Ему снилось ритуальное сожжение. Языки пламени плясали где-то рядом, и осторожно заходили на его тело, причиняя не столько боль, сколько дискомфорт, потому что ощущались, как щекотка. Щекотка, которая временами доставала до мозга. Мозг. Только его функционированием любое рациональное сознание может объяснить наличие ощущений, и никак иначе дела обстоять не могут.
Его сознание, вполне рациональное, да к тому же расширенное до небывалых для человека масштабов, сумело за долю секунды осознать множество факторов, сопоставить их с ощущениями, а внешне это выразилось лишь в том, что Крис Харрис, до этого лежавший на полу, подскочил.
Огня, конечно, уже не было, но он бушевал здесь ещё недавно. Было темно, но он всё отлично ощущал и без зрения, как будто бы за то время, что он пребывал вне себя, его сознание сживалось с восприятием прилипалы. Что же, в отношении ориентирования это было только на пользу, как и обострившееся осязание.
Именно оно в первую очередь забило тревогу, когда до Харриса дошла информация о том, что он отлично ощущает всё своё тело кроме одной руки. Ещё бы, она была ненастоящей, но вместо неё его сознание рисовало ему только лишь металлический остов, который уже не приводили в действие соответствующие механизмы. Они все сгорели в огне, как и его одежда. Только его тело осталось невредимым. Вернее, оно восстанавливало повреждения быстрее, чем огонь их наносил. А поскольку гореть в металло-пластиковых коридорах особенно нечему, то и бушевало пламя недолго.
Закончив с осознанием себя в первую очередь, во вторую Харрис озаботился тем, что произошло с учёными, с которыми он ещё недавно разговаривал. Однако завалы, на которые набросился огонь, были непроходимыми, а уже через долю секунды он ощутил, что внутри лаборатории никого нет.
Когда он поднялся и сориентировался в пространстве, в котором обычный человек не увидел бы и кончика собственного носа из-за темноты, он вдруг понял, что ему больше не нужна энергия в том виде, в котором её свойственно потреблять людям. Он ощутил, что, к примеру, огонь, который до трансформации мог сжечь его тело, просто напитал его силами. Стоит оказаться на свету, и Харрис продолжит заряжаться. Именно поэтому существо отключило электричество и здесь, и во всех ближайших секторах. Однако это не будет достаточным препятствием для того, чтобы остановиться.
Посмотрев на коридор, который вёл к лаборатории, Харрис испытал сожаление. Теперь никто не сможет найти способ спастись от заразы, поглотившей Аурэмо. Никто, кроме него, так что ему предстоит отбросить всё, что до этого его сдерживало, и двинуться вперёд, поэтому Крис Харрис зашагал вверх по лестнице.
Найдя первого же мёртвого человека, которым оказался боец гарнизона, Крис разогнал с него прилипал, и первым делом снял с него штаны и надел на себя. У него не было никаких трудностей с тем, чтобы передвигаться абсолютно голым, но надевание на себя одежды он посчитал самым малым воздаянием своей человеческой сущности, ещё недавно занимавшей приличных размеров часть в его сознании. Да, теперь он далеко не человек. Совсем не человек, и это было то чувство, о котором он беззаветно мечтал, когда был моложе.
Он чувствовал, что больше ничто физическое не сможет причинить ему урон. Пули будут как ложки питательной смеси. Огонь — живительный источник. Любая энергия будет поглощена и усвоена. Что делал бы каждый из людей, получи он такие возможности? Наверное, примерно то же, что и до этого. Кто-то устроил бы революцию, убил кучу людей, пользуясь своими новыми возможностями, а потом получил бы в своё распоряжение улучшенные условия жизни. Потом этого ему бы стало мало, и он принялся бы покорять мир. Однако всё дело в том, что сознание Харриса изменилось. Все человеческие стремления были ему чужды теперь. Это было очень мелко. Настолько, что он даже иногда испытывал сожаление в том, что когда-то был человеком.
Отдельному индивидууму свойственны те же общие желания, что и всему сообществу целиком. Распространить свои гены как можно дальше. У одного человека это мог быть определённый круг половых партнёров. У всей нации — как можно дальше в космос. Гены одного отдельного человека настолько отличаются от генов другого, насколько сама ДНК отличается от других самовоспроизводящихся молекул, которые используют другие космические виды для передачи своей наследственной информации.
Просто передача и всё. Сев как можно большего количества семян в надежде на то, что даже при маленькой вероятности прорастания урожай будет большим. Это имело вес в рамках нации, но когда люди вышли в космос, количество уже не могло играть такой роли, как приспособленность и особые навыки.
Прилипалы были теми самыми носителями генной информации на основе особых синтезирующих микроорганизмов. Они были способны выделять любые самовоспроизводящиеся молекулы. Естественно, что не все организмы были одинаково полезны, поэтому у существ развилось особое чувство — чувство нервной системы. Жертва обязательно должна ею обладать, и обязательно на таком уровне, чтобы быть способной на высшую нервную деятельность.
А дальше всё просто — пробраться внутрь, заставить сам организм синтезировать свои молекулы, и всё. От изменённого гемоглобина до чуждых микробов. Выдающиеся по своим функциям системы организма мгновенно становятся врагами сами себе. Конечно, это длинный путь, но существа, представляющие, так сказать, ценность для завоевания, обычно облачены в непроницаемую для физического проникновения одежду. Для более быстрого овладения и нужны были те самые прилипалы, сразу впрыскивавшие в мозг нужное количество токсинов и мутагенов, состав которых они продумали ещё до атаки. Одни и те же грабли на каждом углу — когда ты изучаешь очередное существо, нет гарантий, что одновременно с этим оно не изучает тебя. Ещё бы, прилипалы такие простые.
Харрис изучал свои новые знания так, как будто бы попал в библиотеку, полную книг, которые ещё не читал. Правда, его возможности к поглощению и пониманию информации были гораздо выше, чем у людей, просто читающих книги, к тому же она уже была внутри него, вся эта информация. В то время, когда он гиб, его интеллект, ищущий пути к спасению, сделал всё. Что ни говори, а приспособительные способности у прилипал и их хозяев крайне высокие, и Крис Харрис получил их.
Мозг хранил данные о перестроении и всего его организма. Это был человек только внешне. Только потому, что эта форма тела была первой попавшейся, а на деле в ней не было нужды. Как титановая пластина, которая всё ещё находилась в черепе. Её можно было оставить как напоминание о том, что вообще произошло, хотя Харрис мог приказать организму отторгнуть её прямо сейчас, а костная ткань восстановилась бы очень быстро, но он этого не делал. Равно как стоило ему захотеть почувствовать правую руку, как он начал ощущать, что прикреплённый к нервным окончаниям протез мешает новой конечности расти. Уж его он был готов отторгнуть, потому что всегда не слишком любил. И хотя более выносливая и сильная рука часто его выручала, он предпочёл бы, чтобы у него была настоящая, своя собственная, поэтому к тому моменту, как на нём были форменные штаны бойца гарнизона, он избавился от протеза, который носил так много лет, и обзавёлся полностью здоровой рукой. Такой, какой он сам её помнил.
Харрис поднимался по лестнице и перерождался, осознавая себя частью чего-то огромного и поистине масштабного. Частью этого мира. Он может стать его тираном и всё построить так, как хочет сам. Всю свою жизнь он обязательно кому-то подчинялся, много терпел, и вот теперь эта новая жизнь, как воздаяние за все страдания. Он принял его, но как им распорядиться?
В любом случае начинать новую революцию нужно было с того, чтобы наведаться в гости к неизвестному существу, которое хоть и сдало позиции, вынужденно рассеяв туман вокруг себя, всё ещё было сильно и оставалось для Харриса в тени. Он не знал, сможет ли он победить. По абсолютной логике он даже сейчас не мог точно решить, являются ли его действия проявлением его собственного волеизъявления, или же ему их приказывает выполнять это неизвестное нечто.
Он видел разрушенный корабль, хоть тот и был погружен в кромешную тьму. Разрушенные надежды и устремления человечества. Ненавистники движения в космос, да и просто злые языки использовали запуск Аурэмо и ему подобные мероприятия, чтобы лишний раз поднять голову и сделать заявление. «Сначала не мешало бы наладить то, что мы имеем здесь и сейчас, у себя, а уже потом устремляться в космос». Многим они казались правыми, хотя большинство всё же оставалось в нейтралитете. Были и сторонники, среди которых очень небольшое число даже заслуживало снисходительного восхищения. Бьющийся из последних сил и исступлённый человек находил возможность поднять голову в звёздное небо.
Как и у Криса Харриса когда-то, у большинства людей, оставшихся в Солнечной системе был свой тёплый угол и рацион. Нужно ли было биться только лишь за улучшение условий, или? Может быть, злые языки безоговорочно правы, и никакие Аурэмо не нужны? Харрис, считавший теперь свою точку зрения и свою волю абсолютными, предпочёл бы уничтожить их. Без этих гнойных нарывов уж точно было бы легче дышать остальным землянам.
Даже существо, которое не строило свой мир, не губило его, и то устремляется к новым границам в космосе. А как иначе назвать это существо, что овладело их кораблём? Простым паразитом, который кидается на то, что можно поглотить? Да, возможно у него есть черты паразита, но такие способности не могут быть лишь плодом классической эволюции, направленной только на биологическое выживание и распространение. Нет. С определённого момента эта эволюция стала для него контролируемой. А что ещё ожидать от существа, которое само управляет своими генными молекулами?
Впрочем, если бы оно было примитивным паразитом, было бы ещё хуже. Некая третья сторона могла бы издевательски подшучивать над людьми. Смотрите, даже простой поглотитель совершает межзвёздные путешествия, а вы, те, кто по собственному мнению обладает наукой, культурой и высоким общественным развитием, нет. Вы имеете способность к творчеству, но пренебрегаете ей. Какую участь вы ещё заслуживаете, кроме как гнить в системе, которую и разрушили-то собственными руками?
И самое жуткой для людей, к которым Харрис себя уже не относил, в том, что всё это являлось бы абсолютной правдой. И Аурэмо в том виде, в котором он сейчас был, являлся олицетворением разрухи и несбывшихся надежд.
Крис Харрис, ещё не так давно сам бывший человеком, ненавидел свой собственный народ. Потому что столько можно было сделать, столького достичь. Даже он делал это по мере своих сил. От природы не одарённый развитым интеллектом, он ещё перенёс две контузии и травму мозга, но и у него хватало ума многое понять. А что же научные умы? Где они были? И где они теперь…
Эти мысли были для него очень кстати. Он вошёл в большой зал, где находилась интеллектуальная элита Аурэмо. Он ощутил это по мозговым вибрациям, всё ещё исходившим от людей. Их прилипалы не подавляли полностью, потому что эти орешки были ещё нужны. Их они оставили своему хозяину. Хотя более правильной была формулировка «они сделали из них своего хозяина». При отсутствии достаточного количества материала эти существа переходили в пассивный режим. Примерно в таком их застали Маркин на погибшем корабле. В те же моменты, когда в их распоряжении появлялась биомасса, и, что ещё важнее, мозговой материал, они начинали разрастаться. Пульсация, неотъемлемое явление. Спад в ожидании подъёма, огромный прогресс на пике.
И вот теперь, воссоздав один единственный организм, они были готовы двинуться дальше. Куда именно? Просто в звёздную даль. Эти существа при дефиците биомассы способны поглощать практически любую энергию. Сразу резко сократив популяцию и сконцентрировавшись около энергоблока корабля землян, они могли существовать даже не сотни, а скорее тысячи лет, а может быть, и того больше.
Но это где-то там, рядом с энергоблоком. Он же пришёл к истоку. Когда-то это помещение использовалось для собрания первых лиц миссии. Здесь принимались важнейшие решения, определявшие дальнейшую жизнь целой людской популяции. В том числе решение о том, чтобы остановиться и войти в контакт с инопланетным кораблём. Харрис счёл это символичным, как и то, что этот зал по-прежнему имел важное значение.
Тел учёных видно не было. Харрис лишь чувствовал их присутствие в небольших мешках, состоящей из инопланетной биоматерии. Она оплетала их полностью и защищала. Если допустить, что кто-то ворвался бы сюда с оружием, ему вряд ли удалось бы уничтожить составной мозг этого организма. Мозг, частью которого неведомым образом уже успели стать знакомые Крису Гордон и Кейт. Видимо, в распоряжении его главного врага находилось больше подчинённых, чем он рассчитывал.
Человеческая сущность Харриса была бы разочарована. Желая увидеть монстра во плоти, она наткнулась на помещение, напоминающее внутреннее пространство инопланетного кокона. Небольшие пузыри с человеческими телами по периметру, и свисающее с потолка в центре большое образование каплевидной формы. Активность, исходившая из него, была самой интенсивной, хоть и являлась полностью инопланетной.
Вот оно, настоящее чудовище. Не нужно пасти, не нужно тысячи глаз, щупалец, когтей и всех прочих атрибутов. Интеллектуальная мощь, совершенная программируемая генетика и физиология. Абсолютная приспосабливаемость под любые условия и под любой организм, который нужно употребить на данном этапе своего развития. Ты не должен бояться. Ты должен ощущать себя в относительной безопасности до тех пор, пока ты сам не станешь пищей. Правда, Харрису подобная участь не грозила, хоть он и ощущал давление, исходившее со всех сторон.
Сначала были чужие мысли, вторгшиеся в сознание Харриса. Чем-то они напомнили ему тот сумбур, который творился в его голове, когда он находился без сознания после удара офицера Маркина, только там он мог уловить хоть какие-то логичные последовательности событий, образы, а здесь всё было рвано и разрозненно.
Потом всё выровнялось. Это были воспоминания конкретного человека, причём вид, был похожим на то, что сейчас было перед ним. Через секунду он всё понял — примерно такую же формацию видел старший офицер Маркин на неизвестном корабле, ради которого они совершали остановку. Конечно, тот верховный мозг уже вряд ли функционировал, но когда-то он принимал решения, одно из которых, возможно, привело к тому, что тот аппарат был найден землянами.
Ещё через секунду Харрис почувствовал самого Маркина. Офицер не был поглощён хозяином, хотя разум его для этого вполне подходил. Он был нулевым пациентом, разносчиком заразы, полностью подконтрольным, самым сильным и самым беспощадным. В голове Харриса разом промелькнули виды того, как он, пользуясь доверием, сначала заразил всех революционеров, а потом при первой же удобной возможности перешёл на другую сторону и проделал то же самое там. Он обошёл весь корабль, неся смерть и волю своего хозяина, а теперь он с этим пришёл к Харрису. Правда, стандартная зараза для Криса уже была безвредна, как и всё остальное, что могло сделать это существо, тоже было бесполезно. Подавить Харриса было невозможно, и оба это знали.
— Я думаю, бессмысленно начинать с вашего приветствия, — сказал Маркин, когда Харрис обернулся на него.
— Уж уволь.
— Тогда скажи мне, чего ты хочешь?
— Ты спрашиваешь так, будто бы у тебя есть, что предложить мне.
— Может быть. Всё это зависит от того, кто ты, — он улыбнулся, но как-то неуверенно.
Что касалось этого самого «может быть», то оно тоже являлось выражением неуверенности. Это существо не может заглянуть внутрь Харриса, и поэтому использует такие формулировки. Оно должно представлять, что Крис уже не человек, но, похоже, не знает точно, как далеко он продвинулся в своём развитии.
— Давай представим, что ты правильно решил, кто я. Ты ведь думал об этом? — спросил Крис.
Харрис прошёл вдоль овального зала и направился в сторону смотровых стёкол, которые хоть и обросли по периметру инородными образованиями, всё ещё выполняли свою функцию.
— В тебе осталось что-то от человека, — сказало существо, глядя на Харриса, а его неуверенность в этот момент, казалось, стала меньше, — тебе ещё нужно глядеть на что-то глазами, чтобы постараться понять это. Проникнуть внутрь этого.
Крис Харрис не отвечал. Даже если бы он по умолчанию видел всё без глаз, на красоту звёздных россыпей хоть иногда стоило глядеть так, как это делал бы человек. В этом было что-то детское — так он мог заключить с вершины своего развития — но, пожалуй, именно этот детский восторг и был одной из самых прекрасных сторон человечества.
— Попробуй представить, что тебе не нужны глаза, — продолжало вкрадчиво говорить существо. При этом Харрис чувствовал, что уже не слышит слов, а сразу чужие мысли звучат в его голове, но только потому, что он сам позволяет их себе передавать, — вообрази всю красоту всех спектров. Тебе откроется вся вселенная.
Харрис как будто бы уже знал, о чём ему говорят. Равно как человек, физически приспособленный для определённых действий, не знает о них, пока кто-то его не обучит, он сейчас так же осознал свою способность.
Движение смыкающихся век, как отсечение человеческой сущности. Вселенная распахнулась перед ним, и это было уже нечто, чуждое людям, да и вообще сходным биологическим формам жизни. Пожалуй, если бы ему пришлось описывать увиденное кому-то из своих теперь уже бывших соплеменников, он не смог бы этого сделать. Открытый мир в сознании, огромный и прекрасный. Пожалуй, это тот же детский восторг, преумноженный в бесконечное число раз. Это было бы самое точное определение из тех, которые попытался бы понять человек.
— И весь этот мир, если ты захочешь, он наш, — всё так же вкрадчиво говорило существо голосом старшего офицера Маркина.
— То есть, он твой, а ты со мной поделишься?
Харрис открыл глаза и посмотрел на своего собеседника. Восприятие через высшее сознание было для него приятнее, но пока что, предаваясь ему, он чувствовал себя слишком открытым. Он постигал этот мир, но мир мог в любой момент поглотить его — так он это видел. Он не исключал, что это существо нарочно могло посвятить его в такие тонкости, чтобы он потерял себя и не смог выбраться. Растворился, потерялся, чего сейчас допускать было нельзя. Несмотря на кажущуюся лояльность, которую враг демонстрировал на человеческом уровне, его настоящие мотивы уж точно были не такими мирными.
— Это типичная ошибка для биологических форм жизни. Это их естество, которое они тащат за собой вдаль. Рано или поздно оно утягивает их назад, как балласт на дно, коим в этом случае является их родная планета, уже уничтоженная потребительством. И их естество разбивает их о плотную атмосферу их мира. Красочная месть, и столь же беспощадная.
Если бы Харрис воспринимал и слушал его, как человек, то его, пожалуй, утомили бы эти речи, но он не слышал их. Он их чувствовал. То, что в конкретно этом рассказе угадывалась история жизни человечества, ничего не значило. Он заключал, что их судьба, судьба людей, отнюдь не уникальна. Она лишь одна из многих. И убедиться в этом он мог уже давно. Стоит только вспомнить тех существ, с которыми они воевали в космических войнах.
— Так для них складывалось исторически, — продолжало тем временем существо, — они могли использовать только те ресурсы, которыми владели непосредственно. Ты можешь съесть ровно столько еды, сколько находится в твоём распоряжении. Ты можешь выпить ровно столько воды, сколько отобьёшь у дикой природы или врага. Дальше в их истории было то, что они называли цивилизацией. Однако люди только для себя становились всё цивилизованнее — их принципы стадного владения никуда не девались. Лишь сообщества от одного индивида и мелких кучек выросли до больших формаций. Казалось бы, это должно сделать их лучше в соответственное количество раз, но на выходе все они получили лишь незначительные улучшения. У них были разные принципы создания и распределения, которые лишь смазывали картину, частично вуалировали, но главный закон оставался тем же. По-прежнему большая часть представителей их общества оценивалась тем, чем обладала. И это очень просто. Ещё бы, биологическая форма стала обладать интеллектом, навыками, но чтобы показать уровень, всё равно нужно было вернуться к истокам. Ты то, чем ты владеешь. Ты можешь использовать только то, чем ты владеешь.
Если бы существо могло испытывать и показывать эмоции, подобные человеческим, то сейчас бы оно говорило с ненавистью и презрением. Но самым примечательным было даже не это, а то, что Крис Харрис его прекрасно понимал, даже несмотря на то, что ещё несколько дней назад сам был вполне заурядным человеком.
— Но ты не владеешь ничем.
— Как только ты можешь позволить себе всё, что угодно, необходимость владеть исчезает. Всё дело в том, что сначала это нужно осознать, и именно поэтому у обычных биологических форм жизни с этим трудности. Мне и тебе они чужды. Не нужно владеть большими ресурсами — ты и так получаешь нужное количество энергии. Не нужны армии. А зачем? Даже если ты и решишь, как я, завоевать кого-то, то солдат можно набрать из них же. Но это всё ерунда, ты же понимаешь. Только подавление и власть.
— Конечно. А ещё дань своему биологическому прошлому. Если ты такой продвинутый, почему ты не смог покорить всех нас разом? И без этих прилипал. Почему?
— Потом что подавлять биологическое быстрее всего биологически. Люди, нужно отдать им должное, не хуже остальных форм жизни, имеющих соразмерные мозг и нервную систему. Но они проявили неожиданную сплочённость и концентрацию. Я захватил Маркина, но захватить остальных тем же способом не получилось.
— Интересно. А как тебе это удалось?
— Очень просто. Он верил в то, что может заразиться, даже несмотря на защиту, и я смог проникнуть в его сознание. Ну а дальше проще. Мне пришлось изучить его, и я сразу не смог спрятаться в человеческом теле, поэтому система защиты меня обнаружила. Потом, правда, я подмял под себя и её тоже, но первый момент был упущен.
— Не слишком походит на сверхразвитый разум.
— Я находился в состоянии спячки. Мне нужен был материал, чтобы пробудиться, а получил я его не сразу. Правда, когда Маркин вышел из карантина, мне уже не требовались усилия. Люди, которые сначала поразили меня своей сплочённостью и мастерством выживания в тяжёлых условиях, показали крайнюю разобщённость. Они воевали со своими же соплеменниками, так что там, где я ожидал новое сражение, мне удалось пройти с победным шествием. Я набрал силу, и меня уже не сдерживали даже перекрытия. Мне казалось, я знаю людей, я знаю, как их победить, и я уже победил их, но потом появился ты.
— И кто я?
— Ты результат ещё одного упущения и череды случайностей, из-за которых меня подвела моя же сила. Мутаген, который содержат мои существа, очень сильный и быстрый. Больше того, он способен вызывать изменения уже в самом носителе, а не в его потомстве. Он должен делать из людей и прочих существ моих слуг, но в случае с тобой он подействовал не так быстро, как должен был, и не совсем так, как было нужно. Я думал, что знаю людей, но ты отличался от них строением черепа.
Харрис усмехнулся, сложил руки на груди и продолжил созерцать часть звёздной сферы, доступную для обозрения.
— И какова твоя цель сейчас? — спросило существо через минуту, которую они провели в молчании.
— Я думал, ты дашь мне её.
Он немного помрачнел и повернулся на Маркина, хоть в этом и не было необходимости — и без помощи глаз Крис Харрис мог видеть всё, что его окружало. Скорее ему хотелось этим жестом заставить могущественное инопланетное существо действовать по человеческим лекалам. Он знал наверняка, что это вызывает у него эмоцию, аналогичную человеческому раздражению, хоть сравнивать две столь разные формы жизни и было очень некорректно.
Однако существо принимало эту игру, и Харрису не нужны были его новые способности, чтобы понимать, почему. Оно хочет уничтожить его и всех остальных людей, если они, конечно, остались, потому что Харрис не чувствует никого. У этого инопланетного разума не может быть других мотивов, что бы он там не пытался сказать Крису Харрису и кому бы то ни было ещё. Подавление и уничтожение — оно знает только это. Подавление и уничтожение, которые можно устроить только через знание своего врага, и он знает людей. Людей, но не Криса Харриса. Обращаясь к нему с человеческой стороны и даже играя по его правилам, он хочет понять его, чтобы подавить и уничтожить, так что с точки зрения самого Харриса было очень важно не терять бдительность.
— Ты можешь всё, чего захочешь. Мы можем. Мы можем вернуться в твой мир и захватить его, а потом ты и я выстроим всё так, как тебе хотелось бы. Организуем цивилизацию, покорим другие миры.
— Что-то это всё как-то не вяжется с тем, что ты говорил об абсолютном могуществе, — заключил Харрис, — учитывая твои возможности, это всего лишь игра. Только здесь живые людишки, их наука и прочее.
— Да, но ты выстроишь всё так, как тебе хотелось бы. Раз и навсегда. Неужели тебе никогда не казалось, что этот мир несправедлив к тебе?
— Казалось.
— Так отомсти ему и им. Пусть они страдают за то, что однажды не оценили тебя. За то, во что они тебя ввергли. Нищета, голод, неверная женщина, чужое потомство на твоих плечах.
Крис Харрис слушал его и понимал, что погиб. Вопрос только в том, где именно. Там, в шлюзе, во время первого удара? Может быть, там, в коридорах около лаборатории, когда это существо напало на него, находясь в теле Колграда? А может быть, в один из моментов от начала своего путешествия, и даже не осознал свою гибель. Но что он погиб, это уж точно. Его память, всё, что он знал, стало достоянием этого существа. Все эмоции, переживания, внутренняя борьба. Ощущение нечестности мира, несправедливости. Страх и боль, которые он в себе подавлял. Сейчас, если позволить себе вспомнить человеческую сущность и то, что она при подобных воспоминаниях должна была испытывать, то можно и нужно было возненавидеть человечество.
Вот только было одно обстоятельство. Крис Харрис погиб. Его уже не существовало. Ни его боли, ни страхов, ни переживаний больше не было. Существо же, как будто по инерции, взывало к человеческому. Оно показало новые горизонты, но всё это было нацелено только на то, чтобы вызвать дискомфорт. Как если домашний кот, всю жизнь проживший в тёплом доме, однажды выйдет на улицу, будет чувствовать себя, мягко говоря, нехорошо, так и человек, познавший глубину мира, в первый момент захочет назад, в своё мягкое и тёплое тело и ограниченную в возможностях нервную систему. И теперь оно закрепляло эффект, взывая к человеческому. Как иначе оно могло победить превосходящее сознание? Естественно, загнать его в прежние рамки, и там додавить. Это было бы совсем не так просто, как если бы это был обычный человек, но всё-таки возможно, что и являлось решающим аргументом.
Вот только Крис Харрис понимал, что мёртв. Мёртв не в общем смысле, а в сугубо человеческом. Как тот кот, если бы осознал, что его дом больше не существует для него. Харрис не был тем индивидом, которого трогала неверность или вынужденное обеспечение жизни чужому потомству. Все люди перед ним были равны, и неважно было, кто, как и что делает.
— Почему ты не убьёшь меня? — спросил он напрямую.
— Потому что ты не такой, как они. Ты заслуживаешь другой участи, и я хочу помочь тебе. Хочу вызволить тебя из этого рабства. Душного плена…
— А может быть, ты просто не можешь?
Харрис нарочно не произносил эти слова вслух, а направил их к нему в мозг, а сам с как можно более безразличным видом отвернулся.
— Глупо было бы убивать такое творение, и ты это понимаешь. В каком-то роде, ты мой потомок, потому что являешься производной от меня. Как бы ты заботился о своём настоящем потомке?
— Пожалуй, я согласился бы с тем, что заботился бы, но я не тот потомок, о котором нужно заботиться, да, папочка?
На лице Маркина не изобразилась ни одна эмоция, когда Харрис, послав ему свои слова напрямую в мозг, повернулся и посмотрел в его глаза. Но это было не от того, что он ничего не чувствовал вообще и не почувствовал тревогу, сейчас граничащую со страхом. Он просто не мог реагировать по-человечески, и не мог показывать эти реакции так, как их показал бы человек. Это спасало его от того, что Харрис заподозрил бы смятение. Вернее, он его заподозрил, но не мог быть наверняка уверен в том, что надавил в правильном месте.
— Так чего ты хочешь?
— Знаешь, я ожидал, что получу что-то. Я думал, что раз тебе открыты такие широты, то ты можешь по могуществу сравниться с тем, кого люди именуют богом.
— Я могу. И теперь ты это можешь.
— И всё, что ты мне предложил, это вернуться и завоевать людей? — нахмурился Харрис, — тебе не кажется, что это слишком мелко? Что люди не заслуживают того, чтобы их завоёвывали? Чтобы кто-то могущественный выстраивал им цивилизацию, делал за них то, что они не могут или не хотят сами?
— Ты можешь завоевать кого угодно, не обязательно людей. Мы будем бесконечны, словно сама вселенная. Кто угодно будет лежать у наших ног.
— И это и есть вся твоя широта космоса?
Харрис произнёс эти слова вслух, обернувшись и зло посмотрев на существо, представшее перед ним в образе старшего офицера Маркина.
— Тогда я огорчу тебя, — продолжил он, — твой космос мал и ничтожен. И что с того, что ты можешь видеть всю вселенную так, как это недоступно никому из людей и им подобных? Ты сам прозябающее биологическое ничто!
— Хотел я этого или нет, — Маркин ответил ему, произнося слова вслух, — но я дал тебе возможности, которые неведомы ни одному из живущих ныне людей. И я знаю твои мысли. Ты решаешь, поступить так, как я говорю, или пожертвовать тем, что ты умеешь, во имя людей. Второе побеждает, и я не могу описать, насколько это оскорбляет и меня, и множество остальных, которые, имей они то, что сейчас имеешь ты, поступили бы правильно.
— Откуда тебе знать, правильно или нет?
Харрис произнёс это особенно зло, и в мыслях очень сильно ударил Маркина. Его удар, хоть и не имел физической составляющей, вышел сильным настолько, что, казалось, даже стены содрогнулись, а не до конца мёртвые люди в коконах из инопланетного волокна зашевелились. Маркин отпрянул назад, желая уйти от атаки, но она настигла его. За ней последовала другая, более продуманная и направленная строго на него. Он упал, но дальше последовало то, что немного смутило Харриса.
Его сознанию уже вырисовалась картина, что, несмотря на наличие у этого существа развитого разума, оно имеет и биологическую составляющую. И как бы оно ни хотело от неё отделиться, у него не получается. Даже несмотря на то, что оно может проникать в сознание любой формы жизни, имеющей нервную систему, всё равно где-то должен быть некто, кто является, собственно, носителем этого сознания. Существо сильно, и оно смертно, но, самое главное, оно, как и Харрис, зависимо от своей биологической сущности. Оно так и не смогло её преодолеть. А где есть биологическая сущность, там есть и нечто животное — эмоции, невольно возникающие в соответствующих им ситуациях, и оно не сможет им полностью противостоять.
И когда уже Харрис рассчитывал увидеть страх этого высшего существа, окончательно его сломить, он получил неожиданно выразительный выход его эмоций — заливистый смех, несмотря на боль, которая должна была его пронзать.
— Ты пожертвуешь всем этим ради них? — спросил Маркин, с лёгкостью преодолев приступ смеха, который был для него лишь частью людского языка эмоций, — ты пойдёшь на это?
— Не тебе решать, что мне делать! — отвернувшись к окну, Харрис глядел на звёздные дали и продолжал атаковать своего оппонента, который предпринимал последнюю попытку надавить на его человеческую сущность и тем самым его подавить.
— Они этого не заслужили. Мало что ли они кидали тебя? Мало они предавали тебя и заставляли опускаться вниз? Мало?
— Это уже не моё дело, и тем более не твоё.
Ментальное давление тоже было, но его оказалось легко выдержать. Харрис наносил удар за ударом. Это было лишь в его мыслях, но он чувствовал резкую пульсацию, подчиняющуюся его воле. А ещё он чувствовал, как это существо гибнет. Вернее, не само оно, а та его часть, которая подчинила себе Аурэмо и большую часть его жителей. Учитывая, что на том погибшем корабле остались ещё образцы, то с ним не покончено, далеко не покончено, но можно сделать так, чтобы оно не было помехой, и среди прочего Харрис сделает это.
Почувствовав, что на этом корабле уже нет ни одного живого представителя вида инопланетных паразитов, даже пребывающих в состоянии спячки, Харрис ощутил себя одиноким. Тогда, когда ему с подачи неизвестного существа открылся весь космос во всём его великолепии, он был подсознательно рад тому, что он не один. Что он не первый столкнулся с этим, и, хоть существо и преследовало свои собственные цели, участие, которое оно изображало, могло сойти за первичную поддержку.
Теперь же он стоял один, и впервые со времени своего пробуждения в новом качестве, Крис Харрис не знал, что делать. Он осознавал, что шёл сюда не на поединок с врагом, который в итоге породил то, что не смог контролировать, и проиграл. Он шёл сюда за ответами на самые главные вопросы. Они, как оказалось, хоть и не были им чётко сформулированы в период бытности человеком, всё же присутствовали в его разуме. И если раньше он от осознания их мог бы радоваться, то сейчас ему становилось не по себе, потому что ответов он не получил.
У него была высшая цель. Всё это желание спастись, желание стабилизировать жизнь, Марси, у которой тоже не было условий для жизни на Земле, её ребёнок, но не ребёнок Харриса, всё это были только отговорки. Он полетел в космос за другим. Он хотел высшей цели. Он жаждал её. Все жаждали её. И те, кто организовывал миссию, и те, кто проводил бессмысленную и беспощадную революцию в стенах этого многострадального корабля. Все хотели видеть свою цель. Не для всех она была высшей, но вряд ли кто-то отказался бы. Однако у Харриса всегда было лишь желание высшей цели, но не она сама. Ни революционеры, ни люди из верхушки Аурэмо не могли поставить её ни перед ним, ни перед кем-либо ещё. И вот, идя вверх, к тому, кто породил его, и к тому, кто жаждал его смерти, он ожидал, что найдёт там ответы и ту самую высшую цель, ради которой стоило обладать возможностями, которые он получил.
Почему он убил это существо? Потому что оно не дало ему цель. Больше того, оно и само её не имело. Высокие способности к размножению, заражению собой, последующему развитию, но всё лишь для того, чтобы удовлетворить собственное эго, раздувшееся до космических размеров. Оно презирало полностью биологические формы жизни, хотя само, в лучшем случае, не слишком далеко ушло от них. Всё оказалось пустым. Что теперь?
Он долго стоял так, черпая энергию космоса, чувствовал, как может контролировать всю биомассу, находящуюся на этом корабле, но это было не то, чего он хотел сейчас. Наверное, какой-нибудь эгоистичный человек и мечтал бы о таком контроле, вот только людям он не дан не просто так. Сейчас Харрис представлял, насколько изменился, и эти изменения, хоть и замедлились и видоизменились, всё ещё продолжались. Пожалуй, не всякий выдержал бы их, по крайней мере, оставшись собой в той степени, в какой сохранил себя Крис. Может быть, то, что произошло с ним, и есть та самая высшая цель? Высшая цель, состоящая в том, чтобы самому создать высшую цель для себя.
Он не знал, да и никто не знал бы на его месте, насколько верно это утверждение. Оно могло оказаться полностью ложным, но в тот момент это было неважно. Оно взбудоражило его, в один миг рассеяло слишком человеческое разочарование, овладевшее им, помогло вновь ощутить свою высшую суть.
Он превзошёл то существо, изначально будучи слабее него. Значит, оно смертно, и на одном лишь основании своего наличия не может утверждать, что во вселенной есть нечто бесконечное, кроме неё самой. А раз это его утверждение неверно, то можно смело подвергать сомнению и все остальные. Оно не достигло предела и не могло утверждать, будто познало всё в этом мире. Больше того, сам Харрис знал, что не достигнет этого предела в одиночку. Однако и марионеточные цивилизации, полностью подконтрольные его разуму, не смогли бы этого сделать. Но всё же, пока здесь есть те, кого он в силах оживить, а также те, кто в этом самом оживлении не нуждается, он сможет всё исправить. Если и жертвовать чем-то ради человечества, то жертвовать до конца.