Козорог нервничал: Ирина дважды не явилась на свидание, а увидеть ее было крайне необходимо. Теперь он был почти убежден, что немцы летнюю кампанию начнут на центральном фронте, во всяком случае, и на центральном, именно туда по дороге Минск — Смоленск гонят эшелон за эшелоном и туда, в тыл советским армиям, расположенным в районе Орла — Воронежа — Курска, спешно забрасывают шпионско-диверсионные группы. Из подготовленного зимой личного состава в лагере уже почти никого не осталось. Но что с Ириной, почему «выбилась из графика»? Правда, он тоже «выбился» — ездил с Фишером по власовским подразделениям, вербовал новое пополнение, между прочим, тогда он и утвердился в мысли, куда немцы гонят составы. Как-то они задержались у шлагбаума при переезде через железную дорогу, там застрял тяжелый воинский эшелон, и Фишер встретил знакомого офицера, из разговора между ними Роман (он неплохо владел немецким языком) понял, что танковая часть следует из Франции в район Орла. Об этом немедленно должны знать наши — но что же с Ириной?.. Не хотелось Роману прибегать к помощи «мобилизованного и призванного» дуба, все же это рискованно, но что делать? Выбрал удобный момент, заложил под кору два дубовых листа предложенного Ириной «содержания», будь что будет. Для контроля между листьями вложил сосновую иголку: если листья останутся лежать под корой, но их все же тронут чужие руки, игла непременно выпадет, и тогда будет ясно, что дуб «на крючке». Через три дня проверил — листья лежали нетронутыми. Стало страшно: похоже, что с Ириной что-то случилось. В гестапо могут заставить говорить даже немого. Может, сматывать удочки, пока не поздно?.. Но куда? И какое он имеет право. Да и надо сперва выяснить, что с Ириной, возможно и такое — заболела. Всегда самое страшное — неизвестность.

Утром на следующий день он заглянул к Фишеру. Тот в накинутом на плечи френче стоял у приколотой к стене карты восточного фронта и наносил на нее какие-то кружочки.

— Вас ист… Что вам? — недовольно спросил он, задергивая шторкой карту.

— Господин майор, я к Вам по личному вопросу. Разрешите отлучиться часа на два, на три в деревню Шибаево? — Тут надо действовать только открыто, тогда меньше подозрений. — Что-то моя девочка бегать сюда перестала.

— Перестала?.. Ай, плохой ваш девочка. Я сейчас распоряжусь — и она будет тут.

— Не надо, господин майор. Хочу на месте все сам проверить. Если она с кем-то уже спуталась, я ей капут. Я бабам измену не прощаю. А тут она может отбрехаться, обмануть.

— Вы свободны до двадцати ноль-ноль. Желаю удачи.

— Благодарю вас, господин майор. — Роман отдал честь и повернулся кругом.

— Айн момент, — сказал Фишер. — Я вам хотель маленько показать. — Вынул из ящика стола русскую газету и подал Роману. — Почиталь вот это, что карандашом…

Это была «Воронежская правда». На последней странице жирно напечатанный заголовок «Выше бдительность» был обведен карандашом, заметка же набрана мелким шрифтом: «В ночь на двадцать пятое мая группа немецких диверсантов предприняла попытку взорвать мост через Дон в районе Семилуки. К сожалению, частично это им удалось. Незаметно сняв часового, они заложили динамит, но у врагов дрожали руки, а у них дрожат руки после Сталинградского разгрома, мосту нанесены незначительные повреждения, наши славные саперы уже все восстановили. Врагам не удалось уйти безнаказанно, их настигли истребители-добровольцы и бойцы подразделения лейтенанта Воротникова и полностью уничтожили. Смерть фашистским бандитам! Все они были в форме бойцов Красной Армии и с фальшивыми документами. Это еще раз напоминает, что надо еще выше поднимать бдительность, всегда надо помнить, что враг подлый и коварный, наглухо закроем ему все щели. Враг должен знать, что это не сорок первый год».

— Это наши люди? — спросил Роман.

Фишер кивнул.

— Как вы думаете, то есть правда?

— Что правда, господин майор?

— Все, что тут напечаталь?

— Почему бы и нет? — прикинулся простачком Роман. — Ну, может, никого и не уничтожили. Надо же что-то написать для поднятия духа. Я знаю, как это у них делается. Взрыв моста-то не утаишь, не скроешь.

— А капитан Козорог знает, что такое «Смерш»?

— Еще бы. Смерть шпионам. Да они там хватают не только шпионов. Там чуть не то скажи — «Смерш» сразу заграбастает.

— А откуда вы это зналь?

— Откуда?.. Имел с этим «смершем» дело. В сорок первом году сказал, что нам с немцами не совладать — меня и зацапали: пораженческая пропаганда. Еле выкрутился. За что же меня из партии?.. Но, господин майор, вы мне задаете какие-то странные вопросы, и мне кажется, что вы мне не доверяете.

— Товеряю, вполне товеряю, господин майор.

— Капитан, — поправил Роман.

— Нет, вы уже майор. Получен приказ генераль Власов о присвоении вам звания майора. Завтра он будет объявлен всем.

Роман вскочил и пристукнул каблуками.

— Благодарю. Рад стараться, мой шеф!

— Вы свободны. Идите к своей девочке.

Шпбаево оказалось почти рядом с лагерем, деревня дворов шестьдесят, много изб сожжено, разрушено, но и уцелело немало. При входе в деревню остановил полицай, Роман предъявил аусвайс и спросил, где дом старосты. Полицай повертел аусвайс, заглянул в лицо Роману, сличил его с карточкой на документе и спросил:

— Из МТС?

— Из МТС.

— Воюете?

— Воюем.

— А зачем тебе староста?

— Да не он. Дочку его знаешь?

— Ирку? Кто ее не знает. Напрасно бьешь ноги, капитан.

— Это почему же? У меня с ней закручено до последней резьбы, так что вы тут осторожней, я вас, собак, знаю.

— Забрали ее для отправки в Германию.

— Дочь старосты в Германию? Вы что тут, одурели?

— Это ты у начальника полиции спроси. Он тут царь и бог.

— И ее уже отправили?

— Пока нет. Сидят пока все в школе.

— Хорошо несешь службу, — сказал Роман и зашагал заросшей бурьяном улицей. «Так вот почему Ирина перестала ходить на свидания, — думал он, — но это уже не страшно, однако надо попытаться ее как-то выручить, тут нужен напор на этого царя и бога деревенского масштаба. Ну что ж, возьмем его на бога».

Здание полиции охранялось двумя полицаями, проверили у Романа документы, один из них зашел в помещение и, тут же возвратясь, сказал:

— Можете заходить, господин капитан.

В приземистой горнице за длинным столом сидел моложавый с лошадиным лицом парень, накрест перепоясанный ремнями.

— Привет, — поздоровался Роман. — Имею честь представиться: капитан Козорог из части особого назначения, вот мое удостоверение. Вы начальник полиции?

— Я. С чем пожаловали, господин к-капитан? — спросил начальник, слегка заикаясь и нервически подмаргивая левым глазом.

— Мне стало известно, что вы взяли для отправки в Германию дочь старосты, так это?

— А тебе какое дело?

— Прошу не тыкать! И еще прошу немедленно освободить дочь старосты.

— И н-не подумаю. Собственно, почему это т-ты решил тут к-командовать? К-командую здесь я.

— И командуйте себе на здоровье. — Роман вытолкнул из-под стола табурет, сел.

— Дочь старосты, Ирина, моя невеста, понятно?

— Ну и что? В прошлом году в Германию забрали мою родную сестру — и никакой паники.

— Послушайте, как ваша фамилия?

— Для тебя достаточно, что я начальник полиции.

— Пусть будет так… — Роман еще раз оглянул комнату — никого больше, и вряд ли кого еще пропустят сюда дежурные полицаи — вынул пистолет. — Сейчас же распорядитесь отпустить мою невесту домой. Я фронтовик и шутить не люблю. Руки на стол!

— Вы за это будете отвечать, — перешел на «вы» начальник полиции, кладя руки на стол.

— Буду. Только не перед тобой. А вот тебе придется отвечать за то, что обижаешь людей, которые помогают немецким оккупационным властям.

— Ирка?.. — Лошадиная голова начальника полиции еще больше удлинилась. — Да откуда же мне было знать? А она не могла мне…

— Разве можно такому обалдую… Соображать надо. Разве тебе не достаточно, что она дочь старосты?

— Да, тут я действительно… И спрячь, пожалуйста, пушку. Случайно пальнешь — и тогда уже отсюда живым не уйдешь.

— А твоя пушка где? Руки вверх, встать. Выходи сюда, задом, задом. — Роман обыскал начальника полиции, вынул из правого кармана его штанов парабеллум, спрятал в свой карман. — А теперь садись на свое место. Дерьмо ты, а не начальник полиции. Тебе только с бабами и воевать. — Козорог свой пистолет заложил в кобуру, оставив ее на всякий случай открытой. — А теперь распорядитесь отпустить Ирину.

— Как же я могу распорядиться? Она в школе.

— Пойдем в школу. Только без дураков. Я-то успею наградить тебя кусочком свинца.

— Зачем мне это надо?.. Отдай пистолет.

— Потом отдам.

— Но ты же никому, господин капитан… Куры засмеют.

— Что правда, то правда — засмеют. Договорились. Пошли.

— Подожди. Ключа-то у меня нету. Ключ у Куцова, я должен его вызвать. Прикажу дежурному, пусть сбегает.

— Ладно. — Роман вынул из кобуры пистолет. — Иди, я за тобой. Только смотри, без глупостей. Я стреляю без промаха. Освободишь Ирину — получишь пистолет.

Вышли вместе. Солнце уже высоко поднялось, припекало. Поставив винтовку у сруба колодца, полицай пил воду из ведра.

— Жаркий будет денек, — сказал Роман начальнику полиции, будто бы он встретился с добрым приятелем.

— Он уже жаркий. Шадрин, ты как несешь службу? Что оружие бросил?.. Сейчас же разыщи Куцова, пусть бежит к школе с ключами, мы его ждем там.

Частично школа была разрушена бомбой, в уцелевшей половине окна зарешечены, настоящая тюрьма.

— Не боишься, что разбегутся? — спросил Роман.

— У меня такого еще не бывало. И куда им б-бежать?

— Как — куда? К партизанам.

— П-партизан еще надо найти, а у меня хлопцы…

— И много ты их сюда напихал?

— Напихаешь… Всего шестнадцать, а по плану надо двадцать. А т-теперь еще одну надо отпустить. Опять морочь голову. П-придется всякую мелочь подбирать.

— Смотри, не вздумай, когда я уйду, Ирину опять к плану присобачить. Тогда уже будешь иметь дело с майором Фишером, знаешь такого?

— Слышал. Извини, господин капитан, недоразумение вышло. А вот и Куцов мчится.

Роман на всякий случай положил руку на кобуру.

— Будем отправлять? — спросил, запыхавшись, Куцов.

— Ты что, дурак, и дочь старосты зацапал?

— Согласно списку, господин начальник. И все, что было в наличии.

— Заставь дурака богу молиться… Соображать хоть немного надо. Господин капитан, полюбопытствуйте, с ними тут все в порядке.

Роман повернул голову к двери и в тот же момент получил оглушительный удар в затылок.

— Бери его, партизан! — заорал начальник полиции, заламывая Роману руки.

В одно мгновение Козорог был обезоружен и поставлен к стенке.

— Ну что, сейчас тебя, не отходя от кассы, или еще по-дружески потолковать с тобой? — спросил начальник полиции, отчаянно подмаргивая левым глазом и помахивая пистолетом перед самым носом Романа.

Роман, кажется, на какое-то мгновение потерял сознание, но на ногах удержался и расслышал, что орал начальник полиции.

— Вы с ума сошли, какой я партизан? Я из лагеря МТС.

— Знаем, откуда ты. И еще посмотрим, чего тебя так интересует эта деваха. В кутузку его, мы из него жилы вымотаем.

И Романа, пиная коленями в зад, поволокли по коридору, втолкнули в обитую железом дверь, он упал на застланный прелой вонючей соломой пол. Вскочив на ноги, он застучал кулаками в захлопнувшуюся дверь.

— Мерзавцы, вы еще пожалеете! Майор Фишер знает, где я!

— Замолчи, партизанская сволочь, иначе майор Фишер только яму твою увидит.

Роман понял, что протестовать бесполезно, чего доброго еще и в самом деле пустят в расход. Нет, вряд ли. Этот подлец начальник полиции, видать, знает Фишера и до выяснения, пожалуй… Надо ждать, посмотрим, что дальше будет. В каморке, куда его впихнули, было совсем темно, окно заложено кирпичом, и лишь в самом верху была узкая щелка. Как поступит Фишер, узнав, что он, Роман, применил оружие? Ну, об этом начальник полиции вряд ли ему расскажет: какой же это к чертовой матери начальник полиции, которого можно так просто… И что Фишер?.. Он, Роман, только хотел, чтобы тут у него была девочка, а потому и вмешался в отправку ее в Германию.

Прошло часа два, захотелось пить, и он снова начал стучать в дверь. Наконец послышались шаги, и кто-то сказал:

— Чего буянишь?

— Принесите воды!

— Может, еще и водки? Не сдохнешь. И все равно тут тебе крышка. — И шаги удалились.

Ну, это уже серьезно. Дойдет до Фишера, — скажут, кто же его разберет, кто он такой был, налетел, как бандит, пытался освободить задержанных и в перестрелке… Роман снова сел на солому, но в это время послышались шаги, на этот раз очень торопливые, загремел засов, и в дверь просунулась лошадиная голова с явно виноватой усмешкой.

— Вы свободны, господин капитан. Очень прошу извинить, что так получилось.

Роман встал, отряхнул с брюк солому, в голове еще шумело, потрогал затылок — ого, шишка, с ссадиной, кажется, спросил:

— Чем ты меня?

— Болит еще? Эта штука всегда при мне. — Начальник полиции показал кастет. — Что мне оставалось делать? Знаете, партизаны — они всякие фокусы устраивают.

— Бывает, — сказал Роман. — А если бы я и в самом деле партизан? Дерьмовый ты начальник полиции. Где твое непосредственное начальство?

— Господин капитан, я прошу вас! Вы же дали слово.

— Ладно. Оружие?..

— Пистолетик? Вот он, ваш пистолетик, в полной исправности. А патрончики, извиняюсь, пришлось… Но и они вот. — Начальник полиции выгреб из кармана горсть патронов. — Можете пересчитать. Знаете, люблю, когда в карманах полно патрончиков. Пойдете пешком, или приказать запрячь лошадку?

— Спасибо, пойду. А где Ирина?

— Ирина уже дома, не беспокойтесь. Я лично принес ей извинения. Может, заглянем ко мне, примочку сделаем, п-перекусим?

— Пошел ты к чертям собачьим! — выругался Роман, но тут же подумал: пожалуй, не следует обострять с ним отношения, на Ирине может отыграться, прикокнет — скажет, партизаны, лучше пусть он ее боится. — Ты Ирине ни слова, про то, что я тебе сказал. И вообще — никому, это военная тайна.

— Господин капитан, я уже забыл про нее! — воскликнул начальник полиции.

— Так будет лучше. И на меня ты не сердись, я тоже погорячился. Ну, я пошел.

— Кланяйтесь господину майору Фишеру. Я провожу вас.

— Не надо. Я загляну к Ирине. А свидетели мне при таких делах не нужны.

— П-понял, все понял, господин капитан.

— Между прочим, уже майор. Документы не успели переоформить.

…Намного позже удалось установить, что примерно в то время, когда Роман Козорог освобождал ОТ отправки в Германию Ирину, единственную ниточку, которая связывала его с Большой землей, Никон Покрышка сделал третий зигзаг в сторону Романа Козорога: при перегоне военнопленных из одного лагеря в другой ему удалось бежать.