Проснулась от странного ощущения, будто всё скручивается внутри. Села.

Сквозь шторы сочился позеленевший дневной свет, в комнате было ярко, душно, и у меня дико колотилось сердце.

Тёмный лежал рядом, грудь ровно вздымалась, на бледном лице проступили пятна немного нездорового румянца.

Флаконов под боком не было.

Бинты на плече явно сменены, без крови, и кожа вокруг гладкая — никаких вздутых вен.

Осторожно коснулась лба тёмного — холодный. Приподняла повязку: свежие рубцы, никаких посторонних жителей.

Зевнула.

В животе заурчало. Да и в целом тело казалось тяжёлым.

Судя по яркости света, должен быть уже день, а посторонних звуков нет… Неужели тёмный раскошелился на комнату с магической звукоизоляцией?

Во второй комнате меня ждал таз с кувшином воды и полотенце. Приводя себя в порядок, думала обо всём и ни о чём: что станет с Гранографом? Долго ли тёмный будет соблюдать постельный режим? Далеко до Сорты? Дождётся связной? Может, следует выехать, а тёмный пусть догоняет? Есть ли в гостинице симпатичные здоровые мужчины? Что на завтрак?..

Мысли роились в голове, перекликались друг с другом, повторялись. К сожалению, среди моих вещей были исключительно скромные платья с подолами в пол, закрытой грудью и длинными рукавами, но и в таком виде я подцеплю кого-нибудь в общем зале… Вот тёмный: из-за него приходиться отвлекаться, а ведь он мог скрасить мне эту ужасную поездку.

Ладно, пусть поправляется: будет время его соблазнить. Да и с полудохлым вряд ли светит особое удовольствие.

Так что на завтрак — покорять постояльцев. От этой мысли по телу пробежала волнительная дрожь, я бодро направилась к выходу, бросила сочувствующий взгляд на тёмного: он не знает, от чего отказывается!

Дверью почти хлопнула, быстро пошла — и налетела на чью-то широкую грудь.

Меня хлестнуло возбуждением. Подняла взгляд: Гур приветливо улыбался. И представлял, как притискивает меня к стене и целует. На мои щёки набежал румянец, дыхание сбилось.

— Привет, — сипло поздоровался полуорк, его зрачки так расширились, что их вертикальная форма стала почти незаметна.

— П-привет, — сглотнула, заставила колени выпрямиться и не трястись: Гурт едва сдерживался, чтобы не схватить меня. — Что ты тут делаешь?

— Пришёл сказать господину Бейлу спасибо.

— За что? — я смотрела на мощную шею с часто пульсирующей жилкой.

— За то, что брата моего спас, за Роно.

Мысль о брате отвлекла Гура от фантазий о грудях, и возбуждение меня слегка отпустило, пробормотала:

— А он его спас?

— Ээ… ну да. Болт вытащил, рану чем-то помазал, заговорил, и двух ваших коней в светлый храм пожертвовал, чтобы Роно позвонок восстановили.

Разбазаривал имущество, значит. Ну, тёмный, мне что теперь, самой коня вместо Резвого покупать? И на какие деньги, спрашивается? Сердито уставилась на Гура: мог бы долговое обязательство подписать, не переломился бы. Почему лечение его брата должна оплачивать я? В светлом храме не изверги, кредиты оформляют прямо на входе.

Вдохнула и выдохнула: всё это следует высказывать тёмному. А сейчас брать с этой паршивой овцы хоть шерсти клок. Только где бы нам уединиться?

— Мы тут с ребятами подсуетились, — продолжал Гур, вожделенно пялясь в скромный вырез, — и собрали вам небольшую благодарность.

Он отстегнул от пояса туго набитый кошель.

Уже лучше!

— Подожди секунду. — Выхватив деньги, метнулась в комнату, положила кошель сбоку у порога и бесшумно затворила дверь. Выпрямилась, оттягивая платье вниз. Развернулась. — Так что…

Гур надвинулся на меня, весь огромный, пышущий жаром, притиснул к стене. Я едва доставала ему до плеча, тяжело дышала. Ладони скользнули с моих бёдер к груди, кружились, Гур сипло прошептал:

— Я тут комнату снял…

Как же горячо и мокро было между ног, ещё немного — и потечёт по ноге. Облизнула пересохшие губы и прошептала:

— Веди.

Перед глазами плыло, я зажмурилась. Гур подхватил меня на руки и в пять гигантских шагов оказался у двери, чуть не вышиб её плечом, а потом спиной, закрывая.

В следующую секунду я оказалась на лоскутном покрывале. Глядя на меня жадным, мутным взглядом, Гур стаскивал с себя куртку, рубашку, сапоги, штаны.

Член у него был большой даже для полуорка. Представляя, как он врывается в меня, закусила губу. Но у Гура были другие пристрастия. Я откинулась на спину и прикрыла глаза.

Ткань подола щекотно поползла вверх по ноге, Гур прижался губами к коленке, облизывал, целовал, спускаясь по внутренней стороне бедра. Медленно меня обнажая, Гур так же медленно покрывал меня поцелуями. Выгибаясь, застонала. Внутри всё горело, но язык не поворачивался поторопить…

— Ты слишком красивая, — прошептал Гур мне в живот, поцелуями добрался до груди. Сдвоенными усилиями мы сбросили платье, и он снова повалил меня. — Никогда не встречал таких красивых женщин, ты… ты… будто богиня.

Обхватил сосок губами, кружил, надавливал жёстким языком. Цепляясь ногтями, потянула на себя мощные плечи, но Гур не заметил моих попыток, обхватывал ладонями и мял груди, приник к другому соску, втянул его, блаженно мыча, тыкаясь в меня горячей головкой.

— Я хочу тебя, — прошептала, поводя бёдрами. — Давай же.

Он сел между моих ног, гордо демонстрируя своё хозяйство, ожидая реакции. Я шире раздвинула ноги. Его пальцы легко скользнули внутрь меня, и Гур улыбнулся, наконец направил член и стал мучительно медленно проникать внутрь. Я закинула ноги ему на плечи и согнула колени, плавно насаживаясь до упора. Кусая губы, Гур застонал:

— Вот Тьма! Ты такая горячая.

— Двигайся уже, — прорычала я.

Склонившись, Гур упёрся ладонями по бокам моих плеч и осторожно толкнулся, затем смелее, ещё смелее. Он млел от колыхания моих грудей при толчках. И… он сдерживался, растягивая удовольствие, и от этого плескавшиеся от его движений волны жара накатывали протяжно-дразняще, раскаляли, но не грели.

Мы слились в едином ритме, в одном дыхании, он плавно погружался в меня, распирая изнутри, заставляя судорожно всхлипнуть, прежде чем отступить — и снова переполнить. Огонь разливался по мне, кровь вскипала, дыхания не хватало, этот баланс на краю сводил с ума, и я зажмурилась — зажмурилась и представила тёмного, что это он проникает в меня почти болезненно глубоко, горячо, страстно — и сорвалась в лихорадочную дрожь горячего удовольствия.

Продолжая представлять, что это тёмный стягивает с плеч мои ноги, чтобы улечься на меня огромным телом, что это его губы ласкают моё ухо, это он короткими уверенными толчками долбиться в меня, заставляя подвывать от удовольствия и двигаться навстречу, сжиматься на нём от невыносимого возбуждения и истекать соками.

Продолжая воображать, что это его язык проникает в рот, заглушая бешеные вскрики, что из-за него всё внутри горит и испепеляется от вожделения, сминающего тело приступом сладкого одурения.

Представляя, что в его волосы зарываются пальцы, его плечи расцарапываю ногтями, что это он желает, и ему я шепчу: «Ну возьми же меня, возьми», что это он рычит на ухо и кусает, и исступлённо врывается в меня, вбивается, чтобы в судорогах ослепительного блаженства залить семенем.

Что это он целует и целует мои губы, и от его тепла мне так тепло, по коже бегают мурашки.

Что это он покрывает поцелуями моё лицо и бормочет:

— Ты невероятная, ослепительная, ты… ты…

Он целует, облизывает шею и ключицу, сжимает груди, снова загораясь желанием.

Что это тёмный переворачивает меня на живот и целует лопатки, плечи, щекоча влажным горячим членом бёдра.

Что это он, плотно обхватив коленями мои ноги, снова проникает внутрь, уже уверенный, что я выдержу всю силу его страсти.

Что это тёмный с такой звериной неистовостью рычит и вторгается в меня, оглушённую собственными стонами, придавленную к смятому, влажному покрывалу, обезумевшую от наслаждения, почти не прерываемого минутами ясности.

Что это он хочет меня всё сильнее, быстрее, глубже, подстёгиваемый моими стонами и встречными толчками бёдер.

Что от его движений скрипит и ходит ходуном кровать, а я уже лежу без движения — само воплощённое пламя, пока он рычит, всаживаясь и всаживаясь, потому что уже сейчас, вот скоро, буквально через мгновение его разорвёт от слишком острого удовольствия.

Что это он кричит в последних лихорадочных движениях и снова кончает в меня, задыхаясь от невыносимого удовольствия, усталости, счастья, от смеси бешеных чувств и ощущений.

Что это тёмный полулежит на мне, оглаживая мокрое плечо, бедро, переворачивая, прихватывая грудь, теребя сосок, целуя моё плечо, шею, ухо, висок. Тяжело дыша…

Что это от близости с ним меня переполняет ощущение счастья, будто внутри разливается свет…

Определённо стоит переспать с тёмным, чтобы избавиться от наваждения.

Села, потянулась и, найдя взглядом платье, наклонилась за ним.

— Лиа, — прошептал Гур, обхватывая меня за талию, пробираясь широкой ладонью к грудям. — Поехали с нами. Ты, я, Роно. У нас в семье жён берут по оркскому обычаю, то есть сразу на всю семью. Тебе понравится: ты слишком горячая для одного мужчины, тем более человека.

Я — и пара наёмников. Даже засмеялась, похлопала Гура по горячей руке:

— Приятель, я занята. Всерьёз и надолго. — Снова потянулась к платью.

Сев, Гур притиснул мою спину к груди, запустил руку между моих ног и сладко надавил на умопомрачительно-чувствительную выпуклость. Я застонала.

— Погоди, — шептал, поглаживая, проникая пальцами внутрь. — Побудь со мной ещё немного.

— Если покормишь. — Насадилась на его пальцы. — Вкусно покормишь: мясо, сыр, свежий хлеб. И молока. И будку с мёдом.

— Конечно, сладкая, конечно. — Гур целовал моё плечо, продолжая орудовать внутри, свободной рукой стискивая грудь. — Сейчас всё будет… Ох ты ж… ты просто нечто… ты… ни одна женщина меня так не возбуждала…

У него действительно снова стоял, и руки дрожали от нетерпения. Приподняв меня, Гур подпихнул член снизу и помог сесть на него до самого-самого упора — я шумно выдохнула. И снова представила, что это тёмный обхватывает, сминает, гладит и снова сминает мои груди, сжимает соски, слегка подталкивая бёдра.

Что это он обхватывает меня и помогает двигаться вверх-вниз всё быстрее и резче, пока я не сбиваюсь от удовольствия, и тогда он выходит из меня, разворачивает, запуская пальцы в волосы, и умоляет:

— Возьми, возьми его в рот…

Что это его горячий и твёрдый член я обхватываю губами и втягиваю до самого горла, и его пальцы стискивают мои волосы, направляя, задавая ритм. Что это его так дико возбуждает зрелище, как твердокаменная плоть врывается в рот, а моя ладонь скользит по толстому, перевитому венами основанию. Меня распирает от энергии, от желания двигаться, и я жадно сосу терпко-солёную головку, горячую, влажную, твёрдую…

Перед оргазмом он стал вскрикивать, положил ладонь на затылок, направляя на мелко содрогающийся член. Семени плеснулось совсем мало, но он гладил меня по волосам до выхода последней вязкой капли. Провёл дрожащими пальцами по горлу, я сглотнула. Член выскользнул изо рта.

Гур медленно лёг на бок и попытался положить меня рядом, но мне сама мысль о лежании без движения казалась кощунственной. Восхищённо глядя, Гур переводил дыхание:

— Ты нечто.

— Знаю. — Вывернулась из его рук, вытерлась краем покрывала и стала надевать платье.

Он ласкал меня взглядом, улыбался.

Оправив подол, протянула руку:

— Деньги на завтрак.

— На поясе ещё кошелёк, — Гур подпёр щёку ладонью.

Он следил за мной с ленивой жадностью и ничего не сказал, когда я забрала весь его тощий кошелёк. Взялась за ручку, но слова Гура меня остановили:

— Я здесь поживу немного. Заходи, когда захочешь.

Как показывал опыт, я хочу чаще, чем способен выдержать даже полуорк. На самом деле единственный, кто мог полностью удовлетворить мои потребности — Эсин, но он так далеко…

— Зайду, — я вышла в коридор.

Закрыла дверь.

Из комнаты, которую занимали мы с тёмным, выскользнула раскрасневшаяся хозяйка гостиницы. Оправляя подол, она заметила меня, покраснела ещё гуще.

Мы смотрели друг на друга.

Её губы были приоткрыты, зрачки расширены, грудь часто вздымалась, сквозь ткань выпирали соски худосочных грудей. Красные пятна расползались по шее.

«Она с тёмным трахалась», — осознала я, и мелкая дрожь пробежала вдоль спины, домчалась до кончиков ног.

Хозяйка гостиницы, похоже, тоже сообразила, почему я выхожу из чужой комнаты. Мы одновременно шагнули навстречу друг другу…