Одной из несомненных находок и автора сценария, и режиссера был созданный Сошниковой образ «эсэсовки» Барбары Крейн — эдакой светловолосой арийки, безнравственной и явно преступной. Она стала антиподом Кэт, ее образ еще больше оттенил нашу разведчицу как любящую мать, обаятельную женщину и настоящую патриотку своей страны. Именно таланту Ольги Сошниковой и Татьяны Лиозновой (а также фантазии Юлиана Семенова и дремучести консультантов) мы обязаны возникновением еще одного мифа «Семнадцати мгновений весны». Мифа, который также очень прочно укоренился среди поклонников фильма и вообще телезрителей (а значит, и большинства населения нашей страны). С момента выхода фильма на экраны подавляющее большинство тех, кто видел фильм, свято верили в то, что в нацистской Германии затянутые в черную униформу женщины терроризировали население (и наших разведчиков).

Впервые женщина в черной форме со знаками различия в петлицах: на правой — руны СС, на левой — один кубик (причем именно кубик, а не, как было положено, четырехконечная звездочка), что означало звание унтершарфюрера СС, — появилась на 27-й минуте 1-й серии. Тогда такая женщина вела протокол (стенографировала) показаний допрашиваемого следователями гестапо астронома. Наверно, женская форма у костюмеров была в единственном экземпляре и поэтому и эта женщина, и Барбара оказались в одних и тех же чинах. Хотя надо отдать должное фантазии костюмеров: они смогли создать оригинальную, достаточно элегантную военную униформу для женщин. Им премию на конкурсе дизайнеров давать надо… Прямо Хуго Босс…

Барбара — «Крейн Барбара, унтершарфюрер СС (4-й отдел РСХА), член НСДАП с 1944 года» — появляется впервые в 7-й серии, по фильму 13 III 1945 22 часа 20 минут в сцене на радиоквартире СС. На ней все та же, пошитая по типу мужской, черная форма с черной же юбкой, белой рубашкой и черным галстуком, на котором закреплен вместо заколки партийный значок НСДАП. Знаки различия — ромбик в левой петлице.

На самом же деле никаких женщин-офицеров или женщин-сержантов в Германии не существовало и существовать не могло. В соответствии со своей идеологией нацисты всегда (и довольно последовательно) стремились к тому, чтобы женщина в Третьем рейхе играла пассивную роль. Примером может быть Рейхстаг. Он в годы нацистского режима стал чисто фиктивным учреждением, и членство в нем было лишь просто почетной синекурой, которая давалась тому или иному видному деятелю режима. И если в 1933 году, накануне прихода Гитлера к власти, в нем было 35 женщин-депутатов (довольно высокий показатель для стран Европы), то после не осталось ни одной. (Из этих 35 депутатов четверо покончили с собой, а остальные были либо брошены в концлагерь, либо уехали в эмиграцию.) Даже, руководительница Национал-социалистического женского союза Гертура Шольц-Клинк не удостоилась этого звания!

Исходя из самого принципа построения общества в Третьем рейхе, ни одна женщина, какой бы талантливой, храброй или деятельной она ни была, не могла стать командиром или руководителем среди мужчин — пусть бездарных и трусливых, но мужчин. Поэтому женщины просто не могли служить в вермахте — только в особых вспомогательных частях, где они имели собственные должностные ранги (очень похожие на звание), которые ни в коем случае не напоминали звания вермахта и тем самым не подразумевали, что женщина может отдавать приказы даже рядовому. С партийными подразделениями положение было практически тем же самым, лишь с тем исключением, что членом НСДАП или какой-либо партийной организации женщина быть могла. Но вот чинов или должностных рангов, таких же, какие имели мужчины, они носить не могли. Даже получившая всегерманскую известность женщина-летчик Хане Рейч, получившая из рук фюрера за заслуги в области испытания новых моделей самолетов Железный крест 1-го класса, удостоилась лишь гражданского звания «капитан самолета».

СС — элитное подразделение нацистской партии — не было исключением. Скорее, наоборот: Гитлер объявил СС сообществом расово идеальных мужчин. Женщина априори не могла стать членом СС — Охранных отрядов нацистской партии, изначально создававшихся (как это видно из названия) для охраны фюрера. С точки зрения нациста (а впрочем, в тот период времени вообще любого европейца) женщина-охранница — это полный нонсенс.

Конечно, во время войны ни вермахт, ни СС не смогли обойтись исключительно мужчинами. Кому-то надо было выполнять обязанности секретарш, стенографисток, радисток (кстати, судя по всему, Барбара была именно радисткой). Нужны были и надзирательницы в концентрационных лагерях для женщин (хотя и в значительно меньшей степени, чем специалистки других категорий). Поэтому и были созданы женские вспомогательные подразделения СС по аналогии со вспомогательными подразделениями вермахта. Женщины, служившие в этих подразделениях, были в подчинении мужчин, находившихся на действительной службе, и никогда никаких командных функций не имели. Поэтому абсолютно невозможна ситуация, когда женщина носила бы звание унтершарфюрера СС, на самом деле и самое младшее звание СС-манна она носить не могла, тем более что «Mann» переводится с немецкого не только как «человек», но и как «мужчина».

Женщины же, добровольно вступавшие во вспомогательные подразделения СС, попадали в одно из двух подразделений этой службы и в соответствии с этим именовались по разному. Сотрудницы службы связи именовались «помощницами СС» (SS-Helferinnen), а те, кто исполнял свои обязанности в различных вспомогательных подразделениях военного времени, не связанных со связью, — «военными помощницами СС» (SS-Kriegshelferinnen). В эти подразделения принимали молодых женщин, в возрасте от 17 до 30 лет, и их обязанности, в принципе, не отличались о тех, что несли их коллеги в Сухопутных войсках, люфтваффе или Кригсмарине. В основном, женщины вроде Барбары работали радиооператорами, телефонистками, операторами связи, секретарями. Повторимся, Барбара Крейн, скорее всего, должна была иметь статус «помощницы СС»., ведь ее сферой деятельности были радиоигры. И это вполне возможно, вот только одета она должна была бы быть совсем по-другому — ну не положено ей было столь притягательного черного мундира с рунами СС в петлице!

«Помощницы СС» носили серые однобортные кители, застегивавшиеся натри пуговицы и отороченные по воротнику серебряным кантом, поэтому их, так же как и связисток вермахта, часто именовали «серыми мышками». Китель имел три кармана: два с прямоугольными, не застегивающимися на пуговицы клапанами — в нижней части, а еще один — открытый — на груди слева. К кителю полагались такого же цвета юбка стандартной длины — то есть чуть ниже колена, а также черные туфли. А вот отличительная черта — руны СС — в отличие от сотрудников СД и полиции безопасности женщинам из вспомогательной службы СС носить разрешалось. Правда, не на петлицах (которых у них вообще не было). Черная овальная нашивка с вышитыми серебристыми нитками или алюминиевой проволокой рунами СС размещалась на нагрудном кармане. В верхней части левого рукава — как и в случае со всеми остальными чинами СС, носившими серую или полевую униформу, — размещался орел в версии СС: своеобразная замена партийной повязки. Иногда — но не всегда — связистки носили на том же левом рукаве, но ниже локтя, черную ромбическую нашивку с серебристой молнией (однако на многих фотографиях того периода такой «ромб» отсутствует). Под китель надевалась белая блузка с воротничком под горло, а вот галстука, который придавал Барбаре некоторую мужественность и строгость, «эсэсовки» не носили.

Авторам фильма повезло, что по сценарию все сцены с Барбарой происходили исключительно в помещении, а то было бы очень потешно посмотреть ее в фуражке с мертвой головой на тулье. Фуражка же была в Германии исключительно мужским головным убором, женщинам она ни в коем случае не полагалась. Те же «помощницы СС» носили исключительно пилотку — но и то не такую, как мужчины из СС. Пилотка была из черной шерсти, но бортиков, какие были на «мужских» вариантах, у нее не было. Причем здесь у СС было свое «ноу-хау», еще больше подчеркивавшее мужское начало этой организации: если для сотрудников вспомогательных служб вермахта пилотки чаще всего шились по образцу мужских, то в СС для них был разработан особый «женский» покрой. Также не полагалась женщинам и мертвая голова — череп со скрещенными костями, который в СС носили на фуражке вместо кокарды. У женщин на пилотку спереди крепился только орел СС (тот, который с удлиненными средними перьями).

Заканчивая разговор о форме «эсэсовок», добавим (что уже не имеет отношения к фильму, а нужно лишь, чтобы поставить на этой теме точку), что «военные помощницы СС» носили такую же униформу, за тем исключением, что никаких нагрудных с рунами СС или нарукавных нашивок у них не было, — так, например, одевались сотрудницы женских отделений концентрационных лагерей.

Однако не только с Барбарой в «Семнадцати мгновениях» произошла накладка. Видимо, женские службы Германии не входили в число вопросов, в которых консультанты фильма разбирались, — правда, вообще сложно сказать, в чем они разбирались, возможно, читатель, прочитав эту книгу, сам ответит на этот вопрос… И это при том, что женщины в форме появляются в фильме лишь эпизодически. Чаще всего зрители на это просто не обращают внимания — и действительно, для сюжета фильма совершенно безразлично, как одеты лишь изредка появляющиеся персонажи. Но тем не менее, раз уж мы взялись столь подробно разбирать показанное в фильме, обойти этот вопрос было бы просто неприлично.

С медсестрами в «Семнадцати мгновениях весны» мы встречаемся в сценах, связанных в Кэт (Катей Козловой), — сначала во время ее родов, а затем при посещении Штирлицем и агентом гестапо больницы — клиники Шарите. Кроме того, медперсонал появляется и в приюте, откуда Гельмут Кальдер забирает свою маленькую дочку Урсулу. Авторы фильма долго не раздумывали, как им одеть медперсонал. Что может быть проще? Во всех странах врачи и медсестры носят белые халаты — это, так сказать, визитная карточка врачей. А чтобы отличить их от наших медсестер, им на левую руку костюмеры одели повязку, вид которой несколько странен. Эта повязка выглядит практически так же, как и партийная со свастикой — то есть красная с белым кругом, — с тем отличием, что в белом круге помещается не черная свастика, а красный крест (в сцене в приюте медсестры повязки, впрочем, не носят — они просто в белых халатах). Причем эти повязки медсестры в клинике носят всегда — даже во время операции. Это, конечно же, вызывает вопросы, ведь повязка не слишком удобная штука и во время операции может помешать. Поэтому, конечно, ни в Германии, ни в других странах во время операций никаких повязок не носили.

Тем не менее у медсестер Красного Креста — а весь младший медперсонал в Германии числился в рядах именно этой организации — повязка при форменной одежде все же была. Правда, была она другой и на партийную похожа не была. На левом рукаве они носили белую нарукавную повязку с красным крестом; над крестом полукругом черными готическими буквами было написано слово «Deutsches», а под крестом — «Rotes Kreuz» (то есть «Германский Красный Крест»). Причем во время войны довольно часто медсестры носили упрощенный вариант белой повязки — только с Красным Крестом, без надписи. Но вот с униформой в фильме вышла ошибка. Дело в том, что Германия была, если так можно сказать, униформированным государством: все многочисленные организации — и партийные, и общественные, и государственные — имели свою собственную униформу и знаки различия. Не остался в стороне и Красный Крест, функционеры которого не могли согласиться для своих медсестер с примитивными белыми халатами. В результате младший медицинский персонал имел собственную форму, пусть и не очень яркую, но все же не такую банальную, как обычные белые халаты.

Стандартная форма медицинских сестер Германского Красного Креста в военное время включала в себя серую блузку (спереди на которой было множество плиссированных вертикальных складок) со сменным белым воротничком — его было удобно стирать. Вместе с блузкой серую же юбку с двумя передними складками и боковыми вертикальными врезными карманами. На правом рукаве медсестры носили черную треугольную матерчатую нашивку Германского Красного Креста (с национальной эмблемой в виде орла с опущенными крыльями, расположенного над названием района, где работала медсестра), а на левом — уже упоминавшуюся выше повязку. Воротничок застегивался на верхнюю пуговицу и носился вместе с эмалированной брошью Германского Красного Креста под самым горлом. На голове сестры носили накрахмаленные белые шапочки, по переднему краю которых пришивалась лента с изображением красных крестов и литер «RK». При работе в больнице медсестры надевали белый передник, обычно с прикрывающей грудь верхней частью и наплечными лямками, а также большим карманом впереди с правой стороны. Форму дополняли белые чулки и черные туфли со шнурками.

Обязательными для ношения были броши. В основном, медсестры носили круглую эмалированную брошь белого цвета с черным эмалированным орлом DRK, сжимающим в лапах красный крест (на груди орла — белая свастика). По краю броши проходила черная кайма с готической надписью «Deutsches Rotes Kreuz — Schwesternschaft». Более старшие чины — а в Красном Кресте существовала собственная иерархия — носили особые броши, которые, таким образом, были некоторым дополнением к знакам различия, помещавшимся на воротничке. Кроме того, Красный Крест имел свои награды и знаки отличия, которыми награждались медсестры за долгую и беспорочную службу, — в фильме мы, конечно же, ничего подобного не увидели. (Вообще одетые в подобную форму санитарки в фильме смотрелись бы значительно выгоднее, и для того, чтобы они не напоминали наших медсестер, не пришлось бы выдумывать несуществующую повязку.)

Еще одна девушка в униформе появляется лишь на короткое мгновение в бомбоубежище, куда приходит Кэт с детьми (11-я серия), — она помогает оказавшимся здесь людям, приносит воду, пеленки и т. д. Судя по форме, она состоит в Союзе немецких девушек, молодежной женской организации в составе Гитлерюгенда, которая объединяла в своих рядах девушек в возрасте 14–21 года. В целом одетые на ней белая блузка, темная юбка и галстук (типа пионерского) вполне соответствуют действительности, хотя фильм черно-белый и поэтому цвета юбки и галстука определить сложно (у меня создалось впечатление, что цвета несколько не те, что надо, — но это исключительно личное впечатление). В то же время, если придираться, то покрой и ее формы напоминает положенный лишь отдаленно. При выполнении вспомогательных работ — то есть именно в нашем случае — девушки носили белую поплиновую блузку с длинными рукавами, застегивающуюся спереди на четыре пуговицы. На блузке было два нагрудных кармана, причем во время войны они стали застегиваться на небольшие перламутровые пуговицы. С блузкой носили темно-синюю юбку со шлейками для ремня на талии, складкой впереди по центру и застегивавшимся на пуговицы разрезом слева. Два внутренних передних кармана на юбке закрывались клапанами, застегивающимися на пуговицы. На шее же девушки носили не завязанный узлом галстук, а черный шарф скользящим узлом (или специальным кожаным кольцом — «воггле»). А вот пилотки, которую носит на голове эпизодический персонаж «Мгновений», девушкам из Союза положено не было.

Заканчивая разговор о появляющихся в фильме женщинах, остановимся и еще на одном аспекте. Отрицательный образ Барбары подчеркивают и ее рассуждения о любви и сексе, которые явно должны были вызвать неприязнь у советского зрителя. Однако, вкладывая в уста Барбары якобы квинтессенцию нацистского представления о женщине и браке, Юлиан Семенов, по-моему, сам запутался, создав некий коктейль из противоречащих друг другу фраз. Итак, разговор за столом (отмечается день рождения Барбары на радиоквартире) между Барбарой, Гельмутом и Кэт в 7-й серии идет следующим образом:

«Барбара: Рожать и кормить — вот задача женщины. Все остальное — химера. Люди должны стать здоровыми и сильными. Нет ничего чище животных инстинктов. Я не боюсь говорить об этом открыто.

Гельмут: Это как? Сегодня с одним, завтра с другим, а послезавтра с третьим?

Барбара: Это гнусность. Семья свята и незыблема. Но разве в постели с мужем, с главой дома, я не могу также наслаждаться силой любви, как если бы он был и вторым, и третьим, и четвертым? Надо освободить себя от стыдливости — это тоже химера…»

Если вчитаться в эти слова, невольно возникают противоречивые чувства — в фильме это не так заметно: фраза сказана, точно слова не запомнились, но осталось некое неприятное чувство — поставленная автором цель достигнута. А между тем большая часть экзерсисов Барбары — то, что касается «свободной любви», — больше подходит не фанатичной нацистке, а, скорее, Александре Михайловне Коллонтай, которая в начале XX века была в России одной из главных проповедниц «свободной любви» (и, кстати, сама ее совсем не чуралась). «Надо освободить себя от стыдливости» — это как раз из ее репертуара (авторы в очередной раз приписали «заслуги» советского режима нацистам). А вот постулат «рожать и кормить детей — вот задача женщины» хотя и, огрубленной форме, но все же напоминает нацистский лозунг: «Женщина — это продолжательница рода, носительница домашних добродетелей и хранительница домашнего очага». Хотя дать возможность сказать подобные слова Барбаре было совершенно нельзя — подобный лозунг вряд ли бы вызвал бы отвращение у советского зрителя.

Особенностью нацистской женской политики было полное отрицание феминизма и женской эмансипации. Гитлер так выразил сущность положения женщин при нацизме: «Мир мужчины — это государство, это борьба за общность, то есть, можно сказать, что мир женщины меньше. Ее мир — это семья, муж, дети и дом. Но где был бы большой мир, если бы не было малого? Большой мир строится на малом: мужчина проявляет мужество на поле боя, женщина же самоутверждается в самоотдаче, в страдании и работе. Каждый ребенок, которого она производит на свет, — это ее битва, выигранная за существование своего народа» (это его слова, сказанные на Партийном съезде в Нюрнберге в 1934 году).

При этом очень значительное место нацисты отводили семье: незамужние женщины, холостые мужчины, также как и бездетные женщины, были объявлены ненормальным явлением, и государство делало все возможное, чтобы исправить положение (гомосексуализм здесь вообще не стоит упоминать — это было просто преступление против рейха, приравненное к абортам). Идеализируя женщину-мать, нацисты одновременно ставили ее в положение, полностью зависимое от мужчины. Но вот для половой распущенности, которая сквозит в словах Барбары (вступая в противоречие с другими ее же заявлениями), там места не было.