Введение

Тюрьма — обратная сторона государства. Еще Ф.М. Достоевский заметил: «Если общество хочет проверить уровень своей цивилизации, пусть заглянет в тюрьму».

Так что же такое тюрьма? Что думает простой обыватель о местах не столь отдаленных? Вспомним народную поговорку — «от тюрьмы и от сумы не зарекайся». И еще народные присловья: «тюрьма только портит человека», «из тюрьмы нормальными не выходят». Так может ли тюрьма вообще исправить человека? Или это миф, доставшийся нам от прошлых поколений?

Тюрьма — это прежде всего наказание и изоляция. Человеку дают время подумать, хочет он повторить преступление и попасть туда еще раз — или нет. Лишение свободы — это метод защиты условно социально положительных членов общества от прочих. Тюрьма, выходит, исправляет заочно. Пока ты в нее не попал.

Тюрьма ограждает, во-первых, от тех, кто туда попал, во-вторых, от поступков, которые могут туда привести. Места лишения свободы, безусловно, меняют человека. Кому-то такое наказание помогает исправиться, а для других становится «тюремным университетом», где есть шанс продвинуться в воровской иерархии и продолжить свою «карьеру» в преступном сообществе.

Происхождение свое слово «тюрьма» ведет, по разным версиям, от немецкого «turm» — башня, тюркского «türme» или татарского «törmä» — темница. Это пенитенциарное (исправительное) учреждение, в котором люди содержатся в изоляции от внешнего мира и, как правило, лишены целого ряда прав и личных свобод. Тюрьмы обычно являются частью системы уголовного правосудия; лишение свободы методом заключения в тюрьму — юридическое наказание, которое может быть наложено государством за совершение преступления. Тюрьмой также часто называют учреждение, где подозреваемые и обвиняемые в совершении преступлений содержатся под стражей до суда. В большинстве случаев в разговорной русской речи под тюрьмой понимается любое учреждение для исполнения уголовных наказаний или для предварительного заключения.

В качестве места заключения тюрьма существовала с древнейших времен. Тюрьмы устраивались для содержания преступников, пленных и должников, как частных, так и государственных, а также для усиления других наказаний и для приведения в исполнение различных казней. В России под тюремным содержанием понималось заключение в острог. Острогом называлось:

1) деревянное укрепление в пограничной полосе древнерусских княжеств, известное с XII века. В XIV–XV веках остроги были распространены на южных рубежах Русского государства, с конца XVI — начала XVII века — в Сибири. Некоторые из них впоследствии стали крупными городами;

2) в XVIII–XIX веках — тюрьма, обнесенная стеной.

Одно из самых известных учреждений российской пенитенциарной системы — Владимирская тюрьма, в народе именуемая «Владимирский централ». О Владимирском централе много говорят и пишут, снимают фильмы. Известный певец Михаил Круг посвятил Владимирскому централу песню, ставшую невероятно популярной. Однако все это лишь малая часть истории одной из самых знаменитых тюрем России.

 

Глава первая. История Владимирского централа

Музей истории Владимирской тюрьмы

Прообразом Владимирской тюрьмы стал рабочий дом. Строительство первого такого заведения во Владимире закончилось в 1783 году. Согласно указу Екатерины II за мелкое воровство «ценою ниже 20 рублей» «виновника взять под стражу и отослать в рабочий дом, где ему работать, дондеже заплатит то, что украл, и 6 процентов выше того тому, у кого украл».

За вторичную кражу наказание увеличивалось: в рабочем доме «его принимать с двумя ударами плетью», виновнику необходимо было отработать то, что украл, да столько же сделать в пользу рабочего дома. При третьем попадании число плетей возрастало до трех, а отработка — «вдвое противу того».

В рабочие дома направляли также за некрупное мошенничество и сажали на хлеб и воду (если попадался в первый раз — одни сутки, во второй — на двое суток, в третий — на трое суток).

Владимирское наместническое правление вынесло в 1783 году решение послать губернскому архитектору Николаю фон Берку «Указ Ея Императорского Величества» для ознакомления и велеть «к построению в здешнем губернском городе означенного рабочего дома, учиняя прожект, и смету представить наискорее в наместническое правление».

Фон Берк представил готовый проект, план и смету рабочего дома 10 апреля 1783 года. По плану предполагалось «построить рабочие избы из 4 срубов и сделать в оных двое сеней с чуланами, также сруб длиною и шириною по 9 аршин, вышина оные срубы о 16 венцах, и чтоб бревна были толщиною не менее 6 вершков. Срубы с двумя сенями составляют мерою длиной 14 сажен, шириною 9 аршин.

Сделать около двора забор бревенчатый длиною 25 сажен, вышиною 4 аршина, а сверх забора пробить рогатины».

На строительство по смете предполагалось отпустить 1457 рублей 50 копеек. Закончилось строительство 15 августа 1783 года, о чем свидетельствует опись, учиненная в городе Владимире новопостроенному дому.

В положении рабочего дома писалось: «При рабочем доме должен быть надзиратель для мужчин и смотрительница для женщин, коим полагается в год жалованье, первому — шестьдесят, а последней двадцать рублей, оное жалованье производить из доходов, принадлежащих рабочему дому». За особо тяжкие преступления: разбой, убийство, казнокрадство — преступники подвергались заключению в острог. Один из острогов во Владимире находился на улице Жандармский спуск, недалеко от места, где находился кинотеатр «Мир» (сейчас — развлекательный комплекс). В рабочих домах отбывали наказание за незначительные преступления. Утвержденное положение предписывало, как содержать колодников. «Точного числа денег в день колодникам назначить не можно, ибо сие зависит от числа людей, содержащихся под стражею, и полагать до особого дня на каждого человека в артели по копейке в сутки».

Особое внимание уделялось тому, «чтобы колодник был в беспрестанном упражнении, следовательно, мужчина должен употребляться в пилку досок и тесу. Оные доски и тес продавать по рассмотрению рабочего дома. Впрочем, городская работа отпускаема быть и иметь рабочих под надлежащим присмотром с платой по 7 копеек в день на человека».

Для охраны колодников назначалась воинская команда: «Потребно для караула преступников воинской команды человек рядовых, кои жалованье получать в своих командах». Городовой лекарь осматривал заключенных два раза в неделю: «…А когда нужда того требовать будет, оно почаще». В 1787 году императрица Екатерина II пишет собственноручный проект устава о тюрьмах, где закладывает основные принципы тогдашней пенитенциарной системы. Тюрьмы предполагалось разделить на уголовные и гражданские. Уголовную тюрьму указ также делил на следующие виды. В губернском городе на три части: подстражную, приговорную и осужденную. В уездном городе на две части: подстражную и приговорную. Также в указе оговаривалось наличие в каждой части двух отделений для каждого из полов. «Тюрьмы строить замком. Замку быть каменному, чтоб из оного уход никто учинить не мог, и чтобы того оградою уменьшено было число людей для стережения. Замки строить… на вольном воздухе, при текущей воде, от огня и наводнений безопасно».

Строение уголовной подстражной было таково: в губернском городе — три горницы для мужского пола, две горницы для женского пола, в уездном городе — две горницы для мужского пола, одна горница для женского пола.

Описание горницы уголовной подстражной: «…строить величиной в 3 сажени или 9 аршин в длину, вышина 2 сажени; в горничной окошко величиною в 1,5 аршина, от потолка тоже с железною решеткою; у стены стол каменный, неподвижный; перед столом скамья каменная, неподвижная; в углу печь с лежанкою, длина оной 4 аршина и ширина 1,5 аршина. Печь топится снаружи, двери двойные, из коих наружная железом окованная, замки крепкие. Строение уголовной приговорной в губернском городе: две разные тюрьмы составляют уголовную и приговорную.

Первая — для тех, кои власть на то имеющая, судом по тяжким делам их, к временному содержанию в тюрьму приговорены. Вторая — в губернском городе устроить для уголовно-приговорной тюрьмы: 3 горницы для мужского пола, 2 горницы для женского пола.

В уездном городе устроить для уголовно-приговорной тюрьмы: 2 горницы для мужского пола, 1 горницу для женского пола. Горницу уголовно-приговорной строить не менее 3 сажен, в длину и ширину столько же, окошко с железной решеткой, двери двойные, из коих наружная железом окованная, замки крепкие.

В губернском городе ссылочную устроить в 2 горницы, одна мужского пола, другая женского пола.

В уездном городе так же, как и в губернском городе. Ссылочную строить величиною в 4 сажени, в длину и ширину столько же, в вышину 6 аршин, окошки закрыты железною решеткою, печь топится снаружи, двери двойные, из коих наружная железом окованная, замки крепкие».

В собственноручном проекте Екатерина II одним из важных требований вводит понятие обращения с теми, кто находится под стражею: «…с тюремными обходиться человеколюбиво, но притом иметь за ними крепкое, неослабное во всякое время смотрение, чтоб сами себе и никому вреда не учинили».

Учреждается должность уездного надзирателя. Надзиратель назначался по представлению Уголовной и Гражданской палаты государственным надзирателем прав и правосудия. В его обязанности входил осмотр тюрем и тюремных больниц: «…много ли людей, в которой части тюрьмы, имена и прозвания их; зачем, кем и когда приведены, когда допрошены, приговорены и осуждены, много ли осталось с прошедшего срока тюремных, когда, кто, куда оправданы и выпущены, кто перешел из одной части тюрьмы в другую, все ли налицо, много здоровых или больных, кто умер».

Музейная экспозиция

Уездный надзиратель сам не мог брать под стражу — «не сажает, не запирает, не распоряжается тюремными», — однако должен был иметь неусыпное попечение обо всем, касающемся тюрем и тюремных больниц. Все тюремные должности были ему подчинены. Также была введена должность тюремщика и присяга для него: «Аз ниже именованный обещаюсь пред всевидящим Богом чистосердечно, что хочу и должен всеми силами своими отправлять стражу над тюремными так, как мне в должности предписано, и оную поступать и упущать не буду ни для вражды, ни для дружбы, ни лицеприятия. Определенную тюремную пищу, питье, одежду и прочие содержания доставлять без малейшего ущерба. Сурово с ними поступать не буду, но человеколюбиво, без послаблений; подарков, посул и взятков ни от кого брать не буду, за подчиненными неусыпное смотрение иметь обещаю. Дабы свою должность исправно и радетельно исправляли и отправляли».

В обязанности тюремщика входило следующее: «…чтоб тюремные в надлежащие места помещены были, чтоб отобранные у них вещи прилежно хранились и в свое время возвращены были кому следует, чтоб тюремная пища была приготовлена, чтоб тюремные больные были осмотрены и отправлены в больницу, чтоб в замке был предписан порядок, ключи замка у тюремщика, тюремщику иметь в ведомстве своем: тюремщиков отделений, сторожей, поваров, слуг и прочих и смотреть, чтоб каждый из них прилежно отправлял свою должность.

О порядке в замке уведомлять ежемесячно уездного надзирателя, в небытность же его — городничего. Он же принимает от доброхотных людей добровольное подаяние, что кому рассудится, как то: деньги, хлеб, мясо, рыбу, масло, соль, холст, сукно, дрова и т. п., все принятое книгосодержателю записать в приход. Тюремщик сам собою не берет под стражу, не сажает, не запирает, не выпускает. С тюремными, кто самовольно снимает железы или кто учинит подвиг к уходу, тюремщик властен отвесть в темную тюрьму замка».

Вводились должности книгосодержателя и бухгалтера: «Иметь шнуровую книгу за печатью уездного надзирателя тюрем, в которой записывать весь приход и расход. Книгосодержатель имеет при себе писаря». В тюремной больнице вводились должности доктора, лекаря, подлекаря и смотрителя тюремной больницы.

Доктор «должен уездного надзирателя или городничего еженедельно уведомлять о состоянии больных и иметь неусыпное смотрение, чтобы больные в лечении и в пище под предписанным содержанием были».

Но это был только проект устава о тюрьмах; лишь после смерти императрицы Екатерины II часть этих нововведений была воплощена в жизнь.

Путь в Сибирь и на остров Сахалин ссыльнокаторжных проходил по Владимирскому тракту, в народе дорогу эту называли «Владимирка — кандальная» или просто «Владимирка». Жители уездного города Владимира нередко видели проходящих по центральным улицам каторжан. Осужденные шли группами по 200 человек. Они были построены в особом порядке: сначала ссыльнокаторжные в кандалах, в середине ссыльнопоселенцы, прикованные за руки к цепи, затем ссыльные на каторгу женщины, в конце обоз с больными и багажом, с женами и детьми ссыльных. По бокам, впереди и сзади шел конвой. Женщинам перед ссылкой на голову выдавали серые платки, мужчинам наполовину сбривали волосы, чтобы в случае бегства их было проще поймать (от процедуры бритья волос были освобождены те, кто раньше принадлежал к дворянскому сословию), выдавали серые тулупы с вышитыми на спине тузами: один туз — на вольное поселение, два — на каторгу.

Экспонаты музея Владимирского централа

Весь путь длиной 12 тысяч верст осужденные шли пешком в любую погоду. За месяц они проходили 500 верст, а всю дорогу — за два-три года. Многие из заключенных умирали по дороге. С постройкой железной дороги ссыльных стали перевозить поездом.

Николай I, проезжая через Владимир спустя годы после введения этих установлений, заметил, что город находится в упадке, и приказал принять меры по оживлению городской жизнедеятельности. Одним из способов оживления губернского города было учреждение арестантской роты гражданского ведомства.

Экспонаты музея

Арестантские роты — один из родов исправительных наказаний. Своим возникновением эта карательная мера была обязана многочисленным жалобам чиновников Сибири на неудовлетворительное положение ссыльных в их краях ввиду постоянно увеличивающегося количества наказанных. Эти жалобы в царствование Николая I вызывали стремление уменьшить количество ссыльных в Сибири. Министр внутренних дел Блудов рекомендовал заменить ссылку в Сибирь арестантскими ротами. Арестантские роты несли в себе две главные выгоды: дешевый способ производства различных городских работ и отмену издержек на отправление арестантов и продовольствие в пути; с уменьшением пересылочных, как писал министр, «уменьшаются и земские повинности».

Солдатская служба для крестьян и для всех непривилегированных сословий сама по себе была каторгой, но арестантские роты инженерного ведомства должны были стать каторгой еще более тяжелой.

Большинство арестантских рот гражданского ведомства находилось в распоряжении строительных комитетов. Работа арестантов заключалась в строительстве и ремонте казенных зданий, улиц и дорог. Заработная плата в размере четырех копеек поступала на улучшение условий содержания. Командир роты в звании капитана получал 730 рублей в год.

Подобные положения об арестантских ротах были утверждены в военном, сухопутном и морском ведомствах. Это была попытка широкой милитаризации тюрьмы, превращение тюрьмы в каторжные казармы.

Первые арестантские роты гражданского ведомства были сформированы в Новгороде и Пскове. В 1838 году было утверждено Положение о Владимирской арестантской роте инженерного ведомства. В Положении о Владимирской арестантской роте гражданского ведомства говорилось: «В состав арестантской роты поступают способные к работе: а) беглые и бродяги; б) осуждаемые к ссылке в Сибирь на поселение, по маловажным преступлениям и за бродяжничество, не наказанные палачом и знающие мастерство».

Владимирский губернатор подробно изложил в своей пояснительной записке причины расположения арестантской роты в строящемся рабочем доме:

«Во-первых, в городе Владимире нет ни одного удобного здания, как казенного, так и общественного, в котором можно было бы поместить арестантскую роту; во-вторых, городские дела столь ограничены, что с трудностью покрывают самонужнейшие расходы, а потому в настоящее время нет никакой возможности устроить особое помещение для арестантской роты; в-третьих, по правилам об арестантской роте дозволено людей, присылаемых в рабочий дом, употреблять в работы вместе с арестантами сей роты, следовательно, и помещение их в одном здании допустить можно; в-четвертых, вновь устраиваемое здание рабочего дома с предполагаемыми пристройками с удобностью поместит то число людей, какое предназначается для арестантской роты; в-пятых, в течение последних 10 лет в рабочем и смирительном домах находилось 1134 человека мужского пола, но как люди они присылаются временно, то есть на месяц, на два, не более, следовательно, в один раз в рабочем доме не может быть более от 20 до 30 человек, а посему не должно встретиться стеснение при помещении в здании рабочего дома арестантской роты».

Из приведенных объяснений губернатора следовало, что функции рабочего дома исправительная арестантская рота возьмет на себя. Губернскому архитектору Петрову поручалось составление проекта и сметы на переделку здания рабочего дома под арестантскую роту.

24 ноября 1835 года министр внутренних дел препроводил владимирскому губернатору повеление Его Императорского Величества «разрешить Владимирскому Приказу общественного призрения приступить к постройке для рабочего дома нового каменного здания с принадлежащими к нему службами по плану, фасаду и смете, рассмотренным и одобренным в Главном управлении путей сообщений и публичных зданий. Исчисленные на постройку 73 736 рублей 96 копеек употребить из суммы, определенной на сей предмет по смете Министерства внутренних дел в 1836 году. Построение предложено провести в два года: в 1 год выстроить главный корпус вчерне со службами и оградой и с покрытием листовым железом крыши, а 2 год кончить всю отделку в месте, где находился старый военный лазарет», о чем свидетельствует «Дело о приеме строений, отданных ранее под воинский госпиталь, в ведомство Владимирского Приказа общественного призрения».

В 1836 году, проезжая через город Владимир, Николай I заметил, «что он нимало не улучшился, а, напротив, время от времени приходит в худшее состояние. Высочайше повелеть бывшему товарищу Министерства внутренних дел генерал-адъютанту графу Строганову собрать и представить Его Величеству подробные сведения о причине сего города и средствах к улучшению оного».

2 июля 1837 года владимирскому губернатору было предписано составить проект положения «Об устройстве губернского города Владимира» и «Об учреждении во Владимире арестантской роты гражданского ведомства». Николай I предполагал покрыть всю Россию сетью арестантских рот, и ко времени издания Свода законов 1842 года такие роты существовали в 33 городах. Положение об арестантских ротах издавалось отдельно для каждого города. В 1833 году Николаем I было утверждено Положение об арестантских ротах инженерного ведомства.

27 декабря 1837 года владимирский гражданский губернатор, действительный статский советник И.Э. Курута препроводил в Министерство внутренних дел составленные проекты положений. Губернатор отметил, что к устройству города предложено только два способа: вспомогательный капитал и рабочие арестантские роты. Предполагалось поместить таковую в устраиваемом при заведениях общественного призрения рабочем доме.

В сообщении губернатора от 11 июля 1839 года Министерству внутренних дел говорилось: «Во исполнение Высочайшего повеления относительно формирования арестантской роты в городе Владимире, я снесся с инспекторским Департаментом военной команды… приступил в свое время к удержанию арестантов в количестве на первый раз 100 человек для укомплектования роты преимущественно из людей, знающих мастерство, и, наконец, поручил губернской строительной комиссии заняться составлением сметы на устройство временных помещений в здании тюремного замка и рабочего дома».

Для арестантской роты губернскому правлению было предложено подобрать для начала «25 плотников, 4 пильщиков, 8 столяров, 9 мостовщиков улиц булыжным камнем, 10 кирпичников, 5 кузнецов, 3 слесарей, 3 каменотесов, 10 каменщиков, знающих и делающих фундаменты из булыжного камня, 6 печников, 6 штукатуров, 5 маляров, 3 стекольщиков, а всего 100 впредь до устройства для арестантской роты постоянного помещения».

Из-за неявки на торги желающих взять подряд на строительство временных помещений для арестантской роты эту работу губернатор поручил «произвесть экономическим образом: в тюремном замке смотрителю штабс-капитану Щелкунову, а в здании рабочего дома — смотрителю здешних заведений здешнего Приказа общественного призрения 14 класса Загрешскому».

Во вновь формируемую арестантскую роту гражданского ведомства 12 сентября 1839 года был направлен первый унтер-офицер Максим Чирков из владимирского внутреннего батальона. 20 сентября прибыл из ярославского внутреннего гарнизонного батальона унтер-офицер Николай Николаев и цирюльник Семен Васильев, 25 сентября из ревельского — два унтер-офицера: Алексей Нивошеев и Федот Волосов, а также барабанщик Михайло Зверенюга, из костромского — унтер-офицеры Андрей Огородников и Григорий Гусев, с ними барабанщик Михайло Федоров.

По штату в арестантской роте полагалось 26 воинских чинов. До формирования роты все нижние чины находились в ведении городской полиции.

5 августа 1839 года военное министерство направило владимирскому губернатору «Соображение о вещах, которыми должны быть снабжены нижние чины и арестанты… о цене, по которой обмундирование… будет обходиться».

Унтер-офицеру полагались «кивер, шинель, мундир с панталонами, галстук и прочее… Арестанту-шапка суконная, куртка и брюки серого цвета, полушубок, варежки, полусапоги». На полное обмундирование нижнего чина шло 76 рублей 29 1/2 копейки, арестанта — 37 рублей 3/4 копейки.

Арестантские роты гражданского ведомства предназначались для осужденных за различные преступления. Сюда же направлялись по воле помещиков, без суда, и крепостные, а также беглые и бродяги. Рабочий дом предназначался для черни, а в арестантские роты попадали лица привилегированного сословия. Арестантские роты были военизированы, николаевская муштра воцарилась в исправительных арестантских ротах еще прочнее и шире, чем в обыкновенных полках. Арестантские роты находились в распоряжении губернских строительных комитетов, работы арестантов в этом случае заключались в строительстве и ремонте казенных зданий, улиц и дорог.

ПЕРВЫМ КОМАНДИРОМ ВЛАДИМИРСКОЙ ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ АРЕСТАНТСКОЙ РОТЫ БЫЛ НАЗНАЧЕН ШТАБС-КАПИТАН ЕСАУЛОВ АПОЛЛОН СЕМЕНОВИЧ, ПРИБЫВШИЙ ИЗ КОСТРОМСКОГО ВНУТРЕННЕГО ГАРНИЗОННОГО БАТАЛЬОНА.

17 ноября 1839 года во Владимире началось формирование роты из арестантов. В том же месяце Провиантский департамент учредил довольствие арестантской роты провиантом. Нижним чинам полагалось в год по три четверти муки, по два четверика и два гарнца крупы; арестантам каждому — по три четверти муки, по одному четверику и четыре гарнца крупы.

Жалованье офицерам и нижним чинам выплачивалось в размере :

Командир роты, капитан (в год) — 780 руб.

Поручик — 690 руб.

Подпоручик — 600 руб.

Прапорщик — 510 руб.

Фельдфебель — 72 руб.

Унтер-офицер — 24 руб.

Барабанщик — 12 руб.

Писарь — 24 руб.

Цирюльник — 12 руб.

Преобразование рабочего дома началось 13 декабря 1840 года, когда владимирский строительный комитет рассмотрел предложения и справку, в которой предполагалось соорудить «вновь постройки при существующем рабочем доме для арестантской роты: 1) двухэтажной казармы для помещения 154 человек арестантов; 2) двухэтажной казармы для нижних чинов и квартирования 4-х обер-офицеров; 3) одноэтажного флигеля для кухни, пекарни и кладовой для провианта; 4) одноэтажного флигеля для бани, прачечной, кузницы, сарая и конюшни; 5) одноэтажного флигеля-службы для офицерских квартир, столярки и мастерской; 6) при означенных строениях забор, ворота и ретирадные места». Данные сметы на все эти здания и сооружения было поручено составить городскому архитектору Гавердовскому, гражданскому инженеру Каринскому и капитану Никитину. Для скорейшего окончания работ был определен срок в две недели, но сметы были готовы лишь только к 30 апреля 1841 года. Затем весь материал, проекты и сметы, были отправлены на проверку и утверждение в Департамент исполнительной полиции.

В течение года данные документы ходили по разным службам и оставались без должного внимания. 6 марта 1842 года гражданскому губернатору было вручено письмо, где Министерство внутренних дел потребовало «ускорить доставление требуемых предписанием МВД… смет на устройство помещений для Владимирской арестантской роты гражданского ведомства». В свою очередь губернатор направляет губернскому архитектору предписание: «…Я требую от Вас подробного нынешний же день объяснения, что Вас отвлекало с 21 октября поныне не окончить столь важного поручения, показав мне лично дневные занятия Ваши по составлению этих смет и архитектора Гавердовского с господином Каринским».

13 апреля 1842 года все необходимые бумаги были отосланы в Департамент исполнительной полиции. Спустя некоторое время рабочий дом стал преобразовываться, строились здания для Владимирской арестантской роты. Из отчетов за 1843 год владимирская строительная комиссия отмечала: «Вновь строятся 5 каменных зданий для помещения арестантской роты гражданского ведомства в г. Владимире, в которой к 1843 году состояло 96 арестантов, в оном 1843 году прибыло 6, а убыло 5 человек, содержание 97 арестантов обошлось в год в 4128 рублей 92 копейки серебром, за работы получено в роту по распоряжению строительной комиссии 109 рублей 64 и 2/7 копейки серебром и сверх того по заказам разных мест и лиц 342 рубля 6 и 6/7 копейки.

Арестанты ведут себя добропорядочно, а в обучении мастерством прилагают должное старание».

В 1846 году закончилось строительство казарм, и в октябре того же года арестанты были переведены из рабочего дома в новое здание, но в декабре из-за сырости вынуждены были снова вернуться в рабочий дом. Лишь в конце сентября 1847 года после проведения дополнительных работ владимирское губернское правление уведомило министра внутренних дел: «…в новом здании здешней арестантской роты гражданского ведомства сырость уничтожилась, и арестанты переведены в оное».

Через некоторое время арестантские роты были переименованы в исправительные отделения. Владимирская исправительная арестантская рота выглядела так: «Состояло налицо арестантов с января по март 190 человек, с марта по октябрь 80 человек, с октября 150 человек».

В Уложении о наказаниях 1845 года предусматривались наказания уголовные и исправительные. На первом месте находились исправительные арестантские роты гражданского ведомства, а вслед за ними шли рабочий дом, крепость, тюрьма и кратковременный арест.

Закон без всякого стеснения устанавливал две различные мерки для измерения вины и меры наказания. При выборе наказания он разделял российских подданных на изъятых от телесного наказания и не изъятых от него. Деление на изъятых и неизъятых отягощало наказание вторых по ссылке на каторжные работы и заключалось в наказании плетьми и клеймении лица. По Уложению 1845 года для неизъятых непременное наказание было розгами от 50 до 100 ударов. Таким образом, если преступление было совершено людьми различных сословий, например помещиком и крестьянином, суд приговаривал их одинаково виновными, но крестьянину добавочно присуждалось 100 ударов розгами и клеймение лица.

27 ФЕВРАЛЯ 1831 ГОДА ВО ВЛАДИМИРЕ УЧРЕЖДАЕТСЯ ПОПЕЧИТЕЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО О ТЮРЬМАХ. КНЯЗЬ ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТ ТРУБЕЦКОЙ B.C. ПРЕДСТАВИЛ ПРАВИЛА.

Арестанты во владимирской арестантской роте сами шили себе обмундирование из материалов, отданных губернским правлением. Ежедневный стол арестантов состоял из двух блюд. Арестанты сами покупали продукты и занимались приготовлением пищи. В конце 1867 года были сделаны значительные изменения в помещениях арестантской роты: 1) заведена общая столовая, которая давала возможность сохранять в роте чистоту и порядок, устраняла обеды по камерам, таскание кусков хлеба. Кроме этого, общая столовая была местом общих сборов, где проводились утренние и вечерние молитвы, пелись церковные гимны; 2) устроены особые мастерские и слесарни; 3) отведено особое помещение для школы.

В 1868 году работы для арестантов состояли из работ внутри арестантской роты: земляные, огородные, кирпичные, сенокосные, выгрузка и погрузка барок, очистка дорог от снега и пилка дров, а также работы столярные, кузнечные, сапожные, портняжные в устроенных с этой целью мастерских.

Благодаря всем этим работам Владимирская арестантская рота в 1868 году заработала 3000 рублей. Свой огород обеспечил овощами роту на целый год.

В это же время в мастерских роты обучалось ремеслам 30 человек. В ноябре 1867 года в арестантской роте была устроена школа, которая находилась «в особом светлом помещении… учащихся 40 человек, из которых обучаются азбуке — 21 человек, письму и арифметике — 7 человек. При школе устроена небольшая библиотека, предполагалось выписать журнал «Мирской вестник» и 40 книг духовно-нравственного и исторического содержания» (Владимирские губернские ведомости от 18.01.1869 г.).

Особенностью режима Владимирской арестантской роты было проведение времени за работой, молитвой или чтением книг, особенно религиозных. Прямо запрещались «повести, сказки, романы, театральные сочинения». В качестве занятий допускались живопись и рисование, но с оговоркой, чтобы никогда не рисовали портретов с натуры и притом чтобы «самые предметы не были соблазнительными». К сожалению, неизвестно, как на практике воплощались эти статьи тюремного распорядка.

Попытки централизации управления тюремным делом в России были предприняты в период создания Александром I функциональных министерств. В 1811 году было учреждено Министерство полиции, в ведении которого находились тюрьмы. В 1819 году под юрисдикцию Министерства внутренних дел передается исполнительный департамент полиции, ведающий тюремными делами. В это же время создается Попечительное о тюрьмах общество.

Как писалось гражданскому губернатору, действительному статскому советнику И.Э. Куруте (Иван Эммануилович Курута (1827–1832, 1836–1842) управлял губернией два срока — в общей сложности почти двенадцать лет. Ему удалось применить эффективные меры по пресечению бушевавшей тогда эпидемии холеры, за что был отмечен орденом Святой Анны I степени. Он покровительствовал сосланному во Владимир Герцену. Приняв его на службу, губернатор ходатайствовал перед министром внутренних дел о снятии с А.И. Герцена полицейского надзора. В этот период проводились реставрационные работы в Дмитриевском соборе, строились мосты через Лыбедь, здание для пожарной команды, шоссе Москва — Нижний Новгород и другие объекты), в состав попечительного совета входят «люди нравственные и человеколюбивые, как из дворян, так и почетного купечества. Для открытия такого комитета нужно положить в основание небольшой капитал, для поддержания первоначальных действий». Капитал составлять из добровольных приношений: «…главная обязанность каждого тюремного комитета на усердие, искреннее желание добра своему ближнему, исполнения Евангельского учения, внутреннее чувство удовольствия от доброугодного дела происходящее и, наконец, уверенность, что таковые благотворительные занятия угодны Чадолюбивому Монарху Нашему Августейшему Покровителю тюремного общества».

В обязанности тюремного общества включалось «заботиться, чтобы арестанты, сколько возможно, размещаемыми были по различию пола, возраста и рода преступлений, чтобы в занимаемых комнатах был свежий воздух, чистота и опрятность и вообще чтобы всякая тюрьма и другое место заключения во всяком отношении имело вид благоустроенного заведения, предназначенного для исправления людей порочных. Иметь попечение, чтобы арестанты снабжены были одеждою, бельем и обувью сообразно своему положению. Стараться, чтобы арестанты имели всегда определенную им правительством пищу здоровую и в достаточном, но без излишества количестве. Заботиться, чтобы арестанты в заблуждении своем не забывали законы Божии и исполняли установления святой веры».

В состав попечительного комитета вошли представители власти, духовенства и купечества. Находившийся во Владимире в ссылке А.И. Герцен обратился к гражданскому губернатору И.Э. Куруте с просьбой о включении его в попечительное общество, где он передал на нужды тюрьмы 25 рублей. (Александр Иванович Герцен (1812–1870) — писатель, критик, публицист, революционер. Казнь руководителей восстания декабристов определила дальнейшую судьбу Герцена. Идеи свободы, равенства, братства, просвещения, равноправия были присущи Герцену. В 1834 году Герцен арестован и сослан в ссылку в Пермь, потом Вятку и Владимир. В 1840 году по возвращении в Москву он будет снова арестован и сослан в ссылку в Новгород. В 1847 году уезжает за границу. В Риме принимает активное участие в народных манифестациях, знакомится с руководителями революционного движения. В 1853 году основывает Вольную русскую типографию в Лондоне и в 1855 году начинает издавать альманах «Полярная звезда», а летом 1957 года вместе со своим другом Огаревым приступает к выпуску газеты «Колокол». В 1870 году Герцен умер в Париже.)

В 1831 году утверждается общая для всех тюрем инструкция, определившая правила внутреннего распорядка. В годы правления Александра II проводятся реформы по тюремному преобразованию. Осуществление реформ в сфере исполнения лишения свободы требовало серьезной подготовительной работы, процесс подготовки тюремной реформы затянулся на долгие годы.

В 1863 году создается особая комиссия, которая обобщала поступающие отчеты от губернаторов о положении тюремного дела, а также предложения о преобразовании тюремной части в России. В записке, представленной министру внутренних дел о местах заключения во Владимирской губернии № 13005 от 12 ноября 1862 года стряпчим Рангом, сообщалось: «В городах Владимирской губернии устроены тюрьмы по общему, однообразному плану; исключение составляют тюрьмы, устроенные в городах Владимире, Покрове и Вязниках.

В остальных городах — Суздале, Коврове, Шуе, Гороховце, Судогде, Муроме, Меленках, Александрове, Переславле и Юрьеве — тюрьмы устроены в одинаковом размере и одинаковым образом, с самыми незначительными в архитектурном отношении изменениями. Тюрьмы эти находятся при уездных присутственных местах. Состоят из каменных двухэтажных зданий, в которых устроено шесть отдельных помещений, по три в каждом этаже. В этих помещениях распределены арестанты и тюремная стража различно в разных городах, смотря по удобству, в данное время условиям. Вообще размещение в этих тюрьмах представляется в следующем виде: в нижнем этаже одна камера занимается караулом, другая — больницею, третья — женщинами. В других трех камерах размещаются арестанты-мужчины: взрослые и малолетние, осужденные, подсудимые и пересыльные. При этом камеры устроены не по коридору, а с разных сторон, так что арестанты разных камер могут увидеть друг друга и говорить между собой через окна, устроенные в дверях.

В уездных городах — Покрове и Вязниках — устроены более обширные тюрьмы, вероятно, в уважении того обстоятельства, что города эти лежат на большом Сибирском тракте, по которому до начала 1863 года проходили огромные партии пересыльных арестантов.

В настоящее время с февраля месяца 1863 года, вследствие Высочайше утвержденного 18 октября 1862 года положения, все вообще арестанты, следующие по Сибирскому тракту, пересылаются по Московско-Нижегородской дороге, не останавливаясь по городам. В Покрове тюрьма, находящаяся на выезде из города, состоит также из каменного двухэтажного здания. В каждом этаже по шесть камер, при них вверху одна занята больницею, другая — конторою, внизу — одна кухнею и другая, затем для размещения арестантов остается восемь просторных камер. Караул помещается в особом здании, устроенном по обеим сторонам входных ворот. В этом же здании, с другой стороны, находится и баня. Здесь, кстати, можно заметить, что во всех вышеупомянутых городах бани и кухни, кроме Мурома, помещаются в особых зданиях, устроенных на тюремных дворах. В городе Гороховце, лежащем также на большом Сибирском тракте, при пересылке больших партий, за теснотою тюрьмы, пересыльные арестанты иногда помещаются в бане. Вообще, помещение Покровской тюрьмы гораздо просторнее других тюрем, и, кроме того, помещение это, кажется, можно несколько распространить устройством в верхних этажах корпуса еще двух одиночных камер.

Наконец, в губернском городе Владимире тюремный замок состоит из каменного трехэтажного здания. Внутри замка, в середине его, церковь во имя Божьей Матери «Всех Скорбящих Радость». Затем от центра, в среднем и верхнем этажах по коридорам, устроенным вдоль замка и между собою разделенным сплошной стеной, расположены арестантские камеры большего и меньшего размера».

Начиная с 1861 года в некоторых уездных городах при тюрьмах устраиваются помещения для следственных арестантов.

Согласно уставу, изданному в 1857 году, содержание под стражей в уголовной практике употребляется:

1. Как средство охранения лиц, обвиняемых в преступлениях и проступках, во время произведения над ними следствия и суда до постановления и испознания приговора.

2. Как мера наказания и исправления.

Затем тем же уставом определяется порядок содержания: по различию пола, возраста, сословия. В ходе проведенной проверки губернским стряпчим по уголовным делам был выявлен ряд существенных недостатков в порядке содержания арестантов: «…бывает то, что преступники, поодиночке сознавшись или дав известные показания перед следствием, соединяясь вместе, производят давление, как закоренелые преступники, на других арестантов, еще не совершенно нравственно испорченных, а иногда и невинных.

В одной из уездных тюрем малолетние заключенные содержались вместе с взрослыми.

Вторая цель содержания под стражей есть мера наказания и исправления, но на практике эта мера по уголовному уложению употреблялась очень редко, заменялась чаще телесным наказанием.

…Большая часть тюрем в уездных городах и положительность предоставляет мало удобств к исполнению как законов, так и системы содержания арестантов, а полицейские арестантские находятся в еще более неудовлетворительном виде. Во Владимире при трех полицейских частных домах тюрьмы устроены в самом корпусе этих домов. Здесь нет окон, находятся в грязном, темном чулане, годном более для содержания грубых вещей.

…Ныне существующие тюрьмы недостаточны. Что имею в виду: у Министерства внутренних дел, которое 21 октября 1862 года за № 141 предложило собрать сведения, нет ли в губернии казенных, губернских и общественных зданий, которые остаются свободными, и не предвидится ли им возможности эти здания обратить на исправительные учреждения тюрьмы».

В этой записке шла речь и о рабочем доме, будущем Владимирском централе. «…В настоящее время во Владимире особого здания для рабочего дома нет, за уничтожением его по ветхости, и лица, присужденные к заключению в рабочем доме, помещаются временно в зданиях городской больницы». Между тем обустройство в городе Владимире рабочего смирительного дома представлено Владимирским Приказом общественного призрения МВД по хозяйственному департаменту в ноябре 1861 года.

31 марта 1870 года вышел указ «О переименовании арестантских рот гражданского ведомства в исправительные отделения и о введении в них гражданского управления и вольнонаемного надзора» (Полное собрание законов Российской империи, том 45), в котором говорилось буквально следующее:

«Управление исправительного арестантского отделения составляют: начальник и его помощник. Должности их могут быть замещаемы лицами как гражданского, так и воинских ведомств. Начальники исправительных отделений причисляются по должности к VIII классу, а помощники — к IX классу. Определение их и увольнение предоставляется губернатору. В должности надзирателей определяются лица всех сословий. Пределы власти, обязанности и ответственность чинов управления исправительных отделений определяются в особой инструкции Министерства внутренних дел».

27 июня 1870 года владимирский губернатор получил из МВД циркуляр о переименовании Владимирской арестантской роты. 8 августа того же года он сообщил управляющему МВД о сделанном преобразовании и о назначении 28 июня 1870 года начальником исправительно-арестантского отделения бывшего командира роты армии поручика Бунина, а помощником его — поручика Метелицина.

При отделении остались бывшие служащие: старший надзиратель Федор Мозалевский, его помощник Карл Фрей, младшие надзиратели Филипп Михайлов, Николай Беккель, Петр Николаев, Трифон Егоров, Степан Елушко, Яким Нога, Илья Спиридонов, Герасим Бажаткин.

Реформирование тюремной системы в России в период царствования Александра II несло в себе основную задачу по централизации управления тюремным ведомством, осуществление контрольных функций, а также установление по всей территории России единой карательной практики.

ПО ШТАТУ В ИСПРАВИТЕЛЬНОМ ОТДЕЛЕНИИ ПОЛАГАЛОСЬ ЖАЛОВАНЬЕ

НАЧАЛЬНИКУ — 375 РУБ. В ГОД И СТОЛЬКО ЖЕ СТОЛОВЫХ.

ПОМОЩНИКАМ — 325 РУБ. СТОЛОВЫХ И 300 РУБ. ЖАЛОВАНЬЯ.

СТАРШИМ НАДЗИРАТЕЛЯМ — 110 РУБ.

ИХ ПОМОЩНИКАМ — 100 РУБ.

НАДЗИРАТЕЛЯМ — 80 РУБ.

Первым начальником Главного тюремного управления стал Михаил Николаевич Галкин-Враской, назначенный в апреле 1879 года. Он неоднократно выезжал для инспектирования в места заключения Российской империи. На посту начальника Главного тюремного управления Галкин-Враской занимался реформированием тюремной системы, способствовал преобразованию тюремного управления путем повышения роли губернских тюремных инспекторов, содействовал формированию служебного и правового положения чинов тюремной стражи и увеличении их денежного содержания и права на пенсию, а также создал необходимые условия для классификации и разъединения заключенных. (Тюремный вестник, 1896. № 2, с. 164–166.)

30 июня 1879 года утверждаются «Временные правила для первоначального руководства тюремным инспектором во время командировок с целью осмотра и ревизии учреждений, входящих в состав карательной системы». Этот нормативный документ определял порядок действий тюремных инспекторов. В их обязанность входили: сбор на местах, как в отдельных тюремных учреждениях гражданского ведомства, так и в губернских правлениях и иных присутственных местах, имеющих отношение к тюремной части, различных сведений, необходимых для самого полного ознакомления с существующим положением тюремных учреждений, а также для разработки различных законодательных, административных мероприятий по работе мест заключения; проведение ревизий тюремного хозяйства, делопроизводства в канцеляриях мест заключения и ссылки, а также условий и порядка содержания в тюрьмах лиц, подвергнутых в той или иной форме лишению свободы.

Тюремные инспектора имели право беспрепятственного входа во все части мест заключения, а также личного общения с содержащимися в означенных местах и обозрения всех дел и документов, имеющих какое-либо отношение к тюремному делопроизводству.

Затем учреждается Совет по тюремным делам. В состав Совета царским указом вводились высшие государственные чиновники.

30 марта 1879 года владимирский губернатор предложил начальнику Владимирского исправительного отделения обсудить вопрос о возможности построения своей больницы для арестантов, ввиду недостаточности средств Владимирского исправительно-арестантского отделения для удовлетворения расходов по содержанию и лечению арестантов в земской больнице.

Строительство больницы при отделении было задумано еще в 1870 году, но проект был отклонен до выплаты долгов за медицинское обслуживание арестантов Владимирской земской управе.

Число арестантов к 1879 году составило 440 человек, из них 300 человек отправлялись на работу вне отделения. 14 апреля 1879 года начальник отделения поделился своими соображениями: «Помещение больницы может быть устроено в том же здании, где помещается в настоящее время больничный покой с 20-ю кроватями».

Вопрос о расширении и переустройстве помещений необходимо было срочно решать. В итоге был создан строительный комитет.

9 июля 1902 года проекты и сметы на расширение и перестройку были готовы. Предусматривались следующие работы: 1) устройство камер ночного разъединения, 2) проведение водяного отопления, 3) канализации, 4) водопровода, 5) бетонирование сводов, 6) внутреннее оборудование корпусов, 7) асфальтовые работы, 8) малярные и штукатурные.

Контракт на производство всех этих работ был заключен с торговым домом «Э. Розен и В. Игнатьевич-Завилейский» в 1903 году, но работы продлились недолго. Торговый дом был объявлен несостоятельным должником. Новый контракт на завершение работ по расширению и переустройству исправительного отделения был заключен 19 мая 1904 года с фирмой «И.М. Либензон». 28 июля 1904 года проект и смета исполняющего дела губернского архитектора П.Г. Бейна на постройку трехэтажных мастерских отделения были утверждены.

В «Обзорах Владимирской губернии» отмечалось: на ремонт и расширение Владимирского исправительно-арестантского отделения в 1903 году израсходовано 128145 рублей 89 копеек. В 1904 году — 74 481 рубль 68 копеек. За 1905 год — 14 329 рублей 36 копеек и на работы по постройке нового здания для мастерских 29 126 рублей 97 копеек. За 1906 год — 1356 рублей 50 копеек. 18 февраля 1906 года младшим инженером П.П. Невским и губернским архитектором П.Г. Бейном при участии начальника исправительного отделения было произведено освидетельствование строительных работ. При осмотре оказалось, что внутреннее оборудование арестантских и административных корпусов не совсем закончено. Главное тюремное управление требовало завершить все работы к 1 октября 1906 года.

Указом Николая II от 13 декабря 1895 года Главное тюремное управление было передано в Министерство юстиции. Передача Главного тюремного управления в новое ведомство сопровождалась полным сохранением самостоятельности в своей деятельности. Жесткая централизация управления тюремными делами в одном ведомстве способствовала выведению российской пенитенциарной системы в число передовых. Известный тюрьмовед, юрист и психолог, профессор Московского университета, Государственного Московского психоневрологического института и Тулузской академии наук С.В. Познышев писал, что «сосредоточение управления тюрьмами в одном министерстве юстиции несомненно лучше, чем разделение тюрем между разными министерствами, например между министерством внутренних дел и министерством колоний, как во Франции, или между министерством внутренних дел и министерством юстиции, как в Пруссии» (Познышев С.В. Указ, с. 216).

Реформирование тюремной системы включало в себя изменение карательной политики, новый подход к решению вопросов обеспечения заключенных, их содержания, делопроизводству.

По циркуляру № 11 от 1904 года для арестантов вводились три вида порций:

•СЛАБАЯ ПОРЦИЯ•

•ЦИНГОТНАЯ ПОРЦИЯ•

•ОСОБАЯ ПОРЦИЯ•

Жаркое — 1/2 фунта

Мяса — 56 золотников;

Котлета телячья: телятины— 1/2 фунта, муки — 3 золотника, сала филейного — 3 золотника, соли — 2 золотника;

Кисель клюквенный: картофельной муки — 8 золотников, патоки — 4 золотника, клюквы — 20 золотников;

Кисель овсяный: муки овсяной — 24 золотника, соли — 2 золотника;

Селедка — 1 шт.;

Молоко — 0,5 кружки.

Завтрак: чай, сахар и ситный хлеб;

Перловое пюре:

Перловой крупы — 20 золотников,

Сала филейного — 2 золотника,

Белого хлеба — 60 золотников,

Бульон — половина кружки,

Мясо — 24 золотника,

Морковь — 1 золотник,

Брюква— 1 золотник,

Лук — 2 золотника,

Соли — 2 золотника;

Белого хлеба — 0,5 фунта,

Черный хлеб — 0,5 фунта;

Компот: чернослив—12 золотников, яблоки сушеные— 12 золотников, патоки — 12 золотников*

* 1 золотник = 4,26 грамма, 1 фунт = 410 граммов

После революции 1905 года тюрьмы России, в том числе и Владимирское арестантское отделение, были переполнены политическими заключенными. На 1 января 1903 года в арестантском отделении числилось 158 человек, в течение года поступило 293 человека. На 1 января 1904 года — 278 человек, в течение 1904 года поступило 327 человек. На 1 января 1905 года — 327 человек. За год поступило 356 человек. На 1 января 1906 года — 319 человек, в течение года поступило 1406 человек, освобождено 611 человек. На 1 января 1907 года — 790 человек.

После Первой русской революции поток каторжан увеличился, и царское правительство принимает решение создать на базе Владимирского исправительного арестантского отделения временную каторжную тюрьму, по указу от 18 апреля 1863 года тюрьма получила благозвучное название — Владимирский централ.

Режимный корпус № 2. Наши дни

Режимный корпус № 2, построенный по американскому проекту в 1903 году

В циркуляре Главного тюремного управления № 61 от 9 августа 1908 года было указано, что циркуляром № 25 от 19 марта 1908 года Главное тюремное управление просило губернаторов «не настаивать на переводе ссыльнокаторжных арестантов из губернских тюрем в каторжные тюрьмы, которые по своему устройству представляют наиболее весомые гарантии к предупреждению побегов и подавлению вооруженной силой возникающих среди заключенных беспорядков. Арестанты, отбывающие сроки каторжных работ в тюрьмах общего устройства, должны быть подчинены в порядке их содержания действию постановления устава о ссыльных и разновременных изданных циркулярных распоряжений и разъяснений». Главное тюремное управление признало целесообразным для облегчения тюремной администрации свести означенные указания и распоряжения в систему и изложить их в виде временных правил.

I. ПРИЧИСЛЕНИЕ АРЕСТАНТОВ В РАЗРЯД ССЫЛЬНОКАТОРЖНЫХ

1. Каторжные разделяются по вынесенным им приговорам на три разряда. К первому разряду принадлежат присужденные к каторге без срока или на сроки свыше двадцати лет, ко второму разряду — присужденные на сроки от восьми до двадцати лет и к третьему разряду — присужденные на сроки от четырех до восьми лет.

2. По обращении приговоров к исполнению каторжные арестанты свидетельствуются на предмет определения годности их к работам, установленным порядком. Арестанты, признанные способными к каторжным работам, причисляются к разряду испытуемых, признанные же неспособными — остаются для отбытия наказания в тюрьмах общего устройства на срок, указанный в приговоре.

Тем же порядком свидетельствуются и отбывающие наказание каторжные на предмет зачисления их в разряд неспособных за исключением каторжных, содержащихся в Нерчинской каторге. Каторжные, признанные совершенно неспособными к работам во время пребывания во временных каторжных тюрьмах Европейской России и в тюрьмах общего устройства, оставляются для отбытия наказания в тюрьмах общего устройства на срок, указанный в ст. 99 (3) (по продолжению) устава о ссыльных. С каторжными же, признанными неспособными во время отбытия наказания в каторжных тюрьмах Сибири, надлежит поступать согласно ст. 313 (по ирод.) и 315 (1) (по прод.) того же устава.

3. На каторжных, признанных способными к работам, подлежащим губернским правлением составляются статейные списки и ведомости (наставление о порядке освидетельствования ссыльных, ст. 23–24, циркуляр № 16 от 19 июля 1907 года).

4. При переводе каторжных во временные каторжные тюрьмы Европейской России один экземпляр статейных на них списков вручается конвою, а остальные два препровождаются в губернское правление, в ведение которого каторжные высылаются (циркуляр № 6 от 1 апреля 1905 года, примечание к п. 1). При переводе каторжных в каторжные тюрьмы Сибири один экземпляр статейных на них списков вручается конвою, второй высылается в губернское правление, куда каторжные назначены, а третий препровождается в Главное тюремное управление (наставление о порядке распределения ссыльных, ст. 52).

5. Каторжным и их семьям надлежит разъяснять, что семьи их могут следовать за ними в ссылку за казенный счет лишь после того, как названные арестанты, при одобрительном поведении, получат дозволение управлений Александровской каторжной тюрьмы (ныне г. Александровск, Иркутская область. — Авт.) и Нерчинской каторги жить вне тюрьмы (циркуляр № 11 от 13 февраля 1908 года), и что для выдачи пособий семействам каторжных в распоряжении тюремного ведомства средств не имеется. Родителям следовать в ссылку за казенный счет за детьми не разрешается.

II. О ПОРЯДКЕ СОДЕРЖАНИЯ ССЫЛЬНОКАТОРЖНЫХ В ТЮРЬМАХ

6. Распределение арестантов по камерам зависит от усмотрения начальника тюрьмы, причем ограниченные правила, установленные ст. 482 (2) (по продолжению) устава о ссыльных для одиночного заключения, применяются лишь в отношении подвергнутых к заключению за преступление и проступки.

7. Арестанты разряда исправляющихся по возможности должны содержаться отдельно от испытуемых (Устав ссыльных, ст. 302).

8. Все арестанты должны непременно носить казенную одежду, белье и обувь. Собственные постельные принадлежности не разрешаются (Устав содержания под стражей, ст. 191 и 192).

ПРИМЕЧАНИЕ: Присужденные к ссылке на каторжную работу переодеваются в казенную одежду, белье и обувь немедленно по вступлении приговора в законную силу.

9. Волосы на голове и бороде арестантов, ввиду опрятности, подстригаются как можно часто (Инструкция смотрителя губернского тюремного замка, п. 56).

10. Каторжные по назначению начальника тюрьмы занимаются заведенными в тюрьмах работами. На внешние работы в каторжных тюрьмах Европейской России каторжные не выводятся (Устав содержания под стражей, ст. 357).

6. При хорошем поведении заключенного начальником тюрьмы может быть дозволено курение табаку с соблюдением циркуляров Главного тюремного управления от 26 августа 1905 года и 16 декабря 1906 года за № 13 и 27.

7. В пользу всех арестантов, без указания определенных лиц или групп, подаяния принимаются и деньгами, и съестными припасами, которые допускаются в пищу.

При осмотре Владимирского исправительного отделения инспектором Главного тюремного управления, коллежским советником Мельниковым, было обращено внимание на содержание арестантов в тюрьме: «Большинство содержащихся в отделении каторжных арестантов носят собственную одежду, обувь, белье и имеют свои постельные принадлежности. Оковы с ссыльнокаторжных снимаются по распоряжению начальника отделения. Курение табака разрешается всем без ограничения. В камерах разрешается хранить много книг». Все эти недостатки были изложены в рапорте на имя владимирского губернатора от 9.12.1906 г.

В 1904 году во Владимирском арестантском исправительном отделении была открыта церковь Всемилостивого Спаса при исправительном арестантском отделении. Содержится за счет казны. Помещается в третьем этаже каменного корпуса, колокольня деревянная на таковых же подмостках. Престол один (1 августа). Причт — священник и псаломщик. Священник — Николай Александрович Архангельский (возраст 40 лет).

После польского восстания в 1863–1864 годах во Владимире отбывали наказание поляки-повстанцы. Корпус, в котором они находились, на долгие годы получает название «Польский». В 1903–1906 годах заканчивается строительство двух новых корпусов, один из них строится по американскому проекту.

Узники, которые находились в этих новых корпусах, были участниками восстаний в Свеаборге и Кронштадте — революционеры Скобенников, Фрунзе (после 1917 года — известный советский военачальник), Гусев, Растопчин (после 1917 года-член ЦК ВКП(б).

В опубликованной в 1926 году книге А.И. Скобенникова «Во Владимирской каторжной тюрьме» описывается тогдашний тюремный быт: «Режим был сравнительно свободный. Прогулки делались всеми камерами вместе два раза в день по часу. Была с волей установлена почта, почти каждый день в тюрьму приводили новенького, от которого мы узнавали о ходе подпольной работы».

В то время во Владимирской каторжной тюрьме содержался приговоренный к смертной казни студент политехнического института Михаил Васильевич Фрунзе — партийная кличка Арсений. Он и его подельник Гусев были арестованы за участие в нападении на чина полиции при исполнении своих обязанностей и были приговорены к смертной казни. За полтора года было четыре разбора его дела, три раза он был приговорен к смертной казни. Но на четвертый раз приговор заменили каторгой.

Из письма военного прокурора Московского военно-окружного суда от 13 октября 1910 года за № 169 начальнику Владимирской тюрьмы: «Сего числа мною отправлен прокурору Владимирского окружного суда приговор по делу о Михаиле Фрунзе и Павлу Гусеву, коим смертная казнь заменена каторгой: Гусеву на 8 лет, а Фрунзе на 6 лет. Сообщая о сем, считаю необходимым присовокупить, что, ввиду некоторых сведений, представляется целесообразным особое наблюдение за тем, чтобы Фрунзе тем или другим способом не совершил побега или не обменялся именами при какой-либо пересылке из одной тюрьмы в другую».

Предупреждение об особом наблюдении имело под собой серьезные основания. В 1907 году была предпринята попытка организовать побег Фрунзе и Растопчина из «Польского корпуса». «…На воле подготовлял побег картузник Кукушкин, любитель выпить и попавший в тюрьму как содействующий. Он за выпивкой должен был склонить надзирателя к соучастию в побеге. Вести от Кукушкина были хорошие, — назначен был вечер побега. План побега был такой: когда все будет готово, то разобрать кирпичи около трубы недолго, с тем чтобы Фрунзе мог пробраться в нашу камеру. Отсюда через окно беглецы должны были спуститься во двор, а надзиратель должен был притвориться спящим. Дальше оставалось забраться по крышам на цейхгауз, а там через забор — к кладбищу. Решетка была надпилена настолько, что можно было отогнуть прут. На кладбище дожидался Кукушкин. Надзиратель в известный час должен был дать знак, что можно начинать, но в последний момент он струсил и ожидаемого знака не дал».

Отбыв каторгу, Михаил Фрунзе бежал из ссылки и впоследствии стал крупным советским военачальником.

В начале лета 1907 года был вынесен первый во Владимире смертный приговор иваново-вознесенскому боевику — рабочему Башмакову. В упоминаемой выше книге А.И. Скобенникова описывается этой случай: «Перед сидящими товарищами встал вопрос: можно ли подать в этом случае прошение царю о помиловании? Кадет Иванов все время уговаривал Башмакова подать такое прошение. Остальные товарищи стремились поддержать у товарища стойкость духа до последнего момента. Ждали по ночам, когда поведут его из камеры, которая была на втором этаже «польского» корпуса (с выходом на лестницу и окном на центральный двор), с тем чтобы во всех камерах ночью демонстративно запеть.

Об этом сговорились и с каторжанским корпусом. В ту ночь, когда ждали, его не взяли, а спустя два дня только несколько товарищей проснулись от звяканья ключей, услышали звон кандалов и последний крик Башмакова: «Прощайте, товарищи…»

После узнали, что его повесили в сторожевой каменной будке напротив тюрьмы, у заставы. На другой день весть разнеслась по всей тюрьме, и во время прогулки, как на каторжном дворе, так и у подследственных, была устроена демонстрация с черными и красными флагами и пением похоронного марша».

С 1906-го по 1907 год обязанности начальника тюрьмы исполнял капитан Борис Михайлович Имшенецкий. В 1908 году начальником Временной каторжной тюрьмы был назначен Гудема, установивший жесткий режим для заключенных. Сменил Гуд ему Синайский, отличившийся зверством в Орловской каторжной тюрьме. Жесткие карательные меры привели к гробовой тишине, царившей в централе. В 1909 году начальником тюрьмы был назначен капитан Михаил Филиппович Парфенов. Он прибыл во Владимир из Москвы. С его приездом режим во Владимирской тюрьме в основном не изменился, но один случай едва не закончился трагически. В большой камере, где сидели эсеры, заключенные долго пели, стоя у окон. Надзиратель потребовал прекратить пение, но они не подчинились. Начальник тюрьмы вызвал конвой, тот выстроился перед окнами, взял окна на прицел. Певшие с окон не сходили, и Парфенов спасовал: конвой был отозван, а камера лишь на некоторое время была лишена прогулок.

С изменением карательной политики циркуляром № 14 от 6 декабря 1901 года начальникам мест заключения предоставлялось право налагать на подследственных арестантов и на находящихся в тюрьмах неисправимых должников дисциплинарные взыскания, за исключением выговора, лишь с согласия чинов прокурорского надзора. Кроме того, допускались наиболее строгие взыскания (долгосрочный карцер, наказание розгами), обусловленные соглашением начальников мест заключения с прокурорским надзором и тюремным инспектором. Данным циркуляром дисциплинарные взыскания были приведены в систему, упорядочены и узаконены приемы административного воздействия. Отменялись взыскания, по своему характеру устаревшие и не соответствующие современным условиям тюремного быта (например, бритье половины головы, называние чиновных одним только именем, при крещении данным, и т. п.). Правилами от 23 мая 1901 года начальнику места заключения предоставлялось право выбора из значительного числа разнообразных взысканий и даже разрешалось применять одновременно несколько взысканий. Введены были более строгие взыскания. Для тюрем предельный срок ареста в темном карцере увеличился с трех дней до одной недели.

В 1910 ГОДУ ОБЯЗАННОСТИ НАЧАЛЬНИКА ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ ИСПОЛНЯЛ КОЛЛЕЖСКИЙ АСЕССОР АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ ВАСИЛЬЕВ.

В 1906 году вводятся наставления о способе изготовления дактилоскопических снимков. В 1907 году утверждаются новые кандалы и наручники. В 1910 году инспектор по тюрьмам при владимирском губернаторе сообщил в Главное тюремное управление: «Считаю своим долгом отметить, что изготовленные в мастерской Московской пересыльной тюрьмы означенные укрепления не вполне удовлетворяют своему назначению. Кандалы, изготовленные в варшавской тюрьме, более совершенны и менее дают возможности заключенным умышленно напортить их. В свою очередь образец кандалов, изготовленных в мастерских Владимирского исправительного отделения, представляется более гарантирующим безопасность умышленной порчи их и облегчает проверку во всякое время».

Е.А. Башлыков описывает жизнь во Владимирском каторжном централе. К сожалению, его неоконченные воспоминания охватывают лишь небольшой период его тюремной жизни. Это период «ликвидации» тюремных «свобод», период, говоря жаргоном, «завинчивания централа».

До конца 1908 года режим в тюрьме был сравнительно мягким: общие прогулки, отсутствие кандалов, свободная передача продуктов, свидания и т. п. Но в конце 1908 года тюрьму стали «подтягивать», прежнего начальника — тюремщика старой школы (с оттенком патриархальности) капитана Парфенова — отправили в отставку, назначив на его место уже и тогда довольно известного своим свирепым нравом Гуд ему.

Первая встреча Башлыкова с начальником произошла во дворе во время общей прогулки: «Гудема в блестящем, цветом, как офицерском, мундире, в сопровождении помощников и старших надзирателей, вошел во двор и, окинув свирепым взглядом гуляющих в беспорядке каторжан, остановился. Старший надзиратель Черепков могучим голосом скомандовал: «Смирно! Шапки долой!». Все замерли на одну секунду. Гудема стоял, наблюдал и как будто чего-то ждал.

Через секунду, как бы в ответ на команду Черепкова, из двух сотен уст вылетело: «Палач! Убийца! Вон!» Сопровождавшие Гудему помощники и надзиратели трусливо бросились бежать, надзиратели на вышках взяли толпу заключенных на прицел, заключенные готовы были броситься на убегавших, и бросились бы, если б поведение Гудемы было иным. Он стоял возле калитки и, опустив правую руку в карман брюк, с поразительным спокойствием ждал, а потом, как первая волна возмущения прошла, он смелой и самоуверенной поступью вошел один в самую середину каторжан и, не вынимая руки из кармана брюк, начал тонким голосом убеждать каторжан успокоиться и мирно разойтись по камерам.

И он победил — заключенные разошлись…». Далее, прибавляет автор воспоминаний: «В этот же день вечером пять каторжан, в том числе двое политических, были выпороты розгами».

На следующий день «победа» была закреплена, всю тюрьму перевели на карцерное положение, направо и налево стали применять телесные наказания — в тюрьме водворился «каторжный режим».

По городу ходило письмо заключенных здешних арестантских отделений. Письмо, без преувеличения, отчаянное, из него видно, что заключенные задыхались от ужасов режима, введенного новым начальником арестантского отделения, настроение было в высшей степени нервное. Можно было, судя по письму, ожидать осложнений. Далее записка прерывается.

В газете «Старый Владимирец» от 12 апреля 1917 года была опубликована статья «Ужасы прошлого»:

«Первое мая — день народного торжества и в то же время день памяти борцов за свободу.

Воспоминания невольно обращаются к святым могилам, в которых погребены люди, положившие свою жизнь за благо и счастье народа. Такая могила есть и на Владимирском кладбище, т. е. рядом со стеной «централа». Среди них есть несколько могил казненных: Башмакова Алексея, Ветрова Ивана, Комракова Ивана, Субботина Тимофея, Белякова Ивана, он же Семен Санченко, Антонова Ивана, Галкина Артемия, Ершова Ивана, Петрова Алексея, Станового Егора.

Первая смертная казнь во Владимире была совершена в 2 часа ночи с 28 на 29 июня 1907 года над Алексеем Башмаковым, партийная кличка Володя. Башмаков — рабочий из Иваново-Вознесенска, социал-революционер, член Боевой организации, привлекался за покушение на убийство губернатора одной из южных губерний; осужден за сопротивление полиции при обыске, при этом был убит сыщик и ранен городовой.

Ужасна судьба Михаила Ефимовича Груднева, рабочего из города Мурома, привлекавшегося за сопротивление на Муромском вокзале: возвращаясь с суда, он искушался бежать, но был задержан и сильно избит конвойными; вернувшись в тюрьму, к утру отравился.

Но особенно была жестока судьба по отношению к учителю Ивану Степановичу Комракову, осужденному за убийство земского начальника. Учитель и земский начальник встретились в июне 1906 года и поссорились из-за пустяка. Земский начальник стрелял первым; Комраков ответил выстрелом из револьвера. Долгое время он был на свободе, потом его арестовали и приговорили к смертной казни. Некоторое время он содержался в губернской тюрьме, т. е. тюремном замке; после приговора переведен в «Польский» корпус каторжной тюрьмы в камеру № 43. Мать ходатайствовала о помиловании; в ночь казни была получена телеграмма о полном помиловании, но прокурор задержал ее, и в 2 часа ночи казнь была совершена — он был повешен. Мать и сестра получили разрешение совершить отпевание; на могиле, которая находится в канаве за стеной тюрьмы, был поставлен крест».

В 1909 году во Владимирской каторжной тюрьме сидел активный участник партии эсеров Антонов Александр Степанович, приговоренный, как и Фрунзе, к смертной казни за ранение городового и ограбление железнодорожной станции Инжавино. Позднее смертную казнь Антонову заменили на бессрочную каторгу. В годы Гражданской войны в период с 1920-го по 1921 год Антонов станет одним из руководителей восстания против советской власти, вспыхнувшего и жестоко подавленного на территории Тамбовской губернии.

ОСУЖДЕНО В КАТОРЖНЫЕ РАБОТЫ

•ПО ГОСУДАРСТВЕННЫМ ПРЕСТУПЛЕНИЯМ•

28 июля 1914 года началась Первая мировая война. 1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Это не могло не сказаться на содержании заключенных в тюрьмах. Было незамедлительно урезано финансирование мест заключения. В циркуляре Главного тюремного управления от 13 августа 1914 года отмечалось, что «вызванное чрезвычайными обстоятельствами настоящего времени крайне напряженное состояние всех государственных средств налагает на распорядителей кредитов строгую обязанность всеми возможными мерами сокращать расходы казны и не допускать таких новых затрат, которые могут быть отложены до более благоприятного времени». В связи с вышеуказанными мерами тюремному ведомству пришлось пойти на некоторые послабления режима содержания, дабы избежать каких-либо актов неповиновения среди заключенных. В циркуляре Главного тюремного управления от 30 августа 1914 года за № 57 был смягчен порядок выдачи арестантам для прочтения периодической печати. Если раньше заключенные могли знакомиться с газетами и журналами не ранее чем через год после выхода, то теперь было разрешено сообщать арестантам сведения о военных действиях сразу же. Официальным источником информации для арестантов был «Правительственный вестник» и «Губернские ведомости».

Временная каторжная тюрьма

С началом войны меняется и контингент заключенных. В тюрьмы Центральной России стали прибывать осужденные как за воинские преступления, так и за преступления, совершенные местными жителями на временно оккупированных территориях. Все эти тенденции внесли изменения в карательную политику тюремного ведомства. 28 декабря 1915 года вводится Общая тюремная инструкция, определяющая обязанности чинов тюремной стражи, организации службы надзирателей, внутренний распорядок, условие содержание арестантов, а также порядок их освобождения из мест заключения. Данная инструкция упорядочивала всю работу пенитенциарной системы России.

 

Глава вторая. Владимирская тюрьма после революции

Сотрудники Владимирской тюрьмы Министерства государственной безопасности. 1937 г. В центре закрашено лицо начальника тюрьмы Дуппора Ж.Г., репрессированного в 1938 году

Февральская революция 1917 года внесла свои коррективы в порядок содержания заключенных. Так, на 1 февраля 1917 года тюремное население в России составляло 158 084 человека. Одним из первых шагов Временного правительства было объявление 1 марта 1917 года амнистии заключенных, на основании которой из мест лишения свободы были освобождены 88 097 заключенных, в их числе 5737 политических преступников, 67 824 уголовных и 14 536 заключенных без соответствующего «распоряжения надлежащих начальств».

На 1 марта 1917 года общая численность заключенных составила 41 509 человек, к 1 сентября 1917 года в 14 тюрьмах Владимирской губернии отбывали срок 329 заключенных.

17 октября 1917 года состоялось общее собрание Совета рабочих и солдатских депутатов, где в повестке дня стоял вопрос о беспорядках в каторжной тюрьме. «По вопросу о Временной каторжной тюрьме Совет постановил: ввиду того что временно-каторжная тюрьма поглощает значительные расходы, принять меры к упразднению временно-каторжной тюрьмы. Впредь до окончательного разрешения этого вопроса принять меры к увольнению всего личного персонала. Постановление это препроводить губернскому комиссару для исполнения».

Положение заключенных было тяжелым, отсутствие работы и нехватка продовольствия в период революционных потрясений в некоторых местах заключения вызывали бунты и погромы. Не обошли они стороной и Владимирский централ.

Из приказа по Владимирскому гарнизону № 196 от 13 ноября 1917 года: «11 ноября 1917 года содержавшиеся во Владимирской каторжной тюрьме уголовные преступники сделали попытку устроить массовый побег. Благодаря целому ряду благоприятных для них обстоятельств им удалось обезоружить администрацию тюрьмы, завладеть ключами и открыть ворота. Вся тюрьма была готова к побегу. Караульный начальник старший унтер-офицер 82-го пехотного запасного полка Адольф Семашко проявил большое хладнокровие и распорядительность при исполнении служебных обязанностей. Подвергаясь со стороны арестантов насилиям, он добрался до ворот, вызвал караул в ружье и приказал открыть огонь по выбежавшим из ворот арестантам, после чего многие из бегущих возвратились обратно в тюрьму. Несмотря на небольшое количество людей, бывших в распоряжении Адольфа Семашко, он ими окружил тюрьму с внешней стороны и не допустил дальнейшего побега». Подписали приказ начальник гарнизона Венгрженовский и комиссар Токарев.

В газетах того периода Владимирский военно-революционный комитет доводил «до сведения граждан гор. Владимира и его окрестностей, что порядок во Владимирской каторжной тюрьме восстановлен, бежало лишь два арестанта. Для жителей г. Владимира и его окрестностей опасности нет».

В период с 1917-го по 1918 год часть тюрем, совершенно непригодных в санитарном отношении, были закрыты. Кроме того, было ликвидировано значительное число мелких тюрем. Существовали даже такие, где на одного заключенного приходилось несколько служащих. Всего было закрыто 115 тюрем.

Красный уголок, где размещался избирательный участок. 1938 г.

Вот свидетельство того времени: «Тюремные должности стали выборными и не допускали никакого вмешательства со стороны органов юстиции. Выборная администрация из боязни потерять должности потворствовала всяким злоупотреблениям со стороны своих избирателей.

Отсутствие ясного представления о методах исправления преступников привело в некоторых местах еще к одному ненормальному явлению, а именно к самоуправлению заключенных, которое выразилось в том, что внутренняя жизнь тюрем регулировалась самими заключенными, администрации же тюрьмы отводилась лишь весьма скромная и ограниченная роль чисто внешнего надзора. В силу этого в местах заключения верховодили наиболее опытные и опасные преступники, подчинившие себе остальную массу».

Вместо Главного управления по делам мест заключения при Народном комиссариате юстиции в мае 1918 года учреждается Карательный отдел. Ему предстояло прежде всего распределить права и обязанности административных учреждений и лиц, сконструировать местное управление и дать директивы на проведение карательной политики. Также была ликвидирована тюремная инспекция.

В состав губернских комиссариатов юстиции введены Карательные отделы, которые ведали всеми местами заключения в пределах губернии. Владимирским Карательным отделом руководил В.М. Малыгин. В состав Карательных отделов входили специалисты: заведующие пенитенциарной частью, тюрьмоведы, специалисты по организации работ, агрономы, врачи. Благодаря Карательным отделам в тюрьмах было введено коллегиальное начало в управлении.

Вновь сформированным органам пришлось приводить в порядок места заключения, которые пострадали в дни революционных событий Февраля и Октября 1917 года.

На 1 июля 1919 года современный состав «тюремного населения» РСФСР составлял:

ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ:

ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЕ ПО ПРИГОВОРАМ НАРОДНЫХ СУДОВ:

ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЯ ПО ПРИГОВОРАМ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ТРИБУНАЛОВ:

ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЕ ПО ПРИГОВОРАМ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ КОМИССИЙ:

ОТБЫВАЮЩИХ НАКАЗАНИЯ ПО ПРИГОВОРАМ ПРОЧИХ УЧРЕЖДЕНИЙ:

Всего срочных осужденных: мужчин — 12 546 человек, женщин — 1230, несовершеннолетних — 25 человек.

Пересыльных заключенных: мужчин — 682, женщин — 52, несовершеннолетних — 6. Общее количество заключенных (подследственных, срочных, пересыльных) составило: мужчин — 34158, женщин — 2757, несовершеннолетних — 183.

Эти данные, конечно, не совсем точны, так как получены по 182 местам заключения из 243, но приблизительную картину тюремного населения они дают. Из них мы видим, что число осужденных составляет 37 % общего числа заключенных. В трудовых земледельческих колониях на 1 июля 1919 года находилось: мужчин — 1341, женщин — 214, несовершеннолетних — 12, а всего — 1567 человек.

С первых дней советской власти принимается ряд декретов, касающихся пенитенциарной системы: Статья 36 «О действующих законах»: «По гражданским и уголовным делам суд руководствуется гражданскими и уголовными законами, действующими доныне, лишь постольку, поскольку таковые не отменены Центральным исполнительным комитетом и Советом народных комиссаров, не противоречат социалистическому правосознанию. Но не ограничиваются формальными законами, а всегда руководствуются соображениями справедливости».

ДЕКРЕТ «О СМЯГЧЕНИИ УЧАСТИ ЛИЦ, СОВЕРШИВШИХ ПРЕСТУПНЫЕ ДЕЯНИЯ»

(СВОД УКАЗОВ ОТ 25 АПРЕЛЯ 1918 Г., № 32):

«1. Освободить от суда и наказания всех совершивших до дня 1-го мая 1918 г. преступные деяния, караемые наказанием не свыше полугодового заключения в тюрьме, а также тех, которые приговорены или будут приговорены к наказаниям не свыше полугодового заключения в тюрьме за более тяжкие преступные деяния.

2. Освободить от суда и наказания всех состоящих под следствием или судом по делам, начатым упраздненными судебными и следственными установлениями, если совершенное преступное деяние карается наказанием свыше годового заключения в тюрьме.

3. От наказания освобождаются все лица, осужденные за политические деяния».

Наряду с этими законами проводится жесткая карательная политика в отношении классовых врагов. Декрет Совета народных комиссаров от 28 ноября 1917 года: «Члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные Советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловской-калединской гражданской войной против революции».

После убийства председателя Петроградского ЧК Урицкого 5 сентября 1918 года выходит постановление СНК «О красном терроре»: «Совет народных комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности ВЧК необходимо туда направить возможно большее число ответственных партийных товарищей, необходимо обезопасить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры». Термин «концентрационный лагерь» впервые использовал Л.Д. Троцкий. (Следует отметить, что наряду с красным террором существовал и белый. Во время Гражданской войны обе стороны использовали систему концлагерей, через которую прошли тысячи человек.)

В ведомости о срочно заключенных в местах заключения Владимирской губернии по отношению к классовому происхождению губинспектор мест заключений Кондаков сообщал следующее: на август 1925 года рабочих — 302, крестьян — 454, интеллигенции —104, красноармейцев — 41, командного состава — 22, нэпманов — 51, духовенства — 15, всего — 988 человек.

Многие участники революционных событий, профессиональные революционеры находились во Владимирском губисправдоме, в некоторых документах он значился как политический изолятор с трудовым отделением. В их числе был Григорий Михайлович Полежаев, 1882 года рождения, сын рабочего-прядильщика. С 12 лет он работал на фабрике, в 1904 году примкнул к РСДРП, вступил в Молитовскую организацию (Молитово — пригород Нижнего Новгорода). В 1905 году активно участвует в вооруженном восстании Канавинского-Сормовского района, арестован и после трех месяцев освобожден по несовершеннолетию. В 1906 году арестован и приговорен Судебной палатой за принадлежность к РСДРП к шести годам каторжных работ, которые отбывал во Владимирской каторжной тюрьме, а затем в Александровском централе, и только в 1913 году вышел на поселение. В июне 1915 года снова арестован по делу РСДРП в Иркутске и заключен в Иркутскую тюрьму. Освобожден Февральской революцией. По возвращении с каторги и из тюрьмы Полежаев снова отдается партийной и общественной работе, вступает в Вязниковскую организацию РСДРП, входит в Совет рабочих депутатов, избирается в городскую Думу, участвует в ряде областных и губернских съездов, избирается делегатом на 3-м и 4-м съезде Советов, на которых участвует в рядах социал-демократической фракции. За четыре года после Октября 1917 года Григорий Полежаев был арестован десять раз, причем во Владимирский централ был заключен вторично уже при советской власти.

СПИСОК ЗАКЛЮЧЕННЫХ ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ. 1921 ГОД

1. ГУТЕРМАН АБРАМ НАУМ. - с.-д.

2. КОТАН ГРИГОРИЙ МИХ.

3. ГВОЗДИШЕВСКИЙ ЭД. АИР.

4. ИОФФЕ АРОН ИЛЬИЧ

5. ХОВКИН АДАМ ФИЛ.

6. АРАВИН ЯК. АЛ.

7. ГУРАНОВ ЕФ. ЛЬВОВИЧ

8. ЯКОВЛЕВ ГРИГ. НИК.

9. БРАМШТЕЙН МИХ. АДАМ.

10. МОСАЛОВ СЕРГ. ДМИТР.

11. ОПАНЕЦКИЙ АЛЕКС. СТЕП. - анарх.

12. БИРЮНИН МИХ. АЛЕКС. - с.-д.

13. КРАНИХФОЛЬД АНД. СЕРГ.

14. РАППОРТ СИДОР САМ.

15. МАЛКИН АЛ. ЯКОВЛ.

16. ГИНЗБУРГ Ю.Г.

17. ЦЕЙТЛИН СЕМ. СОЛОН.

18. БОБРОВ-ВАСИЛЬЕВ Н.В.

19. КИЛЬЧЯКОВСКИЙ ВЛАДИМИР СТ.

20. ЧИСТОСЕРДОВ АН. ПЕТР.

21. ГОРОДИСТЫЙ Д.А. - освоб.

22. ЗАЙЧИК Д.Р.

23. ШИТОВ В.П.

24. ТОЧИЛИН И.Ф.

25. ФРЕЙД В.Г.

26. ШАМИРО М.С. - освоб.

27. ЛЮБИМОВ Л.Я.

28. МУРАТОВ В.Н. - освоб.

29. ВАЧЕСНИК

30. БЕРМАН В.И.

31. ЧЕРНЫЙ

32. ЛЯНДЕ Л.Я. - освоб.

33. ЛЕОНТЬЕВ Л.Н.

34. ШТЕЙН В.А.

35. ШВАДРОН А.И.

36. БЕРЕЗАЙ М.Н.

37. ЛЕБЕДИНСКИЙ Я.Я.

38. БОГДАНОВ

39. НАУМЕНКО Д.З. - беспарт. освоб.

40. ЯКУБ Р.Н. - с.-д.

41. КАРЕНИН С.Б.

42. ШИМШИЛЕВИЧ

43. ПЕТРОВ С.А. - освоб.

44. ЛЕВИТ Г.Р.

45. ЧЯЧИК М.

46. ЛОКЕРМАН Е.С.

47. ЛИХТЕР Р.Б.

48. МАЙДЕЛ Б. А.

49. КАРЕСЕВ

50. МОИСЕЕНКО В.П.

51. РОБАЛОВСКИЙ

52. ПРОВАТОРОВ П.П.

53. ФАШИНСКИЙ

54. ХОДОРОВ

55. ШАКТИРО С.Б.

56. НЕЙМАН

ВНОВЬ ПРИБЫВШИЕ

1. ВИНОКУРОВ АРКАДИЙ ИВАНОВИЧ — с.-д.

2. ИВАНОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ — с.-д.

3. КЛУНОВ ЯКОВ СТЕПАНОВИЧ — ПО УБЕЖДЕНИЮ БЕСПАРТ.

4. ПОЛЕЖАЕВ Г.М. - с.-д.

5. ПОЛЕЖАЕВ ВАС. МИХ. - с.-д.

6. СЕРКИН ВАС. ИВАН. - с.-д.

В это время наряду с деятельностью Народного комиссариата юстиции начала складываться система мест заключения при ВЧК, предназначенных для содержания активных политических противников новой власти.

Кружок РОККа сотрудников Владимирской тюрьмы и их жен. 1937 г.

Отдельного руководства данная система не имела. До 1921 года руководство ею осуществляла непосредственно Коллегия ВЧК, позднее Спецотдел, на местах были созданы комендатуры при ГубЧК.

Одним из направлений борьбы с противниками новой власти была борьба с духовенством. Из письма В.И. Ленина В.М. Молотову, для членов Политбюро: «Строго секретно. Ни в коем случае копию не снимать». «…Провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может, несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. В Шую послать одного из самых энергичных членов ВЦИК, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше представителей местного духовенства, мещанства, буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Политбюро дает детальную директиву судебным властям, чтобы процесс был проведен с максимальной быстротой и закончился не менее как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опальных…».

Кружок по истории ВКП(б). 1937 г.

С 1918-го по 1940 год во Владимире был арестован 51 священнослужитель, а всего по области — 756 представителей церковного сословия.

Одним из ярких представителей духовенства был епископ Ковровский Афанасий (Сахаров Сергей Гаврилович). Был арестован в марте 1922 года, находился во Владимирской тюрьме. Показательный суд по обвинению в связи с пропажей церковных ценностей в Суздальском Спасском монастыре состоялся во Владимире. Приговорен к одному году заключения, по амнистии освобожден. 15 июля 1922 года вновь арестован, 22 июля освобожден. В сентябре 1922 года вновь арестован, помещен во Владимирскую тюрьму. При его содействии в тюрьме возникла удивительная в литургическом смысле служба Всем русским святым; впервые она прошла 10 ноября 1922 года в одной из камер. После 1922 года служба справлялась и дополнялась вплоть до 1950 года.

В феврале 1925 года после трех лет заключения епископ Ковровский Афанасий вернулся во Владимир на «церковное деление».

В начале января 1927 года епископа Афанасия вновь арестовали по обвинению «в принадлежности к группе архиереев, возглавляемых митрополитом Сергием», направили в Московскую внутреннюю тюрьму. И снова — этапы, тюрьмы и лагеря.

С апреля по сентябрь 1936 года он находился во Владимирской тюрьме. По обвинительному заключению ему было вменено в вину, что он является одним из создателей и активных участников контрреволюционной организации «истинно православной церкви», в основу деятельности которой положили антисоветскую платформу «ссыльного епископата».

В 1939 году епископ Афанасий писал, что у него, «человека верующего и служителя церкви, нет и не может быть солидарности с воинственно безбожнической властью» в вопросах его «религиозного упования и религиозного служения».

Из протокола допроса епископа Афанасия во Владимирской тюрьме от 2 июня 1936 года:

ВОПРОС: Следствие располагает данными, что Вы в г. Владимир приезжали исключительно с целью проведения антисоветских сборищ членов контрреволюционной организации, одним из руководителей которой Вы были. Дайте объяснения по этому вопросу.

ОТВЕТ: Контрреволюционных собраний я не проводил, и никаких контрреволюционных организаций во Владимире я не знаю.

ВОПРОС: Вы доказываете неправду. В том, что Вы с контрреволюционными целями приезжали в г. Владимир и устраивали сборища и встречи подпольной церковной организации, Вас уличают свидетели и другие участники этой организации, одно из показаний которых Вам зачитывается. Отвечайте правдиво!

ОТВЕТ: Мне отвечать на этот вопрос не представляется возможным, я заявляю, что в контрреволюционной деятельности я ни с кем не участвовал. Зачитанные мне показания подтвердить не могу, считаю их неправильными.

Епископу Афанасию (Сахарову) объявляется о проведении очной ставки с Виноградовой Е.М.

ВОПРОС: (Е.М. Виноградовой): Расскажите, что Вам известно о тайных встречах Сахарова с архимандритом Холмогоровым, проживающим в г. Владимире, и что Вам известно об участии названных церковников в контрреволюционной организации.

ОТВЕТ: Мне достаточно хорошо известно, что Сахаров и Холмогоров имели между собой тесную связь по нелегальной церковной и антисоветской деятельности. Лично Сахаров принадлежит к группе церковников, крайне враждебно относящейся к советской власти. Я полностью подтверждаю свои показания о том, что Сахаров каждый раз, когда приезжал во Владимир, ходил на встречи на квартиру к Холмогорову. Все они — Сахаров, Смирнов, Розанов и Жабинский — считали своим руководителем архимандрита Холмогорова.

ВОПРОС: (Сахарову): Что Вы можете показать по существу вашей связи с архимандритом Холмогоровым и совместной с ним контрреволюционной деятельности, в чем Вас уличала Виноградова?

ОТВЕТ: (Е.М. Виноградовой): Я отрицаю. С архимандритом Холмогоровым я ни в какой связи не состою и в контрреволюционной деятельности с ним не участвую.

В своих воспоминаниях епископ Афанасий писал: «27 июня (по старому стилю) 1954 года исполнилось 33 года архиерейства. За это время на епархиальном служении — 2 года 9 месяцев; на свободе, но не у дел — 2 года 8 месяцев; в изгнании — 6 лет 7 месяцев; в узах и горьких работах — 21 год 11 месяцев».

28 октября 1962 года епископ Афанасий скончался.

К 1998 году владыка Афанасий реабилитирован по всем делам, по которым был судим, начиная с 1922 года. В 2000 году Афанасий Ковровский канонизирован.

ЧЕЛЬЦОВ ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ — еще один узник Владимирской тюрьмы. Он родился в семье священника 20 августа 1888 года в селе Шехмино Рыбновского района Рязанской области. В 1909 году окончил Рязанское духовное училище, а в 1910-м Рязанскую духовную семинарию, после чего был направлен за казенный счет в Киевскую духовную академию, но после первого курса обучения был уволен по собственному прошению. В октябре 1911 года Петр Алексеевич был отправлен священником к Георгиевской церкви села Уляхино Касимовского уезда Рязанской области. 16 октября 1911 года епископом Димитрием (Сперовским) рукоположен во пресвитера, а в ноябре этого же года был назначен законоучителем Уляхтинской церковно-приходской школы. В августе 1912 года поступает на второй курс Киевской духовной академии и в 1915 году ее успешно оканчивает со степенью кандидата богословия с правом получения степени магистра богословия без новых устных испытаний. Учебным комитетом при Святейшем синоде он был назначен преподавателем Ветхого Завета в Смоленскую духовную семинарию. В июле 1916 года отец Петр активно участвовал в съезде Духовенства и церковных старост Смоленской епархии. 17 июля 1916 года избирается членом Смоленской ученой архивной комиссии и в этом же году назначен товарищем председателя Братства преподобного Авраамия Смоленского, председателем данного Братства был преосвященный Феодосий. В августе 1916 года был избран членом епархиального комитета помощи жертвам войны. Ведет активную просветительскую и проповедническую работу, участвует в публичных религиозных чтениях в пользу жертв войны.

С 22 июля 1916 года отец Петр исполнял обязанности редактора «Смоленских епархиальных ведомостей» и в сентябре этого же года Святейшим синодом утвержден на эту должность. По избранию совета епархиального женского училища участвует в проходившем в Москве с 25 мая по 5 июня Всероссийском съезде педагогов и деятелей духовных школ. В период с 1917 года по 1918 год был членом Священного Собора Православной Российской Церкви. Революция внесла свои коррективы, в 1918 году закрылись учебные заведения и отец Петр, как не имеющий прихода, был призван солдатом в тыловое обеспечение. В дальнейшем приходским собранием отец Петр был избран приходским священником Ильинской церкви города Смоленска. Его освободили от ополчения по ходатайству прихожан и профессоров Смоленского государственного университета, которые писали в губернский военкомат о том, что: «Батюшка по образованию своему, знанию библиотечного дела является незаменимым сотрудником формирующейся ныне университетской библиотеки». На удостоверении, которое выдали Петру Алексеевичу, было указано, что он состоит в должности контролера университетской библиотеки, и визой губернского военного комиссариата отмечено, что он «освобожден от тылового обеспечения, как несущий общественно полезные труды».

В 1921 году смоленское епархиальное руководство организовало пастырские курсы, где отец Петр преподавал гомилетику и литургику и был экзаменатором кандидатов «во диаконов и священников». В этом же году он становится благочинным смоленских градских церквей и возведен в сан протоиерея. В апреле 1922 года первый арест по подозрению в оказании сопротивления при изъятии церковных ценностей. Ведение агитации против изъятия церковных ценностей следственной частью было не доказано, и 5 июня 1922 года уголовное дело в отношении Чельцова П.А. было прекращено. В 1924 году протоиерей Петр арестован и изолирован на 10 суток, как последователь Святейшего Патриарха Тихона, так как в Смоленске проходил съезд обновленческого духовенства. 20 июня 1927 года протоиерей Петр снова арестован. После проведенного обыска была изъята переписка и книги, и уже 2 июля ему предъявлено обвинение в групповой антисоветской деятельности и распространении контрреволюционной литературы по статье. Особым совещанием при Коллегии ОГПУ приговорен к трем годам лишения свободы в концлагере. Срок заключения отец Петр отбывал на Соловках. В лагере он закончил фельдшерские курсы, после чего работал в медицинской части. По постановлению Особого совещания при Коллегии ОГПУ 29 октября он был досрочно освобожден и направлен в ссылку в Вологодскую область в г. Кадников. 7 марта 1933 года очередной арест, протоиерей Петр обвиняется в том, что являлся участником антисоветской группы из числа ссыльных и проводил среди населения контрреволюционную агитацию. 1 июля 1933 года постановлением «тройки» полномочного представительства ОГПУ Северного края отец Петр приговорен к трем годам концлагерей. После освобождения в 1936 году был определен священником Казанской церкви села Нарма Курловского (ныне Гусь-Хрустальненского) района. В 1941 году храм закрыт, отец Петр арестован за неуплату налогов. Приговор Курловского народного суда — один год исправительно-трудовых лагерей. После освобождения вернулся в село Нарма. 16 апреля 1943 года архиепископ Ярославский и Ростовский Иоанн (Соколов), управлявший Владимирской епархией, назначает протоиерея Петра священником Христорождественского храма, первого храма, открытого в Гусь-Хрустальненском районе. Спустя шесть лет, 18 июня 1949 года, отец Петр арестован Управлением МГБ Владимирской области. Из материалов следственного дела Чельцова П.А.: «…являясь священником церкви с. Заколпье и будучи враждебно настроенным по отношению к советской власти, примкнул к антисоветскому подполью церковников, действующему на территории ряда районов Владимирской, Горьковской и Рязанской областей, а в последствии стал активным его участником. Организовывал во время богослужения выступления руководителей подполья и сам выступал с антисоветскими проповедями. Группируя вокруг себя враждебный церковный элемент, среди которого вел агитацию, направленную на срыв мероприятий, проводимых советской властью, призывал колхозников на невыход на работу и отказ на участие в выборах в верховные и местные органы советской власти. В своем доме хранит монархическую литературу».

23 июля 1949 года в доме отца Петра был произведен повторный обыск, конфискованы 46 книг, два портрета государя императора Николая II и его семьи, личная переписка. Из книг известны следующие: две Библии, жития святых, жизнеописания отечественных подвижников благочестия, киево-печерский патерик, сочинения св. прав. о. Иоанна Кронштадтского — пять книг (в том числе «Моя жизнь во Христе»), биография о. Иоанна, составленная иеромонахом Михаилом; «Небесный Отец» (беседы о Боге); сборник журналов «Кормчий», «Воскресный благовест», «Воскресный день», «Современная летопись», журнал «Русский паломник» (три номера); «Посмертные вещания преподобного Нила Мироточивого»; доклад отдела о благоустроении прихода (на Священном Соборе Православной Российской Церкви 1917–1918 годов); Иванов-Разумник, «История русской общественной мысли. Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX века». — Петроград, 1918. 5-е издание. Т. 3, 4; Боровой А. А., «Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм». — М., 1906; «Толстой как монархист»; Булгаков С.Н., «Два града. Исследование о природе общественных идеалов».

ИЗ ДОПРОСА АРЕСТОВАННОГО ЧЕЛЬЦОВА П.А. ОТ 15 АВГУСТА 1949 ГОДА:

ВОПРОС: У Вас при обыске было изъято много различной контрреволюционной литературы монархического толка, скажите, когда она была Вами приобретена?

ОТВЕТ: Изъятая у меня литература в основном была мною приобретена в разное время, когда я еще проживал в г. Смоленске на протяжении 1915–1927 годов. Книгу «Посмертные вещания Нила Мироточивого Афонского» я приобрел у одной старушки в с. Черсево Курловского района Владимирской области, в доме которой ранее проживал ныне умерший священник Леонидов.

ВОПРОС: С какой целью Вы хранили изъятую у Вас контрреволюционную литературу?

ОТВЕТ: Данную литературу я приобретал и хранил для личного прочтения. Читал я ее для обогащения своих познаний.

ВОПРОС: Кому еще Вы давали читать изъятую у Вас при обыске вышеуказанную литературу?

ОТВЕТ: За период моего проживания в с. Заколпье ко мне приезжали и останавливались в моем доме разные знакомые и незнакомые граждане, всех я сейчас не помню. В частности, припоминаю, зимой 1949 года ко мне приезжала в гости из Смоленска моя бывшая прихожанка Иванова Анна Васильевна, которая проживала у меня две недели. Летом 1949 года на две недели в гости приезжала ко мне из г. Москвы врач — Мечева, — это ее девичья фамилия, а настоящую фамилию ее я не помню, по имени Ирина Сергеевна, дочь священника Мечева Сергея, отбывавшего наказание совместно со мной в г. Кадников, сейчас находится где-то в ссылке. Неоднократно приезжал ко мне гостить из Спас-Клепиков муж моей сестры, бывший диакон Панов Василий Дмитриевич. Останавливавшимся у меня вышеназванным и другим гражданам я давал читать отдельные книги из моей библиотеки, такие как: Кронштадтского — «Моя жизнь во Христе»; «Русские подвижники»; «Жития святых» и другие религиозно-нравственного содержания. Книги наиболее контрреволюционно-монархического содержания, такие как: «Посмертные вещания Нила Мироточивого», Булгакова «Два града», вышеупомянутые журналы («Кормчий», «Воскресный благовест») и другие им подобные книги — я читать никому не давал, а только читал их сам. Читая эти книги, я пытался выяснить взаимоотношение между христианством и социализмом.

ВОПРОС: Неужели Вам непонятно, что хранить контрреволюционную литературу преступно?

ОТВЕТ: Это для меня понятно, но изъятая у меня литература была издана еще до существования советской власти, а поэтому я считал возможным хранить ее у себя и не видел в этом ничего предосудительного.

ВОПРОС: В изъятой у Вас литературе, в частности в журналах «Воскресный благовест» и «Современная летопись», изложены контрреволюционные измышления о большевистской партии и ее создателе, а в книге Булгакова «Два града» изложена контрреволюционная клевета на теорию научного социализма и ее создателя. И вы считаете, что хранить подобную литературу не предосудительно?

ОТВЕТ: Я считаю, что за тридцать два года существования советской власти вышеназванная литература потеряла уже всякую контрреволюционную значимость. Кроме того, в ней освещались и чисто религиозные вопросы, которые для меня, как для священника, представляли известный интерес, а поэтому я и хранил ее у себя.

В заполненной тюремной карточке было отмечено, что Чельцов Петр Алексеевич, 1888 года рождения, по профессии служитель религиозного культа, настоятель церкви в с. Заколпье, был арестован 18 июня 1949 года, характер преступления не указан. 13 февраля 1950 года осужден Особым совещанием МГБ СССР на срок 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Начало срока — 18 июня 1949 года, конец срока -18 июня 1959 года. Прибыл во Владимирскую тюрьму 13 октября 1949 года. После камерного содержания 19 марта 1950 года под усиленным конвоем направлен в Минеральный лагерь МВД СССР, станция Абезь Печерской железной дороги. Через пять лет, 30 сентября 1955 года, престарелый отец Петр, как инвалид II группы, был досрочно освобожден из лагеря. В Заколпье он находился под гласным надзором МВД, как ссыльный поселенец. 20 марта 1956 года переезжает в село Великодворье. Дает подписку о невыезде с места поселения без разрешения органов МВД. По заключению УМВД Владимирской области 28 марта 1956 года отца Петра снимают с учета как ссыльнопоселенца и освобождают из-под надзора МВД. Протоиерей Петр обращается 13 декабря 1955 года к владыке Онисиму с прошением: «Имея искреннее намерение до конца дней своих служить Христовой Церкви, почтительнейше прошу Ваше Преосвященство назначить меня на священническое место к Пятницкому храму, село Пятницы Курловского района». За время служения в храме отец Петр завоевал у своих прихожан уважение и любовь. Однажды приходской совет обратился к владыке с просьбой: «Благословите отца Петра, как близкого нашим сердцам пастыря, быть священнослужителям нашего храма до конца его жизни». Из воспоминаний прихожан об отце Петре: «Отец Петр прошел гонения, репрессии, но остался незлобным, был великодушным и миротворцем». Из воспоминаний архиепископа Мельхиседека (Лебедева): «Отца Петра отличала необычная простота и приветливость. Для каждого обращавшегося к нему он находил время и ласковое слово, особенно для приезжих издалека. А приезжали к нему из разных мест — из Москвы, Петербурга, Смоленска и других городов. Он проводил общие исповеди, но не типовые, а особенные. Батюшка глубоко знал душу человеческую, умел сострадать немощам человеческим. Помогал людям бороться с грехом». И не случайно после его молитв люди исцелялись. Несмотря на преклонный возраст и большую загруженность, он вел огромную переписку, на все письма, приходящие к нему, давал ответ, старался всем помочь и молился за всех. Скончался святой праведный протоиерей Петр Алексеевич Чельцов 14 сентября 1972 года. («Святой праведный пресвитер Петр Чельцов, исповедник». М., издательство «Живоносный источник» в Царицыно, 2001. 68 с. Автор — составитель инокиня Сергия. Село Великодворье, 2001.)

В 2000 году на юбилейном Архиерейском соборе отец Петр был прославлен в лике новомучеников и исповедников российских.

В двадцатые годы при Управлении мест заключения в каждой губернии создаются инспекции мест заключения. Созданная Владимирская губернская инспекция мест заключения включала в себя губернского инспектора, он же заведующий Бюро принудительных работ; его помощника; штат из семи человек.

Бюро принудительных работ, действующее при Инспекции, ведало регистрацией всех приговоренных к принудительным работам как в судебном, так и в административном порядке. Принудработники направляются на работы на фабрики, заводы, в кооперативные и государственные учреждения, а также в организованный при Бюро с октября 1925 года ассенизационный обоз с оплатой их труда по ставкам профсоюза и с отчислением 25 % их заработка в пользу Бюро.

При отсутствии платной работы принудработникам дается отсрочка в исполнении приговора. На 1 марта 1926 года из общего количества состоящих на учете в Бюро 559 человек использовались на платных работах 338 человек и 221 человек не использовался за отсутствием платных работ. Двадцатипятипроцентных начислений в это время в Бюро составило 723 рубля 20 копеек. При Инспекции была организована и действовала распределительная комиссия, также учрежден Комитет помощи содержащимся в местах заключения и освобожденным из них. В него входили начальник административного отдела (председатель) мест заключения, его заместитель и представители губпрофсовета, прокуратуры и губздравотдела. На текущем счету в марте 1926 года имелось 1757 рублей 48 копеек, составленных 15 % отчислениями с чистой прибыли мест заключения. Однако деятельность Комитета помощи ограничивалась исключительно выдачей освобожденным заключенным денег на проезд к месту постоянного жительства или службы. В тогдашнем своем виде Комитет помощи во Владимире, как и в других местах, не соответствовал поставленным перед ним задачам.

В акте инспектора-ревизора Главного управления мест заключения республики Бурлаченко от 1926 года отмечалось, «что без широкого участия <…> советских, профессиональных и партийных органов дело успешной борьбы с преступностью и предупреждением рецидива не может быть налажено. Нынешнему составу Комитета, и губинспектору мест заключения в особенности, необходимо развить кампанию по распространению идей Комитета и вовлечению в эту работу советской общественности». Губинспектором мест заключения в 1926 году был некто Кондаков. Основными его задачами были: ближайшее ознакомление со всеми уездными местами заключения, развитие рабочей части, пересмотр и чистка надзирательского состава, организация сельскохозяйственной трудовой колонии, основное внимание уделить Владимирскому губернскому изолятору с исправительно-трудовым отделением.

В 1926 году во главе изолятора стоял Костенко, в штате помощников начальника — один старший, трое младших, один заведующий работами, один заведующий учебно-воспитательной частью, один заведующий хозяйством, все с небольшим рабочим стажем, кроме начальника изолятора.

Всего надзирателей насчитывалось 114 человек. Им было положено следующее содержание: старшему — 41 рубль, младшему — 35 рублей 60 копеек. Надзиратели были снабжены обмундированием, 42 человека пользовались казенной квартирой.

На вооружении у тюремной охраны в основном были револьверы. Каждый надзиратель давал подписку о годичной службе, ему предоставлялся один выходной день в неделю. Большинство надзирателей были крестьянами из близлежащих деревень, находящихся на расстоянии 5-10 верст от изолятора. Для многих изолятор был подсобным заработком, с ними не проводили каких-либо занятий. Было предложено начальнику изолятора «для надлежащего надзора укомплектовать состав преимущественно из членов партии и демобилизованных красноармейцев».

В отчетах Главного управления мест заключения в административно-пенитенциарной части в 1925 году отмечалось: «…материальное положение надзора исправдомов в отчетном периоде значительно улучшилось; младший надзиратель получил прибавку 5 рублей 53 копейки и старший надзиратель — 7 рублей 50 копеек. Гораздо лучше стало обстоять дело с обмундированием, которое куплено в отчетном периоде для надзора и администрации во всех уездных исправдомах, а также пополнено и в губисправдоме. Квартирами, отоплением и освещением надзор пользуется бесплатно только в трех исправдомах: во владимирском, ковровском и муромском, и то не весь, а только на 45–50 %. Паек нигде не выдается». Порядок караула в губисправдоме оставался не на должном уровне, часть военных постов, занимаемых конвойной командой, из-за некомплекта личного состава снята и передана для охраны губисправдома. Таким образом, конвойная команда занимает в губисправдоме только четыре наружных поста вместо пяти, полагающихся по расписанию.

В этом отчете также сообщалось о побегах из исправдомов, находящихся на всей территории губернии. Так, в 1925 году было 10 побегов с общим числом бежавших 12 человек, из них четыре побега из стен исправдомов (места расположения исправдомов не разглашались) и пять с внешних работ. Причиной побега из стен исправдомов являлось халатное отношение к служебным обязанностям со стороны надзора, за что виновные были уволены со службы и привлечены к ответственности. Побеги с внешних работ носили скорее характер самовольных отлучек, и большинство ушедших происходило из числа крестьян. Возвращались они из отлучек сами. Мерами против побегов были увольнение и смена негодного к службе надзора, предание суду и более осторожный отбор заключенных при отправке их на внешние работы.

В характеристике постановки культурно-просветительской работы в местах заключения губернии отмечалось: «…усилившаяся к концу прошлого отчетного периода просветительская деятельность в некоторых уездных исправдомах стала замирать, а в других остановилась вовсе. Причины этих явлений следующие: штатных учителей-воспитателей не имеется, и бюджеты урезаны, а отсюда сокращение числа шкрабов (школьных работников). Кроме того, уездные уполномоченные очень мало уделяют внимания этой работе, всегда почти отказывая в просьбах начальникам исправдомов о высылке докладчика или лектора, мотивируя отказы тем, что нет средств для работников. Большим минусом в работе является неутверждение испрашиваемых средств на эту работу или урезывание ее до такой суммы, что ее хватает только на одни газеты, не говоря о других надобностях, в общем и целом культурно-просветительская работа в уездных исправдомах замирает, и, видимо, всерьез и надолго. Что же касается губернского исправдома (Владимирская тюрьма), то здесь культурно-просветительская работа, несмотря на ограничения средств до 800 рублей на год, начинает усиливаться. Так, например, организован струнный оркестр, куплены парики, гримы и часть книг, средства на покупку которых были отпущены из сумм Бюро принудработ, в результате чего участились постановки спектаклей».

В отчетах начальника губернского исправдома за 1925–1926 годы сообщалось, что в тюрьме созданы и работают кружки: хоровой (в нем состояло 22 человека, руководил хором срочнозаключенный Шишкин); шашечно-шахматный (состоял из 15 человек, руководил кружком старший врач тюремной больницы Булыгин). Также в отчетах говорилось о том, что интерес к работе шашечно-шахматного кружка со стороны заключенных огромен, но деятельность тормозится из-за отсутствия досок, шахмат и шашек. В драматическом кружке состояло 25 человек, из них пять женщин. Кружком руководил срочнозаключенный Игумнов. Единственным недостатком в работе кружка оставалось отсутствие декораций.

К 1926 году в губисправдоме сеть кружков разрастается, появляется музыкальный, в котором состояло 12 человек; руководил кружком срочноосужденный Калмыков. Инструменты большей частью принадлежат губисправдому. Преобладали струнные, духовые, если имелись, то принадлежали заключенным.

Велась в исправдоме также и лекционная работа, для этой цели командировались парторганами лекторы из других учреждений, а также из числа заключенных. «Эта работа выражается в следующем: делаются доклады по вопросам советского строительства, которых в январе месяце было два, и путем научно-популярных лекций, которых в месяц было две, на тему «О сифилисе». Кроме того, в эту же работу входит чтение устраиваемой живой газеты, которая имеет 3 отдела. Редко, но все же происходят антирелигиозные диспуты, на которых выступает известный лектор тов. Еремеев и в качестве оппонентов священники из числа заключенных. Интерес к устраиваемым лекциям, докладам, живой газете и диспутам со стороны заключенных громадный.

При губисправдоме работает юридическое бюро, в котором юридическая помощь заключенным оказывается бесплатно. Имеется книга регистрации всех без исключения заявлений, как следственных, так и заключенных. Таким образом, за январь месяц через юридическое бюро прошло и зарегистрировано 717 заявлений. Кроме того, в порядке циркуляра губсуда и губинспекции мест заключения от 8 декабря 1924 года № 30 оказание юридической помощи производится и членами коллегии защитников губсуда, которые в силу этого циркуляра посещают юридическое бюро 4 раза в месяц, т. е. еженедельно. Для регистрации этих посещений ведется книга, из которой видно, что задачи, возложенные на коллегию защитников циркуляром № 30, ими выполняются.

В бывшем помещении тюремной церкви устроен клуб, в котором имеется сцена. Вместимость клуба 500 человек. Для укрепления самодеятельности заключенных учреждена культурно-просветительская комиссия из заключенных высшего и среднего разрядов под председательством зав. учебно-воспитательной частью».

В помещении клуба была организована библиотека, в которой насчитывалось 1972 тома книг, из них 60 % старых журналов «Исторический вестник», «Обозрение». Впрочем, отмечалось полное отсутствие книг по сельскому хозяйству. Кроме того, для некоторых кружковых занятий отведены специально отдельные камеры по отделениям.

В клубе исключительно силами заключенных устраивались спектакли и концерты. Так, за январь 1926 года было поставлено семь спектаклей. Кроме того, одновременно с устройством спектаклей, после окончания пьесы, выступал хор, а во время антрактов играл струнный оркестр. Программа каждого устраиваемого вечера соответствовала задачам коммунистического просвещения и воспитания. Естественно, посещение театра было бесплатным для всех. Впрочем, как отмечали инспектирующие, «не всегда результат пьесы и игра может воздействовать на психику заключенных. Большой минус в работе — это то, что перед спектаклем не разъясняется зрителям смысл той или иной пьесы, что усугубляется еще отсутствием соответствующих декораций».

К 1929 году система исполнения наказаний формировалась в условиях массовой безработицы, нэпа и отсутствия государственных промышленных проектов. Крупный частный капитал был уничтожен, а государству масштабные проекты были пока не под силу. Большая часть мест заключения находилась на балансе губернских, областных, краевых исполкомов.

ЦЕНТРАЛЬНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ НКЮ РСФСР И НКВД РСФСР, ВЕДАВШИЕ МЕСТАМИ ЗАКЛЮЧЕНИЯ В 1917–1930 ГОДАХ

НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ЮСТИЦИИ

Главное управление мест заключения

(10.1917 г.-05.1918 г.)

Центральный карательный отдел

(05.1918 г.-10.1921 г.)

Центральный исправительный трудовой отдел

(10.1921 г.- 12.10.1922 г.)

НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ

Центральное управление лагерями принудительных работ

(15.04.1919 г.-17.05.1919 г.)

Отдел принудительных работ

(17.05.1919 г.-8.05.1920 г.)

Главное управление общественных работ и повинностей

(09.1920 г.-02.1924 г.)

Главное управление мест заключения

(12.10.1922 г.- 15.12.1930 г.)

Главное политическое управление

(09.02.1922 г.-06.07.1923 г.)

К 1923 году все места заключения находились в ведении НКВД, а некоторая часть — ГПУ НКВД. В ноябре 1923 года ГПУ преобразуется в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) (ТЦДНИ, фонд 7849, опись 16, дело № 21668). Декретом ЦИК СССР оно наделялось правом рассмотрения на судебных заседаниях коллегии ОГПУ уголовных дел о контрреволюционных преступлениях, диверсиях, вредительстве. Судебную коллегию ОГПУ 5 ноября 1934 года заменило Особое совещание НКВД СССР, принятое постановлением ЦИК и СНК СССР. «В развитие ст. 8 Постановления ЦИК СССР от 10 июля 1934 года «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел» (СЗ СССР 1934 г., № 34, ст. 283) ЦИК и СНК СССР постановляют:

1. Предоставить Народному комиссариату внутренних дел Союза ССР право применять к лицам, признаваемым общественно опасными:

а) Ссылку на срок до пяти лет под гласный надзор в местности, список которых устанавливается Народным комиссариатом внутренних дел Союза ССР.

б) Высылку на срок до пяти лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах Союза ССР.

в) Заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет.

г) Высылку за пределы Союза ССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными.

2. Для применения мер, указанных в ст. 1, при народном комиссаре внутренних дел СССР под его председательством учреждается Особое совещание в составе:

а) заместителей народного комиссара внутренних дел СССР,

б) уполномоченного Народного комиссариата внутренних дел СССР по РСФСР,

в) начальника Главного управления Рабоче-крестьянской милиции.

3. В заседаниях Особого совещания обязательно участвует Прокурор Союза ССР или его заместитель, который в случае несогласия с самим решением Особого совещания, так и с направлением дела на рассмотрение Особого совещания, имеет право протеста в Президиум ЦИК Союза ССР.

В этих случаях исполнение решения Особого совещания приостанавливается впредь до постановления по данному вопросу Президиума ЦИК».

С образованием СССР практически все декреты и постановления ВЦИК, имевшие силу на территории РСФСР, распространяли свое действие по всей территории СССР.

В марте 1927 года Главное управление мест заключения при Народном комиссариате внутренних дел принимает Правила по предоставлению длительных отпусков в период полевых работ заключенным-крестьянам.

ЭТИ ПРАВИЛА ВКЛЮЧАЛИ В СЕБЯ СЛЕДУЮЩИЕ ПУНКТЫ:

1. Ходатайства заключенных об отпусках на сельскохозяйственные работы.

2. Отпуска могут предоставляться на срок до трех месяцев.

3. При ходатайстве заключенного об отпуске на сельскохозяйственные работы должно быть приложено удостоверение исполкома или сельсовета о том, что со стороны местного крестьянского населения и местных органов не встречается препятствий к его отпуску в свою семью и на свое хозяйство.

4. Ходатайства об отпусках на сельскохозяйственные работы подаются в наблюдательную комиссию, которая со своими заключениями направляет их на окончательное разрешение распределительной комиссии.

5. Отпуска на сельскохозяйственные работы должны предоставляться не только по соображениям хозяйственной потребности каждой отдельной крестьянской семьи, но главным образом по соображениям уголовной политики с учетом всего того влияния, которое произведет на население возвращение в деревню отбывающего наказание.

В частности, как правило, не следует предоставлять отпуска заключенным, осужденным за конокрадство, поджог, разбой, грабеж и бандитизм.

6. Получающие отпуск на сельскохозяйственные работы не имеют права отлучаться без разрешения места заключения из той местности, куда они отпущены на работы. Нарушение этого, помимо аннулирования отпуска, влечет за собой незачет времени, проведенного в отпуске, в счет срока отбытого наказания.

7. При предоставлении заключенному отпуска на сельскохозяйственные работы надлежит поставить его в известность о необходимости при возвращении из отпуска иметь удостоверение местной власти о том, что заключенный действительно все время отпуска никуда не выезжал, работал и за все это время ни в чем предосудительном замечен не был.

Подписали эти правила народный комиссар юстиции и прокурор республики Курский и заместитель председателя ЦРК и начальника Главного управления мест заключения РСФСР Ширвиндт.

Конькобежная команда сотрудников Владимирской тюрьмы. 1937 г.

В конце 20-х годов прошлого века в лагерях и тюрьмах сидело огромное количество заключенных, тысячи репрессированных. В 1929 году создается Главное управление лагерей (ГУЛАГ).

Помещение общежития сотрудников Владимирской тюрьмы. 1937 г.

Страшные условия содержания в местах заключения, голод, холод, болезни, антисанитария могли стать причиной того, что массы людей, содержащихся в нечеловеческих условиях, восстанут. В связи с этим ОГПУ НКВД предприняло ряд шагов по предотвращению возможности восстаний и бунтов среди репрессированных. Одним из направлений была вербовка уголовных авторитетов, которые обеспечивали необходимую дисциплину в лагерях. Для данного контингента были послабления в режиме содержания: они могли свободно передвигаться по зоне, собирать информацию от доверенных людей, не работали. Но авторитетным уголовникам запрещалось самим участвовать в насилии над другими заключенными, у них не было какой-либо собственности, кроме той, что было положено простым осужденным. Среди заключенных их называли блатными, впоследствии они станут «ворами в законе». Главным требованием к ним было невмешательство в политику.

Тридцатые годы в России ознаменовались ужесточением карательной политики государства. Совет народных комиссаров СССР 7 апреля 1930 года утверждает «Положения об исправительно-трудовых лагерях». В этих лагерях большинство заключенных составляли незаконно репрессированные, главным образом по политическим мотивам.

Руководствуясь этими документами, органы власти систематически проводили чистки кадров органов внутренних дел, избавлялись от тех, кто не разделял взгляды перерождающейся государственной системы.

Так, например, трагически сложилась судьба Жана Георгиевича Дуппора, старшего лейтенанта государственной безопасности. В прошлом латышский стрелок, он в 20-е годы лично принимал участие в создании в Челябинске первого политизолятора. Затем он руководит Суздальским политизолятором, а с 1937 года был назначен начальником Владимирской тюрьмы.

28 февраля 1938 года он прибыл в Москву как делегат первой партконференции создающегося политотдела при тюремном управлении. По прибытии в Москву был арестован и помещен в Лефортовскую тюрьму. При аресте у него отобрали паспорт, удостоверение личности, партбилет, сняли с груди Знак Почетного чекиста.

5 марта в 3 часа ночи его в первый раз вызвали на допрос. В заявлении председателю КГБ Шелепину Ж.Г. Дуппор писал: «В кабинете следственного корпуса сидел моложавый следователь, заполнявший уже на меня на бланке допроса биографию. Насколько мне удалось увидеть, было написано: моя фамилия, имя, отчество, латыш, в белой армии не служил, в бандах не был. В это время с боковых дверей появились трое во главе с начальником и его заместителями 3-го отделения контрразведки, набросились на меня с криком «сволочь латышская, хотел бороться за великую Латвию и т. д.», содрали с меня коверкотовую гимнастерку, посадили на стул задом наперед и говорят: «Держись крепче за спинку стула». У них в руках появились резиновые плетки, и начали они отсчитывать на моей спине удары. С обеих сторон я насчитал сорок пять ударов. На втором допросе меня не допустили к следственной комнате, встретили в коридоре и избили по лицу, я потерял несколько зубов».

Пытки избиением продолжались в течение трех месяцев. В июне 1938 года Дуппора переводят в Бутырскую тюрьму, но больше уже не бьют. В августе этого же года ему объявили постановление Особого совещания. Должностное преступление, три года тюрьмы. Так Жан Георгиевич Дуппор из «врага народа» перерос в уголовника — без допросов и каких-либо обвинений.

«ВРАГИ НАРОДА» ИМЕЛИ ОСОБУЮ ФОРМУ: БРЮКИ С ЖЕЛТЫМИ ЛАМПАСАМИ, КУРТКА С ЖЕЛТЫМИ НАРУКАВНИКАМИ, ФУРАЖКА С ЖЕЛТЫМ ОКОЛЫШЕМ.

В дальнейшем его отправляют в Новочеркасскую тюрьму на режим «врага». Прогулка 10 минут. Многих сокамерников Дуппор знал: это были те, кто сидел у него в Верхнеуральске, Челябинске и Владимире.

В 1939 году Дуппора отправили отбывать до окончания срока на Колыму.

После него особую тюрьму № 2 ГУГБ НКВД возглавил некто Голеняев. Какой-либо информации о нем нет, остались только чудом сохранившиеся фотографии во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике. На этих фотографиях, сделанных в период 1937–1938 годов наглядно показана деятельность сотрудников этого периода. При тюрьме создается общежитие для иногородних сотрудников. Для личного состава оборудуется бильярдная, столовая, комната отдыха, где на стене висела географическая карта Европы, на столе подшивки газет, два патефона и стопка пластинок. На почетном месте украшенные флагами портреты Сталина и Ленина. Политорганами Владимирской тюрьмы особое внимание уделялось изучению сотрудниками истории ВКП(б) по учебнику Емельяна Ярославского и истории народов СССР по книге профессора Шестакова. Политическая подготовка сотрудников велась практически постоянно. Работал совет ВЛКСМ, проводились периодические собрания МОПРа, а линию партии отслеживали и направляли в нужное русло в партийном кабинете, где очень часто решались и человеческие судьбы. Идеологическое воспитание личного состава особой тюрьмы ГУГБ НКВД стояло на первом месте.

При тюрьме была своя конькобежная команда, которая добивалась высоких спортивных результатов. Но среди фотографий много вымаранных лиц так называемых «врагов народа», в том числе и детей, чьи родители были репрессированы.

В то же время порядок и производство арестов, производившихся ОГПУ, определялись особыми правилами. Один из примеров типичного ареста приведен в автобиографии Г.В. Бурцева, проживавшего в деревне Волковойно Эдемской волости Ковровского уезда Ивановской губернии (ныне Камешковский район, Владимирская область), находившегося в заключении во Владимирской тюрьме. «…Причина ареста — донос бригадира бригады станции Новки. Он был завербован ОГПУ, как способный доносчик». Подробности ареста из показаний Бурцева: «6 ноября 1933 года утром чуть свет ко мне постучали. Я жил во дворе казармы. Когда я вышел из квартиры, у одной калитки стояли два оперуполномоченных, а у другой — два из ОГПУ. Двое вошли ко мне, а два остались у калиток. Первый вопрос: «Как живет мастер?» Я ответил, что хочет меня выселить и перейти в мою квартиру. А они мне: «Мы найдем ему квартиру». Один стал делать обыск у меня, в квартире, в мастерской. После чего увезли в следственный изолятор. Следствие проходило только ночью. Допрашивали перекрестным огнем: с угрозами, револьвером и кулаками. Изматывали по 5–6 часов каждую ночь посменно. Когда наконец закончили следствие, вынесли обвинительный приговор — пропаганда и агитация, призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти. Позже узнал, что арестован мой отец».

По приказу НКВД СССР № 00192 от 25 мая 1935 года в НКВД — УНКВД республик, краев и областей были организованы так называемые «тройки». В соответствии с приказами НКВД СССР № 00485 от 11 августа 1937 года и № 00593 от 20 сентября 1937 года дела со списком стали рассматриваться «двойками». «Тройки» и «двойки» были упразднены Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года. В 1934 году тюремный отдел ОГПУ был реорганизован в тюремный отдел АХУ НКВД СССР (Постановление ЦИК и СНК СССР от 10.07.1934 г.).

11 ноября 1935 года приказом НКВД № 00403 политизоляторы и изоляторы НКВД были переименованы в тюрьмы НКВД.

Приказом НКВД № 0383 от 28.11.1936 г. на базе тюремного отдела АХУ НКВД СССР организуется тюремный отдел ГУГБ НКВД. 25 декабря 1936 года ему присвоено условное наименование 10-й отдел ГУГБ НКВД СССР (приказ НКВД № 00411 от 25.12.1936 г.).

9 июня 1938 года ГУГБ НКВД реорганизован в тюремный отдел НКВД (приказ НКВД № 0362).

29 сентября 1938 года приказом НКВД № 00641 на базе тюремного отдела НКВД и ОМЗ ГУЛАГа организуется Главное тюремное управление (ГТУ НКВД). 5 февраля 1941 года — НКВД (пр. НКВД/НКГБ — 03/01115 от 06 марта 1941 г.).

С начала Великой Отечественной войны тюрьмы НКВД и НКГБ объединены. Указом Президиума ВС СССР от 14 апреля 1943 года разделяются на два наркомата: НКВД и НКГБ, и руководство тюрьмами возлагается на отдел «А» НКГБ, а 27 сентября 1946 года приказом МГБ № 00396 был организован тюремный отдел МГБ.

Жесткая карательная политика, проводимая властями, была направлена на ужесточение законов.

1 декабря 1934 года Постановлением ЦИК и СНК СССР были внесены изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик: «Расследование и рассмотрение дел террористических организаций и террористических актов против работников советской власти:

1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более 10 дней.

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде.

3. Дела слушать без участия сторон.

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать.

5. Приговор о высшей мере приводить в исполнение немедленно, по вынесении приговора (СЗ № 7)».

О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов в принятом Постановлении ЦИК СССР 1 декабря 1934 года записано:

«1. Следственным властям — вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.

2. Судебным органам — не задерживать исполнение приговора о высшей мере наказания из-за ходатайства о помиловании, т. к. Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.

3. Органам Наркомата внутренних дел — приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно, по вынесении судебных приговоров».

Пик репрессий пришелся на 1937 год. К этому времени было создано 510 тюрем, из них шесть особых. Особой тюрьмой госбезопасности стала и тюрьма во Владимире.

Во Владимире и его окрестностях был репрессирован почти весь руководящий состав города, уездов, предприятий. Находились во Владимирской тюрьме: Серов Василий Иванович, секретарь горкома ВКП(б), арестован 27.07.1937 г., осужден к расстрелу; Еремин Иван Глебович, директор Собинской текстильной фабрики, арестован в 1937 году, осужден к расстрелу; Лихтембаум Самуил Маркович, директор Владимирского химического завода, арестован 8 декабря 1937 года, осужден к расстрелу; Цейтлин Ефим, первый председатель Президиума (бюро) Центрального комитета РКСМ, расстрелян в Иваново в 1937 году; Ляндерс Семен Александрович, секретарь Н.И. Бухарина, отец писателя Юлиана Семенова.

Во владимирской газете «Гублито» (Губернского литературного объединения), № 148, была опубликована статья некоего Торопкина «Об одном стихоплете», где довольно точно был передан дух времени: «В губотдел ГПУ поступили сведения, что гражданин, проживающей на Стрелецкой улице, дом № 14, занимается распространением стихов под заглавием «Нулификация» и что эти стихи носят чисто антисоветский характер и т. д.

Решили побеспокоить. По ордеру № 12 был произведен обыск, где действительно было обнаружено порядочное количество рукописей разного провокационного содержания, отпечатанных на пишущей машинке, под заглавием «Нулификация». На допросе в ГПУ.

— Ваше имя, отчество, фамилия?

— Тихонов Андрей Иванович.

— Место жительства?

— Стрелецкая, собственный дом.

— Политические убеждения?

— Ранее был анархистом, индивидуалистом, в данное время симпатизирую коалиционному образу правления.

— Ранее судились?

— Судился в 1920 году.

— Вот у вас обнаружено много провокационной литературы антисоветского характера, отпечатанной на машинке, которую вы распространяли среди других граждан. Признаете себя виновным?

— Да, признаю.

— Что за цель у вас была распространять?

— Да просто ненависть к советской власти. Видите ли, я печатал и распространял это для того, чтобы чем-нибудь да принести вред советской власти и тем самым принести себе хоть маленькое самоуспокоение.

— Чем же, собственно, вы недовольны?

— Я хотел бы коалиционное правление.

— Это что значит? Вы хотите такое правление, ну как было при Керенском? Да?

— Да нет, нет…

— Еще один вопрос: кто еще знал о том, что вы печатаете брошюры антисоветского характера и кто вам печатал?

— Мои брошюры читал судья города Владимира.

— А кто печатал на машинке?

— Его жена.

— А может, вы скажете фамилию судьи? Это так интересно.

— Могу — Федоров Иван Степанович.

— А что, он не запрещал вам печатать?

— Нет. Наоборот, ему это очень нравилось.

Дабы рассеять мечты, необходимо успокоение и одиночество. А поэтому мечтатель коалиционного правления направлен в губисправдом, дело же передано губпрокурору для предания суду Тихонова. Надо полагать, не забудут и притянуть судью».

Суровые репрессии выпали на долю крестьянства. Особенно жестко действовали против тех, кто находился под особым наблюдением НКВД.

3 июля 1937 года тов. Н.И. Ежову был направлен протокол № 51 заседания Политбюро ЦК, решение ВКП(б) от 2 июля 1937 года:

«Наркому внутренних дел, секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий.

Строго секретно, телеграмма за подписью И.В. Сталина.

«Об антисоветских элементах».

…Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными защитниками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности. ЦК ВКП(б) предлагается всем секретарям областных и краевых организаций и республиканским представителям взять на учет всех возвратившихся на Родину кулаков и уголовников, с тем чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке проведения их дел через тройки, а менее активные высланы в районы по указанию НКВД».

Разъяснения по проведению «Операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» 30.07.1937 г. были изложены в оперативном приказе народного комиссара внутренних дел. «…Перед органами государственной безопасности стоит задача — самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционной подрывной работы против основ Советского государства. В соответствии с этим — приказываю — с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях, областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников.

1. Бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания и продолжающие вести активную антисоветскую подрывную деятельность.

2. Бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудопоселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания, которые ведут антисоветскую деятельность.

3. Бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою преступную антисоветскую деятельность.

4. Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, дашнаки, мусаватисты и иттихадисты), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандопособники, переправщики, реэмигранты, скрывавшиеся от репрессий, продолжающие вести антисоветскую деятельность.

5. Изобличение следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебных и активных участников ликвидируемых сейчас казачье-повстанческих организаций и шпионско-контрреволюционных формирований. Репрессированию подлежат также элементы этой категории, содержащиеся в данное время под стражей, следствие по делам которых закончено, но дела еще судебными органами не рассмотрены.

6. Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих.

7. Уголовники (бандиты, грабители, воры, рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой.

Репрессированию подлежат также элементы категорий, которые содержатся в данное время под стражей, следствие по делам которых не закончено и не рассмотрено судебными органами.

8. Уголовные элементы, находящиеся в лагерях и трудопоселках и ведущие в них преступную деятельность.

9. Репрессии подлежат все перечисленные выше контингенты, находящиеся в данный момент в деревнях, колхозах, совхозах, на сельскохозяйственных предприятиях и в городе — на промышленных и торговых предприятиях, транспорте, в советских учреждениях и на строительстве».

Особое место в системе учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы, занимают тюрьмы. С образованием самостоятельного тюремного ведомства оно в своей системе к началу 1939 года имело 622 тюрьмы, из них 392 общих, 47 тюрем ГУГБ и 192 НКВД — УНКВД. Утвержденная СНК СССР 4 марта 1939 года численность тюремного персонала составляла 51 000 штатных единиц; на 10 июля 1939 года фактически было укомплектовано 42 922 должностные единицы.

В числе организационно-правовых документов, регламентирующих деятельность тюремной системы, особое внимание обращает на себя Инструкция о порядке составления паспорта тюрьмы, утвержденная 5 августа 1940 года начальником Главного тюремного управления НКВД СССР майором ГБ Зуевым.

Для осужденных, содержащихся в тюрьмах ГУГБ НКВД и временно используемых в строительных и иных хозяйственных работах, устанавливался особый режим исполнения наказания, а также особый порядок их внутренней и внешней охраны. Согласно директиве Главного тюремного управления НКВД СССР от 26 декабря 1938 года за № 530982 эта категория заключенных должна содержаться в общих камерах, изолированно от основного контингента заключенных, под замком и надзором. Вывод их на работу осуществлялся по именному списку под конвоем дежурных надзирателей.

Правовой статус заключенных, содержащихся в спецтюрьме, отличался от обычных заключенных. Свидания осужденных с родственниками проводилась в соответствии с Инструкцией о порядке предоставления свиданий с родственниками заключенных спецтюрьмы ГУГБ НКВД, утвержденной народным комиссаром внутренних дел СССР Лаврентием Берия 25 мая 1939 года. Свидания проводились в специально оборудованной комнате в присутствии оперативного работника спецтюрьмы ГУГБ.

На 1 августа 1939 года в системе ГУГБ НКВД СССР оставались три тюрьмы: Соловецкая — 2512 человек, Орловская — 545 человек, Владимирская — 510 человек. А уже к 15 ноября 1939 года остались только две тюрьмы ГУГБ НКВД СССР: Владимирская — 666 человек и Орловская — 914 человек.

Директива Главного тюремного управления НКВД СССР от 18 августа 1942 года за № 30/8071 запрещала переписку заключенным, содержащимся в спецтюрьмах, как и всем другим заключенным.

Особая тюрьма Министерства государственной безопасности. 1938 г.

В 1948 году по указанию И.В. Сталина проводится работа по ужесточению карательной политики в отношении особо опасных преступников. Министр государственной безопасности СССР B.C. Абакумов и министр внутренних дел СССР С.Н. Круглов представили Сталину проект Постановления ЦК ВКП(б) «Об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания на поселение в отдаленные местности СССР. 21 февраля 1948 года постановлением Совета Министров СССР данный документ был утвержден и принят. В нем предписывалось:

«1. Обязать МВД СССР:

а) В шестимесячный срок распределить для содержания осужденных к лишению свободы агентов иностранных разведок, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и других участников антисоветских организаций и групп, а также лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности в особые лагеря, общей численностью до 100 000 человек, в том числе в районах Колымы на Дальнем Севере:

— до 30 000 человек, в Норильске;

— до 6000 человек, в Коми АССР;

— до 6000 человек, в Елабуге Татарской АССР;

— до 10 000 человек, в Темниках Мордовской АССР;

— до 20 300 человек, в районе гг. Грязовец и Череповец Вологодской области;

— до 10 000 человек, в районе Южа Ивановской области;

— до 12 000 человек, в г. Юрьевец Ивановской области;

— в районе Караганды, до 6000 человек;

— в особые тюрьмы до 5000 человек, в гг. Владимире, Александровске и Верхнеуральске;

б) всех осужденных перечисленных категорий, отбывающих в настоящее время наказание в общих ИТЛ и тюрьмах МВД, в шестимесячный срок перевести в указанные выше особые лагеря и тюрьмы, кроме тяжелобольных, неизлечимых хроников и беспомощных инвалидов;

— содержание в особых лагерях и тюрьмах осужденных за другие преступления — запретить;

в) построить в течение 1948 года и первой половины 1949 года дополнительно особые лагеря в отдаленных районах строящейся Байкало-Амурской железнодорожной магистрали (в Иркутской области и Хабаровском крае) — на 45 000 человек.

2. Установить в особых лагерях и тюрьмах строгий режим, запретив применение к осужденным, содержащимся в этих лагерях и тюрьмах, сокращение сроков наказания и льгот. Трудоспособных заключенных использовать преимущественно на тяжелой физической работе.

3. Обеспечить надежную охрану особых лагерей, тюрем и мест работы заключенных, исключающую возможность побегов и установления нелегальной связи с волей. Охрану возложить на конвойные войска МВД; внутрилагерный и внутритюремный надзорсостав укомплектовать тщательно проверенными и заслуживающими политического доверия сотрудниками.

4. МГБ СССР организовать в особых лагерях и тюрьмах специальные аппараты МГБ, на которых возложить ведение чекистской работы среди заключенных с целью выявления оставшихся на свободе связей и их разоблачения, а также пресечения попыток продолжения заключенными вражеской работы из лагерей.

5. Направление осужденных для содержания в особых лагерях и тюрьмах производить по назначению органов МГБ; освобождение из особых лагерей по отбытии срока наказания органам МВД производить по согласованию с МГБ СССР. Предоставить право МГБ СССР в необходимых случаях задерживать освобождение заключенных с последующим оформлением в установленном законом порядке.

6. Освобождаемых из особых лагерей и тюрем по отбытии наказания агентов иностранных разведок, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов и других участников антисоветских организаций и групп, а также лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности, МВД СССР направлять в ссылку на поселения в следующие края и области: Тюменскую, Омскую, Новосибирскую, Томскую, Иркутскую области; Красноярский и Алтайский края; Якутскую, Бурят-Монгольскую и Коми АССР; район Колымы на Дальнем Севере, Павлодарскую, Акмолинскую, Кокчетавскую, Северо-Казахстанскую, Кустанайскую, Актюбинскую, Западно-Казахстанскую, Гурьевскую, Южно-Казахстанскую, Джамбульскую, Карагандинскую и Кзылординскую области Казахской ССР.

В пределах указанных областей, краев и республик ссыльные поселенцы могут избирать любое место жительства, за исключением городов Новосибирска и Иркутска, заниматься любой полезной профессией и свободно менять места жительства. За проживание вне перечисленных выше областей, краев и республик поселенцев судить, как за нарушение паспортного режима.

Владимирская тюрьма. Внутренний двор. 1956 г.

Разрешить перевод к месту жительства ссыльных поселенцев членов их семей и способствовать трудоустройству последних.

7. МВД СССР разработать по согласованию с МГБ СССР и утвердить:

а) инструкцию для особых лагерей и тюрем по режиму содержания, изоляции и охране;

б) положение о ссылке на поселение.

8. Особые лагеря МВД СССР содержать за счет государственного бюджета СССР.

Разрешить МВД СССР 50 % из доходов производственной деятельности особых лагерей, за вычетом стоимости материалов, оставлять в распоряжение лагерей для использования на расширение производства и улучшение условий содержания заключенных. Остальные 50 % средств, получаемых от производственной деятельности, сдавать в доход государственного бюджета СССР.

9. Для строительства и организации особых лагерей выделить на 1948 год МВД СССР дополнительно к его плану капитальных работ из резерва Совета Министров СССР 25 млн. рублей и дополнительно к фондам МВД СССР автомашин грузовых — 450, тракторов — 20, гвоздей — 200 тонн, стекла — 20 тыс. кв. метров и колючей проволоки — 600 тонн.

Министерству финансов СССР предусмотреть по смете МВД СССР на 1948 год дополнительные необходимые ассигнования на организацию и содержание особых лагерей».

Приказом № 00233 тюрьмы в городах Владимире и Верхнеуральске Челябинской области и в селе Александровском Иркутской области реорганизовались в особые тюрьмы МВД, предназначенные для содержания только особо опасных государственных преступников. Общая вместимость Владимирской, Александровской и Верхнеуральской тюрем была определена в 4500 мест с последующим расширением до 5000 мест. Александровская и Верхнеуральская тюрьмы были во всех отношениях подчинены начальникам УМВД Иркутской и Челябинской областей соответственно, а Владимирская тюрьма была оставлена в непосредственном подчинении начальнику Тюремного управления МВД.

В директиве, подписанной министром МВД СССР С.Н. Кругловым, министром МГБ СССР B.C. Абакумовым, Генеральным прокурором Г.Н. Сафоновым «О порядке направления в ссылку на поселение под надзор МГБ отбывших наказание в ИТЛ, ИТК и тюрьмах особо опасных государственных преступников», говорилось о том, что место ссылки каждому из перечисленных лиц назначалось МГБ СССР через Отдел «А» (учетно-архивный).

Направлению в специальные подразделения строгого режима подлежали только осужденные на срок от трех лет и выше. Перевод заключенных в такие подразделения строгого режима из других ИТЛ и ИТК, а также направление туда вновь осужденных производились по персональным нарядам ГУЛАГа. Надзирательская служба в них комплектовалась из наиболее подготовленных, дисциплинированных и физически здоровых сотрудников из расчета до 12 % к числу заключенных.

•СТАТИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ•

ПО ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ

 

Глава третья. Арестанты Владимирской тюрьмы

Владимирская тюрьма. 1956 г.

Уже упоминавшаяся поговорка о тюрьме и суме имеет множество подтверждений. Так, по воле судьбы во Владимирском централе сидел князь Петр Дмитриевич Долгоруков, крупный политический и общественный деятель начала XX века. Он родился 9 мая 1866 года в Царском Селе под Санкт-Петербургом, в семье потомственных дворян. Был председателем Суджанской земской управы. Шесть раз избирался в Государственную думу; в 1906 году был помощником председателя I Государственной думы. Под его руководством велись прения по аграрным вопросам. Долгоруков был основателем и руководителем партии кадетов, после революции 1917 года эмигрировал за границу, проживал в Турции и Чехословакии.

9 июня 1946 года в Праге контрразведкой «Смерш» Долгоруков был арестован. Ему вменялось «уклонение от следствия по делу антисоветской деятельности за границей». В постановлении о продлении срока следствия и содержания под стражей сообщалось: «В ноябре 1920 года в Чехословакии был организатором антисоветской деятельности, контрреволюционных формирований, а с 1939 года председателем «Объединения русских эмигрантских организаций в Чехословакии»».

После ареста дорога белоэмигранта Долгорукова пролегла через Бутырскую и Лефортовскую тюрьмы. В июне 1946 года Особым совещанием при МВД СССР он был приговорен, как «враг народа», на срок пять лет тюремного заключения. В сентябре 1946 года, когда ему исполнилось 80 лет, он был доставлен во Владимирскую тюрьму. Из сопроводительной медицинской справки: «После произведенного осмотра заключенного Долгорукова Петра Дмитриевича установлено, что он имеет старческую дряхлость, общий артериосклероз, двустороннюю паховую грыжу». Будучи в преклонном возрасте, Долгоруков обладал отличной памятью и ясным умом. Он обратился к начальнику тюрьмы с заявлением о разрешении ему писать мемуары. Разрешение было получено: в сентябре 1946 года «заключенному Долгорукову П.Д. разрешается писать начатые им «Воспоминания». По окончании им записей выслать их для просмотра в тюремное управление». Истекал срок заключения, здоровье Петра Дмитриевича было подорвано, он обратился с письменной просьбой к начальнику тюрьмы найти родственников, которые могли бы ему помочь после освобождения:

«Честь имею изложить следующее: некоторым заключенным, срок заключения которых кончается через несколько месяцев, чтобы они, если имеют близких им людей, могущих им оказать помощь при выходе из тюрьмы обмундированием, транспортом и предоставлением пристанища, указали таковых ему. Срок моего заключения оканчивается в начале июня 1950 года… Моя жена проживала до моего ареста со мной в течение 23 лет в Чехословакии, т. е. в стране хотя и дружелюбной, но чужестранной, то заведение с ней переписки потребует больше времени. Адрес у нее был в Праге у Обесного Двора, дом № 7, Долгорукова Антонина Михайловна. Но не знаю, жива ли она теперь, т. к. я оставил ее 62-х лет от роду после лежания в больнице. Через 3 дня после моего ареста ей произвели рискованную для жизни операцию. Не знаю ее материального положения, т. к. она проживала на мои заработки от давания уроков…

В последнее время у меня появилась боль в области сердца. Вам был бы очень благодарен, если бы вы нашли возможным помочь мне своевременно выяснить мое положение к моменту выхода из тюрьмы».

Началась долгая переписка по определению родственников Долгорукова: «По опросу заключенного Долгорукова Петра Дмитриевича установлено, что у него имеются близкие родственники: жена Долгорукова Антонина Михайловна, сын Долгоруков Михаил Петрович и дочь Зайкова Наталья Петровна, проживающие за границей. Других каких-либо родственников, проживающих на территории СССР, от кого можно было бы получить заявление о взятии его под опеку, не имеется».

В сентябре 1951 года Министерством государственной безопасности решался вопрос об освобождении Долгорукова от ссылки на поселение с помещением в дом инвалидов. Срок заключения уже давно кончился, Петр Дмитриевич находился в тюремной больнице. В медицинском акте сообщалось: старик 86 лет, среднего роста, правильного телосложения… С мая 1951 года лежит в кровати. Поднимается только для приема пищи с помощью медицинского персонала…

10 ноября 1951 года, так и не увидев желанной свободы, титулованный князь Петр Дмитриевич Долгоруков скончался, обретя последний приют на городском кладбище города Владимира. В 1992 году Генеральной прокуратурой России Долгоруков Петр Дмитриевич был посмертно реабилитирован.

Во Владимирской тюрьме находился в заключении и Василий Витальевич Шульгин, крупный политический государственный деятель предреволюционной России. Депутат трех Государственных дум, 2 марта 1917 года он принимал отречение императора Николая II от престола. Считается создателем и вдохновителем белогвардейского движения; само понятие «Белое движение» было придумано им. 24 декабря 1944 года в Югославии, в городе Сремски-Карловци, был арестован контрразведкой Смерш.

Биография Василия Витальевича очень насыщенна. Родился Василий Шульгин в Киеве 13 января 1878 года. Отец — историк Виталий Шульгин умер за месяц до рождения сына. Мальчика воспитывал отчим Дмитрий Пихно, редактор газеты «Киевлянин». Василий окончил сначала 2-ю Киевскую гимназию, затем, в 1900 году, — юридический факультет Киевского университета. Одно время работал в газете у отчима. В 1902 году прошел срочную службу в армии — был прапорщиком саперной бригады. Неоднократно избирался в Думу: поначалу был лидером правых, затем — националистов. С началом Первой мировой войны ушел на Юго-Западный фронт прапорщиком 136-го Ровенского пехотного полка. В 1915 году был ранен под Перемышлем. Впоследствии заведовал фронтовым перевязочным пунктом. Потрясение от ужасной организации армейского снабжения осталось в памяти Шульгина навсегда. Позднее он со многими депутатами Думы участвовал в создании Прогрессивного блока, целью которого стало обеспечение армии.

27 февраля (12 марта по новому стилю) 1917 года был избран в состав Временного Комитета Государственной думы. 2 марта Шульгина вместе с Александром Гучковым направили в Псков для переговоров с Николаем И. Василий Витальевич лично присутствовал при подписании манифеста об отречении царя от трона.

Сам же Шульгин, как и многие представители высших слоев общества, считал выходом из сложившейся в стране ситуации конституционную монархию во главе с Михаилом Александровичем (братом Николая II — наследником престола). После отречения Михаила Александровича поддерживал Временное правительство, выступал против отмены смертной казни, выборных комитетов в армии и автономии Украины…

Постановление

об избрании меры пресечения для Шульгина Василия Витальевича.

Город Москва, 1945 года, января, 31 дня:

«…Я, старший следователь след, отдела Главного управления контрразведки «Смерш» капитан Бурдин, рассмотрев мне поступившие материалы о преступной деятельности Шульгина Василия Витальевича, 1878 года рождения, уроженца города Киева, из дворян, бывшего члена Государственной думы, активного белогвардейца, в 1920 году эмигрировавшего за границу. В последнее время он проживал в Болгарии. Нашел: Шульгин В.В. изобличается в преступлении, предусмотренном ст. 58, пункт 1 «А» УК РСФСР, и, принимая во внимание, что он, находясь на свободе, может уклониться от следствия и суда, руководствуясь ст. ст. 145 и 158 УПК РСФСР, постановил: мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда в отношении Шульгина Василия Витальевича избрать содержание под стражей, о чем в порядке ст. 146 УПК РСФСР объявить арестованному под расписку в настоящем постановлении.

Подписано старшим следователем «Смерш» капитаном Бурдиным.

Согласен: начальник следственного отдела Главного управления контрразведки «Смерш» генерал-майор Леонов.

Утвердил: начальник Главного управления контрразведки «Смерш» генерал-майор Нанич.

Санкционировал: главный прокурор Носов».

Во Владимирскую тюрьму Шульгин прибыл 25 июля 1947 года. Из характеристики на заключенного Шульгина В.В.: «…Осужден 12 июля 1947 года Особым Совещанием при бывшем МГБ СССР, как «враг народа», на 25 лет тюремного заключения. За время пребывания в тюрьме нарушений правил тюремного режима не допускал и административным взысканиям не подвергался. В камере ведет себя спокойно. Политических убеждений не изменял, оставался ярым ненавистником коммунистов, советского строя. Заместитель начальника тюрьмы № 2 УМВД Владимирской области капитан Крот. 6 декабря 1954 года».

«Василий Витальевич был интересным рассказчиком, обладал ясным умом и редкой памятью, — вспоминает Михаил Коншин, друживший с Шульгиным после освобождения из тюрьмы. — О делах давно минувших дней рассказывал так, словно они произошли вчера. Высокого роста — под метр восемьдесят пять, внешне походил на Бернарда Шоу».

Во Владимирской тюрьме в одной из камер Шульгин познакомился с поэтом, философом Даниилом Андреевым, академиком В. Лариным.

Даниил Андреев. 1958–1959 гг.

После освобождения из тюрьмы 25 ноября 1956 года в своем дневнике Шульгин пишет: «Насмешница-судьба, чему, если отбросить все второстепенное, была посвящена моя жизнь? Борьбе с теми, из среды которых сформировались впоследствии эмигранты. Но когда пришел последний расчет, кто дал возможность жить? Советы, посадив меня в тюрьму, 12 лет без малого, кормили, поили, одевали, мыли, лечили, обогревали и держали крышу над моей головой.

Как я провел бы эти 12 лет на свободе?.. Меня кто-то содержал бы, и кто знает, может быть, чаша моих унижений была бы на свободе хуже, чем в тюрьме. Мое перо, которое не умеет служить, не могло бы меня кормить.

В наше время независимые люди не нужны никому. Их место — тюрьма или богадельня. То и другое представили мне Советы, т. е. принципиальные враги, политические противники… Помогали враги. Друзья же, соратники, эмигранты не смогли (я не верю, что они не хотели) помочь мне, и, что важнее, они не помогали моей жене, которая оставалась между ними осиротелая, одинокая».

Шульгин в тюрьме много писал, интересовался мистикой, индийской философией, происхождением слов, фамилий, но особенно интересовали его собственные сны, он их записывал и говорил, что они могут сбыться в будущем. В одном из своих снов он увидел императрицу Александру Федоровну, которая сообщила ему, что его ждет радостное событие. Вскоре он был освобожден. Самым дорогим для писателя было в тюрьме — это писчая бумага. Надзиратели невольно удивлялись, ну что надо заключенному: папиросы, чеснок, хлеб, а вот у Шульгина все по-другому!

Акт от 9 мая 1956 года, город Владимир: «Сотрудники тюрьмы составили настоящий акт, что сего числа нами в присутствии заключенного Шульгина В.В. была вскрыта поступившая на его имя посылка, в которой оказалось следующее… (По уже заведенной форме в акте было пронумеровано 16 наименований.) В посылке числилось 2 кг писчей бумаги, в личном деле заключенного Шульгина находился небольшой клочок бумаги, заявление начальнику тюрьмы Журавлеву М.А. (начальник с 17.03.1949 г. по 08.10.1953 г.) с просьбой вернуть рукописи, изъятые при обыске». Просьбу удовлетворили, рукописи вернули, хотя не все; пропали повести «Сахар», «Мука», «Вода» и многое другое. После смерти Шульгина работники КГБ, как говорят очевидцы, вывезли два мешка рукописей, может, они еще сохранились.

Администрация тюрьмы возбудила ходатайство перед облсудом об освобождении Шульгина В.В. в связи с тем, что он страдает тяжелым недугом. 16 декабря 1954 года было вынесено определение областного суда: «…Учитывая, что Шульгиным совершено особо опасное преступление против Советского Союза, судебная коллегия не находит возможным освободить его от дальнейшего наказания». Его освободили только 22 сентября 1956 года. Личное дело заключенного № 3569 с пометкой «Без гражданства» было закончено. Но и после освобождения администрация города не знала, куда поселить бывшего заключенного Шульгина, который не принял ни одного гражданства. Он был человеком Мира.

Впоследствии его определили в Гороховецкий инвалидный дом, потом во Владимирский инвалидный дом. В своем письме Даниилу Андрееву он писал: «Владимир. 30 марта 1958 года. Дорогой Даниил Леонидович! Пишу вам, сидя за письменным столом. Этим много сказано. С 1945 года не имел этого удовольствия. Переезд наш во Владимир был для нас неожиданным. Транспортировка наша теперь кажется смешной, но когда она совершилась, был «смех сквозь слезы». Мы ехали на «Победе», казалось, чего бы лучше. Но дело в том, что эта «Победа» стояла на грузовике. Нас подбрасывало до девятого неба… Зато здесь мы были вознаграждены удобствами: письменный стол, настольная лампа, шифоньер».

В 1960 году Шульгин поселился во Владимире в однокомнатной квартире в доме № 1 по улице Фейгина. К Шульгину туда приезжал известный виолончелист Мстислав Ростропович, обещал дать концерт на его столетие, но до этого события Шульгин не дожил. Умер он 15 февраля 1976 года на 99-м году жизни. После освобождения на свободе он прожил более 20 лет. За это время были написаны книги «Дни», «Пятна». Он снялся в фильме «Перед судом истории», опубликовал в 1960–1961 годах «Письма к русским эмигрантам».

Переезд из Гороховца во Владимир обеспечили сотрудники КГБ. Началась разработка личности Шульгина. В своем письме Даниилу Андрееву от 12 июля 1958 года он пишет: «Еще в марте сего года в Гороховец приезжал один человек, очень сердечный и милый в обращении. Поручено ли было ему мною заняться, или же он сделал по собственной инициативе, я еще не знаю, но именно он перевел нас во Владимир, предоставив нам более человеческое существование: здесь, во Владимире, мы виделись и, вероятно, еще будем видеться. Он настаивает, чтобы я вернулся к литературной работе, считая это возможным.

В настоящей стадии по его приказанию разыскивают книги, которые напечатаны в Советском Союзе («1920 год», «Дни»)». «Разработкой» Шульгина занимался полковник МГБ В.И. Шевченко.

Сокамерником Василия Витальевича был генерал от кавалерии Ханжин Михаил Васильевич — 1887 года рождения, уроженец города Самарканд, потомственный казак из Оренбургского казачьего войска.

Кадровый офицер русской армии. В 1899 году окончил Михайловскую артиллерийскую академию. Командовал артиллерийской батареей во время Русско-японской войны. В 1910 году произведен в звание генерал-майора. Во время Первой мировой войны с 1914 года по 1915 год командовал 19-й артиллерийской бригадой. С 1915-го по 1916 год — начальник 12-й пехотной дивизии. С 1916-го по 1917 год — инспектор артиллерии 8-й армии и Румынского фронта. Сыграл выдающуюся роль в организации наступления на Юго-Западном фронте, так называемом Брусиловском прорыве, за что был произведен в генерал-лейтенанты. Награжден Георгиевским оружием с бриллиантами и орденом Святого Георгия 3-й степени. Во время Временного правительства был полевым инспектором артиллерии при штабе Верховного главнокомандующего. С 1917 года находился на нелегальном положении. Участник белогвардейского движения. После восстания Чехословацкого корпуса начал формировать белоповстанческие отряды из бывших чинов на Южном Урале.

С пятитысячным Уральским корпусом воевал против большевиков (1918–1919 гг.). После отстранения от командования, в сентябре 1919 года, назначен на пост военного министра омского правительства. В 1920 году эмигрировал в Китай. В 1927 году возглавлял 9-й (Восточный) отдел Российского общевоинского союза. По состоянию здоровья отошел от дел в 1931 году. С октября 1933 года работал чертежником в исследовательском отделе ЮМЖД, занимаясь картографией и корректурой карт. Был арестован в городе Дальний, Маньчжурия, 15 сентября 1945 года и обвинен в принадлежности к контрреволюционным террористическим организациям. Приговорен Особым совещанием при МГБ к 10 годам тюремного заключения. В ноябре 1954 года убывает из Владимирской тюрьмы в город Хабаровск в распоряжение начальника лагеря МВД № 16. И в этом же году освобождается из заключения на основании определения Владимирского суда по болезни. После освобождения из тюрьмы жил в Казахстане. Умер в возрасте 90 лет в городе Джамбул в 1961 году. (Волков Е.В. «Судьба колчаковского генерала: Страницы жизни М.В. Ханжина». Екатеринбург, 1999.)

Десять лет отсидел во Владимирской тюрьме писатель, философ, поэт Даниил Андреев. Он родился 2 ноября 1906 года в семье русского писателя Леонида Андреева. Его мать, Александра Михайловна, была внучкой поэта Тараса Шевченко. После смерти матери Даниил воспитывался в московской семье тетки по матери — Елизаветы Добровой. После школы поступил в Литературный институт, но ушел оттуда с третьего курса.

С 1929 года занимался литературной и художественной деятельностью. Зарабатывал совсем немного, чем и привлек внимание спецслужб СССР. Трудился много, но писал преимущественно «в стол». В 1942 году был мобилизован и направлен в погребальную команду при отделе тыла.

После войны продолжил работу над стихами и романами. В 1948 году был арестован. Из воспоминаний Василия Шульгина: «В нем (в первом романе Андреева «Странники ночи». — Авт.) было изображено будущее, сильно отличавшееся от настоящего. Этого было достаточно. Было арестовано человек 30, в том числе и жена Андреева, Алла Александровна».

Особое совещание при МГБ приговорило Д. Андреева к 25 годам тюремного заключения, а все написанные им книги: «Странники ночи», «Катакомба», «Красная Москва», «Германцы» и другие — были уничтожены в тюрьме. Андреев начал работать над своей самой известной книгой — «Роза мира». «Я писал ее тайком, — вспоминал впоследствии автор. — Рукопись прятал, и добрая сила — люди и нелюди — укрывали ее во время обысков».

Комиссия по пересмотру дел политзаключенных уменьшила срок содержания в тюрьме Андрееву с 25 до 10 лет. В апреле 1957 года (заметим, Сталин четыре года как умер, а узники, чья вина состояла только в «вольнодумстве», еще сидели) Андреев, тяжелобольной, перенесший инфаркт, вышел на свободу. В один из приездов уже в наши дни во Владимирскую тюрьму жена Даниила Андреева, Алла Александровна, рассказала удивительную историю. Дело в том, что Андрееву запретили брать с собой какие-либо бумаги, рукописи, которые он писал в тюремной камере. Она обратилась с просьбой к начальнику тюрьмы, где просила разрешить ей забрать вещи мужа. В этот период обязанности начальника исполнял Давид Иванович Крот, заместитель начальника по оперативной работе. Он догадывался и, наверное, знал, что в мешке с какими-то лохмотьями были клочки бумаги, исписанные мелкими строчками. Это и была рукопись книги «Роза мира». Алле Александровне выдали этот мешок: «Вот вещи вашего мужа. Мы вас не задерживаем».

ЗА НЕПОЛНЫЕ ДВА ГОДА ЖИЗНИ, ЧТО ОТВЕЛА ЕМУ СУДЬБА ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ, ДАНИИЛ АНДРЕЕВ ПРАВИЛ ТЕ ЧЕРНОВИКИ СВОИХ ТРУДОВ, КОТОРЫЕ БЫЛИ НАПИСАНЫ ВО ВЛАДИМИРСКОМ ЦЕНТРАЛЕ.

30 МАРТА 1959 ГОДА ДАНИИЛ АНДРЕЕВ УМЕР, ПОХОРОНЕН ОН НА НОВОДЕВИЧЬЕМ КЛАДБИЩЕ В МОСКВЕ.

В конце 40-х годов Владимирская тюрьма свела трех заключенных-интеллигентов: поэта и философа Андреева, ученого-биолога Ларина, историка и искусствоведа Ракова. Каждый из них был приговорен к 25 годам заключения. Скоротать безрадостное существование им помогали разговоры, споры о литературе, искусстве, истории. Все трое любили шутить, сочинять веселые небылицы. Так родилась коллективная мистификация — «Новейший Плутарх».

Лев Львович Раков — ученый секретарь музея Эрмитаж. После освобождения Ленинграда от блокады создатель Музея Блокады. За что и получил 25 лет тюрьмы. Из донесений спецслужб: «В экспозиции не отражена роль товарища Сталина в борьбе с фашизмом». О Льве Львовиче Ракове, писал директор Государственного Эрмитажа М.Б. Пиотровский: «Один из легендарных людей довоенного Эрмитажа. Ученый секретарь музея, он очень много занимался историей и историей военного костюма и смог создать в Эрмитаже знаменитые военные выставки. Затем он стал устроителем прославленного Музея обороны Ленинграда, созданного в 1943 году на подъеме героической борьбы города за свою свободу и жизнь. Этот музей вскоре после войны был разгромлен, дабы пресечь у ленинградцев чувство гордости за проявленное мужество».

Из воспоминаний дочери Анастасии Львовны Раковой: «…Судьба отца была глубоко драматична, обладая умом, душой и талантом, он не смог вполне реализовать свои дарования под прессом идеологического и политического террора. Дважды попадал в жерло сталинской мясорубки и лишь случайно избежал гибели. И все-таки он сумел прожить свою жизнь доблестно и блистательно».

В 1930 году Раков закончил Ленинградский университет по специальности «История Западной Европы». Работал сотрудником Русского музея, затем учился в аспирантуре, после преподавал в Ленинградском государственном историко-лингвистическом институте. В 1934 году стал доцентом исторического факультета (кафедра истории античного мира). Одновременно вел курс по истории Древнего мира в Педагогическом институте им. А.И. Герцена. В 1938 году вместе с писателем Д. Ал ем написал нашумевшую пьесу «Опаснее врага», которая была поставлена Н.П. Акимовым. Несмотря на преподавательскую деятельность, он в качестве экскурсовода в 1931 году начал работать в Эрмитаже.

В 1932 году зачислен старшим научным сотрудником, на следующий год исполнял обязанности ученого секретаря сектора античного общества и временно занимал пост заведующего Античным отделом. В 1937 году назначен ученым секретарем музея Эрмитаж. В этом же году уже в новом качестве принял участие в создании в двадцати залах Эрмитажа выставки, посвященной юбилею А.С. Пушкина. В 1938 году добился разрешения устроить в Эрмитаже выставки памятников русской военной истории. Для создания выставки были привезены экспонаты из других музеев, и спустя некоторое время была открыта выставка «Военное прошлое русского народа».

В сентябре 1938 года Л.Л. Ракова арестовали. Сотрудники НКВД обвинили его в участии в «меньшевистской террористической организации». Раков провел под следствием один год и четыре месяца и чудом не погиб. Прошел побои и издевательства, но упорно боролся за свою честь и жизнь. 10 декабря 1939 года вышло постановление о прекращении следствия: «Военная прокуратура просит опротестовать перед народным комиссаром тов. Берия постановление Особого отдела, как необоснованное. Дополнительное расследование обвинение не доказывает, а других компрометирующих материалов не добыто. Постановили: 1. Следственное дело № 57369-38 по обвинению Ракова Л.Л. за недостаточностью собранных улик прекратить. 2. Ракова Л.Л. из-под стражи освободить». Находясь под арестом, Раков пишет стихи и в каждое свое стихотворение вкладывает все то, что любил, чем дорожил: книги, город, Эрмитаж, близкие ему люди. После освобождения возвращается в Эрмитаж, где продолжает работу над новыми выставками. С началом войны мобилизован в народное ополчение, но через две недели, благодаря усилиям директора Эрмитажа И.А. Орбели, был переведен в политический отдел армии. С осени 1941 года прикомандирован к Ленинградскому фронтовому Дому Красной армии. Весной 1942 года Раков выступает инициатором создания выставки «Великая Отечественная война советского народа против немецких захватчиков». В 1943 году решением Военного совета Ленинградского фронта ему была поручена организация выставки «Героическая оборона Ленинграда». В короткий срок перед организаторами выставки стояла задача собрать косвенные материалы и первоисточники по теме…

Обстрелы города продолжались, Ленинград был в осаде, но работа над выставкой продолжалась, и 20 апреля 1944 года экспозиция «Героическая оборона Ленинграда» была открыта. Своей масштабностью, величием, достоверностью и трагедией, той, что пережил блокадный Ленинград, поражала посетителей, и в этом была заслуга устроителей выставки, ее идейных вдохновителей — историка Л.Л. Ракова и художника Н.М. Суетина.

В мае 1947 года Раков назначается на пост директора Публичной библиотеки. В 1949 году в результате развернувшихся процессов над руководителями ленинградской партийной и городской власти был уничтожен Музей обороны Ленинграда. Раков, как и многие другие ленинградцы, попали в так называемое «ленинградское дело».

«Ленинградское дело» — серия судебных процессов в конце 1940-х и в начале 1950-х годов против партийных и государственных руководителей РСФСР. Репрессиям подверглись руководители ленинградской областной, городской и городских районных организаций ВКП(б). Массовые аресты проводились не только в Ленинграде, но и по всей стране. Толчком для репрессий послужил скандал, связанный с прошедшей в Ленинграде оптовой ярмаркой, которая была учреждена в итоге сепаратного договора руководства города, Совета министров РСФСР, во главе которого стоял выходец из Ленинграда М.И. Родионов, и секретаря ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецова. Скандал с ярмаркой стал дополнением уже к имеющемуся компромату на ленинградцев. Их подозревали в подтасовке в ходе выборов нового руководства на конференции ленинградской партийной организации. Реальной причиной «ленинградского дела» считается борьба группировок на верхушке власти. После смерти А. А. Жданова люди его команды были дискредитированы перед Сталиным. Ленинградское руководство подозревали в попытке перенесения столицы РСФСР в Ленинград, подготовке формирования Компартии РСФСР. То есть фактически в создании параллельного центра власти. Сталину не нравились слишком вольные измышления руководителей города Ленинграда и области. Они становились «врагами государства и изменниками Родины». Мораторий на отмену смертной казни 26 мая 1947 года был отменен.

12 января 1950 года Президиумом Верховного Совета СССР принят Указ «О применении смертной казни к изменникам родины, шпионам, подрывникам-диверсантам».

Из постановления бюро Ленинградского горкома ВКП(б) о Ракове Л.Л.: «Проверкой установлено, что Раков Л.Л. был одним из организаторов порочной экспозиции в Музее обороны Ленинграда. Экспозиция музея не отвечала сталинской периодизации Великой Отечественной войны. Оборона Ленинграда показывалась в отрыве от событий на фронтах Великой Отечественной войны, в ней затушевывалась забота партии и правительства и лично товарища Сталина о Ленинграде, умалялась роль рабочего класса и трудящихся в обороне Ленинграда. Вместе с тем экспозиция подхалимски восхваляла роль бывших руководителей обкома и горкома ВКП(б) — Кузнецова, Попкова, Капустина и других. Раков был инициатором создания портретной галереи ныне разоблаченной партийной группы. В экспозиции музея раскрывались секретные данные обстановки на бывшем Ленинградском фронте и обороны города (карты, таблицы, данные обстрела). Бывший руководитель Музея обороны Раков незаконно держал в музейных мастерских и в самом музее взрывчатые материалы, мины, боевые снаряды, патроны, пулеметы, винтовки, автоматы. Работая после музея директором Государственной Публичной библиотеки, Раков допустил засоренность кадров людьми, не вызывающими политического доверия, и враждебными элементами. Бюро горкома ВКП(б) постановило: 1. Снять Ракова Л.Л. с работы директора Государственной Публичной библиотеки. 2. Вопрос о партийной ответственности Ракова Л.Л. передать на рассмотрение парткомиссии ОК ЛГК ВКП(б). Подписал секретарь горкома ВКП(б) В. Андрианов».

20 апреля 1950 года Раков был арестован. 27 октября 1950 года следствие было закончено. Заслушивание дела происходило 31 октября 1950 года в закрытом судебном заседании в городе Москве, без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей.

Военная коллегия постановила: «Ракова Льва Львовича подвергнуть тюремному заключению на двадцать пять лет и с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества». В тюремной карточке было записано: «Измена Родине и антисоветская агитация».

Вот один из самых ярких документов «ленинградского дела»:

В. Абакумов

№ 6370/А «18» января 1950 года.

Совершенно секретно.

Центральный комитет ВКП(б) товарищу Сталину И.В.

При этом представляю список на остальных арестованных по «ленинградскому делу». МГБ СССР считает необходимым осудить Военной коллегией Верховного суда СССР в обычном порядке, без участия сторон, в Лефортовской тюрьме, с рассмотрением дел на каждого обвиняемого в отдельности.

Первое. — Обвиняемых, перечисленных в прилагаемом списке с 1-го по 19-й номер включительно: Соловьева, Вербицкого, Левина, Бадаева, Вознесенского, Курбатина, Вознесенскую, Бондаренко, Харитонова, Бурилина, Басова, Никитина, Талюш, Сафонова, Галкина, Иванова, Бубнова, Петровского, Чурсина, — к смертной казни — расстрелу, без права обжалования, помилования и с приведением приговора суда в исполнение немедленно.

Второе. — С 20-го по 32-й номер списка включительно: Григорьева, Колобашкина, Синцова, Бумагина, Бояр, Клеменчук, Кузьменко, Таирова, Шумилова, Никанорова, Хованова, Ракова и Белопольского, — к 25 годам заключения в тюрьму каждого.

Третье. — С 33-го по 38-й номер списка: Тихонова, Павлова, Лизунова, Подгорского, Ведерникова и Скрипченко, — на 15 лет заключения в особый лагерь каждого.

Прошу Вашего разрешения.

Абакумов

В. Абакумов

№ 7220/А 1950 год Совершенно секретно Центральный Комитет ВКП(б) товарищу Сталину И.В.

При этом представляем обвинительное заключение по делу Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина, Родионова, Турко, Закржевской и Михеева, всего в количестве девяти человек. Считаем необходимым осудить всех их Военной коллегией Верховного суда Союза ССР, причем основных обвиняемых Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина и Родионова, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года, к смертной казни — расстрелу, без права помилования, с немедленным приведением приговора суда в исполнение. Турко — к 15 годам тюрьмы, Закржевскую и Михеева — к 10 годам тюремного заключения каждого. Состав суда определить: председательствующий — заместитель председателя Военной коллегии Верховного суда Союза ССР генерал-майор юстиции Матулевич И.О., члены суда — генерал-майор юстиции Зарянов И.М. и генерал-майор юстиции Детистон И.В. Дело заслушать в Ленинграде без участия сторон (прокурора и адвокатов) в закрытом заседании, без опубликования в печати, но в присутствии 100–150 чел. из числа партийного актива ленинградской организации. Слушание дела, с учетом необходимости тщательной подготовки судебного разбирательства, можно было бы, по нашему мнению, начать 25 сентября 1950 года. Просим Ваших указаний.

Абакумов, Вавилов

Из докладной записки С.Н. Круглова и И.А. Серова Н.С. Хрущеву о реабилитации родственников лиц, осужденных по «ленинградскому делу»:

«10 декабря 1953 г.

Секретарю ЦК КПСС товарищу Хрущеву Н.С.

МВД СССР докладывает об осужденных и высланных в ссылку Военной коллегией Верховного суда СССР и Особым Совещанием МГБ по «ленинградскому делу» в 1949–1951 годах.

По имеющимся в МВД СССР данным, всего было осуждено 214 человек, из них 69 человек основных обвиняемых и 145 человек из числа близких и дальних родственников. Кроме того, 2 человека умерли в тюрьме до суда.

При этом Военной коллегией Верховного суда СССР осуждено 54 человека, а остальные осуждены Особым Совещанием МГБ.

Согласно имеющимся приговорам Военной коллегии и постановлениям Особого Совещания 23 человека осуждены Военной коллегией к ВМН (расстрелу), 85 человек осуждены на различные сроки содержания в лагерях и тюрьмах на срок от 5 до 25 лет, один человек помещен в психиатрическую больницу для принудительного лечения и 105 человек постановлениями Особого Совещания МГБ направлены в отдаленные районы страны в ссылку на различные сроки, в основном от 5 до 8 лет.

Из общего числа осужденных 36 человек работали в Ленинградском обкоме и горкоме КПСС, а также в областном и городском исполкомах, 11 человек — на руководящей работе в других обкомах КПСС и облисполкомах и 9 человек — в райкомах и райисполкомах Ленинградской области.

Разобравшись с лицами, осужденными по «ленинградскому делу», Министерство внутренних дел СССР считает целесообразным пересмотреть архивно-следственные дела на родственников осужденных для вынесения заключений об отмене решений Военной коллегии и быв. Особого Совещания МГБ, т. к. на абсолютное большинство из них не имеется серьезных оснований для привлечения к уголовной ответственности или высылке в дальние районы страны.

Так, например:

Осуждены Особым Совещанием МГБ на 5 лет ссылки мать бывшего секретаря Ленинградского обкома партии Бадаева в возрасте 67 лет и две его сестры, проживавшие самостоятельно.

Осуждены в ссылку отец бывшего секретаря Ленинградского горисполкома Бубнова в возрасте 72 лет, мать 66 лет, два брата и две сестры.

У бывшего заведующего отделом комсомольских и профсоюзных органов Ленинградского обкома Закржевской осуждены Особым Совещанием в ссылку три сестры и дочь одной из сестер — Балашова Таисия в возрасте 20 лет.

У бывшего секретаря Ленинградского горкома Левина осуждены на разные сроки лагерей и ссылки мать, жена и три брата. Причем все три брата значительно старше Левина, а одному из них 60 лет.

У бывшего заместителя председателя Ленгорисполкома Галкина, кроме его жены, осуждены брат с женой и сестра на 5 лет ссылки каждый и дочь брата на 3 года ссылки.

Приведенные примеры свидетельствуют о том, что Особое Совещание МГБ без законных оснований только по родственным признакам, в том числе и дальним, осудило на различные сроки содержания в тюрьмах и лагерях, а также в ссылку большую группу лиц. В связи с изложенным Министерством внутренних дел СССР будут все следственные дела на эту группу осужденных пересмотрены и с заключениями направлены Генеральному прокурору СССР с просьбой опротестовать в установленном законом порядке перед Верховным судом СССР и отменить решения Военной коллегии и Особого Совещания МГБ по лицам, незаконно осужденным.

Вся эта работа будет выполнена в месячный срок.

О результатах будет Вам доложено дополнительно.

Приложение: список осужденных.

С. Круглов, И. Серов».

15 апреля 1954 г. было принято постановление Президиума ЦК КПСС о реабилитации лиц, проходивших по «ленинградскому делу».

№ 58. п. XV — О деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других.

1. Принять в основном представленный проект постановления ЦК КПСС о деле Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других.

2. Поручить Секретариату ЦК КПСС с учетом состоявшегося обмена мнениями на заседании Президиума ЦК отредактировать проект постановления и внести на утверждение в Президиум ЦК.

3. Разрешить Прокурору СССР после принятия решения опротестовать приговор Военной коллегии Верховного суда СССР по данному делу на предмет его прекращения и реабилитации осужденных.

4. Поручить т. Хрущеву выехать в мае с. г. в гор. Ленинград и доложить активу Ленинградской партийной организации о решении ЦК КПСС по делу Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других.

12 мая 1954 года на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР «дело по обвинению Ракова Л.Л. пересмотрено. Приговор по вновь открывшимся обстоятельствам отменен за отсутствием состава преступления, дело прекращено. Ракова Л.Л. из-под стражи освободить».

15 мая 1954 года Лев Львович вышел на свободу. Для освободившихся в этот день вместе с ним товарищей по «ленинградскому делу» — М.А.Таирова, А.М. Григорьева, Э.П. Бояра — Раков провел экскурсию по Владимиру.

Вместе с ним по «ленинградскому делу» отбывали во Владимирской тюрьме наказание еще несколько человек.

ЗАКРЖЕВСКАЯ ТАИСИЯ ВЛАДИМИРОВНА, инженер-геолог, заместитель начальника секции изысканий. Арестована 27 июля 1949 года по обвинению: «участница вражеской группы — вредительство». Приговорена к тюремному заключению на срок 10 лет. Во Владимирскую тюрьму прибыла 5 ноября 1950 года. 27 января 1954 года переведена во Внутреннюю тюрьму МВД СССР. 30 апреля 1954 года дело прекращено за отсутствием состава преступления, она была освобождена и реабилитирована.

В декабре 1954 года выступала свидетелем по делу бывшего министра МГБ Абакумова. С октября 1954-го — главный инженер конторы Торфразведка. («Репрессированные геологи». Гл. ред. В.П. Орлов. Отв. редакторы Л.П. Беляков, Е.М. Заблоцкий. М.; СПб., 1999. Тюремная карточка. Владимирская тюрьма.)

ХОВАНОВ НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ. Из материалов тюремной карточки: «1904 года рождения, профессии не имеет. Арестован 18 декабря 1949 года. Характер преступления: «вредительская и подрывная работа». Приговорен к тюремному заключению на срок 25 лет. Во Владимирскую тюрьму прибыл 5 ноября 1950 года. Переведен 7 марта 1953 года во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР в г. Москву в распоряжение по особо важным делам МГБ СССР. На основании телеграфного распоряжения начальника отдела «А» МГБ СССР от 4 марта 1953 года № 6041 26 января 1954 года освобожден на основании Определения Военной коллегии Верховного суда от 13 января 1954 года в связи с прекращением дела».

СИНЦОВ НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ, журналист, преподаватель русского языка. Ряд его статей выходил в журнале «Звезда». Из материалов тюремной карточки: «Арестован 20 апреля 1950 года. Прибыл во Владимирскую тюрьму 9 ноября 1950 года. Приговорен к 25 годам тюремного заключения. 24 мая 1954 года освобожден по Определению Военной коллегии Верховного суда от 14 мая 1954 года в связи с прекращением дела».

МИХЕЕВ ФИЛИПП ЕГОРОВИЧ, 1902 года рождения, управляющий делами Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), арестован 5 августа 1949 года. Характер преступления: «вредительская и подрывная работа». Приговорен к 10 годам тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 5 ноября 1950 года. 27 января 1954 года выбыл во Внутреннюю тюрьму МВД СССР. Впоследствии был освобожден и реабилитирован.

ТАИРОВ МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВИЧ, 1906 года рождения, техник сельского хозяйства. Михаил Алексеевич стоял у истоков агропромышленного комплекса Ленинградской области. Под его руководством происходило коренное преобразование в земледелии и животноводстве, создание плодородных земель на месте болот и пустошей, развитие овощеводства, картофелеводства, обеспечение многомиллионного города молоком и мясом. В 1939 году был отмечен на Всесоюзной сельскохозяйственной ярмарке за то, что он, будучи старшим агрономом Лужского райземотдела, за пять лет в колхозах ввел правильные севообороты и сортовые посевы. В 1938 году назначен на должность старшего референта при президиуме и председателе облисполкома Ленинградской области. В мае 1941 года утвержден начальником областного управления сельского хозяйства. В годы войны уполномоченный Военного совета Ленинградского фронта по воздушным перевозкам. Арестован 2 сентября 1949 года как «враг народа». Приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к 25-ти годам тюремного заключения. 15 мая 1954 года освобожден в связи с прекращением дела. После возвращения в Ленинград он был назначен начальником управления мелиорации, затем работал начальником треста овощекартофелеводческих совхозов, первым заместителем председателя областного совета. Одновременно экстерном закончил сельскохозяйственный институт и аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Вел научную работу в качестве заместителя председателя президиума отделения ВАСХНИЛ по нечерноземной зоне РСФСР.

КУЗЬМЕНКО ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ, 1909 года рождения, журналист, преподаватель истории. Арестован 17 октября 1949 года. Характер преступления: «вредительская и подрывная работа». Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 25 лет тюремного заключения. 21 мая 1954 года освобожден в связи с прекращением дела.

ТУРКО ИОСИФ МИХАЙЛОВИЧ, 1908 года рождения, партийный деятель. Сын рабочего.

Образование получил в Ленинградском инженерно-экономическом институте. С 1926 года работал на стекольном заводе. С 1929-го по 1934 год — инженер-экономист, начальник планово-производственного отдела, с сентября 1937 года — директор завода «Пролетарий» города Ленинграда. В декабре 1936 года вступил в ВКП (б). С апреля 1940 года секретарь по кадрам, первый секретарь Красногвардейского райкома партии города Ленинграда. С сентября 1944 года секретарь, с января 1945 года — второй секретарь Ленинградского обкома партии. Один из организаторов обороны города во время Великой Отечественной войны. С августа 1946 года секретарь Ярославского обкома ВКП (б). С 1946 года-депутат Верховного Совета СССР. В связи с так называемым «ленинградским делом» в феврале 1949 года снят с поста и переведен в резерв ЦК ВКП (б). В апреле 1949 года назначен на второстепенный пост заместителя председателя Владимирского облисполкома. 24 августа 1949 года был арестован. 1 октября 1950 года приговорен Военной коллегией Верховного суда к 15 годам тюремного заключения, как «участник враждебной группы, вредитель». Прибыл во Владимирскую тюрьму 5 ноября 1950 года. После смерти И.В. Сталина, 27 января 1954 года, переведен во Внутреннюю тюрьму МВД СССР. 30 апреля 1954 года реабилитирован, а 26 мая — восстановлен в партии. С октября 1954 года — заместитель председателя Кустанайского облисполкома. С февраля 1956 года — заместитель председателя исполнительного комитета Ленинградского областного Совета. (Использованы материалы из кн.: Залесский К.А. «Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь». М.: Вече. 2000. Тюремная карточка. Владимирской тюрьмы.)

ГРИГОРЬЕВ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ, 1907 года рождения, техник-электрик, арестован 16 октября 1949 года. Прибыл во Владимирскую тюрьму 9 ноября 1950 года. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 25 лет лишения свободы. 15 мая 1954 года освобожден в связи с прекращением дела.

БОЯР ЭМИЛЬ ПЕТРОВИЧ, 1902 года рождения. В 1949 году- заместитель председателя исполнительного комитета Ленинградского областного Совета. 27 августа 1949 года арестован. Приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к 25 годам тюремного заключения.

Освобожден 15 мая 1954 года в связи с прекращением дела.

БУМАТИН ГРИГОРИЙ ХАРИТОНОВИЧ, 1904 года рождения. С 1918 года проходил службу в РККА. С 1932 года на партийной работе. В 1939 году секретарь Ленинградского областного комитета ВКП(б) по кадрам. В годы Великой Отечественной войны возглавил партизанское движение. По указанию Ленинградского обкома партии весь партийный актив во главе с секретарями райкомов партии остался на оккупированной территории для организации борьбы с захватчиками. Благодаря этому уже летом 1941 года была создана широкая и разветвленная сеть нелегальных райкомов партии, возглавивших партизанское движение. В первых числах июля Ленинградский обком ВКП(б) утвердил группу партийных работников, на которых возлагалось руководство партизанским движением в области. Эту группу возглавил Григорий Буматин. По его предложению 27 сентября Ленинградский обком принял решение создать штаб партизанского движения. С июля 1944-го по 24 ноября 1948 года первый секретарь Новгородского областного комитета ВКП(б). Арестован 21 октября 1949 года. Приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к 25 годам тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 9 ноября 1950 года. Освобожден 27 мая 1954 года в связи с прекращением дела.

КУЗНЕЦОВА-ВОИНОВА ЗИНАИДА ДМИТРИЕВНА, 1906 года рождения, жена секретаря ЦК ВКП(б) Кузнецова Александра Александровича, арестованного по «ленинградскому делу» 13 августа 1949 года. Военной коллегией Верховного суда СССР 30 сентября 1950 года Кузнецов приговорен к расстрелу. 1 октября 1950 года приговор приведен в исполнение. Кузнецова-Воинова арестована 20 октября 1950 года. Характер преступления — «Член семьи изменника Родины». Во Владимирскую тюрьму прибыла 23 ноября 1950 года. Осуждена Особым совещанием при МГБ СССР к 10 годам тюремного заключения. 4 октября 1952 года переведена во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР в город Москву. Освобождена 9 февраля 1954 года на основании Определения Военной коллегии Верховного суда СССР.

ЛИТВИНОВА МАРИЯ АНДРЕЕВНА (ВОЗНЕСЕНСКАЯ), 1907 года рождения, жена первого председателя Государственного комитета при Совете Министров СССР Вознесенского Николая Алексеевича, арестованного по «ленинградскому делу». Арестована 20 октября 1950 года. Характер преступления: «Измена Родине». Особым Совещанием при МГБ осуждена 11 ноября 1950 года на срок 10 лет тюремного заключения. Во Владимирскую тюрьму прибыла 21 ноября 1950 года. Литвинова М.А., находясь во Владимирской тюрьме, содержалась в одной камере с Лидией Руслановой и Зоей Федоровой. Освобождена 9 февраля 1954 года на основании определения Военной коллегии Верховного суда в связи с прекращением дела.

ВИРОЛАЙНЕР ВОЛЬДЕМАР МАТВЕЕВИЧ, 1901 года рождения. Арестован 17 января 1952 года. Характер преступления — «измена Родине». Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 31 июля 1952 года на срок 25 лет тюремного заключения. Освобожден в связи с прекращением дела 16 июля 1954 года на основании Определения Военной коллегии Верховного суда. Виролайнер В.М. -железнодорожник, генерал-директор тяги 3-го ранга, депутат Верховного Совета 1-го и 2-го созывов. Начал свою трудовую деятельность с 1914 года, посвятил ее железной дороге. В 1918 году машинист паровоза, доставлял продовольствие в революционный Петроград. В 1920 году вместе с товарищами разыскал «ленинский» паровоз Н2-293, отремонтировал его и в течение года на нем работал. В декабре 1931 года — начальник паровозного депо станции Калинин. После окончания в 1939 году Всесоюзной транспортной академии являлся заместителем Северной железной дороги. В годы Великой Отечественной войны с 1942-го по 1944 год возглавлял Волховский железнодорожный узел, был уполномоченным Народного комиссариата путей сообщения. Руководил подготовкой и отправкой эшелона с продовольствием и сам же его сопровождал в 1943 году в блокадный Ленинград. В 1945 году — начальник Кировской железной дороги. С февраля 1947-го по февраль 1950 года председатель Совета министров Карело-Финской ССР. Репрессирован по «ленинградскому делу» в 1952 году.

КУПРИЯНОВ ГЕННАДИЙ НИКОЛАЕВИЧ, 1905 года рождения, секретарь ЦК ВКП(б) Карело-Финской ССР, генерал-майор. Арестован по «ленинградскому делу» 17 марта 1950 года. Характер преступления: «измена Родине». Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 17 января 1952 года на 25 лет исправительно-трудовых лагерей с конфискацией имущества. 21 июля 1952 года Военная коллегия Верховного суда меру наказания — исправительно-трудовые лагеря заменила тюремным заключением на тот же срок. Предпосылкой ареста Куприянова Г.Н. стала большая проверка в сентябре 1949 года в карело-финской компартии, результаты которой были представлены Маленкову. Согласно записке инспектора ЦК Григория Кузнецова, Центральный комитет республиканской компартии и лично Г.Н. Куприянов проигнорировали решение ЦК ВКП(б) об исправлении ошибок в руководстве хозяйством и партийно-политической работе, продолжая проводить свою прежнюю линию в руководстве республикой. Куприянову было предъявлено обвинение в ежегодном невыполнении планов в промышленности и сельском хозяйстве, покровительстве скомпрометировавшим себя работникам, зажиме критики и отсутствии коллегиальности в работе. Находясь под следствием, Геннадий Николаевич прошел пытки и избиения. Вот отрывок из письма Куприянова Г.Н., направленного из тюрьмы 18 октября 1953 года Прокконену П.С., председателю Совета министров КФССР с просьбой сказать правду о предъявленных обвинениях к секретарю ЦК КП(б) КФССР: «17 марта меня арестовали. Следствие шло два года. Два подполковника и один полковник под общим руководством Рюмина и Леонова упорно трудились, изощрялись: три с половиной месяца меня держали в темном сыром подвале при температуре + 5 градусов в одном белье. Лишь когда я выбивался из сил и падал в обморок, приводили в камеру и давали поспать, немного прийти в себя и через 1–2 дня снова уводили в подвал. Меня били до потери сознания. Били руками и ногами, вышибли три зуба, два повредили, золото с 3-х зубов забрали. Правда, выдали квитанцию. Она у меня и сейчас. С адской болью так выкручивали назад руки, что я долго не мог писать и даже держать ложку. Ел левой рукой, правая повисла, как плеть. Связывали много раз «в бараний рог», т. е. прикручивали пятки к затылку и тащили со второго этажа в подвал, а там со всей силой бросали на каменный пол и запирали в клетушку. У меня, у связанного, плясали на спине, ставили меня на голову, угрожали, тем, что: «если не подпишешь протокол, ребра переломаем, глаза вышибем. Жену и детей арестуем, а если подпишешь — им будет лучше и тебе легче»… За одно облегчение участи детей я готов был дать облить себя любой грязью. Махнул рукой и стал подписывать все, многое не читая, многое в полусознании. Вот такими методами эти садисты сфабриковали «дело» и обвинили меня:

1) в том, что я злоупотреблял правом члена Военного совета фронта, противодействовал органам Г.Б. в разоблачении врагов и отменил около 85 % смертных приговоров, вынесенных по их материалам;

2) засорял войска фронта политически неблагонадежным элементом, «досрочно освободил 45 заключенных, взяв их в ряды войск»;

3) разоружил в 1941 году охрану лагерей ББК, изъяв у них 9 тысяч винтовок и 120 Р. П. (ручных пулеметов);

4) растрепал 155-й полк МВД, бросив его с охраны канала в бой под Медвежьегорском, когда эти войска предназначаются для других целей, а не для боев на фронте…

После войны — вредительствовал. Это главное обвинение. Оно обосновано такими фактами:

1. Привлекал на лесозаготовки людей из др. отраслей нар. х-ва, чем наносил вред тем отраслям.

2. Переселил в КФССР финнов-ингерманландцев, чем умышленно засорял пограничную полосу политически враждебным народом. Ввел в заблуждение Правительство СССР, представляя финнов в хорошем свете. Истратил большие суммы на их переселение.

3. Выпустил из тюрем в 1938 году явных буржуазных националистов и выдвинул их на отв. работу (Золина, Савельева и др.). Я не буду опровергать военные обвинения. Об этом я написал К.Е. Ворошилову и С.А. Желтову.

В отношении финнов и их переселения я всегда считал, что финны, как и карелы, трудолюбивый народ, что для лесной промышленности это клад. Я проявил инициативу в их переселении в Карелию. Они охотно ехали к нам. Все меня поддерживали в том вопросе.

Вспомнили лето 1944 года — мою записку по поводу участия карел в Отечественной войне, не раз давали зуботычины. Обвиняли в лжи и тенденциозности этой записки. Следователь стоял на позициях Штыкова в этом вопросе и считал, что КФССР надо было ликвидировать, а карел выслать, как крымских татар».

4 августа 1952 прибывает во Владимирскую тюрьму, в декабре 1953-го этапирован в Верхнеуральскую тюрьму МВД СССР. 28 июня 1954 года прибывает во Владимирскую тюрьму. 15 января 1955 года этапировали в Бутырскую тюрьму города Москвы, оттуда в Иркутскую область, в село Александровское. 22 декабря 1955-го убывает во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР. Освобожден только 23 марта 1956 года, реабилитирован 31 июля 1957 года.

ТРОФИМОВ АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, 1905 года рождения, главный инженер бумажного комбината в поселке Харлу Карело-Финской ССР. Арестован по «ленинградскому делу» 28 апреля 1948 года. Характер преступления: «Экономическая контрразведка». Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 17 января 1952 года на 25 лет исправительно-трудовых лагерей. По Определению Военной коллегии Верховного суда СССР 21 июля мера наказания — исправительно-трудовые лагеря заменена тюремным заключением на тот же срок. 2 сентября 1954 года освобожден в связи с прекращением дела.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ПАРИН, академик, секретарь Академии медицинских наук. Под его руководством в годы войны были созданы кровезаменители «Плазма». После визита в США арестован. Уже потом, позже, на тюремной карточке напишут: «Шпион Америки».

История ареста В.В. Парина была типична для того времени. Одним из пунктов программы пребывания делегации советских ученых в США, утвержденной министром здравоохранения, значилась передача американской стороне для публикации статьи ученых-биологов Клюева и Роскиной о создании в СССР противораковой вакцины «Кл. Одновременно эта статья готовилась для публикации и в нашей стране.

7 февраля 1947 года Василий Васильевич возвратился из США в СССР. 17 февраля его вызвали в Кремль. В кабинете Хозяина были Берия, Жданов, Молотов. Сталин в разговоре участия не принимал. Жданов расспросил Парина об обстоятельствах передачи текста статьи американцам. Парин сослался на разрешение министра здравоохранения. Присутствующий здесь же министр принялся доказывать, что он ни в чем не виноват и, как говорится, «ни сном ни духом». Клюева и Роскину, как соавторов открытия, спросили, доверяют ли они Парину. «Доверяем», — ответили те. «А я ему не доверяю», — сказал Сталин. Разговор был окончен. Уже по дороге домой Василий Васильевич понял, что надо быть готовым ко всему, в том числе и к аресту. За ним пришли через два часа. Обыск продолжался двое суток, следствие длилось год и два месяца, заключение — семь лет.

В своих воспоминаниях В.В. Шульгин пишет о В.В. Парине: «Я хотел бы сейчас вспомнить о Василии Васильевиче Парине, с которым пришлось сидеть некоторое время в тюрьме. Когда он пришел в нашу камеру, меня прежде всего поразило молодое лицо и совершенно белоснежная голова, он преждевременно поседел, затем, естественно, как это всегда водилось в тюрьме, когда приходил новый человек, интересовались — отчего, почему и т. д… А затем, как человек деятельный, он постарался что-то дать тем, кого мы называли сокамерниками. Сокамерники там были разные, одни были непроходимые мерзавцы. Так что если говорить совершенно чистую правду, то они были хуже, чем тюремщики. По крайней мере, мы от них больше страдали Он собрал небольшую группу, потом другие присоединились, он просто читал лекции по своей специальности. Очень интересные были лекции. Он все излагал популярно, этим он каждый вечер вносил такую примирительную струю».

В 1945–1955 годах во Владимирской тюрьме отбывали наказание офицеры и генералы фашистской армии, признанные военными преступниками, осужденные по законам СССР и в соответствии с существовавшей в то время международной практикой. В течение 10 лет сотрудники государственной безопасности в отношении военных преступников проводили оперативно-следственную работу по выявлению разведывательной агентуры и военных преступлений, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в годы войны. Все они были приговорены к длительным тюремным срокам. Питание было скудное, но значительно отличалось в лучшую сторону от рациона военнопленных солдат, тех, что находились в лагерях.

В 1953 году ряд ограничений по переписке и получению денежных переводов и посылок для военнопленных были отменены. В соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 6 июня 1953 года был издан приказ МВД СССР, которым утверждалась «Инструкция о порядке переписки осужденных иностранцев со своими родственниками и порядке получения ими посылок и денежных переводов». Для переписки осужденных, кроме японцев, корейцев, китайцев и монголов, устанавливается следующий адрес: СССР, г. Москва, почтовый ящик № 5110.

Для переписки осужденных японцев, корейцев, китайцев и монголов устанавливается адрес: СССР, г. Хабаровск, почтовый ящик № 5120. В целях ускорения прохождения корреспонденции для каждого места заключения — лагеря и тюрьмы — устанавливается условный номер, который через дробь добавляется к указанным номерам почтовых ящиков. Владимирская особая тюрьма имела свои условные номера № 5110/49; 5120/49. Осужденным запрещалось сообщать в письмах: о дислокации лагеря, тюрьмы; условиях содержания в них заключенных; характере выполняемой заключенными работы; о содержащихся в лагерях (тюрьмах) заключенных; лицах лагерной (тюремной) администрации; содержании приговора и сроке наказания. Запрещалось прибегать к тайнописи, шифрам и другим условным приемам письма; писать в почтовых открытках доверенности на имущество и деньги; просить родственников обращаться в различные учреждения с ходатайством об их освобождении из лагеря (тюрьмы) и репатриации на родину; употреблять в письмах слова «военнопленный», «интернированный», «осужденный», «заключенный», «тюрьма». Переписка осужденных с их родственниками должна носить только личный, семейно-бытовой характер.

Для написания писем осужденным выдавались чернила, ручки с перьями. Писание писем карандашом или какими-либо химикатами и жидкостями не допускалось. От осужденных требовали, чтобы они писали письма крупным, разборчивым почерком; в противном случае открытки к приему и отправке не подлежали.

В 1955 году, после визита в СССР канцлера К. Аденауэра, Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осужденных за военные преступления». На основании данного Указа в 1955–1956 годах из мест заключения в СССР были досрочно освобождены и репатриированы в ГДР — 3104, в ФРГ — 6432 человека, в том числе 273 человека, как военные преступники, переданы в распоряжение правительства ГДР, 471 человек — в распоряжение правительства ФРГ, 28 немцев были задержаны по просьбе Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, 4 человека оставлены в связи с возбуждением ими ходатайства о приеме советского гражданства (Военнопленные в СССР, док. № 8.60.). Содержащиеся высшие офицеры и генералы германской армии из Владимирской особой тюрьмы были переданы властям Германии в качестве неамнистированных преступников.

СПИСОК ГЕНЕРАЛОВ И ВЫСШИХ ОФИЦЕРОВ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ — ЗАКЛЮЧЕННЫХ ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ

АДЕЛЬМАН РЮДИГЕР, германский консул в г. Плоешты, Румыния.

АНГЕЛИС МАКСИМИЛИАН, командующий 2-й танковой армией.

АУИНГЕР ЮЗЕФ, гестаповец.

АЙХИНГЕР ГЕРБЕРТ, военный преступник.

АЙХГОРН ВАЛЬТЕР, военный преступник.

БЕККЕРЛЕ АДОЛЬФ-ГЕЙНЦ, посол Германии в Болгарии.

БЕНТИВЕНЬИ ФРАНЦ, начальник военной контрразведки «Абвер».

ФОН БРЕДОВ ГАНС, командующий Балтийским побережьем.

ВЕЙДЛИНГ ГЕЛЬМУТ, комендант Берлина, умер в 1955 году.

ГАММЕРШМИДТ ФРИЦ, начальник штаба полиции Берлина.

ГУЗЕ ГЮНТЕР, адмирал германского ВМФ, умер 06.05.1953 года.

ДИТЛЬ АЛЬБЕРТ, полковник, умер 13.08.1946 года.

КЛОР ЭБЕРХАРД, заместитель начальника разведоргана «Абверштелле Вена».

КРАФФТ ЭРНСТ, контр-адмирал, умер 27.07.1954 года.

КЕЙТЕЛЬ ЭРНСТ, начальник штаба дивизии, сын фельдмаршала Кейтеля.

КИЧМАН ХОРСТ, германский военный атташе в Финляндии.

КЛЕЙСТ ЭВАЛЬД, генерал-фельдмаршал, умер 15.10.1954 года.

МЮЛЛЕР ЗИГФРИД, офицер штаба, брат Мюллера, шефа гестапо.

ПРАНГЕ ГЕНРИХ, сотрудник германского МИДа.

ПИККЕНБРОК ГАНС, начальник военной разведки «Абвер-1».

ПАНЦИНГЕР ФРИЦ, оберфюрер войск «СС», начальник отдела «А» гестапо.

РИТГЕН ГЕРМАН, начальник отдела печати германского Красного Креста, умер 23.12.1952 года.

РАТТЕНХУБЕР ИОГАНН, начальник личной охраны Гитлера.

ФОСС ГАНС-ЭРИХ, вице-адмирал военно-морского флота при ставке Гитлера.

ЦЕЙХ ГЕНРИХ, заведующий военно-гигиеническим штабом, умер 31.03.1949 года.

ШТРЕККЕНБАХ БРУНО, командир 19-й латышской армии «СС».

ШМИДТ РУДОЛЬФ, командующий 2-й танковой армией.

ШЕРНЕР ФЕРДИНАНТ ГАНС, генерал-фельдмаршал, командующий армией «Центр».

ЭККОЛЬД ВИЛЬЕЕЛЬМ, начальник охраны Геббельса.

В одной справке на заключенного Шернера Ф. заместитель начальника тюрьмы № 2 УМСД Д.И. Крот дал ему следующую характеристику:

«Заключенный Шернер Фердинанд по своим убеждениям — ярый немецкий националист, противник коммунизма и особенно немецких коммунистов, которые, по его мнению, якобы не выражают национальных интересов Германии, а лишь проводят политическую линию, предписанную Советским Союзом».

Во время пребывания в тюрьме генералов вермахта произошел курьезный случай. Скончался генерал-фельдмаршал Клейст. Как это обычно делалось, его завернули в одеяло и похоронили на кладбище. Через некоторое время, после визита в СССР канцлера Аденауэра, в тюрьму пришло распоряжение о передаче немецкой стороне военных преступников. Было решено провести эксгумацию тела Клейста, переодеть его в фельдмаршальский мундир и отправить на родину. Вместе с высшим составом германской армии на родину из Владимирской тюрьмы были репатриированы солдаты и офицеры низших чинов, сотрудники дипломатических миссий, солдаты и офицеры армий союзников Германии и различные категории граждан, которые сотрудничали с вермахтом.

После разгрома милитаристской Японии в тюрьме оказались солдаты и офицеры Квантунской армии. Согласно совместному распоряжению МВД, Министерства юстиции и Главной военной прокуратуры СССР, аресту и привлечению к уголовной ответственности подлежали лица, в отношении которых будут доказательства ведения ими враждебной деятельности против СССР. Разведчиков, контрразведчиков, агентуру, командно-преподавательский состав и курсантов шпионско-диверсионных школ и отрядов, работников «противоэпидемических отрядов» предписывалось судить по статьям 586 и 584 УК РСФСР, военных преступников, участвующих в подготовке военного нападения на СССР, организаторов военных конфликтов на оз. Хасан и р. Халхин-Гол — по статьям 582 и 584 УК РСФСР, руководящий состав общества «Кио-Ва-Кай» — по статьям 584 и 5811 УК РСФСР.

Многие военнопленные Квантунской армии были сотрудниками разведки и представляли большой интерес для советских спецслужб. После их обработки, установления доказательной базы их шпионской и диверсионной деятельности против СССР они получили длительные сроки тюремного заключения. После того как с ними закончили работать сотрудники государственной безопасности, они были размещены в общие камеры, разговаривать и читать книги на родном языке у них не было возможности.

В деле заключенного Юй И Джи, генерал-лейтенанта японской армии, начальника штаба «Кио-Ва-Кай», руководителя религиозного общества «Красная свастика», нашли письмо, обращенное к начальнику тюрьмы: «Я по национальности китаец, вот уже семь лет как нахожусь в заключении, и за это время мне почти не приходилось разговаривать на родном языке. Русский язык я почти не знаю (располагаю парой десятков слов). Целыми днями я вынужден сидеть и молчать. Книг на китайском в тюрьме также нет. Все это страшно угнетает… Я на старости лет начинаю забывать свой родной язык».

В своей книге «Пятна» В.В. Шульгин описывает, как ему довелось сидеть вместе с японским генералом. Когда в камеру, где он сидел, ввели пожилого мужчину, «…он был очень тихий, но, когда с ним познакомились, оказалось, что он японский генерал. Он очень плохо справлялся с русским языком, но все-таки объяснил мне, что он по религии буддист и что как только вернется на родину, то выйдет в отставку и будет священником. Между прочим, он был хиромантом. Рассмотрев мою руку, он сказал, что только в книгах видел такие линии. И предсказал мне какую-то необычайную будущность, во что я не поверил. Впрочем, и тогда я знал, что сам мало значу в своей судьбе и не являюсь ее «кузнецом». Она у меня предопределена под знаком зрелой кармы. Зрелая карма — это то, что не может быть предотвращено человеком. Незрелая карма — это когда человек может повернуть колесо фортуны.

Постепенно я лучше стал понимать язык будущего буддийского монаха. И наконец-то уяснил то, что он силился мне объяснить. Все было обточено короткой фразою: «Япония разбита. Не надо мстить». Это он постоянно повторял во время наших длинных бесед. Но на нем перечень японцев, с которыми я познакомился во Владимирской тюрьме, не кончается. Помню еще одного. Он был очень симпатичным человеком, и я в нем не разочаровался. Им переведены на японский язык две книги одного русского писателя — «Маньчжурские рассказы» и «Великий Ван» (Мистический тигр). Эти книги были о Маньчжурии еще до Русско-японской войны 1904–1905 годов.

Этот японец был настоящим дипломатом, но это не мешало ему быть веселым и добродушным товарищем по камере. Он развлекал нас тем, что без всяких объяснений представлял любого из нас посредством жестикуляции. Меня, например, изображал делающего физкультуру одновременно руками и ногами. Все узнавали меня.

Он был образованным человеком и познакомил меня с потрясшим меня заявлением: «Для среднего образования достаточно знать пять-шесть тысяч знаков, но, чтобы читать все книги, необходимо знать тридцать тысяч знаков»…»

На основании распоряжения Тюремного отдела МВД СССР № 30/3/2811 от 2 июня 1956 года японские военнопленные были репатриированы на родину.

СПИСОК ЯПОНСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ КВАНТУНСКОЙ АРМИИ, СОДЕРЖАВШИХСЯ ВО ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЕ

ОКАМОТО МОСАМИ, офицер штаба Квантунской армии.

ООВА ХИРОСИ, офицер полицейского отряда.

САКАТО ЯЦУСИ, начальник японской военной миссии в г. Дайрек.

ТАКСОК ЮТАК, начальник сектора радиоразведывательной информации.

ФУКУДА МИНОРУ, начальник полицейского управления Маньчжурского государства, действительный советник 2-го ранга.

ХОСИКО ТОСИО, командир 3-го тяжелого артиллерийского полка Квантунской армии.

МАЙНО СИГЕРУ, заместитель министра юстиции Маньчжурского государства.

МАРУМИ СИГЕНОРИ, дипломат японской дипломатической миссии в Венгрии.

МИН ИОСИТО, вице-консул консульства Маньчжурского государства.

НАКАМУРА КАМАСАБУРУ, дипломат японского генерального консульства, вице-консул.

АКИКУСА ШУН, генерал-майор японской армии, начальник военной миссии в г. Харбине.

АСАДО САБУРО, начальник 2-го отдела штаба Квантунской армии.

БАН ЮТАНА, начальник отдела радиоразведки.

ДОСИО ХИСАСИ, дипломат генерального консульства в г. Харбине, вице-консул.

КАТО ХАНУЗИРО, начальник главной ставки.

САТО ЯСУМУ, дипломат, начальник представительства Министерства иностранных дел Маньчжурского государства.

ОЦИ ТОКИО, офицер штаба Квантунской армии.

ЮЙ И ДЖИ, генерал-лейтенант японской армии, начальник штаба «Кио-Ва-Кай», один из руководителей религиозного общества «Красная свастика».

Мечисловас Рейнис, епископ Римско-католической церкви. Литовский государственный и религиозный деятель, ученый-психолог. Родился 4 или 5 февраля 1884 года в деревне Мадагаскарас Дайгайляйской волости Утенского уезда Литвы.

Окончил католическую Виленскую духовную семинарию, католическую Императорскую Петербургскую духовную академию. Магистр философии (1912 г.; тема диссертации: «Нравственные принципы Владимира Соловьева»). Также изучал физику, химию, геологию, минералогию, биологию, анатомию, физиологию, политическую экономию. В 1913 году совершенствовался в Страсбургском университете. Владел девятью иностранными языками.

Мечисловас Рейнис. 1930-е годы

Был рукоположен в священники. Во время Первой мировой войны (с 1915 года) был военным капелланом в госпитале. Преподавал в виленской гимназии. С 1916 года являлся профессором Виленской духовной семинарии. С 1922 года профессор Литовского университета в Каунасе (с 1930 года Университет Витаутаса Великого), руководил кафедрой теоретической и экспериментальной психологии. Один из основателей Литовской академии наук и искусств.

С 1923 года — прелат. В 1925–1926 годах был министром иностранных дел Литвы как представитель Христианско-демократической партии.

С 1926 года — титулярный епископ Тиддитанский, коадъютор епископа Вилкавишского. Автор статей по вопросам психологии, этики, богословия, педагогики. В 1939 году опубликовал монографию «Проблемы расизма». По словам профессора Оны Воверене, в этой работе епископ Рейнис глубоко исследовал суть идеологии фашизма и коммунизма, а также расизм, все формы его проявления и установил, что эти идеологии являются равноценными тоталитарными идеологиями. Все они бесчеловечны. В своей книге ученый призывал бороться с обеими идеологиями, поскольку обе они отравляют сознание людей, вдобавок к этому коммунистическая идеология своими атеистическими идеями отнимает у человека его душу и все его гуманистические духовные ценности. Кроме того, коммунисты фальсифицируют науку, они уничтожили государственность, в статус правителей государства выдвинули коммунистическую партию, все дела государства подчиняют интересам этой партии, игнорируют конституцию, говорят неправду, на уровень государственности выдвинули лицемерие.

Лист из дела заключенного Мечисловаса Рейниса, архиепископа Литвы

В июле 1940 года, после переноса в Вильнюс столицы Литовской Республики, епископ Рейнис был назначен помощником архиепископа Вильнюсского Ялбжиковского в сане титулярного архиепископа Ципселенского. В июне 1942-го, после депортации архиепископа, он стал управляющим епархией в должности апостольского администратора Могилева и Минска. 22 августа 1942 года он сообщал в Рим об аресте пятидесяти священников; шестеро были приговорены к смерти. Епископу Рейнису удалось добиться открытия закрытой немецкими властями Вильнюсской духовной семинарии (в феврале 1945 года она была вновь закрыта, на этот раз органами советской власти).

Из дела заключенного Рейниса: «Мечисловас Рейнис сын Иеронимаса был задержан в Вильнюсе 9 июня 1947 года за уклонение от суда, а 12 июня 1947 года в отношении его было вынесено обвинительное заключение за активную антисоветскую деятельность». Из обвинительного заключения по следственному делу № 10723: «Рейнис был одним из организаторов существующей в Литве реакционной партии христианских демократов и с 1917-го по 1925 год был членом ЦК этой партии. В сентябре 1917 года участвовал в конференции по выборам «Литовские тарибы», на которой было принято решение об отделении Литвы от Советской России. В 1925 году в течение семи месяцев был министром иностранных дел в Литовском буржуазном правительстве. С 1926-го по 1940 год был участником националистической реакционной организации «Католическая акция», руководил молодежными организациями и оказывал им материальную помощь. Активно проводил враждебную Советскому Союзу пропаганду, выступал в печати с антисоветскими клеветническими статьями. Во время фашистской оккупации Литовской ССР систематически помещал в фашистской печати антисоветские статьи».

Из выписки протокола № 45 от 15 ноября 1947 года: «Постановили: Рейниса Мечисловаса с. Еронима (во многих документах дела заключенного записывалось Иероним либо Ероним) за пособничество изменникам родине, участие в антисоветской националистической организации и антисоветскую агитацию заключить в тюрьму сроком на 8 лет, считая срок с 12 июня 1947 года. Лично принадлежащее имущество конфисковать».

Через некоторое время Рейнис был направлен для отбытия наказания в город Владимир. Из письма заместителя министра Литовской ССР полковника Басова, направленного командиру конвойного полка войск МВД полковнику Мармитко и начальнику Внутренней тюрьмы МГБ лейтенанту Дорошенко: «…отконвоировать во Владимирскую тюрьму МВД, станция Владимир, осужденного государственного преступника Рейниса Мечисловаса сына Еронима, содержащегося во Внутренней тюрьме МГБ Литовской ССР. Отконвоирование прошу производить особым конвоем, в отдельной камере вагонзака, с соблюдением строгой изоляции от других арестованных.

Начальнику Внутренней тюрьмы тов. Дорошенко подготовить арестованного к отправке и обеспечить его на путь следования соответствующим довольствием».

Находясь во Владимирской тюрьме, Рейнис неоднократно писал прошения Председателю Президиума Верховного Совета Н.М. Швернику, но данные прошения оставались без ответа.

8 ноября 1953 года Мечисловас Рейнис умер. В медицинском акте о смерти, составленном врачами Владимирской тюрьмы, сообщалось: «Заключенный Рейнис заболел 7 сентября 1953 года в 16–00, когда появилась сильная головная боль, тошнота, головокружение, кратковременная потеря сознания. Кровяное давление составило 200/130. Больной был госпитализирован, несмотря на оказанную помощь, состояние ухудшалось, и в 18–00 8 ноября 1953 года заключенный умер. Заключение: смерть Рейниса наступила вследствие паралича сердца и дыхания на почве общего артериосклероза, склероза мозговых сосудов, гипертонии и кровоизлияния в мозг». (Архив УВД Владимирской области, фонд 10, арх. № 3145.)

Мечисловас Рейнис был захоронен на Князь-Владимирском кладбище у стен Владимирской тюрьмы. В 2000 году Тадеуш Кондрусевич, председатель Конференции католических епископов Российской Федерации, приезжал во Владимир и проводил молебен в месте, где мог покоиться прах архиепископа Литвы Мечисловаса Рейниса. Могила, где он захоронен, неизвестна. Сотрудники УФСИН России по Владимирской области передали представителю литовской делегации, профессору Вильнюсского университета Алдоне Василяускене материалы музея Владимирской тюрьмы о Мечисловасе Рейнисе. Это копия личного дела заключенного и фотографии. 30 октября 2010 года в рамках Всероссийского дня памяти жертв политических репрессий представители администрации Владимирской области и посольств Литвы, Эстонии, Украины и Польши открыли мемориальные доски на Князь-Владимирском кладбище. Они посвящены бывшим узникам знаменитого Владимирского централа — министру иностранных дел Литвы, архиепископу Мечисловасу Рейнису и украинскому архимандриту Климентию Шептицкому. И в католическом храме города Владимира есть памятная доска с именами репрессированных священнослужителей, на которой значится и имя епископа Рейниса.

Шептицкий Климентий Иванович, 1869 года рождения, уроженец села Прибличи Яворского района Львовской области, образование высшее духовное, архимандрит Унивского монастыря. Осужден Особым совещанием МГБ СССР от 28 февраля 1948 года за активную антисоветскую деятельность и укрывательство членов бандформирований украинских националистов по статьям 54-1а, 54–11 УК УССР к восьми годам тюремного заключения. Отбывал наказание во Владимирской тюрьме МВД СССР с 10 апреля 1948 года. Умер 1 мая 1951 года. Захоронен 3 мая 1951 года на городском Князь-Владимирском кладбище. Место захоронения неизвестно.

Климентий Шептицкий — один из руководителей Украинской греко-католической церкви. Обвинение против него строилось на взаимоотношениях Украинской греко-католической церкви и организации украинских националистов. Шептицкому вменялось в вину посредничество между польским и украинским подпольем в 1942–1944 годах, материальная и медицинская помощь, оказываемая монастырями и церквями подполью ОУН, участие ряда священнослужителей в руководстве УПА и подполья. Он был арестован в 1947 году. Очень интересна, трагична судьба архимандрита Климентия.

Период с 1939-го по 1941 год на Западной Украине — переход под советскую юрисдикцию — обернулся для местного населения массовыми репрессиями. Митрополитом Андреем (родным братом Климентия) было принято решение о направление делегации в Москву, чтобы выяснить намерения советской власти на территории Западной Украины. В 1944 году Климентий Шептицкий, уже после смерти митрополита Андрея, прибыл в Москву, где встретился с главой Совета по делам религиозных культов при Совнаркоме Полянским, который заверил, что репрессий и притеснений советская власть проводить не будет. Тогда Шептицкий встретился с офицерами НКВД, в их числе был и начальник иностранного отдела Павел Судоплатов. Ему было предложено, чтобы церковь выступила посредником в переговорах советской власти с националистическим подпольем. Переговоры не состоялись; репрессиям подверглась Украинская греко-католическая церковь. 30 мая 1947 года Управление МТБ по Львовской области подписало постановление об аресте Климентия Шептицкого. Из архивного уголовного дела: «Шептицкий Климентий был влиятельной личностью в формировании националистического движения и играл важную роль в практической борьбе украинских националистов против советской власти. Подписал майор МГБ Божко».

Спустя годы, в 1996 году, архимандрит Климентий Шептицкий получил звание «Праведник народов мира». За спасение евреев в период Второй мировой войны во время визита в 2001 году во Львов папы римского Иоанна Павла II он был беатифицирован.

В 1944 году был арестован и лидер украинского движения К.И. Осьмак. По материалам тюремной карточки: «Осьмак Кирилл Иванович родился в 1890 году в селе Шишаки Шишакского района Полтавской области, профессия — счетовод. Арестован 13 сентября 1944 года. Характер преступления: «Участие в контрреволюционной банде». Осужден Особым совещанием при МГБ СССР 10 июля 1948 года, сроком на 25 лет тюремного заключения. Отбывал наказание в Киевской тюрьме УМВД, в мае 1953 года переведен во Внутреннюю тюрьму МВД СССР в г. Москву. 17 марта 1955 года прибывает во Владимирскую тюрьму. Скончался 16 мая 1960 года. Причина смерти — кровоизлияние в мозг».

Биография Осьмака очень яркая и вместе с тем очень трагичная. После обучения в Московском сельскохозяйственном институте с 1910-го по 1916 год он уезжает на Украину. С 1917-го по 1918 год был членом Центральной рады. В июле 1917 года назначен руководителем отдела по изданию сельскохозяйственной литературы в Генеральном секретариате земледелия. В 1918 году в этой же должности переходит в Министерство земледелия. В апреле 1922 года становится председателем Терминологического бюро Сельскохозяйственного научного комитета Украины. Под его руководством бюро готовило к изданию Словарь украинской сельскохозяйственной терминологии. Работая в сельском хозяйстве, организовывал кооперативы. В 1928 году, в рамках борьбы с нэпом, неоднократно подвергался арестам. 2 марта 1930 года снова арест по сфабрикованному делу («Союз освобождения Украины»), осужден на три года концлагеря. После досрочного освобождения работает в народном хозяйстве. В 1938 году — новый арест по обвинению в организации террористического акта против Сталина. После выхода на свободу в 1940 году жил в Киеве, где сошелся с организацией украинских националистов и стал ее активным членом. Во время оккупации перебирается во Львов. В 1944 году был избран президентом Украинского Главного освободительного Совета. В 2004 году прах Кирилла Ивановича Осьмака был перезахоронен на Байковском кладбище в городе Киеве.

Корнеев Иван Алексеевич, 1902 года рождения, иеромонах. С 1920-го по 1921 год служил в Красной армии. В результате перенесенных заболеваний (малярия и тиф) получил тяжелейшее осложнение — заболел туберкулезом позвоночника, 11 лет был прикован к постели. С 1933-го по 1946 год работал биографом в разных издательствах. 17 апреля 1946 года был арестован. Особым совещанием при МГБ СССР 30 ноября 1946 года ему было предъявлено обвинение: «Участие в антисоветской церковной организации и террористические высказывания». Приговорен к семи годам тюремного заключения. Отбывал наказание во Владимирской тюрьме до 1956 года.

Из воспоминаний В.В. Шульгина о Корнееве: «Моим сокамерником был Иван Алексеевич Корнеев, много лет посвятивший трудам по истории музыки.

Тюрьма — великолепное место для наблюдения человеческой природы. В тюрьме проводишь с людьми много лет, и притом круглосуточно. На свободе видишь человека урывками.

Кроме того, тюрьма крайне обостряет страсти разного вида и одновременно выявляет положительные качества — ум, волю, справедливость. И как повсюду в жизни, несмотря на замки и решетки, в тюрьме происходят некоторые явления, совершенно неожиданные.

Таким неожиданным явлением и была моя встреча с Иваном Алексеевичем Корнеевым. Казалось, что могло нас объединять? Он — советский гражданин, я — эмигрант. Жизнь нас поставила по разную сторону баррикад. И все же неумолимое стремление человека к созиданию, творчеству, присущее ему и мне, сблизило нас. В ход пошли огрызки карандашей и клочки бумаги. Томительное и тягучее однообразие тюремной жизни было заполнено. Сумерки камеры пробил луч света. Но организм человеческой все же требует пищи телесной. Я говорил:

— Иван Алексеевич, голова кружится от голода, я больше не работоспособен.

Тогда Корнеев вытаскивал припрятанную корку хлеба со словами:

— Ешьте, Василий Витальевич, вашу мысль надо подкрепить, надо дописать…

Наша совместная творческая работа длилась почти два года. Но счастье редко бывает долговечным. Меня неожиданно перевели в другую камеру.

В другую камеру — это значит в другую страну, потому что никакой связи между разлученными не остается. Даже больше чем в другую страну, в другой мир… Я думал, что Иван Алексеевич ушел на тот свет, а он думал обо мне, что я умер.

При нашей разлуке клочки бумаг и то, что я рассказывал Корнееву без записи, — все это осталось с ним.

Только много лет спустя я узнал, что произошло с нашей работой. Корнеев тяжело заболел и был отправлен в тюремную больницу. Его товарищи по камере собрали все клочки наших записей и, засунув их в наволочку, переправили к нему. Но дальше было еще труднее.

Зная, что из тюрьмы вынести ничего нельзя, Иван Алексеевич за два года до окончания срока, после которого он направлялся на вечную ссылку, предпринял нечто почти невозможное. Он наизусть заучил все, что было нами записано, а приехав в ссылку, восстановил текст по памяти.

Я же, оставшись в тюрьме, получил разрешение писать. Тетрадка за тетрадкой были исписаны, а главное, вручены мне при выходе на свободу.

Так мои воспоминания, восстановленные Иваном Алексеевичем в далеком Казахстане, и записи в тюрьме легли в основу этой книги. Но для этого должны были пройти годы. Наконец мы встретились живые и вновь взялись за перо.

И.А. Корнеев не был в Государственной думе. Мои же воспоминания представлялись лишь некими световыми пятнами. Пятна были ярки, но мало связаны друг с другом. Память сохраняет многое, принимая во внимание, что у людей в мозгу пятнадцать миллиардов работающих клеточек. Но ручаться за точность памяти никто не может. Все надо проверить и подтвердить документальными данными.

Эту титаническую работу и проделал Иван Алексеевич, просмотрев бесконечные тома стенографических отчетов Государственной думы за десять лет (1907–1917) и неисчислимое количество других материалов».

 

Глава четвертая. Кремлевские тайны

Во Владимирской тюрьме сидела Канель Надежда Вениаминовна, дочь главного врача кремлевской больницы Канель Александры Юлиановны. Одной из причин ареста Канель Надежды Вениаминовны и ее сестры Юлии Вениаминовны стала новость, которую рассказала им мать по возвращении 9 ноября 1932 года с работы: «Жена Сталина Надежда Аллилуева покончила с собой». Смерть Надежды Аллилуевой была загадочна и не похожа на самоубийство. Всю правду о смерти жены знал только сам Сталин. Так думала и главный врач кремлевской больницы Александра Юлиановна Канель. После нескольких часов после трагического происшествия два врача ЦК при кремлевской больнице, Абросов и Погосянц, предложили ей подписать протокол о том, что Аллилуева умерла от аппендицита. Канель от этого предложения наотрез отказалась. После этого этот протокол предложили подписать другим заслуженным врачам кремлевской больницы — Д.Д. Плетневу и Л.Г. Левину. Оба отказались. Впоследствии они будут арестованы и погибнут в тюрьме, а Александра Юлиановна вскоре внезапно умрет.

Серебрякова-Сокольникова Галина Иосифовна. 1970-е годы

В 1939 году сестры Канель были арестованы. Надежда работала на кафедре микробиологии в 1-м медицинском институте, а ее сестра в Институте эндокринологии у Шерешевского. Им было предъявлено обвинение, что их мать была шпионкой и агентом сразу трех разведок: французской Сюртэ, польской Дефензивы, английской Интеллинженс Сервис. В мае 1941 года Надежда Канель была приговорена Особым совещанием МГБ и получила пять лет тюрьмы за недонесение об антисоветской деятельности близких людей. Ее сестра Юлия погибла в тюрьме в 1941 году.

В июле 1949 года — снова арест, уже по делу Полины Жемчужиной — жены В.М. Молотова, которая знала многие кремлевские тайны. По этому делу была также арестована писательница Галина Серебрякова-Сокольникова; ее арестовали потому, что у Жемчужиной нашли книгу с автографом Серебряковой. В 1953 году дело Надежды Вениаминовны Канель было пересмотрено, и 17 августа она была освобождена из тюрьмы, а впоследствии реабилитирована.

В 1954 году Н.В. Канель выступала свидетелем по делу бывшего министра госбезопасности Абакумова B.C.

НОМЕРНЫЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ

Великая Отечественная война внесла свои коррективы не только в жизнь страны, но и в быт тюремного населения. Владимирская тюрьма в 40-е годы называлась особой тюрьмой Министерства государственной безопасности. Общая численность ее заключенных составляла 1715 человек. После ввода советских войск в Латвию, Литву и Эстонию руководители правительств этих стран и члены их семей были депортированы в Советский Союз и расселены в российских городах. С началом Великой Отечественной войны все они были арестованы и впоследствии получили статус — номерной заключенный. Из инструкции о режиме и порядке содержания заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ: «На начальника тюрьмы, его дежурных помощников и надзирательский состав возлагается: сохранение в секрете самого факта содержания во Внутренней тюрьме номерных заключенных, сохранение в секрете их имен, фамилий, прошлого и происхождения.

Об именах номерных заключенных никто из надзорсостава не должен знать, за исключением начальника Внутренней тюрьмы.

Надзирательскому составу категорически запрещается вступать в какие бы то ни было разговоры. Какой-либо разговор о них в присутствии других надзирателей, служащих тюрьмы, а также сотрудников Управления МГБ — запрещается. При необходимых служебных разговорах надзирателям вместо имен произносить присвоенные заключенным номера или номер камеры».

За номерными заключенными закреплялись персональные камеры. Надзиратели следили за тем, чтобы не допускать какого-либо общения номерных заключенных с уборщиками и другим обслуживающим персоналом. Из воспоминаний ветерана УИС Краснова Н.А.: «…для скрытого наблюдения за заключенными в коридорах перед камерами лежали дорожки, по ним надзирательский состав передвигался бесшумно, на дверных глазках имелись резиновые флажки, при открытии они не издавали звука». Согласно инструкции о режиме и порядке содержания номерных заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ номерным заключенным разрешалось:

1. Отдых в постели и сон в любое время суток.

2. Занятие в камерах литературным и другим умственным трудом, для чего они могли получать бумагу, карандаши, чернила, ручки и необходимые официальные пособия. В этих же целях им разрешается иметь при себе личные библиотечки, рукописи.

3. Хранить при себе в камерах необходимые, лично принадлежащие им вещи и пользоваться ими для своих нужд.

4. Покупать через начальника тюрьмы, в установленные дни, продукты питания, предметы туалета и т. п. на свои средства.

5. Иметь в камерах радиорепродукторы тихой слышимости, географические карты, атласы, получать для чтения центральные газеты, журналы и газеты на своих языках, выписанные для них через секретариат УМГБ, а также научную, художественную и политическую литературу из библиотек города.

Литературу выдавать в камеры и возвращать в библиотеки по прочтении только после предварительного просмотра ее в секретариате УМГБ.

6. Иметь в течение дня две прогулки продолжительностью не менее одного часа каждая. На прогулки разрешалось выводить заключенных вместе с членами их семей.

7. Свидание заключенных и членов их семей разрешалось один раз в сутки, продолжительностью не более одного часа. Номерным заключенным запрещалось иметь при себе в камерах более 100 рублей, ценности, ножи, вилки и другие режущие и острые предметы. Такие вещи хранить на складе тюрьмы, а деньги и ценности в ФИНО».

Один раз в неделю к ним допускался врач, кроме случаев, требующих неотложной помощи. Номерные заключенные освобождались от стрижки головы под машинку. Три раза в месяц им полагалась баня. Горячая пища выдавалась два раза в день, чай — утром и вечером. Пища по возможности должна была быть разнообразной, особенно за счет свежих овощей.

СПИСОК НОМЕРНЫХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ, СОДЕРЖАВШИХСЯ ВО ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЕ В ПЕРИОД С 1940 ГОДА ПО 1950 ГОД

№ 1. МЕРКИС АНТОН КАРЛОВИЧ — премьер-министр Литвы.

№ 2. МЕРКИС (МЕРКЕНЕ) МАРИЯ АНТОНОВНА — жена А. Меркиса.

№ 3. ОРДЖОНИКИДЗЕ КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ — брат наркома Серго Орджоникидзе.

№ 4. МЕРКИС ГЕДЕМИН АНТОНОВИЧ — сын А. Меркиса.

№ 5. УРБШИС ЮОЗАС КАЗИМИРОВИЧ — министр иностранных дел Литвы.

№ 6. УРБШИС (УРБШЕНЕ) МАРИЯ ФРАНЦЕВНА — жена Ю. Урбшиса.

№ 7. МУНТЕРС ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ — министр иностранных дел Латвии.

№ 8. МУНТЕРС НАТАЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА — жена В. Мунтерса.

№ 9. БАЛОДИС ИВАН ПЕТРОВИЧ — заместитель президента и военный министр Латвии.

№ 10. БАЛОДИС ЭЛЬВИРА ЮЛЬЕВНА — жена И. Балодиса.

№ 11. ЛАЙДОНЕР ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ — генерал, командующий эстонской армией.

№ 12. ЛАЙДОНЕР МАРИЯ АНТОНОВНА — жена И. Лайдонера.

№ 15. АЛАДЖАНЯН ПЕТР СТЕПАНОВИЧ — священник, профессор философии, английский шпион.

№ 21. МОЛОЧНИКОВ НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ — член семьи Аллилуевых.

№ 22. АЛЛИЛУЕВА ЕВГЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА-жена брата Надежды Аллилуевой, жены Сталина.

№ 23. АЛЛИЛУЕВА АННА СЕРГЕЕВНА — сестра Н. Аллилуевой.

№ 24. КЛЕМЕНТ ТИБОР — венгерский шпион.

№ 25. ПАП ЛАСЛО — венгерский шпион.

№ 26. ШАНДЕЛЬ КАРЛ — венгерский шпион.

№ 27. МАЙНЕРС ВОЛЬФАНГ ИОГАНН — немец, журналист, обвинялся в шпионаже.

№ 28. ВАДИЛЬО МАРТИНАС ЭВЕЛИО — мексиканец, обвинялся в шпионаже.

№ 29. МЕНЬШАГИН БОРИС ГЕОРГИЕВИЧ — обер-бургомистр Смоленска в годы фашистской оккупации.

№ 30. СТУЛЬГИНСКАС АЛЕКСАНДР АС — второй президент Литвы.

№ 31. ШИЛИНГАС СТАСИС — министр юстиции, член Госсовета Литвы.

Как вспоминал Юозас Урбшис, министр иностранных дел Литвы, заключенный № 5, во время Сталинградской битвы его отвезли в Москву, там он находился в одиночке 10 дней. Через 10 дней его «предупредили»: «С этого дня никому своей фамилии не говори, будешь называться пятым номером».

Аллилуевы Анна Сергеевна и Евгения Александровна. 1932 г.

Многочисленные аресты проходили непосредственно 22 июня 1941 года. Обвинительное заключение «участие в шпионаже» — будет предъявлено позже, через 11 лет. Приговор каждому — по 25 лет тюремного заключения с учетом отбытого срока.

Из воспоминаний заключенного № 4, сына премьер-министра Литвы Гедемина Меркиса: «Во время войны делился своей пищей с надзирателем, который питался хуже, чем заключенный. Имея возможность через тюремный ларек продать часть своих вещей, по своей просьбе получил из личных вещей словарь «Larousse», правда, при этом была аккуратно вырезана статья «Азбука Морзе»».

Как и все номерные заключенные, Г. Меркис имел возможность много читать. В своем отчете начальник тюрьмы сообщает: «…Заключенный № 4, наверно, сошел с ума, так как читает книги по истории дипломатии вместо того, чтобы читать «Графа Монте-Кристо»». Впоследствии Гедемин Меркис стал известным экономистом.

Стульгинскас Апександрас заключенный № 30 Владимирской тюрьмы, второй президент Литвы. 1930-е годы

В числе номерных заключенных был Иохан (Иван) Лайдонер — генерал, командующий эстонской армией. С 1920-го по 1929 год он входил в состав трех Государственных собраний. Неоднократно принимал участие в работе Совета Союза национальностей и конференций по разоружению, в 1925 году был председателем Комиссии по разрешению турецко-иракского пограничного конфликта. Был председателем Олимпийского комитета Эстонии, почетным доктором Тартуского университета, почетным членом Академии наук, удостоен высших наград Англии, Латвии, Литвы, Эстонии, Франции, Швеции. 19 июля 1940 года Лайдонер вместе с женой был депортирован в Советский Союз, 26 июля 1941 года арестован в городе Пензе. Следствие длилось до 1942 года. Во Владимирской тюрьме он сошел с ума. Надзиратели вспоминали, что, лежа в кровати, он представлял, что плавает в ванной. 13 марта 1953 года заключенный № 11 генерал Лайдонер скончался.

Гедемин Меркис заключенный № 4. Сын премьер-министра Литвы. 1940-е годы

Очевидец тех давних событий, знакомая жены генерала, Марии Антоновны Лайдонер, Лилия Ивановна Полюшкина вспоминает: «Мария Антоновна закончила Петербургскую консерваторию по классу фортепьяно, жила в г. Меленки и в 1954 году преподавала музыку в клубе имени Первого мая, где я с ней познакомилась. Я у нее занималась музыкой. Ко всем окружающим она обращалась только на «Вы», но это было не признаком уважения, а так подчеркивалась дистанция. Внешне она очень походила на актрису Ермолову — высокая, статная, с гордо посаженной головой. Седая прическа уложена буклями. О себе мало что рассказывала. Был один сын, но у родителей с ним произошла размолвка, и он очень рано погиб. Из всех вещей и богатства остались только фотографии: ей каким-то образом удалось их сохранить, она мне их показывала в доме-интернате тайком на веранде. Это были фото в их доме, в больших залах, на фотографиях было запечатлено все высшее общество Эстонии того времени. Они с мужем всегда в центре. Много фотографий, где она в Париже или в зоопарке с тигренком. В 1955 году я поступила в Ленинградскую лесотехническую академию, и Мария Антоновна часто писала мне. Где-то в 1957 году я встретила ее в Меленках, она была очень оживлена, говорила, что только что приехала из Таллина. Останавливалась у своей горничной, которая сохранила некоторую одежду. Она мне говорила: «А в нашем доме сейчас Дворец пионеров». Потом она уехала в Таллин, и больше с ней мы уже не встречались. В этом доме-интернате находилось много знаменитых людей. Какая-то знаменитая балерина. Жена профессора с сыном. Я тогда была мала и многим не интересовалась. Многие умирали. Их хоронили по ночам, без гробов, просто завернутых в мешковину. Отвозили на кладбище на телеге, запряженной лошадью. Телега гремела по булыжной мостовой, а утром в дальнем углу кладбища появлялись новые холмики без табличек и имен».

БРАТ НАРКОМА

Орджоникидзе Константин Константинович, 1896 года рождения, младший брат наркома Серго Орджоникидзе, заключенный № 3. После смерти Серго Орджоникидзе по указанию Берия в мае 1941 года он был арестован. В течение трех лет велось следствие. Впоследствии его осудили Особым совещанием при НКВД СССР на срок пять лет тюремного заключения. Находясь в тюрьме, сидел в одиночной камере. Из материалов арестованного Константина Орджоникидзе: «Совершенно секретно. Справка на заключенного Владимирской тюрьмы МГБ СССР Орджоникидзе Константина Константиновича, 1896 года рождения, уроженец села Горежка Грузинской ССР, по национальности грузин, до ареста — инспектор-методист Главного управления гидрометереологической службы при СНК СССР. Арестован 5 мая 1941 года. Осужден 26 августа 1944 года Особым совещанием при НКВД СССР, на 5 лет тюремного заключения. 30 ноября 1946 года решением Особого совещания при МГБ СССР срок наказания продлен до 10 лет тюремного заключения». Из письма начальника Тюремного управления МВД СССР полковника внутренней службы М. Кузнецова заместителю министра внутренних дел Союза ССР генерал-полковнику Серову И.А.: «Во Владимирской тюрьме МВД СССР содержится заключенный Орджоникидзе Константин Константинович, осужденный Особым совещанием за незаконное хранение оружия и как социально опасный элемент, срок наказания которому оканчивается 5 мая 1956 года. По составу совершенного преступления заключенный Орджоникидзе подпадает под действие ст. 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии», и срок наказания ему надлежит сократить наполовину. В связи с сокращением срока наказания наполовину, оставшийся срок наказания отбыт и он подлежит освобождению из-под стражи. Докладывая об изложенном, прошу Ваших указаний. 7 апреля 1953 года». Виза заместителя министра была лаконична — «т. Кузнецову. Если отбыл, то пусть едет. И. Серов». Из воспоминаний ветерана уголовно-исполнительной системы и трудового фронта Петровой А.И.: «Заключенный № 3 вел себя очень тихо и скромно. Однажды он мне сказал очень тихо: «Берия — это враг народа»».

Уже после смерти И.В. Сталина постепенно всем номерным заключенным стали возвращать фамилии. «Секретно. Содержащихся во Владимирской тюрьме МВД СССР заключенных: 1) Клемент Тибор, 2) Пап Ласло Януш Ене, 3) Шандель Карл Карлович, 4) Майнере Вольфанг Иоганн, 5) Вадильо Мартинас Эвелио, 6) Дладжани Пьетро Стефаний, он же Аладжанян Петр Степанович — из числа номерных заключенных исключите и впредь числите их под настоящими фамилиями. Одновременно упомянутых выше заключенных разрешается содержать в общих камерах вместе с другими заключенными, осужденными к длительным срокам заключения, причем необходимо установить такой порядок, чтобы об их содержании во Владимирской тюрьме знало как можно меньше других заключенных, т. е. без особой необходимости не переводить их из камеры в камеру». В 1954 году большинство личных дел номерных заключенных будут пересмотрены. Сроки заключения в тюрьмах будут считать отбытыми, после чего их выпустят на свободу. После освобождения из тюрьмы бывшие номерные заключенные остались во Владимирском крае.

ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ И ЛИЧНАЯ МЕСТЬ СТАЛИНА

В послевоенный период Советским правительством проводится жесткая карательная линия в отношении тех, кто был недоволен политикой Сталина. Любые разговоры, связанные с личной жизнью, окружением Сталина, могли стать поводом для уголовного преследования. Знакомство с иностранцами, а тем более какие-либо связи с ними могли расцениваться как шпионаж. Союзы, объединения и даже кружки по интересам трактовались спецслужбами как участие в антисоветских группах. Слежка, доносы, прослушивание разговоров, аресты становятся привычным делом. Заметными номерными сидельцами были заключенные № 22 и 23, члены семьи Сталина — Анна Сергеевна Аллилуева и Евгения Александровна Аллилуева. Одной из причин ареста Анны Сергеевны и Евгении Александровны Аллилуевых явилась так называемая утечка информации о личной жизни Сталина. Министру государственной безопасности Абакумову B.C. было поручено перекрыть все каналы распространения и разглашения информации о вожде. 9 июля 1947 года принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, составляющих государственную тайну». По стечению обстоятельств одной из жертв этого Указа стал впоследствии и Абакумов. В 1946 году Анна Аллилуева опубликовала книгу «Воспоминания», в которой упоминала события 1917 года. Отец Анны и Надежды Аллилуевых, Сергей Яковлевич Аллилуев, был известным большевиком, революционером, дружил с Лениным и Сталиным, впоследствии стал тестем, отдав свою дочь Надежду за Сталина. В книге А.С. Аллилуева лестно отзывалась о «Сталине-революционере» и идеализировала его роль в революции. Сталин разрешил публикацию, Анну Сергеевну пригласили вступить в Союз писателей, но в 1947 году все изменилось. Книга подверглась резкой критике со страниц газеты «Правда», была изъята из библиотек и из продажи. Прослушивание разговоров в квартире Анны Сергеевны выявило совсем другое мнение о Сталине. Она винила его в расстреле своего мужа и разделяла убеждение в том, что Сталин в годы репрессий 30-х годов истреблял ленинскую гвардию — старых большевиков. Такие же разговоры были зафиксированы и в доме Евгении Александровны Аллилуевой, жены П.С. Аллилуева, брата Надежды и Анны.

Евгения Александровна (Земляницина) Аллилуева после смерти мужа П.С. Аллилуева вышла замуж за Н.В. Молочникова, тем самым потеряв близость к Сталину. Пятикомнатная квартира, где она жила, в связи с жилищным кризисом подверглась «уплотнению». Две комнаты районный жилотдел отобрал и вселил в них семью генерал-майора Угера Г.А. В квартиру А.С. Аллилуевой вселили заместителя министра металлургии Коробова. С понижением своего статуса они потеряли и кремлевские продовольственные пайки и стали отовариваться, как и все граждане, по карточкам. О недовольстве в разговорах жителей этих квартир Абакумов докладывал Сталину.

В декабре 1947 года арестовали Евгению Аллилуеву и ее мужа, обвинив ее в антисоветской деятельности и в том, что она якобы отравила своего первого мужа П.С. Аллилуева, а второго мужа, Молочникова, обвинили в измене Родине. В 1948 году по такому же обвинению была арестована Анна Аллилуева. Особым совещанием МГБ СССР им были присвоены следующие номера:

№ 21 — Молочников Николай Владимирович;

№ 22 — Аллилуева Евгения Александровна;

№ 23 — Аллилуева Анна Сергеевна.

За измену Родине Молочников заочно был приговорен к 25 годам тюремного заключения, а обе Аллилуевы — к 10 годам тюремного заключения каждая. Из справки по делу заключенного № 22: «(Вместо фамилии прочерк) Евгения Александровна, 1898 года рождения, уроженка города Новгорода, русская, из семьи священника, бывший член ВКП(б) с 1918-го по 1919 год, выбыла из партии механически за неуплату членских взносов, домохозяйка. Прибыла во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР 10 декабря 1947 года, откуда переведена 11 декабря 1947 года в Лефортовскую тюрьму. Числилась за специальной частью по особо важным делам МГБ СССР. Арестована 10 декабря 1947 года. Осуждена Особым совещанием МГБ СССР 29 мая 1948 года к тюремному заключению на 10 лет, считая срок с 10 декабря 1947 года. Лично принадлежащее имущество конфисковать. Находится во Владимирской тюрьме МГБ. 19 октября 1950 года».

Во Владимирской тюрьме представителей кремлевской элиты разместили в одиночные камеры. Опыт размещения семей в особой тюрьме МГБ был отлажен. Из инструкции о режиме и порядке содержания номерных заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ по Ивановской области:

«Совершенно секретно. Номерные заключенные должны содержаться в специально выделенных для них камерах на 3-м этаже, а именно: № 4 в камере 60, № 5 в камере 61, № 3 в камере 62, № 8 в камере 65, № 9 в камере 67, № 10 в камере 71, № 11 в камере 73, № 13 в камере 76, № 6 в камере 74, № 7 в камере 72, № 16 в камере 68, № 17 в камере 66. Перемещение заключенных в другие камеры производится только с личного указания начальника Управления МГБ. При выводе на прогулки и в уборную должна строго соблюдаться изоляция от других семей и не допускаться встреча между ними.

Примечание: Семьи размещены следующим образом:

1-я семья занимает камеры №№ 60, 61, 62;

2-я семья занимает камеры №№ 65 и 67;

3-я семья занимает камеры №№ 71 и 73;

4-я семья занимает камеры №№ 74 и 72;

5-я семья занимает камеры №№ 66 и 68».

А.С. Аллилуева в сентябре 1953 года находилась уже в Бутырской тюрьме. Здоровье ее было подорвано, душевные и нравственные страдания сделали свое дело. Из письма заместителя начальника Тюремного управления МВД СССР полковника А. Клейменова к начальнику Бутырской тюрьмы МВД СССР полковнику Шокину, начальнику Казанской тюремной психиатрической больницы МВД СССР подполковнику Сайфутдинову, министру внутренних дел Татарской АССР генерал-майору Семенову П.П.: «Совершенно секретно. Содержащуюся в Бутырской тюрьме МВД СССР заключенную № 23, осужденную Особым Совещанием при МГБ СССР к 10 годам тюремного заключения, направьте для лечения в Казанскую тюремную психиатрическую больницу МВД СССР. Отправку произведите особым конвоем. Для сопровождения заключенной в пути командируйте медицинского работника. Тов. Сайфутдинову принять заключенную № 23 в больницу, поместив ее в палату с однородным больным, и обеспечить надлежащую изоляцию. Личное дело заключенной хранить лично, обязательно в сейфе или в железном шкафу. О прибытии заключенной сообщить в Тюремное управление». (ГАРФ, фонд 9413, опись 1, дело № 51, лист 137.)

В одиночных камерах содержались родственники, друзья и знакомые — те, кто как-то был знаком и пересекался с номерными заключенными.

21 февраля 1948 года Абакумов доложил Сталину: «Совершенно секретно. Представляю протокол допроса арестованного американского шпиона Зайцева В.В., бывшего сотрудника для поручений посольства США в Москве. Зайцев показал, что, являясь агентом американской разведки, был связан с Аллилуевой Кирой и полученные от нее сведения передавал разведчику Харди, являющемуся начальником административного отдела посольства США». (Кира Павловна Аллилуева — дочь Е.А. Аллилуевой от первого брака, актриса Академического Малого театра. — Прим. авт.) «Протокол допроса арестованного Зайцева Виталия Васильевича от 21 февраля 1948 года. Зайцев В.В., 1910 года рождения, уроженец гор. Москвы, русский, гражданин СССР, беспартийный, из семьи крупного торговца, с высшим образованием, в 1940 году окончил Московский юридический институт. До ареста — сотрудник для поручений посольства США в Москве.

ВОПРОС: Кто ваши родители?

ОТВЕТ: До революции мой отец — Зайцев Василий Иванович — имел в Москве на Кузнецком Мосту торговое предприятие и мастерскую по изготовлению шляп с применением наемной рабочей силы.

ВОПРОС: А после революции?

ОТВЕТ: После революции мои родители продолжали заниматься торговлей, пока в 1925 году их торговое предприятие не было конфисковано. Впоследствии они были лишены избирательных прав и в 1931 году арестованы.

ВОПРОС: За что?

ОТВЕТ: За спекуляцию золотом. После того как их торговля была ликвидирована, они занялись скупкой и перепродажей на черном рынке валюты и золотых изделий.

ВОПРОС: Но ведь вы тоже арестовывались, почему вы говорите только о родителях?

ОТВЕТ: В том же, 1931 году, вскоре после ареста родителей, за спекуляцию золотом был арестован и я. Однако в тюрьме я просидел недолго, и, когда все имевшееся у меня золото было изъято, меня освободили.

ВОПРОС: Чем вы занялись после этого?

ОТВЕТ: Я поступил на службу в качестве шофера к австрийскому послу в Москве. Это было летом 1931 года.

ВОПРОС: Почему вы не захотели работать в каком-либо советском учреждении?

ОТВЕТ: Я считал, что у иностранцев буду лучше материально обеспечен.

ВОПРОС: Не только материальная заинтересованность, но и ваше враждебное отношение к советской власти сыграло в этом роль?

ОТВЕТ: Признаю, что, являясь выходцем из социально чуждой среды и будучи враждебно настроенным против советской власти, я не хотел работать в советских учреждениях и поэтому поступил на службу к иностранцам.

ВОПРОС: При чьей помощи?

ОТВЕТ: Мне помог в этом шофер польского посольства в Москве Брабец Эдуард, вместе с которым я раньше учился в средней школе. Сначала он устроил меня, как я уже показал, в качестве шофера к австрийскому послу в Москве барону Па<…>y, а после того, как в конце 1931 года из австрийского посольства были уволены все советские граждане, Брабец оказал мне содействие в поступлении на службу к американцам.

ВОПРОС: К кому конкретно?

ОТВЕТ: К американскому корреспонденту в Москве Фоссу Кендалу, у которого я проработал шофером до конца 1932 года. Затем Фосс за продажу контрабандных товаров был выдворен за пределы Советского Союза, и я перешел работать к американскому корреспонденту газеты «Чикаго Дейли Ньюс» Стоннеману. В июле 1935 года, покидая Советский Союз, Стоннеман устроил меня на службу в американское посольство в Москве.

ВОПРОС: В качестве кого?

ОТВЕТ: Несколько месяцев я продолжал работать шофером, а потом был назначен на должность зам. начальника административно-хозяйственного отдела посольства.

ВОПРОС: За какие заслуги вас жаловали так американцы?

ОТВЕТ: Такое повышение в должности я получил потому, что честно служил американцам и добросовестно выполнял все их поручения.

ВОПРОС: Преступные поручения?

ОТВЕТ: Преступных заданий от американцев я не получал. Единственное, что я делал незаконного, — это перепродавал, по просьбе американцев, различные носильные вещи, специально привозимые ими для этой цели из Америки. Кроме того, по поручению американцев я скупал в Москве дорогостоящие уникальные вещи и ценности, которые затем вывозились ими за границу.

ВОПРОС: Кто давал вам такие поручения?

ОТВЕТ: Многие сотрудники американского посольства, в том числе и сам посол Смит, давали мне эти поручения, но чаще всего я их получал от начальника административно-хозяйственного отдела посольства — Харди Николаса.

ВОПРОС: С которым, как показала ваша жена Зайцева М.А., вы творили и другие преступные дела.

Вы признаете это?

ОТВЕТ: Да. Сблизившись с Харди на почве совместных спекулятивных махинаций, я часто приглашал его к себе на квартиру. Бывая у меня, Харди обычно заводил антисоветские разговоры о материальном положении населения в Советском Союзе, всячески восхваляя при этом Америку. Я, в силу своих враждебных взглядов, поддерживал эти разговоры и, стараясь угодить Харди, высказывал ему разные измышления о советской действительности, выдавая это за достоверные факты.

ВОПРОС: Не антисоветские разговоры с Харди, а ваша шпионская работа на американцев интересует следствие. Вот об этом вы и рассказывайте.

ОТВЕТ: Признаю, что американцы иногда прибегали к моим услугам и некоторую информацию от меня действительно получали.

ВОПРОС: Информацию шпионского характера?

ОТВЕТ: Да.

ВОПРОС: Когда вы были привлечены американцами к шпионской работе?

ОТВЕТ: Начало моей преступной связи с американцами относится к 1934 году. Работая в то время у американского корреспондента Стоннемана, я часто разъезжал с ним по городам Советского Союза и помогал ему в сборе шпионских сведений. Стоннемана особенно интересовали промышленные центры и города, имеющие оборонное значение. Достаточно сказать, что за один только 1934 год мы побывали в таких городах, как Севастополь, Киев, Ростов, Сталинград, Саратов и Астрахань, где посещали фабрики, заводы и другие предприятия. Кроме того, Стоннеман и я объехали ряд станиц на Кубани, знакомясь с жизнью и бытом колхозной деревни. Возвращаясь в Москву после каждой поездки, Стоннеман направлял в Америку статьи, в которых, извращая действительность, охаивал все советское. Опускаясь до самой низкопробной клеветы, Стоннеман не останавливался перед прямой фальсификацией фактов, стараясь вопреки действительности показать, что в СССР царит якобы голод, нищета и бесправие. Летом 1935 года, как я уже показал, Стоннеман выехал из Советского Союза.

ВОПРОС: А вас передал на связь другому американскому разведчику?

ОТВЕТ: О дальнейшей моей связи с американской разведкой Стоннеман никаких указаний мне не давал, но спустя некоторое время, после его отъезда из Советского Союза, меня вызвал к себе второй секретарь американского посольства в Москве Уорд Ангус и, намекнув на мои отношения со Стоннеманом, предложил мне почаще заходить к нему. При этом Уорд заявил, что его интересует также информация, которую в свое время собирал Стоннеман, и что он надеется получать ее от меня. Я заверил Уорда, что он всегда может рассчитывать на мою помощь. В последующем, посещая Уорда, я передавал ему сведения о материальном положении населения города Москвы, используя при этом разные клеветнические слухи, распространяемые антисоветским элементом. Аналогичную информацию я передавал и Харди, с которым был связан после отъезда Уорда в конце 1939 года во Владивосток, куда Уорд был назначен на пост генерального консула. По заданию Харди я, кроме того, следил за поведением советских граждан, работающих в американском посольстве, и выявлял их настроения. Этими данными Харди интересовался потому, что наряду с разведывательной деятельностью, которую он проводил на территории Советского Союза, Харди занимался контрразведывательной работой внутри посольства.

ВОПРОС: Это все, что вы делали по заданиям американской разведки?

ОТВЕТ: Больше никаких сведений я американцам не передавал. Это объясняется тем, что возможности для сбора шпионских данных у меня были ограничены.

ВОПРОС: Неправда. Следствие располагает материалами о том, что вы усиленно интересовались сведениями о жизни и деятельности руководителей партии и Советского правительства. Кто давал вам такое задание?

ОТВЕТ: Таких заданий я ни от кого не получал и сбором сведений о руководителях ВКП (б) и Советского правительства не занимался.

ВОПРОС: В таком случае скажите, с Аллилуевой Кирой вы были знакомы?

ОТВЕТ: Да, был.

ВОПРОС: С какого времени?

ОТВЕТ: С 1939 года.

ВОПРОС: Как вы познакомились с Аллилуевой?

ОТВЕТ: С Кирой Аллилуевой меня познакомила моя жена — Зайцева Марьяна, являвшаяся подругой ее детства. После этого я часто встречался с Аллилуевой К., однако никаких преступных целей этим не преследовал.

ВОПРОС: Лжете. Встречаясь с Аллилуевой К., вы, как это установлено следствием, выведывали у нее шпионские данные о руководителях Советского правительства и передавали эти данные американской разведке. Рассказывайте, как было дело.

ОТВЕТ: Этого я признать не могу. Поддерживая с Аллилуевой К. многолетнюю дружбу, я тем не менее никогда не интересовался у нее сведениями о жизни руководителей партии и правительства.

ВОПРОС: Тогда будем изобличать вас.

(Вводится арестованная Аллилуева К.П.)

ВОПРОС (Зайцеву): Вы знаете, с кем вам дается очная ставка?

ОТВЕТ: Да, знаю. Очная ставка мне дается с Аллилуевой Кирой Павловной.

ВОПРОС (Аллилуевой): А вы знаете сидящего перед вами человека?

ОТВЕТ: Это Зайцев Виталий Васильевич, с которым я знакома с 1939 года, после того как он женился на моей подруге детства Фрадкиной Марьяне.

ВОПРОС (Аллилуевой): Какие у вас были отношения с Зайцевым?

ОТВЕТ: Отношения с Зайцевым у меня были хорошие, я бы сказала, дружеские. Мы часто встречались друг с другом и вместе проводили время.

ВОПРОС (Зайцеву): Правильно показывает Аллилуева о характере ваших отношений?

ОТВЕТ: Кира показала все правильно.

ВОПРОС (Зайцеву): Может быть, сейчас, не дожидаясь изобличения, вы станете рассказывать правду?

ОТВЕТ: От следствия я ничего не скрываю. Встречаясь с Кирой Аллилуевой, я беседовал с ней обычно на бытовые темы и никаких намерений использовать в преступных целях знакомство с ней не имел.

ВОПРОС (Аллилуевой): Так ли было, как показывает Зайцев?

ОТВЕТ: Зайцев говорит неправду. Знакомство со мной он использовал именно в преступных целях. ВОПРОС (Зайцеву): Вы это признаете?

ОТВЕТ: Нет, не признаю.

ВОПРОС (Аллилуевой): Покажите, в чем заключалась ваша преступная связь с Зайцевым.

ОТВЕТ: Как я уже показала на следствии, подтверждаю это и сейчас, Зайцев, прикидываясь другом и пользуясь моим расположением к нему, выведывал у меня лично сам, а также через свою жену Зайцеву Марьяну сведения о руководителях партии и Советского правительства. При встречах со мной в 1945–1947 годах. Зайцев особенно интересовался такими сведениями, которые касаются жизни и деятельности Сталина. При этом он назойливо расспрашивал меня о том, какие театры и как часто посещает Сталин, где еще бывает Сталин, где находится дача Сталина и его семьи.

ВОПРОС (Аллилуевой): И вы рассказывали об этом Зайцеву?

ОТВЕТ: Я была откровенна с Зайцевым и в беседах с ним рассказывала некоторые подробности о жизни Сталина и его семьи. В частности, я сообщила Зайцеву, что Сталин проживает на даче в Зубалово и что на эту дачу с 1937 года водила жену Зайцева — Марьяну. Особенно много я рассказывала Зайцеву о семье Аллилуевых, своих отношениях со Светланой и ее браке с Морозовым. Касаясь Морозова, я сообщила Зайцеву, что он еврей, проживает вместе со Светланой в Доме Правительства и часто бывает у нас. После того как брак между Светланой и Морозовым был расторгнут, Зайцев интересовался у меня причинами этой размолвки. В этой связи я рассказала Зайцеву, что виной всему якобы является Сталин, который, как я говорила, не захотел принять в свою семью еврея.

ВОПРОС (Зайцеву): Что вы теперь скажете?

ОТВЕТ: Аллилуева показывает правду. При встречах с ней я действительно проявлял интерес ко всему, что касается Сталина и его семьи. Я также расспрашивал Аллилуеву К., что ей известно о личной жизни других руководителей партии и правительства, однако с моей стороны это было простое обывательское любопытство.

ЗАЯВЛЕНИЕ Аллилуевой: Зайцев лжет. Выведывая данные о руководителях ВКП(б) и Советского правительства, Зайцев не скрывал от меня преступного умысла в этом и в 1945 году прямо заявил мне, что получаемую от меня информацию о Сталине и его семье он передает американцам.

ВОПРОС (Зайцеву): После этого вы, конечно, не будете настаивать на том, что собирали эти сведения ради простого любопытства?

ОТВЕТ: Я убедился, что бессмысленно что-либо скрывать от следствия, и теперь буду рассказывать все как было. Признаю, что свое знакомство и дружеские отношения с Кирой я использовал для того, чтобы влезть в семью Аллилуевых и получать через нее сведения о Сталине и других руководителях партии и правительства.

ВОПРОС: По заданию кого вы действовали?

ОТВЕТ: По заданию американской разведки и лично Харди. В одной из бесед с Харди, состоявшейся между нами в 1945 году, я поделился с ним, что имею знакомство с семьей Киры Аллилуевой, и подробно рассказал ему, как произошло это знакомство и что из себя представляет ее семья. Харди очень заинтересовался моим знакомством с семьей Аллилуевой К. и спросил меня, какие возможности я имею для того, чтобы через эту семью получать некоторую информацию о руководителях Советского правительства. Харди подчеркнул, что американцев особо интересуют сведения о Сталине и его семье, поскольку в советской прессе никогда ничего не пишется о том, как живут и где проводят свободное от работы время руководители Советского правительства. Я ответил Харди, что отношения с Кирой Аллилуевой у меня достаточно близкие и она не станет скрывать от меня то, что ей самой известно по этому поводу. Ухватившись за это, Харди предложил мне еще больше сблизиться с Аллилуевой К., влезть в ее семью и под видом безвредного любопытства расспрашивать ее обо всем, что она знает о Сталине, его семье и о других руководителях Советского правительства.

ВОПРОС (Зайцеву): Так вы и поступали?

ОТВЕТ: Да. Выполняя задание американской разведки, я выведывал у Киры все, что можно было получить от нее о Сталине и его семье, и передавал эти сведения Харди. Узнав от Аллилуевой К. место расположения дачи Сталина в Зубалово, я немедленно сообщил об этом Харди и по его настоянию летом 1945 года выезжал с ним в район Зубалово, где показывал ему эту дачу. Какие еще сведения, касающиеся Сталина, были переданы мною Харди, я сейчас уже не помню.

ВОПРОС (Аллилуевой): Напомните Зайцеву, раз память ему почему-то изменяет.

ОТВЕТ: Осенью 1947 года, в период нашего совместного пребывания на курорте в Ессентуках, Зайцев расспрашивал меня об отношении Сталина к Аллилуевой А.С. Тогда же Зайцев проявлял усиленный интерес к книге Аллилуевой А.С. «Воспоминания» и просил меня рассказать ему- не по указанию ли Сталина был скомпрометирован ее автор. На это я заявила Зайцеву, что Федосеев написал такую резкую рецензию, конечно, не без согласия Сталина. В ответ на мое заявление Зайцев сообщил мне, что критику книги Аллилуевой А.С. американцы расценивают как «скандал в благородном семействе» и фамилию Аллилуевых считают поруганной.

ВОПРОС (Зайцеву): Имел место такой факт?

ОТВЕТ: Имел. Когда в газете была опубликовала рецензия Федосеева на книгу Аллилуевой А.С. «Воспоминания», то в американском посольстве в Москве весьма заинтересовались этим, а жена атташе Баренса — Ксения Баренс, работающая библиотекарем посольства, во всеуслышание заявила, что факт опубликования рецензии Федосеева есть не что иное, как «скандал в благородном семействе». В этой связи и произошел у меня разговор с Кирой Аллилуевой, о котором она сейчас показала. Содержание этого разговора я по возвращении в Москву передал Харди.

(Арестованная Аллилуева К. уводится.)

ВОПРОС: Кого еще, кроме Аллилуевой К., вы использовали в шпионских целях?

ОТВЕТ: Помимо Киры, некоторые сведения, касающиеся главным образом настроений населения, я получал от своей жены Зайцевой Марьяны и ее матери Фрадкиной Татьяны Александровны. В частности, я расспрашивал Марьяну и ее мать о том, как реагирует население на решение правительства о проведении денежной реформы и отмене карточной системы. Разные провокационные и панические слухи, которые распространялись антисоветским элементом через Марьяну и ее мать Фрадкину и доходили до меня, я также передавал Харди. Вот, собственно, и все, что относится к моей преступной связи с Харди.

ВОПРОС: А сговор с американцами о вашем бегстве в Америку, в чем призналась на следствии ваша жена, разве не имеет отношения к преступной связи с Харди?

ОТВЕТ: Признаю, намерение бежать в Америку у меня действительно было. Понимая, что моя шпионская деятельность рано или поздно будет вскрыта и мне не избежать тюрьмы, я в 1947 году поделился этим с Харди, и он предложил мне бежать вместе с женой в Америку. Обсуждая возможность нашего побега в Америку, Харди говорил, что при удобном случае он сможет перевезти нас через советско-польскую границу в специально оборудованном багажнике дипломатической автомашины под американским флагом. Я согласился с этим вариантом нашего побега, однако Харди почему-то оттягивал его осуществление, и дело кончилось тем, что я и моя жена были арестованы. Протокол с моих слов записан правильно, мною прочитан».

Многие из перечисленных в протоколе допроса впоследствии будут арестованы. По делу Аллилуевых во Владимирской тюрьме находились:

ЗАЙЦЕВА (ФРАДКИНА) МАРЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА, 1922 года рождения, уроженка города Москвы, художница, одна из близких подруг Киры Аллилуевой, арестована 21 декабря 1947 года по обвинению в шпионаже. На тюремной карточке сделана особая отметка: «Шпионка Америки». Прибыла во Владимирскую тюрьму 30 июня 1948 года. Осуждена Особым совещанием при МГБ СССР 29 мая 1948 года на 25 лет тюремного заключения. 23 ноября 1954 года из-под стражи освобождена на основании Постановления Прокуратуры СССР, МВД СССР и Комитета ГБ при Совете министров от 15 ноября 1954 года. Постановление от 29 мая 1948 года отменено, и дело в уголовном порядке прекращено. (Тюремная карточка Зайцевой М.А.)

ФРАДКИНА ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА, 1905 года рождения, уроженка города Саратова, мать Зайцевой (Фрадкиной) М.А., художница. Арестована 21 декабря 1947 года. Взята под стражу постановлением, утвержденным генерал-полковником Абакумовым 7 января 1948 года и санкционированным заместителем Генерального прокурора СССР генерал-лейтенантом юстиции Вавиловым 8 января 1948 года. Осуждена по статьям УК РФ 19-58-8, 58–10, ч. 2, 58–11 «Измена Родине» Особым совещанием при МГБ СССР на 10 лет тюремного заключения. Ранее Татьяна Александровна была судима в 1937 году, как член семьи арестованного Особым совещанием, и знала, что такое исправительно-трудовой лагерь. Прибыв 20 июня 1948 года из Лефортовской тюрьмы, Фрадкина Т.А. сразу же поступила в тюремную больницу. Врачи констатировали явные признаки психического расстройства. В медицинской карточке было записано: «Часто плачет, испытывает страх, заявляет, что она «подопытное животное» и что на нее действуют электротоками и собираются убить. В результате чего боялась ходить на прогулку и в баню, говорила, что ее преследуют голоса извне. Кушала неохотно и прятала пищу куда только могла». 31 июля 1948 года врачами тюрьмы было сделано заключение, что она имеет психическое расстройство и нуждается в психической экспертизе. Через некоторое время из Москвы прибыл психиатр-консультант, кандидат медицинских наук, майор медицинской службы Торубаров, который вместе с врачами сделал заключение, что Фрадкина имеет затяжную психогенную реакцию и дистрофию в связи с одиночным содержанием и нуждается в изменении тюремного заключения. Несмотря на уговоры администрации и врачей, Татьяна Александровна отказывалась от пищи, и ее кормили искусственно до марта 1949 года. Потом ей стало лучше, ела самостоятельно, рисовала и читала. Ходила на прогулку и принимала лекарства. В феврале 1950 года состояние Фрадкиной становится угнетенным, часто плачет и говорит врачам, что жить больше не хочет. Неоднократно ей выписывались такие продукты питания, как масло, сахар, молоко, яйца, кофе, какао, кисель, но от всего она категорически отказывалась, приходилось ее кормить через зонд. 7 января 1951 года Татьяна Александровна Фрадкина скончалась во Владимирской тюрьме.

Александров Владимир Александрович, 1896 года рождения, уроженец города Москвы, художник, заведующий художественной мастерской при Министерстве иностранных дел СССР, по национальности немец. Арестован Главным управлением МГБ СССР 18 февраля 1948 года. Характер преступления: измена Родине. Осужден Особым совещанием при МГБ СССР 30 июля 1949 года на 20 лет тюремного заключения с конфискацией имущества. Прибыл во Владимирскую тюрьму 5 сентября 1949 года. Освобожден 9 июня 1955 года. Пометка в тюремной карточке Александрова В.А.:

«Тюремный срок был снижен до 10 лет, и в соответствии с Указом «Об амнистии» из-под стражи освободить. Не считать судимым по данному делу».

Узник одиночной камеры Владимирской тюрьмы УГЕР ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, 1905 года рождения, уроженец города Киева, инженер-радист, заместитель председателя авиатехнического комитета ВВС МВС СССР, генерал-майор, арестован 28 декабря 1947 года. Национальность — еврей. Характер преступления: измена Родине. Прибыл во Владимирскую тюрьму 22 июня 1948 года. Сосед по квартире Е.А. Аллилуевой и Молочникова Н.В. Возможно, их разговоры о вожде и легли в основу обвинения. Осужден Особым Совещанием при МГБ СССР 29 мая 1948 года на 15 лет тюремного заключения. Начало срока 28 декабря 1947 года, конец — 28 декабря 1962 года.

Биография Георгия Угера насыщенна и удивительна. В 1921 году он вступает в ряды Красной армии. В 1924 году успешно заканчивает военно-электротехническую школу, после чего направлен в Ленинградскую школу связи. В 1929 году публикует, как молодой ученый, первые научные статьи по радиотехнике. Поступает в Ленинградский электротехнический институт. В 1929 году зачислен в Военно-воздушную академию. Учась параллельно в двух вузах, в кратчайшие сроки получает дипломы: военного инженера авиационной службы и гражданского радиоинженера. В 1932 году ведет исследовательскую работу в Государственном научно-исследовательском институте ГК (НИИ ВВС), в результате кропотливой работы создает первый в авиации радиополукомпас для оснащения самолетов. В 1938 году Г. А. Утер возглавляет отдел навигации, а после штурманский отдел ГК (НИИ ВВС). В годы Великой Отечественной войны Утер был назначен в Совет по быстрейшему оснащению новейшей техникой всех видов Вооруженных сил. После войны Георгий Александрович вошел в комиссию, которая была утверждена Постановлением ГКО № 9475 от 8 июля 1945 года, по изучению германской ракетной техники и «Оружия возмездия». В 50-е годы он проводит успешно ряд исследовательских научных работ по радиотехнике и радиолокации. Находясь в тюрьме, не переставал заниматься любимым делом — радиоконструированием. Когда он выходил на прогулку, возле камеры выставлялся часовой, никто, кроме начальника тюрьмы, не мог зайти в камеру. В камере Утер делал чертежи радиостанций, которые потом по секретной почте уходили в Москву. На основании Определения Военной коллегии Верховного суда СССР № 44-01181/54 от 10 февраля 1954 года Георгий Александрович 19 февраля 1954 года был освобожден и выбыл к месту жительства в город Москву. (Тюремная карточка Угера.)

Шатуновская Лидия Александровна, 1906 года рождения, национальность — еврейка, арестована 27 декабря 1947 года, театровед. Осуждена Особым совещанием при МГБ СССР на 20 лет тюремного заключения по статьям УК РФ 58-1а, 58–10, ч. II, 58–11. Освобождена 27 мая 1954 года с прекращением дела по Определению Военной коллегии Верховного суда. В 1982 году Лидия Шатуновская опубликует в США книгу «Жизнь в Кремле», основанную на личных наблюдениях и разговорах, что велись у Аллилуевых.

Тумерман Лев Абрамович, 1898 года рождения, национальность — еврей, биофизик, научный сотрудник, арестован 28 декабря 1947 года. Муж Шатуновской Л.А. Осужден Особым совещанием при МГБ СССР на 20 лет тюремного заключения по статьям УК РФ 58-1а, 58–10, ч. II, 58–11. Прибыл во Владимирскую тюрьму 26 июня 1948 года. 16 августа 1953 года был этапирован в Верхнеуральскую тюрьму, а в 1954 году переведен во Внутреннюю тюрьму КГБ. После прекращения дела вышел на свободу.

В ходе допросов Е.А. Аллилуевой следователи МГБ установили еще один канал утечки информации о жизни семьи Сталина за рубеж. В своих показаниях Е.А. Аллилуева сообщила, что «Гольдштейн интересовался у нее семьей Сталина».

Гольдштейн Исаак Иосифович, 1892 года рождения, национальность — еврей, доктор экономических наук, старший научный сотрудник Института экономики Академии наук СССР. Арестован 19 декабря 1947 года. Характер преступления: шпионаж. Осужден Особым совещанием при МГБ СССР 29 октября 1949 года на 25 лет тюремного заключения. Имущество конфисковано. Прибыл во Владимир 20 июня 1950 года. Умер в тюрьме 30 октября 1953 года. В углу тюремной карточки Гольдштейна для надзорсостава была особая пометка: «Строго изолировать от других». Был арестован ночью вместе с женой, Кржевской Мариной Арсеньевной. До ареста вел профессорско-педагогическую работу на кафедре политической экономии. Имел около ста печатных работ, в том числе несколько больших книг (монографий) и брошюр. Научную работу вел и печатался с 1922 года.

Из материалов личного дела заключенного № 174 Гольдштейна Исаака Иосифовича: «Постановление об избрании меры пресечения. Город Москва 5 января 1948 года. Я, помощник начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник Сорокин, рассмотрел материалы в отношении Гольдштейна Исаака Иосифовича, 1892 года рождения, уроженца города Замостье (Польша), гражданина СССР, еврея, беспартийного, старшего научного сотрудника Института экономики Академии наук СССР, проживающего в Москве по улице Огарева, дом 3, кв. 16. Нашел: Гольдштейн П.П. совершил преступления, предусмотренные ст. ст. 58, п. 1 «а» и 58, п. 10, УК РСФСР. Принимая во внимание, что, находясь на свободе, он может уклониться от следствия и суда, руководствуясь ст. ст. 145 и 158 УПК РСФСР, постановил: мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда Гольдштейну И.И. избрать содержание под стражей, о чем в порядке ст. 146 УПК РСФСР объявить арестованному под расписку. Настоящее постановление направить прокурору и передать начальнику тюрьмы для приобщения к личному тюремному делу». Утвердил данное постановление министр государственной безопасности генерал-полковник Абакумов 7 января 1948 года, и санкционировал заместитель Генерального прокурора СССР генерал-лейтенант юстиции Вавилов 8 января 1948 года.

Находясь в заключении в Лефортовской тюрьме, Гольдштейн подвергался жестким пыткам, следствие шло ускоренным темпом, показания выбивались во время многочисленных допросов, которые происходили в ночной период, а заканчивались ранним утром. После трех месяцев заключения, по его заявлению к начальнику тюрьмы, и ходатайству следователя, ему разрешили пользоваться книгами и очками. И снова начались допросы, ночью, днем и ранним утром. Гольдштейн наконец признал, что «информацию о жизни Сталина он собирал по просьбе Соломона Михоэлса, председателя антифашистского комитета». В апреле 1949 года здоровье Гольдштейна ухудшилось, ему разрешили спать до 12 часов дня. Срок следствия продлевался ежемесячно вплоть до 8 ноября 1949 года.

28 октября 1949 года в отношении Гольдштейна П.П. было вынесено постановление о направлении его в особую тюрьму: «Гольдштейна Исаака Иосифовича после осуждения его Особым совещанием заключить в особую тюрьму МГБ ССС. На следующий день Исаак Иосифович был осужден и 5 ноября 1949 года, на основании наряда № 707, этапирован для отбытия тюремного заключения в Верхнеуральскую тюрьму МВД СССР, станция Магнитогорск Южно-Уральской железной дороги. Находясь в тюрьме, Гольдштейн неоднократно писал в Москву о несправедливом его осуждении и просил пересмотра дела.

Признательные показания, выбитые у Гольдштейна, дали возможность осуществить специальные операции по устранению активистов Еврейского антифашистского комитета и ликвидации самого Соломона Михоэлса, который был убит в Минске 13 января 1948 года.

В ходе работы с личным делом заключенного Гольдштейна П.П. были обнаружены обращения к начальнику тюрьмы, где он сообщал, что, находясь в Верхнеуральской тюрьме в период с 22 февраля по 3 июня 1950 года, пишет работу в форме тезисов на тему: «О применении математики в физических и общественных науках». По оценке Гольдштейна, данная работа — единственная в своем роде. В ней Гольдштейн подверг критике англо-американские теории в области политической экономии, он пишет: «…Насколько мне известно, таких работ в советской литературе не имеется». По прибытии во Владимирскую тюрьму тетрадь вместе с вещами была изъята. После ознакомления с обращением Гольдштейна начальник тюрьмы принял решение: «Тетрадь вернуть, в бумаге за счет тюрьмы отказать».

Находясь во Владимирской тюрьме, Гольдштейн продолжает научную работу, работает с книгами тюремной библиотеки. Из обращения Гольдштейна к начальнику тюрьмы: «Ознакомившись с каталогом книг в библиотеке Владимирской тюрьмы, я убедился в возможности в течение нескольких месяцев развернуть написанные мной тезисы в довольно значительную работу, которую я смогу представить в МГБ СССР для дальнейшего использования. За авторским правом не гоняюсь, на авторство претендовать не буду. Прошу лишь одного: предоставить право мне написать эту работу». В деле Гольдштейна была обнаружена тетрадь, исписанная мелким почерком. Несмотря на свое подорванное пытками здоровье, Исаак Иосифович в тюремной камере пишет работу под названием «Важнейшие проблемы экономической истории феодализма в Западной Европе». По ее завершении работа была направлена в Москву. 25 июля 1953 года из Министерства внутренних дел СССР приходит ответ за № Г-34/2/1942, после чего ему объявили, что работа использована быть не может и будет приобщена к личному делу.

Каких-то особых условий, как ученому, Гольдштейну администрация Владимирской тюрьмы не предоставляла. Во время проведения обысков у него изымались бумаги, на которых он делал математические упражнения. А объяснялось это следующим образом. Вот отрывок из доклада старшего по корпусу, делавшего обыск: «Отобранные бумажки при обыске, которые он приобрел из уборной и делал на них математические упражнения, уничтожены». От руководства тюрьмы поступило распоряжение: «Предупредите его, что использовать для писания бумагу, которая выдается для оправки, запрещено». За сушку нескольких ломтиков хлеба на батарее к Гольдштейну принимались меры дисциплинарного воздействия.

Неоднократно Исаак Иосифович хотел найти свою жену Марину Кржевскую. Так, в феврале 1950 года он обратился к начальнику тюрьмы с заявлением о предоставлении возможности обратиться в МГБ СССР с просьбой сообщить адрес или местонахождение его жены для возможности использовать право обмена письмами один раз в год, на что получил отказ. В октябре 1952 года снова предпринята попытка найти жену. 27 октября 1952 года заместитель начальника Владимирской особой тюрьмы Лавыгин направляет начальнику тюремного отдела МГБ СССР полковнику Евсенину запрос по разрешению переписки с женой, находящейся в заключении. В декабре из Москвы пришел ответ: «Гольдштейну И.И. переписка с женой Кржевской М.А. не разрешена, о чем объявите заявителю». Весной 1953 года умер Сталин. Гольдштейн снова обращается к руководству тюрьмы с просьбой разыскать его жену и разрешить переписку с ней. 9 октября 1953 года Гольдштейну разрешили переписку с женой которая находилась в исправительно-трудовом лагере в поселке Явас Зубополянского района Мордовской АССР.

Судьба его жены Марины Арсеньевны весьма трагична. Из воспоминаний К.С. Хлебниковой-Смирновой: «С Мариной Арсеньевной я познакомилась в 1951 году. Она помогала мне в библиотеке. Когда я была больна, она заменяла меня. Лихачев ее уважал, говорил: «Умная эта женщина, Кржевская!» Мне же она всегда говорила: «Я тебе рискую советовать потому, что с высоты моего возраста все виднее». Она училась когда-то в Смольном институте в Петербурге. В 15 лет осталась круглой сиротой. После института убежала от сестры, поступила на курсы. Хотела быть не просто барышней, а приносить людям пользу. Вышла замуж в двадцатидвухлетнем возрасте за молодого человека, которого прочили в профессора. Прожили несколько лет в Испании — он специализировался в испанском языке. Любил Сервантеса. По возвращении в Питер стал профессором. Марина Арсеньевна прожила с ним 14 лет как в раю. Ей надоела райская жизнь, она бросила мужа, Бориса Аполлоновича, и вышла замуж за еврея Исаака Иосифовича. Он был коммунист, ученый-экономист. Ничего, кроме книг, у него не было. Она даже спала на полу, покрываясь пледом. Она помогала новому мужу бороться за создание нового образа жизни. Удивительнее всего, что она не переставала любить своего первого мужа, Бориса Аполлоновича, заставила его жениться на влюбленной в него студентке. Прошли годы. В 1947 году Марину Арсеньевну и ее нового мужа посадили в тюрьму. За что посадили Исаака Иосифовича, я не знаю, а Марину обвинили в том, что она хотела отравить Светлану, дочь Сталина.

Лет за десять до посадки у невестки Сталина (приятельницы Марины) Марина увидела девочку Светлану. Светлана жаловалась на головную боль. Марина дала ей таблетку пирамидона. Здесь же присутствовала няня Светланы… Когда Марину посадили и зачитали обвинение, она, конечно, не хотела его подписывать. Около двух лет просидела в Лефортовской тюрьме. Я не знаю, подписала она или ее посадили на десять лет в особый лагерь без подписи. Муж ее умер еще во время следствия. Она мне рассказывала, что еще в 1937 году ее муж Исаак Иосифович, правоверный коммунист, часто говорил: «Без преступления не посадят». Когда во время следствия они встретились на очной ставке, она хотела ему сказать: «У нас без преступления не посадят», да пожалела его, очень он был несчастный и больной. Первый ее муж, несмотря на то что был профессором Ленинградского университета, когда узнал, что с Мариной случилось несчастье, стал искать возможность помочь ей. Посылал сначала деньги, но с деньгами в тюрьме делать было нечего. Тогда он стал Марине посылать масло и сахар. Она и жива осталась только благодаря ему, так как здоровье у нее было такое плохое, что все удивлялись, что она еще жива. Ведь она еженощно бегала в уборную раз тринадцать (уборная была метрах в 100 от барака). Когда же она спала? Когда Марину Арсеньевну освободили, возвратили в Москву, дали квартиру и пенсию, она не успокоилась, пока не написала покаянное письмо Борису Аполлоновичу. При первой возможности она зарыла это письмо в его могилу на ленинградском Богословском кладбище (он умер от инфаркта за два месяца до ее освобождения). Прожила Марина Арсеньевна в Москве после освобождения до 1967 года. Я часто с ней встречалась. Перед смертью она попросила ее тело кремировать, а прах зарыть в могиле Бориса Аполлоновича в Ленинграде. Я ее просьбу исполнила». (К.С. Хлебникова-Смирнова. «Мои воспоминания». Таллин: издательство «Александра», 1994.)

Исаак Иосифович Гольдштейн умер в одиночной камере 30 октября 1953 года, у него остановилось сердце. Навсегда осталось загадкой, получила ли письмо его жена и успел ли он получить от нее ответ. На корках личного дела заключенного Гольдштейна рядом с графой «Закончено», несмотря на запрет оставлять любые пометки на обложке, рукой неизвестного сотрудника государственной безопасности написано: «а был ли Гольдштейн шпионом?».

Симон Гогоберидзе, грузинский социал-демократ, в годы войны заключенный Владимирской тюрьмы

Морозов (Мороз) Иосиф Григорьевич, 1886 года рождения, национальность — еврей. Отец мужа Светланы Аллилуевой — Григория. Заместитель директора по хозяйственной части Института физиологии Академии наук СССР. Арестован 10 февраля 1948 года за антисоветскую агитацию. Дружил с Полиной Жемчужиной (жена В.М. Молотова, активист Еврейского антифашистского комитета) и академиком Линой Соломоновной Штерн, руководителем Института физиологии Академии наук СССР, которая пригласила его на должность заместителя директора (впоследствии была арестована по делу Еврейского антифашистского комитета). Осужден Особым совещанием при МГБ СССР на 15 лет тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 22 июля 1948 года. В апреле 1953 года этапирован во Внутреннюю тюрьму МВД СССР в распоряжение заместителя министра МВД СССР Кобулова. Освобожден по распоряжению Берия.

ЭМИГРАНТ-АГИТАТОР

В годы войны во Владимирской тюрьме находился Симон Гогоберидзе, грузинский социал-демократ. В 1924 году он участвовал в восстании за независимость Грузии, потом эмигрировал. В 1942 году немецкая разведка начала заброску агентов в Грузию с целью устроить там восстание. Бывший премьер-министр Жордания вызвал к себе Симона Гогоберидзе. «…Сейчас надо забыть все «измы». Не время бороться с большевиками. Надо спасать физическое существование России. Авторитет такой агитации может для населения оказаться весомее официальной советской пропаганды». Гогоберидзе нелегально перешел границу и летом 1942 года уже был в Грузии. Напуганные арестом его матери, односельчане выдали его властям. По законам военного времени Гогоберидзе ожидал расстрела, но было неопровержимо доказано, что он вел хоть и подпольную агитацию, но за советскую власть.

ПОТОМОК ПРОРОКА

24 декабря 1945 года во Владимирской тюрьме НКВД СССР скончался от туберкулеза легких выдающийся деятель таджикской культуры Саид Ризо Али-заде — первый переводчик на узбекский и таджикский языки произведений Пушкина, Толстого, Гоголя и других русских классиков, потомок пророка Мухаммеда.

3 февраля 1938 года по ложному доносу он был арестован в Самарканде как иностранный шпион. 16 сентября 1941 года «сын бая» был осужден Особым совещанием НКВД СССР за антисоветскую агитацию на пять лет тюремного заключения, как активный член контрреволюционных националистических организаций «Шуро-Ислам» и «Милли-Итифак». Саид Ризо виновным себя не признал, но его «изобличили» показания обработанных свидетелей. В итоге восемь лет он провел за решеткой. Его срок должен был закончиться 4 февраля 1943 года. Однако в Тюремном управлении НКВД СССР приняли решение содержать его, как опасного элемента, в тюрьме до окончания войны.

Саид Ризо прибыл во Владимирский централ 10 июля 1944 года из Тобольской тюрьмы НКВД, будучи серьезно больным. 11 сентября 1944 года из-за ухудшения состояния здоровья был переведен в камеру № 32 тюремной больницы. Похоронили его 25 декабря в 5 часов утра на местном кладбище рядом с централом. Извещение о смерти из тюрьмы было сразу же отправлено родным Али-заде. Однако до них оно не дошло.

Саид Ризо Али-заде. 1920-е годы

Он родился 15 февраля 1887 года в Самарканде, в интеллигентной, хотя и небогатой семье ткача — выходца из Ирана. Мать его была азербайджанкой. С юных лет Саид Ризо Али-заде стремился приобщить к высокой культуре как можно больше простых людей. Самостоятельно изучив четырнадцать языков, много сил отдавал переводческой деятельности. Но в основе всех его трудов лежала культурно-просветительская деятельность. В восемнадцатилетнем возрасте он открыл начальную школу для дехканских детей. Преподавал в ней, писал первые узбекские и таджикские буквари, учебники математики, географии, геометрии, астрономии. Из своего небольшого заработка Али-заде покупал ученикам книги, тетради и карандаши.

Саид Ризо вступил в партию большевиков в 1918 году. Еще до своего членства в партии он выступал в местных газетах с разоблачениями прогнившего строя, пропагандировал интересы рабочих и дехкан. В апреле 1919 года Али-заде организовал и возглавил еженедельный журнал с созвучным эпохе названием — «Пламя революции», издававшийся на фарси и таджикском языках до декабря того же года. Журнал выходил весьма значительным по тем временам тиражом — около четырех тысяч экземпляров — и распространялся, кроме Средней Азии и Закавказья, в Афганистане, Иране, Турции, Индии, Пакистане и ряде арабских стран. Много места в нем уделялось пропаганде «благородной исторической миссии русского народа». Миссия эта трактовалась не только в духе расхожей фразы о «пролетарской солидарности» — она рассматривалась в более широком контексте — опять же, культурно-просветительском.

Еще одна грань его кипучей общественной деятельности — работа в качестве переводчика произведений мировой литературы на таджикский язык. Благодаря Саиду Ризо Али-заде появляются на узбекском и таджикском языках «Капитанская дочка», «Борис Годунов», «Дубровский», «Евгений Онегин» Пушкина, «Воскресение» Льва Толстого, «Ревизор» Гоголя, «Поднятая целина» Шолохова, «Цемент» Гладкова, «Как закалялась сталь» Николая Островского. Еще он переводил западноевропейских и американских писателей, ставил на узбекском языке оперетты азербайджанского композитора Узеира Гаджибекова.

Стремясь познакомить российских читателей с классикой Востока, Саид Ризо Али-заде перевел на русский язык творения Ибн-Сины, Фирдоуси, Низами, Физули, Навои. Для русского населения Самарканда он организовал курсы по изучению узбекского языка и фарси, а в 1933–1934 годах подготовил и издал первый полный русско-таджикский словарь в двух томах. Сохранились стихи, написанные им в камере Владимирской тюрьмы на куске материи. Находясь в заключении, Али-заде писал на чем придется. Для курения зэкам выдавали маленькие листочки бумаги. Он не курил, а листки копил, потом склеивал их и писал на них бисерным почерком. Какие-то из этих рукописей окольными путями попадали на волю и оказывались у родных. Другие во время обысков отбирали, и они оказались подшитыми в личном деле.

Из писем, которые приходили из заключения к родным в Самарканд, становится понятно, что Али-заде оставался человеком, не сломленным жизненными обстоятельствами, уважающим себя и даже гордым. Однажды он обратился к тюремному начальству с просьбой выдать ему френч, отобранный когда-то перед тюремным порогом и хранившийся на складе. Зачем? Он объяснил и это: родным разрешили свидание с ним, они уже выехали к нему из далекого Самарканда. И он не хотел бы, чтобы они увидели его в тюремной одежде.

До 1977 года родственники Али-заде не знали, где нашел свой последний приют их отец и дед. В один из дней внук Саида Ризо Али-заде по имени Фархад увидел вещий сон. Ему был указан дом в Самарканде, где нужно было искать документ о месте смерти деда. Он дважды побывал в этом доме и сумел найти между страниц одной книги извещение о смерти своего деда, посланное из Владимирского централа в сорок пятом году. Почему оно оказалось в этом доме, так и осталось загадкой. Фархад Ализаде приехал во Владимир. Он обратился к мэру города Роберту Карловичу Магазину, побывал в централе, где встретился с начальником тюрьмы Виталием Федоровичем Завьялкиным. В итоге гостю помогли найти могилу Саида Ризо. В 1986 году Фархад Али-заде снова приехал во Владимир. Он сумел добиться своего и получил официальное разрешение от городских властей на эксгумацию и перевозку останков Саида Ризо Али-заде в Самарканд.

Ныне в этом городе его имя носят квартал, школа и улица, на которой он жил. Сохранился его дом, где в 1998 году был создан музей. Организатор дома-музея Саида Ризо Али-заде, председатель одноименного фонда — внук просветителя Фархад Тагиевич Ализаде — бережно собирает реликвии, связанные с памятью деда, а также его труды, выходившие в Иране, Турции, Азербайджане и, как недавно выяснилось, в Индии. В 1920-х годах, по имеющимся документальным свидетельствам, Саид Ризо Али-заде передал около десятка рукописей издателю из индийского (позже пакистанского) города Лахор, афганцу по происхождению, Мирмохаммаду Голмони Афгону. Долгое время о судьбе рукописей ничего не было известно. Лишь несколько лет назад удалось выяснить, что все они стали книгами.

В самаркандский дом-музей в качестве дара от правительства Ирана был передан экземпляр третьего издания (1928) сборника публицистики и писем Саида Ризо Али-заде к ученым и писателям Европы и Азии. Название книги условно можно перевести как «Корреспонденция». На ее обложке — впечатляющий список других его книг, выпущенных тем же издательством в Лахоре: «История России», «История Туркестана», «История Японии», «Наука о космосе», «Законы религии», «Культура ислама», «Общая история Европы», роман «Век счастья»… Их еще предстоит отыскать.

Статьи о жизни и творчестве Саида Ризо Али-заде все чаще появляются как на Востоке, так и на Западе. В самаркандский дом-музей с просьбой рассказать о нем пишут из Японии, Америки, Франции, Турции. В России же он практически забыт. А ведь это в недавнем прошлом — наш соотечественник, страстный пропагандист и популяризатор русской культуры на огромных азиатских просторах, разделивший до конца судьбу своей страны, во благо народов которой им было сделано столь много…

На оборудование дома-музея Саида Ризо Али-заде правительство Ирана в свое время выделило десять тысяч долларов. Для музея были привезены два иранских ковра, французская мебель. По решению правительства Узбекистана был отлит бронзовый бюст великого литератора и ученого, а также создан памятный барельеф. Саид Ризо был потомком пророка Мухаммеда. Схема его родословной изображена на металлическом листе и находится сегодня в его музее в Самарканде.

Когда Саида Ризо арестовали, его внуку Фархаду было сорок дней. Перед отправкой из самаркандской тюрьмы в Ташкент дед сумел передать родным письмо, в котором попросил свою дочь прийти к нему попрощаться. Она взяла с собой маленького Фархада. Начальство разрешило короткое свидание только через небольшой глазок тюремных ворот. Саид Ризо попросил дочь вставить в этот глазок мизинец внука. Она выполнила просьбу отца. Тот поцеловал пальчик внука, обвел им свои глаза и сказал, обращаясь к дочери: «Прошу тебя, береги его, придет время, и он расскажет правду».

ВАСИЛИЙ ПАВЛОВИЧ

День 4 января 1956 года был обычным для сотрудников в Особой тюрьме МВД, но почему-то долго не уходил с работы начальник тюрьмы Тимофей Минович Козик (начальник тюрьмы с 1955-го по 1958 год). Поздним вечером к тюрьме подъехали два черных «ЗИМа», из которых вышли люди в военной форме. Из воспоминаний очевидца этих событий ветерана УИС А.С. Малинина: «…Василия Сталина привезли ночью. Я тогда был на дежурстве. Привезли его из Москвы. Одет он был в ватник и летную кожаную куртку, худощавый такой, с усиками. Мы уже знали, что его должны привезти, числился он под фамилией Васильев Василий Павлович. Это было согласовано с Москвой. Я определил его в камеру во 2-м корпусе на 3-м этаже, в обычную камеру. Там он был около месяца. После этого по распоряжению оперативной части его перевели в 3-й корпус на 2-й этаж, в 31-ю камеру. С ним там сидели еще двое заключенных. А еще через месяц его перевели в 4-й корпус на 3-й этаж, в угловую камеру. Там он отбывал весь срок — до осени 1958 года, когда его опять увезли в Москву, в Лефортово. Официально от всех скрывали, что это сын Сталина, но почти все мы это знали и звали его просто Василий. Раза два он болел, нога у него сохла, с палочкой ходил, лежал в нашем лазарете. По его просьбе ему разрешили работать в нашей слесарной мастерской. В мастерской он вытачивал детали, по его чертежу сделана тележка, на которой и в настоящее время развозят пищу на режимные корпуса. Ничего плохого о нем сказать не могу. Вел себя он спокойно, корректно, и мы относились к нему так же. Где-то читал, что когда вели Василия на свидание с женой и дочерью, то били его прикладом.

Глупости какие, — это ложь откровенная. Никто его не бил. А с оружием у нас во все помещения тюрьмы вход категорически запрещен. Однажды во время моего дежурства ему привезли из Москвы большой чемодан. Начальник тюрьмы Козик позвонил мне и сказал: «Занеси этот чемодан ко мне в кабинет». Я взялся за ручку чемодана, а оторвать его от пола не могу. Такой тяжелый. Позвал еще двух ребят. Втроем дотащили этот чемодан до кабинета начальника тюрьмы. Положили ему на стол и ахнули: чемодан был доверху набит слесарными инструментами».

Из воспоминаний Светланы Аллилуевой об одном из свиданий, предоставленных Василию Сталину: «Этого мучительного свидания я не забуду никогда. Мы встретились у начальника тюрьмы в кабинете. На стене висел огромный портрет отца, под которым в своем кресле сидел начальник тюрьмы, а на диване перед ним Василий… Он был в отчаянии и не скрывал этого…».

Из воспоминаний ветерана УИС Евсеева К.Д.: «В 1947 году я был принят на работу электриком в Особую тюрьму Министерства государственной безопасности, где содержались номерные заключенные. Распоряжением руководства учреждения персоналу категорически запрещалось не то что разговаривать с ними, но даже смотреть в их сторону. Когда вели номерных заключенных по коридору, дежурный стучал ключом по пряжке ремня, и при этих звуках все сотрудники разбегались. Иначе оперчасть застукает. Но однажды в помощники мне определили нового человека. Я штробил стену под проводку, и мне прислали помощника: высокий, стройный, модные штиблеты с лакированными носами, папиросы «Казбек». Он назывался «Васильев Василий Павлович». Это был сын Сталина — Василий. Представляете, я генерала штробить учил. Штробилыцик из него был аховый, кувалдой махал неумело. Но то, что человек он не простой, было видно сразу. Василий попросился в механические мастерские, так как неплохо работал на токарном станке. Да и время в тюрьме за работой быстрей пролетало. Кстати, говорят, что конструкцию поворотного узла тележки, на которой развозят пищу по корпусам, придумал именно Василий Сталин».

Лишь несколько месяцев спустя Василий признался Евсееву, кто его отец, что «с отцом плохо жил», что его посадили «за слово». Константин Дмитриевич вспоминает, что в одном таком разговоре Василий Сталин сказал, что поводом для его ареста стала фраза, брошенная Маленкову: «Как вы будете руководить государством, если не могли похороны отца организовать без жертв?» Речь шла о жертвах давки, унесшей многие жизни во время похорон И.В. Сталина.

Сталин много рассказывал и про Берия, о том, что в обязанности его адъютанта входила поставка девушек для главы НКВД, и про Хрущева… «Никита закончит плачевно. Он всегда у отца ходил в клоунах», — говорил «Василий Павлович».

Вспоминает Евсеев: «К Сталину пристал какой-то зэк из новеньких: «А вы не служили в таком-то полку? А вы не летали там-то и там?» Видно, признал кто-то из своих летчиков. Но Сталин не стал разговаривать, просто встал и ушел. А зэк подходит ко мне и говорит: «Ты знаешь, что это сын Сталина? Я в его полку служил. Он как-то увидел меня на аэродроме, а у меня сапоги драные. Спрашивает: «Где командир?» Командир появился. «Если еще раз увижу такие сапоги у солдата, ты будешь носить его сапоги, а он твои»».

Из личного дела арестованного Сталина Василия Иосифовича: «Арестован 28 апреля 1953 года по обвинению в растрате государственного имущества.

В протоколе допроса № 62/6 от 09 мая 1953 года В. Сталин дал показания по поводу предъявленного ему обвинения… «Расхищение государственных средств и казенного имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным в этом себя признать не могу».

2 сентября 1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР осудила его к восьми годам лишения свободы за злоупотребление служебным положением и антисоветскую агитацию. Через два года, в 1955 году, Василий Сталин из Внутренней тюрьмы был направлен в Центральный госпиталь МВД СССР в связи с ухудшением здоровья.

В январе 1960 года Василий Сталин был досрочно освобожден из тюрьмы, в апреле этого же года снова водворен в нее.

Из переписки Генерального прокурора Р.А. Руденко и председателя Комитета государственной безопасности А.Н. Шелепина: «За период пребывания в местах заключения В.И. Сталин не исправляется, ведет себя вызывающе, злобно, требует для себя особых привилегий, которыми пользовался при жизни отца…Считаем целесообразным Постановлением Президиума Верховного Совета СССР, в порядке исключения из действующего законодательства, направить В.И. Сталина после отбывания наказания в ссылку в г. Казань. При выдаче В.И. Сталину паспорта указать другую фамилию».

Василий Сталин скончался в ссылке в Казани в 1962 году.

ПЕВИЦА И АКТРИСА

Послевоенный период был ознаменован ужесточением карательной политики в сфере борьбы с экономическими преступлениями. В свете этого направления выходит Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Наряду с жесткими мерами требовались методы стимулирования послушных заключенных.

Президиум Верховного Совета СССР 16 августа 1947 года принял Указ «Об освобождении от наказания осужденных беременных женщин и женщин, имеющих при себе в местах заключения детей». Это были первые амнистии послевоенного времени, которые отчасти касались и Владимирского централа.

В сентябре 1948 года за «участие в антисоветской группе» арестована известная певица — любимица народа Лидия Андреевна Русланова и ее муж — генерал Владимир Викторович Крюков, один из друзей и приближенных маршала Г.К. Жукова.

Жуков был героем Великой Отечественной войны. Сталин хотел избавиться от своих потенциальных соперников. Начались гонения на Жукова и других военачальников. Шли в ход любые методы: сбор компрометирующих фактов, доносы. Друзьям и приближенным Жукова вменяли растраты фондов, вывоз для себя ценностей, мебели, картин, драгоценностей из Германии и Австрии.

Бутова Е.Н. Начальник медчасти. 1970-е годы

В июне 1950-го Лидия Русланова была переведена во Владимирскую тюрьму. В одной камере с ней сидела актриса Зоя Алексеевна Федорова, арестованная в декабре 1948 года и приговоренная к 25 годам лишения свободы.

На карточке заключенной Федоровой было отмечено: «террористка». Они находились в режимном корпусе № 2, в котором размещалась медицинская часть.

Из воспоминаний ветерана учреждения Варвары Ивановны Лариной: «Находясь в одной камере, они часто ругались, при этом, когда Русланова освобождалась, она часть своих вещей передала Федоровой».

Тюремная карточка Федоровой Зои Алексеевны

Бывший начальник медицинской части Елена Николаевна Бутова (скончалась в 1994 году) вспоминала, что Русланова отличалась интеллигентным видом и держала себя с достоинством. Как-то раз женщин из камеры, в которой находилась Русланова, повели строем и Лидия Русланова громко запела русскую народную песню. Это было нарушение режима, и начальник тюрьмы подполковник ГБ Журавлев М.А. (1949–1953) распорядился водворить ее в карцер, но врач Е.К. Богатова, которую начальник тюрьмы очень уважал, попросила его отменить это решение. После этого случая Русланова продолжала петь в камере или во время прогулки, но негромко. Был еще один случай, когда Русланова оказалась в карцере. Ветеран уголовно-исполнительной системы и трудового фронта А.И. Петрова вспоминает несколько встреч с Лидией Руслановой: «Это случилось 1 мая. В тюремном клубе имени Фрунзе играла музыка, фрамуги на тюремных корпусах были открыты, и она запела, я постучала ключом по дверному замку, а это означало предупреждение для заключенных, но Русланова не слышала этого стука, все больше расходилась и расходилась, так что ее слышала вся тюрьма. Срочно прибежал дежурный. Русланову сопроводили в карцер, но начальник тюрьмы через несколько часов ее освободил и отправил снова в свою камеру.

Начальник медчасти Бутова Е.Н. проводит хирургическую операцию. Ей помогают фельдшера Л. Слободанюк и Н. Кашенкова. 1954 г.

Прибывшая специальным этапом в Особую тюрьму, Лидия Русланова привезла целый багаж концертных платьев, туфель и много чего другого. Наличие целого концертного гардероба свидетельствовало о том, что ее арестовали сразу после концерта. В отличие от Руслановой у знаменитой актрисы Зои Федоровой такого багажа не было, был только бушлат и полосатая роба.

Лидия Русланова была очень скромная, вежливая и тихая, Зоя Федорова, в отличие от Руслановой, вела себя вызывающе, ее еще называли между собой надзиратели хулиганкой потому, что часто вступала в перебранки как с сотрудниками, так и со своими сокамерниками». В июле 1953 года дело Руслановой было пересмотрено, на свободу она вышла в августе 1953 года.

Актриса Зоя Федорова, снявшаяся в фильмах «Музыкальная история», «Подруги» «Гармонь» и других, была арестована в декабре 1946 года и приговорена к 25 годам тюремного заключения. Как она говорила, посадили ее за любовь. Она влюбилась в американского военного атташе Джексона Тейта, заместителя главы морской секции американской военной миссии (впоследствии он стал адмиралом). У них 18 января 1946 года родилась дочь Виктория, но отец не увидел дочери — он был выслан из СССР. 27 декабря 1946 года Зою Федорову арестовали, предъявили обвинение в шпионаже в пользу иностранных государств. Освободилась она в 1954 году.

Русланова Лидия Андреевна — заключенная Владимирской тюрьмы. Певица осуждена за участие в антисоветской группе

После освобождения из тюрьмы Лидия Русланова дала концерт в гарнизонном Доме офицеров. Билеты было достать трудно, многие сотрудники тюрьмы и управления на этом концерте были. Среди ветеранов Владимирской тюрьмы бытует байка, что на тот концерт она приезжала вместе с Зоей Федоровой. Та по дороге из Москвы во Владимир уснула в машине, и Лидия Русланова решила над ней подшутить. Вместо Дома офицеров она попросила шофера подъехать к централу и возле тюремных ворот громко объявила спящей Зое Федоровой: «С вещами на выход». Та, увидев ворота централа, ничего не поняв спросонья, схватив сумки, бросилась к выходу. То, что это розыгрыш, она поняла не сразу и на Русланову за это была очень обижена.

После смерти И.В. Сталина принимается ряд серьезных мер по установлению законности и повышению роли правосудия в СССР.

Федорова Зоя Алексеевна — заключенная Владимирской тюрьмы, актриса, осуждена за связь с иностранным гражданином

1 сентября 1953 года Указом Президиума Верховного Совета СССР упраздняется Особое совещание при министре внутренних дел СССР.

«…В целях дальнейшего укрепления социалистической законности и повышения роли советского правосудия Президиум Верховного Совета СССР постановил:

1. Упразднить Особое совещание при министре внутренних дел СССР.

2. Установить, что жалобы и заявления осужденных коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД — УНКВД и Особым совещанием об отмене решений, сокращении срока наказания, досрочном освобождении и о снятии судимости рассматриваются в Прокуратуре СССР с предварительным заключением по этим делам МВД СССР.

3. Предоставить Верховному суду СССР право пересматривать по протесту Генерального прокурора СССР решения бывших коллегий ОГПУ, «троек» НКВД — УНКВД, Особого совещания при НКВД — МГБ — МВД СССР.

4. Считать утратившими силу:

а) Статью 8 Постановления ЦИК СССР от 10 июля 1934 года «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел».

б) Постановление ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. «Об Особом совещании при Народном комиссариате внутренних дел».

Первые указы «хрущевской оттепели» в сентябре 1953 года вернули номерным заключенным их фамилии. Но в специальных сообщениях предписывалось: «Заключенных разрешается содержать в общих камерах вместе с другими заключенными, осужденными к длительным срокам тюремного заключения, причем необходимо установить такой порядок, чтобы о их содержании во Владимирской тюрьме знали как можно меньше других заключенных, т. е. без особой необходимости не переводить их из камеры в камеру».

ЖЕНА МАРШАЛА БУДЕННОГО

В камерах режимного корпуса № 3 отбывала наказание вторая жена легендарного командарма, героя Гражданской войны Семена Михайловича Буденного.

После трагической гибели первой жены в 1923 году Буденный буквально через полгода на курорте в Ессентуках встретился с певицей Будницкой Ольгой Стефановной (сценический псевдоним Михайлова). После свадьбы с маршалом она поступила в консерваторию и впоследствии стала солисткой Большого театра.

Ольга Стефановна неоднократно выезжала за рубеж, блистала своим талантом, и Семену Михайловичу это нравилось, он гордился своей прекрасной женой. Но всевидящее око государственной безопасности таких блистательных людей не оставляет без внимания, тем более кремлевскую элиту.

19 августа 1937 году она будет арестована. Из материалов следственного дела:

Тюремная карточка второй жены С.М. Буденного, оперной певицы Большого театра Михайловой О.С.

«Михайлова Ольга Стефановна, 1905 года рождения, уроженка города Екатеринослава, проживающая по адресу: г. Москва, улица Грановского, 3, квартира 78. Профессия — артистка, работающая в Государственном академическом Большом театре. С 1924 года является женой Маршала Советского Союза Буденного, своими связями дискредитировала последнего, а именно:

1. Являясь женой Буденного, одновременно имела интимную связь с артистом ГАБТ Алексеевым, разрабатывавшимся по подозрению в шпионской деятельности.

2. Находясь на лечении в Чехословакии, вращалась среди врагов народа, шпионов и заговорщиков Егорова и его жены, Александрова и Туманова. Кроме того, установлено, что Михайлова наряду с официальными посещениями иностранных посольств имела неофициальные, по личному приглашению послов, снабжала итальянского посла билетами на свои концерты и неоднократно получала от него подарки. Арестованные за шпионаж жена бывшего первого заместителя наркома обороны Егорова и жена бывшего наркома просвещения Бубнова в своих показаниях характеризуют Михайлову как женщину их круга, которая делала то же самое, что и они. Михайлова в наличии у нее подозрительных связей и в неофициальном посещении посольств виновной себя не признала. Шпионскую деятельность отрицает. На основании изложенного выше дело по обвинению Михайловой направить Особому совещанию на рассмотрение. Ноябрь 1939 года».

Согласно тюремной карточки, Михайлова О.С. прибыла во Владимирскую тюрьму 13 июля 1944 года. Приговорена Особым совещанием при НКВД СССР 17 октября 1939 года на срок восемь лет тюремного заключения. 19 августа 1945 года вторично осуждена Особым совещанием при МГБ СССР на три года тюремного заключения, как социально опасный элемент. По окончании тюремного заключения 19 августа 1948 года направлена в распоряжение начальника УМГБ Красноярского края, в ссылку МГБ СССР от 17 августа. Впоследствии Маршал Советского Союза С.М. Буденный в июле 1953 года напишет: «Я не верю, чтобы она могла совершить преступления против советской власти».

В 1956 году Ольга Стефановна вернулась в Москву, Буденный помог ей получить квартиру и устроил на работу в больницу.

БЕРИЕВЦЫ

После смерти И.В. Сталина среди руководства страны шла жесткая, кровавая борьба за власть. Никита Хрущев настроил своих сторонников против всесильного Лаврентия Берия, руководителя объединенной секретной службы. Председатель Совета Министров Маленков с подачи Хрущева думал, что Берия хочет убрать его с занимаемого поста. Армейских генералов и маршалов предупредил, что с приходом Берия к власти им придется ответить за многое.

Был арестован и расстрелян Лаврентий Берия, обвиненный в шпионаже в пользу западных держав. Расстрелян был и Виктор Абакумов, руководитель контрразведки Смерш и министр государственной безопасности, имевший компромат на многих высокопоставленных руководителей страны и армии.

Началась тотальная чистка рядов Министерства государственной безопасности и Министерства внутренних дел СССР. Многие из арестованных генералов и сотрудников секретных служб оказались за решеткой. Надзиратели Владимирской тюрьмы их окрестили бериевцами.

Борис Николаевич Людвигов, начальник канцелярии Л.П. Берия, помощник заместителя председателя Совета Министров СССР. Арестован 27 июня 1953 года по обвинению — «измена Родине». Осужден Военной коллегией Верховного суда 28 сентября 1954 года на 15 лет тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 18 октября 1954 года. Освобожден 18 октября 1965 года по Указу «О помиловании» от 30 сентября 1965 года.

Степан Соломонович Мамулов, с 1921-го по 1922 год проходил службу в милиции в 10-м комиссариате города Тифлиса. С 1922 года — в Рабоче-крестьянской Красной армии. В 1923 году назначен на должность начальника организационного отделения политического отдела 1-й Грузинской стрелковой дивизии. После Гражданской войны находился на партийной работе в Абхазии, Казахстане, Днепропетровске, Грузии. В 1938 году занимал пост заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК КП(б) Грузии. С 1939 года — служба в НКВД СССР. С 16 августа 1939 года по 26 апреля 1946 года — начальник секретариата НКВД — МВД СССР. С 24 апреля 1946-го по 12 марта 1953 года — заместитель министра внутренних дел СССР. Курировал Главное управление лагерей горно-металлургических предприятий, Управление лагерей лесной промышленности, Дальстрой, Управление материального снабжения МВД, Плановый отдел МВД, Главное архивное управление МВД, Отдел перевозок МВД, 2-й (опертехника) и 3-й (Гохран) спецотделы МВД. В 1951 году Мамулов — начальник мест лишения свободы, генерал-лейтенант. После смерти Сталина руководил Секретариатом объединенного министерства МГБ и МВД, был членом Коллегии МВД СССР. В апреле был снят с данных постов и направлен на партийную работу в Грузию. Занимал должность заведующего отделом партийных, комсомольских и профсоюзных кадров ЦК КП Грузии. Арестован 30 июня 1953 года. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 28 сентября 1954 года по обвинению — «измена Родине». Приговорен к 15 годам тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 18 октября 1954 года. Освобожден после отбытия срока наказания 28 июня 1968 года.

Петр Афанасьевич Шария, секретарь ЦК КП Грузии по пропаганде и агитации, давний соратник Лаврентия Берия, член Академии наук Грузии, профессор. После смерти Сталина помощник заместителя председателя Совета Министров СССР. Арестован 27 июня 1953 года. Осужден Военной коллегией Верховного суда 28 сентября 1954 года. Приговорен к 10 годам тюремного заключения с конфискацией имущества по обвинению — «измена Родине». Прибыл во Владимирскую тюрьму 18 октября 1954 года. Освобожден 27 июня 1963 года по отбытии срока наказания.

Штейнберг Матус Азарьевич, разведчик-нелегал. В тюремной карточке отмечен как «бывший сотрудник МГБ». Штейнберг М.А. родился в 1904 году в Бессарабии. Проживал в Румынии, Бельгии и во Франции. В 1926 году переехал в Советский Союз, в 1927 году стал кандидатом в члены ВКП (б), служил в Красной армии. В конце 1928 года — сотрудник иностранного отдела. Свободно владел румынским, русским, украинским, идиш, французским, испанским, итальянским, немецким, английским языками. Выполнял задания иностранного отдела во Франции и Маньчжурии. Руководил резидентурой в Харбине. Во время гражданской войны в Испании — помощник Наума Эйтингона. Участник агентурной сети «Красная капелла» в Швейцарии. Майор государственной безопасности. В 1938 году, во время повальных «чисток» органов безопасности, отказался выполнить приказ о возвращении в Москву. В 1943 году установил контакт с советской разведкой. В сентябре 1956 года с семьей из Швейцарии вернулся в Советский Союз. Арестован 26 января 1957 года. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 14 марта 1958 года по обвинению — «измена Родине». Приговорен к 10 годам тюремного заключения с конфискацией имущества. Прибыл во Владимирскую тюрьму 26 марта 1958 года. Освобожден 8 января 1966 года.

Брик Евгений Владимирович, 1921 года рождения, сотрудник государственной безопасности, разведчик-нелегал, долгое время работал под прикрытием в США и Канаде. Арестован 19 августа 1955 года при попытке попросить политическое убежище в США. В ходе следствия было установлено, что он работал на разведку Великобритании. 4 сентября 1956 года Военной коллегией Верховного суда приговорен к 15 годам тюремного заключения за измену Родине. 17 ноября 1956 года прибыл во Владимирскую тюрьму. В 1964 году для дальнейшего отбытия наказания этапирован в Дубравлаг в поселок Явас Мордовской АССР.

Павел Анатольевич Судоплатов, начальник 9-го (разведывательно-диверсионного) отдела МВД СССР, руководитель разведывательно-диверсионными операциями, генерал-лейтенант. Арестован 21 августа 1953 года. Характер преступления: «измена Родине». Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 15 лет тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 22 сентября 1958 года. Освобожден по отбытии срока наказания 21 августа 1968 года.

Судоплатов был арестован в собственном кабинете и сопровожден во Внутреннюю тюрьму на Лубянке. На первых допросах его обвинили в активном участии в заговоре Берия, целью которого был захват власти, в том, что именно Судоплатов был доверенным лицом и сообщником Берия в тайных сделках с иностранными державами против интересов Советского государства, что именно он организовал ряд террористических актов против личных врагов Берия и планировал теракты против руководителей Советского государства. Судоплатов отрицал все обвинения. Допросы проводились ночью, на что Судоплатов выразил протест Генеральному прокурору Р.А. Руденко. Руденко ответил следующим образом: «Мы не будем придерживаться правил, допрашивая заклятых врагов советской власти.

Можно подумать, что у вас в НКВД соблюдались формальности. С вами, Берией и со всей вашей бандой будем поступать так же» (из книги воспоминаний П.А. Судоплатова «Спецоперации на Лубянке»).

Судоплатов вовремя сориентировался и симулировал психическое заболевание. Психическое состояние его подвергалось неоднократным проверкам. Кормили его принудительно, через несколько дней пребывания в больнице ему была сделана пункция, боль была ужасная, но он не закричал. В больнице медсестра читала книги, обернутые в газету. Этот ход, придуманный женой Павла Анатольевича, давал возможность узнавать важные для него новости. Его отправили в ленинградскую психбольницу, а в 1958 году перевели в казанскую психбольницу. Симулировать в конце концов он перестал, дело было возобновлено, и Военная коллегия Верховного суда СССР дала ему 15 лет с учетом пребывания в больнице.

В своих воспоминаниях Судоплатов пишет: «Когда меня перевели из одиночной камеры в тюремную больницу, — давали один стакан молока в день и разрешали лежать в кровати днем столько времени, сколько хотел». И еще: «…Условия в тюрьме резко ухудшились, — вместо четырех продуктовых передач в месяц разрешали только одну, а затем одну в полгода. Свидания сократили с одного в месяц до одного в полгода».

ОДНО ВРЕМЯ СУДОПЛАТОВ СИДЕЛ ВМЕСТЕ С ОБЕР-БУРГОМИСТРОМ СМОЛЕНСКА ПРИ НЕМЦАХ МЕНЬШАГИНЫМ. ПО ВОЛЕ СУДЬБЫ БЫВШИЕ ПРОТИВНИКИ ОКАЗАЛИСЬ В ОДНОЙ ТЮРЬМЕ, ДАЖЕ В ОДНОЙ КАМЕРЕ. ОТНОШЕНИЯ БЫЛИ ВЕЖЛИВЫЕ, НО ОТЧУЖДЕННЫЕ. РАЗНОСИЛИ ПИЩУ ЗАКЛЮЧЕННЫМ ДАРЬЯ ГУСЯК И МАРИЯ ДИДЫК — БЫВШИЕ НЕЛЕГАЛЬНЫЕ КУРЬЕРЫ БАНДЕРОВСКОГО ПОДПОЛЬЯ. ТЕПЕРЬ ОНИ ОКАЗАЛИСЬ ЗА РЕШЕТКОЙ. В СВОЕ ВРЕМЯ ПАВЕЛ СУДОПЛАТОВ ДОПРАШИВАЛ ИХ ВО ЛЬВОВСКОЙ ТЮРЬМЕ.

Отдел, который возглавлял Судоплатов, осуществлял разведывательно-диверсионную деятельность. Свою работу в органах безопасности начал с 1925 года. В 1932 году — оперативный сотрудник центрального аппарата ОГПУ. С 1933 года проходит службу в иностранном отделе, который занимался нелегальной разведкой в нескольких европейских странах. Свободно владел украинским языком и специализировался на украинских националистах. 23 мая 1938 года в Роттердаме лично уничтожил, подложив бомбу, главаря ОУН Евгения Коновальца. В 1938 году исполнял обязанности начальника внешней разведки. В 1939 году назначен на должность заместителя начальника ГУГБ НКВД СССР.

Под руководством Судоплатова и Эйтингона в 1940 году было спланировано и организовано покушение на Льва Троцкого. В феврале 1941 года назначен на должность заместителя начальника 1-го (разведывательного) управления. В годы Великой Отечественной войны создает группу по проведению диверсионной работы в тылу врага. Судоплатов работал с блестящим советским разведчиком Николаем Кузнецовым, проводившим диверсии на оккупированной немецкими захватчиками территории. Руководил диверсионной деятельностью на Кавказе. В 1944 году назначен начальником отдела «С», занимался агентурно-разведывательной деятельностью и добычей материалов по атомной проблематике. После войны возглавлял отдел «Ф», в задачи которого входила организация ликвидационных операций по указанию своего руководства. В 1950 году назначен начальником Бюро

№ 1 МГБ СССР по диверсионной работе. В мае 1953 года назначен начальником 9-го (разведывательно-диверсионного) отдела МВД СССР.

С ним иногда советовались. В своих воспоминаниях Судоплатов пишет: «Стремясь привлечь внимание к нашим ходатайствам о реабилитации, мы с Эйтингоном написали Хрущеву письмо, в котором содержались оперативные предложения по противодействию только что организованным президентом Кеннеди диверсионным соединениям особого назначения — «зеленым беретам». Наше письмо получило одобрительную оценку Шелепина, секретаря ЦК КПСС, курирующего вопросы государственной безопасности и деятельность разведки. С письмом ознакомился генерал Фадейкин, мой преемник на посту начальника службы диверсионных операций за границей в 1-м Главном управлении КГБ. Он прислал майора Васильева во Владимир обсудить с нами организационные детали, который привез нам в подарок два килограмма сахара. Вот так наша инициатива привела к рождению спецназа КГБ».

Находясь в камере, Судоплатов и Эйтингон занимались переводами. В воспоминаниях Судоплатов пишет, что начал готовиться после освобождения из тюрьмы к новой работе — переводчика. В 1966 году здоровье Судоплатова резко ухудшилось, и он обратился к президиуму XXIII съезда КПСС. Письмо под грифом «Сов. секретно» № 298302 было отправлено в Москву 9 марта 1966 года. «Президиуму XXIII съезда КПСС. К вам обращается Судоплатов Павел Анатольевич, коммунист, содержащийся во Владимирской тюрьме № 2. Органы юстиции обходят молчанием мои заявления. Я вынужден поэтому обратиться к вам в надежде, что вы поручите партийному органу разобраться в моем деле. В силу особой секретности работы, которую я вел в чекистских органах, на суде невозможно было обо всем говорить. Нигде и никогда я виновным себя не признавал. Преступлений не совершал. Партия провела огромную работу по реабилитации невинно репрессированных людей. На этом фоне, т. к. я не вел в прошлом судебно-следственных работ, должно быть ясно, что я ни в одном случае, ни прямо, ни косвенно, не был причастен к «липовым» и конъюнктурным делам. Работу в чекистских органах я начал в мае 1921 года по путевке Политотдела 4-й дивизии Красной армии в г. Житомире. До самого ареста, т. е. до 21 августа 1953 года, я вел агентурно-разведывательную работу, главным образом за кордоном. Как мне известно, и это неоднократно отмечали ЦК и правительство, работа моя оценивалась как полезная. И это не случайно, т. к. я не щадил ни себя, ни своих сил, не раз смотрел в глаза смерти и всегда поручения партии старался выполнять как можно лучше. Смыслом моей жизни и единственной заботой, за более чем 30-летний период работы в чекистских органах, были интересы и безопасность партии и Советского государства. Я обращаюсь к вам, будучи уверенным, что вы не отнесетесь к моему письму формально, бюрократически и не швырнете его в корзину (как все время поступают с моими заявлениями). Я сижу уже более 12 лет. А почему? В чем конкретно я виновен? Никто по-серьезному не отвечает на этот вопрос, не хочет заниматься моим делом, сдав меня на милость аппарата Руденко. Мне почему-то кажется, что вы, умудренные опытом, смогли бы быстро убедиться в том, что дело против меня — это «липовое дело». Я верю и надеюсь, что партия в конце концов разберется с моим делом, скажет свое слово, и я буду реабилитирован. Тюрьма лишила меня здоровья, но морально я остался тем же, что и был всегда, — преданным до последнего вздоха делу партии. В чем меня обвиняют? Что я сделал плохого для нашего государства? В чем мои преступления перед партией? Разрешите на этом остановиться. Обвинение изобразило меня в глазах ЦК как особо доверенное Берия лицо… Мне было все ясно, когда украинские националисты во главе с Бандерой разыскивали меня на всей территории СССР для того, чтобы уничтожить, и с этой целью в сотнях экземпляров размножили мою фотографию. Это продолжалась моя борьба против них. Они хотели отомстить мне за смерть создателя и главаря Организации украинских националистов (ОУН) Коновальца, убитого мною лично, по указанию партии, в Голландии 23 мая 1938 года. Тут все понятно. Что троцкисты старались отомстить Эйтингону и мне за смерть Троцкого, это тоже понятно. Они жаждут мести за гибель своего лидера. Но во имя чего в своей стране, дома, мое советское правосудие гноит меня в тюрьме? За что меня мучают 12 с половиной лет? Я тяжело заболел. Страдаю стенокардией, кардиосклерозом, полностью ослеп на один глаз, под угрозой второй. Я обращаюсь к вам с убедительной просьбой исправить допущенную в отношении меня несправедливость и ошибку и помочь мне в реабилитации».

Только через четверть века Судоплатов будет реабилитирован. Главная военная прокуратура 12 февраля 1992 года за № 3-400039-55 выдаст справку о реабилитации «бывшему генерал-лейтенанту НКВД — МВД СССР Судоплатову Павлу Анатольевичу».

Его сокамерником был Наум Исаакович Эйтингон, заместитель начальника 9-го (разведывательно-диверсионного) отдела МВД СССР, генерал-майор. Арестован 20 августа 1953 года. Характер преступления: «измена Родине». Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 12 лет тюремного заключения с конфискацией части имущества. Прибыл во Владимирскую тюрьму 18 марта 1957 года. Освобожден 20 марта 1964 года по отбытии срока наказания.

Н.И. Эйтингон с 1919 года работал в профсоюзных организациях города Гомеля, где был замечен местным руководством и направлен в аппарат Губчека. В марте 1921 года он был утвержден Губкомом РКП(б) в члены коллегии Губчека. После встречи с Ф.Э. Дзержинским послан зампредом республиканской ЧК для ликвидации бандитизма в Башкирию. В 1923 году направлен в центральный аппарат ОГПУ. В 1925 году окончил учебу на восточном отделении Военной академии Генерального штаба и летом этого года зачислен в иностранный отдел. После чего как разведчик-нелегал под прикрытием направлен в Китай. В 1929 году направлен в Турцию, затем в США. Руководя нелегальной разведкой с 1933-го по 1935 год, организовывал работу разведчиков в США, Китае, Франции, Иране и Польше. Благодаря умелым действиям Эйтингон создал развернутую нелегальную сеть в Америке. В 1936 году направлен в Испанию, где был резидентом, проводил партизанские операции и диверсии на железных дорогах. В своих воспоминаниях П.А. Судоплатов отметил, что «с именем Эйтингона в Испании связан ряд неизвестных эпизодов важнейших внешнеполитических акций советского руководства, осуществленных в годы Гражданской войны. Ему удалось склонить к сотрудничеству одного из основателей фашистской партии — Фаланги — Фернандо де Куэста — и близкого родственника главы испанской Фаланги Примо де Риверы, который до 1942 г. являлся важным источником информации о планах Франко и Гитлера. Проводимая оперативная работа позволила также завербовать ряд видных чиновников из окружения Франко».

Под руководством Эйтингона были проведены диверсии, которые полностью сорвали поставку горючего для танков и грузовиков итальянского корпуса под Гвардалахарой. После чего данный корпус был полностью разгромлен. В 1936 году руководство Испанской республики по согласованию с Советским правительством решило отправить на хранение в Москву почти весь золотой запас. Руководил отправкой золота Эйтингон, за что получил орден Красного Знамени. В 1939 году по приказу он покинул Испанию, при этом вывез из Испании агентурно-разведывательный аппарат и спас его от неминуемой гибели, а также помог партийным руководителям покинуть Испанию и прожить в эмиграции.

Эйтингон был непосредственным организатором покушения на Л.Д. Троцкого (настоящее имя Лейба Давидович Бронштейн — деятель международного рабочего и коммунистического движения, теоретик марксизма, идеолог одного из его течений — троцкизма). Общее руководство было поручено П.А. Судоплатову. Эта операция получила кодовое название «Утка». Первая попытка ликвидации Троцкого в мае 1940 года потерпела поражение. Но 20 августа 1940 года молодой испанский коммунист Рамон Меркадер, вошедший в ближайшее окружение Троцкого, в его кабинете нанес ему удар ледорубом по голове, после чего на следующий день Троцкий умер. Меркадер был арестован, а Эйтингон с матерью Меркадера, Каридад, покинул Мексику.

В мае 1941 года назначен заместителем начальника 1-го управления НКГБ СССР. В начале войны — заместитель начальника Особой группы при НКВД СССР. Вместе с Судоплатовым организовывал партизанское движение на оккупированных территориях. Позднее в Польше, Чехословакии, Румынии и Болгарии. Сыграл ведущую роль во время проведения радиоигр с немецкой разведкой «Монастырь» и «Березина». После войны Н.И. Эйтингон назначен заместителем начальника отдела «С» НКВД СССР, занимался координацией разведывательной деятельности по созданию атомного оружия. В конце 1946 года на Эйтингона специальным решением И.В. Сталина было возложено проведение операции по оказанию помощи органам безопасности Коммунистической партии Китая в подавлении сепаратистского движения мусульман-уйгуров в провинции Синьцзян. С февраля 1947 года Эйтингон назначен заместителем начальника отдела диверсионной работы. С сентября 1950 года — заместитель начальника Бюро № 1 МГБ СССР по диверсионной работе за границей. В октябре 1951 года Эйтингона, как и многих других работников государственной безопасности, арестовали по «делу о сионистском заговоре в МГБ». Осудили его на 10 лет тюремного заключения. После смерти Сталина он был освобожден из тюрьмы и восстановлен в органах госбезопасности. В мае 1953 года назначен заместителем начальника 9-го (разведывательно-диверсионного) отдела МВД СССР.

Дети Эйтингона, Муза Наумовна Малиновская и Леонид Наумович Эйтингон, во время посещения Владимирской тюрьмы 16 декабря 2011 года рассказали, что, находясь в тюрьме, Наум Исаакович получал от администрации газеты, помогал руководству тюрьмы готовиться к политзанятиям, а младшему надзирательскому составу читал лекции о международном положении. Но и был критический момент. В 1963 году он чуть не умер от опухоли в кишечнике. Спас от неминуемой гибели Эйтингона известный московский врач, хирург-онколог Минц, сделавший блестящую операцию в тюремном лазарете. Операция была платная, но, узнав, кого он будет оперировать, Минц от гонорара отказался.

МАЙРАНОВСКИЙ ГРИГОРИЙ МОИСЕЕВИЧ, 1899 года рождения, уроженец города Батуми, проживал в городе Москве. Профессия — врач, старший инженер лаборатории № 1 ООТ МГБ СССР. Полковник государственной безопасности. Арестован 13 декабря 1951 года за злоупотребление служебным положением и незаконное хранение сильнодействующих веществ. Осужден Особым совещанием МГБ СССР на 10 лет тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 5 марта 1953 года. На основании отношения 1-го спецотдела МВД СССР 7 июня выбыл во Внутреннюю тюрьму МВД СССР. Прибыл из Бутырской тюрьмы 4 июля 1956 года. На основании указания тюремного отдела убыл 2 марта 1957 года во Внутреннюю тюрьму КГБ СССР. 20 марта 1957 года возвращен во Владимирскую тюрьму. 6 сентября 1958 года на основании отношения Военной коллегии убыл во Внутреннюю тюрьму КГБ СССР. Прибыл обратно 17 сентября 1958 года. Освобожден по окончании тюремного срока 13 декабря 1961 года.

С 1917 года Майрановский обучался в Тифлисском медицинском институте. Будучи студентом, вступил в еврейскую социалистическую организацию «Бунд». В 1922 году заканчивает обучение на медицинском факультете МГУ. По окончании института работает врачом и подрабатывает в Биохимическом институте, где его способности и интересы заметили и предложили возглавить токсикологическое отделение Центрального санитарно-химического института Наркомздрава. Затем Майрановский возглавил токсикологическую лабораторию Всесоюзного института экспериментальной медицины. С 1937 года по 1951 год руководил токсикологической лабораторией 12-го отдела ГУГБ НКВД (Лабораторией X). Это специальное подразделение занималось исследованием в области токсических веществ и ядов и подчинялось начальнику спецотдела оперативной техники при комендатуре НКВД — МГБ. Доступ в лабораторию был строго ограничен даже для руководства государственной безопасности. Контроль за работой лаборатории осуществлял министр государственной безопасности или его первый заместитель. В лаборатории испытывали яды и токсические вещества; как стало известно из показаний Майрановского, воздействие ядов на человека и способы применения испытывались на заключенных, приговоренных к высшей мере наказания. Во время проведения таких экспериментов Майрановский заметил, что после некоторых препаратов в определенных дозах «подопытные» стали говорить более откровенно. С разрешения руководства он занялся изучением «проблемы откровенности на допросах». Эти эксперименты проводились в течение двух лет. В 1943 году В.Н. Меркулов ходатайствует о присвоении Майрановскому ученой степени доктора медицинских наук и звания профессора по совокупности работ без защиты диссертации. В своем ходатайстве Меркулов отметил: «…за время работы в НКВД тов. Майрановский выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение». В своих воспоминаниях П. А. Судоплатов пишет, что «проверка, проведенная еще при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущеве в 1960 году, в целях антисталинских разоблачений показала, что Майрановский и сотрудники его группы привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решению правительства в 1937–1947 годах и в 1950 году, используя для этого яды». В 1951 году Майрановский был арестован и обвинен в незаконном хранение ядов, а также в том, что он был активным участником сионистского заговора, цель которого был захват власти и уничтожение руководства страны. Находясь в тюрьме, Майрановский неоднократно пишет письма и прошения руководству МГБ. Впоследствии некоторые из этих писем были использованы следствием против самого Майрановского, а также против Берия, Меркулова и Абакумова.

Все «бериевцы» занимались активной деятельностью и требовали работу, каждый по-своему. В отличие от Судоплатова и Эйтингона, которые представляли руководству страны и государственной безопасности предложения о проведении спецопераций или спецформирований, Шария и Людвигов получили работу по переинвентаризации библиотеки тюрьмы. В тот период библиотека Владимирской тюрьмы у заключенных пользовалась большим уважением. В своей книге «С бериевцами во Владимирской тюрьме» Револьт Иванович Пименов пишет: «Время от времени другие из бериевцев подключались к просмотру книг, работа порой по разным причинам прерывалась. Завершилась она изъятием из библиотеки большинства интересных книг. Дело в том, что, входя в систему МВД — МГБ, тюрьма не получала тех циркуляров, которыми на воле в 1925–1953 годах из вольных библиотек изымалась «устаревшая литература», подлежавшая размалыванию на макулатуру при соблюдении определенных правил. Из-за отсутствия циркуляров в тюремной библиотеке сохранялись книги авторов, расстрелянных этой самой бериевской бандой или, раньше, ежовской. И едва они принялись за составление каталога, как у них волосы встали дыбом на короткостриженых головах; курьезно, что среди них не было лысых. Например, знают они, что Георгий Венус — враг народа, посажен в 1937 году, а книга его «Война и люди. 17 месяцев с дроздовцами» (это роман, а не хроника) 1931 года издания (четвертое; первое было в 1926 году) свободно выдается каждому заключенному в тюрьме, губит идеологически его душу! И они начали писать рапорты о необходимости изъятия, уничтожения, запрещения и т. п. воспитательных акций. Ну, с Венусом-то они опростоволосились, ибо того реабилитировали посмертно году в 1957-м. Но в целом они своей «большевистской непримиримостью» достаточно запугали администрацию, которой недосуг было затребовать списки реабилитированных авторов. От лавины доносов бериевцев с громкими словами — не спастись».

Впоследствии библиотека Владимирской тюрьмы подверглась, как в годы репрессий, чистке, запрещенные книги были ликвидированы, и от былой библиотеки осталась только легенда.

Этот период был отмечен рядом мер по либерализации пенитенциарной системы. Заключенным разрешалось получать до четырех продуктовых передач ежемесячно. Но ко всем сидевшим предъявлялись одинаковые требования. Подъем в шесть утра, у тех, кто сидел в одиночных камерах, кровать поднималась к стене и запиралась на замок. В день разрешалась прогулка от получаса до сорока пяти минут. Для дневного отдыха полагался всего один час, после обеда, когда надзиратель отпирал кровать. В своих воспоминаниях ветеран УИС Н.А. Краснов, проходивший в то время службу во Владимирской тюрьме, отметил, что «бериевцы» в основном сидели на режимном корпусе № 2, иногда их переводили и на режимный корпус № 1. В камерах, где они размещались, всегда было много книг. Иногда они просили, чтобы их разместили по одному.

После разделения НКВД СССР на два различных ведомства — НКВД СССР и НКГБ СССР — было создано Тюремное управление НКВД СССР. В 1954 году Совет министров преобразует Тюремное управление в Тюремный отдел МВД СССР. В декабре 1958 года Совет Министров СССР принял Постановление «Об утверждении Положения об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах МВД СССР. Данным Положением закреплялись основные функции учреждений уголовно-исполнительной системы:

— обеспечение отбывания наказания по приговорам судов;

— исправление и перевоспитание осужденных с целью подготовки их к честной жизни;

— предупреждение совершения осужденными новых преступлений.

В соответствии с данным Положением в СССР появились следующие виды учреждений:

1. Исправительно-трудовые колония (исправительно-трудовые лагеря) облегченного, общего, строгого, спецстрогого режимов.

2. Детские трудовые колонии общего и строгого режимов.

3. Детские трудовые воспитательные колонии общего режима.

4. Тюрьмы общего и строгого режима.

В 1959 году Тюремный отдел был реорганизован и включен в систему Главного управления мест заключений.

В союзных республиках проводилась работа по изменению нормативно-правовых документов. Так, 9 декабря 1961 года Президиум Верховного Совета РСФСР утвердил «Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах РСФСР. На основании Положения в РСФСР были созданы:

1. Исправительно-трудовые колонии общего, усиленного, строгого и особого режимов.

2. Тюрьмы общего и строгого режимов.

3. Детские колонии общего и строгого режимов.

4. Детские трудовые и воспитательные колонии общего режима.

Возможно, именно в этот период Владимирская тюрьма получила наименование ОД 1/СТ 2.

Во Владимирской тюрьме находился в заключении американский летчик-шпион Френсис Гарри Пауэрс, сбитый под Свердловском 1 мая 1960 года. Из тюремной карточки: место рождения — город Бурдайн, штат Кентукки; место жительства — город Паунд, штат Вирджиния; должность — летчик; место работы подразделение «10–10» ВВС США. Арестован 1 мая 1960 года за шпионаж. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 10 лет. Из них три года тюрьмы и семь лет лагерей. По прибытии во Владимирскую тюрьму на спецмашине из Москвы его определили на 2-й режимный корпус, где была расположена медицинская часть, в камеру № 31. Он сильно отличался от вновь прибывших заключенных. Высокий мужчина 31 года, в черном костюме, в черных лакированных ботинках и в темных солнцезащитных очках. Одной из причин того, что его определили в больничный корпус, было его самочувствие. Из воспоминаний полковника КГБ В.И. Шевченко, курировавшего в тот период Пауэрса во Владимирской тюрьме: «По заключению врачей он был на грани психического срыва. Причины были очевидны. Во-первых, он нарушил приказ, полученный перед вылетом, о подрыве самолета и себя в случае провала операции. Во-вторых, не воспользовался отравленной иглой, что была зашита у него в воротнике, стал давать показания на суде, где подтвердил, что является американским шпионом. Во время его посещений представителем госбезопасности лежал на кровати лицом вниз и ни с кем не хотел разговаривать. А разговоры пытались вести на обыденные темы: что ел, что смотрел в тюремном кинозале, как спал».

Позднее к нему в камеру поместили еще одного заключенного — латыша, арестованного за шпионаж в пользу Швеции. Латыш беседовал с Пауэрсом, а все их разговоры прослушивались и записывались. Сокамерника звали Зигмунд Круминьш. Из тюремного дневника Пауэрса: «Декабрь, 1. Начал «Войну и мир», очень хорошо, на ужин капуста. Декабрь, 2. Говорил с полковником КГБ. Это было странное интервью. Он спросил меня, хорошо ли со мной обращаются. Я ответил, что гораздо лучше, чем я ожидал. Хотя уверен, что не существует приятных тюрем. Как мне нравятся фильмы? Не желая показаться неблагодарным, я сказал ему, что они «интересны». После его ухода мы с Зигмундом заговорили об обмене. США располагали только двумя заключенными сравнимой значимости: Мортон Соубел, осужденный по делу Розенбергов, и полковник Рудольф Абель, советский шпион, осужденный в 1957 году. Январь, 13. Превосходный день сегодня. Полковник (из местного КГБ) сказал мне, что мое освобождение из тюрьмы полностью зависит от того, как Кеннеди отреагирует на тост Хрущева, произнесенный накануне Нового года. Я, конечно, надеюсь, что Кеннеди в своей речи двадцатого выскажется твердо за улучшение отношений и снижение напряженности в мире. Надеюсь, что он повторит то, что говорил во время избирательной кампании, об извинениях за мой полет. Январь, 22. Часть речи Кеннеди в сегодняшней «Правде», — мой сокамерник говорит, что для меня она лучше и быть не могла. Февраль, 7, 1962. Зайдя с нами в камеру, полковник КГБ спросил: — Хотели бы вы отправиться завтра в Москву? — Отлично, — ответил я, все еще заинтригованный. — И без охраны, — добавил он».

Многие заключенные знали, что вместе с ними сидит Пауэрс, и хотели взглянуть на заморского шпиона, хотя все это могло закончиться карцером. Содержался Пауэрс на особом положении, ходил вместе со своим сокамерником в своей одежде. В отличие от других заключенных, которых стригли под машинку раз в десять дней, у них была прическа, лица чисто выбриты. Он пробыл почти два года в тюрьме. В начале февраля 1962 года Пауэрса увезли в Москву, в Лефортовскую тюрьму. 10 февраля его обменяли на советского разведчика Рудольфа Абеля (Фишера Вильяма Генриховича).

Ветеран УИС Ираида Яковлевна Борисевич работала дезинфектором и надзирателем во Владимирской тюрьме с конца 40-х до 70-х годов прошлого века. Работая на прожарке белья, ей неоднократно приходилось сталкиваться с проблемами при замене личного белья на казенную одежду. Ираида Яковлевна вспоминает: «Когда привели осужденную Зою Федорову, у нее белье было все шелковое, и расставаться с ним она никак не желала, но после того, как ей объяснили, что за отказ подчиняться требованиям она может оказаться в холодном карцере, она решила не ругаться с администрацией и переоделась в казенную одежду. Был и курьезный случай: привели в дезинфекторскую для «прожарки» белья осужденных монашек, после того как их одежда была отправлена в специальную камеру для обработки, включен режим «прожаривания», а это очень высокая температура, но датчик температуры был сломан, и через некоторое время белье вспыхнуло. Я очень расстроилась и долго плакала; сначала монашки негодовали, а потом простили, ведь не со зла. За сгоревшее белье у меня высчитали из зарплаты. Уже в шестидесятые, работая надзирателем на 2-м режимном корпусе, неоднократно видела американского летчика-шпиона Пауэрса, он очень плохо говорил на русском языке, и при раздаче пищи приходилось жестами показывать, что от него требуется, подать миску или кружку. Через некоторое время ему дали в камеру книжку-переводчик, и, когда ему наливали в миску суп с лапшой, он говорил «опять червяки»» (на тюремном жаргоне суп с лапшой именовался «баланда с червяками». — Прим. авт.).

Нередко надзиратели после отбытия тюремного срока сопровождали освободившихся, уже немощных стариков, в инвалидные дома. Об одном из таких сопровождений вспоминает Ираида Яковлевна:

«Меня вызвали в дежурную часть и сказали, что я буду командирована в город Вязники Владимирской области для сопровождения после отбытия тюремного срока в инвалидный дом бывшего номерного заключенного Меньшагина Бориса Георгиевича. Когда он выходил на свободу в 1976 году, ему было 74 года, из них 25 лет он провел во Владимирской тюрьме. Сидел он в камере один и был не рад, когда к нему в камеру приводили очередного сокамерника. Он просил администрацию, чтобы он находился на одиночном содержании. В отличие от других осужденных, Меньшагин не искал своих родственников и не хотел, чтобы его искали, возможно, одной из причин было то, что в годы фашистской оккупации он был обер-бургомистром города Смоленска».

Котов В.П. сотрудник учреждения. 1950-е годы

Из воспоминаний Котова Владимира Петровича, ветерана Великой Отечественной войны и уголовно-исполнительной системы: «В мае 1948 года пришел работать во Владимирскую тюрьму после демобилизации из Вооруженных сил. Как участник Великой Отечественной войны, я имел больше шансов пройти отбор для службы в Особой тюрьме Министерства государственной безопасности.

Меня назначили на должность надзирателя, закрепили за мной наиболее опытного сотрудника Кремнева и отправили на 2-й режимный корпус, его еще называли больницей, так как там размещалась медицинская часть. В это время там находились осужденные Русланова, Федорова, брат Орджоникидзе — Константин, Судоплатов, сын Сталина — Василий. Перед заступлением на службу нас инструктировали, что с осужденными запрещено разговаривать, карточки осужденных хранились у старшего по корпусу, характер преступлений и за что были арестованы сидельцы 2-го режимного корпуса, до нас не доводили. Однажды меня вызвали в оперативную часть и спросили: «Откуда ты знаешь, что там сидит Орджоникидзе?» Я ответил, что они очень с братом похожи, а фотографию Серго Орджоникидзе очень часто печатали в газетах. В период с 1950-го по 1960 год на 2-м режимном корпусе проводились масштабные ремонтные работы. Вместо сетки, которая разделяла этажи, делались межэтажные перекрытия, ранее можно было видеть, находясь на 2-м этаже, какую камеру открыли на 1-м этаже или на 3-м этаже корпуса. Все это делалось для того, чтобы создать закрытые локальные участки. Все режимные мероприятия, связанные с обысками в камерах, проводились, когда осужденные находились на прогулке. Каких-либо проблем данная категория осужденных сотрудникам не доставляла. Что сотрудники, что осужденные были взаимно вежливыми. Как-то, выходя на прогулку, Лидия Русланова сказала одной надзирательнице: «Я тебя запомнила только с хорошей стороны, после освобождения приеду во Владимир с концертом, и мы обязательно встретимся». Только актриса Зоя Федорова вела себя вызывающе и доставляла немало хлопот надзирательскому составу.

Выводил на прогулку американского летчика-шпиона Пауэрса. В прогулочном дворе он постоянно двигался и занимался физкультурой. А Судоплатову, когда он болел, разрешали брать стул в прогулочный двор. Только он пользовался этой привилегией. Режим содержания для осужденных был жесткий, соблюдалась строгая изоляция, разговоры между камерами немедленно пресекались. Нарушителей ждал карцер.

Работая в тюрьме, многие сотрудники могли продолжить образование, прерванное войной. В клубе учреждения была библиотека для сотрудников, учебные классы, большой зал, где демонстрировали фильмы. А на сцене клуба репетировали театральные постановки. Руководство учреждения заметило мою хорошую подготовку, и в 1950 году меня направили в служебную командировку в Германию. В Берлине, на улице Лихтенберга, располагалась тюрьма, где я был старшим надзирателем. Жили рядом с Берлином, в Карлохосте, через некоторое время ко мне переехала и семья. Через шесть месяцев я был уже дежурным помощником начальника тюрьмы, в тюрьме проводил заседания военный трибунал, многих военных преступников приговаривали к исключительной мере наказания — к расстрелу, а некоторых отправляли во Владимирскую тюрьму. Через три года, по окончании служебной командировки, вернулся во Владимир, где с некоторыми осужденными немцами приходилось встречаться.

Особенности службы в тюрьме в Германии отличались тем, что нас переодели в общевойсковую форму. Форму Комитета государственной безопасности нам категорически запрещалось носить.

В 1960 году во Владимирскую тюрьму привозят заключенных, осужденных за уголовные преступления, проще говоря, уголовников. Они вели себя не как политические тихо, а совершенно наоборот. Вышибали двери, били стекла, ими резались. Поначалу сотрудники опешили: беседы, которые с ними проводили, не достигали своих целей, и тогда стало понятно, что они уважают только силу».

Из воспоминаний ветерана уголовно-исполнительной системы и трудового фронта Александры Ивановны Петровой: «В 1947 году я поступила на службу во Владимирскую тюрьму, на складе выдали форменное обмундирование: платье, шинель, берет, шапку и кирзовые сапоги. Во время дежурства несла службу на первом, третьем и четвертом корпусах, осуществляла надзор за заключенными, осужденными по «ленинградскому делу», в своем кругу они назывались ленинградцами.

В КОНЦЕ 60-Х ГОДОВ СТРОИТСЯ ПЕРВЫЙ ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ КОРПУС, А В 1972 ГОДУ НА БАЗЕ ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ БЫЛО СОЗДАНО ПРОИЗВОДСТВЕННОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ. ПЕРВЫМ ДИРЕКТОРОМ ПРЕДПРИЯТИЯ БЫЛ НАЗНАЧЕН КАПУСТИН ГЕРАЛЬД МИХАЙЛОВИЧ.

На смене, в течение 12 часов, нам запрещали прислоняться к стенам, вести с осужденными какие-либо разговоры. На инструктаже перед заступлением на службу предупреждали, что к осужденным обращаться только на «Вы», соблюдать форму одежды, даже в самую жару должны быть застегнуты на все пуговицы. На вопрос, задаваемый от осужденного, отвечать «Да» или «Нет». Нередко после возникающих конфликтов осужденные писали жалобы, и начальник тюрьмы лично разбирался с каждым случаем. Что-либо брать у осужденных категорически запрещалось, за данное нарушение сотрудник в лучшем случае будет уволен со службы, а были и те, на кого возбуждали уголовные дела. Раздачу пищи в нашем присутствии производили вольнонаемные женщины, которые работали на кухне. При раздаче пищи пытались не показывать свои лица. Рацион пищи по тюремным меркам для осужденных Особой тюрьмы был разнообразен. Утром каша, в обед щи или суп, рыбный или мясной, на второе картошка или каша и хлебная пайка 500–600 грамм в день. Большинство из политической элиты могли получать посылки, так что во время проводимых обысков в камерах были присланные сухарики и шоколад. Надзиратель в 1947 году получал 37 рублей, но эти деньги не мог толком отоварить, в магазинах ничего не было, была карточная система, и того, что выдавалось по карточкам, едва ли хватало на месяц». В дальнейшем Петрову переводят на склад личных вещей кладовщиком, где она сначала принимала у осужденных личную одежду, а взамен выдавала казенную: ботинки, костюмы х/б, телогрейки, бушлаты, зимние шапки и кепки без козырьков. Вместо простыней выдавали чехлы на матрацы, которые менялись раз в 10 дней, когда осужденные были в бане.

В 1949 году начинается реконструкция административного здания, был сделан второй этаж. Въездные ворота, что находились в фасадной части, были перенесены. Согласно новым требованиям был оборудован въездной шлюз в учреждение. Охранная вышка, которая находилась на правой оконечности здания, перестала существовать. Появилось отдельное сооружение, сообщающееся воздушным переходом с административным зданием. На замену дровяному отоплению в 1957 году была построена газовая котельная на месте дровяного склада, который занимал значительную территорию тюрьмы, также строились подсобные помещения. Вся тюрьма была поделена на отдельные локальные участки.

 

Глава пятая. Диссиденты, правозащитники, инакомыслящие — узники совести Советского Союза

Прогулочный двор Владимирской тюрьмы

В послевоенный период стали возникать различные группы, течения, которые не были связаны между собой, в которые входили в основном молодые люди. Задача этих групп — бороться с тоталитарным режимом. После смерти Сталина волна массовых репрессий прекратилась. На знаменитом XX съезде КПСС в 1956 году был осужден культ личности Сталина. Прошло частичное освобождение из мест заключения жертв политических репрессий. Началась так называемая хрущевская оттепель.

Но в середине 1960-х годов желанное потепление в обществе сменилось жесткими репрессивными мерами против инакомыслящих. Появляются диссиденты (слово «диссидент» происходит от латинского слова dissidens — несогласный). Эти граждане Советского Союза открыто выражали свои политические убеждения, шедшие вразрез с устоявшейся коммунистической идеологией. НИПЦ «Мемориал» в рамках исследовательской программы в конце 1990-х годов было предложено определение диссидентства (диссидента): совокупность движений, групп, написания текстов и индивидуальных поступков, разнородных и разнонаправленных по своим целям и задачам, но весьма близких по основным принципиальным установкам: ненасилие, гласность, реализация основных прав и свобод «явочным порядком», требование соблюдения закона. По формам общественной активности: создание неподцензурных текстов, объединение в независимые (чаще всего — неполитические по своим целям) общественные ассоциации, изредка — публичные акции (демонстрации, распространение листовок, голодовки и пр.). По используемому инструментарию: распространение литературных, научных, правозащитных, информационных и иных текстов через самиздат и западные массмедиа, петиции, адресованные в советские официальные инстанции, и «открытые письма», обращенные к общественному мнению (отечественному и зарубежному); в конечном счете петиции, как правило, также попадали в самиздат и (или) публиковались за рубежом.

Государственные органы власти применяли карательные меры к инакомыслящим различного характера. Вначале увольняли с работы, исключали из институтов и университетов, профессиональных и творческих союзов. Продолжительные беседы в органах безопасности перерастали в открытые угрозы, влекшие за собой ссылки, эмиграцию, заключение в психиатрические больницы, тюрьмы и лагеря. В Уголовном кодексе РСФСР от 1960 года понятие «общественно опасное деяние, представляющее особую опасность для общества» значительно расширялось за счет следующих статей: статья 70 — «Антисоветская агитация», статья 1901 — «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих Советское государство и общественный строй», статья 1902 — «Надругательство над государственным гимном или флагом», статья 1903 — «Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих порядок». В статье 58 УК РСФСР указывалось, что к лицам, совершившим общественно опасное деяние (от убийства до распространения запрещенной литературы в СССР) в состоянии невменяемости, но заболевшим до вынесения приговора или во время отбытия наказания душевной болезнью, лишающей их отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими, судом могут быть применены принудительные меры медицинского характера: помещение в психиатрические больницы общего или специального типа. В 1961 году вступила в силу Инструкция «по неотложной госпитализации психически больных, представляющих собой общественную опасность», утвержденная Минздравом СССР от 10 октября 1961 года № 04–14/32. Все было направлено для борьбы с инакомыслием в СССР.

С КОНЦА 50-Х ГОДОВ ПО 1984 ГОД ВО ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЕ СИДЕЛИ ДИССИДЕНТЫ, ПРАВОЗАЩИТНИКИ, ИНАКОМЫСЛЯЩИЕ, КОТОРЫЕ ИМЕЛИ СТАТУС «ОСОБО ОПАСНЫЕ ПРЕСТУПНИКИ».

Первый громкий процесс в 1965–1966 годах состоялся в Москве против диссидентов писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, публиковавшихся в западной печати под псевдонимами. Сотрудники КГБ квалифицировали их произведения как «антисоветские». Впоследствии Юлий Даниэль после мордовских лагерей станет узником Владимирской тюрьмы.

ДАНИЭЛЬ ЮЛИЙ МАРКОВИЧ, заключенный Владимирской тюрьмы (1969–1970), правозащитник.

Из тюремной карточки: «Даниэль Юлий Маркович, 1925 года рождения, уроженец г. Москвы. По профессии литератор, переводчик, без постоянного места жительства. Арестован Управлением КГБ при СМ СССР по г. Москве 12 сентября 1965 года. Характер преступления — антисоветская агитация. Осужден Верховным судом РСФСР 14 февраля 1966 года на 5 лет лишения свободы. Направлен для отбытия наказания в Дубравлаг, поселок Явас Мордовской АССР. По определению 7 июля 1969 года за нарушение режима содержания водворен в тюрьму до конца срока».

Во Владимирскую тюрьму прибыл 15 июля 1969 года. Содержался на 2-м режимном корпусе. Освобожден по отбытии наказания 12 октября 1970 года и направлен к месту жительства в г. Калугу.

Юлий Даниэль родился в семье еврейского писателя М.Н. Мееровича. Участвовал в Великой Отечественной войне, где был тяжело ранен. После окончания Московского педагогического института в 1950 году работал учителем в Калужской области и в Москве. Литературную деятельность начал в середине 50-х годов в качестве переводчика поэзии народов Северного Кавказа, переводил с армянского, азербайджанского и калмыцкого языков. В 1958 году Юлий Даниэль за рубежом опубликовал повесть «Говорит Москва», а позднее еще несколько рассказов: «Руки» (1959) и «Человек из МИНАПа» (1960), за что впоследствии и был арестован вместе со своим другом Андреем Синявским. В мордовских лагерях написал цикл стихотворений и поэму, перевел произведения своего друга заключенного К. Скуениекса с латышского языка. После освобождения под псевдонимом «Ю. Петров» публиковал переводы грузинской и шотландской поэзии, а также произведений Байрона, Гюго, Бодлера, Рембо, Вордсворта и других известных поэтов и писателей. На стихи Даниэля написаны бардовские песни, ряд его произведений переведен на иностранные языки. Скончался Юлий Маркович Даниэль 30 декабря 1988 года в Москве.

Содержались во Владимирской тюрьме и участники подпольной организации ВСХСОН (Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа), созданной студентами и преподавателями ленинградских вузов в 1964 году. Лишь через три года в госбезопасность поступила информация о подпольной организации. Информацию не сразу проверили, но после первых обысков, арестов были найдены Устав ВСХСОН, программа, клятва, пишущие машинки, пистолет «маузер» и другие запрещенные предметы. Согласно программе ВСХСОН, важным элементом общества должна стать церковь «Свободная община верующих». Христианский характер государства воплощался в Верховном Соборе, который, по утверждению членов ВСХСОН, должен был состоять на треть из лиц высшей иерархии и на две трети — из пожизненно выбираемых выдающихся представителей нации. Верховный Собор не имел административных полномочий и права законодательной инициативы, но имел право вето на действия правительства или закона, не соответствующего принципам социал-христианства. Особое внимание в идеологии ВСХСОН уделялось развитию личности. Задачами ВСХСОН являлись борьба с советским тоталитаризмом и восстановление здорового равновесия между личностью, обществом и государством. Руководителями ВСХСОН были И.В. Огурцов и М.Ю. Садо.

ОГУРЦОВ ИГОРЬ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ, родился 22 августа 1937 года. Учился на философском и восточном факультетах Ленинградского государственного университета. После окончания университета работал редактором в Центральном научно-исследовательском институте информации и технико-экономических исследований. 15 февраля 1967 года арестован сотрудниками КГБ СССР. Приговорен к лишению свободы 3 декабря 1967 года по статьям 62 «а», 72 УК РСФСР на 15 лет с отбыванием первых семи в тюрьме, а остальные в исправительно-трудовой колонии. Тюремный срок отбывал во Владимирской и Чистопольской тюрьмах. За участие в забастовке заключенных срок заключения переквалифицировали на 10 лет тюремного заключения. После отбытия всего срока заключения в 1987 году эмигрировал с семьей в Германию. В 1992 году вернулся в Россию. Ведет большую общественно-политическую работу.

САДО МИХАИЛ ЮХАНОВИЧ, родился 9 июня 1934 года, умер 30 августа 2010 года. Российский лингвист, семитолог, политический и общественный деятель. В 1967 году сотрудниками КГБ СССР арестован и приговорен к лишению свободы на срок 13 лет, из них первые три с отбыванием в тюрьме. По возвращении из ссылки преподавал классический иврит и арамейский язык в Санкт-Петербургской духовной академии, впоследствии стал профессором.

Позднее за грубое нарушение из лагеря на строгий режим был переведен Л.И. Бородин.

БОРОДИН ЛЕОНИД ИВАНОВИЧ, поэт, писатель, публицист. Родился 14 апреля 1938 года, умер 25 декабря 2011 года. В октябре 1965 года вступил в подпольную организацию ВСХСОН. За свои убеждения был неоднократно судим в 1967–1973 и 1982–1987 годах. Лауреат литературной премии «Гринцане кавур» (Италия) и премии журнала «Юность». С 1992 года возглавлял литературный журнал «Москва».

В один из приездов в Музей истории Владимирской тюрьмы Леонид Иванович поделился своими воспоминаниями о пребывании во Владимирской тюрьме. Он вспоминал, что режим был жестким, сам он неоднократно оказывался за нарушение режима в карцерах. «…Зимой карцер назывался морозилкой, а летом — душилкой». Один раз Бородина перевели на два месяца в одиночную камеру в качестве наказания и он был счастлив, что мог спокойно работать, «отдохнуть» от переполненной камеры. В тюрьме Леонид Иванович Бородин написал несколько литературных произведений — «Повесть странного времени», «Посещение», «Встреча».

Около восьмидесяти человек в семидесятые годы отбывали наказание за антисоветскую агитацию, измену Родине. Их называли семидесятниками.

Имевшие особый статус «особо опасный», они находились под жестким контролем. Эти заключенные неоднократно организовывали голодовки и практически будоражили политическую тюрьму.

Основной задачей режима было «перевоспитать» диссидентов. Одним из способов давления был строгий режим: ранний подъем в шесть утра, оправка (по очереди, покамерно, их выводили в туалет), проверка, завтрак, обед, прогулка (в зависимости от режима: общий — один час, строгий — полчаса) до или после обеда, ужин, проверка, в двадцать два часа — отбой.

Во время нахождения в камере до отбоя запрещалось садиться на кровать, наказание — карцер. К окну подходить было запрещено, — только если открыть или закрыть форточку. Разрешалось только читать и писать. Во время проведения обысков все подозрительное изымалось. В камере разрешалось играть в домино, шахматы, брать книги из тюремной библиотеки (две книги сроком на 10 дней). В камерах, где заключенные находились на строгом режиме, имелись «намордники», или «реснички», — специальные жалюзи, через которые слабо проникал солнечный свет, отсутствовало радио и не было свиданий с родственниками.

Дежурная смена тюрьмы на полевом выходе. 1950–1955 гг.

На строгом режиме не полагались дополнительные продукты, которые можно было приобрести в тюремном ларьке, не разрешались посылки. Конфликты из-за строгости режима содержания, скудности питания нередко приводили к членовредительству, голодовкам, отказам от работы. В книге «Мои показания» известный советский политзаключенный А.Т. Марченко пишет: «Нас рассовали по боксам — крохотным норам в каменной стене, каждая на одного человека. Из них вызывали с вещами по одному. Обычный опрос: фамилия, имя, отчество, статья, срок… Потом тщательный обыск, раздели догола, осмотрели с ног до головы, раздвигали даже пальцы ног, ощупывали подошвы, заглядывали в задний проход. В личных вещах перещупали каждую ниточку, отобрали все, кроме того, что было надето. С собой разрешили взять две пары бумажных носков, два носовых платка, зубную щетку и порошок. Все. Ни запасной пары трусов, ни шерстяных носков — ничего. Все отобранные вещи записали в квитанцию, и вместо ничтожного имущества зэка, которым он, тем не менее, очень дорожит (носовые платки, может, память, подарок жены или матери; теплые носки — впереди зима, и в каменной камере с каменным полом они пригодились бы), — вместо отобранных вещей каждый получил бумажку-квитанцию. Из продуктов могли взять с собой только дорожную пайку — 700 граммов хлеба (только черного) и одну селедку. У кого был какой-никакой лагерный запас — может, не съеденный сахар за десять дней, может, остаток передачи или купленное в ларьке, — пришлось с этим запасом расстаться. После обыска и опросов нас повели через тюремный двор. В стороне от остальных корпусов, позади больничного корпуса, за высоким забором, отгороженный ото всей тюрьмы — корпус для политзаключенных. Даже тюремные надзиратели не пройдут туда без специального разрешения. Нас ведут мимо больничного корпуса, и в это время оттуда доносится крик:

— Караул, коммунисты издеваются! — наверное, здесь находятся и душевнобольные. Надзиратели сразу заторопили нас:

— Быстрей, быстрей, нечего по сторонам глазеть.

Нас остановили около крайней двери корпуса, надзиратель отпер дверь ключом, впустил нас и снова запер дверь. С площадки, на которой мы очутились, шла лестница на верхние этажи; здесь же была еще одна запертая дверь. Надзиратель открыл ее ключом и впустил в коридор первого этажа. Дверь за ним снова сразу же закрылась на ключ, а нас развели по камерам. Камеры были пустые, нас поместили в них временно, до бани и окончательного распределения.

Здесь мы и встретили первый тюремный подъем. Очень громко, низким басом загудел какой-то механизм, и сразу же по коридорам забегали надзиратели, стуча ключами в двери камер: Подъем! Подъем! В карцер захотели? — это, наверное, тем, кто замешкался. Минут через пять в двери нашей камеры загремели ключи, и нас повели на оправку. Потом дали завтрак: 500 граммов черного хлеба на весь день, штук по семь-восемь мелкой, расползающейся, как кисель, ржавой кильки; по миске супа, в котором не было ни жиринки, ни крупинки или кусочка капусты или картошки. Это была тепловатая мутная жижа, которую мы пили через край. Миски после такого супа и мыть незачем.

Часов в девять нас повели в баню. Главная процедура здесь не мытье, а стрижка. Голые, в чем мать родила, покрывшиеся гусиной кожей, — хоть это и называлось баней, но здесь было довольно холодно, — мы по одному попадали в руки парикмахерa — зэка-уголовника. Стригут голову, той же машинкой бороду и усы — в тюрьме эти украшения запрещены. Увидев такое дело, старый украинец с длинными усами чуть не заплакал:

— Мени шестьдесят пять рокив, и вуса в мене, ще як я парубком був…

Он наотрез отказался сесть под машинку. Тут же несколько надзирателей схватили его за руки и за ноги и уволокли. (Я встретил его через год в этой же тюрьме. Конечно, он был без усов. Он рассказал мне, что его затащили в какую-то темную клетушку, надели наручники и сначала основательно избили, а потом в наручниках остригли усы. За «бунт» он получил десять суток карцера.)

У меня тоже были усы: у многих заключенных-религиозников были бороды, усы. Всех нас ждало то же, что и этого украинца. Первым после него была моя очередь. Я сел на скамейку, и парикмахер принялся за мою голову. Он прошел по ней несколько раз машинкой и перешел к усам. Я сказал, что не дам стричь: даже в моем деле я на всех фотографиях с усами. Зэк-парикмахер отошел к надзирателю:

— Вот он тоже не хочет.

Два надзирателя (Ваня и Саня) схватили меня, заломили мне руки за спину, свалили на пол, и, пока они вдвоем держали меня, а еще один надзиратель за уши поворачивал мою голову, парикмахер в два счета оставил меня без усов. То же самое сделали и с двумя религиозниками. Остальные уже не противились. В карцер нас не сажали: первого посадили для острастки, и хватит пока. А может, некуда уже было сажать?

После стрижки нас всех впустили в помещение для мытья: несколько скамеек, десятка два тазиков, один холодный и один горячий кран. К кранам сразу же выстроилась очередь. Едва последние успели набрать воду, как надзиратели принялись выгонять нас:

— Довольно, намылись! — В подкрепление они перекрыли горячую воду. Поневоле пришлось идти в раздевалку. Вытирались какими-то серыми лоскутами-полотенцами, выданными каждому. Одеться нам не разрешили: все, что было на нас, мы должны сдать в каптерку, а взамен нам выдадут тюремную одежду.

Не могу передать, до чего мне было противно в первый раз надевать казенное белье, которое до меня носили бог знает сколько заключенных. Кальсоны, рубашка, форменные бумажные брюки и куртка, брезентовые ботинки с крохотными лоскутками-портянками, форменная арестантская шапка, телогрейка (или бушлат) — все ношеное-переношеное, латаное-перелатаное. Белье такое ветхое, что надевать приходилось с опаской: того и гляди разлезется в руках. Наши собственные вещи мы связали в узелки, а у кого были мешки, уложили туда, на каждый была навешена бирка с фамилией, а взамен получили еще по одной квитанции.

После бани нас заперли в тех же камерах, на первом этаже, и стали вызывать по одному. Дошла очередь до меня. Надзиратель привел меня в какую-то кладовую. Здесь мне велели еще раз раздеться догола. Пока один из надзирателей ощупывал мое барахлишко — только что полученную мною в тюрьме одежду, — несколько других снова обыскали меня, совершенно голого. Мне было велено вытянуть руки вперед, несколько раз присесть и встать; меня перещупали снова во всех положениях. Потом разрешили одеться и выдали под расписку постель: матрац, такой твердый и тяжелый, как будто его набили кирпичами; серый чехол на матрац вместо простыни; такую же, как матрац, комковатую подушку; еле живое фланелевое одеяло. Кроме того, выдали алюминиевую миску, кружку и ложку. Со всем этим имуществом меня повели по тюремному коридору. Около камеры № 54 велели остановиться. Надзиратель отпер дверь — я в камере, в которой, может быть, мне придется просидеть ближайшие три года».

«Камера на пятерых. Когда меня впустили, в ней уже было трое — все новички, с нашего этапа. Не успел я оглядеться, как снова загремели ключи, открылась дверь, и в камеру, навьюченный матрацем и прочим, вошел Озеров. Вот теперь нас полный комплект.

Стали осматриваться. Камера тесная. Метра 4,5 в длину, 2,5 в ширину — около 12 квадратных метров, меньше трех метров на каждого. Прямо против двери, высоко над полом, маленькое окно, застекленное мутным непрозрачным стеклом с металлической сеткой — небьющееся. Через такое стекло и увидеть ничего нельзя, света даже днем проникает так мало, что в камере круглые сутки горит электрическая лампочка. Окно, конечно, с решеткой; кроме того, снаружи оно прикрыто щитом — «намордником» (намордник в тюрьме не на всех окнах, а только в камерах строгого режима; есть здесь и общий режим — тогда окна без намордника). В старых, дореволюционной стройки корпусах окна были вчетверо больше — их заложили кирпичом, и на старой стене теперь ясно выделяется более новая кладка.

Вдоль двух глухих стен стоит по две железных койки, пятая под окном. Койки — это решетки из прутьев, они приварены в стене и устроены так, что их можно поднять, подогнув ножки, и прикрепить к стене. К правой стене, около окна, намертво прикреплен железный ящик — «буфет»; внутри он разделен на несколько клеток, в которых заключенные держат свои миски, ложки, кружки, хлеб. Посредине камеры к полу приварен маленький столик с железными ножками, возле него с двух сторон две небольшие скамеечки, тоже приваренные к полу. Осталось назвать еще один предмет меблировки — неизменную парашу около двери; без параши и тюрьма не тюрьма. Да, еще дверь — обычная тюремная дверь с глазком и кормушкой, обитая железом, всегда заперта снаружи; глазок под стеклом с заслонкой со стороны коридора; кормушка тоже на запоре. Вся мебель в камере — стол, скамейка, «буфет», дверь — окрашена в темно-красный цвет».

Владимирская тюрьма. Камера заключенных. 1960-е годы

«Распорядок дня заключенных в тюрьме такой же, как и на спецу (только что на работу не гоняют): в шесть утра подъем, оправка, проверка, завтрак, обед, прогулка до или после обеда, ужин, проверка, в десять вечера отбой. От подъема до отбоя на койку лечь нельзя: заработаешь карцер семь-пятнадцать суток. Сиди, ходи, стой, дремли стоя или сидя — но ни в коем случае не лежа. К окну подходить запрещено… То есть можно подойти, чтобы открыть или закрыть форточку. Но если заметят, что ты подтянулся к окну и пытаешься хоть одним глазом глянуть на вольный свет, — карцер обеспечен. Чем можно заниматься шестнадцать часов в сутки? Только читать или писать. Тетради покупаем в ларьке: одну ученическую, в двенадцать листов, на полмесяца. Что написал — проверяют надзиратели, если что покажется подозрительным — отберут. Еще в камеру дают шахматы, домино, книги, газеты из тюремной библиотеки (на каждого две книги на десять дней).

Владимирская тюрьма. Камера заключенных. 1990-е годы

Однако через некоторое время чтение по шестнадцать часов в день теряет свою привлекательность для постоянно голодного человека. К тому же, если надзиратель увидит, что заключенные в камере читают, он выключает свет: он имеет на это право, ведь на улице белый день; а что в камере сумерки — это его не касается.

Один из заключенных в камере дежурит — дежурства по очереди. Его обязанность — подметать и мыть камеру, во время оправки выносить и мыть парашу, докладывать начальству на проверке или при внеочередном посещении о том, сколько заключенных в камере, не было ли происшествий. Плoxo выполнял обязанности дежурного — будешь наказан!».

Отдельно Анатолий Марченко пишет про питание заключенных: «…заключенный на общем тюремном режиме: 500 г черного хлеба в день, 15 г сахару — его обычно выдают сразу на пять дней — 75 г; на завтрак — 7–8 штук тухлых килек, миска «супа» (350 г), такого, как дали в первый день, и кружка кипятку — можно выпить «чай» с сахаром; обед из двух блюд — на первое граммов 350 щей (вода с гнилой капустой, иногда попадается крохотный кусочек картошки), на второе — граммов 100–150 жиденькой каши, чаще пшенной, очень редко овсяной; на ужин 100–150 г картофельного пюре — снова такое жиденькое и так мало его, что посмотришь в миску, а в ней на дне тоненьким блинчиком расползся твой ужин и дно просвечивает. Очень, очень редко вместо пюре на ужин дают так называемый винегрет: та же гнилая квашеная капуста, изредка попадается кусочек гнилого соленого помидора. Но и этот силос заключенные считают лакомством. Говорят, что на общем режиме полагается класть в пищу по нескольку граммов какого-то жира. Может, это и так, но заметить этот жир в щах или каше мне не удалось ни разу.

На строгом режиме паек и того скуднее: ни сахару, ни жиров не полагается вообще ни грамма; хлеба черного 400 г, на завтрак только килька и кипяток; обед — одни щи, без второго; ужин такой же, как и на общем.

Еще в паек входит пачка махорки (50 г) на шесть дней. Причем заключенный на общем режиме может пользоваться ларьком. До 15 ноября 1961 года разрешалось тратить три рубля в месяц на ларек, после 15 ноября 1961 года эту сумму уменьшили, теперь можно только два рубля пятьдесят копеек. И можно получить раз в году одну посылку, не более пяти кг — пять килограммов продуктов в год!

На строгом режиме не полагается никаких дополнительных продуктов — ни в посылке, ни в ларьке; только то тюремное питание, которое я описал. В ларьке можно купить только зубную щетку и зубной порошок, больше ничего.

Но о тюремном ларьке надо рассказать особо. Он бывает дважды в месяц — раз в пятнадцать дней. За несколько дней до этого заключенные начинают гадать — когда? В обед надзиратель через кормушку подаст список продуктов, которые можно купить, и бланки для каждого заключенного. После обеда он собирает заполненные бланки — кто что хочет купить, и продукты могут принести или в тот же день вечером или на следующий утром. Все напряженно ждут этого момента. Вернее, ждут и обсуждают не все: один лишен ларька, другой имеет право купить, да у него нет денег — некому прислать; мог бы сосед написать своим родным, прислали бы денег товарищу, два с полтиной в месяц никого не разорят — да ведь письма проверяет цензура, не пропустят такую просьбу. Итак, одни с нетерпением, другие с грустью ждут дня, когда можно заказать продукты. Что купить, как распорядиться этой суммой в один рубль двадцать пять копеек? Я имею право купить до двух килограммов хлеба (с 1961 года — только черного), до 200 г маргарина, до 200 г колбасы, до 200 г сыру… Масло, сахар — это в ларьке запрещено. Но разрешенной суммы не хватит, чтобы купить то, на что я имею право, тем более что колбаса и сыр только дорогие, по три рубля — три рубля сорок копеек. Кроме того, нужно мыло, зубной порошок, носки, конверты. Так что приходится брать колбасы, сыра, маргарина даже меньше, чем разрешено (от хлеба никто не откажется — он стоит дешево, и им можно хоть раз наесться досыта). А тем, кто курит, и того хуже: почти все деньги уходят на курево. В тюрьмах курят много, пачки махорки хватает от силы на два дня; а в ларьке махорки нет, только папиросы — «Беломор», по двадцать две копейки пачка, «Север» — четырнадцать копеек. Пачки на день еле-еле хватит, значит, в дополнение к махорке надо бы еще двадцать пачек в месяц — двух с полтиной не хватит…

Но вот принесли заказанные продукты. Изголодавшиеся за две недели люди набрасываются на них и съедают все за каких-нибудь два-три часа — и два кило хлеба, и маргарин, и сыр, и колбасу — что там купили. Далеко не у всех хватает выдержки растянуть удовольствие на два-три дня; и снова на голодном пайке две недели — чтобы потом набить себе желудок двумя килограммами зараз.

Я тоже решил наесться досыта; съел буханку хлеба сразу, мне стало очень плохо, поднялась изжога, замутило, но сытым все равно я себя не почувствовал, глазами ел бы еще и еще.

Очень скоро у заключенных в тюрьме начинаются желудочные болезни, катары, колит, язвы. От неподвижности — геморрой, болезни сердца. От всего вместе — нервные болезни. В тюрьме нет ни одного здорового человека, разве что новички, да и те ненадолго. Во всяком случае среди тех, с кем меня сталкивала судьба и начальство с 1961-го по 1963 год, не было ни одного здорового.

Нет, невозможно передать, что это такое, эта пытка голодом. Кто сам не пережил ее, тот вряд ли поймет.

…Наступает утро. Задолго до подъема уже никто из нас пятерых не спит. Все ждут подъема, а вслед за ним — хлеба. Только прогудел подъем — встаем. Наиболее нетерпеливые расхаживают по камере: два шага вперед, столько же назад. Всем ходить невозможно — нет места, поэтому остальные сидят. Ждут сидя. Вот прошла оправка. Открывают кормушку, в нее заглядывает раздатчик — сверяет для верности наличие со списком. Вся камера уже у кормушки — скорей бы, скорей!

Начинают подавать пайки. Один заключенный взял поскорее пайку и отошел, другой караулит у кормушки пайку побольше, пытается на глаз определить и выбрать кусок побольше, ревниво сравнивает свой кусок с куском соседа — как будто эти десять граммов спасут его от голода! Дальше один несет свой хлеб в «буфет», в свою ячейку. Другой старательно и аккуратно разламывает его на три части: к завтраку, обеду и ужину. Все крошки при этом тщательно подбирает — и в рот. Третий не выдерживает и съедает всю пайку тут же, у кормушки, еще до завтрака. И как же он потом смотрит весь день на своих более терпеливых сокамерников, когда они обедают и ужинают с хлебом!

А каково весь день испытывать мучительный голод, зная, что в твоей ячейке лежит твой хлеб, оставленный на обед и на ужин! Помнишь про этот хлеб весь день до ужина, пока хоть кусочек еще есть. Как тебя тянет к нему! Как хочется достать его и съесть! Иногда не выдерживаешь, подходишь к ящику, отламываешь крохотный кусочек корочки — положишь его на язык или за щеку и сосешь, стараясь протянуть подольше, сосешь, как ребенок конфету, только этот кусочек хлеба еще слаще. Но вот корочка кончилась — и как тебя опять тянет к хлебу!

А.Н. Кузнецов, старший по корпусу. Владимирская тюрьма. 1960 г.

Вот так и идет день за днем. Ложишься спать и думаешь: скорее бы ночь прошла да хлеба дали. Встал, дождался хлеба, баланды, еще пьешь ее, а уже думаешь: скорей бы обед, торопишь вечер, скорей бы ужин. Вытирая корочкой (если есть) со дна миски следы картофельного пюре, мечтаешь — скорей бы отбой, а за ним утро, свою пайку получишь… Свой счет времени, свой календарь у зэка в тюрьме: хлеб — завтрак — обед — ужин, и снова хлеб — завтрак — обед — ужин, день за днем, месяц за месяцем, год за годом».

В этот период во Владимирской тюрьме отбывали срок:

ПИМЕНОВ РЕВОЛЬТ ИВАНОВИЧ (1958–1963), осужден за антисоветскую агитацию; математик, подготовил в тюрьме к защите кандидатскую диссертацию, написал воспоминания «С бериевцами во Владимирской тюрьме». После освобождения был депутатом Верховного Совета Российской Федерации, работал над проектом новой Конституции России;

ЛЮБАРСКИЙ КРОНИД АРКАДЬЕВИЧ (1974–1977), диссидент. Арестован 17 января 1972 года Следственным отделом КЕБ при Совете Министров СССР за антисоветскую агитацию. В ходе проведения обыска у него на квартире было найдено более 600 документов, книг и рукописей самиздата. До задержания был старшим научным сотрудником НИИ содержания и методов обучения Академии педагогических наук СССР. Активно участвовал в распространении самиздата. Осужден Московским областным судом 30 октября 1972 года по статье 70, ч. 1, УК РСФСР на пять лет лишения свободы. Находясь в лагере, в 1974 году выдвинул идею создания единого Дня сопротивления политических заключенных, с тех пор день 30 октября отмечался как День политзаключенного в СССР. С 1991 года стал Днем памяти жертв политических репрессий. За активную антисоветскую агитацию и отрицательное влияние на заключенных по Определению Зубово-Полянского народного суда Мордовской АССР от 16 октября 1974 года водворен до конца срока в тюрьму. Прибыл во Владимирскую тюрьму 22 октября 1974 года. После освобождения из тюрьмы жил в городе Таруса Калужской области. Под давлением властей 14 октября 1977 года вместе с семьей покинул СССР. Жил в Германии, работал на радиостанции «Свобода». В 1989 году вернулся из эмиграции и вошел в состав возрожденной Московской Хельсинкской группы. В 1994–1996 годах был ее председателем. В 1992 году Любарскому К. А. и его семье вернули российское гражданство. В 1991 году был участником обороны Белого дома, а во время октябрьских событий 1993 года оборонял радиостанцию «Эхо Москвы». В 1993 году, переехав в Москву, был первым заместителем главного редактора журнала «Новое время». Был членом Комиссии по гражданству, участвовал в разработке либерального «Закона о гражданстве». Входил в состав Конституционного совещания, автор нескольких статей новой Конституции, важнейшими из которых считал статьи о свободе передвижения и выбора места жительства, а также о свободе выезда за пределы России. После принятия Конституции совещание было преобразовано в Общественную палату при Президенте РФ, из которой в 1994 году Любарский вышел в знак протеста против войны в Чечне. 23 мая 1996 года К.А. Любарский утонул во время поездки на остров Бали. Похоронен в колумбарии на Донском кладбище в городе Москве;

ЩАРАНСКИЙ АНАТОЛИЙ БОРИСОВИЧ, правозащитник, отказник, сионист, писатель, государственный, общественный деятель. В середине 70-х годов был переводчиком академика Андрея Сахарова, был инициатором создания Московской Хельсинкской группы, которая осуществляла контроль за соблюдением Хельсинкских соглашений в области прав человека. Активный участник еврейского движения в СССР. Автор ряда открытых писем к общественности и к руководителям Советского правительства. Арестован Следственным отделом УКГБ при Совете Министров СССР по городу Москве и Московской области 15 марта 1977 года. Характер преступления — измена Родине. Обвинен за то, что передал на Запад списки лиц, которым было отказано в выезде из СССР под предлогом сохранения государственной тайны. Кроме измены Родине в форме шпионажа, ему вменялось «оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР. Осужден Верховным судом РСФСР 14 июля 1978 года по статьям 64, п. «а», 70, ч. 1, 40 УК РСФСР на 13 лет лишения свободы, из них три года тюремного заключения с конфискацией имущества. Прибыл во Владимирскую тюрьму 20 июля 1978 года. В октябре 1978 года переведен в тюрьму города Чистополя Татарской АССР. Находясь в местах заключения, неоднократно проводил голодовки протеста, выдвигал требования по соблюдению прав заключенных. В 1986 году после обращений общественности и ведущих политиков США и Европы Щаранский А.Б. и еще несколько человек (два гражданина ФРГ и гражданин Чехословакии) были обменены на трех человек (советского разведчика, польского разведчика и разведчика ГДР). В Израиле занимал посты министра труда и министра внутренних дел;

БУКОВСКИЙ ВЛАДИМИР КОНСТАНТИНОВИЧ, публицист, писатель, общественный деятель, один из основателей диссидентского движения, ученый-нейрофизиолог. Был организатором поэтических чтений на площади Маяковского в 1959–1961 годах. Исключен с первого курса биолого-почвенного факультета МГУ в 1961 году за участие в подпольном журнале «Феникс-61». В 1962 году — организатор нелегальной выставки художников-абстракционистов. Был выписан ордер на его арест, но он бежал из Москвы и присоединился к шестимесячной экспедиции по Сибири. Арестован за изготовление фотокопий книги Милована Джиласа «Новый класс» 1 июня 1963 года, после чего помещен в Ленинградскую специализированную психиатрическую больницу с диагнозом «психопатия паранойяльного типа». Находясь в психиатрической больнице, стал изучать английский язык. Чтобы его выпустили на свободу, пришлось отказаться от своих взглядов. Арестован 5 декабря 1965 года за участие в демонстрации в защиту Синявского и Даниэля. Помещен в психиатрическую больницу в Люберцах, затем переведен в Институт имени Сербского. Один из организаторов демонстрации на Пушкинской площади 22 января 1967 года в защиту Юрия Галанского, Алексея Добровольского, Веры Лашковой, Петра Радзиевского. Арестован 26 января 1967 года и осужден по статьям 190-1,190-3 УК РСФСР на три года лишения свободы. Отбывал срок в лагере П/Я ОЖ-118/46 в поселке Бор Воронежской области. После освобождения не мог устроиться на работу. Работал секретарем у поэтессы Р.Л. Баумволь-Телесиной до ее отъезда в Израиль в апреле 1971 года. 16 мая 1970 года дал интервью газете «Вашингтон пост», где рассказал о себе и том, что видел в Ленинградской специализированной психиатрической больнице. После чего был вызван к прокурору города Москвы Ваньковичу, который его предупредил о том, что если он не прекратит свою деятельность, то будет привлечен за клевету на советский государственный общественный строй. В 1971 году составил «Белую книгу» о карательной психиатрии в СССР. Написал и отправил открытое письмо к врачам-психиатрам США, Англии, Израиля, Голландии и Канады с приложением копий и выдержек из судебно-психиатрических экспертиз. Арестован Следственным отделом УКГБ при Совете Министров СССР по городу Москве и Московской области 29 марта 1971 года за антисоветскую агитацию и пропаганду. Осужден на семь лет лишения свободы, из них два года тюремного заключения. Прибыл во Владимирскую тюрьму 28 февраля 1972 года. Находясь в тюрьме, неоднократно подвергался репрессиям. 25 марта 1973 года этапирован в Скальнинский отдел УНТУ УВД, станция Всесвятская Свердловской железной дороги. Как злостный нарушитель режима прибыл из ИТК — 35 УИТУ УВД 7 мая 1974 года. Находясь в тюрьме вместе с С.Ф. Глузманом, пишет «Пособие по психиатрии для инакомыслящих». Неоднократно помещался в карцер за отказ от принудительного труда. В течение длительного периода почти ежедневно писал жалобы о нарушении прав заключенных, в результате чего приказ на принудительные работы был отменен. 6 июля 1975 года Буковский пишет открытое письмо А.Н. Косыгину «Еще раз о русификации и национализме». В декабре 1976 года обменен на генерального секретаря Чилийской компартии Луиса Корвалана, выслан в Цюрих (Швейцария). В эмиграции опубликовал «Статус политзаключенного», был составителем сборника «Владимирская тюрьма». Автор книг «И возвращается ветер» (1977), «Письма русского путешественника» (они были изданы в России в 1990 году). После высылки из СССР он был приглашен на прием к президенту США Картеру. Поселился в Великобритании, где закончил Кембриджский университет по специальности «нейрофизиология». В 2007 году выдвигался кандидатом в президенты России на выборах 2008 года. В 2008 году принимал участие в организации Объединенного демократического движения «Солидарность», в 2009 году вошел в руководящий состав движения — Бюро федерального политсовета «Солидарность». В Великобритании, по собственному утверждению, являлся идеологом Партии независимости Соединенного Королевства (UKIP).

ГИНЗБУРГ АЛЕКСАНДР ИЛЬИЧ (1970–1972), правозащитник, редактор самиздатского журнала «Синтаксис», составитель сборника «Белая книга» по политическому процессу Синявского и Даниэля. Из материалов тюремной карточки: «Гинзбург Александр Ильич, 1936 года рождения, уроженец города Москвы, профессии не имеет, работает разнорабочим в Государственном литературном музее. Ранее судим 17 января 1961 года по статье 196, ч. 1, УК РСФСР на два года лишения свободы. Арестован Следственным отделом УКГБ при Совете Министров СССР по городу Москве и Московской области 23 января 1967 года. Характер преступления — антисоветская агитация. Осужден Московским городским судом 12 января 1968 года по статье 70, ч. 1, УК РСФСР на пять лет лишения свободы. Направлен для отбытия срока в Дубравлаг УНТУ МВД Мордовской АССР, поселок Явас. За участие в голодовках и отрицательное влияние на заключенных по Определению Зубово-Полянского народного суда водворен до конца срока в тюрьму».

Прибыл во Владимирскую тюрьму 26 августа 1970 года. Находясь во Владимирской тюрьме, неоднократно участвовал в коллективных голодовках, основными требованиями которых были улучшение условий содержания заключенных, против вербовки осведомителей среди политзаключенных. Освобожден по отбытии срока 22 января 1972 года и направлен к месту жительства в город Таруса Калужской области.

После освобождения из мест заключения продолжает правозащитную деятельность. В 1974 году становится первым распорядителем Русского общественного фонда помощи политическим заключенным, основанного писателем А.И. Солженицыным. Находясь на свободе, Гинзбург подвергся жесткому административному преследованию. Его не брали на работу и угрожали, что он будет осужден за тунеядство, неоднократно задерживали и подвергали обыскам. В феврале 1977 года был арестован. В защиту Гинзбурга было собрано свыше трехсот подписей: бывшие политзаключенные, представители религиозных общин и независимые художники. Госдепартамент США после ареста Гинзбурга сделал заявление по этому поводу. В 1978 году А.И. Гинзбург осужден Калужским областным судом по статье 70, ч. 2, УК РСФСР за хранение и распространение самиздата, участие в составлении документов Московской Хельсинкской группы, деятельность в качестве распорядителя фонда помощи политзаключенным. Отбывал наказание в ЖХ-385/1, п. Сосновка, Республика Мордовия. В 1979 году лишен советского гражданства, впоследствии был обменен на советских граждан — сотрудников ООН, обвиненных в шпионаже. В эмиграции Гинзбург работал сотрудником «Вестника РСХД» и сотрудником газеты «Русская мысль». Проживал во Франции;

НЕКИПЕЛОВ ВИКТОР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1973–1974 и 1979–1983), поэт, правозащитник, участник диссидентского движения, врач-фармацевт, издал книгу стихов, большая часть которых посвящена Камешковской ссылке и Владимирской тюрьме. Родился 29 сентября 1928 года в городе Харбин. В 1937 году вместе с родителями переехал в СССР. В 1939 году его мать была арестована, позднее скончалась в местах заключения. В 1950 году с отличием окончил Омское военно-медицинское училище, а в 1960 году, также с отличием, военно-фармацевтический факультет Харьковского медицинского института. В мае 1974 года за распространение антисоветских материалов, в том числе и собственных стихов, был осужден Владимирским областным судом на два года лишения свободы по статье 190, ч. 1, УК РСФСР. После заключения находился в ссылке, работал заведующим аптекой в городе Камешково Владимирской области. С 1977 года член Московской Хельсинкской группы. Участник создания группы по защите прав инвалидов в СССР. В 1979 году вновь арестован и осужден по статье 70, ч. 1, УК РСФСР к семи годам лишения свободы. 20 марта 1987 года Некипелова В.А. помиловали, после чего он уехал в эмиграцию во Францию, где скончался 1 июля 1989 года;

МАРЧЕНКО АНАТОЛИЙ ТИХОНОВИЧ, заключенный Владимирской тюрьмы (1961–1963 и 1981), правозащитник, написал книгу воспоминаний о лагерной жизни «Мои показания», значительная часть которой посвящена Владимирской тюрьме. Родился 23 января 1938 года в городе Барабинск Новосибирской области. В первый раз был необоснованно арестован как участник массовой драки с чеченцами в рабочем общежитии в 1958 году. После чего был осужден по статье 74–11 УК РСФСР на два года лишения свободы 13 марта 1958 года. Должен был быть досрочно освобожден по Указу Председателя Верховного Совета от 14 августа 1959 года со снятием судимости. Не зная об этом указе, 18 декабря 1959 года бежал из Карагандинского лагеря, пытался нелегально преодолеть советско-иранскую границу, но был задержан и осужден Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда Туркменской ССР, а затем приговорен по статье 64 УК РСФСР на шесть лет лишения свободы.

Для отбытия наказания направлен в Дубравлаг, п. Явас, Республика Мордовия, оттуда пытался бежать, но был задержан и этапирован во Владимирскую тюрьму. Из тюремной карточки осужденного Марченко А.Т.: «…арестован 2 ноября 1960 года, характер преступления — «попытка измены Родине». Прибыл во Владимирскую тюрьму 11 октября 1961 года. Во Владимирской тюрьме потерял слух и заболел менингитом».

После освобождения работал грузчиком в городе Александрове Владимирской области. В период 1966–1967 годов работал над книгой «Мои показания». В 1969 году она была издана в Париже и Франкфурте-на-Майне, была переведена на иностранные языки. Автор открытых писем об угрозе советского вторжения в Чехословакию. По сфабрикованному обвинению «за нарушение паспортного режима» был осужден на один год лишения свободы в 1968 году. Находясь в лагере, был осужден за антисоветскую агитацию среди заключенных и получил два года строгого режима по статье 190-1 УК РСФСР. После освобождения жил в Калужской области, городе Таруса. В декабре 1974 года подал заявление вместе с женой Богораз Л.И. об отказе от советского гражданства и о желании эмигрировать в США. В феврале 1975 года был арестован и осужден за нарушение правил надзора. Ссылку отбывал в Иркутской области в поселке Чунский, там написал книги «От Тарусы до Чуны», «Живи как все» (неоконченное произведение). Один из членов и основателей Московской Хельсинкской группы (МХГ). После высылки Марченко из Москвы академик А.Д. Сахаров выступил в его защиту. Арестован 17 марта 1981 года за антисоветскую агитацию. Осужден Владимирским областным судом по статье 70, ч. 2, УК РСФСР на 10 лет лишения свободы со ссылкой на пять лет. Прибыл во Владимирскую тюрьму 18 марта 1981 года. Убыл 5 декабря 1981 года в учреждение ВС-389/35, станция Всевятская Пермской области. Содержался в Чистопольской тюрьме, где неоднократно проводил голодовки против издевательства над политическими заключенными. В августе — ноябре проводил голодовку с требованиями освободить всех политических заключенных в СССР. Через 10 дней после прекращения голодовки скончался в тюрьме города Чистополя Татарской АССР 8 декабря 1986 года. В 1988 году Европарламент наградил Анатолия Марченко премией имени академика Сахарова посмертно;

АБАНЬКИН ВИТОЛЬД АНДРЕЕВИЧ, правозащитник. Арестован 4 августа 1966 года. Характер преступления: покушение на измену Родине. Осужден военным трибуналом воинской части № 75092 19 октября 1966 года по статье 64, п. «а», на 12 лет лишения свободы с конфискацией мотоцикла «Ява». Отбывал наказание в Дубравлаге. После забастовки в Пермском лагере этапирован во Владимирскую тюрьму. С 27 августа 1974 года находился в тюрьме № 2 города Владимира.

Спустя годы, 29 июня 2008 года, в интервью на онлайн-конференции председатель правозащитной организации «Путь к праву» Витольд Абанькин вспоминал: «Мне было 16 лет, когда расстреливали людей в Новочеркасске. Я писал стихи о расстреле и распространял их среди солдат в армии, в ГДР. Один мой товарищ бросил небрежно тетрадку на тумбочку, а старшина проверял порядок. Увидел тетрадь, прочитал и побежал в КЕБ. Один из офицеров, с которым я дружил и который читал мои стихи, позвонил мне из штаба и посоветовал бежать в Западный Берлин.

…Переходя сложные пограничные сооружения, я нарушил сигнализацию. Меня взяли, дали 12 лет. На нас не распространялась амнистия, и я сидел полный срок»;

СУСЛЕНСКИЙ ЯКОВ МИХАЙЛОВИЧ, писатель, журналист, диссидент. Участник еврейских общеполитических движений. Жил в эмиграции с 1977 года, умер 19 октября 2009 года;

ШИЛЬКРОТ БОРИС (БАРУХ), участник еврейских общеполитических движений. Ныне проживает в Израиле;

ДАВЫДОВ ЕГОР ВАЛЕНТИНОВИЧ, советский инженер-геолог, публицист, распространитель самиздата, участник правозащитного движения, диссидент. 21 сентября 1972 года арестован Следственным отделом УКГБ по городу Москве и Московской области за активную антисоветскую агитацию. Осужден по статье 70, ч. 1, УК РСФСР Ленинградским городским судом на пять лет лишения свободы со ссылкой на два года. Находясь в Пермском лагере, активно выступал за права осужденных. 29 октября 1974 года Чусовской городской народный суд Пермской области водворил Давыдова Е.В. в тюрьму до конца срока. Во Владимирскую тюрьму Давыдов прибыл 20 ноября 1974 года. В 1980 году эмигрировал с семьей в ФРГ, проживал в городе Мюнхене, работал на радио «Свобода». Скончался 24 февраля 2011 года.

Одним из последних советских политзаключенных Владимирского централа был ИОСИФ ЗИСЕЛЕВИЧ БЕГУН. В начале 80-х годов он подал заявление на выезд в Израиль и почти сразу же был уволен с работы. На частных квартирах в Ленинграде и Москве он организовывал кружки по изучению еврейской культуры, преподавал иврит, участвовал в спектаклях подпольного еврейского театра в Ленинграде. Имя Бегуна становилось известным в Советском Союзе и на Западе, он превращался в явного антисоветчика. Иосиф Бегун был арестован 6 ноября 1982 года в Ленинграде сотрудниками КГБ. Ему предъявили классический букет обвинений в антисоветской агитации — «хранение и распространение клеветнических материалов с целью подрыва советского строя».

Следствие длилось 11 месяцев, все это время Бегун находился в тюрьме. Затем состоялся показательный суд 14 октября 1984 года, который проходил в тюремном клубе. На суде были все: судьи, обвинители, оператор с камерой, не было только защиты. Долго искали адвоката, но все, кто знакомился с делом, тут же отказывались от него, никто не хотел спорить с системой. Бегун на суде защищал себя сам. По совокупности обвинений он был осужден за подрывную деятельность на семь лет плюс пять лет ссылки. Во время почти двухлетней отсидки в тюрьме ему пришлось испытать все тяготы и лишения тюремной жизни: холодный карцер, где кормили через сутки, одиночество и все то, что мог получать советский зэк середины 80-х. После Владимирского централа Иосиф Бегун сидел в Чистопольской тюрьме, откуда вышел 21 февраля 1987 года, став последним политзаключенным СССР. Сейчас он живет в России и Израиле, является главным редактором русско-еврейского журнала «Новый век». Несколько раз Бегун был во Владимире, посещал место своего заключения.

 

Глава шестая. Воры в законе, лидеры преступных групп, уголовники

Разумеется, во Владимирской тюрьме отбывали наказание и уголовники всех мастей.

Одним из ярких представителей криминального мира был, например, Василий Бабушкин (Вася Бриллиант), неоднократно отбывавший наказание в тюрьме. Всегда следил за своим здоровьем, делал физзарядку. С окружающими был вежлив, режим не нарушал. До конца жизни придерживался воровских традиций.

В 1978 году министры Чебриков и Щелоков подготовили совместные документы о переводе «особо опасных преступников» в тюрьмы Казани и Чистополя. Москва готовилась к Олимпийским играм. Во Владимир, как город Золотого кольца России, всегда приезжает очень много туристов, так что решено было всех «политических» сидельцев отправить как можно дальше от Москвы. В тот же период около 26 криминальных лидеров — «воров в законе» — уже отбывали наказание во Владимирской тюрьме. Здесь собралась так называемая отрицаловка. Все находились в одном корпусе. Переведенные на строгий режим получали горячее через день. На работу выводили до 900 человек. Осужденный мог получить посылку один раз в три месяца.

1980-е, годы перестройки, внесли разлад и смятение в преступный мир. Они коснулись и тех, кто был на свободе, и тех, кто отбывал наказание в местах лишения свободы. Закрытая раньше тюремная тема благодаря новым требованиям гласности и плюрализма стала вдруг выходить на передний план. «Воры в законе» не преминули воспользоваться этой обстановкой. Как всю страну, так и тюрьму стало лихорадить. Развал Советского Союза и появление независимых государств напрямую отразилось на криминальном сообществе. В колониях и тюрьмах стали появляться новые группировки по национальным признакам. Только во Владимирском централе в то время были русская, азиатская, казанская, кавказская и другие, более мелкие, группировки. У каждой был свой лидер — «вор в законе». В своих переписках-«прогонах» они всячески очерняли друг друга, объявляя негодяями и т. п., призывали основную массу осужденных вставать только под их «знамена». Боролись за каждого нового члена группировки. Конкуренты могли взять под свое крыло любого осужденного, даже того, кто был с позором уличен в различных проступках. Даже «крыса» (на воровском жаргоне — арестант, уличенный в воровстве у соседа по нарам) находил приют и с усиленной силой начинал обливать грязью бывших соратников.

Для увеличения численности авторитетов в своих группировках воры стали короновать друг друга. Так, лидер казанской группировки в централе за короткий период возвел в высший ранг тюремной иерархии Рашпиля, Рыжего и др. Создал свою группу из пяти воров лидер славянской группировки, который короновал даже бывшего бригадира рабочего цеха Брауманского — кличка Сталинградский, Казачка, Ленчика Тряси Башку (у того от нервного тика тряслась голова) и других. Так же поступали и в других группировках. Численность «воров в законе» сразу возросла на порядок, их противостояние — тоже.

Медицинский осмотр осужденного

В это время подпольно стали активно изготовлять запрещенные предметы: холодное оружие — штыри и заточки, причем каждая группировка по-своему. По манере изготовления можно было определить, кому принадлежало оружие. Татарские группировки делали трехгранные штыри, русские — обоюдоострые заточки, кавказцы — округленные пики. Напряжение было огромное — все хотели расправиться с конкурентами. Приходилось вводить усиленный конвой, выводить на прогулку каждую группировку отдельно, тщательно учитывать маршруты движения. При встрече в коридорах заключенные из враждующих группировок набрасывались друг на друга. В отдельных случаях приходилось выводить «отрицаловку» из камер на режимные мероприятия под дулами автоматов.

Страшное было время. Новоприбывшие в централ не могли понять, куда приткнуться, под чью опеку идти, — хоть на части разрывайся. Каждая группировка делала свой «прогон», в котором говорилось, что на тюрьме главный такой-то «вор», и тут же за ней шла другая подобная записка, где в криминальных «руководителях» значился совсем другой. Необходим был длительный, кропотливый труд всех служб, чтобы ликвидировать это противостояние. Велась оперативная работа по компрометации тюремных авторитетов, всеми силами добивались лояльности к администрации и режиму содержания.

От постоянной войны группировок начали уставать сами осужденные. Все по горло были сыты этой революционной «перестройкой». Период «кислородного отравления» свободой проходил. Начал укрепляться режим, обстановка в учреждении стала подконтрольна администрации.

На какие только ухищрения не шли рецидивисты в камерах Владимирской тюрьмы, чтобы попасть в вожделенную «больничку». Этим грубовато-ласковым словом зэки называют стационарное отделение медицинской части учреждения. Здесь их ждали улучшенные условия содержания: усиленное питание, возможность сколько хочешь валяться в кровати, наконец, видеть живых женщин наяву, а не во сне. Чтобы попасть из тесной камеры в иную среду обитания, некоторые зэки глотали стекла, всевозможные резиновые трубки, заражались туберкулезом, увечили себя всевозможными способами.

Самый тяжелый случай членовредительства во Владимирской тюрьме случился в 70-х годах. Один психически больной рецидивист вырезал из своего живота приличный кусок мяса и стал его есть. Жующего самоеда срочно доставили в медчасть, рану ему зашили и в скором времени отправили в спецбольницу, где содержат умалишенных осужденных.

В середине 70-х в один из дней в приемном покое медицинской части Владимирской тюрьмы раздался шум. Несколько сотрудников несли на руках рецидивиста Рощупкина и вместе с ним почему-то кусок доски. Оказалось, что этот тяжелый шизофреник раздобыл где-то большой гвоздь и… прибил свою мошонку к скамейке. Физическая боль доставляла этому человеку что-то вроде наслаждения. Местный хирург успешно разъединил зэка и доску.

ОДИН ЗЭК УМУДРИЛСЯ ПРОГЛОТИТЬ ЦЕЛЫЙ НАБОР КОСТЯШЕК от домино. ПОТОМ ОН ПРЫГАЛ В MEДЧАСТИ, И ХОРОШО БЫЛО СЛЫШНО, КАК В ЕГО ЖЕЛУДКЕ ГРЕМЯТ ВСЕ 28 ФИШЕК.

Квартирный вор Генка Азов как-то заимел желание отдохнуть «на больничке». Для начала он проглотил металлический штырь длиной 10 см. Была сделана операция, ему вскрывали брюшную полость. После выздоровления его опять вернули в камеру.

Спустя время рецидивисту пришла в голову новая мысль: он изготовил самодельный шприц, разжевал во рту хлебный мякиш, добавил воды и… ввел этот раствор себе в легкое. Там образовался гнойник. Снова потребовалось срочное хирургическое вмешательство. В общей сложности четыре раза Азов старательно калечил свое здоровье. В итоге он умер от сердечной недостаточности.

Следующий случай произошел в августе 2005 года. Осужденный Н. задумал убить своего сокамерника и украдкой заточил черенок ложки. Однако замысел его разгадали сотрудники и вовремя перевели Н. в другую камеру. Тогда Н. из принципа решился на самоубийство: приставил заточенный черенок к своей груди и резким ударом вогнал его себе в девятое межреберье. Черенок целиком вошел в легкое. Н. была срочно сделана операция, больной выжил.

Было время, когда в медицинскую часть частенько привозили подростков из воспитательной колонии. По разным причинам эти ребята стремились попасть «на больничку». Почти всегда они глотали различные инородные тела, которые не могут выйти из организма естественным путем. Например, берется два куска тонкой стальной проволоки длиной 5–7 см. Их связывают резинкой, получается крест. Концы креста соединяют при помощи хлебного мякиша, чтобы можно было его проглотить. Под воздействием желудочного сока хлебный мякиш растворяется, крест в желудке распрямляется. Достать его можно лишь на операционном столе. Один юный «герой» поставил рекорд, проглотив за один присест 34 куска тонкой медной проволоки. Известно, что любое оперативное вмешательство в брюшную полость, как правило, приводит к образованию так называемой спаечной болезни. После такой операции у человека может возникнуть кишечная непроходимость, а это чревато серьезной угрозой для здоровья. После операций мальчишки клялись врачам, что больше глотать кресты, проволоку, крючки от панцирных кроватных сеток не будут. Но некоторые из них с упорством, достойным лучшего применения, уродовали себя снова и снова.

Почему они это делали? Частично на этот вопрос можно найти ответ из писем юных арестантов. Отрывок первый: «…захотелось съездить «на больничку», узнать людей, познакомиться. Стал мастыриться (заниматься членовредительством. — Прим. авт.). Намазал себе при помощи карандаша ногу до самого полового члена, потом туго обернул ее мокрой тряпкой, а потом раз десять мне по ней били со всей силы резиновой подошвой. Получилась огромная опухоль, вроде как перелом. Вызвали врача, сказали ему, что случайно упал со шконки (кровать). Меня на носилках отнесли в рентгенкабинет, так как самостоятельно идти я вроде как не мог (надо же было косить, обманывать, стонать). Сделали рентген, он, конечно же, ничего не показал. Врачи сказали, что все нормально, просто сильный ушиб. Моя мастырка не удалась».

Сотрудники санчасти Владимирской тюрьмы. 1960 г.

Отрывок второй: «…Узнал, что недалеко есть «больничка», где лечатся зэки со взрослых режимов.

Стал косить, мастыриться, чтоб уехать туда набраться опыта. Перепробовал почти все известные мне мастырки — дышал известью, цементом, дробленым стеклом, хотел привить туберкулез — ни фига не помогало. В город на снимки меня возили, но ничего не вышло. «Разъело только гортань, а легкие как у новорожденного», — сказал врач. Потом загонял в ранку на ноге слюну. Она у меня вся разбухла, стала гнить…».

Слава богу, как говорят врачи, сейчас таких пациентов у них нет.

Врачи в тюрьме прекрасно знают, что осужденные выздоравливают здесь гораздо быстрее, чем больные на воле. В 1975 году тюремный хирург оперировал язву желудка у заключенного Линкявичуса. У того случилось осложнение: кровь пошла горлом. Была сделана повторная операция. Оказалось, кровоточил один сосуд, его зашили. Вечером доктор зашел в камеру к больному и остолбенел. Тот сидел на койке и пил из миски воду. Этого делать при таких операциях категорически нельзя. Хирург приготовился к тому, что через 4–5 часов больной умрет. Однако он выздоровел вопреки всем прогнозам.

Раздача пищи в режимном корпусе. 1990-е годы

В 1978 году осужденный Виктор Баташов получил тяжелую производственную травму: с токарного станка сорвался металлический шестигранник и угодил зэку в затылок. Удар был страшной силы. Пациента принесли к хирургу в тяжелейшем состоянии: мозги текли, были переломаны кости черепа. Врач сделал операцию, убрал все размозженное, подчистил рану, но на выздоровление пациента не надеялся. Баташов остался жив. Заново научился ходить, говорить и писать.

Однажды в камере заключенные очень сильно избили провинившегося, по их мнению, сокамерника. У того были переломаны ребра, нанесена черепно-мозговая травма. Специалисты обнаружили тяжелый ушиб мозга. Через две недели он встал на ноги. У врача-консультанта из обычной поликлиники буквально глаза полезли на лоб.

Ближе к концу XX века численность воров в тюрьмах значительно снизилась, а на свободе увеличилась, потому что появилась возможность стать «бизнесменами» и заниматься открытым бизнесом (с бандитским, конечно, душком). Если раньше по «понятиям» — воровским законам — настоящий вор должен был сидеть в тюрьме, то теперь он мог стать главой фирмы, негласно управляя криминальными сообществами. Во Владимирском централе «воры в законе» стали содержаться в единичных случаях. Питание для осужденных было скудное, в середине 90-х годов прошлого века эта проблема для учреждений уголовно-исполнительной системы была наиболее острой. Пищу, которую раздавали на режимных корпусах, заключенные называли «баланда», а некоторым продуктам и блюдам давались интересные названия, как, например, «бикус» — капуста тушеная, немного кислая, «головастики» или «ратаны» — жареная рыба, а «бомжатина» — макароны быстрого приготовления. Что только не придумывали осужденные, чтобы украсить свой камерный стол! В советский период чай был запрещен в камерах, но все изменилось, наступило новое время, и чай стал доступен осужденным, они готовили из него «чифирь». «Чифирь» является одним из наиболее традиционных напитков, с употреблением «чифиря» связано много тюремных традиций и обычаев. Чтобы приготовить в камере «чифирь» на одного человека, необходимо на кружку половину пачки мелколистного чая или немножко больше крупнолистового. В ход обычно идет недорогой чай. Его добавляют в кипящую воду, все это не перемешивается, чай должен остаться на поверхности. Настаивают напиток в течение 10–15 минут. Употребляют «чифирь» горячим. По словам одного из заключенных, это «разговорный» напиток: его пьют в компании, делая по глотку и передавая напиток по кругу, при этом обсуждая разные новости и байки. А к «чифирю» готовили «рандолики» — это резанный кубиками черный хлеб, обжаренный на растительном масле с солью и приправами по вкусу. В праздничные дни готовили «торт», в котором использовали ингредиенты, присланные из дома в посылках или приобретенные в тюремном ларьке. В состав «торта» входило печенье — 1 кг, творог — 50–60 г., сливочное масло — 30–40 г., сгущенное молоко — одна банка, конфеты шоколадные — 500 г. Рецепт приготовления очень прост. Творог смешивается со сливочным маслом, потом добавляется сгущенное молоко и тщательно это все перемешивается. На печенье намазывается приготовленная смесь, затем отдельные печенья укладываются домиком друг на друга. После этого в миску укладываются конфеты, которые топятся на плитке, полученным горячим шоколадным раствором обливается построенный из печенья домик.

В настоящее время питание для осужденных существенно изменилось. Вот, например, раскладка продуктов и меню в сутки на одного человека по норме № 1 (рабочая).

•РАСКЛАДКА ПРОДУКТОВ•

ПО НОРМЕ № 1

 

Глава седьмая. Владимирский централ. Воспоминания ветеранов уголовно-исполнительной системы

Встреча с ветеранами учреждения. Май 2011 г.

Павел Афанасьевич Ушаков с 1934 года служил в железнодорожных войсках НКВД на Западной Украине в городе Казатин. Основной задачей была охрана мостов и электростанции. Время было непростое. На всю жизнь ему запомнился один случай. Однажды в столовой во время ужина солдатик из Перми обмолвился: «А хлебушек-то черствый, при Ленине мягче был». Утром, когда прозвучала команда «Подъем!», этого солдата уже не было в части. Его кровать была аккуратно застелена…

Через два года Павел демобилизовался. Захотел устроиться на работу в город. Знакомый односельчанин, который служил в тюрьме, сказал, что сейчас набирают надзирателей. Его, как служившего в НКВД, охотно взяли. Так началась служба в знаменитом Владимирском централе — в то время Особой тюрьме НКВД. Об этом времени он рассказывает очень скупо, для него это табу, — до сих пор, через шестьдесят с лишним лет.

Порядки были очень строгие. Ни лишнего слова, ни лишнего шага. Уходя на службу, каждый раз прощался с семьей. Любой неверный шаг, любой донос — и ты сам мгновенно становишься заключенным и тогда можешь уже никогда не вернуться домой.

Павел Афанасьевич хорошо помнит начальника тюрьмы — Жана Георгиевича Дуппора. Отзывается о нем так: «Хороший был мужик!» В тридцать восьмом году он, начальник тюрьмы для политических заключенных, сам попал под молот сталинских репрессий. Тогда утром из Москвы приехало начальство и заступающему наряду объявили, что Дуппор — враг народа, такой же, как те, кого вы охраняете. В тот же день его увезли в Москву.

Простому надзирателю не положено было знать имена заключенных. Для него они все были просто зэки. А люди были известные: председатель президиума РКСМ Ефим Цейтлин, секретарь Бухарина Семен Ляндрес, отец писателя Юлиана Семенова, а также крупные военачальники и директора предприятий. Рядовых не было. Вели себя тихо — ни одного случая неповиновения или грубости.

Строго по распорядку заключенных из каждой камеры выводили на прогулку в тюремный двор, который в то время был разделен высоким деревянным забором на отдельные сектора.

Долгое время Павел работал в корпусе с одиночными камерами, где сидели особо опасные «враги народа». Что происходило в стране, они не знали, им не положено было знать. Газеты заключенным не давали, только книги из тюремной библиотеки. Раз в неделю политзаключенные могли заказать продукты из ларька, которые разносил по камерам специальный сотрудник. У кого не было денег, приходилось туго, о каких-либо передачах с воли не могло быть и речи. Многие умирали, их хоронили ночью в общей могиле — Владимирское кладбище было рядом. Могилы скрывали, даже холмика не оставляли. Регулярно кого-то из «врагов народа» отправляли в Москву, многих там ожидали новые допросы и расстрел.

Отдельно в бараках содержались обычные уголовники — «бытовички». Много было бесконвойников, которые работали на территории тюрьмы. Порядки там были не такие строгие, да и охрана слабее. На памяти Ушакова случилось два побега, правда, дальше города беглецы не ушли, их задержала милиция. В политической тюрьме побегов не было никогда.

В 1939 году несколько сотрудников Владимирской тюрьмы, как наиболее подготовленных и политически грамотных, в том числе и Павла, вместе с семьями направили на укрепление в Западную Украину, в тюрьму города Коломыя. Там и застала его война. Он был направлен в действующую армию, артиллеристом. Война для него закончилась только в 1946 году, после уничтожения в Литве банд «лесных братьев». Домой вернулся с боевыми наградами: орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны II степени. Но даже среди ужасов войны особые воспоминания — тридцатые годы, — жестокое, беспощадное время и Владимирский централ, стены которого хранят одну из самых мрачных страниц истории России.

ВИКТОР ВЯЧЕСЛАВОВИЧ МАМЧУН, НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ В 1994–1995 ГОДАХ

«Хорошо помню 1993 год, когда принимал Владимирский централ, как начальник учреждения. Слишком много тогда там было «самоуправления», — в тюрьме верховодили три «вора в законе»: Бойцов по кличке Боец, Резо Цицишвили — Цыцка, и Саша Северов — Север. Они сидели втроем в одной камере, которая фактически представляла «мозговой центр» тюрьмы. Контролеры даже боялись войти к ним в камеру, можно сказать, исполняли роль обслуги. Воры стали требовать нового начальника к себе на поклон, для разговора, укрепляя свой авторитет и «воровские порядки». Жаловались по разным пустякам: и это им не нравится, и то. Нагло кричали: «Хозяина давай!» Они хотели поставить меня в зависимое положение, испытывали на прочность.

Я к ним не ходил принципиально. Это была настоящая война нервов, но ситуацию надо было рано или поздно разрешать. К такому серьезному повороту событий я был готов и знал, на что иду. Ведь до этого четыре года, с 1984-го по 1988-й, пока не стал начальником владимирского СИЗО, занимал должность заместителя этого учреждения по режиму и охране. Подстраиваться под «воров» я не стал. Был вызван спецназ, представители областной и специализированной прокуратуры, от Управления исполнения наказаний заместитель начальника по оперативной работе подполковник Вилков. Спецназовцы в масках встали в ряд в коридоре, и воров стали поочередно выводить из камеры. Боец и Цыцка пошли спокойно, сохраняя достоинство, а Север стал возмущаться. Получив чувствительный удар резиновой дубинкой, сразу успокоился. В их камере при обыске нашли большой клок анаши, который открыто торчал из батареи, и валюту, — 600 долларов и 200 немецких марок.

День Победы. Дети дарят цветы ветеранам учреждения

В моем кабинете состоялся принципиальный разговор. Я открыто, в присутствии прокуроров, заявил: «Если хотите обострения, — все может закончиться силовыми методами, но своей цели вы не добьетесь. И тогда вы сами ответите перед своими собратьями за бесцельное кровопролитие». Тогда был печальный пример подавления бунта в июле 1992 года в Вязниковской колонии с неутешительными для зачинщиков беспорядков итогами. Погибли несколько осужденных.

И «воры» отступили. До этого они не получали такого отпора. Ситуация во Владимирском централе в корне изменилась, «воры в законе» уже не играли такой роли. После этих «треволнений» появилась новая тема — как же нелегко сидеть в централе Саше Северову. Тогда и родилась знаменитая песня Михаила Круга «Владимирский централ — ветер северный», посвященная тверскому «вору в законе». Первоначальный вариант текста, который частично принадлежал самому Северу так и звучал: Владимирский централ — Саша Северов. По мере роста популярности «вор» из скромности свое имя из песни убрал. А главный хит Михаила Круга практически стал гимном блатного мира и визитной карточкой города Владимира».

ВЛАДИМИР АНАТОЛЬЕВИЧ МИЩЕНКОВ, НАЧАЛЬНИК ТЮРЬМЫ С 2003-ГО ПО 2009 ГОД

«На службу во Владимирский централ я пришел в 1983 году после окончания школы милиции (сегодня это Владимирский юридический институт), направлен на должность начальника отряда, потом стал оперативным работником, заместителем начальника тюрьмы по безопасности и оперативной работе.

Участок, на который я пришел начальником отряда, мне достался не из легких — четвертый спецкорпус, в котором содержались злостные нарушители режима содержания, 26 «воров в законе». Вначале ко мне присматривались, испытывали, предлагали деньги, просили пронести «тефу» — теофедрин и т. п. Я на это не шел. Режим в учреждении был очень жестким — за малейшее нарушение в карцер. Многие после такой профилактики отказывались от своих воровских убеждений, оказывали сотрудничество. Мой отряд всегда занимал последнее место по дисциплине, слишком много правонарушений и соответственно наказаний. Кто перевоспитывался — шел в трудовые бригады.

В спецкорпусе находилось 140–180 человек, все — отрицательной направленности: «воры в законе» и их свита. Я всегда хотел больше узнать об этой жизни. Их принципы, мораль, поведение в различных ситуациях. Не зная этого, невозможно было контролировать ситуацию в тюрьме, предупреждать эксцессы и массовые беспорядки. От спецкорпуса зависело общее положение дел в учреждении. Перед уходом со службы я всегда специально докладывал руководству, какая обстановка в отряде.

Тогда настоящий вор должен был сидеть в тюрьме и ни в чем не сотрудничать с администрацией. Был такой Слава Смирнов. Он в камере даже сорвал конверт — импровизированный почтовый ящик для писем и заявлений, утверждая этим, что писать администрации просто неприемлемо. Многим осужденным из-за этого приходилось писать заявления, например для получения одежды, продуктов из ларька, в моем кабинете. В перестроечные годы вся тюрьма разделилась на группировки по национальным признакам. Приходилось проводить длительную, кропотливую работу для предотвращения этого противостояния. Каждый вор хотел «проявить себя» — утвердить свое положение.

Один пример: в 1993 году была получена информация, что «воры в законе» Сталинградский и Аркан (Цандеков) намереваются расправиться с осужденным из враждующей группировки. С целью недопущения ЧП на прием-сдачу дежурств прибыл резерв, около двадцати сотрудников в бронежилетах, с резиновыми палками. Видя такие силы, воры оставили свой преступный замысел, зато дали команду всем арестантам провести «акцию протеста». Около трехсот человек стали стучать в двери камер кружками, мисками. Кричали, что Сталинградскому плохо, что ему нужна помощь. Зная, что это не так и намечается провокация, резерв в том же составе направился к камере и построился в коридоре. В это время сотрудники вошли внутрь. Сталинградский лежал на койке, имитируя умирающего. Когда к нему подошли, он, вор Аркан и еще один осужденный, оттолкнув сотрудников, с громкими криками выбежали в коридор, в руках у каждого заточки. Стук из камер тут же прекратился. Вся тюрьма следила, — что же будет дальше. Бунтовщики, увидев вооруженный резерв, были ошеломлены. Они этого не ожидали. Но все равно стали предъявлять требования, дескать, им нужны для «разговора» такие-то осужденные. В это время они были в одурманенном состоянии, употребив какое-то пойло или сильнодействующее лекарство. В то время ответственным по учреждению был Павлов, он дал указание на применение резиновых палок. После этого участников «акции» пришлось перевести в больницу — сотрудники сгоряча немного переусердствовали. Но на этом беспорядки не прекратились. Сталинградский продолжил бунтовать и в медицинской палате. Пришлось его остудить, залив палату водой из брандспойта. В это время к «акции протеста» присоединились другие корпуса, — стук пошел по всему централу. По тревоге был поднят сводный отряд сотрудников владимирских учреждений, велась разъяснительная работа. Когда было все объяснено, стук прекратился. Постепенно все успокоилось».

 

Глава восьмая. Владимирская тюрьма — день сегодняшний

Внутренний двор Владимирской тюрьмы 2011 г.

За последнее время прошли кардинальные изменения в российской уголовно-исполнительной политике и законодательстве России. Режим содержания заключенных приближается к международным стандартам. В рамках Концепции развития УИС происходит совершенствование уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации, направленного на изменение структуры уголовно-исполнительной системы и создание новых видов учреждений, осуществляющих исполнение наказаний в виде лишения свободы. Используются новые формы и методы исправительного воздействия на осужденных, организационных механизмов социальной работы с осужденными, закрепление в уголовно-исполнительном законодательстве Российской Федерации форм социальной, психолого-педагогической работы с осужденными в качестве основного средства исправления. Совершенствуются системы поощрений осужденных, проводится дифференциация содержания осужденных в зависимости от характера и степени общественной опасности совершенных ими преступлений, поведения во время отбывания наказания, криминального опыта.

Прием китайской делегации. 2010 г.

В настоящее время Владимирская тюрьма именуется «Федеральное казенное учреждение тюрьма № 2 УФСИН России по Владимирской области». В ней отбывают наказание преступники, совершившие тяжкие преступления. Сроки длительные — от 15 до 30 лет, есть и те, кто получил пожизненное заключение: воры, насильники, убийцы, террористы, лидеры преступных групп — самые разные представители уголовного мира. Многие из них неоднократно судимы. Есть и лояльные осужденные, которые работают на производстве, стремятся к условно-досрочному освобождению.

Если сравнить жилую камеру конца 80-х и камеру последнего периода, то заметны существенные перемены. В камере конца 80-х приходилось спать по очереди из-за того, что она была переполнена. На окнах были установлены дополнительные «жалюзи», «намордники», через которые не проходил солнечный свет. В настоящий период стены камер покрашены в светлые тона, как ни странно читать простому обывателю, в камерах установлены пластиковые окна. Корпус, который описывал в своей книге А.Т. Марченко, коренным образом переделан. Установлена приточно-вытяжная вентиляция с кондиционированием и подогревом воздуха. Больше доступа для свежего воздуха и света. Жилая площадь на одного осужденного составляет не менее 4 кв. м.

Концерт Юрия Шевчука и группы ДДТ во Владимирской тюрьме. Апрель 1999 г.

В камерах имеются телевизоры, холодильники, радиоточки, кабельное телевидение, благодаря которому они, согласно установленному распорядку дня, могут просматривать телепередачи нравственно-эстетического характера. В лучшую сторону изменилось и питание осужденных.

Владимирский централ — это еще и самая знаменитая песня известного шансонье Михаила Круга. В учреждении он был несколько раз. В июне 2001 года Михаил Круг дал свой единственный концерт во Владимире в ДК «Точмаш» вместе с группой «Попутчик», а затем приехал в тюрьму на творческую встречу с осужденными. Первая такая встреча состоялась в 1998 году. Тогда Круг приехал в тюрьму, как домой, — в тапочках. В этот раз он выглядел не менее экстравагантно: в узбекской тюбетейке и черных очках.

Правовая школа в централе

В отряде хозобслуги тюрьмы Михаил Круг пел и отвечал на вопросы. Последняя творческая встреча состоялась незадолго до его гибели. Во Владимире тогда проходила презентация нового фильма «Апрель», где он играл одну из главных ролей.

Во Владимирской тюрьме проходили творческие встречи с писателями — сюда приезжали Анатолий Приставкин, Виктор Ерофеев, Сергей Каледин и Татьяна Полякова, давали концерты известные музыканты и исполнители: Александр Розенбаум, Юрий Шевчук с группой ДДТ, Сергей Трофимов (Трофим), исполнитель русского шансона Сергей Зверев, группа «Попутчик» и многие другие.

В одной из камер в 1995 году был открыт православный Свято-Никольский храм. Его освятил архиепископ Владимирский и Суздальский — Евлогий. В храме учреждения постоянно проходят церковные службы. Уже не редкость крещение или венчание. За храмом учреждения Владимирской епархией закреплен священнослужитель. В 2003 году над храмом был установлен купол с крестом. Особенность этого храма в том, что он находится прямо в тюремном корпусе.

Кабинет психолога в тюремном корпусе

В учреждении открыт и действует Музей истории Владимирской тюрьмы, созданный работниками Владимиро-Суздальского музея и сотрудниками тюрьмы. Теперь у каждого появилась возможность увидеть в экспозиции музея страницы отечественной истории.

1 сентября 2010 года во Владимирском централе начал свою работу учебно-консультационный пункт.

В советские времена подобная школа в знаменитой тюрьме существовала, но в перестроечное время вся система обучения осужденных развалилась.

Осталась только вечерняя средняя школа при владимирской колонии № 5, которая успешно работает и сейчас. Именно при этой школе и открылся в централе учебно-консультационный пункт. На плечи педагогов, конечно, ложатся дополнительные нагрузка и ответственность. Используя освободившиеся в ходе реконструкции тюрьмы помещения, администрация учреждения оборудовала школьные классы. Были выделены средства на приобретение учебников и школьных принадлежностей. Часть учебной литературы предоставила колонийская школа. Теперь у осужденных Владимирского централа появилась возможность получить среднее образование. Старшеклассниками могут стать молодые люди до тридцати лет. Учебно-консультационный пункт будет работать три раза в неделю в дневное время. Педагогический коллектив школы уникален — это люди с большим жизненным опытом, учителя с большой буквы. Ведь чтобы преподавать в местах лишения свободы, нужно особое призвание, большая выдержка и самоотдача.

Родственники осужденных имеют право на трехсуточное свидание в комнатах гостиничного типа на территории тюрьмы. Работает библиотека, которая насчитывает 25 тысяч томов, в их числе старинные издания. В 2012 году библиотеке исполнилось 145 лет. В течение двадцати лет ее возглавляет Ирина Владиславовна Закурдаева. Библиотека централа, созданная еще в царский период, после Октябрьской революции была перенесена на место тюремного храма (до революции тюремный храм находился на режимном корпусе № 4, на 3-м этаже).

Центр трудовой адаптации Владимирской тюрьмы выпускает спортивный инвентарь, швейные изделия, которые пользуются спросом у населения. На заработанные деньги осужденные по безналичному расчету могут приобрести в магазине для спецконтингента продукты, сигареты, предметы личной гигиены.

В учебном пункте Владимирской тюрьмы

Соблюдение законности и прав человека при исполнении уголовных наказаний — это вопрос выполнения Россией взятых при вступлении в Совет Европы международных обязательств. В последние годы повысилась значимость соблюдения прав конкретной личности. С этой целью во Владимирской тюрьме в 2003 году был открыт центр правовой информации. В этом центре установлены компьютеры, которые обеспечены новейшими базами данных. Система поиска информации по ключевым словам позволяет заключенным через консультанта получить справку по любым правовым вопросам. Инициатором этого уникального проекта выступил П.А. Лаптев, тогда Уполномоченный Российской Федерации при Европейском суде по правам человека.

НАЧАЛЬНИКИ ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ

ОЛЕЙНИК Т.М., капитан, начальник тюрьмы, 1902.

АФОНСКИЙ Д.Д., коллежский советник, начальник тюрьмы, 1903.

ИМШЕНЕЦКИЙ Б.М., капитан, начальник тюрьмы, 1905–1908.

ПАРФЕНОВ М.Ф., штабс-капитан, начальник тюрьмы, 1909.

ВАСИЛЬЕВ А.И., коллежский асессор, начальник тюрьмы, 1910.

СИНАЙСКИЙ М.П., поручик, начальник тюрьмы, 1911.

ДАВЫДОВ П.А., коллежский асессор, начальник тюрьмы, 1912.

ГАВЕМАН А.И., капитан, начальник тюрьмы, 1913–1917.

КОСТЕНКО, начальник губернского изолятора, 1926.

МЕЛЬБРАТ, начальник тюрьмы, 1927.

ДУППОР Ж.Е., начальник тюрьмы, 1937–1938.

ГОЛЕНЯЕВ, начальник тюрьмы, 1938.

ЖЕЛВАК О.В, подполковник госбезопасности, начальник тюрьмы, 1948–1949

ЖУРАВЛЕВ М.И., подполковник госбезопасности, начальник тюрьмы, 1949–1953.

БЕГУН С.В., подполковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1953–1955.

ДЕДИН М.А., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1959–1961.

МЕЛЬНИКОВ Д.Я., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1961–1964.

ЗАВЬЯЛКИН В.Ф., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1964–1976.

УГОДИН А.П., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1976–1983.

КАРПОВ Ю.Н., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1983–1984.

ГОРШКОВ В.К., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1986–1994.

МАМЧУН В.В., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1994–1995.

ТИХЕНКО В.Я., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1995–1999.

МАЛИНИН С.А., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 1999–2003.

МИЩЕНКОВ В.А., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы, 2003–2009.

БОГИНИЧ С.П., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы 2009–2011.

КУЛАГИН И.А., полковник внутренней службы, начальник тюрьмы с 2011 года.

Владимирская тюрьма во все времена, в царский период и в революционное время, в годы репрессий и в наше время, исполняет наказания, потому и остается всегда необходимым элементом государственной системы. Прошло время, и трагические страницы нашей Родины остаются напоминанием для последующих поколений. Злость порождает только злость, нельзя воспитать законопослушного гражданина только карательными мерами. Цивилизованное отношение к людям, которые находятся в местах заключения, дает им шанс на то, что они после отбытия наказания смогут вернуться полноправными гражданами общества. Чтобы и жить, и строить современное общество, надо знать историю своей страны. Потому вспоминается фраза из речи П.А. Столыпина в Государственной думе, произнесенная 10 мая 1907 года: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»

К настоящему времени во Владимирском централе реконструирован один из режимных корпусов, на ремонт и оборудование которого были выделены федеральные средства в рамках реформирования уголовно-исполнительной системы. Новые камеры, рассчитанные на два-четыре человека, соответствуют всем стандартам, в том числе и нормам жилой площади. Идут работы по установке интегрированной системы безопасности (ПСБ) по новейшим технологиям.

В дальнейшем все корпуса Владимирского централа будут реконструированы.

 

Библиография

ГАВО — Государственный архив Владимирской области.

ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации.

СУ — свод указов России.

СЗ — свод законов России.

ЦИРКУЛЯР № 61 от 9.08.1908.

(Закрытый фонд партийного архива Института марксизма-ленинизма, «Наш современник», 1990, № 4, с. 167–169.)

A.И. СКОБЕННИКОВ. «Во Владимирской каторжной тюрьме», 1926.

B. ГУРИНОВИЧ. Литературно-художественный и краеведческий сборник. Владимир, 1995.

ПАВЕЛ СУДОПЛАТОВ. «Спецоперации», 1998.

Н.А. СИНДАЛОВСКИЙ. «История Санкт-Петербурга в преданиях и легендах», 1997. М. Малиновская, Л. Эйтингон. «На предельной высоте», 2009.

Материалы областной пенитенциарной газеты «Владимирка».

Информация пресс-службы УФСИН России по Владимирской области.

A.Т. МАРЧЕНКО. «Мои показания», 1966–1967.

«Святой праведный пресвитер Петр Чельцов, исповедник». Издательство «Живоносный источник». Царицыно, 2001. Автор-составитель инокиня Сергия.

Т. ГАЛАНШИНА, И. ЗАКУРДАЕВ, С. ЛОГИНОВ. «Владимирский централ», 2006.

 

Иллюстрации

Административное здание Владимирской тюрьмы

Внутренний двор Владимирского централа

Коридор режимного корпуса

В храме Владимирской тюрьмы

Установка купола с крестом. Март 2003 г.

Сотрудник учреждения. Дежурная часть

Амбулатория в медсанчасти

День Победы

Игорь Закурдаев — автор книги, сотрудник учреждения

Вид на режимный корпус

На второе — каша

В прогулочном дворе

Тюремная камера

Владимирская тюрьма. ФКУ Т-2 УФСИН России по Владимирской области

Смотр художественной самодеятельности среди сотрудников УИС

Сотрудники учреждения

Михаил Круг у штаба Владимирской тюрьмы

Шахматы из хлеба. Творчество заключенных

Работа психолога

Тюрьма — оплот государственности, символ неотвратимости наказания

История Владимирской тюрьмы — история России

ВЫРАЖАЮ БЛАГОДАРНОСТЬ НАЧАЛЬНИКУ ПРЕСС-СЛУЖБЫ УФСИН РОССИИ ПО ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ С.Н. ЛОГИНОВУ, РАБОТНИКАМ АРХИВА УВД ПО ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ, ДИРЕКТОРУ И СОТРУДНИКАМ ГОСУДАРСТВЕННОГО АРХИВА ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ В ЛИЦЕ СТРАХОВА Д.Ю., СОТРУДНИКАМ ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОГО МУЗЕЯ-ЗАПОВЕДНИКА, МОРОЗОВУ Н.А., ГУРИНОВИЧУ B.Э., КОТОВУ В.П., ВЕТЕРАНАМ И СОТРУДНИКАМ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ ЗА ПОМОЩЬ В ПОДГОТОВКЕ МАТЕРИАЛОВ И ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ФОТОГРАФИЙ.