Хотя в особняке, белеющем среди оливковой рощи западнее Нового Викара, находится много людей, он выглядит необитаемым. Ставни закрыты, мощные гладкошёрстные псы дремлют в тени высокой стены. Ажиотаж, вызванный нападением и петляющими скачками вокруг города, постепенно угасает. Из участников нападения здесь находятся трое: Марсес, приведённый им Ильфусс, известный среди служанок под кличкой Вездерук, и один из сыновей младшего придворного мага — вспыльчивый и вечно ввязывающийся в неприятности Арн, не далее как неделю назад отосланный отцом на перевоспитание в северную провинцию.

Остальные скачут по дорогам и полям, путая следы.

В сумраке дома мягко постукивают игровые кости. Марсес, Вездерук и Арн бросают их в тяжёлом молчании, время от времени добрасывая в общую груду монетки или сдвигая банк победителю. Всё это сопровождается ухмылками и недовольными гримасами, пальцы у парней цепенеют от напряжения, от томительного ожидания, когда же явится Ингвар и избавит их от подспудно нарастающего ужаса: а вдруг в ворота постучит кто-нибудь другой, тот, кто действительно ищет принцессу?

Кубики игральных костей катятся по столу, замирают. Крысиное личико Вездерука искажает ухмылка, он сдвигает к себе кучку медяков. Марсес смотрит на него с некоторым презрением, а вот Арн, отлучённый от отцова кошелька, цыкает раздосадовано.

Стрельнув взглядом на сообщников, Вездерук начинает раскладывать медяки на кучки по десять монет:

— Сейчас бы девок сюда. После такого дела хорошо бы расслабиться.

— И вина, — мечтательно тянет Арн и растекается в кресле.

— В подвале есть, — как бы между прочим произносит Марсес, барабанит пальцами по столу. — От отца осталось. — Он сам не знает, зачем это сказал: мать строго настрого запретила к подвалу даже приближаться. — Красное. Сладкое.

Арн поднимается:

— Веди.

Впервые за долгое время в Арне просыпается сознательность, он почти садится, осознавая, что сейчас не время для вина, но волнение и желание это волнение подчинить, берут верх, и он бодро поторапливает:

— Или мамки испугался? Не бойся, скоро ты так поднимешься, что ей и не снилось, сможешь в десять раз покрыть убыток.

На щеках Марсеса проступают красноватые пятна, но говорит он нарочито бодро:

— Это был дом моего отца, здесь хозяин я, а не мать.

Арн, присутствовавший на собрании в кабаке, ухмыляется, и пятна на щеках Марсеса вспыхивают ярче, он спешит к двери из гостиной:

— Идём.

Вездерук, как самый низкородный, идёт последним, едва не потирая руки от предвкушения: когда хмель сделает этих мальчишек смелее, уговорить их навестить Мун и по очереди насладиться принцессой будет проще простого.

«Так или иначе, но моей ты будешь». — Крысиное лицо Вездерука снова искажает ухмылка.

***

— Сын пустыни… — злобное шипение доносится из трещины в стене дома.

Конь нервно всхрапывает и переступает копытами.

— Где Мун? — Ледяной тон даётся мне на редкость тяжело.

— Откуда мнеее, — шипит-тянет Викар, — знать? Я лишь пленник этих старых домов и покинутых улиц.

— Пусть ты не имеешь силы в новом городе, но знать можешь. Ни за что не поверю, что ты не следишь за наследницей прежней династии. — Растягиваю губы в хищной улыбке. — Ты же ей помогал, разве нет?

— Знаешь, в чём твоя беда? — почти воркует Викар, в чёрной щели промелькивает огромный глаз (я чувствую, как там, за стенами дома, в глубине земли, перекатывается исполинское, обожжённое моей магией тело духа). — Твоё сердце бьётся слишком часто.

Его слова не имеют смысла, и я слишком встревожен, чтобы успеть изобразить высокомерие. Викар хрипло смеётся:

— Знаешь, в чём была твоя главная сила в борьбе с духами мест?

— Мой дар, — чеканно роняю я, ожидая нападения.

— В отсутствии страха, сын пустыни. Дар помогает видеть, но победу рождала безоговорочная смелость, а сейчас ты…

Вспрыгиваю на обломок стены, на выступ и на её широкую верхнюю кромку. У копыт коня змеятся щупальца. Отступаю, стараясь объять сверхчувствами окружающее пространство, ощущаю продвижение Викара под землёй и в стенах. Откуда у этой твари столько сил?

Соскочив на землю, простираю руки, позволяя магии выплеснуться на крадущуюся под землёй тварь. Старый город содрогается от слышимого только мне крика. Это мой кнут, это мой способ сделать моё мирное предложение жизненно необходимым Викару.

Через полчаса я, мокрый от пота, растрёпанный и совершенно обессиленный, вскакиваю в седло. Но в сердце — тревога, и там же плещется гнев на Викара, в висках стучат его слова: «Ты сдохнешь, а она станет королевой, она станет королевой и женой сына приморья».

Невольно рычу: неведомый сын приморья не жилец, даже если для этого придётся вернуться с того света. А сейчас надо спасти Мун. В обмен на разрешение заселить два квартала старого города, Викар сказал, что её увезли на восток…

***

Ингвара стискивает в объятиях паника, смешанная с нетерпением.

По его подсчётам он уже должен был скреплять союз с принцессой близостью, а вместо этого вынужден торчать у постели недобитого внука.

«Чтоб ты сдох, — в очередной раз думает Ингвар, с ненавистью глядя на бледное лицо Сигвальда в блестящих каплях пота. — Императорское отродье».

Борн, средний придворный маг, подкрадывается незаметно, шепчет на ухо:

— Слишком убийственный взгляд.

Сказано так тихо, что даже сидящий в ногах Сигвальда Эгиль ничего не слышит. Кожа Ингвара покрывается мурашками, нервная мысль пронзает ужасом: «Если Борн захочет ударить в спину, ты узнаешь об этом, только когда лезвие войдёт в плоть».

— Изобрази страдание, — шепчет Борн. — Я прикрою.

Подавив желание отшатнуться, Ингвар закрывает лицо рукой и понуро опускает плечи.

«Скорее бы это закончилось», — внутри у него клокочет желание скорее умчаться на запад, к особняку в оливковой роще. Дома, у ворот на заветную дорогу, ждёт служитель морского бога, готовый связать Ингвара и Мун узами брака, и только двое мешают этому: выживший Сигвальд и Император, ослушаться которого слишком опасно, даже если ты его тесть.

***

Голова Марсеса с гулким стуком падает на стол. «Отлично, а то пришлось бы ждать, когда оба натешатся», — Вездерук прячет ухмылку в кубке с вином, изображая, что делает глоток.

Указывая пальцем на Марсеса, Арн громко смеётся:

— Слабак.

— Мальчишка. — Кивает Вездерук и ударят кулаком себя в грудь. — А вот мы — настоящие мужчины.

Арн лишь смеётся. Он раскраснелся, но блеск тёмных глаз острый, настороженный.

«Он мне не доверяет, — Вездерук делает небольшой глоток сладкого до приторности напитка. — Может даже догадывается, что я не так уж пьян».

— Чего ты хочешь? — Арн громко ставит кружку на стол. — Что задумал?

Его язык заплетается, но взгляд прожигающий. Вездерук вскидывает руки:

— Ничего.

— Брось. — Арн грозит пальцем. — На твоей крысиной роже написано, что ты что-то задумал.

Вездерук вспыхивает, «крысиная рожа» — кошмар его детства, ненавистнее только обращение «крыса». С трудом подавив гнев, он поводит плечами:

— Я тут подумал: а почему бы нам не попробовать принцессу, так сказать, как женщину. Когда ещё будет возможность вставить девке королевской крови?

Откинувшись на спинку стула, Арн смотрит на него сквозь задумчиво-хитрый прищур:

— А не слишком ли жирно для такого ублюдка? — Щёлкает пальцами. — И не слишком ли опасно?

— Усыпи её снова — и о том, что мы с ней делали, никто не узнает.

Сердце Вездерука стучит так часто, что начинает гудеть в висках, он подаётся вперёд:

— Только представь: принцесса, будущая королева — и вся наша.

— А Ингвар? — ухмыляется Арн. — Он может приехать в любой момент.

Стискивая кружку дрожащими от возбуждения пальцами, Вездерук делает короткий глоток:

— Один стоит на стрёме, другой — с принцессой. Ну же, у нас слишком мало времени, чтобы праздновать труса.

Продолжая щурится, Арн медленно допивает вино. Вездеруку кажется, он сойдёт с ума от нетерпения, он скрипит зубами и тут же выдавливает кривую ухмылку.

Арн громко ставит кружку на стол и поднимается, поправляет пояс:

— Дельное предложение. Я первый. Ты на стрёме. — Сделав несколько шагов к двери, Арн оборачивается. — И не вздумай меня подставить: Ингвар всё равно узнает, что это была твоя идея, моё слово для него куда весомее твоего.

Назад

1234

Вперед

Выдавив подобострастную улыбку, Вездерук опускает голову в поклоне:

— Ну что ты, всё сделаю честь по чести.

Он изнывает от желания. Едва Арн скрывается за дверью в подвал, Вездерук делает шаг к выходу в коридор, но останавливается.

«А если подсмотреть? Хотя бы одним глазком», — он облизывает губы, нарисованные воображением картины отзываются тяжестью в паху, штаны оттопыриваются.

Переступив с ноги на ногу, Вездерук оглаживает себя и бесшумно отправляется за громко топающим по ступенькам Арном.

«Я только немного гляну», — обещает себе Вездерук, уже понимая, что не сможет отказать себе в удовольствии посмотреть действо до конца, и немного сожалея, что Мун будет валяться безвольным телом: он бы предпочёл, чтобы она вырывалась и молила о пощаде.

«Как было бы сладко, если бы она кричала и плакала… Но это слишком опасно. Придётся довольствоваться спящей».

Он снова оглаживает себя. В глубине подвала тихо скрипит дверь в камеру пленницы.

***

«Что делать, что делать, что делать? Как спасти Мун?» — внезапно понимаю, почему сейчас, когда это больше всего нужно, моя знаменитая интуиция кричит, но не даёт никакого верного направления: я слишком испуган. Прежде я сохранял спокойствие, что позволяло расслышать шёпот души, а теперь она, обезумевшая, визжит от страха и ничем не может помочь.

Горожане и даже стражники вдавливаются в стены домов, пока я вихрем мчусь на коне по булыжным мостовым. Я в ярости и гневе.

Я испуган, и липкий мерзостный страх настолько непривычен, что я теряюсь.

— Император! — хрупкая фигурка в светлом платье бросается наперерез.

Конь резко останавливается, и я грозно смотрю на миловидную девушку.

«Сестра Мун», — в сердце снова отдаётся боль.

— Что с сестрой? — По щекам Фриды стекают слёзы. — Где она? Вы спасёте её?

— Спасу, — шепчу я своё самое сокровенное желание. — Я её обязательно спасу, чего бы это ни стоило.

Слёзы капают с её покрасневшего лица на грудь. «Эта девушка… она переживает за Мун не меньше меня, только она действительно бессильна». Протягиваю руку. Без малейших колебаний Фрида вкладывает свою ладонь в мою. Рывком сажаю девушку на холку и скачу к дому Борна: там она будет получать самые последние новости.

Девчонка такая лёгкая, что конь резво продолжает бег.

Волосы Фриды пахнут, как у Мун, воспоминания и чувство бессилия ранят меня острыми лезвиями. Я рвусь к роскошному дому — оттуда шесть дней назад (невыносимо давно) Мун вышла смущённой невестой — в робкой надежде услышать какие-нибудь более достоверные, чем слова Викара, известия.

Ворота в большой двор распахнуты, снуют гонцы, солдаты, чиновники.

— Есть известия?! — Спуская Фриду на землю, окидываю взглядом застывших людей. — Ну?

Их потупленные взоры красноречивее любых слов.

Никаких известий.

Мысленно ругнувшись, направляюсь в дом.

Фрида спешит следом и всхлипывает.

Только рыдающей девушки не хватает… Но оставить её за порогом я бы не смог. Надо придумать ей дело.

Разворачиваюсь:

— Помоги Эгилю позаботиться о Сигвальде.

Какой-то миг кажется, Фрида ответит, что она не служанка, но в её взгляде мелькает что-то странное, она торопливо склоняет голову:

— Да, конечно, почту за честь.

Её поклон неловок, слёзы продолжают капать.

— Идём за мной, — направляюсь во внутренние покои.

Надеюсь, Сигвальд жив. Надеюсь, мастерства и сил Эгиля хватит, чтобы восстановить раздробленные кости, иначе Сигвальд никогда не удержит Империю в узде, и страна развалится на несколько королевств.

Промчавшись по коридорам, распахиваю дверь в душную золочёную комнату. Ингвар стоит в изголовье, стиснув кулаки, закусив тонкую губу, в его напряжённой фигуре чувствуется решимость, а я, как всегда, испытываю какое-то неприятное ощущение — полушёпот полушёпота дурного предчувствия. Не люблю предателей. Но слово приходится держать.

Перевожу взгляд на Эгиля: старик совсем плох, пот льётся ручьём, кожа пепельного оттенка и руки дрожат. У его ног сидят двое учеников — бледные и тяжело дышащие. Я бы никогда не смог по капле отдавать свою жизнь за чужого человека, даже если это принц, но безмерно благодарен за то, что такие люди есть.

Наконец смотрю на лицо сына. Сигвальд похож на мертвеца, но дыхание ровное.

Ингвар разворачивается на каблуках и впивается в меня яростным взглядом:

— Я не женщина, чтобы сидеть у постели больного! Я должен найти тех, кто это сделал!

— Ты должен охранять принца. — Шире расправляю плечи. — Это твоя обязанность.

— Ему не нужна моя охрана, — Ингвар наступает на меня. — Весь дом оцеплен и соседние улицы тоже. Сигвальд в безопасности, а те, кто пытались его убить, с каждой секундой становятся всё дальше, увозя его жену. Жену моего внука. Это немыслимо! Не знаю, как у вас… — Он явно с трудом проглатывает слово «дикарей» и исступлённо шепчет: — Но у нас такие вещи не прощают.

— У нас тоже, — цежу я, не в силах сдержать невольное раздражение.

Вдруг Ингвар падает на колено и, склонив седеющую голову, взывает:

— Отпусти меня искать этих ублюдков, так я принесу больше пользы… Я не могу видеть его таким. Позволь мне показать себя.

Сердце бьётся учащённо, не могу понять, почему этот жест вызывает во мне брезгливость, но у меня нет ни малейшего желания оставаться с Ингваром в одном доме.

— Иди, — киваю я. — Собери своих людей и действуй. Только скоординируй действия с Фероузом.

— Спасибо, — цедит Ингвар и, поднявшись с колен, направляется к двери, даже не замечая понурившуюся Фриду.

— Позаботься о Сигвальде, — мотаю головой в сторону постели.

Я тоже не могу видеть сына таким.

***

Не знаю, сколько лежу в темноте и подземной сырости, но даже страх утомился терзать меня, и я просто лежу, не желая подниматься из мутного оцепенения и исследовать тюрьму.

Меня похитили и замуровали. Возможно, оставят умирать голодной смертью, а мне почти всё равно.

Почему Император не нашёл меня? Временами кажется, он просто оставил меня здесь, но здравый смысл говорит, что Император не всемогущ, и в прошлый раз найти меня сразу тоже не смог.

Но нашёл.

И спас.

В этот раз тоже спасёт, потому что он… лучший.

На лестнице раздаются шаги, ужас пришпиливает меня к койке, потому что эти шаги — не шаги Императора, слишком громкие, в рваном качающемся ритме, не то что его хищная поступь.

Щёлкает засов, дверь с тихим скрипом отворяется.

Понимаю, что это не Император, чувствую — это враг. Сердце выбивает бешеную дробь, но в глубине его живёт надежда, что это — помощь, что меня спасут.

— Принцесса, — насмешливо зовёт незнакомый голос. — Отзовись, малышка.

Меня пробирает дрожь, от ужаса не могу шевельнуться.

Кто-то идёт ко мне…