Шли как-то Миша с Петей поздно ночью через темные чужие дворы (возвращались со дня рождения Димы – он родился аккурат 30 декабря), и повстречался им какой-то подозрительный старичок. Вроде всем хорош старичок – статен, хорошо одет, и даже старичком от него не пахнет (а ведь от большинства старичков слегка разит старичком, сами понимаете), но что-то с ним не так. Зыбкий какой-то, полупустой старичок – пальто на все пуговицы застегнуто, а меж пуговиц густой ветер свищет.

– Ты, Миша, вырастать не должен, ты вырастешь снобом и завистником, – перегородив друзьям дорогу, сообщил старичок. – То есть снобов и завистников, конечно, кругом навалом, но ты этими вот своими качествами много кому жизнь испоганишь. Будешь хитрым, ловким на язык, изворотливым, все у тебя будет получаться в ущерб другим, хорошим людям… Я, конечно, ничего изменить не могу, но толку в тебе, Миша, мало. Лучше бы тебя не рожали.

Старичок положил руку Мише на талию и вздохнул – кажется, он и правда был расстроен тем, что кто-то додумался родить Мишу. Миша вытаращил глаза и со страшным криком бросился бежать в ночь. Петя же стоял, не в силах ни бежать, ни разговаривать – он слыхал о таких старичках, ему мама рассказывала; ватные и какие-то совсем детские ноги, лет на пять его младше, ему не повиновались. Петя вспомнил, что такое бывает во сне – когда хочешь убежать от надвигающегося ужаса, ноги становятся тонкокостные, прозрачные, как этот вот мягкий старичковый живот, на них даже стоять не получается и земля под ногами тает, как мороженое.

– А тебе я подарю мороженое! – захихикал старичок. – За то, что ты вырастешь хорошим, добрым мальчиком, будешь слушать джаз и заниматься спортом и даже дважды спасешь кое-кому жизнь: один раз из реки вытянешь во время ледохода, другой раз искусственное дыхание сделаешь вовремя на трамвайной остановке. Держи мороженое, дружок! Ты – молодец!

После этого он тоже положил руку Пете на талию – но заулыбался от восторга. Петя так испугался, что не смог и пошевелиться. «Миша сильный мальчик, – думал он. – Действительно хитрый, ловкий, поганец – убежал и даже не позвонит небось моим родителям и не расскажет им про этого жуткого старика, чтобы выбежал папа с ножом и отрезал ему голову. А старик меня наверняка убьет, да еще и гадкое что-нибудь со мной сделает, это точно».

– А друг ваш Дима… – вдруг торжественно сказал старичок, подняв палец, – вырастет известным скрипачом!

Тут лицо старичка засветилось. По воздуху поплыла тихая, нежная мелодия – это ангелы играли на крошечных хрустальных скрипках. Откуда-то прилетел серебристый голубь с глубокими черными глазами и под тихий колокольный звон опустился старичку на плечо. Старичок достал из кармана мороженое «Лакомко».

– Можно я пойду, пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, я пойду домой, хорошо? – бормотал Петя. – Я не хочу мороженое, у меня хронический тонзиллит, спасибо, я пойду, ну пожалуйста… – Он извивался в цепких руках старичка, тонко струился змеистым, мягким от страха мальчишеским телом, покусывал старичку терпкие руки, пахнущие шоколадом и одеколоном.

– Хоть голубя, голубя возьми! – Старичок сунул в руки извивающемуся Пете сияющего, дымного голубя. Петя использовал этот жест как возможность наконец-то вырваться из самых страшных объятий в его жизни – прижал ошалевшего голубя к груди и побежал через двор зигзагами – его шатало и тошнило от ужаса.

Старичок же остался стоять на прежнем месте – он ел мороженое и о чем-то думал.

Ангелы продолжали играть тихую, грустную мелодию. Окна в домах горели приятным, семейным светом. Старичок откусывал большие куски от мороженого и слезящимися глазами смотрел в звездное зимнее небо; он сам не понимал, что на него нашло, но точно знал, что это было что-то наивысшего сорта.