— Вы меня на рынке выбросьте, — Катаев постучал по боковому стеклу, — посмотрю подошёл пассажир или нет…

По-быстрому насытившись жареным мясом, опера уже подъезжали к ПВД. На секунду остановившаяся машина, высадила Костю у палаток и, весело фыркнув, потарахтела к воротам Центра. Оперативник неторопливо прошёл вдоль рядов. Поравнявшись с Зал пой, он посмотрел ей в лицо и, также неспеша, пошагал дальше. Когда ряд закончился, он развернулся и увидел, что около её полотенец стоит Тимур и жизнерадостно лыбится в его сторону. Костя зашёл за лотки, возвращаясь к палатке с полотенцами.

— Можна паздыравить, — улыбаясь, Тимур протянул руку.

— Тебя тоже, — хмыкнул Костя, отвечая на рукопожатие.

Тимур нахмурился и тревожно взглянул на Катаева:

— В смысле?

Он явно нервничал, улыбка казалась вымученной, акцент опять округлился.

— Ну как бы всё срослось, мы должны…

— А-а-а… — улыбка стала шире, — у тебя с сабой?

— Конечно, нет… Заныкано там, — Костя кивнул в сторону комендатуры, — в надёжном месте.

— Я что-то тачки твоей не увидел, — продолжил он, — ты пешедралом или на метро?

— Нэт, с Бэкханом, на «дэвятке», — чуть раздвинув завесу полотенец, ткнул пальцем Тимур.

— Чего с рукой-то? — Костя обратил внимание, что кисть левой руки, которую до этого парень держал в кармане, забинтована.

— Да-а… Разборки на базарэ с акинцами, — беззаботно ухмыльнулся тот.

— Короче, давай я тебе завтра скажу где игрушка будет, — Костя решил не рисковать на личной передаче, — а ты заберёшь, когда посчитаешь нужным… И я не подставлюсь, и ты без претензий.

Тимур, на пару секунд улыбаясь, застыл, потом махнул рукой:

— Дагаварились! Я завтра к Залпе с абэда заеду, ты ей скажи…

— Доверяешь ей? — перебил его Костя.

— Там, кароч., — Тимур замялся, — давэряю, в общем… Проста скажи где… А я, там, найду, кароч…

— Договорились, — буркнул Катаев, слово офицера сдерживалось через усилие.

— Ещё-то темы какие есть? — отпускать «барабана» просто так не хотелось.

— Ну, завтра, кароч… Стрэлка с одним там, — что-то неопределённое изобразил забинтованной рукой, Тимур, — можэт что интэрэсное и праскочит…

Костя понял, что разговор закончен и продолжаться будет только после того как Тимур убедится в оперской честности. Слишком откровенно тот бил копытом на отход. Пока информации не будет.

— Я всё понял, — коротко бросил он и протянул руку для прощания, — послезавтра я тебя жду…

— Ну, там… Залпа, карочэ, скажэт тэбе всё… — пожимая руку ответил Тимур.

Костя вышел из-за лотка и, ссутулившись, пошёл к воротам. На душе лежал тяжёлый камень. Делать то, что пообещал, забетонированное офицерским словом, никак не хотелось. Автоматически отметил, юркнувшего на пассажирское сиденье светло-зелёной «девятки», Тимура. Машина, стоявшая около шашлычной с незаглушенным двигателем, сразу сорвалась с места. Понтовитые литые диски — «арбузы» прощально сверкнули на солнце.

Костя не успел дойти до КПП, как из ворот выехал их УАЗик. Чуть не вывалившись в открытую дверь, Рябинин заорал ему:

— Пацанов наших взорвали!!! Давай в машину!

Катаев, не понимая о чём идёт речь, понёсся к автомобилю. Перепрыгнув бетонные блоки ограждения, автомат больно ткнул в колено, он, рывком открыв дверцу, ввалился в кабину:

— Кого!? — разом охрип Костя.

— Тару… Капусту, по ходу… Бл… ь! — нервно вскричал Сергей, пугнув сигналом, зазевавшегося перед машиной подростка.

— Давно?! — Костя, решив не отвлекать Рябинина, повернулся к Бескудникову и Долгову.

— С час где-то. Там почти все кто на базе был, — сквозь шум бешено летящей машины, кричал Бес, — двое «двухсотых», три «трёхсотых».

— Кто «двухсотый»?! — холодея, окончательно севшим голосом, спросил Костя.

— Хер знает! — Бес отвёл глаза на дорогу. — Там вообще ты в списках на выезд прошёл… В дежурке…

Когда они приехали на место, обгоревший остов УАЗа грузил в кузов «Урала» военный автокран с эмблемой ВВ на дверях. Чёрное пятно на обочине и россыпь осколков вокруг красноречиво говорило о разыгравшейся трагедии. Два БТРа, один в начале Садовой, другой метров через сто после места происшествия, перегородили дорогу, заблокировав возможность дальнейшего проезда. По обочинам стояли «Уралы» и БРДМ, дальше, перед БТРом уткнулись в кусты УАЗики и «буханки». Весь личный состав, прибывший на место засады, прочёсывал территорию таксопарка и близлежащие развалины. У одного из УАЗов с ноги на ногу переминались Жоганюк, Кутузов и Лавриков.

Вплотную подъехав к БТРу, Рябинин остановил машину и все опера направились к руководящему кружку.

— Катаев?!! — Потерялся Николай Иванович. — Ты, ты… что… живой?!

Кутузов и Лавриков также оторопело уставились на шедшего впереди всех Катаева. Ситуация к юмору не располагала, но Костя еле сдержал улыбку, глядя на их вытянутые рожи.

— Я с Таричевым подменился, товарищ полковник, — упредив в ненужные вопросы, сказал он, — с утра тренировка была, вот он и поехал… Он… он жив? — сглотнул конец фразы.

Кутузов и Жоганюк переглянулись, качнув головами, как китайские болванчики. Лавриков стоял молча, поджав губы. Опера застыли, надеясь не услышать то, что они уже поняли.

— Значит Таричев… М-да… Он сгорел в машине… Обгорел до неузнаваемости… — нечётко ответил Кутузов, — Капустин контужен и ранен. Его в Северный увезли. Ещё Крылов погиб. Попов и Окунев тяжёлые, тоже в госпитале…

— Бл… ь… — за всех протянул Рябинин. Остальные молчали.

— Вам здесь делать нечего, — Жоганюк вновь сделался сух и официален, — мероприятия заканчиваются, скоро ОМОН и остальные поедут на базу. Вы поезжайте, всё обсудим в штабе… И ваше, Катаев, нарушение, и ваше, — жёлтый палец вытянулся в лицо Сергея, — Рябинин, отсутствие на ПВД… Свободны!

Дерзко посмотрев в глаза полковнику, Рябинин сплюнул в пыль, под ноги и, повернувшись, пошёл к машине. Остальные последовали за ним. Бескудников хотел ляпнуть, по обыкновению, какую-нибудь гадость, но в последнюю секунду передумал.

* * *

Траурная процедура утреннего построения напомнила Катаеву церковный ритуал. Три кадровика-штабиста с дежурно-печальными лицами профессионалов своего дела вышли перед строем, держа в руках, увеличенные со служебных удостоверений и, уже оформленные в рамочки, фотографии Таричева, Крылова и Карнаухова (ночью он скончался в госпитале Моздока).

Трагизм последних дней не нуждался в чьих либо комментариях, поэтому Жоганюк, выступивший с речью о вечной памяти и офицерском долге, не произвел на, враз осунувшийся, личный состав никакого впечатления. Лишь, произнесённая в заключение, фраза о приезде, в связи с ЧП, полковника Куликова, для назначения виновных, вызвала пробежавший по рядам шёпот.

Построение закончилось. Всё ещё ощущая послевкусие вчерашнего разговора с Жоганюком, Костя не мог решиться и оставить в «закладке» АПС для Тимура. После приезда с места происшествия, Жоганюк собрал участников гудермесского вояжа у себя в кабинете. В лучших традициях СМЕРШа, он учинил допрос Катаева на темы: Причины невыезда? Что за тренировка? Кто может подтвердить? Где согласование с руководством? И многое другое.

Рябинина и остальных он заподозрил в трусости, толсто намекнув, что они не выехали вместе со всеми на помощь опергруппе, потому что банально прятались в кубриках. Вскочившего было рамсить, потемневшего лицом, Беса Рябинин удержал за портупею и усадил обратно. Ненужная, ничего не изменяющая, свара могла повредить предстоящему обмену пленными. Поэтому получив порцию безответных угроз, опера с, и без того тяжёлым, сердцем, свалили из кабинета. Желание с горя нажраться отсутствовало напрочь. Тихие вечерние поминки на оперской кухне только усугубили чувство вины. Костя одним из первых вышел из-за стола, стараясь не смотреть на товарищей, хотя ни у кого и в мыслях не было как-либо попрекать его этой дурацкой заменой.

Побродив в темноте, под аккомпанемент ночной стрельбы по территории Центра, Костя присел на скамью опустевшей курилки. Минут десять посидел, пытаясь раскачать душевные загоны. Голова была абортно пустой, тело неприятно слабым, мышцы, словно не зная физических нагрузок, мертвенно стыли. Представил себя со стороны. Скривился от киношности декораций — ночь, стрельба, погибшие друзья, силуэт ЗУ-шки на крыше. От позёрства главного героя — усталая сутулость, грязный камуфляж, опущенная голова, пистолет в набедренной кобуре, — зло сплюнул и ушёл спать.

* * *

А утром, ещё до планёрки-поверки, к Рябинину приехал Сулейман и сообщил, что родня задержанных к обмену готова.

Долг красен платежом. Зайдя в импровизированный спортзал, сооружённый омоновцами в одном из складов, пользуясь тем, что в утренние часы спортсменов нет, Катаев подошёл к старому, изодранному боксёрскому мешку, валяющемуся в углу и развязал затягивающие шнурки. Рука, прорвавшись сквозь требуху внутренностей нащупала тяжёлый свёрток. Вытащив его оттуда, Костя развернул грязную тряпку. Матово блеснувшее воронение магически притягивало взгляд. Катаев ещё раз, тщательно протёр поверхность оружия и запаковал его в специально прихваченный, непрозрачный полиэтиленовый пакет.

Хаос противоречий, царивший в голове из-за того, что придётся сделать, уткнулся в оправдательный тупичок:

«В конце концов жизнь двух солдатиков этого стоит…».

Стараясь более ни о чём не думать, он быстрым шагом вышел из спортзала и пошёл к воротам.

— Залпа! Привет! — панибратски, скрывая трясучку, почти вплотную подойдя, обратился он к женщине.

Та, повернувшись к нему, отступила назад и как в первый раз, не мигая, смотрела затравленной волчицей. Очевидно, она только что пришла на рынок, под прилавком стояли баулы, и товар ещё не был развешен.

— Тимура нет? — не церемонясь спросил Костя.

— Нэт, пока… — немного растерялась Залпа.

Катаев обошёл прилавок, зыркнул вправо-влево и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, вытащил свёрток из-за пазухи. Резким движением сунул его в баул, стоящий под прилавком.

— Привет ему передавай!

И не оглядываясь, быстро пошагал обратно. На душе повисла тряпка абстрактной унавоженной жижицы.

* * *

— Где тебя носит-то? — вопросом встретил вошедшего на кухню Костю, сидящий во главе стола, Рябинин. Тут же присутствовал практически весь личный состав.

— В Караганде! — грубо ответил Костя и прошёл к своему месту.

Все удивлённо посмотрели на обычно улыбчивого, Катаева.

— Отдал? — понял причину его раздражения Рябинин.

— Отдал, — отходя и жалея о срыве, ответил Костя, налив в кружку остатки гуманитарной минералки.

— Ладно… Короче, тоже послушай, — продолжил, видимо прерванный Костей разговор, Сергей, — сейчас рассаживаемся по машинам, берём Турпала и Саламбека, везём их к Сулейману. В доме у него оставляем и обратно…

— А он не шваркнет? — вставил Бескудников.

— Нет, — коротко ответил Рябинин. — Продолжим… Скорей всего «стрелку» забьют на завтра-послезавтра, сообщат место передачи. Возьмём ОМОН, нет, лучше «Визирей» и сгоняем… Всё просто.

Серёга окинул взглядом всех присутствующих рыцарей прямоугольного стола. Те, в свою очередь, понимали, что простота изложенного не всегда соответствует действительности.

— Я дежурю сегодня, — обозначился Кочур.

— И я… — поднял руку, сидящий на самом конце скамьи, Липатов.

— Если есть желание прокатиться в Гудер, я могу подменить, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Катаев.

— Костян, брось, гонево это, — положил руку ему на плечо Долгов, — ты, сейчас, что вечным дежурным решил заделаться?

Никто не улыбнулся.

Кочур, ближе всех сидящий к Косте, сказал:

— Давай поезжай, ты после Серёги второй человек в этой теме…

— Череповецкими будем доукомплектовываться? — прикинув количество свободных мест, спросил Рябинин, — а то нас пятеро всего… Капуста, кстати, неизвестно вернётся ли ещё с госпиталя?

— Может домой захочет, — поддакнул Гапасько.

— He-а, этот вернётся, — улыбнулся Бес, — чешежопица у него в постоянку…

— Ладно… К Луковцу надо идти, — продолжил планирование Рябинин, — одну машину ОМОНом забивать. Всё, собирайтесь по-тихому. Костян, сгоняй к Кутузычу, залепи его, мол, в город, на «стрелочку» надо…

— А если не залепится? — к Косте всё ещё не вернулась, после вчерашних смертей, присущая ему изящная наглость.

— Скажи, что по нашему УАЗику встреча…

— Ага, он на «хвоста» упадёт сразу, не знаешь что ли… — Костя почесал переломанный нос, — ладно, я ему про наркоту задвину, он один хрен героин от стирального порошка не отличит.

Костя встал и первым вышел из кухни. За ним по своим пунктам плана разошлись остальные.

К Мише Кутузову, в целом, Костя никаких отрицательных эмоций не испытывал. Пока ехали в поезде, как-то даже наладили отношения, но приезду, майор дистанцировался, но не насовсем, а вроде, как и нашим и вашим. Мог зайти в кубрик, по-свойски побазарить, засадить стакан, но в тоже время излишне преданно «тряс гривой» перед Жоганюком. Что, естественно, к доверию со стороны оперов не располагало. Вот и сейчас, когда Костя зашёл в их, с Лавриковым отдельную комнату, Миша чересчур приветливо и улыбчиво, хотя чего радоваться-то — у тебя опера «зажмурили», встретил Катаева:

— О, Константин! Заходи, дорогой. Чайку? Коньячку?

Костя сел на кособокую табуретку-самопал, посмотрел на заваленную каким-то радиобарахлом кровать Лаврикова и спросил:

— Спасибо, не пью с утра… А где Саня-то?

— В штабе кабеля прокладывает… Сегодня же, вроде, наших-то задержанных «нагоняют», вот он и решил пока камеры пустые «насекомых» на «стационар» влепить…

— А-а-а, понятно… — протянул Костя, отметив про себя «наших задержанных», — слышь, Анатольич, у меня тут в городе «человечек» есть, ещё с первой командировки. Мне б с ним словиться, он по наркоте тут ориентируется, да и про вчерашние события заодно спросить можно. Он у меня такой, информированный…

— Ты хочешь, чтобы я с тобой прокатился?

— Нет, нет… Не царское дело-то… Прикрой меня перед Жоганюком, я с парнями выскочу, а то я в опале вроде как, после вчерашнего…

— Ну не наговаривай на себя-то, — добродушно, в усы усмехнулся Миша, — Иваныч, сам понимаешь, не железный, ему сейчас «полпиджака» выписать могут, а то и покруче чего…

— Вот я и не хочу под горячую руку попадаться, а если, что интересное проскочит, я к тебе заскочу, порешаем как реализоваться, — запустил последнее средство Костя.

— Лады, действуй, только аккуратней там, — покровительственно кивнул Миша.

— Мы с ОМОНом, обижаешь…

— А я, если что, скажу, мол, ты по моим «пирогам» выскочил…

«Или не скажу… — улыбнувшись, подумал Катаев, — старая школа…» Пожав в знак благодарности руку, он, молча, покинул начальственный куток.

* * *

Двумя бортами стартанули на Гудермес. Первым шёл УАЗ, набитый операми, во второй, к омоновцам, для краткого посвящения в детали, пересел Катаев. Ценным грузом в головной машине ехал Саламбек, в омоновской — Турпал. Оба «чеха» были обряжены в камуфляж, с традиционными мешками на головах. Их собственная одежда, свёрнутой котомкой, была всунута в закованные руки.

Выслушав план предстоящих мероприятий по обмену, ещё не отошедший после нападения на опергруппу, Луковец, чуть помолчав, без своих обычных хохм, рассказал про странные совпадения нынешней командировки:

— Ты, прикинь, Костян, какая тема нездоровая, — перегнувшись через спинку сиденья, когда автомобиль вырвался из гнетущей атмосферы города — были у нас перед командировкой учения… Ну, обычные… Вот… Отрабатывали оборону при нападении на колонну… Там по сценарию трое раненых и один, тьфу-тьфу, убитый… От него, кстати, отказались, никто не захотел… Ага… Надо было их героически с поля боя выносить. Ну, вот, ласту забинтовали Драгунцу, Зомби — руки и голову. А Горынычу — ключицу, вроде левую. Потом на носилки и на вынос. Теперь такая херня: Драгун в голень пулю словил, домой уже уехал, Зомби с ожогами головы и рук в кубрике валяется…

— Ну, а Горыныч? — спросил Костя. Действительно, мистика какая-то.

— А Горынычу я вообще запретил за периметр выходить, скоро брус привезут с гуманитаркой, он баню строить будет…

— Кино…

Луковец развернулся вперёд, а Катаев откинулся назад. Между ним и омоновцем, имя которого он не знал, тяжко, как Дарт Вейдер из «Звёздных войн», дышал зацеллофаненный Турпал. Пожалев его, Костя сдёрнул пакет с головы. Чеченец на секунду открыл глаза, но тут же зажмурился от света, бьющего через лобовое стекло.

— Продышись, Турпал, скоро всё кончится, — с интонациями сердобольной медсестры, подбодрил его опер. Тот осторожно открыл сначала один, за тем второй глаз.

— А… вы меня… куда? Я же… всё… — неправильно оценив жест доброй воли, начал заикаться Турпал. Костя его тут же перебил:

— Всё нормально, я же тебе ещё в самом начале сказал. Дома будешь… Скоро…

Остаток пути до Гудермеса проделали практически не разговаривая. Вроде как не о чём.

В этот раз Сулейман вышел встречать дорогих гостей уже не один. Следом в калитке показался его сын. Высокий, мощный чеченец с обязательной небритостью, наглым взглядом и золотыми «Картье» на запястье.

Машины заехали в распахнутые ворота и во дворе, скрытно, исключая посторонние взгляды, по одному вывели задержанных. Каждому из них Сулейман вполголоса, что-то сказал по-чеченски, после чего те, не оглядываясь на стоящих вдоль УАЗа бойцов, прошмыгнули в дом. Решив не тратить время на чайные церемонии, Рябинин и Сулейман, отойдя в сторону, о чём-то недолго пошептались. Через десять минут опера и омоновцы, попрощавшись с отцом и, не проронившим ни слова, сыном за руку погрузились обратно в машины.

Луковец, бросил напоследок недоверчивый взгляд на закрывающиеся ворота:

— Вот так вот, да? Просто отдали и всё? Он возьмёт и кинет, а «чехов» за зря отпустили.

Катаеву не хотелось объяснять про сложившуюся практику обменов и про стопроцентный выход задержанных по завтрашнему утречку, поэтому он коротко ответил:

— Не кинет. Схема отработана.

Хотя сам абсолютно не был в этом уверен. И сейчас, глядя на мелькающие окраинные домишки, он полагался исключительно на опыт Рябинина в подобного рода мероприятиях. С другой стороны, «чехи» всё равно назавтра выходят на свободу, почему не рискнуть…

Когда, спустя час машины завернули к комендатуре, Костя машинально осмотрел прилегающую к ПВД площадь. Ни зелёной бекхановской «девятки», ни бежевой «шестёрки» Тимура не было видно. Понимай как хочешь. Где-то добывает новую информацию. Убили или повязали. «Побородил» и больше не появится. Короче, выбирай, но осторожно.

Не тревожа водителя остановкой по требованию, Костя вместе со всеми заехал на территорию Центра. Приехавшие за пять минут до них, Кочур и Липатов, рассказали, что выезжали на центральный рынок, где прямо средь бела дня какой-то ублюдок расстрелял в спину трех старушек. Естественно, русских. Естественно, никто ничего не видел.

— Из чего валили? — отломив кусок лаваша, прихваченного по дороге, спросил Рябинин.

— Из «макара», — Кочур посмотрел на Липатова. Тот кивнул:

— Гильзы точно «пээмовские»…

— И до этого тоже пээмовские были, — подал голос Ваня Поливанов, раньше выезжавший на похожее убийство, — там по информации «Стингер» светился.

Лавриков, зашедший в кубрик выбрать видеокассеты, услыхав тему разговора, зашёл в помещение кухни:

— У меня бумаги подошли… Наши «усээмовские»… Если интересно, там анализ радиопереговоров, вроде новые позывные мелькают.

— Какие? — прекратив жевать, заинтересовался Рябинин.

Опера тоже подтянулись поближе. Липатов, чтоб не шуметь, прекратил возню с липучками бронежилета.

— Из новых… «Сейфулла», «Баграт»… Ну, остальных вроде, знаете… «Стингер», «Старый», не помню больше.

— Чего же ты молчишь-то? — укоризненно покачал головой Гапасько.

— Так вы же Рэмбы, крутые… Зайти-то ко мне в падлу, — и демонстративно продолжил перебирать стопку видеокассет.

— Да хорош гнать-то! Санчес! — Костя, по-хрущёвски, потряс кулаком, — я сегодня у Вас был утром, ты где-то с кабелями ковырялся…

— Ну, вот я же говорю раз в сто лет! — засмеялся Лавриков, незаметно тусанув меня двумя «Рокки» древнюю западногерманскую порнуху, — заходи после обеда, если меня не будет, Миша покажет…

* * *

— Мне кажется, пора выдернуть Ису, — не отрывая глаз от «Усээмовской» справки, сказал Костя Рябини-ну, — на, вот, почитай…

Они сидели в курилке, Серёга жмурился на солнце, дожидаясь Беса с сигаретами после обеда, Костя только что вернулся от Лаврикова.

— Думаешь, подскажет чего? — пробежав текст, спросил Рябинин, — а твой-то где кореш по бизнесу?

— Сейчас на рынок выйду, может нарисовался… До обеда не было…

— Ну, ты пока на рынок ходишь, мы тебя подождём здесь, покурим… Заодно пельмени ленивые в ливере уймутся.

— Какие пельмени? — не понял Катаев.

— Ну как какие… Макароны по-флотски, это месиво теста и тушенки по другому не назовёшь, — улыбнулся Сергей.

— Пельмени говоришь… Хе! — по-суховски крякнул Костя и, спрыгнув с пандуса, пошёл к воротам.

Тимура не было. Залпа ответила, что его не видела. На вопрос, где не видела, здесь или вообще, она с маниакально-несгибаемым упорством, пробурчала: «Нэ видэла». Не уточняя.

Пройдясь вдоль рядов и никого не узрев, Костя, с резко ухудшившимся настроением, вернулся на базу. Неужели кинет, в который раз сам себе задавал этот вопрос Катаев, не логично как-то… Подождём, как сказал один китайский деятель про Французскую революцию, рано делать выводы…

Когда он вернулся в кубрик, то чуть не столкнулся с выходящим, собранным по полной боевой, Рябининым. В его спину вагончиками стопорнулись Бескудников и Долгов.

— Слышь, Кость, останься здесь, пока мы на Первомайку сгоняем, маячок Нее дадим, — уступил Сергей Катаеву место для прохода, — вдруг Сулейман нарисуется.

— Не вопрос, — легко согласился Костя, — я заодно в прокуратуру схожу, по «нашему» УАЗику бумаги отксерокопирую.

Кроме Рябинина, Бескудникова и Долгова в разведрейд ушли Поливанов и Кочур. Проводив их напутственной фразой: «Не щёлкайте хлебалом», Костя, взяв с собой папку под бумаги, пошёл в прокуратуру.

Дело по факту убийства Крылова и Таричева и покушений на убийство Капустина, Окунева и Попова находилось в производстве, прикомандированного из Архангельской области, следователя Якова Бовыкина.

Отыскав его кабинет на первом этаже, Катаев, не стучась, зашёл. Обмахиваясь, как институтка, кожаной папкой, он с улыбкой приблизился к прокурорскому столу. Яша, недовольно сдвинув брови, что-то сосредоточенно печатал на компьютере. Было от чего. Вдоль стены, справа от входной двери, стыло вытянувшись, лежал труп мужчины. То, что это именно труп Катаеву подсказала оперативная смекалка — на испачканном грязью лице, над бровью и в нижней челюсти он разглядел два запекшихся пулевых отверстия.

«Жмур» был в одном кроссовке, спортивный костюм покрывали, чередуясь, шанкры запёкшейся крови и лишаи усохшей земли.

— Домашнее задание? — мотнул головой в сторону покойника, одновременно пожимая руку следователю, Катаев.

— Да, нет… — Бовыкин скривился, — выехали, понимаешь, на осмотр, а тут стрельба какая-то рядом, ну, я от греха подальше и решил свалить… Думал потом осмотреть, так местные дебилоиды, недолго думая, тру-пешник в «буханку» свою закинули и сюда привезли… Типа, чего два раза-то ездить?

— И чего? Пропишете его здесь? Или сразу в штат? — слегка впечатлившись от идиотизма ситуации, уголком рта усмехнулся Костя.

— На хер он мне нужен! — порвал флегму Яша, — через час из седьмой горбольницы паталогоанатом приедет, осмотрит, да я этого «жмура» в морг выпихну…

— Понятно… Слышь, Яков Иваныч, — несмотря на мизерную разницу в возрасте, Катаев предпочитал прокурорских называть по имени-отчеству. На всякий случай, — Мне бы материалы по нашим глянуть, может отксерить чего-нибудь.

— Сейчас… Угу… — Яков нырнул в нижний ящик стола и порывшись, вытащил оттуда стопку бумаг, — держи, неподшито ещё.

— Я к секретарю схожу, копии сделаю, — поднялся со стула опер.

— Не вопрос.

Ещё раз посмотрев, на уже начавшего источать специфический запах, мертвяка, Костя вышел из кабинета.

С тихим шелестом, листы копий вылетали на полированную столешницу. Собирая их в свою папку, Костя бегло просматривал текст. Что-то задержало его внимание в показаниях Антонио, но стопка новых копий увеличивалась, не оставляя времени на раздумья, однако, маленький сторожок в голове остался.

Остаток рабочего времени Костя провёл в спортзале, справедливо рассудив, что физподготовка является неотъемлемой частью боевого распорядка. Сулейман так и не появился, а вернувшийся из города и подошедший на тренировку Долгов сообщил, что с Исой стрелка планируется на завтра.

— А если завтра обмен? — соскочив с брусьев, спросил Костя.

— Кто-нибудь из дежурных оперов сгоняет, — Саша завертел руками, разминаясь.

— Херня получится. С «людьми» так не работают.

— «Люди» — это когда информация идёт, а здесь какой-то футбол в одни ворота. Туда дуй, обратно…

— Хрен с ним. В конце концов, Рябины человек.

* * *

Вечером, когда как обычно, все опера собрались чаёвничать на кухне, зашёл Миша Кутузов. Немного задержавшись у койки Таричева, с лежащей на одеяле фотографией в рамке, он вздохнул и, переступив порог кухни, спросил:

— Парни, Сашкины вещи-то собрали?

— Собрали, — поднялся ему навстречу Рябинин, пожимая руку, — ждём с кем отправить…

— Ждать недолго осталось. Послезавтра здесь Куликов должен быть, — Миша по-свойски присел за стол.

— Если доедет… — мрачно пошутил Бес.

Остальные присутствующие в ожидании ещё каких-нибудь новостей, молчали.

— На следующей неделе, у нас в Центре будет совещание по ситуации в Грозном… Драть будут всех и Фабричных, и Староремесленских, и Куйбышевских… Нас больше всех… Наши показатели по подрывам, убийствам и нападениям равны всем остальным вместе взятым.

— А чего они хотели-то?! Если зона такая! А работать не дают! Гражданских машин нет, каждый выезд через согласование, агентура… А-а-а! — начавший было возражать Рябинин, махнул рукой.

— Вот Куликов приедет, поговорите с ним. А то, что я вам рассказал, это закрытая информация, имейте в виду. Кстати, что там с пленными-то? — ненавязчиво перескочил Кутузов, — если Жоганюк спросит, что ему говорить-то?

— Скажи, Анатольич, что работаем… Как результаты будут мы их тебе первому сообщим, — ухмыльнулся Серёга, ему как и всем стала понятна истинная причина захода на огонёк начальника ОУР.

— Ну ладно. Держите меня в курсе, а то кабы чего не вышло, — стушевавшись, почти по Чехову, заключил Миша.

— По полтиннику может? — Бескудников на пальцах показал меру.

— Давайте… Ребят помянем, — скорбно кивнул Миша.

Все задвигались, Бес сходил в спальное помещение и принёс литровую бутылку местной «Столичной». Долгов вскрыл, выставив на стол банки с тушёнкой, Гапасько, нырнув под нижнюю полку, вытащил кусок сала, завёрнутый в марлю. Через пять минут все атрибуты суровой мужской пьянки творческим беспорядком расположились на столе.

— Парни! Я хочу помянуть наших ребят, которые как настоящие офицеры, не согнувшись, сложили свои головы. В той или иной мере никого нельзя обвинять в их смерти. Они выбрали свой путь сами, ни минуты не колеблясь. Своим примером они показали нам, как нужно жить и умирать. Я никого не хочу призывать к мести, к оружию, ибо я уверен — ни один из тех, кто поднял руку на наших парней не уйдёт от возмездия… Сейчас я прошу всех вас не забывать Александра и Романа, их подвиг! Вечная память!

Миша истово опрокинул содержимое кружки в рот. Его примеру последовали все оперативники. Некоторая напыщенность Мишиных слов не отдавала фальшью, очевидно, годы работы в органах научили его выражать свои чувства, пусть даже искренние, применительно к обстановке.

Сейчас обстановка была траурно-торжественная.

Вторая пошла без тостов, молча и не чокаясь, затем без перерыва третья.

Курящие вышли, на кухне остались лишь Катаев, Долгов и Кочур.

— Сань, вы когда выезжали на наш УАЗик, там уже всё спокойно было? — Катаеву всё не давало покоя ощущение чего-то упущенного при просмотре уголовного дела.

— Там одновременно с нами «тушилы» приехали, — Кочур задумался, покручивая корочку хлеба, — они машину заливали… Стрельбы точно не было.

— Омоновцы из прикрытия кого-то успели пристрелить? А то я из их рассказов не очень понял…

— Антонио вроде видел одного… Стрелял даже, но тот сука живой остался. Убежал… Да «духов»-то, говорят не больше трёх было.

— Понятно… Что ни хрена не понятно…

Что-то важное, вертясь на виду, не отпускало мысли Катаева. А вскоре пришли курильщики, наполнив помещение табачным духом и пьянка продолжилась.

Выпивая, закусывая, мимоходом участвуя в общих разговорах о блядстве, войне, предательстве, бабах и государственной политике, Костя, наконец, в алкогольном тумане состыковал мозаику мыслей и фактов. И уже засыпая пьяным сном, он знал кого, как выражался один знакомый уголовник необходимо в первую очередь «пощупать за вымя».

Утром, вернувшись с планёрки в кубрик, Катаев разложил на своей койке отксерокопированные бумаги.

— Так… — перебирал он процессуальную шелуху, — где-то здесь… «увидел взрыв приказал остановиться».

Ага… Это Зомби… Не то… Вот! Антонио! «Когда я подошёл к машине, то увидел человека в маске… Выстрелил в него, показалось, что попал в руку. Он убежал… Я стрелял вслед ещё несколько раз, но куда не видел…»

В руку? Костя задумчиво почесал подбородок. У Тимура рука была забинтована, сказал, разборка была. Да ну бред, он же на рынке меня ждал, вроде как с утра.

Костя встал, сбросал все бумаги в папку и полубегом выскочил из кубрика. Антонио он нашёл на заднем дворе, наблюдающим за строительством бани.

— Бляха, вы опера такие вопросы задаёте… Я его и не видел практически. Да «маска» ещё… — сплюнул себе под ноги Антонио, когда они отошли в сторону и присели на ряды бруса. — Там кусты были между нами. Я шмальнул, он заорал и ломанул за забор.

— А чего заорал-то? Голос узнаешь? — нетерпеливо уточник Костя.

— Да ну на хрен! Там вообще всё резко было… А, вспомнил! — хлопнул себя по колену омоновец, — он рукой к машине тянулся… Вроде как взять чего-то хотел. Вот я его по движению руки и увидел.

— Так ты в руку ему попал?

— Ну скорей всего… Потому что если куда б в другое место он бы хрен убежал, сука… А что нашли уже кого-то?!

— Ищем, — самой избитой фразой уголовного розыска отмежевался Костя и встал с бруса, — Спасибо. Пока.

Он повернулся и пошёл в курилку, где должен был уже собраться утренний сходняк.

— Катай! — в спину позвал его Антонио.

— Да! — повернулся к нему Костя.

— Найдёте если этих… В живых не оставляйте. Если сами не сможете, нас позовите.

— Я понял…

Костя сам ещё не решил как поступать. В первую очередь со своими догадками. Если примерять Тимура, получается через час или даже раньше он уже тусил перед комендатурой. Схема, конечно, красивая, алиби железное. Может от недостатка, точнее полного отсутствия иной информации начинаешь всех подозревать?

Опять же зачем «чеху» светить простреленную руку? А я ведь схавал за чистую монету про разборки. Не факт, не факт… Слишком нагло. Надо как-нибудь его вытащить посмотреть руку. А если пулевое свежее? Тогда к «Визирям» общаться… Бляха-муха, вот только с «большой» некрасиво получилось…

Временно для себя определившись, Костя решил никого не посвящать в свои гонки. Уж больно горячие они были, надо дать срок поостыть и устаканиться. Поинтересовавшись в курилке у дымивших там Поливанова и Гапасько (они дежурили в опергруппе) где остальной народ, Костя узнал, что все, за исключением всё ещё жравшего в столовой Беса, ушли на переговорник.

Прислушавшись к себе, выбирая между тоской по дому и желанием «качнуться» на турниках, Костя выбрал второе. Домой он звонил позавчера, а предстоящие в будущем мероприятия могли не оставить возможностей для занятий спортом.

Чуть позже к нему присоединился вернувшийся с переговорника, Долгов. Наподтягивавшись, отвертевшись — наотжимавшись они вернулись в кубрик. У самого входа, на пандусе царило непонятное оживление. Подойдя, опера увидели в общей тусовочной массе камуфляжных фигур двоих, утянутых в бронежилеты с автоматами за спиной, бойцов в «горке».

Офицеры «Визиря» — Лёха и Андрей.

— Здорово! Здорово! — по-мужски обнявшись, «Визири» искренне улыбнулись подошедшему Катаеву.

— Вы какими судьбами? — обратился Костя к Лёхе.

— Да, вот, пацанам говорил уже. В городе работали, сопровождали до Северного… У нас вчера один «трёхсотый» нелепый получился… — Лёха улыбаясь, поигрывал чётками, — ну и решили на обратном пути к вам в гости заскочить… Идём, а Рябина у входа с дедом каким-то трёт… Кстати, рожа у него знакомая. Рябина, чего-то обрадовался, заскакал перед нами, сюда поволок…

— Так он там ещё? — вставил вопрос в его бойкую речь Катаев.

— Ну да с дедом базарит…

— Это, наверное, Сулейман…

— A-а, я же говорю, рожа знакомая. Давно не виделись.

— Тогда вы точно вовремя! Пойдём по «Чайковскому».

Опера дружно поволокли «Визирей» в прохладу своей хижины.

Чайник кипятился уже в третий раз, когда в кухню залетел возбуждённый Рябинин:

— Ваньки! Вали в дежурку! На выезд зовут! — с порога объявил он Гапасько и Поливанову, — Уф-ф, чего-то духота давит сегодня… Гроза, наверное, будет, — сел за стол и весело глянул на «Визирей»:

— Есть желание поработать?

— Кого — то надо «зачехлить»? — шутка Андрея не очень напоминала шутку.

— Сейчас объясню… Костян, подай кружку, — обратился он к Катаеву.

Долгов подвинул Рябинину чайный ассортимент — пакетики в цинке из-под патронов, Кочур передал сахарницу, обрезанную пятилитровую пластиковую бутылку.

— Куда Ваньку с Ванькой дёрнули? — спросил Бес Рябинина, пока тот не приступив к изложению основного, замешивал кипяток, чайный пакетик и сахар.

— Четырнадцатый блок обстреляли. «Двухсотый» вроде есть… — шумно хлебнув горячий напиток, ответил Рябинин.

— Не томи! Чего с Сулейманом? — не выдержал первым Костя.

Рябинин, отставив кружку, наклонился к столу:

— В общем, у него всё на мази. Солдатики заказаны, надо ждать. Вот только по времени точно сказать не можем. Либо, говорит, сегодня после обеда, либо завтра в течение дня.

— Так давай завтра к обеду к нему и поедем. — Костя посмотрел на сидящих рядом, потом снова на Рябинина.

— Стремается он около себя солдат держать. Мол, изменилось многое за год. С местными мусорами могут быть проблемы и опасается, если сам обратно повезёт, по дороге напасть могут, чтоб отбить для перепродажи. И такое может быть…

— Где передача? — коротко и профессионально спросил Лёха.

— Где-то в районе Шали…

— Шали… Шали… — Лёха посмотрел на Андрея, — тогда завтра с утра «шкурки» выписывай. Часиков в шесть и выскочим.

— А если передача сегодня? — забыв про запрет на курение в помещениях, зубами вытащил сигарету из пачки, Рябинин.

— А сам-то как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Лёха.

— Сулейман, вон, около ворот мается, а сын его в Шали тусует, как только что определится, — сразу движуха пошла…

— И чего, так до вечера он и будет здесь кожу отирать? — уточнил Бескудников, кивнув в сторону выхода.

— Он предлагает к нему ехать, там переночевать, если завтра срастётся, оттуда выедем…

— Замануха какая-то… — Костя, вообще изначально не очень верил в успех мероприятия, а теперь ещё «чехи» в гости зовут.

— Его от себя отпускать не стоит, по крайней мере сейчас, — Рябинин задумчиво постучал пачкой сигарет по ладони.

— Слышь, мужчины, — по Лёхиному лицу было заметно, что он что-то придумал, — давайте так… Вы своего «чеха» берёте на борт и пилите к нему домой… Да погоди ты! — остановил он пытавшегося что-то сказать Рябинина, — мы вам дадим рацию на нашем канале, а сами рядом будем, где-нибудь на блоке около Гудера, а утром если у вас срастается мы по-тихому за вами двинем… По рации соориентируете.

— Нормально… Самое главное связь будет, — Катаеву идея понравилась, как и всем остальным операм.

— С полуслова понимаем друг друга, — рекламно улыбнулся Андрей.

— В принципе реально, — Рябинин бросил пачку на стол, взялся за кружку, — но в этом случае уже выезжать пора, — Сергей посмотрел на Костю. Тот всё понял и вздохнул:

— Мне опять идти договариваться с Кутузовым?

— Ну а кому же ещё? — со смехом ответил Рябинин, — ты же у нас начальник переговорного пункта.

Катаев поймал Михаила Анатольевича по дороге в прокуратуру. Руководство готовилось к приезду Куликова, за эти два дня пытаясь привести все бумаги, в первую очередь уголовные дела, в порядок. Для этого было необходимо заручиться поддержкой прокуратуры, исключив с её стороны нелицеприятные отзывы о совместной деятельности. Это сыграло решающую роль. Миша, желая побыстрей отвязаться от насевшего на него, сумбурно уверенно втирающего о необходимости выезда в ночь, опера, согласно покивал. По лицу было видно, что он ничего не понял. Косте это было безразлично — своей цели он достиг.

Забежав обратно, он увидел, что Рябинин, Долгов и Бескудников, облачённые в амуницию, ждут лишь его. Броня, разгрузка, автомат. Пока одевался, поведал о полученном разрешении, узнав в свою очередь, что «Визири» ждут на площади, а Рябинин стал счастливым обладателем «Моторолы» с их волной.

— Костян, мы в машину, а ты у ворот Сулеймана найди, скажи в гости к нему едем… — шагая по коридору на выход, сказал Рябинин Катаеву.

— Угу, — согласно кивнул тот и, отделившись от товарищей, пошёл к воротам.

Сулейман обрадовался ему, словно они были знакомы сто лет и вот, ещё сто спустя, встретились.

— Дарагой, как зыдаровие, как дэла? — двумя руками пожал он ладонь Катаева. Костя немного смутился от такого радушия, но, вовремя вспомнив о притцей во языцех, кавказском двуличии, спокойно изрёк:

— Добрый день! Сулейман, а мы к тебе. Гостей принимаешь?

Канэчно, канэчно… — засуетился он, не зная, то ли ехать накрывать стол, то ли ждать ещё каких-нибудь пожеланий.

— Ты тогда домой поезжай, мы через полчасика за тобой выедем, — Костя решил не светить «Визирей» перед чеченцем, Серёга как раз пропуск выпишет… У тебя и поговорим, добро?

— Дабро… Дабро… — кивнул Сулейман и, отойдя от деланного радушия, более естественно сказал:

— Толко я чэрэз Шали праеду, сына прэдупрежу, что дома будэм. Вы особа нэ тарапитэс…

— Давай… — Костя прикинул время, — часам к двенадцати будем в Гудермесе, нормально?

— Дагаварилысь.

Сулейман степенно вернулся к своей машине, оставленной за рыночной шашлычной. Попинав пыль, Катаев дождался выезда машины и залез на пассажирское сиденье.

— Всё путём? — спросил Рябинин.

— В целом… Ему в Шали надо, к сыну. Я на двенадцать забился, к дому подъедем… — открутив крышку, сделал глоток минералки Катаев, — так что часик-другой тусануть где-нибудь надо. Шашлыков пожрать.

— С пацанами скричись тогда, — Серёга бросил Косте на колени кирпичик «Моторолы» — узнай какие у них планы в связи с этим будут… Позывной «Ромашка-2».

После коротких переговоров с «Ромашкой» порешали, что опера тусуются где-нибудь в Гудермесе, находясь на связи, а «Визири» пошустрят в окрестностях, по своему плану. К вечеру договорились скорректироваться, если не будет форс-мажора. Тьфу-тьфу-тьфу.

Не доезжая до Гудермеса, где-то на въезде, Рябинин «срисовал» за серой массой блокпоста дымок курившегося мангала. Костя тоже заметил точку чеченского общепита и машина срулила с дороги.

Стандартная схема шашлык-бензин, деньги-пиво и опера присели на колченогие топчанчики, поставив бартерную жратву на закопченый стол. «Мебель» удачно располагалась за их УАЗом, так что их не было видно с дороги.

— Сколько у нас времени? — открыв поставленным на задержку затвором пистолета бутылку пива, спросил Костю Бескудников.

— Часа полтора, — с набитым ртом промычал тот.

— Хорошо, — глотнув холодной «Балтики», вытянул ноги Бес.

— Смотрю я на тебя, Бес и завидую, — Костю ещё не отошедшего от смертей, коробило вечно кайфующее состояние Бескудникова, — на балдеже постоянно, по хер всё.

— А чего загоняться-то? Костян? — Бес поставил бутылку на стол, — что изменится-то? Тара воскреснет? Или Крылов?

Он посмотрел на Долгова и Рябинина, рассчитывая на поддержку. Те, не желая ввязываться в назревающий спор, молча рвали зубами мясо.

— Бл… ь, хотя бы молча свой пофигизм демонстрируй, — Костя нервно вытер жирные пальцы о салфетку, — я до сих пор, когда на Сашкину кровать смотрю, комок у горла чувствую.

— Вот я тебе и говорю, не хер сейчас эмоциям волю давать. Загонишься и приплыл, работать не сможешь. Мне поверь, я тебя старше.

— Я с тобой спорить не буду, мудрый ты наш. В сопли, конечно, впадать ни к чему, но, бл…, вот эти яйца наружу, да бухалово пивное к работе тоже ни хрена не располагает.

— Так мы ж работаем! — Бес усмехнулся, — или тебя цепляет, что я пива засадил?

— Проехали… — буркнул Костя.

Он уже понял бессмысленность и бесполезность затеянного спора. Да и Беса все видели насквозь, под напускной бравадой тот просто старался скрыть свои страхи и, те же, сопливые эмоции. Вот только делалось это с излишними понтами.

— Серёга, как думаешь, у Вани встреча с Исой даст чего? — решил заполнить возникшую паузу Саня Долгов.

— Главное, чтобы Ваня ему задачу поставил, макнул в солонку пучок зелени Рябинин, — а там я сам с Исой буду общаться… Твой-то не объявлялся? — повернулся он к сидящему рядом Катаеву.

Костя молча помотал головой. Настроение окончательно испортилось. Мало того, что «человек» на встречи не является, так его, пока правда только он, подозревают в нападении на опергруппу. Ещё и «волыну» ему отдал. Совсем тошно.

— Дай Бог если тема срастётся, — имея в виду обмен, покрутил указательным пальцем в воздухе, Рябинин, — сразу же плотно садимся на нападение на наших…

— Массовые обыски, повальные аресты, — усмехнулся Катаев, — есть у меня одна мысль, пока не сформировалась…

— Какая? Сказать не можешь? — Долгов нетерпеливо встал, мясо он уже смолотил, всматривался в цены на чебуреки и хычины.

— Неа… Боюсь вспугнуть, — полив последний кусок мяса кетчупом, Костя отправил его в рот.

Саня пожал плечами и пошёл к шашлычнику. Определился — пара разогретых хычин с собой. Бес допил пиво, деликатно рыгнул и подмигнул Катаеву. Мол, не дуйся:

— Пойду ещё одну закину.

— Не нажрись опять, — послал шпильку ему в спину Рябинин.

— Я сам не пью, а пьющих презираю, — не оборачиваясь, ответил тот.

Катаев, чувствуя в животе сытую тяжесть, вспомнил чьё-то изречение: «Сытость располагает к покою, а покой ко сну». Самое время.

— Я на полчасика, кемарну, — для порядка пробормотал он и полез на заднее сиденье УАЗа, — когда поедем, разбудите.

В гости ехать не пришлось. Сами приехали. Возвращавшиеся из Шали Али с Сулейманом, приметили оперской УАЗ и, немного проскочив по инерции, развернувшись, подъехали к шашлычной. Сулейман сообщил, что сегодня обмена не будет, а вот завтра с утра он едет в Шали, рассчитывая всё закончить. Смысла возвращаться на базу не было и Рябинин, подстраховавшись «Визирю» по рации, решил ночевать, согласившись на приглашение к Сулеймана.

Катаев проснулся, когда УАЗ, бренча составными, переезжал мост, ведущий в район Гудермеса, именуемый Западный Берлин. Увидев, что Костя перешёл из горизонтального положения в вертикальное, Долгов коротко рассказал ему новости, «порадовав», предстоящей ночёвкой у «трупоеда».

* * *

— Машину за автобус загоняйте! — распорядился Сулейман, когда УАЗ вкатился в распахнутые ворота двора. Сын Сулеймана Али, оставив «шестёрку» во дворе, махал рукой, указывая направление заезда.

— Атдахнуть, навэрна, с дароги? — дождавшись, когда все покинут машину, спросил Сулейман.

— Девок нету? — нахальный Бес, наплевательски относившийся к мусульманским традициям, изобразил руками гитару.

Ни Али, ни Сулейман не повели бровью. Секунду помолчав, Али, цокнув языком, отрицательно помотал головой.

— Мы дыля выс в гостэвом домике всё приготовили, — взяв Рябинина под руку, повёл его Сулейман ко второму, под тип дачного, дому, — атдахнёте с дороги, паспите, видэо пасмотритэ… Жэнщины пока чай-май прыготовят… К вэчеру баранину прыготовят…

Домишко оказался уютным. Чистенький и аккуратный. Из-за широких оконных проёмов его комнаты, залитые солнечным светом, казались курортными номерами. Косте же этот дом напомнил летнюю дачу — две небольшие комнаты и, что-то типа гостиной с широкоэкранным телевизором, располагали к ленивому времяпровождению. А дурманящий аромат вишнёвого сада, создавал фон мирного и беспечного выходного дня. Опера замешкались при входе, не зная разуваться или нет. Ковры, пусть и не персидские, выстилали свежевымытый пол.

— Прахадитэ, прахадитэ… Можна нэ разуваться, — заметив заминку, сказал Али, — жэнщины убэрутся патом…

Сулейман, поручив распорядительные функции сыну, откланялся.

— Вот тут, кароч, фильмы всякие, — Али похлопал по стопке видеокассет в телевизионной тумбочке, — «Гыладиатор», там, «Шафт»…

— В халадильнике, — перешёл он на другую половину гостиной, — минэралка, сыр, там, зэлень…

— Пятизвёздочный уровень, — после серых бетонных стен, увешанных оружием и железных двухярусных коек, покрытых армейскими одеялами, Костю, как и всех остальных умиротворила обстановка гостевого дома.

— Если жарко будэт — окна, двэри аткрывайте, — продолжал Али, — во дворе пагуляйте, пакуритэ… Там у нас скамэйка и стол… Я пайду схажу, что с чаем узнаю.

Али ушёл. Бес, прислонив автомат к стене, первым делом, заглянул в холодильник.

— Погорячился ты, Катай, с пятью звёздами… Бухла нет…

— Вечером будет, — Рябинин прошёл через комнату и встал у окна, выходящего на коттедж Сулеймана, — приём у них всегда хлебосольный.

— Как бы нам это гостеприимство поперёк серёдыша не встало, — несмотря на радужный фон, Костя не мог избавиться от ощущения опасности.

Положение всё-таки неоднозначное, лично он ни Али, ни Сулеймана не знает, до ближайшего блокпоста далеко. Немного успокаивало наличие прямой связи с «Визирём».

— Серый, рация не сядет? — на всякий случай уточнил он.

Рябинин, отвернувшись от окна, добродушно усмехнулся:

— Не сядет, прекращай гонять. Я в Сулеймане уверен, подставы здесь не будет… Да и походу наши друзья, Саламбек с Турпалом у него гостят до сих пор… Такая постанова, пока мы солдат не получим. Он всегда так работает, не напрягайся.

Долгов, не поддаваясь катаевским настроениям, вовсю перебирал кассеты:

— Про Максимуса будем смотреть? Или про что? — повернулся он к вольготно развалившемуся на диване, Бесу и, всё ещё мнущемуся на пороге с автоматом в руках Катаеву.

На крыльце послышался негромкий детский смех. Костя обернулся и увидел двух крепышей лет пятишести, с любопытством таращившихся на него угольками чёрных глаз.

— Спэцназ, да? — самый смелый ткнул пальчиком в набедренную кобуру с ПээМом.

— Нет, из детской комнаты милиции, — а вы местные авторитеты, да? Мальчишки снова прыснули.

— Костя, — солидно, по-взрослому, протянул руку Катаев.

Немного смущаясь, пацанята один за другим пожали руки. Одного звали Турпал, другого Магомед. Осмелев, Турпал прошел в дом и встал рядом с сидящим на корточках перед тумбочкой, Долговым.

— Шяфт, Шяфт паставьте, — с невыразительным, вызывающим улыбку, акцентом посоветовал он.

Магомед, подбежав вторым номером к телевизору и поддёрнув спортивные штанишки, заявил:

— Лучше Максимуса? Он сильней Шяфта!

Пока дети выясняли кто же сильней, Долгов, усмехнувшись, посмотрел на Катаева, затем на Рябинина. Сергей, состроив выразительную мину, глазами указал на пацанов. И Катаев и Долгов поняли, для того чтобы опера не думали о хозяевах неправильно, Али прислал своих детей, типа гаранта.

Шафт в конце концов победил и кассета проглоченная жадной прорезью видеомагнитофона, завертелась. Мальчишки сели, как это всегда делают дети, прямо на пол перед телевизором и уставились на экран. Уходить они явно не собирались. Рябинин и Бескудников вышли во двор покурить, а некурящие Долгов и Катаев остались наблюдать за похождениями Шафта в исполнении Самюэля Джексона. Турпал, очевидно менее усидчивый, чем Магомед, а может видевший фильм не один раз, залез на диван и начал искоса постреливать на стоящие у стены автоматы и сидящий в кобуре ПМ.

Бронежилеты и разгрузки, грудой сваленные у входа, его не интересовали.

— Хочешь посмотреть? — Костя вытащил пистолет и, выщелкнув обойму, протянул оружие пацану.

— Я у папы видэл! — гордо с детской непосредственностью «сдал» папу сын, но пистолет с загоревшимися глазами, взял. Тут же на диване очутился Магомед.

— Кх! Кх! — изобразил выстрел, почти профессионально взявшись за рукоятку двумя руками, Турпал.

Костя заметил, что пацанёнок, автоматически как любой, привыкший к обращению с оружием человек, ствол в сторону людей не направляет. Плюс палец-контроль. Посмотрев на Саню и увидев улыбку, Костя понял, что манера обращения с оружием не ускользнула и от него.

Чуть позже Али позвал их на улицу, женщины принесли чай, варенье, домашний пирог. Костя и пацаны, решив досмотреть фильм до конца, остались в доме. Долгов ушёл чаёвничать.

Если бы не мозолившие глаза, оружие и боеприпасы, Костя подумал бы, что коротает выходной день на даче у своих школьных друзей, рано женившихся и обзаведшихся детьми ещё в студенчестве. Топится банька, замариновано мясо, на улице кто-то неспеша беседует за жизнь. Но вынырнувшая картинка пустой Сашкиной кровати вернула его к реальности.

— Наигрались? — протянул он руку за пистолетом.

С явной неохотой, но, не выказав никакой капризности, Магомед вернул оружие.

— Как досмотрим, автомат дам поиграть, договорились? — Катаеву нравилось общаться с детьми, тем более с пацанами.

Сам всё детство в войнушку играл, их правда настоящая коснулась, но детская чистота, невольно вызывая улыбку, заставляла сделать что-нибудь хорошее.

Досмотрев фильм до конца, Костя вышел во двор. Пацаны куда-то убежали, не дождавшись «кых-кых» из автоматов. Под ветками растущей во дворе яблони, за столом расположились Али, Долгов, Рябинин и Бескудников. В центре стола лежал порядком истерзанный пирог, большой фарфоровый чайник давно остыл. Сев с краю и налив чаю, Костя прислушался к разговору между Али и оперативниками.

Тема разговора, поднятая Али, оригинальностью не отличалась. Рассказывал он, как бедно живётся в республике, ничуть не стесняясь своих скромных «Картье». Во многих семьях, мол, нечего есть, поводил он мощными плечами, явно с диетой не знакомыми. Из его рассказа, Костя понял, что в домике, который им отвели под ночлег, до войны жили русские, после её начала вынужденные уехать. Сулейман, по словам Али, купил у них этот дом, дав правильную цену. Поругал Али и местного мэра — женщину, вместе со всей её роднёй. Особенно досталось белому «Хаммеру» — служебной машине градоначальницы.

Потом разговор плавно перешёл на охоту, большим любителем которой был Серёга Рябинин. Здесь Али удивил всех рассказами о местных способах охоты. Чеченцы, являясь мусульманами, не едят свинину, поэтому на кабанов не охотятся. А их в предгорьях расплодилось великое множество. Кабаньи семьи гектарами вытаптывают поля. Особенностью чеченской охоты на кабанов, так сказать «ноу-хау», была постановка «растяжек» на кабаньих тропах при подходе к полю. За ночь бывает два-три кабана подрывается.

— А мясо куда? — осторожно спросил Бес.

— Если кабаниха или поросята — то на шашлыки для продажи, — невозмутимо ответил Али, — а если кабан, закопаем в яму и всё…

Так постепенно за разговорами наступил вечер. Рябинин отметился «Визирям» по рации, что всё в норме. Али в это время индеферентно смотрел в сторону. Неслышными тенями две женщины, одна молодая, вторая постарше унесли чашки и чайник, взамен уставив стол зеленью, сыром, соленьями и маринадом. Закончился парад жратвы двумя огромными блюдами с дымящимся мясом.

После испарившихся женщин пришёл Сулейман. Был он не один, с ним вместе за стол присел старший сын Лом-Али. Али значит младший, отметил Костя, прикольно получается, Зита и Гита. Лом-Али, в отличие от младшего, был худощав с несколько помятым лицом, выдававшим любителя выпить. Он и поставил на стол пару бутылок водки. Али с хрустом свернул пробку с одной из них и разлил по стопкам. Всем, кроме отца и себя.

— Я, рэбята, послэдние лэт двадцать только чай пью, — опережая вопросы, объявил Сулейман, — ни воду, ни водку, ни компот… Только чай. В дарогу всэгда тэрмос бэру.

— Али ты тоже на чай подсел? — не смог без ехидного вопроса Бескудников.

— Али при старших пить нельзя… Так у нас принято, — Сулейман поднял кружку с чаем, — давайтэ, рэбята, пусть мы всэ будэм живы и здаровы в эта смутнае врэмя.

После водки, не по-чеченски крепкой, опера набросились на мясо и овощи. Ничего вкуснее Костя за свою жизнь не ел, о чём без ложной лести и сказал Сулейману. Рябинин объявил второй тост за гостеприимных хозяев. Возражений не последовало. Постепенно в застольных разговорах выяснилось, что Лом-Али приехал из Элисты, где у него живёт семья. В Гудермесе помогает отцу и брату по хозяйству. Жена и дети в скором времени тоже переедут. Причину переезда никто не озвучивал, но Костя догадался, что она банальна, видимо в Элисте Лом-али присел на «синюю электричку». По крайней мере, заблестевшие глаза и ожившая мимика при появлении спиртного выдали в нём выпивоху.

Сулейман с молодёжью посидел не долго, сославшись, что завтра рано вставать, ушёл к себе в особняк. После его ухода, минут через десять-пятнадцать, Али что-то сказал брату по-чеченски. После короткого диалога с братом, Лом-Али, произнеся: «на посошок», опрокинул в себя стопку и тоже ретировался.

— Али, что ты ему такого сказал? — поинтересовался причиной ухода Костя.

— Я ему сказал, что вы его стэсняэтесь, — хитро мигнув, Али взялся за бутылку.

— Зачем? Его же никто не стесняется…

— А я что так и буду чай хлэбать. Я ведь нэ папа, чай нэ люблю.

Опера негромко рассмеялись, дружно подвинув стопки под розлив. Костя, выпив ещё одну и чувствуя, что пьянеет, отозвал Рябинина в сторону.

— Слышь, Серый, я думаю как бы нам не нажраться… А то мало ли что…

— Хорош уже, загоняться… Всё ровно должно быть… Я через раз пью, ты вообще не пей, если не хочешь.

— Давай лучше сделаем так: я сейчас спать пойду. Вы всё равно пока бухать будете, потом меня разбудите, когда спать пойдёте, а я на охрану встану до утра.

— Вариант… — Рябинин пригладил волосы на голосе, — иди тогда дрыхни… Саня Долгов тоже скоро, по-моему, двинет… Бес, понятно, в своей стихии… До усрачки жрать будет…

— Ну, нормально, разбудить не забудьте, — Катаев и Рябинин подошли к столу. Сергей сел, а Костя помахал рукой:

— Бай-бай… Парни, я на боковую, много не пейте, кошмары сниться будут.

— Ты куда? — Бес только вошёл во вкус и не хотел терять ощущение праздника.

— Я покемарить, Серёга, вон, объяснит…

Рябинин протянул стопку к Али:

— Наливай, Али… Бес, много текста, потом объясню…

В доме Костя прошёлся по комнатам, выбирая из тактических соображений наиболее удобную. Остановив свой выбор на той, которая при входе справа, он залез на кровать, не расстилаясь и не снимая кроссовок. Бронник бросил около стенки, автомат положил под руку вдоль тела, разгрузка нашла своё место в ногах. Прикинув для себя действия, в случае появления незваных гостей со стороны двери (окон в комнате не было, что и определило выбор), Костя пару раз отработал резкий подъём.

Нормально, подумалось ему и постепенно, под голоса во дворе, провалился в сон.

* * *

Всхлип-вскрик пружиной подбросил Катаева на кровати. Темнота южной ночи не давала возможности видеть, но в её тишине отчётливо слышались любые звуки. Костя, толком не проснувшись, но, уже схватив автомат руками, стоял на одном колене, вжавшись в стену комнаты. Невнятное сопение-бормотание и шорохи, явственно издаваемые шевелящимся телом по полу, всколыхнули кривую сердцебиения до пика: Режут!!! Забилось в голове, кто же дежурит?!

Уперев приклад в плечо и подобравшись, старлей приготовился к прорыву любой ценой, как вдруг раскатистый храп пьяного в корень человека, растерзал ночную тишину.

— Тьфу, бл… ь! — в сердцах сплюнул Костя.

С всё ещё с неунявшимся сердцем и автоматом наизготовку, осторожно вышел в гостиную.

Прямо на полу в позе морской звезды с комком камуфляжа под головой, спал Али. Это он во сне вскрикивал, сопел и ворочался. На диване, закинув голову, с открытым ртом безмятежно всхрапывал Бескудников.

В темноте тускло мерцал экран потухшего телевизора, кассета, видимо, закончилась и видеомагнитофон отключился. На полу около дивана лежала опорожнённая бутылка, громоздились стаканы, и стояла тарелка с еле угадываемыми на дне кружочками огурца. В атмосфере «гостиной» витал устойчивый выхлоп сивухи. Иллюзия летней дачи исчезла — засветила перспектива притона.

Аккуратно переступив через вытянутые ноги чеченца, стараясь не задеть посуду, Костя прошёл в соседнюю комнату. Мирная картина сонного царства повторилась и там. На разложенном матрасе калачиком свернулся Долгов. Снятые «гады» интимно стояли около лица, застенчиво повернувшись носками внутрь. На кровати, лёжа на животе, тихо посапывал Рябинин. За окном густела ночь, и стрекотали цикады. Идиллическая картина была незавершённой — аромат вишнёвого сада, проникая в дом, вступал в неравную схватку с «настоящими» мужскими ароматами и проигрывал.

— Серёга! — шёпотом позвал Костя, коснувшись плеча Рябинина. — Слышь!

Никакой реакции. Немудрено, если учесть, что за стенкой храп Беса, сливаясь со стенаниями Али, не влиял на спокойствие и глубину сна мужественных парней из уголовного розыска.

Растолкав наконец Сергея, Костя, эмоционально, жестами и мимикой возопил:

— Какого хера?!

Рябинин провёл ладонями по лицу, стирая остатки сна и, посмотрев на рамку окна, на спящего Долгова, встал с кровати.

— Можешь спать, я теперь точно не усну, — Костя повернулся к выходу, — выставлюсь часовым.

— Погоди… Я тоже сейчас выйду, — Рябинин шнуровал ботинки.

Костя, крадучись прошёл к забору. Попробовав его в разных местах на прочность. Затем зашёл за дом, вперившись взглядом в белеющие кляксы вишнёвых деревьев. Ничего подозрительного не разглядев, вернулся к крыльцу. В ходе передвижений обратил внимание, что посуда исчезла и никаких следов бурного застолья не замечено. Значит убрали.

Рябинин вышел на крыльцо, держа в одной руке автомат, в другой бутылку с водой, к которой тут же приложился.

— Серый, почему меня не разбудили-то? — Всем своим видом выражая недовольство, подошёл к нему Костя.

— Хрен знает, — Сергей поставил опустошённую бутылку на крыльцо, — я уходил, они ещё пили, Али вроде за третьей пошёл, я обоим сказал и Бесу, и Сане, чтобы разбудили, когда спать пойдут, а они, видать, так упились, что забыли про всё.

— Я когда их крики сонные услыхал, подумал, что головы от тела отделяют, — Костя с улыбкой вспомнил своё пробуждение, — в штаны чуть не навалил со страху…

— Время-то сколько? — зевнул Рябинин.

— Без пятнадцати четыре, — не глядя на часы, ответил Катаев. Он только что сверялся.

— Ну, тогда чего, — Костя развернул скамейку от стола, приклонив её к стене дома, — давай я сад пасти буду, а ты вдоль забора и до ворот…

Рябинин кивнул и, вытащив из-за стола ещё одну скамью, пристроил её к другой стороне дома.

Негромко переговариваясь, они дождались, когда небо посветлело и, где-то в лабиринтах частного сектора, закричали петухи.

Из дома, потягиваясь, вышел Али. Неизгладимые следы, предшествующих выходу возлияний, напоминали небрежно натянутую маску. Увидев сидящих за столом (в связи с рассветом они оставили посты), Катаева и Рябинина, чеченец сильно удивился.

— Выспались ужэ, да? — хриплым со сна голосом спросил он оперов.

— Погода шепчет… В таком воздухе спать не хочется… — улыбчиво ответил Костя и протянул бутылку минеральной воды, — сушняк не мучает?

— Нэ очэнь, — схватил бутылку Али и жадно присосался к горлышку.

Выдув всю минералку, он посмотрел на часы:

— Э-э-э пачти шэсть… Пайду пасты сныму.

— Какие посты, Али? — не понял Сергей.

Костя тоже.

— Ты, Сэрёжа, думаешь адын за усэх пэрэживаешь? Да? — хитро усмехнулся тот, — вы же у мэня в домэ… За вас я отвэчаю… — он хрустко потянулся, — отэц сейчас встанэт, чай пить будэм…

И ушёл к дому. Ещё минут через пять лязгнули засовы и хлопнула мощная входная калитка.

— Пойду алкашей подниму, — Сергей, взяв автомат со стола, поднялся, — скажу, что тебя уволокли… Заодно на рожи их посмотрю…

Рябинин скрылся в доме. Через несколько минут там что-то задвигалось, заскрипело и забренчало. На крыльцо, с перекошенной рожей, расхристанный и незашнурованный, сжимая свой АКМ в руках, вылетел Бескудников. Словно на невидимую стену наткнулся, узрев чинно сидящего за столом, Катаева.

— Чего ты гонишь-то?! — заорал он, полуобернувшись вглубь дома, — никого не похитили!..

За ним, посмеиваясь, вышел Рябинин. Сквозь смех, тыча в Беса пальцем, он еле выговорил:

— Костян, ты бы его видел… Ха-ха-ха…! Если бы он голый был, стопудово со стоячим тебя спасать бы побежал… Ха-ха-ха!

На оторопевшую физиономию Беса без смеха смотреть было невозможно. Перца в ситацию добавлял вылезший из ширинки край оранжевой футболки. Бескудников махнул рукой, и, дав бешеного круга глазами, шлёпая расхлябанными «гадами» скрылся в доме.

— Праснулись уже? — раздался вкрадчивый голос. Сулейман, вытирая руки полотенцем, вышел из-за дома.

Фланелевая рубашка и брюки тёплых тонов завершали образ доброго дедушки.

— Доброе утро, Сулейман! — сердечно поприветствовал хозяина Рябинин.

Костя тоже пожал протянутую руку.

— Сэрёжа, давай обгаварим как дэйствовать будэм… — присаживаясь за стол, Сулейман разложил перед собой полотенце.

Катаев деликатно смахнул со столешницы свой автомат.

— Слушаем тебя, Сулейман, — Рябинин сел напротив чеченца.

— Мы часа черэз палтара уедэм. Я буду на «шэстёрке», Али за мной на «Нивэ» — Сулейман говорил медленно и негромко, заставляя вслушиваться, — через час можэте после нас выехать… Там на паваротэ на Шали, гыде старая дарога, знаешь, киломэтра черэз три заправка будэт нэдэйствующая, старая… Жыдите нас там… Всё если нармально, туда падъедэм и рэбятишек падвэзём… — вздохнув, закончил Сулейман.

— Часов на десять ориентируемся, так? — краем глаза посмотрев на часы, уточнил Костя.

— Ну, точна гаварить нэ буду… С этого врэмэни можна ажидать… — посредник вышел из-за стола — Умывайтэсь пака, вон, в саду рукамойник… Жэнщины чай прынэсут… — он повесил полотенце на шею, — я пака в дом пайду, пасматрю там… — не закончив, Сулейман ушёл с арены переговоров. Посмотрев в его удаляющуюся спину, Рябинин негромко произнёс:

— Напрягается что-то старый… По ходу Турпал с Саламбеком здесь до сих пор…

— Проблемы думаешь? — тревожно вскинулся на него Катаев.

— Хрен знает… Может люди там тревожные… Может по деньгам что-то недорешал…

— Нас-то не побородит?

— Нас-то? — Серёга усмехнулся. — Вряд ли… Зачем убивать, хех, курицу, которая несёт золотые яйца. Ладно, пойдём, жала умоем.

Чуть позже, к уже заканчивающим туалет Косте и Сергею, присоединились вылезшие из анабиоза Долгов и Бескудников.

— Разбудить меня не могли?! Диверсанты, а? — плеснув водой, с напускным наездом, спросил Бескудникова Костя, — всю службу просрали…

— Тебя разбудить не смогли, — нагло врал, оправдываясь тот, — хочешь у Али спроси… Или у Сани… Скажи ему, Саш…

— Не помню, — буркнул похмельный Долгов, переминаясь с ноги на ногу в очереди к умывальнику.

Весело переругиваясь и брызгая друг на друга водой, опера не заметили как на столе оказался завтрак — чай, молоко, лаваш, сыр, яйца, зелень. Сервис в доме Сулеймана точно был пятизвёздочный. За завтраком обсудили возможные нюансы предстоящей операции. Рябинин по рации вышел на связь с «Визирём», подтвердив штатность ситуации и соориентировав по времени. О месте встречи договорились ещё вчера — Джалкинский блокпост.

Бес раз или два порывался сходить в коттедж, попросить пива для опохмелки, но был одёрнут сердито зашипевшим Рябининым.

Когда третий чайник подходил к концу, появился Али, побритый, но относительно свежий.

— Как зыдаровье? — не садясь за стол, поинтересовался он.

Бес открыл было рот пожаловаться, но Серёга его опередил:

— Нормально… У тебя как?

— У мэня всэгда ныштяк, — срифмовал Али в ответ, — мы с отцом выезжаем, вы как? Апреэдэлились?

— Мы выедем с вами, нам ещё в местный отдел заехать надо отметиться, — Рябинин встал из-за стола, за ним поднялись остальные, — в принципе готовы уже, а по времени с Сулейманом мы договорились…

— Ну, тогда пайдём…

— Сейчас в кольчужку обрядимся…

Али, подождав, когда опера, надев амуницию, выйдут из дома, посетовал:

— Э-эх, вот бы наладилось всё быстрой., приехали бы в гости, бэз этих броников-мроников. У нас такие мэста…

— Вот закончится война, добьём мы белых, — отшутился Костя.

— Когда она ужэ закончится… — вздохнул Али.

Прозвучало это абсолютно естественно и настолько искренне, что Костя сразу и безоговорочно поверил в желание этого громилы зажить нормальной человеческой жизнью. В атмосфере тотального неверия это показалось неуместным, но, пока они все вместе шли к УАЗу, Костя так и не смог найти в словах чеченца интонаций фальши или лукавства.

К грузившимся в машину операм, вышел Сулейман. Приветливо махнув всем рукой, он отозвал Рябинина в сторону. Несколько минут ушло на разговор и они разошлись, — Сулейман в дом, Рябинин за руль.

На выезде, Костя, открыв дверцу, отмахнул, раскрывающему ворота, Али:

— Не прощаемся!

В ответ получил мужественную чеченскую улыбку и помахивание ладонью в манере членов Политбюро ЦК КПСС.

— Чего тебе Сулейман нашептал? — хлопнув дверцей, повернулся Катаев к Рябинину.

— Так… Переживает за нас, типа, говорит, повнимательней, посматривайте. Он думает, что мы вчетвером на обмене будем, я ему про «Визирей»-то не сказал… — уверенно маневрируя по разбитой дороге, ответил Сергей — говорит, мол, на всякий случай ещё бы пара машин не помешала…

— Хм… И что сейчас?

— Сейчас едем к «Визирям», определимся и на позиции.

— Понятно…

Катаев, скатав кепку в трубочку, сунул её под голову:

— Я посплю немного, пока до блока едем.

— Если заснёшь… — выхватив колесом очередную яму, сказал Рябинин.

— Через семь минут проснусь, засекай, — Костя умел настраивать свой организм.

На Джалкинском блокпосту, спрятавшись за буйным кустарником и рядком тополей, в полной боевой готовности оперов ожидали два БТРа с бойцами «Визиря».

Офицеры, Андрей и Алексей, встретив УАЗ отошли с операми в сторону.

— Ну, какие — дела? — Алексей находился в отличном расположении духа, чему явно способствовал начинающийся солнечный день.

— Схема такая, — начал Рябинин, — где-то часов в десять мы выставляется около заправки, тут на старой дороге есть, заброшенная…

— Есть такая, — согласно кивнул Андрей.

— Ага… Мы там ждём пока не привезут, — продолжил Рябинин. — Вроде вся схема…

— Нам где выставляться? — спросил Алексей, — с вами, на заправке?

— Вот тут и надо покубатурить, — сказал Костя, — с одной стороны у Серёги с Сулейманом доверие имеется и элементы сомнения, вроде как ни к чему, а с другой, — он посмотрел на Сергея, — тот и сам просил поаккуратней и намекал, чтобы народу побольше было…

— В принципе можно одну коробочку на заправку поставить, — неуверенно пожал плечами Сергей, — ну для подстраховки… Хотя мы дома у него ночевали, сто раз мог бы уже слить.

— Есть другое предположение, — Лёха присел на корточки и, вытащив из разгрузки нож, лезвием разровнял квадратик земли, — Смотрите… Вот дорога, вот заправка, — он схематично сделал набросок местности, — со стороны заправки какие-то кусты идут и тополя в ряд. За ними поле, трава по пояс. Мы с утречка проскочили, посмотрели… С другой стороны дороги, как раз напротив заправки такое же поле, но видать ещё с первой войны, капониры остались все в лопухах и репейнике.

— Секреты выставить хочешь? — Андрей мыслил с Лёхой на одной волне.

Опера, сидя кружком, ожидали предложений.

— Ну, типа того, — продолжил Алексей свои зарисовки, — мы проскакиваем по дороге, дальше сапёров высаживаем у заправки. Они смотрят её, мы уходим дальше, чтоб не отсвечивать. Проверили — откричались — мы обратно их забираем — бойцов на капониры высаживаем… Они залягут, замаскируются. Серый, ты с пацанами своими спокойно подъезжаешь на заправку и ждёшь Сулеймана. Мы на «коробочках» разъезжаемся, ты Андрюха на блок, я в сторону Шали, помнишь, мы там два коровника расхераканных приметили…

— A-а, до села не доезжая? Слева? — своим ножом ткнул в схему Андрей.

— Да-да, километра с полтора… Вот там и заныкаюсь… Как? — уже по всем присутствующим мазнул взглядом спецназовец.

— Так-то нормально, — наморщил лоб Андрей, — если всё тихо, вы пленных забрали и вашего Сулеймана недоверием не оскорбили.

— Согласен, — поддержал его Рябинин, — мы пацанов осмотрим, что почём узнаем, с Сулейманом в дёсны хлопнемся и разъехались.

— Да-а… Мы после этого подъедем, своих заберём из зарослей и вас на базу сопроводим, — закончил Андрей.

— А если проблемы? — подсунул осторожный вопрос Саня Долгов.

— А если проблемы, — развил Алексей вариации, — вы уходите за заправку, там низина глубокая, почти окоп, да и за здание заправки можете спрятаться, не зацепит. Только сами без нужды не стреляйте, пацаны почти напротив будут… Уходите и прячьтесь, наши «Лешие» начнут гасить, если проблемы возникнут.

— Возникнуть они только со стороны дороги могут, больше подойти не откуда, — вставил Андрей.

— Дальше всё просто, — продолжил Лёха, — у пацанов позиция хорошая, на подъёме, вас не зацепят… Мы с двух сторон бэтэрами дорогу блокируем, до заправки они добежать… не успеют, так что вам вообще беспокоиться не о чём. Если будут на машинах, скорей всего бросят и как тараканы в разные стороны… — Алексей сморгнул пылинку с ресницы. — Вроде всё?

— Мы на вас ориентируемся, — сплюнул Рябинин.

— Воевать вы лучше нас умеете, — сказал правду, нежели польстил Катаев.

— Отлично… — кивнул Алексей, — тогда ещё раз обсудим детали…

После короткого закрепления всех пунктов плана, основным пожеланием которого было, не высовывайтесь — не лезьте — не стреляйте, опера ушли в свой УАЗ, Андрей, со своими бойцами, выехал на рекогносцировку.

Всё это время Костя испытывал чувство смутного беспокойства. На войне, когда все ощущения оголены до предела у бойцов очень часто развивается «чуйка», «шестое чувство», «третий глаз», называй как угодно, но это позволяет предугадывать возможное развитие событий. Вот и сейчас Косте казалось — не совсем уже радужные перспективы маячат впереди.

Самое странное, предстартового мандража не было, это, кстати, настораживало ещё больше. Он хотел было поделиться своими страхами с друзьями, но, увидев гогочущего в компании «спецов» Бескудникова, подрёмывающего на заднем сиденье Долгова и, спокойно курящего Рябинина, передумал. Мнительный стал, подумал он, пугливый. Всё нормально будет.

— Серый! Ваш выход! — минут через двадцать поигрывая рацией, к операм подошёл Алексей.

Опера, разом напрягшись лицами, внутренне ужавшись, запрыгнули в машину по своим местам.

— С Богом! — хлопнул по капоту Лёха и, резко повернувшись, побежал к БТРу.

Резкая, идеально прямая линия сжатых губ дала понять, что шутки кончились.

Сергей завёл двигатель и УАЗ, вскарабкавшись на дорогу, двинулся за облепленным бойцами бронетранспортёром. Все спецназовцы, украшенные ветками, стеблями бурьяна и осоки, вполне соответствовали наименованию — «лешие».

Сбросив скорость, Рябинин медленно вёл машину, приближаясь к остановившемуся около заправки БТРу. С него, как листва по осени, слетали «маскхалатные» фигуры, ныряя в неровности заросшей дикой порослью, целины. Облегчив борта, БТР ушёл вперёд, скрывшись в облаке поднятой пыли. За пять минут до этого им навстречу ушла на блокпост боевая машина Андрея.

Повернув на площадку АЗС, Рябинин остановил УАЗ около полуразрушенного павильона.

— Мы с Катаем на левую сторону, вы с Бесом на правую, — распорядился Рябинин, покидая салон.

Бескудников и Долгов ушли обследовать свой край заправочной территории. Костя, со вскинутым автоматом, обошёл павильон (он находился на его стороне). По большому счёту эти движения были лишними — две-три минуты назад здесь прошла полноценная разведка. Выгоревшая изнутри кирпичная коробка павильона, с порушенными перекрытиями и внутренними стенами, скрыть никого не могла.

Рябинин остался за машиной, а Костя перешёл на дальний угол площадки, спрятавшись за остов трансформаторной будки. Долгов с пулемётом сместился в начало заезда на АЗС, ловко втиснувшись между стволами деревьев. Бес спрятался за железными противопожарными ящиками с песком, зачем-то, выложив рядом две РГД-шки.

Было девять часов утра. Оставалось только ждать. Костя пробежал глазами по заросшим возвышенностям противоположной стороны, силясь высмотреть замаскировавшихся «спецов». Пара кочек вызвала подозрение, но он так и не понял это элементы ландшафта или утыканные ветками, сферы бойцов.

А проклятое «шестое чувство» всё не отпускало. Само по себе участилось дыхание, нежданно-негаданно образовался спазм в груди, пошли ходуном руки.

Всё нормально будет, успокоил себя Костя, если что, вон там «лешие», у Рябины связь с Андреем прямая, «коробочки» в километре… Прорвёмся.

Часов утомительного ожидания не было. Где-то минут через пятьдесят, Рябинин энергично замахал операм руками, обозначая жестами «Приготовиться».

Катаев дёрнул затвором автомата, с половины Беса и Долгова донеслись такие же звуки.

Дорога от села до региональной трассы практически не использовалась, основная масса водителей предпочитала передвигаться по другому, менее раздолбанному шоссе. Шум едущего автомобиля, Костя уловил почти сразу после предупреждающих пассов Рябинина. Значит, Сулейман проскочил мимо «коробочки», а они откричались, подумал он. Чётко работают…

Рябинин вышел из-за машины и, по заранее оговорённому плану встал перед бампером, чтобы его могли разглядеть с дороги. Конечно, риск был нешуточный, в «шестёрке» вместо Сулеймана могли оказаться другие, более агрессивно настроенные товарищи. Необходимо это было в первую очередь для демонстрации доверия. Страхуемый со всех сторон Серёга должен был показать ещё «свою» уверенность в штатности мероприятия.

Одинокая белая «Нива», с тянущимся шлейфом дорожной пыли, показалась на дороге. Затормозив, машина повернула к АЗС. Костя вскинул автомат и нацелил его на лобовое стекло. В полукруге прицела он разглядел небритое лицо Али за рулём, рядом, не улыбаясь и, нервно оглядываясь, сидел Сулейман. Две тёмные фигуры угадывались на заднем сиденье.

А где «шестёрка»? Удивился про себя Костя, но увидев, что Сулейман уже вышел из машины и идёт к УАЗу, тут же позабыл об этом.

Обменявшись с чеченцем фразами, Сергей, резко обернувшись, жестами начал призывать затаившихся за его спиной, оперативников. Подбежавший первым, Катаев услышал окончание эмоциональной речи Сулеймана:

— …шакалы, билять… Я, Сэргэй, с вами паеду… тэбе слово давал, астанусь с вами…

Рябинин, хмуря лоб и, играя желваками, негромко бросил операм:

— Могут быть осложнения… Костян, давай пацанов в УАЗик, Саня, ты с пулемётом на прикрытие, назад… Бес в «Ниву» прыгай. Уходить надо по-быстрому.

Костя, подбежав к задней дверце «Нивы», рывком распахнул её. Первой мыслью было, чеченцы, Костя даже машинально навёл автомат на этих молодых бородачей, с неестественно бледными лицами. Вовремя сообразил, эти двое, испуганно таращившихся, пасажи-ров и есть пленные солдаты.

— Давай на выход, пацаны! — скомандовал он, дублируя слова жестами. Они одетые в одинаковые спортивные костюмы, какими-то замороженными движениями неловко начали выбираться. Али, вышедший на пыльную площадку заправочной станции, тревожно вглядывался в дорогу, в сторону села.

— «Краб», это «Ромашка» — отчётливо услышал Костя хрип радиостанции в нарукавном кармане Серёгиной куртки.

— На связи! — отрывисто бросил в динамик, заметно нервничающий оперативник.

— Короче, гости у нас… Повторяю, гости… Давай на вторую схему уходите пока…

— Понял! — ответил Рябинин и сосредоточенно осмотревшись, рявкнул:

— Уходим! В низину! Пацанов быстро!

Сулейман, что-то закричал по-чеченски своему сыну. Тот, по волчьи оскалившись, подлетел к «Ниве» и, судорожными движениями, принялся рвать обшивку задней левой дверцы.

— Ай, шакалы, ай, шакалы, — качая головой, Сулейман приложил руки к груди, — это нэ от нас Сэргэй, ми с вами останэмся, — и, не слушая ответа, снова сказал что-то по-чеченски в сторону Али.

Долгов, пятясь спиной с РПК наизготовку, уходил к краю площадки. Бескудников задержавшись в кустах у спуска в низину, ожидал отхода Катаева, Рябинина и пленников. Али, ругаясь по-чеченски (с добавлением русского мата), отодрал, наконец, внутреннюю накладку двери. Подхватив выпавший брусок «пээма», сунул его за пазуху. Оставляя ссадины на предплечье, втиснув в руку глубже, что-то пытался нащупать ещё. Сулейман, подёргивая щекой, возвышался за его спиной, сфинксно вперившись в сторону дороги.

Не обратив внимания на засочившуюся кровь, Али вытащил болотного цвета «эфку». Захлопнув дверцу, оба чеченца, с тигриной грацией, словно рыча, потрусили за Рябининым и Катаевым. На краю, Костя, отделившись, направил двигающихся как роботов, пленных к оазису лопухов и репейников. Чуть не поскользнувшись на пологом склоне, Катаев взглядом запечатлел узловые моменты. Освобожденные пацаны дисциплинированно залегли, не поднимая голов. Рябинин и Сулейман, метрах в десяти-пятнадцати от него, засели между кочек, заросших мелким кустарником.

Последним, огибая павильон АЗС, спиной вперёд, держа пистолет двумя руками, в низину спускался Али. Катаев уже явственно слышал звук, как минимум двух работающих легковых автомобилей. Приподнявшись на локоть, увидеть их пока не мог.

Сердце, перемешиваясь с лёгкими, не попадало гулкими ударами в паузу между вдохом-выдохом, сбивая чёткость картинки и остроту восприятия. Проклятое «сейчас начнётся» фонило круче атомного реактора. Упав на спину, Костя подрагивающими руками вытащил несколько рожков и зачем-то ровняя, выложил их рядом с собой. Внезапно грудной спазм отжался от диафрагмы, отпуская нутро в вакуумное спокойствие. Сердце хоть и частило, но голова уже обретала четкость и ясность мысли. Глядя в бок, Костя понял, что Рябинин корректирует их расположение для «Визирей» по рации. Рядом, пытаясь выглянуть за срез кустов на кочке, полусидел-полулежал Али. Сулейман, казавшийся невозмутимым, сидел рядом, лишь его губы нервно кривясь, что-то бормотали.

Долгов с Бесом были далековато, трава и кустарник надёжно укрывали их со стороны дороги.

— Вы живые хоть!? — негромко позвал Катаев, уткнувшихся лицом в траву, пленников.

Оба паренька, подняв головы, разом кивнули.

— Немые что ли? — Костя до сих пор не слышал от них ни звука.

— Нет… — один из них сорвавшимся, очевидно, от долгого молчания голосом ответил за обоих.

— Чтобы ни случилось, лежите и не двигайтесь, ясно? — Костя, перевернувшись на живот и держа автомат за цевьё левой рукой, бросил своё тело к началу склона.

Чуть-чуть раздвинув стволом автомата стебли бурьяна, он рассмотрел, стоявшие на площадке АЗС друг напротив друга, оперской УАЗ и «Ниву» Сулеймана.

Усиливающийся автомобильный шум приближался, ещё секунда и из-за редкого придорожного кустарника выскочили две машины. Первой шла серебристая «девятка», за ней барражировала «Нива», только не удлинённая, а обычная «колхозница». «Девятка», проехав мимо заправки, судя по звукам, разворачивалась обратно. Сколько человек было в машине, Костя не разглядел, слишком сильно тонированы стёкла, да и скорость не патрульная. Номеров не было ни спереди, ни сзади. А в остановившейся «Ниве», наоборот, передние стёкла были опущены и даже сквозь завесу поднятой пыли, Костя рассмотрел как пассажир на переднем сиденье, ловким движением раскатал на лицо чёрную маску. Взмахом крыльев открылись дверцы и на дорогу, по-волчьи, нет, скорей по-шакальи, озираясь, начали выбираться люди в чёрных масках. Автоматы у всех.

«Девятка» пыля по дороге, накатом приближалась к АЗС. «Духи», явно тупя, разглядывали пустые машины на заброшенной площадке.

Костя вжался в землю — ощущение, что тебя рассматривают, было настолько сильным, что он готов был выполнить норматив окапывания в три раза быстрее установленного. Несколько секунд статики, показавшиеся социалистическим долгостроем, закончились:

— Саца! Иль ту харион! — услышал Костя почти мальчишеский голос.

Начали! — понял, что это соблюдают правила приличия, находящиеся в засаде бойцы спецназа, Катаев. Тут же не дожидаясь ответа, невежливые «Визири» открыли огонь. Памятуя, что ничего, кроме как врастать в землю, делать не надо, Костя, вцепившись в рукоятку автомата, распластался в траве.

В грохоте беспорядочной пальбы, послышался рёв «жигулёвского» двигателя на пониженной передаче, потом взрыв, показавшийся совсем рядом — так заложило уши, чьи-то вскрики, преходящие в вой, правда, тут же оборвавшийся. Мгновенно начавшаяся бойня так же мгновенно закончилась. Лебединой песней стрекануло ещё несколько очередей. В звенящую тишину со стороны блокпоста постепенно влезал рокот летящего бэтэра. Осторожно отжавшись на руках, Костя посмотрел в сторону Али, Сулеймана и Рябинина. Чеченцы всё ещё лежали в траве, а Сергей уже тянул шею, пытаясь разглядеть последствия короткого боя. Костя, отклонив куст, выглянул над склоном. И тут же, не успев ничего разглядеть, нырнул обратно.

В стороне села, очевидно, на дороге забабахало оружие посерьёзнее. Похоже на КПВТ, машинально отметил Костя. На бэк-вокале затрещали автоматы, ахнул взрыв. Всё это было настолько скоротечно, что перестрелка на АЗС показалась сериалом о Великой Отечественной войне.

Практически не таясь, Катаев на полкорпуса поднялся над травой склона, одним взглядом охватывая раскинувшуюся картину. Посреди дороги горела «Нива» боевиков. Около неё, в нелепой позе, загнув руку под себя, на спине лежал человек в маске. Кровь, скручиваясь с дорожной пылью, силуэтно обрамляла его тело. Метрах в пятидесяти, скрипнув всем корпусом, тормознул БТР. Катаев со своего места различил Андрея, спрыгнувшего вслед за бойцами с брони.

Уткнувшиеся друг другу в спину, они двинулись в параллели с медленно тронувшимся бронетранспортёром.

Взгляд скаканул обратно и Костя увидел, что стоящим на площадке машинам тоже досталось. Больше всего сулеймановской «Ниве» — сеть трещин и несколько попаданий украшали её лобовое стекло. У оперской машины, как заметил Костя, было пробито заднее колесо, а, присмотревшись получше, он увидел чьи-то ноги в светлых кроссовках и синих джинсах, торчащие из-под днища УАЗа. Ещё в метрах в пяти от машины, зарывшись в пыли, лежал автомат с подствольным гранатомётом. Тёмное пятно крови, постепенно увеличиваясь, выходило за периметр автомобильных габаритов.

Напротив, со стороны засады, в огромных зарослях сорняка обозначилось движение «Лешие», отпочковавшись от ландшафта, двигались двойками, прикрывая друг друга.

Не увидев «девятки» на поле боя, Костя, сопоставив это со стрельбой около села, пришел к выводу, что далеко она не уехала.

«Лешие» выбирались на дорогу. Нацеливая оружие то на горящую машину, то на лежащие тела, они, рассыпаясь полукругом, охватывали участок, именуемый, если по — официальному, местом происшествия. БТР, не докатив метров десять до него, остановился.

Андрей цепко, за секунду осмотрел побоище и раздал команды:

— Первое отделение — на охранение! Второе — осмотреть! Остальные за мной!

Вероятно, Рябинин откричался по рации о финале операции на АЗС, поэтому Андрей, более ничем не интересуясь, вскарабкался на борт БТРа (часть бойцов последовала его примеру) и машина, объехав по обочине останки догорающей «Нивы», ушла в сторону села.

— Мы выходим! Свои! — крикнул Рябинин, поднимая руку и вставая в полный рост.

— Не стреляйте!

Катаев последовал его примеру, а то чего доброго солдатики-спецназовцы, войдя во вкус, могут по инерции и ошибиться.

— Эй, вставайте! — позвал он, убедившись в контроле над ситуацией, лежащих в траве пленников, — выходим.

Те, всё ещё находясь в прострации, то ли от освобождения, то ли от короткого боя, а, скорее всего, и от того и другого, молча встали на ноги и не отряхивая испачканную одежду, покорно, по-бараньи, пошли за Костей.

Так, с трёх сторон они и подтянулись к своим машинам. Катаев с пацанами, Рябинин с чеченцами и Долгов с Бескудниковым.

При ближайшем рассмотрении, УАЗ осел на заднее левое колесо и приобрёл две дырки в арку крыла над простреленным колесом. Так получилось, скорее всего, из-за того, что стоящая бампер к бамперу «Нива», закрыла его своим «телом». Колёса у неё оказались целы, чего нельзя было сказать про стёкла. Целым не осталось ни одного. Всё остекление оказалось по кругу простреленное или треснувшее. Немного досталось и кузову.

Двое бойцов в лохматой от элементов маскировки, форме, стоя около УАЗа, на всякий случай, направив автоматы, разглядывали лежащего в луже крови «жмура». Ещё двое, подошедшие со стороны павильона, вскинулись было оружием на Сулеймана, Али и обросших пленников, но успокаивающий жест Рябинина их устроил и они продолжили беглый осмотр территории.

— Костян! Давай пацанов в машину, чтоб их не светить тут, — сблизившись с Катаевым, ткнул ему за спину Рябинин.

— Сэргэй, — начал было Сулейман, пытаясь догнать размашисто шагающего Серёгу, — нада пагаварыть…

— Сулейман! Дай нам тут подчиститься по-быстрому… Всё остальное обсудим позже, — сухо и резко, не поворачивая головы в его сторону, бросил Рябинин.

— Мы атъехать можэм? — в спину спросил Сулейман.

— Пару минут, Сулейман, подождите, — удостоил Рябинин его взглядом, отключив «бычку».

Отец с сыном отошли к противопожарным сооружениям. Мимо, не глядя в их сторону прошествовала штурмовая «двойка» «Визирей».

— Как прошло? — спросил Рябинин бойцов, уже шмонающих тело убитого около УАЗа «духа».

Один их них, встал с корточек и, повернув вспотевшее лицо, немного подергиваясь, ответил:

— Ну как-то так… Этот, — он кивнул на «зажмуренного» — ещё около «Нивы» полрожка в спину получил как минимум… А всё под «козла» заныкаться хотел… Слышь, а это кто? — глазами показал он на пленных, затем на Али и Сулеймана.

— Наши… — вытер пот со своего лба Рябинин и показал пальцем на пацанов, — эти из плена… а те… типа с нами… Сань! — негромко, чтоб никто из ненужных не услышал, обратился он к Долгову, — посматривай за друзьями.

Саша, изящным и очень естественным движением, сделав шаг в сторону, развернул ствол пулемёта в нужном направлении.

— Парни, нам тут отсвечивать ни к чему, командиры ваши в курсе, — продолжил общение с бойцами Сергей, — мы тачки берем и на блок отваливаем.

— Не вопрос… — невозмутимо ответил тот, что постарше выглядел, — сейчас «жмура» вытащим.

Бойцы, взяв убитого за ноги, оставляя бурые борозды на грязно-пыльном покрытии, отволокли его в сторону.

Костя, чувствуя себя зрителем, механически фиксировал происходящее. Сердце, внезапно унявшись, передало эстафету нервяка конечностям. Хотелось ходить следом за рыскающими спецназовскими «двойками», взяв автомат по-боевому «сечь поляну» или, на худой конец, тушить догорающую «духовскую» «Ниву».

— Бл… ь, колесо пробили… Ладно, на блоке поменяем… — раздражённо сказал Рябинин, пнув по диску, — Костян, давай своих в машину…

Катаев, получив возможность выйти из состояния статиста, излишне суетливо подшагнул к задней дверце УАЗа и открыв её, нашел взглядом, испуганно жавшихся в стороне, пленников:

— Такси подано!

Деланная шутка не разморозила пацанов, лишь заставила их по-овечьи подойти к машине. Да и из Катаева Брюс Уиллис был никакой, как ни старался убрать мандраж из голоса так и не сумел.

Мысленно сплюнув, Костя указал пленникам места и вернулся к Рябинину:

— Какие планы?

Серёга, обернувшись на Али и Сулеймана, на секунду прикусил нижнюю губу:

— Ты здесь останься… Мы с друзьями на блок уедем, пообщаемся… Потом ты подтянешься, у Лехи узнаешь, что там и как… Сопоставим…

— Я понял тебя, Серый…

Возбуждение не отпускало, поэтому Костя был рад возможности задержаться на месте боя, продлив это чувство причастности к настоящей, грязной, пороховокровавой мужской работе. Да и для дела полезней будет, подумал, прикрывая истинную мотивацию, Костя.

Рябинин, переговорив с Сулейманом, махнул Долгову и Бескудникову к машине. Те, не заставляя себя ждать, сели в УАЗ, который, захромав, вырулил в сторону блокпоста. Али завёл «Ниву» и, дождавшись, когда отец цокая языком наглядевшись на повреждения, сел на переднее сиденье, тронулся следом за операми.

Оставшийся на заправке Костя, путём осмотра места происшествия и расспросов «Визирей» восстановил для себя картину произошедшего.

Подлетевшие, ходом «лесных санитаров», машины оказались набиты вооруженными «духами». «Девятка», проскочившая вперёд, надо думать на разведку-страховку, ещё корячилась, стараясь развернуться на узкой дороге, когда из «Нивы», не оставляя никаких сомнений в своей принадлежности к «лесному братству», полезли «маски» с оружием наперевес.

«Визирей» в засаде было восемь человек, четыре боевых «двойки». Они, не дожидаясь возвращения пролетевшей «девятки», из опасения, что приехавшие на «Ниве» обнаружат оперов, решили открыть огонь.

Командир отделения (Катаев узнал его, это был один из тех, кто изображал вертолёт в их первый приезд в расположение ОСН), проорав положенное по-чеченски: «Стой! Стрелять буду!», тут же упал в траву. И вовремя.

Один из двоих, успевших выйти, присел, и с разворота, не целясь, на голос, открыл огонь. Одну, недлинную очередь. Метров с пятидесяти, кто-то из спецназовцев залепил в бок «Нивы» кумулятивный заряд из «Мухи». Двое, не успевших выйти, погибли сразу — граната, пробив кузовное железо и обшивку салона, попала в бак. «Дух», выстреливший в сторону засады, отброшенный взрывной волной, в довесок получил несколько автоматных очередей в голову, грудь, ноги. Ещё один, выбравшийся из «Нивы» первым, попытался убежать от свинцовых плетей, полосующих неширокое пространство дорожного полотна. Однако перепрыгнув в придорожную канаву, он был подстрелен, но упав, снова вскочил на ноги и, кренясь на бок, «как гирю тянул» прокомментировал «вертолётчик», побежал дальше, очевидно, надеясь спрятаться за машины, стоящие на АЗС.

Его снова свалило автоматными попаданиями, но он с вызывающим уважение упорством, пытался заползти под УАЗ. Так и не смог, затихнув на половине пути.

«Девятка» к началу боя, развернувшись катила в сторону заправки, но, видя и слыша конец света, водитель принял единственно верное решение. Заревев двигателем, под шкальным огнём, получая пулевые дырки в кузов, «девятка» проскочила по дороге обратно, в сторону села.

В действиях неизвестного водилы была железная логика — давать задний ход и уходить в сторону трассы бессмысленно, через пару километров блокпост; принимать бой на дороге — самоубийство. Выход был только в одну сторону. Как раз в ту, где дожидался затаившийся БТР Алексея.

На его позициях всё прошло в штатном режиме, в подразделении потерь не было.

В «девятке» же двое «двухсотых» и двое «трёхсотых». Картина второго «задержания», если без драматизма, выглядела так. Стрелок БТРа, очередью взлохматил дорогу перед несущейся машиной. Та, пойдя юзом, улетела в кювет, откуда врассыпную бросились все в ней находившиеся. Кто-то «неумный» (усмехнулся в этом месте Андрей) попытался отстреливаться.

Вторая очередь вдребезги разнесла передок легковушки, окончательно лишив её товарного вида. Пытавшиеся скрыться были задержаны, двое, правда, в виде трупов, ещё одному прострелили ноги. Второму, оглушенному при выбросе машины с трассы, при «закреплении» сломали нос, челюсть, несколько ребер и руку.

Всё это протараторил Катаеву, прилетевший к заправке на своём БТРе Андрей.

— Наша помощь какая нужна? — поинтересовался у него Костя.

Андрей, малость дёргаясь — не каждый день такие фестивали, расстегнул сферу и, снимая её с вспотевшей головы, ответил:

— Помощь не требуется, скорее наоборот, свалить вам лучше… Нас за это взаимодействие могут на кукан насадить. Сам понимаешь. И обмен хрен пойми какой, «чехи» ваши… А здесь скоро военная прокуратура будет…

Андрей на секунду отвернулся от опера и заорал на копошащихся около потушенной «Нивы», бойцов:

— Да, бл…, не трогайте «жаренников» этих! На хер они не нужны! В машине пусть остаются, вы лучше, вон, автоматы у них отстреляйте! Гильз чтоб побольше было, первый раз что-ли?!

Андрей хотел ещё что-нибудь добавить, но Костя вклинился в паузу:

— Мы на блоке вас дождёмся?

— Ёб..! Костян! Какой, на хер, блок!? Вам отсюда вообще сваливать надо… Ты, что не знаешь, какая сейчас петрушка начнётся!?

— Да понял уже… — Костя со вздохом осмотрелся вокруг, — пусть «бэха» меня до блока добросит… Не тащиться же мне, пешедралом… И рацию я в «козле» забыл.

— Это не вопрос… Андрей повернулся к стоящему метрах в пяти, БТРу. — Гуц! Гуцуленко! — позвал он.

Из люка высунулся чумазый водитель в танкистском шлеме.

— Офицера доставить на блокпост и обратно! Пулей!

— Вопрос закрыт, — Андрей повернулся к Косте, — ваш выход маэстро…

И, уже привычно, мягко и непосредственно, улыбнулся, словно не было этих смертей на дороге, не было бешеного темпа скоротечной засады и, не предстоял жёсткий разбор в прокуратуре.

— Давай, братан, увидимся ещё, — Андрей с Костей обнялись и спецназовец пошел к бойцам, досматривающим трупы.

Костя, не уходя, смотрел ему вслед.

— Андрей! — негромко позвал он.

— Ну? — нетерпеливо обернулся тот.

Наверное, всё-таки это сказать надо было, как бы по-детски это не звучало:

— А ведь вы нам жизни спасли…

— Делов-то… — Андрей махнул рукой и продолжил заниматься делом.

Первыми на блокпосту его встретили, несущие службу, омоновцы. Вяло отбившись от вопросов, «что случилось» и «кого завалили?», Катаев, ощущая на плечах непомерную тяжесть оружия и бронежилета, прошёл за укрепления к операм.

Рябинин и Долгов устанавливали запаску на место поврежденного колеса. Бескудников, стоя в стороне, размахивая руками, что-то втирал собравшимся вокруг него бойцам блокпоста. Оба освобожденных пленника сидели на снятом колесе, всё также молча и меланхолично попивая минеральную воду. Их никто не тревожил.

— А где Сулейман? Али? — не нашёл Костя чеченских соратников по обменному процессу, — свалили?

Крякнув от натуги, Рябинин затянул гайку на колесе:

— Нормально… Отправил я их… Пока… — утёр он раскрасневшее лицо рукавом куртки, — там что?

— Там тоже нормально… Валить нам отсюда надо…

— Машина готова, — начал было Рябинин, но Костя перебил его:

— А что Сулейман-то мелет? Чуть под молотки нас не подвёл.

— Потом… Дома расскажу… Сань, — обратился он к Долгову, вытирающему ветошью руки, — позови говоруна нашего… А то он по ходу берега совсем потерял, — кивнул Сергей в сторону Беса и его аудитории.

Долгов усмехнулся, бросил ветошь в машину и пошел к беседующим.

— Парни! — Рябинин весело оглядел притихших солдатиков, — ну-ка колесо забросьте в машину. Да и сами заползайте, сейчас поедем.

Пацаны молча поднялись и, взяв колесо с двух сторон, неловко потащили его к УАЗу. Катаев погладил ладонью дырки на заднем крыле:

— Вот и «окрестили» машинку…

— Бывает хуже, — пробурчал Рябинин, — грузимся давай. Вон, Бес с Долгом чешут…

Катаеву казалось, что уже вечер, так гудела от порции гиперсильных эмоций голова.

На часах было около часа дня. Ком событий, пленные, бои на дороге, непонятки с Сулейманом уложились в какие-то три часа. Схлынувшее напряжение забрало с собой и остаток сил. Что-то думать и о чем-то говорить не хотелось. Живы и слава Богу. Да ещё, вон, на заднем сидении двое солдатиков жмутся.

Поставленная самим себе задача выполнена, самое время расслабиться.

— Ну что с нашим друганом-то? — Костя, стряхнул с себя навалившуюся дрёму и, опустив стекло, подставил лицо, врывающемуся в салон воздуху.

— Вроде нормально, — Рябинин был не в духе — поверить-то хочется… Первый раз такая шняга получилась… Короче, дома расскажу, — он скосил глаза, давая понять, что при посторонних дела обсуждать не стоит.

— У «Визирей» тоже всё красиво, — Костя выдал свою порцию новостей, — «Ниву» ты сам видел, «жмуры» одни… А Леха даже повязал двоих, правда «трёхсотые».

— Поправятся, — хохотнул Сергей, — у спецназа доктора хорошие.

— Ладно… Пора и познакомиться… — Катаев обернулся к пассажирам. — Как звать-то?

— Миша.

— Гена.

Выбрав менее замороженного Мишу, Костя начал с него:

— Ну, рассказывай как, где, почему?

Рябинин усмехнулся:

— Типа, «что, где, когда…».

Миша, шмыгнув носом, будто через силу выговорил:

— У вас хлеба нету? А то мы только вчера ели… Лаваш с водой…

— Чего пацанов-то не накормили? — укорил Костя Рябинина.

— Чем? У самих брюхо сводит… Да они и не просили… сейчас на базу приедем, пожрём.

— Пацаны, у меня только вот… — Костя выгреб из кармана штанов горсть леденцов «Зула», в ярких упаковках, — угощайтесь.

Подождав, когда парни раздерут фантики и набьют щёки, Катаев приступил к дальнейшему опросу. Постепенно, задавая уточняющие вопросы, местами переспрашивая, где-то понукая ему удалось узнать следующее.

Оба солдата «угрозы Нато», были срочниками, призванными из Московской области. Служили в инженерных войсках, так красиво именовался обычный стройбат. Разбирали какую-то разрушенную школу в Аргуне, к тому времени прослужили около трёх месяцев, после КМБ.

В один из дней решили сползать до рынка (находился недалеко от их части), купить какой-нибудь жратвы. Кормили их совсем плохо, денег тоже не было, рассчитывали обменять две офицерские портупеи на продукты. О происхождении портупей пацаны промолчали, а Костя уточнять не стал и так понятно. Бартерная сделка не состоялась и они, не солоно хлебавши, понуро поплелись обратно.

По возвращению, недалеко от расположения, к ним подошел неприметный мужичок и предложил заработать — закидать в УАЗ-«головастик» поддон битого кирпича. Машина, по его словам, стоит рядом, за углом практически. Оба кишкоблуда с радостью приняли предложение и прошествовали за благодетелем.

Там, действительно стоял УАЗ, только «буханка», а не «головастик» и вместо кирпичей их ожидало четверо чеченцев характерной наружности и манерой обращения. Получив по шее, ливеру и конечностям, бойцы РА в скрюченном положении оказались на грязном полу автомобиля. Потом куда-то их долго везли. После пинками выгнали из машины во двор частного дома, где не представляют, так как уже стемнело. Их загнали в какую-то маленькую комнатушку с заколоченным наглухо окном. Там раздели до трусов и отобрали форму. Часа через два, «околели как Маугли», попытался пошутить Миша, принесли две фуфайки и два спортивных костюма.

Ещё через час пришёл «здоровенный чех» — они поняли это по акценту — в чёрной маске и объяснил нехитрые правила.

Можно сидеть (пара двухярусных кроватей присутствовала) или лежать; к окну не подходить, между собой не разговаривать. Ведро для пописать и покакать. Кормили раз в день. Хуже чем на КМБ, отметил Миша. Раза четыре несильно били. Один раз Гена что-то сказал вслух, в остальные для профилактики. Иногда часовой подходил к двери и говорил, что сегодня им отрежут головы или утопят в говнобаке. Потом смеялся. Похитили их в феврале. Значит, прошло месяца три.

— Теперь понятно, почему вы еле говорите, — Костя слегка упрел от этого интервью, — отвыкли по ходу… Да и бороды у вас как у молодых ваххабитов…

— И самое главное, — Костя снова развернулся к солдатам. Строго посмотрел то на одного, то на другого. — Ничего не было. Вас привезли и отпустили. Понятно?!

Оба испуганно вразнобой закивали.

— Эт… хорошо.

Костя решил закрепить пройденное:

— Как было дело-то?

— Нас привезли, кто, мы не видели… и всё. — Миша таращил тревожные глаза.

— Яволь… Да расслабьтесь вы! — он указал пальцем на очертания Грозного, — приехали уже, балдеть скоро будете.

— Секс, водка, рок-н-ролл!!! — из заднего отсека жизнерадостно заржал Бескудников.

Все улыбнулись, но ненадолго, — машина въезжала в город, не до расслабухи.

По приезду, операм удалось практически незаметно протащить пацанов в кубрик, однако весть об этом за считанные минуты облетела все подразделения Центра.

Костя, не раздеваясь, лишь скинув автомат и бронник, пошёл к Кутузову, доложить о благополучном исходе не совсем законных мероприятий. Победителей, как заметила Екатерина II, не судят. Рябинин на доклад идти отказался.

Захватив с собой освобожденных узников, не мывшихся с февраля, он и остальные опера пошли в баню.

* * *

Миша Кутузов выслушав доклад, деловито кивнул головой и, вставая, объявил:

— Так, сейчас идём к Николаю Ивановичу. Я доложусь, ты детали добавишь, обсудим. Завтра как раз Куликов приезжает с бригадой телевизионщиков, будет что показать. А то у нас сегодня… — он излишне горестно махнул рукой.

— Что опять? — Катаев, поворачиваясь корпусом, следил за перемещениями собирающегося Кутузова.

— Утром подрыв Башкирского СОБРа, БТР… Один «двухсотый», трое «трёхсотых», — он одернул форму, — идём.

— А где ваши кавказские пленники? — спросил Миша, когда они выходили из помещения, — хоть глянуть на них.

— Мыть повели, Анатольич, — Косте не терпелось скинуть форму, помыться и пожрать, — давай сначала доложимся…

Они пересекли двор и оказались в коридорном полумраке здания комендатуры. Прошли на второй этаж в кабинет к Жоганюку.

К слову заметить, он, с руководством МОБ и начальником штаба, проживал здесь же, на втором этаже, переделав пару кабинетов под жилое помещение. Наверное, чтобы недалеко ходить на работу.

Когда Катаев и Кутузов зашли в кабинет, Николай Иванович что-то сосредоточенно писал в ежедневнике. Вид у него был измученно-озабоченный. Вскинув на вошедших филинообразные брови, он молча кивнул на стулья, не отрываясь от писанины.

Нужную паузу выдерживает, подумал Костя, чтоб не улетали далеко, не хрен и подвиг. Подумаешь, двоих пленных вытащили…

— Что у вас? — наконец отложив ручку в сторону, потерев переносицу и, внимательно глядя на Катаева и Кутузова, спросил начальник.

— Значит, э-э, группой уголовного розыска, в ходе ОРМ обнаружены и доставлены в расположение Центра двое военнослужащих срочной службы, удерживаемых членами НВФ…

— А где члены НВФ? — перебил доклад Кутузова Жоганюк.

Миша, несколько беспомощно, повернулся к Катаеву, переадресовывая столь сложные вопросы.

Костя, мысленно матюгнувшись от придирок начальника, от официального, неуместного здесь, тона Мишиного доклада, ответил:

— Агентурным методом, Николай Иванович, неустановленные члены НВФ склонены к освобождению ранее похищенных солдат-срочников Субботина и Беляева. В общем, они их отпустили, мы их подобрали… Примерно так.

— Добровольно, говоришь, — саркастически протянул Жоганюк.

— Вы всё прекрасно знаете, товарищ полковник! Да! Мы их обменяли на задержанных Умалатова и Халадова, которых всё равно бы отпустили! Мы же говорили вам…

— Говорили, говорили… — раздражаясь, перебил его Николай Иванович, — немного не в свою компетенцию вторгаетесь… И территорию… Как это на бумаге выразить?! Что за ненужная инициатива и необоснованный риск?! Где Рябинин вообще?! Это же он всё придумал! Где он?!

Лицо полковника покраснело от приступа немотивированной агрессии. Костя, возможно в силу небольшого срока службы, этого не понимал. Как говорится, одно ведь дело делаем… Какая разница где чья компетенция или территория? Пацанов вытащили, слава Богу. Планомерной оперработы в условиях трёхмесячной командировки, да при постоянных подрывах всё равно не наладишь, а тут хоть шерсти клок.

— Рябинин в настоящее время получает с доставленных объяснения, готовит материал для передачи в военную прокуратуру или часть, где они проходили службу…

— Это кстати, необходимо выяснить, возможно, они дезертиры. Или… или боевики, — не унимался Николай Иванович.

— Выясняем… Пока времени не было, товарищ полковник, только что приехали…

— Хорошо, — немного смягчившись, сказал Жоганюк, — оформите как положено безо всяких выкрутасов с обменами… Михаил Анатольевич, проконтролируйте, помогите, подкорректируйте, — посмотрев на Кутузова, продолжил полковник, — с вашим опытом может из сумбура этого что-нибудь стоящее получится…

— Вас понял, товарищ полковник, — как всегда солидно и с достоинством, ответил Кутузов, — прямо сейчас и приступим, в нижнем кабинете… чтоб к завтрашнему приезду всё готово было. Разрешите идти?

— Вот что, — Жоганюк задумчиво постучал ручкой по обложке ежедневника, — приведи-ка их ко мне… Здесь посмотрим, поговорим, коменданта пригласим, про часть узнаем… Да и операм отдохнуть надо. Вы ведь двое суток работали по этой теме?

Убогое исполнение. Станиславский заревел бы «Не верю! — подумал об отеческой заботе полковника, Катаев. Тему-то под себя забирают… Перед руководством рисануться хотят.

— Так точно, почти двое суток.

— Вот и отдохните… Можете идти. Михаил Анатольевич, я вас жду через десять минут.

В кубрике, Катаев и Кутузов не застали ни пленных, ни их освободителей. Находившийся на кухне Поливанов сообщил, что Липатов и Кочур на выезде, они дежурят, а остальные, в том числе пленники ещё не пришли из бани и столовой. Костя, договорившись с Кутузовым о том, что все полученные указания сообщит Рябинину, с огромным наслаждением разоблачился по пояс и, взяв «мыльно-рыльные» принадлежности, пошёл мыться.

По дороге в душ, он встретил, шествующих обратно Рябинина и компанию. Костя коротко пересказал содержание беседы с Жоганюком, все понимающе поматюгались и разошлись. Уходя, Сергей пообещал, что после того как накормит солдат, отведет их к руководству.

— Покуражатся хоть перед пенсией, — сплюнул он.

Катаев, поплескавшись в душе (увеличенный до трёх сосков, дачный вариант), перекинувшись на обратном пути парой фраз с Луковцом, упрекнувшего его в незадействовании ОМОНа в операции, а после набив брюхо холодной картошкой с вкраплениями мяса, только через час добрался до кубрика.

Рябинин храпел, вытянувшись на кровати, Долгов чистил пулемёт, остальные что-то негромко обсуждали на кухне.

— A-а, Костян, это ты, — обернулся ближе всех сидящий к входу Бескудников, — мы думали Липатов с Кочуром вернулись.

— Забрали солдатиков? — Костя, двинув боком Поливанова, присел за стол.

— Забрали… «Пойдемте, ребята, к руководству», — необходимая формальность, — очень похоже изобразил Бес Мишу Кутузова.

— Витаминок им каких-то впарил, — подал голос, полулежащий на столе Гапасько, — заботливый…

— Сейчас дождёмся, тьфу-тьфу-тьфу, — через плечо сплюнул Бес, — Кочура и Липатыча, на задок отойдем. Совет в Филях держать будем.

— И сочинять письмо турецкому султану, — засмеялся Поливанов.

— А здесь-то чего не говорится? — спросил Катаев, планировавший файв-о-клок, в смысле чаю попить.

— А здесь Саша «Большое Ухо» насекомых наплодил, — театрально воздев к потолку руки, пояснил Бескудников, — так что никакой личной жизни теперь.

— Ты про Лаврикова?

— Ну а про кого ещё, — в спальном помещении послышался шум и голоса, Бес повернулся к дверям, — во, кажись, приехали…

Вернувшись с выезда, Кочур с Липатовым, наперебой, ещё не отойдя от впечатлений, рассказали про закончившееся дежурство.

Первый выезд поступил с утра, сразу после «инженерии». Строители, восстанавливающие какое-то административное здание, разгребли захоронение с несколькими трупами. Судя по разложению тел ему год-полтора, получается либо в период штурма Грозного, либо сразу после него.

— Наши? — за всех озвучил вопрос Катаев.

— Вряд ли, — покачал головой Липатов, — куртки, похоже, натовские или вообще «гражданка»… Да и тру-пешник один бабский, по ходу…

— А сколько всего-то?

— Пока пятеро, но там ещё роют. Запашина, мандец.

— Может наши кого-нибудь расстреляли и закопали, — размышлял вслух Липатов, — может «духи». В морге остатки одежды перетряхнут, может документа найдут, может ещё чего…

— Если было время закопать, наверняка обшманали и позабирали всё, — добавил Бес.

— А ещё что? — понимая, что парни не выложили все события сегодняшнего дежурства, спросил Катаев.

— Саня, расскажи, ты сзади сидел, лучше видел, — поддел под локоть, мастерившего бутерброд из хлеба и тушенки, Кочура Липатов.

— А чего рассказывать-то… Жопа полная… Сижу я с Вовкой Соболевым на прикрытии… Мы куда ехали-то? — озадаченно посмотрел он на Липатова.

— В УВД отчёт везли, по башкирским, — напомнил тот.

— Ага… За нами череповецкие катили и, короче, прикинь, около «Юбилейного» как после нас шарахнет! Я чуть не обосрался. Хорошо скорость приличная была…

— А омоновцам чего?

— У них тоже шары по пять копеек на лоб вылезли… Я ж говорю, скорость большая была, проскочили мы в общем… «Буханку» омоновскую только куски асфальта догнали малёхо…

— «Инженерка», бл… ь, по этой трассе час назад прошла! — с набитым ртом вмешался Липатов, — хрен знает куда она смотрит!

— Запоздало замкнули, — резюмировал Бескудников.

Все задумчиво молчали, примеривая ситуацию на себя.

— Когда ехали обратно, — продолжил рассказ Кочура, — ну, мы в УВД сообщили о взрыве, на месте уже вояки, сапёры-минёры копаются… Сказали, что это была миномётная мина, зафугасили её и в заброшенный колодец заныкали. По плану под днищем должна была рвануть.

— Мне ещё в прошлый выезд кто-то говорил, что у «духов» сейчас новая фишка, — дождавшись, когда Сергей закончит, сказал Гапасько, — после «инженерки», короче, они наряжаются в оранжевые жилеты, каски, там и прочую мишуру… Потом лезут в колодцы, типа водопровод ищут. А сами фугасы туда внаглую заряжают!.. Согласитесь, ни у кого до сих пор ума не хватило этих водопроводчиков проверить…

— Я, бл…, в следующий раз, если их увижу, перестреляю всех на хер, — злобно прорычал Бескудников, — а потом разберусь…

— А если это работяги будут на самом деле, — хмыкнул Костя, — извиняться будешь?

Бес отмахнулся и встал из-за стола:

— Пойду Рябину разбужу. А вы со жратвой заканчивайте, — переступив через скамью, похлопал он по плечу жующего Кочура, — на воздух пойдем… Разговоры разговаривать.

Пока Рябинин просыпался, ходил умываться, Катаев успел выдуть две кружки чая, Кочур с Липатовым сожрать батон и по банке тушняка, а Долгов дочистить оружие. Покончив с бытовыми процедурами, опера, в полном составе отправились на задний двор. На «расстрельное» место.

Когда все расселись, кто на корточки, кто на пандус, застелив принесенными с этой целью газетами, Рябинин первым делом обратился к Гапасько:

— Давай, Ваня, расскажи, что Пса мелет? Ты же встречался с ним?

— Встречался, — кивнул головой Ваня, — на том же месте, в тот же час. Ну, чего, он говорит, что на Садовой тема Сейфулы и, возможно, Стингера…

— Прямо вот так? Стопроцентно? — недоверчиво перебил его Катаев.

— Нет, конечно… Это мнение народа, типа, Садовая, Жуковского, Косиора их территория. Мол, они там работают, их движение, короче…

— То есть, ничего конкретного? — Рябинин понял, что Ваня ещё не закончил, смакует.

— По теме пока ничего нет, но он обещал в ближайшее время подкинуть информашку, где эти ублюдки могут гаситься… Адреса, пароли, явки… Говорит, что они беспредельщики, мол, мешают всем…

— Ещё чего?

— Так по мелочи… Где-то, за Староремесленным шоссе есть хутора, там в основном бабы да старики живут, но недавно туда то ли чей-то муж, то ли сын вернулся. Из леса вроде, короче, боевик… теперь демобилизовался. У меня в разгрузке, там, в кубаре, бумажка есть, Иса схему накидал, дом, дорогу. Я думаю стоит проверить.

— Проверим на днях… Всё у тебя? — вставая с корточек уточнил он.

— Ну да, в принципе. Что за выезды вчера были я уже рассказывал…

Рябинин в раздумье покачался с пятки на носок и, оглядев внимательно смотревших на него оперативников начал:

— Про «непонятку» при обмене я всем кого там не было уже рассказал.

— Нормальная «непонятка» — гору «духов» зачехлили, — криво улыбнулся Бес.

— Вытащил я Сулеймана на жёсткий разговор, — продолжил Серёга, пропустив реплику Беса мимо ушей, — он и сам горел желанием объясниться… По его словам, в Грозном недавно появилась какая-то новая банда, погоняло основного — «Граф», возможно из местных ментов. «Графовские», якобы, тоже занимаются похищениями, но в основном для того, чтобы на видеокамеру расстреливать… Им за каждую зафиксированную казнь, хорошие бабосы платят, особенно если мента или офицера… Схема похищения такая: здравствуйте, милиция, ксиву, говорят даже показывают и волокут в машину…

— В общем, тоже самое, что продажа-обмен, — невесело констатировал Костя, — деньги, по ходу те же, а геморроя меньше. Содержать не надо, кормить…

— Типа того… Но они ещё и идейные, вроде от арабов работают, не исключено, что на Аль Валида… Те же у кого Сулейман наших солдатиков сегодня брал, стопроцентно всегда порядочные по этому бизнесу были. Он мне, конечно, обещал, что всё проверит, но клянётся, что подстава не с их стороны.

— Кстати, Серый, а он ведь не видел, что мы с «Визирём», мог ведь запросто слить? Четверых-то лохов, а? — не смог Бескудников удержаться от неудобного вопроса.

— Во-первых, в прошлые разы, мы вдвоём один раз ездили солдата забирать, — очень серьёзно ответил Рябинин, — во-вторых, ты, конечно, нажрался и вряд ли помнишь, но я вечером с Лёхой по рации и при Али и при Сулеймане связывался. Так что, не стали бы они рисковать, да и не верю я в замутку с его стороны.

— Ну а банда Графа тут при каких? — вернул Костя Рябинина на первоначальные рельсы.

— Вот, Сулейман и грешит на них, говорит, когда из Шали выезжал, кстати, он ведь с Али на двух машинах были, меняли их, так вот на посту, где местные менты дежурят он эту «девятку» и «Ниву» заприметил… Ещё Али ему говорил, что за день до обмена, когда он в селе двигался — договаривался, его местные менты тормозили и документы проверяли. Причем менты проверяли, а рядом непонятные гражданские маячили.

— Может опера… — сам себе бормотнул Липатов.

— Типа не при делах, — не обратил внимания Рябинин, — Но когда он от ментов отъезжал, то в зеркало видел, как после проверки кто-то из гражданских к ментам в машину садился…

— Если он такой врубной, был, то почему нас-то не предупредил!? — сорвался Катаев, память снова вернула его в горько пахнущую пыльную траву придорожной низины — если бы «Визирей» не было, нас бы расчехлили вместе с пленными и Сулейманом!

— Сейчас-то чего орать? — поморщился Рябинин. Он сам не раз прогонял в голове эту мутную ситуацию и от катаевских мыслей прозрачней она не стала, — они думали, что это их бизнес — партнёры перестраховываются, такое тоже бывает. Поэтому волну и не поднимали, их понять можно, кидков все боятся. А вот когда сделка состоялась и они, проезжая пост, увидели там тусовку тревожную, то стало не до смеха… После сделки, как правило, никому до них интереса не бывает, кроме охотников за скальпами…

— Вот почему он с нами в машине ехать и рвался, — вспомнил Долгов, — думал при нём в нас стрелять не будут или благородство в жопе заиграло, заодно умереть решил?

— Не знаю, что он там думал, но пересрался не меньше нашего, — усмехнулся Рябинин, — вспомните как Али, с волыной и гранатой, оборону занимал?

— Мне тогда не до Али было, — Долгов поёжился, — я уж и молитву прочитал.

— Ну, а откуда этот Граф в Шали нарисовался, — Костя, наконец, понял какая мысль не давала ему покоя, — откуда информация утекла-то? От Сулеймана?

— Думаю, нет… По-крайней мере я пока так не думаю, — Сергей наморщил лоб и, с усилием, провёл по нему ладонью, — от нас точно не могло. Надо покубатурить хорошенько.

— Может от Жоганюка или Кутузова? — выдвинул версию Кочур, — а что? Может за доллары продались?

— Предположение, конечно, из области фантастики, — ответил Катаев, но они-то уж точно не знали где, как, с кем. Вспомни, они от этой темы открещивались. Это сейчас, когда всё на мази, они засуетились, ещё в телевизор интервью давать будут. Так что их придётся исключить.

— А может родня этих, как их, Турпала… и, этого, не помню как его… может они слили, — предположил Поливанов.

— Ладно, чего сейчас гонять-то, — вздохнул Рябинин, — живы все и ладно. Подумаем на досуге, поанализируем, каждый так просчитывать будет наперёд. Если что интересное проявится, соберёмся опять, — Серёга размял ноги, словно сбрасывая тему, — Сейчас, я думаю, самое главное попытаться раскопать кто наших пацанов захерачил. Костян, ты вроде какие-то мысли на этот счёт имел?..

Все посмотрели на Катаева. Тот, смутившись под перекрёстными взглядами, пробормотал:

— Да так… Ничего путного. Наброски пустые, надо с Тимуром встретиться, он кое-что обещал узнать, в общем…

— Понятно, — разочарованно отвернулся от него Рябинин. — У вас-то что там за подрыв случился, — обратился он к Кочуру, — а то я спал, не слышал, расскажи…

Пока Кочур во второй раз мусолил впечатления от дежурного выезда, Костя мысленно корил себя за трусость. Он сам не знал, по какой причине не может сказать про подозрения в отношении Тимура. Естественно, не из-за морально-этических терзаний. На это, в силу цинизма профессии, ему было абсолютно фиолетово.

Скорее всего, элементы оперского эгоизма удерживали Костю от озвучивания своих догадок, вот только замешано это было на крови погибших товарищей. Желание единоличного раскрытия сковывало, заставляя искать оправдание этой скрытности. Не прислушиваясь к болтовне друзей, приступивших к обсуждению несущественных вопросов, Костя пообещал себе, в случае непоявления Тимура в течении ближайших дней, вытащить версию на общественный совет. Тянуть дальше незачем.

Последующий ход «теневого» совещания ушёл в область рассказывания баек, травли анекдотов и выдвижения предположений развития событий, после ожидаемого завтра, приезда полковника Куликова.

— На «стоп-колёса» всех посадит, вот и все дела! — рубанул Гапасько по воздуху, — им потери на хер не нужны, общая установка — охранять самих себя. Будем сидеть и бумаги писать.

— Как этот… кореш твой, с которым ты видик поделить не можешь, — усмехнулся Липатов, — со штаба, Калугин, что ли… сам на себя представления херачит. Скоро на Героя, наверное, сочинит.

— Я тоже слышал, что эта тусовка штабная делит железяки, — поддержал Поливанов, — кому «За БЗ», кому «за общественный порядок»…

— Хрен с ними… Лишь бы Куликов не скурвился и, на командную педаль не присел, он же из оперов сам, — Рябинин, отработавший в розыске почти пятнадцать лет лично знал полковника — и в командировках бывал… Посмотрим…

— Пинков в любом случае выпишет, что так, что эдак, — Бескудников также имевший не маленький стаж в органах, обстановку оценивал реально, — раскрытий нет, сами себя охранять не умеем — одни потери… Из всех радостей пара изъятых автоматов, да с десяток мини-заводов у мобовцев… A-а, ещё двух «потеряшек» нашли. И, то, бл… ь — он длинно и смачно сплюнул, — под руководством Жоганюка и Кутузова…

— Ты Иваныча с Анатольевичем не трогай, — с шутливой угрозой помахал перед ним пальцем Катаев, — не можешь своим скудным умишком оценить всю мощь руководящего потенциала, а претензии высказываешь. Придётся доложить вашу позицию по инстанции.

Опера разулыбались и неофициальное собрание на этом подошло к концу.

Все сидевшие на корточках встали, а устроившиеся на пандусе спрыгнули на землю.

— Ну, всё вроде… Пойдём? — спросил Рябинин.

— Так это… — на манер Семён Семёныча из «Бриллиантовой руки», обратился к народу Бескудников, — хорошо бы, пива!

Предложения подобного рода от Бескудникова исходили постоянно, однако, на этот раз оно действительно было к месту.

— У вас дежурство закончилось? — посмотрел Рябинин на Кочура и Липатова.

— Выезжать никуда не будем, это точно, пятый час времени, — постучал по циферблату наручных часов Липатов.

— В таком случае, в кубаре сейчас по деньгам скинемся и на рынок сгоняем, — начал шествие Рябинин. — Возражения есть?

Возражений не было. По приходу, в кубрике состоялась, сцена, именуемая в народе, «подбивание бабок» и, назначение гонцов.

Катаев вызвался в поход вместе с Долговым, так рассчитывал оставить «маячок» на встречу с Тимуром. Пока Саня торговался с продавцами алкоголя, убеждая их в необходимости скидки, Костя прошел до лотка Залпы и там, привычно поиграв с ней в «гляделки», получил ставший привычным ответ, что Тимура не видела и когда он будет, не знает. На грани грубости, Костя попросил её посоветовать Тимуру всё-таки появиться и, купив у неё небольшое кухонное полотенце, ушёл помогать затаривающемуся Долгову.

Когда они, с двумя пакетами жратвы и с, рассованными по рукавам, бутылками водки добрались до кубрика, там вовсю царило весёлое оживление.

За столом, помимо галдящих оперов, напоминая бедных родственников, правда, не с, испуганными, а скорее с любопытными улыбками, сидели оба пленника — Миша и Гена. Появление Катаева и Долгова было встречено бурей возгласов типа: «Только за смертью посылать», «Долгая дорога в дюнах» и так далее.

Пока разгружалось содержимое пакетов, Бес, тыча пальцем в пацанят, как в неодушевленные предметы, рассказал, что их почти час пытал Жоганюк об обстоятельствах плена, места содержания и освобождения. Ненавязчиво интересовался не добровольно ли они пошли в неволю, не продал ли их командир части и прочее в этом духе. Позже его сменил комендант, прогнав второй круг этих вопросов.

— После чего началась фотосессия, — давясь огурцом, втихую вытащенным из пакета, сказал Бескудников.

— Какая фотосессия? — Костя непонимающе посмотрел на Беса, потом на ребят.

— Какая, какая… — проглотив, не жуя, ухмыльнулся Бес, — начали их фоткать все кому не лень, потом вместе фоткаться… На видео снимать, а ты думаешь чего они так долго там были… Весь штаб, комендант с замами, мобовцы — все запечатлились… А как ты хотел-то, дома надо что-то рассказывать.

— Вы теперь звезды… — улыбнулся Костя. — Домой-то когда?

— Товарищ полковник сказал, что в часть сообщили, — более окрепшим, в сравнении с утренним, голосом ответил Миша, — но её в Кизляр перебросили… Завтра, наверное, приедут…

— Он ещё сказал, — добавил Гена, посмотрев на Мишу, — может из Ханкалы «особисты» за нами приедут…

— Это вернее всего, — Костя снял куртку и повесил её на спинку стула, — будут вам душу мотать, а потом в лагеря…

— В какие лагеря, — растерялся Миша.

— В солнечный Магадан. По десятке на жало… — Катаев строго посмотрел на обоих, но, увидев, что его не понимают, рассмеялся, — да шучу я… Это лет пятьдесят назад так было бы… После плена — на зону, для профилактики… Да не ссытесь! Сталин умер давно.

Он похлопал по плену сидящего ближе Гену и, увидев, что все расселись-расставились, сунул свою кружку под руку разливающего.

— Дверь-то закрыли? — Рябинин, получив свою порцию первым, поднялся для торжественного спича.

— Обижаешь… — Кочур растянулся в улыбке, — даже растяжку изладили.

— Какую растяжку? Рехнулись что ли? — Серёга вернул кружку на стол.

— Не то подумал, Серый, — Кочур продолжал жизнерадостно лыбиться, — два ящика по стенам, на каждом по гире шестнадцатикилограммовой, их связали между собой… Лампочку я выкрутил. Кто к нам пойдет, сначала в проходе «подорвётся» и только потом стучаться будет…

— А если Миша с Жоганюком? Или ещё какая-нибудь шишка?

— Мы же не знаем, кто так пошутил. Может омоновцы… или Лавриков.

— Кстати, может их обоих позвать? — повернулся Рябинин к Катаеву.

— Давайте выпьем, Сергей Алексеевич, — Косте очень хотелось вмазать, чтобы окончательно растопить полные остатки стресса, — вздрогнем и схожу… Только, вон, подрывника этого с собой возьму…

И понеслась душа в рай. Опера выпили, потом ещё и ещё. И еще. Солдатиков с непривычки разнесло так, что минут через сорок их уже укладывали спать на свободные койки.

Вспомнив о своём обещании сходить за Кутузовым и Лавриковым, Костя выволок из-за стола Кочура и они, нетвёрдым шагом, двинулись по тёмному коридору. Кочур, пробираясь первым и бормоча «где-то здесь, рядышком», в итоге своротил свою растяжку, учинив несусветный грохот от которого у него случился приступ икоты.

Кутузов и Лавриков, не ломаясь и не жеманясь, приглашение приняли. Вновь приглашенные на сабантуй выпили полумерно и аккуратно. С ходу урезонили разгулявшихся оперов, напомнив, что Куликов уже в Моздоке и завтра до обеда будет в расположении Центра.

Набравшийся Бескудников принялся проповедовать философию пофинизма, открыв диспут на тему: «Кто такой Куликов и что он мне сделает?» По причине того, что Бес на каждой пьянке поднимал подобные темы, внимания на него никто не обратил и вопрос, трансформировавшись в риторический, повис в воздухе.

Катаев, завладев магнитофоном, принял на себя функции ди-джея и начал миксовать, выстраивая музыкальный фон. Кочур, в очередной раз предлагал всем потягаться с ним на руках, но не нашёл поддержки. В конце концов, тяжесть выпитого, достигнув дна памяти, ворохнула воспоминания о Сашке Таричеве. Лавриков и Кутузов, к этому времени откланявшись, ушли к себе. Бес, прихватив со стола пол-пузыря, отправился на поиски собеседников в другие подразделения.

Гапасько и Липатов привычно расположились перед телевизором, осоловело пялясь на голые задницы порноактрис. На кухне остались лишь Рябинин, Долгов, Поливанов и Катаев, затеявшие пьяно-тяжелый разговор о памяти, мести и мужских понятиях. Кочур, мельтешащий между телевизором и кухней, в разговоре участия не принимал, появляясь лишь в момент розлива спиртного по посудинам. Разговор, как часто бывает в таких случаях, побродив по многочисленным примерам из жизни и, зацепив краем теорию борьбы добра и зла, зашел в тупик.

Один за одним из обоймы беседующих выбыли Катаев, Поливанов, Долгов. Рябинин, оставшись в одиночестве, смолил сигарету за сигаретой, задумчиво глядя в серую стену и не слыша «охов» и «ахов» доносившейся из телевизора порнухи. Опрокинув остатки водки на дне кружки и, удавив последний окурок в консервную банку, майор с непонятной злостью, катнув желваки, выцарапал ножом на деревянной столешнице цифру «8». Распрямившись над столом, он резким ударом, вогнал нож в зарисовку и, хрипло шепнув: «Мало, бл… ь!» вышел из кухни. Проплыв сквозь туман сигаретного дыма, не глядя на телевизор и не пожелав страстотерпцам счастливой ночи, Серёга, прямо в одежде, завалился на кровать и мгновенно заснул.