На территории ПВД Рябинин повёл «козла» следом за «буханкой», на сторону здания, где располагался вход в помещение ОМОНа. Чуть не тюкнув, резко затормозивших омоновцев, оперской УАЗ, подняв облако пыли, остановился. К водительской двери, ещё не избавивщись от чувства вины, подбежал Володя Малдер и, стараясь заглянуть на заднее место, скороговоркой выпалил:
— Ну как он? Нормально? Давай к нам, в кубарь… Фельдшер посмотрит на него.
Накинув катаевскую куртку на плечи, Кочур, поддерживаемый Бесом и Малдером, осторожно ступая, поковылял в дверной проём. Катаев, Долгов и Рябинин, стоя около УАЗа, молча провожали взглядами раненного, омоновцев и Беса. Послеобеденное время в Центре Содействия почти всегда спокойное. По территории никто не шастает, многие на выездах, отдыхающие смены, как и положено, «давят на массу», офицеры управления и штаба работают в кабинетах комендатуры. Только лишь с заднего двора доносились звуки банной стройки, да с улицы, изредка, грохотала тяжёлая техника.
Опера, ни слова ни говоря, смотрели друг на друга. Сказать хотелось о многом в такой степени, что самостоятельно рот не открывался. Чудовищное напряжение последних минут, тихо сползая с головы, по спине, ногам, юркнув, растворилось в колючей чеченской пыли. Прежде слов, из груди рвалось пацанячье желание смеяться и хлопать друг друга по спинам. Они снова обманули милую старушку с косой через плечо и безносой улыбкой, приведенную кем-то под ручку к обочине улицы Первомайской.
А вот задумываться кем, специально под них или случайно, пока не хотелось. Даже дурацкое ранение Кочура, в иной раз, быть может и расценённое как ЧП, добавляло долю веры о том, что всё, слава Богу, закончилось. На пороге показался Бескудников. Мягко спрыгнув с пандуса, он беззаботно ухмыльнулся:
— Всё нормально у нашего Санчеса, кожу только ободрало… Был бы в бронике весь ливер в фарш бы… — и, словно что-то вспомнив, рассмеялся — ха-ха-ха, прикиньте, когда его «лепила» смотрел он всё ныл, попить да попить… Ну, а Зомби ничего другого не придумал, как ковш вина домашнего ему подать… хе-хе… А, Кочур, на промедоле-то, и засадил его одним махом… Во, его сейчас поволочём… ха-ха-ха…
Заразительное ржание Бескудникова передалось и остальным операм.
— Мда… Вот и посмотрим, что сильней бухло или «марафет» — со смешком добавил Костя, — Кочура сейчас же развезёт в дрова…
— Бляха-муха, парни, Вы как хотите, а мне стресс надо снять… — призывно оглядел друзей Бескудников, — кто «за?».
В принципе, Бес озвучил то, что давно вертелось у всех на языке, да и лёгкая пьянка отдаляла неприятный, нежелаемо-необходимый разговор на тему: «кто виноват и что делать?». Однако, расслабляться рановато.
— Давай так… — Рябинин открыл дверцу и выволок автомат, — я сейчас к Луковцу, на героя нашего гляну… С ним решим что докладывать… Выехали-то без санкции…
— Да кому, ёб… — встрепенулся было Бес, но на полдороге смолчал.
— Саня, — обратился Рябинин к Долгову, — ты сам… или Поливаныча найди, он сегодня дежурит… Короче, в дежурке потусуйтесь, жалом поводите чего там в эфире творится.
— Угу… — понимающе кивнул тот в ответ.
— Я на разведку схожу, — внёс свою лепту в распределение обязанностей Костя, — посмотрю не приехал ли кто… Жоганюк, там, или Кутузов… может еще кто…
— Ага… давай, — согласился Серёга и обернулся на томящегося градусолюбителя.
— … А я затарюсь для банкета… — пританцовывая сказал тот, — бабки у меня есть, потом на всех раскинем…
Рябинин обреченно махнул рукой.
— Давай… Не спались только… День ещё на улице…
На том и порешили. Рябинин, не заходя в оперской кубрик, сразу же ушёл к Луковцу. Остальные, сбросив «латы», разбрелись по своим назначениям.
Бескудников растолкал, дремавшего на койке в кубрике Липатова. Тот, так и не поняв спросонья, куда его волокут, покорно пропал с организатором банкета на рынке.
Долгов столкнулся с Поливановым при входе в комендатуру. На вопрос, как обстановка, Ваня заверил, что всё спокойно. Вот только на Первомайке — прошло по эфиру — стоит какая-то расстрелянная «шестёрка», вроде без «жмуров».
— Ну, я дежурному сказал, раз уж трупаков нету, чего нам ездить-то? Может не криминал… — Поливанов почти протиснулся мимо Долгова, намереваясь идти в кубрик, — местные посмотрят и доложат…
Саша придержал его за рукав:
— Вано, надо съездить… — глядя ему в глаза, с нажимом сказал он, — посмотреть на месте… Что-почём… Понимаешь?..
Теперь Ваня понимал. Понизив голос, не убирая взгляда, уточнил:
— Вы? Что-то не срослось?
Крыльцо комендатуры было явно не местом для обсуждения подобных тем.
— Вань, всё потом… — тихо произнёс Долгов, — ты не тяни, поезжай… нормально там всё сделай…
Поливанов закивал и быстро пошагал обратно. Стоя около входа, Саша услышал его голос.
— Василии! Не надо местных! Давай мы сами скатаемся, вдруг начальник спросит… Поднимай ОМОН…
Не слушая, что ответит невидимый Василии, Саша, посчитав свою миссию выполненной, направился, в надежде прихватить что-нибудь из остатков обеда, в столовую.
Катаев, трудолюбивым муравьём, обежал все кабинеты прокуратуры и комендатуры, жилые помещения и другие места возможного появления руководства.
Ни где не обнаружив их присутствия, Костя попёрся в «обитель зла» — кабинет инспекторов штаба. Там, он напрямую спросил, нелюбимого всеми операми, за постоянные попытки аннексирования видеомагнитофона, майора Калугина, о местонахождении высших сил Центра Содействия.
Майор, покривив рожей на грязную футболку (между прочим «Найк») оперативника, сообщил, что полковник Жоганюк и майор Кутузов останутся ночевать в Ханкале. Чуть не подпрыгнув от такой хорошей новости, Костя скатился вниз по лестнице и, обуреваемый трепетным ожиданием разрядки, умотал в кубрик.
Часам к шести, когда стопроцентно стало ясно, что командования не будет в оперских настроениях завихрились анархические бурунчики.
Вернувшийся к этому времени Ваня Поливанов обстоятельно рассказал о ситуации на Первомайке. На место происшествия, помимо них, всё-таки приехала местная опергруппа. По странному стечению обстоятельств, в её составе оказался (зачем-то, раньше без особого приглашения его не бывало) инженер-взрывотехник. Он и обнаружил в придорожной канаве, в зарослях сорняка, присыпанный каким-то мусором, впритирку к обочине танковый снаряд. Даже не специалисту было видно, что фугас не готов до конца к подрыву. Комок пластиковой взрывчатки одиноко серел на гладком туловище, дуэт провода и электродетонатора лежал чуть в стороне. В этом месте Ванькиного рассказа все участники скоротечной схватки радостно — нервно переглянулись. Забежавший на огонёк Серёга Луковец, не таясь, перекрестился. Божий промысел, а для кого-то «чуйка» не подвели — «духи» убегали, получая свинцовые пинки под крестец, не смонтировав адскую машину.
«Шестерку» Ваня осматривал лично. Никого в ней не было. Он пытался несколько раз сосчитать пробоины, но на двадцать девятой сбился и больше не начинал. Передние сиденья были заляпаны кровью, в промежутке между ними, рядом с открытой дверцей валялись свежие — судя по кисловатому запаху — гильзы ПМ или АПС. В радиусе двухсот метров не было ни раненных, ни убитых. Лишь оранжевая жилетка нашлась в бурьяне. Её Ваня, на всякий случай, захватил с собой.
Один из местных ментов сползал в соседние дома, расположенного на другой стороне улицы, частного сектора. Кто-то из жильцов, без протокола, нашептал про какие-то «федеральные» УАЗики. Но что, как и куда — неизвестно. Вот, в принципе, всё что наработала сдвоенная оперативная группа.
Вологжане уже собирались уезжать, когда на место происшествия прилетели две «девятки» чеченского РУБОПа.
— Они эту «шоху» всю облазили, — рассказывал, не успевший раздеться Поливанов, новости были «горячие» — багажник расковыряли, под капот, везде… По-своему побазарили, «ведро» это сфоткали и уехали..
Разговор происходил на кухне. До начала настоящих посиделок, мужчины, чтобы унять мятежные души, уже вмазали по стакану. Как выразился Бескудников «апперитивнулись». Тенью отца Гамлета, маявшийся по коридору, кухне и кубрику, алкогольно-наркотический Кочур, вскоре заснул на липатовской койке. Лезть на второй ярус, к себе ему было ещё тяжело.
Обсудив с Луковцом ранение Кочура, решили этот факт огласке не предавать, а для тех, кто что-нибудь заметит, придумали басню о гвозде, строительстве бани и неудачном падении. Естественно, со свидетелем — Малдером.
Луковец, дослушав Ванькин рассказ, ушёл к себе, пообещав забежать на праздничный ужин после вечерней сходки в ОМОНе. Дальнейшее развивалось по типовому сценарию тяжелой ментовской пьянки. Все, за исключением дрыхнувшего Кочура, в грамотном темпе закинулись «беленькой». Запили пивом. И так несколько раз.
В этот раз, однако, вновь выскочившие из липких лапок, души требовали более масшабного разгула.
Гапасько сбегал за Серегой Нестеровым, который помимо репутации нормального мужика, душевно играл на гитаре. Не манерничая, он присоединился к застолью, а через полчаса, под «Что такое осень» суровые парни пустились в пляс. Хореографическая пластика, равно как и музыкальное сопровождение оставляли желать лучшего, но, в силу душевности исполнения, эти номера никого не оставляли равнодушными. Даже Рябинин, так и не встав из-за стола, с раскрасневшимся лицом, изображая рок-ударника, хлопал в такт ладонями о колени. Этот адский рок и привлек внимание находившихся на улице. Постепенно, в кухню набились парни из конвойного отделения, пэпээсники, участковые. Под занавес, с пузырём коньяка, заявился водитель начальника тыла, прозванный за свой лихозаломленный берет «спецназом ХОЗУ». Кишащая людская масса, зажатая стенами кухни, тем не менее, уживаясь по углам отдельными кучками, несинхронно и невпопад выпивая, поднимала градус алкогольного загула.
Пьянка из локальной грозила перейти в глобальную, это неизбежно привело бы к массовому невыходу на утреннее построение.
Раздухарившийся Бес, с пятьюстами водки во лбу, был в центре внимания, в пьяном угаре призывал всех «по капле выдавливать из себя раба» и посылать начальство на хер. Гости, знакомые с майором Бескудниковым, что называется, шапочно, внимали разинув рты. Многие, с пьяным согласием, кивали. Кое-кто горлом поддерживал оратора, кое-кто, чеканя профиль, вздымал кружки: «За погибших в горах пацанов».
Катаев, в замедленном алкогольном дурмане, отмечал про себя нехорошую тенденцию этих разговоров. А когда, как гусеницы в червивое яблоко, полезли фразы, типа: «а, не слабо до Грозэнерго прошвырнуться?» «а, может до Косиора долететь, там «духи» тусуются, завалить всех?», Костя, пьяно соскальзывая сознанием, попытался выкарабкаться на трезвую сушу. Обсуждение подобных тем чрезвычайно опасно, особенно в первом часу ночи. В городе Грозном, в 2001 году.
В его пьяной памяти всплывали картины осмотров мест происшествий. Убитые «комендачи», вышедшие ночью за водкой. Две большие куклы, раскинувшись лежали на разбитом асфальте, натёкшие бурые лужицы под их телами, контрольные дырки — у одного во лбу, у другого в левой скуле, сивушный, ещё не выветрившийся, дух смешивался с запахом застоявшейся крови, несколько сотенных купюр, слипшись, не выпали из скрюченных безжизненных пальцев. Метрах в двадцати, на углу пятиэтажки, россыпь автоматных гильз. Очевидно, «духи» отстрелявшись, добили «коменда-чей» контрольными и забрали их оружие. Большего, с расхристанных вояк (один, вообще, был в шлёпанцах) брать было нечего. Плёнка жизни, попестрев кадрами, остановилась на сарае в селении Исти-Су.
Два калужских «пэпса», либидо охваченные, повелись на обещания большой и чистой любви, благо импровизированный бордель находился в ста метрах от их блокпоста при въезде в Гудермес. Уйдя в секс-тур они уже не вернулись. Лишь через пару дней, когда командиры, дислоцированных в Гудермесе, «СОБРов» пообещали устроить чеченский вариант Хатыни в близлежащих сёлах, кто-то из местных «шепнул» про этот сарай. Оба бойца, переодетые в новенькую форму (старую так и не нашли), чистые и омытые, восковыми фигурами мадам Пюссо, лежали на цветном одеяле в дальнем углу. Рваные борозды соединяли шеи с приставленными головами, перекошенные в мертвом оскале лица свидетельствовали о том, что резали парней ещё живыми. Отряхнув эту расплывчатую картинку, Костя попытался протестовать по поводу дурной бравады, но его слабые возражения потонули во всеобщем гвалте. Поддержать здравый смысл в центре пьяной карусели было некому.
Саня Долгов ушёл спать. Танковоспокойный Поливанов вообще ни на что не реагировал, слушая музыку, Липатов и Гапасько второй час курили на улице. Рябинин, способный своим авторитетом поставить точку в любой полемике, в разговорах не участвовал — сидя в конце стола, он с пьяной настойчивостью что-то вырезал ножом на столешнице.
Конец этой вакханалии положили — за что им Катаев был благодарен — Луковец с Куренным. С ходу оценив состояние большинства и поняв, что репрессивными мерами здесь ничего не решить, они наплели, что комендант, по просьбе Жоганюка, шляется по кубрикам, вычисляя нарушителей дисциплины. Сие мероприятие необходимо для урезания, ограниченного объёма «боевых» трудодней — «залётчикам» в их снижении можно не объяснять причин.
Раздухарившиеся гости, разом протрезвев, сдулись, словно пушинки порывом урагана. Да и опера, за исключением недовольно бубнящего Беса, расползлись по своим койкам, заснув, под аккомпанемент ежевечерней автоматической стрельбы, тяжелым сном, отмотавших пару караванных дистанций верблюдов. Обсуждение версий неудавшейся «духовской» засады (а то, что это была именно засада никто не сомневался) состоялось на следующий день. На удивление, утро почти все участники попойки встретили с лёгкой и ясной головой. Скорее всего, пережитый стресс просто «сжёг» все побочные явления алкогольной интоксикации организма.
Рябинин дождался, когда Катаев с Долговым придут от умывальников, где те обливались холодной водой. Образовавшуюся вчера проблему, опера решили обсудить интимным кругом экипажа, подвергшегося покушению. Двое его членов, правда, обещали подтянуться позже. Кочур ушел к фельдшеру на перевязку, а Бескудников, дежуривший в этот день, по служебной надобности тёрся в дежурной части.
День начинался чуть пасмурно — под утро зарядил мелкий дождь, но со стороны предгорий уже вынырнула бело-голубая полоска чистого неба. Оперативники ушли из курилки — там, после завтрака набилось много народа — и направились к поредевшим штабелям, сложенных для завершения строительства бани, досок.
Чертыхаясь, Рябинин пытался разжечь отсыревшие спички. Костя, не дожидаясь, когда тот закурит, начал диспут:
— Ну, чего, Серый, кого первого валить будем? Твоего или моего?
Долгов, будучи не совсем в курсе подозрений в отношении Тимура, сидя на досках, непонимающе переводил взгляд с одного на другого.
Рябинин, раскуривший наконец сигарету, глубоко затянулся:
— Кто, сука, первый попадётся…
— Ну так пора отстрел начинать! — по-хрущёвски тряхнул кулаком Костя.
— А вдруг это случайность… ну, совпадение… — Саня, всё из-за той же слабой информированности, сомневался в подставе, — «нашему» какой смысл палиться так?…
— «Нашему»… — передразнил его Рябинин, — ты, Саня, забыл как Иса с мудаками из мобильника шкуру тёр? Или, ты думаешь, откуда у калужских информация про нападение на опергруппу? Про всё тех же «Стингеров» и прочих дебилоидов?
— Хочешь сказать, он на два фронта работает?
— Саня, Саня… — Рябинин покачал головой, — в этой грёбаной местности все на всех работают… Я, вот только, одного не понимаю, зачем он именно нас на подрывников этих зарядил…
— И Тимур, если по нашим в теме… — включился Костя в разговор, — вообще рыбина непонятная…
— Мне про Тимура кто-нибудь объяснит! — Долгову надоело быть непонимающим.
— Тимур, тварь, скорее всего, участвовал в нападении на наш УАЗик, — пояснил ему Катаев, — по-крайней мере по этому поводу к нему много вопросов…
— Вот теперь я вообще ни хрена не понимаю… — Долгов спрыгнул со штабеля и встал напротив Кости, — он же в этот день около конторы тёрся, тебя ждал… Ты забыл что ли, мы из Гуд ера как раз приехали…
— Это-то я как раз хорошо помню, — невесело усмехнулся Катаев, — и Тимур тогда только-только приехал, а не с утра пораньше ждал… И лапа у него забинтованная была…
— Мандец какой-то… — Саня потёр переносицу и полез обратно на доски.
— Хотите забьёмся? — спросил Рябинин поочередно посмотрев на оперов.
— О чём? — Катаев лениво сплюнул.
— Что сегодня Жоганюк с Кутузовым приедут из Ханкалы с новой информацией…
— …о том, что к нападению на опергруппу причастен «Сейфулла» и «Стингер», — закончил за него Костя.
— Вот тогда станет ясно, что Иса — парагвайский разведчик, — мрачно пошутил Долгов.
— Он целенаправленно закидывает всем эту информацию… Пытается отвести от Тимура, а может и от себя подозрения в нападениях… — развивал тему Рябинин.
— А зачем ему вообще светиться-то? — Костя придерживался рябининской версии, но не хотел чтобы оставались неразрешимые сомнения, — валил бы всех направо-налево, «федералов» и местных, его и знать бы никто не знал…
— Помнишь, я тебе историю рассказывал про убитого «краповика», — Серёга вопросительно воздел брови, — он, с этим «чехом», — который его завалил обнимался при встрече… А «краповик», не лох чилийский был… С 95-го на этой войне… А у Псы, здесь, ставки повыше будут… Мы их за полудебилов держим, фанатизм и всё такое… На самом-то деле головы у некоторых получше наших варят…
— С пеленок на войне… — вставил Долгов в монолог Рябинина.
— Тот же Иса… смотрит, общается, анализирует… Мы же всегда ищем суперагента в наших рядах, а на деле, мы все по чуть-чуть сливаем… Вот Иса то тут ухватит, то там посмотрит… И делает правильные выводы…
— … и выгода, всегда, в материальном плане есть… — шилом в мозг кольнуло Костю воспоминание о проё… подаренном АПСе.
— И это тоже… — Рябинин, по-стариковски вздохнув, полез за сигаретами.
В наступившей паузе слышались матюги из курилки и рокот «Урала» по другую сторону корпуса.
— Ну и чего теперь делать? — проследив за процессом закуривания, спросил Долгов у Рябинина.
— Решать по существу… — выпустил тот струю дыма.
— Серёга, я думаю сейчас точно пора на посты выставляться, — разогнал рукой сизое облако, Костя, — неделю убьём, месяц… В конце концов, не мегаполис, кого-нибудь рано или поздно отловим…
Рябинин посмотрел на него долгим, задумчивым взглядом и, вдруг усмехнувшись, сказал:
— А если «борова» попросить чтобы он Ису на «стрелу» вытащил?
— Или калужских? — парировал Костя.
— Тогда их всех курсовать придётся… — вторую струю, задрав голову, Сергей пустил в небо, — Да и почему ты решил, что тебе его отдадут…
— Ни хера себе! — возмутился Долгов, — сами возьмём! Я за Тару… этого Ису на куски разрежу! Без всякого разрешения!
— Блин, Саша, ты Бесу-то не уподобляйся… — поморщился Рябинин, — думаешь, кому-то есть дело до наших пацанов, когда такой ценный агент на них работает? Да и доказухи у нас никакой нет… Словоблудие одно…
— Слышь, Серый, я вот всё про рубоповцев чеченских думаю, — Катаеву надоело стоять и он, вскарабкавшись на доски, сел рядом с Рябининым, — у них когда пацанов около рынка «зачехлили», ведь тоже «тэтэшные» гильзы были… Может к ним сгонять, типа, предложить объединение усилий…
— Им наши усилия до задницы… Тут как-то по-другому надо… Понимаешь, Костян, это их город, их земля… Информации у них в тысячу раз больше, чем у нас и всех «мобильников» вместе взятых, — критическим тоном проговорил Сергей, но судя по блеснувшим глазам, идея его зацепила, — нам у них если и просить помощи, то как-то в уровень надо, типа, есть и у нас кое-что. Может видео из Сунжи засветить, мол, не узнаете никого? Если они в адеквате или эта тусовка предсвадебная имеет отношение к «стрелкам», то они заинтересуются по-любому. Они же опера… И получится, что мы не с пустыми руками пришли, как это обычно наши «шёптанники» делают.
— Мысль… А, вообще, мне, парни, по херу кто этих уродов замочит, мы или рубоповцы… Я, как тот дед из Урус-Мартана, — Костя вскинул головой на Серегу, напоминая рассказ про аксакала и кровную месть, — спать спокойней буду, если эти ублюдки небо коптить перестанут…
— А у нас есть выходы на РУБОП-то? — спросил Долгов.
— Ну, я не знаю, — Катаев пожал плечами и бросил взгляд на Рябинина, — кто-то из наших, вроде Поливаныч или Гапасько, пересекались на выездах…
— Нет, тут по-другому надо, — возразил Сергей, — «чехи» любят, когда через начальство заходят… Так что в эту тему надо бы по уму Колю-Ваню или Кутузыча подключить.
— Лучше Кутузыча… — отреагировал Костя, — он попроще, да и вопросов дебильных не задаёт.
— Ну, вот ты и решишь с ним этот вопрос, — аккуратно загрузил Рябинин младшего товарища, грамотно использовав его инициативу… Бляха-муха, где Кочур с Бесом-то!? — поднялся он на досках, высматривая территорию.
— Да хрен с ними! — дёрнул его за штанину Долгов, — садись, Серый… Никуда не денутся…
Рябинин опустился обратно и снова зашелестел пачкой.
— Чего с «Визирём» — то? Поедем, нет? А то получается в блуд втравили и в нору… — перевел разговор в другое русло Катаев.
— Да им этот блуд в охотку, — засмеялся Рябинин, — хлебом не корми, дай пострелять…
— Но один хрен некрасиво, — легонько пихнув локтем в бок Сергею, улыбнулся Долгов.
— Ладно… После обеда схожу в дежурку, попробую по общему каналу доораться… Если получится, забьёмся в гости…
— А если нет?
— А если нет, то будем решать, — похлопал Рябинин Долгова по плечу.
— Может они сами ещё сто раз заедут, — предположил Костя, — есть у них такая фишка — «нежданчиком»…
— Гадать не будем… Давай для начала с РУБОПом определимся, а уж потом с «Визирём», чтоб накладок не получилось.
— Ну что? Расход? А то мне чего-нибудь в топку закинуть охота, — спросил Катаев, вместо похмелья на него с утра навалился жор.
— Вы идите… — Рябинин от окурка прикурил ещё одну сигарету, — я посижу ещё.
Оставив Серёгу дымить, Долгов и Катаев ушли в кубрик добивать остатки вчерашнего банкета.
После обеда из Ханкалы приехал полковник Жоганюк со своей челядью. Сам Николай Иванович находился в обычном бодряке, с элементами социальной озабоченности, чего нельзя было сказать про его окружение. Причина этого дисбаланса была проста — «боевых» удалось закрыть всего три дня в месяце. Полковнику это, в принципе до фени (его всё устраивало), а вот для подавляющего большинства сотрудников эта весть была траурной. 950 рублей в сутки — единственный стимул для командировки в зону боевых действий.
Один из помдежей, пятидесятилетний прапор из какого-то райотдела, на посиделках постоянно твердил, что приехал сюда заработать дочери на свадьбу. Другой, водила из конвойного отделения, одурев от атак жены и тёщи по поводу его копеечных заработков, плюнув, накатал рапорт на командировку.
Был в стане откомандированных вологодских милиционеров один сотрудник у которого известие о «зарубленных» «боевых» вызвало злорадную усмешку.
Саша Кочур не собирался ни в какую командировку. У него не так давно родила жена. Тёща, на радостях, добавила денег на расширение жилплощади. Купленная двухкомнатная квартира требовала ремонта и, соответственно, мужского, то есть Сашиного, присутствия.
В один из холодных февральских дней Кочур сел за руль служебной «шестерки», за которым, увы и ах, не был закреплён. Причина была банальна — водитель к концу рабочего дня оказался «на кочерге», да так, что рулить не мог, чисто физически. Саше же отзвонился «барабан» и сообщил адрес, где скрывался, находящийся в розыске за разбой очень нехороший гражданин. Искали его уже полгода, справедливо полагая о причастности ещё к паре-тройке «глухарей» на обслуживаемой территории.
До жулика Саша так и не доехал, перевернув автомобиль на гололёде. В хлам.
Вызванному под светлые очи начальника ОМ-4 оперуполномоченному Кочуру было предложено восстановить «шестёрку» за свой счёт. Саша, ссылаясь на крайнюю необходимость при задержании преступника, вины не признавал. Руководитель, в свою очередь, юридическую грамотность Александра обозвав «ересью» и «бредом сивой кобылы», пригрозил страшными карами. Кочур хорохорился, но в душе побаивался угрозы увольнения — недавно он взял кредит, а без стабильной зарплаты его было не потянуть.
В итоге спорящие стороны пришли к консенсусу. Кочур добровольцем едет в Чечню (в ОМ-4 как раз не хватало одного человека по разнарядке), а из заработанных «боевых» восстанавливает служебную машину. Морально-этические аспекты этого соглашения не обсуждались.
Поэтому, услышав траурную новость, Саша только гаденько похихикал и мысленно сложил в холёное лицо своего шефа мосластый кукиш.
Катаев нашёл Кутузова в его клетушке. Тот с Лавриковым, развалившись на кроватях, что-то живо обсуждали. На столе, играя солнечными бликами, нестройным рядком выстроились запотевшие бутылки «Оболони».
— Михаил Анатольевич, ну средь бела дня-то… Какой пример для подчинённых… — с шутливой укоризной пожал Костя протянутые руки.
— Да, достало всё! — Миша встал с кровати и, схватив бутылку, жадно всосался в её горло, — Уф-ф… Когда сюда зазывали золотые горы сулили, а на самом деле…
— Ты по поводу «боевых»? Насчёт «кидка»? — догадался Катаев, — так никто не говорил, что будет легко.
— Видишь ли, Костя, Анатольич на пенсию хотел уходить, а его в УВД уболтали, — дополнил Лавриков в своей полуинтеллигентной манере, — и звание, и «боевые», и день затри…
Он аккуратно перелил остатки пива из бутылки в кружку и, неопрятно, роняя капли, выпил.
— А-а… — Кутузов легонько катнул бутылку под кровать. Там что-то звякнуло, — Будешь пива, Костя?
Катаев отрицательно мотнул головой:
— He-а… Я, Анатольич по делу к тебе… Дело есть на миллион…
Кутузов оторвался от процесса перемещения пенной жидкости из сосуда в желудок и, деликатно рыгнув, заинтересовался:
— Излагай… На миллион коли…
— Ты с РУБОПом контачишь? Знаешь кого там? — Костя присел на край кровати.
— Ну, приходил в прокуратуру начальник какого-то отдела… Седой такой, вроде Ильяс Алиевич, хрен поймёшь.
— Послушай… Давай к ним сгоняем… тема есть хорошая, если помогут, можно реализоваться… Ну как бы не совсем ещё точно.
— Да не тяни ты кота за яйца! — очевидно, новая бутылка пива была не второй и не третьей, если Миша Кутузов начал бросаться непарламентскими выражениями, — ты дело говори!
— Короче, есть у нас кассетка одна, на которой «духовский» сходняк заснят, но мы никого опознать не можем. Ни одной знакомой рожи, а информаторы пустые… мы им даже показывать не хотим, слить могут…
— Так, давай начальнику КМ покажем, Турпалу, э-э, Алиевичу… Контакт у меня с ним рабочий.
— Ты, Анатольич, в нём уверен?
— Ну-у… А рубоповца-то я вообще раз, может, два видел… — Миша взболтнул пиво в бутылке, чтобы ощутить объём, — да и какая разница кому показывать…
Одна даёт, другая дразнится, чуть не слетело у Кости с языка.
— Есть разница… возможно на этой записи, те, кто их сотрудников около рынка валил…
— Ну, тогда вообще смысла нету! — махнул на Костю рукой Кутузов, — если так окажется, то они их перехера-чат и никаких реализаций с показателями…
Закинув голову, он задвигал кадыком, жадными глотками употребляя пиво.
— Да хер с ними, с реализациями! — с плохо скрываемым раздражением возразил Костя, — нам теперь что, солить кассету, что ли?
В глубине души Михаил Анатольевич понял, что перегнул в гонке за «палками», но из ситуации вышел с достоинством:
— Я ведь прежде всего о деле думаю… Рубоповцы как начнут у нас на «земле» бойню устраивать, да ещё и подставят потом… Помяни моё слово.
Добив остатки, Миша снова убрал бутылку под кровать. Костя понял, что вопрос решён, осталось чутка «лизнуть»:
— Вот поэтому, Анатольич, я к тебе и пришел… Чтобы все более или менее официально было, не леваком. Да и к тому же, если этот «чех», ну который на совещания ходит, увидит, что вопрос через тебя решался, скажет своим, чтоб с ума не сходили, — с горячей убеждённостью выпалил Катаев, хотя совсем не был уверен в этом.
— Жоганюка курсуем? — деловито поинтересовался Кутузов.
Костя еле сдержал улыбку — Миша, очевидно, решил «побородить» своего начальника.
— Анатольич, сам решай… Но моё мнение, не стоит, вдруг что не так срастётся, опять крайними окажемся.
— Согласен… — Кутузов, с помощью зажигалки, сковырнул пробку с новой бутылки. Искоса посмотрел на Лаврикова: — А ты и не слышал ничего…
— Конечно. Я записывал, — хохотнул тот, — потом послушать дам.
— Ну, когда вопрос-то провентилируешь? — снова обратился Костя к Кутузову.
— Так… — забарабанил Миша по горлышку бутылки пальцами, — ага… послезавтра в прокуратуре снова совещание по особо тяжким, — Значит, он стопроцентно приедет… Можно, конечно, и завтра к ним махнуть…
— А если не будет его? — Костя поднялся с койки, — давай рисковать не будем, спокойно послезавтра дождёмся…
— Погоди… — Миша тоже встал и вышел на середину комнаты, — а мне-то кассету покажите?
— Вечером занесу, идёт?
— Идёт… — Миша отсалютовал Косте бутылкой, — не прощаемся.
Утро следующего дня ознаменовалось оперативным совещанием при Жоганюке. Зарядившись в Ханкале энергией, поддержкой и информацией он с ходу принялся «драть» оперов. Размявшись по поводу внешнего вида, в частности, отсутствия однообразия формы одежды, и неспортивного поведения капитана Гапасько (пару дней назад тот угрожал физической расправой начальнику штаба Калугину, в очередной раз пытавшемуся изъять видеомагнитофон), Николай Иванович перешёл к основной теме:
— Есть какие-нибудь подвижки в деле о нападении на опергруппу? — взвился он вороном над собравшимися, — Информация? Мысли? Предположения на худой конец?
Все угрюмо молчали. Миша Кутузов как-то астрально пристроился к парящему над грешной землёй полковнику и строго посматривал на кислый личный состав.
— Хорошо… — ушёл на «ленинский» прищур Жоганюк, — а как отрабатываются сообщения от «смежников»?
— А никак, товарищ полковник, — кашлянув в кулак, озвучил общее мнение Катаев, — проверили четыре адреса, три из них пустышки, а одного вообще в природе нету…
— Ты хочешь сказать, что нам дают дерьмо, а не информацию? Я тебя правильно понял? — Николай Иванович вцепился в единственного оппонента.
— Я только констатирую факты, товарищ полковник… не более.
— Ты пытаешься свалить вину на других… Это у вас, — он невротично потыкал пальцем в сторону сидящих по смене оперов, — общая позиция?! Что сделано за эти десять дней «особых полномочий»?! Вы, по-моему, используете это только для того, чтобы уклоняться от участия в спецоперациях в зачистках и общевойсковых мероприятиях!
— Я что-то не понял… — тихо, сжимая кулаки и багровея, произнёс Рябинин, посмотрев полковнику в глаза, — вы нас что, в трусости обвиняете?..
Слегка стушевавшись, но, не теряя апломба, владеющего ситуацией босса, Жоганюк продолжил:
— Вас пока никто ни в чём не обвиняет, но в настоящее время дело о нападении на опергруппу стоит на месте. Ничего вразумительного мне никто из вас сказать не может… Что ж…
Он вздохнул, выдерживая мхатовскую паузу и, сопроводив её взглядом старого мудрого хирурга после пятичасовой удачной операции, выдал «сенсационное» сообщение:
— В нападении на наш УАЗик участвовали «Стингер» и «Сейфулла». Информация железобетонная… Так что…
По всей видимости, Николай Иванович планировал закончить фразу словами: «не обессудьте», но, чувствуя, что его как-то неправильно воспринимают, осёкся:
Если Катаев и Рябинин ещё смогли удержать на своих лицах выражение невозмутимости, то Бескудников расплылся в наглой ухмылке. Озвученное вчера предположение о «тройном» агенте, сегодня приобрело абсолютно конкретное подтверждение. Поняв, что по какой-то причине подчинённые с иронией относятся к его гиперинформации, полковник сорвался на «давящего лыбу» Беса:
— Я сказал смешные вещи!? А, может быть, у вас есть какие-то возражения?! Ну, я слушаю! Говорите!
— Да, упаси Бог, товарищ полковник, — с деланной ленцой ответил Бескудников, продолжая сидеть, закинув ногу за ногу, чем разозлил Жоганюка ещё больше:
— В таком случае уберите свои идиотские улыбочки и слушайте старшего по званию! — несвежая шея пошла пятнами, — Я двадцать два года на оперативной работе и любому из вас могу показать как надо работать! Вам ясно?!
Крылья носа трепетали, рот зло кривился, прокуренный палец полковника вытянулся в грудь борзеющему оперу.
Бескудников, не меняя позы, спокойно, с расстановкой, глядя своему визави в глаза, произнёс:
— Товарищ полковник… я всего двенадцать лет проработал в уголовном розыске города… Города… — он подчеркнул это слово, — и серийные кражи поросят в селе Вынога я раскрывать не умею и, наверное, уже и не научусь…
Происходи дело в театре, — Саня сорвал бы овацию. Однако, здесь, под одобрительные взгляды друзей, он получил гневный выкрик взвинченного Жоганюка:
— Я вас, Бескудников, и не собираюсь учить! — красный как пожарное ведро с томатной пастой, звеняще выпалил руководитель, — после совещания, вы, под роспись, получите инициативное сообщение из Мобильного отряда о Сейфуле! Завтра! С утра! В письменном виде подготовите план ОРМ по розыску этого боевика! После утверждения, вы, лично, будете отвечать за исполнение! Соответственно, в случае нереализации, ответственность также будет персональна! Я внятно изложил?!
Вся фигура Бескудникова выражала дикое желание ринуться в словесную рубку, но, нежелавший из-за этого не терять времени, Рябинин незаметно пихнул его локтем в бок.
— Есть! Так точно! — выкатив глаза, проорал, вскочив со своего стула Бескудников, — разрешите исполнять!
Понимая, откровенность издевательства, раздувая ноздри, полковник раздражённо бросил:
— Пока просто сядьте и помолчите!
Опративное совещание было скомкано, свёрнуто с оси, офоршмачено. Глобально-триумфального подавления ерепенистого оперсостава у Жоганюка не получилось. Минут пять послушав скороговорку Кутузова о заведённых — поступивших — списанных делах и, дежурно напомнив о личной безопасности, начальник, устало потирая виски, объявил расход.