А с Кошкиным случилось вот что.
Спал он прекрасно. И снился ему удивительный сон. Снилось ему, что офицеры двадцать второго пехотного полка провожали подпоручика Кошкина в Петербург. Потому что миллионщику Кошкину сидеть в захолустном Козлове не подобало.
И сам полковник Синцов чокался с ним и кричал музыкантам:
— Туш! Туш в честь миллионщика Кошкина!
И музыканты играли. Но странно, что играли они вовсе не туш. Их музыка была какой-то напряжённой и тревожной. Потом она стихла, и в наступившей тишине вдруг отчётливо прогремел выстрел…
Кошкин проснулся. Приподнявшись на локте, он с удивлением огляделся. Звук выстрела ещё стоял в его ушах, и Кошкин готов был поклясться, что этот выстрел прозвучал не во сне, а наяву, где-то совсем рядом. Он даже потянул носом, чтобы почуять запах порохового дыма. И вдруг замер: в соседней комнате ясно послышались женские рыдания.
Кошкин стремительно вскочил с постели.
— Чёрт побери! — вполголоса пробормотал он. — Там обидели даму.
И он стал торопливо одеваться.
Обидеть даму, когда рядом подпоручик двадцать второго полка его императорского величества? Это уж слишком!
Рыдания стали громче. И вдруг женский голос сквозь слёзы спросил:
— Зачем ты убил его, Роберт?
И столько отчаяния было в этом голосе, что Кошкин похолодел.
— Боже милостивый! — прошептал он. — Рядом со мной убили человека…
Он стал застёгивать рубашку, но руки его дрожали, и он никак не мог застегнуть верхнюю пуговицу. Впрочем, зачем спешить? Туда, где только что убили человека, не всегда хочется торопиться…
А за дверью послышался короткий грубый мужской смех:
— Да, я застрелил его, как собаку. Но он достоин такой смерти!
Кошкин вытер выступивший на лбу пот и вяло опустился на кровать. Нет, надо подумать. С обладателем этого грубого голоса шутки, видно, плохи. Если уж одного убил, как собаку, можно ли ручаться, что не убьёт и другого? А главное, под рукой нет никакого оружия!
И Кошкин беспомощно огляделся вокруг.
А положение за дверью становилось всё напряжённее. Женский голос, рыдая, просил:
— Убей и меня, Роберт! Убей и меня!
Негодяй! Неужели он осмелится это сделать?
И как бы подтверждая страшные опасения Кошкина, мужчина за дверью мрачно пробасил:
— Что ж, ты заслужила этого! И я застрелю тебя вместе с тем, кого ты так нежно любила.
Вот оно что! Ревнивый муж! А вдруг он сейчас откроет спальню?
Кошкин посмотрел на окно. Потом на цыпочках подошёл к двери и осторожно задвинул лёгкий шпингалет.
Впрочем, он тут же опомнился. Ему стало стыдно. Ведь там могут убить даму. И он, подпоручик Кошкин, потомственный дворянин обязан сделать всё, чтобы спасти её.
Кошкин вернулся к кровати, взял стоящую рядом тяжёлую, грубо сколоченную табуретку, поднял её над головой и снова решительно шагнул к двери.
Надо действовать! Сейчас он ворвётся в комнату, швырнёт табуретку в голову убийцы, обезоружит его и спасёт эту несчастную…
Выстрел прозвучал прежде, чем Кошкин успел открыть шпингалет. Тогда бывший подпоручик одним ударом ноги вышиб лёгкую досчатую дверь и пулей влетел в столовую.
В комнате никого не было.
Но Кошкин явственно слышал стон, который, казалось, ещё звучал в этой комнате. И словно заключительный аккорд только что разыгравшейся здесь трагедии, в комнате снова послышался короткий торжествующий смех мужчины.
Кошкин вздрогнул и быстро обернулся к буфету. Смех слышался именно с этой стороны. Неужели убийца спрятался в нижней, закрытой части буфета?
В ту же секунду Кошкин с силой пустил туда массивную табуретку. Фанерная дверка вломилась внутрь. Сверху посыпалась посуда.
Кошкин стоял посредине осколков посуды и дико озирался. Ему казалось, что он сходит с ума.
И тут он услышал спокойный голос, который доносился из какого-то красивого деревянного ящика, стоявшего на тумбочке возле буфета.
— Литературная передача окончена, — сказал голос. — Вы слушали радиопостановку по рассказу американского писателя Томаса Гардена…
Кулак Кошкина с силой опустился на полированную крышку ящика. Голос пискнул и оборвался.
Что там, в ящике?! Кошкин рванул на себя крышку, но она не поддавалась. Тогда Кошкин бросился во двор, схватил лежавший возле печи топор, вернулся в комнату и сорвал крышку топором. Внутри ящика были какие-то стеклянные штучки и перепутанные блестящие верёвочки.
Кошкин сунул туда руку. И вдруг что-то с силой отбросило его назад. Кошкин отлетел, опрокинув на себя подставку с фикусом, и упал на пол. Потом он быстро перевернулся на живот, стремительно отполз подальше от ящика, вскочил и, даже не стряхнув с себя землю, которой его осыпало из разбитого горшка фикуса, с ужасом уставился на ящик.
Что там?! Что за голоса, которые он слышал? Что за странное убийство, которое ему не удалось предотвратить? Где убийца и убитые? Где прячется та невидимая сила, которая ударила его, едва только он сунул руку в ящик и дотронулся до какой-то таинственной штучки?
Ужас охватил его. Он закричал и в панике выскочил во двор. Там тоже никого не было.
Где же люди? Где барышня и её родители? Не заодно ли они с этим доктором?
Но может, это вовсе и не барышня? Может, это сам дьявол в образе женщины, который намеренно завёз его в этот дом, полный страшных и непонятных явлений?
Кошкин больше уже ни о чём не думал. Голова его кружилась. Его охватило только одно желание — бежать! Бежать из этого проклятого дома, наполненного нечистой силой.
Поминутно оглядываясь, он вышел на дорогу и быстро зашагал в ту сторону, откуда его привезли.