Кто-то держал его за руку, это он осознавал отчётливо, а вот в том, что касалось остальных чувств, он был не очень уверен. Он вроде бы и дышал, но плохо ощущал воздух, проходящий через ноздри. Вроде бы и слышал своё дыхание, но это и это чувство было смазанным. Он попытался пошевелиться — тело отозвалось, но с задержкой и очень неохотно. Хорошо ещё, что без боли.

К одной руке, державшей его ладонь, присоединилась вторая, обхватившая тыльную сторону. Стало теплее. Захотелось дышать, слышать и видеть этот мир. Он попытался разомкнуть веки, и ему это удалось — свет дня ударил в глаза, заставив тут же их закрыть.

— Перк, — тихо позвал знакомый голос, — ты меня слышишь?

Он попытался сказать «да», но вместо этого из едва раскрывшихся губ вырвался только еле слышный хрип. Перк закашлялся и попытался приподняться.

— Лежи, — мягкие руки осторожно остановили его и вернули в лежачее положение.

Он приоткрыл глаза настолько, чтобы было не слишком неприятно от попадавшего в них света. Изображение было мутным, как будто все глаза были покрыты какой-то слизью. Но постепенно зрение к нему возвращалось. Он смог открыть глаза полностью и осмотреться. Эмма сидела рядом и держала его руку. Перк ужаснулся тому, что не сразу смог её узнать, и это, похоже, было заметно, потому что его жена встревожилась.

— Ты в порядке? Не говори, просто кивни.

— Да.

Свой короткий кивок он подкрепил словом. На этот раз получилось заметно лучше, чем до этого, и он сделал первый шаг в обретении уверенности в том, что всё не так плохо.

— Где я? — спросил он.

— В госпитале. Ты немного пострадал, — сказала Эмма, — тот выстрел ракетой. Ты помнишь?

Перк перевёл на неё глаза. До того, как она сказала, он не помнил ничего о том выстреле, но теперь он в деталях всё осознавал, как будто это произошло только что. Он кивнул.

— Врач сказал, что если ты придёшь в себя, нужно будет его вызвать.

— Не надо, — сказал Перк, — не хочу.

Он не без труда поднял левую руку и взял ей вторую руку Эммы.

— Как вы спаслись? — спросил он.

— Мы долго ехали, — ответила она, — лифт несколько раз останавливался. Один раз особенно долго, но потом мы сразу добрались до верха.

— Ты помнишь, как звала меня?

Эмма удивилась.

— Откуда ты знаешь?

— Так звала?

— Это было в мыслях. Но ты ведь был там, внизу.

— Я не знаю точно, где я был, — сказал Перк, болезненно кашлянув.

В этот момент открылась дверь палаты, и внутрь вошёл высокий молодой врач.

— Я же просил вас позвать меня, — он с укоризной посмотрел на Эмму.

— Всё в порядке, доктор, — ответил Перк, — это я попросил немного отложить этот момент.

— Вижу, вам уже лучше. Это очень хорошо.

— Что со мной было?

— А вот на этот вопрос я не могу вам ответить, — доктор подошёл к медицинскому монитору, показывавшему состояние Перка, и посмотрел на изображение на дисплее, — по слухам, создана целая научно-техническая комиссия по разбору этого дела. Они чуть ли не каждую минуту справляются о вашем состоянии.

— Вы уже сказали им, что я пришёл в себя?

— Нет. Но я сделаю это через минуту. Я скажу им, что вам как минимум до вечера будет нужен покой, так что они не будут чрезмерно вам надоедать.

— А что с базой? — Перк посмотрел на жену.

— Закрыта. Пока на месяц. Мы все в отпуске, — ответила Эмма.

— Ничего себе.

В первый момент Стоун удивился, но потом понял, что это вполне закономерно — события, произошедшие в глубине лабораторий, очень сложны и очень неоднозначны.

— А мне можно встать?

— Не вижу никаких причин запрещать, — ответил врач, — но делайте всё осторожно. Учитывая странный характер вашей травмы.

— То есть? — спросил Перк, подняв брови.

Он попытался осмотреть себя, но не увидел ничего странного.

— В этом-то и странность, — врач повернулся к нему, — у вас нет никаких травм вообще. Ни внешних, ни внутренних. Но состояние ваше было критическим, когда вас сюда доставили.

— Вот как? — удивился Перк, — а где меня нашли?

— Мне никто об этом не говорил, — пожал плечами доктор, — мне вообще мало что говорили. Лишь дали указание привести вас в форму.

— А сколько времени я уже здесь?

— Три дня, — доктор отошёл от монитора и ещё раз взглянул на Перка, — и, как я и ожидал, вы пришли в норму. А теперь я вас покину. Скажу, что вечером вы сможете увидеться с представителем комиссии.

С этими словами он вышел.

— Что за комиссия-то? — спросил Перк у Эммы.

— Особая. Они расследуют всё, что произошло в лаборатории.

— А ты ничего об этом не знаешь?

Она покачала головой.

— Когда вы ушли, мы начали подниматься. А потом я увидела тебя только, когда тебя уже несли на носилках.

— На мне точно не было ран?

— Нет.

Перк ещё раз себя осмотрел, желая убедиться.

— Ты расскажешь мне, что там произошло? — спросила Эмма.

— Я, — Перк попытался в точности воссоздать события, происходившие с того момента, как Хайес уменьшил питание сферы биомассой, но у него не получилось, — я не помню. Помню, что было темно и ещё твой голос, а остальное.

В его памяти вдруг всплыла переливающаяся сфера и светящиеся линии, исходившие от неё, но кроме неё он ничего не мог вспомнить.

В этот же день с разрешения врача Перк поднялся с больничной койки. Чувствовал он себя превосходно, и если бы человеку, не видевшему его состояние в тот момент, когда его доставили в палату, сказали бы, что он был очень плох, он бы не поверил. После долгих уговоров Эмма ушла домой — тем более, что на связь вышел представитель комиссии и сообщил, что они зайдут вечером, и разговор, который будет происходить, должен вестись без посторонних.

Врач обещал завтра же выписать Перка, если его состояние не изменится, и это вызвало у координатора и его жены радость. На этом они и расстались в тот день.

Человек, вошедший в палату первым, показался Перку знакомым. Он не сразу узнал в нём советника Ливина, но память быстро воскресила его образ. С ним был Хайес, и это говорило о том, что конфликт, возникший тогда, улажен.

— Как вы себя чувствуете, Стоун? — спросил старик после короткого приветствия.

— Отлично. Жаль, меня не захотели сегодня отпустить домой.

— Мы сталкиваемся с такой ситуацией впервые, и не знаем, какие подводные камни в ней могут быть, — сказал Ливин.

— Я, признаться, не очень помню, что было, и не очень понимаю.

— Со слов доктора Хайеса, подтверждённых доктором Крафтером, мы восстановили события до того момента, как подача биоплазмы упала на двадцать процентов, или, если считать от первоначального уровня, то на сто. Дальше Крафтер уже не может связно описать происходившее, хотя доктор Хайес уверяет, что в тот момент чувствовал себя нормально. А что помнишь ты?

— Я точно не могу сказать, до какого уровня упала подача, когда начались странности. Но доктор Крафтер точно был не в себе. Он сидел около стены и что-то говорил. Я не помню, что.

Ливин посмотрел на Хайеса. Слова Перка подтверждали показания, данные стариком.

— Хорошо. Но что происходило дальше?

— Я помню, — Перк остановился, — что хотел что-то сделать, но почему-то не мог. А дальше всё померкло.

— И больше ничего? — спросил Ливин, снова переглянувшись с Хайесом.

— Всё очень мутно. Сфера. Кажется, она была там, но не такая, какой я её помню.

— Там, это где? — ухватился за слово Хайес.

Перк немного напугался. Он и вправду сказал так, как будто бы всё происходило в другом месте. Он не мог сказать, почему он употребил это слово.

— Я не знаю. Я не могу сказать, — он бессильно покачал головой.

— Ладно, — Ливин поднялся со стула, расположенного рядом с кроватью, в которой лежал Перк, и подошёл к окну, — давай зайдём с другого конца. Ты не возражаешь, если мы покажем тебе несколько снимков? Там будешь ты и лаборатория. Не боишься?

— Нет.

Ливин достал из-за пазухи конверт и протянул Перку. Координатор вытащил из него несколько снимков.

— Мы отобрали те из них, где изображён ты, в разных ракурсах, чтобы твоё представление было как можно более полным.

— Я понимаю, — Перк как будто бы впервые увидел внутреннее пространство лаборатории, и не понимал, как он оказался там.

— Вот здесь позади тебя лежит робот. Тебе он знаком? — сказал Ливин, вновь подойдя к Перку.

— Да. Это, кажется, машина проекта один.

— Верно. Он погубил свою команду, потом вместе с остальными добрался до реакторной и через шахту лифта спустился вниз, к сфере. На нём нет никаких повреждений, и, тем не менее, он уничтожен. У тебя есть предположения на этот счёт?

— Вы хотите сказать, что я его нейтрализовал?

— Нет. Я спрашиваю, — спокойно сказал Ливин.

— Мне никак с ним не справиться, вы же понимаете.

— Понимаю. И это первая странность. Вторая странность состоит в том, что перед тем, как потерять сознание, ты стоял к этому роботу спиной. Учитывая, что он мог тебя одолеть, ты отвернулся уже после того, как он был нейтрализован.

— Похоже на то, — сказал Перк, ещё раз взглянув на себя на снимке.

— Ну и, самая большая странность. Гибель нервного волокна робота ещё можно объяснить сбоем, но вот следующий снимок.

Перк отложил первое фото и взглянул на следующее.

— Около тебя лежит ракетница. Использованная ракетница. А в рабочем пространстве горит пламя. Мы нашли там осколки и прочие следы ракетного выстрела. Но вот композитное стекло осталось невредимым. Как объяснить это?

Сердце Перка заколотилось сильнее, когда он подметил эту особенность. Но объяснить её он не мог, как ни старался рыться в своей памяти.

— Больше того, — продолжил советник, — мы склонны думать, что твоё плохое состояние вызвано именно результатом взрыва, хоть он и не нанёс тебе увечий.

— Я не могу ничего сказать на этот счёт, — Перк обречённо выдохнул и отложил фотографии.

Ливин переглянулся с Хайесом.

— Сейчас любая деталь между тем, что мы помним, и тем, что мы нашли после, может помочь восстановить всю цепь событий, — сказал старик.

— Я понимаю, но, я ничего не помню, кроме темноты.

Советник отошёл к окну и встал около него, заложив руки за спину.

— В любом случае, кажется, именно тебе мы обязаны тем, что вообще можем вести это расследование, — сказал он, — обещай, что если ты что-то вспомнишь, то обязательно свяжешься с нами.

— Да, — сказал Перк, — обещаю.

— Что же. Больше не будем тебя задерживать, — сказал Хайес, — поправляйся и возвращайся к работе.

— А что будет с лабораторией?

— Будущее пока неясно, — ответил советник, — но твой проект засчитан. И твой класс условно повышен. Это самое малое, что мы можем для тебя сделать. Ты можешь занимать должности, соответствующие седьмому классу, а остальные требования выполнять уже в ходе работы.

— Спасибо, — обрадовался Перк.

— Кто кого ещё должен благодарить, — улыбнулся Ливин, — о церемонии присвоения узнаешь позже у своих коллег.

— Хорошо.

На этом они ушли, оставив Перка наедине с мыслями. Ему почему-то в первую очередь вспомнились слова о том, что робот погубил первую команду. Интересно, сколько ещё людей стали жертвами такого неожиданного выхода миуки из-под контроля? Судя по всему — все, кроме них и проекта пять.

На следующий день Перка отпустили домой, как и обещали. Состояние его не изменилось, и оснований беспокоиться о том, что оно ухудшится, не было. И Эмма, и его друг Олли были рады его возвращению, как и коллеги. Вечером все собрались у Чемберса. Тот был мрачен, как никогда. Перк чувствовал, что он хочет поговорить с ним отдельно, но удобного случая пока не представилось.

— Вот так, дорогие мои друзья-робототехники, — сказал он, — учитывая, что произошло с остальными, нас тоже могло не быть.

— Когда траурная церемония? — негромко спросила Элла.

— Её не будет. Тела, по слухам, уже разослали, а здесь-то чего? Тут закрытое следствие, — пожал плечами Марк.

— Кто во всём виноват? — спросил Перк.

— Никто, — ответил Чемберс, — и все одновременно. Кто-то слишком яростно продвигал проект, кто-то недооценил миуки в очередной раз. Поигрались с огнём, обожглись — бывает.

— А что дальше? — спросил Роджер.

— Думаю, я поторопился, когда говорил, что мы тут ещё пригодимся. Теперь всё может выйти по-другому.

— Но ведь пока ещё ничего неизвестно, — парировала Элла.

— Да. Поэтому не будем отчаиваться.

— Перк, а что там было? — Джейн задала вопрос, который, похоже, интересовал всех.

— Это очень сложно, — ответил координатор, — я ничего не помню, но как будто бы знаю.

— Они пытались помочь? — оживился Чемберс, — гипноз там и всё такое.

— Да. Сегодня днём провели сеанс, перед тем, как меня отпустить.

— И?

— Ничего, — развёл руками Перк, — просто убедились в том, что я не вру насчёт того, что не помню.

— Но как так может быть? — недоумевал Чемберс.

— Похоже, мы очень недооценили миуки. Слишком недооценили.

— Они что-то тебе сказали? О том, что там было? — спросил Марк.

— Вы же понимаете, что я не могу об этом говорить.

— Понимаю. Что же мы только о плохом, да о плохом, — Чемберс изобразил на лице подобие улыбки, — на этом фоне совсем забыл всех поздравить с присвоением класса. Даже Перка. Собирались условно не присваивать, а теперь условно присвоили.

— Спасибо, — ответил Стоун, — я сам не ожидал.

И всё равно обстановка была не слишком радостной, что соответствовало ситуации, и вскоре все разошлись по домам. Перк и Эмма, обнявшись, посидели на диване и посмотрели несколько развлекательных блоков, после чего отправились спать.

Когда они легли в кровать, Эмма обняла его и положила голову на его грудь, а потом негромко позвала.

— Перк.

— Да. Я здесь.

— Ты ведь правда ничего не помнишь?

— Правда. Всё как будто в тумане. Вернее, в темноте.

— Но ты помнишь меня там?

— Лишь чувства. Тепло.

— Я у тебя ассоциируюсь с теплом? — ласково спросила она.

— Да, — улыбнувшись, ответил он.

— Я помню, что всё потемнело. Не знаю, выключили свет или ещё что-то, но я помню, что как будто бы ты был рядом. И я звала тебя. И ты был там, я это помню.

— Странно. И я помню, и ты помнишь. Но никто из вас не говорит, что там, в лифте, что-то произошло.

— Я это помню только потому что ты сказал. Может быть, и остальные тоже?

— Может, — Перк пожал плечом.

— Что будет теперь?

— Завтра свяжусь с отцом, узнаю, что и как насчёт другой работы.

— Я очень хочу отсюда улететь, — грустно сказала она, — подальше от этих миуки. Слышать о них не могу.

— Как я тебя понимаю.

— Мы ведь точно улетим?

— Да, — он нежно поцеловал её в макушку, — уладим все формальности и улетим. Можно пока просто так слетать куда-нибудь, если до новой работы будет время. Даже на отдых, если места найдутся.

— Правда?

— Да. Мы это заслужили, ведь так?

— Да, — ответила она и обняла его ещё крепче.