Струйка крови на плече тёмного расширялась. Сглотнув, посмотрела в оранжевые глаза и прошептала:

— Ты не чувствуешь боль.

— Что? — он дёрнул головой.

Указала пальцем на его плечо. Скосив взгляд, тёмный дёрнулся:

— Вот дрянь!

— Что это?!

Схватив подсвечник, тёмный понёсся в соседнюю комнату:

— Зуб. Видимо, осколок, — что-то шумно потрошил за стеной. — Не заметил. Вот дрянь!

БАХ! Зазвенели осколки. Подскочила к дверному проёму: тёмный рылся в одном из своих мешков, из плеча вытянулось что-то кривое, склизкое, блестевшее в свете поставленной на лавку свечи. К горлу подступила тошнота, схватилась за шею:

— М-может магией?

— Нельзя: хуже будет, — тёмный вытащил свёрток, флаконы, положил на осколки графина. — Возьми какую-нибудь рубашку и порви на тряпки… Или бинтов притащи, я все потратил. Только на трах не отвлекайся.

— За кого ты меня принимаешь?

— За тебя. Давай, не стой. — Тёмный вскинул левую руку. — Свет. Нужен свет. Много.

Швырнула под потолок десяток сияющих сфер. В комнате стало ослепительно светло. Тёмный раскладывал на лавке явно хирургические инструменты.

— Шевелись, — он вытащил белую рубашку и зеркало, поставил его на лавочку. — Давай, бинты организуй. Смотреть на меня сейчас необязательно.

С ледяным спокойствием тёмный надрезал скальпелем кожу под прорастающим зубом, над ним, взялся за жуткого вида плоскогубцы.

Зажав рот ладонью, отвернулась, добралась до своей сумки и вытащила первое попавшееся платье, направилась в спальню. У порога не выдержала, обернулась: тёмный медленно вытаскивал из плеча блестящую от крови кривую палку. В глазах потемнело, выскочила в спальню…

Опомнилась уже внизу, когда стояла босая в одном тонком платье перед хозяйкой постоялого двора и срывающимся голосом просила:

— Бинт, мне нужен бинт, там у моего… рана вскрылась, перебинтовать надо.

Огарок в руке хозяйки подрагивал. Из подсобного помещения вышел коренастый, ниже её на полголовы, моложавый хозяин, ему я повторила просьбу чуть более внятно. Тогда и жена его опомнилась:

— Может, лекаря позвать?

Вспомнила растущую из раны штуку, замотала головой:

— Нет, там не страшно, просто… просто, — во рту стало солоно, — пугливая я.

Я честно пыталась сосредоточиться на жадном взгляде хозяина на мою грудь, пока жена копалась в сундуке, но думала о том, что когда-то покусанные люди умерли из-за проросших в них зубов.

О том, что магия только ухудшит дело.

Если не магия, то что поможет?

А если тёмный снова пропустит осколок? Он же словно не чувствует ничего, вот так прорастёт в нём во сне, и поминай, как звали… Тьма! До сих пор не узнала его настоящего имени.

— Держите, — женщина вложила мне в руки два мотка бинтов. — Наверное, надо какую-нибудь мазь? Горячей воды?

— Н-не знаю, — прижала бинты к груди. — Он не просил.

Женщина подхватила меня под локоть и повела к лестнице:

— Давай-ка я с тобой поднимусь. Молодая ты ещё, глупая.

Что-то мне подсказывало, что тёмный, невозмутимо вырезающий из себя ветвистую хрень — зрелище не для посторонних. Хотела отказаться, но — хозяин. От него исходили волны желания, а мне надо торопиться.

— Это будет очень любезно с вашей стороны, — я поспешила наверх, выпадая из поля его мечтаний зажать меня в углу коридора на втором этаже.

— Где же это господин Бейл поранился? — лепетала хозяйка, подталкивая меня под поясницу.

— На нас бандиты напали в дороге.

— Ох. — Она дёрнула меня, заглядывая в лицо. — И сильно господина Бейла ранили?

А глаза с вертикальными оркскими зрачками просто на мокром месте. Внимательнее оглядела женщину в дрожащем свете огарка: выбивающиеся из-под чепца волосы чёрные, грудь высокая, да и на лицо она скорее не женщина — девушка, просто старше кажется из-за невзрачной одежды.

— Сильно? — хозяйка меня дёрнула. — Точно лекаря не надо? А то я мужа пошлю…

— Не надо, — я поторопилась к комнате, уверенная, что хозяюшка запала на тёмного.

А уж как она рвалась внутрь, как рвалась, мне пришлось встать в дверях, а она заглядывала через моё плечо и всё звала:

— Господин Бейл, вы как там? Вам лекаря позвать? А?

— Нет, не надо, — глухо отозвался тёмный. — Всё не так уж плохо.

Страшно представить, что тогда в его понимании плохо! Хозяйка чуть не подпрыгивала:

— Вы уверены?

— Да.

— У меня отец ветеринар, я ему помогала. В ранах смыслю я, разрешите войти, — она злобно уставилась на меня.

— Мой мужчина, — процедила я едва слышно.

Она насупилась — и продолжила:

— Господин Вейл, а дайте посмотреть, может, всё же помогу…

— Лучара, не надо. — От мурлыкающих интонаций тёмного у меня задрожали колени, а хозяйка покраснела. — Идите, отдохните, а завтра утром я спущусь в зал, и вы сможете убедиться, что я в полном порядке. Идите, Лучара.

Я сложила руки на груди, хотя с бинтами это было неудобно. Хозяйка стояла передо мной покрасневшая и дрожащая. Я, кажется, тоже. И что это тёмный с нами творит?

Что-то звякнуло, я толкнула хозяйку в плоскую грудь и захлопнула дверь.

Собираясь высказать всё, что думаю о всяких неблагоразумно заигрывающих с хозяйками постоялых дворов, я решительно прошагала во вторую комнату — и зажала рот ладонью.

Тёмный сидел перед стоявшим на лавке зеркалом, правое плечо и грудь были основательно исполосованы скальпелем, раны явно расковыряны. В данный момент тёмный что-то сосредоточенно прищипывал длинными узкими плоскогубцами. На бледном лбу блестел пот. Тёмный вообще был страшно бледен, на валявшейся рядом рубашке алели пятна, по полу растекалась лужица крови.

— Только в обморок не падай, — глухо велел тёмный. — Бинты положи и проваливай.

— Т-ты?

— Плохо. Сам дурак: нужно было сутки не колдовать вообще, а я…

— Так это из-за магии?

— Ну… — тёмный поморщился, в плече у него что-то чмокнуло, хрустнуло, и он стал медленно тянуть плоскогубцы, цедя сквозь стиснутые губы: — Мелкие. Осколки. Разрушаются. Но. С. Подпиткой. Магией. И. Они. Прорастают.

Так, ладно, поняла: он сам идиот — знал, что так может быть, но рискнул. И всё равно его как-то жалко. Сдерживая тошноту, уложила бинты на край лавки. Отскочила к двери и уставилась на косяк. И пусть не видела, но слышала, что тёмный делает. Принялась скрести деревяшку ногтями:

— Тебе больно?

— Сейчас? Нет.

— Почему?

— Заблокировал болевые импульсы ещё в бою, подстраховался на случай, если зубы вырезать придётся.

— Практичный, — нервно хмыкнула. — А потом почему блок не снял?

— А тебя были травмы серьёзнее укуса пресветлого?

— Мм, — подняла взгляд к потолку. — Лодыжку подвернула как-то раз.

Что-то покатилось по полу, но я не осмелилась повернуться, лишь сильнее стала царапать косяк. Тёмный уточнил:

— Обезболивающие заклятия на неё накладывала?

— Да, до самой поправки.

— Тогда. Ты. Должна. Понимать. Меня.

В самом деле глупый был вопрос: кому хочется постоянно испытывать боль? Только… облизнула губы:

— А у тебя кожа уже гладкая стала. Раны-то заросли. Магией пользовался?

— Склеил края чёрной смолой, кожу подлечил зельем регенерации — без магии лучше не залатаешь.

— То есть всё это могло разъехаться от резкого движения?

Вспомнила, как этот придурок (иначе не назовёшь) сражался с бандитами — меня даже передёрнуло. Тёмный возразил:

— От очень. Резкого.

Прижалась лбом к косяку:

— Ты идиот.

— Мм… и что заставляет так думать? Ещё часов пять — и я был бы как новенький. В экстренном случае использовал бы магию, а потом сел вырезать проросшие зубы. И хотя нам придётся задержаться здесь на день или два, в целом дело идёт неплохо: господа Бейлы обрастают историей и знакомствами, на которые мы сможем сослаться по приезде в Сорту.

— Это так важно?

— Чем меньше людей тебя знает, как надёжного человека, тем меньший вес имеют твои слова, обещания. — Тёмный отдышался, он вообще часто дышал. — И тем подозрительнее кажутся твои действия.

Ковыряя ногтем косяк, глянула на тёмного: он бинтовал плечо. На сероватой ткани проступала кровь. Тихо спросила:

— Смолы не осталось?

— Приберегу её для полевых условий: мы же в городе, лучше обойтись более мягкими средствами. Всё равно хочу дождаться результатов поездки Противостоящих к нашим лесным друзьям.

— Так, вернёмся к чёрной смоле: она, значит, не мягкое средство?

— Эм, ну, собственно, из-за неё я и продолжал блокировать болевые импульсы, — тёмный бодро обматывался, — жжёт калёным железом. Редкостная дрянь. И реакцию притупляет.

— Тёмный, ты… ты…

— Я-я, — он посмотрел на меня потемневшими глазами, грудь часто вздымалась. — Давай-ка помоги, чего встала.

— Ну не лежать же мне.

Так мной командовать могли только Эсин, старшие братья и сёстры в случае, если я сильно проштрафилась, и любовники. Тёмный не относился ни к одной из этих категорий, но почему-то я приблизилась, встала на колени, почти вмазавшись в лужу крови, и приняла из ледяных рук валик бинта.

— Так, под рукой давай, через спину протяни, — командовал тёмный, указывая левой рукой, утирая проступавший на висках пот. — Потуже… посвободнее… ниже… осторожнее… через верх… сюда…

Оказалось не так уж и сложно, хотя жутко касаться холодной побелевшей кожи. На повязке под ключицей проступала кровь. Глядя на пятно, заметила:

— Мне кажется, это неправильно. В смысле — кровь. Бинт — он же должен её полностью остановить, иначе она будет течь сквозь него… разве нет? — Подняла взгляд на бледное, заострившееся лицо тёмного.

— Я потерял много крови, сейчас она сворачивается не так быстро…

Колену стало влажно. Даже не глядя вниз, поняла, что встала в кровавую лужу.

— А если не твоей смолой, а чем-нибудь другим? — От бледности тёмного было не по себе. — Какие-нибудь заговоры…

— Магию нельзя, — он потрепал меня по голове. — Успокойся и дай мне проспаться. Сон лучшее лекарство, знаешь. — Опершись на лавочку, тёмный медленно поднялся, и взгляд поплыл, затуманился. — Но я не гордый, если предложишь плечо — с радостью обопрусь.

Вот чего-чего, а радости в нём не было ни грамма. Когда встала, тёмный ощутимо навалился, часто, щекотно дышал в висок. Как-то это странно было по внутренним ощущениям, хотя не знаю, что именно. Может, необычность ситуации… в груди было тяжело. Я покосилась на скамейку с забрызганным зеркалом, потемневшие инструменты, рубашку в пятнах, застывающую лужу крови… и раскупоренные флаконы.

Чем-то тёмный лечился.

Мы с трудом протиснулись в проём. Через несколько шагов тёмный потянулся вперёд, почти падая, упёрся коленом в кровать. С закрытыми глазами он балансировал между мной и койкой.

— Пожалуй, раздеваться не буду.

Не самое удачное решение, если учесть, что штаны сбоку пропитались кровью. В приступе доброты предложила:

— Давай помогу.

Тёмного передёрнуло. Надеюсь, не из-за моего предложения. Сдвинув одеяло, он уселся. Не открывая глаза, склонил голову на подушку — он был её белее!

— Давай лекаря, а? — сипло прошептала я.

— Чтобы он потыкал меня диагностическими кристаллами? А потом будут лишние вопросы, — бормотал тёмный, левой рукой расшнуровывая штаны. — Нет, ну его, я лучше посплю…

Ухватилась за штанины, потянула, они неожиданно легко соскочили, я шлёпнулась на пол, и тёмный залез под одеяло. Не открывая глаз, он поелозил, подтыкая его со всех сторон, пока не оказался в коконе, из которого торчала лишь голова — и застыл.

Если бы не частое дыхание, он был бы точь-в-точь покойник.

Дыхание выравнивалось.

Замедлялось…

Наконец я встала, задумчиво посмотрела на штаны: и что с ними делать? Сдать хозяйке в стирку? Тогда точно визита лекаря не избежать. Посмотрела на тёмного: он не дышал.

Я его не чувствовала. И магией проверять было страшно: вдруг ещё кусок зуба остался, начнёт расти…

Выронила штаны, вдохнула и выдохнула: «Как-то же можно проверить без магии… как-то обычные люди проверяют… а, да», — сходила за зеркалом. Протёрла его этими самыми штанами и приложила к холодным губам тёмного…