Впервые за долгие годы ходил Афоня Шмоток понурый. Жалел Иванку, вздыхал. Пропадет парень, не видать ему больше белого света.
На вечерней заре приехали с Воронцова поля ратники с Якушкой – усталые, хмурые, неразговорчивые.
Якушка, спрыгнув с коня, сразу же пошел в холопий подклет и напустился на Афоню. Бобыль, ничего не скрывая, рассказал о случившейся беде.
Якушка в сердцах замахнулся на Афоню плетью, но не ударил и расстроенный побрел в княжьи хоромы. Сожалея, подумал: «Хорошего ратника лишились. Крепкий был удалец».
А вскоре на княжий двор прибыли из села Богородского трое дворовых людей от приказчика Калистрата. Ратники обрадованно загалдели, стали выспрашивать односельчан о новостях, житье-бытье.
Дворовые почему-то отвечали неохотно и все поглядывали на Афоню, который отрешенно забился в угол подклета.
Когда мужики потянулись на ужин, холопы подошли к бобылю.
– Есть разговор к тебе, Афанасий.
– Говорите, ребятушки.
– Здесь нельзя. Айда за ворота.
Вышли за деревянный тын. И сразу же, не дав опомниться бобылю, холопы накинулись на Афоню и принялись вязать веревками. Шмоток забрыкался, отчаянно забранился. В шуме не заметили, как к воротам подъехал верхом на копе князь Телятевский, окруженный десятком челядинцев с горящими факелами.
– Что за брань? – резко спросил Телятевский.
Холопы, узнав князя, отпустили Афоню, оробели.
Услышав шум, из ворот выскочил и Якушка.
– Чего рты разинули? Отвечайте!
Дворовые низко поклонились, растерянно переглянулись меж собой. Наконец один из них выступил вперед и вымолвил:
– Велено нам, батюшка князь, мужика Афоньку к приказчику Калистрату вернуть.
– Отчего так?
– О том нам неведомо, батюшка Андрей Андреевич.
Князь недовольно взглянул на Якушку, спросил:
– Ты Афоньку в ратники брал?
– Я, князь. Приказчик Калистрат отпустил его с миром. Бобыль он безлошадный. А я его в дороге к табуну приставил.
Телятевский тронул коня и бросил на ходу:
– Таких замухрышек в ратники не берут. Его место у меня на конюшне. А холопов обратно к Калистрату спровадь.
– Все ли готово к смотру? – спросил Телятевский Якушку.
– Не подкачаем, князь. Людишки обучены. Царь бу дет доволен.
– Добро. Ступай к дворецкому. Накажи, чтоб новые кафтаны к смотру ратникам подобрал.
Якушка замялся в дверях.
– Ну, чего еще?
– Ночью челядинцы боярина Бориса Федоровича Годунова привели в подклет Ивашку Болотникова. Не знаю, что делать с парнем.
Андрей Андреевич поднялся из-за стола, подошел к поставцу, раздумчиво налил из ендовы фряжского вина в серебряный кубок и неторополиво выпил. Неожиданно для Якушки решил:
– Сего молодца накормить, выдать кафтан новый и доспех ратный. На смотре быть ему в моем первом десятке.
Якушка остался доволен княжьим ответом. Вышел в сени, улыбнулся, сдвинул колпак на затылок. Ну и чудной же князь! Сроду его не поймешь: то гневен, то милостями сыплет. Опять повезло Ивашке.
А князь, оставшись один, вновь уселся за стол и углубился в хозяйские расчеты. От приказчика Гордея давно нет вестей. Не напали ли на хлебный обоз лихие люди? А может, монахи обворовали, прикрываясь христовым именем? Теперь никому нет веры.
Андрей Андреевич взялся за гусиное перо и принялся выводить мелким кудреватым почерком цифирь за цифирью. Думал. На Москве хлеб подорожал. Самая пора последнюю житницу открыть. Жаль, Гордейка далеко. Он на эти дела горазд. Мигом все распродаст и в барыше останется…
Снизу, со двора, через распахнутое оконце громко раздалось:
– Эгей, Тимошка! Сыщи-ка мне Болотникова. Куда он опять запропастился?
Телятевский отбросил перо. Вспомнил боярский Совет, всклоченную редкую бороденку низкорослого Василия Шуйского с хитрыми и пронырливыми белесыми глазами. Шуйский, опираясь обеими руками на рогатый посох, доказывал царю и Думе, что хана Казы-Гирея надлежит задобрить богатыми подарками. Крымский хан до посуловжаден. Смягчится и басурманскую рать в степи отведет. Князь Шуйский говорил также, чтобы Новгородское войско к Москве на подмогу не посылать: шведский король Иоанн вот-вот нападет на порубежные северные земли.
Опытный воевода Мстиславский высказывал другое. Богатыми дарами татар не прельстишь, не остановишь. Войско следует слить воедино, в один кулак. Стянуть все рати спешно под Москву и ударить первыми по хану. Шведский король Иоанн после разгрома под Нарвой и уступки порубежных крепостей Яма, Иван-города и Ко-порья не посмеет вторгнуться на Русь без помощи Литвы и Полыни, которые заключили дружественный союз с русским государем.
Доводы Мстиславского поддержали Борис Годунов, оружничийбоярин Богдан Бельский, князь Тимофёй Трубецкой…
Андрей Андреевич, закрыв обтянутую красным бархатом толстую книгу с золотыми застежками, снова отпил из кубка и недобро подумал о Шуйском. Хитрит князь, козни плетет неустанно, к власти рвется. Что ему Русь? Родной матери в угоду басурманину не пожалеет, черная душа. И всюду свой нос сует, пакостник. Вот и Кирьяк его человеком оказался.
…В тот день по дороге в Кремль один из холопов напомнил Телятевскому:
– Прости, батюшка князь. О Кирьяке, про которого мужик Афонька толковал, я много наслышан.
– А мне до него дела нет, – отрезал Телятевский.
Но челядинец, на свой риск, решил все же продолжить:
– Человек этот многие годы ходил в приказчиках у князя Василия Шуйского.
Телятевский остановился.
– Отчего раньше молчал, холоп?
Челядинец виновато развел руками.
«Не бывать тому, чтобы людишки Шуйского моих крестьян на дыбу вешали. Не бывать!» – негодовал Телятевский, подъезжая к государеву Кремлю.
После боярского Совета князь сразу же направился к Борису Годунову…
В дверь постучали. Вошел дворецкий Пафнутий, сгибаясь в низком поклоне.
– От приказчика Гордея человек, батюшка князь.
– Впускай немедля.
В покои вошел рослый молодец в разодранном суконном кафтане. Лицо усталое, болезненное. Глаза лихорадочно горят.
«Знать, беда приключилась», – в тревоге подумал Андрей Андреевич и подошел вплотную к изможденному гонцу.
– С добром или худом?
Холоп истово перекрестился на киот с божницей и повалился на колени.
«Так и есть – пропал хлеб», – меняясь в лице, решил князь и рывком поднял гонца на ноги.
– С добром, князь, – наконец выдавил из себя холоп. – Велел приказчик Гордей сказать, что весь хлебушек распродан в Вологде по двадцати три алтына за четверть. Дня через три приказчик в Москве будет.
Телятевский выпустил из рук гонца и с довольной улыбкой опустился в кресло. Слава богу! Ох и пронырлив Гордейка. По самой высокой цене хлеб распродал. Придется наградить достойно за радение.
Андрей Андреевич внимательно глянул на холопа, спросил:
– Отчего сам невесел? Или хворь одолела? Да и кафтан весь изодран.
– По дороге в Москву разбойные люди на меня под Ярославлем напали. Коня свели, платье порвали да полтину денег отобрали. Едва отбился от ватажки. А тут еще лихоманка замаяла.
– Плохо отбивался, ежели без коня и денег остался, – промолвил князь.
Однако за добрые вести гонцов кнутом не жалуют. Спросил миролюбиво:
– Чьи шишитебя повстречали?
– Атаманом у них Федька Берсень. Лихой бродяга. Сам-то он из пашенных мужиков князя Шуйского. А вот в ватажке его разбойной и наши беглые крестьяне очутились.
Андрей Андреевич нахмурился. Хотел было что-то резко высказать гонцу, но передумал и махнул рукой.
– Ступай на двор. Покличь мне Якушку.