Лера улыбнулась сфинксам и поняла, что готова идти к Вике. Бодрым шагом она дошла до дома и, не раздумывая ни минуты, открыла дверь парадной.

Войдя в квартиру, она сразу же заметила, что кто-то появился там раньше. В прихожей стояла раскрытая сумка, рядом лежали предметы неизвестного Лере назначения. В квартире явно кто-то был. Но не Вика.

Лера, стараясь не шуметь, передвигалась босиком от одной двери к другой, заглядывая в комнаты. В самой дальней комнате перед раскрытым шкафом на коленях стоял человек. Он почти целиком залез внутрь – видимо, что-то там искал.

Лера замерла. Нужно срочно что-то предпринимать, пока он не обнаружил ее. Она огляделась в поисках предмета потяжелее, которым можно было бы огреть непрошеного гостя по голове или, на худой конец, воспользоваться в качестве средства самообороны. На полочке перед зеркалом в прихожей она заметила зажигалку, стилизованную под пистолет. Выглядела та как настоящее оружие.

Лера схватила зажигалку и, держа ее в вытянутой руке, встала в дверях.

– Эй, – обратилась она к человеку, – руки вверх!

Незнакомец вынырнул из шкафа и удивленно уставился на нее.

– Кто такая? – нахально поинтересовался он.

– Это ты кто такой? И что здесь делаешь? – Лера старалась придать своему голосу суровость, но вдруг узнала незнакомца.

– Вообще-то я здесь живу, – и Викин брат, воспользовавшись замешательством, подошел к Лере и вытащил из ее рук пистолет. – Оружие в руках женщины – это… Тьфу ты, надо же! – Он уставился на зажигалку. – Сам же привез эту штуковину. До чего похож на настоящий! Я даже струхнул немного – вдруг начнешь палить сдуру? Ты здесь какими судьбами?

– Я… Вика… – путаясь в словах, проговорила Лера.

– Вика? Она здесь? Вика, выходи, свои! – весело заорал он куда-то за спину Леры.

– Она уехала. По делам.

– А ты как вошла?

– У меня ключи есть. Вика дала.

– Ключи? Ты живешь здесь?

– Я сейчас уйду.

– На этот раз я не дам тебе сбежать.

– Я… нет… тогда я не могла…

Лера и сейчас не могла – сообразить, происходит ли все на самом деле или она уснула и видит сон. Неожиданный сон, ничего не скажешь. Она задержалась бы в нем. Если получится – на всю жизнь.

– Вообще-то я приехал из-за тебя.

– Как это?

– У меня есть для тебя письмо.

– От кого?

– Сама узнаешь. – Он ушел и вернулся с конвертом.

Лера удивленно разглядывала конверт без опознавательных знаков, не решаясь заглянуть внутрь.

– Это точно для меня?

– Читай. Я пока выйду.

Внутри лежал небольшой лист бумаги, исписанной мелким почерком. Он начинался словами: «Дорогой мой сурок».

Так называл ее только дед. Больше никто.

У Леры поплыло перед глазами, и она уже не различала буквы. Все сливалось и двоилось. И слезы не давали возможности читать дальше. Через минуту в комнату заглянул Викин брат:

– Впечатлилась?

– Ты думаешь, я поверю этому?

– Наш человек, – улыбнулся он, – тебе бы в органах работать.

– Объясни, что это значит? Дед жив? Ему же лет сто должно быть.

– В этом году всего лишь девяносто исполнилось.

– Не может этого быть! Как он мог? Он где? – сыпала вопросами Лера.

– Объясню позже.

– Что-то тут… Это ты сам все написал. Вика рассказала про деда, и вы решили меня… обмануть… зачем-то. – Она от волнения с трудом подбирала слова.

– Зачем?

– Не мешай. Я думаю.

– С такой подозрительностью ты бы сделала карьеру в разведке не хуже Штирлица.

– Штирлица?.. Стоп… Поняла… Штирлиц – это ты!

– Что?! – удивился Викин брат.

– Ты приходил к Анне Ивановне? – пошла в наступление Лера. – И к Лидии? Ты уговорил ее уехать? Куда?

– Я лишь выполнял поручение.

– Что-то все равно не так!

– Если у тебя сохранились записи Федора Ивановича, можешь сверить почерк.

– Можно подделать!

– Зачем, скажи, зачем мне все это сдалось?

– А ты можешь отвезти меня к деду?

– Мы поедем к нему. Но не сейчас. Пока ты… в розыске, от поездок лучше воздержаться.

– Откуда ты знаешь, что меня ищут?

– Я знаю почти все. Кроме одного – кто и почему убил Лидию Сергеевну.

У Леры в голове быстро сложилась своя картина.

– Ты пришел меня арестовать? А это все – для отвода глаз?

Теперь она поняла, что это самый кошмарный из снов, которые она видела в своей жизни. И попыталась проснуться.

– Я по другому ведомству, – спокойно сказал Викин брат.

– Это по какому же, интересно?

– Знаешь, что с любопытными делают?

Лера метнулась в прихожую. По дороге она думала, как бы успеть прихватить кроссовки – не ударишься же в бега босиком. Совсем некстати она сняла обувь, стараясь войти бесшумно. «Предатель, – стучало у нее в висках. – Подлый, низкий предатель! – лихорадочно клеймила его она, стараясь хоть краем глаза напоследок зацепить лицо. – Потом. Плакать и страдать буду потом. А сейчас надо сбежать. Если это сон, я проснусь, а если нет, никогда больше его не увижу. Разве что за решеткой».

Он нагнал ее у самой двери. Схватил за руки, которыми она пыталась отбиваться, и прижал к стене.

– Пусти! – пыталась кричать Лера. – Я ничего не сделала!

– Перестань орать, соседи сбегутся.

– Я не виновата!

– Знаю. Я не собираюсь ничего делать. Никто тебя не арестует. Ну что мне сделать, чтобы ты поверила?!

Она так хотела верить ему, она изо всех сил пыталась это сделать, она до такой степени была занята этим, что не сразу сообразила, что они целуются. В этом было что-то нелепое и смешное, но Лера чувствовала, что это самый правильный поступок во всей ее жизни. Пожалуй, это было единственное, ради чего стоило жить.

Внезапно весь воздух куда-то делся. Лера с неохотой оторвалась от столь нужного занятия и принялась спешно пополнять запасы кислорода. Она старалась надышаться впрок перед новым рывком, чтобы хватило надолго. Он, улыбаясь, смотрел на ее усилия. И снова потянулся к ее губам. Поначалу у нее в голове проносились какие-то мысли и картины, затем они стали отрывочными, а потом исчезли вовсе. Она забыла обо всем. О своих неприятностях, о себе, об этом мире. Она проваливалась в какую-то бездну. Во всем этом были восторг и ужас одновременно. Она словно умирала и рождалась заново. Внутри рушились какие-то стены, с нее как шелуха слетали прошлые представления о жизни, от нее отваливались целые пласты прожитого, на лету превращаясь в пыль.

Поначалу она пыталась сопротивляться, но затем полностью отдалась во власть разрушения. Она сдавалась на милость непонятной силе и, глядя на обломки прошлого, понимала, что вовсе и не жила до этого момента. Она лишь возводила укрепления, чтобы укрыться от боли, которую причиняет жизнь, и пряталась от мира, от самой себя, от самой жизни. Они казались ей достаточно надежными, эти стены, чтобы защититься. Но как выяснилось, и самые неприступные сооружения иногда рушатся. Даже такие, как линия Маннергейма.

Лера чувствовала себя младенцем, вылетевшим в мир и еще ничего о нем не знающим. Внутри зарождалась какая-то волна, она поднималась вверх, на ходу набирая скорость и увеличиваясь в размерах. Эта волна поглощала на своем пути все, что попадалось, включая саму Леру.

Она почувствовала себя крохотной частицей, которую понесло неизвестно куда. Страх начал исчезать. Она ощутила себя волной, стала с ней единым целым и, полностью отдавшись этому ощущению, растворилась в нем.

Внезапно она увидела какие-то леса – сверху, словно пролетала над ними как птица. Потом появились холмы, затем скалы. Пейзаж сменился водной гладью. Она парила над водой, бескрайним морем, и вода казалась бесконечной.

Через какое-то время на водной поверхности появилась крохотная точка. Она росла и увеличивалась в размерах до тех пор, пока не превратилась в остров. Снова показались леса, на этот раз сосновые, и луга, на которых мирно паслись коровы. Они поводили очами и лениво отмахивались хвостами от мух.

Потом появились стены. За ними угадывался комплекс строений неизвестного Лере стиля. Внутри ходили люди в темных одеяниях. И лишь когда показалась церковь с луковкой, Лера поняла, что это монастырь. Двигаясь по темноватому коридору, она замедлилась у одной из дверей и постепенно просочилась внутрь. Это была небольшая комната аскетичного вида. Келья, догадалась Лера, хотя монашескую келью комната напоминала весьма отдаленно. За столом у окна сидел человек и напряженно вглядывался в экран работающего монитора.

Он, словно почувствовав, медленно повернулся навстречу, улыбаясь. И Лера увидела такие родные, знакомые до боли и любимые глаза.

– Здравствуй, сурок. Вот мы и встретились.

Она внезапно испугалась и открыла глаза. Как будто упала с огромной высоты. В желудке стало пусто. Все болело, каждая клеточка, словно она сломала все кости разом. Когда боль стала притупляться, Лера увидела, что лежит в комнате на ковре. Она скосила глаза и увидела рядом мужчину, который с тревогой всматривался в ее лицо.

– Что случилось? Тебе плохо? – Голос, который доносился до нее, был глуховат и плавал где-то далеко.

Лера попыталась переключиться на эту жизнь.

– Что?

– Ты так внезапно потеряла сознание, что я даже испугался.

– Скажи, то место, где живет дед, как называется?

– Как называется часть суши, со всех сторон окруженная водой?

– Значит, правда монастырь на острове?

– Откуда ты знаешь?

– Объясни еще, если у деда есть компьютер, почему он до сих пор не расщедрился на такую малость, как электронное послание?

– Он отправил тебе множество писем.

– Не получила ни одного.

– Он подписывался другим именем.

– И каким это, интересно?.. Отшельник! – поняла вдруг она. – Как же я раньше не догадалась!

– Хорошо соображаешь, – улыбнулся он.

– Лера, ты где? – послышался голос Вики из прихожей. – Выходи, я знаю, что ты здесь. – И каблучки громко застучали по квартире.

Лера повернулась к двери, а ее спутник, наоборот, отвернулся.

– Я такое расскажу!.. – в дверях показалась Викина голова. – Ой, – удивленно округлились ее глаза, – что это?..

Лера молчала, не зная, что ответить.

– Ну ты, подруга, даешь! – только и смогла выговорить Вика, немного приходя в себя. – Как это понимать? Я, можно сказать, сгораю на работе, а она… Где ты откопала… этого…

– Вика, сбавь обороты. – Лерин спутник наконец повернулся к сестре.

– Герман? – заморгала глазами Вика. – А ты что здесь делаешь?

– Интересно, почему все сегодня пытаются узнать, что я делаю в своей квартире?

– Герман, – медленно повторила Лера.

– Не просто, – гордо сказала Вика, – а в квадрате.

– Почему?

– Он Герман Герман, понимаешь?

– Мне нравится, – заулыбалась Лера. Значит, дедушкин правнук будет Герман в кубе.

– У вас, оказывается, все так далеко зашло? – поинтересовалась Вика.

– Вика… – угрожающе начал Герман.

– Это вовсе не то, – смущенно пробормотала Лера.

– Ой, не могу! – захохотала Вика. Она смеялась долго и так заразительно, что вскоре всех троих обуял приступ смеха. Вика улеглась рядом с ними на ковер и долго дрыгала ногами от веселья. Насмеявшись вволю, она села и скомандовала: – Даю пять минут на сборы! Как в армии. Пойду кофе варить. Я такое расскажу – обалдеете! – И хитро поглядев на них, вышла из комнаты.

Через несколько минут все были на кухне.

Вика разливала кофе, расставляла кружки, сахарницу и прочие принадлежности, раскладывала салфетки.

– Вик, не тяни, – не выдержала Лера.

– Так, – заговорила наконец Вика, усевшись в кресло, – начинаю. Про то, что произошло вчера на турбазе.

– Что за турбаза? «Семеновские ручьи»? – поинтересовался Герман.

– А ты откуда знаешь про «Ручьи»? – спросила Вика.

– Я приехал выяснить, что случилось со Смирновой.

– Да? – удивилась Вика. – А ты каким боком к этой истории?

– Долго рассказывать.

– Вика, – вмешалась Лера, – твой брат и есть Штирлиц.

– Кто?..

– Ну, помнишь… Мы еще думали, что это он ее…

– А ты не мог об этом раньше сказать?

– Не мог. Ты хотела вроде продолжить?

– Теперь мои новости уже не кажутся столь значительными.

– Хватит ломаться!

– Вчерашние события не имеют к нашему делу никакого отношения, – сдалась Вика. – Меня, правда, попугали немного. Но обошлось. Пришла я к заказчикам, и только мы стали обсуждать окончательный вариант договора, как входят какие-то люди, а с ними Гриша собственной персоной. Видимо, у них так было запланировано. Гриша меня увидел и давай орать: «Это она, она была! Точно!»

– Что значит – она?

– Ну, что это я была вчера на турбазе. Он же не мог вспомнить, с кем приезжал. А как посмотрел на меня – сразу сообразил. И про тебя, – Вика повернулась к Лере. – И понес такое… Что мы его опоили чем-то и разобрались с Игорем. Я тоже в долгу не осталась. Не люблю, когда меня обвиняют. Сказала, что о нем думаю. А все смотрят, молчат и развлекаются. Сволочи.

– А в чем обвиняли-то? – никак не мог понять Герман.

– В том, что мы с Леркой на Игоря напали, а потом сбежали.

– Призналась?

– Что я, дура последняя? Я сказала, что приехали мы с Гришей, а он повел себя так, что не захотелось с ним дальше общаться. А потом Гриша выпил коньяка с пивом и отрубился. И что Игорь, ну, на которого мы якобы напали, предупредил меня, что не стоит с Гришей связываться. И что ходила я к нему. И рассказал он мне о разных Гришиных художествах. Гриша опять стал орать, что я все вру. Я в долгу не осталась и выложила историю с девушкой этой, ну, Кристиной.

– А Гриша?

– Он вообще из себя вышел, обзываться стал. Тут одному из тех, кто с Гришей пришел, позвонили. И он спросил, как мы выбрались с турбазы. Я сказала, что утром вышли на трассу да попутку поймали.

– Поверил?

– Уже не важно.

– Почему?

– У Гриши принялись спрашивать, виделся ли он ночью с Игорем. А он, дурак, стал отрицать да снова на меня валить. Тогда тот, кому звонили, говорит ему, вы, мол, тут громче всех кричите, а пострадавший Игорь Бочков заявил, что это вы на него напали. Что тут с Гришей сделалось! Вопил, визжал, что провокация это, адвоката требовал – но все напрасно. Теперь не отвертится. Оказывается, Игорь пришел в себя в больнице и рассказал. Ну, что смог, конечно.

– И что у них произошло? – оживилась Лера.

– Гриша очнулся под утро, чувствовал себя плохо, звонил Игорю, но тот не отвечал – спал, наверное. Тогда Гриша отправился к нему. Разбудил, стал чего-то требовать, хамить. Игорь не сдержался и дал ему по роже. Начался мордобой, как мужики любят. А потом Игорь, падая, ударился обо что-то и потерял сознание. Гриша подумал, что он умер, испугался, сел в машину и укатил в город. Так что видишь, у них свои разборки.

– Вы бы рассказали всё, что знаете, – попросил Герман.

– Ты же читал мои письма Отшельнику, – сказала Лера. – Там почти обо всем есть.

– Устное изложение – другое дело. Как тебе моя лекция о перемене внешности?

– Так это твоих рук дело? – возмутилась Лера. – Послать меня неизвестно куда? А если бы меня там схватили?

– Отпустили бы.

После того как события были изложены и версии озвучены, они снова пришли к выводу, что так и не понимают, кто и за что убил гадалку. Ни один из вариантов не казался убедительным. Под конец вспомнили о немецкой журналистке, с которой поехал встречаться Федор.

– Надо бы Федору позвонить. – Вика набрала номер.

– Я занят, – сразу отозвался он. – Вы где?

– У меня.

– Приеду – расскажу. Не могу больше говорить, – и он дал отбой.

– Не может говорить, – сообщила Вика. – Что бы это значило?

– Погоди, – сказал Герман, – он поехал встречаться с Анной Бергер?

– Ой, я же просила знакомых узнать про нее, – вспомнила Вика, – позвоню-ка я им…

– У меня на нее что-то было, – задумчиво пробормотал Герман и пошел в комнату. Вернулся через несколько минут с ноутбуком. – Сейчас… Она из наших, российских. Вроде бы из Питера… Так, где это?..

– Из русских немцев? – спросила Лера.

– Вышла за немца замуж, по-моему. И зовут ее… Вот, нашел: Литвинская…

– Как? – изумилась Лера.

– Литвинская Люсьена Георгиевна. Девять лет назад вышла замуж за Хельмута Бергера. В прошлом году он умер.

– Ни фига себе! – только и смогла выговорить Вика. – Это же Люся!

– Вы ее знаете? – спросил Герман.

– Еще бы. Она Лере такое устроила, что ее из университета выгнали…

– Почему?

– Ревновала сильно… Я поняла, – принялась выдвигать новые версии Вика, – Люсьена приехала, чтобы поквитаться с гадалкой. Она же ходила тогда, помнишь, Лер? К гадалке. Значит, к нашей, да?

– Но это давно было, – с неохотой ответила Лера.

– Федор, значит, с ней сейчас, – сказала Вика.

– Расскажите про госпожу Бергер, – попросил Герман.

Лера покачала головой:

– Не верю, что это она…

Рассказывать о давних событиях принялась Вика. Лера молчала – до тех пор, пока была согласна с подругой в трактовке. Лера винила себя, а Вика – Люсьену. Они заспорили, моментально забыв, что должны были поведать о давних событиях, а не устраивать очередной диспут.

Герману надоело слушать пререкания.

– Пойду позвоню, – не выдержал он, – все равно от вас толком ничего не узнать, – и ушел в другую комнату.

– Почему ты не даешь рассказать, как было? – накинулась Вика на подругу, сообразив, что слушать их изложение событий теперь некому.

– Потому что ты искажаешь.

– Скажи еще, что ты сама все подстроила.

– Моя вина в этом есть. Я недавно как раз об этом думала. Что неправильно я за Федора вышла…

– А что я тебе говорила? Ты же не слушаешь никого.

– Значит, и винить некого, кроме себя.

– Какая самокритичность! Ну, раз тебе от этого легче, пожалуйста, – надулась Вика.

Лера вздохнула:

– Я сегодня вспоминала Люсьену. И поняла, что она Федора любила, а я – нет. И что ему с ней было бы лучше. И если бы я не вела себя так глупо тогда, они, скорее всего, снова были бы вместе. А я помешала. Потому как эгоистка ужасная. Ни о ком, кроме себя, не думаю.

– Давай-давай, может, и вину за убийство возьмешь на себя – из чувства сострадания к несчастной?

– Еще ничего неизвестно.

– Вот увидишь – она это.

– Все спорите? – заглянул на кухню Герман. – Я по делам. Кое-что надо узнать.

Лера вдруг испугалась: она словно раздвоилась и находилась сразу в нескольких местах – здесь и где-то еще. Ей очень хотелось остаться одной и разобраться со всем этим, а заодно сделать то, что пока просто не вмещалось в сознание.

Попробовать снова увидеть деда.

То, что он жив, до сих пор казалось ей невероятным. Это не могло быть правдой. И все же – у нее есть живое доказательство.

– Я вернусь, – понял по-своему ее испуг Герман, – не надейся, что сможешь от меня избавиться.

– Вы еще устройте прощание славянки, – фыркнула Вика. – Не на войну уходит.

– Все может быть, – заметила Лера.

– Я знаю номер его телефона, – подбодрила ее Вика, – если что, разыщем.