Из степей на Раздоры грозно наплывала
татарская орда.
Гудела земля от топота копыт, шарахались птицы и звери от визга и воя наездников. Татары неслись к главному казачьему городу.
Миновав Перекоп, Джанибек повел тумены Муравским шляхом, но через триста верст он повернул войско направо и ступил на Калмиусскую сакму, где вскоре должны были начаться казачьи городки и станицы.
Но первое же донское становище оказалось пустым; в землянках не было даже древних стариков и старух. Тишиной и запустением встретили Джанибека и другие станицы.
«Худая примета, – подумал мурза. – У русы узнали о походе и предупредили Москву».
Однако особой тревоги не было: Москва – дело хана Казы-Гирея, ему же надлежало взять Раздоры.
Вначале татары шли осторожно; пряча тумены от казачьих степных разъездов, они крались по лощинам и оврагам, ночью не разводили огней и во все стороны рассылали ловких юртджи; но когда орде стали попадаться покинутые становища, Джанибек повел воцско в открытую.
На пятый день юртджи донесли:
– Раздоры близко, досточтимый мурза. Полдня пути – и войско будет у крепости.
Джанибек остановил тумены на отдых. Так было всегда: прежде чем приступать к бою, орда два-три дня восстанавливала силы. Так завещал великий Чингис-хан.
Проворные слуги принялись ставить походный шатер. Вскоре Джанибек восседал на высоко взбитых подушках и тянул кальян. На мурзе – белоснежная чалма из тончайшей ткани, усеянная жемчугом и алмазами, парчовый халат с широким золотым поясом, усыпанным самоцветами, красные сафьяновые сапоги с нарядной вязью.
Шатер увешан бухарскими коврами и дорогими струйчатыми материями. Окна шатра узкие, скупо пропускавшие свет, но в высоких медных светильниках ярко полыхают толстые свечи из бараньего сала.
Джанибек величав и спокоен, его не гнетут тяжкие думы. Он уверен: Раздорам не устоять против его войска. Азовский Ахмет-паша плывет по Танус большим огнестрельным нарядом. Скоро он присоединится к Джанибеку и ударит своими пушками по казачьей крепости. Мирзу и пашу ждет богатая добыча, у казаков всегда есть чем поживиться. Они награбили много добра, и теперь все оно в Раздорах.
По шатру забарабанил дождь. Джанибек сполз с подушек и раздвинул шелковый полог. Над ордой нависли низкие темные тучи. Но и ненастье не обеспокоило мурзу: степной дождь не долог, вскоре с Маныча придет ветер и унесет тучи за Тан.
В шатре стало прохладней.
– Принесите мангал, – приказал Джанибек слугам. Те кинулись к вьючным животным, а затем втащили в шатер походную жаровню на глинобитной подушке. Слуги раздули угли, раскалили мангал, и в шатре стало тепло.
– Достархан!- раздалось новое повеление Джани-бека.
На пиру мурза громко и хвастливо произнес:
– Сегодня – малый достархан, но не пройдет и семи лун, как мы будем сидеть за большим пиром. И прислуживать нам будут не эти черномазые рабы, а урусы-ка-зачки.
– Мы давно знаем тебя, несравненный Джанибек, – льстиво заговорил темник Бахты. – Ты великий воин. В сердце твоем нет страха. Мы помним твои походы на Валахию, Молдавию и Польшу. И всегда ты был удачлив, принося крымскому повелителю богатую добычу. Теперь перед тобой казаки. Им не уйти от карающего меча Джанибека!
– Не уйти! – закричал другой темник, грузный, заплывший жиром мурза Саип. – Мы перебьем их, как шелудивых собак! Великий аллах давно сердит на презренных иноверцев. Они угнали мои лучшие табуны и пограбили улус на Колчике. Я остался без ясыря и коней. Мои жены делят грязное ложе с урусами.
– Хорошо еще свою голову не потерял, – усмехнулся молодой тысяцкий Давлет. – До самого Перекопа бежал от казаков наш отважный мурза.
Глаза Саипа налились кровью, дебелая рука стиснула рукоять кривой сабли.
– Я потомок великого хана Батыя, и никто не смеет обвинить меня в трусости!
– Бату-хан никогда не показывал спину урусам, – вновь язвительно произнес Давлет.
Саип вскочил, бешено взвизгнул и выхватил из ножен саблю.
– Я убью тебя, собака!
Джанибек кивнул тургадурам и те, могучие и свирепые, закрутили руки темника за спину.
– Сядь, Саип, – спокойно сказал Джанибек. – Я позвал вас на достархан не для ругани. Каждый докажет свою удаль на поле брани, и тот, кто первым ворвется в Раздоры, будет удостоен особой милости Казы-Гирея. А сейчас пейте хорзу и любуйтесь моими плясуньями.
Джанибек хлопнул в ладоши, и рабы кинулись из шатра за наложницами. Явились трое: персиянка, гречанка и кахетинка. Все они были необычайно стройны и красивы. Большеглазые, юные, в легких прозрачных одеждах, они послушно встали возле Джанибека. Тот взмахнул рукой, и в шатре зазвучали зурны; плясуньи тотчас сорвались с места и с улыбкой начали свой танец; их гибкие, полуголые тела замелькали вокруг достархана.
Тысяцкие и темники пили, ели и похотливо пожирали глазами джанибековых наложниц.
Мурза довольно поглаживал короткую, подкрашенную хной бороду; его танцовщицы могли украсить любой гарем, сам турецкий султан не отказался бы от таких наложниц. В Раздорах Джанибек добудет новых ясырок. Казачки Тана – красивейшие в мире. Скорее бы взять этот дерзкий город.
Всех больше пил на достархане темник Саип. Он косо глядел на Давлета и осушал чашу за чашей. Когда же угощение кончилось, темник не смог подняться с ковра.
– Слаб ты, Саип, – усмехнулся Давлет. – Теперь тебе и сабли не вынуть.
Темник в ответ лишь что-то невнятно пробурчал и всем грузным, тяжелым телом распластался на ковре.
– Унесите мурзу, – приказал рабам Джанибек.
Когда все покинули шатер, Джанибек повернулся к
одному из своих тургадуров:
– Менгли ко мне.
То была одна из наложниц. Служанки-рабыни принялись обряжать Менгли для мурзамецкого ложа. Они раздели ее, расчесали черные густые волосы, промыли их в воде.
– Понравлюсь ли я господину? Нарядите меня в лучшие одежды, – ручейком журчала Менгли.
– Ты прекрасна. Господин будет доволен тобою, – сказали рабыни, вдевая в уши наложницы яркие рубиновые подвески.
Вскоре Менгли стояла у ложа. Тургадуры покинули шатер. Джанибек придирчиво осмотрел персиянку и ласково улыбнулся.
– Я подарю тебе в Раздорах маленького казачонка и много украшений.
Менгли распростерлась у ног мурзы.
– Спасибо, мой властелин.
– А теперь поднимись и пляши.
Джанибек опустился на ложе. Сейчас Менгли будет танцевать только для него. Он любил смотреть на ее извивающееся, полное страсти, тело. Как всегда, после танца, Джанибек накидывался на Менгли и срывал с нее прозрачные одежды.
Рано утром к шатру явился телохранитель Саипа.
– Мурза мертв, – бесстрастно произнес тургадур.
Пришлось нарушить покой Джанибека. Получив столь
неожиданную весть, Джанибек разгневанно спросил:
– Его зарезали?
– Нет, повелитель. Мурза Саип умер своей смертью.
– Опился хорзой? Я всегда говорил, что вино и наложницы источат его силы.
– Такова воля аллаха, – скрестив на груди руки, смиренно произнес Давлет.
– Ты прав, мурза. Для похода нужны джигиты, а Саип уподобился ленивому ишаку. Аллах наказал Саипа, – презрительно произнес Джанибек.
Саип был знатным воином, и хоронили его с почестями, по древнему монгольскому обычаю. Из каждого туме-на было выделено по шесть человек, которые с кирками пришли к мурзамецкому шатру и принялись рыть нишу. Могилу украсили коврами, устроили в ней пышное ложе. Нукеры и тургадуры принесли в усыпальницу оружие Саипа: золоченый шлем и серебристую кольчугу, кривой меч в дорогих ножнах с каменьями и круглый красный щит. Рабы Саипа положили вокруг ложа любимые вещи господина, поставили золотые и серебряные сосуды с винами и напитками.
Ровно в полдень печально запели зурны. Тумен Саипа упал на колени и принялся совершать намаз. Седобородые муллы ходили вокруг усыпальницы и, вскидывая руки над головой, просили аллаха принять «правоверного сына земли на священное небо».
Выли наложницы и рабыни, молились воины, протяжно и громко взывали к мусульманскому богу муллы. Стон и плач стоял над туменом.
Тургадуры вынесли Саипа из шатра и понесли в нишу. Вой и рев усилился, еще печальнее зазвенели зурны.
Джанибек, облачившись в траурную одежду, подошел к усыпальнице и приказал:
– Приведите молодого коня.
Нукеры тотчас привели белого жеребца с красным хвостом. Джанибек взял коня за узду и вытянул из ножен саблю.
– Правоверные! – громко воскликнул он. – Пусть горячая кровь не остынет в жилах темника Саипа!
Джанибек ударил саблей по конской шее. Жеребец рухнул на землю, из шеи хлынула темная кровь.
Джанибек наполнил чашу, выпил.
Вновь жалобно зазвенели зурны. Воины, закончив намаз, поднялись с земли и разошлись по своим юртам. Теперь ни один человек не мог подойти к усыпальнице Саипа; надо ждать полуночи.
Зарывали могилу, когда над степью покатилась луна. Усыпальницу окружили шаманы в лохматых шубах, увешанных звонкими колокольцами, цветными лентами и деревянными идолами. У каждого шамана – маленький, тугой бубен.
Почти до рассвета продолжалась их неистовая, колдовская пляска, а затем шаманы окропили могилу кровью убитого беркута и ушли в степь.
– Пора, джигиты! – воскликнул сидевший на коне Джанибек и, огрев жильной плетью молодого и сильного аргамака, помчался к усыпальнице. За ним, с воем и визгом, тронулась отборная сотня нукеров.
Джанибек проехал по могильному холму и тотчас повернул назад. То же сделали и нукеры.
Не прошло и часа, как могила сравнялась со степью, и теперь уже ничто не напоминало о месте погребения мурзы Саипа.
Через три дня татарская орда снялась со своих становищ и подошла к Дону.
Джанибек въехал на холм и оглядел Раздоры.
Казачья крепость стояла на правом берегу Дона и была рядом – в версте от Джанибека. Мурза уже знал от юртджи, что с трех сторон крепость огибал водяной ров, а четвертую – замкнул Дон.
«Урусы сметливы. Умеют ставить города. Придется лезть через водяное кольцо и тащить к стенам тараны и пушки», – подумал Джанибек.
Мурза съехал с холма и приказал собрать тысяцких и темников на курлутай.
– Мы у Раздор, – сказал он. – Готовы ли темники взять крепость урусов? Говори, Давлет.
Джанибек вперил острые волчьи глаза в могучего желтолицего темника в малиновом чекмене. Еще вчера он был тысяцким, сегодня же Джанибек поставил его на место Саипа. Он был из знатного рода Гиреев – молодой, отважный и горячий.
– Мои воины рвутся в бой, мурза. Никакие преграды не остановят моих славных джигитов. Прикажи – и тумен сегодня же возьмет город неверных! – воинственно и гордо прокричал Давлет.
– А ты что скажешь, Бахты? Удастся ли нам с ходу взять крепость урусов?
– С ходу городов не берут. И ты это знаешь, несравненный Джанибек. Волка не сразу вынимают из капкана. Зверя вначале надо обложить, – с улыбкой поглядывая на Давлета, произнес Бахты.
– Воинам нужна добыча, они не хотят топтаться у стен иноверцев, – недовольно сказал Давлет.
– Враг силен и хитер, и никто не умеет защищать крепости, как урусы. Они бьются до последнего воина. На стенах сражаются женщины и дети, – проговорил Бахты.
– Что же ты предлагаешь, темник? – качнувшись на шелковых подушках, спросил Джанибек.
– То же самое, что всегда делаешь ты, наихрабрейший мурза. Ты умеешь брать города. Тебе покорились крепости Валахии и Буковины, – польстил Бахты. Все последние месяцы он восхвалял военачальника Джанибека.
«Хан Казы-Гирей не вечен, – размышлял темник. – И может настать такой день, когда бахчисарайский трон опустеет. Казы-Гирей не пользуется милостью султана Магомета. Последние походы хана были неудачны. Он не пополнил султанскую казну ни золотом, ни богатым ясы-рем. А если и этот набег не принесет Казы-Гирею удачи, то его отправят к аллаху. Люди султана хорошо пользуются ядом и кинжалом. Ханский трон займет мурза Джанибек, а я буду его визирем. А там, глядишь, и Джанибек не угодит султану».
– Я верю в искусного предводителя Джанибека. Все, что он прикажет, принесет нам победу! – громко воскликнул Бахты.
Старшие военачальники поспешили поддержать темника:
– И мы верим!
– Приказывай, Джанибек.
Мурза благосклонно обласкал глазами Бахты и властно, сцепив короткими жесткими пальцами рукоять меча, проговорил:
– Раздоры угрожают нашему ханству и турецкому Азову. Дерзкие гяуры1 пришли в степь, но им никогда не владеть Диким Полем. Степь – колыбель татар. Тан, звери и птицы должны принадлежать Бахчисараю. Раздоры – хищный тигр, но ему больше не рыскать по нашим кочевьям. Мы убьем хищного зверя! Сейчас я подниму воинов и окружу Раздоры. Тумен Давлета перейдет Тан и будет осаждать крепость с реки.
– Я готов, Джанибек! Я перейду Тан и прикажу моим воинам лезть на крепость! – вскочил с мягкой сафьяновой подушки темник.
– Не спеши, Давлет. Сегодня ни один из воинов не полезет на крепость, – охладил пыл темника Джанибек.
– Но почему, мурза?
– Одними таранами Раздор не взять. Надо ждать пашу Ахмета. Он везет по Тану пушки. Юртджи донесли, что паша завтра будет здесь. Потерпи, мой славный Давлет. Не пройдет и ночи, как мы обрушимся на презренных гяуров.
Джанибек резко поднялся, показывая тем самым, что совет военачальников закончен.
– На Раздоры, джигиты!
В тот же час тумен Бахты и войско турецких янычар обложили казачью крепость со стороны Раздорского шляха.
Тумен Давлета начал перебираться на противоположную сторону Дона. Ордынцы набивали кожаные мешки походной пищей, оружием и одеждой, а затем привязывали их к конским хвостам и тянули лошадей в воду. Ухватившись за густую, длинную гриву, воины плыли рядом с конями.
К полудню Раздоры оказались в ордынском кольце.