Невеста, крупная прыщеватая девка с подозрительно выпуклым животом, поворачивается перед зеркалом и оправляет наряд. Возле неё хлопочут мать и двое подружек, то одёргивая, то пришпиливая что-нибудь. В комнату, где собирается невеста, более никого не впускают. Жених и гости, коих набралось уже около тридцати, толпятся в узкой прихожей, отчего прихожая напоминает автобус в час-пик. Входная дверь распахнута. И те, кому не удалось втиснуться в прихожую, подпирают стены на лестнице. Все ожидают выхода невесты.
Каждый из приглашённых считает своим долгом вслух делиться личным опытом в деле проведения свадебных мероприятий. Говорят все одновременно, и потому в квартире и на лестнице шум стоит невообразимый.
- Где свидетели? Уже одиннадцать… Позвоните там кто-нибудь свидетелям, пусть поторопятся, - кричит из своей комнаты невеста.
- Ничего, Нюся, не волнуйся, - успокаивает её мать, тихая, маленькая женщина с каким-то безжизненным лицом. – Живут они рядом, а регистрация только в двенадцать.
- А выкуп невесты?! – гремит Нюся. – Без свидетелей не начинают выкупа… Тётя Вера… Тётя Вера…
Готовая служить, тётя Вера просовывает в дверь свою большую в очках голову и вопросительно оглядывает всех присутствующих.
- Тётя Вера, возьми у Валерки телефон… Валерка, дай тёте Вере телефон… И позвони свидетелям…
Голова тёти Веры исчезает.
Но звонить не приходится – свидетели сами являются. Завидев их, гости один за другим стихают и принимаются рассматривать вновь прибывших. Но молчание длится недолго. Свидетельницу проталкивают в комнату невесты, свидетель мешается с толпой. Шум возобновляется.
- А попозже не могли?! – Нюся смотрит на свидетельницу с таким выражением, как будто случилось страшное.
Свидетельница пытается оправдаться, но Нюся непреклонна:
- А выкуп невесты?! Без свидетелей не начинают выкупа!..
Мать невесты и двое подружек, бывших в комнате, молчат, ехидно улыбаются и с неудовольствием изучают длинную шубу свидетельницы.
Свидетельница же в свою очередь разглядывает невесту. Ей не нравится ни обилие краски на лице Нюси, ни нейлоновая фата, так не идущая к её животу, ни россыпь фальшивых бриллиантов на руках и на шее, ни набитые ватой банты, пущенные по подолу платья. Но чтобы хоть как-то задобрить Нюсю, она закатывает глаза, всплёскивает руками, выражая таким образом своё восхищение перед Нюсиной красотой.
Нюся смягчается.
- Давайте! – кричит она, поглаживая свой живот. – Выкупайте невесту!
Дверь в комнату тотчас распахивается, и на пороге возникает толстая тётя Вера. Она сдерживает напирающих гостей, среди которых мелькает красное и взволнованное лицо жениха.
В руках у тёти Веры чья-то шапка-ушанка. Тётя Вера держит шапку вверх дном и, неизвестно к кому обращаясь, нараспев говорит:
- У нас товар, у вас купец!
- Давайте быстрей! В ЗАГС опоздаем! – кричит жених.
- Чего стоишь? Денег требуй! – толкает Нюся свидетельницу.
Та вздыхает и присоединяется к тёте Вере.
В шапку сыплется мелочь и конфеты, кто-то суёт бутылку водки. Свидетель ухарски бросает пятьсот рублей. Жест этот встречается восторгом и одобрительными возгласами.
- Вау! – визжит невеста
- Нюся! Ну в ЗАГС же опоздаем! - кричит жених и, задрав руки, бьёт себя правым указательным пальцем по левому запястью…
Выкуп состоялся. Нюся, правда, ещё с удовольствием поторговалась бы, но все торопят, и она вынуждена прекратить торги.
- Подай букет и полушубок! - велит Нюся свидетельнице. Та набрасывает ей на плечи лисий полушубок, выпрастывает фату, вкладывает в руку цветы, стянутые у основания пластиковым наконечником - "микрофоном", - и вот вся свита во главе с невестой уже устремляется к выходу, как вдруг Нюся спохватывается:
- Отец!.. Где отец!.. - Из дома невесту должен отец выводить!..
- Кузьма Егорыч! Где вы? - зовут гости и крутят головами так, будто Кузьма Егорыч закатился под стол.
Наконец кто-то находит и приводит Кузьму Егорыча, коренастого и подвижного мужичка с испуганным лицом.
- Ты что? - набрасывается на него Нюся. - Весь вечер тебя учила: ты-и до-олжен выводи-ить неве-есту! А ты где шляешься?.. Давай выводи - в ЗАГС опаздываем!
Кузьма Егорыч, понятия не имеющий, как следует выводить невест, оттопыривает локоток, Нюся цепляется, и оба они, преисполненные важности, ни на кого не глядя, шествуют сквозь толпу расступившихся гостей.
Все умолкают. По лицам разливается умиление. Кто-то всхлипывает…
На улице, несмотря на календарную весну, валит снег. Точно распороли в небесах пуховую подушку и высыпали содержимое на землю.
У подъезда курят какие-то простоволосые молодые люди. Втянув головы в плечи, они пожимаются - снег падает им за воротники.
Чуть поодаль сбились в стайку местные жительницы.
- Ктой-то женится? - спрашивает старушка в шаровидной меховой шапке у старушки в пуховом платке.
- Нюрка, кажись. Из сто двадцатой, - кивает Платок.
- Скажи-ка! - удивляется Шапка. - Нашла-таки дурака…
Из мрака подъезда показывается Кузьма Егорыч с Нюсей, за ними - свидетель со свидетельницей, и далее - толпа гостей с затерявшимся в ней женихом.
Едва оказавшись на улице, процессия разделяется - Кузьма Егорыч, оставив Нюсю, а с ним ещё несколько человек опрометью бросаются к сгрудившимся в сторонке автомобилям.
На капотах болтаются куклы, цветные ленты и воздушные шары. На крышах установлены перекрещивающиеся кольца. Шары уж сдулись и, чуть живые, безрадостно дрожат, как в лихорадке. Лица кукол сокрыты слоем снега.
- Весь модельный ряд ВАЗа! - с гордостью замечает Нюся.
И действительно: "шестёрка", "семёрка", "восьмёрка", "девятка" и "пятнашка" - таков эскорт невесты.
Нюся с женихом садятся к Кузьме Егорычу в "семёрку". К ним присоединяются подружки, что помогали Нюсе одеваться. Свидетельница идёт к машине, где за рулём свидетель. Туда же проникают тётя Вера и ещё две какие-то тёти.
Желающих ехать в ЗАГС, что на соседней улице, оказывается больше, чем посадочных мест. И между гостями завязывается спор, кому сопровождать невесту, а кому отправляться в ресторан на специальном автобусе.
Но вот спор разрешается, и те, кому посчастливилось ехать, рассаживаются. Первая машина, выпустив струю чёрного зловонного дыма, трогается с места. Но тут из "пятнашки", пристроившейся в арьергарде, выскакивает белобрысый молодой человек и, размахивая руками, кричит:
- Стойте! Стойте! Остановитесь!
Кузьма Егорыч со страху ударяет по тормозам, и Нюся, приоткрыв дверцу, вопиёт:
- Чего, Владик!
Увязая в снегу, Владик бежит по направлению к "семёрке" и продолжает размахивать руками.
- Стойте! Неправильно сели!
Подбежав, он объясняет, что невеста со свидетельницей должны следовать в головной машине. Жених со свидетелем - во второй. Остальные же рассаживаются по своему усмотрению.
Нюся с благодарностью и нежностью смотрит на Владика, ресницы которого от налипшего снега кажутся совсем белыми.
- Спасибо, Владик!.. Никто ведь не вспомнил…
Жених незамедлительно изгоняется, и на его место призывается свидетельница. И только после этого машины одна за другой выезжают со двора. Сперва выезжает Кузьма Егорыч с Нюсей, после - свидетель с женихом. Далее - в случайном порядке. Едут медленно и, что есть силы, сигналят. Любопытные прохожие останавливаются и провожают кортеж глазами.
Минут через семь прибывают в ЗАГС. В ЗАГСе их встречает высокая дама в длинном лиловом платье. У дамы такое выражение лица, будто она знает нечто чрезвычайно пикантное. Знает, но предпочитает помалкивать.
Под хорошо знакомые всем звуки дама вводит процессию в залу.
- Анна и Валерий!.. - провозглашает служительница Гименея, когда марш умолкает.
Наступает тишина. Слышно только, как щёлкают затворы фотоаппаратов.
- Сегодня не-за-бы-ва-а-емый, не-пов-то-ри-и-мый день в вашей жизни! Вы пришли, чтобы соединить свои судьбы и пройти вместе по жизненному пути!.. Я от всего сердца желаю, чтобы семья ваша была счастливой и благополучной. Счастья вашему дому!.. Перед регистрацией брака прошу ответить вас, является ли ваше желание стать супругами взаимным и свободным. Прошу ответить вас, невеста…
- Да! - грохочет Нюся.
- Ваш ответ, жених…
- Да, - вздыхает тот.
- В соответствии с семейным кодексом Российской Федерации, а также по вашему взаимному решению и согласию, объявляю вас мужем и женой!..
Речь игривой дамы производит на собравшихся потрясающее впечатление. Невеста смахивает слезу, жених тоскливо вздыхает и устремляет взгляд свой в окно, точно там навеки остались его свобода и беспечная жизнь. В задних рядах слышится всхлипывание. Это бабушка жениха, златозубая старушка с волосами, окрашенными не то хной, не то луковой кожурой, не в силах больше сдерживать рыдания. Ей вторят ещё две никому не известные старушки.
Потом новобрачные обмениваются кольцами, потом вместе со свидетелями расписываются в "амбарной" книге, потом воздух оглашается поздравлениями, поцелуями и пожеланиями. А потом, уже на улице, откуда-то сами собой появляются шампанское, пластиковые стаканы и шоколадные конфеты.
Кто-то бросает "Горько!", новобрачные целуются, все довольны, все кричат "Вау!"
Но вот шампанское допито, конфеты съедены - перед процессией встаёт вопрос: посещением какого памятного места освятить сей знаменательный день. Приоритеты выстраиваются следующим образом: к монастырю, к вечному огню, к противотанковым ежам, а на десерт - загородная прогулка, цель которой - деревянная, в полный рост, фигура лося, что на границе двух лесничеств.
Решают не терять даром времени и тотчас после проработки маршрута отправляются в путь. И ни снегопад, ни усиливающийся холодный ветер не в силах помешать их планам!..
Часам к пяти в ресторане, бывшем некогда столовой завода скобяных изделий, напряжение накаляется до предела. Молодых ждали к четырём, но они уже на час задерживаются. Не случилось ли чего?
В каждом окне, как пришпиленная, торчит чья-нибудь физиономия. Всяк хочет увидеть первым и сообщить остальным. И вот наконец какой-то детский голос оглашает:
- Едут! Едут!
И тотчас другие голоса подхватывают:
- Едут! Точно! Вот они!
Проведшие в томительнейшем ожидании около часа, собравшиеся теряются и начинают метаться. Всё падает из рук, предметы исчезают, порядок рушится.
- Где хлеб-соль?
- Да здесь же был!
- А рушник? Куда делся рушник?
- На стуле только что висел!
- Фёдор Тихоныч! Икону возьмите!
Фёдор Тихоныч, отец жениха, нимало не смущаясь своей неосведомлённостью в вопросах богословия и иконописи, овладевает иконой. При этом неизвестный святой в его руках переворачивается вниз головой. Но впопыхах этого никто не замечает. Супруга Фёдор Тихоныча хватает рушник, а Нюсина мать поверх него укладывает хлеб-соль. И так, впереди толпы гостей, втроём они встречают молодых, возглавляющих другую толпу. Встреча происходит в фойе бывшей столовой.
- Хлеб да соль молодым! - нараспев говорит новоиспечённая свекровь и кланяется вошедшим.
Фёдор Тихоныч с запозданием следует её примеру. Когда они разгибаются, молодые подходят ближе и по очереди, сначала Нюся, потом Валерка, целуют неизвестного святого. Дальше, по обычаю, они кусают каравай. Каждый, разверзнув безобразно челюсти, старается отхватить кусок побольше, ибо от этого зависит первенство в их союзе.
Во всё это время свидетельница с фотоаппаратом в руках прыгает вокруг на тонких ножках и, подгибая колени на манер заправского папараци, фиксирует каждый миг.
И снова воздух оглашается поздравлениями, поцелуями и пожеланиями…
Свидетельница вручает Нюсе свой подарок - наручные часы. Подарок Нюсе нравится, тем более что она сама его заказывала, и тотчас на запястье у неё щёлкает стальной замок.
Пока часы ощупывают другие Нюсины подружки, белобрысый Владик отзывает свидетельницу в сторону и, заглядывая ей в глаза, таинственно вопрошает:
- Ты что, уходить собираешься? Это нельзя… Свидетели до конца должны…
- С чего ты взял? Не собираюсь я уходить…
- А зачем подарок подарила? - не унимается строгий Владик.
- То есть как "зачем"?
- Подарки принято дарить позже. Свидетели ходют с подносом, а гости ложут подарки.
А водители меж тем решают, как быть с машинами.
- Что ж это, - всплёскивает руками Кузьма Егорыч, - я у дочки единственной на свадьбе за здоровье не выпью?!
Остальные четверо водителей призывают Кузьму Егорыча воздержаться сегодня от спиртного - все устали и проголодались. Но Кузьма Егорыч непреклонен. К отцу присоединяется Нюся:
- Свидетелю грех не выпить за молодых! - кричит она.
Позже выясняется, что тяжкий грех ляжет на души и остальных трёх водителей, если только они откажутся поклониться сегодня зелёному змию. Страшась греха, водители решают отогнать машины на стоянку, а обратно вернуться на такси. С тем и удаляются.
В ожидании их возвращения гости и виновники торжества перемещаются в единственный обеденный зал. Здесь уже накрыты столы, устроенные в виде буквы "П".
Белые скатерти, тесные ряды бутылок, яркие пятна овощей и матовый блеск майонеза в салатах возбуждают всеобщий аппетит. Кое-кто уже поговаривает о том, что неплохо бы начинать.
- Дождёмся наших водителей! - пищит свидетельница, которой не улыбается управлять застольем в одиночестве.
Чтобы занять себя, гости принимаются чинно прогуливаться вдоль столов, искоса поглядывая на красные куски сёмги и розовую в белую крапинку колбасу. Но долго так продолжаться не может. Проходит полчаса, и гости, не евшие ничего со вчерашнего вечера, начинают роптать. Матери новобрачных сообща принимают решение начинать праздник. В мгновение ока все рассаживаются.
Свидетельнице подсовывают какой-то листок, и она, поднявшись со своего места и густо покраснев, чуть слышно читает:
Ой вы гой еси, гости-гостюшки!
Гости стихают. Кто-то требует:
- Громче! Не слышно!
Свидетельница прокашливается и начинает сызнова:
Ой вы гой еси, гости-гостюшки!
Поклонитися от нас вашим матушкам!
А сейчас нальём вина заморские
Мы в бокалы хрустальные русские
Да подымем за молодых наших!
За прекрасную лебёдушку
Ой ты гой еси Аннушку,
Да за ясного соколика,
Ой ты гой еси Валерика!
Хлопают пробки. Все, включая дам, встают, журчит шампанское, и вот уже слышны первые робкие голоса:
- Горько! Горько!
К ним присоединяются остальные, и вскоре многоголосый хор ревёт так, что слышно на соседней улице:
- Горь-ка! Горь-ка!
Отставив "бокалы русские", молодые затяжно целуются. Причём руки "соколика" вовсю путешествуют по телу "лебёдушки".
Когда все усаживаются, свидетельнице опять подсовывают листок. И она, покраснев, как и в первый раз, читает:
Ой вы гой еси, гости-гостюшки!
Поклонитися от нас вашим матушкам!
- Да уж поклонились! - перебивает какой-то остряк.
Все смеются.
Свидетельница, готовая провалиться из-за насмешек и тех глупостей, что вынуждена озвучивать, скрепя сердце, продолжает читать:
А сейчас отведайте наших кушаний!
Подкрепитися у нас, чем Бог послал!
Здесь и сёмушка и икорушка,
Язычок, балычок и грудиночка!
Нюсина мать с довольным видом кивает головой. Да, всё это есть на столе. Уж они-то ничего не пожалели для единственной дочки!
Гостей не надо упрашивать. Ещё свидетельница не окончила свою былину, а уж застучали ножи, зазвенел фарфор.
Свидетельница облегчённо вздыхает: пока гости утоляют первый голод, глядишь, и помощь подоспеет.
Но голодные гости быстро пьянеют и начинают развлекать себя сами. Кто-то поёт, кто-то рассказывает анекдоты, кто-то, улучив минутку, уже втянул соседа в политический диспут. Блюститель традиций Владик лезет под стол - необходимо украсть у новобрачной туфлю. Новобрачная визжит, дёргает ногами, но разуть себя позволяет. И Владик возвращается с трофеем.
Теперь, чтобы вернуть себе обувку, Нюсе придётся выполнить какое-то задание. Владик и компания долго совещаются и наконец объявляют: новобрачная, употребив тридцать эпитетов, должна рассказать собравшимся, каков её супруг… в постели! Нюся притворно обижается:
- Дураки!
Но, подумав немного, начинает перечислять:
- Сексуальный, страстный, голый, горячий … сексуальный…
Но тридцать эпитетов - это чересчур. И Нюся сдаётся. В борьбу вступает её супруг. По традиции он должен выпить шампанского из невестиной туфельки. Ему действительно подносят Нюсину туфельку, наполненную до краёв шампанским. Он осушает этот сосуд тридцать девятого калибра и окончательно пьянеет.
Вернувшиеся тем временем водители, находят в фойе на стуле надкушенный каравай, а под стулом - рассыпанную соль и икону. Но глаза их не задерживаются на этой картине. Скинув куртки и потирая руки, бегут они в обеденный зал. Там пьют "штрафную", кричат "Горько!" и опять пьют.
Потом свидетели действительно "ходют с подносом", а гости "ложут подарки" - главным образом, конверты с надписями вроде: "От бабушки". Или "От тёти Гали и дяди Миши", "От Пряниковых".
Потом опять все кричат "Горько!", а потом подают горячее. Но собравшиеся, все почти изрядно опьяневшие, не хотят кушать. Тогда сдвигают в стороны столы, освобождая место; приносят откуда-то магнитофон; и бывшая столовая сотрясается. Под самый незамысловатый отечественный напев пляшут молодые супруги, свидетели, Фёдор Тихоныч с Нюсиной мамой, Кузьма Егорыч с толстой тётей Верой, белобрысый Владик с длинноногой блондинкой в мини. Пляшут, извиваясь в страшных корчах и кривляясь, остальные гости.
Отпустив Фёдор Тихоныча веселиться, его супруга собирает со столов остатки еды. Ей вдруг приходят на ум и сами собой укладываются на мотив известного романса слова: "А напоследок я… сложу в пакетик целлофановый…" Но не успевает она собрать все куски, как приносят свадебный торт и чай. Столы возвращаются, и гости, возбуждённые и мокрые, рассаживаются по местам. Кто-то причитает:
- Батюшки! Такую красоту-то и резать жалко…
Но молодые, приняв позу рабочего и колхозницы, вдвоём одним ножом безжалостно режут белую башню. Лишь только лезвие ножа погружается в бисквит, как со всех сторон несутся изъявления радости:
- Йес!
- Вау!
- Они сделали это! - кричит Владик.
Потом пьют чай, кушают белый торт. Все сыты, пьяны и довольны…
После чая, пока гости нехотя собираются, Нюся решает подсчитать деньги из конвертов.
- Твоя бабка меньше всех подарила! - ворчит она на мужа.
- Она ж пенсионерка, - вступается тот.
- Ну и что!.. "Пенсионерка!.." Могла бы подкопить внучку на свадьбу!.. "Пенсионерка…" Моя-то вон… сто долларов дала!..
Потом все садятся в специально зафрахтованный автобус, и автобус развозит гостей по домам.
Прощаясь, свидетельница говорит Кузьме Егорычу:
- …А вас, Кузьма Егорыч, с сыном поздравляю! Была у вас дочка, а теперь вот ещё и сын…
От таких слов Кузьма Егорыч даже трезвеет. Он выпячивает грудь и начинает крутить головой. А найдя глазами Нюсю, кричит ей:
- Слышишь? Ты, варежка!.. Слышишь, чего люди-то говорят, которые понимающие?.. Которые не то, что ты - уважение понимают!.. Слышала? С сыном меня поздравляют! Понятно тебе?.. Э-эх! Да разве ты поймёшь?.. Варежка!..