С утра пораньше, пока все готовились к предстоящему празднику, Белов сходил к кузнецу, получил свой заказ и расплатился. Он успел расспросить кузнеца, делают ли здесь арбалеты из железных полос с железными же болтами. Кузнец удивлённо ответил, что все самострелы делают из дерева, на зверя и так хватает. Затягивать разговор Белов не стал, сразу вернулся в гостевой дом, возле которого уже собрались любопытные подростки. Взрослым тоже было интересно, но они к дому не подходили, а собирались кампаниями по дороге к дому Влады.

Купцы оделись красочно, как на картинах Рябушинского, красные кафтаны, золотистые кушаки, новые сапоги и шапки, синие шаровары. Белов быстро переоделся в парадную форму и вышел. Сказать, что его появление всех поразило, значит, ничего не сказать. Не только подростки, но и взрослые были просто шокированы, как позднее проговорился Алим, видывали они одежды и более нарядные, но никто не ожидал встретить такие богатые и оригинальные одежды в этом захолустье.

По договорённости основную роль в сватовстве взял на себя Окунь, как родственник невесты и знакомый со здешними обычаями. Он шёл посреди улицы, по бокам от него встали Белов с Алимом, а сзади скромно пристроился Ойдо и помощники купцов с подарками и двумя бочонками браги. Такое шествие взбудоражило весь Выселок, не успевшие подойти, жители бежали со всех сторон, норовили несколько раз пройти мимо и разглядеть сватов подробнее. Улыбающийся от такого внимания Окунь чувствовал себя в своей тарелке, раскланивался со встречными, сыпал прибаутками, разминался, одним словом. Белов заметил, что почти половина поговорок и прибауток ему знакома, если не дословно, то в общих чертах.

Возле дома Влады улица уже была запружена любопытными, а у самого дома стояли мужчина с женщиной, очевидно, родители Влады. Они тоже были в праздничных нарядах и заметно нервничали. При виде шествия женщина закричала младшей дочери, — неси быстрее, неси. Девочка быстро вынесла каравай на вышитом рушнике.

Началось само сватовство, которое напоминало те немногие деревенские свадьбы, где побывал Белов в своё время. Разговорная разминка, как её определил Белов, была с одной стороны преувеличенно вежливая, как будто встретились абсолютно незнакомые люди, с другой стороны некоторые шутки заставили своей простотой и прямотой Белова даже покачать головой. После десятиминутного обмена прибаутками, гостям вручили каравай и пригласили в дом.

Все четверо сватов зашли в маленькую избушку, где был накрыт стол, и горели для света лучины. Внимательный Окунь бочонки с брагой на улице не оставил, велел занести в дом. В доме все мужчины сели за стол, а невеста подавала различные кушанья, приготовленные её руками. Гости с явным наслаждением пробовали поданные блюда и просили добавки. Хозяйка с детьми рассматривала подарки и примеряла их, особенно платья для невесты, которые примеряли обе её сестры. Несмотря на оригинальность дарёных платьев, невесте было сказано идти со сватами в своём домашнем платье, чтобы соседи видели, что и невеста не лыком шита, есть у неё приданое.

Как договорился Белов, сватовство шло в сокращенном варианте, иначе это веселье могло затянуться дня на три-четыре. Поэтому в доме прибаутки скоро закончились, и начался спокойный степенный разговор по хозяйству молодых. Подаренные платья и отрезы материи сыграли значительную роль в определении статуса жениха, поэтому высокий уровень благосостояния подразумевался, безусловно. Белов дополнительно рассказал о построенном доме для молодых, о запасах на зиму. Планы жениха о будущем не обсуждались, но Белов сразу пригласил родителей после половодья приехать в гости и проверить усилия молодых по ведению хозяйства. Для подначки сватов, Белов добавил, что жених имеет все необходимые в хозяйстве инструменты — от топора с пилой до гвоздей и свёрел, а для примера показал сверло по дереву диаметром 5 миллиметров, которое взял для разговора с кузнецом. Это сверло чистотой обработки так поразило сватов, что отец невесты, находясь в шоке, заметно увеличил приданое. Кроме стандартного набора из прялки, веретён и лукошка со спицами и иглами, Дюба отдал новый ткацкий стан. Станком назвать его было ещё сложно, но челнок имелся, и ряды нитей чётко разделялись.

Такая щедрость умилила даже практичного Окуня. К этому времени все переговоры были закончены, решено было свадьбу сыграть здесь, а утром пораньше отплыть, благо погода явно намекала не задерживаться.

Все вышли на улицу, где уже были накрыты столы и лавки. За них ещё никто не садился, все чего-то ждали. Окунь пояснил Белову, что по совести надо жениху с невестой пойти на выселковское капище попросить разрешения у предков и богов. Но волхвом выселки ещё не обзавелись, да и жениха нет в наличии. Поэтому благословлять свадьбу будет Скор, который сейчас подойдёт. Действительно, Скор со своей женой уже подходили. Они держали в руках небольшие деревянные изображения человеческих фигур. Как пояснил тот же Окунь, до появления волхва капище делать не стали, а небольшие изображения богов хранятся в доме Скора.

Скор, раскрасневшийся от приятной миссии, громким голосом задал классические вопросы о любви и верности жениха к невесте, на которые отвечал Белов. На такие же вопросы ответила и сама невеста. После чего Скор принял клятву Белова в соблюдении женихом родительских поконов и Белов приложился к изображениям Рода и Макоши. Также поступила и невеста. Небольшой благословляющей речью Скора официальная часть была закончена. Изрядно подмёрзшие жители Выселков моментально заполнили лавки за столами и начались гуляния.

Вот здесь Белову чуть не наступил конец. Как позже он вспоминал, если бы не ежедневный физический труд в течение всего лета, он вернулся бы в дом инвалидом. Буквально после первого тоста начались испытания жениха и его родни. А, учитывая, что Белов был в двух лицах, пришлось ему тяжко. Ладно, ещё, что часть ответов на смекалку и знание обычаев подсказал Окунь, Белов сам понял не больше трети вопросов. Дальше было хуже, разгорячённые бражкой парни, вытащили сучковатую колоду с заданием расколоть, а подсунули не колун, а старенький, да ещё каменный топор. Белов догадывался о таком задании и взял у Ойдо приготовленный колун, который успел освоить в совершенстве за последний прохладный месяц. Колоду он расколол всего за пять ударов, явно не рекорд, но и не стыдно.

Так же получилось с заданием на забивание гвоздей. Белову подсунули деревянные клинья и каменный молоток. Улыбаясь, он сразу заменил их на подготовленный свой молоток и железные гвозди-двухсотки. Эти гвозди своим одинаковым видом просто протрезвили зрителей, и забивал их Белов при полном молчании. От стрельбы из лука Белов отказался сразу, да тут его выручил Ойдо, который отстрелялся, судя по грустному виду парней, достаточно хорошо. Подзадоренные девицами, парни вытолкнули в круг медведя, которого надо было заломать. Конечно, это был человек в медвежьей шкуре, и, судя по габаритам и пластике движений, в проигрыше Белова никто не сомневался. Белов даже хотел сразу поддаться, но ему не понравились напряженные трезвые взгляды Скора и Окуня. Несчастный случай на свадьбе их здорово мог обогатить. И независимо от возможных последствий, Белов рисковать побоялся. Он за столом не выпил ни капли не только спиртного, но и просто напитков. Белов демонстративно снял пояс с ножнами, посох-карабин давно стоял у всех на виду, как обычный талисман, на него никто не обращал внимания после заявления Белова, что это знак старшинства в его роду.

Противник Белова в медвежьей шкуре встал на задние лапы и пошёл навстречу. Когти на лапах не просто были не срезаны, они ещё двигались, управляемые пальцами. Длина когтей была сантиметров двадцать, и Белов пожалел, что отказался от кинжала. Судя по трагическому молчанию всех, даже подвыпивших гостей, предположения Белова о возможной смерти были не совсем беспочвенны. Да ещё ростом «медведь» оказался выше Белова с его 180 сантиметрами почти на голову. Раньше таких высоких мужчин на Выселках Белов не видел точно. Пользуясь преимуществом в длине рук, да ещё с когтями, «медведь» прыгнул на Белова с одновременными взмахами «лап». Предполагавший подобное Белов, скользнул ему за спину и толкнул с подножкой вперёд. «Медведь» упал, в кувырке развернулся и снова пошёл на Белова. Теперь уже маленькими шагами подходил поближе, чтобы зацепить наверняка. Белов понимал, что бить руками или ногами было бесполезно через такую толстую шкуру. Оставалась только бросковая техника, которую Белов не очень любил. Чуть дёрнувшись назад, Белов вызвал противника на рывок и резко шагнул вперёд. Проскользнув под правой «лапой», Белов сгибом правой руки ударил противника в горло, толкая его назад. Одновременно он левой ладонью толкнул «медведя» в поясницу вперёд по его движению, а правой ногой сделал подсечку. На тренировках этот приём был достаточно эффективным, хотя и опасным. При падении всегда надо было поддерживать партнёра. Здесь Белов рисковать собой не стал, и жалеть такого «партнёра» тоже. Как только «медведь» начал заваливаться назад, размахивая «лапами», Белов отскочил поодаль. Но не успел и один коготь порвал ему штанину и оцарапал ногу, правда, неглубоко. Грохнувшийся о землю с высоты немалого роста «медведь», лежал, не двигаясь. Белов стоял напряжённо, не отводя внимания от противника, боковым взглядом контролируя поведение выселковских, особенно Скора.

Тот был поражён результатом поединка, но быстро взял себя в руки и объявил Белова победителем. Одновременно он велел перевязать царапину, а сам перешёл к испытаниям невесты. Белов понял, что таким переходом Скор берёт время для обдумывания своих действий. Опасаясь заражения, Белов сам промыл царапину, посыпал её заранее приготовленным порошком из старых таблеток стрептомицина, срок годности которых вышел ещё в советское время, и сам перевязал отрезком рваной простыни, который он приготовил заранее. Нет, Белов не знал, что его ранят, но после встречи с раненым Сладом, без перевязочного и обеззараживающего материала он из дома не выходил. Тем временем, испытания невесты уже заканчивались и начались обычные гуляния с выпивкой и танцами. Танцы были под дудки и балалайки, может не совсем балалайки, но очень на них похожих предметов.

Скор куда-то ушёл, «медведя» тоже подняли и увели. Белов с облегчением отметил, что его противник жив и относительно здоров. При всех возможных неприятностях, начинать с тяжёлой травмы, не хотелось. Белов решил заняться сбором информации. Ещё в прошлые посещения он заметил, что охранник у ворот не горит любовью к Скору, хотя внешне этого не показывает никоим образом. Такое поведение выдавало в нём достаточно толкового человека. Но подходить к нему с вопросами сразу было бесполезно. Поэтому сначала Белов поговорил с Курихой, у неё в ходе беседы о курах навёл справки об охраннике, да так, что та и не поняла, что говорила о чём-то кроме кур. Тут же Белов подошёл к своим старым знакомым- парням, от которых он отбил Третьяка, уважительно поприветствовал, поулыбался, показав, что относится к ним, как к новой родне. Наговорил им кучу приятностей, а затем, выяснил у них практически всё, что хотел. Да ещё сделал зарубки на будущее в отношении двух из них.

Парни даже не считали необходимым скрывать личность «медведя». Наоборот, своей победой над ним, Белов реабилитировал ребят в их глазах. Мол, даже приезжий Дрын, которого Скор всегда вызывал из Соли Камской, когда надо было кого-нибудь проучить или просто убить, не смог справиться с Беловым, куда уж им. Разговорившись, парни сообщили, что именно Дрын в драке убил прежнего кузнеца три года назад, но «это сам кузнец полез в драку». Именно Дрын сильно побил братьев Лопат, после чего один брат до сих пор лежит, а второй не может быстро ходить. Белов сразу уточнил, — это который Втор Лопата, на воротах стоит?

— Да, он это, а дом у них сразу первый от ворот, там старший Лопата и лежит.

Белов ещё уточнил, где живут ребята, какие у них семьи и пошёл налаживать контакт со Втором. К этому времени уже давно стемнело, поэтому Белов посидел за столом и, сказав Окуню, что прогуляется до лодки, пошёл к воротам. Пояс с ножнами и посох-карабин, Белов взял с собой, естественно. Время доходило к полуночи, никто по дороге к воротам не встретился. Белов добросовестно сходил до лодки, а на обратном пути присел на лавку возле Втора, лицом к Выселку, чтобы заметить любого, кто подойдёт. Луна светила неплохо, и незаметно подойти к воротам было невозможно с любой стороны.

Втор молчал, что обнадёжило Белова. Он мысленно вздохнул, что ещё не курят. Сигареты пригодились бы для затравки беседы. Впрочем, для Белова подобные детские находки были не нужны. Практически сразу он решил взять Втора, как говорится, за рога.

— Как думаешь, после сегодняшнего, Скор не сорвёт злость на тебе?

— А при чём тут я? — пытался уйти от разговора Втор.

— А причём вы с братом были полгода назад, расскажи, я тебе и объясню.

— Какое тебе дело, ты чужак, приехал и уехал, а нам здесь жить, — ещё пытался сопротивляться Втор.

— Ну, я здесь уже не чужак, но ты верно сказал, я то уеду, а на тебе Скор отыграется. И ещё вопрос, переживёте ли вы оба зиму. Так или нет? — продолжал давить Белов, повернувшись лицом ко Втору и глядя ему в глаза, — так из-за чего он на вас натравил Дрына?

— А чего ты меня спрашиваешь, спроси у своего родственника — Окуня. Он тебе сразу всё расскажет. У вас с ним свои делишки, чего ты от нас хочешь?

— Ну, Окунь родня не мне, а невесте. А спрашиваю я тебя из-за того, что жить хочу дальше спокойно, не ожидая стрелы в спину. Понял меня или нет? Или это тебя хотел Дрын сегодня убить? Сколько ещё подручников у Скора? Где по дороге они меня поджидать будут, ты мне скажешь или я сейчас тебя начну убивать, а? — Белов, возбужденный дракой, просто физически давил своими эмоциями на Втора, и знал об этом. Он уже почувствовал, что Втор всё расскажет, и пытался не сильно перегнуть палку, чтобы Втор с испуга не наврал чего.

Дальше пошло уже спокойнее и Втор, направляемый вопросами, рассказал Белову примерно ожидаемые вещи. Нынче весной, возле островов перевернулась целая лодья купеческая, купцы все потонули. А товары себе привёз Скор вместе с Дрыном. За остальными товарами они два раза брали с собой братьев Лопат. Почему их, потому что оба не женатые, живут вместе в избушке и родни на Выселках не имеют, приехали сюда год назад и в долг взяли инструмент у Скора, срубили избу. Долг отдать не смогли, на охоте добыли немного пушнины, да хватило только на четверть долга. А за год долг растёт на пятую часть, одному Втору теперь вовек не расплатиться, будет прислуживать Скору, пока не умрёт или не уедет отсюда далеко. А куда уедешь с больным братом? Впрочем, весной брат был вполне здоров, и оба Лопаты потребовали у Скора свою долю добычи, да сдуру пообещали всем рассказать, испокон веков найденное в реке было общим. Скор обещал расплатиться и списать половину долга в счёт расплаты. Братья и успокоились. А через пару дней Дрын исподтишка завёл братьев, и так получилось, что они начали с Дрыном драку первые. Тот бы их обоих убил, да Скор его остановил. На следующий день пришёл Скор к избитым братьям в избу и сказал, что их долю пришлось отдать Дрыну за обиду. А если братья заикнутся об имуществе купца, то Скор на них ещё виру назначит, за нападение на приезжего человека без причины и ославит перед всеми купцами, те сами братьев зарежут где-нибудь за Выселками.

Поэтому всё лето Втор ходит тише воды, ниже травы. А брат уже поправляется, встаёт по нужде. Белов прикинул, что лодья купцов наверняка не случайно опрокинулась, раз о ней узнали Дрын и Скор. Но Втору свои мысли не сообщил. Зато он узнал от Втора, что Дрын приезжает почти каждый месяц один, живёт пару дней у Скора, да иногда с ним уезжает куда-то на два-три дня. Братьев Лопат они больше с собой не берут.

Отличный информатор этот Втор, решил Белов. После чего проинструктировал по наблюдению за Скором и особенно Дрыном, показал несколько кун и пообещал помочь расплатиться с долгом, если Втор поможет ему. Опасаясь задерживаться со Втором, Белов пошёл по направлению к гулянке, которая, судя по звукам песен переходила в лирическую часть и шла к завершению. Пока Белов подходил, навстречу стали попадаться расходившиеся гости. А возле дома уже ждали трое захмелевших сватов. Все попрощались с новой роднёй, и пошли ночевать в гостевой дом. Там подручные Окуня уже протопили очаг и выгнали дым. Почти сразу все уснули. Ночью Белов несколько раз просыпался, пока не закрылся изнутри на всякий случай. Только тогда ему удалось уснуть.