угров посильнее вынесли на берег носилки, куда посадили Рудого, ещё не способного ходить. «Клиент» был в великолепном расположении духа, поэтому выполнил просьбу Белова о продаже лодок сразу, позвал старшего на пристани к себе и громко объявил, что уезжает надолго, лечить рану к знаменитому лекарю, а лодки продал Белову. Возможно, будь Рудый не так печально известен, у горожан возникли бы сомнения в такой спешной сделке, но с отъявленным разбойником никто спорить не стал. Возражений ни от кого не поступило, по знаку нового владельца угры расселись в две приобретённые лодьи и отошли от пристани, двигаясь вверх по течению. Там, в условленном и осмотренном накануне месте, они должны ждать табун лошадей из хозяйства Рудого.

Остальные двинулись к городскому дому Рудого, доставляя того на носилках. В доме Рудый снова объявил слугам и соседям ту же версию о лечении и продаже имущества, и не кому-нибудь, а своему лучшему другу Окуню. Опять всё прошло гладко, благодаря богатому прошлому Рудого, никто не оспаривал его решения. К этому времени прошло больше часа, и действие наркотика начинало заканчиваться, до конюшни надо было добираться ещё два часа. Пришлось быстрым шагом двигаться туда, благо угры были достаточно сильны и выносливы. К моменту, когда процессия достигла пригородного хозяйства Рудого, тот умудрился уснуть прямо в носилках, вывести его из этого сна никак не удавалось. Можно было подождать ещё полдня, но Белов с Окунем сделали ошибку, спеша оформить всё как можно быстрее. Увидев носилки со спящим хозяином, процессию пустили во двор, но никаких объяснений о продаже имущества пятеро звероподобных конюхов слушать не стали. Более того, когда Окунь начал повышать голос, утверждая, что Рудый продал им всё своё имущество, один из подручных последнего просто двинул его кулаком в зубы. К счастью, купец отлетел в сторону и отделался лёгкими ушибами. Сыщик понял, что придётся применить силу, моментально ударил одного из конюхов карабином по затылку, а другого в солнечное сплетение. Кивнув на двоих упавших конюхов, Белов скомандовал уграм:

– Быстро вяжите этих, – а сам кинулся на третьего, только что уложившего Окуня на землю. Двое других конюхов заносили Рудого в дом и не видели, что творится во дворе. Противник Белову попался непростой, не только крепкий, но и резкий, дважды почти доставший его кулаком. Только навыки работы с шестом, то бишь с карабином, спасли напарника купца от нокаута. Он, отступая в угол двора, уже подумал, не прострелить ли ногу этому бычаре, но очухавшийся Окунь быстро сориентировался и оглушил своего обидчика сзади черенком вил. Компаньоны сразу бросились в дом, где могли услышать шум или заметить неладное из окна, так и вышло. Только Белов открыл дверь в дом, как топор врезался в косяк, на том уровне, где должна бы быть его голова. Если бы у старого сыщика не было опыта задержания преступников в частных домах, лежал бы он с разрубленным черепом на полу.

Пока конюх вытаскивал засевший топор из косяка, сыщик нанёс ему одновременно два удара прикладом в пах и лицо, после которых злодей забыл о топоре, упав на пол. Белов не стал рассматривать упавшего, торопясь подойти к последнему конюху, который уже вытащил нож, больше похожий на короткий меч. Чтобы не рисковать, пришлось выстрелить из карабина в руку с ножом и раздробить ладонь конюха. Нож выпал, конюх завыл и бросился на вошедших, но был встречен прямым ударом ступни в низ живота. Отлетев назад, конюх продолжил кататься по полу, зажимая кровоточащую руку. Белов схватил с сундука какую-то тряпку и навалился на раненого, прижимая того коленом к полу. На помощь ему пришёл Окунь, вместе им удалось скрутить конюха.

Надо было спешить, хотя дом и стоял одиноко, компаньоны решили поторопиться. Время шло к полудню, угры были отправлены с частью лошадей на берег реки, а напарники занялись обыском. Все пятеро конюхов лежали, связанные, с кляпами во рту, в доме. Обыск ничего интересного не дал, кроме неплохой коллекции оружия и доспехов, правда, недорогих. Также не интересно было на чердаке и в сенях. Зато в подклети Белова ждали сюрпризы. Дверь туда оказалась запертой на засов, а из помещения пахнуло невыносимой вонью.

– Уборную они здесь устроили, что ли, – проворчал Белов, вытаскивая любимый вечный фонарик и направляя свет в помещение, где увидел несколько полуголых людей, закрывшихся руками от яркого луча. Он, пригнувшись, прошёл в помещение, где к стене были прикованы пять женщин. Лица их были разбиты, с синяками, на телах видны следы побоев.

На вопрос, откуда пленницы родом, никакого внятного ответа напарники не услышали, кроме громкого плача, переходящего в завывания и крики. Только, когда Белов с Окунем освободили узниц от оковов и вывели во двор, женщины стали понемногу приходить в себя. Женщины натаскали воды и стали приводить себя в порядок, раздобыли в доме одежду, а компаньоны продолжили обыск хозяйства. Больше ничего интересного они не нашли и вернулись к пленницам. Из сумбурной речи одной из них удалось разобрать только то, что они были захвачены всего неделю назад, когда вместе с мужьями возвращались из паломничества в Аркону, славянскую святыню. Туда они отправились, чтобы попросить у богов детей, отвезли туда дары и были приняты волхвами, обещавшими милость богов. На обратном пути всех троих вместе с мужьями захватили разбойники, когда они ночевали на берегу.

– Как троих, – удивился Окунь, – вас же пятеро?

– Эти две не наши, они из чуди белой, разбойники привезли их только вчера, – женщины показали на двух других, действительно отличавшихся от славянок по внешнему виду. Пленницы были с пепельными волосами, светло-серыми глазами, очень стройного сложения. Они молчали, продолжая приводить себя в порядок.

– Ладно, с ними разберёмся, а где ваши мужья, – спросил Белов, – их продали или что?

Славянки переглянулись, потом одна из них заговорила:

– Я слышала, когда меня в избу притаскивали, их где-то здесь держат, в яме.

Белов с Окунем ещё раз прошли по хозяйству, разгребая сено с земли в поисках ямы. Скоро в углу двора нашёлся деревянный люк, под которым оказалась яма с тремя неудачливыми паломниками. Женщины, не скрывая своего счастья, умывали и переодевали мужей, а довольные компаньоны выносили найденное имущество и инструменты с оружием. Скоро вернулись угры за остальными лошадьми, одну из которых запрягли в телегу. Загружая на телегу трофеи, Белов поинтересовался у бывших пленников:

– А вы где живёте, может, подвезти куда.

– Мы на реке Белой живём, до устья довезите, дальше сами доберёмся, – ответили вполне оклемавшиеся паломники.

– А вы, красавицы, куда пойдёте? – обратился Белов к чудинкам, но ответа не дождался. – Ладно, садитесь все в телегу, а мужчины пусть идут пешком.

Угры успели запрячь ещё одну лошадь в другую телегу, куда погрузили связанных пленников и Рудого, продолжавшего спать. Своего помощника Окунь пообещал направить сюда позднее, после чего все перебрались на берег, где шла погрузка коней на лодьи. Все эти хлопоты с погрузкой взял на себя более опытный купец, а Белов с бывшими пленниками устроили обед, постепенно перешедший в ужин для всех. После ужина, несмотря на вечернее время, решили отчалить и проплыть хоть немного, лишь бы подальше от проклятого места. Дальше всё постепенно устроилось, паломники охотно помогали грести, а женщины готовили пищу. В булгарские города на обратном пути также не заходили, опасаясь преследования властей за пленение булгар. Трофеи Окунь с Беловым поделили ещё на стоянках, поэтому в устье Сивы расстались быстро. Окунь собирался из Соли-Камской успеть до зимы вернуться в Сулар, к новому хозяйству, где предвидел массу приятных хлопот по обустройству. Он помнил своё обязательство по продаже пленных и обещал на обратном пути забрать их прямо из поселка. По здравому размышлению, он решил продать рабов сам, на нижней Волге он бывал и в сбыте не сомневался. Белову это давало дополнительно гривну с каждого пленника.

После возвращения домой осчастливленные угры сразу отбыли домой, глава Бражинска подарил им сверх оговорённой платы по трофейному ножу, да и сами они успели прихватить при обыске различную мелочь. Угры долго прощались с Беловым, клялись в дружбе и готовности к любым подобным набегам. После их отплытия он пытался также распрощаться с чудинками, но те так и не ответили ни слова на его расспросы. Тогда Белов решил поселить женщин у себя, показал им пустующий дом, дал продукты, посуду, тёплую одежду. Разбор трофеев происходил всей семьёй и напоминал главе семьи времена детства, когда кто-то из родителей возвращался из Москвы в голодную провинцию. Делёж добычи он полностью доверил Ларисе, наблюдая на это со стороны. И старшая жена не огорчила его, разделив трофеи очень щедро, все остались довольны. Самим Беловым остались два десятка штук разной материи, дюжина полушубков, шапок, другой мужской одежды и обуви. Не считая изрядного пополнения хозяйства в виде топоров, молотков, вил и прочего необходимого инструмента. После раздачи гостинцев втроём отправились в баню, затем сыщик вернулся один домой и завалился спать, пока жёны мыли детей.

Проснулся он в темноте от ласкающих женских рук, которые добились своего, доведя Белова до сильного возбуждения. Он, в свою очередь, перешёл к ласкам жены, целуя её в шею и уши, доводя до возбуждения поглаживанием руками живота и ниже. Всё сильнее возбуждаясь, жена прижималась к мужчине низом живота, пока оба не слились в единый организм. Продолжая ласки, Белов слышал учащенное дыхание жены, потом стоны, и наконец, громкий крик разорвал ночную тишину. Звук показался Белову странным, он включил фонарик, лежавший на тумбочке. Так и есть, в постели была Алина, а не Лариса. Он испуганно сел на кровати.

– Где Лариса? Что с ней?

– Я здесь, муж мой, – из соседней комнаты вышла Лариса, уже раздетая, которая, видимо, спала на диване. Подойдя к кровати, она подвинула мужа и легла с краю. Тот откинулся на спину, оказавшись между двумя обнажёнными молодыми женщинами, своими жёнами, обнявшими его с двух сторон. Белов лежал молча, с абсолютно пустой от мыслей головой. Через некоторое время Лариса осторожно подобралась правой рукой к животу мужчины, потом оседлала его и выжала досуха, получив сама ещё большее наслаждение. Впервые попавший в постель с двумя женщинами Белов еле уснул после подобной встряски. Как говорится, скажи кому из друзей, не поверят. Впрочем, старых друзей уже не увидать, а Окунь, он-то поверит, время такое и люди такие. Надо полагать, ничего удивительного для самих жён в этом не было. Выросли они в тесных домишках, где мужчины спали с двумя-тремя жёнами, не стесняясь детей и родичей. Вот так. Ладно, хоть дети Белова спят в других комнатах, не видят этой эротики.

Наутро, как ни в чём не бывало, женщины занимались хозяйством, а вечером опять легли в постель втроём. На этот раз обе сразу, и с этого вечера спали исключительно втроём, благо двуспальная кровать позволяла выспаться, не мешая друг другу. Сперва такое поведение казалось Белову ненормальным, но по здравому размышлению, он изменил своё мнение. Обе женщины были подлинными детьми природы. К тому же мысль о греховности плотской любви внушила нам христианская церковь, в индуизме, например, этого нет. Так и обе жены относились к совместным ласкам спокойно, воспринимая их естественно и нисколько не стесняясь друг друга, благо обе ежедневно мылись в бане вместе с Беловым.

Подходил сентябрь, пора сбора урожая, бражинцы уже начинали постепенно убирать овощи. Буквально через два дня после возвращения из Сулара в поселок прибыли обещанные помощники из Пашура. И очень вовремя. Два десятка лошадей нуждались в уходе и заготовке корма на зиму. Белов наладил одну косу-литовку, посадив на черенок найденное на чердаке дома полотно. Теперь двое парней ежедневно уплывали за реку, выкашивать заливные луга, где даже в конце лета стояли сочные травы. Остальным работникам общепризнанный старейшина Бражинска нашёл занятия, с учётом силы и умений. Младшие ребята и девушки за неделю справились с уборкой урожая, который оказался таким же богатым, как и в прошлом году, только втрое больше. Как втайне надеялся Белов, озимая пшеница из двадцать первого века по урожайности почти втрое превзошла яровую местную. Посему он ещё раз решил засеять озимые из обоих злаков на всей распаханной земле, а часть пшеницы из будущего спрятать на семена, до расширения посевов. Двое парней посмышлёней работали на пилораме, а пятый взрослый ошкуривал брёвна.

После решения хозяйственных вопросов пришло время заняться работой с мастерами.

Чеканщики вырезали раскатанные медные листы по выкройке, нарисованной Беловым. Эти фигурки складывали в форму зажигалки и запаивали свинцом. Кремень привёз Окунь в последний приезд, а в качестве кресала пока использовали несколько прутков твёрдого сплава, найденного в хозяйстве Алексея. По фитилю и бензину для заправки зажигалок проблем не было. Буквально через неделю чеканщики стали выдавать до десятка зажигалок в день, действительно, специалистами они были неплохими. То, с чем Белов мучился часами, в ловких руках южан получалось за считанные минуты, и само изделие выглядело достаточно приглядно. Он вернулся к процессу изготовления пироксилина, который застопорился ещё при получении кислоты необходимой концентрации. К сожалению, работа шла очень медленно, пока не завершилась уборка урожая. Староста Бражинска изменил расстановку работников, отправив на покосы мальчишек, а старших парней нацелил на постройку четырёх двухэтажных домов. Угры за последний месяц получили неплохой опыт строительства домов, в указаниях нужды не было, парни справлялись сами.

Пока они ставили первые этажи, три девушки научились достаточно аккуратно работать с кислотами, их Белов и оставил готовить достаточное количество кислот нужной концентрации. Под химическую лабораторию пришлось использовать всю стеклянную посуду, пластиковые трубки и стаканчики, помогла запасливость Алексея, солившего и мариновавшего огромное количество припасов в банках. Туда же ушли оставшиеся баночки из-под кофе и бутылки. Запасы на зиму с этого года начали делать исключительно в берестяных туесах, которые обладали отменными бактерицидными свойствами и могли использоваться не один год. Своим лаборанткам новоиспеченный химик не стал разъяснять все аспекты получения пороха, он разбил технологию на простые операции, которые легко исполняли угорки. Почти месяц пришлось работать с ними ежедневно, контролируя довольно опасный процесс получения и концентрирования кислот.

Изначально серную кислоту Белов получил способом, описанным в школьном учебнике, при нагреве медной руды и пропускании паров через воду. Он понимал, что качество такой кислоты будет плохим, но решил рискнуть, квалифицированного специалиста в Бражинске не было. При наличии нескольких мешков азотных удобрений получение азотной кислоты из серной не было проблемой. Все реакции из школьных опытов для шестого-седьмого класса. Сложности возникали в поднятии концентрации кислот и их очистке от примесей, на это и уходили основные усилия помощников. Надо ли говорить, что школьные учебники химии и все найденные справочники стали настольными книгами Белова в тот период. Кроме того, его подспудно терзала мысль о малых запасах химически чистой селитры, но особого выбора не было. Придётся использовать то, что есть, а потом, с полученным опытом, искать местные запасы. Лучше мало пороха, но сейчас, чем много пороха, но через два-три года, до этого времени можно и не дожить, учитывая местные реалии.

Вопреки мнению о примитивности древних людей, девушки освоили работу быстро и, главное, накрепко запомнили технологию, не стараясь привносить опасные для здоровья новшества. В этом старейшина Бражинска поддерживал здоровый консерватизм и точное исполнение указаний старших, характерные для этого времени. Видимо, большое значение сыграл не сам факт освобождения угров из плена, а наказ старейшины Коняя слушать Белова как старосту и старшего в роду. С одной стороны, это избавило его от понуканий и медлительности помощников в работе, с другой – именно от этого хотелось избавиться как можно быстрее, то есть от бездумного послушания аборигенами глав родов и племён.

Уход всех угров из поселка послужил хорошим уроком истинной психологии аборигенов. И Белов понял, что не сможет создать сколь-нибудь крупного общества, если не разрушит или подорвёт веру угров и славян в главенство рода. Иначе все его указания и новшества будут поломаны и сведены на нет любым замшелым старейшиной-ретроградом. В этом деле он решил использовать тактику большевиков – если не можешь с чем-то справиться, нужно возглавить это движение. Не пытаясь бороться с беспрекословным подчинением старейшинам родов, Белов собирался стать самым главным старейшиной для всех жителей посёлка, чтобы его авторитет по определению перевешивал указания других старейшин. Второго случая превалирования решения старейшины рода над своим указанием он решил не допустить. Убедившись, что процесс подготовки химикатов стал безопасным и постоянным, сам занялся строительством домов.

К середине сентября удалось поставить все четыре дома для приходящих угров, так сказать, общежития, установить двойные слюдяные окна, затем начать обучение парней печному делу. Необходимая фурнитура для печей уже была изготовлена кузнецами, частично из меди, восемь печей ставили вчетвером до конца сентября. Окунь приплыл вовремя, чтобы оценить объёмы сделанного. На этот раз купец задержался на два дня, чувствуя долгую зимнюю разлуку. Белов с удовольствием угощал своего лучшего друга в этом мире всеми плодами с огорода, подарил на прощание так понравившийся тому китель капитана внутренней службы с фуражкой, неизвестно откуда появившийся у Алексея среди вещей. Оба строили планы, необходимые закупки и сроки на будущий год. Окунь на этот раз привёз почти четыре тонны медной и железной руды, полтонны свинцовой руды, на пробу. Еще массу различных мелочей, таких, как два килограмма кремня, полсотни самоцветов, немного шерсти. Главное было в том, что он увёз всех пленных, семнадцать человек, порядком надоевших Белову и жителям посёлка. Компаньоны договорились, что на причитающуюся главе бражинцев долю выручки за пленных Окунь зимой купит полсотни мужских и женских сапог, сбруи на два десятка лошадей, нефть, ткани. Ещё он на пробу брал полсотни зажигалок, посмотреть, как пойдёт торговля. Белов посчитал себестоимость зажигалок, которая оказалась в пределах двух кун. Поэтому продавать их даже по пять-десять кун было выгодно.

После отъезда Окуня жители посёлка вздохнули с облегчением, содержание пленных угнетающе действовало на всех. Сразу после торговца приехали гости из селения соек, десяток любопытных парней и девушек, в том числе и две из освобождённых пленниц, Ива и Липа. Пришлось опять прервать работы и устроить гулянье на два дня, на котором гостей угощали экзотическими помидорами и огурцами, картошкой и топинамбуром, с мясом и рыбой естественно. Ради праздника Белов остановил пилораму, работавшую весь световой день, и через генератор, включил громко магнитофон с русскими народными мелодиями, под такую музыку все с удовольствием плясали. Молодёжь, восхищённая пилорамой, огромными окнами, невиданными овощами, превысила лимит удивления и к поющему волшебному ящику отнеслась достаточно спокойно. Мол, много есть в дальних странах такого, что мы не знаем, а Белов – человек приезжий, вот и сохранил диковинные вещи. Потому и электрическое освещение не вызвало особого трепета, плясали гости и хозяева весело, зачастую совершенно не в ритм, но с явным удовольствием.

Гости привезли подарки старейшине, две рубашки, вышитые спасёнными девушками, сапоги. Белов также отдарился, Иве и Липе по куску шёлка и зажигалке. Остальным гостям тоже сделал подарки, мужчинам подарил по зажигалке, женщинам – по стеклянной баночке из-под кофе. Источник дохода в этом мире нашёлся, надо укреплять связи с соседями, он решил не жалеть этой экзотики, стекло и сам скоро будет делать, а зажигалки надо рекламировать, для аборигенов это новинка.

Однако гости на этом не закончились, буквально после отъезда соек по Бражке поднялись две лодьи Сагита. Оказывается, он встретил на Каме возвращавшихся домой соек, которые объяснили, как добраться до Белова. Сагит привёз весь обещанный товар, нефть и хлопок, ткани и шерсть, даже трёх невольников-кузнецов. Белов в ходе разговора упомянул о чеканщике Нурами, о своём желании расправиться с тем, кто подослал этого бандита и поинтересовался у Сагита, зачем он в этом участвовал. Купец побледнел, но держался стойко, свалив всю вину на Рудого, который случайно якобы узнал о выкупе пленников. Отставной сыщик из допросов знал, что Сагит сам пришёл к Рудому с предложением напасть на посёлок, с интересом посмотрел на купца, а потом спросил:

– Давай у самого Рудого спросим, он у меня в плену сидит.

Реакция купца была ожидаемой, его хватил паралич, к счастью, быстро закончившийся. Глядя на него, не знавшего, чем оправдаться, Белов улыбнулся:

– Будем считать твои пакости недоразумением, только прошу запомнить, моего товара нигде в этом мире нет, а купцов я уже знаю достаточно, чтобы прервать торговлю с тобой. Кроме того, я знаю, где живёшь ты и смогу туда добраться. У меня хватит серебра и других товаров, чтобы твою голову мне принесли на блюде. Ты знаешь, что я не жадный, так ведь, Сагит?

Купец покрылся мелким бисером пота, удерживая трясущиеся руки.

– Кроме оговорённой цены в виде четырёх стеклянных стопок, я предлагаю тебе заняться продажей моих зажигалок. Для начала даю полсотни этих изделий по десять кун за штуку, – Белов ухмыльнулся и продолжил: – товар новый, только один купец взял небольшую партию, спеши развернуться.

Уплыл Сагит в тот же день, сразу после расплаты за товар и покупки зажигалок, от которой он не посмел отказаться. Старейшина Бражинска с удовольствием пересчитал двадцать пять гривен, полученных за собственный товар, неизвестный в этом мире и практически единственный, способный пользоваться всеобщим спросом. Гранёные самоцветы не так хорошо продавались в маленьких провинциальных городках, а сейчас нужен был продукт, востребованный повсеместно, и кроме зажигалок, на эту роль подходили только доски. К сожалению, как успел заметить Белов, пилёные доски плохо шли в лесных краях.

Времени у местных жителей было предостаточно, поэтому всё, что можно сделать своими руками, они ими и делали. Выходило не всегда красиво, но добротно и бесплатно, платёжеспособность местных жителей оставляла желать лучшего. Кроме того, у аборигенов сложилась, в общем-то, довольно здравая практика, тёсаные доски служат дольше, чем пиленые. Потому и брёвна на концах строители предпочитали обтёсывать, а не отпиливать, волокна древесины меньше повреждались на концах, не рвались, как при распиловке, а сжимались, не впитывая влагу. Так что, с продажей пилёных досок Белов предвидел огромные трудности психологического характера, поэтому пока пилорама работала на нужды растущего посёлка и перспективные задумки. То есть дохода от неё никто не ждал.

Добытый за зиму мех прижимистые аборигены в окружающих селениях и городах оставляли для обмена на соль и железо, действительно необходимые для выживания продукты, вроде муки. Остальные товары – доски, корзины, берестяные короба и прочее, что можно сделать самим, практически не покупали, предпочитая зимой делать своё, хоть неказистое, но бесплатно. Для продажи своей продукции были два пути – самому развивать торговлю или увеличивать покупательную способность соседей-покупателей, вернее, покупательное желание. По своему опыту бывший сыщик, сам, будучи провинциалом, представлял безнадёжность быстрого изменения психики большинства людей. Тяжело было даже в двадцать первом веке, при развитой рекламе и телевидении, что уж говорить о родовых общинах этого времени, где каждая покупка даже простого инструмента обсуждалась всей роднёй месяцами, если не годами. Булгары и угры даже зажигалку считали баловством, если можно за какие-то три-четыре минуты бесплатно зажечь огонь кремнем и огнивом.

… – Каков дикарь, хотел меня напугать! – оправдывался сам перед собой Сагит, едва отплыл по Каме на достаточное расстояние. Впервые за свою двадцатилетнюю торговую карьеру купец оказался вынужден выполнять чужие желания, а не навязывать свои. Именно эта, проявленная слабость перед варваром сильнее всего унижала Сагита, нежели перспектива убытка. Нет, как раз доход от нынешней сделки будет неплохой, даже эти новинки-зажигалки удастся сбыть с выгодой. В этом южанин не сомневался. Но сам факт того, что какой-то дикарь так легко переиграл его, унижал грустной перспективой. Тем более что себе торговец врать не мог, он увидел, что одинокий северянин слишком быстро и легко становится сильным, окружает себя толковыми людьми, слишком умело для дикаря ориентируется в торговле. Это напугало Сагита больше всего, купец неожиданно для себя почувствовал в Белове силу, способную вознести варвара на вершины власти. И теперь не знал, что делать с этим чувством.

Рискнуть, поверить в этого удивительного варвара, активно торговать с ним, помогать, чтобы приблизиться к нему и получить большие возможности в перспективе, когда (и если) Белов станет вождём? А он непременно станет большим вождём, внутренний голос торговца просто кричал это. Но принесёт ли возвышение далёкого северного варвара пользу великой Казарии? Не станет ли Белов одним из врагов южного государства, обеспечивающего в течение многих лет спокойную торговлю по Волге и Каме? Не разрушит ли его варварское племя устои спокойной жизни, долгими годами создаваемые среди жителей Прикамья? Вдруг Белов со своими дикарями перекроет торговлю по Каме, столь прибыльную богатыми мехами?

– Впрочем, – усмехнулся торговец, – кто мне поверит в Итиле? Не слишком ли я много беру на себя, недостойный раб Яхве? Думаю, ребе Авраам даст правильный ответ на эти вопросы.

Приняв поистине соломоново решение, торговец повеселел и отправился пересчитывать товары, прикидывать, где выгодней их сбыть. Это привычное занятие всегда успокаивало и давало осознание своей силы и ума.

 

Глава пятнадцатая. Настоящая работа

На этом визиты в посёлок закончились, а через неделю настали холода и реки покрылись льдом. Работы по хозяйству заметно сократились, Белов смог организовать в одном из пустующих домов школу. В ней он устроил занятия для всех жителей посёлка, включая мастеров-южан и работавших угров, кроме Ларисы, Третьяка и Влады. Занятия были короткими, по два часа в день, все обучались русской азбуке из двадцатого века, письму, счёту арабскими цифрами.

Староста растущего посёлка весь октябрь занимался изготовлением подсолнечного масла, сначала приспосабливал пресс из хозяйства Алексея, потом делал холодный отжим, потом пытался повторить технологию горячего отжима, но ничего не получилось. Времени на масло ушло много, но и результат был неплохим, почти пятьдесят литров нерафинированного подсолнечного масла Белов поставил на зиму в овощную яму. Спускаться в три овощные ямы – одна в доме и две в сараях – он полюбил. Полки ломились от солений и овощей, за сентябрь удалось насобирать и засолить почти сто литров различных грибов, жаль, уксуса не было, ещё бы замариновали столько же. После сбора урожая и семян он насчитал сто двадцать семян сахарной свёклы, что гарантировало получение первого сахара уже через год. Пользуясь сладостью клубней топинамбура, Белов поставил из самых мелких брагу, которую за октябрь перегнал на самогон, получив литров двадцать неплохого напитка. Первач он оставил для медицинских целей, а большую часть настоял на смородиновом листе, зверобое и других травах. К началу ноября в баре второго этажа стояли десятка два бутылок с различными настойками, к которым, впрочем, сам изготовитель был равнодушен. За свою прежнюю жизнь отставной сыщик выпил слишком много, чтобы продолжать в новом мире, да при двух молодых жёнах.

В начале ноября трое парней-угров, завершивших строительство домов и печные работы, были направлены в помощь кузнецам. Работа кузнецов была в этом мире почётной и завидной, главное – высокооплачиваемой. Сам Белов вернулся в химическую мастерскую, где занялся непосредственно получением пироксилина, который вышел достаточно грязным, но работающим. Из-за плохой очистки реактивов порох вышел дымным, не слишком отличающимся при горении от чёрного пороха. Первые партии пороха были разнородными, отличались разным горением. Доводить порох до стабильного состава химик-самоучка не стал, торопясь изготовить первое оружие. Он простым смешиванием разных партий продукта приводил окончательный состав к общему результату. Лучше, считал он, пуля пусть всегда летит на сто метров, чем один раз на двести, а другой на пятьдесят. Методом проб и ошибок удалось к декабрю получить достаточно надёжный порох, отработать технологию его получения и обучить этой технологии трёх девушек. Пока они весь декабрь нарабатывали запасы пороха, которого Белов надеялся получить не менее десяти килограммов. Сам он занялся изготовлением инициирующего вещества для капсюлей, на которые ушли остатки перемещённых вместе с домом реактивов, да так увлёкся химическими опытами, вспомнил детство своё золотое, что изготовил несколько взрывпакетов с самодельным бикфордовым шнуром, авось пригодятся.

Буквально с конца октября Третьяк обучил троих отроков, двух девушек и мальчишку катать валенки. Благо пустых домов в посёлке было достаточно. Ребята оказались очень способными, к началу сильных морозов они полностью обеспечили всех жителей валенками, даже детей. Потом принялись готовить валенки для угров, работающих в посёлке. Ближе к новому году каталы стали валять валенки на продажу. В результате наличия тёплой обуви ни один житель посёлка, даже южане, не простыл за зиму. Ребята, приходившие на работу из Пашура, сразу переодевались в валенки, которые им очень понравились. Глядя на их реакцию, Белов надеялся на удачную реализацию зимней обуви из валяной шерсти.

Как только выпал большой снег, многие угры перестали возвращаться домой по воскресеньям. Пользуясь отсутствием родителей и предоставленной свободой, подростки водили хороводы, катались с ледяных горок, которые устроили на берегу Бражки. Белов протянул провода, которых много было в запасе, до пустующего дома, где устроили клуб. На выходные дни туда приносили магнитофон, на нём крутили народные песни и стилизованную под них попсу, а молодёжь весело отплясывала под громкую музыку. Сначала эти танцы не слишком отличались от плясок дикарей какого-нибудь африканского племени. Старейшина, наглядевшись на дёрганье без чёткого ритма и согласованности движений, не выдержал. С Алиной и Ларисой он разучил кадриль, вернее, нечто похожее на неё, как смог вспомнить. После этого целый месяц все трое раз в неделю занимались полдня обучением молодёжи. Выходной день старейшина Бражинска соблюдал строго, не хуже, чем правоверный еврей субботу. В воскресенье делали самые необходимые работы по хозяйству, кормили скот, убирали снег и тому подобное. Даже рабы-южане работали в воскресенье только до обеда, совсем освобождать их от работ Белов боялся, ибо знал по опыту, что свободное время для подневольного человека может дать отвратительные результаты, вроде восстания или побега. Чтобы обеспечить танцы электричеством в безветренную погоду, когда ветряк не крутился, пришлось собрать ручной привод для генератора. Отбоя от желающих обеспечить музыку для танцев не было, у парней выработалась определённая мода – пока не покрутишь ручку генератора один танец, самому не танцевать.

Стоит ли говорить, что о воскресных танцах только и разговаривали работники, не одни угры, но и темпераментные южане, которым староста разрешил танцевать со всеми. Он использовал такую любовь к новинке в качестве пряника, не стесняясь запрещать посещение танцев лентяям и лоботрясам, не выдававшим определённую норму продукции. Возможно, именно по этой причине за зиму в посёлке не было сколь-нибудь серьёзных конфликтов. Не только в отношении указаний Белова, Третьяка или Ларисы, которые исполнялись без всяких раздумий и споров, но и между парнями и девушками. Глядя на отношения угорской молодёжи, Белов перестал верить сказкам историков о патриархате. Может, это особенности различных племён, но в отношениях между молодыми уграми, по его наблюдениям, первую скрипку играли исключительно девушки. Нравы молодёжи были настолько свободными, что он удивился, как никто из девиц не забеременел за зиму.

Пять кузнецов с подручными до нового года обеспечили посёлок всеми возможными железными предметами и инструментами, пришла пора занять их настоящим делом. Белов нарисовал схему простейшего шестизарядного револьвера, калибром десять миллиметров, потом начертил каждую деталь в отдельности, в натуральную величину. Благо простенький газовый револьвер «Страж» у бывшего сыщика имелся, был куплен во времена оны для отпугивания собак, да так и остался после выхода на пенсию, и он смог на живом примере показать кузнецам конечное изделие. Изготовлением этих деталей и занялись кузнецы, не вдаваясь в подробности действия самого устройства. Чеканщики к этому времени перевели все запасы кремня, изготовив почти пятьсот зажигалок. Белов загрузил их изготовлением двух типов медных гильз. Одну двенадцатого калибра – под два ружья, имевшихся в доме, третье было шестнадцатого калибра, несерьёзно для перспективного оружия. Для этой работы он предоставил отстрелянную гильзу в качестве образца. Другая гильза была немного другого типа, револьверная, калибра десять миллиметров, её изготавливали по эскизу в натуральную величину. Капсюли для обоих типов гильз были стандартные, Белов заказал их чеканщикам две тысячи штук.

Первые же два десятка изготовленных гильз и капсюлей он лично снарядил и испытал простейшими способами. Капсюли просто насаживал на гвоздь и кидал на пол, как ни странно, девять из десяти капсюлей срабатывали. Потом испытывал патроны в сборе, почти аналогичным методом, сразу выявившим конструктивный брак. Все первые патроны рвались по кругу возле соединения цилиндра гильзы с донышком. Даже увеличение толщины медной пластины не давало гарантии от разрыва. После нескольких попыток запрессовки места разрыва решили просто пропаивать свинцом. Тогда, в ходе нескольких испытаний Белов решил, что гильзы достаточно прочны и практичны в изготовлении. Хотя по количеству операций технология изготовления только одних гильз была сложнее зажигалочной. Соответственно и себестоимость полностью снаряжённого патрона приближалась к пяти кунам. Для примера себестоимость стрелы с железным наконечником была не больше двух белок, в пятьдесят раз дешевле. Полученные от торговцев гривны и товар пока позволяли создать минимум патронов для обороны посёлка, старейшина спешил это сделать, торопясь до лета – открытия навигации. Для простых работ он приставил к оружейникам двух учениц, симпатичных угорок на выданье, надеясь на создание семей.

Пока мастера занимались заказами Белова, он старался жить без особого фанатизма в работе и приучать к этому Третьяка. Парень к началу декабря создал-таки работающую модель паровой машины, после полугода упорной работы. Практически все детали были из меди и свинца, но часа два подряд паровой двигателёнок работал без перерыва. Белов отвлёк Третьяка для небольшого отпуска, они ежедневно устраивали прогулки на лошадях, провели вместе с Ларисой, Алиной и Владой стрельбы из ружей. Обстреляли новые патроны, показавшие неплохие результаты. Дальность полёта пули упала почти в два, а то и в три раза. Однако стабильность выстрела была неплохой, на ста метрах пуля не теряла убойной силы. Получив разрешение старшего родича отдохнуть, пока погода хорошая, Третьяк с удовольствием занялся растущим сыном и молодой женой, которая уже вернулась после родов к огранке самоцветов. Парень по-прежнему любил Владу, как год назад, а в сыне души не чаял. Добрый малый, думал часто о младшем родиче Белов, повезло с ним.

Две недели, до наступления сильных морозов, обе семьи в полном составе с удовольствием ежедневно катались на лошадях. Во время этих прогулок они постоянно встречались с двумя чудинками, которые молчаливо взяли на себя уход за животными и успевали не только накормить и вычистить лошадей, тёлку с бычком, овец и лосей, но и выгулять их всех, да ещё присмотреть за курами и собрать яйца. За лето куры вывели по десятку цыплят, поэтому курятник разросся до полусотни птиц. Белов с лета направлял на работу с курами и скотиной по две-три девушки. Вместе с чудинками они отлично справлялись с большим хозяйством. Глядя на корову, гость из будущего вспомнил историю оспы и прививок от неё в своём мире. Надо обезопасить от оспы жителей посёлка и наших детей, решил он, оставляя в памяти зарубку на будущее.

С наступлением крещенских морозов Белов с Третьяком вернулись в мастерские. Третьяк приступил к воплощению своей модели в настоящий двигатель для парохода, идею винта в качестве движителя он знал и решил применить сразу, не отвлекаясь на колёсные пароходы.

Сам старейшина принялся доводить до готовности детали револьвера, изготовленные в количестве двадцати экземпляров. Все детали были сделаны из отвратительно мягкого железа. Он выбрал детали, нуждавшиеся в более твёрдом материале, обработал их, доводя до максимально возможной твёрдости, путём цементации. Благо, имея первое образование инженера, Белов представлял, что нужно делать, не только в теории. Отдав закалённые детали на тонкую доводку и сборку, он занялся рассверливанием стволов и барабанов с помощью ручной электродрели сверлом диаметром десять миллиметров. Именно из-за наличия в наборе целых восьми штук сверл на десять миллиметров диаметром он и выбрал калибр револьвера. В процессе рассверливания и шлифовки стволов одно сверло сломалось, а две заготовки были испорчены. Стволы вышли очень короткими, порядка восьми сантиметров. На эту работу ушёл весь январь и половина февраля, пролетевшие незаметно для сыщика, увлёкшегося сборкой оружия. Благо, навыки инженера остались, при наличии двух штангенциркулей и одного колумбика заготовки для барабанов и стволов изначально изготовили с допуском в пределах пары десятых долей миллиметра. Потому чистовая подгонка изделий вышла недолгой.

К концу февраля восемнадцать револьверов были изготовлены, осталось снарядить патроны. Белова ожидал сюрприз в виде отсутствия свинца, который ушёл на пайку зажигалок и патронных гильз. Пришлось заняться изучением процесса получения свинца из руды, где он неожиданно узнал из справочника, что в свинцовой руде встречается достаточно высокое содержание серебра. С помощью своих лаборанток Белов получил из руды серебро, которого действительно оказалось семь процентов по массе. В результате к апрелю из пятисот килограммов руды удалось получить десять килограммов серебра и сто с лишним килограммов свинца.

К этому времени все кузнецы работали на Третьяка, дорабатывая к сборке первую паровую машину в натуральную величину. Белов отдал свинец чеканщикам, для отливки пуль нужного калибра, а сам занялся снаряжением капсюлей и патронов, затем запрессовкой капсюлей и пуль в патроны, благо, машинка для запрессовки капсюлей нашлась в охотничьем хозяйстве Алексея. Оказалось, получается достаточно быстро, при необходимой сноровке. Уже пятого апреля Белов решил испытать первую партию револьверов, стреляя из-за дерева привязанным к спусковому крючку шнуром. Результаты были вполне сносными, разорвало только один ствол, а пули летели по прямой траектории на расстоянии до тридцати метров. Потом испытания шли уже с руки, на вращение барабана и силу отдачи. Обрадованный неплохими результатами для самоделки, он проверил пробивную способность, которая оказалась неплохой, доска в двадцать миллиметров пробивалась насквозь за десять метров. Доска тридцатка за пять метров не могла задержать пулю. Конечно, никакой мушки и целика на револьверах не было, на десяти метрах и так сойдёт, а на более дальних расстояниях пуля всё равно летела нестабильно, с огромным разбросом. Получилось скорострельное оружие ближнего боя, как раз для женщин, подростков и простых охотников, далёких от воинской подготовки.

Трудно описать радость, которую пережил Белов, получив семнадцать рабочих револьверов и двести патронов к ним. Кроме обычного удовлетворения мастера, создавшего не просто надёжное оружие, а оружие, не имевшее равного в этом мире, отставной сыщик, как и всякий мужчина, испытывал прямо физиологическую потребность держать эти револьверы в руках, стрелять из них и разбирать. Ко всем этим чувствам добавлялась уверенность в надёжной защите посёлка и его жителей, защите семей и детей Белова и Третьяка. Убедившись в безопасности применения револьверов, старейшина за неделю обучил две семьи не только стрельбе, но и чистке оружия. Он пошил пять кожаных кобур и обязал всех четверых взрослых своего семейства носить револьверы на поясе постоянно. Все четверо, отстреляв по два десятка патронов, довольно стабильно научились попадать в грудную мишень за пятнадцать метров, стрельба на более дальние расстояния в лесу или посёлке была мало вероятна.

В это время Лариса опять забеременела, чему ее супруг был только рад, стараясь больше времени проводить c ней и Максом. После изготовления револьверов он перестал панически бояться нападения на посёлок, стал больше времени уделять семье, с удовольствием занимаясь с Максом и тремя детьми Алины, которая очень ревниво отреагировала на беременность Ларисы, буквально насилуя Белова в надежде самой скорее понести от мужа.

В жизни посёлка тоже произошли достаточно серьёзные изменения. Угры, работавшие в посёлке, первый месяц постоянно менялись, но с наступлением холодов стали приходить на работу одни и те же подростки. Ребята перестали еженедельно возвращаться в Пашур, ссылаясь сначала на сильные морозы, потом просто так. Все они к весне достаточно хорошо читали, Белов стал давать им детские книги и небольшие рассказы, выбирая наиболее понятные, в том числе сказки. Некоторые ребята и девушки проявили способности к точным наукам, с ними отставной сыщик начал изучение арифметики, геометрии и основ физики. В принципе, он и добивался такого результата, когда договаривался о работах молодёжи в посёлке. К весне четверо из пятнадцати ребят довольно бегло читали и заканчивали изучение таблицы умножения. Староста начал к ним присматриваться, тестируя каждого в разных мастерских и хозяйстве, где подростку комфортнее и где он лучше справляется. Поведение ребят давало надежду на окончательное закрепление некоторых из них в Бражинске.

В марте началась подготовка к посадочным работам, обе семьи старожилов уже привычно высадили рассаду помидоров в ящики, на этом примере Белов начал уроки в школе по природоведению и ботанике. Он поставил такие же ящики в классе, где ребята с удовольствием ухаживали за рассадой. К этому времени в Пашуре возникли проблемы с продуктами, сначала работники перестали уходить домой даже раз в месяц, потом неожиданно пришли ещё десять мальчишек и восемь девушек, достаточно истощённые, чтобы Белов решился их выгнать. Продуктов было достаточно, для детей он никогда пищи не жалел, зато к лету все угры, жившие в посёлке, знали русскую азбуку наизусть, практически все читали. Соответственно и говорили все ребята по-русски довольно бегло, практически без акцента. Даже между собой зачастую использовали русский язык, поскольку в угорском просто не было многих терминов и названий.

Подростков постарше Белов привлёк к работам для своей пользы, они помогали его лаборантам, кузнецам и чеканщикам. К этому времени снаряжение ещё трёхсот патронов для револьверов и двух сотен патронов для ружей было закончено, как и весь порох. Из остатков медной и железной руды девушки занялись восстановлением запасов кислот и их концентрированием. Нашлись свободные работники для перегонки нефти на бензин, для разделения тяжёлых фракций на парафины и остальные. После получения парафинов Белов научил девочек делать парафиновые свечи. Он, в общем, как хороший старейшина, находил работу для всех, даже для незваных работников. Часто он чувствовал себя председателем плохого колхоза, когда подолгу приходилось объяснять и показывать новичкам, что нужно делать и как это надо делать.

Весь рабочий день, до темноты, старейшина проводил на улице и в мастерских, даже обедал иногда у Третьяка, обсуждая технические проблемы. День пролетал быстро, начинаясь с проверки скотного двора, затем шёл обход мастерских, от механической мастерской Третьяка, через химиков, к чеканщикам, затем кузнецы. Потом приходило светлое время, когда ударом импровизированной рынды Белов приглашал всех учеников на занятия. Это были самые интересные два часа, занятия с учениками определённо нравились отставному сыщику. Среди ребят не было лентяев и глупцов, видимо, естественный отбор не давал таким детям шансов на выживание. Поэтому каждый урок превращался в приятное общение с любознательными детьми, где учитель часто отклонялся от темы, чтобы рассказать, как возникает лёд, почему дует ветер, и осветить прочие интересующие нормальных детей темы. Ну, а после сытного обеда все расходились по своим рабочим местам, тогда у старейшины Бражинска добавлялось забот, приходилось смотреть, что творят подростки. Не столько, чтобы не запороли саму работу, сколько, чтобы не покалечились. К счастью, зиму все жители поселка пережили без потерь и серьёзных заболеваний.

К середине апреля хозяйственные постройки были приведены в образцовый порядок, навоз со скотного двора вывезен на поля и разбросан, дрова напилены и наколоты на два года вперёд, на дрова ушла вся засека, теперь посёлок был виден издалека со всех сторон. Но Белов по этому поводу стал меньше беспокоиться, особенно после изготовления семнадцати револьверов. Зная малочисленность окрестных племён, он здраво оценивал возросшую огневую мощь своих подопечных. Тем более что теперь ему могли помочь сразу четверо надёжных людей. Уж в обороне он мог вполне положиться на своих жён и Третьяка с Владой. Кроме того, ближайшие к своему дому строения, практически весь скотный двор, кроме конюшни, старейшина за зиму обнёс высоким забором, объединив постройки в общий двор, потратив на него два ведра кованых гвоздей, недельную продукцию одного из невольников-кузнецов. Во дворе постоянно бегали подросшие щенки, оказавшиеся, к сожалению, обычными беспородными пустобрёхами. Однако и они неплохо караулили двор по ночам. За последний месяц в поселок перебралась вся молодёжь Пашура, что здорово подорвало мясные запасы, да и остальные припасы тоже. Пришлось по последнему снегу устроить охоту на лосей, чтобы не оголодать во время половодья. На охоту собрались Белов с Алиной и Третьяк. Работники к этому времени изготовили десяток саней, в которые были запряжёны лошади, и возницы ожидали команды.

Свой карабин Белов доверил нести Алине, а сам с Третьяком решил испробовать новые ружейные патроны в деле. Влада ещё кормила сына, её решили не брать с собой. Последние два месяца она обучала огранке двух смышлёных девушек и сейчас только проверяла их результаты по вечерам, остальное время гуляла с ребёнком или работала по хозяйству. Мальчишки заранее выследили большое стадо лосей недалеко от посёлка, куда рано утром трое охотников осторожно подошли на лыжах. Лоси, на которых в этих местах люди охотились редко, подпустили добытчиков на полсотни метров без всякого волнения. Белов с Третьяком обозначили свои мишени и выстрелили почти одновременно, быстро перезарядили и снова выстрелили, только тогда лоси грациозно стали убегать, однако наст не давал им разогнаться. Пока сильные звери проламывали наст, увлекая за собой самок и молодняк, охотники успели выстрелить ещё по два раза. Результатом охоты стали три коровы и два бычка. Мальчишки, наблюдавшие с пригорка за охотой, за считанные минуты сообщили о её результатах по живой цепочке своим приятелям в посёлке. Оттуда выехали все десять саней с дюжиной азартных парней с топорами и ножами, уже своего, кстати, изготовления. Пока парни снимали шкуры и разделывали туши, грузили и готовились к перевозке, охотники вернулись на одной из упряжек домой.

На следующий день Белов с Третьяком и Алиной повторили охоту, немного в другом месте. На этот раз стреляла Алина с Третьяком, но результат был хорошим, пять убитых лосей. Глава Бражинска сразу распорядился одного лося отвезти в Пашур. Ещё накануне вечером он хотел пригласить соседей к себе, но решил, что дешевле и удобнее будет просто отправить им тушу. На следующий день после охоты все ребята уже были на работе или за партами. Они отлично усвоили летний урок старосты, когда тот не дал разгореться пиршеству на несколько дней. Почти двух тонн мяса по расчетам должно хватить на пару месяцев, но через неделю Белов решил воспользоваться исчезающим снегом и льдом, чтобы поохотиться на зубров. Зубры, которые паслись в низовьях Бражки, на зиму перебрались немного ближе к реке, в прибрежные лиственные леса, ивовые заросли. Туда выехали на всех десяти санях, с топорами и ножами для разделки. Белов с Третьяком и Алиной были верхом, поэтому обогнали всех на час или больше. Привязав лошадей под охраной двух пареньков, которые сразу развели костёр, побаиваясь тигров, часто бывавших в этих местах, охотники на лыжах отправились к месту зимовки зубров.

Зубры оказались не такими безобидными, как лоси. После того как были застрелены четыре телёнка, вожак выстроил стадо вокруг упавших телят и полчаса держал всех охотников в напряжении. Когда вожак стал собирать всех коров в атаку на охотников, Белов не выдержал и выстрелил из карабина, уложив вожака наповал. Едва матёрый зубр повалился на снег, стадо потеряло управление, и хватило пары прицельных выстрелов по коровам, чтобы зубры скрылись в лесу. Подоспевшие десять саней едва увезли добычу. На обратном пути старейшина боялся, что весенний рыхлый лёд не выдержит тяжести саней. Шесть зубров дали почти вдвое больше мяса, чем десять лосей. А шкуры и рога были великолепным трофеем. Позднее Белов постелил шкуру вожака на пол в зале, а череп с рогами установил на столбе у дома, как было принято в этом мире.

Вообще, внутреннее убранство комнат в доме Белова за прошедшие два года изменилось до неузнаваемости. В мае, когда совершился перенос, дом изнутри смотрелся типичным жилищем небогатого интеллигента, со старой мебелью и посудой семидесятых годов двадцатого века, аналогичными недорогими коврами на стенах и на полу. Большая часть посуды была спрятана в кухонных шкафах, холостяк Алексей пользовался минимальным набором тарелок и чашек. Почти весь первый этаж представлял собой самостийно возникшую мастерскую, с разбросанными проводами, алюминиевыми трубками, обрезками металлических и пластиковых панелей, листов. Комнаты дома носили некоторый налёт неустроенности, чего вы хотите от тридцатипятилетнего холостяка, увлечённого радиоэлектроникой?

Сейчас, с помощью жён и с учётом реакции Окуня, побывавшего в гостях, жилище старейшины Бражинска выглядело изнутри настоящими боярскими хоромами. Белов раскопал все свои закладки с книгами, зеркалами и хрусталём, вернул дорогой хрусталь на место в сервант. Занимавший центральное положение в зале диван был отодвинут, чтобы разместить в комнате искусно вырезанные деревянные скамьи для гостей, окружавшие большой полированный стол, превращённый в рабочий. Столешница была раздвинута, на столе установлены письменные приборы, найденные среди вещей Алексея. За спиной главы семьи, в простенках между окнами, стоял музыкальный центр и изготовленные южанами книжные стеллажи, покрытые вычурной резьбой, подчёркивавшие ценность книг. Хотя в мире, где даже книголюбы не могли похвастать десятком-другим книг, библиотека Алексея в тысячу томов смотрелась и так роскошно.

В будущем Белов планировал закрыть стеллажи стеклянными дверцами, чтобы книги не пылились. Все ковры, даже те, что лежали раньше на полу, были выстираны и развешаны на стенах в зале. Там же, где раньше висели снятые ныне полки с книгами, расположился завидный для всех охотников трофей хозяина – шкура тигра. На третьей стене залы, для пущего воздействия на аборигенов, коварный хозяин разместил впритык шесть прямоугольных зеркал от разобранной старой стенки. Таким образом, создав видимость окна в другой мир. На суеверных угров, как и славян, считавших карманное зеркальце роскошью, зеркальное панно размерами метр на два производило большее впечатление, чем шкура тигра. Пол в зале укрывала слоем густого меха тонко выделанная шкура зубра, занимавшая практически всю поверхность.

Медвежью шкуру Белов давно отдал в детскую, где спал его первенец Максим, чтобы ребёнок не ступал босыми ногами по полу. Кроме того, заметно преобразилась кухня, откуда вынесли большую часть мебели, установив большой обеденный стол, где помещалась вся семья Белова, вместе с детьми. Многочисленная посуда была расставлена на сооружённых полках, густо облепивших стены. Газовую плиту разжигали редко, разве, когда летом срочно хотелось горячего чая. Всю основную пищу жёны готовили на камине и в печи. Лишняя мебель, вроде журнального столика и пары кресел, временно перекочевала в чулан. Но Белов намеревался расширять свой дом в ближайшее время, ибо растущая семья нуждалась в большой столовой, а её глава хотел пристроить себе достойный кабинет. Надо ли упоминать, что вся металлическая посуда на кухне блестела и постоянно протиралась жёнами, получавшими от этого чуть ли не сексуальное наслаждение?

Первый этаж был чётко поделен между двумя детскими комнатами, где стояли кровати для жён, в случае заболевания детей ночевавших там. И небольшой уголок остался для инструментов и крохотной мастерской, в которой Белов иногда пытался воплотить в материале свои фантазии. В сенях, естественно, также был наведён образцовый порядок, всех посетителей приучили снимать обувь там, кроме зимнего времени, когда дозволялось делать это в прихожей. Как бы не выглядело жилище, дома старый сыщик привык ходить босиком, чай, не землянка какая! Все эти перемены, вкупе с огромными для местного понимания окнами, электрическим освещением в каждой комнате, включая сени, производили достойное впечатление даже на жителей Бражинска. Что уж ожидать от тех, кто попадал в дом впервые?

Не успели вернуться с охоты, как резко потеплело и пошло бурное таяние снега. Начался ледоход, второй ледоход для Белова в этом мире. Он привык к новому миру, несмотря на некоторые бытовые неудобства. Опасаясь подтопления домов, овощных ям и ледников, ещё в начале марта, с помощью всё прибывавших работников, расчистили территорию посёлка от снега и поддерживали её в чистоте. За год вокруг двора Белова и баньки выросли восемь двухэтажных домов, две бани, три кузницы и две мастерских – химиков и чеканщиков. С другой стороны дома, ближе к реке, раскинулся конный двор из полудюжины построек, от нескольких денников и сеновала до свинарника, пока пустующего, но готового к приёму поросят; свиней в своём дворе Белов держать не собирался. Щенки, подаренные родом соек, выросли в симпатичных лаек, которых сыщик с помощью мальчишек, пытался обучить премудростям охоты. Жаль, что лайки по природе своей не могут толком сторожить, особенно от людей. Белов ещё осенью подумывал о приобретении хороших сторожевых псов, но для этого надо плыть вниз по Волге, где могли быть кавказские или среднеазиатские овчарки. Путешествие сдерживалось отсутствием гребцов, он отложил его до постройки парохода. Уж пару кочегаров он найдёт.

… – Холодно здесь зимой, хотя ты прав, ветра почти нет. А без ветра этот холод легче перенести, чем нашу зиму в степи, под ветром. – Южанин-чеканщик подкинул дров в печурку, закрыл чугунную дверцу, протянул руки над нагретой кирпичной кладкой, наслаждаясь горячим воздухом. Хотя в доме и без того было тепло, удержаться от такого жеста трудно, когда за окном воет вьюга.

– Веришь, что хозяин нас отпустит? – Его сосед по жилищу отхлебнул из кружки горячий отвар зверобоя с мёдом, опасаясь простыть. Он уже выпил три такие кружки, но всё не мог остановиться, надеясь избавиться от прихватившего кашля.

– Не знаю, поживём, увидим. Верить я давно перестал, особенно богачам, – грустно скривился чеканщик, глядя на перебитые пальцы своей правой руки. Этой рукой пять лет назад он осмелился закрыться от плети первого своего хозяина, за что и поплатился. С тех пор неуживчивый раб сменил трёх владельцев, пока не был продан на север, диким варварам, по слухам, поедавшим своих рабов и пленников. За прошедшие месяцы чеканщик не только убедился в лживости таких слухов, но, с удивлением, стал замечать человеческое отношение к себе и своим товарищам по рабству. Поэтому в глубине души верил и надеялся на свободу, а по ночам мечтал о собственной семье, пусть даже в этих северных лесах.

 

Глава шестнадцатая, техническая

Первым плаванием после ледохода Белов планировал поездку за каменным углем, который давно закончился. Ещё в марте он посылал за углём трое саней, но привезли мало, едва хватило для переработки остатков руды. На лодках доставка угля была значительно проще, и привезти можно было больше, чем на санях. Белов был уверен, что обилие работников-угров сохранится в посёлке до середины лета, до первых овощей. Поэтому планировал построить выше по течению Бражки, прямо возле выхода глины и кирпичного производства, небольшую доменную печь.

Железо, которое получали из богатой руды кричным способом, было отвратительно некачественным, по меркам двадцать первого века, процесс получения очень длительным и трудоёмким. При богатейших уральских рудах нужно было переходить на доменное литьё, только тогда получался выигрыш в себестоимости и производительности. За зиму Белов имел возможность убедиться, что себестоимость изделий его кузнецов практически равна стоимости работ других мастеров. Не только выигрыша не было, даже имелся небольшой проигрыш, за счёт высокой стоимости доставки сырья и низкой квалификации мастеров. То, что развиваться посёлок сможет только при скачке производительности труда и резком снижении себестоимости изделий из железа, было аксиомой, даже отставной сыщик это понимал. Всё же, в молодости он получил хорошее инженерное образование и ещё не впал в маразм, чтобы забыть основы экономики.

За апрель, во время половодья, Белов с помощниками подготовили необходимые приспособления, вплоть до форм для массового изготовления кирпича. Оставалось дождаться тёплой погоды. Наблюдая с крутого берега Бражки за ледоходом, он размышлял о превратности жизни вообще и своей жизни в частности. Ещё два года назад он в это время писал рапорт о выходе на пенсию в звании подполковника милиции. За плечами у него оставались восемнадцать лет работы в уголовном розыске, из них шесть лет заместителем начальника отдела. Все вышестоящие начальники были моложе его, когда вынужденно повысили старшего опера до руководящей должности, многие просто не представляли работы сыщика или следователя, попадая в мягкие кресла со студенческой скамьи. Он, со своим требованием честности и порядочности в работе, руководителем и такого мелкого ранга стал совершенно случайно. Да и бог с ним, прервал свои воспоминания Белов, нет у меня начальников и командиров. В этом мире я могу жить по своему разумению, не опасаясь «политических моментов» или кампаний по очередной чистке рядов. Вот подрастут дети, научу их всему, что знаю, да буду по лесу гулять и классику перечитывать. Только потрудиться для этого придётся хорошенько, особенно ближайшие годы. Главное, улыбнулся он, больше не жениться. Двух молодых жён, особенно для сорокалетнего пенсионера, больше чем достаточно.

Впрочем, основные проблемы этой весной доставляли отнюдь не жёны, а пресловутый паровой двигатель. Белов ещё осенью, при изготовлении действующей модели двигателя, пошёл по пути наименьшего сопротивления, решил схитрить и обойтись без поршневых групп. С эксцентриками и рычагами они намучились достаточно, когда монтировали пилораму. Представив, сколько мороки будет при постройке классического парового двигателя, с поршнями, шатунами и кривошипами, «изобретатель» едва не бросил свою задумку в самом начале. Однако рискнул, выбрав турбинный движитель. Пусть не самый экономичный, требующий высокой точности изготовления и крепких подшипников, но вполне отвечающий своим задачам движителя лодки. Особой мощности от лодочного мотора не требовалось, высокие обороты турбины сразу передавались на гребной винт.

На модели всё работало неплохо, однако, при увеличении масштаба, как обычно, полезли вполне предсказуемые проблемы. Начиная от уплотнения вала в месте выхода через корму лодки в воду, слава богу, различных пластиков и резиновых обрезков в хозяйстве оставалось достаточно. Относительную герметичность вала обеспечили. Однако нахальство Белова, собиравшегося обойтись без коробки передач, не удалось. Трёхскоростную передачу пришлось собирать, не зубчатую, конечно, а на валах с ремёнными шкивами, но пришлось. Лишь тогда первый рабочий вариант парового движителя худо-бедно мог быть допущен к эксплуатации. Работали над паровиком все мастера, кроме двух чеканщиков, занятых гильзами и капсюлями. Полученного в своё время технического образования Белову хватило, чтобы понять, насколько мощность и долговечность двигателя будет зависеть от качества и точности подгонки деталей и минимизации всех зазоров.

Позднее он прикинул себестоимость первого паровика и ужаснулся, если перевести все затраты в гривны, дешевле купить полсотни рабов. Сразу стало понятно, что паровик, как незабвенный самолёт ТУ-144 – самолёт престижа, как его называли, станет исключительно двигателем технических амбиций. Но, как говорится, дал слово – держи! Отступать Белов не собирался, он единственный, пожалуй, в этом мире понимал затратность и неэкономичность первых шагов технического прогресса. К счастью, Третьяк с помощниками были далеки от этих мыслей, они наслаждались своим небывалым творением. Третьяку старейшина твёрдо обещал, после доведения парового двигателя до рабочего состояния, заняться с парнем легированными сталями и постепенно подбираться к знаменитому анохинскому булату. Благо, кое-какие сведения об этом в технической литературе имелись.

Вслед за последними льдинами по Бражке сразу три лодки отправились за каменным углём. Чуть позже их обогнали Белов с Алиной, на моторной лодке отправившиеся за точильным камнем, который в прошлом году он так и не привёз. За зиму перегнали почти двести литров бензина, скоро уже новую нефть привезут, можно и прокатиться с ветерком. На моторе расстояние между двумя селениям не чувствовалось совершенно, дорогу до Выселков Белов одолел за пять часов, хотя на вёслах не управился бы и за сутки. В Выселках он навестил всех знакомых, передал гостинцы и поклоны родителям Влады, зашёл в дом Скора, где появился внук. Сыщик рассказал старосте эпопею с Рудым, без подробностей о его пленении и завладении имуществом. Повидался с братьями Лопатами, которые достаточно окрепли не только физически, но и в решении уехать из Выселков. С ними Белов обговорил целую операцию по переселению, которую решили провести в начале лета. Лопаты рассказали новости из жизни Выселков, перечислили всех купцов, побывавших прошлым летом, описали нового подручного Скора из Соли-Камской, уже избившего двоих мужиков в селении.

Повидал Белов и парней, у которых два года назад отбил Третьяка. С ними он наладил неплохой оперативный контакт для получения информации, парни питали к нему скорее дружеские чувства, давно забыв летний конфликт. Они рассказали все новости за зиму, которых было не так и много. Кроме Малины, ещё две женщины родили, да один мужик умер. Никого из посторонних за зиму в Выселках не было, только угры из соседних селений, даже из Соли-Камской никто не приезжал нынче, зимовали тихо и скучно. Поговорил с Курихой, обрадовавшейся успехам птицеводства в Бражинске как своим, пригласил её в гости летом. Вроде немного успел, но за разговорами время пролетело незаметно, спохватился он, когда начало смеркаться. Ночевать в гостевом доме с молодой женой не хотелось, пришлось срочно отправляться домой.

Обратно засветло не успевали, Белов решил переночевать на берегу речки Мельничной, рядом с точильными камнями. Несмотря на довольно тёплую безветренную погоду, ночная прохлада от реки и леса была заметной. Они с Алиной посидели у костра, поужинали и собирались уже ложиться в палатку, как вдруг заметили свет костра на скалистом холме буквально в паре километров выше по течению реки. Любопытство и необъяснимая тревога заставили сыщика быстро свернуть бивуак, через десять минут они на вёслах в темноте осторожно поднимались вверх по речке. Течение у реки было спокойное, до костра добрались быстро. Он осторожно вышел на берег, Алину оставил в лодке, которую она отвела от берега на пять метров и воткнула шест в дно, держась за него, как за якорь. Сам Белов с карабином в руках бесшумно поднимался к костру, вокруг которого в свете растущей луны рассмотрел до двадцати мужчин, по виду угров. Костёр был зажжён в центре каменной площадки на обрыве над рекой, рядом плясали два шамана, уже в изнеможении, видимо, давно. Спустя несколько минут пляска замедлилась и прекратилась, старший шаман стал говорить.

Белов за эти два года достаточно узнал угорский язык, чтобы легко понять, что речь идёт о чужих людях, которые должны умереть. Он подумал, что угры казнят каких-то путников или купцов, нарушивших их границы. Нет, второй шаман начал восхвалять великих воинов, которые смогли в дальних краях похитить и привести для жертвы плохих людей, за это старший воин (несколько слов он не разобрал) получает право принести жертвы самому. Со всех сторон раздались нестройные выкрики, по которым опер легко определил, что все зрители в изрядном подпитии. Правильно, мелькнула у него мысль, на трезвую голову такое непотребство не сотворишь. Нигде Белов жертвы не разглядел, у него возникла надежда, что в жертву принесут животное, а не человека. Нет, из-за обрыва шаман вывел двух связанных людей, мужчину и женщину, одетых иначе, чем угры, и более стройных. Из пьяной толпы вышел хохочущий здоровяк с топором в руке и протянул свободную руку к женщине, которая испуганно отшатнулась. Все загоготали, вызвав в памяти отставного сыщика стойкую ассоциацию с бандой пьяных хулиганов, способной забить насмерть любого. Связанный пленник шагнул навстречу угру, заслоняя собой женщину. Тот, под довольный хохот соплеменников потащил пленника в центр площадки, к костру. Белов, догадываясь, что произойдёт, начал действовать. Он натянул вязаную шапочку себе на лицо, совместив глазницы с прорезями, повесил карабин на плечо, быстро пробираясь вперёд, к костру. Но не успел, без всякой подготовки или речи два шамана и угр обезглавили пленника, после чего пьяный воин с криком поднял голову мертвеца за волосы вверх. Зрители взревели, за время этого массового помешательства Белов добежал до пленницы и забросил её лёгкое тело на плечи. Только когда он побежал с ношей к реке, угры заметили это и заорали, бросаясь вдогонку.

Белов сиганул с обрыва в воду, которая обожгла не хуже кипятка, а потом стало холодно до дрожи в ногах. Он постарался отпрыгнуть подальше от берега, в середину быстрого течения. Тело женщины сыщик пытался держать над водой, благо река была достаточно мелкой, иногда получалось оттолкнуться от дна. Преследователи тоже стали прыгать в воду, но отставали на двадцать метров или больше. Отфыркиваясь, Белов поглядывал вперёд, считая пройденные (или проплытые) метры. Впереди не было видно ни зги, как будто глаза закрыты, он даже обернулся назад, чтобы сравнить. Нет, сзади, в отблесках костра, видны были всплески воды догонявших угров. К счастью, плавали они отвратительно. Он ощупал рукой невидимое лицо женщины, ресницы дрожали, рот был открыт, чувствовалось дыхание. Река завернула за последний перед оставленной лодкой поворот, течение резко ослабло, тело пленницы начало уходить под воду. Белов негромко позвал:

– Алина, где ты.

– Я здесь, вижу тебя, уже плыву, – отозвалась жена. Послышался плеск вёсел, которыми Алина управлялась неумело, отвыкла за зиму. Белов за три гребка добрался до лодки и перекинул тело пленницы через бортик. В это время самый бойкий преследователь вцепился в его плечо, но ему удалось одним движением руки освободиться от захвата и закинуть себя в лодку. Пока он садился за вёсла, еще четыре руки ухватились за борт. Их обладателей Белов без жалости бил по головам веслом, затем стал грести. Грёб он энергично, не столько уходя от погони, сколько согреваясь. Главное не сесть на мель, вплавь не догонят, рассуждал он, немного согревшись. Через пару минут стал грести осторожнее, стараясь не выходить из фарватера. Скоро потянуло заметной прохладой, и вода стала иной, вышли в Каму.

Белов выгреб подальше от левого берега к своему правому, затем стал раздеваться. Запускать мотор он не собирался, устраивать ночлег с костром тоже явная глупость. Опытный сыскарь надеялся, что ему удастся скрыть своё участие в спасении женщины, не хватало стать объектом мести целого племени. Подошву обуви придётся обжечь на костре и порезать ножом, чтобы по следам не нашли. Других чётких следов на месте стоянки они не оставили, прикинул Белов. Раздевшись, он быстро переоделся в сухой комплект одежды, который по привычке опытного путешественника всегда брал с собой. Развязал и раздел пленницу, продолжавшую молчать, быстро натёр её самогоном из фляжки, завернул в два одеяла и уложил на дно лодки. Всю ночь пришлось грести попеременно с Алиной, да так хорошо, что к моменту рассвета лодка оказалась в устье Сивы. Там, не скрываясь – поросшие кустарником берега хорошо гасили звуки, – через пару поворотов запустил мотор, ещё до обеда все прибыли в Бражинск.

По дороге настрого запретил Алине рассказывать правду о спасении женщины, все, в том числе и Лариса, должны знать, что женщину они выкупили на берегу Камы у незнакомого мужчины, который хотел её убить. Мужчина был в чёрной маске, дело было утром, на правом берегу Камы. К счастью, в этот раз наждачные камни погрузили перед устройством стоянки, оснований для возвращения на реку Мельничную не было. Сырую одежду Белов объяснил падением при погрузке камней. Беспокойство вызывала спасённая женщина, всё ещё не пришедшая в себя.

Её осмотрели в своём доме, пока топилась баня. Женщина выглядела лет на двадцать, худая, на теле никаких ранений, кроме нескольких синяков, волосы чёрные, на чудинку не походила, как полагал вначале Белов. Он, боясь воспаления лёгких, вместе с Алиной хорошо пропарился в бане, немного попарили незнакомку, затем уложили её в доме Третьяка. Ларисе контактировать с незнакомкой он запретил, опасаясь заразной болезни. Вечером, за стаканом чая из смеси зверобоя, душицы, брусники и смородины, Беловы обсуждали начало полевых работ. Самозваный старейшина Бражинска хотел построить ещё одну теплицу, досок и слюды для этого хватало, часть подготовительной работы уже была сделана. На пилораме удалось расщепить нужное количество досок на рейки и бруски. Оставалась только работа по установке столбов из кирпича, чтобы постройка вышла надолго, затем собственно сборка теплицы.

В дом постучали, вошли Третьяк со спасённой женщиной. Она пришла в себя и попросила отвести к старейшине посёлка. Женщина назвалась Ярой, из угров рода горного волка, селение которых находится дальше к востоку, на склонах Урала. Она со своим младшим братом была похищена лесными уграми по дороге в соседнее селение, куда её вызвали для лечения больного.

– Так ты лекарь, – обрадовался Белов, – как нам повезло с тобой.

– Когда вы меня отпустите домой? – прямо спросила Яра, понимая, что без помощи старосты домой не попадёт. Тот задумался, никому поручить доставку Яры домой он не мог, просто никого не было. Сам он сможет это сделать, но не в ущерб хозяйству и своим планам. Добираться до горных волков придётся пару недель, в лучшем случае, а то и больше.

– Отпустить мы тебя можем прямо сейчас, но далеко ты не уйдёшь, до дома точно не доберёшься, – Белов посмотрел в глаза девушке, – в конце лета я смогу уехать из селения и доставить тебя домой. До этого времени прошу научить лекарским приёмам мою младшую жену Алину и двух девушек.

– За пару месяцев они ничему не научатся, – возразила Яра, – я училась этому с детства, больше десяти лет.

– Ничего, мы попытаемся, – улыбнулся Белов, – я буду им помогать. Вот и договорились. Жить будешь у Третьяка, Влада хорошая хозяйка, ей как раз присмотр лекаря нужен.

Так в посёлке появилась лекарка, которая сразу начала обучать своих помощниц. Девочки, которых Белов дал ей на обучение, по его указанию, стали конспектировать все уроки Яры в старых тетрадках, которых нашлась целая пачка. Он попросил начать с лекарственных трав и сборов, способов их заготовки и применения, затем перейти к самым частым заболеваниям и, главное, научить принимать роды. Несколько раз Белов гулял по лесу и лугам вместе с Ярой и её ученицами, многое из её сведений о лекарственных травах ему было неизвестно, хотя он считал себя неплохим знатоком в этой области.

Как и планировал глава Бражинска, после схода снега практически все подростки, работавшие в посёлке, начали заготовку кирпича, затем строительство доменной печи. Не огромной, промышленной, а небольшой, около девяти метров высотой, в которой самозваный металлург планировал выплавлять до десяти-двадцати тонн чугуна за одну загрузку. Дело было новое, известное ему только в теории, поэтому многое приходилось переделывать снова и снова. Белов занимался только печью, даже посадку огорода полностью доверил жёнам. Только для вспашки земли под зерновые он сделал исключение, распахивал целину и старую пашню сам, вместе с самыми взрослыми уграми. Они пахали небольшими плугами, сработанными за зиму, а Белов мотоблоком. В этом году бражинцы смогли увеличить площади посева зерновых втрое и вдвое площади огорода. Даже подсолнечника он посадил в полтора раза больше. А ещё затеял строительство огромной теплицы, длиной более двадцати метров, но узкой – четыре метра. На эти жизненные огородные дела отвлёкся Белов на целую неделю. Но работы по изготовлению кирпича в это время не прекращались.

Почти месяц ушёл на постройку доменной печи и загрузку её необходимым количеством угля, смесью древесного и каменного. За это время помощники Окуня из Соли-Камской дважды привозили руду, но её было мало, для третьего раза Белов даже отправил за рудой две свои большие трофейные лодки с экипажем угров. С третьего раза им удалось полностью загрузить печь рудой, больше двадцати тонн. Белов прикинул пропорцию руды к углю и сказал заветное слово: «Поджигай!»

Это шутка, разжигали полдня, с помощью мехов, ещё сутки все горело и плавилось, невыспавшийся Белов ходил вокруг домны злой, как собака. На второй день не выдержал, сверил все показатели и пробил леток. Плавка удалась, не на славу, просто удалась. Чугуна вышло около пяти тонн, вместо предполагаемых десяти, но достаточно хорошего качества. И всего за неделю работы. Никакого сравнения с кричным железом. Пока домна остывала, кузнецы быстро отжигали чугун в железные слитки, готовили запас для зимы. Они дружно решили всё лето посвятить выплавке чугуна, тогда железа хватит даже на круглосуточную работу зимой.

Помощники Окуня не зевали, за эти полтора месяца реализовали в окрестных селениях половину наработанных за зиму железных скобяных изделий и ножей с топорами. Тем более что Белов продавал их на четверть дешевле, чем остальные кузнецы, чуть выше себестоимости. К этому времени прибыл из Сулара сам Окунь на трёх огромных лодках, две из которых сели на мель в речке Бражке ниже посёлка. Пока разгружали все товары, купца прямо распирало от приятных новостей. Их он выложил Белову в доме, за стаканчиком настойки. Зимой Окуню пришлось выдержать три попытки родственников Рудого отобрать хозяйство в городе и конюшню за городом. Помогли не столько свидетели, которые подтвердили факт передачи собственности Рудым, но, как обычно, крепкие помощники Окуня. Он не пожалел на это средств и нанял пятерых лучших бойцов Сулара, которые и послужили самым весомым аргументом в имущественном споре. Кончилось это тем, что практичный купец подружился не только со всеми жителями Сулара, но и со своими противниками.

За зиму купец уговорил переселиться в Бражинск двоих молодых подмастерьев кузнеца и двух кузнецов, только что женившихся, не наживших своего хозяйства. Кроме комплекта сбруи и сёдел на всех лошадей, Окунь привёз двух других мастеров, скорняка и шорника. Все остальные заказы Белова тоже были перевыполнены. Даже нефть привёз компаньон, за зиму реализовавший все гранёные самоцветы по великолепной цене, до пятнадцати кун за штуку. За счёт этого и получился такой щедрый набор товаров. Неплохо распродал купец и зажигалки, в среднем по десять кун, что позволило ему привезти для Белова наличные гривны, двенадцать штук. Окунь, не ожидавший такого хорошего спроса да удачно закрепившийся почти в центре Булгарии, пребывал в эйфории. На подъёме своей торговли он взял на реализацию двести зажигалок, добрую треть запаса, наработанного зимой, на пробу два десятка валенок, все железные изделия и ограненные самоцветы. Белов предложил ему завернуть в селение соек, потом решил побывать там сам. С ним сразу напросилась Алина, с прошлого года считавшая себя походной женой. Лодку с мотором, на которой собирались возвращаться, прицепили за кормой последней лодьи. Сам бражинец с женой расположились на борту лодьи, в гостях у компаньона.

Никто, кроме Ларисы, не провожал купцов, почти все жители посёлка собрались выше по Бражке, где Третьяк с помощниками начинал испытания первого парохода, второй большой трофейной лодки, куда установили паровой двигатель. Лишь бы не взорвались, смеялся Белов, остальные проблемы переживём. Сам он рискнул отплыть, не дожидаясь результатов ходовых испытаний. Как бывший инженер, он не разделял оптимизма своего младшего товарища, полагавшего, что с постройкой двигателя наступит счастье, поскольку отлично понимал, как далеко от первого экземпляра до работоспособной и прибыльной продукции, тем более, в таком сложном деле, как паровой двигатель. Сам он надеялся получить работоспособный двигатель, который можно спокойно эксплуатировать на корабле полный сезон, дай бог, через год-другой. Поэтому с чистой совестью отправился к сойкам в гости.

Впервые Белов решил ехать без карабина, который сильно помешал ему при спасении Яры. Он вооружился револьвером, для которого пошил поясную кобуру, поверх пояса надел сшитый из кожи патронташ, заполненный патронами, ещё один револьвер лежал в сумке. Взрослые обеих семей ежемесячно стреляли из револьверов, не теряя навыки, пока слабо закреплённые. С собой он набрал гостинцев, а Окунь надеялся на неплохую торговлю. Так и получилось, не успели лодки пристать к берегу, как всё селение вышло встречать купца. Старшину Бражинска сразу узнали знакомые парни и девушки, побывавшие на берегу Бражки в прошлом году, подбежали спасённые девицы Ива и Липа, третья бывшая пленница только родила и сидела дома с ребёнком.

После раздачи небольших гостинцев, о которых бывший опер не забывал, Ива и Липа познакомили его со своими родителями, которые оказались моложе его лет на пять и почему-то смотрели на него с завистью. Он неплохо провел день в Липовке, как называли сойки своё селение, гулял по коротким улицам, разговаривал с новыми и старыми знакомыми, приглашал переселяться в Бражинск, где начали строить ещё четыре просторных дома и полно интересной работы. Окунь, продававший скобяные товары всего на десятую часть дешевле других купцов, имел огромный успех, у него покупали не только железо, но и зажигалки, ставшие необычайно популярными среди молодёжи за зиму. Ночевал Белов с Алиной не в гостевом доме, как все торговцы, а в ярко-зелёной синтетической палатке, которую поставил на берегу у пристани. У костра, на котором грели чай, собрались почти два десятка молодых парней и девушек, которых он заманивал рассказами не хуже опытного кадровика, начиная от выделения из семьи, помощи в строительстве дома и заканчивая дискотеками под магнитофон и обучению письму и счёту. При этом он не забывал выспрашивать, не умеют ли девушки ткать на станках и нет ли женщин, согласных на переезд в Бражинск, хоть пожилых.

Поздно ночью кто-то из соек вспомнил про старую вдову Тину, которая осталась одна и сможет уехать. Белов запомнил это имя и рано утром уже стоял на пороге её покосившейся избушки. Старая Тина оказалась сухощавой женщиной лет сорока, с выцветшими грустными глазами. Отставной сыщик зашёл к ней в дом и не сдержал улыбки, заметив ткацкий стан у окошка. После короткого разговора он быстро понял, в чём слабое место Тины, и за час уговорил её на переселение в Бражинск. Оставив в избе Алину, помогавшую собирать вещи, Белов сходил к старосте. Тот даже не пошёл попрощаться к Тине, с радостью согласился на её переезд, по его мнению, община лишь выигрывала, избавившись от «дармоеда». Сыщик на обратном пути позвал помощников Окуня, которые за полчаса перетащили невеликий скарб «старушки» в лодку. Опасаясь, что Тина передумает, не стали дожидаться купца, решившего ещё полдня поторговать. Быстро попрощались со знакомыми и отчалили от пристани.

Предупредив Тину о шуме, который издаёт двигатель, уже на Каме Белов завел мотор и добрался в Бражинск до заката, правда стояла середина июня с его самыми длинными днями в году. Первая переселенка, как ни странно, отнеслась к шуму мотора равнодушно. После её устройства в пустующем доме старейшина подарил женщине котёнка из очередного помёта. Кошки были любимицами всех жителей посёлка, некоторых котят ребята даже выпросили у Белова в Пашур. В этом мире впервые он столкнулся с тем, что на котят была очередь и новорожденных не нужно топить. Тина сразу полюбила своего питомца, а глава поселка загрузил её работой, чтобы не скучала. В посёлке остались несколько пудов шерсти, Белов решил занять женщин и девушек производством шерстяной ткани. Он дал Тине на обучение пять девушек, три пуда шерсти и объяснил задачу. Пока девицы занимались прядением шерстяной нити, кузнец с двумя помощниками был озадачен изготовлением ткацких станков по образу Тининого. При кажущейся простоте станков, на изготовление ушла целая неделя, после чего в доме вдовы стала работать настоящая мануфактура. Женщина оказалась понятливая, буквально через месяц бракованные изделия закончились, шерстяная ткань пошла достаточно ровная, хоть продавай. Спешить с реализацией ткани не стали, пока не одели в тёплую одежду всех жителей посёлка.

В июне же, вернувшись из Липовки, Белов прокатился с Алиной вверх по притоку Бражки Тарпану, побывал в Пашуре. Угры уже отошли от голодных весенних дней, приняли гостей хорошо, отдали за привезённые топоры и ножи немного шкурок соболя и куницы. Старейшина, наслаждаясь скоростью передвижения на моторке, поднялся выше по Тарпану, где, примерно в тридцати километрах, обнаружил ещё одно селение угров. Встретили их с Алиной там мирно, жена быстро нашла общий язык и вовсю щебетала с жителями, пока Белов рассказывал старосте, откуда он приехал и кто такой. Эти угры вообще не знали ни железа, ни бронзы, ни меди. Всё оружие было у них каменное или костяное, даже котелки кожаные, в которые бросали горячие камни. У Белова с собой не оказалось ничего на продажу, кроме простенького ножа. Так за этот нож староста отдал связку из полусотни соболей. А когда мужчина решил отдать ему свой медный котелок, сделанный зимой чеканщиками, угры, уже заметившие, как Алина кипятила в котелке чай, принесли ещё одну связку соболей и три шкуры медведя. Удачно расторговавшись, в этот же день вернулись домой, а утром, уже запасшись товаром на обмен, вновь поплыли вверх по Тарпану.

За селением угров, в котором, со слов Алины, целых сорок домов, это больше сотни взрослых мужчин, оказалось третье, километрах в тридцати выше по течению. Вишур, так оно называлось, был самым большим селением угров, почти полсотни домов, вернее полуземлянок. Там тоже стоял махровый каменный век, поэтому торговля удалась, хотя поначалу к Белову относились подозрительно, выручила Алина. Форсировать культурный обмен с обоими селениями староста не стал, отлично понимая консервативность племён, особенно угорских. Ему хватило для счастья того количества собольих, куньих и медвежьих шкур, которое еле поместилось в лодке. Он уже ориентировался в ценности мехов и, по самым скромным оценкам, выручил за товар, себестоимостью меньше гривны, больше десяти гривен мехами.

Уже предвкушая подобный результат, он совершил путешествие в верховья Бражки. Там торговля оказалась скромнее, три селения по берегам реки были небольшими, но тоже из каменного века. Выручку Белов оценил в шесть гривен. За своими торговыми путешествиями он упустил из вида момент, когда Третьяку с помощниками удалось доработать пароход. Паровик не зря подгоняли и вылизывали несколько месяцев, он не взорвался, более того, работал непрерывно четыре часа подряд, до выкипания воды в основном баке. Конечно, скорость движения уступала самым ленивым гребцам, но пароход двигался даже против течения. Полезную нагрузку, к сожалению, поместить было некуда, паровой двигатель и дрова для него занимали всю лодку. Белов радовался вместе с мастерами, тут же подарил им все три медвежьи шкуры и по отрезу ткани, но применение чудовищному воплощению конструкторской мысли нашёл не сразу. Только самые отвязные мальчишки смогли работать на пароходе, большинство аборигенов испытывали страх и желание убежать или, того хуже, убить чудовище. Путём проб и ошибок на пароходе осталась команда из трёх подростков, которые взяли на себя заготовку угля и его доставку. Пароход использовали в качестве буксира для перевозки угля из ближайшего ничейного оврага. Сами же подростки изготовили лодку-плоскодонку, досок теперь хватало. С периодичностью около раза в неделю пароход оглашал окрестности посёлка шумом и бренчаньем, доставляя в посёлок очередную партию угля. Когда Белов приспособил на контрольный клапан свисток, рейтинг подростков в глазах ровесников поднялся до небывалых высот, староста не сомневался, что эти трое ребят не вернутся в родное селение даже под угрозой отлучения от рода.

В конце июня пришла пора заниматься переселением братьев Лопат из Выселков. По договорённости с родителями девиц, старейшина в одно прекрасное утро собрал всех девушек-угорок из посёлка и повёз в Выселки, под предлогом торговли, для которой взял немного зажигалок и железных изделий. Пока Белов в новой ипостаси торговца раскладывал товар, не обольщаясь прибылью, вокруг девиц стали увиваться не только молодые парни, но и братья Лопаты, как договорились. Для успеха операции староста Бражинска постарался приодеть девушек в самые дорогие и яркие ткани, шелковые платки, которых в Выселках многие не видели и не могли себе позволить купить. Ночлег был предусмотрен заранее, с целью обольщения. Белов травил байки у костра, рассказывая о небывалом росте благосостояния в посёлке, почти все девицы разбрелись по парам, а братья Лопаты выбрали одну на двоих, за которой ухаживали с деревенской галантностью. Утром Белов увёз довольных девиц обратно, намереваясь вернуться через пару недель. К его удивлению, он смог продать несколько зажигалок и немного железных изделий, к стратегическим планам по росту населения посёлка примкнул торговый расчёт.

Уже через неделю он повторил поездку в Выселки с девицами. Сюня, девица, которой тоже понравились оба брата, передала старшему Лопате небольшую связку соболей, которой хватало на половину долга братьев. Стоит ли говорить, что соболей ей вручил Белов из своих запасов. По договорённости с Беловым, Лопата сразу пошёл к Скору с этими мехами.

– Отпусти нас с братом, жениться хочу, – бухнул Лопата-старший Скору, выкладывая связку мехов на стол, – это задаток. Остальное тесть обещает после женитьбы, когда переедем поближе.

– Женись, дело святое, – ухмыльнулся Скор, разглаживая меха, – погуляем на свадьбе.

– Тут дело такое, – потупился Лопата, – тесть разрешает жениться, когда перееду.

Больше Скор ничего не смог из него вытрясти, как ни кричал. Лопата стоял на своём, добившись формального разрешения Скора на отъезд для женитьбы. Остаток долга староста Выселков согласился получить осенью. Братья бегом прибежали на берег, где Белов собирался отплыть. Оба были настолько счастливы, что хотели отправляться сразу, вместе с ним. Тот еле уговорил братьев собрать свои немудрёные пожитки, а сам отправился на покупку лодки. В его лодке Лопаты с пожитками не помещались. Оставлять их в Выселках Белов боялся даже на одну ночь, Скор мог придумать любую провокацию. Никто в селении лодку не продал, как сговорились, возможно, так и было, удалось выменять небольшой челнок на зажигалку, переплатив десятикратно. Зато Лопаты смогли отплыть в Бражинск этим же днём.

Жить Лопаты стали втроём в одном доме, гулянье по поводу свадьбы отложили на осень. Обоих братьев бражинский старейшина пристроил на пилораму. Братья были простыми до невозможности, если не сказать тупыми, но сильными и ответственными. Уроки Белова по обращению с пилорамой они запомнили намертво и не нарушали, работая строго по инструкции, лучше любого немца. Жена старшего брата Сюня оказалась хозяйственной женщиной, быстро обустроила дом и ровно через девять месяцев родила дочку. Никогда после этого старейшина не жалел, что переселил Лопат в посёлок.

… – Нить надо вот так скручивать, особенно при толстой куделе, – Тина потянула нитку из мотка чёсаной шерсти, показывая своим ученицам тонкости прядения шерстяной нити. Потом посмотрела, как девушки повторяют её движение, и снова прошла между шестью своими ученицами. Всю старую нить вчера извели на шерстяные холсты, те действительно получались с каждым разом всё лучше. Вдова села у своей прялки, и руки быстро потянулись скручивать нить, наматывая её на веретено.

– С ткацкими станами хозяин хорошо придумал, – размышляла Тина. – Жаль, что почти всё время уходит на прядение нити, вот бы прялки придумать быстрые. Чтобы сразу две-три нитки крутились из кудели. Может, поговорить с Беловым, он много знает. Глядишь, придумает какую прялку. Завтра же скажу ему, он мужик толковый, точно придумает.

 

Глава семнадцатая. Новые враги

– Хорошо-то как! – Белов потянулся, вдыхая прохладный утренний воздух, навеявший воспоминания детства. Лёгкими шагами он спустился с крыльца во двор, ещё раз глубоко вздохнул, закрыв глаза. Казалось, снова очутился в детстве, на школьных каникулах, представлявшихся в те годы бесконечными. Воздух был пропитан запахами утренней росы, свежескошенного сена, с привкусом деревенской пыльной дороги. Вот, справа зашевелились овцы, это Алина начала кормить скотину. На другом конце посёлка закукарекал петух, его поддержали собратья, один за другим, словно на перекличке, закончившейся прямо у него под ухом. Белов вздрогнул и открыл глаза, прямо перед ним вытянул шею дворовый петух, показывая свой сольный талант.

– Уйди, – топнул на птицу хозяин, направляясь по выложенному досками двору к воротам. Привычно откинул запоры и засовы, нагнулся и потрепал Жучку и Бобика по спинам, открыл калитку и вышел со двора. Как обычно, посмотрел вдоль улицы, растянувшейся на добрые полкилометра, взмахом руки поприветствовал Владу, выгонявшую корову на пастбище. Всё нормально, скотина ведёт себя спокойно, можно приступать к водным процедурам. Он свернул налево, к берегу Бражки, и лёгкой походкой поспешил по деревянному тротуару к причалам. Там бросил полотенце на перила, скинул брюки и тапочки, глубоко вдохнул и нырнул в обжигающую прохладой реку. Десяток гребков вперёд, столько же обратно, тело разогрелось, вот и лесенка, по которой выбрался на пристань. Фыркнул, вздрогнул всем телом, как собака, разбрызгивая капли воды, потянулся за полотенцем и замер. От тела шёл густой пар, а первые лучи только что появившегося из-за горизонта солнца, попавшие на кожу, моментально согрели тело, сразу отбив желание вытираться. День обещал быть жарким, как и предыдущие две недели, захотелось оставить ощущение утренней прохлады в своём теле надолго.

Белов поднялся на поляну, где медленно, наслаждаясь каждым движением, начал комплекс гимнастики тайцзи-цюань. Её он разучил ещё в начале девяностых годов двадцатого века, убедившись в способности гимнастики снимать волнение и создавать хороший настрой по утрам. С тех пор, почти два десятка лет, при первой возможности выполнял знаменитые сто восемь движений, впрочем, иногда ограничивался двумя первыми частями, когда спешил. Хорошо, с явным удовольствием, прокачав суставы и растянув мышцы, он всё-таки протёрся полотенцем и пошёл назад, в дом, пора завтракать. Лариса уже приготовила завтрак, все ждут его возвращения, чтобы позавтракать в семейном кругу.

Лето перевалило за середину, Бражинск окончательно обрёл черты настоящего посёлка середины двадцатого века. Белов ещё помнил провинциальные деревеньки семидесятых годов, с пыльными дорогами и деревянными тротуарами по обочине улиц. Возможно, детские воспоминания и сыграли свою роль в обустройстве посёлка или обилие пилёных досок. Одним словом, нынешний Бражинск выглядел точь-в-точь как провинциальные деревеньки в родном Бражинском районе, в советские времена, до того, как их уничтожила демократия. Порой попаданцу казалось, что он не в раннем средневековье, а в родном СССР и вот-вот приедет передвижная автолавка, привезёт сапоги, обувь фабрики «Скороход», пахнущую натуральной кожей, неказистые костюмы и платья, которые всё равно придётся покупать, выбора нет. Эта мысль – добиться максимального сходства с двадцатым веком – становилась для него параноидальной, выливаясь в странные и непонятные для жителей посёлка формы. Деревянные тротуары из досок для понимания аборигенов немногим отличались от золотых унитазов по своему смыслу, так до́роги были доски до появления пилорамы. То старейшина затеет строительство палисадников перед каждым домом, где буквально заставит посадить цветы и раздаст каждому семена. То даст странные для жителей лесов указания выстроить нужник в каждом дворе и отдельно помойную яму, с условием не гадить в других местах. До этого жители посёлка, за исключением семьи Беловых, справляли нужду, как обычно, в любом месте, где прижмёт. Теперь староста наложил на подобные действия запрет, подтверждённый наказаниями, вплоть до отлучения от танцев. На этом фоне прочие требования старосты, вроде уборки территории перед домом, обязательная баня, не реже раза в неделю, содержание в порядке сточных канав вдоль дороги, и многие другие мелочи уже стали привычными для бражинцев.

Его авторитет никто из жителей не пытался подвергнуть сомнению. Даже самые младшие отроки понимали, что жизнь в Бражинске гораздо интереснее и приятней, чем в родном Пашуре, не только из-за питания и одежды, – в посёлке много такого, что в родном селении не увидишь никогда. Одни кузницы чего стоят, школьные занятия, катание на лошадях, а невиданное оружие? Все знали, что глава поселения научил стрелять из своего страшного оружия всю семью и обещал научить всех бражинцев, более того, дать каждому, ну почти каждому, такое оружие. Да одно это вызывало в подростках благоговейный трепет по отношению к старейшине и его указаниям, которые они спешили выполнить быстро и правильно.

Последние дни Белов начал готовиться к путешествию на Урал, как обещал Яре. Большую часть приобретённых мехов он отдал помощникам Окуня за будущие поставки руды. Хотя к началу июля почти все угры вернулись в Пашур, пятнадцать работников по уговору остались в Бражинске. Взрослых парней Белов направил на заготовку брёвен для пилорамы и строительство ещё четырёх домов, сена они уже накосили более чем достаточно, девушки работали по хозяйству, на мануфактуре у Тины и обучались у Яры. Мальчишки плавали на пароходе и ловили рыбу. Две трофейные лодьи Белов ещё весной отдал в пользование помощникам Окуня, которые наняли гребцов и увеличили поставки руды практически вдвое. Кроме железной и медной руды, увеличили поставки свинцово-серебряной руды до тонны в каждый приезд. Каждый раз привозили образцы различной руды и камней, которые старейшина оставлял для исследования на зиму. Перед его отъездом Третьяк с помощниками провёл вторую плавку чугуна, уже без участия Белова, который стремился давать самостоятельность своим ученикам как можно раньше, не приучая их к постоянному контролю, и вследствие этого из парней вырастали самостоятельные мастера. Пусть они лучше ошибаются в молодости, чем будут бояться ошибок в зрелые годы. Обученный по этой, «бразильской», как говорил Белов, системе, Третьяк за два года из ученика кузнеца вырос в грамотного ремесленника, за пару лет вполне рискует стать настоящим мастером.

На этот раз получилось больше восьми тонн чугуна и сама плавка шла гораздо увереннее, Белов надеялся в дальнейшем передать всё в руки кузнецов. Опасаясь внезапного нападения на посёлок в своё отсутствие, он не забывал регулярно тренироваться в стрельбе из револьвера сам и тренировать обе семьи. Выставлять какой-либо пост было бесполезно, простота и доверчивость угров граничила с глупостью, к ней бывший сыщик всё не мог привыкнуть. Свою поездку с Ярой он откладывал, ожидая родов Ларисы. В конце июля та родила мальчика, на этих родах Яра показала своим ученицам основные приёмы акушерства. Можно было отправляться. Маршрут путники составили по рассказам Яры, примерно определили район проживания рода горных волков.

Туда можно было добраться напрямую, через лес, по карте расстояние составляло около сотни километров. В лучшем случае неделя пути, да ещё вероятность встречи с уграми, в свое время упустившими жертву. По рекам дальность пути составила почти четыреста километров, но возможность нападения на реке была небольшой, Белов собирался весь путь против течения пройти на моторе. Для этого в лодку он загрузил две фирменные канистры с бензином и два ведёрных берёзовых туеса с крышками, тоже полные бензина. Туеса больше года в посёлке использовали при хранении всех продуктов, как оказалось, что в таких берестяных туесах продукты в принципе не портятся, несмотря на отсутствие холодильников. С собой путешественник взял несколько образцов товаров для обмена, в основном железные изделия, несколько зажигалок и пару валенок.

Перед самым отплытием пришёл караван Сагита, доставивший очередной запас хлопка, нефти, шёлковой и хлопковой ткани, немного фруктов, пятерых невольников, из них двух женщин. Если мужчины были мастерами, что Белов сразу определил, то женщины явно последние годы не работали физически, несмотря на гибкие тела и грациозные движения. Сагит подтвердил его догадку, объяснив, что девицы были наложницами, но не угодили хозяину, который оказался рачительным купцом и продал их на север к страшным варварам, что будет хуже смерти. А хозяину прибыль. В уплату за товар Сагит согласился взять зажигалки, для невольников стоимости зажигалок было недостаточно. Белов поначалу хотел отказаться от бывших наложниц, но в посёлке становилось слишком много холостых мужчин, которых удержать можно только созданием семьи. Пришлось расстаться ещё с одним набором стеклянных стопок, при этом староста предупредил, что в следующий раз кроме мастеров никого не возьмёт. Наложницам он сразу объявил, что отпустит их на свободу через три года при условии их замужества и рождения детей. Если мужей в посёлке не найдут, останутся невольницами навечно, но мужья должны быть обязательно из посёлка и свободные.

Хлопоты по расселению и организации работы новичков отложили возвращение Яры на неделю, в первых числах августа удалось отплыть на восток. Пользуясь великолепной теплой погодой, спускались до Камы на вёслах, любуясь красотой лесов, переходивших от сосновых боров к дубовым дубравам. Буквально в десяти километрах от посёлка по берегам реки безбоязненно паслись не только олени и лоси, зубры и косули, стада кабанов самодовольно хрюкали, провожая лодку взглядами. В окрестности посёлка никто не охотился, к шуму парохода за лето звери привыкли, Белов чувствовал себя в заповеднике. Впрочем, так оно и было, все ближайшие соседи охотились в других местах, соблюдая неписаную границу в радиусе пятнадцати километров от селения. Угры из Пашура жили ближе, но там было около десятка охотников, ниже Бражинска по течению Бражки они не охотились. Так и получилось, что от Бражинска до побережья Камы оказалась ничейная полоса, где никто не охотился, звери поняли это быстрее Белова.

«Устроить бы на берегу Камы крепость или сторожевой пост, чтобы закрепить выход в Каму за собой и сохранить этот случайный заповедник», – лениво думал путешественник, высматривая в густом камыше тигра. К этим поискам он уже привык, тигр, видимо, тоже. Примерно один раз в три-четыре своих плавания Белову удавалось разглядеть в зарослях камыша тигриную шкуру. Он стал считать появление тигра хорошей приметой, впрочем, старый сыщик всё считал хорошей приметой, даже проливной дождь с градом, побивший третьего дня половину посадок на огороде. Помимо тигра на этот раз удалось повидать ещё одного обитателя заливных лугов. Им оказался гигантский полоз, размерами с большую анаконду, толщиной с водосточную трубу. Длину гиганта разглядеть не удалось, успел заметить только первые четыре метра. Голова змеи была почти метровой длины, а взгляд продирал до самых костей. Едва он миновал этого «ужика», спускавшегося в реку из камышей, как лихорадочно завёл мотор и до Камы гнал изо всех сил. Какие реликты, однако, так и лох-несское чудовище вынырнет из Бражки, поразился Белов.

Выйдя на камский простор, моторка до темноты успела пройти вверх по течению реки дальше Выселков километров на десять. Ночевали на своём, правом, берегу, в палатке у костра, его развели наверху склона, где ветерок отгонял комаров. Палатка была с противомоскитной сеткой, которую оценил не только сам владелец, но и Алина, постоянная его спутница в походах. Этой ночью Яра тоже похвалила противомоскитную сетку, стояла такая жара, что спали в лёгкой одежде, без одеяла. Летние ночи короткие, и с рассветом Белов вышел на берег умыться, прогоняя сон. Разглядывая пар над водой, медленно уплывающий вниз по течению реки, он заметил странное облачко пара, поднимавшееся от противоположного берега Камы. Так и есть, это струйки дыма от потухшего костра, возле которых шевельнулись два силуэта. Белов пригляделся, двое мужчин с топорами в руках кого-то ему напоминали. Мужчины тоже заметили его, в этот момент он вспомнил, где видел подобные одежды и черты лица. У ночного костра, когда чуть не принесли Яру в жертву.

Белов обернулся, надо предупредить её, чтобы не выходила. Поздно, девушка уже вышла из палатки, сонно потягиваясь на крутом берегу. Охотники тоже заметили Яру, наверняка узнали. Белов обернулся на тот берег, второго охотника на поляне не было, надо быстро уходить. Спешно собрали палатку, вещи, и все трое отплыли вверх по Каме. Три дня пути до селения на берегу, где жили родичи Яры, пролетели монотонно и спокойно, больше ни одного человека путники не встретили, берега Камы были безлюдны, хотя и густо населены животными. Яра рассказала, что в этих местах водятся огромные выдры, размером больше человека, довольно часто они встречаются охотникам, но никто из её племени ещё не решался напасть на них. В нескольких километрах от селения горных волков встретились мальчишки, которых Яра узнала. Поговорив с ними, девушка вышла на берег и распрощалась с Беловым. Тот надеялся на установление торговых отношений, но дальше двигаться по реке на лодке было невозможно. Речка стала мелкой, со множеством перекатов и порогов, даже водопадов. Оставлять лодку без охраны, как и Алину в лодке, старейшина не стал. Несолоно хлебавши возвращались Беловы домой.

Выйдя из притока на Каму, повернули вверх по течению, решив посетить Соль-Камскую, до которой, судя по всему, было недалеко, день-два пути. Возвращаться в Бражинск с пустыми руками не хотелось, а случай посетить Соль-Камскую выдался благоприятный. В таком известном поселении побывать просто необходимо, в первую очередь, определиться с перспективой освоения Урала. Он давно собирался там побывать, а тут подвернулся удобный момент, большая часть пути уже пройдена. На деле Соль-Камская оказалась даже ближе, чем ожидал Белов, который невольно ассоциировал селение с Соликамском. Здешняя Соль-Камская находилась значительно южнее Перми, в нескольких часах плавания на моторной лодке от земель горных волков. Сначала по левому берегу Камы начали появляться отдельно стоящие землянки и хлипкие сараюшки, возле некоторых были выкопаны примитивные солеварни. Потом землянки стали всё ближе друг к другу, затем появились дома, а у пристани, срубленной из почерневших от времени брёвен и жердей, эти дома составили сплошную улицу.

– Как называется ваше селение? – спросил Белов мальчишек, удивших рыбу с пристани, выбираясь на неё из лодки.

– Соль-Камская, дяденька, – мальчишки с видом знатоков оценили скромную одежду бражинца, не отвлекаясь от ужения.

– Сиди, я прогуляюсь, – Белов кивнул Алине, взял мешок с товарами и пошёл по селению. Лодку привычно закрепил цепью к ближайшему бревну. Он примерно представлял этот посёлок по описанию Окуня и его подручных. Выше по течению должен стоять дом купца со своим причалом, вверх по улице через три дома живёт староста, у него окна с наличниками. Чуть выше старосты в трёх домах самые опытные старатели, к ним Белов и собирался заглянуть. У старого сыщика с собой, кроме товара, были три гривны серебром, повод для разговора тоже имелся. Путник на пять минут заглянул к старосте, представился как компаньон Окуня, староста о Белове был наслышан. Со старателями получилось хуже, в двух первых избах хозяев не оказалось, как сообщили женщины со двора. Расстроенный, он уже без особой надежды зашёл в избу к третьему, где застал самое начало застолья. Тонко порезанный лук с чесноком, разлитая по берестяным стаканам брага, разломленная краюха хлеба и солонка в центре стола. Три бородатых звероподобных мужика мрачно поглядели на незваного гостя.

– Добрый день, – первым поклонился путник, – гость в дом, добро в дом. Я – Белов, хочу поговорить с хозяином.

– Говори, – мрачно пробасил самый старший, черноволосый здоровяк, – я хозяин.

– Разговор долгий, за столом сподручнее будет, – Белов присел и расставил на столе четыре пластиковых стаканчика, разлил в каждый немного из фляги настойки, взял стакан в руку. – За здоровье хозяина, Кокоры Чёрного.

– Откуда меня знаешь, – не притрагиваясь к угощению, поинтересовался Кокора.

– Окунь мой напарник, руду мне привозит, может, слышали, – непрошеный гость глотнул настойки и поставил стакан на стол, – нужны мне новые рудные места, чтобы самому добывать, желательно недалеко от рек. Особенно интересна мне свинцовая руда, если кто покажет хорошее место, гривен не пожалею, хоть серебром, хоть товаром. Товар у меня известный, – Белов достал зажигалку и несколько раз зажёг фитиль, задувая его. Выложил зажигалку на стол, за ней образцы своего товара. Последней выложил серебряную гривну. – Это только образцы моих товаров, которыми я могу расплатиться, по вашему выбору, – он выложил на стол свой золотой крестик, – этот крестик из золота, которое я хочу покупать у вас за четыре веса серебра, если найдёте. Или заплачу любую цену за россыпь золота, которую укажете.

Дальше разговор уже перешёл в рабочие вопросы, пояснения, уточнения и ответы. О браге и настойке на столе все забыли, говорили долго, пока Белов не спохватился, что Алина его ждёт, на улице уже наступали сумерки. Он попрощался, забрал стаканы, фляжку, свои образцы и вышел. К пристани добрался почти вовремя, почти, потому что двое парней в кустах у пристани стаскивали с Алины одежду, зажав ей рот и заломив руки за спину. Стайка любопытных мальчишек глядела на это с открытыми ртами, бросив рыбалку. Белов быстрым шагом подошёл к насильникам сзади и сразу пнул одного, сидевшего на голове и спине Алины, носком ноги сзади же в пах. Потом добавил ударом основания ладони по затылку. Второй насильник вскочил и выхватил нож, выставив его вперёд, больше для защиты, нежели намереваясь напасть.

Белов отлично знал эту породу преступников, трусливые ублюдки, они наверняка больше часа вынюхивали, не придёт ли кто на помощь Алине, только, убедившись, что она одна, решили напасть. Сыщик понимал, что напавший мечтает лишь быстро убежать, но поддался своему гневу и не предоставил преступнику эту возможность. Он сорвал со спины мешок с образцами горных пород и ударил им по руке с ножом, отвлекая неудавшегося насильника. Одновременно он ударил стопой ноги по голени своего противника, подшагнул и прыгнул вперёд, нанося основанием правой ладони удар в соединение носа со лбом, а коленом правой ноги удар в живот. Парень упал, не пытаясь сопротивляться. Белов перевернул его на живот и связал руки за спиной, несколько коротких верёвок он всегда брал с собой в мешке, потом связал второго насильника. Алина уже поправила одежду и успокоилась. Вдвоём они в темпе перетащили насильников в лодку, затем на вёслах поплыли вверх, к дому Окуня.

До темноты им удалось отыскать дом, один из работников узнал Белова и пустил их с Алиной, хотя самого Окуня дома не было, он перевозил всю семью в Сулар. Белов с Алиной легли спать на сеновале, перед этим выспросили у работников, кого они связали. Работники осмотрели связанных насильников, но не опознали, это определённо не жители Соли-Камской. Сами неудачники уже хныкали и рассказывали, что живут в селении выше по Каме недалеко от Соли-Камской, просили отпустить их. Такие просьбы бывший сыщик слушал много лет и давно не обращал внимания на них. Решив, что утро вечера мудренее, Белов с Алиной заперли пленников в пустой стайке. Сами же не теряли даром короткое ночное время, навёрстывая несколько ночей воздержания. Алина, пережив испуг нападения и радость удачного исхода, не сдерживала себя абсолютно, её крики распугали всех мышей на сеновале, даже летучих. Мужчина полностью отдавал себя ласкам, впервые за последние дни, чувствуя безопасность и эмоциональное возбуждение после короткой схватки.

Утром Белов быстро сбегал к Кокоре, уточнил по свинцовой руде. Кокора обещал накануне показать место, где эта руда выходит прямо на берег речки. Все вставали с рассветом, рудознатец уже был готов к отплытию вверх по Каме. Он с удивлением посмотрел на Белова, усаживающего в лодку связанных парней. Один из пленников описался, а Кокора даже бровью не повёл. На моторе лодка за полдня добралась до нужного притока Камы, который указал старатель, потом по притоку поднялись до небольшого ручья, по нему до скалы на берегу. Кокора молотком отколол несколько кусков, в которых Белов без труда узнал ту самую свинцово-серебряную руду, которую покупал у подручных Окуня. Он внимательно осмотрел выходы руды, практически на поверхности находились не менее десяти тонн руды. Шкурка стоит выделки. На радостях он предложил Кокоре пять гривен, тот даже крякнул, признавшись, что хотел запросить две.

Довольный находкой Белов не стал отказываться от своих слов, три гривны серебром отдал сразу, остатки обещал привезти или передать до осени, а зажигалку просто подарил. Всего за час втроём они нагрузили лодку примерно тонной руды, после чего отплыли. Кокора сделал вокруг несколько зарубок, разъясняя Белову их смысл, куда должны смотреть затёсы, на какой высоте и сколько штук должно быть, чтобы все старатели поняли, чьё это место. Выйдя на Каму, Белов предложил Кокоре сплавать до селения пойманных лоботрясов, туда было недалеко, по словам пленников.

Селение оказалось в паре километров выше по течению, десяток избушек притаились на берегу небольшой реки, в трёх поворотах от Камы. Белов вытащил из лодки обоих парней и сел рядом, ожидая, пока соберутся жители. Кокора в это время встретил знакомого, с которым разговорился, Алина оставалась в лодке. Степенно подошёл староста и спросил:

– Вы почто наших парней связали, освободите.

– Они вчера в Соли-Камской, прямо в кустах у пристани, мою жену хотели сильничать, даже одежду успели сорвать. Вот такое дело, – улыбнулся путник, – надо разобраться.

– Парни наши, мы их знаем, а тебя и твою жену нет, – упёрся староста, – может, это наговор. Есть у тебя другие видоки?

Белов развёл руками. Всё шло так, как он и представлял себе, но продавать парней в рабство он не собирался, поэтому и отвёз их домой, надеясь хотя бы испугать и получить виру. Судя по всему, виру он не получит, как бы с него не содрали.

– Я видок, – вступил в разговор Кокора, – ко мне вчера Белов приходил, ушёл вечером, как и говорит. Сказал, что жена на пристани ждёт.

– Вы хотели его жену сильничать, – обратился староста к связанным парням, заметно повеселевшим.

– Не хотели мы сильничать, пошутить хотели, – быстро придумали парни.

– С тебя вира за поклёп, три гривны или выдача головой, – староста даже ухмыльнулся, глядя на удивлённого Белова.

«Везде суды одинаковые, что в России, что в этом мире. В жизни больше ни с кем судиться не буду, только продажа в рабство или концы в воду, – ругался про себя бывший сыщик, лихорадочно обдумывая выход. – Бежать можно свободно, никто их не догонит, но стыдно, да и потеря репутации, платить три гривны насильникам. Самому стыдно в лицо жены смотреть». Тут он вспомнил про божий суд, где предполагались поединки обвинителя и обвиняемого.

– Требую божьего суда, – громко крикнул Белов, – пусть боги рассудят меня и моих обидчиков.

– За парней буду я, – из толпы вышел квадратный детина, килограммов сто двадцать весом, – на чём будем драться?

Белов задумался, меч или топор выбирать нельзя, сам он ими не владеет. Голыми руками такую тушу пробить крайне сложно, нужно оружие. Вспомнилось, как бойцы Рудого пропускали колющие удары, работая дубинами и топорами исключительно в рубящей манере. Почему бы не рискнуть, коли ввязался в такую глупость?

– Палка, длинная палка, – громко ответил Белов, – разве нельзя? Вот такой длины, – он показал максимальную длину, до какой смогла дотянуться рука.

Пока мальчишки вырубали палки и очищали от веток, сыщик уточнил у старосты условия боя, на всякий случай в присутствии Кокоры. Староста заверил, что запрещённых приёмов нет, бить можно как угодно и куда угодно, бой продолжится до того момента, пока соперник не сможет подняться с земли.

Принесли трёхметровые дубинки, староста очертил круг, насильников развязали, и все, кроме Алины, предвкушали интересное зрелище. Белов обманул их ожидания: сразу после первого размашистого удара шестом, как дубиной, который противник нанёс достаточно мощно, он сорвал дистанцию и сблизился почти вплотную. Используя полученное ускорение, изо всей силы засадил торцом шеста в солнечное сплетение противника, затем коленом ударил того между ног и подбил шестом сзади под колени, уложив соперника на землю. Парень судорожно пытался вздохнуть и встать, катаясь по земле, староста молчал, ожидая продолжения схватки. Белов не выдержал и громко спросил:

– Мне можно его убить, или мою победу объявят без этого?

Помолчав ещё пару секунд, староста селения вынужден был признать чужака победителем в божьем суде. Тот сразу перехватил инициативу:

– Где моя вира, по пять гривен с каждого, или выдавайте мне обидчиков головой, – Белов обвёл взглядом селян, явно не желающих выкладывать свои куны за двух лоботрясов. Старейшина Бражинска прикинул примерные цены для России начала двадцать первого века, пять гривен – это килограмм серебра, не меньше десяти тысяч долларов. Такую сумму жители постсоветской деревеньки из десяти дворов не соберут, даже если продадутся сами в рабство. Приблизительно так же думали и местные селяне, с равнодушными лицами глядя на Белова. Так подумали и матери этих обормотов, упавшие в ноги чужаку.

– Смилуйся, добрый человек, не губи непутёвых отроков, – сразу две женщины упали перед ним на колени. Собственно такую реакцию и выжимал из аборигенов циничный опер.

– Хорошо, я могу освободить селян от виры, – Белов поглядел на старосту, – и оставить парней дома. Если пять лет из леса в мои лодки будет загружаться свинцовая руда, два раза в месяц, дополна. Как только мои лодки останутся пустыми, я заберу насильников к себе, если они сбегут, головой ответят их родители. Согласны?

– Согласны, согласны, – радостно плакали матери, знавшие, какое наказание ждёт насильников по Правде.

– Староста, ты согласен, закрепляешь договор, – Белов взглянул на старосту, вкладывая в свой взгляд всё презрение и злость, тот даже отшатнулся. – Ну?!

– Закрепляю договор и буду его соблюдать, – староста отвернулся и пошёл к домам.

– Место, где добывать руду, насильники знают, – Белов посмотрел на парней. Те дружно закивали головами. – Через две недели там будут мои лодки, двести пудов руды должны лежать на берегу.

– Сделаем, сделаем, – закивали головами матери, уводя сыновей с берега, пока Белов не передумал.

На обратном пути в Соль-Камскую Кокора долго смотрел на Белова, на груду руды в носовой части лодки, потом не выдержал.

– Ох, и хитёр ты, Белов.

Тот лишь улыбнулся в ответ. После высадки Кокоры лодка сразу пошла дольше вниз по реке. Всю обратную дорогу путник улыбался своим мыслям и нетронутым берегам, на которых не было видно ни одного селения. Даже те, которые были, прятались за деревьями и холмами. Только Выселки гордо выделялись среди селений Прикамья. Белов решил остановиться в Выселках на пару часов. Тому были причины. Он прихватил гостинцы и прогулялся по селению. Первый сюрприз ждал его на воротах, где на месте Втора Лопаты сидел Окорок, преисполненный важности. Белову он улыбнулся как хорошему знакомому, не зря тот регулярно дарил ребятам разные мелочи. И сейчас путник присел рядом, заговаривая парню голову, якобы рассказывая новости, на самом деле вытягивал эти новости из Окорока.

Преисполненный гордости на новом месте работы, парень проговорился, что четыре дня назад к Скору приезжали какие-то угры, страшно лохматые с чёрными лицами. После разговора с ним уплыли вниз по Каме, на трёх лодках, полтора десятка охотников. Сыщик подарил Окороку мешочек соли, сам прогулялся по селению. Скор вёл себя радушнее, чем обычно, чуть не обнимал Белова, чего за ним никогда не наблюдалось. Наверное, напоследок, не надеясь больше увидеть живым, мелькнула мысль в голове подозрительного опера. Никаких новостей, кроме своих семейных, выселковский староста Белову не выдал, а спрашивать о диких уграх опытный сыщик не стал. Елага, приятель Окорока, тоже рассказал среди прочих новостей, что у Скора были приезжие угры, дикие, даже не знающие железа, после таких известий можно было уплывать. Белов повидался с родителями Влады и отплыл вниз по Каме. По дороге домой он, как обычно, прикинул несколько вариантов развития событий.

Судя по описанию, к Скору приезжали те самые, закамские угры, у которых была отбита Яра. Коли выселковский староста молчит об этом, значит, сдал им Белова с потрохами. О том, что Белов уплыл вверх по Каме, угры знают и постараются перехватить его по пути. Скор наверняка сказал им, что устье Сивы бражинец не минует, поскольку живёт на берегу Бражки, чего наш герой особо не скрывал, да и купцы там успели побывать. Угры могут напасть сразу на Бражинск, а могут – только на Белова, подкараулив его по дороге. Сам бывший сыщик выбрал бы второй способ, надо полагать, что угры не глупее его и тоже выберут второй вариант – нападение по дороге. Самые удобные места для засады там, где речки сужаются. Остаётся защитить себя и Алину от стрел, Белов не сомневался, что с нападающими справится. Однако доводить дело до вооружённого конфликта не хотелось. Если прольётся кровь, заключить мир будет практически безнадёжной затеей.

Он решил предотвратить нападение, постараться устроить переговоры с уграми, возможно, компенсировать своё недостойное поведение, выплатить виру или иным путём. Если же нападение произойдёт, нападающих не убивать до самого крайнего момента, постараться захватить пленных. Потом через них выйти на контакт с этим племенем. Как бы ни мало племя закамских угров, воевать с ними практически в одиночку Белов не собирался. Плохой мир лучше любой доброй ссоры, с такой народной мудростью, особенно в данном случае, отставной подполковник был согласен. Вместе с Алиной он заготовил из верёвок десяток петель-удавок, очень удобных для быстрого связывания. Проинструктировал жену, как вести себя в различных ситуациях. Только после этого завёл лодку в устье Сивы.

В широкой части реки он вёл лодку ровно и быстро, глубина реки за три лета была изучена, как расположение комнат в родном доме. Алина лежала на дне лодки, спрятавшись между кусками руды от стрел. Её задачей было смотреть вперёд вправо, сам Белов смотрел на левый берег, при таком разделении было больше шансов не пропустить засаду, оба внимательно осматривали предстоящий путь в поисках ловушек. Вот Алина два раза шевельнула ногой, потом подняла пятку вверх. На ветках деревьев правого берега, нависающих над водой, сидят два человека. Белов резко сбросил скорость и взглянул на левый берег, там никого не было. Он искоса, не подавая вида, что глядит в ту сторону, осмотрел деревья справа, увидел засаду и прибавил газ, даже подплыл к правому берегу, для удобства нападающих, чтобы обязательно напали, не пропустили. Лишь бы лодку не опрокинули, успел подумать он, когда на него сверху обрушились два тела.

Оба нападавших прыгнули крайне неудачно, одни напоролся на выставленную опытным сыщиком ногу, прямо солнечным сплетением, и упал, к счастью, в лодку. Алина моментально накинула на него удавку и связала руки за спиной. Второй приземлился удачно, но не успел увернуться от самодельной дубинки, вырезанной Беловым из дубового сука несколько часов назад, как раз для подобного случая, сразу потерял сознание. Третий человек из засады прыгнуть не успел, наш герой резко добавил газ, и моторка рванула вперёд. «Всё, можно спешить домой, есть с кем работать», – обрадовался он, пока Алина связывала второго угра. Угры думали иначе, буквально через двадцать метров с веток деревьев на лодку прыгнули ещё трое, но не рассчитали скорость и упали за кормой. Затем с берега попытался забежать воин по мелководью, но наткнулся на выставленное Алиной весло и упал в воду от удара; скорость и масса моторной лодки не шли ни в какое сравнение с низкорослым аборигеном. Сидевшие в засаде угры почувствовали, что жертва уходит, и громко завыли. Белов резко нагнулся. Три стрелы чиркнули по кепке и плечу, четвёртая царапнула шею, сорвав лоскут кожи. Он, опасаясь, что стрела отравлена, чуть не бросил ручку газа, перехватил её левой рукой. Правой ладонью и пальцами начал массажировать кожу вокруг раны, выдавливая кровь из царапины. Проехав пару поворотов реки, не выдержал, остановился и быстро промыл ранку водой из реки, затем просто опустил голову по плечи в воду, наслаждаясь прохладой, смывающей кровь из раны.

До посёлка добрались в рекордно короткий срок, Белов сразу объявил тревогу. Пока все собирались и выставляли посты наблюдения, а женщины подходили в дом, он приступил к допросу пленных, с помощью Алины. По прикидкам старейшины, не менее двух часов до приближения охотников у него было. Поэтому он рассадил пленных в соседние помещения пустующего дома и задавал вопросы им по очереди, переходя от одного к другому. Угры не думали молчать, наоборот, гневно выступили с обвинениями в адрес Белова, оскорбившего их шаманов и весь род, когда он похитил пленницу. За полтора часа допроса отставной розыскник успел установить, что человеческие жертвы в роду не практиковались очень давно, более десяти лет. Идея похитить и принести в жертву двух чужих людей была подсказана шаману богами после его камлания для удачной охоты. Три последних года род подстерегали одни неудачи. Несколько охотников погибли в горах и на охоте, упали со скал или были затоптаны кабанами. Каждый год женщины рождали мертвых детей, а этой зимой умер новорожденный сын военного вождя племени. Все остальные неудачи выглядели крайне неубедительно в изложении охотников. Вроде знаков на небе и на воде, криков ворон и поведения белок. Очевидно, кому-то из руководителей рода потребовалась шумиха, скорее всего, шаману.

Белов уже выяснил, что в группе охотников, преследовавших его, шаманов нет, а всего в роду два шамана. Охотники сказали, что род у них большой и могущественный, может выставить сто воинов. В этом он сильно сомневался, но даже если воинов всего тридцать, вооружённого конфликта хотелось избежать. Через полтора часа допросов пленников вывели за пределы посёлка и отпустили. Оружие обоим вернули, оба кремнёвых ножа и каменных топора. Охотники этому практически не удивились, оба почувствовали доброе отношение к ним Белова. Сыщик велел передать военному вождю приглашение для разговора, обозначив местом встречи отдельно стоящий дуб на излучине Бражки в паре километров от посёлка. На встречу он обещал прийти с Алиной, сославшись на плохое знание угорского языка, через час.

За это время старейшина Бражинска проинструктировал Третьяка и Ларису, как действовать при различных ситуациях, всю малышню и девушек отправил в Пашур. Сам переоделся в бронежилет, на Алину надел ватник и мотошлем, надеясь, что стрелы с костяными наконечниками не пробьют такую защиту. Кроме револьвера на поясе и трёх ножей, одного в чехле и двух в голенищах хромовых сапог, Белов взял свой карабин, замаскированный под посох. Основным аргументом переговоров он считал подарки, которых набрал два мешка, там были зажигалки, две бутылки настойки с обильной закуской, железные ножи и топоры, отрезы шерстяной ткани и даже небольшой кусок шёлка. Зная пристрастие дикарей ко всему яркому, приготовил полмешка различных ярких пластиковых безделушек, пластмассовых и оловянных солдатиков, фигурок животных. Руду из лодки выгрузили, в пустые канистры налили бензин, к месту встречи подъехали с ветерком.

На этот раз Белов демонстративно затащил нос лодки на берег, куда вышел вместе с Алиной. Под дубом уже стояли три угра с каменными топорами в руках. Группа угров в два десятка воинов стояла в двадцати метрах на берегу ниже по реке, среди них виднелись недавние пленники. Старейшина подошёл к переговорщикам, демонстративно опираясь на посох-карабин. Заговорил с уграми по-славянски, затем по-угорски, поприветствовал их.

– Я Белов, старейшина своего рода, буду с вами говорить. Говорить будем долго, предлагаю присесть на пригорок, моя жена накроет угощенье для всех, – он постарался сразу отвлечь мысли оппонентов от оскорблений, криков и угроз, перевести разговор в мирное русло.

– Я Топор, вождь рода, пришёл вернуть украденную жертву и наказать осквернителя нашего святилища. – Вождь не тронулся с места, видно было, что он настроен агрессивно. Однако при виде своего врага, равнодушно повернувшегося спиной и направляющегося к пригорку, где женщина раскладывает закуску, неопытный в психологических тонкостях абориген невольно подошёл за старостой Бражинска к пригорку, на который тот уселся. Тут уже угру пришлось сделать усилие и сесть неподалёку, чтобы продемонстрировать своё равноправие.

Дальше разговор Белов пытался вести по своему сценарию, ни в коем случае не возражать Топору, практически со всеми его доводами соглашаться и обсуждать способы решения этих доводов. Выслушав гневную речь вождя об оскорблении святилища, похищении жертвы и немедленном наказании обоих, Белов послушно кивал головой, соглашаясь с вождём и сочувствуя ему. Потом завёл сним разговор на близкие тому темы о причинах жертвоприношения, о неудачах, несчастливых приметах, которые видят во всём шаманы. Во время долгого перечисления всех проблем племени Алина успела накрыть стол, порезать железным ножом мясо, овощи и хлеб. Старейшина, не прерывая речь вождя, разлил две стопочки настойки и дождался окончания выступления Топора.

– Только сильные воины могли выдержать столько невзгод, выпавших на долю твоего рода. Я вижу, что ты смелый и сильный вождь и предлагаю выпить напиток сильных людей, который слабые мужчины не в состоянии удержать во рту и проглотить, – при этом Белов лихо махнул стопку в рот. Опасаясь примитивной упёртости вождя, Белов применил любимый способ всех белых людей – напоить аборигена. Речь шла о жизни, все средства были хороши. Пьянка, при всех её минусах, это не убийство.

Вождь повторил действия Белова, выпучил глаза и закусил мясом, разговор продолжился. Теперь говорил старейшина, говорил долго, неспешно, хорошо закусывая, пока Алина переводила. За время разговора выпили ещё по стопочке, поить допьяна вождя сыщик опасался, вдруг тот в пьяном виде буйный, но лёгкая рассеянность опьянения была полезна. Наш герой рассказал, как всего два года назад попал в эти края один, как говорится, без оружия и родичей. Теперь у него большое селение из двенадцати домов (вождь в уме начал переводить в количество взрослых воинов, учитывая, что в каждом доме угров жили два-три взрослых мужчины, вышло довольно много), род живёт богато, не голодает. Сам Белов и мастера делают железное оружие и инструменты, которые обменивают у соседних родов и племён, со всеми живут в дружбе. Шесть родов выше по течению, где только в одном селении пятьдесят домов, ещё три рода вдоль Камы. Через год или два это будут сильнейшие и непобедимые роды, которые железным оружием выгонят всех остальных с побережья Камы.

Хитрый опер продолжил дальше, рассказывая, что всего этого богатства он добился не сразу. Было время, когда он слушал своих шаманов, которые запрещали делать железные ножи и топоры, показывали плохие приметы и требовали всех чужаков убивать. Белов долго так жил, было всё хуже и хуже, пока не подумал, а вдруг шаманов обманывают злые духи, которые представляются им добрыми и дают плохие советы? Как добрые духи могут назвать железный нож плохим, если он так хорошо режет мясо? Это ведь добрые боги научили людей всему, что люди умеют, а не злые. Значит, остальные умения людей тоже от добрых богов. Отказался он слушать шаманов и зажил хорошо. Белов почувствовал, что Топор не понимает, к чему такая прелюдия, и перешёл к делу.

– Признаюсь тебе, Топор, я вижу, что ты мудрый вождь, это я освободил вашу жертву и отвёз её домой, – Белов заметил, что вождь не сильно удивился и сидит неподвижно. Значит, они уже всё просчитали и он правильно поступил, рассказав правду, – двадцать лет назад я дал клятву, что спасу от смерти пять женщин, которым грозит гибель. Когда я увидел, что приносят в жертву мужчину, я не вмешался, но спасти женщину я поклялся и не смог обмануть богов. Я не боюсь смерти, скажу по секрету, своими умениями я могу убить всех твоих воинов, не сходя с места, – он заметил улыбку Топора и разыграл обиду, – покажу прямо здесь свои умения. Пойдём на тот пригорок.

Вождь с интересом пошёл за Беловым, который предполагал, что с пригорка увидит лосей или зубров, обычно пасущихся неподалёку. Предположения были верными, в сотне или больше метров мирно жевали траву два десятка зубров. Белов на глазах недоверчивого Топора тремя выстрелами из карабина уложил двух зубров, затем переговорщики вернулись на берег. Потрясённый вождь молчал, потом выдавил:

– Ты должен ответить за оскорбление святилища.

– За преступления наша Правда всегда даёт разные наказания: или заплатить виру, или выдать преступника головой. Что толку, если вы меня убьёте, я перед смертью тоже убью ваших воинов, хоть немного. Зато у вас не будет железного оружия, которое есть у соседей, и они через пару лет выгонят ваш род с берегов Камы, а может, просто убьют, – Белов смотрел Топору в глаза, медленно выговаривая угорские фразы. – Если вы возьмёте с меня виру, я её могу отдать железным оружием. Да ещё после этого мы останемся друзьями, и вы сможете выменивать у нас оружие и другие железные инструменты. У моего народа есть поговорка, плохой мир лучше хорошей войны. Думаю, что похожая поговорка есть и у вас. – Он демонстративно потрогал порез на шее от стрелы и продолжил: – При всех своих действиях я не пролил ни капли вашей крови, а твои парни меня ранили. И коли вы судите меня по вашей Правде, я могу требовать виру за ранение по своей Правде.

Я не тороплю тебя с решением, вождь, – продолжал старейшина Бражинска, не давая угру возможности вставить свои возражения. – Если ты не можешь решить сам, посоветуйся со старейшиной рода. Я даю тебе слово, что до твоего решения не убегу и дождусь его в своём селении. Можешь советоваться с кем хочешь, только запомни мои слова о шаманах. Мы не знаем, кто даёт им советы, добрые боги или злые духи, которые ими притворяются. Как мы можем знать, какой зверь живёт в лесу, если не видим ни леса, ни зверя? Кто из нас не делал ошибок, шаман такой же человек, он тоже может ошибаться. Я отдаю свою жизнь в твои руки, Топор, я верю тебе, как честному человеку. Чтобы тебя не посчитали лжецом, даю тебе подарки для твоего рода, раздавай их, как решишь сам. Согласен ли ты так поступить?

– Согласен, – после долгого раздумья выдавил Топор, разглядывая подарки, выложенные перед ним.

– Последняя просьба, пусть твои воины принесут убитых зубров, одного из которых отдаю вам, – Белов улыбнулся, разводя руками, – с женой мы не справимся.

Наблюдая со скрытым злорадством, пока воины притащат убитых зубров и загрузят одного в лодку, Белов и Алина с ветерком укатили на моторке. Дома он едва успел распорядиться об усиленных постах на ночь, как уснул, дойдя до кровати. Нервное напряжение всегда действовало на него не хуже снотворного.

Утром угров на месте не оказалось, для бражинцев потянулось ожидание, которое он определил до десяти дней. На эти дни Белов отошёл от всех занятий и с утра до вечера проводил тренировки, восстанавливал навыки рукопашного боя. Несмотря на успешные единоборства с аборигенами, сыщик не тешил себя иллюзиями. С настоящим воином он не справится, поэтому до изнеможения разрабатывал приёмы боя с мечом, для которого выбрал один из образцов коллекции Алексея, самый лёгкий, больше похожий на шпагу, с закрытой гардой. В качестве основного приёма Белов решил использовать слабое знакомство аборигенов с колющей техникой. Тренировался он исключительно в бронежилете, с револьвером на поясе.

Кузнецы изготовили пару щитов разного диаметра, обшили кожей, часто он работал со щитом. Половину времени Белов проводил в отработке давно забытых рукопашных приёмов, используя в качестве спарринг-партнёров немногих взрослых мужчин. Одно радовало: физическое состояние было на высоте, за два года ежедневных физических усилий он настолько окреп и выработал такую выносливость, что доводил молодых спарринг-партнёров до изнеможения, даже не вспотев. От жителей своего посёлка и Пашура старейшина не скрыл возможной гибели, одновременно всем озвучил своё завещание, где разделил имущество между Третьяком и своими жёнами. Он строго запретил всем в случае своей гибели нападать на угров, но продавать им железные изделия тоже запретил. С Третьяком, Ларисой, Алиной и Владой они провели стрельбы, где Белов полностью обучил Третьяка обращению с карабином. На время возможного поединка, вероятность которого всеми оценивалась весьма высоко, Третьяк должен был с карабином находиться в отдалении, а женщины с ружьями на виду, но за укрытием. Ради этого Белов поставил на «Сайгу» оптический прицел, Третьяк несколько раз выстрелил с оптикой, привыкая.

Укрытие, как и место для поединка, уже готовили. На месте предыдущей встречи огородили поляну, со стороны Бражинска поставили крытую трибуну из досок, на высоту более трёх метров. Она запиралась изнутри и блокировалась щитами. Из этой трибуны женщины и должны были открыть огонь. Место для Третьяка не оборудовалось, он должен был скрытно подойти с фланга, пресекая окружение. Приняв максимально возможные меры безопасности, Белов последние тренировки проводил уже достаточно спокойно, даже уверенно, протыкая, отработанными до автоматизма движениями, сердце, печень и коленные чашечки чучелам, расставленным в тренировочном зале, в него превратился один из недостроенных домов. Кроме близких людей, никто не видел технику боя старейшины и его приёмы.

В день, когда мальчишки сообщили о прибытии угров-охотников, сыщик как раз провёл первую тренировку и сидел, обедал. Быстро закончив обед, он собрался и с жёнами на моторке приплыл к месту встречи, где женщины заняли места на трибуне. Третьяк пошёл пешком, стараясь прийти незаметно.

Белов подошёл к Топору, рядом с которым стояли шаман и воин, убивший первую жертву.

– Я здесь, вождь, – подчёркнуто обратился к одному Топору сыщик, не глядя на его сопровождающих, – какое твое решение?

– Решение рода, – вмешался в разговор шаман, довольный донельзя, – принести тебя в жертву, негодяй.

– Я требую поединка, божьего суда, – спокойно ответил Белов, – я имею на это право по любой Правде.

Шаман оскалился, он наверняка был готов к такому повороту событий.

– Вот твой поединщик, – воин, слева от шамана, шагнул вперёд, – боги на его стороне.

Белов ещё несколько раз громко уточнил условия поединка, который шаман позволил вести своим оружием до любого исхода боя, хоть смерти. Поединок будет один, мстить за убитого не разрешалось. После любого исхода поединка оба рода не враждуют, остаются в мире. На этих условиях настоял староейшина, по его требованию шаман громко объявил их, чтобы слышали все зрители. На вопрос, какие наказания для нарушителя договорённости, шаман громко объявил: «Смерть!»

После этого Белов с противником вышли на лужайку, изучая друг друга. Противник был ниже его ростом, но это не радовало, небольшой рост предполагает быстрые движения. Вооружился оппонент каменным топором и каменным же ножом в другой руке. Глядя на его мягкие скрадывающие движения, которые выдавали мастера, Белов почувствовал холодный пот на спине. Сыщик против такого бойца мог продержаться только пару минут, до первой ошибки. Он неподвижно стоял на лужайке, со шпагой в правой руке и пустой левой рукой, глядя на подкрадывающуюся смерть. Почувствовав движение, отскачил вправо с рубящим ударом шпаги, который соперник принял на свой нож, топором ударив по тому месту, где долю секунды назад стоял Белов. Тот анализировал каждое движение угра, глядя ему на грудь, чтобы удерживать в поле зрения ноги. Очень ему не нравились эти ноги.

С ног и началось следующее нападение, соперник присел и кувыркнулся вперёд с мощным ударом ногами и топором, Белов опять успел уйти вправо. Не совсем успел, левую кисть ободрал кремневый нож, по руке потекла тёплая кровь, пока только каплями. Шаман уже кричал, подгоняя своего бойца, но сыщик не слышал ни одного звука. Мир сузился до двух метров в диаметре, где поместились только он и противник. Противник взял небольшую передышку, поражённый тем, что враг ушёл от его кувырка с ударом, тому же просто повезло. Много лет назад среди рукопашников он видел такой приём и запомнил его не столько в силу оригинальности, сколько за нокдаун, полученный в этом исполнении от спарринг-партнёра.

Старейшина Бражинска не атаковал, своими передвижениями раскрываясь для повторения первого удара, который якобы намеревался парировать, как прежде, с уходом вправо. Это был маленький шанс на победу, который он тщательно пестовал, показывая противнику разворот вправо. Тот не купился на это, ударив из другого положения ножом и топором, уход вправо при такой комбинации Белов сделал машинально, чем сработал на свою обманку. Ещё финт, он остался на месте, опасно подпуская соперника, ещё. Нет, это не финт, наш герой успел скользнуть влево, насаживая противника на шпагу, но уйти от его ножа не успел.

Угр, уже мёртвый, успел ударить своего врага ножом в плечо, там, где бронежилет не защитил. Ну, нет у жилета рукавов, нет и всё. Угр упал, прямо со шпагой в груди, Белов остался стоять, зажимая левой рукой рану на правом плече. Убедившись в смерти противника, он только сейчас увидел мир вокруг себя, кричащих бражинцев и молчаливых угров, одновременно удивляясь, что кровь бежит так медленно. Мысли тоже становились медленными и вялыми, как и движения. Белов очень медленно начал доставать пальцами правой руки носовой платок, который он по привычке держал в заднем кармане брюк. Потом также медленно вытирал окровавленные ладони и левой рукой обматывал его вокруг раны на правом плече. Угры стояли на месте, ожидая команды шамана и вождя, а те замерли, не веря в победу бражинца. Белов закончил с раной и левой рукой вытащил шпагу из тела противника.

– Кто победил, на чьей стороне боги? – громко крикнул Белов, обращаясь к шаману.

– Ты победил, – тихо процедил сквозь зубы шаман, готовый растерзать бражинца.

– Раз ваш суд окончен, требую своего суда за кровь, которую мне пролили безвинно, по моей Правде, – он показал Топору и всем воинам-уграм на повязку на шее, которую специально не снимал для этого спектакля. Наступила вторая часть Марлезонского балета, сейчас выход Белова. Этот ход он продумывал сразу, чтобы спровоцировать шамана на поединок. Для этого опытный сыщик показывал всем свою беспомощность, своё ранение и большую потерю крови. Шаман, желающий власти и человеческих жертв, рано или поздно спровоцирует войну с бражинцами. Сегодня у Белова был шанс устранить шамана, разрубить все проблемы одним ударом. Этот шанс он теперь разыгрывал на всю катушку.

– За кровь без вины по Правде положена вира пять гривен или выдача головой, – Белов на последнем слове сорвался на фальцет, хотя пошатывался специально, показывая свою слабость зрителям, – если нет гривен, оставляйте мне виновника нападения на меня, того, кто вас послал, до уплаты, я подожду.

На последней фразе Белов присел на траву, в самом деле, кружилась голова от кровопотери. Но представление надо доиграть до конца, он всем своим поведением выманивал шамана на божий суд. Шамана надо убивать, такой людоед в соседях ему не нужен, это скрытый очаг не просто войны, а предательского нападения. Поэтому он не взял с собой ни одного мужчину, только женщин, поэтому громко объявил о большой вире и настаивал на ней. Поэтому всячески симулировал свою слабость, хотя ещё пара минут и симулировать не надо будет. «Ну, решайся, скотина, – думал про шамана Белов, сидя на траве, – я такой слабый и беззащитный, бери меня голыми руками».

– Я сам буду защищать честь нашего рода, требую божьего суда, – шаман гордо подошёл к Белову, помахивая каменным топором и кремневым ножом в другой руке.

– Условия те же, любое оружие, до смерти, никто не мстит, – Белов медленно и громко повторил предыдущие условия поединка, вставая с травы, – тогда я согласен.

Шаман стал медленно ходить по кругу, делая выпады в его сторону, но не подходя на удар. Белов стоял неподвижно, со шпагой в руках. «Ай, молодец шаман, ждёт, пока я совсем ослабею, чтобы легко добить».

– Хрен вы угадали, господа людоеды, – отставной подполковник переложил шпагу в левую руку и вынул револьвер, предохранителей на котором не предусмотрел. Он демонстративно поднял руку в сторону шамана и выстрелил ему в лоб. Попал, конечно, трудно промахнуться на пяти шагах, чай не дуэльные пистолеты Лепажа. После падения шамана демонстративно засунул револьвер в кобуру и пошёл в лодку, ему было плохо, всё вокруг потемнело, только усилием воли он добрался до нее.

Подбежавшим женщинам велел садиться, Алину отправил к Топору.

– Передай вождю, что он и его воины мои друзья, пусть приезжают в гости, привозят меха на обмен, в любое время.

Только, убедившись, что Алина вернулась, позволил себе потерять сознание. Как его везли домой и перевязывали, Белов не чувствовал.

… – Надо напасть на чужаков, пока их вождь ранен, – убеждал Топора второй, старый, шаман лесных угров, когда узнал о результате двух поединков. – Пока они слабы, мы захватим селение, заберём себе всё железо. Наш род станет самым сильным в этих краях.

– Нет, это нечестно. Мы все клялись не мстить за убитых в поединке. Боги нас накажут за обман, – очередной раз стоял на своём военный и охотничий вождь лесных угров, который неожиданно для себя чувствовал к чужаку симпатию. Кроме того, он не забыл удивительное оружие чужака, убивающее за несколько сотен шагов. И, в отличие от старого шамана, понимал, сколько его охотников погибнут при нападении на чужаков. Погибнут не просто охотники, а его друзья, товарищи, выручавшие не раз в беде, кормившие селение, детей и женщин. Того же шамана кормили парни, которых тот хотел отправить на смерть. И, наученный горьким опытом, Топор не сомневался, что в случае неудачи виноват будет он, а не шаман. И тот же шаман потребует принести Топора в жертву. И, самое главное, угр чувствовал, что чужак на его стороне, что надо держаться чужака, он сможет помочь роду лесных угров.

– Ничего, скоро всё будет по-моему, – не особо огорчался шаман, покидая жилище вождя. В отличие от простофили-вождя, только и способного гонять по лесу кабанов, старый жрец не сомневался, что добьётся своего. Скоро чужак умрёт от яда, против которого нет противоядий, не зря его готовили целых пять дней. Тогда Топор не сможет противиться шаману, и селение чужаков будет захвачено. А в руки старого жреца попадёт много дорогих и колдовских вещей, вроде той зажигалки. – Да, всё скоро будет по-моему. Никто не смеет мне прекословить!

 

Глава восемнадцатая. На пороге смерти

Очнулся Белов через сутки, чувствуя себя отвратительно. Кроме слабости от потери крови, в обеих ранах ощущалось сильное жжение. Он спросил Ларису, сидевшую у кровати, чем обработали его раны, та позвала Алину. Алина сказала, что раны ничем не обрабатывали, промыли спиртовым настоем трав и забинтовали, даже зашивать не стали, раны были рваные и неглубокие. Белов похолодел, когда представил, что оружие, которым его ранили, могло быть отравленным. Он велел развязать раны и принести всю аптечку, оставшуюся от двадцать первого века.

Осмотрев обе раны, насколько смог это сделать, Белов заметил зелёную корочку, покрывшую большую часть обеих ран. При всём прежнем опыте ранений, своих и чужих, он ни разу не замечал такой расцветки раны. Решив, что это яд, который надо немедленно удалить из организма, Белов проглотил несколько таблеток анальгетиков, затем велел Алине срезать острым ножом всю зелень с ран. Ларису отправил готовить горячую воду для душа, в котором намеревался смывать остатки отравы, попавшей в раны. Одновременно развёл ещё пять таблеток антибиотиков и отложил пару, чтобы выпить после всей процедуры. Пока шла подготовка, анальгетики подействовали, и даже язык у него онемел.

Он прошёл в ванную, где Алина двумя остро отточенными ножами не соскоблила, а срезала всю зелень, покрывавшую раны, со слоем чистого мяса. Белов предупредил всех домашних, что зелень – это отрава, её надо убирать аккуратно, не трогать ранеными руками. Пока он сидел под душем, смывая заражённую кровь, действие обезболивающих лекарств закончилось – какая навалилась боль! Сыщик протёрся насухо и присыпал раны на руках порошком анальгетиков и антибиотиков, сам тоже выпил антибиотики и провалился в забытьё. Просто осел мешком на кафельный пол туалета. Кошмарные сны, увиденные за время до следующего пробуждения, странным образом перемешались с действительностью. Белов кого-то преследовал, затем убегал, сражался, умирал под ударами врагов. Немного придя в себя, через силу поел жареной печени и свежих помидоров с яичницей, огромную потерю крови надо восстанавливать.

Лариса рассказала, что в посёлке всё нормально, начинают убирать урожай, отелилась корова, скоро будет своё молоко. Мужчина вспомнил о свинцовой руде и велел срочно отправлять лодки за этой рудой, Алина обещала подробно рассказать, куда. После небольшого улучшения снова началось онемение в руках. При осмотре раны выявились ещё островки зелёного налёта на краях кожи и коросте. Пришлось Белову и Алине вновь повторять неприятную процедуру срезания мяса по-живому. Он на этот раз не дотянул до конца процедуры, потерял сознание уже в душе. Очнулся в постели от страшных болей в раненых руках и головной боли. Лариса успокоила его, раны обработали так же, как и в первый раз, но анальгетики действовали всё слабее. Дважды приходилось ещё срезать отравленную плоть, пока мужчина перестал чувствовать жжение в ранах.

Облегчения это не принесло, организм перестал работать на заживление. Тело, под ударными дозами антибиотиков и анальгетиков, при огромной потере крови, отказывалось выздоравливать. Открытые раны на руках не заживали, огромная слабость и постоянная головная боль стали привычным состоянием Белова. Ванны и компрессы из лекарственных трав, как и различные отвары, приносили получасовое облегчение. Головные боли доводили до мыслей о самоубийстве, лишь бы закончились мучения. Только вредность характера бывшего опера, не желавшего прослыть посмертной жертвой шамана, давала силы для жизни. Свою постель он покидал только для туалета и принятия ванны, да и туда его водили жёны под руки. Кормили его тоже в постели, последние дни он даже ложку поднять не мог, слабость позволяла только слушать и думать, слушать и думать. Думать о том, как выживут его родные и близкие в этом жестоком первобытном мире. И жалеть, что судьба не дала ему пары лет для окончательного укрепления посёлка, хотя за два года и так успел многое.

Продолжалось это состояние больше трёх недель, за которые успели убрать полностью весь урожай. Белов, понимая, что умирает, начал диктовать Ларисе свои указания для Третьяка, для Окуня, другие советы, как спасти детей. Потом приходил в сознание и смеялся над своей наивностью, догадываясь, что после смерти дом будет разграблен соседями, в первую очередь, тем же Скором, и все артефакты распроданы или украдены. Тот небольшой шаг по пути прогресса, что удалось сделать, пропадёт за считанные недели, затянутый приуральской тайгой. Снова менялось настроение умирающего, казалось, что Третьяк с Владой и Лариса с Алиной смогут сохранить свою независимость. Он опять начинал диктовать указания на будущее. В один из визитов Третьяка, рассказывавшего о работе над вторым паровым двигателем и модернизацией парохода, Белову пришёл на память рассказ о лекаре, живущем недалеко от Выселков, которого не трогали окрестные племена. Третьяк подтвердил это, даже взялся отыскать место, где этот лекарь живёт.

Терять было нечего, у старейшины начались приступы беспамятства, короткие обмороки, по ночам снилась старуха в простыне с косой-литовкой. Отправились к лекарю на моторке, втроём, с подарками. Алина достаточно уверенно управляла мотором, до места, где жил лекарь, добрались за один день, к вечеру. По часам, которые Белов не снимал все два года в этом мире и заменил уже три изношенных ремешка, было семнадцать тридцать, пятого сентября. До пещеры раненый смог дойти сам, но у входа не удержался, сел на камень, обильный пот капал с лица прямо на землю, сердце практически не билось, отдавая в груди тянущей тупой болью.

«Писец, приехали, девочки, – нашёл он в себе силы ухмыльнуться. – Домой дойти уже не смогу, жаль, что так получилось». Он не верил в помощь лекаря, тут шаманскими плясками не обойтись, пришёл сюда, чтобы немного отвлечься от мыслей о близкой смерти. Лекарь, появившийся из пещеры, оказался довольно высоким стройным мужчиной, не старше Белова на вид, в длинном сером одеянии с капюшоном. Не спрашивая ничего, он взял раненого за руку и повёл за собой в глубину пещеры. Как больной шёл за ним и куда, он уже не понимал, впав в очередное забытьё.

Проснулся сыщик от ощущения счастья и радости, как в детстве в первые дни летних каникул, ожидание чего-то хорошего и приятного, бесконечно длинного счастья. Он лежал на спине, в пещере, у его ложа стоял лекарь с откинутым капюшоном. Даже при сумрачном освещении пещеры старейшина Бражинска заметил, как мужчина похож на двух чудинок, живущих в посёлке.

– Ты чудин, – не ожидая подтверждения, произнёс Белов, – в нашем посёлке живут две чудинки. Когда умру, забери их к себе, жалко, погибнут одни.

Он не сомневался, что облегчение самочувствия, отсутствие головной боли и ясность мыслей – лишь ремиссия, которая уже скоро закончится смертью. К ней он давно был готов, жаль, не сможет защитить жителей посёлка, хотя, если сильные люди, справятся сами.

– Ты из другого мира, – не спросил, а констатировал факт лекарь.

Белов, в его положении нечего было скрывать, коротко рассказал о мире, где жил раньше и как попал сюда. Назвался он охранником, работавшим на богатых, что не сильно отличалось от реальных функций милиции. В конце рассказа добавил:

– Я не знаю, может, здесь прошлое моего мира, может, очень похожий, но другой мир, так получилось без моего желания.

– Ты удалил не весь яд из организма, часть его впиталась и действует. Скоро ты умрёшь, – лекарь спокойно смотрел на кривую усмешку больного. – Есть только один способ твоего излечения. Никто из людей его не выдерживал и не выдержит, хотя твой организм отличается от здешних людей, по развитию мозга. Я попытаюсь воздействовать на твой мозг, но ты рискуешь сойти с ума.

– Если сойду, убей, чтобы никто не видел меня сумасшедшим, – улыбнулся Белов, – ты же знаешь, что соглашусь.

– Спи, – лекарь коснулся ладонью лба больного, и всё исчезло.

Снова продолжилась череда погонь и побегов, драк и сражений, чувство отчаяния перемежалось со страхом, постепенно преследователи стали подбираться всё ближе и ближе. Белов не знал, кто это, но попадать к ним живым не собирался. Он бежал изо всех сил, удивляясь, как быстро его настигают. Вот уже он стоит в тупике между скалами, с простой палкой в руке, разворачивается навстречу преследователям, всё, пора, нагнетает в себе злость перед последней схваткой. И вдруг тело взлетает, обманутые враги воют под ногами, а Белов летит всё выше и выше. В этот момент приходит понимание: «Я умер».

Белов открыл глаза. «Ещё жив», – промелькнуло в мозгу, в помещении было заметно светлее, чем при разговоре с лекарем. Раненый потянулся телом, ничего не изменилось, привычная слабость и головная боль нахлынули на него.

– Эй, есть тут кто? – Белов медленно сел на своё ложе. Очень хотелось есть, он взглянул на часы, ого, семь утра десятого сентября. ДЕСЯТОГО! Неужели он смог прожить целых пять дней? Он встал, покачиваясь, на ноги, в это время в пещеру вошёл лекарь. Пациент нашёл в себе силы пошутить:

– Доктор, я сошёл с ума, тогда почему я жив?

– Меня зовут Лей, – улыбнулся лекарь, – тебе здорово повезло, пойдём обедать, там всё расскажу.

Обедали вдвоём, на столе были свежие помидоры, огурцы, зелень, явно из огорода в посёлке, жареная рыба и мясные блюда с картошкой.

– Это я сгонял Третьяка за овощами, очень мне понравились помидоры. Тебе тоже сейчас нужна свежая зелень, организм на поправку идёт, скоро будешь лучше прежнего, – Лей продолжал неторопливый рассказ: – Мне удалось активизировать определённые части твоего организма, тебя ждут большие сюрпризы. К примеру, я живу четыреста лет, связано это исключительно с активизацией определенных функций организма. Мои соплеменники, увы, не могут пройти такую активизацию, поэтому так же смертны, как и все люди. Сможешь ли ты прожить так долго, я не знаю. На человеке наблюдать результат активизации мне не приходилось. Возможно, продолжительность жизни у тебя не возрастёт, – Лей с наслаждением раскусил большой помидор, – но некоторые функции организма обязательно усилятся, это слух, зрение, обоняние, стойкость к отравлениям, общая выносливость и регенерация. Что ещё изменится, не знаю. Предлагаю тебе самому это проверить, но каждые два-три месяца обязательно приезжай ко мне, хотя бы два года подряд.

Белов от этих слов оживал прямо за секунды, куда-то ушла головная боль, по ходу насыщения исчезла слабость, даже показалось, что струи свежего воздуха снаружи приносят запах Алины.

– Иди, Белов, перед ледоставом приезжай, поговорим, – Лей махнул ему рукой и остался за столом, наслаждаясь пищей.

Старейшина Бражинска осторожно вышел из пещеры, где его уже ждали Алина и Третьяк.

Весь обратный путь до посёлка и последующие дни он чувствовал себя заново рождённым. Краски леса и запахи были яркими, как в детстве. Умываясь утром на речке через день, выздоравливающий внезапно услышал шуршание полевой мышки возле норы. Обострившийся слух доставлял больше хлопот, чем остальные чувства. Белов легко различал все разговоры в доме, даже шёпот детей в постели на первом этаже и разговоры людей во дворе. Ночью невозможно было уснуть от шума ночных хищников, он никогда не предполагал, как активна лесная жизнь ночью. Недомогание проходило с каждым днём всё быстрее, обе раны затянулись, потом стали исчезать даже шрамы. Когда отставной сыщик заметил это, первым делом проверил старые шрамы на ноге и спине, те уже пропали. Восстанавливались силы и выносливость. Уже на второй день по приезде он с удовольствием прошёл по хозяйству, проверяя подготовку к зиме. Результаты, в общем, были неплохие, особенно по урожаю, запасы на зиму собрали втрое больше прошлогодних. Пользуясь обильным урожаем грибов, Белов с удовольствием собирал грибы сам и приобщил к этому мальчишек и девушек.

Парней и девушек покрепче пришлось направить на изготовление черепицы, последние дома всё ещё стояли без кровли, крытые только досками. Как по заказу, приплыли Сагит и Окунь, оба привезли ещё людей. С трудом Белов расплатился с Сагитом остатками продукции, отдал все собранные за лето меха, но сервизы остались нетронутыми. С Окунем договорились в долг, предложил на пробу пилёных досок, которые можно продавать втрое дешевле обычных тёсаных досок. Про то, что себестоимость досок была в десять раз ниже, Белов не говорил. Один рабочий топором вырубал примерно равную по размеру доску за день в среднем, редко две доски успевал. Братья Лопаты на пилораме за день вырабатывали от полусотни до восьмидесяти досок, даже с учётом затрат и потерь времени на регулярное техобслуживание и мелкий ремонт пилорамы, производительность была на порядок выше.

В конце сентября Белов вспомнил, что могут приехать гости из рода соек, срочно надо готовить товар для продажи. Тина с помощницами наткала столько шерстяной ткани, что старейшина на пробу решил часть выложить на продажу. Чеканщики вместе с новичками срочно занялись наработкой зажигалок, пришлось целую неделю заниматься извлечением из свинцовой руды серебра, только потом отдавать на выплавку свинца. Зато часть зажигалок решили делать в подарочном варианте, оправлять в серебро с гравировкой. Кузнецы спешно готовили ножи, топоры и скобяной товар. В качестве пробы Белов решил устроить продажу котят, кошек в этом мире ни у кого не было. Ещё из десятка ограненных самоцветов по эскизам хозяина чеканщик делал серебряные украшения. Сами жители посёлка тоже приоделись, женщины пошили шёлковые сарафаны, мужчинам сделали разноцветные рубахи и шаровары. Старейшина зимой научил Ларису с Алиной работать на швейной ножной машинке подольского производства, эта машинка сейчас всех выручала.

Не забыл Белов отдать долг Скору за братьев Лопат, съездил в Выселки сам, полюбовался на удивлённое лицо старосты, собрал информацию от Окорока и других жителей. Дикие угры больше не появлялись, зато к Скору приезжали с верховьев Камы пятеро незнакомцев, не из Соли-Камской, вооружены богато, пробыли недолго. Белов раздал гостинцы и подарки, чтобы не забывали, и вернулся домой, по пути нагрузив полную лодку каменного угля. До приезда гостей он спешил провести третью плавку чугуна, самую большую за лето. Как не спешили кузнецы с запуском доменной печи, гости приехали на второй день после задувки печи. Белов сразу решил использовать процесс в рекламных целях и привёз гостей к доменной печи непосредственно перед открытием летка. Как и ожидал, зрелище расплавленного чугуна, растекающегося по формам, впечатлило не только парней, но и девушек.

Дальше праздник продолжался ещё два дня, с катанием на моторной лодке, танцами под магнитофон, угощением невиданными здесь овощами и картофелем. Белов щедрой рукой отдавал товары в долг, с обязательной записью, разумеется. Основное платёжное средство здешних мест – меха, за зиму парни и девушки обещали добыть необходимое количество и расплатиться весной. Старейшина понимал, что расплатятся не все, что его вполне устраивало. Должников он намеревался переселить в Бражинск, под предлогом присмотра и отработки долга. Пока постоянное население Бражинска, даже с учётом невольников и мастеров на договоре, не превышало двадцати взрослых мужчин. С молодёжью из селения соек приехали пятеро торговцев, они привезли с собой меха и целенаправленно покупали железный инструмент, который Белов продавал чуть выше себестоимости, по отпускной цене для купцов. По сравнению с ценами камских торговцев выходило заметно дешевле.

Белов с удовольствием показал гостям пустые новые дома, с печным отоплением, большими окнами с двойными рамами со слюдой, полами из досок, крышей, крытой черепицей. Братья Лопаты, сыгравшие в этот праздник вторую свадьбу, женив младшего брата, подтвердили, что жильё получили бесплатно, уже построенное, вместе с домашней утварью. Кузнецы, приехавшие из Сулара по контракту на три года, рассказали молодым гостям, что получают за работу семь кун в месяц, продукты старейшина обеспечивает бесплатно, только пищу готовят сами. Некоторые булгарские мастера приехали с семьями, жёны завели хозяйство. Для таких он выдавал кур и пару овец. С поросятами этим летом так и не получилось, зато все овцы окотились, а в табуне лошадей бегали двенадцать жеребят. Провожать Белов гостей решил до самого селения, куда привёл их лодки на буксире, заметно сократив время на дорогу. Основным желанием проводить стала закупка зерна на зиму, ржи, ячменя, овса, гречки. Всё это Белову отдали в зачёт части долгов, за набранные в Бражинске товары. Этим запасом старейшина вдвое перекрывал потребности продуктов на зиму для всего населения Бражинска, но запас карман не тянет, и посевные площади надо увеличивать. За год работники-угры неплохо вырубили окрестности посёлка, вырубки надо засевать. Те пустоши, что остались после посева озимой пшеницы, весной Белов намеревался засеять гречей и овсом.

Растительного масла нынче получилось достаточно, чтобы часть семечек пожарить и научить аборигенов национальному времяпровождению, лузганью семечек. Эту привычку быстро подхватили гости из Липовки, которым Белов подарил целый мешок семечек. Вернувшись домой, он застал там других гостей, на этот раз из Пашура. Опять на два дня песни и пляски, накрытые столы и катание по Бражке, на этот раз на пароходе. Лодочный мотор Третьяк уговорил Белова снять на профилактику, с тайной мыслью за зиму продублировать его руками кузнецов, в профессионализме которых успел убедиться. С родичами из Пашура приехали несколько угров из дальних селений, чему старейшина Бражинска только радовался, надеясь на расширение торговли. За зиму кузнецы с помощниками, которых уже больше десяти человек, должны выковать достаточно много инструментов на продажу. После отъезда гостей пришлось срочно собираться на охоту, неделя гуляний полностью избавила посёлок от мясных запасов. Охотились из ружей, возобновляемыми патронами, на зубров, которые давали значительно больше мяса, чем лоси. Глядя на мощные туши, разделанные уграми, Белов подумал про одомашнивание зубров. Никакая корова не сравнится с ними по весу, ещё бы поймать пару-тройку зубрят да попытаться их вырастить.

Как-то постепенно образовался дефицит посуды для химического производства, в котором Белов был крайне заинтересован. Пришлось подумать об изготовлении стеклянной посуды. Стремясь успеть до холодов, старейшина организовал заготовку песка и строительство ещё одной мастерской с печью для выплавки стекла. Все наличные лодки, кроме моторки без мотора, под тягой уже двух пароходов, занимались подвозом каменного угля, которого на зиму требовалось очень много, особенно для предстоящих опытов по получению стекла. Кроме того, старейшина собирался постепенно переводить все промышленные работы и отопление домов на уголь, сушняка в окрестных лесах было достаточно, но с развитием производства он рисковал получить вокруг посёлка вырубленную степь.

Белов решил изначально приучать своих подопечных к сохранению лесов, зверей, рек, природы, в общем. У него, конечно, не поднимется рука срубить реликтовую лиственницу, но без контроля какой-нибудь его внучек или нынешний предприимчивый торговец легко это сделает. Нужно сразу воспитывать общественное мнение, да и самих людей, в духе сохранения природы. Благо, угры, как многие язычники, обожествляли большие деревья, вроде отдельно стоящих дубов и берёз. Поэтому реликтовые рощи лиственниц, лип, дубов, сосен, можжевельника в окрестностях Бражинска, после дополнительных разъяснений старейшины, никто не трогал. Более того, сам Белов лично запретил там всякие вырубки деревьев. Хватало мелколесья и строевого леса. Отошедший от болезни старейшина с удовольствием занимался хозяйственными делами, предвкушая размеренную работу зимой, утеплял мастерские. Обнаружив, что сахарной свёклы собрали больше трёхсот килограммов, часть её – побитые и мелкие корнеплоды – пустил на брагу, для получения самогона. Почти весь старый запас настоек истребили многочисленные гости.

Второго сына от Ларисы Белов назвал Всеславом, намеренно давая «княжеское» имя сыну, с перспективой вырастить смелого парня. Алина ушла в хлопоты за хозяйством, освободив от них Ларису. За год совместной жизни обе жены сработались и не конфликтовали, стремясь захватить внимание мужа. Лариса немного жалела Алину, которая не могла забеременеть, присматривая за её тремя детьми не хуже, чем за своими сыновьями. Этой осенью старейшине пришлось нанять работников для своего хозяйства. Лариса уговорила свою тётку по отцу, давно овдовевшую, помочь ей по хозяйству. На скотном дворе привычно распоряжались две чудинки, в помощь к ним старейшина лишь отправлял девушек из Пашура. Самих чудинок, увлечённых заботой за животными настолько, что забывали про себя, тоже пришлось взять на своё содержание, поскольку денег обе женщины не брали. А от приготовленной пищи, новой одежды и прочих мелочей не отказывались.

Спокойная провинциальная жизнь в Бражинске, так бурно прерванная поединком с шаманом и болезнью, возвращалась. Белов возобновил занятия в школе, как для новых работников, так и для наиболее толковых учеников, уже знающих основы арифметики и письма, занимающихся второй год. Продолжалось строительство новых домов, под выработанный стандарт, с двумя печами и двойными рамами. Мастера и кузнецы стучали молотками всё светлое время суток, порой прихватывая сумерки вечеров. К октябрю с помощью Третьяка удалось запустить треклятую водяную мельницу, пошла первая мука своего механического помола, а мельником сразу напросился один из взрослых парней из Пашура, поклявшийся в верности Белову и обещавший больше в Пашур не возвращаться. Он сразу сыграл свадьбу и, отказавшись от стандартного дома, срубил себе дом возле самой мельницы, правда двухэтажный, с печью и широкими окнами из слюды. Срубил за три дня, позвав на «помочь» мужчин рода. Работать на мельнице угр договорился на условиях аренды, с последующей возможностью выкупа. Посёлок постепенно обрастал своими мастерами, что согревало душу бражинского главы, после ранения спешившего развить из посёлка крепкий независимый городок, как можно быстрее. Чудом выживший после отравления, Белов не забыл размышлений о судьбе жён, детей и мастеров в случае своей смерти. Поэтому искал любые способы увеличить население и защиту растущего городка. Укреплял торговые и дружеские связи с немногочисленными соседями и друзьями, надеясь сколотить более-менее крепкий торговый, а затем и военный союз, способный защитить Бражинск от нападений.

… – Нет, господа купцы, решать нужно нынче же! Этим летом почти все мы недобрали до четверти выручки. Смага с братьями и вовсе половину привычного наторговал. – Старейшина купеческого конца города Россоха обвёл взглядом насупленные лица своих коллег-торговцев. Это лето принесло если не убытки, то большой недобор по самому ценному товару – пушнине, мягкой рухляди. Почти все купцы, торговавшие выше по течению Камы, жаловались на уменьшившуюся прибыль. Но лишь немногие из них разглядели в этом угрозу всей торговле города. В том числе и купеческий старшина, недаром он был одним из старейших торговцев Россоха. Глава городских торговцев погладил окладистую чёрную бороду, с частыми прядями седых волос, и продолжил: – Ныне мы четверть не добрали, на будущее лето ещё четверть, а через три года по миру пойдём? Мало того, что с заката нас купцы из Верхнего городка поджимают, так теперь и на восход торговать не с кем, вся рухлядь уже куплена!

– Кем, почему? – удивился богатейший торговец Россоха Алтын, только вернувшийся с Ладоги, варяжского моря.

– Расскажи, Смага, – повернулся старейшина к русоволосому крепышу, сидевшему рядом с двумя сыновьями, словно три боровичка на поляне.

Купец поднялся с лавки, осмотрел три десятка мужчин, собравшихся в доме старосты, тяжело вздохнул, неприятно признаваться в своих поражениях.

– Нынче летом мы, как обычно, у соек торговали, в Липовке. Едва половину обычной рухляди собрали, да и та плоха, всё лучшее чужак выбрал. Сойки бают, поселился этот чужак, прозвищем Белов, на речке Бражке, что в Сиву впадает. Та Сива-река впадает в Каму с севера, аккурат, где угорское стойбище Рудый разорил со своими людоловами о прошлом лете. Набрал де чужак себе мастеров из Сулара, куёт железо да за полцены уграм на меха меняет окрестным. Сам он роду русского, здесь живёт один, без дружины и родичей, говорит, что изгой. Но боек без меры, уже с Выселками торгует, с лесными уграми подружился. Окунь, что из Соли-Камской, вы знаете его, всю торговлю на чужака перевёл, одной руды ему за лето двенадцать лодей привёз, не считая другого товара. Сагит с Хамитом – почитай половину.

– Выгнать того чужака, и делов-то! – не выдержал кто-то из молодых купцов.

– Пробовал его Рудый взять, с дюжиной своих молодцов, – вновь поднялся старейшина, – пробовал, да не смог, весь вышел. Где сейчас Рудый, никто не знает. Сказывают, лесные угры на чужака того обижались, так он одного бойца в поединке убил, а шамана угорского насмерть застрелил из самострела. Самострелы у него гремят при выстреле, но размером малы, однако человека убивают наповал и стреляют по многу раз подряд, заряжать не надо.

– Что нам Рудый, мы, чай, не лыком шиты! – не унимались молодцы в преддверии зимы, времени набегов на соседей и молодецкой удали.

Разговор купцов затянулся надолго…

 

Глава девятнадцатая. Зимние хлопоты

После ледостава жители небольшого посёлка почувствовали себя отрезанными от хлопотного внешнего мира и незаметно перешли на более размеренный темп жизни. Белов приступил к экспериментам по изготовлению стекла, взяв в помощники двух парней из Сулара, подписавших контракт на три года. Несмотря на изученную литературу, где процесс получения стекла выглядел очень простым, дело шло плохо. Может, песок был некачественный, может, зола и пепел плохая замена соде, может, температура в печи была недостаточной. За две недели результата никакого, пришлось Белову оставить парней-стеклодувов одних, намекнув на большую премию в случае успешного получения стекла, другие дела не ждали.

Обеспокоенный огромными расходами этого лета, он решил выплавить зимой серебра и штамповать наличные, благо, как он узнал из разговоров с купцами, свою монету мог чеканить едва ли не каждый город. Лишь бы содержание серебра или золота было достаточным, а понятие государственной валюты было довольно слабым. В принципе, можно было просто расплачиваться кусочками серебра, но тогда возникнет вопрос, откуда в глухом посёлке своё серебро. Нетрудно догадаться, появится масса желающих ограбить соседей. Поэтому Белов пока планировал выпуск стандартных новгородских гривен, если получится. Увлечённый процессом получения из свинцовой руды серебра, старейшина совсем позабыл об охране посёлка, надеясь на ледяные оковы рек и дружеские отношения с ближайшими соседями. Результаты такой самонадеянности не замедлили сказаться самым прискорбным образом.

– Максим, посмотри, как хорошо кушает папа, – кормила с ложки кашей старшего сына Лариса, считавшая сытое детство детей своим святым долгом. Настолько, что порой переходила рамки здравого смысла в желании вырастить крепких сыновей.

– Говорят, у мастера Шугары вчера хорёк задавил трёх кур, – делился новостями старший сын Алины, шустрый и толковый подросток, уже одолевший русскую письменность и арифметику, с азартом изучавший физику. – Папа, можно мы с ребятами возьмём Жучку и Бобика и выследим того хорька?

– Хорошо, можешь взять малое ружьё, заряди его дробью. Только осторожнее, к сумеркам обязательно вернитесь. – Белов постепенно приучал своих близких, даже подростков, к стрельбе из ружей и револьверов. Кстати, эти револьверы от аборигенов получили интересное название «крутяк», от слова крутить. Бывший сыщик удивился игре слов, показывавшей в названии не только кручение барабана, но и крутость владельца револьвера. Как всё-таки точны народные названия!

– Беда, хозяин, беда! – послышались крики чудинок в прихожей, пахнуло морозным воздухом от хлопнувшей двери.

– Что случилось, – вышел из-за стола хозяин, – проходите, рассказывайте.

Вошедшие чудинки, в своей немногословной манере, в двух словах сообщили об исчезновении лошадей со скотного двора. Опытный розыскник привычно собрался, вооружился «вечным» фонарём, карабином, револьвером и спустился на скотный двор. Следы чудинок на снегу не затоптали отпечатки обуви похитителей и лошадиных копыт. Сыщик, осмотрев следы в конюшне и по берегу Бражки, убедился в угоне всего табуна, кроме жеребят, которых держали отдельно. Угонщиков, судя по всему, было немного, пять-шесть человек, следы угнанного табуна вели в сторону Тарпана. Считая самое вероятное время угона около полуночи или раньше, табун должен был пройти до утра не меньше тридцати километров, даже по скользкому льду, этой ночью ярко светила луна, по реке в её свете передвигаться можно довольно быстро. Днём скорость табуна увеличится, пешком их не догнать. Белов собрался быстро, взял с собой Алину и двух чудинок, которых посадил в коляску Иж-Ю3, сам сел за руль, Алина сзади. Мотоцикл Белов не использовал, дороги здесь отсутствовали, но регулярно перебирал и проверял работу, поэтому оставалось только подкачать колёса и в путь.

Следы табуна на льду, чуть припорошённом снегом, были видны даже в предрассветных сумерках, Белов распределил пассажиров осматривать разные берега, сам сосредоточился на дороге, вернее льду. Больше всего он опасался полыньи, течение реки Тарпан неторопливое, но, бывает всякое. К счастью, следы табуна давали определённую гарантию крепкого льда в том месте, где прошли кони, поэтому преследователь рискнул довериться своим глазам. На скорости шестьдесят километров они проскочили Пашур ещё в рассветном сумраке, дальше уже заметно светало. Белов не нарадовался, что летом плавал по Тарпану, теперь он легко входил в знакомые повороты и не терял скорости, зная предстоящий путь. Второе селение угров проезжали уже засветло, сыщик опасался, что угонщики оттуда, и замедлил скорость движения, приглядываясь к следам, но те уверенно шли вверх по реке, поэтому он вновь разогнался, стремясь достигнуть конокрадов до большого селения угров, там их наверняка спрячут и лошадей тоже. Воевать с уграми даже из-за лошадей очень не хотелось, Белову хватило этого лета. Однако бездарно потеряв табун, он рисковал гарантированной потерей лица, что в окружении первобытных племён грозило опасностью лавины нападений всех соседей. Эти мысли не оставляли мужчину, регулярно растиравшего лицо от холодного встречного ветра. Каждые пять минут он требовал того же от своих пассажирок, опасаясь обморожений. Мороз крепчал в ясную погоду, к вечеру столбик термометра наверняка упадёт до тридцати градусов ниже нуля, не меньше.

«Однако пора бы догнать злодеев, кони не железные, в отличие от надёжного Ижа», – очередной раз скрипнул зубами отставной подполковник, входя в крутой поворот по льду Тарпана.

Его расчёт оказался верным, вот они, пятеро всадников позади украденного табуна, один впереди. Заслышав шум двигателя, всадники обернулись и попытались ускакать, бросив табун. Белов, чуть притормозив, высадил одну чудинку – собирать разбежавшихся лошадей – и продолжил преследовать конокрадов. По ровному льду он легко догнал троих всадников, чьи уставшие кони скользили неподкованными копытами по гладкому льду. Конокрадов Алина сбивала с сёдел ударами приклада ружья, четвёртый попытался сопротивляться. Белов ему добавил кулаком, легко дотянувшись до угра с седла мотоцикла. Невысокие лошадки едва достигали в холке полутора метров, а угонщики их даже не оседлали, почему и были вынуждены пригибаться к шее лошади. Двое оставшихся всадников, свернули в лес, поднимаясь по косогору. Сыщик остановился, велев Алине связать конокрадов, если будут сопротивляться, застрелить, и отдал ей карабин. Сам выскочил из мотоцикла и побежал за уходящими по косогору угонщиками, которые опережали его на полсотни метров.

Ничего, лес для всадника не раздолье, да ещё уставшие за ночь пути кони, Белов не сомневался, что легко догонит воров, лишь бы не вернулись на реку. На подъёме по берегу в лес, он скинул телогрейку и выхватил револьвер, опасаясь его выронить. В лесу всадники продолжали держаться вместе, двигаясь параллельно реке, что напугало преследователя. Либо близко их селение, либо собираются вернуться на реку. Он рванул изо всех сил, заметно сокращая разрыв с преследуемыми, разглядеть их уже было легко. Двадцать метров, ещё десять, пять, вот уже Белов бежит вплотную к лошади, избегая удара копыт. Правой рукой он хватает всадника за полу кухлянки и дёргает на себя – конокрад упал. Последний из преступников скачет впереди слишком далеко, дыхания не хватает, на пятом десятке лет бегать за лошадьми явная глупость.

«Надоело», Белов прицелился из револьвера в спину оставшемуся конокраду и выстрелил, калибр десять миллиметров с расстояния меньше двадцати метров швырнул всадника через голову лошади. Всё, отставной сыщик сел на первого, сброшенного с коня угра, вытаскивая запас верёвок из-за пазухи. Связав его, он подошёл к раненому, тот всё пытался убежать, дёргая ногами и пытаясь приподняться на руках. Пуля попала ему в правую лопатку и рикошетировала, вырвав кусок мяса и кухлянки. Кроме ранения, тот здорово ушибся головой и сломал левую руку. Белову пришлось оказывать разбойнику первую помощь, затем уже связывать ноги, перед этим, правда, немного настучать по чайнику, чтобы не трепыхался. Вот с убежавшими лошадьми довелось помучиться, они никак не хотели идти на голос. Пока обе не запутались уздечками в ветках, он полчаса гулял за ними. К этому времени успел замёрзнуть, телогрейку-то он скинул, а в одном свитере было прохладно. Холодало прямо на глазах, поэтому в темпе закинул пленных на спины лошадей и повёл их обратно. Идти пришлось больше часа, Белов с трудом поверил, что за считанные секунды преследования пробежал пять километров, раньше такой подвиг был бы ему не по силам.

Однако так и есть, вышел он к реке, где стояли связанные конокрады и уже нервничала Алина. Лошадей связали в цепочку, нагрузили связанными конокрадами, на переднюю лошадь села чудинка, и двинулись обратно. Алина рассказывала Белову, сидя сзади, что конокрады не сопротивлялись, сразу признались, что из Вишура, до которого оставалось не больше десяти километров. По их рассказам, в порядке вещей молодым парням проявить свою удаль, украв у соседей лошадь или другой скот, или девушку. «Только диких горцев мне под боком не хватало», – задумался Белов, как поступить. Оставил всё на потом, первым делом надо вернуться в посёлок. Вскоре они соединились с основным табуном и тронулись дальше. Усталые лошади не могли толком идти, раненого погрузили в коляску, остальных конокрадов пересадили на более сильных коней, но тоже вели поводу. Когда проходили мимо угорского селения, Белов заехал туда и сказал, что всё нормально, проверяли новое устройство, как быстро оно догонит лошадей. Получилось хорошо, пообещал на этом механизме побывать в гостях зимой.

Примерно то же сказал Белов и в Пашуре, не обмолвившись о конокрадах. Чудинкам и Алине он велел не говорить на эту тему, в крайнем случае, сказать, что кони убежали сами, напуганные тигром. Впрочем, в Бражинске любопытных не было, все работали, даже бывшие наложницы. Старейшина перевязал раненого конокрада, затем подробно допросил всех угонщиков. Ничего интересного они не добавили. Всех отправили в острог, так хозяин поселка назвал сарай без окон и дверей, где держали в своё время бандитов Рудого. Острог, правда, был без печи, но для тепла кинули сена и накормили воришек. Возвращать их домой Белов не собирался, разве за огромный выкуп. Что с ними делать, не знал и придумать пока не мог. Чтобы воры не сбежали, за ноги всех приковали к железным штырям, вне досягаемости друг от друга. Кормили их дважды в день, достаточно сытно, раненый быстро шёл на поправку.

Жизнь заставила заняться системой охраны Бражинска, которая была отвратительной, как и в любом угорском селении, вернее, её просто не было. Мысль об охране всего посёлка пришлось отбросить сразу, как нереальную. Создавать стражу было неоткуда, да и содержать её не на что. Этот год был убыточным, а стражники любят звонкую монету, да и не было поблизости ни одного безработного мужика, не говоря уже об охранных предприятиях. Кузнецы Бражинска и так работали на грани себестоимости, а содержание даже пяти-шести мужчин полностью разорит Белова. Решили бы вопрос сторожевые псы, но их тоже не было, лайки в этом деле не заменят даже дворнягу, это исключительно добрый к человеку зверь. Пришлось ограничиться охраной только скотного двора и мастерских, тут уже было легче.

Белов в срочном порядке изготовил три аккумулятора, свинца и меди было достаточно, кислот и любых щелочей получить не долго. Имеющиеся в запасе мотоциклетные аккумуляторы решил для этого не трогать. Запасов Алексея, занимавшегося электроникой всерьёз, хватило почти на сотню метров провода. Собрать примитивный контур, срабатывающий на размыкание цепи, смог бы даже пятиклассник. Белов поставил три рубежа охраны, на ворота скотного двора, на двери конюшни, на двери химической мастерской. Чеканщики работали в своих домах, в кузнице ценных инструментов не было. Никому об установке сигнализации подозрительный сыщик, естественно, не сказал, слишком доверчивы местные угры, разболтают всем по простоте душевной, а звонок вывел к себе в спальню. Там же стоял и выключатель сигнализации. Теперь, за завтраком, он с удовольствием слушал, как звонок оповещает о приходе чудинок на работу, открывавших двери скотного двора примерно в половине пятого утра, с завидной стабильностью, в пределах пяти минут.

Как впоследствии оказалось, придумал он это вовремя, буквально на третью ночь после монтажа сигнализация сработала.

«Дураки, как и мизера, стаями ходят, права народная мудрость», – хмыкнул отставной подполковник, услышав звонок. Он быстро собрался, захватил Алину с фонариком, тихонько подошли к скотному двору. Трое угров уже выгоняли лошадей, поторапливая друг друга. Мужчина без всякой жалости оглушил двоих прихваченной дубинкой, третий успел повернуться, на своё счастье, не крикнул. Белов взял его на болевой контроль и внятно спросил, сколько ещё конокрадов и где они ждут. Парень, застигнутый врасплох, не смог скрыть последнего конокрада, ожидавшего на берегу. Того получилось взять легко, конокрад, успокоенный тишиной, не успел ничего понять, как очутился в крепком захвате.

Эти четверо оказались из соседнего селения выше по течению Бражки. К ним Белов, неожиданно для себя, отнёсся гораздо мягче или жёстче, как смотреть. Парней он приковал к мехам на кузницах, доверив охрану и кормление помощникам кузнецов. Те были очень рады, когда избавились от монотонной и тяжёлой работы на мехах, а чтобы воришки не сбежали, Белов надел им на одну щиколотку браслет, чуть больше ноги в области сухожилия. Теперь ходили конокрады спокойно, а бегать или прыгать не могли, резкая нагрузка на стопу вызывала сильную боль в сухожилиях. В своё время такой способ Белов увидел во французском фильме «Откройте, полиция» и успешно применял при доставке задержанных преступников в милицию, чтобы не пугать людей на улицах наручниками. Пока продолжались эти погони и захваты, стеклодувы к своему удивлению, добились неплохого результата, у них стала получаться стеклянная масса, грязно-серая, но стеклянная. Белов занялся вместе с ребятами выдувкой различных сосудов, да так увлёкся этим занятием, что не заметил, как пролетела последняя неделя ноября, с его холодными ветрами, и на Приуралье опустилась безветренная, снежная, резко континентальная зима.

А к главе Бражинска, в ближайшее воскресенье, сразу после завтрака, пришёл его ближайший родич, с покаянным видом сжимавший шапку в руках.

– Присаживайся, Третьяк, проходи, – помог повесить овчинный полушубок гостя на вешалку возле двери отставной подполковник, прикидывая, о чём пойдёт разговор. Судя по решительному настрою парня, он начнёт свою любимую песню о волшебном сплаве стали. Так и оказалось.

– Я выполнил твою волю, Белов, – глядел на поставленную перед ним чашку с отваром зверобоя заметно возмужавший за последние годы воспитанник. Теперь в крепком молодом мужчине с русой бородкой трудно узнать безусого паренька, изгнанного из Выселков когда-то. – Я наладил паровой двигатель, обучил двух подмастерьев. Два последних двигателя делали они, я только правил работу. Эти паровики теперь могут лето без ремонта работать, как ты и велел.

– Молодец, – не удержался от похвалы хозяин, не без оснований считавший форсированное изготовление паровых двигателей одним из главных направлений работы мастеров, наряду с производством огнестрельного оружия. Он не успел забыть своё обещание насчёт паровых катеров в Каме и её притоках.

– Я прочитал все книги, что ты мне дал, – продолжил молодой мастер, заметно обрадованный похвале своего старшего родича. – Мы надёжно отработали технологию выплавки чугуна, его переплавки в сталь и железо. Но, из-за этих паровиков я не успеваю ничего! Влада уже ворчит, что дома почти не бываю. Отпусти меня, Белов, на стальное дело! Освободи от паровиков, там без меня парни справятся.

– Что же ты молчал, скромница ты мой? – приобнял за плечи своего названого брата Белов. – Давно бы так. Я после ранения немного отвлёкся, сам понимаешь. Но своё обещание по стали помню, конечно, завязывай с паровиками, выстраивай себе отдельную мастерскую. Что касается сплавов, могу порадовать, мне интересные результаты по вольфраму и хрому удалось обнаружить в последних образцах руды. Смотри.

Белов вынул из комода пару исписанных тетрадей с анализом последних образцов руды, регулярно доставляемых с Урала. Оба уткнулись носом в результаты, забыв об остывающем чае. Обсуждение возможных вариантов сплавов, их будущие характеристики захватили выпускника политехнического вуза и бывшего помощника кузнеца на несколько часов. Теперь они говорили почти на равных, чувствовалось, что Третьяк добросовестно проштудировал все выданные учебники и справочники. Иногда оба отрывались, чтобы взглянуть в «первоисточники», после чего отставной подполковник разъяснял своему доморощенному сталевару некоторые ошибки, и обсуждение продолжалось. Попутно планировали размещение мастерской, необходимое оборудование, параметры плавильных печей.

Засиделись в тот день родичи до вечера, с небольшим перерывом на обед. Зато какое удовольствие получили оба, не опишешь. Третьяк наконец почувствовал зримое приближение своей мечты о создании «волшебного» сплава. Белов словно вернулся в годы своей «инженерной» молодости, позавидовав названому брату, которому предстояла интересная работа. Не просто интересная, а продвигающая небольшое селение, затерянное в Приуралье, на века вперёд. Кто, как не сам Белов, мог оценить возможный технологический, экономический и политический рывок в случае освоения Третьяком технологий производства недорогих легированных сталей, с заданными характеристиками. При их освоении станет возможным производство недорогих лёгких пушек, ружей, способных защитить Бражинск от нападения любого врага.

Пришёл декабрь, выпал глубокий снег, теперь при всём желании лошади не смогут передвигаться по льду или лесу. Никто за конокрадами из родных селений не приезжал, Белов уже решил весной продать бездельников Сагиту или Окуню, других способов борьбы с дикарскими традициями угонов скота у соседей он не видел. Дашь им слабину, так девушек начнут воровать. Сам он продолжил работу по извлечению серебра – стеклянной посуды хватало для любых химических опытов, хоть грязно-серого цвета, неказистой, но вполне надёжной, производительность резко выросла, пришлось опять привлечь помощниц для работы по концентрированию кислот. Наработав больше сотни килограммов серебра, Белов занялся отливкой монет в одну куну весом, это десять граммов. На одной стороне монеты он написал русским шрифтом и арабскими цифрами «1 куна», на другой стороне «скромно» – «Белов, третий год». К сожалению, эту работу доверить никому он не мог, пришлось потерять неделю на пополнение серебряного запаса. Более мелкие монеты, весом в полграмма, грамм и пять граммов, достоинством в одну, две и десять белок, он штамповал из тонкого серебряного листа. Пора переходить на собственные деньги, запас новгородских гривен в бражинском «казначействе» составлял уже двадцать килограммов.

Наведавшись очередной раз к шести узникам, чьи раны полностью зажили, Белов спросил, не желают ли они помыться, такая вонь стояла в их узилище. Парни согласились, и он отвёл их в баню, после которой предложил поработать без оплаты, за это баню обеспечит дважды в неделю, а в кормёжке появится мясо. Конокрады согласились, теперь старейшина лично каждое утро отвозил их на санях на работу, классическую работу каторжников, валить лес. Лес вырубали возле доменной печи, где разросся глиняный карьер. Весной весь лес можно легко сплавить по реке, чтобы не было засорения Бражки, заключённые сразу шкурили брёвна и складывали их в штабели на берегу. Побега Белов не опасался, по глубокому снегу, да с браслетом на ноге, даже до посёлка было трудно добраться, всего-то пара километров. А уж бежать точно невозможно. Главным неудобством оставалась его полная занятость весь световой день в примитивном конвоировании, но, увы, доверить это другим опер боялся. Не то, что конокрады убегут, чёрт с ними, так могут конвоира убить.

Остальные производства в посёлке не нуждались в наблюдении. Валенки нынче не катали, хватило старых запасов, а покупали их плохо, народ был очень консервативный. Вся шерсть ушла на ткань, которую весело и с песней нарабатывали в доме у бабушки Тины. Купленный хлопок Белов почти весь переработал на порох, оставив немного на опыты по динамиту. В январе он решил изготовить хоть один токарно-расточный станок, без которого невозможно даже думать о ружьях и пушках с казённым заряжанием. Два наиболее грамотных кузнеца занялись подготовкой деталей по его чертежам, благо среди литературы Алексея нашёлся старый справочник по станкостроению, а Белов задумал строить ещё одно водяное колесо для отдельного мощного движителя на станок. После недолгих поисков удобное место нашлось в паре вёрст от дома, на речке Малой Бражке, куда старейшина перевёл своих лесорубов. Хоть и надоело исполнять обязанности конвоира, оставлять одних преступников с топорами в руках возле посёлка сыщик не мог. Чтобы не мёрзнуть на морозе, он устроил себе тренажёрную поляну, где отрабатывал удары по груше, метал ножи в мишень, вспоминал забытую за последние месяцы гимнастику тайцзи-цюань. С наступлением сильных холодов работы на улице вынужденно прекратились.

Старейшина опять вернулся в химическую мастерскую, где его дожидались образцы руды, привезённые летом из окрестностей Соли-Камской. Его помощницы уже исследовали предварительно все образцы, уменьшив число перспективных находок до восьми, в большинстве проб была исключительно железная руда. Зато в оставшихся образцах, изученных за время вынужденного безделья в конце января, когда посёлок, словно подушкой, оказался накрыт свирепыми крещенскими морозами, Белов нашёл неплохое содержание никеля, марганца и хрома. Осталось только вспомнить основы металлургии и сварить совместно с Третьяком легированную сталь с заданными свойствами, сущий пустяк.

Перечитывая справочники по металлургии, вдруг обнаружил у себя уникальную память, сейчас он запоминал все процентные содержания, таблицы и технологии с первого прочтения и вспоминал легко, даже через неделю. Белов отнёс это к лечению Лея и вспомнил со стыдом, что не появился у него осенью. Пришлось готовиться к путешествию, замаливая грехи гостинцами. Отправились туда вдвоём с Алиной, на санях. Снег на Каме был глубокий, но плотный, лошадка шла уверенно, заночевать всё равно пришлось в лесу, не добравшись до Выселков пяток километров. Белов опасался нападения, спал с Алиной по очереди, обошлось.

Лей осмотрел пациента, принял гостинцы и подробно выспрашивал о самочувствии, потом, как ни странно, о детстве. Сыщик поначалу сомневался, говорить ли правду, но постепенно разоткровенничался и рассказал о детстве, учёбе в школе, увлечении книгами и общем уровне развития общества на Земле двадцатого века. Для объяснения Белов продемонстрировал свой любимый фонарь-генератор, револьвер, наручные часы. Оставив лекаря в глубоком раздумье, супруги поспешили обратно. Непонятное чувство тревоги давило сыщика, а таким знакам он привык доверять. По мере приближения к устью Сивы тревога становилась всё сильнее, она передалась лошади, которая торопилась без всякого понукания. Предчувствия оказались верными, снег на замёрзшей Каме в месте впадения реки Сивы был перепахан множеством следов. После изучения следов Белов с Алиной решили, что санный обоз из десяти или больше саней, с пешими людьми в сапогах и валенках прошёл вниз по Каме не больше суток назад. Все бражинцы ходили в валенках, значит, в обозе были свои и чужие.

… – Он изгой, никто, и звать его никак! Сегодня твой Белов есть, а завтра нет его! Сколько дружины он может выставить? Сколько ополчения? У его Бражинска даже частокола нет! Откуда ты знаешь, может, именно сегодня весь Бражинск сожгли, а людей в полон увели, вместе с Беловым?

– Кто, батюшка, на такое решится? Он же хороший! – В глазах Ивы уже накопились слёзы, готовые сорваться каждый миг.

– Да кто угодно! Хоть угры северные, хоть Россох-город! При таком богатстве Белов твой, словно бельмо в глазу для всех окрест! Кабы не ты с подружками да не твоё спасение, мы бы сами первые этого изгоя полонили да всё богатство себе взяли! – старейшина Липовки крякнул, остановив свои откровения. Любимая дочь может не понять, более того, кому не надо ляпнет. Угораздило её в этого изгоя, без роду-племени, влюбиться!

 

Глава двадцатая. Беспокойные соседи

Явно не в гости наладились, мелькнуло в голове у Белова, или пленных ведут, или, того хуже, переоделись в трофейные валенки. Сани тяжелогружёные, идут медленно, надо догонять. Добираться в Бражинск нет времени, за сутки-двое любой снегопад заметёт следы без остатка. Догадка оказалась верна, буквально через три часа, когда стемнело и пора было ночевать, началась пурга. Белов взял в руки фонарик-генератор и пошёл вперёд, вглядываясь в оставленные следы на снегу, Алина шла за ним и вела коня под уздцы. Шли до середины ночи, пока вьюга не закончилась, а сыщик не убедился, что следы на поверхности заснеженной Камы хорошо видны. Спали часа четыре, ещё затемно поднялись, проверили следы и пошли вниз по реке. Старого розыскника охватило знакомое чувство охотника, настигающего врага. Он проверил вооружение, к карабину было полсотни патронов, да к двум револьверам столько же. Мысль о том, что нападавшие на Бражинск враги вполне могли сжечь весь посёлок, доводила Белова до бешенства. Убеждение, что все женщины как минимум изнасилованы, а здания разграблены и разрушены, тоже не добавляло спокойствия.

Караван они увидели ещё до полудня, в утренних сумерках. Преследуемые, разглядев, что их догоняют всего одни сани, даже не изменили скорость движения, поэтому уже через час Белов поравнялся с последним возком. Пользуясь теплой погодой, не холоднее десяти-пятнадцати градусов ниже нуля, он скинул полушубок, оставшись в бронежилете, приготовил оружие, постепенно приближаясь к голове каравана. Среди почти тридцати саней, доверху гружённых награбленным в Бражинске инструментом, вещами, даже чугунными слитками, больше двадцати возов были бражинскими, Белов узнал многих лошадей. Табунок жеребят двое верховых гнали позади обоза, остальные нападавшие сидели в санях. Всего он насчитал двадцать три незнакомых мужика, в нескольких санях правили пленные угорские девушки, часть из них шли рядом с санями. Ни одного мужчины из Бражинска в обозе Белов не увидел, парней и мальчишек тоже не было. Зато среди возниц были несколько раненых. Обгоняя обоз, Белов с Алиной делали знаки своим бражинцам, чтобы те молчали, девушки послушно наклоняли головы.

Наконец старейшина обогнал первые сани и развернул свой возок поперёк пути.

– Всё, приехали… – Он вылез из саней и с карабином в руках встал на заснеженный лёд. – Поворачивай обратно, приехали.

– Ты кто такой, – закричали мужики сразу из трёх первых возков, – проваливай, пока цел.

– Объясняю один раз, – Белов громко крикнул, – это меня вы ограбили, добром прошу всё вернуть.

– Хватай его, ребята, – трое ближайших мужиков бросились на него, размахивая дубинами.

Белов не стал миндальничать, тремя выстрелами из револьвера в упор уложил всех троих на снег. Быстро осмотрел возничих, выстрелил в плечо одному из них, вытаскивавшему лук. Алина отошла в сторону с карабином в руках, её задача была обговорена заранее, высматривать лучников, а он стал заменять стреляные гильзы в барабане револьвера, поглядывая на возниц, сидевших без движения. Все разбойники опешили от такой наглости и крутили головами, выглядывая засаду. Ну, не может один человек так дерзко нападать на два десятка здоровых вооружённых мужиков. Раненые в это время ковыляли и ползли к саням, останавливая кровь, у них уже вопросов к Белову не было. Минут через десять тугодумы всё-таки решили справиться с чужаком своими силами, поскольку следов засады никто не обнаружил. Почти двадцать бородачей слезли с возков и пошли к отставному сыщику, с явным намерением обойтись без разговоров. В руках у большинства были дубины, но встречались и рогатины. Лучников среди них Алина и Белов не заметили, хоть это радовало.

– Стоять, дальше не пущу, – крикнул Белов, когда до бородачей оставалось метров тридцать. К этому времени он взял у Алины карабин, оставив жене револьвер. Никто его оклика, естественно, не стал слушать, пришлось стрелять из карабина по ногам. Только после пятого упавшего и орущего «подельника» бородачи догадались, что одинокий мужчина, возможно, опасен, карабин был с глушителем, и негромкие щелчки не были слышны за криками атакующих. Подкравшиеся за их спинами двое конных попытались убедить старого сыщика лихой кавалерийской атакой. Белов испугался, что его сомнут, и стрелял прямо в грудь наездникам, после четвёртого выстрела оба свалились, остановив лошадей зажатыми в руках трупов поводьями.

– Стоять на месте, кто побежит, буду бить насмерть, – Белов громко крикнул, пресекая возможный побег в разные стороны. Убивать, да и ранить всех бородачей он не хотел. Кто тогда поведёт обоз обратно? Пока мужики в замешательстве переговаривались, он заменил обойму в «Сайге», затем снарядил пустую. Убедившись, что вопросов и других действий бородачи не допускают, он принялся распоряжаться. Как ни странно, его указания исполнялись достаточно быстро и молча. Всё оружие сложили в возок Белова, раненых перевязали и устроили на возки. Оба всадника оказались убиты, их погрузили на сани. Затем все развернулись, и караван пошёл обратно. Сам старейшина Бражинска сел на одну из верховых лошадей, едва поместившись в неудобное маленькое седло, а на второй – невесть откуда появившийся парнишка из Бражинска стал погонять табунок жеребят. К вечеру успели вернуться к устью Сивы, где заночевали в брошенном селении. Ночь Белову пришлось опять провести в полудрёме, охраняя пленников.

Как рассказали по дороге обрадованные угорские девушки и бабушка Тина, тоже захваченная бородачами, дома в посёлке не сожгли, только ограбили. Напали на посёлок днём, большинство парней и мальчишек разбежалось, бандиты захватили только девушек, сидевших за ткацкими станками. Семья Белова, Третьяка, почти все рабочие успели укрыться в доме Беловых. Там они отстреливались из всех окон и даже с чердака, ранили пятерых бородачей. Когда раздосадованные бандиты решили сжечь дом, к нему уже нельзя было подобраться. А от зажигательных стрел ни стены, ни крыша не загорались.

«Ещё бы загорелась железная крыша, – улыбнулся довольный Белов, вспоминая, как знакомые Алексея пропитывали стены дома негорючим составом лет пять назад. – Хороший, видимо, состав оказался».

Короче, когда обоз с награбленным имуществом покидал Бражинск, от дома шёл только дым, гореть стены не желали. Стёкла в окнах наверняка побили все, такие хорошие стеклопакеты были, здесь такие не поставят, но посёлок должен стоять на месте. С бандитами оказалось совсем просто, это были обычные жители соседнего городка Россоха. Заскучали парни дома зимой и решили сходить в набег на соседа, который, по слухам, разбогател и держит табун лошадей. Дело, как объяснили Белову пленники, житейское, общепринятое. На вопросы победителя, как быть с убитыми и ранеными, последовал поистине философский ответ, не повезло ребятам. Пленных горожан по здешним обычаям, оказывается, либо выкупают, либо выдают головой. То есть в рабство по усмотрению хозяина. Тут же словоохотливые бородачи с циничным простодушием показали Белову троих своих товарищей, за которых родные могут дать выкуп, по пять гривен. Остальные живут небогато, большинство уже начали примеряться к работе на хозяина, а, вероятнее всего, к побегу. Пока обоз шёл по Каме, бежать было трудно, на узкой Сиве и Бражке затеряться в лесу наверняка рассчитывали многие, кроме раненых.

Поутру Белов обманул ожидания пленных. Достав из награбленного имущества кандалы и цепи, за два часа он закрепил на ногах у всех здоровых пленников металлические кольца, не дававшие им бежать. Даже ходили те с трудом, прихрамывая и осторожно наступая на «окольцованную» ногу. Стремясь восполнить потерянные на «кольцевание» часы, решили ускорить движение. Поэтому удалось в сумерках добраться до посёлка, пройдя по извилистой Сиве и Бражке тридцать с лишним километров. Как было не вспомнить отставному подполковнику, что напрямую, через лес, дорога от Камы до Бражинска выйдет вдвое короче, да нет её пока.

После проведённых подсчётов потери от набега оказались не велики. Из жителей посёлка никого не убили, только разбежались все конокрады, когда нападавшие их расковали из кандалов, собирая все железные изделия по домам. Убили всех домашних лосей, туши которых привезли обратно на санях, да попрятали половину кур в мешки, их тоже удалось вернуть. Пару коров не тронули, овец тоже. Продуктовые ямы даже не разграбили, места в санях с трудом хватило на дорогое железо и ткани. Белов не ожидал, что так много инструментов уже наработано. К сожалению, полностью разобрали нефтеперегонный куб, правда, детали удалось вернуть. Зато руда и уголь оказались нетронутыми, готовые запасы свинца и серебра старейшина хранил в доме. Ювелирную мастерскую разграбили, причём ни серебра, ни драгоценных камней у бандитов не нашли, да и сами россохцы удивились, узнав о пропавшем серебре. У Белова были мысли, что это сладили бывшие наложницы, которые таинственным образом исчезли в день нападения вместе с двумя южанами-мастерами. Порадовало, что окна разбили только на первом этаже дома, стеклопакеты на втором этаже уцелели.

Пока налаживали быт, он отправил мальчишку к соседям в Пашур, успокоить, что все живы. Одного из раненых пленников с двумя убитыми на санях отправил в Россох, за выкупом к родственникам. Остальные раненые поправлялись, а все здоровые бородачи работали для пользы Белова, в кандалах. Такое положение дел не нравилось старейшине Бражинска, но он не мог придумать ничего другого. Рабочие руки в посёлке были нужны, наём рабочих и переселение идёт медленно. Отпускать бандитов безнаказанными за нападение нельзя. Тогда все окрестные селения просто встанут в очередь, чтобы ограбить Бражинск. Выкуп за них ждать бесполезно, остаётся привлекать к труду, желательно без конвоиров, которых просто нет. Приковать к месту работы в данном случае самый разумный и практичный способ. Однако он не решал основного вопроса, как уберечься от нападений. За одну зиму уже три нападения, а летом придётся нанимать караульных. Или строить стены вокруг городка с колючей проволокой в виде орнамента. Дикость, маразм, размышлял Белов о возможных способах защиты посёлка. Как показал опыт, ни угры, ни наёмные мастера защищать своё жилище не будут.

При нападении россохцев самые шустрые жители Бражинска сбежались в дом к Белову, а отстреливались только три человека – Лариса и Третьяк с Владой. Остальные сидели, сложа руки, боясь «разозлить» бандитов, вдруг ещё хуже будет. Хотя нет, братья Лопаты и три семейных кузнеца, переселившиеся в Бражинск из Сулара, да мельник с женой, тоже активно помогали защищаться. Если бы умели стрелять, стреляли бы. С разных сторон рассматривал старейшина возможность охраны посёлка, но ничего радикального придумать пока не мог. Напрашивались несколько возможностей обезопасить посёлок от нападений.

Первое, самое очевидное предложение, как можно быстрее заселять Бражинск семейными людьми и обучать их стрельбе из огнестрельного оружия. Недостатки – очень мало желающих перебраться в чужое селение, в год получится не более пяти-шести семейных пар, да и те будут считать Белова посторонним человеком. Здешние жители привыкли жить в своих родах и слушать только главу рода или старейшину. Ни один старейшина не отдаст Белову в подчинение своих родичей, а если просто селить посторонних, то он рискует остаться без своей избы. В лучшем случае просто выгонят, в худшем ограбят и убьют, как чужака, со спокойной совестью, особенно, если их вооружить револьверами. Как пришелец успел убедиться, неродной человек не считается здесь человеком, его можно убить и ограбить со спокойной совестью, особенно, если поблизости нет его родичей. Поэтому заселять посёлок надо выходцами из разных родов, желательно дальних, не обросших личными семейными связями и способных к перевоспитанию.

Второе, придётся нанимать охрану или обучать этому подростков из других селений. Молодые поддаются психическому воздействию хорошо, через пару лет можно воспитать неплохих бойцов, хотя бы два десятка, обучить их основам огнестрельного боя и приёмам рукопашной схватки. Одновременно провести промывание мозгов и воспитать преданность новому обществу. Тут возникают два извечных вопроса – где взять два десятка молодых ребят и кто даст Белову эти несколько лет. Ни один староста не отдаст десяток здоровых молодых парней навечно в подчинение чужому человеку. Он даже не представлял себе, какой подвиг для этого надо совершить. Те же родственные угры, которых он выкупил из плена год назад, образно говоря, «помахали дяде ручкой». В этом времени родственные узы главнее любых других. Так же обстоят дела с наёмной охраной, сдадут и не моргнут глазом, никакими деньгами не купить верность.

Третье, нападение – лучшая защита. Надо попытаться встать во главе какого-нибудь рода, вот так, встать и всё. Что для этого нужно сделать, он пока не представлял себе, хотя некоторые варианты можно обдумать. Самый рискованный способ, зато дающий наиболее надёжные рычаги управления людьми. Если первые два пути можно реализовать независимо от обстоятельств, параллельно друг другу, основное время уделяя производству и хозяйству, то захват власти подразумевает полную отдачу этому делу. Да и сама власть, грязное и бесчестное занятие. Белов физически не желал заниматься в этом мире властными функциями, так хотелось жить со спокойной совестью.

После долгих раздумий он решил два первых варианта внедрять постепенно, параллельно, а к третьему переходить только в случае ещё одного нападения на посёлок, не раньше. Как говорится, если прижмёт. Благо, хлопот по восстановлению разрушенного хозяйства предостаточно. Только восстановление перегонного нефтяного куба заняло три дня, да новые пленные требовали совсем иного присмотра. Мужики был серьёзные, таких за ногу не привяжешь. После двух дней мытарств с пленниками пришлось поверить «добрым соседям», поклявшимся не убегать и не поднимать руку на бражинцев. Поразмыслив над этим, сыщик рискнул поверить, всё равно, рано или поздно, придётся возвращать пленников в Россох. Так пусть они сохранят хорошие или нейтральные воспоминания о нём, как старейшине Бражинска. После личной клятвы каждого пленника Белов дал им определённую свободу передвижений, исключительно в светлое время суток.

Пленники сами выбрали старших, организовали свой быт, получая продукты после выполнения определённых работ по бражинскому хозяйству. Мужики были крепкие, инструментом владели, выданные топоры и пилы не скучали в их руках, валить лес принялись с редкостным усердием. Остаток зимы и весна прошли в хлопотах по ремонту и наработке товаров для торговли. Постепенно все раненые пленники встали на ноги и работали в мастерских, котлован для нового пруда был уже очищен от деревьев, водяное колесо изготовлено. Сразу после таяния снега планировали постройку плотины, к которой Белов намеревался приспособить мощный молот с водяным приводом. Сам же он почти всё время проводил в химической лаборатории, усиленно запасаясь патронами и серебром. Эти два дела он пока не мог никому доверить.

Тем более что почти сразу после восстановления хозяйства Белов принялся обучать всех семейных жителей Бражинска, мужчин и женщин, стрельбе из револьвера. Патроны расходовались по сотне за день, зато к началу ледохода в посёлке уже были готовы полтора десятка надёжных стрелков. Мужчин старейшина дополнительно обучил стрельбе из ружей. Патроны ушли в большую убыль, которую девушки в мастерской с трудом компенсировали новыми изделиями. К тому же пришлось заменить все револьверные стволы, разъеденные некачественным порохом. Хотя порох и считался бездымным, степень очистки оставляла ждать лучшего, едкий дымок после каждого выстрела был достаточно заметен.

Пятерых пленных из Россоха выкупили по последнему снегу, приехали на двух санях три хватких мужика, больше похожих на жуликоватых прапорщиков, приглядывавших, что и где плохо лежит. Выкуп отдали серебром, двадцать пять гривен, неплохо, пять килограммов серебра. Если не знать, что у Белова своего серебра полсотни с лишним килограммов лежит в тайнике. Практически ежедневно он разговаривал с пленными, выясняя особенности социального устройства Россоха. Изначально селение основали два рода одного булгарского племени глазичей. Не так давно, лет шестьдесят-семьдесят назад. Потом в посёлке начали селиться булгары из других родов того же племени, в том числе из рода сойки, с чьим поселением дружил Белов. В каждом роду – сейчас в городе шесть родов – есть свой старейшина, все вместе они правят городом. Это официально, так сказать.

Фактически городом управляют старейшины самых многочисленных первых родов, рода шестипалых и рода ельца. В их родах насчитывается более сорока взрослых мужчин в каждом. В остальных четырёх родах вместе ещё около сорока мужчин. По здешним меркам, достаточно большой и крепкий город, почти полторы сотни мужчин, от четырнадцати до шестидесяти лет. В группе, напавшей на Бражинск, были выходцы только из двух «правящих» родов, поэтому, как догадывался отставной сыщик, с этими родами он дружбу не восстановит.

Постепенно жизнь вошла в спокойную колею, чему Белов только радовался, надеясь на окончание «племенных извращений», как он обозначил для себя беспричинные нападения соседей за добычей. Дело шла к апрелю, твердый наст в лесу ограничивал почти всё передвижение вокруг посёлка, а лёд заметно разрыхлился, хотя был ещё крепок. В одну «прекрасную», как говорится, ночь, сигнализация в конюшне опять сработала. Белов не только сам поднялся, но и вооружил обеих жён, о чём не пожалел. Заранее велел стрелять по всем чужим, жалость до добра не доведёт. Вполне вероятно, что вернулись бежавшие конокрады или по их «наколкам» другие группы угров. Учитывая, что прежнее гуманное отношение к ворам привело к открытому нападению на Бражинск, старый сыщик решил дать самый жестокий отпор конокрадам, чтобы отбить всякое желание появляться в Бражинске с дурными мыслями. Прихватив любимый фонарик, все трое осторожно подошли к конюшне.

На фоне белого снега было хорошо заметно, как группа угров выводит и седлает лошадей. Белов не захотел снова гнаться за угонщиками на мотоцикле, лёд был ненадёжный. Поэтому он оставил женщин прикрывать дорогу от конюшни в посёлок, а сам по лесу перебежал на вторую дорогу из Бражинска, которая выводила конокрадов к реке, зайдя угонщикам в тыл. Подойдя к конокрадам на двадцать метров, Белов пересчитал их, было девять человек. Три лошади уже были осёдланы, но угры стояли на земле. Мужчина расслышал их разговор, во время которого определил главаря, раздававшего указания. Его он решил бить первым, после чего осветил фонарём похитителей.

– Всем стоять, я Белов, кто побежит, убью, – старейшина говорил громко и отчётливо, потом повторил эту фразу по-угорски.

Как нетрудно было догадаться, первым попытался дёрнуться вожак со своим соседом. Белов хладнокровно выстрелил по обоим в грудь из револьвера, для шумового эффекта. Лошади уже привыкли к выстрелам и даже не шелохнулись, а оба угра упали. Вид воющего от боли главаря и его подручного отрезвил остальных. Они даже не попытались убежать по другой дороге. Пока жёны привычно связывали конокрадов, которых оказалось одиннадцать, Белов расспрашивал раненого главаря, кто надоумил их на кражу. Естественно, как он и предполагал, убежавшие из плена угонщики. По дороге в родной Вишур те останавливались не только в Пашуре, о чём старейшина уже знал со слов нескольких мальчишек, но и в следующем селении, Виляе. Там они расхваливали богатство Бражинска и жаловались на нелепую случайность, из-за которой кража лошадей не удалась. Тогда у главаря захваченной шайки, который оказался сыном старейшины Виляя, родилась «продуманная» идея об угоне лошадей по рыхлому льду, который не выдержит тяжесть мотоцикла. Главарь проговорился Белову, что отец его знал о набеге и заранее пообещал спрятать лошадей подальше от селения.

Пока захваченные конокрады «отдыхали» в пустующем сарае, где раньше жили лосята, Беловы отправились завтракать. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Задумчиво поглощая свою любимую яичницу, мужчина решил выжать из ситуации всё, что можно. Когда рассвело, он усадил раненого главаря и его подручного на лошадей, сам, вместе с Алиной тоже верхом, взял на повод ещё две лошади, неторопливо отправившись вверх по Тарпану. Лёд, хоть и рыхлый, конных выдержал хорошо, через четыре часа кавалькада прибыла в Виляй, второе после Пашура селение угров по реке Тарпану, считая от Бражинска. Белов дождался появления старейшины, которого отвёл в сторону и после нескольких минут «наезда», где обещал повесить его сына и всех пойманных конокрадов на одном суку, а Виляй разграбить и сжечь, предложил альтернативу. Старейшина попытался высказать сомнение в возможностях сыщика, кивнув на десяток кряжистых мужиков с дубинами. Тот тремя выстрелами из револьвера по двум собакам и подвернувшемуся домашнему козлу рассеял эти сомнения. Результатом переговоров стал консенсус, вполне устроивший отставного сыщика, но вряд ли понравившийся старейшине села.

Официальное оформление продлилось недолго, все мужчины селения, в том числе и раненые конокрады, поклялись в дружбе к Белову и побратались с ним, приняв его в род, как старшего родича, уж на этом отставной подполковник смог настоять. Глава Виляя и старейшина Бражинска совершили обряд братания, соединив разрезанные руки и смешав кровь. Обоих раненых Белов оставил в селении, взяв взамен младшего сына старосты, отрока лет тринадцати, и троих девиц посимпатичнее, их выбирал он сам. По соглашению сын старосты должен был жить в Бражинске постоянно, в полном распоряжении бражинского старейшины, гарантируя своей жизнью соблюдение договора. Девицы отдавались на совсем, в полное подчинение Белову, который становился их старшим родичем. Оставшиеся конокрады должны были работать в Бражинске до осени, затем могли вернуться. За каждого возвращённого конокрада староста пообещал отдать Белову на выбор девушку или мальчика, на правах усыновления. За это старейшина Бражинска обещал забыть обиду и приглашал на весенний торг после ледохода. При слове «торг» лица угров заметно оживились, они хорошо запомнили, что Белов продавал железные изделия почти вдвое дешевле других торговцев. Расставались практически друзьями.

На обратном пути старейшина Бражинска заехал в Пашур, где в таком же духе поговорил со старостой Коняем. Белов припомнил ему и неоказание помощи при нападении на Бражинск, и содействие конокрадам, пообещал забыть всё родство, не кормить зимой и не торговать с Пашуром.

– Через шесть лет, – сказал он, пристально глядя на Коняя, – наше соглашение по отработке вашего долга закончится. Я буду делать, как ты. Своим друзьям сойкам из Липовки я покажу дорогу к тебе и помогу им увезти награбленное добро и пленных на продажу. Если на меня нападут враги, я их не буду убивать, а покажу им дорогу к тебе, и враги меня не тронут.

После подобных обещаний Коняй сдался и сделал всё, как потребовал Белов. На берегу Тарпана повторилась сцена братания, Коняй признал Белова старшим родичем с правом распоряжения всеми жителями Пашура. Чтобы у Коняя не возникло желания обмануть, старейшина Бражинска забрал его единственного сына, толкового парня лет пятнадцати, который уже умел читать и писать.

Первые недели после насильственного братания Белов ожидал любого подвоха, время шло, всё было спокойно. К его удивлению, изменилось поведение большинства угров, особенно тех, кто приходил на временные работы. Возвращаться в Пашур никто не хотел, пришлось хозяину посёлка проводить ротацию по своему выбору, стараясь воздействовать на всю молодёжь Пашура. Конокрады из Виляя, услышав о братании своего старейшины с бражинским старостой, сами попросили Белова принять их клятву, после чего работали не хуже других без всякой охраны. Девиц старейшина посёлка определил на хозяйственные работы, предложив выбирать парня для замужества. Сам при этом объявил всем холостякам, что любой паре, пожелавшей жить в посёлке, подарит дом и всё необходимое в хозяйстве. Сразу пожелали жениться три пары молодых угров из Пашура, работавших в посёлке второй год, но не получавших разрешения угорского старосты на женитьбу. Надо ли говорить, что новый старший родич Белов дал им такое разрешение, пришлось ему сдержать слово. Когда он поинтересовался, почему они раньше не женились, ответ был ожидаемый, родители были против, семьи у женихов и невест бедные.

Продолжая беседы с пленными, Белов начал активнее обрабатывать угров, которые уже второй год работали в посёлке. За это время сложилась группа постоянных работников, из семи девушек и шести парней, остальные менялись каждую неделю. Почти сразу в круг его интересов попали вновь прибывшие подростки – аманаты из соседних угорских селений.

К обеим группам подростков опытный оперативник присматривался внимательнейшим образом, выбирая среди них бойцов и лидеров, будущих дружинников и командиров: тех, кто будет заниматься сторожевой службой, тех, из кого начнётся дружина Бражинска. Пока из сборной команды выделялись двое, один – гибкий, стройный черноволосый шестнадцатилетний угр с верховьев Бражки, Сысой. Толковый яркий парень, ему легко давалось учение, за считанные недели он освоил разговорный русский язык, на котором только и разговаривали все жители городка. Как оказалось, диалекты угорского языка отличались даже у соседей достаточно сильно, кроме того, в каждом роду крепко сидела уверенность, что именно они говорят на истинном угорском языке. Поэтому даже угры из соседних родов предпочитали выучить русский язык и разговаривать с соплеменниками на нём, нежели уронить достоинство и перейти на диалект соседей. Сысой был достаточно самоуверен и толков, чтобы стать командиром в будущем. Пока же ему не хватало осмотрительности и осторожности, эти качества отставной подполковник считал едва ли не главными для будущего руководителя.

В отличие от бражинского угра, Кудим, коренастый рыжеволосый выходец из Пашура, не бросался в глаза своими качествами. Некрасивый, с лицом неандертальца, молчаливый парень, больше года посещал Бражинск, честно выполняя все указания Белова. Тот и не сразу заметил, что Кудим становится его ближайшим помощником по хозяйству, понимающим распоряжения с полуслова, обладающим крепкой хозяйственной жилкой. Совершенно неожиданно у невысокого коренастого парня обнаружилась огромная физическая сила и ловкость, соединённая с практической сметкой. Другой момент – Кудим не стремился в командиры, но и без этого, подростки слушали его указания, а часто обращались за советами именно к нему. Иногда, раздавая ребятам задания, Белов ловил себя на том, что самые сложные оставляет для Кудима, в подспудной уверенности, что парень справится с любой трудностью. На этого рыжеволосого здоровяка старейшина вполне обоснованно возлагал свои надежды, постепенно воспитывая из него командира.

Все угры, как и остальные жители посёлка, с первых дней учились худо-бедно читать и писать по-русски. Глава посёлка на занятиях и в свободное время стал рассказывать подросткам о подвигах Геракла, перемежая греческую мифологию со славянскими мифами и откровенной выдумкой. Походы Александра Македонского мужчина переиначил, вплетая Вещего Олега и Святослава, а также сказки о богатырях и вольный пересказ былин. Осознанно он воспитывал из ребят воинов, вызывая в детской неокрепшей психике желание быть сильным, защитить своих родных и близких. Результат таких разговоров был предсказуем и не заставил себя ждать, все подростки, набранные из угорских селений, в том числе и половина девушек, воспылали желанием стать воинами. Отставной подполковник не сомневался в подобном результате своей подспудной агитации, поэтому давно присмотрел среди подростков наиболее шустрых и толковых ребят, от четырнадцати до шестнадцати лет, шесть отроков и трёх девушек, жаждавших повторить легендарные подвиги героев. Оба неформальных лидера, Сысой и Кудим, естественно, попали в эту группу.

С ними опытный сыщик старался чаще общаться, создавая из подростков слаженный коллектив. Устраивал совместные игры, в частности на расчищенной площадке играли в минифутбол, когда позволяла погода. В вечернее время приводил всю команду к себе домой, играли в лото, обучил ребят шашкам, много разговаривал с ними, пытаясь разобраться в мотивации их поведения. Часто к ним присоединялся старший сын Алины, хотя парень больше тяготел к технике. Как любые подростки, ребята мечтали об огнестрельном оружии, и Белов дал им такую надежду. В ожидании тёплого времени подростки изучали материальную часть ружей и револьверов, теорию стрельбы. Постепенно опытный сыщик показывал подросткам простенькие приёмы рукопашного боя, захваты, болевые контроли, освобождения от захватов. То, что можно освоить в тесных комнатах, обещая с наступлением тепла перейти к настоящим стрельбам.

Тогда же, весной, частично освободив ребят от работы, бывший опер постепенно стал привлекать их к охране посёлка. Ребятам нравилась игра, приближённая к реальности, тем более что ежедневно сам старейшина Бражинска обходил периметр посёлка вместе с ними. Этой зимой он заметил, что отлично высыпается за два-три часа и редко устаёт физически. Потому, чтобы не сидеть без дела, установил свой рабочий день с пяти утра до часа ночи. Так получилось совместить свои новые возможности с воспитанием будущих дружинников и охраной Бражинска. К практическим занятиям по стрельбе и более активному изучению рукопашного боя Белов решил перейти позднее, в конце лета. Пока он озадачил девушек пошивом тренировочных костюмов, а ребят – изготовлением спортивных и тренировочных снарядов и макетов.

… – Быстрее бы лето настало… – Мрачно глядел в окно на сырой апрельский снег Тычка, самый молодой из десятка россохских пленников, живущих в доме. Парень впервые ввязался в набег на соседей и вместо обещанной богатой добычи оказался в неволе. А с той добычи Тычка собирался жениться, дом выстроить отдельный, хоть в посаде, за оградой, но свой. Как там любушка, помнит ли неудачника-жениха? Такими пасмурными вечерами мысли о подруге прижимали так, хоть вой!

– На что оно, это лето? – Прихлебнул из стакана горячий отвар трав неунывающий Лисуня. Мужику скоро под тридцать лет, пятеро детей дома оставил, летом с купцами кормчим на лодьях ходит, зимой народ баламутит на разные выдумки, зато хозяйство крепкое, за его женой дети словно за каменной стеной. Хоть и попал Лисуня в неволю, но не сомневается, что заработанных за прошлое лето припасов его семье на год-другой хватит, а дальше озорник не думает, время, мол, покажет. – Живём здесь, как у Рода за пазухой. Тепло, сытно, работа в охотку! Ты дома мясо в эту пору видел? Нет, небось муку с корой мешали, чтобы зерно сохранить на посев. А Белов даже нас, невольников, рыбой и мясом кормит, картошку едим вдоволь, обувку тёплую взамен сапог развалившихся справил!

– Так добрый хозяин о своей скотине завсегда заботится! – недовольно буркнул старший брат Тычки, проверяя, как просохли его валенки на печи.

– Вот именно, добрый! Ты дома так не живёшь, как здесь скотину держат, не говоря уже о людях. Да, что там говорить, такие печи я и в Булгаре, у бояр не встречал. Дома с дощатыми полами, окна тёплые, в две слюды. Бают, себе старейшина здешний ни белки не берёт с насельников на жилое, ни резы с должников не просит. А своим людям дома даром ставит, скотину даёт. Нынче весной, сколь угров голодных набежало, всех кормит, даже детей малых, с которых и выгоды не имает никакой!

– Я слышал, он в позапрошлом годе свою родню у людоловов выкупил, топоры им дал отстроиться. Ни куны не взял за это, – подсел к Лисуне Хмара, наливая себе горячего отвара. – А попади мы в полон другим, тем же уграм или соседям из Верхнего городка? Гнили бы в яме, в дерьме и грязи, да молили о смерти. Это в лучшем случае, коли бы пытками не замучили. Получается, чужак к нам лучше относится, чем родня и соседи?

– А мне говорили, что за свой долг угры семь лет будут работать на Белова, свой долг отрабатывать, – сел на свою лежанку Тычка. – Не такие и добренькие твои бражинцы!

– Хм, – улыбнулся Хмара, наслаждаясь горячим питьём. – Сам прикинь, сколь те детишки угорские наработают, коли они полдня учатся читать и считать, потом мяч гоняют да рыбу ловят? Думаю, Белов так своих родичей подкармливает, чтобы угров не обидеть. В прошлую весну, бают, почитай, всё угорское селение Белов два месяца кормил, кроме мужиков и баб. Три с лишним десятка детишек до сытной поры содержал, кормил и одевал. Вот так оно выходит.

– Я бы сюда перебрался, – вступил в разговор ещё один пленник, – в этих теплых домах, на деревянных полах, дети хорошо растут, не болеют. А в моей землянке осенью мы с женой второго сыночка похоронили. Отработаю обиду, попрошу Белова принять нас в общину.

– Да, – задумались мужики, вспоминая, сколько детей похоронили за последние годы. Кто родных деток, кто племянников, кто братьев и сестёр малых.

 

Глава двадцать первая. Клеймо-сигнал

После ледохода, обнадёженный неплохими результатами по своему вливанию в местные роды угров, Белов уже внаглую поднялся на моторке в верховья Бражки. Тем более что повод был приличествующий, раньше всех остальных торговцев скупить меха, запасённые аборигенами зимой. По прошлогоднему опыту старейшина Бражинска убедился, что простая перепродажа мехов, выменянных на железные инструменты у соседних угров, тому же Окуню или Сагиту, приносит едва ли не триста-четыреста процентов прибыли. За прошедшие месяцы выплавкой крупных партий чугуна удалось снизить себестоимость железных изделий в полтора раза. Так что, нужно торопиться, предлагая уграм свои инструменты и железные наконечники для стрел, рогатин на десять процентов дешевле, чем у прочих торговцев. Нынче подобная скидка давала огромную прибыль, доходящую до тысячи процентов.

Там, в ходе торговли с угорскими охотниками, он сразу заметил среди жителей селения конокрадов, пару месяцев просидевших на цепи в Бражинске. Не подавая вида, что узнал их, Белов, улучил момент наедине пообщаться со старостой. Работников для себя он не требовал, понимая, что птички упорхнули из гнезда. Однако путём различных угроз и обещаний бывший сыщик добился от старосты публичного братания и разрешения молодёжи селиться в Бражинске. Одновременно Белов предупредил старосту, что в случае пропуска конокрадов и других бандитов из других мест через его селение в Бражинск он просто сместит старосту, а жителей переселит в посёлок. Староста, уже наслышанный о происшедшем в Пашуре братании, заверил его о соблюдении правил честного соседства и в случае опасности обещал направить гонца в Бражинск. И сам предложил взять своего младшего сына в аманаты.

Пришёл май, четвёртый май Белова в этом мире, с его весенне-полевыми работами. Традиционно (он специально создавал новые традиции, активно их пропагандируя среди бражинцев) вспашку начал сам на своём мотоплуге, пугая треском мотора новичков и пленников из Россоха. Соседи-бородачи за зиму спилили деревья, а весной успели выкорчевать вырубку и расчистить больше трёх гектар дополнительной пашни, засаженной в основном картофелем и подсолнечником. Новые культуры рачительный хозяин высаживал максимально, здраво рассуждая, что зерно сможет купить, а картофель с помидорами никто не продаст, ни за какие деньги. Исключение составляла озимая пшеница из двадцать первого века. Здесь она давала фантастические урожаи, раза в два больше, чем местные сорта злаков. Посему свою «современницу» Белов рассаживал максимально, стараясь оставлять почти весь урожай на семена.

Нынче, глядя, с каким усердием все жители посёлка, включая пленных россохцев, распахивают землю, копают огороды возле своих жилищ, почему-то пришла на память коммуна беспризорников знаменитого педагога Антона Семёновича Макаренко, того самого, что написал «Педагогическую поэму» и «Флаги на башнях». Там тоже, собранные в одном посёлке беспризорники, бывшие малолетние преступники, несмотря на все выкрутасы, радовались хорошему урожаю, получали истинное удовольствие от работы на земле. Да и уровень сельского хозяйства начала двадцатого века не многим отличался от того, к чему пришли этой весной бражинцы. Потому что, как бы ни был далёк Белов от крестьянского труда, но у него хватило ума заменить примитивные деревянные сохи и сучковатые брёвна, что использовали аборигены для обработки земли. За зиму кузнецы Бражинска подготовили по эскизам старосты полдесятка стальных плугов, две большие бороны, подобные тем, что много раз видел отставной подполковник на колхозных полях. Для самих аборигенов использование в подобных целях стальных инструментов немногим отличалось от золотых, зато производительность труда пахарей выросла раза в три-четыре. Тем более что при наличии неплохого конского табуна Белов велел запрягать в железные плуги сразу пару лошадей, спарка даже целину поднимала легко и быстро. Настолько эффективными оказались железные инструменты, что пленные мужики из Россоха уговорили главу Бражинска отдать им все работы по вспашке, с явным наслаждением работали железными инструментами на вырубках, поднимая целину.

– Да, с таким струментом можно жить припеваючи, – не раз слышал отзывы опытных земледельцев о железных плугах и боронах Белов, – нам бы в хозяйство такой плуг да борону.

– Может, удастся скопить мехов на такое диво, – поддерживали высокую оценку железных инструментов пленные россохцы. Мужики, хоть и подались грабить соседей, в большинстве умели не только торговать. У каждой, даже купеческой, семьи был свой надел близ города, где сеяли рожь и овёс, высаживали капусту и репу. Времена натурального хозяйства обязывали, случись чего, с голоду помрёшь, излишков зерна и овощей было мало, прижимистые селяне придерживали их до весны, чтобы взять хорошую цену. Вот и приходилось каждому городскому мужику, кроме кузнецов, наверное, весной превращаться в пахаря.

Услышав высокую оценку железным плугам и боронам, Белов припомнил, что в России плоть до девятнадцатого века бедные крестьяне пахали деревянными сохами и боронили деревянными же боронами. Так что, у железных инструментов огромный рынок сбыта. Нужно лишь максимально удешевить плуги, облегчить их, глядишь, зажиточные хозяева и начнут их брать, либо община купит в складчину. При такой-то рекламе от пленных россохцев, лично испытавших железные инструменты, на некоторый сбыт можно твёрдо рассчитывать, а если продавать в кредит, да под расплату частью урожая, получалась прямая выгода и организация гарантированного снабжения продуктами жителей посёлка. Тогда, правда. этих пленников становится выгоднее отпустить, нужно лишь обдумать, как это грамотно, без потери авторитета Бражинска, выполнить.

Занятый привычными посевными и посадочными работами, Белов не переставал обдумывать способ замирения и вхождения в родственные отношения с жителями Россоха. Наглостью и угрозами тут не взять, славяне – это не угры, да и много их, в городе до пятисот жителей будет, вместе с детьми. Отставной сыщик решил пойти другим путём, который припомнил в ходе общения с пленниками. Называется он классически: разделяй и властвуй, или подкупай и владей. Пока Белов обдумывал и прикидывал свои ходы, весенне-посевные работы закончились. Тут его закрутили торговые дела, пришли лодки Окуня с новой рудой. Старейшина Бражинска заказал им руду из тех мест, где в образцах были марганец, хром, вольфрам и никель. Силами новых работников начали строить сразу три большие лодки для собственных поездок за рудой, в том числе свинцово-серебряной. Благо досок пилорама братьев Лопат наработала за зиму больше тысячи.

Потом приехали угры из ближних селений, за ними остальные, все привезли накопленные за зиму меха для торговли. Белов демонстративно обменивал «своим» уграм, с чьими родами породнился, товары дешевле, чем прочим покупателям. Это сильно поднимало его статус у «родственников» и вызывало желание породниться с бражинцами у представителей других родов. Мужчина надеялся, что остальные соседи созреют до зимы.

Однако у пленных россохцев с приходом лета накапливалось раздражение, способное вылиться если не в восстание, то в массовый побег. С ними нужно было что-то решать, и как можно быстрее. Но плыть в Россох Белов побаивался. При желании, в случае конфликта, горожане просто сомнут одинокого бражинца, пусть с ним и будет Алина, никакое оружие не спасёт. Он решил действовать через знакомых соек. В Липовку поплыл сам, взяв с собой, помимо Алины, одного из пленных мужиков из Россоха. Торгуя в Липовке, с удовольствием наблюдал, как пленник рассказывает на берегу свою историю. Белов специально затянул торговлю, потом долго обменивался новостями со знакомыми. Оставив пленника в лодке под наблюдением Алины, он сходил в гости к Иве и Липе, подарил гостинцы, нарассказывал девушкам разные разности. Наутро бражинский гость решил сходить к старосте, заведомо зная, что тому всё пересказано несколько раз. Так оно и оказалось.

На этот раз староста оказался довольно сообразительным, сразу понял, куда клонит Белов. Не стараясь казаться более хитрым, чем есть, бывший сыщик предложил старосте самый простой для себя вариант. Он отдаёт старосте всех пленных жителей Россоха просто так, по-соседски, за это староста братается с Беловым, со всеми правами родича, даёт аманатов. Остальные вопросы по возвращению пленных и материальной выгоды от возвращения их в Россох староста пусть решает сам на своё усмотрение. Самое главное, чтобы ни один род из племени глазичей, особенно шестипалые и ельцы, не имел формального повода нападать на Бражинск или Белова лично. Желательно, чтобы это все старейшины объявили вслух или на городском вече.

– Они ни за что не согласятся помириться с тобой, – сразу отверг предложения Белова староста, – ты убил двоих родичей.

– Эти родичи меня ограбили и хотели пожечь, – спокойно парировал тот, – за это по Правде полагается смерть, если пойманы на преступлении. Я был в своём праве. Кроме того, если они не согласятся принять меня в родичи, я продам всех пленных, два десятка мужиков, южным купцам. Но перед этим приеду в Россох и расскажу горожанам о жадности старейшин, – продолжал Белов, – сразу предупреди, что при следующем нападении горожан на посёлок лично убью тех старейшин, из рода которых будут нападать на меня.

Долго пришлось разговаривать со старостой, пока не убедил его. Наутро старейшина Бражинска ещё раз согласовал со старостой Липовки план действий и уплыл домой, оставив пленника в качестве задатка доброй воли. Кроме того, пленник был своеобразной миной замедленного действия. Опытный сыщик не зря отобрал именно этого парня, тот должен был тайно поговорить с жёнами и подружками других пленников и предложить им встречу с Беловым через две недели неподалёку от Россоха. За пару месяцев глава посёлка хорошо поработал с парнем, наглядными примерами доказывая свою правоту.

Пока же посёлок активно строился. Окунь привёз ещё три семьи мастеров, жилья уже не хватало, пленники занимались заготовкой строевого леса, прокладывая просеку в сторону Камы, к месту впадения в неё реки Сивы. Прямая дорога будет не длиннее пятнадцати километров, это три часа пешком или на санях. Значительно быстрее и удобнее, нежели плыть целый день против течения по Сиве, затем по Бражке. С появлением новых рабочих рук увеличилось производство кирпича и черепицы. Изготовлением шерстяной ткани занимались уже десять девушек под руководством Тины, летом Белов стремился сделать запасы руды и угля на зиму. С середины лета руду стали возить на своих лодках, две из которых приводились в движение паровыми двигателями. Двигатели были маломощными, но против течения шли уверенно, делая до пяти километров в час. В качестве компенсации украденных самоцветов Белову пришлось пять килограммов серебра, переплавленного на самодельные монеты, раздать мастерам за первый год работы. Расплачивался прилюдно, чем шокировал не только угров, но и пленников. С ними он продолжал постоянную работу, всячески демонстрируя выгоду проживания и работы в посёлке.

В назначенный день он в одиночку на моторке приплыл к месту встречи, недалеко от Россоха, опасаясь засады. Засады не было, впрочем, как и женщин. Безрезультатно прождав до вечера, Белов собрался домой, когда к нему из кустов вышли две девицы. Только они вдвоём решились прийти на встречу, самые любопытные. Отставному сыщику пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить молодых женщин самим посмотреть на жильё их мужей. Двадцатилетний опыт общения с людьми в различных ситуациях сказал своё решительное слово – поздним вечером девушки сошли на берег в Бражинске. Для свидания с мужьями Белов выделил новый двухэтажный дом с печами и слюдяными окнами, типовой постройки. Пришлось, правда, всю ночь покараулить возле дома, чтобы не убежали на радостях. Зато утром старейшина Бражинска пригласил всех четверых к себе в дом, где в ходе завтрака на фарфоровом сервизе в комнате с большими зеркалами предложил молодым перебраться в Бражинск на правах младших родичей, в готовый дом с хозяйством. Даже пообещал овец, кур и лошадь, работу предлагал на выбор, за плату в мастерских или вести своё хозяйство. Дав молодым парам день на знакомство с посёлком, вечером Белов отвёз девушек обратно.

За всеми наполеоновскими планами он не забывал через день заниматься с подростками из группы охраны, которых начал учить рукопашному бою. В качестве тренировок мальчишки сидели в засадах вокруг посёлка, ежедневно проверяли следы в округе, по ночам оставались в секретах вдоль рек. Сам Белов частенько проверял эти секреты по ночам, пока ребята не стали относиться к караульной службе достаточно серьёзно. Несколько раз отроки замечали угров с левого берега Камы, те к посёлку не приближались и действовали в одиночку, похоже, просто из любопытства интересовались жизнью соседей. Глава посёлка решил заняться сближением с уграми-охотниками осенью. Кроме того, летом он надеялся решить вопрос с племенем глазичей и горожанами из Россоха.

К середине лета купцы-южане пополнили запасы нефти и хлопка. Белов рассказал Сагиту о бегстве бывших наложниц и пропаже гранёных самоцветов. Сагит посочувствовал, но Белов заметил, что для купца это не новость. Значит, сделал вывод опытный сыскарь, беглецы добрались на юг. Продолжая эту тему, он, между прочим, упомянул, что никто в мире не сможет огранить так самоцветы без специальных инструментов, которые есть только у него. От приобретения рабов-южан Белов отказался, объяснив купцу, что они слишком дорого обходятся. Тех ценностей, которые украли беглецы, хватило бы на десяток рабов. Чтобы заинтересовать торговца в дальнейших поездках, он заказал ему сотню пар кожаных крепких сапог, мужских и женских, да недорогих овчинных полушубков. Расплачивался Белов с торговцами исключительно своими товарами, железными инструментами, зажигалками. На пробу предложил партию досок, дерево на безлесном юге было в цене.

В назначенный срок Белов побывал в Липовке, где его ждал отрицательный ответ старосты, которому городские старейшины даже запретили пускать чужака в селение. Из двух жён россохских пленников, побывавших на «свидании», только одна решила перебраться в посёлок, старейшина Бражинска был рад и этому. Устраивая новоселье, он принял от бывшего пленного клятву на крови, чтобы тот официально признал себя младшим родичем Белова. Несмотря на некоторые успехи, он чувствовал, что с пленными придётся решать до наступления зимы. Многие из них уже предлагали принять их на жительство в посёлок, но старейшина боялся оставлять без контроля холостяков, отлично зная, что по первому приказу своих старейшин парни в лучшем случае просто убегут, в худшем – перережут Белову горло. Сейчас тот только гадал, когда последует новое нападение, до сбора урожая или после него.

Пока все пленники жили вместе, после заката солнца из своего барака не выходили, можно не опасаться сюрпризов. Старшие, выбранные пленными россохцами, жёстко следили, чтобы их подопечные не нарушали договорённости со старейшиной Бражинска. Отставной подполковник, опасаясь провокаций, усилил патрули со стороны Россоха, а сам занялся изготовлением новых патронов, семнадцати револьверов пока хватало на всех стрелков. Как бы ни мешали эти пленные спокойной жизни, Белов, усвоивший психологию аборигенов, понимал, что отпускать их просто так нельзя, слишком добрых средневековье учит кровью. Самым лучшим выходом было убийство всех не выкупленных пленников, это устрашило бы всех соседей и точно избавило бы от налётов. Но как раз убивать никого Белов не собирался, разве что в бою.

Чтобы уменьшить число возможных мест нападения на посёлок, провёли распашку этакой контрольно-следовой полосы вокруг посадок, окружавших Бражинск, и организовали её проверку утром и вечером. Теперь в посёлок можно было попасть только по рекам, а всё расчищенные от леса посадки отлично просматривались из посёлка до самого леса, отступившего от жилья за последние годы на пару километров. Для контроля над периметром на окраине Бражинска опытный сыщик выстроил вышку, где с утра до вечера дежурили его пацаны, меняясь через каждые два часа. Хотя ночью селение по-прежнему оставалось беззащитным, практически без охраны, хоть частокол возводи.

Немного отвлёкся от оборонных занятий Белов на установку и пуск очередного водяного колеса, затем на монтаж молота к этому колесу. Теперь посёлок стал регулярно содрогаться от ударов молота, весом триста килограммов, зато скорость ковки и её себестоимость значительно снизились. Старейшина показал бывшему подмастерью Третьяка, возглавившему механическую мастерскую, как изготовить вырубные прессы, чтобы за один удар молота изготовлять мелкие детали или изгибать плоские полуфабрикаты. Парень ухватил идею с полуслова, с азартом занялся внедрением подобных матриц. Появилась возможность недорого и быстро ковать цельнометаллические доспехи и шлемы. Эксперименты Белов решил оставить на зиму, стараясь летом запастись материалами и решить вопрос безопасности посёлка.

Третьяк с помощниками за две недели выложил три небольшие печи, с принудительной подачей воздуха, приспособил под это водяные колёса, по которым стал просто мастером. Каждую неделю в этих печах энтузиаст легированных сплавов проводил экспериментальные плавки, получая небольшие отливки различных сталей. Эти отливки, вместе с молодыми кузнецами, тщательно проверялись по ряду параметров, сам Третьяк даже ухитрился смотреть размер кристаллов углеродистой стали через микроскоп, проводить тесты на твёрдость. Всё шло строго под запись, к концу недели результаты испытаний анализировались, вносились необходимые поправки в состав следующей отливки. Затем всё начиналось сначала, по разработанной методике: отливка, испытания, анализ, поправки, снова отливка и так далее.

Белов пару раз попытался влезть к названому брату советами, но с радостью обнаружил, что его рекомендации излишни. Парень оказался педантом, вёл скрупулёзный учёт всех добавок, испытаний, температурных режимов и методик закалки. Он наслаждался полученными возможностями, проверяя книжные премудрости на практике. Отставной сыщик, глядя на профессиональный рост Третьяка, его фанатическую страсть к работе, временами завидовал парню, его увлечённости любимым делом. Буквально за пару месяцев Третьяк начал выдавать достаточно стабильные результаты по оружейной стали, очень близкой по параметрам к тем, что шли на стволы винтовок и ружей. У бражинцев появилась реальная возможность создания длинноствольного оружия, пушек и ружей, для начала.

В качестве промежуточного успеха кузнецы получили неплохие сплавы для холодного оружия, из которого шли ножи, топоры и пилы. Изделия из таких сплавов оставляли на обычных ножах глубокие зарубки, без ущерба для своей заточки. С таким товаром можно было выходить на «международный уровень», как шутил Белов. То есть начинать продажу бражинского инструмента и оружия в Булгарии и на южном Итиле. До этого купцы отказывались брать произведения бражинских кузнецов на юг, в «цивилизованные» края. Потому и приходилось искать сбыт исключительно в Прикамье, среди аборигенов-охотников.

Сразу возник вопрос о клейме, без которого обходились до недавних пор. Белов помнил, что демидовский соболь в своё время был очень популярным в Европе. И, конечно, возникла мысль изобразить что-то подобное, соболь – не соболь, а какой-нибудь пушной зверёк. А для сигнала понимающим людям, вдруг ещё кто-либо попал в это время из будущего, фигурку соболя Белов поместил под знак радикала, квадратного корня. Для аборигенов этого мира будет простой навес, для попаданцев из будущего – вполне понятный символ, даже на уровне средней школы. Писать буквы смысла нет, латинский и греческий алфавиты давно существуют, более сложные символы всякие гуманитарии могут не понять. А так, чем чёрт не шутит, вдруг обнаружится в этом мире собрат по несчастью? Хотя несчастьем Белов своё перемещение в прошлое, сейчас бы не назвал. Грех жаловаться, устроился он неплохо, хоть и хлопотно, но живёт с любимыми людьми, в экологически чистом мире, с твёрдой уверенностью, что в ближайшую тысячу лет никаких глобальных катастроф не случится. Более того, он примерно знает развитие общества на века вперёд, сможет подсказать своим детям и внукам направление развития. Где вы найдёте такого счастливчика в двадцать первом веке? Даже в сумасшедшем доме такие вряд ли водятся!

Так, что к концу лета он начал подготовку к производству ружейных стволов, всё того же калибра – десять миллиметров. Тут стволы вручную не рассверлишь, нужны приспособления. Этим и занялся Белов короткими летними ночами, благо организм показывал чудеса выносливости, а книжки в библиотеке многократно перечитаны. Как удобно, когда своя мастерская прямо в доме, на первом этаже.

…Кокора Чёрный закончил очередную зарубку на стволе огромной ели, осмотрел её со стороны и продолжил свой путь на заход солнца, домой. Тяжёлая котомка с образцами руды давила на плечи, но мужчина только радовался этой тяжести. Такие интересные камни ему до сих пор не попадались. Белов наверняка оценит находки и хорошо заплатит за них. А, судя по весу, камни не простые. Глядишь, хватит на приданое младшей дочери, пора ей уже, заневестилась.

– Вот, вернусь с грузом, пойду на полдень, – тихо шептал себе под нос рудознатец, пробираясь по склону горы вдоль речушки, текущей в реку Чусовую. На берегу Чусовой Кокора припрятал свой челнок, на нём за считанные дни доберётся до Камы, там и домой близко. – Да, ныне же пойду на полдень, угры баяли, там золото есть. Ежели мне Белов за свинец столько гривен выдал, сколь за золото отвалит? Вроде он человек не жадный. Справлю себе терем на три поверха, коня заведу, да…

 

Глава двадцать вторая. Убийство

Опасность пришла откуда не ждали, не вернулась в срок паровая лодка, ушедшая вверх по Каме за свинцовой рудой. С этой весны на пароходах остались только двое матросов, каждый из трёх опытных подростков получил отдельное паровое судёнышко и молодого напарника в придачу, пароходство Бражинска в июне уже представляли целых три судна. Белов решил проверить, что случилось, отправился вверх по Каме один, на моторке, бензина было достаточно, чтобы передвигаться по рекам исключительно на моторной лодке. В Выселках никто не знал, что случилось с паровой лодкой, её видели идущей вверх по Каме. Окорок рассказал, что к Скору приезжали угры-охотники с левого берега Камы, после чего тот на неделю уехал вверх по течению, перед самым появлением парохода. Вернулся глава Выселков обратно довольный, привёз много мехов, проговорился, что меха с той стороны Камы. Спрашивать Скора Белов не стал – не тот человек, чтобы проговориться, – поплыл внимательно осматривать берега Камы выше по течению. Двигаясь всё выше по Каме, он добрался до места, где его парни устраивали постоянные ночлеги. Ребята соорудили там небольшой шалаш, где их и подкараулили убийцы. Труп одного из кочегаров Белов нашёл в нескольких шагах, он был уже обглодан зверьем. При осмотре удалось обнаружить только замытые дождями следы да обломок каменного наконечника стрелы, лежавший рядом с местом убийства.

Оставалось найти пароходик, который либо потопили, либо увели к себе угры-охотники, только они в здешних краях пользовались каменными наконечниками для стрел. Для себя Белов уже предположил, что в нападении участвовали угры и Скор. Старейшина Выселков, если он осторожен, не должен взять себе ничего с парохода, похоже, ему неплохо заплатили мехами. Угры могли просто утопить лодку, но медь и железо высоко ценят даже эти дикари, наиболее вероятно, что металлические детали они демонтируют и унесут. Белов направился к речке Мельничной, разыскивать следы угров.

Первым делом он проверил капище, где несколько дней никого явно не было. От капища двинулся вверх по течению, затем на восток. Там по рассказам ещё того, прошлогоднего пленного, находилось стойбище угров из рода лесных охотников. Белов даже не пытался скрытно подбираться к селению, не настолько самоуверенным он был. Прошлым летом ночью просто повезло, а днём возле селения его обязательно заметят. Поэтому он поднялся на моторке как можно дальше по реке, открыто вытащил лодку на берег. Пешком двигался также открыто и шумно, показывая, что не скрывается. Уже на второй день пути навстречу вышли два угра с вопросами о цели его движения. Старейшина Бражинска, на ломаном угорском представился, сказал, что хочет поговорить с вождём Топором, который его должен знать. Угры довели Белова до селения достаточно быстро и провели к чуму в центре стойбища.

Почти всё стойбище состояло из чумов, у леса виднелись несколько сараев из жердей, чумов было немного, не больше тридцати. Обилие детей и подростков просто поражало, «целый пионерский лагерь», – подумал Белов. Охотничий вождь Топор уже ждал возле своего «вигвама», настороженно глядя на гостя.

«Жаль, что не спросил, какая у него семья», – успел подумать тот перед приветствием. Разговаривать пришлось на поляне возле чума, присев на отполированный предыдущими «посетителями» ствол липы. Белов не спешил перейти к делу, подробно рассказывая о своих делах. Затем осторожно поинтересовался, как дела в селении, хороша ли охота, удачно ли пережили зиму. Выслушав довольные ответы Топора, который подробно рассказал о великолепных охотничьих трофеях, заметно расслабившись и утратив насторожённость, отставной сыщик начал «работать». Перемежая похвалы с заинтересованными вопросами по дивным трофеям, часто переспрашивая и отвлекая Топора мелкими уточнениями, Белов выяснил, что зимой угры неплохо поохотились, добыли много ценных шкур.

После осторожного упоминания об обмене шкур на железные товары Топор заулыбался и с детским хвастовством показал Белову своё копьё с железным наконечником, потом колчан со стрелами с медными наконечниками. Тот порадовался вместе с Топором, удивился, какие хорошие мастера в роду Топора, отлично сделали такие дорогие вещи. Вождь, в свою очередь, поделился, мол, делать ещё не умеем, зато выгодно обменяли у соседей, на другом берегу Камы, в Выселках. Белов продолжил разговор, постепенно уходя к другим темам, давая понять, что пора поговорить о цели визита.

– Беда у меня, – по-угорски продолжил гость, – кто-то убил моих людей, которые плавали на пароходе. Помнишь лодку, из которой идёт дым? Два паренька на ней плавали, одного я нашёл убитым на том берегу, в глазу у него оказался обломок стрелы.

Белов выложил перед Топором каменный наконечник. Он уже понял, что вождь непричастен к нападению на пароход, но была вероятность, что Скор использовал других угров из рода охотников. Топор, несмотря на свою непосредственность, проявил себя мудрым человеком. Не делая поспешных выводов, он отдал наконечник одному из охотников, а сам быстро собрался в дорогу, взяв с собой двоих охотников постарше. Почти бегом все четверо добрались до моторной лодки, на которой Белов быстро вернулся к месту убийства. Там никто не успел побывать после его отъезда, что облегчило работу следопытов. Вечером у костра подвели итоги осмотра. Убийц было двое, один, стрелявший из кустов, другой, подошедший к костру и убивший второго несчастного подростка. Угры нашли чёткий след правой ноги одного убийцы, который оказался им знакомым.

– Человек с такими следами обменял нам железные и медные вещи на шкуры, – неохотно произнёс Топор, глядя на Белова.

– Он живёт в Выселках, – закончил тот, заметив напряжение в голосе вождя.

– Да, – подтвердили все трое угров, с любопытством глядя на собеседника.

– Остаётся узнать, кто стрелял из лука и куда девался второй труп, – спросил Белов у Топора.

– Второй убитый упал в реку от удара, надо искать ниже по течению, – ответил один из охотников.

– Угра, который стрелял, утром приведут сюда, – добавил Топор.

Однако Топор ошибся, утром к месту ночлега приплыли на лодках угры, сообщившие вождю, что наконечник от стрелы чужой. Ни у кого из охотников стрел такой выделки нет, и никто не узнал этот камень. Белов предполагал такой исход, придётся плыть в Выселки. По пути он решил ещё раз внимательно осмотреть берег Камы, надеясь обнаружить труп, упавший в воду. Растерзанные зверями остатки первого матроса, завёрнутые в луб, везли на лодке. Плыли медленно, на двух лодках, тщательно осматривая мелководье и кусты над водой. При осмотре одной заводи Белов заметил странное движение в прибрежных камышах. Предчувствия не обманули, второй труп нашёлся, да ещё какой! Парень оказался живёхонек, правда сильно изголодавший и обессилевший от потери крови. Немного закусив, он рассказал, как всё случилось.

К костру, у которого уже собирались спать двое парней, подошёл Слад, попросивший показать устройство парохода. Петунь, гордый своей работой, направился к пароходу, когда сильный удар в спину кинул его в воду. Спасло парня то, что он был очень худой и лёгкий. Как объяснили охотники, нож ударил в рёбра и скользнул по ним, а Петунь от удара свалился в воду. Белов подумал, что свою роль сыграла неопытность Слада, тот даже кабана толком зарезать не смог. Петунь от неожиданности не успел даже вскрикнуть, а когда вынырнул, услышал голос ещё одного человека и решил притвориться убитым, затем неделю прятался в кустах на берегу. Моторку Белова парень проспал, вернее, валялся без сознания. Рана у мальчишки оказалась неглубокой, был содран порядочный клок кожи вдоль ребра, но воспаления не было. Пока его перевязывали, отставной сыщик продумывал, как поступить, затем посоветовался с Топором и спросил, поможет ли тот наказать убийц. Много времени ушло на согласование действий, после чего обе лодки пошли к пристани Выселков.

В Выселках труп принесли на площадку перед домом старосты, а Петунь остался в лодке, спрятанный под одеяло под охраной угров. Белов в сопровождении Топора и двух его следопытов обратился к Скору с просьбой помочь в отыскании убийцы своего человека. Староста Выселков невозмутимо собрал на площади всех взрослых односельчан, а Белов начал своё выступление. Предварительно, как было принято, он минут десять распинался в своей дружбе и хорошем отношении к жителям Выселков, вспомнил спасение Слада, свадьбу Третьяка, свои поездки сюда, добрососедские отношения.

– Никогда не просил я помощи у вас, – продолжил Белов, – сейчас прошу, помогите. Помогите найти убийц, которые убили моего человека и украли пароход.

Продемонстрировав тело угра, он пояснил, что сам невеликий следопыт, попросил помощи угров, и передал слово Топору. Тот продолжил на достаточно понятном славянском языке, подробно рассказав, что убийц было двое и следы одного из них охотники узнали, потому что совсем недавно меняли у того шкуры на железные и медные вещи. Белов подождал, пока до сознания жителей дойдёт, что убийца из Выселков, и спросил Скора, какая вира за убийство. Ответ был ожидаемый.

– Вира за убийство простого человека пять гривен или выдача головой, – невозмутимо подтвердил Скор, кивая Сладу, стоявшему за спинами выселковцев, головой на выход из селения. Тот моментально подчинился указанию отца и быстрым шагом отправился к воротам. Глазастый сыщик заметил это, но решил не препятствовать.

– Топор, скажи, кто убийца, – громко спросил он.

– На месте убийства мы нашли следы Слада, – спокойно сформулировал Топор, избегая прямого обвинения.

– Это ничего не значит, может, он был там после убийства, – спокойно отмёл обвинения Скор, – нет свидетелей убийства, а следы не говорят сами ничего, твои следопыты ошиблись.

Белов распорядился привести Петуня, который уверенно повторил, что случилось.

– Что теперь скажешь, староста, – ему самому стало интересно, какой выход найдёт Скор.

– Мало ли что говорит этот дурачок, он не мужчина и не из нашего рода. – По-прежнему, невозмутимо отнёсся к рассказу Петуня Скор.

– А я мужчина? – громко поинтересовался Белов. – Я тоже заявляю, что Слад и ещё один человек убили моего работника, ранили Петуня и украли у меня пароход. Я берусь это доказать. В кузнице, где работает Слад, лежат куски железа и меди, они выломаны из моего парохода.

– Убирайся вон, – не выдержал Скор, – ты никто, безродный бродяга, мы на своей земле и ты мне не указ.

– Хорошо, я сейчас уйду, – спокойно ответил Белов, – но прежде послушайте все и не говорите, что не слышали. Жители Выселков, я живу рядом с вами три года и всегда поступал по совести. Я не держу зла на вас, но ваш староста поступает со мной не по Правде. Он вместе со своим сыном убил одного моего человека и ранил другого, он украл у меня пароход, железом и медью с которого сейчас торгует. Я не прошу смерти для убийцы, мёртвого это не вернёт. Я прошу поступить со мной по Правде, за убитого и раненого заплатить виру десять гривен, за украденный пароход вира три гривны и возместить стоимость парохода сто гривен. Если староста или общество через три дня мне не заплатит сто тринадцать гривен, я возьму всё сам, – он внимательно оглядел потупившихся мужиков и злобного Скора, потом добавил ещё раз, – изведу всё селение. Разбойники и убийцы мне в соседях не нужны. Жду три дня. И не забывайте, я не безродный изгой. Я старейшина сильнейшего рода и смогу защитить своих людей и своё имущество.

Белов и угры быстро покинули Выселки и отплыли вниз по Каме. Топор неожиданно разговорился:

– Мы поможем тебе, ты честный воин. Ты один не справишься.

– Нет, спасибо, – улыбнулся Белов, – в Выселках я справлюсь, но надо помешать Скору убежать из селения. Если вы его поймаете, будет хорошо.

Встретиться с Топором он договорился через три дня у Выселков. Отпущенное время ожидания прошло в похоронах погибшего угра, нескольких тренировках. Тренировался Белов не только сам, стал серьёзнее натаскивать группу мальчишек и девушек в рукопашном бое, провёл очередные стрельбы с подростками из револьверов. Его будущие дружинники осваивали оружие удивительно легко, видимо сказывалась охотничья практика, с детства развивавшая глазомер и реакцию. После десятка тренировочных стрельб все подростки показали отличные результаты. Полгода добротных занятий, и в Бражинске появится нормальная охрана, способная защитить городок от нападения доброй полусотни врагов. Совершено не вовремя случились оба конфликта с соседями, выйти из которых мирным путём, видимо, не получится.

В положенное время Белов высадился из моторной лодки на пристани Выселков. Алина, наконец забеременевшая, осталась в лодке. С собой старейшина Бражинска взял Сысоя и Кудима, вооружённых парой револьверов, для защиты тыла. Сыщик экипировался на все случаи жизни, с револьверами на поясе, карабином в руках и мечом за плечами. Он был уверен в успехе при любом развитии событий, но немного нервничал. Дело ещё непривычное, брать селение в подчинение. Три угорских селения не в счёт, здешние славяне достаточно независимы и себе на уме. С них станется всем Выселком уйти в леса, этого Белов боялся больше всего.

На противоположном берегу Камы ожидали угры Топора, в трёх лодках, человек двенадцать. Белов поприветствовал их и направился к воротам Выселков. Ворота в посёлок, огороженный частоколом, были закрыты наглухо, а из-за тына ехидные голоса подростков предложили постучать в них с разбегу рогами, как баран. Всё шло довольно предсказуемо.

Белов опустил стекло мотошлема, который надел в надежде защититься от стрел, и подошёл к воротам. Его помощники шли сзади, прикрывая себя и командира дощатыми щитами. Мешок с порохом и крючком уже был готов, оставалось его подвесить на уровне засова и поджечь шнур. Взрыв вышел не эффектный, по мнению Белова, но эффективный: между створками ворот образовалась дыра в полметра в диаметре, засов разорвался, и ворота медленно раскрылись. Он спокойно зашёл в ограду, высматривая среди удивлённых мужиков лучников. Лучников, к счастью, не было, никто всерьёз угрозы чужака не воспринял, а зря. Скор, подбадривая других криками, бросился на Белова с топором и упал с простреленной ногой. Ещё трое с рогатинами, вышедшие за ним, получили по пуле в конечности из револьвера, больше никто из селян не вышел из толпы.

– Значит, вы решили прогнать меня, – отставной подполковник остановился в пяти шагах от замерших жителей Выселков, принялся неторопливо заменять патроны в барабане револьвера, – я вот сейчас всех вас пораню, свяжу и продам купцам, что тогда скажете?

Молчание выселковцев перемежалось стонами и проклятиями валявшихся на земле раненых, которых уносили жёны, торопливо закрывая раны мужьям сорванными с головы платками. Никто не смотрел на них, все селяне мрачно слушали чужака, не пытаясь ничего предпринять. Своим уверенным видом, спокойствием и дерзостью Белов словно загипнотизировал людей.

– Платить, я понимаю, вы не хотите, – он подождал ответа, но безрезультатно, – тогда у вас один путь, признать меня старшим родичем, принести клятву, а я прощу родичам все долги. Понятно? Более того, в отличие от Скора, я не буду собирать с вас на жилое, на содержание старосты. Но нового старосту назначу по своему усмотрению. Кроме того, если мы породнимся, цены для вас на бражинские ножи, топоры, пилы и прочее, станут на одну десятую дешевле, чем прежде. Решайте, от родства со мной для вас одна польза!

Белов не сомневался, что практичные мужики в уме давно решили так и сделать, но надеялись, что Скор выгонит чужака из селения. Поскольку не получилось, мужики довольно быстро согласились присягнуть старейшине Бражинска. Как говорится, мастерство не пропьёшь, за свою долгую работу опытный сыщик уговаривал многих сделать то, что ему надо. Опыт огромный, и Белов его применил в нужном месте и в нужное время, добившись своего.

Уже через четверть часа он принимал присягу своих первых подданных славян. Клятву дали все главы семейств, даже раненые. Только Скора Белов велел связать и отнести в лодку, поедет в Бражинск. Слада в Выселках не оказалось, он вместе с женой и ребёнком уплыл два дня назад вверх по Каме. Белов назначил старостой Выселков в своё отсутствие отца Влады, выбрал десять отроков из семей среди близких родственников Скора для проживания в Бражинске в качестве заложников. Пока мальчишек собирали в дорогу, он проинформировал своих новых подопечных о разбойных деяниях бывшего старосты, о том, сколько купцов, проплывавших по Каме, тот убил и разграбил.

Многие мужики даже не подозревали об этом, другие нашли подтверждение своим догадкам. Характерно, что больше всего мужики возмутились не самими преступлениями, а тем, что Скор не делился добычей с обществом. Именно жадность прежнего старосты стала последней гирькой, перевесившей симпатии выселковцев в пользу новых порядков. Буквально в течение двух часов Белову удалось радикально изменить точку зрения выселковских мужиков на ситуацию. Дом бывшего старейшины, его земельный надел и лошадь, отдали новому старосте, а всю семью Скора – жену с тремя девочками-подростками, увезли с собой в Бражинск. Основная задача новому старосте была поставлена, охрана рубежей и немедленное сообщение о врагах.

В Бражинск возвращалась целая флотилия из четырёх лодок, загружённых не только имуществом, но и домашним скотом бывшего старосты – овцами, курами, целую лодку заняли остатки парохода, которую удалось найти затопленной, самое ценное – подшипники. Их Слад, к счастью, не успел раскурочить. Ума у новоявленного кузнеца хватило лишь на изготовление из украденного металла ножей и наконечников для стрел. Корову решили привезти позднее, оставив её новому старосте. Попрощавшись с Топором, Белов поблагодарил того за поддержку, попросил помочь Выселкам в случае нападения на селение и ещё раз пригласил на торг в Бражинск, показав на остатки парохода и обещая много железных товаров. Тянул на своей моторке вверх по Сиве свой караван Белов очень медленно, но добрались засветло.

Закрыв перевязанного Скора в одной из бань, за неимением свободных сараев, его семью победитель разместил в только что выстроенном доме. Жена бывшего старосты с абсолютно сухими глазами держалась стойко, надо полагать, о преступлениях мужа она догадывалась, но вынужденно молчала. Бывшему сыщику понравилась её реакция, женщина явно не была преступницей и сможет воспитать детей без мужа. Самого Скора бражинец планировал продать ближайшему купцу, как можно быстрее. Держать рядом своего врага он не собирался, как и расправляться с ним. Не было в Русской Правде смертной казни, не было. Соблюдать законы за время службы в милиции отставной подполковник привык, как бы они не были плохи.

Родителям погибшего матроса, поскольку виновник смерти их сына бежал, старейшина Бражинска выплатил виру в размере пяти гривен. Таким образом, он брал на себя обязанность покарать преступника, чему угры обрадовались, так как боялись ссориться с сильным славянским селением.

– Ты сильный, ты сможешь, – поклонились они нашему герою, покидая Бражинск. Надо полагать, угры подразумевали его способность отомстить за убийство сына. Христианская мораль ещё не добралась до Приуралья, и право мести все аборигены считали своей обязанностью, как добросовестные люди. Отказ от мести они восприняли бы слабостью и, как это ни смешно, непорядочностью. Белов с удовольствием бы плюнул на месть, но, как говорят французы, положение обязывает. Снова пришлось ему взвалить на себя неприятную ношу. Как много собрал он обязательств за последний год и как бездарно провалил половину из них. Те же конокрады отделались лёгким испугом, изрядно попортив репутацию бражинцев, как беззубых, не способных защитить своё имущество людей. Хотя нет, если бы не конокрады, он не решился бы на дерзкую выходку с фактическим захватом соседних селений угров.

«Тут не знаешь, что с пленными россохинцами сделать, а мне ещё кровную месть подсунули!» – чертыхался про себя отставной сыщик, проверяя по вечерам и утрам контрольно-следовую полосу. Проблемы, как снежный ком, валились на Белова, не оставляя времени на достижение истинной цели – техническое прогрессорство.

«Ну, их всех к чёрту, если я собираюсь менять этот мир технически, чего я боюсь? Пусть привыкают жить по моей морали, не буду держаться их первобытных устоев! Буду менять всё, что происходит в жизни. Привыкли же все жители Бражинска соблюдать гигиену, говорить только по-русски, ходить в уборные, есть картошку и помидоры! Пусть привыкают, вернее, отвыкают от кровной мести. Хватит нам диких горцев на Кавказе в двадцать первом веке, своих подопечных я от этого точно отучу!» – много размышлял он на эту тему, мысленно обыгрывая все возможные варианты обеспечения безопасности своей семье и людям, поверившим в него. Ничего, что бы улучшило ситуацию кардинально, в голову не приходило. Ну, не супергерой он, а средний человек. Единственное, что понял твёрдо, надо готовить команду, хотя бы ту группу подростков, и усилить охрану Бражинска.

Всё лето, все погожие дни Белов посвятил усиленным тренировкам с подростками, привлекая к ним мужчин из числа молодожёнов, проживавших в Бражинске. Подростков в посёлке только постоянно проживало уже полсотни, две трети из них «заложники» из угорских селений и Выселков, самых крепких и толковых из аманатов он тоже привлёк в группу охраны. С ними сыщик и вёл занятия, остальные работали подручными у мастеров и по хозяйству. Всю торговлю взяли в свои руки жёны Белова, Лариса оказалась весьма практичной хозяйкой, умело торговалась с купцами, которые зачастили в посёлок. Кроме Окуня и его подручных, обеспечивавших запасы руды, шерсти и самоцветов, три купца с юга привезли много нефти, хлопка, тканей, кожаную обувь. Одному из южных купцов удалось сбыть Скора, с договорённостью, под хорошую скидку, что этот раб будет продан лишь в Усть-Итиле, не ближе. Одной проблемой у Белова стало меньше.

Зачастили местные купцы – булгары, даже два купца из Россоха не побоялись приехать. Они обеспечили посёлок запасом зерна и мёда. Серебро для закупок продуктов Белову даже не приходилось трогать, наработанных зимой запасов железных изделий хватило до осени. Понемногу увеличивался спрос на зажигалки, южане стали брать доски, особенно кромлёные. Белов дополнительно установил дисковую пилу на пилораме братьев Лопат, и почти все доски те стали кромить, что заметно повысило их товарный вид и востребованность. Порой он завидовал Третьяку, который подобрал себе единомышленников и отрабатывал получение новых образцов легированной стали, не обращая внимания ни на что вокруг себя. Глядя на парня, старший родич видел в нём своё отражение, он тоже был таким лет двадцать назад, увлечённым и бескорыстным, не замечающим ничего, кроме интересной работы. Увы, как глава большого хозяйства, сейчас Белов не мог позволить себе такой роскоши, как увлечённость. Ему приходилось быть циничным и предусмотрительным, прагматичным и осторожным.

С купцами из Россоха он подолгу беседовал, пытаясь через них наладить диалог с руководством города и избавиться от надоевших пленников, гирями висевших на его ногах. Хитрецы не сказали ни слова правды, явно были подосланы старейшинами родов для разведки. Сыщик уже не сомневался в предстоящем нападении западных соседей на Бражинск и постарался обезопасить посёлок. Главным образом велись тренировки по стрельбе из револьверов – с подростками из группы охраны. Надо ли говорить, что после первых же стрельб ребята буквально боготворили своего наставника, исполняя все указания в два раза быстрее. С учётом привлечённых в группу охраны аманатов, чьё содержание и воспитание были такими же, как для других подростков, Белову удалось наладить более или менее регулярное патрулировании КСП и выставлять постоянные секреты на самых вероятных путях подхода врага.

К концу лета староста Бражинска смог немного вздохнуть, убедившись в достаточно строгом несении караульной службы. Слишком велик оказался интерес к револьверам, чтобы ребята могли себе позволить баловство в вопросе охраны посёлка. Да и для отроков Приуралья, выросших в лесу, с детства привыкших к охоте, к многочасовому скрадыванию зверя, караульная служба не представляла трудности.

За лето рабочие научились строить очень быстро, буквально недели хватало для сдачи нового дома «под ключ», с двойными слюдяными окнами, двумя печами, крышей из черепицы. Свой дом Белов начал обкладывать кирпичом, опасаясь поджога, с увеличением внутренних помещений и строительством долгожданного пристроя на несколько комнат, в том числе личного кабинета и двух спален для обеих жён на втором этаже, рядом с общей спальней. На первом этаже дополнительно разместились отдельные комнаты для детей, две пока пустовали, так сказать, «на вырост». Одновременно пришлось построить два кирпичных склада для хранения горючих материалов, нефти, хлопка, тканей. Пользуясь световым днём, он работал до двадцати часов ежедневно, не чувствуя усталости, что его давно не удивляло. Всё-таки уже за сорок лет, а самочувствие после лечения у лекаря было как у двадцатилетнего – о чём-то подобном предупреждал Лей. Постригшись очередной раз, он с удивлением не обнаружил на голове ни единого седого волоса, три года назад седины было не меньше двух третей от всей шевелюры. Белову осталось только радоваться и отнести такое омоложение за счёт здорового образа жизни, хорошей экологии и отсутствия всякого начальства.

Ближе к сентябрю удалось закончить монтаж самодельного токарного станка, соединённого со вторым водяным колесом. К этому времени с помощью добавок марганца, хрома, вольфрама и никеля, которые удалось выделить из новых образцов руды, у Третьяка получились несколько образцов неплохой стали. Из них отковали десяток кирас и шлемов и два десятка заготовок под оружейные стволы. В химической мастерской работали уже восемь девушек, резко возросшее производство пороха позволило изготовить дополнительно две тысячи револьверных патронов, даже образовался небольшой запас взрывчатого вещества, его Белов оставил для подрывных работ. Уборочные работы Лариса организовала достаточно быстро, после чего начались традиционные праздники урожая и свадьбы.

Осень получилась богатой на свадьбы, проживание молодёжи без присмотра родителей в одном посёлке дало свой результат, только угры разных селений образовали девять пар, четверо россохских пленников буквально упали на колени перед Беловым, выпрашивая разрешения жениться на поселковских угорках. Пришлось принять клятву, снять с пленников «браслет заключённого» и оженить молодых. Тут же приехали пять девиц из Россоха, жены и подружки других пленников, решившиеся выйти замуж и осесть в Бражинске. Опять пришлось отпускать пленников, отмечать свадьбы и срочно строить ещё шесть домов. Белов не нарадовался такому успеху, надеясь обойтись без кровопролития. Пленников осталось всего пятеро, если их удастся пристроить, можно будет спустить конфликт с Россохом на тормозах.

С этими парнями, которые девятый месяц носили «браслет невольника» на ноге, старейшина посёлка продолжал регулярно разговаривать, пытаясь найти решение. Двое из них с удовольствием бы женились, но не нашлось девушки по душе в Бражинске, и то сказать, незамужних в посёлке осталось всего шесть девушек-угорок на тридцать подростков, среди которых были дети и племянники вождей и старейшин, формально взятые в роли заложников, а фактически пользовавшиеся всеми правами бражинцев. Они посещали школу, многие участвовали в охране посёлка, даже стреляли из револьверов. Кто из девиц при таком раскладе посмотрит на пленников, Белов понимал проблемы парней. Трое же пленников оказались обычными разгильдяями, которым ничего не надо было, лишь бы попить да погулять. Рабочие из них были никудышные, надо бы от них избавляться, как в своё время избавился от Скора.

Сагит привёз наконец двух сучек и кобелька кавказской овчарки, они обошлись в три раза дороже любого мастера-раба. С помощью торговца Белов избавился и от троих разгильдяев-пленников. Для этого пришлось разыграть целый спектакль, в котором поучаствовал и купец-южанин. Он привёз их на корабле Сагита в Россох, где лодья причалила к пристани, и вывел на борт купеческого корабля, в кандалах и цепях для пущего эффекта. Сам Белов организовал небольшой аукцион, перед началом которого несколько раз жаловался на обиды, причинённые этими парнями ему зимой. Подождав, когда соберётся больше народа, старейшина Бражинска, продолжил жалобы и стенания, рассказывая, как предлагал старостам Россоха выкупить разбойников, да те отказались. Жаловался на прожорливость лентяев, которые за полгода объели Белова. Показывал толстые щёки пленников и говорил, что не может больше содержать дармоедов. Закончил свои жалобы он совсем комедийной нотой:

– Люди добрые, нет сил больше содержать этих дармоедов. Отпустить их домой просто так, без виры, нельзя по Правде. Старосты ваши не хотят платить виру за своих родичей, один у меня путь, продать их на чужбину, вот этому купцу, – Белов показал на Сагита, который согласился подыграть в комедии, – помогите кто чем может. Не прошу виру, верните хотя бы затраты на содержание.

Не прошло и пары часов, как простодушные и добрые горожане за троих парней набросали мехов, натащили зерна и просто всякой утвари, пожалуй, больше полагающейся виры. Белов с облегчением расковал пленников и выгнал с корабля. От обузы удалось избавиться, оставалась только опасность нового нападения на посёлок, с ней он надеялся управиться. С двумя неженатыми пленниками Белов разобрался ещё быстрее. Он их привёз в Выселки, предупредив, если не выберут невесту, зиму просидят в кандалах. Парни тут же выбрали себе суженых, а родители девушек благоразумно не стали возражать, учитывая, что старейшина Бражинска не потребовал приданого.

Результатом всех добровольно-принудительных свадеб стало увеличение семейных, то есть надёжных жителей посёлка до тридцати четырёх семей, включая Беловых. Семьи – не только человеческий ресурс для работы в мастерских и кузницах, семьи, как понимал бывший сыщик, в первую очередь, лучшие помощники в защите посёлка от вражеского нападения. Ибо, кроме грабежа имущества, женщины всегда становятся жертвами насилия, при любом нападении на селение. И кому, как не мужьям, это понятно. Поэтому именно на мужей, в случае нападения на Бражинск, мог рассчитывать старейшина, как на защитников посёлка. Потому и занимался он изготовлением новой партии револьверов, обучая молодых мужей основам стрельбы из огнестрельного оружия.

С помещениями для школы и клуба да с мастерскими посёлок давно разросся до статуса города. Возвращаясь в Бражинск с молодожёнами из Выселков, Белов встретил целую делегацию угров-охотников с левого берега Камы, решившихся на посещение посёлка, вернее растущего города. Слава богу, к осени четвёртого года только жилых домов в Бражинске выстроили сорок два, образовав этакий типовой посёлок из трёх параллельных улиц, с тремя переулками. Огороды при усадьбе Белов нарезал небольшие, в пределах пары соток. Основные посадки картофеля, репы, капусты и прочего горожане освоили на берегу реки Бражки, в километре от жилого массива. А сам городок с двух сторон был окружён посевами озимой пшеницы и опустевшими к осени полями подсолнуха. С севера протекала река Бражка, с востока, сквозь сосновую рощу, начали тянуть просеку к Выселкам. Первая просека до места впадения Сивы в Каму уже закончена, осталось подровнять рельеф дороги – и путь до великой реки займёт пару-тройку часов. Белов с удовольствием пообщался с Топором, другими знакомыми уграми, обменял им немного железных изделий. Потом договорился с вождём, что его угры будут снабжать посёлок зимой мясом, выдав авансом ещё железных ножей и топоров, обговорил время и место передачи мяса.

После отъезда гостей Белов отправился на разведку в Липовку, где два дня торговал, потом пьянствовал со старостой и другими нужными людьми. В результате подробного инструктажа несколько девиц и подростков из рода соек отправились в Россох, вынюхивать время возможного нападения. А старейшине Бражинска удалось стать побратимом старосты Липовки, о чём тот объявил прилюдно. Ещё староста обещал, что сойки из Россоха не будут участвовать в нападении на Бражинск. Он же намекнул, что остальные малочисленные роды в Россохе придерживаются подобного мнения. Старый сыщик считал, что добился немалого, такое обещание дорогого стоит, врагов будет почти вдвое меньше.

… – Лучников надо больше, застрелить изгоя издалека, чтобы даже крик его не услышать. Потому как речью своей он обязательно всех околдует. Всех, с кем начинает разговор, тот Белов заколдовывает. Либо в свои слуги обращает, либо сил лишает и убивает, как шамана угорского. Истинную правду говорю, Сварогом клянусь, Родом-Макошью. – Слад очередной раз убеждал атаманов соль-камской ватаги напасть на поганое гнездо изгоя на берегу Бражки и выжечь всё дотла. Особенно беглец стал усердствовать в обработке ватажников, когда дошли слухи о продаже его отца в рабство южным торговцам.

– Ну, ладно, ты хочешь за отца мстить, – вытряхнул из бороды крошки сухаря атаман, скучающим взглядом окидывая фигуру Слада. – А нам какая корысть с того будет? Тебе надо, ты и жги этого изгоя. Мы люди деловые, во всяком деле корысть имеем. А тут?

– Тут ваша корысть будет немалая. Бают, в Бражинске том четыре десятка только жилых домов стоит да десяток кузниц. Одного железа сто пудов, не меньше. Опять же ножи, топоры, зажигалки эти проклятые. Из того Бражинска полсотни расшив добра не увезут, не считая девок угорских.

– Девки, это хорошо… Да я слышал, Белов этот зело в драке горазд, самострел у него колдовской, сколь мы там своих ватажников положим? То-то и оно, думать надо. – Атаман зачерпнул берестяным ковшом браги из кадушки, что стояла на полу возле полатей, и начал пить мелкими глотками, проливая на грудь.

Слад поморщился, глядя на грязные стоптанные сапоги атамана, его драные порты и потерявшую цвет рубаху, запачканную следами браги, сальными пятнами. Мелькнуло сожаление, что так некстати утонул Дрын. Он бы легко собрал ватагу крепких мужиков, чтобы сжечь проклятого изгоя. От того, что Белов три года назад спас его самого от неминуемой смерти, Слад ещё больше ненавидел чужака. Тот своим поступком словно получил власть над семьёй Скора. Чем больше думал парень, как жить дальше, тем больше ненавидел Белова. Всего три года назад жизнь была так проста и приятна, лёгкие грабежи чужих купцов, ощущение власти в Выселках и Соли-Камской, особенно в сопровождении Дрына. Планы отца, возносившиеся до небольшого княжества, не для себя, так для единственного сына.

И всё рухнуло из-за него, изгоя, в недобрый час приплывшего в Выселки и спасшего Слада. В своей обиде Слад давно не давал себе здравого отчёта в преступной деятельности отца и его приятелей. Не задумывался о том, что без помощи Белова он сам, Слад, давно бы догнивал под землёй. Ненависть никогда не бывает объективна, особенно в молодости.

 

Глава двадцать третья. Белов-завоеватель

По возвращении в Бражинск Белов срочно решил изменить гендерную ситуацию в посёлке, где на три десятка молодых парней приходилось в шесть раз меньше девушек. Он снова, как весной, сел в свою моторку, загрузил туда ножи, котелки, наконечники стрел и прочую бытовую мелочь, вплоть до швейных иголок. Взяв в помощники двух пареньков из группы охраны, объехал три подчинённых угорских селения по берегам Тарпана, привёз оттуда почти два десятка девушек, выменяв на медную утварь, чему большинство родителей были только рады в преддверии зимы – меньше ртов кормить. Используя последние тёплые дни, практически все мужчины строили дома для новосёлов. Только мастера занимались выделкой инструментов, Белов заказал кузнецам три десятка двуручных пил и полсотни топоров, намереваясь оснастить инструментом не только каждую семью, но и каждого мужчину в Бражинске. С семейными мужчинами он заключал договоры на работу в мастерских и на нужды горожан за оплату, а холостые парни и незамужние девушки работали бесплатно, за еду и одежду, считаясь членами семьи Белова. Таким подходом глава селения дополнительно стимулировал создание официальных семей среди подростков. Кроме строительства домов, спешно запасались углём и глиной, сена было завезено в посёлок достаточно, часть стогов оставили в поле, планируя привозить зимой, по мере поедания запасов в посёлке.

Купцы ещё летом привезли в посёлок сотню овчинных полушубков, шапок, шерсти на валенки и ткань, зимних холодов Белов не опасался. Его дом был полностью обложен кирпичом, даже водопровод провели нынче летом, осталось проверить его действие в морозы. Трубы хозяин применил самодельные керамические с глазуровкой, стыки изолировал смолой, бежала вода самотёком из ручья в сотне метров выше дома. Бак для горячей воды летом установили в печь, где ежедневно готовили пищу, одновременно нагревая воду. Обе жены с удовольствием обставляли дополнительные комнаты, получившиеся при обкладывании дома кирпичом. Алина недавно родила девочку и устраивала в одной из новых комнат спальню для себя и дочери. Пользуясь небольшим затишьем, Белов посетил Лея. Привёз ему на практику двух девчушек, обученных врачеванию ещё Ярой (чудин обещал научить их кое-каким приёмам лечения). Кроме девушек, не забыл Белов и продукты с тёплой одеждой. Чудин опять выспрашивал иномирянина о самочувствии, тот, отвечая на вопросы, неожиданно для себя обнаружил очередное изменение в организме. Особенно после проведённых, по просьбе Лея, испытаний.

Оказывается, он без всяких усилий задерживал дыхание до десяти минут, мог поднять до полутонны груза на уровень пояса. Зрение и слух обострились, отставной сыщик уже давно не пользовался биноклем, неплохо видел в темноте, а в мотошлеме слышал всё вокруг нисколько не хуже, чем без него. Мышцы и связки стали необычайно эластичными, по просьбе Лея Белов легко сел на шпагат. В разговоре с чудином у него создалось впечатление, что лекарь недоговаривает что-то, но торопить его он не собирался. При прощании Лей попросил пациента больше общаться с животными, мысленно давать им команды, наблюдать за их исполнением.

Обратная дорога была привычной и быстрой, однако в Выселках, куда заехал Белов, его ждали неприятные новости. Буквально накануне вниз по Каме уплыл Слад, направляясь в Бражинск. С ним были две лодки, полные вооружённых людей с верховьев Камы. В Выселках Слад избил со своими подручными назначенного Беловым старосту и выгнал того из избы отца, пообещав вернуться обратно вместе с головой Белова. Слад звал выселковских жителей с собой, напасть на Бражинск, мужики благоразумно отсиделись дома и сыновей придержали. Зато гонца на лодочке, как обещали, направили в Бражинск – предупредить посёлок о нападении. Со слов выселковских жителей, со Сладом плыли до трёх десятков вооружённых ватажников, причём не меньше пяти человек при себе имели луки. Белов в темпе направился догонять обе лодки, опередившие его почти на сутки. Боясь, что Бражинск уже могут разграбить и сжечь, он не пытался маскироваться и шёл на моторе. Потому и настиг «войско» Слада возле устья Сивы, обе лодки сразу развернулись ему навстречу, издалека заслышав шум мотора.

Белов попытался подплыть ближе, чтобы поговорить со Сладом и его помощниками, отговорить от безрассудной мести, надеясь, что большинство людей Слада не знают об убийствах. Тот предвидел это желание бражинца и явно опасался его разговорчивости, опытный сыщик умел находить подход к людям. Поэтому лучники начали обстреливать отставного подполковника ещё за сотню метров до лодок. Он заглушил мотор и прикрыл его щитом, на скорую руку сколоченным в Выселках. Сам лёг на дно и спокойно подстрелил Слада, а затем всех замеченных лучников из неразлучного карабина. Стрелять приходилось в грудь, до пояса прикрывали высокие лодочные борта. Выстрелы с глушителем были практически не слышны, их результаты заметили только после падения последнего лучника. Моторная лодка медленно сближалась с двумя лодьями, на них начались крики и перебранка. Белов поравнялся с ними и спросил:

– Куда плывёте, болезные? Атаман ваш уже не годен, может, сговоримся, на меня поработаете?

– А ты кто такой шустрый, – удивились мужики спокойствию одинокого мужчины. – Сейчас как тяпнем по башке, будешь сам болезный.

– Я Белов, это меня грабить вас Слад нанял, разговор есть, пусть старшие выйдут на берег, я поговорю с ними… – Смельчак спокойно причалил к правому, крутому берегу и стал ждать переговорщиков. Перезаряженный карабин он держал в руках, поглядывая на разбойников и пересчитывая их. Без лучников и Слада Белов насчитал двадцать три мужика, в основном молодых, плохо вооружённых, практически без доспехов. Несколько кожаных жилетов доспехами считать трудно. На берег с каждой лодьи спрыгнуло по одному человеку, оба направились к нему.

Он первым начал разговор, показывая своим собеседникам, что считает уже решённым их отказ нападать на Бражинск, и принялся обговаривать условия найма разбойников для нападения на Россох. Агрессивно начав переговоры, он повёл разговор методом разъездного торговца, любое молчание собеседников считая согласием. На обоих главарей, привыкших к провинциальной неторопливости, это произвело неизгладимое впечатление, они едва успевали кивать головой на вопросы Белова. Переговоры выглядели примерно так:

– Поскольку Слад ранен и не сможет рассчитаться с вами, я предлагаю другой город для нападения. Слад уже говорил вам, что я очень богатый?

– Ну…

– Значит, я смогу расплатиться с вами независимо от того, сколько вы сможете награбить, так?

– Ну…

– Я даже предлагаю вам никуда не плыть и ни на кого не нападать. Вы становитесь лагерем на берегу неподалёку, через пару дней сюда приплывут нехорошие люди. Вы с берега их обстреливаете и при случае нападаете на лодки. Всё, что возьмёте, ваше. Людей отдадите мне. За драку каждому из вас полугривна, раненым гривна серебром. Согласны?

– Ну…

– Договорились, разбивайте ниже по течению лагерь, ждите меня с авансом. А это лично вам сверх договорённости, – Белов протянул обоим по серебряной гривне, – бражки привезти?

– Ага, – на этот вопрос, почему-то отреагировали главари очень быстро. Больше вопросов не имелось.

По указанию Белова обе лодьи ватажники спрятали в кустах, неподалёку разбили лагерь. Раненого Слада отставной сыщик забрал с собой и уплыл. В посёлке он отдал раненого его матери, лучше неё никто не присмотрит за сыном, но отрядил пару своих помощников присматривать за домом. Наутро он уже вернулся на берег Камы с мешком серебряных полугривен и парой ведёрных туесов самогона, вот и пригодился запас спиртного, простоявший почти год в погребе. Вокруг лагеря ватажников расположились наблюдатели из охранной группы подростков. На этот раз старейшина Бражинска уже подробно разъяснил задачу атаманам разбойников, наибольший срок ожидания определили в неделю. Все пятеро лучников оказались живы, трое были ранены достаточно легко, через пару дней уже могли стрелять. Засаду решили устраивать на реке Сиве, где нападать на лодки было легко с обоих берегов. Белов выдал разбойникам два топора и показал, где подрубить деревья, чтобы закрыть лодкам отступление. Проследив, как разбойники активно дегустируют самогон, он отплыл в Липовку, узнать результаты разведки.

Большинство шпионов ничего конкретного не сообщили, но паре девиц по советам Белова удалось раззадорить сына старейшины рода ельца вопросами. Тот брякнул девушкам, в желании прихвастнуть, что до полнолуния бражинским жителям придёт конец. До полнолуния оставалось пять дней, скорее всего, полнолуние имелось в виду ближайшее. Следовало спешить, информация пришла вовремя, не зря отставной подполковник засылал в Россох своих агентов. Проплывая через устье Сивы, сыщик проведал разбойников, пообещав привезти ещё самогона, главарям второй раз всё объяснил и наказал, чтобы людей зря не губили, за мёртвых ничего не заплатит. Затем проплыл немного вверх по Сиве, где поговорил с наблюдателями из подростков, которые следили за разбойниками круглосуточно, поставил им задачу. Ребята пылали предвкушением настоящего боя, к указаниям своего старейшины отнеслись исключительно внимательно, стремились выполнить всё правильно, не подвести наставника.

Дома ждал неприятный сюрприз, Слада, которого Белов оставил на лечение в доме его матери, ночью кто-то убил. Белов не сомневался, что это дело рук Петуня, но заниматься розыском не стал. Пришлось повиниться перед матерью Слада, выплатить ей виру за смерть сына и распорядиться насчёт похорон. Разные мысли приходили в голову Белову возле погребального костра, но сомнений в правоте своих поступков не было. Жизнь отучила отставного сыщика рефлексировать по поводу своих действий. Сделал, значит, отвечай, правильно или нет, всё равно отвечай. Он всегда отвечал за свои поступки, хорошие или плохие, и не боялся этого, хотя иногда и жалел о многом. После похорон Белов объявил всем собравшимся, что семья Скора находится под его защитой и любого, кто навредит матери Слада или его трём сестрам, старейшина найдёт и лично накажет без всякой виры.

Взяв с собой почти всех подростков-охранников, Белов отправился с запасом тёплой одежды, еды и самогона к засаде. Одежду и часть еды раздал своим сторожам, сидевшим в секретах выше ватажников по течению реки Сивы. Остатки продуктов и спиртное получили атаманы, для поддержания боевого духа своих бойцов. Сам Белов тоже остался вместе с атаманами, познакомиться плотнее, да и проконтролировать своих наёмников. Интересными людьми оказались эти ватажники, не обычные полууголовные наёмники, а некий прообраз будущего сибирского казачества. Жили ватажники в Соли-Камской, устраивая набеги за Камень, то есть за Уральские горы. В набегах мужики грабили или брали ясак с сибирских племён, те не всегда и сопротивлялись. Порой ватажники оставались зимовать за Уралом, сами добывали пушнину. Всё добытое привозили с собой, сбывали торговцам. Порой нанимались в охрану тем же купцам, так и жили. Не поймешь, кем были ватажники, с одной стороны – герои, освоители Сибири, с другой – типичные рэкетиры, «крышевавшие» зауральские угорские племена охотников. Хотя их атаманы оказались вполне вменяемыми людьми, способными на деловые отношения. Если в стычке с россохцами поведут себя нормально, отставной подполковник планировал привлекать ватагу к другим боевым задачам, пока не вырастит собственную дружину.

Ждать пришлось недолго, уже на второй день в устье Сивы уверенно зашли четыре лодки, по десятку вооружённых мужиков в каждой. Лодки шли полупустые, в расчёте на большой объём добычи. Эти мужики были экипированы значительно лучше ватажников, половина была одета в кожаные панцири с нашитыми костяными бляшками, а ещё несколько воинов, именно воинов, были в панцирях с металлическими бляхами. Белов даже разглядел у некоторых боевые топоры и мечи. Сразу после первых выстрелов лучников из засады он выбежал на берег, отвлекая внимание врагов. На этот раз решил стрелять из револьверов, лишняя реклама «крутяков» не помешает. Заблокированные в реке упавшими с двух сторон деревьями, воины могли высадиться только на песчаную косу правого берега, противоположный берег густо порос непролазной вербой.

Белов ждал вражеский десант на берегу, высматривая лучников. После его трёх выстрелов именно по лучникам никто из россохцев лук в руки брать не пытался. Подождав, пока лодки пристанут к берегу, он подал знак ватажникам. За его спиной на берег вышли разбойники и часть подростков-охранников. В горячке боя несколько нападавших бросились вперёд и были остановлены выстрелами в упор, отбрасывавшими людей на два-три метра назад. Что вы хотите, калибр десять миллиметров обладает отличным останавливающим воздействием. Вернуться в лодки нападавшим помешали стрелы, демонстративно впившиеся в борта с противоположного берега. Двоих россохцев, попытавшихся ускользнуть вдоль по берегу, сбили с ног и связали подростки, бросившиеся на каждого втроём-вчетвером. Выхода нападавшим Белов не оставил, выбора тоже. Через двадцать минут размышления все высадившиеся воины решили сдаться. Вполне понятно, они шли за добычей и гибнуть из-за неё не собирались. Тем более, совсем недавно Белов продемонстрировал всему Россоху своё мягкое, даже гуманное (хотя этого слова здесь никто не знал) отношение к пленникам.

Вечером того же дня старейшина Бражинска расплатился с ватажниками и спросил их главарей, Остапа и Кирю, не хотят ли они заработать ещё по гривне, без всякой драки. В ответе он не сомневался. Наутро объединённая флотилия отплыла в Россох. Вместе с ватажниками и группой охраны в родной город возвращались обезоруженные россохцы, получившие по одному железному браслету на ногу, ходить и грести не мешает, а убежать не смогут. Убитых, слава богу, не оказалось, доспехи худо-бедно отклонили пули, раненых перевязали и усадили обратно в свои лодьи. Пусть их дома лечат, решил старейшина Бражинска. Добирались в Россох два дня, за это время Белов подробно допросил всех пленных, которые оказались из рода шестипалых и ельцов, а десять наёмников в доспехах с бронзовыми бляхами – вовсе из соседнего города, из булгарского племени красного коня. Наёмники заверили Белова, что их выкупят за стандартные пять гривен, доспехи также оценили. Спорить сыщик не стал, очень удачно всё сложилось, даже ранения нападавших оказались лёгкими.

На пристани Россоха лодки остались ждать, а Белов с группой ватажников и подростков пошёл захватывать двух старейшин. Понимая, что всё решает скорость, никаких переговоров отставной полковник устраивать не собирался. Пока дозорные с частокола разглядывали знакомые городские лодьи, в которых сидели вроде свои мужики, Белов быстрым шагом направился к запертым городским воротам. Ватажники, как договорились, остановились на высоком берегу Камы, в сотне шагов от городка. Дальше Белов шёл в сопровождении десятка своих отроков, вооружённых исключительно револьверами, да и те были в поясных кобурах. Но все парни несли по мешку со взрывчаткой, не только пороховой, но и аналога аммонала. Как раз месяц назад лодья Окуня привезла тонну калийных солей. Доморощенный химик, естественно, попытался приспособить новый продукт к своей пользе.

Здесь не Выселки, поэтому Белов собирался начисто вынести городские ворота с запасом, без особых уговоров. Как он и догадывался, ворота горожане заперли, на всякий случай. На привратной башенке сидели двое подростков, с любопытством ожидая, что будут делать чужаки. Белова они узнали, но отсутствие луков и вообще любого холодного оружия настраивало горожан на переговорный лад. Судя по всему, они полагали, что чужак снова будет жаловаться на обиды и просить виру. Потому не среагировали на быстрые действия команды бражинцев.

– Чё надо? – только и успел лениво бросить старший из стражей, с удивлением наблюдая, как чужаки складывают свои мешки у ворот городка и отходят в сторону, а затем резко падают на землю. Пока стражи переглядывались, пытаясь понять странное поведение чужаков, раздался негромкий хлопок под воротами, основной звук взрыва отнёс ветер в сторону Камы вместе с клубами едкого дыма. Зато звук падавших внутрь городка ворот, вернее тех дубовых плах, что остались от разбитых створок, услышали все любопытные, успевшие прибежать к частоколу. Троих, самых неуклюжих, придавило тяжёлыми брусьями. Но раненые ещё не успели почувствовать боль и отойти от шока, как в пустующем проёме между частоколом появились бражинцы.

Едва ворота рухнули, открывая вход в городок, Белов вскочил на ноги и махнул рукой ожидавшим ватажникам. Его отроки уже забежали внутрь частокола, не останавливаясь на немногочисленную охрану ворот, побежали в центр города – вязать старейшин. Белов немного задержался, убедившись, что ватажники не бесчинствуют, а только вяжут всех вооружённых горожан. Затем быстро догнал своих бражинцев, уже приступивших к захвату старейшин Россоха, городок-то невелик. Не больше сотни домов. Сам отставной подполковник только руководил, заботясь больше о безопасности своих подопечных, чем о поставленной цели. Пару раз ему пришлось прикрыть ребят от набежавших соседей с топорами и вилами, а в остальном его молодые дружинники работали грамотно.

Дома старейшин враждебных родов определили по плану городка заранее, охрану старейшины не держали, а пытавшихся заступиться сыновей скручивали подростки, не зря их Белов натаскивал. Со старейшинами он разговаривал коротко, их вязали и отправляли с подоспевшими ватажниками на пристань, домашних вели туда же. Пытавшихся заступиться соседей распугивали и отталкивали ватажники. Операцию провели быстро, после чего Белов со своим отрядом вернулся на берег Камы, уселся на на бревно за воротами городка и ждал подхода всех жителей Россоха. Поначалу горожане пытались кричать и даже возмущаться, отставной сыщик быстро пресёк эти шалости, пригрозив всех захваченных пленных просто утопить, как разбойников, пойманных на месте преступления, или повесить – на выбор горожан. Люди знали, что он в своём праве и может так поступить по Правде, умолкали.

После того как его перестали перебивать, Белов начал говорить. Прервать его пытались дважды. Первого, напавшего с ножом, он просто уложил несколькими ударами, а охранники связали. Второго, лучника, попавшего из-за ближайшей избы в бронежилет, он застрелил из револьвера, возможно, просто ранил, стрелял на пределе дальности, почти сорок метров. Больше никто не пытался перебить речь Белова. Как обычно, он начал с жалоб на постоянные обиды, нападения, потом перешёл к призывам жить спокойно, по-соседски. Некоторые даже стали думать, что всё обойдётся этими жалобами и чужак, как обычно, уедет. Уезжать просто так он не собирался и внятно объяснил, что сам назначает себя городским правителем Россоха, вместо себя оставляет старосту из рода соек. Все старейшины родов должны отдать Белову в залог повиновения по сыну, а старосты шестипалых и ельцов – ещё и дочерей.

Красноречие отставного сыщика сыграло свою роль, хотя, вернее всего, больше повлияли стоявшие за его плечами вооружённые ватажники и бледные раненые россохцы, сидевшие в лодьях и вызывавшие несомненное сочувствие родственников своими повязками, сквозь которые проступали пятна крови. Поэтому старейшины родов начали приносить присягу новому главе города, деваться некуда. Либо присягнут сейчас, либо город будет разграблен, это все понимали. Простым жителям Белов тут же пообещал новых налогов не вводить, чем сразу сделал их своими сторонниками.

Началась процедура обмена пленников на заложников. Пленных Белов возвращал по такому принципу: за каждого пленного его семья оставляла мальчика-подростка, если нет мальчика, то девушку. За четверых холостяков пришлось взять младших сестёр, у остальных оказались уже подросшие дети. Зрелище обмена пленников на заложников было, конечно, отвратительным, напоминая нашему герою фильмы про войну, когда немцы на оккупированной территории увозили молодёжь в Германию, на работу. Но иного способа обеспечить безопасность родного Бражинска он не видел. Иначе придётся воевать каждый год, да не по разу. Какой уж тогда технический рост может быть. Все силы уйдут на охрану посёлка да производство оружия.

Ночью ватажники устроили на берегу пиршество, разжившись несколькими бочонками медовухи, а Белов сидел у костра трезвый и злой, внимательно следил, чтобы его наёмники не начали грабить горожан. Троим разбойникам, самым наглым, он открыто набил морду, и атаманы его поддержали, за мирный ночлег им было заранее обещано лично по дополнительной гривне. Утром Белов проинструктировал вновь назначенного старосту, оставил ему пленников из соседнего города, выкуп велел доставить в Бражинск. Отплывали тяжело, полупьяные ватажники отказывались грести вёслами против течения. Устав слушать их пререкания с атаманами, завоеватель зацепил обе лодки верёвками и потянул их на буксире. Шли, конечно, очень медленно, так что две другие лодки с заложниками, где гребли сами подростки, порой обгоняли караван.

Потому и добирались до устья Сивы три дня, устраивая стоянки на берегу. За эти три дня опытный опер поговорил с каждым из заложников, оценил поведение подростков, их возможности, присматривая среди них пополнение в группу охраны. На второй день пути ватажники оклемались и начали грести вёслами, скорость движения каравана заметно поднялась. Расставались с атаманами почти как лучшие друзья. Киря с Остапом приглашали Белова в гости, обещали выполнить любую службу для такого щедрого нанимателя. Слушая их заверения в дружбе, он уже прикидывал, какую работу сможет поручить неожиданно появившимся в его распоряжении воинам.

Плыл домой завоеватель в великолепном настроении, на зиму, как минимум, удалось обезопасить Бражинск от возможных нападений со стороны всех ближайших соседей. Да ещё привёз в посёлок почти сорок подростков, двадцать пять парней и четырнадцать девушек. Побега этих ребят он не опасался, всех их прилюдно благословили родители на проживание в Бражинске и велели слушать Белова, как родного отца. Вновь приятные хлопоты по расселению новичков, распределению подростков по работам. Старшие отправились заготавливать лес, посёлок стремительно разрастался, давно прошли те времена, когда лес подступал к дому Белова. Теперь его хозяйство выделялось на фоне остальных строений именно огромными реликтовыми соснами и лиственницами, как нарочно, окружавшими исключительно дом старосты Бражинска этаким парком. Ближайшее место в окрестных лесах, где росли подобные гиганты, было лишь на берегу Камы, в двадцати с лишним километрах от Бражинска. Потому посёлок активно разрастался во все стороны, причём места для построек выделялись с учётом возможного создания пруда на месте слияния трёх речек – Бражки, Тарпана и Берёзовки. Именно так в будущем был создан бражинский пруд. Судя по росту населения посёлка, в этом времени пруд придётся копать в ближайшие годы. Пока новички активно рубили и корчевали деревья, строили себе дома, баньки, стайки для скотины, заготавливали дрова.

За этими играми на свежем воздухе незаметно пролетел почти весь октябрь, пришлось поторопиться с постройкой домов. К наступлению зимы успели расселить каждую семью в отдельный дом, а подростков по десять человек, причём Белов смешал в этих десятках ребят из разных селений, угров и славян поселил вместе. Чтобы дать новичкам обжиться, он почти месяц занимался не столько муштрой, сколько командными играми и соревнованиями. Хотя без драк и конфликтов не обошлось, подростки, выросшие в больших семьях, великолепно ладили между собой. Первую половину зимы Белов практически полностью отдал обучению, перевоспитанию и психологической обработке подростков, как новеньких, так и «старичков». Часть дня он преподавал в школе, днём работали и тренировались на улице. Вечером тренировки в спортзале и работа в группах, спарринги, командные игры, типа регби и футбола, старый мяч, найденный у Алексея в доме, пока терпел.

Группу охраны Белов назвал дружиной, что было понятно ребятам и соответствовало назначению. Постепенно часть ребят отсеялись и перешли на работу в мастерские, а в дружине остались тридцать отроков и десять девушек. Белов натаскивал всех в рукопашном бое, немного давал работу с ножом, больше и сам ничего толком не умел. Мастера меча или сабли Белов пригласил через Хамита и других купцов, но тот мог прибыть не раньше лета. Все подростки регулярно стреляли из лука, где уже старейшина Бражинска был в роли ученика. Постепенно он приучал ребят к мысли, что научит стрелять из огнестрельного оружия. Стрельбы из револьверов дружинники наблюдали каждую неделю, когда стреляли «старички», из первой группы охраны. Белов не отошёл от своего принципа обучения всех супружеских пар стрельбе из револьверов. Пришлось ради этого даже изготовить дополнительно полсотни револьверов, которые с удовольствием пристреливали молодожёны.

Для дружинников Белов решил изготовить ружья всё того же калибра десять миллиметров. По ночам за два месяца работы на самодельном токарном станке он лично выточил полсотни стволов из качественной легированной стали, судя по быстрому износу резцов. Станок выглядел ужасно, большая часть передач была ремённая, но, самое главное, ход салазок получился достаточно ровным, с допусками в пределах одной десятой миллиметра, не зря все направляющие шлифовали два месяца. Так же обстояло с приспособами для расточки отверстий, их лично вытачивал Белов. В результате, даже с наложением всех допусков, удалось добиться точности внутреннего диаметра стволов в четыре десятых миллиметра. А отклонение по оси у самого неудачного ствола составило всего пять миллиметров.

Собрать ружья Белов доверил кузнецам, приклады сделали дружинники сами, под себя и свой рост. Со сталью Третьяк не ошибся, ни один ствол не разорвало, хотя толщина стволов была минимальной, не больше трёх миллиметров. Стволы вышли короткими, от полуметра до шестидесяти пяти сантиметров. Эффективная дальность стрельбы оказалась небольшая, до ста метров, с учётом индивидуальных особенностей стволов, пристреливали их долго и вдумчиво. Закреплять пришлось каждое ружьё поимённо за отдельным стрелком. Пули для начала Белов решил применять охотничьи, круглые, так выходило проще. Пришлось дополнительно расширить патронное производство, начиная от процесса получения кислот до наполнения гильз. Хотя на все работы Белов привлёк девушек и замужних женщин без детей, пришлось на собственном опыте убедиться, что военное производство очень дорогостоящее и отнимает массу ресурсов и людей.

А люди в Бражинске собрались не только разноплемённые, но и с разным уровнем развития. В декабре одна из молодожёнок убежала рожать в самодельный шалаш, по заветам предков, это при минус тридцати градусах! Напуганный муж вовремя сообразил и рассказал всё Белову. Потерявшую сознание от боли роженицу успели принести в тёплый дом, где акушерки, натасканные ещё Ярой и Леем, успешно приняли роды. Ребёнок, слава богу, выжил, как и роженица. Зато умер полугодовалый ребёнок у другой семьи, а в январе погиб, простудившись, один из аманатов. Как раз через неделю, как закончились последние антибиотики в аптечке Белова. Староста Бражинска не нашёл иного выхода, как усилить профилактику заболеваний. Личным примером ввёл утреннюю гимнастику для всех мужчин и незамужних девушек, элементы закаливания и обязательный ежедневный медосмотр для подростков. Запасы сушёной малины, зверобоя, тысячелистника, шиповника и прочих лекарственных даров природы имелись. От лёгкой простуды лечили нормально, с помощью баньки. Аборигены же, дожившие до подросткового возраста, поражали своим здоровьем, видимо, все слабые дети умирали сразу, во младенчестве. Такой вот жестокий естественный отбор, но пока он выручал бражинцев.

С заботами о целой роте подростков Белов почти забросил технические забавы, занимаясь обучением и тренировками. Третьяк работал самостоятельно, радуя растущим качеством сплавов. Кузнецы и чеканщики тоже знали свою работу, запасов чугуна и стали хватало. Хоть и крутился самозваный старейшина Бражинска, как белка в колесе, но, не забывал подбирать себе помощников-руководителей. Кроме Третьяка, ставшего признанным мастером-литейщиком, кузнецы сами признали над собой старшего, молодого Горлана, перебравшегося с женой и ребёнком в Бражинск из Сулара. Парень, хоть и громогласный, но спокойный и толковый. Самое приятное, падкий на новинки, с удовольствием возился с токарным станком и за работой своих подопечных успевал присмотреть, обеспечить всем необходимым, помочь, где надо.

Среди девушек, занятых химическим и пороховым производством, сразу выделилась Дружина, по местным меркам засидевшаяся в девицах, двадцатилетняя статная девушка из Россоха. Она добровольно отправилась в Бражинск за своего старшего брата, семья у них бедная, девушка понимала, что без единственного кормильца придётся очень плохо. Нетребовательная, уживчивая и смекалистая Дружина не только освоила все процессы выгонки и концентрации кислот, обработку целлюлозы и прочие простейшие операции, но и смогла стать неформальным лидером среди девушек-химиков, организовала несколько дополнительных мер безопасности при работе с кислотами. Девушки сами попросили Белова назначить Дружину ответственной за работу. Белов пока приглядывался к ней, прикидывая, обучить ли девушку стрельбе из револьвера, как и остальных мастеров. Пока, кроме супружеских пар, оружие доверялось лишь дружинникам, их как-то незаметно набралось уже за два десятка, все шустрые толковые ребята, искусственно сокращать слаженную команду Белову не хотелось.

Зато к пятой весне в этом мире дружинники неплохо стреляли на сто метров и отлично на пятьдесят, выдерживая темп прицельной стрельбы до пятнадцати выстрелов в минуту. Стрельбе из револьвера Белов их тоже обучил, хотя штатным оружием сделал для ребят ружья, с патронташем на тридцать патронов. Учёт патронов отставной подполковник поставил на уровне хорошего ротного старшины. Все стреляные гильзы сдавались и обменивались на новые под строгим контролем. Зима прошла в усиленных тренировках, во время которых дружинники заметно подросли и окрепли, не столько из-за нагрузки, сколько в результате усиленного и калорийного питания. Некоторым исполнилось по шестнадцать лет, выглядели они взрослыми мужиками. С началом ледостава дружинники регулярно объезжали окрестности на лошадях, которых уже было больше сорока, вместе с жеребятами. Когда Белов убедился в достаточной надёжности команды, решил провести испытание, небольшой экзамен, так сказать.

В конце февраля он решил пошутить в деревне Вишур, чьи парни год назад чуть не угнали лошадей. Это самое дальнее от Бражинска селение угров до сих пор оставалось независимым, и старейшина чувствовал, что в силах присоединить его к своим возросшим владениям. Дружинники, что родом из Пашура и Виляя, заранее побывали в деревне под предлогом торговли, разведали, где находятся лошади, кто их хозяева, какая обстановка в селении. Обстановка оказалась стандартной, к весне многие жители затянули пояса, лошади были только в восьми дворах из почти сотни. Для нейтрализации собак Белов решил использовать вытяжку из желёз тигра, внутренние органы которого три с лишним года хранились в пакете в леднике. Два десятка дружинников, натёршись тигриными секретами, в середине ночи пошли за лошадьми по улочкам Вишура. Ребята шли без оружия, только с нунчаками и ножами, Белов настрого запретил проливать кровь. Сам он с четырьмя дружинницами и лошадьми ждал недалеко от селения, на льду Тарпана. Было слышно, как замолкает то одна, то другая собаки, лениво перекликавшиеся ночью, почуяв запах тигра.

Парни справились на отлично, когда вывели последнюю, восьмую, лошадь, никто ещё не поднял тревогу. Возвращались в Бражинск не спеша, догонять их было не на ком. Экзамен дружинники сдали отлично, можно переходить к тренировкам в доспехах и конному бою. На ровной поверхности реки он принялся обучать всадников движению в строю. Через неделю тренировок всадники стали уверенно держать строй и перешли на тренировки с копьями и чучелами. Оставив два десятка дружинников отрабатывать атаку в конном строю, Белов решил закончить «шутку» в Вишуре. С парой конных дружинников и всеми захваченными лошадьми в поводу он отправился в Вишур. Там сыщик провёл уже привычные переговоры со старейшиной, предложив на выбор голодную весну и лето без лошадей, без возможности вспашки полей, или возвращение лошадей взамен на полное подчинение Бражинску. Дополнительно на чашу весов он положил зажигалку, две пары валенок и три стальных ножа. Возможно, именно это перевесило чашу весов в его пользу, да ещё обещание поддержки старейшины в случае его лояльности.

Буквально за пару часов старейшина обработал всё население Вишура так, что люди сами просили забрать у них дочь или сына-подростка на воспитание в Бражинск. Белов был относительно справедлив, выдавая за каждого мальчишку по железному ножу, а за девушку котелок. Привезли из Вишура тридцать пять подростков, из них два десятка девушек. Все выглядели блокадниками, глядя на них, старейшина посёлка начал подозревать, что спас многих от голодной смерти или дистрофии. Среди парнишек был, естественно, сын старосты. Опытный сыщик очень пунктуально соблюдал обязательность заложников от старейшин селений. Хотя половина подобных заложников стали отличными дружинниками и считали Белова вторым отцом, если не первым.

Пока глава Бражинска развлекался с дружинниками, лесорубы за зиму проложили просеку до Выселков, напрямик было всего около пятнадцати километров. Распиленные брёвна вывозили на лошадях прямо к братьям Лопатам на пилораму. Уже в марте стали ездить в гости из Бражинска на Выселки и обратно, на санях всего за полтора-два часа в одну сторону. Выселковцы, ни разу не бывавшие в Бражинске, практически все побывали в посёлке, восхищаясь домами с печным отоплением, обилием лошадей, кузницами и скотным двором. Молодёжь побывала на еженедельных танцах, после чего Бражинск стал для них воплощением земного рая. Парни проводили свободное зимнее время в мастерских, украдкой наблюдали за тренировками дружинников. Девушки учились ткать шерстяные ткани и приценялись к самодельным украшениям бражинских ювелиров. Многие выселковцы стали посещать школу, учиться грамоте и счёту, для жителя Прикамья пятнадцать километров по хорошей дороге не расстояние.

Наёмные и купленные мастера за зиму сработали отлично, это была первая спокойная зима без нападений. Железных изделий наработали вдвое больше прошлогоднего, зажигалки и валенки выросли втрое, шерстяных тканей хватило на одежду для всех жителей посёлка, даже для новичков из Вишура. К продаже приготовили несколько облегчённых моделей железных плугов, частично на колёсах, новые бороны, даже одну механическую косилку изготовили, как её по памяти нарисовал Белов. Ну, её не для продажи, а на проверку, получится удачно, будут клепать для аборигенов. Отставной подполковник уже подумывал, как окупить дорогие для аборигенов железные инструменты. Если ничего не случится, к осени организовать некие подобия МТС пятидесятых годов двадцатого века. То есть собрать группу специалистов, с несколькими лошадьми и железными плугами, боронами, жатками. Они будут обрабатывать небольшие посевы аборигенов за считанные дни, а то и часы, в счёт оплаты можно брать зерно. Но это пока задумки.

Девушки под руководством Влады огранили добрую сотню самоцветов, часть из них уже вставили в самодельные серебряные украшения доморощенные ювелиры. Воспитанники Третьяка с помощниками из молодых заложников не только восстановили разрушенный паровой двигатель, но и на трёх трофейных лодках из Россоха установили ещё три паровых двигателя, уже со своими, самодельными подшипниками. Третьяк, в свободное от литейных экспериментов время, выучился работать на токарном станке. Кроме него, Белов и двоих толковых парнишек обучил токарному делу. Последний двигатель ребята изготовили и установили меньше чем за месяц. Двигатели стали компактнее, мощнее и надёжней. Теперь на пароходах даже оставалось место для полезного груза. Поэтому Белов заказал ребятам два двигателя и разработал чертёж паровой баржи, грузоподъёмностью не менее десяти тонн, с небольшой осадкой, способной пройти по Бражке до Камы и обратно. Строить эту баржу собирались во время распутицы, кузнецы пока готовили металлические крепежи и детали.

Вся закупленная летом нефть была не только переработана в бензин достаточно высокого качества, но и выделены тяжёлые фракции, из них затем получено больше ста литров масел различной консистенции и полсотни килограммов парафина, который сразу ушёл на свечи. Остатки всех перегонных экспериментов, более тонны, Белов решил хранить в туесах, но подальше от жилых зданий. Если не получится их переработать во что-либо полезное, всегда можно сжечь. Несмотря на почти ежедневные тренировки и уроки, он чувствовал себя помолодевшим за зиму и строил наполеоновские планы на лето, не в смысле покорения других селений, а в смысле технического развития.

Во время половодья старейшина Бражинска приступил к инструктажу восьми толковых парней, проявивших необходимые качества. Пока мастера ладили лодки, с помощью этих ребят старый сыщик обучал парней приёмам торговли и учёта, благо, счёт и письмо воспитанники из Россоха за зиму освоили, а некоторые из них, дети купцов, могли нашему учителю сто очков вперёд дать в работе с покупателями. Кроме собственно торговли, в негласную задачу ребят входило создание карты окрестных селений и рек, с указанием размеров и особенностей селений, их глав, а также глубины и судоходности рек, удобных для стоянок мест, и так далее. Такое тайное задание поднимало авторитет самих будущих торговцев, ребята себя начинали больше уважать. Сам Белов доверяет только им, неужели они, давшие ему клятву верности, не смогут выполнить столь ответственную задачу?

С началом навигации старейшина Бражинска разослал по всем окрестным селениям этих торговцев-картографов с железными изделиями, выменивать меха у охотников. Пользуясь большим количеством железных изделий и низкой их себестоимостью, Белов стремился расширить ассортимент для торговли с южанами. Те давали большую цену за меха, которые бражинцы собирались выменять у местных охотников за железные наконечники стрел, ножи, котелки и так далее. Не понадобились торговцы только в Выселки, все добытые шкурки жители обменяли ещё зимой, пользуясь, прямой дорогой. В Россох Белов поехал сам, да не один, а с двумя подготовленными за зиму печниками.

За зиму горожане сто раз обсудили изменения в управлении городом, но все старейшины остались на местах. Сработала извечная привычка работяги, подальше от начальства, лишь бы оно не мешало жить. Сам торговать в Россохе Белов не стал, всё отдал на реализацию местному купцу, надеясь работать с ним постоянно. Для своих печников, которые были уроженцами Россоха, Белов велел организовать мастерскую. Ребята привезли с собой несколько тысяч штук кирпича, на пару печей, всю необходимую фурнитуру – заслонки, дверцы и так далее. План внедрения в жизнь печного отопления в их родном городе Белов ребятам растолковал, поставки кирпича из Бражинска обещали наладить местные купцы, стремясь к торговле с посёлком. Насильно внедрять печное отопление он не собирался, решил действовать по методу Тома Сойера. Печники должны были выстроить печь, как образец, в своей мастерской. Затем, «по знакомству», поставить печи своим родителям, эти печи старейшина Бражинска разрешал сделать бесплатно. После этого предложить печи старейшинам и самым уважаемым горожанам, намекнув, что в Бражинске такие печи очень модны и Белов будет вести дела только в домах с печами. Дальнейшая популярность печей будет зависеть от успехов бражинцев и самого Белова. В любом случае, он заранее посчитал себестоимость постройки печей из привозного кирпича и ориентировал россохских печников на определённую вилку цен.

Кроме печников, в город сыщик привёз двух девушек, тоже местных жительниц, научившихся у Тины ткать шерстяные ткани. Для них старейшины обязались оборудовать мастерскую и организовать обучение девушек из города, изготовление ткацких станов Белов обещал оплатить сам. Девушки, помимо этого, обязались вырастить картошку, мешок которой привезли на посадку, и десяток кустиков помидор, рассаду тоже привезли сразу. Больше резких изменений в жизни горожан преобразователь не стал вводить, цивилизовать надо постепенно, во избежание культурного шока. И без того, в Бражинске почти ежемесячно внедряется одна новинка за другой, ладно, молодежь воспринимает это легко, однако, несколько раз своим обострённым слухом Белов случайно услышал очень оригинальные взгляды аборигенов на его новшества.

– Ты помнишь, хозяин-от наш в позапрошлом годе у чудинского лекаря лечился? – спрашивал Тарас Лопата у новичка-ученика.

– Говорили парни, ну и что? – недоумевал тот.

– Чудин этот, Лей, не только вылечил нашего старосту. Он ему все тайны белой чуди передал. Со словами, мол, возрождай, князь Белов, могущество белой чуди. Строй самодвижущиеся пароходы, делай струмент невиданный, плуги, ножи разные. Собирай под свою руку весь народ прикамский, все племена и роды.

– Зачем, дядько мастер?

– Когда все окрестные племена и народы встанут под руку Белова, откроет белая чудь свои тайны. И заживем мы, как в сказке. Будем по небу летать, на волшебных повозках ездить посуху, как на пароходах по воде. Носить шелка и парчу, есть из золотой и хрустальной посуды. И наступит ирий на земле, все будут сытые и богатые. Но только те, кто под руку князя Белова пойдёт. Вот так!

Хотел «князь» вмешаться, пресечь дурацкие сказки. Но, по здравому разумению, не стал. Ничего фантастического в словах Тараса нет. Его бы в двадцать первый век, посмотрел бы, как сбылись его мечты, а счастья нет, как нет. Так что, пускай связывают личность Белова с белой чудью, авось, меньше врагов станет. Хотя вряд ли.

Дома все хозяйственные дела он давно переложил на жён, которые подобрали себе нескольких помощниц, с удовольствием занимаясь посевными и хозяйственными работами. Для охраны посёлка Белов оставил два отделения дружинников, с командирами Жданом и Кудимом. К началу лета он определился с количеством дружинников, остановился на взводе из четырёх отделений, одно из которых стало девичьим. На двести с лишним горожан, две трети из которых подростки, такой отряд, конечно, был великоват. Но зарплату получали не более полусотни работников, остальные трудились бесплатно. Поэтому в надежде на свои запасы серебра, Белов рискнул набрать сорок дружинников, безопасность Бражинска была важнее прибыли. Отделение Сысоя поочерёдно сопровождало пароходы, по одному дружиннику дополнительно к двум матросам, как стали называть их, с подачи хозяина. Четыре парохода занимались перевозкой руды и угля в Бражинск практически без перерыва. Пятый пароход использовали в Бражинске для доставки кирпича и сена, других хозяйственных поездок по Бражке и Тарпану.

Белов решил до появления купцов с юга побывать в верховьях Камы, где его стали забывать. Для сопровождения он взял отделение девушек, командиром была Зозуля, славянка из Россоха, пришедшая в дружину достаточно поздно, но быстро опередившая остальных девушек по всем показателям. Дружинницы надели в путь кирасы и шлемы. Баржа оказалась тесноватой для одиннадцати человек, зато надстройки по бортам и рубку обшили стальными листами, никакой обстрел не был страшен. Изготовленные весной два комплекта валков позволяли катать листовое железо толщиной от двух до пяти миллиметров. Затем водяной молот весом триста килограммов вырубал из листа заготовки, включая кирасы, те после чистовой обработки и подгонки шли на цементацию, то бишь подвергались термической закалке. Белов, намучившись с обучением дружинников, панически боялся их потерять в случайной стычке. Поэтому настоял на ношении ими шлемов и кирас. Содержание сорока дружинников было накладно для небольшого городка, однако расчёты показали, что низкая себестоимость железных изделий позволяла вынести столько воинов без ущерба для уровня жизни бражинцев. Благо, подавляющее большинство жителей Бражинска находились, так сказать, на гособеспечении.

Во-первых, купленные мастера работали за еду и одежду, аманаты из селений-побратимов также считались родичами, поэтому никакой оплаты не получали, включая дружинников. Даже на себя и свою семью Белов практически ничего не тратил, кроме приобретения простой одежды. Такое поведение не нравилось жёнам, но с усмешкой мужа они даже не пытались спорить. Деньги выплачивали исключительно наёмным мастерам. Огромное хозяйство Бражинска, где работали этим летом больше сотни добровольно-принудительно прибывшей молодёжи, разрасталось на глазах. Пришлось отдельно выстроить здание под столовую, где дважды в день кормили ребят нанятые поварихи. Старшие девушки предпочитали питаться сами, им выделяли продукты из запасов. За последние месяцы Белову пытался выстроить простую и эффективную структуру снабжения городка, выдвигая толковых парней и девушек в руководители небольших рабочих групп. Иногда Бражинск напоминал отставному подполковнику партизанский отряд или колхоз, с обилием специализированных звеньев, хоть ежедневную планёрку заводи.

Группа младших подростков занималась снабжением городка рыбой, десяток девушек под мягким управлением чудинок обеспечивал бражинцев овощами, куриными яйцами. Смешанная бригада парней и девушек с утра до вечера кашеварила, введя для прочих холостых горожан строгий график дежурства по кухне для мытья посуды. Остальное население чётко распределилось по интересам – кузнецы, литейщики, дружинники, торговцы. Пока прибыльность технических новинок оставляла желать лучшего, от голода бражинцев спасало натуральное хозяйство, обширные огороды, богатые чистые реки и скромность запросов.

На фоне полуголодного, особенно весной, существования в соседних селениях, землянок, жёсткой общинной иерархии, в которой подростки занимали самую нижнюю ступеньку, Бражинск ошеломил подростков-новосёлов. Огромные светлые дома, пища в достатке, интересные, если не сказать сказочные мастерские, кузницы, фантастическое оружие, а, самое главное – отношение! Белов относился к подросткам как к равным себе и своим мастерам сотрудникам. Без права старшего, без насмешек. Обучал необходимым навыкам и давал право самостоятельного решения, без мелочного контроля, лишь бы результат был. Конечно, с таким подходом, не проходило и пары дней без каких-нибудь неприятностей и ошибок. Но сам факт доверия к себе, отношения как к равным сборной солянке из угров и славян очень импонировал. Кроме того, опытный руководитель, Белов, не упускал случая устраивать соревнования, при подведении итогов работы не скупился на похвалу и недорогие подарки. В результате ему удавалось выдерживать расходы на содержание своих «подданных» в скромных рамках, позволявших основную прибыль вкладывать в оружие и паровики.

Товары для торговли, куда без неё, нужно осваивать новые рынки, пришлось везти в лодке на буксире. Две паровые машины занимали треть полезной площади, но шумели значительно меньше первых бразцов, да и в два винта баржа шла быстро, против спокойного течения Камы давала больше десяти километров в час. Белов не видел в таком плавании особого комфорта, зато дружинницы были в восторге. На стоянке в Выселках Зозуля в кирасе и шлеме произвела такое впечатление на молодёжь, что Белов пожалел выселковских родителей, завтра же прибегут в Бражинск мальчишки и девчонки, проситься в дружину. В Выселках печники уже работали, выселковских агитировать не надо, в преимуществах печей они убедились ещё зимой.

От Выселков вверх по Каме добрались до места встречи с уграми-охотниками, где постоянно дежурили охотники. Пока Белов с девушками устраивались на ночлег, ужинали, об их прибытии сообщили в селение. Рано утром Топор уже приветствовал Белова, как старого знакомого, командовал своим соплеменникам разворачивать торговлю мехами. Оживлённый торг развернулся прямо на берегу Камы, и купля-продажа шла весь день и оказалась настолько удачной, что вырученные за ножи, топоры и стальные наконечники стрел меха с трудом поместились в запасную лодку. Наутро Белов отправил запасную лодку, полную мехов, с двумя дружинницами обратно в Бражинск. Остаток железных изделий перегрузили в баржу и продолжили путь вверх по течению. С Топором он согласовал время следующих встреч, контакт с охотниками налаживался, зимой они еженедельно продавали в Бражинске добытых лосей и кабанов.

Следующие два дня плавания до Соли-Камской напомнили Белову летние каникулы. Неторопливое движение парохода против течения по Каме, короткие свидания со встречными лодками, среди которых попался пароход, возвращавшийся с грузом руды. Ночёвки в палатках у костра, долгие разговоры перед сном. Примерно на середине пути он заметил в воде большое меховое пятно, размерами до двух метров в диаметре. После половодья река несла на себе много мусора, обломков деревьев и трупы животных. Разглядывая непонятное тело, Белов пытался определить, чью тушу несут мутные воды. Когда до парохода оставалось около десяти метров, «туша» подняла голову, размером с бычью, затем нырнула, хлопнув на прощанье по воде хвостом. Огромный зверь явно был покрыт шерстью и походил на гигантского бобра или выдру, только размерами около пяти метров. Остолбеневшие дружинницы стояли рядом с Беловым, не в силах даже вздохнуть.

Вечером, у костра, все девушки признались, что не слышали о таком звере, только одна угорка сказала, что такого зверя называют ика, про него рассказывал её дедушка. Якобы давным-давно из-за этих водных хищников угры переселились с берегов Камы подальше в лес. Эти звери по земле бегают быстрее человека, но на человека нападают только в воде, легко переворачивают лодки с рыбаками и уносят людей на дно. Возможно, это правда, решил Белов. В этом времени рыба в Каме кишит, двухметровые рыбины не редкость, такая зверушка вполне может прокормиться сама и выкормить детей. Не дай бог, если у этой ики ещё враги естественные имеются, страшно подумать, каких они размеров. Это приключение встряхнуло путешественников, однако вечером девушки спокойно разбили лагерь на берегу Камы, не опасаясь встреченного зверя. Привычка к постоянной опасности, вера в свои силы и возможности справиться с любым зверем сделала своё.

В Соли-Камской Белов с удовольствием пообщался со старыми знакомыми, с атаманами вольницы Остапом и Кирей, побывал у старателей. Кокора опять его порадовал, высыпав на стол горсть золотого песка и самородков. Он не только нашёл богатое месторождение золота, оно оказалось на берегу судоходной речки, в которую можно подняться от Камы. Другой старатель, Егоза, принёс целую котомку изумрудов, он добыл их далеко на востоке, в неделе пути от Соли-Камской. Эти изумруды Белов выменял на железные изделия к обоюдному удовольствию и пообещал ещё брать любое количество самоцветов. Другие старатели не упали в грязь лицом перед ценителем их труда, рассказали о богатых выходах железной и медной руды. Самое удобное, что оба этих места находились недалеко от Гуляйки, той самой деревеньки, возле которой для Белова добывали свинцово-серебряную руду.

Белов посетил эту Гуляйку, где на него недобрым взглядом поглядел бывший соперник на божьем суде. Парни, которые отрабатывали свою глупость, уже остепенились, оба женились и жили отдельно от родителей. Белов поговорил с ребятами и предложил им же добывать и грузить руду, железную и медную. Но уже за плату, сошлись на одной белке за тонну, что в переводе на пуды составило шестьдесят два пуда. В залог будущей совместной деятельности он подарил ребятам по стальному ножу, после чего почти не сомневался в результатах стабильной работы совместного предприятия.

Выше по Каме подниматься не стали, вместе с Кокорой поплыли обратно, в сторону дома. Золотые россыпи оказались на полпути в Бражинск, правда, от Камы пришлось километров двадцать подниматься вверх по разным рекам и речушкам. Месторождение оказалось настолько богатым, что отставной сыщик не выдержал и остановился на пару дней. За эти два дня неопытные восемь дружинниц и их наставник намыли килограммов пять золота. Белов, на радостях, даже не знал, как расплатиться с Кокорой, и предложил самому старателю выбрать себе награду в посёлке. Заинтригованный небывалым предложением, Кокора с удовольствием спустился по рекам в Бражинск и два дня гулял по селению, запасаясь топорами и ножами, шерстяной тканью и валенками. Выбор его для Белова не явился неожиданным, Кокора попросил у него ружьё. В принципе, Белов не боялся продажи ружей, кроме него никто не мог изготовить их, тем более патроны. Опасался отставной подполковник за жизнь самого Кокоры, ружьё у того в руках привлечёт любого разбойника сильнее повозки с мехами.

Больших трудов стоило разъяснить это Кокоре, жизнь которого была для Белова очень ценной, он надеялся на удачливого старателя и в дальнейшем. Кокора был самоуверен, как и любой уралец, добившийся всего своими руками и не боявшийся ни людей, ни зверей. С трудом, удалось убедить Кокору хотя бы год пожить с охраной дружинников. Белов сразу направлял на золотой прииск пятерых дружинников и десяток рабочих, старшим назначал Кокору. В их задачу входила работа на прииске до поздней осени, еженедельная отправка лодки с добытым золотом в Бражинск, в сопровождении дружинника. Ружьё с полусотней патронов Кокора забирал сразу, а осенью мог возвращаться домой, в Соль-Камскую. За лето удачливый рудознатец ещё обещал разведать все окрестности прииска на предмет наличия рудных выходов. Белов сразу сказал Кокоре продажную цену ружья для любопытных, полсотни гривен, да каждый патрон две куны с условием обмена на пустую гильзу, или четыре куны без обмена.

Он не хотел разжигать в соседях желание завладения оружием полным отказом его продажи. Пусть лучше копят средства для честной покупки, дополнительный источник прибыли не помешает, все ружья номерные, при продаже патронов сразу будет заметно, если ружьё отнимут у истинного владельца. Самому Белову патроны обходились примерно в куну, а ружья не дороже трёх гривен, с учётом всех накладных расходов. Отправив золотодобытчиков, в которые назначил только мальчишек и девчонок, пусть отдохнут на природе, глава Бражинска занялся подготовкой дружинников. Те уже освоили конный строй, дружный копейный удар. Хамит привез с юга мастера, который взялся за обучение дружинников бою на мечах. Мастера звали Аслан, сам он назвался черкасом, по возрасту ближе к сорока годам. Меч у него был изогнутым, несколько похожим на саблю, но значительно шире. Изначально Аслан хотел поработать только лето, осенью уплыть с последними купцами. Однако условия жизни и тренировок, и самое главное, оплата в гривну за месяц, соблазнили его остаться на год. Белов легко сошёлся с Асланом, который отлично говорил по-славянски, даже признался, что это его родной язык.

Он оказался интересным человеком, вылитым Тарасом Бульбой, даже шапка его была откровенно казачьего покроя, из каракуля, со свисающим набок шёлковым клином. Комплекция и усы были соответствующие, только волосы светло-русые. Аслан много рассказал о черкасах, которые были славянами и кочевали между Каспийским и Чёрным морями. Часть черкасов осели на благодатных землях и возделывали виноград, сажали пшеницу. Основные роды занимались овцеводством и коневодством. Черкасы с детства росли воинами, слишком многие народы пытались захватить их богатые степи. Славу они себе создали не столько скотоводством, сколько умением биться в седле, отменным владением саблей. Селения у черкасов назывались юртами, в которых жили люди одного рода. Когда Белов показал Аслану карту Северного Кавказа, тот уверенно показал участок между Волгой и Доном, где кочевали черкасы.

На вопросы Белова Аслан охотно ответил, что за Волгой и по Яику кочуют родственные племена, называют себя казарами. Племена тоже славянские, только волосы тёмные, даже одеваются так же, но с черкасами соперничают. Границей между черкасами и казарами служит Волга, в дельте Волги нейтральная земля. Там стоит большой торговый город Усть-Итиль, где торгуют товарами со всего мира. От персидских ковров и шелков, до северных мехов и рыбьего зуба. Город управляется советом из мастеров и купцов, а гарантом независимости ему служат черкасы и казары, в большинстве проживающие в городе. Оба племени прославились непревзойдёнными воинами, даже персидские шахи нанимают казар и черкасов в свою охрану. Северяне не нанимают охрану, между многочисленными славянскими городами по Волге и Дону уже несколько десятилетий крепкий мир. Все племена, славяне и угры, отлично понимают выгоду мирной жизни, леса кругом просторные, места хватает. Бывают, сказал Аслан, столкновения между селениями, угоняют частенько скот у соседей, но это не считается войной. Городские дружины держат только в больших городах, не больше двух десятков воинов. Для защиты от разбойников этого более чем достаточно. А увеличивать дружину в мирное время убыточно.

Очень хотел Белов побывать на юге, но оставлять посёлок без личного присмотра страшно, да и кораблики для Волги нужны большие и быстроходные. Пришлось отложить поездку на будущее лето, когда Аслан поплывёт домой.

С приходом тепла жизнь превратилась в сказку, напоминающую то ли пионерский лагерь, то ли санаторий. Белов просыпался ещё в предрассветных сумерках, пешком или на коне проверял посты охраны, купался в Бражке, возвращаясь к завтраку. За день успевал провести пару уроков в школе для новичков, где каникулы были разрешены только тем ученикам, что научились чтению и счёту. Проверка работы мастерских, тренировки с дружинниками и Асланом, игры с детьми и жёнами, обсуждение сделок с купцами, прибывавшими в Бражинск через день. Вечером работа в своё удовольствие на токарном станке или конструирование радиопередатчика. Из имевшихся в наличии в доме радиодеталей Белов собрал пару простеньких радиопередатчиков небольшой дальности. Практической пользы от них, к сожалению, не было. Очень пригодилась бы радиосвязь с Россохом и Выселками, к осени он надеялся добиться этого.

Посёлок продолжал расти, в середине лета сыграли ещё двенадцать свадеб. Праздник выдался на славу, приехали из всех окрестных селений, даже угры-охотники приплыли. Гуляли три дня, Белов показал класс катания на водных лыжах, для гостей и бражинцев построили качели, карусели, столбы с призами, катания на паровых лодках, угощение первыми помидорами из теплицы, ярмарка всей продукции посёлка, кроме оружия. Но самым главным для молодёжи оставались танцы, впрочем, как и в любые времена. Белов с удовольствием наблюдал, как завязывают знакомства парни и девушки из разных племён и селений. Тут же ему пришла в голову идея объявить посёлок местом, где могут жить все изгнанники из племён и родов, никто их не тронет, если они не убийцы. Пары, которым не разрешают жениться родные, также получат здесь дом и первое обзаведение на хозяйство. Услышав такую новость, молодёжь визжала от восторга.

Белов с удовольствием вспомнил молодость, плясал с ребятами всю ночь, не выдержал и включил рок-н-ролл, танцевать который любил и умел, по крайней мере так он искренне считал. Для всех эта музыка звучала впервые, но пример Белова оказался заразителен, да и музыка сделала своё дело, сборник популярного рок-н-ролла звучал до утра. Уже под утро, когда уставший старейшина возвращался домой, умыться и переодеться, на шее у него повисла девушка. Старейшина осторожно освободился из объятий, так и есть – Ива из Липовки. Он, конечно, замечал её внимание к себе, но считал это обычной благодарностью за спасение, поэтому осторожно освободился из объятий девушки.

– Я тебе совсем не нравлюсь, – со слезами в голосе спросила Ива.

Белов насторожился, меньше всего он хотел бы мести отвергнутой женщины, особенно дочери старейшины рода соек.

– Нравишься, но у меня две жены, которых я люблю, – осторожно начал Белов, выжидая реакцию Ивы, – и я не могу тебя обманывать, бросать жён я не собираюсь.

– Я хочу быть твоей третьей женой, только возьми меня, – Ива прижалась всем телом к нему.

– Согласны ли твои родители на это? – он посмотрел в глаза девушке. – Не забывай, что мне скоро сорок пять лет, а тебе только семнадцать.

– Я уговорю их, если ты дашь согласие, – Ива всё сильнее прижималась телом к Белову.

Он огляделся, оба стояли в небольшом закутке между домами, никому не видимые, все пели песни, расходясь с танцев. «Почему не побаловаться», – мелькнула нахальная мысль, и Белов крепко поцеловал Иву в губы, потом в щёку, пощекотал языком ухо, заставив девушку вздрогнуть и сильнее обнять его. Ещё поцелуй, ещё один, уже в грудь, затем губы и язык ласкают соски небольшой груди, ласка, неизвестная в этом мире. Пару минут, и девушка счастлива, она уже ничего не говорит, она наслаждается, вот и вздрагивает всем телом, ещё напряжение, ещё вздрагивает и ослабевает в руках у мужчины, сползая вдоль тела на землю. Он едва успевает подхватить на руки Иву.

– Ты живая, – с тревогой спросил Белов, нащупывая пульс, – не пугай меня.

– Как мне хорошо, – шёпотом ответила Ива, – я обязательно выйду за тебя замуж.

Он подождал, пока девушка успокоится, и отправил её домой, сам пошёл мыться, завтракать и переодеваться. По дороге отставного сыщика занимали две мысли, как отреагируют жёны на возможную свадьбу и что можно потребовать в приданое от старшины Липовки.

Утром Белов проводил гостей, и закрутила его чехарда хозяйственных забот, где там вспомнить о влюблённой девушке из чужого рода. После праздника он перебрал лодочный мотор, заменил пару шпонок и штифтов, отправился в инспекционную поездку в подчинённые селения. С собой взял Зозулю с тремя дружинницами. На привязи, как обычно шла лодка с товарами и подарками. Первым Белов хотел навестить Россох, больше месяца там не был. Прибыли туда уже к закату, у пристани стояли три большие лодки, а на берегу было подозрительно пусто. Обычно, заслышав шум мотора, на берег сбегались все малыши и подростки. Белов с тремя дружинницами сошёл на берег, оставшейся девушке велел остаться и наблюдать.

Дружинницы взяли в руки ружья, Белов обнажил меч, с которым всё лето не расставался, практикуясь на срубании веток и сучьев на ходу. Охрана на воротах беспрекословно пропустила бражинцев, сообщив о приезде соседей из города Верхнего. От дома старосты раздавались громкие голоса, сыщик уверенно направился в ту сторону.

– Если будем драться, стреляйте только в лучников, в прямой контакт не входите, – командир взглянул на дружинниц, те кивнули, – ваша задача прикрывать меня от стрел.

Он уже предвидел драку и переживал за девушек, которым пока не приходилось проливать чужую кровь. Впрочем, как всегда, Белов надеялся разобраться без кровопролития. Осторожно подобравшись к толпе, внимавшей речи оратора возле дома старосты, он прислушался.

– Как вы могли покориться какому-то выродку, без рода и племени. Люди такого большого города. Мы с вами всегда жили в мире и согласии, если вы не выгоните изгоя из города, это сделаем за вас мы, но тогда не взыщите, – незнакомый оратор развёл руками, – придётся за это платить. Сейчас мы предлагаем вам союз, чтобы вместе изгнать из города изгоя, захватившего власть над вами.

– Это меня, что ли, выгнать хотите, – Белов шагнул вперёд, пробираясь к оратору, – рискните здоровьем.

– Бейте его! – моментально отреагировал оратор, показывая на него лучникам.

«Ба-ба-бах», – грохнули ружейные выстрелы, и три лучника выронили своё оружие. Остальные лучники от неожиданности опустили луки или выстрелили в молоко. Белов уже был рядом с оратором, наработанным движением руки заламывая тому руку на болевой контроль, от чего оратор сначала присел, а потом выгнулся, вставая на цыпочки.

– Это ты хотел выгнать меня, – громко крикнул разъярённый старейшина Бражинска, пиная крикуна коленом в пах и добавляя рукояткой меча по затылку, – женщины и дети, быстро разбегайтесь!

Раздались ещё выстрелы, лучники падали, а на Белова набросились сразу пятеро воинов с топорами. Пришлось попрыгать, подрубая нападающим ноги и руки. Уроки Аслана не прошли даром, а гибкость и быстрота реакции Белова после преобразования организма превосходили всё мыслимое. Отбежав от падающих врагов, он оказался среди своих дружинниц и повернулся к ним спиной, глядя на добрых два десятка вооруженных воинов в доспехах. Ещё три выстрела, и лучники закончились. Белов поднял руку вверх и крикнул изо всех сил:

– Стоять на месте, кто бросит оружие, останется живым, обещаю.

Понимая, что никто этого не осознаёт в суете боя, Белов достал револьвер и трижды выстрелил в воздух, затем по двум бежавшим на него воинам, те упали, и всё замерло.

– Ещё раз повторяю, кидайте оружие, закончим эту глупость, я никого не хочу убивать, – уже спокойным громким голосом повторил он, без всякого перерыва обращаясь к остолбеневшим горожанам: – Что встали, верёвки несите быстро да баб зовите, раненых перевязать надо.

Последние слова сломали всё напряжение, воины стали бросать оружие и перевязывать своих раненых. Один, самый отмороженный, попытался броситься на Белова, его удержали и обезоружили сами нападавшие. Через пару минут горожане принесли верёвки и тряпки на перевязку, началась интересная процедура, когда двое подтаскивали раненого на перевязку, а сами протягивали руки для связывания. Новоявленному градоначальнику пришлось заняться привычным делом, решать извечные вопросы, кто виноват и что делать. Быстро выяснилось, что все нападавшие из соседнего города, Верхнего, в поход он пошли не только пограбить, но и присоединить Россох к Верхнему, сделать его пригородом. Россох, как пограничный город, постоянно снимал самые сливки в торговле с окружающими племенами, соседние города откровенно завидовали этому. А неделю назад в Верхний приехали старейшины трёх родов из Россоха: шестипалые, ельцы и примкнувшие к ним рябинники.

Предатели рассказали, что город захвачен изгоем без рода и племени, с помощью соль-камских ватажников. Если Россох освободят соседи, никто им не помешает, разбойники вернулись к себе в Соль-Камскую. Даже пообещали помощь горожан из своих родов.

Белов быстро посадил под замок старейшин-предателей, а всех горожан отпустил домой, спать. Пленных заперли в гостевой дом и соседний сарай, в караул назначили людей из верных родов. Зозулю он направил на пристань с заданием спуститься на лодке ниже по течению и перехватывать всех, кто попытается уплыть в город Верхний.

Сам Белов собрал сохранивших верность старейшин и до поздней ночи обсуждал, что делать. Все склонялись к тому, что просто так оставлять нападение нельзя, надо наказать предателей и отомстить соседям. Конкретных предложений было немного, от возврата пленных за большой выкуп до нападения и поджога домов в Верхнем. Белов решил рискнуть на более авантюрный вариант, захват Верхнего. Удивлённые старосты, однако, поддержали Белова. Ночевать не пришлось, остаток короткой летней ночи старосты делили посты в Верхнем и обсуждали планы переезда туда своих людей.

Поутру Зозуля вернулась с двумя перехваченными лодками, в которых сидели трое доброхотов, решивших срочно ночью навестить родных в Верхнем. Белов отобрал у них лодки, а самих отпустил. Старейшины уже сформировали группу захвата из полусотни мужиков, исключительно своих родов. Белов внёс тут небольшие изменения, выступив перед мужчинами родов-изменников.

– Сейчас мы отправимся на захват соседнего города, чьи воины напали на нас. Но подстрекали их ваши старейшины, которые заслуживают сурового наказания. Те, кто уважает и ценит своего старейшину, могут избавить его от наказания, – Белов мысленно прикидывал необходимость в людях, – тот старейшина, из рода которого в набег пойдут не меньше десяти воинов, будет прощён.

Родственные чувства были достаточно крепкими, из мятежных родов быстро собрались тридцать два человека с оружием. Командирами в пятёрки этих «штрафников» Белов назначил людей из верных родов, небольшую же часть надёжных родичей оставил в Россохе, следить за мятежными старостами и за порядком. Отплывали вниз в спешке, торопясь успеть до заката, караван вышел внушительный, больше десятка лодок.

Как оказалось позднее, Белов перестраховался в наборе большого количества бойцов. В набег на соседей из Верхнего ушли практически все мужчины, остававшиеся летом в городе. Город был исключительно купеческий, две трети мужчин летом были в разъездах. Старейшины оказали своему городу медвежью услугу, поддавшись на уговоры изменников. Увидев своих мужей живыми, хоть и ранеными, женщины не думали ни о каком сопротивлении, стараясь быстро выкупить кормильца и отвести домой. Белов не изменил своему правилу, отдавая самих пленников только за подростков из их семей. Доспехи и оружие продавали всем желающим, некупленное оружие Белов раздал добровольцам из Россоха.

Грабежей Белов не допустил, заранее разъяснив это добровольцам. В городе остались два десятка мужиков и представители родов из Россоха, которых Белов своим решением ввёл в совет старейшин Верхнего. Всех старейшин Верхнего он увёз вместе с подростками к себе в Бражинск. Там старейшины прожили две недели, за которые успели не только осмотреть все мастерские и хозяйство, но и понаблюдать за двумя прибывшими купцами с юга и тремя лодками, гружёнными рудой, с верховьев Камы. От больших возможностей для торговли, от огромной стоимости товара, который продавался и покупался в Бражинске, старейшины, сами опытные купцы, забыли про всю независимость и обиду. Уплывали старейшины с печниками, которых обязались поселить в своём городе, и обещаниями вернуться для торговли как можно скорее. Оказалось, что два купца из Верхнего, которые до этого торговали с Бражинском, тщательно скрывали от своих соседей-горожан источник получения товара, конкуренция, черт возьми.

Сразу Белов договорился, что из Верхнего в Бражинске постоянно поселится торговый представитель, который круглый год будет торговать своими товарами и закупать поселковские изделия. Население Бражинска выросло на сорок подростков, детей всех старейшин Белов не забыл взять аманатами. Это пополнение ребят он сразу посадил за парты, обучая письму и счёту. В дружину из новичков отобрал только семерых, остальные были пристроены к мастерам, но большая часть занялась торговлей. Было бы странно не использовать ребят из купеческого города в торговле. На постройке лодок образовалась целая верфь, выдававшая обычные лодки каждую неделю, а баржи-пароходы – по одной в месяц. Белов с лёгким сердцем расплатился с первыми из нанятых мастеров и отпустил тех домой. Число горожан на берегах Бражки уже подбиралось к двум сотням только постоянных жителей, не считая нескольких десятков рабочих, прибывавших из соседних селений. После того как старейшина посёлка ввёл небольшую оплату таким временным рабочим, желающие прибывали сами.

Пришлось организовать первых чиновников в посёлке, Петунь и Силя занялись соблюдением порядка и организацией общественных работ, вроде строительства новых домов и тротуаров, выделением участков для огородов и так далее. Снабжение посёлка уже давно взяли на себя приезжие купцы, державшие пару постоянных лавок. Обеспечением дружинников занимался хозяйственный Кудим, а бессемейных подростков взяла на своё попечение жена Скора, Люлёна. Она оказалась великолепным организатором, после смерти сына перенесла любовь на подростков, прибывавших в посёлок из других селений. Вместе с дочерьми она распределяла питание, необходимую одежду и следила за обустройством в проживании мальчишек и девчонок. Белов без опасения разрешил ей самостоятельно распоряжаться запасами еды, брать со склада любые ткани и инструменты. Всеми работами на скотном дворе руководили две чудинки, так и не нашедшие себе пары, в помощь им Белов отдавал новичков, некоторые оставались постоянно.

Все нанятые работники и женатые бражинцы получали плату за свой труд, глава Бражинска с прошлого года ввёл в оборот мелкие монеты, куны и белки, которыми расплачивался с рабочими. На полном обеспечении старейшины были неженатые подростки, дружинники и своя семья, куда входила семья Третьяка. За нуждами подростков смотрела Люлёна, дружинников обеспечивал Кудим, через год Белов собирался начать им выплату жалованья. Жёны Белова и Третьяк с Владой пользовались всем имуществом свободно, но советовались по крупным приобретениям. Добытое золото частично поступало ювелирам, создававшим из него украшения с изумрудами и самоцветами по эскизам Белова либо своим задумкам, из остатка благородного металла глава городка начал отливку золотых рублей, весом в десять граммов. Он хотел взять украшения и монеты с собой на юг, где востребованность золота должна быть выше. Монеты Белов делал простые, без герба, с арабскими цифрами и русским обозначением номинала с одной стороны, и словами «Бражинск. Белов. Пятый год» с другой стороны. Естественно, перед созданием нумизматических редкостей он проверил содержание золота в самородках, оно оказалось не очень высоким, около семидесяти процентов, остальное составляла медь. Поэтому для монетного двора пришлось добытое россыпное золото очищать.

Пять самых толковых учениц школы стали кладовщиками, обученные азам бухгалтерского учёта, девушки строго контролировали поступление и расход товара. При этом Белов столкнулся с необходимостью получения бумаги, свитки из берёсты были достаточно хрупкими и сложными в обращении, тем более, при сшивании в тома. Переводить дорогой хлопок на бумагу он не собирался. Вместе с помощниками вторую половину лета занимался получением целлюлозы из камыша, мелких веток и другого подручного материала. Лучший результат дал, как и предполагалось, камыш. Чтобы не запалить запасами камыша весь посёлок, производство бумаги организовали возле источника материала, на месте впадения Бражки в Сиву, где были большие заливные луга и бобровые пруды, поросшие камышом.

Напрямик до этого места было около десяти километров, зимой Белов запланировал туда просеку и дорогу. Кроме бумажной мастерской, сразу построили сторожку и дом для проживания. Место оказалось удобным для организации постоянной сторожевой службы Бражинска. Белов сразу перевёл туда на караульную службу одно отделение дружинников, которое сменялось еженедельно. Охрану посёлка по ночам давно взяли на себя подросшие овчарки, одна из которых осенью ощенилась. Наш герой надеялся через пару лет все отделения дружины обеспечить хоть одной овчаркой. Лето прошло не только спокойно, но и принесло огромную прибыль. Оборот продукции, посчитанный с помощью новых кладовщиц, составил почти тысячу гривен, даже без учёта собственного серебра. Норму прибыли Белов закладывал невысокую, себестоимость железных изделий была в разы ниже, чем у других кузнецов, а стальные инструменты и ножи были вне конкуренции. Всё это обеспечило стабильный спрос в соседних племенах, поступившие оттуда меха активизировали посещение Бражинска купцами с юга. Кроме привычных для всех Сагита и Хамита, ещё пять купцов-южан добрались этим летом до посёлка, один оказался византийским греком. По мнению Белова, двое из купцов явно прибыли на разведку, можно было даже предположить, откуда. Сыщик ожидал опасность со стороны тех людей, к которым убежали невольницы с серебром и самоцветами. Но до низовьев Волги было больше тысячи километров, в реальное нападение из таких далей Белов не верил.

Наиболее вероятным могли быть лихие наскоки небольших групп молодёжи с целью угона лошадей. Все ближайшие соседи были, так сказать, замирены и находились в подчинении, кроме трёх селений соек и угров-охотников на другом берегу Камы. С теми отношения складывались мирные, Белов считал свою дружину достаточно обученной, чтобы отразить нападение даже сотни воинов. Ежедневное общение, промывание мозгов, совместные тренировки и участие в захвате нескольких селений принесли свои плоды. Дружинники, возрастом от пятнадцати до семнадцати лет, стали слаженным коллективом и свысока относились к своим сородичам, оставшимся дома. Парни и девушки почувствовали свою силу, своё превосходство над необученными мужиками, понимали, что всё это дал им Белов, и считали себя близкими родичами именно его, а не старого племени, оставшегося в лесу, пусть и недалеко. Окончательно привязать дружинников к себе отставной подполковник решил на будущий год, продумывая соответствующий ритуал, одновременно красочный и опасный.

Этим летом у него оформилась чёткая цель. Все предыдущие четыре года только одна мысль была у Белова: выжить и обеспечить себе и близким нормальные условия жизни. Все драки, поединки и бои, в которые приходилось вступать ему за четыре года, были вынужденной мерой защиты себя, своих близких, своего имущества. К исходу пятого лета в этом мире он впервые почувствовал, как любят говорить, уверенность в завтрашнем дне. Все жители Бражинска были максимально ограждены от возможных нападений, приближение любого врага незамеченным было невозможно. Оружейных и человеческих возможностей хватало для победы над любым врагом, способным напасть в здешних условиях. Экономические возможности и ресурсы позволяли со временем перейти к изготовлению более интересных и сложных механизмов, голодное прозябание не грозило посёлку даже в случае смерти Белова.

Тяжело давила мысль о будущем посёлка, о предстоящих веках средневековья, междоусобных княжеских войнах и огромных человеческих жертвах, которые он не сможет предотвратить, даже если создаст империю от моря до моря. Трудно растить детей, заранее зная, что твои потомки погибнут в огне разрухи или будут уведены в полон кочевниками. Белов отлично помнил, что до середины восемнадцатого века башкирские племена из-за Камы регулярно нападали на русские поселения на правом берегу. Он сам читал в заводском музее скупые строки отчётов: «…в селе Галёво башкиры во время набега убили восемнадцать душ, увели за Каму в полон тридцать пять душ. Из мужиков остались только Кожевников Афанасий, Санников Пётр и Степанов Александр, весь израненный». Белов на собственном опыте убедился, есть огромная разница между прочтением этих строк о далёком прошлом и знанием этих строк, как будущего твоих потомков.

Этим летом, полностью обезопасив посёлок, он много думал, как избежать такого жестокого будущего. Окончательный вывод сделал ближе к осени: надо попытаться проскочить кровавое средневековье, шагнуть из общинного строя в капитализм, желательно развитой. Удалось же это сделать многим странам в двадцатом веке, пусть с чужой помощью, но удалось. В этом мире чужой помощью будет Белов, лет двадцать жизни у него ещё есть, за это время вполне можно создать сильное промышленное государство, способное отстоять свою независимость и продолжить развитие, даже без него.

Такая задача уникальна, никому не выпадала возможность жить, зная будущее всего мира даже приблизительно, думал Белов, не предполагая, какие тучи сгустились над Бражинском, в какие сражения придётся вступить. Как забудет он в скором времени – под давлением обстоятельств – свои благостные мысли о цивилизованном развитии!