Я проснулся в пять часов утра от крика Леши.

– Эй, опухшие рожи, вставайте! – орал он, размахивая фонарем. – Весь клев проспите!

Проснувшись, я понял, что вставать не хочу. Швед что-то недовольно промычал и перевернулся на другой бок. Снаружи возле нашей палатки послышался сонный голос Щорса:

– Эти два джигита, что, не встанут?

– Не знаю.

– Я и сам бы не проснулся, – продолжил Андрей. – Если бы не ты. Мне снился Остап Бендер – мы с ним бродили по чердакам и зачем-то искали старые самовары.

– И что, нашли?

– Не успели. Ты начал кричать, мне стало неуютно и холодно, и я проснулся.

– Бери с меня пример, – сказал Леша. – Я вообще не ложился. Теперь целый день буду на бодрячке.

Я натянул на себя свитер и вылез из палатки. Было холодно. Дул ветер. По речке стелился белый туман. Костер не горел, и рыба, обещанная Бельмудом, не ловилась. Я в который раз пожалел, что поддался уговорам и приехал сюда.

Андрей, наоборот, взбодрился. К нему на крючок попался небольшой сом, и, разглядывая его, он пел революционные песни: «Сотня смелых бойцов из буденновских войск на разведку в поля поскакала…»

– Заткнись, – сказал ему Глайзер.

Щорс снисходительно улыбнулся и вытащил еще одну рыбу.

– Ты их что, своим дебильным пением подзываешь? – спросил я.

– Скорее всего от его пения рыба дуреет, – ухмыльнулся Глайзер. – И заканчивает свою жизнь самоубийством на крючке.

Бар в очередной раз вытащил пустую удочку и вздохнул:

– Все, не хочу я больше рыбу ловить.

– Я тоже, – сказал Глайзер. – Омар, давай разожгем костер. Кстати, разбудите, наконец, Шведа.

Андрей набрал в стакан речной воды и, заглянув в палатку, вылил его на голову Глеба. Послышался рев.

Шольц, постоянно зевая, вытащил свою удочку и положил на землю.

– Тебе постричься надо, – глядя на него, сказал Максим. – У тебя паника на голове.

За ночь все дрова отсырели, и костер удалось зажечь с большим трудом, но все равно было холодно.

– Какого черта ты всех поднял так рано? – ворчливо спросил Швед у Бельмуда.

Бар поддакнул.

– Я же думал, что кто-нибудь из вас умеет удочку в руках держать! – рявкнул Леша.

Все, кроме него и Андрея, уселись возле костра. Глайзер достал из рюкзака неиспользованное вчера вино. Я поморщился.

– Не будь дураком. Шесть часов утра.

– Не хочешь – не пей! – воскликнул Глайзер. – Только не ной. А мы как раз согреемся. Иди лучше дрова еще наруби.

– Отстань от меня, – сказал я.

Постепенно всходило солнце. Начинало теплеть. Туман над речкой постепенно поднимался, и Андрей, сидевший на берегу, понемногу исчезал из поля зрения.

Илья поднял свой стаканчик:

– У меня есть тост. Андрей, Леша, вы идете?

– Нет! – крикнул Бельмуд.

Бар сказал какой-то глупый тост.

– Слишком затейливо, – бросил Макс. – Мог бы что-то покороче.

– А мне понравилось, – сказал Шольц.

Насвистывая мотив песни из фильма «Неуловимые мстители», пришел Щорс с садком, в котором барахталось несколько рыб.

– Уху сварим, – сказал он, вешая садок на ветку дерева.

Леша, который хотел весь день провести на «бодрячке», забрался в палатку и заснул.

– Чего мы сюда приехали? – спросил я у Бара. – Что здесь делать?

– Отдыхать, – пожал плечами Илья.

Я плюнул и полез в палатку, отодвинув Лешу. Надвинул кепку на глаза и попытался заснуть, но сон не приходил. Мешал Глеб, который разговаривал с Андреем возле моей палатки.

– Идем мы обратно, – продолжая какой-то разговор, сказал он, – и чего-то Пушкина вспомнили. Шли и стихи читали. Конечно, кроме «У лукоморья дуб зеленый» никто ничего не знал, но все равно было смешно. А потом Леша недовольно говорит: «Хватит уже, а то люди подумают, что наркоманы какие-то, втыкнулись в поэзию и идут».

Андрей громко засмеялся.

Затем голоса отдалились от палатки, и я наконец смог заснуть. А разбудил меня снова Швед.

– Пойди посмотри, или спит Омар? – по-одесски сказал он кому-то.

В палатку влез Илья.

– Харэ спать, – бросил он. – Плывешь с нами?

– Куда? – спросил я, протирая глаза.

– На островок один, километров пять отсюда. Вставай.

– Можно, – неохотно пробурчал я и подошел к Щорсу. Тот сидел на корточках возле костра и курил.

– Мы поплывем на островок, – сказал я. – Ты останешься с палаткой?

– Угу, – ответил он. – Шольц тоже остается. Вы надолго?

– Часа на три. Сварите уху.

– Угу.

– Обязательно сварите, уже сейчас жрать охота.

Андрей отсутствующе взглянул на меня и снова сказал «Угу».

– Да что ты угукаешь все время? – зло спросил я. – Ты меня слышишь? Есть хочется.

– Слышу, – поднялся Андрей. – Я просто о другом думаю. Ты Рыжова Стаса давно видел?

– Давно.

– Есть одна идея. Я Шольца хочу с девочкой одной познакомить. Тэлой зовут. По-моему, шлюшка, но подать себя умеет. Стас ее знает.

Я пожал плечами. До очередных бредовых идей Андрея мне не было никакого дела. Меня уже звал Бар.

Быстро доплыв до небольшого и почти непроходимого острова, мы через пару часов ни с чем вернулись к стоянке. Нас встретил Андрей с подозрительно добродушным видом.

– Как раз успели, – сказал он. – Мы с Шольцем вам уху сварили.

– Молодцы, – сказал Глайзер. – точно подгадали.

Шольц деловито налил в наши миски густой горячий суп, и его позвал Щорс, стоявший возле лодки.

– Мы немного поплаваем! – крикнул он нам. – Мы уже поели, ешьте сами.

Но далеко от берега они не отплыли и почему-то кружились на одном месте.

Я проглотил всего пару ложек супа, не очень вкусного и пересоленного, как вдруг Леша, поднося ложку ко рту, истерично заорал и вылил свою миску.

– Там башка с глазами! – выкрикнул он.

Мы быстро взглянули на землю и в вылитой на земле жиже увидели маленькую дохлую лягушку. Я пошарил ложкой в своей миске и, чувствуя тошноту, обнаружил еще одну.

– Где эти дебилы? – заорали мы с Глайзером одновременно и посмотрели на реку. Щорс и Денис сидели в лодке и хохотали, показывая на нас пальцами.

– Понравился супчик? – кричал Андрей. – Я на ужин еще приготовлю.

Бельмуд, который съел полтарелки супа, прежде чем обнаружил лягушку, совершенно красный от ярости, бросился в реку и начал плыть к лодке.

Смех сразу прекратился. Щорс заработал веслами, лодка уплыла далеко вперед, и Леша вернулся ни с чем.

– Козлы!

Мы долго матерились, дожидаясь их возвращения, но они не возвращались до вечера. Стало темнеть. Леша и Глайзер, раздавившие три литра вина на двоих, пошли купаться. Бар начал отговаривать их, но его никто не слушал. Швед сказал мне:

– Черт с ними. Пусть тонут, если хотят. Идем прогуляемся.

Я согласился. Когда мы вышли на тропинку, ведущую в село, он сказал:

– Слышишь, Мара, нам надо серьезно поговорить.

Я напрягся.

– О чем?

– О тебе. Ты не обижайся только, не злись. Мы давно хотели с тобой поговорить, да раньше не получалось.

Глеб помолчал, прикуривая. Я резко остановился и посмотрел на него. Он прятал глаза.

– Что такое, Швед? В чем дело?

Глеб, помявшись, сказал:

– Ну, это насчет твоих отношений с Катей.

Я разозлился:

– На эту тему я говорить не буду. Какого хрена вы все время пытаетесь вмешиваться в мою жизнь?!

– Да потому, что эта ситуация влияет на нашу, нашу жизнь! – выкрикнул Глеб.

– С каких это пор?

– Давай без иронии. Говоря прямо, всем нам очень не нравится, что ты все свое время проводишь с Катей, забывая о нас.

Лучше бы он этого не говорил – мне очень захотелось ударить его.

– Вам это не нравится?!! Да плевать я хотел на ваше мнение!

– Ну как с тобой разговаривать, Омар? Ты же нормальный парень, но стоит только задеть Катю, превращаешься в дебила с пеной у рта! Мы ведь уже лет десять знакомы. Ты, я и Щорс. Почему ты начал теряться? Я тебя за этот месяц только один раз видел – у Шольца. Так нельзя. Мы звоним тебе, ты все время отказываешься от встречи с нами. Ну что это такое?

Я промолчал. Кое в чем Швед был все-таки прав.

– Неужели из-за бабы наша дружба прекратится?

– Не называй ее так! – заорал я.

– Хорошо-хорошо. Пойми, мы к ней хорошо относимся, но нужно знать меру. И потом, не стоит ее таскать за собой. Тебя приглашаешь куда-то, а ты говоришь – «только с Катей». Зря это. Я ведь, например, Ольку свою не тащу везде на поводке, Глайзер своих очередных шалав к нам не водит. Другое дело, когда вечеринки какие-нибудь, дни рождения, но просто так… Вот мы хотели сюда поехать, просто поехать отдохнуть, самим, а тебя пришлось уговаривать целых четыре дня, пока ты согласился не брать Катю. Ну сам пойми, чтобы она здесь делала?

– Все, я тебя понял. Мы с ней вообще не будем к вам никогда приходить.

– Дурак ты! – бросил Глеб. – Не буду с тобой я разговаривать на эту тему.

– Идем обратно, – раздраженно сказал я. Швед полностью испортил мне настроение, хотя доля истины в его словах была. Но почему так получалось, я не знал – ведь с Катей на самом деле мы виделись не больше двух раз в неделю. Она постоянно была занята.

– Ладно, забудем об этом, – произнес Глеб, положив руку на мое плечо. – Забудем.

Не разговаривая больше, мы вернулись к нашей стоянке. На берегу реки стоял Глайзер и смотрел на воду.

– Где Бельмуд? – весело спросил Швед. – Что, утонул?

– Ты смеешься, а он действительно исчез, – тревожно сказал Макс. – Вместе плыли. Потом бац – и его уже нет.

– А где Бар?

Глайзер пожал плечами.

– Он разве не с вами ушел?

– Нет.

Глеб подошел к кромке воды и закричал:

– Бельмуд, твою мать, ты где?

Река молчала.

– Когда ты его потерял? – спросил я у Максима, вглядываясь в темную гладь воды.

– Минут пятнадцать назад.

Швед разделся и поплыл. С середины реки донесся его голос:

– Течение сильное!

– Зачем вы в воду полезли?! – заорал я на Глайзера. – Что теперь делать?

– А что сделаешь?! – крикнул Швед. – Не видно ни фига! Я в двух метрах ничего не вижу – слишком темно! Надо фонарь взять.

– Где его взять? – в отчаянии воскликнул Макс. – Нет фонаря. У Щорса в лодке. И их нет. Куда все делись?

– Не кричи, – сказал я. – Надо пойти в село. Там могут дать фонарь.

Швед выбрался на берег.

– И лодка нужна. Куда Щорс подевался?

– Пойдешь со мной в село? – спросил я, но, не дождавшись ответа, развернулся и пошел один.

Большую часть дороги я пробежал, но на полпути остановился. Я вспомнил, что если пойти направо, то можно выйти на базу отдыха, где желающим за символическую плату сдавали небольшие домики с мангалами и прочим. Вчера ночью мы проходили там и видели огромное количество людей.

Я повернул туда. В голове назойливо крутилась одна картина – плачущие родители Бельмуда, его старший брат с женой и новорожденным сыном над гробом, обитым красной тканью. Мне стало не по себе, но мысль все равно возвращалась.

Вскоре впереди забрезжил свет. По всей территории базы отдыха, огороженной проволокой, горели костры. Везде играла музыка. Я подошел к первой попавшейся компании и сказал:

– Мне нужен фонарь. Друг в реке тонет.

Все повернулись ко мне, и я заметил, что ни одного славянского лица там не было. Но на столе у них лежал фонарь, и пришлось повторить:

– Мне нужен фонарь.

Один из них подошел ко мне и сказал, коверкая язык:

– В чем дэло?

Я еще раз повторил.

– Зачэм фанар? Вазмы спасатэлный круг. Нэт фанар, да?

Меня окружило еще три человека.

– Нэ мэшай. Фанар нэт.

– Вот же он стоит, – сказал я, стараясь держать себя в руках и не сорваться на крик. – Вот радиофонарь на столе.

– Наш фанар, – тупо сказали они.

Я плюнул, поняв, что фонарь они не дадут, и отошел. В других компаниях – сельских, городских, украинских, русских, разных – повторилось практически то же самое. Почти белый от ярости, я вернулся к реке.

На берегу стояли три фигуры. Качающегося Бельмуда обступили Швед с Глайзером. Я подбежал к ним.

– Где этот дебил был? – злобно спросил я у Шведа.

– На другой стороне, – ответил он. – Я переплыл речку, вышел на берег, вижу – в камышах движение. Пошел туда – а он там.

– Чего же ты не отзывался? – сердито воскликнул я.

Леша глупо улыбнулся и сказал:

– Смотрел, как вы бегаете.

– Даун! – прошипел я.

Возле наших палаток послышался шум. Мы повернулись и увидели сияющую белую фигуру огромного роста. Позади нее кто-то подвывал, передвигаясь на четвереньках.

Мы с Глайзером остолбенели, Швед сказал «А-а!» и, отступив назад, упал в реку.

Внезапно раздался хохот, белая фигура затряслась, с нее слетело белое покрывало, и мы увидели Шольца с ярким фонарем, сидящего на плечах у Андрея, а рядом – стоящего на четвереньках Бара.

– Эй, болваны, – в восторге кричали они. – ну как, высадились?

Леша замотал головой, как разъяренный бык, и кинулся на них. Перемирие было установлено через двадцать минут, но Щорс еще долго втихомолку посмеивался, глядя на мрачного Глеба.

Спать никому не хотелось, и до самого рассвета мы плавали на лодках и играли в карты.

Когда стало светлеть, Бар, зевая, сказал:

– Надо собираться. Дома отоспимся.

Свернув палатки, Глайзер спросил:

– Куда соль деть? Взять с собой?

– Не надо, – поморщился Бар. – Дай мне. Сейчас будем речку превращать в море.

Он подошел к реке и, насвистывая, развеял над ней пачку соли.

– Вот так.

Шольц подошел к костру и кинул в него коробку спичек.

– Ты придурок! – свирепо заорал Макс. – Это последний коробок, спичек больше нет.

Денис озадаченно почесал в затылке:

– Я думал, он пустой.

Щорс скорчил гримасу и произнес:

– Черт с ним! Правда, без курева останемся – зажигалка у меня тоже кончилась.

– Маладэц! – с чувством бросил Глайзер. – Прямо как в анекдоте про наркомана в аду. Слышали?

– Нет.

– Ну, попадает наркоман в ад. Смотрит – что-то не так: ни котлов со смолой нет, ни пламени. Поле какое-то, облака на небе. Потом пригляделся – а это поле конопли! Подбегает туда, начинает ее рвать, сушит. Тут к нему подходит черт и вежливо говорит: «Не надо. Посмотри направо». Наркоман смотрит – а там гора уже высушенной конопли, а рядом на пустыре гильзы папирос. Он бежит туда, его опять останавливают и говорят: «Не беги. Посмотри налево». Он разворачивается и видит другую гору из заполненных косяков. Наркоман счастливо смеется и говорит черту: «Дай спички». А тот ему: «Были бы спички – был бы рай».

Пока мы смеялись, Шольц подобрал все пустые кульки, пластмассовые стаканчики и тарелки и побросал все в костер.

– Куда рыбу деть? Брать с собой? – крикнул с берега Бар.

– Возьмем? – спросил Щорс.

Я пожал плечами.

– Ладно, возьмем, – сказал Андрей. – Будем надеяться, что она не провоняет весь автобус. Бери!

Макс залил костер водой. Пришел Бар.

– Выкинул, – произнес он. – Рыба почти вся сдохла.

– Я же сказал взять! – рассердился Андрей. – Глухой, что ли?

– Ты сказал «Не бери»! – вскинулся Илья. – Я не глухой.

Андрей, раздраженно дернув плечом, начал складывать свой рюкзак.

– Полный отстой, – забурчал он. – Все сегодня дураки дураками. И вообще, куда подевался мой желтый кулек?

– Я его давно в костер кинул, – беспечно сказал Денис, взмахнув рукой.

– Шольц! – завопил Андрей, кидаясь к потушенному костру. – Я тебя убью! Там был мой кошелек!

Спустя несколько минут он достал из золы почерневший и раскалившийся предмет, который раньше был его кошельком. Шольц на всякий случай отбежал подальше.

– Много денег было? – сочувственно спросил я.

– Нет, – вздохнул Щорс. – Пара гривен. Просто он был дорог мне как память, подружка подарила.

Не прекращая переругиваться, мы залезли в лодки и пустились в обратный путь.