Почему это доктора все пишут такими каракулями, будто находятся в состоянии аффекта? Лидия Филипповна вручила жене листок направления, похожий больше на предсмертную записку, чем на документ.

— Что ж, — участковая посмотрела на Сергеева без улыбки. — Допрыгался ты до пневмонии. Завтра с утра в стационар... как говорится, с вещами.

Она допила свой кофе, надела пальто, неуспевшее просохнуть, и, коротко простившись, ушла в осенний сырой и непроглядный вечер.

— Допрыгался... — жена задумчиво повторила врачихины слова.

Сергеев виновато пожал плечами.

— Филипповна-то совсем постарела... — пробормотал и откинулся на подушку.

Ночь Сергеев пролежал на спине, стараясь не шевелиться и удерживая кашель: всякое движение отдавалось колющей болью в правом боку. По временам над ним склонялась жена и давала таблетки и воду. Покачивались ее груди, которые Сергеев останавливал влажной благодарной рукой...

А утром, собрав необходимое в полиэтиленовый пакет, они пошли в больницу. На дворе стоял поздний октябрь, и весь городок представлял собой одну большую лужу. Мокрыми были все: и вороны, и собаки, и машина, сломавшаяся посреди дороги, и шофер, чинивший ее стынущими руками. Перекошенный, бредущий с трудом Сергеев лишь дополнил своей фигурой общую унылую картину, — еще бы лучше это сделала похоронная процессия.

Городская больница размещалась в нескольких одноэтажных бараках, разбросанных по некрутому взгорку и почти терявшихся в колоннаде рыжих старых сосен. У подножия вековых деревьев происходило малозаметное, но непрерывное движение. Медленно прогуливались нечесаные, странно одетые личности — больные; мимо них, будто не замечая ходячую нежить, сновали деловитые медработники в халатах. Сергеев, еще не войдя в отделение, почувствовал, что ступает в другой, особый мир, где не будет места его прежним заботам.

— Тэк-с... Угу... — «тук-тук». — М-да, ну что ж...

Доктор Эйбель благоухал утренним лосьоном и выглядел как-то уж слишком здоровым рядом со сгорбившимся, потным от слабости Сергеевым.

— Что скажешь, Александр Иваныч? — в женином вопросе прозвучали и тревога, и надежда вместе.

— Жить будет, — Эйбель дружески улыбнулся. — Тебе ведь без мужа никак нельзя... верно я понимаю?

Свободных коек в палате оказалось несколько, но Сергеев, едва найдя в себе силы переодеться, рухнул в первую попавшуюся. Однако кровать не дала ему опоры: Сергеев почувствовал, что продолжает куда-то проваливаться, глохнет, тонет в простынях, пахнущих тиной... Жена, склонившись, запечатлела на его влажном лбу прощальный поцелуй и ушла. Сергеев, встрепенувшись, последовал было за ней - из больничного барака по мокрой асфальтовой дорожке, прыгая через лужи, раздвигая липкую завесу то ли дождика, то ли тумана... но он не догнал ее. Сквозь сон Сергеев слышал чужие голоса и звуки; как отвязавшуюся лодку, его кружило и медленно несло меж незнакомых берегов...

И вот он в больнице. Первые сутки прошли для Сергеева в температурном забытьи. В организме его происходило нешуточное сражение: болезнь огрызалась, но медицинские сестры, сами заголяя Сергееву зад, умелой рукой вводили в дело все новые маршевые батальоны антибиотиков. Это продолжалось, покуда вечером следующего дня все поры тела его внезапно не отворились и пот не извергся из него обильными потоками. Затем наступило облегчение. Колотье в боку утишилось, разум Сергеева прояснился.

Приподнявшись в койке, он нашел подле себя на тумбочке тарелку с холодной котлетой и картофельным пюре, которые тут же съел, не почувствовав вкуса. Рядом с тарелкой стояла пустая стеклянная банка с наклеенной самодельной этикеткой. Сергеев повернул банку этикеткой к себе и прочитал: «Сергеев, 2-е от., общ. ан. мочи». Он усмехнулся: пора было осваиваться в новой жизни. Держась за спинку кровати, он встал на ноги, дождался, пока пройдет головокружение, и с именным сосудом в руке отправился на поиски туалета.

Впрочем, долго искать ему не пришлось: стоило Сергееву выйти в коридор, как нос его сам повел в нужном направлении. Сортир второго отделения слышен был далеко — как своими запахами, так и звуками, довольно порой впечатляющими. И конечно же, он никогда не пустовал. Сергеев обнаружил здесь трех меланхолических курильщиков, из которых двое — в спортивных штанах с отвислыми задами — стояли, а третий — без штанов — сидел «орлом» на цементном возвышении. Тут же сердитая уборщица в сером халате тыкала шваброй в ноги изможденному субъекту, качавшемуся над писсуаром. И еще... еще какой-то лохматый человечек крался вдоль стены, выглядывал что-то в ее трещинах и время от времени быстро выстреливал резинкой — прямо как лягушка своим языком.

Сергеев поборол минутную застенчивость и облегчился, не забыв уделить разумную толику для «общ. ан ». Здесь же на подоконнике он нашел целое общество банок, уже наполненных мочой всех цветов радуги, и свою пристроил туда же. Казалось, ничто больше не удерживало его в этом зловонном "заведении", но... Сергеева заинтересовал странный человечек с резинкой.

— Кто это? — тихо спросил он у одного из курильщиков.

— Кто?.. А... Это Сёма, — курильщик равнодушно покосился на лохматого. — Тараканов бьет.

Сергеев вгляделся — Сёмино лицо показалось ему знакомым.

— Эй, — спросил он, — ты не Стрекалов Сёма?

Лохматый едва удостоил его взглядом.

— Не мешай ему, — курильщик хмыкнул. — Вишь, сколько у него работы.

Это была правда. Теперь только Сергеев заметил их — самых многочисленных обитателей второго отделения. Тараканы здесь были повсюду: и на стенах, и на потолке, и на полу; всех возрастов, живые и мертвые, они висели гроздьями в углах и хрустели под ногами, словно шелуха семечек. Иные сидели в глубокой задумчивости и только посторонялись немного, если сигаретный пепел падал им на голову; иные, наоборот, носились как угорелые — так, что даже Сёме было за ними не угнаться. Некоторые, судя по их внушительным размерам, доживали в сортире до глубокой старости, а некоторые гибли во цвете лет, угодив в «толчок» или в банку с мочой.

И хотя болезнь притупила в Сергееве остроту восприятия, он содрогнулся в отвращении.

— Ну и гадость! — вырвалось у него. — Лежать не захочешь в такой больнице.

Курильщики посмотрели на Сергеева, потом иронически переглянулись:

— Новенький, что ли?..

Один из них снисходительно усмехнулся:

— Погоди, мужик, обвыкнешь... — и медленно сплюнул на пол.