Утро началось торговым шумом. Умывшись, Белов поднялся в Выселки, там во всю раскладывали свои товары купцы с подручными. Это неспешное отработанное действо напомнило Белову раннее детство, когда он с бабушкой приходил на колхозный рынок или базар, как тогда называли, приходил рано утром, в сентябре это были ещё сумерки. И в этих сумерках торговки также раскладывали свои товары и также занимали свои привычные места, выверенные до сантиметра.

Также раскладывали свои товары и торговцы на Выселках. Выверяли расстояние между своими и чужими товарами чуть ли не пальцами. Так же купцы отходили в сторону, а потом проходили по рядам своих конкурентов. Также лучшие товары выкладывали со стороны покупателей. Да по большому счёту выбор товаров не очень отличался от старых колхозных базаров.

Тут лежали отрезы материи, и был небольшой выбор обуви, хотя валенок Белов нигде не заметил. Материя была однотонная и ярких цветов — синего, зелёного, алого. Белов, как всякий мужчина, не сильно разбирался в названиях и видах тканей. Но был удивлён некоторыми отрезами, где материал ну очень сильно походил на шёлк, бархат, хлопок. Хотя льняных тканей было больше всего, и они были самые дешёвые. Впрочем, слово «дешёвые» мало подходило для цены ткани. Ткани стоили, пожалуй, дороже всех остальных товаров.

Среди остальных были как раз «колхозные» товары — мёд, плетёные из берёсты короба и бочонки с крышками, домотканая белая материя, вырезанные из дерева домашние инструменты — от топорища и ложки, до прялки и веретён, деревянные же фигурки-сувениры, как обозвал амулеты Белов. Был целый ряд с шерстью, которую привёз купец явно восточного облика. Он же торговал глиняной посудой. Завершали этакую выставку-продажу железные изделия — дверные петли, топоры, вилы, скобы и прочее.

Белов с удовольствием несколько раз прошёл вдоль рядов, приглядываясь к покупателям и продавцам. Он давно не бывал в столь людном месте и получал удовольствие от гудящей толпы. Даже не зная практически никого из жителей Выселков, Белову не составляло труда разобраться в поведении местных жителей, да и представить их примерную биографию. Отойдя от торговых рядов, Белов присел на лавку невдалеке, и стал смотреть на толпу.

Вот идёт классическая патриархальная семья — муж с женой и трое старших детей, мальчик и две девочки. Явно идут без всякой цели, себя показать и на торговцев посмотреть. Видно, что надели самую дорогую одежду. Мимо них чуть не бегом спешит сухощавый мужичок к железным рядам, выбирает дверные петли. Очень привычная фигура в провинции даже в двадцать первом веке, видно, что строится мужичок и спешит купить минимальное количество необходимого, да обратно на стройку, пока зима не пришла. У суконных рядов супружеская пара с девицей выбирают материю. Ну, тут понятно, на свадьбу готовятся. Даже имя девицы можно не спрашивать, наверняка Малина, видно, что родители зажиточные, а вся многочисленная родня стоит недалеко и не подходит. Знать, глава семьи запретил советами мешать выбору любимой дочери. Это тоже всё понятно.

А вот две женщины лет тридцати, стоят почти рядом и выбирают шерсть на пряжу. И одеты почти одинаково, и стоят спиной к Белову, но сразу видно, что одна из женщин замужняя, семейная, а другая одинокая, живёт без мужчины. Разная походка, разное поведение, разная судьба.

К торгу подошли Скор со Сладом. Почти сразу они прошли к суконному ряду, к родителям с девицей. Белов не удивился, что Слад и эта девица, теперь уже точно видно, Малина, отошли в сторону и разговаривали, глядя друг на друга. А мужчины степенно беседовали, поглядывая на соседей и торговцев. Белов ещё понаблюдал за торговлей и заметил, что народ начинает потихоньку расходиться. Настал и его черёд. Белов подошёл к Окуню, который уже стоял возле своего товара один, без покупателей и выложил перед ним свои безделушки. Окунь почти не удивился, начал внимательно разглядывать баночки. Видно было, что он уже прикидывает, возьмут ли их в Булгарии, и по какой цене. Белов оставил его с игрушками, а сам пошёл по рядам, где уже начинали потихоньку сворачивать торговлю.

Он быстро купил три больших берестяных бочонка на пробу для квашения капусты, они были достаточно дёшевы. Поторговался за шерсть с булгарином, купил шерсти, как раз полных три бочонка. Затем купил пять мешков ржи, муку здесь почему-то не продавали, а по хлебу Белов страшно соскучился. На пробу взял по мешку овса, ячменя, гречки. Хорошо, что мешки были большие, как в советские времена. Не жаль расплачиваться. Расплатился Белов гривнами, вырученными за первое зеркальце, ушла почти половина, гривны пришлось разрубить на части. Пока он пересыпал зерно в свои мешки и перетаскивал их в одно место с бочонками, Окунь сделал выбор и махнул рукой Белову.

Он брал три стеклянные баночки и три пивных банки, но предлагал мизерную цену. Белов, не желая долго торговаться, ответил сразу, — Хорошо, но остальной товар я предлагаю другим купцам, деньги мне нужны сейчас.

— Да они ничего не возьмут, кому нужно это барахло? — попытался возмутиться Окунь.

— Даже булгарину не нужно? — ухмыльнулся Белов.

Окунь побагровел, — сколько просишь?

— Берёшь всё по цене в пять раз выше, — ответил Белов, с удовольствием наблюдая реакцию Окуня. Тот задумался надолго, интересно было наблюдать за быстродействием его мозга, где явно наблюдались попытки подсчёта возможных убытков и прибыли. Белов с удовольствие поторговался с Окунем, наблюдая за его реакцией, потом согласился на две цены сейчас и половину прибыли после продажи всей мелочи. Белов пока не собирался лишать Окуня монополии на артефакты, опасно обозначать своё жильё нескольким купцам. Белов отлично помнил цитату из классика — нет такого преступления, на которое не пойдёт капиталист при ста процентах прибыли. Да и работа Белова в милиции только подтверждала, что убить могут за гораздо меньшую сумму. Но Окунь этого не знал и торговался от всей души.

Решив вопрос о мелочи, Белов достал зеркальце и отдал купцу, — извини, второе зеркало с собой не взял. Но не переживай, ты сейчас вверх по Каме плывёшь?

— Да.

— Через две недели я приеду сюда, привезу второе зеркало. А пока мне нужно три гривны — часть за это зеркало. И, пригляди, будь добр, за моим хозяйством.

Окунь расплатился, а Белов поспешил к Курихе, перетаскивать шесть мешков куриного корма на берег. Эти мешки, к счастью, были значительно легче мешков с зерном, иначе Белов помучался бы до ночи. Но, дотаскивая последний мешок, Белов дал себе зарок, в следующий раз нанимать грузчиков или брать с собой тачку. Немного отдохнул на берегу, потом, уже спокойно спустил все покупки в лодку. И только там вспомнил, что забыл купить масла, а масло видел у булгарина.

Взяв две тёмные пластиковые бутылки полуторки, Белов пошёл к булгарину. Тот довольно бойко говорил по-славянски, представился Алимом, родом из Биляра. Пока ему наливали льняного масла, Белов попытался разговорить булгарина. Да и Алиму хотелось поговорить, поэтому разговор затянулся почти на час. Биляр купец расхваливал почти полчаса, в многословии Белов узнал практически всё, что его интересовало, в том числе дорогу и расстояние до Биляра, расценки на доски, возможные места ночлега в городе и многие полезные мелочи. Но на берегу уже вовсю собирались отплывать, и Белов поспешил к Окуню.

Отойдя с купцом в сторону, Белов показал ему колечко и серёжки из числа дешёвых «драгоценностей» и рассказал, что это вещи не золотые и камни не драгоценные, но сверкают так из-за огранки. Нигде так гранить не умеют, но Белов сможет огранить камни, если Окунь привезёт на пробу десяток камней. А надо ли гранить, Окунь пусть убедится в Соли Камской или в Булгарии. Надо было видеть в этот момент Окуня, у него просто затряслись руки. За одни сутки Белов сделал ему столько предложений, сколько тот не мог себе представить за всю предыдущую жизнь. Ещё раз, договорившись встретиться здесь через две недели, партнёры расстались.

До темноты Белов успел разложить костёр, не спеша, перекусил и прилёг в ожидании, пока заварится душица со зверобоем в котелке. Уже смеркалось, купцы все разъехались, только Белов оставался на берегу. Он был малознаком выселковским, и к его костру никто не подходил. Поэтому Белов был удивлён девице, которая прямо из выселковских ворот пошла к его костру. Оказалось, это Влада, с заплаканными глазами и узелком в руках пришла бежать из дома к любимому. Белов просто ужаснулся простоте местных жителей, вот так с незнакомым мужчиной, неведомо куда, поверив словам, без вещей. Да, практически все встреченные Беловым аборигены, как он стал называть жителей этого времени, были настолько сердечны и просты в своих отношениях и делах, что обманывать их было просто стыдно. Может поэтому, в древности и удавались невероятные завоевания целых стран сотней-другой воинов под руководством энергичных и беспринципных полководцев.

Белов усадил девушку возле костра, сунул в руку кружку с отваром и сел рядом. Белов не спешил с утешениями, зная по опыту, что Владе нужно выговориться. Выговаривалась и плакала девушка долго. Только через час Белов начал спокойно разговаривать с девушкой, а ещё через час она начала его слушать. К полуночи Белов окончательно её убедил в необходимости подождать две недели. Он твёрдо обещал приехать ровно через две недели с подарками и честь по чести посватать Владу при всём народе, чтобы не позорить родителей побегом дочери, хоть и не единственной, но старшей.

Ещё полчаса ушло на обсуждение обряда сватовства и подарков для родных. Белов измерил размер ноги Влады, запомнил количество и имена её младших сестёр. Братьев не было, поэтому и семья считалась небогатой. К этому времени слёзы Влады высохли, и настроение, как у всякой девушки перед свадьбой, стало практично-боевое. Допив второй котелок отвара, девушка целеустремлённой походкой пошла домой.

Белов затушил костёр и полез в лодку спать.

Утро началось моросящим дождём, Белов развёл костёр и заварил ещё зверобоя с душицей. Пока он грелся у костра и пил отвар, прибежала Влада, выглядела она гораздо веселее вчерашнего и принесла Белову три лепёшки на дорогу. Лепёшкам наш Робинзон обрадовался и размяк душой. Тут ему пришла мысль спросить у девушки, как они делают муку. Подтвердились подозрения Белова о ручных мельницах, которые надо крутить по часу и больше перед каждым обедом. Зато Влада рассказала, где берут хороший камень для жерновов. Оказалось, совсем рядом, даже по пути. Опасаясь появления юго-западного ветра, Белов поспешил расстаться с девушкой и отчалил. Пользуясь безветрием, Белов спешил вниз по течению, даже помогая веслами. Возле второй речушки слева он сделал короткую остановку, чтобы закатить в лодку два самых больших наждачных камня, какие смог найти под берегом. Он закатил бы ещё, но больно опасно просела лодка. Дальше Белов плыл без остановки, активно греясь вёслами, даже для обеда не стал останавливаться. День так и остался пасмурным и безветренным, морось постепенно прошла, но облака так и не разошлись. Усилия Белова пошли впрок, и в сумерках он доплыл к устью Сивы. Заплыв по инерции в устье, Белов уже привычно пришвартовался к мосткам. Насухо перекусив, он решил не подниматься к Тываю и, вымотавшись за день, уснул моментально.

Разбудили его детские крики, ребятишки уже стояли на мостках возле лодки и звали родителей. Белов уже сносно понимал основные речевые связки и определил, что дети зовут старших. Вскоре спустился седобородый, Белов поприветствовал его и вышел из лодки. Затягивать разговор не стал и, сославшись, что спешит домой, быстро попрощался и поплыл вверх по течению.

Грести на большой, да ещё гружёной лодке было тяжело. Даже не столько тяжело физически, сколько обидно от медленного движения лодки вверх по течению. От селения угров Белов отплывал почти полчаса, только, когда оно скрылось из вида, за излучиной Сивы, он решил отдохнуть и пристал к берегу. Такими темпами последний участок пути он преодолеет только за три дня. К счастью, пока он отдыхал, поднялся ветер, и можно было попытаться идти под парусом, что Белов и поспешил сделать.

Попутный ветер довёл Белова только до устья Бражки. Когда он причалил к берегу, уже смеркалось, пришлось разводить костёр и устраиваться на ночлег. Собирая сухие ветки, Белов отошёл в сторону болота и присел. Прямо в двадцати шагах стояла лосиха с лосёнком и смотрела на него. Белов гаркнул, замахал руками и закричал. Лосиха неспешно и грациозно побежала прямо по болоту, а лосёнок рванул за ней, но вдруг споткнулся и упал в болото прямо мордой. Может, поэтому лосиха и не заметила, что потеряла лосёнка, пока не пересекла болото.

Белов смотрел на лосёнка, захлёбывающегося в болоте, и жалел несмышлёныша. Но вот лосёнок вытянул голову из воды и жадно стал дышать. Белов подошёл к нему на пять шагов, вытащить его было можно, но зачем? Вспомнился детский фильм про Аяврика, где главные герои ездили верхом на лосях. Белов быстро сходил за мотком верёвок в лодку и всего за час вытащил лосёнка из трясины и перетащил в лодку. Ноги, конечно, при этом плотно связал. Костёр он разводил уже в абсолютной темноте. Сделал нодью и всю ночь просыпался и подкидывал сучья, чтобы пламя было достаточно ярким. Белов помнил, что видел тигра недалеко отсюда и надеялся, что тигры ещё остались, он не хотел их убивать. Нет, не потому, что в лодке не хватит места, а потому, что там, где живут тигры, нет волков. А волки для домашнего хозяйства представлялись опасней тигров. Вот такой практичный Белов. Зато непрактично он ночевал, не выспался и устал, как собака.

На следующий день ветер поднялся ещё затемно, поэтому Белов только попил отвара и сразу отчалил. В утренних сумерках он плыл не спеша, порой притормаживая кормовым веслом. Но, как только рассвело, начал гнать во всю. Да и течение реки немного ослабло. Только поэтому Белов причалил к родному уже причалу ещё засветло. Привязав накрепко лодку, Белов налегке прибежал к дому. Там было всё в порядке, Третьяк во дворе тесал топором деревяшку. При появлении Белова он вскочил и не выдержал, — Ну, как?

— Всё в порядке, расскажу потом, а сейчас бери тачку, — Белов выложил мешок в сени и пошёл на берег. Работы предстояло много, Белов выгружал мешки на берег, а Третьяк возил их на тачке в сени дома. Последним повезли лосёнка. Для него уже построили загородку, но не с курами, а во втором сарае, туда и затащили телёнка, освободили от верёвок. В угол Белов поставил корытце с водой и бросил две охапки сена. Освобождённый от пут лосёнок лежал без движения, да Белов и не стал ждать, пока он оклемается, повёл любопытного Третьяка в дом.

Только тогда, затопив в доме камин, поставив на него чайник, Белов подробно рассказал о своём разговоре с Владой, о перспективах женитьбы. Третьяк был просто счастлив, он не знал, что сказать, как благодарить Белова. Тот просто качал головой, вспоминая нежелание жениться современных ему мужчин. «Как низко пало современное дворянство», подумал Белов о своих современниках. Третьяк просил ещё и ещё рассказать о Владе, а Белов повторял уже в третий раз. Но желания жить с молодыми в одном доме у Белова не было. Он прямо сказал Третьяку, что поедет сватать Владу только тогда, когда для молодых будет построен отдельный дом, хотя бы без печи. Впрочем, Белов уже знал, что печи здесь ещё не делали, были очаги, как камины в Европе. Эти устройства здорово чадили и жрали огромное количество дров, при этом абсолютно не держали тепла.

Третьяк был, естественно, согласен на всё. Этим Белов и воспользовался, отправив его спать в террасу, а сам, как усталый путешественник, насладился с Ларисой теплой кроватью в теплой комнате.

Проспал он долго и проснулся от солнечных лучей, бьющих в глаза. Белов посмотрел на часы, которые не снимал эти полгода, только заматывал тряпкой, когда ездил на выселки. На часах уже было десять, Лариса шуршала у плиты. В доме было тепло, а всё тело ныло, как после тяжёлой работы. Потянувшись, Белов выглянул в окно. Третьяк во дворе бойко шкурил брёвна, оставшиеся от постройки второго сарая. Белов улыбнулся, вот и мой старший сын, которого не надо заставлять работать. Умывшись и жуя смолу лиственницы, которую местные жители использовали вместо зубной пасты, Белов обнял Ларису и сел завтракать, после чего вышел во двор. К нему сразу подбежал Третьяк, жалуясь, что брёвен мало и надо ещё идти валить деревья. Они обошли место вокруг дома и обсудили, где удобнее ставить второй дом, который Третьяк затеял двухэтажным. Белов согласился, добавив при этом об отсутствии фундамента, вместо которого придётся уложить три или четыре венца лиственницы.

Весь день прошёл в лесопильных работах, Третьяк обрубал сучья как в кино, Белов едва успевал выбрать и спилить следующее дерево. Практически неделю они работали от рассвета до заката. Третьяк похудел так, что Белов шутил, мол, его в мужья не возьмут из-за недокормленности. Дом пришлось поставить без фундамента, поэтому четыре нижних венца были из лиственницы, а настил первого этажа начинался с третьего венца. Четыре окна на втором этаже пришлось застеклить старыми рамами, снятыми с теплицы, а два световых окошечка первого этажа затянули полиэтиленом в два слоя. Опыт утепления мхом у робинзонов уже имелся — баня и два сарая, поэтому дом теоретически обещал быть очень тёплым.

Только-только закончив самые тяжёлые работы, Белов стал готовиться к сватовству. Перерыв всё хозяйство, Белов обнаружил сундук с отрезами материи, видимо оставшийся ещё после бабушки Алексея. Там практически один к одному лежало три набора приданого, о котором говорила Влада. Отобрав несколько отрезов материи, Белов умудрился отыскать детские сапожки, видимо оставшиеся от маленького Лёши, но вполне товарного вида. А среди женской одежды он выбрал три платья, более-менее подходящие по размеру, да пару юбок ярких цветов. Пропарив сапожки над чайником, Белов начистил их сапожным кремом, заодно надраив до блеска и хромовые офицерские сапоги, которые сам когда-то подарил Алексею ходить на охоту.

Себе он вычистил старый милицейский китель, оставленный кем-то из высоких гостей, с полковничьими погонами. Отполировал все блестящие предметы, выбрал фуражку покрасивее. Этих фуражек всех родов войск и расцветок оказалось аж восемь штук. Хорошо гуляли у Алексея офицеры, ничего не скажешь. До срока оставалось всего два дня, поэтому Белов сложил в мешки гостинцы и свою парадную форму, взял уже привычный вещмешок, попрощался с Ларисой и Третьяком и ранним утром отплыл в своей первой, маленькой лодке.