Болотников отыскал приказчика на дальних княжьих покосах, где вотчинные бобыли ставили в лугах стога.

Прошлым летом Калистрат Егорыч недосмотрел за косцами. Стога сметали мужики плохо, гнетом не стянули, макушки не причесали и ничем не прикрыли. А тут по осени дожди зачастили. Почитай, половину сгноили сена. Потому приказчик нонче сам за бобылями присматривал.

Иванка спрыгнул с коня и не спеша подошел к Калистрату. Произнес холодно, без всякого поклона, чем немало удивил и Мокея и бобылей притихших:

– Есть к тебе дело, приказчик.

Мокей выступил вперед, прикрикнул, поднимая кнут:

– Забылся, Ивашка. Докладывай по чину, а не то!..

Болотников зло сверкнул на челядиица глазами:

– Не стращай. Отойди в сторонку.

Мокей ошалело заморгал диковатыми глазами, а Калистрат Егорыч, утирая шапкой вспотевшую на солнце лысину, заворчал сердито:

– Ты чегой-то дерзишь, сердешный. Прикажу тебя батогами бить за непочтение.

– Ох, любишь ты, когда перед тобой спину ломают, приказчик. Только батоги теперь забудь. Покуда я княжий стремянной и прислан к тебе Телятевским с грамотой, – припугнул Калистрата Иванка.

– Вон оно как, сердешный. Выходит, при князе нонче служишь, – с досадой крякнул Калистрат Егорыч.

Иванка вытянул из-за пазухи бумажный столбец и передал приказчику княжий наказ.

– Так-так, сердешный. Повеление батюшки Андрея Андреевича сполню, – вымолвил Калистрат Егорыч и напустился на бобылей:

– Чего рты разинули. Вершите стога, окаянные!

Бобыли взялись за вилы и потянулись к копнам. Иванка, не обращая внимания на озадаченных приказчика и

Мокея, подошел к стогу, задорно крикнул стоящему наверху:

– А ну, принимай сенцо, Потапыч!

– Енто можно. Эких работничков – да побольше. Как с басурманами управились, Иванка?

– Побили поганых, Потапыч. Прытко от нас бежали, только лысые затылки сверкали, – весело проговорил Иванка, вскидывая на стог большую охапку сена.

Бобыли подтаскивали сено к стогу, а Болотников, стосковавшись по крестьянской работе, скинув суконный кафтан на пожню, один успевал подавать Потапычу. Да все покрикивал:

– Ходи веселей, борода!

Через полчаса Потапыч совсем запарился. Отдуваясь, уселся на вершине стога, свесив вниз длинные ноги в об-лезных лаптях.

– Уморил ты меня, парень. Дай передохнуть малость.

– Отдыхай, Потапыч. А я к отцу поскачу. Он нонче тоже стога вершит.

••••••••••••••••••••

Оставив за старшего Потапыча и строго-настрого предупредив бобылей, чтобы княжыо работу выполняли споро и с толком, Калистрат Егорыч поспешил с Мокеем в Богородское.

– Забыл спросить у смутьяна, вернулся ли Афоня Шмоток. Поди, в бега подался, лиходей, – сердито проговорил приказчик, выехав на проселочную дорогу.

Приехав в свою просторную в два яруса избу, Калистрат Егорыч, не мешкая, снарядил Мокея с двумя дворовыми за бобылем.

Но вернулись челядинцы без Афони.

– Нету Шмотка дома. Баба его сказывала, что в лес за малиной подался.

Калистрат Егорыч затопал на дворовых ногами.

– Бегите в лес, дурни! Ищите Афоньку.

Приказчик еще долго сновал по двору, плевался, громко бранился, пока не вспомнил про княжыо грамоту. Писал в ней Андрей Андреевич, что по указу великого государя всея Руси Федора Ивановича надлежит на крестьян новая ратная повинность. На пополнение оскудевшей за войну казны царь повелел собирать денежный оброк – по полтине с каждого лошадного двора и по десять алтын с бобыльского. В своей грамотке князь отписал также, чтобы оброчные деньги Калистрат выслал с Мамоном к первому Спасу.

Калистрат Егорыч присел на крыльцо и стал размышлять. Мужики нонче уж больно прижимисты. Намедни на себя едва по десятку яиц со двора собрал. Сколь шуму было. А тут деньги немалые.

Сказал Мокею:

– После косовицы собирай сход. С мужиками буду толковать.