Нарсис плескал в мои трясущиеся ладони воду, я прикладывала их к пылавшему от пощёчин лицу и рыдала, рыдала, рыдала почти безостановочно.

— Да успокойся ты, ничего страшного не случилось, — он возвышался надо мной и крепко сжимал ведро.

«Для него — да, ничего страшного!»

На миг слёзы схлынули, Нарсис стал чётче: из царапин на щеке сочилась кровь и увязала в бороде, по вспоротой на плече бежевой рубахе расползались красные подтёки.

Мой плащ валялся на земле рядом с вывернутой сумкой, жезлом. Трясущиеся руки саднило, а лоскут ободранной блузы всё сползал и сползал с груди.

— Первый раз, что ли? — сочувственно спросил Нарсис.

Всхлипнув, я закивала, и голова закружилось. Борясь с тошнотой, пробормотала:

— Видела только одного. В лаборатории. И когда пришла моя очередь — он уже сдох. А тут… — разрыдавшись, я закрыла лицо исцарапанными ладонями, их щипало. — Не могу, не справлюсь, я…

Рыдания душили, ужас застрял в груди холодным камнем. Твари налетели чёрной массой, щёлкающий шелест крыльев оглушал, писк сводил с ума, и я слишком испугалась.

— Но ты справилась, — отставив ведро, Нарсис сел рядом.

— Я их даже не почувствовала, понимаешь? — Я заглянула в расплывавшееся лицо. — Я не почувствовала их приближения. Такая стая, а я… я даже не поняла, чего именно испугалась.

— Но ты справилась.

«В этот раз… в этот раз справилась, будь проклят этот Холенхайм, Марли и папина книга заодно!»

— Если бы ты не прикрыл, не привёл меня в чувство, — я сглотнула, — я бы ничего не сделала. Я знала, что будут кровососы, повторила главу о них, но когда дошло до дела — просто не смогла.

А должна была сообразить: печати оставался день — прорыв возможен. Ухватив меня за плечо и тряхнув, Нарсис повторил:

— Ты справилась — это главное! Главное. Слышишь?!

Кивнув, я спрятала лицо в ладони и заплакала: «Главное — в следующий раз рядом может не оказаться толкового помощника, а я…» Кровососы оказались страшнее зомби: быстрые, многочисленные, с ними не справишься, размозжив пару голов и свернув пару шей, их не подчинишь.

Сплюнув, Нарсис поднялся:

— Ладно, пореви, я пока коняшек поймаю. Постарайся закончить к моему возвращению. Считаю, ты отлично справилась для недоучки без куратора. Я бы тебе диплом за всё это выдал. Ты молодец.

Он похлопал меня по плечу. Я плакала. Он отошёл, а я плакала от бессилия: мы могли умереть. Если бы Нарсис не пустил коней галопом… если бы не затащил меня под холм, ближе к иссякавшей защитной печати, если бы не подстрелил самых крупных кровососов, не надавал пощёчин, когда скатывалась в истерику, если бы на время колдовства не прикрывал от красноглазых летающих тварей — остались бы от нас лишь иссушенные трупики.

В шорохе ветра и трав чудилось нарастающее шуршание крыльев, и к горлу комом подступала тошнота, внутренности выкручивало, суставы ломило, рот захлестнула такая горечь, что я подавилась, попробовала сплюнуть вязкую слюну, но она облепила язык и никак не отклеивалась…

Да меня не от страха трясёт: я просто на пределе. Когда кровососы с оглушающим, почти рвущим барабанные перепонки визгом носились вокруг, я не слишком рассчитывала силы — просто латала прорехи защиты, через которые сочилась тёмная энергия и твари.

Я потратила много магии.

Почти всю.

Я беззащитна, на грани. Если не отдохну… В глазах потемнело, заплясали пятна, но я высмотрела сквозь них ведро. Потянулась, поползла к нему, почти не чувствуя травы, лишь глиняную тяжесть тела, запустила руку внутрь.

На дне было немного колодезной холодной воды. Кажется, с примесью тёмной энергии, но пить можно. Рука дрожала, с третьего раза удалось поднести к губам сложенную лодочкой ладонь.

Вода казалась горькой, снова комок подступил к горлу, я едва сдержала рвотный позыв, вся содрогнулась до пальцев ног. Сплюнула, повалилась на землю и свернулась калачиком.

Контракт контрактом, закон законом, а надо бежать.

Тихо поскуливая, я вжимала лицо в исцарапанные ладони: нет, не бежать, а найти мага. Это ведь минутное дело. Если не привередничать и не волноваться — можно справиться за минуту.

Тень легла на траву, совсем рядом всхрапнул конь.

— Э-э, — протянул Нарсис. — Думаю, на сегодня можно заканчивать. Тебе надо отдохнуть. И выпить. Давай в таверну наведаемся, там делают отличный грог, и все печали как рукой снимет.

Мои печали надо не рукой снимать, а другой частью тела. Стиснув зубы, я просунула пальцы в ложбинку между грудей и вытянула листок. Несколько раз повторяла адреса и имена, но сейчас не могла вспомнить ни буквы. Всё двоилось, пальцы так тряслись, что развернуть листочек стоило большого труда. Буквы расплывались.

— Надо на ферму Глис, — выдавила я. — Срочно.

— Уверена? — с сомнением уточнил Нарсис. — Что-то кажется, в седле ты не усидишь.

— Усижу, — я убрала со лба липкие пряди. — Дай плащ, сумку и жезл.

Не открывая глаз, я переводила дыхание. Нарсис ходил, успокаивал коней:

— Но, но, милый, постой, потерпи, всё уже кончилось.

Похоже, между мной и животными он особых различий не видел. И ладно. Стиснув зубы, я приподнялась на локте, перевела дыхание, выпрямилась. Мир предательски кружился.

Подбросив жезл и ловко поймав за рукоять, Нарсис оглядел меня и покачал головой:

— М-да, такой дубиной при такой комплекции много не навоюешь.

В чём-то он, несомненно, был прав, но жезл, столько раз меня спасший, я начинала любить. Царапины на морде подведённого Рыжика затягивались, значит, зачарован от ядов нечисти, но в тёмном взгляде читался укор: «Хозяйка, ты что, ушами хлопала?»

Меня ещё мутило и уже знобило, когда мы миновали стену вокруг фермы семейства Глис. Несколько домов грубо соединялись переходами. Черепица покрывала только центральную часть, пристройки стояли под соломенными крышами.

В загонах хрюкали свиньи, причитали куры, чуть поодаль блеяли овцы. Мощно веяло живительным теплом магии свежих сильных оберегов, и тоска стискивала грудь. Нарсис морщился, оглядывая косоватые постройки. Мужчины, женщины, даже скотина отводили глаза.

Сквозь муть плохого самочувствия я ощутила его неприязнь.

До главного крыльца, где уже стояла необъятная брюнетка в мареновом платье, оставалось шагов сто, и я глухо спросила:

— Вам здесь не нравится?

— Они невестку свою, сироту, довели так, что повесилась. Гадкие люди. Жадные. И сынки их, как напьются, вечно норовят девчонок в подворотню затащить, даже если те не хотят.

Я понурилась, желудок скручивался в жгут:

— Уильям…

— Глава семьи. Премерзкий старикашка. Женат седьмой раз, жена на сносях.

Хм, ну, похоже, для процедуры он подходил.

Стоило, конечно, раньше выспросить подробности, но я была в таком ужасе, а ферма оказалась так близко, словно сама судьба вела к ней…

Да и какая разница, какой этот Уильям Глис человек, важно, какова его магия.

Это просто ритуал.

Женщина на крыльце оказалась довольно молодой, с густым пушком на верхней губе и недоверчивыми, злыми глазами. Они казались бы большими, не заплыви жиром.

— Что надо, господин Базен?

— Госпоже штатной ведьме нужно переговорить с… — Он покосился на меня.

Я выдохнула:

— Господин Уильям Глис дома?

Кивнув, женщина подхватила косу до пят и шагнула в сумрак дома. Я взмолилась:

— Подождите здесь, господин Нарсис, пожалуйста.

Ещё не хватало, чтобы он под дверью подслушивал, когда я…

Просто ритуал.

А какие страшилки о нём рассказывали нервным шёпотом: реки крови, кошмарная боль, словно тебя режут. Мне доктор обещал минимум неприятных ощущений, но… мороз пробирал.

Как и в моём доме в Холенхайме, тут царила идеальная чистота, но здесь из-за тёмного цвета стен просторные коридоры казались давяще тесными. Повесишься в такой атмосфере.

Обереги отгоняли насекомых, в открытые окна задувал ветерок. Порой с травянисто-резким запахом навоза. Мебель была с претензией на мещанскую роскошь, кое-где висели картины, промелькнул стеллаж с книгами.

Внутренности холодило и стискивало, и не понять — от ужаса или потеря магии сказывалась. И слёзы наворачивались. Я сжала кулаки, повторяя: «Просто ритуал».

В озарённой светом комнате дети столпились вокруг женщины, сосредоточенно купавшей младенца. Тоненькие вопрошающие голоса напоминали щебет.

Перехватывало дыхание, меня потряхивало.

А женщина всё шла, подрагивая необъятными боками и бёдрами. Наконец упёрлась в массивную дубовую дверь.

«Бах! Бах!» — крепко треснул по дереву кулак.

— Войдите, — донеслось с той стороны.

Дверь бесшумно отворилась. Я зажмурилась, боясь увидеть… Открыла глаза: за столом напротив входа сидел желчный крючконосый старик. Он оторвался от толстой книги, в которую что-то вписывал тёмным пером.

Ухоженный, в добротной рубашке и жилетке из лоскутков, он отталкивал не морщинами загорелой кожи, не редкостью волос на лысеющем черепе и даже не грубоватыми чертами лица, а хищным выражением глаз.

Прирождённый торговец. Оглядев, он сразу меня оценил и вскинул седую бровь:

— Чем могу быть полезен?

Подавив желание плотнее сдвинуть плащ, скрывавший рваную блузку, я вошла в кабинет:

— Нужно поговорить. Один на один.

Коротким движением руки Уильям отослал женщину. Она обожгла меня подозрительным взглядом заплывших глаз и, не предложив выпить, затворила дверь.

А я бы выпила чего покрепче.

Соединив кончики пальцев, хозяин дома снова меня оглядел. И ничего не предложил. Даже присесть. Кабинет давил какой-то злой суровостью, сквозившей в крепкой, немного массивной мебели, тёмных переплётах книг и тяжёлых, как взгляд хозяина, портьерах на двух окнах с большими стёклами.

Видимо, начинать придётся мне. А я… не знала, с чего начать. Этот дед, в отличие от Дайона или Матиса, и пальцем не шевельнул, а вроде женщин должен любить.

Вздохнув, я попробовала строить глазки, хотя не слишком понимала суть этого действа.

— Долго кривляться собираетесь? Или у вас нервный тик? — нахмурился Уильям. — Вы меня от дела отвлекаете, давайте быстрее излагайте цель визита. Вы намерены оштрафовать меня за использование незарегистрированных амулетов, да?

О! Идея! Сглотнув, я решительно подошла к столу и опёрлась на край. Кажется, зря: плащ разошёлся, обнажив выдранный клок рубашки. Довольно равнодушно скользнув взглядом по моей груди, Уильям посмотрел в лицо.

Голос не желал повиноваться, получилось писклявое лепетание:

— Я не буду вас штрафовать, если вы…

Он снова приподнял бровь. Кровь прихлынула к щекам: я не могла этого произнести. Проклятие. Сказать прямо я не могла. Облизнула губы.

Уильям качнул тёмным пером:

— Так что вы хотите в обмен?

— Немного мужской ласки, — пискнула я. — Вашей.

Теперь взлетели обе седые брови, а губы старика брезгливо скривились:

— Давайте я заплачу пять серебряных. Кажется, такие нынче тарифы.

Я поперхнулась воздухом.

— Разговор окончен. Пришлите счёт с посыльным, — Уильям потянулся пером к чернильнице. — Разговор окончен. Не люблю повторять дважды.

Попробовала возразить — осталась с открытым ртом. Закрыла его. Открыла. Моргнула несколько раз.

— Ну что? — исподлобья глянул Уильям.

— Почему… нет? — выдохнула я.

— Ты себя в зеркало видела? — Он снова покривился. — Кожа да кости. Да я двадцать серебряных лучше заплачу, чем на скелет ложиться.

Щёки запылали, внутри всё тряслось:

— А если с закрытыми глазами?

— Ах ты шлюха малолетняя! — взвизгнули от двери. — Я тебе все волосы, да ты!..

Огромная, побагровевшая провожатая ринулась на меня с растопыренными пальцами, явно целясь в глаза. Пискнув, я метнулась за Уильяма, и мир снова закружился. Не знаю, пережила бы я это нападение, если бы тот не перехватил разъярённую женщину.

— Кошечка моя, — заворковал Уильям, придавливая её к столу и жадно шаря по необъятному бедру. — Ты у меня самая-самая лучшая, люблю тебя, сил нет!

И он её поцеловал, а я… я ринулась прочь. Меня трясло. Я металась по тёмным коридорам, налетала на двери и косяки, пока сердобольная девочка лет пяти не проводила до выхода.

Я выскочила на воздух, тяжело дыша, обливаясь холодным потом.

— Что с тобой? — Нарсис спрыгнул с серого и поспешил ко мне.

Привалившись к косяку, я никак не могла надышаться, лепетала-сипела:

— Хорошо. Нормально всё.

И, уличая меня в обмане, потекли слёзы.

— Что он сделал? — Нарсис потемнел лицом. — Что?..

— Ничего, — я мотнула головой. — Это я сама. Заблудилась. Нет… поехали. Нам надо ехать. Срочно.

Я рвалась из его крепких объятий к дёргавшему ушами рыжему — подальше отсюда. Подальше от невыносимого позора, сдавившего грудь, кипятившего кровь. Я покраснела так, что горели уши.

Какая же я глупая, просто ужас!

Подъезжая к городу, я почти радовалась, что Нарсис отказался ехать ко второму магу, — пожалуй, я бы не добралась, свалившись с Рыжика на полпути. Каждый удар копыта о землю отдавался болью в висках.

Побыть бы одной хоть минуту, но ежесекундно кожей я чувствовала близость Нарсиса, его взгляд.

Вопросов он не задавал, но… такое чувство, что моя тайна уже не совсем тайна. Если Нарсис хоть немного сведущ в нюансах магии, он всё понял. Надежда на недогадливость грела стывшее от ужаса и стыда сердце.

Забыть бы ужасный миг отказа, женщину, кинувшуюся с обвинениями в лёгком поведении. В том и беда, что поведение моё было недостаточно лёгким. И чем я думала? На что надеялась? На штатного мага, который, теоретически, должен быть посильнее профессоров? На то, что встречу сильного мага в пути и соблазню? Глупо. Нелепо! Наивно!

— Хватит себя ругать, — Нарсис отвёл взгляд.

На смуглой щеке слабо кровоточили царапины.

— Почему вы думаете, что я себя ругаю? — прошептала я.

— По лицу видно. И по румянцу. Так и находит волнами, — кончиками пальцев он мазнул меня по скуле. — За что ругаешь себя, красавица? Чего учудила?

Я ниже опустила голову. Впереди чешуйчатые крыши краснели под солнцем. К открытым воротам Холенхайма тянулось три обоза сена.

Руки немели, но я смогла их поднять, натянула капюшон поглубже, сдвинула края чёрной пелерины на груди.

— Плечи расправь, — глухо попросил Нарсис. — Мы и без того выглядим так, словно я тебя изнасиловал.

— Думаю, они уже знают о кровососах. Охранные печати должны были среагировать на прорыв.

— Читать сигналы — обязанность штатной ведьмы, а её на месте, вот ведь незадача, не было, — Нарсис погладил исцарапанную шею серого. — Придётся самому отчёт написать. Не переживай, твоей вины в случившемся не было, это Гауэйн с какого-то перепугу начудил. Хорошо ещё, что ты ночку ту пережила, иначе мы бы от этой нечисти огребли по полной. У нас ведь не все земли надёжно защищены, дюжина ферм такого напора точно не выдержит, да и скотину побили бы.

Он хотел меня успокоить, только… это ведь из-за меня Марли угрожал Гауэйну, а тот испугался и зачудил. Если бы не моё желание заполучить книгу, если бы… если бы я изящнее выкручивалась, прояви я больше смекалки, или раскаяния, или осторожности — и Гауэйн бы выжил.

Ох уж эти самоуничижительные мысли — в трудные моменты так и лезут, отравляют душу. Я вздохнула.

Рыжик тоже.

Холенхайм приближался — бедный городок. За что ему такое наказание, как я? Какие ещё беды я на него навлеку? Я сочувственно взглянула на торчавшие над крепостной стеной крыши и снова опустила голову.

— Держись, — притиснув иноходца к фыркнувшему рыжему, Нарсис положил тёплую сильную ладонь мне на плечо. — Ты отлично справилась для студентки. Ты очень смелая, правда. Думаю, у тебя есть все шансы стать отличной ведьмой. После такой практики приищешь себе место в городе посолиднее.

— Звучит так, словно вы избавиться от меня хотите.

Нарсис рассмеялся:

— Ты мне нравишься. Готовить умеешь?

— Плохо.

— А, ладно. Кухарок хватает. Будешь моей женой?

Я с трудом подняла голову, чтобы посмотреть из-под капюшона. Нарсис лисовато улыбался, но взгляд сощуренных тёплых глаз был слишком серьёзен для шутки.

— Это не смешно, — я опустила голову.

— Я и не смеюсь. Нравятся мне боевые девчонки, да встречаются редко.

— Мы знакомы всего пару часов.

— Подготовка и венчание займут ещё пару часов — уже что-то.

Снова я посмотрела на этого невозможного… болвана: абсолютно серьёзен, хотя и с привычной смешинкой.

Он лихо рассекал зачарованным мечом чёрные визжащие тучи кровососов. Не бросил, хотя мог бы, пока стая меня пьёт, добраться до города. Наверное, он бы и в бега со мной подался, а друзья-стражники предупредили бы, приди ордер на мой арест, но…

Слёзы опять скапливались, щипали глаза, я совсем сникла в седле.

— Обещай хотя бы подумать, — Нарсис мягко коснулся моего колена, отбитого в падении со споткнувшегося Рыжика.

Я кивнула, и слеза сорвалась с ресниц, побежала по Щеке. Ещё несколько слезинок упали на сжимавшие уздечку руки. Дорога текла по обе стороны конской шеи, затянулась тенью надвратной башни. Цокот копыт утроился гулким эхом, и по бокам конской шеи потянулись пятна булыжников.

— Нарсис! Стой! Тебя бургомистр вызывает!

— Проклятие, — процедил Нарсис.

— Сама доберусь, — я припустила Рыжика.

Он легко обогнул телегу со стогом свежего сена, нырнул между вьючными ослами… Между лопатками зудело, словно Нарсис смотрел в спину. Едва свернула в переулок — тягостное чувство отпустило. Будто понимая моё желание скорее оказаться дома, Рыжик ускорялся, звонко цокая, ныряя между грузовыми повозками и шарахавшимися в стороны людьми — всё быстрее и быстрее.

— Стой, — я потянула поводья. Домой, конечно, хотелось, но не ценой чьей-нибудь затоптанной жизни. — Полегче.

Рыжик чуть замедлился. Едва вписался в поворот, так что я почти задела коленом фонарный столб. И, наконец, показался наш дом.

С перекрёстной улицы к воротам быстро шёл человек в чёрном балахоне с капюшоном. Лицо незнакомца скрывала чёрная ткань, в затянутых перчатками руках темнело что-то округлое. Он приложил ладонь к двери, сделал круговое движение и нырнул внутрь.

«Кто это?» — руки ослабели, и Рыжик, почуяв волю, рванулся вперёд.

Он резко остановился у ворот, перестук копыт ещё звенел в ушах, я стискивала поводья, изумлённо глядя на дверь и ожидая, что оттуда выскочит чёрный человек.