Опасность пришла откуда не ждали, не вернулась в срок паровая лодка, ушедшая вверх по Каме за свинцовой рудой. С этой весны на пароходах остались только двое матросов, каждый из трёх опытных подростков получил отдельное паровое судёнышко и молодого напарника в придачу, пароходство Бражинска в июне уже представляли целых три судна. Белов решил проверить, что случилось, отправился вверх по Каме один, на моторке, бензина было достаточно, чтобы передвигаться по рекам исключительно на моторной лодке. В Выселках никто не знал, что случилось с паровой лодкой, её видели идущей вверх по Каме. Окорок рассказал, что к Скору приезжали угры-охотники с левого берега Камы, после чего тот на неделю уехал вверх по течению, перед самым появлением парохода. Вернулся глава Выселков обратно довольный, привёз много мехов, проговорился, что меха с той стороны Камы. Спрашивать Скора Белов не стал – не тот человек, чтобы проговориться, – поплыл внимательно осматривать берега Камы выше по течению. Двигаясь всё выше по Каме, он добрался до места, где его парни устраивали постоянные ночлеги. Ребята соорудили там небольшой шалаш, где их и подкараулили убийцы. Труп одного из кочегаров Белов нашёл в нескольких шагах, он был уже обглодан зверьем. При осмотре удалось обнаружить только замытые дождями следы да обломок каменного наконечника стрелы, лежавший рядом с местом убийства.

Оставалось найти пароходик, который либо потопили, либо увели к себе угры-охотники, только они в здешних краях пользовались каменными наконечниками для стрел. Для себя Белов уже предположил, что в нападении участвовали угры и Скор. Старейшина Выселков, если он осторожен, не должен взять себе ничего с парохода, похоже, ему неплохо заплатили мехами. Угры могли просто утопить лодку, но медь и железо высоко ценят даже эти дикари, наиболее вероятно, что металлические детали они демонтируют и унесут. Белов направился к речке Мельничной, разыскивать следы угров.

Первым делом он проверил капище, где несколько дней никого явно не было. От капища двинулся вверх по течению, затем на восток. Там по рассказам ещё того, прошлогоднего пленного, находилось стойбище угров из рода лесных охотников. Белов даже не пытался скрытно подбираться к селению, не настолько самоуверенным он был. Прошлым летом ночью просто повезло, а днём возле селения его обязательно заметят. Поэтому он поднялся на моторке как можно дальше по реке, открыто вытащил лодку на берег. Пешком двигался также открыто и шумно, показывая, что не скрывается. Уже на второй день пути навстречу вышли два угра с вопросами о цели его движения. Старейшина Бражинска, на ломаном угорском представился, сказал, что хочет поговорить с вождём Топором, который его должен знать. Угры довели Белова до селения достаточно быстро и провели к чуму в центре стойбища.

Почти всё стойбище состояло из чумов, у леса виднелись несколько сараев из жердей, чумов было немного, не больше тридцати. Обилие детей и подростков просто поражало, «целый пионерский лагерь», – подумал Белов. Охотничий вождь Топор уже ждал возле своего «вигвама», настороженно глядя на гостя.

«Жаль, что не спросил, какая у него семья», – успел подумать тот перед приветствием. Разговаривать пришлось на поляне возле чума, присев на отполированный предыдущими «посетителями» ствол липы. Белов не спешил перейти к делу, подробно рассказывая о своих делах. Затем осторожно поинтересовался, как дела в селении, хороша ли охота, удачно ли пережили зиму. Выслушав довольные ответы Топора, который подробно рассказал о великолепных охотничьих трофеях, заметно расслабившись и утратив насторожённость, отставной сыщик начал «работать». Перемежая похвалы с заинтересованными вопросами по дивным трофеям, часто переспрашивая и отвлекая Топора мелкими уточнениями, Белов выяснил, что зимой угры неплохо поохотились, добыли много ценных шкур.

После осторожного упоминания об обмене шкур на железные товары Топор заулыбался и с детским хвастовством показал Белову своё копьё с железным наконечником, потом колчан со стрелами с медными наконечниками. Тот порадовался вместе с Топором, удивился, какие хорошие мастера в роду Топора, отлично сделали такие дорогие вещи. Вождь, в свою очередь, поделился, мол, делать ещё не умеем, зато выгодно обменяли у соседей, на другом берегу Камы, в Выселках. Белов продолжил разговор, постепенно уходя к другим темам, давая понять, что пора поговорить о цели визита.

– Беда у меня, – по-угорски продолжил гость, – кто-то убил моих людей, которые плавали на пароходе. Помнишь лодку, из которой идёт дым? Два паренька на ней плавали, одного я нашёл убитым на том берегу, в глазу у него оказался обломок стрелы.

Белов выложил перед Топором каменный наконечник. Он уже понял, что вождь непричастен к нападению на пароход, но была вероятность, что Скор использовал других угров из рода охотников. Топор, несмотря на свою непосредственность, проявил себя мудрым человеком. Не делая поспешных выводов, он отдал наконечник одному из охотников, а сам быстро собрался в дорогу, взяв с собой двоих охотников постарше. Почти бегом все четверо добрались до моторной лодки, на которой Белов быстро вернулся к месту убийства. Там никто не успел побывать после его отъезда, что облегчило работу следопытов. Вечером у костра подвели итоги осмотра. Убийц было двое, один, стрелявший из кустов, другой, подошедший к костру и убивший второго несчастного подростка. Угры нашли чёткий след правой ноги одного убийцы, который оказался им знакомым.

– Человек с такими следами обменял нам железные и медные вещи на шкуры, – неохотно произнёс Топор, глядя на Белова.

– Он живёт в Выселках, – закончил тот, заметив напряжение в голосе вождя.

– Да, – подтвердили все трое угров, с любопытством глядя на собеседника.

– Остаётся узнать, кто стрелял из лука и куда девался второй труп, – спросил Белов у Топора.

– Второй убитый упал в реку от удара, надо искать ниже по течению, – ответил один из охотников.

– Угра, который стрелял, утром приведут сюда, – добавил Топор.

Однако Топор ошибся, утром к месту ночлега приплыли на лодках угры, сообщившие вождю, что наконечник от стрелы чужой. Ни у кого из охотников стрел такой выделки нет, и никто не узнал этот камень. Белов предполагал такой исход, придётся плыть в Выселки. По пути он решил ещё раз внимательно осмотреть берег Камы, надеясь обнаружить труп, упавший в воду. Растерзанные зверями остатки первого матроса, завёрнутые в луб, везли на лодке. Плыли медленно, на двух лодках, тщательно осматривая мелководье и кусты над водой. При осмотре одной заводи Белов заметил странное движение в прибрежных камышах. Предчувствия не обманули, второй труп нашёлся, да ещё какой! Парень оказался живёхонек, правда сильно изголодавший и обессилевший от потери крови. Немного закусив, он рассказал, как всё случилось.

К костру, у которого уже собирались спать двое парней, подошёл Слад, попросивший показать устройство парохода. Петунь, гордый своей работой, направился к пароходу, когда сильный удар в спину кинул его в воду. Спасло парня то, что он был очень худой и лёгкий. Как объяснили охотники, нож ударил в рёбра и скользнул по ним, а Петунь от удара свалился в воду. Белов подумал, что свою роль сыграла неопытность Слада, тот даже кабана толком зарезать не смог. Петунь от неожиданности не успел даже вскрикнуть, а когда вынырнул, услышал голос ещё одного человека и решил притвориться убитым, затем неделю прятался в кустах на берегу. Моторку Белова парень проспал, вернее, валялся без сознания. Рана у мальчишки оказалась неглубокой, был содран порядочный клок кожи вдоль ребра, но воспаления не было. Пока его перевязывали, отставной сыщик продумывал, как поступить, затем посоветовался с Топором и спросил, поможет ли тот наказать убийц. Много времени ушло на согласование действий, после чего обе лодки пошли к пристани Выселков.

В Выселках труп принесли на площадку перед домом старосты, а Петунь остался в лодке, спрятанный под одеяло под охраной угров. Белов в сопровождении Топора и двух его следопытов обратился к Скору с просьбой помочь в отыскании убийцы своего человека. Староста Выселков невозмутимо собрал на площади всех взрослых односельчан, а Белов начал своё выступление. Предварительно, как было принято, он минут десять распинался в своей дружбе и хорошем отношении к жителям Выселков, вспомнил спасение Слада, свадьбу Третьяка, свои поездки сюда, добрососедские отношения.

– Никогда не просил я помощи у вас, – продолжил Белов, – сейчас прошу, помогите. Помогите найти убийц, которые убили моего человека и украли пароход.

Продемонстрировав тело угра, он пояснил, что сам невеликий следопыт, попросил помощи угров, и передал слово Топору. Тот продолжил на достаточно понятном славянском языке, подробно рассказав, что убийц было двое и следы одного из них охотники узнали, потому что совсем недавно меняли у того шкуры на железные и медные вещи. Белов подождал, пока до сознания жителей дойдёт, что убийца из Выселков, и спросил Скора, какая вира за убийство. Ответ был ожидаемый.

– Вира за убийство простого человека пять гривен или выдача головой, – невозмутимо подтвердил Скор, кивая Сладу, стоявшему за спинами выселковцев, головой на выход из селения. Тот моментально подчинился указанию отца и быстрым шагом отправился к воротам. Глазастый сыщик заметил это, но решил не препятствовать.

– Топор, скажи, кто убийца, – громко спросил он.

– На месте убийства мы нашли следы Слада, – спокойно сформулировал Топор, избегая прямого обвинения.

– Это ничего не значит, может, он был там после убийства, – спокойно отмёл обвинения Скор, – нет свидетелей убийства, а следы не говорят сами ничего, твои следопыты ошиблись.

Белов распорядился привести Петуня, который уверенно повторил, что случилось.

– Что теперь скажешь, староста, – ему самому стало интересно, какой выход найдёт Скор.

– Мало ли что говорит этот дурачок, он не мужчина и не из нашего рода. – По-прежнему, невозмутимо отнёсся к рассказу Петуня Скор.

– А я мужчина? – громко поинтересовался Белов. – Я тоже заявляю, что Слад и ещё один человек убили моего работника, ранили Петуня и украли у меня пароход. Я берусь это доказать. В кузнице, где работает Слад, лежат куски железа и меди, они выломаны из моего парохода.

– Убирайся вон, – не выдержал Скор, – ты никто, безродный бродяга, мы на своей земле и ты мне не указ.

– Хорошо, я сейчас уйду, – спокойно ответил Белов, – но прежде послушайте все и не говорите, что не слышали. Жители Выселков, я живу рядом с вами три года и всегда поступал по совести. Я не держу зла на вас, но ваш староста поступает со мной не по Правде. Он вместе со своим сыном убил одного моего человека и ранил другого, он украл у меня пароход, железом и медью с которого сейчас торгует. Я не прошу смерти для убийцы, мёртвого это не вернёт. Я прошу поступить со мной по Правде, за убитого и раненого заплатить виру десять гривен, за украденный пароход вира три гривны и возместить стоимость парохода сто гривен. Если староста или общество через три дня мне не заплатит сто тринадцать гривен, я возьму всё сам, – он внимательно оглядел потупившихся мужиков и злобного Скора, потом добавил ещё раз, – изведу всё селение. Разбойники и убийцы мне в соседях не нужны. Жду три дня. И не забывайте, я не безродный изгой. Я старейшина сильнейшего рода и смогу защитить своих людей и своё имущество.

Белов и угры быстро покинули Выселки и отплыли вниз по Каме. Топор неожиданно разговорился:

– Мы поможем тебе, ты честный воин. Ты один не справишься.

– Нет, спасибо, – улыбнулся Белов, – в Выселках я справлюсь, но надо помешать Скору убежать из селения. Если вы его поймаете, будет хорошо.

Встретиться с Топором он договорился через три дня у Выселков. Отпущенное время ожидания прошло в похоронах погибшего угра, нескольких тренировках. Тренировался Белов не только сам, стал серьёзнее натаскивать группу мальчишек и девушек в рукопашном бое, провёл очередные стрельбы с подростками из револьверов. Его будущие дружинники осваивали оружие удивительно легко, видимо сказывалась охотничья практика, с детства развивавшая глазомер и реакцию. После десятка тренировочных стрельб все подростки показали отличные результаты. Полгода добротных занятий, и в Бражинске появится нормальная охрана, способная защитить городок от нападения доброй полусотни врагов. Совершено не вовремя случились оба конфликта с соседями, выйти из которых мирным путём, видимо, не получится.

В положенное время Белов высадился из моторной лодки на пристани Выселков. Алина, наконец забеременевшая, осталась в лодке. С собой старейшина Бражинска взял Сысоя и Кудима, вооружённых парой револьверов, для защиты тыла. Сыщик экипировался на все случаи жизни, с револьверами на поясе, карабином в руках и мечом за плечами. Он был уверен в успехе при любом развитии событий, но немного нервничал. Дело ещё непривычное, брать селение в подчинение. Три угорских селения не в счёт, здешние славяне достаточно независимы и себе на уме. С них станется всем Выселком уйти в леса, этого Белов боялся больше всего.

На противоположном берегу Камы ожидали угры Топора, в трёх лодках, человек двенадцать. Белов поприветствовал их и направился к воротам Выселков. Ворота в посёлок, огороженный частоколом, были закрыты наглухо, а из-за тына ехидные голоса подростков предложили постучать в них с разбегу рогами, как баран. Всё шло довольно предсказуемо.

Белов опустил стекло мотошлема, который надел в надежде защититься от стрел, и подошёл к воротам. Его помощники шли сзади, прикрывая себя и командира дощатыми щитами. Мешок с порохом и крючком уже был готов, оставалось его подвесить на уровне засова и поджечь шнур. Взрыв вышел не эффектный, по мнению Белова, но эффективный: между створками ворот образовалась дыра в полметра в диаметре, засов разорвался, и ворота медленно раскрылись. Он спокойно зашёл в ограду, высматривая среди удивлённых мужиков лучников. Лучников, к счастью, не было, никто всерьёз угрозы чужака не воспринял, а зря. Скор, подбадривая других криками, бросился на Белова с топором и упал с простреленной ногой. Ещё трое с рогатинами, вышедшие за ним, получили по пуле в конечности из револьвера, больше никто из селян не вышел из толпы.

– Значит, вы решили прогнать меня, – отставной подполковник остановился в пяти шагах от замерших жителей Выселков, принялся неторопливо заменять патроны в барабане револьвера, – я вот сейчас всех вас пораню, свяжу и продам купцам, что тогда скажете?

Молчание выселковцев перемежалось стонами и проклятиями валявшихся на земле раненых, которых уносили жёны, торопливо закрывая раны мужьям сорванными с головы платками. Никто не смотрел на них, все селяне мрачно слушали чужака, не пытаясь ничего предпринять. Своим уверенным видом, спокойствием и дерзостью Белов словно загипнотизировал людей.

– Платить, я понимаю, вы не хотите, – он подождал ответа, но безрезультатно, – тогда у вас один путь, признать меня старшим родичем, принести клятву, а я прощу родичам все долги. Понятно? Более того, в отличие от Скора, я не буду собирать с вас на жилое, на содержание старосты. Но нового старосту назначу по своему усмотрению. Кроме того, если мы породнимся, цены для вас на бражинские ножи, топоры, пилы и прочее, станут на одну десятую дешевле, чем прежде. Решайте, от родства со мной для вас одна польза!

Белов не сомневался, что практичные мужики в уме давно решили так и сделать, но надеялись, что Скор выгонит чужака из селения. Поскольку не получилось, мужики довольно быстро согласились присягнуть старейшине Бражинска. Как говорится, мастерство не пропьёшь, за свою долгую работу опытный сыщик уговаривал многих сделать то, что ему надо. Опыт огромный, и Белов его применил в нужном месте и в нужное время, добившись своего.

Уже через четверть часа он принимал присягу своих первых подданных славян. Клятву дали все главы семейств, даже раненые. Только Скора Белов велел связать и отнести в лодку, поедет в Бражинск. Слада в Выселках не оказалось, он вместе с женой и ребёнком уплыл два дня назад вверх по Каме. Белов назначил старостой Выселков в своё отсутствие отца Влады, выбрал десять отроков из семей среди близких родственников Скора для проживания в Бражинске в качестве заложников. Пока мальчишек собирали в дорогу, он проинформировал своих новых подопечных о разбойных деяниях бывшего старосты, о том, сколько купцов, проплывавших по Каме, тот убил и разграбил.

Многие мужики даже не подозревали об этом, другие нашли подтверждение своим догадкам. Характерно, что больше всего мужики возмутились не самими преступлениями, а тем, что Скор не делился добычей с обществом. Именно жадность прежнего старосты стала последней гирькой, перевесившей симпатии выселковцев в пользу новых порядков. Буквально в течение двух часов Белову удалось радикально изменить точку зрения выселковских мужиков на ситуацию. Дом бывшего старейшины, его земельный надел и лошадь, отдали новому старосте, а всю семью Скора – жену с тремя девочками-подростками, увезли с собой в Бражинск. Основная задача новому старосте была поставлена, охрана рубежей и немедленное сообщение о врагах.

В Бражинск возвращалась целая флотилия из четырёх лодок, загружённых не только имуществом, но и домашним скотом бывшего старосты – овцами, курами, целую лодку заняли остатки парохода, которую удалось найти затопленной, самое ценное – подшипники. Их Слад, к счастью, не успел раскурочить. Ума у новоявленного кузнеца хватило лишь на изготовление из украденного металла ножей и наконечников для стрел. Корову решили привезти позднее, оставив её новому старосте. Попрощавшись с Топором, Белов поблагодарил того за поддержку, попросил помочь Выселкам в случае нападения на селение и ещё раз пригласил на торг в Бражинск, показав на остатки парохода и обещая много железных товаров. Тянул на своей моторке вверх по Сиве свой караван Белов очень медленно, но добрались засветло.

Закрыв перевязанного Скора в одной из бань, за неимением свободных сараев, его семью победитель разместил в только что выстроенном доме. Жена бывшего старосты с абсолютно сухими глазами держалась стойко, надо полагать, о преступлениях мужа она догадывалась, но вынужденно молчала. Бывшему сыщику понравилась её реакция, женщина явно не была преступницей и сможет воспитать детей без мужа. Самого Скора бражинец планировал продать ближайшему купцу, как можно быстрее. Держать рядом своего врага он не собирался, как и расправляться с ним. Не было в Русской Правде смертной казни, не было. Соблюдать законы за время службы в милиции отставной подполковник привык, как бы они не были плохи.

Родителям погибшего матроса, поскольку виновник смерти их сына бежал, старейшина Бражинска выплатил виру в размере пяти гривен. Таким образом, он брал на себя обязанность покарать преступника, чему угры обрадовались, так как боялись ссориться с сильным славянским селением.

– Ты сильный, ты сможешь, – поклонились они нашему герою, покидая Бражинск. Надо полагать, угры подразумевали его способность отомстить за убийство сына. Христианская мораль ещё не добралась до Приуралья, и право мести все аборигены считали своей обязанностью, как добросовестные люди. Отказ от мести они восприняли бы слабостью и, как это ни смешно, непорядочностью. Белов с удовольствием бы плюнул на месть, но, как говорят французы, положение обязывает. Снова пришлось ему взвалить на себя неприятную ношу. Как много собрал он обязательств за последний год и как бездарно провалил половину из них. Те же конокрады отделались лёгким испугом, изрядно попортив репутацию бражинцев, как беззубых, не способных защитить своё имущество людей. Хотя нет, если бы не конокрады, он не решился бы на дерзкую выходку с фактическим захватом соседних селений угров.

«Тут не знаешь, что с пленными россохинцами сделать, а мне ещё кровную месть подсунули!» – чертыхался про себя отставной сыщик, проверяя по вечерам и утрам контрольно-следовую полосу. Проблемы, как снежный ком, валились на Белова, не оставляя времени на достижение истинной цели – техническое прогрессорство.

«Ну, их всех к чёрту, если я собираюсь менять этот мир технически, чего я боюсь? Пусть привыкают жить по моей морали, не буду держаться их первобытных устоев! Буду менять всё, что происходит в жизни. Привыкли же все жители Бражинска соблюдать гигиену, говорить только по-русски, ходить в уборные, есть картошку и помидоры! Пусть привыкают, вернее, отвыкают от кровной мести. Хватит нам диких горцев на Кавказе в двадцать первом веке, своих подопечных я от этого точно отучу!» – много размышлял он на эту тему, мысленно обыгрывая все возможные варианты обеспечения безопасности своей семье и людям, поверившим в него. Ничего, что бы улучшило ситуацию кардинально, в голову не приходило. Ну, не супергерой он, а средний человек. Единственное, что понял твёрдо, надо готовить команду, хотя бы ту группу подростков, и усилить охрану Бражинска.

Всё лето, все погожие дни Белов посвятил усиленным тренировкам с подростками, привлекая к ним мужчин из числа молодожёнов, проживавших в Бражинске. Подростков в посёлке только постоянно проживало уже полсотни, две трети из них «заложники» из угорских селений и Выселков, самых крепких и толковых из аманатов он тоже привлёк в группу охраны. С ними сыщик и вёл занятия, остальные работали подручными у мастеров и по хозяйству. Всю торговлю взяли в свои руки жёны Белова, Лариса оказалась весьма практичной хозяйкой, умело торговалась с купцами, которые зачастили в посёлок. Кроме Окуня и его подручных, обеспечивавших запасы руды, шерсти и самоцветов, три купца с юга привезли много нефти, хлопка, тканей, кожаную обувь. Одному из южных купцов удалось сбыть Скора, с договорённостью, под хорошую скидку, что этот раб будет продан лишь в Усть-Итиле, не ближе. Одной проблемой у Белова стало меньше.

Зачастили местные купцы – булгары, даже два купца из Россоха не побоялись приехать. Они обеспечили посёлок запасом зерна и мёда. Серебро для закупок продуктов Белову даже не приходилось трогать, наработанных зимой запасов железных изделий хватило до осени. Понемногу увеличивался спрос на зажигалки, южане стали брать доски, особенно кромлёные. Белов дополнительно установил дисковую пилу на пилораме братьев Лопат, и почти все доски те стали кромить, что заметно повысило их товарный вид и востребованность. Порой он завидовал Третьяку, который подобрал себе единомышленников и отрабатывал получение новых образцов легированной стали, не обращая внимания ни на что вокруг себя. Глядя на парня, старший родич видел в нём своё отражение, он тоже был таким лет двадцать назад, увлечённым и бескорыстным, не замечающим ничего, кроме интересной работы. Увы, как глава большого хозяйства, сейчас Белов не мог позволить себе такой роскоши, как увлечённость. Ему приходилось быть циничным и предусмотрительным, прагматичным и осторожным.

С купцами из Россоха он подолгу беседовал, пытаясь через них наладить диалог с руководством города и избавиться от надоевших пленников, гирями висевших на его ногах. Хитрецы не сказали ни слова правды, явно были подосланы старейшинами родов для разведки. Сыщик уже не сомневался в предстоящем нападении западных соседей на Бражинск и постарался обезопасить посёлок. Главным образом велись тренировки по стрельбе из револьверов – с подростками из группы охраны. Надо ли говорить, что после первых же стрельб ребята буквально боготворили своего наставника, исполняя все указания в два раза быстрее. С учётом привлечённых в группу охраны аманатов, чьё содержание и воспитание были такими же, как для других подростков, Белову удалось наладить более или менее регулярное патрулировании КСП и выставлять постоянные секреты на самых вероятных путях подхода врага.

К концу лета староста Бражинска смог немного вздохнуть, убедившись в достаточно строгом несении караульной службы. Слишком велик оказался интерес к револьверам, чтобы ребята могли себе позволить баловство в вопросе охраны посёлка. Да и для отроков Приуралья, выросших в лесу, с детства привыкших к охоте, к многочасовому скрадыванию зверя, караульная служба не представляла трудности.

За лето рабочие научились строить очень быстро, буквально недели хватало для сдачи нового дома «под ключ», с двойными слюдяными окнами, двумя печами, крышей из черепицы. Свой дом Белов начал обкладывать кирпичом, опасаясь поджога, с увеличением внутренних помещений и строительством долгожданного пристроя на несколько комнат, в том числе личного кабинета и двух спален для обеих жён на втором этаже, рядом с общей спальней. На первом этаже дополнительно разместились отдельные комнаты для детей, две пока пустовали, так сказать, «на вырост». Одновременно пришлось построить два кирпичных склада для хранения горючих материалов, нефти, хлопка, тканей. Пользуясь световым днём, он работал до двадцати часов ежедневно, не чувствуя усталости, что его давно не удивляло. Всё-таки уже за сорок лет, а самочувствие после лечения у лекаря было как у двадцатилетнего – о чём-то подобном предупреждал Лей. Постригшись очередной раз, он с удивлением не обнаружил на голове ни единого седого волоса, три года назад седины было не меньше двух третей от всей шевелюры. Белову осталось только радоваться и отнести такое омоложение за счёт здорового образа жизни, хорошей экологии и отсутствия всякого начальства.

Ближе к сентябрю удалось закончить монтаж самодельного токарного станка, соединённого со вторым водяным колесом. К этому времени с помощью добавок марганца, хрома, вольфрама и никеля, которые удалось выделить из новых образцов руды, у Третьяка получились несколько образцов неплохой стали. Из них отковали десяток кирас и шлемов и два десятка заготовок под оружейные стволы. В химической мастерской работали уже восемь девушек, резко возросшее производство пороха позволило изготовить дополнительно две тысячи револьверных патронов, даже образовался небольшой запас взрывчатого вещества, его Белов оставил для подрывных работ. Уборочные работы Лариса организовала достаточно быстро, после чего начались традиционные праздники урожая и свадьбы.

Осень получилась богатой на свадьбы, проживание молодёжи без присмотра родителей в одном посёлке дало свой результат, только угры разных селений образовали девять пар, четверо россохских пленников буквально упали на колени перед Беловым, выпрашивая разрешения жениться на поселковских угорках. Пришлось принять клятву, снять с пленников «браслет заключённого» и оженить молодых. Тут же приехали пять девиц из Россоха, жены и подружки других пленников, решившиеся выйти замуж и осесть в Бражинске. Опять пришлось отпускать пленников, отмечать свадьбы и срочно строить ещё шесть домов. Белов не нарадовался такому успеху, надеясь обойтись без кровопролития. Пленников осталось всего пятеро, если их удастся пристроить, можно будет спустить конфликт с Россохом на тормозах.

С этими парнями, которые девятый месяц носили «браслет невольника» на ноге, старейшина посёлка продолжал регулярно разговаривать, пытаясь найти решение. Двое из них с удовольствием бы женились, но не нашлось девушки по душе в Бражинске, и то сказать, незамужних в посёлке осталось всего шесть девушек-угорок на тридцать подростков, среди которых были дети и племянники вождей и старейшин, формально взятые в роли заложников, а фактически пользовавшиеся всеми правами бражинцев. Они посещали школу, многие участвовали в охране посёлка, даже стреляли из револьверов. Кто из девиц при таком раскладе посмотрит на пленников, Белов понимал проблемы парней. Трое же пленников оказались обычными разгильдяями, которым ничего не надо было, лишь бы попить да погулять. Рабочие из них были никудышные, надо бы от них избавляться, как в своё время избавился от Скора.

Сагит привёз наконец двух сучек и кобелька кавказской овчарки, они обошлись в три раза дороже любого мастера-раба. С помощью торговца Белов избавился и от троих разгильдяев-пленников. Для этого пришлось разыграть целый спектакль, в котором поучаствовал и купец-южанин. Он привёз их на корабле Сагита в Россох, где лодья причалила к пристани, и вывел на борт купеческого корабля, в кандалах и цепях для пущего эффекта. Сам Белов организовал небольшой аукцион, перед началом которого несколько раз жаловался на обиды, причинённые этими парнями ему зимой. Подождав, когда соберётся больше народа, старейшина Бражинска, продолжил жалобы и стенания, рассказывая, как предлагал старостам Россоха выкупить разбойников, да те отказались. Жаловался на прожорливость лентяев, которые за полгода объели Белова. Показывал толстые щёки пленников и говорил, что не может больше содержать дармоедов. Закончил свои жалобы он совсем комедийной нотой:

– Люди добрые, нет сил больше содержать этих дармоедов. Отпустить их домой просто так, без виры, нельзя по Правде. Старосты ваши не хотят платить виру за своих родичей, один у меня путь, продать их на чужбину, вот этому купцу, – Белов показал на Сагита, который согласился подыграть в комедии, – помогите кто чем может. Не прошу виру, верните хотя бы затраты на содержание.

Не прошло и пары часов, как простодушные и добрые горожане за троих парней набросали мехов, натащили зерна и просто всякой утвари, пожалуй, больше полагающейся виры. Белов с облегчением расковал пленников и выгнал с корабля. От обузы удалось избавиться, оставалась только опасность нового нападения на посёлок, с ней он надеялся управиться. С двумя неженатыми пленниками Белов разобрался ещё быстрее. Он их привёз в Выселки, предупредив, если не выберут невесту, зиму просидят в кандалах. Парни тут же выбрали себе суженых, а родители девушек благоразумно не стали возражать, учитывая, что старейшина Бражинска не потребовал приданого.

Результатом всех добровольно-принудительных свадеб стало увеличение семейных, то есть надёжных жителей посёлка до тридцати четырёх семей, включая Беловых. Семьи – не только человеческий ресурс для работы в мастерских и кузницах, семьи, как понимал бывший сыщик, в первую очередь, лучшие помощники в защите посёлка от вражеского нападения. Ибо, кроме грабежа имущества, женщины всегда становятся жертвами насилия, при любом нападении на селение. И кому, как не мужьям, это понятно. Поэтому именно на мужей, в случае нападения на Бражинск, мог рассчитывать старейшина, как на защитников посёлка. Потому и занимался он изготовлением новой партии револьверов, обучая молодых мужей основам стрельбы из огнестрельного оружия.

С помещениями для школы и клуба да с мастерскими посёлок давно разросся до статуса города. Возвращаясь в Бражинск с молодожёнами из Выселков, Белов встретил целую делегацию угров-охотников с левого берега Камы, решившихся на посещение посёлка, вернее растущего города. Слава богу, к осени четвёртого года только жилых домов в Бражинске выстроили сорок два, образовав этакий типовой посёлок из трёх параллельных улиц, с тремя переулками. Огороды при усадьбе Белов нарезал небольшие, в пределах пары соток. Основные посадки картофеля, репы, капусты и прочего горожане освоили на берегу реки Бражки, в километре от жилого массива. А сам городок с двух сторон был окружён посевами озимой пшеницы и опустевшими к осени полями подсолнуха. С севера протекала река Бражка, с востока, сквозь сосновую рощу, начали тянуть просеку к Выселкам. Первая просека до места впадения Сивы в Каму уже закончена, осталось подровнять рельеф дороги – и путь до великой реки займёт пару-тройку часов. Белов с удовольствием пообщался с Топором, другими знакомыми уграми, обменял им немного железных изделий. Потом договорился с вождём, что его угры будут снабжать посёлок зимой мясом, выдав авансом ещё железных ножей и топоров, обговорил время и место передачи мяса.

После отъезда гостей Белов отправился на разведку в Липовку, где два дня торговал, потом пьянствовал со старостой и другими нужными людьми. В результате подробного инструктажа несколько девиц и подростков из рода соек отправились в Россох, вынюхивать время возможного нападения. А старейшине Бражинска удалось стать побратимом старосты Липовки, о чём тот объявил прилюдно. Ещё староста обещал, что сойки из Россоха не будут участвовать в нападении на Бражинск. Он же намекнул, что остальные малочисленные роды в Россохе придерживаются подобного мнения. Старый сыщик считал, что добился немалого, такое обещание дорогого стоит, врагов будет почти вдвое меньше.

… – Лучников надо больше, застрелить изгоя издалека, чтобы даже крик его не услышать. Потому как речью своей он обязательно всех околдует. Всех, с кем начинает разговор, тот Белов заколдовывает. Либо в свои слуги обращает, либо сил лишает и убивает, как шамана угорского. Истинную правду говорю, Сварогом клянусь, Родом-Макошью. – Слад очередной раз убеждал атаманов соль-камской ватаги напасть на поганое гнездо изгоя на берегу Бражки и выжечь всё дотла. Особенно беглец стал усердствовать в обработке ватажников, когда дошли слухи о продаже его отца в рабство южным торговцам.

– Ну, ладно, ты хочешь за отца мстить, – вытряхнул из бороды крошки сухаря атаман, скучающим взглядом окидывая фигуру Слада. – А нам какая корысть с того будет? Тебе надо, ты и жги этого изгоя. Мы люди деловые, во всяком деле корысть имеем. А тут?

– Тут ваша корысть будет немалая. Бают, в Бражинске том четыре десятка только жилых домов стоит да десяток кузниц. Одного железа сто пудов, не меньше. Опять же ножи, топоры, зажигалки эти проклятые. Из того Бражинска полсотни расшив добра не увезут, не считая девок угорских.

– Девки, это хорошо… Да я слышал, Белов этот зело в драке горазд, самострел у него колдовской, сколь мы там своих ватажников положим? То-то и оно, думать надо. – Атаман зачерпнул берестяным ковшом браги из кадушки, что стояла на полу возле полатей, и начал пить мелкими глотками, проливая на грудь.

Слад поморщился, глядя на грязные стоптанные сапоги атамана, его драные порты и потерявшую цвет рубаху, запачканную следами браги, сальными пятнами. Мелькнуло сожаление, что так некстати утонул Дрын. Он бы легко собрал ватагу крепких мужиков, чтобы сжечь проклятого изгоя. От того, что Белов три года назад спас его самого от неминуемой смерти, Слад ещё больше ненавидел чужака. Тот своим поступком словно получил власть над семьёй Скора. Чем больше думал парень, как жить дальше, тем больше ненавидел Белова. Всего три года назад жизнь была так проста и приятна, лёгкие грабежи чужих купцов, ощущение власти в Выселках и Соли-Камской, особенно в сопровождении Дрына. Планы отца, возносившиеся до небольшого княжества, не для себя, так для единственного сына.

И всё рухнуло из-за него, изгоя, в недобрый час приплывшего в Выселки и спасшего Слада. В своей обиде Слад давно не давал себе здравого отчёта в преступной деятельности отца и его приятелей. Не задумывался о том, что без помощи Белова он сам, Слад, давно бы догнивал под землёй. Ненависть никогда не бывает объективна, особенно в молодости.