Кто это был? Что делает у меня дома? Мысли путались, внутренности стыли то ли от страха, то ли от истощения. И круговое движение — магия? Заклинание взлома? Обычно цели взломщиков не отличаются благородством.

— Ийигого! — Рыжик вскинул голову. — Ийигого!

Щелчок — и створка потянулась в сторону. Что делать? Показалась дорожка и обжимавший её клевер. Я не могла шелохнуться, Рыжик влетел во двор. Ворота захлопнулись.

По спине поползли мурашки, я медленно обернулась — мир так же медленно начал вращаться. Неуверенно потянулась к жезлу.

Щёлк — человек в чёрном запер ворота на малый крюк. Скрытое тканью лицо было обращено ко мне. Я сглотнула, стараясь удержаться за бока Рыжика немеющими ногами, рука застыла, так и не найдя рукоять.

Словно издалека, перебив гул сердцебиения, донёсся голос:

— Думал, позже явишься.

«Кто это?.. Вор? Убийца? Палач? Кажется, так одеваются наёмные…» — мысли вязли.

Развернувшись, Рыжик ткнулся мордой в стоявший сбоку короб — то тёмное, округлое, что нёс человек в чёрном.

— Нет, пока никакого сахара, — незнакомец сдёрнул капюшон, обнажая белую макушку, и потянул вниз слои скрывавшей лицо ткани.

— Саги? — выдохнула я. Словно гора с плеч свалилась. Кровь согрелась, побежала быстрее, прихлынула к щекам. — Думала, это наёмный убийца…

— Что ты успела натворить, чтобы за тобой наёмников посылать? — Саги подхватил короб и зашагал к дому.

Похоже, ответ на вопрос Саги не слишком интересовал.

— Слезть помоги, а, — к голосу возвращалась твёрдость.

— Подъезжай к конюшне, сейчас покупки отнесу и подойду.

Саги исчез за дверью.

«Зачем он так вырядился?»

Не дожидаясь приказа, Рыжик добрался до конюшни и продолжил благое дело освобождения клумбы от жёлтых разлапистых цветов: при внимательном рассмотрении они напоминали мохнатых пауков размером с ладонь. Я дышала полной грудью. Мышцы расслаблялись, сердцебиение выравнивалось.

«На сегодня всё, больше никаких приключений, — мысль легла на сердце тяжёлым холодным камнем. — Ах да: следователь…»

Желудок сжало, и тошнота удушливой волной подступила к горлу.

«Спокойно», — я глубоко вдыхала и медленно выдыхала.

Тошнота отступала.

Цвета вдруг стали ярче, теплее. Мерещится? Я приподняла голову: огромное полотно белых облаков только что освободило солнце.

Облака — огромные, пухлые, а за ними — пронзительная синева.

Спокойная величественная красота… от неё душа пела.

Дверь отворилась. Саги вышел в голубой рубашке и чёрных шароварах, прихваченных снизу ремешками сандалий, плотно обхвативших узкие стопы…

Я подняла взгляд на строгое лицо:

— Почему ты был в маске?

Поморщившись, Саги подошёл и протянул руки:

— Всегда так выхожу в город.

— Почему?

В его потемневших глазах мерцали блики:

— Ты слезать собираешься?

Кивнув — мир качнулся, — я ухватилась за луку, перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Прикосновение отдалось жгучей болью в синяке на бедре, дыхание перехватило, я стиснула зубы. Саги качнулся отступить — я впилась в его рукав:

— Почему ты так одеваешься?

— Проблем не хочу, — глаза у него были немного разные.

Левый глубоко синий, а правый ближе к фиолетовому.

Вскинув руку, я козырьком прикрыла его лицо от света. Оттенок глаз всё же отличался, и в равномерной тени разница стала заметнее.

— Что? — Саги нахмурился, но оставался на месте.

Что-то было не так. Окружающий мир отхлынул и исчез. Остались только я, Саги и его руки у меня на талии.

— У тебя глаза разные, — прошептала я сквозь учащённые вдохи, от волнения по коже бежали мурашки.

— Да, немного, — шёпот Саги отдавался в груди вибрацией.

Тёплые пальцы коснулись запястья моей поднятой руки, по коже будто потёк огонь… В корсаже стало тесно, жарко в одежде, мне было как-то сильно не так. Я сглотнула. Зачем-то провела по густо-чёрной шелковистой брови — какой упругий, чарующий изгиб.

— Ты красавчик, — вырвалось из полной томительного трепета груди.

Гневно заржав, Рыжик толкнул мордой между лопаток. На секунду я оказалась на груди Саги, вдохнула запах дрожжей и трав, а в следующую секунду он резко отстранил меня и подхватил коня под звякнувшие уздцы:

— Прости, Рыжик, сейчас покормлю.

Они направились в конюшню. «Цок-цок», — звучало размеренно. Вот бы столь же спокойно билось моё сердце, но оно заходилось так, что немели пальцы. И возбуждение: оно согрело, вытравило ужас и холод магического опустошения и пьянило, кружило голову, аж поджилки тряслись.

Я глубоко дышала и повторяла: «Спокойно. Сейчас нельзя. Нельзя». И снова дышала очень глубоко…

Свет в конюшню попадал из дверного проёма и окна напротив. Рассёдланный Рыжик сунулся в ясли, туда Саги шумно высыпал из мешка золотистые зёрна, они ударялись о наглую морду и отскакивали. Конь довольно похрапывал.

Фигура Саги дышала силой, но он сохранял почти женское изящество — настоящее произведение алхимического искусства. Сложив мешок и повесив на перекладину у стены, Саги вернулся к яслям и остановился, наблюдая, как Рыжик хрустит зёрнами, всхрапывает довольно и прядет ушами.

Почему сердце ёкало? Словно пытаясь защититься от чар Саги, я потуже стянула на груди плащ и повторила:

— Почему ты был так странно одет?

— Потому что я красавчик, — Саги выковырнул грязь из-под ногтя указательного пальца.

— А подробнее, — я прислонилась к подпиравшему потолок столбу. Ноги, будь они неладны, подгибались вовсе не от усталости.

Саги неопределённо качнул головой:

— Мне не нужны проблемы с женщинами. И особенно с ревнивыми мужьями.

— Но ты всего лишь гомункул, ты… — От косого взгляда сжалось сердце, всю охватило неприятное беспокойство. Хоть за столб прячься: подальше от тяжёлого прожигавшего взгляда.

— Для некоторых мужчин не имеет значения, чей член влез на его территорию, главное — влез.

Щёки обожгло приливом крови, я с трудом не опустила взгляд.

— Лишние вопросы о несоответствии моего качества этому захолустью тоже не нужны, — Саги продолжил небрежно порывисто чистить под ногтями. — Для всех я настолько грубо сделанный гомункул, что прячу уродство под маской. Только Гауэйн знал правду. Увидел, как я переодеваюсь.

— Э-э, — я опустила голову. Конечно, гомункул не человек, но постоянно прятаться, притворяться кем-то другим… это утомляет. — Мм. Да, думаю, девушки бы на тебя заглядывались.

И даже выстраивались бы в очередь… Я поковыряла носком сапога щель между досками. Искрой мелькнуло светлое воспоминание: объятый солнцем Саги стоит надо мной с чашкой горячего шоколада.

— Мне ты показался. Почему?

Задумчиво глядя на счастливого Рыжика, Саги пожал плечами. Мягко провёл по жёлтой чёлке, очертил пальцем тонкую царапину над глазом так осторожно, что конь не дрогнул.

— Ты столько всего пережила, подумал, тебе надо увидеть лицо, а не чёрную маску.

То утро, вместо «ангела» — закутанное в чёрное безликая фигура. Я передёрнулась:

— Спасибо, это было правильное решение.

Рыжик дёрнул ушами, Саги погладил его по носу и, кивнув, развернулся ко мне, оглядел с головы до ног:

— Сигнальные кристаллы искрили, что стряслось?

Воспоминания налетели чёрной визжащей стаей.

— Кровососы прорвали защиту, — голос дрогнул. — Их так много было, накинулись внезапно, и…

Вздыхая, я опустила голову.

— Кто-нибудь умер? — строго спросил Саги.

Я отрицательно качнула головой.

— Печати восстановлены?

Кивнула.

— Значит, всё в порядке, — Саги на миг прикусил тонкую губу. — Там тёплая вода есть, искупаешься?

— С радостью, — оттолкнувшись от столба, я поплелась в дом. — И поем, и посплю.

В могилку я бы тоже закопалась с радостью, лишь бы спрятаться от проблем.

Под одеялом холодно, изморозь ползёт по костям, сводит мышцы, а птица колотится, раня крылья о шипы опутавших клетку ядовитых роз. Чёрные щупальца холодной пустоты проползают в сердце…

Я осознаю, что сплю. Лежу, уткнувшись щекой в подушку, вокруг темно, и сорочка соскользнула с плеча, одеяло замялось под рукой неудобной складкой. Так же ясно осознаю щупальца — мерзкий образ пожирания души пустотой. Душа кричит о потере магии, магия требует восполнения, но не могу утешительно сказать: «Потерпи, скоро что-нибудь придумаю». Ничего не могу, неподвижно лежу под негреющим одеялом в нелепой надежде, что меня оставят спать пару дней.

Может, дадут выходной?

Не солгал ли Саги о плотном графике? Почему я так безоговорочно ему верю?

Потому что он гомункул, а гомункулы не лгут без приказа хозяина, а его хозяин уже несколько дней мёртв.

Но как было бы здорово, окажись «много работы» страшилкой, и я бы спала, просто спала…

Горячая ладонь легла на плечо. Чувственно скользнула к основанию шеи — мурашки побежали, а за ними тело мигом охватил жар.

— Пора вставать, — прошептал Саги, вырывая меня из дрёмы.

— Как жаль, что ты не человек, — прошептала я.

Он повёл ладонью по спине, медленно сдвигая одеяло к пояснице:

— Следователь будет через полчаса.

Следователь?! Я открыла глаза. Плотные шторы закрывали окна, жёлтый густой свет лился в открытую дверь. Саги вновь нарядился в балахон, под острым подбородком чёрными складками лежала маска. Тёплая ладонь исчезла с поясницы. Я перевернулась на спину:

— И перед следователем будешь притворяться?

— Следователи склонны задавать неудобные вопросы ещё больше, чем обыватели.

О да! Прикрыв глаза, я сосредоточилась на магии: немного восстановилась, но героические подвиги в ближайшее время мне явно не по силам.

— Просыпайся, — пальцы Саги скользнули по моей щеке, отвели прядь и застыли возле уха. — Наверное, тебя в детстве было тяжело будить.

Мурашки побежали по спине.

— Мм? — Я старалась думать о следователе, о вопросах, которые хотела задать, но тёплые пальцы возле уха перетягивали внимание. Почти горячие пальцы. — Гауэйна ты так же будил?

— Он бы не оценил, — щекотно задевая острым ногтем, Саги повёл пальцем по шее, по ключице, увёл ниже, к ложбинке между грудями…

Дыхание перехватило. Широко распахнув глаза, я смотрела в сосредоточенное лицо Саги. Что он творит? Он внезапно очертил грудь по широкой дуге и зарылся пальцами под мышку. Щекотное царапанье пустило волну спазма, я изогнулась, взвизгнула. И окончательно проснулась.

— Так-то лучше, — улыбнулся Саги, татуировка возле его почти фиолетового глаза блеснула в жёлтом свете. — Поднимайся. Я приготовил платье.

Он махнул на стул, закрытый моим багряным платьем и белым кружевным подъюбником. На самом верху лежали панталоны. Очень удобная у них щель в промежности, достаточно поднять юбку — и можно за минуту расправиться с моей большой и страшной проблемой.

Всего за какую-то несчастную минуту.

Дел на минуту! Губы у меня задрожали, кривясь в нервную улыбку.

— Что такое? — Удивлённо вскинув брови, Саги обернулся к одежде. — Что-то не так?

Он взглянул на меня. Недоумение шло его изящному треугольному лицу.

— Всё в порядке, — выдохнула я и оттолкнулась от постели. — Поможешь затянуть корсет?

Глаза Саги потемнели. Помедлив, он кивнул.

Треногие медные подсвечники озаряли гостиную с уютными, хоть и старомодными бархатными креслами, тахтой, пуфиками, тиснёными зелёными обоями, клавикордами и зеркалом из семи полос в локоть ширину каждая. На колченогом столике дымился кофе.

«Тик-так», — лепетали часы. В два раза быстрее трепетало моё сердце:

— Простите, что заставила ждать.

Жилистый брюнет в возрасте, сидевший вполоборота к тёмному окну, поднялся с кресла. Синяя лента на воротнике рубашки, утопавшем в воротнике чёрного сюртука, заставила сердце сжаться: маг!

Силясь унять дрожь в ногах, я подняла взгляд на желчное лицо с припухшими, тяжёлыми веками. Нос мага сильно выступал над тонкими, сухими губами, собранными в «куриную гузку».

Я сглотнула. Слова застряли в горле сухим колючим комком. Вместо приветствий, расспросов, действий я только шевелила немевшими пальцами.

Маг.

Кажется, я его сейчас изнасилую.

Прямо здесь, на пёстром ковре.

Надо пользоваться случаем, а то мало ли что…

— После сегодняшнего происшествия простительно, — сухо обронил следователь. — Аднот Вьен к вашим услугам.

Он не протянул руку, наоборот, убрал обе за спину и расправил узкие плечи. Кажется, от него несло заклинанием против моли. Я повторно сглотнула.

— Мияна Тар, тоже к вашим услугам, — вместо кокетливой улыбки губы смяло нервной судорогой.

До приезда в этот несчастный Холенхайм об инициации никогда не волновалась, а сейчас ноги подгибались, сердце, казалось, проломит грудную клетку и убежит. Или я убегу.

Кивнув, Вьен уселся. А я смотрела на его пах в глупой надежде разглядеть то, что прячется за тканью узких брюк. Кашлянув, Вьен закинул ногу на ногу.

К щекам горячо-горячо прихлынула кровь, я хотела многозначительно посмотреть в лицо Вьена, но отвернулась и, усевшись на кресло, смотрела на свои побелевшие руки:

— Я слушаю.

— Кхм, — Вьен поменял ноги местами и с шумным шуршанием вытащил из-за пазухи блокнот и карандаш.

Листы зашелестели, перекрыв тревожное потрескивание свечей. «Тик-так-тик-так», — стучали часы. Лоб, спина, подмышки мерзко увлажнились, я не могла глубоко вдохнуть. Подняла руку обмахнуться, но удержалась. Дёрнула оберег на бархатке и опустила её на колено.

— Кхм, — Вьен вздохнул. — Объясните, что вы делали ночью на дороге? Почему не воспользовались дилижансом?

— На вокзале Вирба у меня украли кошелёк. Его я нашла, но денег уже не было. Припрятанного в белье не хватило на проезд до Холенхайма, меня высадили в поле.

— Угум, — кивнул Вьен и черкнул пару строк. — Как произошло столкновение с зомби, с чего всё началось?

Он обратил на меня цепкий, колючий взгляд.

— Я увидела свет, — вздохнула я.

Вьен по несколько раз задавал одинаковые вопросы в разных формулировках. Ровный, холодный голос давил, пробуждая в памяти яркие образы. Уверена, это результат профессионального заклинания. По делу с зомби скрывать мне было нечего, да и с силами негусто, так что я позволила чужому властному голосу водить меня по ночной дороге в Холенхайм и снова сражаться…

Лёгкий бред воспоминаний оборвался, я оказалась в гостиной. Свечи уменьшились на четверть, обросли паутинками подтёков, с их отражениями в стёклах мешались огоньки фонарей на улицах утонувшего в ночи Холенхайма.

Бережно разгладив страницы блокнота, Вьен убрал его и карандаш во внутренний карман и потянулся вставать. Я дёрнулась:

— Как продвигается расследование? Есть подозреваемые? — Я лихорадочно искала повод его удержать. — Хотите ещё кофе? Чай? Горячий шоколад?

В висках пульсировал страшный вопрос: как ему предложить?

Вьен поскрёб подлокотники:

— Мм, мы рассматриваем вариант случайного отравления при неумелом использовании алхимических средств.

— «Мы»? — Я подалась вперёд и сглотнула.

«Ну же, предложи мне что-нибудь сам!»

— Так принято говорить, госпожа Тар, — Вьен вдавился в спинку кресла. — Помогает… отстранённому восприятию. Что-нибудь ещё?

— А жезл? Как думаете, зачем уничтожили информацию с жезла господина Гауэйна?

И без того не слишком любезное выражение лица Вьена стало совсем неприязненным:

— Я не уполномочен обсуждать это с посторонними, — он поднялся. — Доброй ночи.

Вьен шагнул к двери. Маг, мой потенциальный инициатор, собирался смотаться. Не позволю! Я метнулась наперерез, рывком обогнала и врезалась спиной в дверь:

— Подождите, — грудь часто вздымалась, как я надеялась, соблазнительно.

Спина ныла.

— Что? — Вьен склонил голову набок, окинул меня взглядом, казавшимся особенно презрительным из-за изгиба тонких губ. — Госпожа Тар, что случилось?

— Я… — Нет, не стоило признаваться в нарушении закона.

Не стоило позволять узнать это по ощущениям. Но сейчас не до предосторожностей: он маг, он здесь, и он мне нужен. Шумно вздохнув, я стиснула кулаки. Тут же заставила себя выпрямить пальцы, спину и вскинуть голову. Это помогло успокоиться.

Конечно, сердце бешено стучало, шум в ушах почти заглушал «тик-так» часов, но…

Дыша уже почти ровно, я схватила гребень и потянула, высвобождая, волосы, улыбаясь:

— Пожалуйста, задержитесь ещё немного. Я не могу отпустить столь привлекательного мужчину просто так.

Резко побледнев, Вьен попятился.

Что я такого сказала? Взглянула в зеркало: оно «раскалывало» меня на две части, но обе выглядели вполне симпатично. Особенно пышная грудь.

Вьен, мертвенно-бледный, блестящий от пота, встал за креслом:

— Что вы хотите?

Накатывал то жар, то холод, пылали уши. С трудом подавив слёзы, я провела ладонями по грудям, потянула край лифа вниз:

— Вас, мой дорогой Аднет.

— Аднот, — поправил Вьен и судорожно обтёр со лба крупные капли пота. — Так чего?

— Едва увидела вас, сердце забилось чаще, — вспомнила я реплику из книжки. — Вы просто невероятны.

— Д-да, очень приятно, — он воровато оглянулся на окно.

— Утолите жар моей страсти, — я пошла на Вьена.

Сглотнув, он схватил кресло и швырнул. Я едва увернулась. Кресло с треском поскакало по полу, подлокотник отломился. Взвизгнула оконная рама, порыв ветра ударил в лицо, загасил свечи. Несколько фонарных огоньков загородил тёмный силуэт, послышался звук падения, ругань и истеричное:

— Выпустите!

Несколько звонких торопливых ударов в ворота, хлёсткое «бряк!» распахнутой двери, топот ног. И тишина. Протяжно, по-весеннему, замяукал кот, взвыл ещё один.

Я стояла во тьме. Сердце тяжело билось, ночной холод пощипывал влажное от слёз лицо.

«Почему?» — руки опустились, вдоль позвоночника пробирался холод.

Ворвавшийся из коридора свет тут же перегородила высокая фигура. Сильный, с трескучим тембром голос Саги вклинился в призывное мяуканье:

— У меня член функционирует. Это так, к сведению… Двадцать пять сантиметров, все могут стать твоими… Ужинать будешь?

«Что это было? — Щёки горели, я приложила к ним ледяные ладони. — Что такого? Почему?» Сглотнув, сбивчиво прошептала:

— Мне нужна карта окрестностей.

Надо срочно найти местного мага и пройти эту злосчастную инициацию. Обязательно. Прямо сейчас, даже если придётся скакать всю ночь.

— На ужин парная телятина с горошком, — Саги прислонился к косяку. — И пирог с яблоками.

— Карту! — Меня затрясло, я опустила руки, снова подняла к горевшим щекам. — Карту мне, карту. Срочно карту. И седлай Рыжика. И переодеться надо.

От отвращения и страха меня замутило. Саги мрачно предложил:

— Давай утром.

— Карту! — Я пошла на него, но он не сдвинулся с места, и я врезалась в широкую, крепкую, как камень, грудь, ударила кулаками: — Карту! Дай карту, немедленно!

Я ударила ещё дважды, и Саги перехватил запястья. Пахшие яблоками пальцы, сколько ни дёргалась, ни на волос не разомкнулись. Нечеловеческая сила.

— Мияна, просто хочу напомнить: у тебя контракт, сбежишь — станешь преступницей.

Вскинув голову, я уставилась в разноцветные глаза. Саги продолжал:

— Гауэйн многое для тебя отложил, его слишком задели, и он играл с огнём. Один прорыв уже был, могут быть другие. Что делать простым людям? Ты понимаешь, что из-за твоего побега погибнут люди? Обязательно погибнут!

— Да не собираюсь я убегать! — Я опустила голову. — Знаю, что я здесь нужна.

Иначе бы сбежала. Да, выбора нет, ведь из-за решаемой проблемы я людей не брошу. От этой мысли почему-то стало легче дышать.

— Тогда куда собралась? Зачем? — Саги прижал мои кулаки к своей груди: на чёрном фоне руки казались бледными и хрупкими, даже у него.

— Проверить надо кое-что, — вот бы упереться лбом в его грудь и пожаловаться на собственную глупость.

— До утра подождёт?

Я помотала головой. После инициации магия будет восстанавливаться значительно быстрее, но не мгновенно. Терять ночь глупо, особенно теперь, когда к утру я рискую не наскрести магии на простейшую защитную печать. Я выдохнула:

— Не…

Спина вдруг оказалась придавлена к открытой створке, Саги наклонился — волна жара хлынула от моих властно размыкаемых языком губ, руки и колени ослабли. Запястья вдруг оказались на свободе, ладони Саги — на моей груди. Пальцы стиснули её, и голова пошла кругом, губы открылись, пропуская язык. Я зажмурилась, утопая в ощущениях: глубокий поцелуй, руки, пробиравшиеся под лиф к соскам, сдавившие их, щекотное пламя внизу живота и приятная томительная влажность между подгибавшихся ног. Отступив, увлекая меня за собой, целуя, Саги задёргал шнуровку платья.

Я потянулась обхватить Саги ногой, прижалась плотнее, и в шею, прямо в ярёмную ямку, кольнул амулет.

«Что я делаю?» — я стиснула зубы и язык Саги.

Отскочив, Саги зажал ладонью рот. Красивое лицо некрасиво заливал багровый румянец. Вытаращенность сине-фиолетовым глазам тоже не шла.

Приятный жар возбуждения сменялся мерзкой ломотой внизу живота.

— Карту и коня, — прошептала я, чуть не совершившая величайшую глупость в мире.

Глаза Саги холодели, из лица уходила кровь.

— В другой раз, — зачем-то пообещала я, и на сердце стало спокойнее и теплее. — Закончим в другой раз.

Я слабо улыбнулась:

— Обещаю.

И зачем? Зачем я это сказала? Зачем подошла и положила ладонь на его прижатую к губам тёплую руку, зачем погладила по щеке и провела кончиком пальцев по тёмному разводу клейма? Почему Саги так нежно на меня посмотрел? Ноги отказывались уходить, дыхания не хватало, сердце сжимало в тиски.

Убрав руки за спину, на миг зажмурившись, я повторила:

— Мне нужна карта. И оседланный конь.

— Хорошо, пойдём, — развернувшись, Саги быстро зашагал прочь.

Холод и тоска мутили разум, мешали дышать. Секунду бы передышки — собраться с мыслями.

Забиться бы под одеяло и проснуться в доме родителей беззаботной девочкой в уюте и тепле. Или хотя бы в институте.

Чем дальше уходил Саги, тем холоднее становилось. Но я должна думать о холенхаймском маге и соблазнить его любой ценой.