Около недели посошные люди еще жили в княжьей усадьбе. Чтобы мужики без дела не слонялись по двору, Андрей Андреевич заставил их в холопьем подклете мять кожи, чинить хомуты, плести лапти для многочисленной дворни.
Сам князь был добродушен, приветлив, кормил страдников вволю.
– После удачливого похода господин наш всегда таков, – пояснил мужикам Якушка, который ходил с перевязанной щекой, пряча под тряпицей кровоточащий сабельный шрам.
Из сорока ратных мужиков с поля брани вернулись только три десятка.
Павших воинов хоронили с великими почестями в общей братской могиле. На панихиде был сам государь Федор Иванович, святейший патриарх Иов, царев правитель Борис Годунов, князья, бояре, Москва посадская.
Царь плакал, много и усердно молился и оказал большие милости победившему воинству. Пожаловал великий государь ближнему боярину конюшему Борису Годунову шубу со своего плеча, цепь золотую, три города и титул Слугида золотой сосуд Мамаевский.
Воевода Федор Иванович Мстиславский получил также шубу с царских плеч, кубок с золотою чаркой и пригород Кашин с уездом.
Остальные князья, бояре, дворяне, дети боярскиеи другие служилые люди были пожалованы государем всея Руси вотчинами, поместьями, деньгами и дорогими подарками.
Всю неделю пировала Москва боярская в государевой Грановитой палате.
Посошные люди князя Телятевского получили за ратную службу от царева имени по два рубля.
Мужики всей гурьбой потянулись в кабак на Варварку, до полуночи пили за ратные успехи, поминали павших, опьянев, горланили песни.
Однако на другой же день князь Телятевский посадил крестьян вновь за изделье. Мужики томились княжьей работой и рвались домой в деревеньки.
– Середина июля, братцы. Скоро зажинки на нивах зачинать. Басурман побили – пора и по избам вертаться.
Вечером крестьяне повалились спать, а Иванка с Афоней вышли из подклета, опустились на завалинку, заговорили вполголоса.
– В село тебе нельзя возвращаться Афоня. Заподозрил тебя приказчик. Видно, Авдотья рассказала Калистрату, как ты к ней в избу наведался.
– Сам о том все дни думаю, парень. Одначе не впервой мне в такие передряги попадать. Выкручусь.
– Калистрат – мужик дотошный. Может пытку учинить. Выдюжишь ли?
– Выдюжу, Иванка. Хоть помирать придется, но и словом не обмолвлюсь. Я мужик терпкий. А может, еще и обойдется.
– Добро бы так, Афоня.
– Сам-то как на село пойдешь? Тебя, вон, князь в свою оружную челядь приписал. Стремянным при себе определил.
– Сбегу из усадьбы, друже. Мое дело землю пахать. Пускай князя другие холопы оберегают.
Через три дня государь всея Руси Федор Иванович повелел рать распускать.
Князь Телятевский собрал мужиков на дворе и произнес:
– Святой Руси вы отменно послужили. Теперь ступайте в вотчину хлеба убирать. После Ильина дня приступайте к жатве на моей ниве. Управитесь к бабьему лету – доброго вина поставлю да на зиму лес разрешу валить. Езжайте с богом.
Иванка прощался с Афоней за тыпом.
– Передай отцу, что скоро в селе буду. О Гнедке пусть не горюет.
– Жаль мне тебя, Иванка. Поедем в село с нами.
– Нельзя, Афоня. Князь и слушать не хочет. Ежели сейчас поеду – вернет и па цепь посадит. Попытаюсь добром отпроситься. А ежели чего – сбегу.
На второй день Иванка снова заявился в Телятевскому.
– Не рожден я холопом быть, князь. Отпусти меня из своей дружины.
Андрей Андреевич не привык дважды по одному делу разговаривать, потому проронил сердито:
– Мне такие молодцы нужны. Нешто тебе соха не наскучила? Будешь возле меня жить. Такова моя воля.
Тогда Болотников решил пойти на хитрость.
– Дозволь, князь, хоть отца навестить. Без коня батя остался. Тяжело ему страду без Гнедка справлять. Отдам ему своего коня и в твои хоромы вернусь.
Телятевский призадумался. Упрям и дерзок новый холоп. Но воин отменный.
Не отвечая на просьбу Болотникова, звякнул колокольцем. В покои вошел Якушка.
Поездку твою в вотчину отменяю. К приказчику
Иванку с грамоткой снаряжу. Передашь Калистрату мою
волю. Через пять дней, Ивашка, здесь будь. Коня себе на обратный путь в Богородском на конюшне выберешь. О том в грамотке отпишу. Скачи, холоп…